За пределами игры. Из книги Лесби ролевые игры

1 глава. Таня

Весеннее тепло согревает даже в тени. Я, в очередной раз, закидываю огромную сумку на плечо, с которого она все норовит слезть и поправляю огромную шапку дочери, сдвинув ее обратно с глаз, потому что та, очевидно, решает сегодня повторить подвиг сумки – выбесить меня.

Каждый раз, собираясь куда-то с дочерью, я зарекаюсь брать большие сумки. Беготня с ребенком предполагает максимально функциональную одежду, как и вообще все вещи. Но стоит нам собраться куда-то, отгадайте, кто скидывает все нужное в одну сумку? Конечно – это я. Ибо, я не бог тайм-менеджмента, а способностью собрать мою дочь куда-либо должны обладать супергерои.

Моя 6-летка не вредина, она обычный гиперактивный ребенок. У нее, как и у большинства детей ее возраста, отсутствует словесный фильтр, напрочь. Но она у меня одна, как и я у нее. Поэтому с этим миром мы справляемся так, как можем, учитывая, что характер ни у меня, ни у нее нельзя назвать ангельским даже приблизительно.

Моя мама не в счет, так как она живет на другом конце города, работает и ведет свою счастливую взрослую жизнь. Она очень много сил потратила на мое воспитание, много лет ухаживала за моей бабушкой, ее матерью. Поэтому, я ее понимаю. Находясь в ее возрасте и будучи не зависимой, я бы тоже хотела быть немного свободнее. Она помогает мне с воспитанием Полинки и позволяет той выбирать то, что понравится, с учетом своей картины мира. Поэтому я не лезу в их отношения, мне не всегда хватает сил, чтобы хоть как-то удерживать в узде свою дочь.

– Мамочка, эта шапка не смотрится без тех плИкрасных голубых ботиночек, которые мы видели вчера в магазине, – пыхтя на бегу и коверкая слова, говорит дочь. Очевидно, что тема дня вчера, сегодня и завтра – «голубые ботиночки».

– Нам совершенно точно нужно купить их, иначе ничего не получится! – не сдается ребенок, пробегая в сапогах по луже. В ее вселенной фиолетовая шапка сочетается только с голубыми ботинками и ничем больше.

– Я подумаю, но ничего не обещаю, – говорю я, не отказывая. Эта подход пришел с опытом. Лучше сказать, что нужно подумать и прицениться, или поискать варианты получше, чем получить два часа нытья и причесывания моих нервов

Моя мама говорит, что я бесхребетная и позволяю Полине ездить на себе. Я же думаю, что это просто генетика. Моя прабабушка и бабуля тоже были непростыми женщинами и тащили на себе огромную семью в очень непростое для всех время.

Но в каждой семье бывает исключение из правил, и по маминой логике, это я. Потому что я не стала добиваться учёной степени на кафедре права и управления, родила в 22 года, одна без мужа и квартиры. Сейчас работаю помощником главного администратора нашего хоккейного клуба.

Здесь я, обычно, добавляю, что наш клуб один из самых крупных и крутых не только в нашем городе, но и в лиге. Но маму это ещё ни разу не вдохновило, как и моя зарплата.

Я не жалуюсь. Моя зарплата позволяет мне оплачивать квартиру и нашу жизнь, а также обеспечивает все наши девчачьи хотелки, доставку еды, такси и многое другое, как например, вот эту треклятую шапку-сову, которая снова съехала прямо на глаза Полинке. Но кого это беспокоит, когда ну... Модно?!

В сердцах я срываю шапку с Полины и засовываю к себе в сумку. Справедливо полагая, когда видят сразу оба глаза, а не наполовину, не опаздывать становится чуточку легче.

Мы бежим на занятия по плаванию. Бесплатные занятия в клубе для детей сотрудников –приятный бонус к моей зарплате. Директор нашего клуба Макар Вербицкий вместе с правлением решили, что сотрудников одной зарплатой удержать не получится и ввели дополнительные плюшки к зарплате, например, занятия для детей, путевки в санатории, аренда квартир рядом с ареной.

В какой-то момент главному администратору команды потребовался помощник, который займется всей мелкой операционкой, не отвлекая его деталями заказа билетов, брони номеров и другой бумажной волокитой.

Поэтому, когда мама скинула ссылку с вакансией, я решила отправить резюме. Не знаю, почему меня решили пригласить на собеседование, но Олег Арсеньевич, главный администратор команды, смотрел на меня снисходительно и задавал вопросы, ответы на которые, он был уверен, я не знаю.

Я не стала тратить его время и просто перечислила все кубки клуба, тренеров и игроков команды, а также сказала, что нынешний тафгай играет только нашим углеволоконным «зарядом» третьего поколения, хотя почти весь состав пользуется бауэрами или шервудами. Но, похоже, это не помогает им быстро разбираться с бумажной текучкой или без волокиты собирать для бумаги для очередного легионера.

Все эти детали выстраданы мной с самого детства. Благодаря тому, что моя мать – ярая поклонница хоккея, на все домашние игры я ходила с ней. А моя отличная память позволяла запоминать мне всех игроков каждого сезона. В нашем городе, в целом, считается хорошим тоном болеть за клуб и заниматься хоккеем. Спортом я отказывалась заниматься наотрез, так как все свое время проводила в школе, на художественном кружке или в классе по хореографии. Мать же никогда не давила на меня, но каким-то образом умудрялась таскать на все матчи, а знать тонкости любимого дела необходимо. Это один из жизненных постулатов мамы, которым в нашей семье полагается следовать неотступно.

Моя дочь тоже не отличается большой любовью к спортивным мероприятиям, но я решила, что бассейн, который имеется у клуба, поможет ей немного поумерить ту кипучую энергию, которая не дает ей присесть на попу даже на секунду.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я не думала, что меня возьмут, особенно учитывая мой спич, про их неспособность разобраться в собственных бумагах. Но, неожиданно, меня пригласили на стажировку. Работа мне понравилась, и я быстро начала справляться со своими обязанностями. За «справится» и «нравится» я тоже получила неплохие бонусы к оплате, например, плаванием с дочерью занимается тренер индивидуально.

Если бы Полина занималась в группе, я бы тоже радовалась, но раз уж мы выяснили, что я говно-мать, и это очевидно всей моей семье из многих пунктов, я ещё и курица-наседка в полном ее проявлении.

Сидеть в холле и представлять, что делает твой ребенок, с шилом в одном месте в огромном бассейне без контроля, думаю эта мысль посещала не одну маму. А меня эти нервяки настигают постоянно.

Это невроз, усталость и напряжение. Три моих вечных спутника, которые неотрывно следуют за мной с самого рождения моей дочери.

Поэтому, когда Полинке предложили заниматься индивидуально, моя внутренняя невротичка пропела «Аллилуйя!».

Я знаю! Н-невроз!

2 глава. Таня

Мы бежим по главному коридору клуба, который ведет одновременно к бассейну и раздевалкам хоккеистов. Мне не везёт - коридор один, а время поджимает. Я очень старалась не попасть именно сюда сейчас. Эти парни, хоть и молодые, но борзые, и тестостерон у них льется из ушей, особенно перед тренировкой.

Один из них - Матвей Покровский - всегда смотрит на меня так, как будто я его женщина и принадлежу ему. Не спорю он горяч, красив и успешен. И еще один источник моего невроза панических реакций.

Он - центральный нападающий в команде. И получил это место, совсем не зря. Сказать, что Матвей высокий – ничего не сказать. Когда я стою рядом с ним, слово «большой» начинает приобретать новые смыслы. Большие ручищи, длинные ноги, щетина эта вечная его. Он весь похож на великана. Даже не зная его номера, я могу быстро найти на его льду. Поэтому, и еще потому что Матвей для моих глаз как магнит. На матчах клуба я слежу в основном за ним. Ну и за тем, что он вытворяет с клюшкой и шайбой.

Чаще всего все его хулиганские маневры заставляют рвать волосы на себе не только противников, но и тренеров и судей. За это он сидит на скамье – больше, чем ему бы хотелось.

Когда вижу, что он вытворяет на льду, у меня пальцы на ногах поджимаются. Но стоит мне увидеть, как он флиртует то с журналистками, то с ведущими и меня накрывает холодная отрезвляющая волна.

Бесит!

Возможно, это какое-то психическое расстройство. Потому что нельзя одновременно желать его и избегать любых встреч и контактов.

Это дурость, и ипохондрия, а не психическое расстройство – так говорит моя незабвенная матушка.

Девушки на этих хоккеистах виснут, как гроздья винограда. Матвей тоже не исключение. Ходят слухи, что капитанша черлидерш – первая «зарубка» на его черной клюшке. Следующей победой стала ее «заклятая» подруга из нашего PR-отдела.

