Офисное столкновение

1. Я здесь царь и бог.

Окна сорокового этажа тянулись в ночь, как безмолвные экраны, отражая огни мегаполиса. Дерек стоял перед панорамным стеклом, держал неподвижно телефон и ждал, когда тяжёлый бас отца стихнет в трубке.

— Ты снова подводишь холдинг, — прорычал отец. — Я вложил в тебя больше, чем в любой актив. Или начинай показывать результаты, или возвращайся за стол переговоров… со мной.

Щёлк — связь оборвалась.

Дерек сжал челюсти. «Результаты» означали подчиниться — стать тенью отца. А он обещал себе, что никогда больше не позволит себе быть чьей-то тенью.

— Грубый сегодня разговор? — насмешливый шёпот раздался за спиной.

Дерек не вздрогнул: он почувствовал её ещё до того, как она вышла из лифта. Запах горького апельсина и индийского жасмина — фирменный парфюм Глории, персональной ассистентки отца и… с некоторых пор ночного тайного пламени самого Дерека.

Глория прислонилась к дверному косяку. Светлые волосы, поймав свеченье потолочных ламп, заиграли желтизной, голубые глаза мерцали азартом.

— Разговор обычный, — он обернулся, — папа играет в шахматы, только вместо фигур — люди.

— А ты? — она приподняла тонкую бровь. — Бунтующий ферзь без доски?

— Ферзя не держат в клетке.

Он подошёл ближе. Видел, как колеблется тонкая чёрная лента её ожерелья у горла. Она всегда выбирала темное: словно напоминала миру, что огонь нуждается в фоне ночи, чтобы стать ярче. Но Дерек выбрал ее по одной веской причине, вовсе не потому что она так хорошо управлялась ртом.

— У тебя получилось? — спросил он тише, чем шёпот офисной вентиляции.

— Ты сомневался? — Глория вынула из кейса тонкий планшет. На экране — сводка внутренних отчётов: инвестиционный портфель холдинга, график откатов в дочерних структурах, личные встречи босса с «гостями» из госкомпаний.

Дерек втянул воздух. Эти цифры подтвердят всё, что он подозревал: отец готовился поглотить стартап-конкурента через подставную компанию, а в качестве страховки уже оформлял сделки с… Да, тут стояло его имя рядом с пунктом «обязуется подписать меморандум».

— Он не оставляет мне выбора, — мрачно произнёс Дерек.

— Ты хотел доказательства, — напомнила Глория.

Дерек провёл пальцами по её запястью — там лёгкий след тёплой золотой пудры. Он – наследник империи, она – взгляд, слух и секретарь его отца. Их связь — оскорбление всем корпоративным правилам и идеальное укрытие для шпионажа. Слишком близко, чтобы кто-то заподозрил измену.

— Ты знаешь, что отец разрушит тебя, если узнает, — он задержал взгляд на её губах.

— Он никогда не замечает то, что у него под носом. — Она улыбнулась дерзко. — А ты? Ты уверен, что, разоблачив его, не станешь таким же?

Вопрос больно зацепил. Дерек отступил шаг, будто отзвонил неуловимый гонг. Сквозь стекло снизу доносилось ревущее море автомобилей, вечный гул города. Где-то в этом гуле пряталась свобода, но и настоящая цена.

— Я не собираюсь брать его методы. — Дерек посмотрел на файлы. — Я очищу компанию, уберу серые схемы, сохраню рабочие места и...

— Знаешь, что смешно? — Глория перешла на полутон, подошла близко, и аромат жасмина стал прянее, почти удушающим, — в этих документам отец уже вычеркнул тебя из будущего. Он планирует оставить «Грасс Групп» твоей сводной сестре. Ты ему нужен только до момента сделки.

Слова ударили холодом. Дерек выпрямился, пальцы невольно сжались в кулак.

— Тем более, — выдохнул он, — я обязан действовать быстрее.

Глория изучала его лицо. В её взгляде не было жалости — только озорной интерес и искорки неожиданной мягкости.

— Какой план? — она опустилась на край стола, закинув ногу на ногу. Чёрная юбка приподнялась ровно настолько, чтобы кожа коснулась стеклянной кромки.

Небо за окнами потемнело, молния вспыхнула где-то далеко, пока Дерек в уме складывал уравнение: доступ в внутреннюю сеть, плюс компрометирующие данные, плюс свет утреннего СМИ. Но взгляд невольно возвращался к изгибу её колена.

Он положил ладонь на планшет, но пальцы дрожали уже по другой причине.

— Я взломаю его план до того, как он подпишет поглощение. — Дерек говорил ровно, хотя сердце ускоряло такт. — Покажу совету директоров, что прикрытие фиктивное. А пока — нужны еще файлы. Переписка с брокерами, черновики меморандумов.

Глория оттолкнулась, встала и подошла вплотную. Свет от неоновой вывески отражался на её глазах, делая их почти изумрудными.

— Я достану. Но мне понадобится допуск к серверной. — Она обвела пальцем его воротник и ловко поправила пуговицу. — Твой подписной ключ даёт максимум прав.

— Я подставлюсь. Сразу станет очевидно.

— Тогда ты будешь в другом месте, с алиби. — Она улыбнулась тонко. — Со мной.

Дерек хотел возразить, но дыхание задержалось: пока она говорила, тонкий ноготь описывал по его шее едва заметный путь к ключевой карте, висевшей на шнуре. Она одним ловким движением отстегнула её.

— Не забывай свое место! — Он напрягся.

— Тш-ш. — Глория коснулась губами его уха. — Доверься. Как ты доверяешь ночью.

Воспоминание вспыхнуло ярко: тесная квартира, шторы колышутся от летнего ветра, её белые локоны рассыпаются по подушке. Он помнит вкус — и как каждое прикосновение стирало клеймо фамилии.

В коридоре тихо звякнул лифт. Они оба вздрогнули: полночь — но здание жило, охрана обходила этажи.

— Спрячься в переговорке, — шепнула Глория. — Я займусь серверной сейчас. У утренней смены будет слишком мало времени, чтобы заметить, что админ-запрос прошёл ночью.

Дерек кивнул. Но когда она развернулась к двери, он поймал её за руку.

— Зачем ты это делаешь? — спросил он серьёзно.

Она обернулась, огонь в волосах обнял её лицо.

— Может, я люблю наблюдать, как рушатся империи, — поддразнила Глория. — А может, у меня тоже есть счёты с твоим отцом.

Дерек прочёл в её лице больше, чем слова. Тайна там была старше их связи, и не менее опасна. Молния сверкнула снова, и на мгновение город-красавец за окном показался декорацией к той драме, где они — лишь актёры, обрекающие себя на падение.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Переговорная была холодна и пуста. Дерек закрыл за собой матовое стекло и включил дежурный свет. Пока он ждал сигнала от Глории, мысли кружились, как ветер за фасадами башен: если по плану всё пойдёт гладко, отец лишится контроля до конца недели. Если нет — Дерек останется без зала, без трона и без имени.

Телефон завибрировал. Одно слово: Готово.

Он вдохнул и медленно выдохнул. В груди сперва разлилось чувство тихой победы, но следом поднялась волна тревоги: так быстро? Он взглянул на время — 01:17.

Щёлкнула ручка. Глория вошла бесшумно, лицо зачёркнуто тенью.

— Карту на место? — спросил он.

— Да. Логи почистила. — Она подошла и передала флеш-накопитель. — Здесь всё.

Дерек взял гаджет. Их пальцы встретились, и, как всегда, от простого контакта проскочила искра. Он хотел сказать что-то важное — о том, что они перешли точку невозврата, что последствия могут разрушить обоих, — но слова окаменели во рту.

Глория коснулась его груди. Одно движение, и чёрная рубашка расстёгнута до середины. Серый свет ламп вычерчил по её коже янтарные тени.

— Мы ещё успеем уйти, — шепнула она. — Но перед бурей…

В её взгляде не было страха. Лишь упрямая жажда жизни — и тень печали, которую он всё никак не мог разгадать. Дерек обнял её за талию, приблизил к себе. Мир сузился до тепла её дыхания и грохота крови в висках. Они знали, что это опасно, но ещё лучше знали, как нелепо прятать огонь под кожей, притворяясь холодным.

Его ладонь нашла изгиб её спины, она зацепилась пальцами за его волосы. Стёкла высотных окон дрожали под натиском ветра. Всё остальное — планы, войны, фамилии — умолкло, как ночь замирает перед грозой.

Дерек поднял глаза. В отражении стекла два силуэта сливались в одну тень, а за ними — город, бесконечный и равнодушный.

— После этого ночного шторма, — прошептал он, — небо будет другим.

— И мы тоже, — ответила Глория.

2. Игра с новой фигурой

Они больше не говорили об этом. Ни утром, ни в переписке, ни даже глазами. Между ними теперь лежал накопитель — как граната без чеки — и тишина, слишком громкая, чтобы казаться случайной.

Утро понедельника в «Грасс Групп» пахло свежесваренным кофе, лаком для волос и чужими амбициями. Дерек шагал по коридору как по минному полю. Его лицо было бесстрастным, движения — отточенными, но внутри пульс ускорял ритм: скоро начнётся цепная реакция.

Совет директоров соберётся через неделю. Достаточно времени, чтобы перехватить инициативу, но слишком мало — чтобы оступиться.

Глория мелькала в офисе как блеск лезвия — то с документами, то с наушником в ухе, откуда доносились коды доступа и полуночные пароли. Они не касались друг друга. Они уже были слишком близко.

Всё изменилось во вторник в 09:12.

— Прошу внимания. — Голос отца прорезал пространство, как кнут. — Хочу представить вам нового члена команды. Стажёрка, но не по уровню, Лав Пресли.

Дерек поднял взгляд. В дверном проёме стояла девушка — молодая, но не наивная. Рыжие волосы, как пламя осени, собраны в тугой пучок. Белая сорочка без единой складки, взгляд — зелёный, как трава в полдень, но холодный, как утро после разочарования.

— Господин Грасс. — Она кивнула ему первой, и на секунду Дерек ощутил, что на него смотрят не глаза, а сканер.

Он промолчал. Просто вернулся к экрану, но не смог прочитать ни строчки.

Позже, в лифте, она снова оказалась рядом. Строгий блокнот в руках, ровная осанка, словно шпиль.

— Я изучила ваш доклад по «Аксис». — Голос без лести, но без агрессии. — Ваш расчёт на корреляцию валютной ставки после ребрендинга — необоснован. Он не выдержит независимого аудита.

— Вы в компании сорок минут, а уже ставите диагноз? — холодно отозвался он, не поворачивая головы.

— Я не ставлю диагноз. Я предупреждаю. Но это ваш выбор — проигнорировать факты.

Двери открылись, и она вышла первой.

Дерек на мгновение остался в кабине. Сердце отозвалось непривычным уколом. Раздражение? Интерес? Или… вызов?

Следующие дни превратились в дуэль.

На каждом совещании Лав задавала вопросы, точные как уколы шпиля. Она не спорила. Она уточняла. Она раскрывала несостыковки в его выкладках так, будто не пыталась уязвить — просто искала истину.

Дерек сдерживался. Но каждый её взгляд, каждое замечание звучали, как напоминание: кто-то читает его игру сквозь карты.

Глория уловила перемену первой. В её движениях появилась шероховатость, в словах — кислота.

— Она не просто стажёр, — сказала она вечером, запирая папку в сейф. — Такие приходят не за опытом. Они приходят за местом.

— Что ты хочешь сказать?

— То, что твой отец слишком уверен в себе. И когда он чересчур уверен — он начинает водить козырей по одному.

Он ничего не ответил. Но на следующий день Лав выиграла внутренний тендер на сегментную модель «Аксис». Без поддержки. Только логикой.

Пятница. 21:30. Её ноутбук всё ещё светился в открытом окошке переговорной.

Дерек подошёл. Стук в стекло. Она подняла глаза.

— Думаешь, я украду презентацию? — спросила, не закрывая файл.

— Думаю, ты уже это сделала. — Он вошёл. — Или ждёшь, пока я предложу сделку.

— Вы действительно так обо мне думаете? — Она закрыла ноутбук. — Что я охочусь за вашим местом?

Он смотрел на неё долго. Её лицо было спокойным, без защиты. Но в глазах — напряжение, как перед ударом молнии.

— Я думаю, ты не боишься играть против меня. А это уже делает тебя опасной.

— Тогда берегись. — Лав встала, подошла ближе, чем позволяла субординация. — Потому что я умею выигрывать.

Между ними повисло электричество, другое, чем с Глорией. Жёсткое, трещащее, почти недоброе. Как у двух врагов, которые слишком похожи, чтобы не притягиваться.

Когда она вышла, он остался один. Свет на потолке колебался от ночного ветра.

Он взял её блокнот, случайно оставленный на столе. Страницы исписаны схемами, линиями, вопросами. На одной строчке:

«Почему он боится быть сыном?»

Он захлопнул его резко, как будто это могло стереть всё увиденное.

Вечером Глория пришла к нему без приглашения. С вином и в тишине. Она целовала его с яростью, будто хотела забрать обратно все минуты, которые он, сам того не замечая, подарил другой.

— Она тебе нравится, — сказала Глория, лёжа на его груди. — Ты не признаешь, но я вижу.

— Ты — единственная, кто знает обо мне всё, — ответил он глухо.

— Это неправда. Я знаю только то, что ты показываешь. А она... она смотрит туда, где ты сам не хочешь видеть.

Молчание. Сквозь стекло — город, мигающий огнями, как рана, которую никто не залечивает.

Когда Глория ушла, он не спал. Он думал о цифрах. О наследии. О слабостях, которые кажутся мелочами, пока не превращаются в трещину по стеклу.

Но больше всего — о зелёных глазах, в которых он видел не себя… а того, кем он мог бы быть.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

3. Секреты под кожей

Понедельник начался без предупреждений. Ни писем, ни звонков, ни даже взгляда со стороны Лав — будто пятничного вечера не было, будто слова, пробежавшие меж ними, растворились в кондиционированном воздухе офиса.

Но Дерек чувствовал: в ней что-то менялось. Не позиция. Не поведение. Глубже — как будто под её кожей открылся новый слой. Секретный, острый. И он был не уверен, хочет ли его касаться.

— Ты стал часто о ней думать, — сказала Глория, когда они встретились на парковке. Она стояла у своей машины, ветер трепал светлые волосы, а глаза были ясными — слишком ясными.

— Я думаю о ней, как о сопернике, — ровно произнёс он.

— Вот только ты никогда так не смотрел на соперников. Не держал взгляд слишком долго. Не молчал после коротких диалогов. — Она прикусила губу. — Она красивая, Дерек. Молодая. Осторожная. И ты хочешь в ней утонуть, как будто она — выход.

Он ничего не ответил.

Глория засмеялась — глухо, с горечью.

— Только помни: в воде можно не только плавать. Можно захлебнуться.

Во вторник в 17:00 Лав исчезла.

Её стол был пуст. Телефон — отключён. Коллеги пожимали плечами. Отец хмурился, но ничего не объяснял.

Дерек ощущал странное беспокойство. Не тревогу, не ревность — чистую настороженность, как будто он открыл файл, который не должен был видеть.

Он начал искать. Лав не оставила следов в системе. Её временный пропуск был неактивен. Только один странный факт: накануне ночью кто-то входил в архивную комнату. Под чужим именем.

Она вернулась сама — в среду, как ни в чём не бывало. Папка в руках, волосы собраны в строгий узел, зелёные глаза спокойны, как ледяное озеро. Но что-то в походке изменилось — как будто она перешагнула через собственный страх.

— Где ты была? — спросил он резко, поймав её у лифта.

— На встрече. — Пауза. — Личной.

— С кем?

— С прошлым.

Они вошли в кабину. Металл отразил их как двойников — чужих, но странно связанных.

— Ты не просто стажёр, — тихо сказал он.

— И ты не просто сын.

Он повернулся к ней. Близко. Слишком близко. Он почувствовал, как тепло её кожи пробивается сквозь одежду, как аромат бергамота и перца накрывает его с головой.

— Скажи мне, кто ты, Лав.

Она улыбнулась. Медленно. Как пламя в камине.

— Я Пресли. И этого достаточно для начала.

— Пресли? — Он нахмурился. — Как та семья, которую мой отец…

— Да. Именно она. — Её голос стал острым. — Он уничтожил мой дом, Дерек. Мой бизнес. Моё имя. И теперь я здесь — чтобы забрать назад.

Молчание стало тяжёлым, как гравий.

— Ты шпионка? — спросил он наконец.

