Печалька и братья Астаховы 2

На первом же обеде в доме Астаховых выяснилось досадное недоразумение, а именно то, что я не знаю русского языка. Моя мать была англичанкой, дочерью капитана Марка Бишопа из Ливерпуля, и всегда говорила со мной по-английски. И только отец мой, капитан Астахов, возвращаясь в каюту поздно вечером и укладывая меня спать, рассказывал мне сказки на русском. Он рассказывал мне про огромного богатыря в кольчуге и латах, что одним ударом отсекал двенадцать голов огнедышащему дракону, имя-отчество которого было Змей Горыныч. Также он рассказывал мне о своих морских походах на фрегате «Быстрый»: как он полгода провел на Ямайке, где фрегат оснащали новыми парусами после одного большого шторма, как фрегат сел на мель, зацепившись за коралловые рифы у побережья Флориды, недалеко от цепочки островов Ки-Вест.

И вот теперь, послушав мои английские морские словечки за обедом, патриарх рода Астаховых, граф Петр Алексеевич сказал мне:

-Если ты будешь говорить со мной по-английски, я тебя буду сечь за это розгами, Наталья! Ты в России, ты в Москве, вспоминай русский язык, деточка!

Так сказал Петр Алексеевич, и единственное, что я ответила ему, было:

-Да, сэр!

Я прекрасно поняла, что он сказал мне по-русски. Все дело было в том, что я понимала русский лучше, чем я могла говорить на нем. И я прекрасно поняла дядю, когда он сказал, что за разговоры на английском меня ожидают розги. Так что я старалась говорить с Астаховыми на русском, я честно старалась. Они посмеивались над моим акцентом, ежеминутно поправляли меня, когда я путала падежи, коих в русском языке было чересчур много. Старый граф Петр Алексеич был недоволен мною. Он считал, что я нарочно путаюсь в русской грамматике, чтоб только меня оставили в покое.

И вот однажды, перед воскресным обедом, граф Петр Алексеич сказал мне:

-Похоже, без розог ты не можешь, Наталья… Я обещал тебя высечь, и я тебя высеку… Сегодня же, за обедом… готовь свою задницу под розги!

-Дядя, не надо! Я буду лучше… сказала я Петру Алексеичу со слезами на глазах. Но он не внял, и в столовую, во время обеда, принесли длинные прутья. Мне велено было поднять себе юбку. Стоя посреди столовой, я ощутила, что все глаза семейства Астаховых в тот момент были сосредоточены на мне. Я медленно повернулась спиной к Астаховым и подняла себе юбку. Тишина в столовой воцарилась неимоверная. Я посмотрела на Петра Алексеича, не передумает ли он. Но Петр Алексеич уже обмакивал длинный березовый прут в кадушку с водой.

-Ложись, подставляй свою задницу, Наталья Ивановна! - сказал мой дядя, почти ласково. Я растянулась на широкой лавке, обитой кожей, что стояла у входа в столовую. Петр Алексеич подошел ко мне с розгой в руке.

-Панталоны забыла снять, однако! - рассмеялся он, и стянул с меня шелковые панталоны, те самые, что я привезла с собой из Ливерпуля.

Я осталась лежать на лавке с голой задницей, ощущая кожей своих ягодиц взгляды Астаховых, обращенные ко мне. Сердце мое замерло. Дядя замахнулся прутом, и в следующий миг я услышала свист лозы и почувствовала, как розга обожгла меня  между приспущенными панталонами и приподнятой юбкой. Я не выдержала, и выругалась по-английски так, как всегда ругался наш впередсмотрящий, когда черные тучи затягивали горизонт.

-А вот тебе за ругань! А вот тебе за английский!! - сказал Петр Алексеич и снова вытянул меня поперек голых ягодиц. Где-то после пятого или шестого удала прутом, я вдруг вспомнила русский язык:

-Дядя, простите меня, я больше так не буду! - сказала я Петру Алексеичу, и на этот раз он оказался доволен мною. Мне разрешили подтянуть панталоны и встать с лавки.

-Знаешь что, Наташа… - сказал Петр Алексеич совершенно будничным тоном, - а попросим-ка мы моего младшенького, Алешку, поучить тебя русскому… А то у мальчика английский хромает ровно настолько же, как у тебя - русский… Авось, вы сможете друг другу пособить… и заодно, познакомитесь поближе…

Ох, лучше бы он этого не говорил!