Весь его клуб юных болельщиц выглядит так, будто они только встали из-за школьной парты. Я же старше этих девчонок, примерно настолько же, насколько старше самого Матвея. А мое приближение к тридцатилетию и вовсе должно стать для них шокирующей цифрой.

Эти и многие другие факты должны были бы дать мне достаточно оснований забыть о Покровском сразу же после первого знакомства. Но его взгляды не дают мне покоя. Они волнуют меня больше, чем взгляды других мужчин, потому что я теряюсь и не знаю, чем ответить на это.

Иногда он предлагает меня подвезти или угостить кофе. Я бы с удовольствием выпила кофе и проехала от работы до детского сада в салоне дорогой машины. Но на все его подкаты я отвечаю отказом или делаю вид, что не поняла кому адресованы его взгляды.

Ведь несмотря на наличие ребенка, весь мой опыт общения с противоположным полом в романтическом плане свелся к 2 неловким половым актам. Полноценным сексом, назвать это не получится никак, и трем прогулкам по набережной. После чего я узнала о своей беременности, а отец моей дочери свалил в закат и больше не объявлялся.

Дочь-шестилетка, которую я боюсь доверить чужому человеку, а также то, что Матвей младше меня на шесть лет. Все это делает для меня невозможным начать эти отношения как, впрочем, и следующие.

Но судя по тому, что парень не перестает ловить меня у входа в клуб и приносить кофе, мои отказы не воспринимаются так как хотелось бы мне.

– Добрый вечер, ребята! – я стараюсь из всех не споткнуться ни на одной букве, чувствуя, как жар подбирается к щекам и ушам. Ужасно. Если я краснею, выглядит это максимально некрасиво, и от этого осознания, я начинаю краснеть ещё больше.

Здравствуйте, Танюша Владимировна! – так называет меня Олег Арсенич, поэтому парни из команды, персонал и даже главный тренер стали обращаться ко мне именно так.

Я не считаю нужным их поправлять. Это лучше, чем осаживать подкаты. Да и как осадить это необузданное скопище энергии и тестостерона. Как?! Когда уже уши пылают.

– Всем, добрый вечер! - да моя мелочь считает крайне некультурным не пожелать доброго утра, доброго вечера и спокойной ночи. Отгадайте кто стоит в саду перед каждым воспитателем с утра, в ожидании ответа?! Мы. Упорство ей передалось явно не от меня.

Мне всегда было легче отойти в сторону, или сделать вид, что достигнут компромисс. Естественно путем уступок с моей стороны.

- Добрый вечер, Полинка! – эти парни знают прекрасно как нужно отвечать моему ребенку. Во-первых, потому что они не тупые, а во-вторых, трюк с упорным ожиданием ответа и вопросом, заданным как-бы между прочим, но так, чтобы все слышали «Мамочка, а почему эти дяди, не здороваются со мной?!», был проделан и с ними.

– Ой, Матвей, привет! – откинув копну светлых волос, изрекает Полина, улыбнувшись и сверкнув глазами. Может это врождённое? Потому что с меня она не могла это скопировать. Я, в отличие от нее, стою и смотрю либо на ребенка, либо куда-то в район груди Матвея.

И, да, с Матвеем, она, кажется, знакома лучше, чем я. Это не моя инициатива, они познакомились с лёгкой руки дочери. Потому что познакомиться для нее, с кем бы то ни было, не составляет вообще никакого труда.

При их первой встрече она отработала у Матвея какао так легко и непринужденно, что, по-моему, Матвей сам был рад ей отдать напиток.

– Привет, принцесса! Ты сегодня красавица, – энергия обольстителя прёт из этих парней также естественно, как и из моей дочери кокетство.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Спасибо, бабушка говорит, этим я в маму, – она решила не уточнять чем «этим». Потому что на меня она похожа также как земля на небо, кроме того, что у нас у обеих светлые волосы.

Правда, я не отращиваю их такими длинными как у дочери, мне достаточно короткой стрижки, потому что тратить время на укладку и сушку ещё и моих волос – непозволительная роскошь.

– Я думаю, твоя бабушка знает, о чем говорит.

О да, уж моя-то мама свято и безоговорочно в это верит.

– Мы завтра идем на прогулку в центральный парк, – ни с того, ни с сего ляпает моя дочь. – Одни с мамой.

Так, а это уточнение зачем?

– Ну тогда я пойду с вами, потому что прекрасные принцессы не должны ходить по паркам без защиты. Вдруг им встретиться колдун или злодей.

А просто пропустить реплику мелкого ребенка мимо ушей никак?!

– В мультике у Ивана-царевича, был Серый Волк, а у тебя есть? – моя дочь любопытна не по годам, но иногда она несет обычный бред.

– И Волк есть, и Кот тоже, – Матвей кивает на улыбающихся Семена Волкова и Сандро, который имеет улыбку чеширского кота в марте, объевшегося сметаны. – Ну что, Волчара, сопроводим завтра принцесс до мест увеселения и отдыха?

Парни кивают радостные и веселые:

– Куда же они без нас, мы своих красавиц прихватим.

Пока изо рта моего развитого отпрыска не полилась дальнейшая информация, которая сделает мой, уже и без того, ставший «пликрасным» во всех отношениях, выходной, ещё более сказочным, я отворачиваю ее дальше к раздевалкам бассейнам и говорю, что прогулка в парке ещё под вопросом.

Да, да, любимая мною техника. Не отказываем, но и не соглашаемся. На том и стоим

– Танюша Владимировна, завтра классная погода и представление в парке обещают, нужно точно сходить, – гудят эти балбесы, видимо, тоже находящиеся, как и моя дочь, в поисках веселья.

Ещё один пункт, почему я не должна давать повода, подумать, что отношения между нами допустимы. Потому что серьезностью там и не пахнет.

Душнила.

Да, возможно, я и душная. Я это понимаю также прекрасно, как и то, что ответственность за мою дочь и ее состояние никто на себя не возьмёт.

Это то, что я чётко зарубила себе на носу, когда выписывалась из роддома одна, а таксист помогал мне перетаскивать люльку с новорожденной дочерью из роддома в машину, а потом и в квартиру.

Потому что отец моей дочери, очевидно, где-то очаровывал другую дуреху, а моя мама безотрывно сидела с бабушкой.

Я уже дала ему понять, что он мне тоже нравится. Только его ответ обидел меня. Наверное, потому что в бОльшей степени, Покровский оказался прав. Только я больше не хочу очаровываться всей этой игрой «Я такой крутой и за это меня нужно любить и обожать». Я больше, твою мать, не хочу собирать себя во едино, воспитывая при этом дочь.

– Я подумаю, – бросаю им через плечо, стараясь как можно быстрее увести ребенка в раздевалку. Слава всем святым, Полинка отвлекается на знакомую девочку

– Мы тебе позвоним, чтобы в парке встретить, – кричат парни. Кто-то из них смеётся и улюлюкает.

Балбесы.

3 глава. Матвей

– Мот, ты сейчас в ней дыру прожжешь, – хлопает по плечу Сэм, вытаскивая меня из мыслей. – Главное завтра веди себя прилично.

Ага, это я тоже умею. Правда, на первой же нашей встрече в ресторане я успел не кисло так облажаться. Если бы я не чувствовал ответный интерес, давно бы свалил в закат – там, на горизонте, тучи красоток в ожидании мелькают.

Затык в том, что реакция есть, и ещё какая. Взгляды эти испуганные, заинтересованные и внимательные, когда она думает, что я не вижу. То как она краснеет, стоит нашим взглядами пересечься. Вздохи эти ее, глаза зеленые, вечно немного удивленные. Неужели она думает, что ни одна особь в штанах рядом с ней не среагирует.

Арсенич ее в Департамент спорта вместо себя отправляет - там, видимо, тоже реагируют. Стоит ей глазищи звои пошире распахнуть - все инициативы Арсенича проходят как по маслу.

Зря она отмораживается, я же вижу, что внутри нее пламя горит. Оно меня каждый раз обжигает рядом с ней - его я чувствую, буквально.

Но стоит мне сделать шаг навстречу - она десять назад делает, все больше отдаляясь. Превращается в ледяную статую, мне сквозь этот лёд не пробиться.

Мы этот танец на льду уже полгода танцуем. Пока безрезультатно.

Сегодня я собрал в кулак все свое воспитание, чтобы не начать выдавать все свое дерьмо. Кулак у меня, конечно, большой, но и характер никуда не денешь. К тому же, мелкая вовремя помогла. Она у Тани прикольная - вертит всеми как хочет, взрослые мужики с бабами обтекают на месте.

Они вообще обе занятные. Дочь на мать не похожа совсем - видимо, ксерокс в моменте поломался. То, что Таня не обрадовалась перспективе проводить время со мной и ее дочерью, наедине, было очевидно. Поэтому я позвал парней с собой. Чтобы не быть посланным, сразу, на месте.