— А ты? — Она склонила голову. — Или ты всё ещё мечешься между Глорией и честностью?

Он резко отступил. Но сердце уже билось быстро. Не от злости. От признания.

Она тоже враг отца.

И они сражаются за разные цели… но стоят на одной шахматной линии.

— Мы не можем работать вместе, — бросил он вечером, встретив её в серверной. — Это слишком.

— А ты хочешь, чтобы я ушла?

Она смотрела прямо, без вызова. Но в её глазах — огонь и тень.

Он подошёл ближе. И сам не понял, в какой момент расстояние исчезло.

— Нет, — выдохнул он. — Хочу знать, на чьей ты стороне.

Она подалась вперёд.

— Пока ни на чьей. Я не играю в чьи-то партии. Я — создаю свои.

И поцеловала его первой. Резко. Без просьбы. Без обещаний.

Это был поцелуй без нежности. Но с правдой. С жаром. С памятью всех утрат и страхом повторить их.

Они оторвались одновременно. Глаза в глаза. Пульс — как барабан в военном марше.

— Я не Глория, — прошептала Лав. — Я не прошу доверия. Я беру риск. Ты идёшь со мной — или против.

Он кивнул. Почти незаметно.

Пока где-то за стеной стучали шаги безопасности, а на экране всплывал лог входа «admin-shadow42», они оба поняли: теперь это не просто борьба за контроль над холдингом.

Это война с тенью — и каждый из них держит в руке нож.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

4. Красивая ложь

Офис дышал цифрами и кофеином, но Глория чувствовала под его кожей — яд. Он ещё не пустил корни, но уже обжигал.

С первого взгляда она не приняла Лав всерьёз. Слишком юная, слишком ровная, слишком… гладкая. Та, кто хочет впечатлить, а не выжить.

Теперь она знала: ошиблась.

— Она исчезла на ночь. — Глория стояла перед серверной, держа в руках логи системы. — А утром в хранилище появились копии прошлых контрактов «Грасс Групп». Папка с архивным тегом, которую ты, между прочим, сам никогда не открывал.

— Ты следишь за мной? — Дерек повернулся, в голосе — сталь.

— Я слежу за безопасностью. И за тобой, да. Потому что ты не в шахматной партии — ты в огне, и танцуешь босиком. — Она приблизилась. — Ты понимаешь, что она копала под нас?

— Нет. Она копала под моего отца.

— Разницы уже нет. — Глория отбросила волосы назад. — Ты сжёг мост. Теперь ты — не Дерек Грасс. Ты — часть заговора. И если она раскроет всё раньше, чем мы ударим первыми…

Он замолчал. Знал, что Глория права.

— Кто она? — спросила она мягко, почти ласково. — Потому что в архивах я нашла её имя. Пресли. Прежнее название небольшой фармацевтической компании, поглощённой «Грасс Групп» три года назад. Тогда ещё через оффшоры, по схеме, которую твой отец считал «изящной». Компания обанкротилась, а владелец — Пресли Джеймс — умер спустя месяц. Сердце. Или, как говорили некоторые — горе.

Дерек закрыл глаза. Словно на секунду захотел остановить время.

— Лав — его дочь, да? — Глория говорила почти с жалостью. — Она пришла мстить. А ты, конечно, выбрал влюбиться. Типичный ты.

— Это не имеет значения, — отрезал он. — Я сам выберу, с кем и как идти до конца.

— Ты выбрал огонь против огня, Дерек. — Она положила ладонь ему на грудь. — Но когда всё вспыхнет, не зови меня тушить пожар.

Глория вышла из серверной с прямой спиной. Внутри же — всё пылало.

Она не боялась Лав. Она боялась чувства, которое появилось у Дерека. Оно делало его уязвимым. А уязвимость — это щель, через которую враг входит в сердце и ломает всё остальное.

Они с Дереком строили заговор месяцами. Она дала ему доступ, скрыла его следы, разложила карту атаки по пунктам. И она же знала: если его затопит новая волна — их общее дело погибнет.

Глория подошла к своему ноутбуку, ввела личный код и вызвала зашифрованный канал. На экране появился знакомый силуэт — в полутени, голос искажён защитой.

— План меняется, — тихо сказала она. — У нас новый игрок. Вмешалась Лав Пресли. Да, дочь того самого. Она ближе к Дереку, чем я предполагала. Да, физически тоже.

— Опасна?

— Очень. И, боюсь, слишком умна для случайной мести. Думаю, она работает не одна.

Пауза на том конце.

— Убери её.

Глория выдохнула.

— Сделаю иначе. Я вброшу ложь. Одну, но красивую. И посмотрим, на кого она нападёт первой — на нас… или на свою тень.

В полночь Дерек вернулся в офис — и нашёл на своём столе распечатку. Без подписи. Без исходника. Только один лист.

На нём — скан договора.

Год назад. Подпись Лав Пресли.

Проект: RIN-45.

Контрагент: NovaInvest.

Связь: компания, формально связанная с конкурентами «Грасс Групп».

Формулировка внизу: консультативное участие и сбор внутренней информации, касающейся поведения акционеров холдинга Грасс.

В углу — пометка от руки: ты уверен, что знаешь, с кем спишь?

Дерек застыл. Слово за словом разрывали голову, как стекло на бетонной плитке.

Он не слышал, как лифт поднялся.

Не почувствовал, как кто-то вошёл.

— Ты что-то нашёл? — голос Лав прозвучал так невинно, что хотелось поверить.

Он поднял взгляд на неё.

Зелёные глаза — не испуганные. Но настороженные.

А в руке у него — нож правды.

Теперь — его ход.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

5. Ход королевы

Лав стояла в дверях, как будто не она только что перевернула всё поле боя. Тень от её силуэта легла на ковёр, будто метка: я здесь, и я больше не прячусь.

— Ты что-то нашёл? — её голос был мягкий, но внутри каждого слова — осторожность.

Дерек держал распечатку. Слова на бумаге жгли кожу пальцев, как кислота. Но лицо его оставалось каменным.

— Просто сводка с прошлых тендеров. — Он сунул лист в ящик стола. — Ерунда.

Лав подошла ближе, будто проверяла, не врёт ли он. На ней была простая белая рубашка, закатанные рукава, волосы слегка растрёпаны — как после бессонной ночи. Или нервной.

— Ты странный сегодня. — Она наклонилась, изучая его глаза. — Ты мне не веришь?

Он хотел сказать "нет", но в горле застрял горький ком. Он видел, как её рука невольно дрогнула у бедра. Она нервничала. Значит — не всё подстроено. Или она слишком хороша.

— У меня много дел. Завтра встреча с инвесторами. — Дерек встал. — Нужно быть готовым.

— Ты избегаешь меня?

— Нет. — Он поймал её запястье. Внутри него всё металось — желание, сомнение, гнев. — Я просто не люблю сюрпризы.

— Тогда я тебе не подхожу. — Она улыбнулась и поцеловала его быстро, легко, как на прощание. — Я вся — из сюрпризов.

Когда за ней закрылась дверь, Дерек рухнул обратно в кресло.

Он хотел ей верить. Чёрт, он почти поверил. Но бумага не лжёт. Или… лжёт тот, кто её подкинул.

Глория. Он знал её стиль. Не шантаж — яд под видом заботы. Она умеет бить без следов.

— Ты подбросила бумагу. — Его голос звучал ровно, но Глория даже не обернулась.

Она стояла у огромного окна и пила крепкий чай из чёрной керамической кружки. В её позе — вся усталость века.

— Я дала тебе информацию. А ты решай, что с ней делать. Любовь — это прекрасно, Дерек. Пока она не приносит смерть в портфеле активов.

— Ты не имела права вмешиваться.

— Я вмешалась в то, что строила с тобой. — Глория повернулась. — Или ты забыл, чьей рукой мы расшатывали империю?

— Ты боишься, что я её выберу.

— Я знаю, что ты уже её выбрал. Вопрос в другом: она выбрала тебя — или использует?

Молчание было долгим. Глория подошла ближе, осторожно. В её глазах не было злости — только холодная ясность.

— Мне нужен день. Только один. Я проверю подлинность документа. Если это подделка — я исчезну. Если нет… — она коснулась его руки, — тебе придётся делать выбор.

Ночь. В кабинете снова гудели сервера. Дерек сидел в одиночестве, только свет от монитора разрезал тьму.

Он открыл лог системы. Сканировал следы. Пытался понять, кто врал.

И тогда заметил аномалию: файл с архивным договором входил в систему с временной меткой, но... IP не принадлежал Лав. Он совпадал с гостевой сетью отеля "Веридикт" — того самого, где его отец вёл теневые переговоры.

Он моргнул.

Фальсификация. Подставной путь.

Он встал, резко, стул отъехал назад. И тут понял: Глория уже знала, что документ — фальшивка. Она просто хотела, чтобы он поверил. Потому что в войне за империю нет места сомнению.

Позже ночью он вошёл в переговорную. Там сидела Лав, босиком, ноги подтянуты к груди. На стекле её отражение казалось чужим — огненные волосы, зелёные глаза, и усталость в чертах.

— Прости, — тихо сказал он. — Я сомневался. Не в тебе. В себе.

Она не ответила. Только протянула руку. И он сел рядом.

— Мой отец умер из-за твоего. Это правда. — Лав говорила не упрёком — приговором. — Но я пришла сюда не за местью. Я пришла, чтобы остановить его. Он разрушает людей. Компании. Целые жизни.

— И ты была готова использовать меня?

— А ты меня?

Тишина. Их дыхание слилось в одну линию.

— Я не хочу больше быть ничьим оружием. — Он взял её ладонь. — Ни его. Ни Глории. Ни даже твоим. Я хочу… выбрать сам.

— Тогда выбери. Пока не поздно.

На рассвете, в момент, когда офис только наполнялся светом, Глория стояла на крыше. Волосы развевались, а в пальцах — сигарета, почти погасшая.

— Он сделал выбор, — сказала она в телефон. — Слишком поздно для спасения.

На том конце ответили:

— Тогда ты знаешь, что делать.

— Да, — её голос стал ледяным. — Если он не идёт против империи — он идёт против нас.

Она нажала отбой.

И в её глазах уже не было любви. Только война.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

6. Буря не нуждается в спасении

Сначала Лав почувствовала это в воздухе. Не в документах, не в логах — в дыхании коридоров, в заминке охранника у лифта, в том, как администратор вдруг забыла её имя. В фирме, где всё работало, как часы, началась едва уловимая вибрация тревоги.

Она не испугалась. Она насторожилась.

Старые уроки учили её: когда кажется, что шторм утих, — именно тогда и бьёт молния.

На её столе лежала визитка. Белая, без имени, только тиснение в углу: G². Она знала этот знак. Подразделение холдинга, работающее с “внутренними угрозами”. Там не было отдела HR — только аналитики, юристы и отмытые хищники в костюмах.

Глория начинает зачистку.

Лав выпрямилась. Она не стала прятать визитку — наоборот, воткнула её в монитор, как напоминание: время бежать прошло. Теперь только бой.

Дерек нашёл её в серверной. Там, где всё начиналось. Она стояла среди стоек, подсвеченная тускло-зелёным светом, словно сама была частью сети. Он сразу понял: она уже знает.

— Я пытался остановить её, — тихо сказал он.

— Глорию нельзя остановить. Только пережить. — Лав не повернулась. — Она боится потерять тебя. Она не знает, как терять красиво.

— Это не обо мне, Лав. Это о власти. Её власть держится не на документах. А на слабости других. На шантаже, страхе, прошлом. Но я больше не хочу быть частью её мира.

Лав медленно повернулась.

— Ты пришёл меня спасти?

— Нет. — Он сделал шаг ближе. — Я пришёл драться рядом.

На секунду в её глазах мелькнуло что-то — и исчезло. Потом она кивнула.

— Тогда слушай. Сегодня в 16:00 совет директоров. Повестка дня изменилась. Кто-то внёс срочное предложение о пересмотре контракта с “инвестиционными консультантами”. Это прикрытие сделки, ты знаешь.

— Знаю. — Он сжал зубы. — Отец торопится. Думает, что мы не готовы.

— А мы готовы?

— Почти.

Она вытащила флешку. Серебристый корпус, скошенные углы.

— Это не просто лог-файлы. Это видеозапись личной встречи Глории с представителем G². Они обсуждают зачистку. И ты там — в списке.

— Что? — его голос стал тише, хриплым.

— Она уже оформила документы. Если всё рухнет — свалит на тебя. Ты — жертва и виновник в одном лице. Идеально, правда?

Он закрыл глаза. Тьма внутри головы сгустилась, как гроза над городом.

— Я всё это заслужил, — сказал он. — Я играл в эту игру. Я думал, контролирую огонь, а он сжёг всё.

— Ты ещё можешь всё изменить. Но тебе придётся сделать это публично. Не взломом. Не из тени.

Она подошла и вложила флешку в его ладонь.

— Приди на совет. Покажи видео. Стань лицом бунта. Пусть увидят, кто ты есть. Или — исчезни.

— А ты?

— Я буду рядом. Но я не твой щит, Дерек. И не твоя жертва.

Он смотрел на неё, как будто впервые. Она стояла прямо, без защиты, без маски. Не героиня. Не злодейка. Просто человек, который выбрал не бояться.

14:42.

Совет собирался. В зале — стекло и глянец, холодные глаза директоров, дежурные улыбки. На повестке — сплошные цифры, но все знали: сегодня будет что-то большее.

Глория вошла первой. Вся — чёрный лед. Без эмоций. Без намёков. Только лёгкое движение головы, когда заметила, что в конце стола два свободных кресла — а не одно.

И когда Дерек вошёл, за ним шагнула Лав.

Глория замерла. Улыбнулась. Почти нежно.

— Ну что ж. Партия будет короткой.

Дерек положил флешку на стол. Подключил к экрану. Глория даже не шевельнулась.

Но когда видео пошло — всё изменилось.

Голоса. Лица. Даты. Намёки, превращённые в доказательства.

А потом — её голос. Чёткий, хищный:

“Если Дерек выберет её — он пойдёт вниз первым. Его можно будет выставить как подстрекателя. У нас есть всё.”

В зале наступила тишина. Потом — шёпот. Потом — холодный гул.

Глория встала. Она не защищалась.

— Вы все знали, кто я. Вы знали, как работает этот бизнес. Вам было удобно, пока я была нужной. А теперь — стали святыми?

Один из директоров встал.

— Ты больше не часть совета.

— Хорошо, — тихо сказала она. — Тогда пусть всё горит.

Она бросила на Лав взгляд, в котором не было ненависти. Только прощание.

— Ты победила. Но теперь тебе придётся жить в этом мире, где всё строится не на любви. А на страхе.

И ушла.

Когда зал опустел, Дерек остался с Лав. Они стояли в том же месте, где когда-то всё началось.

— Это конец? — спросила она.

— Это только дебют. — Он взял её за руку. — Но теперь у нас одна доска.

И где-то за окном, за стеклом, за тысячей этажей, город вспыхивал новым светом. И больше не был равнодушен.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

7. Против ветра стоят только упрямые

После совета директоров здание словно замерло. Коридоры стали шире, тени — гуще, лифты ехали медленнее. Мир не рухнул, но трещины в его стенах теперь слышались даже сквозь бетон.

Глория исчезла. В тот же вечер. Офис, квартира, охранные системы — пусто. Ушла, не хлопнув дверью. Только тень осталась на кресле, где она годами сидела, управляя чужими жизнями как страницами ежедневника.

— Она не сдалась, — тихо сказала Лав. — Она просто перешла в другую плоскость.

— Как и всегда, — отозвался Дерек.

Они стояли в конференц-зале, теперь их — официальном. Её карточка доступа обновлена, его подпись — восстановлена. Но вкус победы был горьким.

Он положил на стол распечатку: старая схема офшоров, на которых зиждился «Грасс Групп». Вложенные компании, замаскированные счета. Всё, что отец считал незыблемым.

— Если мы хотим реформировать холдинг, придётся вырвать не только корни, но и всю почву, — проговорил он. — А это значит: риски, потери, вражда. Никто не даст нам просто нажать кнопку «обновить».

— Я не пришла сюда за простым, — отрезала Лав. — Я пришла, чтобы построить с нуля. Даже если из стекла и пепла.

Он смотрел на неё. Не как на стажёрку, не как на союзницу. А как на равную.

— Тогда начнём с правды. — Он вытянул из ящика досье. — На меня. На отца. На Глорию. Здесь всё. История того, что я помогал покрывать.