Хотя что-то мне подсказывает, что эта провокаторша хер забьет на мои планы, как делает это со всеми моими попытками сблизиться. Об этом мне вопит не только мое нутро, но и ее взгляд дикой собственницы, которого я удостоился на недавней вечеринке, устроенной в честь 8 марта. Тогда я решил вывалить на нее все свои «дерьмосоображения» по поводу нас и моих предыдущих отношений.

То, что они ей не зашли, я понял по следующему месяцу полного игнора. Я уверен, мне четко дали понять, что за мои фамильные драгоценности никто таскать не будет, а просто выбросят крысам на съедение.

Пока переодеваемся в раздевалке, тренер раздает фирменных люлей. Сегодня, вангую, достанется всем. Это видно по его лицу. Выглядит он сегодня примерно, как дерьмовая осенняя погода в середине ноября.

– Говорят, его Шубская уже весь день ищет, а он от нее бегает, – шепотом Яма.

Но Яма тоже 2-х метровый здоровый бородатый бугай. Во время сезона он больше похож на дровосека, чем на хоккеиста. Он наш тафгай, вышибала попросту говоря. Поэтому шептать он может примерно также, как и медведь-шатун.

– Бегать будет сегодня Ямкин, – брови тренера, совсем съезжаются к переносице, делая из его лица одно простое угрюмое месиво. – На прошлой игре, я наблюдал какие-то телодвижения, но катанием это не назовешь.

У Ямы выражение лица, словно его заставили съесть приперченный лимон. Это тоже его перманентное выражение лица. Хотя иногда он умеет улыбаться. Девки от него визжат, особенно от его «искрометных» интервью.

Он в целом не самый разговорчивый, как и бОльшая часть хоккеистов. Ртом, он в основном выражает все что думает о тренере, судьях, противниках и о «хоккеистах сратых», в целом.

Тренера на раздаче «подарков» прерывать негласно запрещено. Поэтому, сжав яйца в кулак, сидим и слушаем, все что думает о нас наш тренер. Разбирая основной состав «Авангарда», одновременно.

Я их состав, итак, наизусть знаю. В защите у них 2 здоровенных словака. Играть на их стороне, все равно что пробивать головой кирпич. Больно, нерезультативно, через некоторое время это может принести какие-то плоды, но всегда есть риск остаться к этому времени без мозгов.

– Покровский сегодня в ударе, – бормочет Сэм. – Сейчас все огребут.

У нас с тренером одна фамилия, потому что он мой дядька.

У моего деда, судя по всему, осталась какая-то нереализованная мечта, связанная со спортом. Поэтому своего сына, а потом и внука он отдал в хоккей.

В клубе я появился в начале сезона, когда тренер и руководство поменяли состав практически на пятьдесят процентов. Тогда же он вспомнил про своего племянника, и вытащил меня из родного города, предложив перейти во взрослый состав в новом ампула. В прошлой команде я был защитником, и моя задача заключалась в том, чтобы не пустить противника к нашим воротам. Получалось у меня неплохо, но я вечно отхватывал за то, что лез к чужим воротам.

Здесь Игорь поставил меня на место центрального нападающего. Для многих это стало сюрпризом, неприятным сюрпризом.

Потому что я левша, а мой рост и ежедневные походы в качалку делают шанс отобрать у меня шайбу на вбрасываниях невозможным. Пока противник думает, как ему клюшкой выцыганить шайбу, мне достаточно просто толкнуть ее в нужном направлении для передачи.

К тому же, я сам себя переучил играть и правой рукой – неудобно с учетом хвата клюшки, но и это я предусмотрел. Выучив несколько приемчиков для левого хвата. Потому что, я типа, перфекционист. И все что делаю, особенно, если это касается дела всей моей жизни – а именно так я чувствую хоккей – стараюсь делать лучше всех.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Наше родство ни для кого не секрет, шила в мешке не утаишь, особенно, если мой дед бывает на наших матчах чаще, чем на любимой рыбалке. Еще бы – сын и внук в одной команде.

На подколы по этому поводу я реагировать не стал. Так как меня они интересовали примерно, как проблемы вымирания кричащего волосатого броненосца. Поэтому они прекратились также быстро, как и начались.

Свисток тренера разрезает воздух, как острый нож, и я, рванув вперёд, ухожу от воображаемого противника. Лёд привычно скользит под коньками, кровь закипает в венах.

Самое, блин, крутое чувство, на Матушке-Земле!

Впервые оно посетило меня, когда дед привел меня в спортивный дворец. Тогда мне было года четыре, и я пешком под стол ходил. Родители умотали в очередную командировку. А меня оставили Ба и деду.

Я был огромной занозой в заднице моих предков. Чтобы хоть как-то исправить положение, моя Ба решила отдать меня на кружок бальных танцев. Дед ревел раненным медведем, что его внук никогда не будет таскать цветные колготки. Все аргументы от Ба, которая пыталась объяснить деду, что лосины носят в балете, а у мальчиков-бальников красивая осанка, и они нравятся девочкам, мой старик отмел как несущественные.

Когда Ба в очередной раз ушла к своим подругам, дед схватил меня подмышку вместе с заранее спрятанными хоккейными коньками и клюшкой, и отвез меня в Ледовый дворец, в котором играл его младший сын и мой дядька, по совместительству.

Тренировал тогда детскую команду дедов друг. После того как, «смотрины» прошли, и в тренерской было выпито полтора литра «сливянки», решено было делать из меня настоящего мужика и звезду хоккея.

В тот день мы вернулись домой под вечер, дед с жутким перегаром от «сливянки» собственного производства, а я – с выбитым зубом. Зуб, который мне выбил кулаком, Борька Ржавый – огромный рыжий форвард моей будущей команды, я гордо продемонстрировал Ба.

Ба, моя любимая железная леди, влила в деда стакан яичного коктейля. После чего, обработав мои ссадины (понятное дело, я там тоже не просто так лицом кулак ловил), отправила разговаривать меня с посвежевшим после блевотно-волшебного пойла дедом. Он сказал, что все зуботычины нужно возвращать, или быть мне танцором-бальником.

Выбитый зуб Борьке Ржавому я вернул, засадив ему огромный фонарь под глазом несколько дней спустя.

– Быстрее, парни! – гремит голос тренера. – Двигаемся, двигаемся!!! Солома, работай жестче!!! Чо, ты у противника как, барышня у врача зажимаешься ?!

Игорь, точно сегодня не в духе. Хотя, это его нормальное состояние. Его улыбка – восьмое чудо света, все про нее знают, но никто еще не видел.

– Уроды!!! Вы же не на подиум вышли!!! Вы по снегу кататься собирайтесь или по льду!

Это тоже нормально! Почти ласково. Скоро игра с «Авангардом», вот Игорь и нагоняет. В прошлом сезоне «Авангард» наших натянул как маленькую резинку на большое причинное место. Больно и неприятно.

– Волков, Мот! Давайте в связку! Покажите мне красоту! – тренер гонит нас к воротам. Наша связка заиграла не сразу. Но мой дядька известен тем, что добивается того, чего хочет. Всегда.

Сэм тоже перешел из МХЛ во взрослую лигу недавно. Выкобенивался как мог на льду, за что в игре «Динамо»–«Металлург» ему неслабо так напихали. Говорят, что в этом была замешана какая-то романтическая история, но он не вдавался в подробности, а я и не уточнял. После восстановления Игорь предложил ему перейти в наш клуб.

Решив создать из нас сочетку в игре, дядька, видимо, раскинул картами, или поколдовал над знаками зодиаков. Потому как никто в здравом уме, не мог представить нас с выёбистым Волковым в паре. Но Игорь – не только упертый, он еще и умный. Я тоже умный, но больше талантливый. У нас в семье все умные, но моя отличительная черта – это талант.

Дождавшись, когда две звездочки на его ясном хоккейном небосклоне сыграются, он выпустил нас прямо на решающей игре с московским «Спартаком». Пока все одупляли, что с нами делать, мы успели накидать подарков в чужие ворота.

– Давайте, еще на один круг! Шевелимся, шевелимся мамочки!!!

Мда... Игорь сегодня точно в ударе.

– Игорь Васильевич! – раздается звонкий голос над трибунами, – Могу я оторвать Вас тренировки?

Королева Марго явилась опять по душу нашего тренера.

Сказать, что глава нашего юридического департамента и мой дядька не ладят, это как пукнуть в пустоту. Если и есть что-то или кто-то на свете, отчего выражение лица старшего Покровского приобретает еще более мрачные оттенки – это Маргарита «Падловна». С легкой руки моего дядьки, к ней прицепилось это прозвище.

За их отношениями наблюдает весь персонал нашего дворца. Поэтому и сейчас все парни застыли в предвкушении очередного ристалища.

– Я занят, – тренер даже не думает поворачиваться к ней.