Лав взяла папку. Полистала. И вдруг остановилась.

— Это… — она прищурилась. — Здесь имя. Джеймс Рэндалл. Это...

— Бывший партнёр моего отца. Исчез десять лет назад. Официально — несчастный случай. Но на самом деле… — он замолчал.

— Ты хочешь сказать, что твой отец…

— Убрал его, да. Или приказал. И Глория знала. Возможно, даже помогла. И теперь — угадай — кто снова активирует старую цепочку счетов? Кто-то использует подпись Рэндалла. Словно он снова жив.

Тишина потянулась между ними.

— Значит, прошлое возвращается. — Лав подняла глаза. — Не только к тебе. Ко всем.

Через два дня Лав получила письмо. Бумажное. Без маркировки. Только одна фраза на гладкой карточке:

«Если ты думаешь, что вы играете вдвоём — ты уже проиграла.»

Подписи не было. Но запах духов напоминал гвоздику. Глория? Или кто-то новый?

Вечером Дерек и Лав сидели на крыше здания. Ни свет, ни шум города не могли пробиться туда. Только ветер. Настоящий, сырой, с высоты.

— Что, если мы тоже станем ими? — спросил он вдруг.

— Кем?

— Теми, против кого сейчас боремся. Слишком легко скатиться в это. Сделать шаг — и уже не вернуться.

— Тогда мы должны каждый день напоминать себе, зачем мы здесь, — Лав провела пальцем по его ладони. — Не ради власти. Ради будущего. Ради других.

Он кивнул. Потом, медленно:

— Я больше не хочу быть продолжением чьей-то династии. Я хочу быть началом новой.

Она прижалась к нему плечом. Тихо, без слов.

А где-то внизу, на парковке, черный седан медленно отъезжал от въезда. За тонированным стеклом кто-то улыбался — уголком губ, как у змеи, поджидающей время, чтобы ужалить.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

8. В зеркале никто не чужой

Они думали, что ночь будет тише. Что буря, обрушившаяся на холдинг, остыла, как металл под водой. Но страх редко уходит один — он просто меняет лицо.

— Ты не спала? — Дерек вошёл в офис с двумя стаканами кофе. Лав стояла у окна, босиком, в одной рубашке — его.

— У нас пробили сервер. Только на минуту, но достаточно. Кто-то из внутренних. Или… — она развернулась. В глазах — не усталость, а злость.

— Или Глория, — закончил он. — Она всегда играла в долгу.

Лав кивнула. — Но это не самое странное. В логах отразился файл. Шифрованная передача с внешнего адреса. На моё имя.

Он замер.

— Что в файле?

— Досье. На меня. — Она подняла планшет. — Неофициальное. Психологические оценки, профили угроз, даже фото из детдома.

— Ты выросла в приёмной семье? — он почти шептал.

— Меня удочерили в пять лет. Я никогда не знала, кто мои настоящие родители. — Она медленно выдохнула. — Но там есть снимок. Женщина у ворот «Грасс Групп», 1998 год. Та же родинка, что у меня. Та же линия скул. Это моя мать. Она работала здесь. До… исчезновения.

Молчание распласталось между ними.

— Империя твоего отца… — сказала она глухо, — стерла и мою семью тоже.

Позже, когда здание опустело, они пробрались в архив — старую комнату, заваленную бумажными коробками, пыльной мебелью, забытыми файлами. В углу, под полкой, Лав нашла её.

Папка: “Клэр Пресли. Отдел PR. Уволена 1999. Дело закрыто.”

Но в деле была не только запись об увольнении. Там был отчет службы безопасности: Клэр пыталась передать документы прессе. Документы, которые указывали на то, что Джеймс Рэндалл и Александр Грасс (отец Дерека) через подставные СМИ вели манипуляции с корпоративными рейтингами, чтобы скупать чужие компании.

— Её убрали, — прошептала Лав. — А меня… просто стерли, как помеху.

Дерек стоял рядом. Он чувствовал, как с каждой страницей умирает всё, во что он верил в детстве.

— Он разрушал семьи, чтобы строить свою империю. — Он сжал кулаки. — И теперь ты стоишь в её центре.

— Не только я, — сказала Лав. — Мы оба. Только теперь я знаю, почему я здесь. Не случайно. Не как роман. Не как «стажёрка с острым языком». А как ответ.

Она подошла ближе.

— Я не буду мстить. Но я буду помнить. И больше никто не сделает из нас тени.

Он не ответил. Только обнял её — так крепко, как будто это могло спасти их обоих от всех последствий.

Ночью в кабинете председателя совета директоров вспыхнул экран. На нём — зашифрованное сообщение, у которого не было отправителя. Только строка:

«Пресли знает. Дальше будет больнее.»

За спиной сидящего мужчину вынырнула фигура — знакомый силуэт, знакомый голос:

— Пора вернуть шахматную доску. Пока ферзь не решил, что стал королём.

Глория улыбнулась.

— Игра снова началась.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

9. Удар по тишине

В подземном паркинге пахло озоном и металлической пылью. Дерек вышел из лифта, держа в руках кейс. Внутри — не деньги, не оружие, но нечто опаснее: правда, за которую убивают в деловом мире.

— Ты уверена? — спросил он, когда Лав присоединилась, волосы стянуты в высокий хвост, пальто струится по фигуре, как броня.

— Я ждала этого всю жизнь, только не знала. Теперь знаю. — Она кивнула на кейс. — Мы передадим это СМИ. Независимым. Те, кто не куплен твоим отцом или его советниками.

— И потом?

— Потом — пресс-конференция. Публичный запрос в финансовую комиссию. — Она усмехнулась. — Уверена, он поперхнётся своим завтраком.

Они ехали в чёрном внедорожнике, за окнами город казался чужим — как будто знал, что в нем скоро зашатается власть. У перекрёстка Лав сказала резко:

— Нас ведут.

Он глянул в зеркало. Седан, тёмные стёкла, без номеров спереди.

— Понял.

Он свернул в тоннель под мостом. Машина последовала. Лав достала телефон.

— Передаю часть данных в облако. Если нас догонят — будет автопубликация.

— Ты думаешь, они готовы идти на…

— Убийство? — перебила она. — Думаю, они уже прошли эту черту.

Им удалось ускользнуть — на сей раз. Через сорок минут они были в редакции «Сити Войс», медиа, на которое Дерек однажды жаловался в суд за клевету. Теперь — единственный шанс.

— Мы примем материалы, — сказал главный редактор, мужчина с глазами бойца и ладонями, чёрными от типографской краски. — Но предупреждаю: это затронет всех. Даже если мы не побоимся, кто-то точно пострадает.

Лав ответила:

— Люди уже пострадали. Настало время, чтобы кто-то из них хотя бы увидел свет.

Вечером Дерек сидел в своей квартире — впервые за долгое время не в офисе. Лав вышла в душ. Он смотрел в окно, где город дышал неоном и тревогой. Телефон завибрировал.

Номер неизвестен. Сообщение:

«Ты выбрал сторону. Это красиво. Но коротко.

— О.»

— О? — вслух повторил он.

За его спиной послышался голос:

— Оливер. Финансовый куратор отца. Он не публичный, но именно он двигал серыми схемами. Он — та самая тень.

Лав стояла у двери, обернувшись в полотенце.

— Он угрожал тебе?

— Пока — нет. Только предостерёг.

Она подошла ближе, положила ладонь на его грудь.

— Ты всё ещё хочешь идти до конца?

Он взял её руку.

— Теперь у нас нет пути назад. Мы нарушили их симметрию. А такие удары — самые опасные.

Ночью, когда город спал, на внутреннем портале «Грасс Групп» появилось анонимное уведомление:

«Финансовые искажения, внешние связи, нарушения этики совета. Проверка начинается. Мы знаем. Мы рядом.»

И подпись:

L.P. & D.G.

На двадцать девятом этаже башни, в кабинете с видом на реку, Джеймс Грасс швырнул планшет о стену.

Глория подошла молча.

— Они перешли черту, — процедил он.

— Да, — кивнула она. — И теперь вы должны решить: ответить официально… или по-настоящему.

Он посмотрел на неё. Впервые — без злости. С сожалением.

— Я всегда знал, что однажды кто-то из моих детей захочет разрушить меня. Но не думал, что это будет он. Не ради девушки.

Глория усмехнулась.

— Не ради девушки. Ради себя. Просто впервые он стал кем-то большим, чем твой сын.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

10. Голос стекла

С утра в холле небоскрёба, где располагалась штаб-квартира «Грасс Групп», царила необычная тишина. Обычно там звучал приглушённый джаз, шуршали галстуки, пахло кофе. Сегодня — только напряжённое молчание.

— Готов? — Лав стояла рядом, в руках — планшет с распечатанными фактами, копиями документов, адресами банковских счетов.

— Нет. — Дерек поправил манжет. — Но это не имеет значения.

В зале, арендованном для пресс-конференции, уже собрались десятки журналистов. Камеры, объективы, вспышки. Кто-то вёл прямую трансляцию, кто-то проверял старые досье. Среди них — знакомые лица, а также люди, с которыми прежде Грасс-старший "никогда не работал".

Лав открыла прессу словами:

— Мы — не разоблачители. Мы свидетели. И если вы сегодня нас не услышите, завтра вас могут не услышать вовсе.

Дерек продолжил:

— «Грасс Групп» последние шесть лет использовала сеть подставных компаний для обхода налогов и скупки стратегических стартапов через фиктивных инвесторов. Некоторые из этих стартапов были доведены до банкротства, их технологии — присвоены.

Слайды за спиной оживали. Схемы, даты, транзакции.

— Эти сделки одобрял Джеймс Грасс. Моим именем. Против моей воли. — Голос Дерека дрожал, но он не дал себе упасть.

— У нас есть доказательства. — Лав держала в руках флешку. — Они будут доступны для проверки. Сегодня вечером мы передаём их в комитет по корпоративной этике и в международную налоговую службу.

— Вы действовали в одиночку? — выкрикнул кто-то.

Дерек и Лав обменялись взглядами.

— Нас было трое. — произнёс он.

Молчание. Кто третий?

И тогда в зал вошла Глория.

В платье цвета мокрого асфальта, с гладко зачёсанными волосами и папкой в руке. Она встала рядом с Лав. И молча открыла обложку.

— Некоторые из этих документов были собраны мной. В течение последних двух лет. — Она говорила спокойно. — Я знала, что рискую. Но... — она на секунду задержала взгляд на Дереке, — иногда разрушение — это единственный способ построить что-то лучше.

Вечером, после пресс-конференции, сеть взорвалась.

Хэштеги #ГрассГрупп, #ИмперияНаЛжи, #ДерекПротивОтца, #ЛавПресли — занимали верхние строчки трендов. Финансовый комитет выдал официальный запрос на расследование. Адвокаты отца прислали уведомление о нарушении соглашений и клевете. Все шло, как и ожидалось.

Но Лав знала: это только первая волна.

Ночью в квартире Дерека снова не спалось. Он смотрел в окно, где небоскрёбы больше не казались непобедимыми. А Лав сидела у барной стойки, листая телефон.

— Нам нужно кое-что обсудить, — тихо сказала она.

— Что?

Она повернулась.

— Я не рассказала тебе всё. Не потому, что не доверяю. Потому что боялась, что уйдёшь.

Он подошёл ближе. Она вытащила с кармана цепочку. На ней — старый ключ от камеры хранения. Потёртый, с буквами W.D.C. — Вашингтон, округ Колумбия.

— Это отца. Моего. Он работал на людей, которые стояли за схемами твоего отца. Только глубже. Только выше. Он исчез, когда я была подростком. Мне сказали — несчастный случай.

— А ты не поверила.

— Нет. Потому что за два дня до исчезновения он передал этот ключ моей матери. Сказал: «Когда придёт время — отдай Лав. Она поймёт». Я думаю, там — нечто большее. Может, и за этим они пришли к твоему отцу. Может, он — лишь часть старой сети.

Дерек вздохнул. Он чувствовал: за гранью компании начиналась игра масштабом в целые поколения.

— Тогда… — он кивнул на ключ, — давай поедем в Вашингтон.

Она улыбнулась. Тихо. Как перед бурей.

— Давай разрушим всё, что нужно. Чтобы потом построить своё.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

11. Хранилище

Поезд в Вашингтон отходил с платформы в 22:45. Оба выбрали ночной рейс — меньше внимания, меньше случайных встреч. Вагоны почти пусты, сквозняки в проходах пахли металлом и кофе. За окнами проносились огоньки шоссе — как забытые воспоминания, исчезающие прежде, чем их можно было распознать.

Лав молчала весь первый час пути. Дерек не спрашивал — чувствовал: в ней кипит напряжение, вытканное из прошлого, которое только сейчас начало напоминать о себе.

Когда они закрыли дверь в купе и погасили верхний свет, напряжение стало почти ощутимым, как электричество перед грозой.

— Ты злишься? — спросил он.

— Я жду. — Её голос был низким, спокойным. — Жду, пока ты перестанешь бояться. Себя.

Он прищурился.

— Думаешь, я боюсь?

— Нет. Я знаю.

Она подошла ближе, медленно, не отводя глаз. На ней была простая тёмная футболка и джинсы, но даже в этом её тело двигалось, как обещание. Она остановилась в полушаге.

— У тебя всегда всё под контролем. — Её пальцы коснулись его груди. — Даже когда рушится мир, ты остаёшься прямым, собранным, холодным. Но я не хочу этот холод.

Дерек выдохнул. Он чувствовал, как поднимается волна — и если не сдаться ей сейчас, она уйдёт навсегда.

Он схватил её за талию, рывком прижал к стене вагона. Их губы встретились с отчаянной точностью, как будто всё это было предрешено ещё в ту секунду, когда она впервые ступила в офис.

Лав ответила с голодом — не романтичным, не наигранным, а первозданным, будто в каждом движении она сжигала годы молчания и тайного поиска. Он чувствовал её ногти сквозь ткань, её колени обвивались вокруг его бёдер. Его ладони — на её спине, на её шее, под тканью.

— Прямо здесь? — прошептал он в её ухо, хрипло, полушутя.

— Именно здесь. — Её голос дрожал. — На границе между страхом и правдой.

Они рухнули на тонкий матрас, не заботясь ни о ритме поезда, ни о случайных звуках за стенкой. Только тела, дыхание, голоса. В её взгляде не было ни следа прежнего скепсиса — только уязвимость и воля. Он видел, как её зрачки расширяются, как кожа дрожит под каждым прикосновением. И она тоже видела в нём: боль, гнев, желание, которые наконец нашли выход.

Когда всё стихло, они лежали, укрытые пледом, дыша в такт гулу рельсов. Он чувствовал, как её пальцы рисуют круги у него на груди.

— Если завтра всё исчезнет, — прошептала Лав, — я не пожалею. Потому что сегодня я впервые была настоящей.

— А я впервые — не тенью.

Они заснули так — вплетённые друг в друга, словно зная, что впереди будет только сложнее.

Утро в Вашингтоне было холодным и ясным. Хранилище, к которому подходил их ключ, располагалось в старом здании бывшего банковского отделения, превращённого в частную архивную службу.

— Готова? — спросил Дерек.

Лав кивнула. В её ладони дрожал ключ, но взгляд был твёрдый.

— Сегодня мы узнаем, что именно мой отец пытался оставить мне. И кто его за это уничтожил.

Они вошли внутрь. За дверью, за бетонной стеной, за кодовой панелью и двойной замком — начиналась правда.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

12. Ключ из прошлого

Код панели поглотил четыре последние цифры — и с негромким щелчком массивная дверь сдвинулась в сторону. Внутри — прохладный бетон, металлические стеллажи, запах бумаги, которую не трогали десятилетиями. В дальнем углу — ячейка с номером 314. Именно к ней шёл их ключ.

Лав вставила его, повернула.

Внутри — тонкий конверт, обмотанный плёнкой, и флешка. Дерек разорвал упаковку, достал документы — печати, рукописные приписки, схемы. Он чувствовал, как ускоряется пульс, будто в этих бумагах — прямой маршрут к центру лабиринта.

— Это… старый инвестиционный план «Грасс Групп», — пробормотал он. — С подписями директоров. Но смотри… здесь имя Лэнса Пресли — твоего отца.

— Он владел частью холдинга, — прошептала Лав, беря второй лист. — И его выгнали. Или уничтожили. Иначе зачем было прятать эти документы?

Флешка была последним. Лав вставила её в порт ноутбука. Открылся зашифрованный архив, и — уже через минуту — видеофайл. Грубая камера наблюдения. Год — 2015.

На экране — кабинет. Тот, что сейчас принадлежит отцу Дерека.

За столом — Лэнс Пресли, седеющий, серьёзный. Напротив — Ричард Грейвс, глава холдинга.

— Ты знаешь, что я этого не подпишу, — говорит Лэнс. — Я не позволю тебе использовать государственные облигации как залог для личных активов.

— Тогда ты исчезнешь, — говорит Ричард спокойно. — И твоя дочь забудет, что у неё вообще был отец.

Видео оборвалось.

В кабинке повисла гробовая тишина.

— Он… он угрожал ему, — Лав едва дышала. — И, похоже, исполнил обещание.

Дерек уже вытаскивал флешку, засовывая документы в рюкзак.

— Мы не можем оставаться здесь.

— Думаешь, он знает?

— Я думаю, он знал, что мы приближаемся. А теперь точно знает, что мы нашли.

Они вышли на улицу — и сразу поняли, что поздно.

У обочины стоял чёрный внедорожник. Слишком чистый, слишком неподвижный. Два человека в тёмной одежде — по ту сторону улицы. Один сделал шаг — и тут же рванулся в их сторону.

— Беги! — крикнул Дерек, схватив Лав за руку.

Они пересекли проезжую часть, нырнули в переулок. Позади — топот, крики. Кто-то выстрелил в воздух — демонстративно, чтобы не сомневались: игра окончена.

Лав бежала босиком — туфли остались где-то на тротуаре. Сердце било в горле. Они свернули в закоулок, спрыгнули с пожарной лестницы на крышу соседнего здания, пробежали по узкому мостику и нырнули в дверь технического входа гостиницы.

За ними никто не последовал.

— Сюда, — Дерек знал этот отель: одно из безопасных мест, подготовленных заранее. Он провёл её по коридору, в лифт, потом на верхний этаж. Там — комната под ложным именем, занятая «про запас».

Он закрыл дверь, включил только торшер у стены. Свет был тусклым, почти интимным. В груди гремело: страх, возбуждение, адреналин — всё перемешалось.

Лав стояла у окна, волосы в беспорядке, дыхание рваное. Она обернулась.

— Мы оба знали, что это может случиться.

— Но не знали, что будет так быстро.

Они смотрели друг на друга — и между ними, в этой короткой паузе, снова возникло то самое напряжение, но теперь — как защита, как последняя истина.

Он подошёл ближе. Не спросил — просто обнял. Она позволила. Их губы встретились — и в этом поцелуе не было спешки. Только молчаливое обещание, что, даже если всё закончится завтра — они будут помнить эту ночь.

Лав отступила к кровати, расстёгивая рубашку, не отводя взгляда. Он снял куртку, за ней — футболку. Они падали на пол, как шелест отступающего мира. Всё остальное исчезло: звонки, досье, кровь, фамилии.

Когда он вошёл в неё, она выгнулась навстречу — без стеснения, без защиты. Его руки держали её крепко, будто она могла исчезнуть. Она цеплялась за него — как за воздух, как за единственное настоящее. Их тела двигались в унисон, будто в ритме уцелевшего сердца. Лав стонала его имя — шептала, будто заклинание, будто утверждение, что он — её, несмотря на всё.

Они засыпали среди запахов страсти и пепла, зная: завтра их снова будут искать. Но сегодня — они дышали. Жили. И любили.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

13. Те, кто знает слишком много

Солнце еще не взошло, но над горизонтом уже теплился слабый пепельный свет. Лав спала, уткнувшись лбом в плечо Дерека, его рука обнимала её за талию. Мир казался затишьем перед бурей, но не буря разбудила их.

Раздался едва слышный стук в дверь.

Три коротких удара. Пауза. Два длинных.

Дерек тут же сел, нащупал пистолет в прикроватной тумбе — на всякий случай. Он не ждал гостей, кроме…

— Это код, — прошептал он. — Только один человек его знает.

Он осторожно подошёл к двери, посмотрел в глазок — и замер.

— Это она?

Лав уже проснулась, натянула его рубашку, встала рядом.

— Да, — ответил Дерек. — Глория.

Она вошла как всегда — с лёгкой усмешкой, будто комната, полупустая и пахнущая чужим жаром, была просто очередной страницей её плана.

Блондинистые волосы собраны, строгий костюм — но с расстёгнутым верхом блузки, как напоминание: она никогда не прячется совсем. Только ждёт момента.

— У вас тут утро выдалось… жаркое, — сказала она, обводя их взглядами, в которых не было ни ревности, ни обиды. Только тонкое профессиональное презрение и что-то ещё. Оценка. Как будто она — экзаменатор, а они — парочка студентов, решивших сыграть в взрослых.

— Как ты нас нашла? — спросил Дерек.

— Я следила за тобой с момента, как ты вырубил доступ к серверу. — Она показала на маленький трекер. — Прости, привычка. И хорошо, что следила. Ты ввязался в игру без чёткого выхода.

— У нас есть выход. — Лав встала рядом с ним, обнажённые ноги чуть дрожали, но взгляд был твёрд. — Мы нашли доказательства. Видео. Архивные документы. Он угрожал моему отцу.

Глория замолчала. В её глазах что-то изменилось. Как будто эти слова коснулись старой раны.

— Я знаю, — произнесла она наконец. — Именно поэтому я пришла.

— Что?

— Я помогала Ричарду избавиться от Лэнса Пресли. Десять лет назад.

В комнате повисла глухая тишина.

Лав сделала шаг вперёд. Глория не отступила.

— Ты… Ты была частью этого?

— Я была ассистенткой. Тогда. Я носила папки, организовывала встречи. И однажды я принесла подписанные бумаги. Я не знала, что там. Не тогда. Но потом… — она выдохнула. — Я знала. И осталась. Потому что мне нужны были ресурсы. Информация. И защита.

— Или власть? — бросил Дерек.

Глория не ответила сразу. Подошла к столу, положила тонкий планшет.

— Здесь обновлённый список тех, кто участвует в поглощении холдинга. Среди них — твоя сводная сестра, Дерек. Она уже формирует совет, чтобы убрать тебя официально. Голосование через 48 часов.

— Значит, у нас два дня, — пробормотал он. — Чтобы обнародовать то, что у нас есть.

— Нет. — Глория посмотрела прямо в глаза Лав. — У нас меньше. Твой отец… не просто хочет сохранить власть. Он узнал, что видео всплыло. И нанял тех, кто не остановится. Даже перед… жертвами.

Лав сжала губы.

— Почему ты говоришь нам это?

— Потому что если он избавится от вас… я — следующая.

Тишина повисла, как тугая струна.

— Нам нужна машина, доступ к пресс-контактам, и кто-то, кто отвлечёт его на совете директоров, — сказал Дерек.

— У вас всё будет, — кивнула Глория. — Но после этого… мы втроём исчезаем с радаров.

Лав встала рядом с ним. Глория посмотрела на неё и неожиданно сказала:

— Он любит тебя. И это его слабость. Убедись, что ты не превратишь это в свою силу.

И вышла.

Они остались вдвоём.

Лав обернулась к нему. На ней всё ещё была его рубашка, волосы спутаны, но взгляд остался ясным.

— Ты правда… любишь меня?

Дерек подошёл, обнял её за талию.

— Да. И поэтому боюсь больше, чем когда-либо.

Она прижалась к нему, его ладонь скользнула по её спине, она поднялась на носки и прошептала:

— Тогда докажи это. Пока ещё можно чувствовать.

Они упали на кровать как в последний раз. Больше не было места сомнениям. Только кожа, дыхание, истина в поцелуях. Лав обвивала его ногами, будто хотела раствориться в нём. Он шептал её имя снова и снова — не как заклинание, а как исповедь.

Ни один враг, ни один предатель, ни даже собственная кровь не могла отнять у них это мгновение.

Всё менялось.

Скоро — совет директоров, предательство, возможно, смерть. Но пока — было солнце, которое наконец взошло. Был поцелуй, полный страха и надежды. И была любовь.

И двое, кто рискнули ею, чтобы выжить.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

14. Первая кровь

Станция метро, где их ждала Глория, была пуста. Снаружи шёл мелкий дождь, оставляя на кожаной куртке Лав тонкую блестящую росу. Машина стояла в тени: чёрный электроседан с тонированными окнами, ничего лишнего.

Дерек сел за руль. Лав — рядом. Глория — на заднем сиденье, планшет на коленях, голос ровный:

— Совет директоров собирается сегодня в 15:00. До этого у нас один шанс вложить правду в нужные уши. Я уже выслала материалы журналистам, но если тебя, Дерек, не будет на совете — они решат, что ты сбежал. Или что всё это фальшивка.

— Значит, я появлюсь, — отозвался он, выводя машину из тени. — А вы с Лав — на резервной позиции. Если меня арестуют…

— Мы активируем экстренный слив, — закончила Лав. — Я уже все подготовила.

Глория посмотрела на неё и едва заметно кивнула.

— Ты опасна, — сказала она с одобрением.

— Я была дочерью человека, которого уничтожили. Я училась на лучших, — спокойно ответила Лав.

Пока машина неслась по скоростной трассе, город просыпался. Но внутри неё — всё было тишиной. Дерек держал руль крепче, чем нужно. В Лав клокотал адреналин: страх, решимость, желание.

Он остановился у старого склада — временное укрытие.

— У нас есть двадцать минут до следующей точки, — сказал он, глуша двигатель. — Потом уже начнётся обратный отсчёт.

Она повернулась к нему — и увидела то же напряжение, что пульсировало в ней самой. Линии его шеи, тень под скулой, пальцы, всё ещё дрожащие.

— Двадцать минут, — повторила она, — хватит, чтобы выдохнуть.

Он посмотрел на неё. Не как на союзницу. Не как на оружие. А как на женщину, которая разделила с ним и падение, и подъем.

— Или вдохнуть, — сказал он хрипло.

И они бросились друг на друга.

Влажная рубашка на её теле упала к полу. Его ладони, жадные, словно впервые, скользили по изгибам её тела, обнажая кожу, прохладную от дождя. Она села на него верхом, волосы падают на лицо, и их движения сливались с ударом сердца, с глухим шумом дождя за окном.

Он целовал её ключицы, грудь, живот, будто пытался выучить её заново. Она выгибалась, сжимая его бёдрами, и стон, вырвавшийся из её груди, был не просто страстью — это была жажда жизни.

— Скажи, что вернёшься, — прошептала она, прежде чем он вошёл в неё.

Он сжал её ладонь.

— Обещаю.

Они двигались в унисон, каждый толчок был как клятва: дожить. Победить. Быть. Быть собой.

Когда они вернулись в машину, Глория взглянула на них — с ироничной полуулыбкой, но и с лёгкой грустью.

— Вы пахнете, как огонь, — пробормотала она, глядя в окно. — И как пепел. Осталось узнать, кто из вас — что.

— Скоро выясним, — отрезал Дерек и нажал на газ.

Совет директоров ждал.

Но теперь он шёл туда не один. За его спиной была правда. Впереди — месть. А рядом — женщина, которую он не отдаст никому.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

15. Судный зал

Зал заседаний сиял хрусталём стекол и лаков. За длинным столом собрались лица, лица тех, кто решал судьбы империи — холодные, оценивающие, чужие. В центре — Дерек, ещё недавно сын, теперь враг в глазах большинства.

Сводная сестра, Ева, шагнула к трибуне с лёгкой улыбкой, ледяной и холодной. Её рыжие волосы казались огнём, глаза — зелёным ядом.

— Брат, — голос её резал тишину, — ты пришёл с обвинениями, но забыл упомянуть одно: как долго ты сам участвовал в этих схемах? Неужели забыл, что твой отец вырастил тебя, чтобы ты стал его щитом? Или ты просто решил подставить нас всех ради мести?

Дерек не шелохнулся, взгляд его карих глаз был ясен и холоден.

— Я пришёл показать правду. Ты можешь спорить, отвергать, угрожать — но документы, что у меня есть, не оставляют шансов. Это не месть, Ева. Это — освобождение.

В этот момент в зале раздался гул — кто-то включил планшет с видеоматериалами. На экране появилась запись: голос отца, тайные переговоры, сговоры и сделки, которые никто не ожидал увидеть.

Ева посмотрела на экран, лицо исказилось гневом. Рядом с ней кто-то зашептал:

— Это конец.

Дерек ощутил, как в груди растёт уверенность. Ещё одна волна борьбы только начинается.

---

После заседания, когда большинство покинули зал, Дерек заметил в углу Лав. Она стояла, напряжённая и собранная, но взгляд её смягчился, когда их глаза встретились.

— Ты сделал это, — сказала она тихо.

— Это только начало, — ответил он, — но уже дорого.

Внезапно коридором пронёсся грохот — охрана срывалась с места, кто-то кричал о срочной эвакуации.

— Что происходит? — спросила Лав, сжимая его руку.

— Похоже, нас хотят задержать... или хуже.

Дерек и Лав бросились в коридор, но их путь преградили двое в костюмах — лица холодные, не подлежащие обсуждению.

— Вы не уйдёте отсюда, — холодно заявил один из охранников.

— Попробуйте остановить, — бросил Дерек и, взяв Лав за руку, рванул к выходу.

Началась настоящая погоня: коридоры, лестницы, зеркала отражали их бег, сердца колотились, а каждый шаг мог стать последним.

---

Наконец, спрятавшись в пустом техническом помещении, они перевели дыхание.

— Это была близость к краю, — сказал Дерек, прижимая Лав к себе.

Она ответила на его поцелуй жадно, словно ища в нём защиту и силу. Их тела сливались в жарком танце, забывая на миг о предательстве и битве.

— Ты сильнее, чем я думала, — прошептала Лав, гладя его по спине.

— И ты — моя слабость, — ответил он, — и моя сила.

За стенами офиса всё продолжало меняться, но для них двоих время остановилось на мгновение — между пульсом страха и трепетом желания.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

16. Тень отца

Новости о сливах разошлись быстрее, чем ожидалось. К вечеру материалы попали на главные каналы, и сеть уже бурлила. Фондовые индексы корпорации пошли вниз. Совет директоров был в панике.

Но кое-кто молчал.

Отец Дерека.

Генри МакКлиннан не был человеком, который проигрывает. Он исчез на сутки, и это было хуже любой открытой реакции.

— Он что-то готовит, — тихо сказала Лав, просматривая новые утечки. — Он — не тот, кто прячется.

— Он тот, кто режет в темноте, — согласился Дерек. — Молча, точно, бесповоротно.

И он был прав.

На следующее утро у Глории дома сработала взрывчатка.

Только чудом никто не погиб — она выбралась через заднюю лестницу, обгоревшая, но живая.

— Это предупреждение, — сказала она сквозь дым, голос срывался от ярости. — Насчёт второго раза сомневаться не будут.

Вечером Лав получила сообщение. Номер был скрыт, но код — узнаваем. Протокол, которым пользовались только в одном отделе: Отдел Стратегического Вмешательства. Тот самый, где работал Дерек, когда ещё верил в империю отца.

«Ваша голова — цена за молчание. У вас 24 часа. С любовью — семья.»

Она показала это сообщение Дереку. Он смотрел в экран, как на привидение прошлого.

— Это он. И если он достал этот отдел, у нас нет убежищ. Только — атака.

— Или бегство? — предложила она, но в голосе не было страха, лишь проверка.

— Мы уже перешли ту черту.

Он провёл рукой по её лицу.

— Мы закончим то, что начали. Вместе.

В эту ночь они снова были вместе, но иначе. Без ярости. Без спешки. Как будто это был последний раз. Её пальцы дрожали не от страха, а от предчувствия. Он гладил её бедро, будто запоминал текстуру. Их поцелуи — уже не жадные, а глубокие, почти печальные. Каждый вдох, каждый толчок — как признание.

Если завтра придёт конец — пусть эта ночь будет вечностью.

На рассвете они вышли на связь с единственным человеком, кто мог знать, где отец прячется.

— Ты уверен, что хочешь поговорить с ней? — спросила Лав.

— Если кто-то знает, где Генри, — то это Ева.

И сестра ответила на вызов. В её голосе была и злость, и усталость.

— Ты поставил под удар всё, что мы строили. Но я скажу, где он. Потому что даже он перешёл черту, — сказала она. — Он в Серой Башне. И он ждёт тебя.

— Почему ты помогаешь?

— Потому что ты прав. И потому что он уже предал и меня тоже.

Серая Башня. Объект времён доцифровой эры. Оборонительный центр, заброшенный и засекреченный. Там всё начиналось. Там всё и закончится.