– Я понимаю, что Вы сейчас занимайтесь своим любимым делом, унижая игроков, но я думаю Вы сможете с этим повременить, и оставить мальчиков на Сан Саныча, – у Шубской хватка как у бульдога, игнор в ее сторону, она расценивает как отсутствие сопротивления и прет дальше.

По лицу Игоря видно, что его причиндалы сейчас железной хваткой с проворотом сжимает одна мадам, ручки которой не стоит даже близко подпускать к жизненно важным органам.

– В конце концов, десять минут они, думаю, с удовольствием проведут без Ваших ценных наставлений.

– Неужели в моих ценных наставлениях так нуждаетесь Вы, что пришли на лед лично?

«Падловна» даже бровью не ведет, просто улыбка ее становится больше похожа на оскал:

– В чем я по-настоящему нуждаюсь, Игорь Васильевич, это в том, чтобы Вы пришли ко мне в кабинет для обсуждения щекотливой ситуации с прошлой пресс-конференции – тет-а-тет.

– Натянут сейчас тренера, по самые помидоры, – Волков смотрит сочувственно в след отъезжающему Игорю. – Главное, ни за что. Послал он этого журналиста, с кем не бывает на эмоциях.

На прошлой игре, дядька сильно вспылил на одного писаку, когда тот задал больной для него вопрос. За что был послан далеко, витиевато и красиво. Я аж заслушался.

– Парни, чо стоим?! Красивую женщину никогда не видели?! – наш второй тренер, Сан Саныч, решает вернуть нас в игру, отвлекая от очень залипательного зрелища – сзади фигура Марго, не менее охеренная, чем спереди.

– Таких не видели... – Сэм не может оторвать взгляда от плавно покачивающихся бедер Шубской.

В голове возникает другой образ – там тоже сплошные живописные холмы и впадины, по которым хочется провести рукой, чувствуя гладкую мягкость ее бедер и талии.

Не люблю пересушенное в тренировках женское тело. Никогда меня не возбуждал вид прокачанных приводящих и пресс, похожий на терку.

Таня вся мягкая и гладкая, как наливное яблочко. С милыми щечками, ротиком, и вечно удивленным взглядом. И сиськами. Сиськи у нее тоже милые. Их бледно-розовые покатости напрочь вышибают меня в другую вселенную, когда она надевает эти свои дурацкие простигосподифутболки, с вырезом достаточным, чтобы я и мое фонтанирующее воображение воскресили в памяти все способы, которыми я планирую находиться в ней.

В ней меня умиляет все. От ее золотистой макушки, которой она достает мне ровно до середины груди, до розовых ноготков на ее ногах. Их я увидел в первый раз на той же вечеринке. С тех самых пор они не дают мне покоя, рисуя в моем воображении картинки, в которых ее ноги закинуты на мои плечи.

Уверен, скажи я ей об этом сейчас, и меня пошлют промыть рот с мылом.

Характер у девушки, уверен, не шелковый. Он меня тоже забавляет. Но не на столько, чтобы играться с ней в игры.

Говорят, мужики из административного отдела офигели, когда на собеседовании поддались ошибочным чарам ее широко распахнутых глаз и светлой головки.

Ну что сказать, она у меня умная. Я же говорил, в моей семье все умные.

4 глава. Таня

На улице уже стемнело, и весеннее тепло сменилось прохладой. После бассейна особенно неуютно и зябко. Я заново пытаюсь застегнуть Полинкину куртку, которую она вместе с подолом платья прищемила в молнии, все время подхватывая свою бездонную сумку.

Дочь вместо того, чтобы просто стоять, по обыкновению, подпрыгивает на месте.

– Ма, а я сейчас в высоту или в длину прыгаю? Нам в садике сказали, что нужно тренироваться, – желающие вырастить из моего ребенка кенгуру, воспитатели, не предполагали, что их невинный призыв, обернется такими беспрестанными прыжками. В основном, по моим нервам, конечно. Потому что застегивать куртку на прыгающем ребенке, также удобно, как и спать на потолке.

– Полина, я могу сломать молнию, остановись! – треклятая молния поддается мне, примерно также как моя дочь воспитанию: никак.

– Мамочка, один малюсенький прыжочек, последненький! – не дожидаясь от меня ответа, она сильно подпрыгивает, и собачка от молнии остается в моей руке.

Раз, два, три...

Бинго! На ее мордашке отчетливо проступают следы прощания с «любименькой» кожаной розовой курточкой. Еще мгновение – и глаза превращаются в два огромных озера, откуда солеными дорожками начинают бежать крупные, как виноградины, слезы.

– Девушки, прокатиться не желаете? – из большой машины, больше похожей на огромного серого бегемота, выходит Покровский, такой же свежий, как и днем.

Мне становится немного, на самую маленькую капельку, завидно, что я не обладаю таким свойством организма.

– У меня сломалась курточка, и теперь она не застегивается, – дочь строит максимально жалобную моську, будто она очень сдерживает подкрадывающийся истеричный ор.

– Чего там у тебя? – Покровский подходит и присаживается на корточки рядом с Полинкой. – Не стоит трагедии, щас мы эту молнию раз, два и починим. Садись в машину, на улице прохладно, сопли замерзнут.

Он подхватывает ее на руки и несет в машину.

– Стой. Куда ты ее понес?! Я такси уже заказала, машина сейчас приедет, – несусь за ним, немного покачиваясь под весом болтающейся сумки. – У тебя даже нет бустера!

К моему абсолютному удивлению, Покровский достает розовый бустер из багажника и сажает Полинку в машину.

– Уау!!! Он розовый! – восхищению ребенка нет предела. – А липардового у тебя нет, случайно? – Полинка уже забыла про куртку и размазывает по довольной моське всю воду, которую выдала минуту назад. «Липард» – главный прикол этого сезона, а если попадается розовый «липард», то у ребенка сносит крышу напрочь.

– Все леопарды разбежались, остались одни розовые моськи, – Матвей быстро пристегивает ее ремнем, и достает маленькие пассатижи. В его лапищах замочек от куртки Полины смотрится также инородно, как цветок в лапе чудовища из диснеевского мультика.

Раздается щелчок, затем он застегивает молнию на курточке.

– Вот и все! Красота восстановлена – Покровский, улыбаясь, легонько щелкает дочку по носу, от чего та начинает глупо хихикать. Я понимаю ее, от такого жеста меня бы тоже потянуло изображать из себя легкую бабочку с нектаром вместо с мозгов.

– Ты не только заклинатель клюшек, но и молний? – все это время я стою и просто наблюдаю. Потому что, очевидно, меня никто не спрашивал.

– Ага, и розовых леопардов, блин! – хмыкает он, – Только одна ромашка очень стойкая, никак не поддается.

От осознания я хватаюсь за голову, сдирая Полинкин ободок, щедро усыпанный ромашками и заталкиваю в сумку. Его мне одели, чтобы я сохранила до дома. Я планировала его снять, но после «эпизода» с курткой это вылетело у меня из головы.

Обещаю, я когда-нибудь научусь включать мозги.

– Давай с сумкой помогу, Ромашка, тебя от веса уже к земле пригибает. Ты от усталости бухнешь ее на сидение и у меня заднее колесо просядет.

Хам-ло!

Мне остается только гневно пыхтеть и закатывать глаза.

– Что ты тут носишь? Второго ребенка прячешь?

– Свои несбывшиеся мечты и надежды.

Он смотрит на меня, почесывая языком зубы:

– Падай уже на сиденье, острячка.

Мы едем молча, потому что ребенок занят тем, что копошится в моей сумке в поисках съестного. Но в сумке еды нет – весь запас печенья она утрамбовала в себя еще утром, по пути в садик.

– Открой бардачок, там спортпит. Есть батончики с орехами.

Хозяин машины раздает команды, так словно со льда он и не уходил.

– Мы потерпим до дома, – стреляю в Полинку предупреждающим взглядом.

– Терпеть не приятно и вредно для здоровья.

– Пошляк!

– Я про еду, а ты про что подумала, Ромашка?

Я передаю батончик в тянущиеся ручки дочери, а сама закрываю глаза, в поисках дзена. Который все никак не желает ловиться.

– Мама, а Матвей, классный, а еще красивый!

Вот кто достиг умиротворения. Полинка сидит и с интересом откусывает кусочки орешков от батончика.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Когда я ем, я глух и нем! – пытаюсь заткнуть свою дочь. Но куда там, если уже горячая водичка побежала.

– Что? Ты же сама так говорила, когда разговаривала с Олей.

Предательница!

Теперь я знаю, как сделать так, чтобы Полинка слышала меня с первого раза. Передавать ей все по телефону. Сижу, притворившись, невидимкой. Но щеки горят. И поджигает их один наглый взгляд. Для этого мне даже смотреть на Покровского не надо – я его чувствую физически.

Он довез нас до дома, взяв с Полинки клятвенное обещание, прийти со мной в парк. Даже проводил до квартиры, переживая, что с сумкой мы до нее волочиться будем до следующего утра.