Они собираются выйти на последнее задание.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

17. Перед бурей

Серая Башня. Когда-то здесь держали сервера стратегической обороны. Теперь — бетонный исполин без имени. Туда не ходит ни один сигнал. Только тишина и стены, пропитанные секретами.

Они прибыли туда ночью.

Огни города остались далеко позади, словно другая жизнь.

Дерек остановил машину, не глуша двигатель.

— Сюда мы войдём одними людьми, — сказал он. — А выйдем…

Он не договорил.

Лав сидела рядом, вглядываясь в его лицо. Суровое. Решительное. Но в глазах было другое — страх. Не за себя. За неё.

— Я не позволю ему тебя сломать, — тихо сказала она. — Не он создал тебя. Не он сделал тебя сильным. Ты сам.

Он медленно повернулся к ней.

— Ты изменила меня больше, чем кто-либо, Лав. Ты показала, что можно быть уязвимым и всё равно выстоять. Что можно гореть — и не сгореть.

Она положила ладонь ему на грудь.

— Сердце всё ещё бьётся, — сказала она, улыбаясь сквозь усталость. — Значит, мы живы. Значит, всё ещё возможно.

Он склонился к ней и поцеловал. Медленно. Не как раньше — с голодом и яростью. А как будто прощался, запоминал вкус, дыхание, каждую секунду.

Она не позволила прощаться.

Лав стянула куртку, скользнула к нему на колени, её губы искали его шею, ухо, шепча:

— Не думай о завтра. Сейчас мы — только здесь. Только ты и я.

И ночь снова принадлежала им.

Внутри машины было тепло. Пот стекал по спине, их движения сливались в танец на грани нежности и боли. Она целовала его, будто пыталась спасти от самой смерти. Он гладил её волосы, шептал её имя, как мантру. А когда они достигли вершины, вместе, — казалось, что этот миг остановил время.

Пусть весь мир рухнет — но не эта любовь.

Позже, лежа рядом, покрытые потом и шепотом, она спросила:

— Если бы всё пошло иначе… ты бы выбрал меня?

— Я выбираю тебя каждый раз, даже когда всё рушится, — ответил он. — Даже когда я боюсь тебя потерять.

Она не ответила. Просто сжала его руку.

И только ветер за окном напоминал: утро близко. И оно принесёт боль.

У входа в башню Дерек обернулся к ней.

— Если что-то пойдёт не так — ты уходишь.

— Только с тобой, — отрезала она.

Он хотел возразить, но понял: спорить бессмысленно. Она — его огонь. Его свобода. Его оружие. Его сердце.

И они вошли внутрь.

Серые стены встретили их холодом.

А внутри уже ждал человек, чья кровь текла по венам Дерека.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

18. Лицо предателя

Сердце било ровно, но не спокойно. Каждый шаг по коридору Сераой Башни звучал громче, чем предыдущий. Стены казались ближе, воздух — плотнее. Всё здесь дышало воспоминаниями. И ложью.

Лав шла за Дереком, её ладонь в его. Она чувствовала, как он напряжён — словно внутри него билось два человека: один — готовый к войне, другой — всё ещё ищущий отца.

— Здесь, — прошептал он.

Дверь открылась бесшумно.

Внутри — круглое помещение. Проекционные экраны, старый стол, кресло у окна. И в кресле — он.

Седой, в идеально сидящем чёрном костюме, спина прямая, как будто до сих пор командует целыми секторами мира.

— Ты всё-таки пришёл, — сказал он, не поворачиваясь. — Хотя мог просто слить данные и исчезнуть.

— Я не бегаю, — Дерек шагнул вперёд. — И ты это знаешь.

Отец повернулся. Его лицо было как вырезанное из камня: упрямое, безжалостное.

— Ты всегда был слишком мягким, — сказал он. — Как твоя мать.

Дерек сжал кулаки.

Лав почувствовала, как в нём что-то дрогнуло. Это был не просто враг. Это был тот, кого он в детстве звал папа. Тот, кто научил его стрелять. Тот, кто потом — стер его мать с лица земли.

— Ты убил её, — сказал Дерек. — И сотни других. За что? За порядок?

— За будущее, — спокойно ответил отец. — Ты видишь только грязь. А я строю новый мир. Чистый. Эффективный. Без хаоса. Без эмоций, мешающих принятию решений.

— Без души, — тихо сказала Лав.

Он впервые посмотрел на неё.

— Ты — та самая девочка из списка. Призрак. Дочь врага. Ты — ошибка.

Лав шагнула вперёд. Её глаза не дрогнули.

— Я — следствие. Твоих решений. И теперь — твоё наказание.

Отец ухмыльнулся, как человек, который уверен, что всё уже решил за других.

— А ты, Дерек, думаешь, что раскрыл игру? Думаешь, я не знал, что ты выживешь? Что тебя подтолкнёт её смерть? Что ты сам приведёшь эту девочку ко мне?

Камеры по углам замигали. Вход заблокировался. На экранах — их лица, карты, уязвимые места.

— Ты — мой проект, — произнёс он. — Ты и она. Это не ты меня переиграл. Это я довёл вас туда, где вы и должны быть. Сломанными. Но вместе. Потому что именно вместе вы — уязвимы.

Лав потянулась к поясу, за кобурой.

Но слишком поздно — из стен выдвинулись автоматические дроны. Целились точно в сердца.

— Выбор, дети мои, — сказал отец. — Или вы передаёте мне коды, и я оставляю вас в живых. Или вы пытаетесь бороться — и умираете, здесь и сейчас.

Молчание.

Потом — взгляд. Один миг.

Лав и Дерек встретились глазами. И всё стало ясно.

— Лучше умереть, чем стать частью твоего мира, — сказал Дерек.

— Лучше сгореть с ним, — добавила Лав, — чем отдать тебе то, что мы защищаем.

И она бросила EMP-гранату.

Вспышка. Тьма. Грохот.

Они прыгнули в сторону. С потолка сыпался пластик и искры. Один из дронов загорелся. Сигналы на экранах затихли.

Но война только начиналась.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

19. Сквозь огонь

Сигнализация выла, как зверь. Красный свет мигал, будто бил в виски. Лав перекатилась за металлический стол, вытащив пистолет. Дерек, с окровавленным плечом, уже подстрелил одного из дронов — тот рухнул искрами на пол, бьясь, как насекомое.

— У нас есть выход, — выкрикнула она, глядя на карту на рукаве. — Южный лифт, через технический отсек. Но он под замком.

— Тогда откроем силой, — прохрипел Дерек, поднимаясь.

Они выскочили в коридор. Повсюду — грохот, сирены, автоматические турели выходят из стен, но часть из них не работает — EMP-граната Лав дала сбой в системе безопасности. Это их шанс.

— Пять минут, максимум, — сказала она, — прежде чем центральная система перезагрузится.

— Тогда не тормозим.

Они бежали. Пули срывали куски из стен, воздух был густой от дыма и пыли. В какой-то момент Дерек толкнул Лав за угол, прикрывая её, сам получив ещё один удар — по каске. Он упал на колено.

— Дерек! — Лав схватила его, ища глазами помощь, но тут за ними снова гнались люди в чёрной форме — Врата.

Наёмники отца.

Она подняла его руку, перекинув через плечо. Он едва держался, но смотрел на неё — глаза ясные, решимость не угасла.

— Я в порядке, — соврал он.

Она не ответила — только сжала его крепче.

Они добрались до технического отсека, где воздух был горяч, как от мотора. Один шлюз — и дальше шахта лифта. Ни кабины, ни страховки. Только узкие тросы.

— Прыгать будем? — спросил он с бледной усмешкой.

— Нет. Скользим, как в кино, — ответила она и поцеловала его быстро, жестко, будто последний раз.

И они начали спуск.

Сзади взрыв. Противники догнали их.

— Они режут тросы! — закричал Дерек.

Лав посмотрела вверх — и отпустила одну руку, достала второй EMP и бросила прямо вверх. Он взорвался ослепительным зарядом, заставив дронов наверху отключиться. Но трос закачался. Они почти сорвались.

И всё же выжили.

Они приземлились в нижнем ангаре. Пахло горелым металлом. Далеко внизу ревели двигатели — запускалась эвакуация главного ядра.

— Если они запустят самоуничтожение, всё сотрётся, — сказала Лав. — Нам надо либо остановить это, либо оставить наследие.

— Тогда взорвём башню — по-своему.

Дерек подполз к терминалу. Руки дрожали. Лав прикрывала его. Он вставил карту. Пароль. Биометрия.

— Передаю данные на внешний сервер, — сказал он. — Всё, что мы собрали. Пусть весь мир знает.

— И мы сгорим вместе с этим?

— Не знаю, — он посмотрел на неё. — Ты хочешь умереть?

Она подошла. В её глазах не было страха. Только истина.

— Я хочу выбрать. И если это последний выбор — я выбираю с тобой.

Они обнялись. Долго. Крепко.

Словно этот миг вечен.

Грохот сверху.

— Взорвём всё? — спросил он.

— Только ядро, — ответила она. — Пусть память умрёт. А не мы.

Они установили заряд. Обратный отсчёт.

И побежали. Сквозь пламя. Сквозь выстрелы. Сквозь всё, что осталось от тьмы, которую породил его отец.

Взрыв сотряс башню.

Но из-под руин, среди дыма и пепла, двое поднялись.

Уцелели.

И это было началом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

20. После пепла

Ночь пахла озоном и раскалённым металлом. Ветер гулял по крыше старого жилого комплекса на окраине, где когда-то жили инженеры — теперь лишь призраки стен и гул далёких сирен. Башня «Врат» лежала позади, дымящаяся и разрушенная. Они это сделали.

Лав стояла у края, босая, с влажными прядями волос, развевающимися по ветру. На ней была лишь его куртка — слишком большая, пахнущая гарью, потом и им обоими. Её глаза смотрели вниз, но мысли были далеко, внутри.

Он подошёл к ней молча. Встал за спиной, обнял — аккуратно, бережно. Прикосновения были почти несмелыми, будто боялся спугнуть то, что между ними только-только стало настоящим.

— Мы живы, — прошептал он.

— Пока что, — ответила она, но голос не был холодным. Наоборот — тёплым, уставшим, настоящим.

Он развернул её к себе. Смотрел долго. Впервые не в бою. Не в бегстве. Просто — рядом.

— Я думал, что потеряю тебя там.

— Я не даю себя терять, — сказала она с полуулыбкой.

Он потянулся к ней. Поцелуй был не яростным — нет. Медленным. Настоящим. В нём не было нужды спешить. Только доверие. Только обещание: мы здесь.

Она скинула куртку. Под ней — синяки, следы ремней тактического пояса, порезы. Но он смотрел на неё, как на что-то безусловно красивое. Он провёл рукой по ребру, по плечу, по её шее. Всё — словно читал по коже новую карту.

Они легли на старое покрывало, принесённое с запасного выхода. Под ними — тёплая бетонная плита. Над ними — звёзды и дым. Между ними — не осталось ничего, кроме дыхания, дрожи и тишины, в которой всё было сказано без слов.

Лав лежала, уткнувшись лбом ему в плечо. Её дыхание — горячее и прерывистое — касалось его кожи, словно слова, которые она не говорила вслух. Дерек гладил её по спине, не как воин — как человек, который впервые за долгое время позволил себе быть уязвимым.

— Ты веришь, что всё это теперь действительно кончено? — спросила она тихо.

— Нет, — честно ответил он. — Но теперь я знаю, с кем я это переживу.

Она подняла голову. В глазах — всё: выжженные руины, боль, сдержанная ярость, и — крошечная искра надежды. Он поцеловал её в висок, в уголок губ, потом — чуть ниже. Не было спешки. Они не пытались утолить голод, как раньше. Теперь между ними была другая близость: полная, почти святая, без масок.

И всё же напряжение оставалось.

— Глория… — начала Лав, но Дерек прервал.

— Вне опасности. Связалась с нами через защищённый канал. Спряталась по протоколу.

— Но ей тоже некуда возвращаться, — сказала Лав. — Как и нам.

Он замолчал. Впервые за все месяцы погони, предательства, шантажа и хрупких побед он понял: никто из них уже не принадлежит старому миру. Их имена стали оружием. Их жизни — долей секунды между огнём и падением.

— Мы построим новый, — сказал он наконец.

Она улыбнулась — впервые по-настоящему.

— Тогда начнём с рассвета.

На горизонте занимался тусклый свет. Он касался её кожи, будто благословлял то, что уцелело. В этом зареве было не прощение, нет. Но был выбор. Было «завтра».

И если они когда-нибудь снова пойдут в бой, то только вместе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

21. Когда правда становится вирусной

Город просыпался под тревожные заголовки.

"Сын миллиардера разоблачает отца: коррупционный скандал в 'Грасс Групп'". "Эксклюзив: тайные переговоры, подставные сделки и сексуальные интриги в верхах холдинга". "Падение империи — три фигуры, одна игра".

Утро взорвалось.

Лав сидела на полу, обернувшись в простыню, с планшетом в руках. Видео, которое они с Дереком отправили на защищённые каналы, уже гуляло по сети. Его голос — ровный, почти ледяной — объяснял всё: схему поглощения, откаты, страх, которым управлял отец. А потом — документы, подписи, записи.

И внизу: лицо Дерека. Открытое. Без защиты. Своё имя он поставил как печать правды.

— Ты стал символом, — сказала Лав, не отрывая взгляда от экрана.

Он подошёл сзади и сел рядом. Его рука — тёплая — легла ей на плечи.

— Это не меняет, как на это смотрят… — Он замолчал. — На нас.

— Нет. Меняет. — Она повернулась. — Раньше ты прятался. Мы оба. Теперь… всё на виду. И в этом что-то страшное. Но и освобождающее.

Они смотрели друг на друга. Мир за окном был другим — не разрушенный, но переформатированный. Прежние роли исчезли. Остались только они.

Дерек потянулся к ней, провёл пальцем по её скуле.

— Ты знаешь, кем ты была в этой истории? — прошептал он.

— Грозой? — усмехнулась она, наклоняя голову ближе.

— Той, кто меня спас.

Он поцеловал её — мягко сначала, будто вспоминая вкус. А потом — глубже, увереннее. Она обвила его шею, и простыня соскользнула с плеч. Их тела тянулись друг к другу, но не из спешки. Из полноты момента. Как люди, которые впервые делают любовь, а не пытаются забыться в страсти.

Они двигались медленно, сдержанно, будто в этом была их последняя молитва. И вместе с их дыханием шёл дождь за окном — очищающий, как признание. Он называл её по имени — Лав — и впервые за всё время она позволила себе почувствовать, что это не псевдоним, не маска. Это — она.

И в этом имени, сказанном шёпотом в темноте, было больше романтики, чем в любых обещаниях.

Позже, когда они лежали в тишине, обнявшись, она спросила:

— Что теперь?

— Утро, — ответил он. — По-настоящему.

И в этом слове — не страх. Надежда.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

22. Доверие

На рассвете город всё ещё горел. Не в буквальном смысле — но воздух вибрировал от паники, а новостные ленты были краснее неба. Скандал с «Грасс Групп» разрывался по всем фронтам: счета заморожены, акции обвалены, комментарии «без комментариев». Отец Дерека исчез. Совет директоров молчал.

Они прятались на чердаке старого дома в Старом Порту, где не было камер, сигналов и даже горячей воды. Только один матрас, разбитое окно, запах солёного ветра — и она.

Лав лежала на боку, обнажённая до плеч, одеяло едва прикрывало изгиб спины. Дерек сидел рядом, рубашка расстёгнута, на висках — следы бессонной ночи. Он смотрел на неё, будто хотел сохранить каждую черту.

— Ты злишься, что мы не сбежали? — спросила она, не открывая глаз.

— Нет, — ответил он. — Я злюсь, что мы не встретились раньше.

Она улыбнулась, медленно открывая глаза. Зелёные, ясные, как первый день после шторма.

— Мы бы не узнали друг друга тогда. Ты был бы холоден. А я — наивна.

Он кивнул. Это была правда. Им нужно было пройти сквозь грязь, чтобы распознать свет в чужом человеке.

— Когда всё закончится, — сказал он, — я хочу жить. Без игры. Без власти. Просто с тобой.

— Ты умеешь «просто»? — она провела пальцем по его губам.

— Я учусь. С тобой — учусь.

Он лёг рядом, прижался лбом к её щеке, задержал дыхание, как будто боялся разрушить это мгновение. Она обвила его рукой за талию, кожа к коже, сердце к сердцу. Было тихо. Даже город будто притих.

— Я думала, я умею быть одна, — прошептала Лав. — Пока не узнала, каково это — быть с тобой.

— А теперь? — спросил он, поднимая её лицо за подбородок.

— Теперь страшно. Потому что ты стал домом.

Он поцеловал её медленно, глубоко, как будто этим поцелуем хотел переписать всё, что было до неё. Она отвечала — жадно, сдержанно, потом полностью отдаваясь.

Руки скользили по влажной коже, губы находили друг друга вновь и вновь. Это не было стремительным взрывом — это было тихим согласием тел, сплетённых не только страстью, но принятием. Он вошёл в неё нежно, без спешки. Их тела двигались в унисон, как дыхание.

— Лав… — выдохнул он, зажмурившись.

— Я здесь, — прошептала она, вжимаясь в него.

Каждое движение было как признание. И каждый стон — как обещание: остаться, несмотря ни на что. Они не прятались от боли, не убегали от будущего. Они встречали его — вместе.

Позже, когда солнце чуть приподнялось над гаванью, Лав сидела у окна в его рубашке, держа в руке чашку растворимого кофе.

— У нас мало времени, — сказала она.

— Я знаю.

— Но пока оно есть — давай сделаем что-то не по плану.

— Например?

— Поцелуй меня ещё раз. Без причины.

Он подошёл и исполнил её просьбу. Без причины. Только потому, что мог. Потому что хотел.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

23. Тишина

Дом стоял на краю старой оливковой рощи, в сорока минутах езды от ближайшей дороги. Ни сигналов, ни камер. Только ветер, зелень и солнце, скользящее по склонам.

Глория уехала ещё утром, оставив ключи и короткое сообщение: «Это место безопасное. Возьмите время. Вы оба — люди, не только оружие».

Сначала они просто спали. Шестнадцать часов без перерыва, без слов. Потом ели на веранде — хлеб, сыр, вино. Он не спрашивал, откуда она умеет делать кофе по-турецки. Она не уточняла, почему он вечно нарезает фрукты одинаково точно.

— Странно, — сказала Лав, сидя на перилах с бокалом вина. — Я чувствую себя как в другом мире.

— Потому что ты сняла броню, — ответил он, подходя ближе.

— И?

— Ты красивая. Даже без неё. Особенно без неё.

Она потянула его за руку, и он встал между её коленями. Она провела пальцами по его щеке, по шраму у виска.

— Он всё ещё болит? — спросила она.

— Нет. Только если ты так на него смотришь.

Он целовал её медленно. Без спешки, без тени прошлого. Она отвечала легко, будто уже знала: можно довериться, можно раствориться. Их губы находили друг друга снова и снова, как будто переписывали язык любви заново.

Позже они купались в маленьком пруду за домом. Вода была прохладной, солнце пробивалось сквозь листву, делая всё почти нереальным. Лав смеялась — по-настоящему, впервые. Он держал её за талию, а потом просто поднял из воды, прижал к себе, и она обвила его ногами, целуя — солёную кожу, плечи, губы, шею.

— Здесь можно забыть, что мы бежим, — прошептала она, задыхаясь.

— А мы не бежим, — ответил он, проводя рукой по её спине. — Мы просто идём. Вместе.

Ночью они зажгли свечи. Он читал ей вслух из какой-то старой книги, найденной на полке. Потом она уснула, прижавшись к нему, и впервые за долгое время — ничего не снилось. Только дыхание рядом. Тепло. Мир.

На следующее утро Лав проснулась раньше. Пальцы скользнули по простыне — пусто. Но запах кофе и журчание воды из душа подсказали: он рядом.

Она натянула его рубашку, слишком большую, с закатанными рукавами, и вышла на веранду. Мир был окутан лёгкой утренней дымкой. Птицы щебетали в оливковых ветвях. Дерек сидел на ступенях, босиком, с чашкой в руках. Его волосы были влажными, а футболка — измята.

— Ты смотришь, как будто всё это — сон, — сказала она, садясь рядом.

Он подал ей вторую чашку.

— Потому что боюсь проснуться.

Она прижалась к его плечу. Несколько минут — тишина. Ни планов, ни тревоги, ни схем. Только дыхание и тепло рядом.

Днем они перебирали старые книги, пыльные пластинки и нашли древний плеер. Под музыку с потрескивающим голосом Джаззмин Салливан они танцевали на кухне. Сначала неловко. Потом — смеясь, всерьёз. Он кружил её, как в вальсе, пока не уронил на ковер, и она засмеялась так громко, что даже птицы за окном на мгновение умолкли.

Он лёг рядом, прижавшись лбом к её лбу.

— Никогда не думал, что в тебе столько света.

— А я думала, что ты не умеешь смеяться.

— Ты умеешь вытаскивать то, что я давно закрыл, — сказал он, и она поцеловала его в ответ, медленно, будто закрепляя момент.

Вечером они лежали в гамаке под открытым небом, укрывшись пледом. Она читала вслух стихи, найденные в старом блокноте на чердаке. Его рука лежала на её талии, и он не отпускал.

— Знаешь, — тихо сказала Лав, — если бы мир закончился сейчас, я была бы не против. Потому что это было бы моё последнее воспоминание.

Он коснулся её щеки.

— Тогда я сделаю всё, чтобы он не заканчивался. По крайней мере — для нас.

Их поцелуй был не стремительным, не голодным — а тёплым, глубоким. Как обещание. Не "до завтра", а "до самой последней главы".

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

24. Тепло между строк

Утро было ленивым. Ни звонков, ни тревожных новостей, ни планов. Только запах розмарина за окном и солнце, медленно прокрадывающееся через ставни.

Лав надела его футболку и, босая, прошла на кухню. Там уже звучал негромкий блюз, а Дерек — с сосредоточенным выражением лица — пытался нарезать болгарский перец.

— Ты держишь нож как убийца, — усмехнулась она, подходя сзади и обняв его за талию.

— У меня богатый опыт, — отозвался он, не поворачиваясь. — Но перец, оказывается, сложнее сенатора.

Она рассмеялась, взяла нож и плавно провела рез вдоль мякоти.

— Вот так. Держи пальцы чуть под углом. Ты же не хочешь потерять палец до обеда.

— Если после — это считается?

— Только если ты не планируешь кормить меня десертом.

Он сдался, позволив ей руководить процессом, и через полчаса их кухня напоминала кадр из старого фильма: запах чеснока, сковорода, дым, бокалы с белым вином и… мука на щеке Лав, которую он вытер пальцем, прежде чем поцеловать.

Она смотрела, как он жарит картофель с розмарином, и думала: странно, как быстро человек становится домом.

Когда всё было готово, они сели на пол прямо у камина. На коленях — тарелки, на плече — голова любимого. Дерек подцепил вилкой кусочек пасты и покормил её. Она поцеловала его пальцы в ответ.

— А ты точно был шпион? — спросила она. — Не повар? Или, может, всё это прикрытие?

— Только для тебя, — ответил он, серьезно. — Всё это — прикрытие, чтобы оказаться здесь. Сейчас.

Она улыбнулась. В этом мужчине всё ещё было слишком много боли, слишком много темных углов. Но здесь, сейчас, между чесноком и розмарином, он был её. Просто её.

Позже, лёжа на диване, они читали вслух: он — главы из старого романа, она — заметки из блокнота, где он когда-то делал записи к своим делам. Он смеялся над своей молодостью, она — над его почерком.

Всё казалось невозможным и настоящим одновременно. Как будто мир дал им передышку. Один длинный, затянутый вдох, прежде чем придётся нырнуть обратно в глубину.

Они лежали на диване, её нога перекинута через его бедро, плед наполовину сброшен на пол. За окном начинал накрапывать дождь. Он капал по стеклу медленно, как будто сам не хотел нарушать этот хрупкий покой.

— Ты когда-нибудь думал, — начала Лав, глядя в потолок, — как бы всё было, если бы мы встретились в другом мире? Без корпораций. Без лжи.

Дерек задержал дыхание на пару секунд, а потом заговорил тихо, почти шёпотом:

— Я часто об этом думаю. Иногда даже слишком. Но боюсь, тогда ты бы не захотела узнать того, кем я был. Я бы жил спокойно. И был… другим.

Она повернулась к нему, её рука легла на его грудь, ровно над сердцем.

— Я не хочу другого. Я хочу тебя. С твоими шрамами. С твоими ошибками. С твоими ночными кошмарами, если они придут. Я не прошу сказки.

Он закрыл глаза, словно впитывал эти слова.

— А если всё закончится хорошо… — начал он, — если мы выберемся, очистим имена… Что тогда?

— Тогда… — она коснулась его губ пальцами. — Маленький дом. Где-нибудь у моря. Большие окна. Собака. Может, даже сад. А может, мы просто будем бродить по свету, менять города и подделывать документы, пока не состаримся.

Он рассмеялся, обняв её крепче.

— Думаешь, мы когда-нибудь научимся жить мирно?

— Думаю, с тобой — да.

Он посмотрел в её глаза. Ни лжи. Ни страха. Только свет. Живой, упрямый, её.

— Хочу, чтобы ты была там. В любом «потом». Даже если это хижина в лесу или крошечный номер в отеле с видом на канализацию.

— Только если ты будешь готовить, — усмехнулась она.

— Только если ты будешь воровать у меня одеяло.

Они поцеловались — нежно, долго, будто запечатывали сделку. На их условиях. Свою собственную войну они уже начали. Но впервые они заговорили о мире.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

25. День без времени

Позже, когда ночь вползла в дом окончательно и дождь превратился в ленивый шелест, они оказались на кухне. Босиком, в футболках, в полумраке.

— Держи нож, — Лав протянула ему разделочную доску и смеялась, глядя, как он с преувеличенной сосредоточенностью чистит перец. — Ты режешь его так, будто обезвреживаешь бомбу.

— Я и правда не хочу, чтобы он взорвался, — парировал он. — А что, если у этого перца внутри тайный микрочип?

— Тогда мы добавим его в соус. И устроим им сюрприз.

Запах чеснока, обжаренного в масле, наполнил воздух. Потом — свежие травы, тёплые томаты. Они не готовили быстро — у них не было цели, кроме самой готовки. Просто быть. Рядом.

Он воровал кусочки прямо со сковороды, она щёлкала его по руке ложкой. Потом он поймал её за талию, притянул к себе, и они долго целовались, пока макароны тихо переваривались в воде.

— Мы похожи на тех, кто делает это часто, — прошептал он ей в волосы.

— Может, мы и будем, — ответила она. — После всего.

— А если всё сорвётся?

— Тогда эта ночь останется. Как доказательство, что мы уже были живыми. Настоящими.

Ужин они ели на полу, прямо в гостиной, у окна. Один плед, два бокала. Тарелки в руках. Смотрели в темноту за стеклом, как будто могли видеть там что-то большее, чем деревья и дождь.

— Знаешь, я раньше думала, что любовь — это слабость, — сказала Лав, едва слышно. — Что она делает людей уязвимыми. Медленными.

Он кивнул.

— Я тоже. Пока не понял, что любовь — это якорь. Она держит, когда всё остальное летит в пропасть.

Она посмотрела на него. Он коснулся её щёки.

— Я не знаю, что будет завтра. Но если будет утро — я хочу проснуться с тобой.

— И ты проснёшься, — сказала она. — Обязательно.

Той ночью они заснули в обнимку, прижавшись лбом к лбу. Без брони. Без оружия. Только кожа к коже. Сердце к сердцу.

На одну ночь — просто люди. Влюблённые. Живые.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

26. Пробуждение

Свет просачивался сквозь занавески тонкой золотистой вуалью. Комната была наполнена теплом тел и запахом остывшего ужина. Где-то в углу едва слышно тикали старые часы — ритм, неумолимый, чуждый.

Лав проснулась первой.

Она не сразу поняла, что её разбудило. Всё казалось… правильным. Мягкая подушка под щекой. Его рука на её талии. Тихое дыхание рядом.

Но потом — снова.

Тихий щелчок.

Едва различимый. За стеной.

Она приподнялась. Инстинкт сработал быстрее, чем разум. Потянулась к комоду, нащупала пистолет. Дерек проснулся, когда она уже встала с постели — молча, в тени.

— Что… — начал он, но она приложила палец к губам.

— Кто-то в доме, — прошептала она.

Он встал. Они перекинулись коротким взглядом — и тут стало ясно: спокойствие закончилось. Романтика закончилась. Вернулась реальность.

Стук. Один. Два.

Из коридора.

Дерек открыл ящик, достал запасной ствол. За секунду — снова солдат. Взгляд холодный. Шаги бесшумные.

— Черный вход, — сказала она, прислушиваясь. — Сканеры не сработали. Они использовали глушилку. Профессионалы.

— Значит, за нами всё-таки следили. Не удивительно, — отозвался он, — но жаль, что не дольше.

Снизу послышался скрип — словно обувь по деревянной ступеньке.

Их взгляд пересёкся.

— Выход? — спросил он.

— Или бой, — ответила она. — Но сначала — шансы.

Они разделились.

Лав скользнула вниз по заднему коридору, туда, где вентиляция открывала доступ к нижнему уровню. Сердце било в висках, но страх был сосредоточенным. Чистым. Как металл.

Дерек остался наверху, прикрыв лестницу. Через минуту в холле раздался хриплый голос:

— Винтер, ты где?

Лав замерла.

Имя. Настоящее имя Дерека.

Это была не просто слежка. Это была охота.

— Я здесь, — ответил он спокойно. — И ты опоздал.

Выстрел. Один. Второй. Стук тела о перила.

Лав вынырнула из тени и добила второго из нападавших, прежде чем тот успел среагировать. Всё закончилось быстро. Слишком быстро.

— Только двое? — спросила она, оглядываясь.

— Нет, — сказал он, поднимая оброненный коммуникатор. — Это была разведка. Их координатор ещё в эфире.

Из устройства послышался искажённый голос:

— Не убивайте их. Они нужны живыми. Особенно она.

Они переглянулись.

Лав сжала губы. Потом медленно выключила коммуникатор.

— Значит, пришли за мной, — произнесла она. — Не только за правдой. За мной.

— Тогда мы уходим. Сейчас. Без следов.

Он протянул ей руку. И снова — в этом простом жесте — была вся романтика ночи. Только теперь — закалённая. Обращённая в броню.

— В следующий раз они не постучат, — сказал он.

— А мы будем ждать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

27. Под землей

Дождь шёл уже четвёртый час, когда они покинули дом.

Без огней. Без шума. Только глухой рык мотора, замаскированного под курьерский фургон. Тела нападавших остались сжигаться в огне, который Лав запустила с таймера — их следы больше никто не найдёт.

— Это крайний раз, когда мы позволяем себя застать врасплох, — сказала она, пристёгивая бронежилет под курткой.

— Теперь мы — тень, — ответил он. — И если нас не видят, значит, мы ближе, чем думают.

Подполье встретило их гулкой пустотой и пыльным воздухом. Старый ангар под городом, когда-то бункер времён «третьего нефтяного кризиса», теперь — их временное убежище.

Глория уже ждала.

— Часовщик предупреждал, — бросила она, не вставая с кресла. — "Призраки" начали зачистку. Видимо, они поняли, что ты жив, Дерек.

Он кивнул.

— И Лав — не просто приманка. Она ключ.

Лав бросила на него взгляд — чуть насторожённый. Но в нём была правда.

Она была ключом. Она знала об этом.

— Мы уходим глубже, — сказала она. — Нам нужен доступ к «зеркалам». Если они следят за всеми официальными каналами — мы пробьёмся через тени.

Глория склонила голову.

— Ты хочешь использовать старую сеть под Свободной Базой?

— Я её строила, — напомнила Лав. — И я знаю, где осталась живая линия.

Следующие сутки прошли в сплошной подготовке.

Они обустраивали базу: подключали зашифрованные каналы, проверяли оружие, создавали фальшивые маршруты в город. На секунду всё снова напоминало юность Лав — время, когда она училась у отца, когда взламывала первые дроны и запускала вирусы в уличные камеры.

Но теперь рядом был он.

Дерек.

И каждый миг с ним — даже среди оружия, среди проводов и кодов — был её временем.

Поздней ночью они снова остались вдвоём.

Подпольный свет мягко освещал их укрытие: старую комнату управления с выбитыми стёклами, граффити на стенах, и видом на туннель, уходящий в темноту.

Она сидела, закутавшись в его куртку, ноги подтянуты к груди.

Он подошёл, сел рядом.

— Мы почти не говорили сегодня, — сказал он.

— Мы почти не дышали, — ответила она. — Но я… чувствую себя живой.