Вечером я решила созвониться с гуру всех моих несостоявшихся отношений, жилеточкой невыплаканных надежд, проводником в мир кофе и, по совместительству, моей единственной подругой, Олей.

Предварительно убедившись, что Полинка заснула. Потому что поговорить мне нужно далеко не про кофе. А про одного очень настойчивого небритого хоккеиста, мысли о котором заставляют меня бегать по кухне, словно, кофе я сегодня накушалась в неприличных количествах.

– Как там мои булочки поживают?

Оля – хозяйка небольшой кофейни. Поэтому иногда разговоры с ней напоминают любовный разговор сумасшедшего пекаря выпечкой.

– Одна спит, вторая не знает, что делать. Нас с Полинкой Покровский позвал завтра в парк, чтомнеделать?! – выдаю я на одном дыхании.

Оля в курсе всех переживаний по поводу этого хоккеиста, она их не разделяет, потому что она «взрослая самодостаточная женщина, а ты – кура, застрявшая в подростковом периоде из-за отсутствия опыта».

– Уау! Это как он тебя уломал?!

Откуда у всех столько восторга от него?

– Он через Полинку, я не хотела, – ну или хотела, и я на самом деле «кура без опыта»?

– Нашел таки твою «джи». Молодца! Не зря я на него поставила четверть финале.

– Ты что ставки делаешь?!

– Их все делают. Кроме тебя. Ты наряд уже присмотрела? – Оля берет быка за рога вообще не глядя. Несмотря на то, что комплекция у нее примерно такая же, как и у меня, характером она перешибет запросто. Мужской пол это чует, и предпочитает дружить с ней на расстоянии вытянутой руки.

– Да не собираюсь я наряжаться никуда. Я вообще идти не хочу, я... Не знаю.

– Ты умная взрослая женщина, собери свои мозги в кучку. Тебе мужики в рот заглядывают, ты думаешь, просто так тебе что ли все бумажки вне очереди в твоих департаментах подписывают?

Я не дура. Я знаю, почему Олег Арсенич посылает меня бегать по бесконечным инстанциям вместо себя. Но я ни разу не пользовалась всякими женскими уловками. Просто потому что очень боюсь опозориться или что-то оказаться в глупой ситуации.

– У меня там связи.

– У твоей матери там связи, потому что она – ректор нашего универа, а тебе они просто в рот заглядывают.

Неприятно это осознавать, но многие меня узнают и знают, как дочь Поляковой. Это автоматически раскрывает передо мной многие двери.

– Фу! Я не хочу, чтобы чужие мужики мне в рот заглядывали, – мне смешно, от картинки, которая возникла передо мной.

– Ой, дурында! Так вот же твой! Сам к тебе идет.

– Хочу напомнить, что он молодой бабник...

– Чего? Ну и потом молодой – значит хватит на дольше. Полинке отец нужен. С таким характером мы ее в пятнадцать не поймаем. Она должна привыкать к нормальным мужикам, а не запрыгивать на первого, кто мышцами перед ней играть начнет.

Этим меня и моя мать помыкает. Но на Олю я не обижаюсь. Глеб всегда ей не нравился. Но мой затуманенный розовыми сердечками мозг, тогда отказывался соображать напрочь.

– Я попробую, но ничего не обещаю! – я сдаюсь, потому что мне не хватает этой рациональности.

Если я и начну отношения с Покровским, то мне стоит четко очертить все границы. Не хочу в один прекрасный момент обнаружить себя в стройном ряду его романтических достижений.

– Скинь потом фотки или позвони, и поцелуй мою сладкую булочку от меня.

Естественно, кто меня такую без контроля куда отпустит.

Оля выдает еще кучу наставлений, по поводу одежды и моего «отвратительного» поведения с мужчинами - «не изображать испуганного страуса с открытой жопой». А также «прислушаться к голосу разума».

– Если он снова будет вести как придурок, пошли его и перестань убиваться по нему.

Голос разума напоминает, что я уже давала шанс ему и себе. И все это закончилось не очень. В начале марта Покровский пригласил меня в ресторан. Мне это показалось тогда хорошей идеей. С началом весны дать и себе возможность обновленной жизни. Я не учла только того, что некоторые очевидные для меня вещи не совсем понятны для одного молодого мартовского кота.

5 глава. Таня

*** месяц назад***

Я нервничаю так, что мне постоянно приходится вытирать мокрые ладошки о платье, которым меня снабдила моя подруга. Оно из бежевого шелка и полностью закрытое, но обтягивает меня как вторая кожа. И короткое. Абсолютно короткое. В нем не то что нагнуться нельзя, но лучше и не подниматься вверх перед кем-то. Есть риск продемонстрировать человеку, идущему за мной всю нижнюю анатомию.

Оля окрестила это платье как «возбудибельное». По-моему, слово «шлюханское» более применимо к данному наряду. К нему же мне были предложены золотистые туфли, на каблуках абсолютно убийственной высоты. Убийственная она в большей степени для меня, потому что пройти на них и остаться живой задача из раздела «остаться в живых».

Макияж самостоятельно сделать тоже никто не дал. Я не хотела делать что-то вычурное. Со мной хотя бы в этом согласились. Оля, орудуя кисточкой по моему лицу, решила подчеркнуть глаза и сияние кожи. Это мне тоже было озвучено тоном, не терпящим возражений.

Но конечный итог меня удивил. Когда я увидела в зеркале свое отражение, я поняла ради чего терпела муки пол дня и почти весь вечер. Цвет моих глаз стал глубже, а кожа перестала выглядеть как наглядное пособие Человека Усталого.

Чувствуя себя максимально неловко в коротком платье, с макияжем с которым я узнала себя с великим трудом, я села в машину к Покровскому.

Сначала меня обследовали взглядом с головы до ног, затем – обратно. Согласна, я выгляжу очень непривычно. Выгнув бровь, взглядом спрашиваю: «Тебе нравится или что?!»

Почесав бровь большим пальцем, он в абсолютно хамской манере лает:

– Ты юбку забыла надеть или что?!

– Решила оставить на гуманитарные нужды.

– Благотворительница, блин.

Не помню, чтобы его возмущало отсутствие прикрытия на задницах его молоденьких подружек.

Сам он одет в футболку, потрепанные джинсы. На голове Покровского – кепка, надетая козырьком назад. Весь его вид говорит о том, что его не особо заботит как он выглядит. Он просто одевается так, как считает нужным и следует каким-то своим внутренним правилам.

В ресторане уже сидят несколько друзей Покровского, в основном это парни и... очевидно, его подруги.

Несколько девушек. Они все как на подбор очень красивые. И стервоватые. Я им не зашла, абсолютно точно.

– Уау! Танюша сегодня огонь, - ну вот, комплимент нормального человека, не вылезшего недавно из пещеры. Семен Волков ещё один молодой нападающий команды. Молоденький и ласковый как котенок.

На льду он тоже показывает выкрутасы в паре с Покровским. Но драться это его не амплуа, несмотря на то, что в росте и комплекции он не уступает Матвею. В их паре Покровский – опекун, и весь мордобой берет на себя.

В прошлом году Семёну не повезло, ему сломали ногу на игре. Местные кумушки из мужского коллектива уже донесли, что там не обошлось без романтического интереса.

Улыбнувшись, я сажусь на предложенный им стул. Так как инициатор этого вечера стоит и играет в убийственные гляделки со своим другом, состроив кислую мину. Очевидно навыки джентльмена были утеряны, при включении режима неандертальца.

Семён же предлагает мне сесть рядом с ним. Покровский садится рядом, с другой стороны. По соседству к нему придвигается, как можно ближе, красивая девушка. Все ее внимание направлено исключительно на Матвея.

Она, правда, очень красивая. У нее темная кожа, длинные черные шелковые волосы и красивые голубые глаза. Ее внешность очень яркая. Такую не замечать очень тяжело. Кажется, что она должна принимать благосклонно все внимание, адресованное ей. Но по всему ее виду ясно, кого именно она тут ждала. И на кого направлен весь объем ее интереса. Не знаю, как мужчины, но женщины это всегда замечают.

Покровский лениво развалившись на диване, не сильно обращает на нее внимание. Подозвав официанта, он благосклонно даёт мне право заказать первой.

Ну столько щедрот мне не перепадало никогда в жизни.

Я чувствую себя не очень комфортно. Потому что с момента как я села в машину Матвей со мной едва ли несколькими фразами перебросился, сейчас он тоже не старается поддерживать разговор. По всем его реакциям, я бы решила, что он злится. Но при этом он тепло улыбается своей соседке.

Я заказываю наобум кофе и пирожное, потому что не хочу здесь рассиживаться и полноценно есть, а во-вторых хочется заесть чем-то сильно сладким неумолимо подступающее разочарование из-за своей правоты.