— Потому что мы боремся?

— Потому что я рядом с тобой.

Он коснулся её щеки. Она не отстранилась. Наоборот, прижалась ближе. И в этом бетонном полумраке, наедине, внизу — под чужим миром — родилось что-то хрупкое и упрямо-настоящее.

Он наклонился и поцеловал её — медленно, не как в ту ночь, а будто впервые. Без адреналина. Без угроз.

— Когда всё закончится… — начал он.

— …мы выберем дом, где не будет тревоги, — закончила она.

— Слишком хорошая мечта?

— Именно поэтому она стоит риска.

Они заснули рядом, под звуки старых вентиляторов, которые шептали: время ещё есть.

Но недолго.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

28. В лабиринтах под городом

Тусклый свет налобных фонарей едва прорезал густую темноту туннелей. Влажные стены сливались с тенью, и даже шёпот казался громче. Дерек и Лав шли рядом, шаг за шагом преодолевая лабиринт заброшенных коммуникаций, оставляя позади привычный мир — с его правилами и опасностями.

— Ты помнишь, — тихо сказал он, — как здесь всё начиналось?

Она улыбнулась сквозь усталость.

— Помню. Этот подземный мир был для меня как дом. Теперь — наш последний рубеж.

Глория замкнула тройку, держа планшет, который отображал маршрут и сигналы помех.

— Мы приближаемся к точке, — предупредила она, — сигнал почти на нуле. Это значит, что старые линии ещё живы, но кто-то активно пытается их заглушить.

В воздухе запахло сыростью и старым электричеством. Внезапно где-то вдали раздался скрежет — что-то, цепляющееся за ржавый металл.

Лав мгновенно подняла руку — сигнал опасности.

— Стойте.

Все замерли. Сердце билось в висках. Мгновения растянулись в вечность.

Из тени выскочили двое — вооружённые, в масках, без предупреждения.

Дерек реагировал молниеносно, схватив Лав за руку и толкая её в сторону укрытия. Звуки выстрелов эхом разносились по туннелям.

Они падали, катились, укрываясь за бетонными колоннами. Глория, не теряя самообладания, вывела из кейса компактный пистолет.

В суматохе и грохоте Лав прижалась к нему, дыша в унисон.

— Не дай им нас поймать, — шептала она, — я не готова потерять тебя.

Дерек скользнул взглядом по её лицу, освещённому только отблесками от взрывов и выстрелов.

— Ты не потеряешь.

Пока грохот стихал, и противники отступали, они обменялись коротким, но полным смысла взглядом — знак того, что несмотря на хаос, несмотря на опасность, их связь крепче любой стены.

Продолжая путь, они знали: впереди — больше испытаний. Но вместе — им под силу всё.

Холод сырого туннеля казался невыносимым, но для них двоих он был лишь фоном. Тусклый свет фонарей играл тенями на стенах, отражаясь в глубине карих глаз Дерека, которые сейчас горели иначе — не опасностью, а мягкой, пылкой теплотой.

Он медленно склонился к Лав, и её дыхание сбилось. Его пальцы нежно касались кожи лица, будто боясь нарушить хрупкость момента. Каждый вздох между ними был будто шёпотом: “Я здесь. Ты — не одна.”

Лав закрыла глаза, ощущая прикосновения, которые будили тело и душу одновременно. Его руки скользнули по её шее, опускаясь вниз — по линии плеч, обнимая её крепче, чем стена, которая их окружала. Тепло от его тела сливалось с холодом воздуха, создавая странное, почти магическое ощущение безопасности.

— Не отпускай меня, — тихо прошептала она, и это была не просто просьба, а обещание.

Он ответил поцелуем — сначала лёгким, исследующим, словно открывал для себя новую вселенную. Но затем поцелуй стал глубже, страстнее, как будто они пытались заключить в мгновение всю ту боль, страх и надежду, что сжимали их сердца.

Её руки зачесались в его волосы, губы блуждали по шее и ключицам, оставляя за собой огненные следы. Дерек обхватил её талию, прижимая к себе так, чтобы она почувствовала, что ничто и никто не сможет разлучить их сейчас.

Движения стали плавными, синхронными — как танец, в котором каждый шаг был продиктован желанием и доверием. Сердца стучали в унисон, и даже холод подземелья не мог погасить жар, разгоревшийся внутри них.

На миг они забыли о мире наверху — о предательстве, о гонках, о страхах. Был только этот туннель, этот свет и друг друга.

И когда дыхание смешалось, и время словно замедлилось, они поняли: в этом пламени есть сила, которая способна прорваться через любую тьму.

Дерек провёл пальцами по волосам Лав, словно запоминая каждую прядь, каждый изгиб. В комнате пахло смолой свечи и прохладой земли, но для них это было уютнее любого дворца.

— Знаешь, — тихо сказала Лав, — мне кажется, впервые за долгое время я могу просто быть собой. Без страхов и масок.

Он улыбнулся, ощущая, как её слова вплетаются в его сердце.

— Ты заслуживаешь большего, чем этот мир из предательств и теней. Ты — свет, который я хочу беречь.

Она закрыла глаза, опираясь на его плечо, и в этот момент всё казалось возможным. Никто и ничто не могло тронуть их покой.

— Представляешь, — продолжила она, — когда всё это закончится, мы проснёмся не в бетонной коробке, а где-нибудь под открытым небом. Может, на берегу моря, где можно будет слушать прибой и не думать ни о чём.

Дерек улыбнулся шире, представив их там — вдвоём, без масок, без борьбы, только они и мир.

— Тогда мы построим это место вместе. Начнём с песка под ногами и тихого ветра.

Он провёл ладонью по её щеке, губы коснулись её волос. Их дыхания слились в один ритм, и на мгновение время остановилось.

В этом укромном убежище, среди темноты и тишины, они нашли то, что искали — спокойствие, которое давало силы идти дальше.

Лав и Дерек сидели на полу, спина к спине, в полумраке комнаты, где мягкий свет свечи танцевал на стенах. Вокруг них — тишина, прерываемая только едва слышным треском фитиля.

— Ты правда веришь, что у нас будет это… место? — Лав тихо спросила, прикасаясь пальцами к его плечу.

— Верю, — ответил Дерек, не оборачиваясь, — потому что с тобой я впервые знаю, ради чего стоит бороться.

Она улыбнулась, ощущая, как его слова проникают глубже, чем любые обещания. Он наклонил голову, и их губы встретились в нежном поцелуе — не страстном, а таком, что согревает душу, как тёплый плед в холодную ночь.

— Тогда мы обязательно найдём его, — прошептала Лав, — и построим свою свободу.

В этот момент им казалось, что весь мир — за стенами, а здесь, среди теней и света, рождается их маленькая вечность.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

29. Внизу

Под городом, среди ветхих бетонных арок и ржавых вентиляционных труб, царила глухая тишина. Они шли медленно — Дерек впереди с фонарём, Лав позади, почти на ощупь скользя по влажному полу туннеля. Иногда под ногами шуршала вода, и каждый шаг отзывался в стенах эхом, будто само подполье знало, кто они такие — беглецы, заговорщики, влюблённые.

— Мы почти у развилки, — Дерек остановился, — по плану дальше мы либо уходим к архивному узлу… либо вниз, туда, где ловит глушилки.

— Лучше вниз, — сказала Лав. — Мы всё равно должны понять, как далеко распространяется сеть отца. Если мы её перережем, он ослепнет на день-два.

Она говорила спокойно, но голос дрожал. Слишком много адреналина с утра. Слишком мало сна. Слишком много — чувств.

Когда они спустились по скользкой винтовой лестнице, то оказались в старом техническом отсеке — здесь, по легенде, когда-то был альтернативный серверный пункт, а потом его забыли. Пыль лежала на панелях, кабели свисали, как лианы, и всё пропитано было временем и железом.

Дерек выдохнул, откидывая капюшон:

— Перед бурей — тишина.

Лав, вытирая лоб рукавом, посмотрела на него: свет фонаря играл на его скулах, в глазах отражались искры.

— Иногда я думаю, что мы потерялись в этом городе навсегда, — тихо сказала она.

Он подошёл ближе, снял перчатки и обхватил её лицо ладонями. Его прикосновения были мягкими, тёплыми, но в них — тревожная тоска, как у человека, идущего по льду.

— Мы не потерялись, — сказал он. — Мы просто ушли глубже, чтобы всплыть выше.

Она прижалась к нему. Всё внутри отозвалось тепло́м. Они стояли среди кабелей, как среди корней мёртвого гиганта, и дышали в унисон. От усталости, от любви, от осознания, что снаружи всё может рухнуть — но пока они здесь, вдвоём, — этот подземный мир дышит вместе с ними.

Дерек поцеловал её — сначала осторожно, почти как извинение, потом глубже, отчаяннее. Лав запустила пальцы в его волосы, её дыхание сбилось. Их тела нашли друг друга, как магнит и сталь. На полу было холодно, но их кожа пылала.

Он разорвал молнию на её куртке, стянул её вниз, она обвила его ногами, прижимая к себе. В темноте они сливались в один ритм: толчки, поцелуи, прикусы, и то самое шепчущиеся "ещё", которое звучит громче, чем любой крик.

Потом они лежали молча, обнявшись, дыша медленно. Металл под ними остывал. Над ними — бетон, камень, километры равнодушного города.

— Мы взорвём это всё, — сказала Лав сквозь полусон. — Чтобы построить с нуля.

— Только пообещай, — отозвался он, — что ты будешь рядом, когда я стану другим человеком.

— А ты пообещай, — прошептала она, прижимаясь носом к его щеке, — что не станешь чужим.

Он кивнул. И в этой тишине, под землёй, между войной и светом, между бегством и домом, — родился их новый договор.

Скоро они поднимутся. И мир не будет прежним.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

30. Свет наверху

Глухие стены подземного туннеля постепенно растворялись в воздухе. Станция, куда они вышли после бесконечного перехода, была старой, заброшенной, но сухой и наполненной едва ощутимым дыханием воздуха сверху. Под потолком тлел фонарь. Пахло пылью, ржавчиной и железом — и чуть-чуть свободой.

Лав проснулась от шороха — Дерек варил кофе на переносной горелке, его профиль был спокойным, почти домашним. Он не заметил, как она подошла, пока её руки не обвились вокруг его талии.

— Утро, — прошептала она в его спину.

— Не знаю, который час. Но пусть будет утро, — он обернулся и поцеловал её в висок. — Тебе приснилось что-то?

— Нет, просто почувствовала, что ты встал. И вдруг захотелось, чтобы ты был рядом.

Он протянул ей кружку с кофе и сел рядом на холодную скамью. Она укрылась его курткой, босые ноги подтянула под себя. Было тихо. Почти слишком тихо, если бы не старое переносное радио, которое стояло рядом. Шумело, ловя волну.

И вдруг — треск, помехи… и голос.

— …видео с камер наблюдения, выложенное сегодня утром, окончательно подорвало позицию председателя холдинга "NexCore"...

...материалы, ранее считавшиеся фальшивкой, были подтверждены несколькими независимыми источниками

…

Лав вскинула голову. Сердце стучало в горле. Они переглянулись. Радио продолжало:

—

…движение сотрудников корпорации, объединившихся в рамках неофициального профсоюза, заявило о полной поддержке разоблачителей.

Пресс-секретарь временно отстранён.

В городе проходят мирные акции, несмотря на попытки подавления…

Она закрыла глаза, в груди запекло. Это сработало. Часть того, что они делали, не прошла даром.

— Глория успела, — выдохнул Дерек. — Или кто-то ещё подхватил. Мы не зря рисковали.

Он взял её за руку. Её ладонь дрожала.

— Нам надо вернуться, — сказала она. — Но не просто так. Не как беглецы. А как… символ.

— Нам нужно выбрать, кем мы станем, — он посмотрел в её глаза. — Больше не просто мстителями.

Она молчала, и вдруг — улыбнулась. Мягко. Почти стесняясь.

— Я не знаю, как будет завтра. Но если мы выберемся — я хочу дом с окном на рассвет.

Книги в каждой комнате. И чтоб ты варил кофе, как сегодня.

Он засмеялся. По-настоящему. И прижал её к себе, не отпуская.

— Считай, уже строю. Но ты будешь готовить.

— Только если вместе.

И в этот момент мир словно замер. Даже шум радио отступил. Были только они двое — посреди старой станции, обнявшиеся под потрескавшимся бетонным сводом. Кусочек мира, который они унесли с собой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

31. Дом, которого не было

Старый лифт с воем полз вверх — из глубин туннеля к заброшенному выходу. Лав держала рюкзак прижатым к груди. Дерек стоял позади, положив ладонь на её плечо. Они почти не говорили: тишина казалась священной.

Когда двери открылись, их встретила ночь. Свежая, звёздная, пахнущая деревьями и пылью. Они оказались на окраине города, в районе, где уличные фонари мигали через один, а улицы будто дышали забвением.

На углу их уже ждала машина.

Глория не была внутри. За рулем сидела женщина в плаще, лицо — в тени. Она молча кивнула и повезла их вдоль чёрных переулков и полузасыпанных проездов, пока не свернула на просёлочную дорогу.

Через двадцать минут — остановка. Дом, спрятанный за лозами дикого винограда. Маленький, деревянный, со скрипучим крыльцом и окнами, из которых лился мягкий жёлтый свет.

— Это временное, — сказала женщина, наконец, — но здесь вы в безопасности. Глория велела передать: «Отдохните. Вы это заслужили».

Лав и Дерек остались вдвоём.

Внутри пахло лавандой и пылью книг. На кухне висели медные кастрюли, у окна — занавески, шитые вручную. В одной из комнат стояла большая ванна с лепестками роз. В спальне — старое пианино и камин, который кто-то заботливо разжёг до их прихода.

Они не разговаривали, просто ходили по дому, трогая вещи, как призраки — боясь нарушить покой.

А потом Лав сняла куртку и прошептала:

— Идём на кухню. Я нашла муку и ягоды. Хочу… просто печь. Хочу, чтобы это запомнилось как настоящее.

Они стояли у стола, раздеваясь до рубашек. Его руки были в муке, её щёки — в тёплом свете лампы. Она смеялась впервые за долгое время, когда он облил её водой из ковша. Он ловил капли на её шее губами.

Они пекли пирог. Но руки тянулись не к тесту, а друг к другу.

Позже, в ванной, она лежала в его объятиях, голова — у него на груди. Тёплая вода колыхалась, розовые лепестки прилипали к коже. Он водил пальцами по её спине, как будто учился писать всё с начала.

— А если завтра снова начнётся бегство? — спросила она тихо.

— Тогда сегодня — всё, что у нас есть. И я хочу, чтобы сегодня ты была моей. Полностью.

Она прижалась ближе.

— Я уже.

Ночью они не спали. Любовь была не страстью — была защитой. Их движения были нежны, как дыхание. Ни клятв, ни слов. Только кожа, только шёпот, только двое, заново обретающие человечность.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

32. Утро без войны

Первое утро без тревоги.

Лав проснулась раньше — впервые за многие недели. На улице, за приоткрытым окном, шелестели деревья, а где-то вдали щебетали птицы, будто природа не знала, что весь их мир только что треснул по швам.

Она накинула рубашку Дерека и спустилась босиком на кухню. Воздух пах древесным дымом и корицей. Кофе остался с вечера — она разогрела его на плите и выложила остатки пирога на старую тарелку в голубую крапинку.

Когда он появился в дверях — растрёпанный, сонный, в брюках и с полуулыбкой — она уже взбивала яйца, тихо напевая себе под нос.

— У нас тут семейный завтрак? — пробормотал он, подходя сзади и целуя её в шею.

— У нас тут попытка сыграть в нормальность, — усмехнулась она. — Раз в жизни.

Он помогал: поджарил хлеб, принес банку варенья, нашёл два бокала и бутылку холодного сидра из подвала. Сели у окна, обнявшись. Яйца были пересолены, пирог — подсох, но она не жаловалась. И он тоже.

— Если бы ты мог выбрать, где бы мы жили? — вдруг спросила она.

Он посмотрел в её глаза — долго.

— У моря, где пахнет солью и ничего не напоминает о выстрелах. С домом на холме. С садом. Где ты бы ходила босиком и ругалась, что я опять забыл закрыть дверь в курятник.

Она рассмеялась и накрыла его руку своей.

— А ты?

— Я бы хотела маленькую кофейню. В тихом районе. И ты бы приходил туда каждое утро, а я делала бы тебе что-то особенное, пока ты читаешь газету.