– Здесь очень сладкие и калорийные десерты, – подаёт голос одна из красоток, – я бы посоветовала взять тебе что-то менее калорийное.

Если это не очевидный наезд, то я вообще ничего не соображаю.

– Спасибо! Но я не боюсь лишних калорий, они на мне не оседают.

Я стараюсь ответить так, чтобы не вложить туда свою желчь. Ведь она периодически подкатывает к горлу. Не от того что я вдруг стала чувствовать себя толстой, а от того, что красотка, прижимаясь что-то шепчет Матвею на ухо.

– Думаю, что куском торта Таню не напугать. – Матвей наконец подаёт голос. – Как-то в буфете, ты оформила целый торт.

Мудак!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я ела Наполеон, он всегда подаётся большими кусками. К тому же я была голодной.

Покровский внимательно следит за мной, сидя в той же позе, лениво постукивая пальцами по столу.

Весь его вид говорит, что он сильно недоволен. Но мне здесь тоже находится неприятно, а терпеть его выпады – особенно.

– Перед этим я ещё закусила куском баранины с лепёшкой.

Я не поддаюсь на провокации и посылаю ему очаровательную улыбочку с посылом: «Отъебись!»

Как и многие женщины я, возможно бы, что-то исправила в себе, но в целом, я научилась принимать себя такой какая есть. Вес меня вообще никогда сильно не тревожил. Как только я родила, и сбросила лишние килограммы больше я их и не набирала. Возможно потому что в моем темпе жизни я сжигаю больше калорий, чем потребляю. Что поразительно грудь, увеличившись после грудного вскармливания, так и осталась на месте. Не то чтобы я сильно радуюсь этому. Так как летом очень велико желание вернуться обратно к своим единичкам.

– Не переживай, Танюша, если не осилишь – мы поможем.

Это вечно голодный Ямкин Миша. Он один из немногих называет меня только так, а я с ним не спорю. Многие ошибочно думают, что угрюмый и злой. Помоему, он просто молчаливый, но проверять так ли это на самом деле ещё мне не разу не хотелось.

– Где твоя стрекоза сегодня, я что-то не вижу вечно пищащего вихря рядом с тобой?

Этот «вихрь» ему ровно до колена, ну и по размерам она, примерно, как пол его ноги. Но у них какая-то внутренняя симпатия, моя дочь сильно не ровно дышит к Мишиной бороде, иногда заплетает ему косички или просто дёргает его за усы.

Этот огромный викинг, рассматривает ее всегда с лёгким любопытством и никогда не рычит на нее. Пару раз он вышел на матч с бородой в косичках, зрелище было весьма эпичное.

– Она сегодня осталась с моей подругой, я думаю сейчас они обе едят запрещенку и планируют лечь спать максимально поздно.

Один настырный и бесячий взгляд прожигает во мне дыру, но я не собираюсь обращать на него внимания.

– У тебя есть дочь? – спрашивает худеющая красотка, потягивая воду, очевидно, это единственное в ресторане, что не угрожает ей калориями.

– Да, ей шесть, – с улыбкой говорю я.

– Почему ты не привела ее с собой?

– Потому что она плавно входит в тот возраст, в котором остаться без материнского надзирающего контроля ей гораздо интереснее.

Я поняла это совсем недавно и даже позволила себе немного взгрустнуть. Ведь ещё года три назад она не могла оставаться без меня пяти минут. Тот период я практически не помню, потому что была постоянно уставшей и не выспавшейся.

Кризис трех лет – веселуха, заслуживающая отдельного внимания.

Вспоминать о том, как мне было тяжело и одиноко, до сих пор слегка обидно. Не из-за кого-то конкретно, а просто, из-за того, что так сложились обстоятельства нашей с ней жизни. В которой мы были только друг у друга.

– Подруга у тебя красивая, видел пару раз на игре с тобой. – с удовольствием басит огромный хоккеист. – Познакомишь?

– Миша, мне ещё Оля очень дорога, и я хочу продолжать с ней дружить, – мягко говорю ему, улыбаясь.

У этого хоккеиста женское сопровождение меняется чаще чем погода весной.

– Яма, она тебе голову откусит, лучше поберегись, – Покровский разговаривал с Олей несколько раз, и судя по всему, уже успел составить свое приватное мнение.

– Ну уж я поди справлюсь с одной маленькой феей, – играет бровями Ямкин.

– Я тебя предупредил.

Прямо Ванга с клюшкой.

6 глава. Таня

– Народ, а кто куда собирается этим летом? – красотке-соседке, всё-таки захотелось всеобщего внимания, природа взяла свое. – Мы хотим полететь на Мальдивы, погреться на чистом песочке.

– Я совершенно точно планирую улететь до августа на Бали. Хотел посерфить, – Покровский наконец убирает руку девушки с себя. Наверное, потому что своими поглаживаниями она натерла ему основательную мозоль.

Ну и вали, хоть в Антарктиду к пингвинам. Плакать совершенно точно не буду.

– Таня, а ты куда летом планируешь? – спрашивает меня Сэм, слегка дотрагиваясь до моей руки.

Я автоматически отдергиваю пальцы, потому что не привыкла к чужим прикосновениям, особенно мужским. Этот жест не остаётся незамеченным и мне достается полный прохлады взгляд.

От-ва-ли!

Я немного поворачиваюсь к Сэму, отвернувшись от Покровского. Да именно так я и хочу просидеть весь остаток вечера.

– Летом я планирую работать, отпуск у меня только 4 недели, на это время мы уезжаем в деревню, отдыхать на речке.

– Зачёт! А нас пригласишь?

Вот он вообще не помогает.

– Смотря кого, но я хотела отдохнуть вместе с дочерью.

Возможно, если бы один невозможный хоккеист меня спросил про приглашение, я бы ответила по-другому.

Я слышу, как сбоку отодвинув резко стул, он встаёт и уходит:

– Мне нужно отойти.

Следом за ним уходит и красотка.

Если они ушли вместе, то куда? Я догадываюсь куда могут удалиться в ресторане девушка и мужчина. Но мне бы очень хотелось в этой версии ошибиться. Ведь от одной только мысли о вероятном их местонахождении мою грудную клетку сжимают болючие ледяные обручи.

– Как вообще можно жить в деревне?! Там же, наверное, салонов красоты нет. У меня вообще ощущение, что там все недавно с деревьев слезли.

Вика все не может до конца выпрыснуть свой яд.

– Нет, там даже живут в нормальных домах. Но туалеты на улице, а моются в бане.

– Кошмааааар, – на лице блонди отражается огромное изумление. Но я не собираюсь ей помогать его преодолеть. – Прямо в любое время нужно ходить на улицу? Даже в дождь?!

Госпаде!

– Даже в мороз.

Ее мордашка искривляется в очаровательном испуге, а рот открывается в форме буквы «о». Сэм старается замаскировать свои смешки под кашель, а Миша улыбается в бороду.

Минутная стрелка на моих часах показывает, что прошло уже примерно пятнадцать минут. Ушедшие так и не появились. Замораживающие обручи сжимают все сильнее, добираясь до самого сердца.

Решив, что этот вечер можно заканчивать, я начинаю со всеми прощаться, не вижу смысла продолжать его дальше. Если ему это не нужно, то я обузой быть не собираюсь. Нагляднее и очевиднее, чем сегодня ответ как будут выглядеть наши отношения, я уже не получу.

На выходе из ресторана, я громко смеюсь, вспоминая глупое выражение лица блондинки, представившей, видимо, каково это бегать по морозу до уличного туалета.

На самом деле, дом, который я снимаю на отпуск – отличный и благоустроенный. Но отказать себе в удовольствии понаблюдать за ее реакцией я не смогла. Слишком уж доверчивое выражение лица у нее было. Очевидно, я смотрела на Покровского также, когда он позвал меня сюда.

Дурында.

Меня неожиданно догоняет Миша, схватив за руку.

– Подожди немного, он сейчас придет, не горячись раньше времени.

– Миша, мне к дочери нужно, правда. И потом, ему сейчас не до меня.

Он качает головой, будто решая внутри какой-то вопрос, засунув руки в карманы спортивок, бормоча себе под нос что-то похожее на слово «идиот». Возможно это слово «идет», но в обстоятельствах этого вечера, мне хочется думать, что не одна я задаюсь вопросом об адекватности Покровского.

– Давай хотя бы подвезу тебя домой.

– Спасибо! Мне сначала к подруге за Полинкой, только потом – домой.

– Тем более, – расцветает он.

Эти мужчины. Откуда такое желание получить по ментальным яйцам? Или это гигантское самомнение? Зная Олю, с распростёртыми объятиями она его точно не примет. Просто потому что радушно с первого раза она не встречает никого.

Мои опасения подтвердились. Стоило моей подруге увидеть бородатого хоккеиста, на чьей машине я приехала, я поняла, что подруга собралась идти напролом.