— Газету?

— Да. Я люблю бумагу. Она не врёт.

Молчание.

И снова он:

— Думаешь, у нас правда может быть… потом?

Она не ответила сразу. Потом кивнула.

— Если мы не начнём жить этим "потом" уже сейчас — оно никогда не придёт.

Он потянулся и поцеловал её. Долго. Без суеты. Как будто всё в мире было медленным, важным, наполненным.

Они провели день на заднем дворе — нашли гамаки, плели венки из сухой травы, пили сидр, читали вслух старую книгу, оставленную кем-то на подоконнике. Это был один из тех дней, которые забываются только потому, что их невозможно отделить от счастья.

А ночью — снова близость. Но не как бегство, а как возвращение. Они знали друг друга теперь не только телами, но и сердцами.

И всё бы так и продолжалось.

Но утром двадцать первого дня в дом пришёл человек.

Мужчина с серым шарфом, с жестами военного и голосом, дрожащим от спешки:

— Простите, что врываюсь. Но вы должны знать. Вчера ночью… ваше видео всё-таки вышло наружу. Город кипит. Совет объявил Дерека предателем. Лав — объектом розыска номер один. Но и улицы… улицы на вашей стороне.

Он выждал.

— Вам пора вернуться. Люди ждут. Началась игра, в которой всё решит правда — и любовь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

33. Сопротивление

Они собирались молча.

Собирались быстро.

Лав застегивала кобуру под курткой, волосы стянуты в низкий хвост. Дерек проверял заряд в планшете и карту убежищ, которую им прислал контакт в городе. Шарф, подарок старого друга, теперь был знаком — для тех, кто ждал их возвращения.

Дом за спиной — старый, добрый, забытый — оставался с запахом кофе и солнца на простынях. Оставался в сердце, как обещание, к которому они ещё вернутся. Если выживут.

Они вышли на крыльцо.

Серая машина уже ждала. Тот же человек за рулём.

— Будет жарко, — сказал он, не оборачиваясь. — Центр перекрыт, охота идёт по всем уровням. Но люди ждут сигнала. Они смотрят. Хотят знать, кто будет первым, кто встанет.

— Мы будем, — сказал Дерек.

Лав лишь кивнула. Но он почувствовал, как её пальцы нашли его — под курткой, мимолётно, быстро, будто якорь.

В машине пахло пылью и бензином. Они держались за руки всю дорогу, не думая о том, кто что должен говорить. Рядом с ними — город, меняющийся. Граффити на стенах с их именами. Плакаты с призывами. Уличные сборища. Подпольные радиостанции.

И всё — всё началось с них.

— Думаешь, мы успеем? — спросила она, смотря в окно, где улицы дрожали в дымке протеста.

— Нет, — ответил он честно. — Мы никогда не "успеем". Но, может, мы изменим вектор. На миллиметр. Этого может хватить, чтобы кто-то ещё... остался жить.

Она повернулась к нему:

— Тогда держи меня крепко. Потому что я пойду до конца.

Он притянул её к себе. Их лбы коснулись, дыхания слились, и в этот миг машина врезалась в сердце города.

Подпольный штаб. Глубокий уровень.

— Они здесь, — выдохнула Глория, когда Лав и Дерек вошли в помещение, освещённое только экранами. — Все каналы уже начали трансляцию. Через пятнадцать минут эфир. Всё, что вы скажете, увидит весь континент.

— Тогда пусть услышат правду, — сказала Лав. — И увидят нас. Такими, какие мы есть.

Глория кивнула. Её глаза скользнули по ним — не просто как союзникам, а как тем, кто пережил слишком многое. Она поставила им по чашке крепкого чая.

— После эфира город взорвётся, — прошептала она. — Но вы всё ещё можете исчезнуть. Восстановить документы. Уехать.

— Мы никуда не уедем, — сказал Дерек. — Мы остаёмся. Иначе зачем всё это?

Глория усмехнулась.

— Тогда дайте миру то, за что он готов будет встать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

34. Прямой эфир

Свет камер был ослепляющим.

Неоновая студия в подвале — спрятанная, но с выходом на спутник — гудела, как нервная система огромного организма. В ней пахло металлом, пластиком и ещё чем-то более человеческим: потом, страхом, решимостью.

Перед камерой сидели они: Лав Пресли и Дерек Ривз. Не как беглецы. Не как партизаны. Как те, кто всё больше становился лицами нового мира.

Глория стояла за стеклом аппаратной, считала секунды.

— Три… два… эфир.

Красный индикатор загорелся.

Лав выдохнула — и посмотрела прямо в камеру.

— Меня зовут Лав Пресли, — сказала она. — И я родилась в системе, которую вы называете правдой. Мой отец был одним из тех, кто строил её. Его убили, когда он захотел её изменить.

Камера приближалась. Её голос был спокоен — без пафоса, но с силой, которую нельзя сыграть.

— Мы привыкли бояться. Привыкли молчать. Привыкли закрывать глаза, когда кого-то уводят ночью. Но это не жизнь. Это страх, замаскированный под порядок.

Она замолчала — на секунду. Камера задержалась на её лице. А потом Лав сделала шаг в сторону.

— Это Дерек Ривз. Его называли предателем, врагом, агентом. Но он был тем, кто показал мне, как выжить. Как биться. И как любить.

Она взяла его за руку — не театрально, а крепко, как будто в этом была правда, больше, чем во всех разоблачениях.

— Мы сделали выбор: не убегать. Не подыгрывать. И не прятаться.

Он подался вперёд:

— Сегодня мы публикуем весь архив. Все доказательства. Видео казней, подкупов, договоров. Пусть судит каждый сам.

Пауза.

— Но прежде… — добавила Лав. — Я хочу сказать кое-что лично.

Камера вновь навелась на неё.

— Я знаю, что кто-то из вас смотрит это, не потому что верит, а потому что боится. Потому что у вас есть дети. Или кто-то, кого вы любите. Я вас понимаю. Я тоже боюсь.

Она сжала пальцы на руке Дерека.

— Но если мы всё разрушим, а не построим что-то новое — мы просто заменим одних монстров другими. Я не хочу этого. Я хочу, чтобы мой ребёнок — да, я жду ребёнка — вырос в мире, где его не научат молчать. Где любовь — не слабость. Где правда — не повод для казни.

Дерек резко повернулся к ней. В его глазах был шок. Она не говорила ему. До этого момента.

Камера не прерывалась. Она оставалась на них.

И тогда он встал. Подошёл. Обнял её — без слов. Просто. Бережно. На фоне всех экранов, где уже шли слитые видео, документы, исповеди и крики из архивов пыток — это молчание было громче всего.

Потом он поцеловал её. На камеру. В прямом эфире. Просто. Человечески. Навсегда.

Когда эфир закончился, и сигнал был отключён, в подпольной студии повисла тишина.

— Ну, — сказала Глория, подходя к ним, — теперь вы официально революция.

Лав смотрела на Дерека, дрожащими пальцами касаясь живота. Он смотрел только на неё.

— Мы всё равно выберемся, — прошептала она. — Не ради мести. Ради будущего.

Он кивнул. А потом впервые за весь день улыбнулся.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

35. Рассвет нового мира

Утро встречало их нежным светом, который просачивался сквозь большие окна старого дома на окраине города. За ночь новости обнародованных доказательств распространились по всему миру — глухие стены власти начали трещать.

Лав стояла у окна, осторожно поглаживая живот. Дерек тихо вошёл и обнял её сзади, вдыхая запах её волос — свежий, словно обещание нового дня.

— Ты слышала? — шептал он, — люди больше не боятся. Они задают вопросы, требуют правду.

Она повернулась, улыбнулась сквозь сон:

— Это благодаря тебе... благодаря нам. Теперь наш ребенок сможет жить в другом мире.

Он провёл ладонью по её щеке, как будто запечатлевая этот момент:

— Ты представляешь? Мир, в котором любовь — не роскошь, а основа. Где мы можем просто быть.

— И мы будем вместе, — сказала Лав, крепко держа его руку.

В их взглядах было больше, чем слова — была уверенность, что теперь всё возможно.

За окном город просыпался, а вместе с ним — надежда.

Прошло несколько месяцев.

Дом на окраине города стал их убежищем и новой крепостью. Здесь не было высоких стеклянных фасадов и холодных офисных огней — только мягкий свет ламп, запах свежего хлеба и теплые вечера на веранде.

Дерек и Лав часто просыпались вместе — медленно, без спешки, как будто растягивая время, чтобы удержать эти минуты счастья подольше.

Однажды утром, когда первые солнечные лучи играли в её каштановых волосах, Лав тихо сказала:

— Как ты думаешь, что нас ждёт дальше?

Он улыбнулся и ответил:

— Не знаю. Но теперь у нас есть выбор. Мы можем строить что-то своё — не чужое, не на обломках прошлого, а на том, что сами придумаем.

— Я хочу, чтобы наш ребёнок рос в мире, где любовь — не просто слово, — прошептала Лав, касаясь рукой живота.

Дерек взял её за руку и медленно провёл по своей щеке.

— Мы дадим ему именно это.

После завтрака они вместе вышли в сад. Лав взяла корзинку, Дерек — лопату. Работали молча, наслаждаясь простыми моментами — запахом свежей земли, теплом солнца, тихим щебетом птиц.

Вечером, когда небо окрасилось в розовые и золотые тона, они сидели рядом на крыльце. Руки переплелись, взгляды встретились — и в них не было ни страха, ни сомнений.

Только обещание: идти вместе, что бы ни случилось.

Раннее утро в доме было словно отдельным миром — тишина нежно окутывала каждую комнату, а мягкий свет пробивался сквозь полупрозрачные шторы, играя на стенах. Лав лежала, прижавшись к Дереку, её дыхание ровное и спокойное, сердце билось в унисон с его.

Он осторожно провёл пальцами по её волосам, чувствовал каждую ниточку, словно запоминая этот момент навсегда. Их тела переплетались в лёгком объятии — без спешки, без слов, только тепло и доверие.

— Ты знаешь, — шепнула Лав, — иногда мне кажется, что мы как два полюса одного магнита — притягиваемся даже в самой тишине.

Дерек улыбнулся, губы коснулись её шеи, оставляя лёгкие поцелуи.

— И я не хочу отпускать тебя ни на минуту.

Вечером, когда город погрузился в сумрак, они решили вместе приготовить ужин. Лав взяла на себя салат — нарезала свежие овощи с точной и нежной аккуратностью, а Дерек боролся с тестом, которое упрямо прилипало к пальцам.

— Похоже, я не создан для кухни, — с усмешкой признался он, вытирая руки.

Лав подошла, взяла его ладонь в свои руки.

— Это вовсе не важно, когда рядом есть ты.

Она поднялась на цыпочки и легко поцеловала его в щёку, потом, не отпуская руки, притянула к себе, и их губы встретились в тёплом, медленном поцелуе, полном нежности и обещаний.

— Знаешь, — прошептала Лав, — я хочу прожить с тобой сотни таких вечеров.

После ужина они устроились на мягком диване, бок о бок, под лёгким пледом. Дерек взял её за руку, прижал к себе и заговорил серьёзно:

— Я думал о том, что мы строим нечто большее, чем просто отношения. Это наш маленький мир, и я хочу сделать его прочным.

Лав посмотрела в глаза, и в её взгляде было столько же решимости, сколько и нежности.

— Я боюсь. Боюсь, что прошлое снова постучится в нашу дверь, — сказала она тихо.

Он провёл пальцами по её щеке.

— Мы пройдем через всё вместе. Ты — моя сила.

Она вздохнула, расслабилась в его объятиях и тихо ответила:

— Тогда давай обещаем друг другу — всегда быть рядом, несмотря ни на что.

Их губы соединились в поцелуе, который был полон надежды и желания.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

36. Надежда

Город просыпался под шум новостей, взрывающихся в эфире и соцсетях. Видео — правда о махинациях отца — набирало миллионы просмотров. Совет директоров в панике.

Дерек, Лав и Глория собрались в квартире Лав — небольшом убежище в центре. Солнце заливало комнату мягким светом, но напряжение висело в воздухе.

— Они пытаются всё замять, — сказала Глория, листая сообщения на планшете. — Но у нас есть поддержка журналистов.

Лав села рядом с Дереком, их пальцы сплелись.

— Что будет дальше? — спросила она тихо.

— Теперь они будут пытаться ударить по нам, — ответил он, — но вместе мы сильнее.

И на миг тишина наполнилась теплом. Лав посмотрела в карие глаза, наполненные решимостью и нежностью.

— Когда это закончится… — начала она, — я хочу просто быть с тобой. Без игр, без борьбы.

Дерек улыбнулся, провел пальцем по её щеке.

— Обещаю. После всех бурь мы найдём свой покой.

Они слились в долгом поцелуе — как будто это была их последняя тихая гавань перед грозой.

После ночи бурных событий наступило утро, наполненное тёплым светом и ощущением нового начала.

Дерек и Лав сидели на балконе квартиры, обнявшись, в руках — чашки с кофе, аромат свежести просачивался сквозь открытое окно.

— Всё, что было, — сказал Дерек, — осталось позади. Теперь мы строим своё будущее.

Лав улыбнулась, её голубые глаза сияли без тени сомнений.

— Вместе. Без страхов и масок.

Они смотрели на город, который казался совсем другим — не безжалостным мегаполисом, а живым, дышащим организмом, который давал шанс каждому.

— Ты думаешь, что отец сдастся? — тихо спросила она.

— Нет, — признался Дерек, — но теперь у меня есть ты, и этого достаточно.

Лав склонила голову на его плечо, и на мгновение мир замер, даря им минуты покоя.

Солнце заливало комнату мягким светом, пробиваясь сквозь тонкие шторы. На кухне пахло свежей выпечкой и кофе — Лав улыбалась, подавая Дереку тарелку с омлетом.

— Никогда не думал, что ты такая мастерица на кухне, — улыбнулся он, беря вилку.

— Есть у меня тайные таланты, — ответила она, поцеловав его в щёку.

Они сидели рядом, руки переплетались на столе, словно обещая: вместе — всё возможно.

— Представляешь, — начал Дерек, — что завтра мы можем просто пойти гулять по парку, без оглядки на телефоны и звонки?

— И не думать о сделках и предательстве? — Лав села ему на колени, их взгляды встретились.

— Да, просто быть.

Её глаза наполнились теплом, и он почувствовал, как нежность растекается по венам, как если бы этот простой момент был самым драгоценным из всех, что у них были.

— Тогда обещай, — шептала она, — что мы никогда не потеряем это.

— Обещаю, — ответил он, гладя её волосы.

За окном город просыпался, но для них сейчас был важен только этот тихий уголок, где жизнь могла быть простой и красивой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

37. Утро нового дня

Лёгкий ветерок играл занавесками, впуская в комнату свежесть утра. Дерек стоял у окна и смотрел на город, который казался одновременно бесконечным и в то же время — наконец, подчинённым их воле.

Лав тихо подошла сзади, обняла его за талию, и он повернулся, чтобы встретить её взгляд — спокойный, уверенный, полный любви.

— Мы сделали это, — прошептал он.

— Да, — улыбнулась она. — И теперь — всё по-настоящему наше.

Они знали: впереди будут испытания, но рядом друг с другом они смогут выдержать всё.

Дерек наклонился и поцеловал её, словно запечатлевая в этот момент обещание новой жизни — без тени прошлого, без страха и предательства.

В этот рассвет был не просто конец одной истории, а начало другой — истории, которую они напишут вместе.

Дерек и Лав стояли у окна, где город медленно пробуждался. Свет рассвета мягко касался их лиц, словно напоминая — после ночи всегда приходит новый день.

— Помнишь, как всё начиналось? — тихо спросила Лав, прижимаясь к нему.

— Помню, — улыбнулся Дерек. — Тогда я был лишь тенью отца, а ты — загадкой, которую хотелось разгадать.

— Мы прошли через бурю, — сказала она. — И каждый шрам, каждое поражение сделали нас сильнее.

— И вот мы здесь. Не просто выжили, а создали что-то своё. Не на руинах прошлого, а на надежде.

Он взял её руки в свои.

— Спасибо, что была рядом. За то, что не дала мне стать тем, кем он хотел.

Лав посмотрела в его карие глаза и сказала:

— Теперь мы — не просто союзники, не просто любовники. Мы — семья. И это — наш новый старт.

Дерек нежно коснулся её губ.

— Пусть этот рассвет будет началом вечности для нас.

И под светом нового дня они позволили себе забыть о страхах — зная, что впереди будет только их совместная история.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Конец