– Тааак, подруга, – тянет она, – то есть на свиданке тебе один не зашёл, ты решила поменять и взять более укомплектованного, что ли? – она разглядывает Мишу с головы до ног, абсолютно не стесняясь. Собственно, хоккеист, в свою очередь, занимается тем же.

– Прекрати, – шикаю я на нее, – это Миша Ямкин, он любезно согласился меня подвезти.

– А первый где? Потеряла?

Представить ее в ответ подруга не даёт возможности.

– У него не получилось, – я не хочу объяснять при другом человеке все странности нашего вечера. – Я за Полинкой приехала.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Ну это ты молодец, только она уже спит, мы ходили на площадку, ребенок набегался и свалился без сил.

Ямкин все это время стоит молча, разглядывая Олю самым наглым образом.

– Это Оля, моя подруга, – решаю я заполнить неловкую паузу.

Хотя неловкая она только для меня. Эти двое с упоением играют в какую-то игру, известную только им одним.

– Могу угостить Вас чаем за то, что доставили мою подругу до дому, – по тону подругу, можно догадаться о содержимом чая. Я бы его пробовать, во всяком случае, отказалась.

Огромного хоккеиста инстинкт самосохранения тоже не подводит. Поэтому он, сославшись на занятость, отказывается:

– Я лучше сам тебя потом и чаем, и кофеем угощу, даже если захочешь с пирожными. - он подмигивает ей, – Ну покеда, Олюшка.

Не дождавшись ответа садится в машину и уезжает.

– Ну покеда, – Оля, скрестив руки на груди, взглядом провожает машину хоккеиста. Взглядом, который и мне не обещает ничего хорошего.

Но я сегодня не в том настроении, чтобы выслушивать наставления. Ледяные круги, сковывающие мою грудь, немного ослабли. Но холод и колющую обидную боль я чувствую до сих пор. Чтобы не дать ей просочиться дальше я не хочу объяснять вслух каким провальным оказался вечер. Вместо этого, под внимательным взглядом подруги я убираю платье в шкаф, с клятвенным обещанием не надевать такие вещи больше ни для кого.

7 глава. Матвей

*** месяц назад***

Черт, я реально обалдел от ее прикида. Что это за, мать ее, нововведения такие? И что она блин со своим лицом сделала?!

От Тани в любом наряде в моих штанах начинается бурная жизнь. Но от такого вида мозги утекут вниз не только у меня. И меня это неожиданно раздражает настолько, что я готов взорваться прямо в машине.

Поэтому всю дорогу веду себя как последний мудак, пытаясь найти долбанное равновесие внутри. Но не особо успешно.

Пороха подливает утренняя перепалка с тренером. Я немного напылил на прошлой игре и настучал в бубен одному нападающему из «СКА». Тоже мне интеллигент питерский. А играет и дерётся по гнилому.

Кажется, он хотел проехаться клюшкой по ведущей руке Сэма. В ответ – я проехался своей ведущей по его смазливой роже. Тоже неплохо получилось.

Дед говорит – мужчину украшают шрамы и синяки. Ну я и оставил ему пару украшений на память. Так сказать, в целях придать более мужественный вид.

Тренер «СКА», мягко говоря, человек, который никому не нравится. Добился от арбитров, чтобы мне влепили штрафную и отправили на скамейку.

Армейца оставили на льду. О том, что решение несправедливое, я также прокричал арбитру, правда на великом и могучем. За это скамейку меня посадил уже тренер.

Парни отвесили люлей Адамовичу снова уже без моего участия. Потому что грязные приемчики никто не любит. А Сэм, закинул двойной прямо «в домик» их вратаря.

Такой игры никто не ожидал, особенно финала. Нашей победы «в сухую», особенно.

В общем, обосрались питерцы знатно. Учитывая то, что половина нашего играющего состава получали штрафной больше, чем играли.

Несмотря на победу, тренер в ответ накидал дерьма на вентилятор уже в раздевалке. И продолжает им разбрасываться до сих пор. Особенно часто оно попадает на меня. Ну так с ним у нас особая любовь – семейная.

Вот и сегодня всю тренировку он шпынял меня как девку по льду. Угрожал посадить полировать банку запасных до конца плэй-офф. Ну я напомнил зачем он взял меня с моим характером, и какие у меня результаты.

Короче, посрались знатно. Ну так это и не впервой. Через неделю, я думаю, остынет.

В кафе вместе с парнями припёрлись Вика и Лиана. Неожиданно. Моя спутница такое соседство не оценила, только у Тани хватило ума, представиться. У курочек явно прикипело. Так и я их одобрения не просил.

С Лианой мы как-то провели несколько ночей в горизонтальной плоскости. Теперь она каждый раз намекает, что не прочь продолжить. Ну а я... А я не горю, даже намека на искру не появляется.

Пока на горизонте не появляется одна светловолосая упрямая макушка. От нее внутри пожар разгорается, и искры бегают то тут, то там.

В кафе мое дерьмовое настроение продолжает падать на свое дерьмовое дно. Потому что при виде Тани, обтянутой в шёлковое безобразие, размяк даже Яма. Сэм вообще голодной слюной весь стол закапал.

Очевидно, он, как и я, искал откуда эти ноги растут, и есть ли под этим платьем белье. Мои зрительные поиски, например, не увенчались успехом.

Поэтому я продолжил демонстрировать все свои мудацкие навыки. Пока в меня метнули пару взглядов, которыми, предлагали пойти на хер. Я не психолог. Но я понял, что ей не особо комфортно. От внимания, от придурковатых вопросов Вики и Лианы. Моя мадемуазель даже не притронулась к пирожному.

А то, что Таня к еде относится как к чему-то священному, я уже для себя выяснил. Особенно к сладкому. Как-то в буфете я наблюдал, как она, жмурясь как котенок, поглощала кусок Наполеона, запивая все это большой кружкой капучино. Судя по ее выражению лица в этот момент, она испытывала ощущения, близкие к чему-то личному.

Этой картинки мне хватило, чтобы затем пол вечера провести в душе наедине со своим удовольствием.

Несмотря на свое дерьмовое настроение, понял, что обосраться я уже успел по полной, поэтому решил сбегать за цветами. Ну и потом, это ее платье. Я его оценил. Как и ее старания выглядеть соблазнительно. Просто, блин, не успел собраться, чтобы отреагировать адекватно.

Адекватность, в целом, не самая моя сильная сторона. Особенно с Татьяной, черт ее возьми, Владимировной. Эта засранка старательно раздвигает мои границы мироустройства. И моя чуйка подсказывает, что предел этих границ даже не показывался на горизонте.

В магазине я отупел от обилия цветов и от понимания, что хочу подарить ей вообще все. Поэтому решил собрать в букет вообще все цветы.

Только Миша написал почти сразу, что она уходит. И они едут забирать ее дочь. И надо бы извиниться за мои мудацкие заскоки. И я прождал ещё часа полтора под Таниными окнами. Пока снова Ямкин не написал, что она останется у подруги. Ну, очевидно, так мне решили дать каблуком по яйцам. Заслужил.

На следующий день, я все-таки всучил ей этот дурацкий веник. Но мои попытки извиниться прошли не особо успешно. Это я понял по слишком вежливому «спасибо»:

– Не стоило, но спасибо! Сегодня нужно поздравить жену замглавы с Днём рождения! Я думаю, твои цветы пригодятся.

Так меня вежливо похлопали по плечу, и дали каблуком по яйцам во второй раз. Это я тоже понял.

Ни улыбки, ни задранного возмущенного носа. Полный покер фэйс. Ничего. Зато Яме, который предложил подвезти ее к спорткомитету досталось кучу щедрот.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

В режиме полного игнора мы просуществовали неделю, до вечеринки в честь 8 марта. На вечеринку, слава яйцам, моя ненаглядная оделась скромнее, чем в ресторан. Убив, меня и добрую часть всего мужского состава нашего клуба какой-то красивой штукой, похожей на корсет и длинной юбкой.

После этой вечеринки я нашел у себя новую форму мазохизма наблюдать за двумя ее родинками, которые проглядывали через небольшие выем на корсете. Наблюдать и не иметь возможности потрогать. Хотя хочется это сделать даже пальцы сводит. Своей слюной ее закапать я боялся весь вечер.

Пока наблюдал за этой любительницей оголиться, ко мне подвалила Лиана. Говорить мне с ней реально неинтересно. Она девчонка красивая. И не дура. Но слова «нет» не знает. Я понимаю, с ее внешностью, такого слова в принципе не может существовать. Но я, вроде как, исключение из правил. И реже всего поступаю так как того от меня ожидают. Исключение – команда. Поскольку чувство локтя просто основа основ. Ибо без уверенности в товарищах в хоккей лучше не играть.

На Лиану, как и на ее руку, на моей шее мне становится очень быстро наплевать. Потому что к Тане подвалил какой-то хрен из спорткомитета. В отличие от меня он не стремится соблюдать личное пространство и хватает ее за руку. Своими жирными пальцами. По ее позе я вижу, что не особо это нравится.

– Моооот, давай потанцуем! – привычка растягивать слова меня тоже бесит, как и привычка закидывать на меня руки как на поставку. – Одинокая девушка без тебя не справится. Хочу дуэт.

– Лиан, давай дальше соло, или дуэт, но без меня. Мы с тобой на берегу обо всем договорились. Без обид.

Скидываю с себя ее руки.

– Покровский ты такой придурок, – топает она ногой и по-детски дует губы.

Ну это не новость. Больше меня беспокоит взгляд одной, блин, особы, которая стоит, задрав свой упрямый носик и протыкает меня мысленно кинжалами. Тупыми, ржавыми кинжалами. Это я чувствую на расстоянии. Ну пойду, подойду ближе. Я же сегодня мазохист, хуже мне уже не будет.

8 глава. Матвей

Отодвигаю в наглую престарелого Ромео. Иди, удись в другом месте. Тут Джульетта уже занята. Сейчас по ходу из меня фарш будет делать.

– Я бы хотел с тобой потанцевать.

– А я не хочу.

Зараза.

– И поговорить.

– То есть сегодня у тебя есть настроение? – ее губы сужаются в узкую линию, – Ну а сегодня настроения нет у меня.

– Я пытался с тобой поговорить и до этого и отправлял тебе цветы.

– Спасибо! Но они были лишними.

Я вскидываю вопросительно брови.

– Мне они не понравились, – ее взгляд устремляется куда угодно, но только не на меня.

– Я пытался извинится перед тобой.

– Мне было бы достаточно, если бы ты просто не вел себя как мудак. – Танин взгляд устремлён куда-то в район моей груди.

Не-а. Не фарш. Очевидно, она там выискивает куда побольнее двинуть.

– Если я предложу тебе подвезти домой, из чистого альтруизма, ты согласишься? Обещаю вести себя как джентльмен-девственник, – поднимаю руки, сдаваясь. Хотя мне хочется сложить их в молитвенном жесте, и заныть как девчонка.

– Это ничего не будет значить. И если я захочу выйти, ты сразу же остановишься и выпустишь меня из машины, – Таня посмотрела на меня своими глазами, строго сведя пшеничные брови.

Я щас согласен вообще на все, даже просто рядом постоять.

В машине абсолютно тихо. Я не дебил, и вижу, что Таня сердится. Ее задранный к верху нос и сжатые в полоску губы очень четко мне говорят о ее нежелании поддерживать со мной диалог. Тем не менее, я уже сегодня настроился в ангельский блять, режим. Поэтому готов принимать от нее абсолютно все пинки.

– Ты очень красиво выглядишь сегодня! – я сегодня просто, бля, мастер диалогов. Ну, твою мать, посмотри на меня я же стараюсь! – Кажется у того мужика при виде тебя случился паралич.

– Странно, в прошлый раз я поняла, будто тебе мое платье вообще не понравилось, - а вот и первый камешек в мой огород.

– Я за тобой полгода уже таскаюсь как пёс, по-моему, это ясно демонстрирует, что ты мне нравишься в любом прикиде. И в прошлый раз начало твоих ног пыталась найти добрая половина всего ресторана, как и наличие у тебя нижнего белья, – эта загадка до сих пор не даёт мне покоя.

Провокаторша эта сидит сиденье покраснев, и судя по всему пытается устроить себе гипервентиляцию. По-другому это возмущенное пыхтенье я объяснить не могу.

– Я всю неделю потратила чтобы влезть в это дурацкое платье, потому что как дурочка хотела выглядеть особенно для кое-кого. И к твоему сведению на мне было белье.

Так, ну одну животрепещущую тайну мне раскрыли.

– Кое-кто весь вечер на тебя смотрел и пытался не прибить никого.

– Тебе это тогда не мешало обжиматься с Лианой, впрочем, как и сегодня.

– Я не обжимался с ней, это она повисла на мне. Знаю, звучит как дешёвая отговорка. Но так и есть.

– Да именно так это и звучит. Ведь у тебя что-то было с ней. – Выдает Шерлок Холмс в юбке.

– Я могу, о чем угодно говорить с тобой, но обсуждать предыдущие отношения не хочу. Ни тебе, ни мне это не нужно, поверь. Я Лиане все объяснил доступно, как мне казалось. Но видимо дошла до нее информация очень точечно. Как и все женщины она услышала только то что хотела.

– Тебе не кажется, что ты чересчур легкомысленно относишься к слову отношения, подразумевая под ними разовый секс.

– Совсем нет, просто я говорю то, что думаю и предпочитаю следовать этому. По-моему, это называется держать слово.

– Ты опять ведешь себя как придурок, Покровский! – Таня взмахивает руками, – ты опять все портишь, как и тогда.

– Я вообще только с тобой так себя веду. Может просто лучше сказать напрямую чего ты хочешь от меня? Чем выискивать в моих словах правду или ложь.

Рядом с ней вообще все мои предохранители сгорают. И меня несет. Словно я нахожусь в пубертатном периоде. И все что она мне говорит я воспринимаю как обвинения, поэтому сразу начинаю грубить.

Таня для меня как незнакомый лед. На который меня выпустили с завязанными глазами. На коньки, я конечно, встану. Но проеду ровно до первой, казалось бы, незначительной бороздки и споткнусь.

– Я ничего не буду тебе говорить! Мне это не нужно. Я прекрасно понимаю, что у тебя есть личная жизнь и была. Но я бы не хотела в один прекрасный момент обнаружить себя на месте твоей Лианы, повиснув на плече в поисках твоего скучающего взгляда. – Ее хриплый голос играет на каких-то моих внутренних струнах, сообщаясь с моим сердцем. И заставляет его болезненно биться, пытаясь раздолбать мою грудную клетку.

– Даже в самых смелых мечтах не могу представить, что ты висишь на мне. Не могу дать тебе гарантии, что буду всегда только с тобой, и любить только тебя. Это все не зрелая подростковая лабуда. Тебе нужно понять это, и перестать находиться в розовых мечтах, иначе нам будет очень тяжело.

– Тогда нам точно не по пути. Я не жду вечной любви, но сейчас я ответственна не только за себя, но и за дочь. Ей нужна мама, а не сломанная очередными неудачами женщина.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Ей нужна нормальная мать – человечная, с чувствами, а не робот, который смысл своей жизни видит только в ней.

– У меня есть чувства, но я не хочу разбрасываться ими налево и направо. Пожалуйста останови машину, я выйду.

– До твоего дома осталось несколько дворов, не глупи.

– Я попросила тебя соблюдать это условие, ты кажется, говорил, что держишь слово.

Чертыхнувшись, я паркуюсь у остановки, открыв дверь. Таня, сопя, возится с ремнем, не поднимая на меня глаз. Только мне это и не нужно. Она не хочет показывать, что ей обидно от того, что я сказал все как есть. Но я считаю, что сказал все правильно.

Я не даю слова, если не уверен в чем-то. Только ее проблема в том, что она уверена, будто может сделать только один шаг и он должен быть верным.

Мне не до хрена лет, но даже я понимаю, что отношения так не строятся. Дать уверенность своей женщине в будущем – обязанность любого нормального мужика, но без сопливых уверений в вечной любви. Наличие ребенка, несомненно, даёт множество поводов серьезно задуматься, но не должно быть призмой, через которую нужно принимать все решения.

После вечеринки, я долго думал. Ее боязнь приводить к дочери чужого мужика ясна. Если бы вокруг моей дочери болтались чужие мужики. Черт! Я бы попросил у деда наградной и отстрелил им все болталки.

Поэтому, если она хочет серьезных отношений, упрямая засранка, я ей их дам. Если у нее нет уверенности в правильности выбора, то у меня этого с лихвой хватит на двоих.

9 глава. Таня

***настоящее время***

Блин, надеюсь, то что я творю, не обернется для меня полным провалом, а я не буду выглядеть конченной эгоисткой, потому что решила попробовать себя в новых отношениях.

Надеюсь и он понимает, что, если он облажается, я найду огромную тупую лопату и прикопаю его где-нибудь по тихой грусти.

В своем представлении я выгляжу как биполярная идиотка, решив в один момент, дать зелёный свет отношениям.

Я решила дать Покровскому ещё шанс. Я запуталась настолько, что не спала сегодня почти всю ночь, заснув под утро. В итоге мы собираемся как две угорелые белки в колесе.

Черт! Если кто-то скажет мне, что никогда никуда не опаздывает, я рассмеюсь ему в лицо. Потому что собраться с моей дочерью вовремя, не тратя лишних нервов – миссия невыполнимая.

От злости на саму себя и нервов от предстоящей прогулки, я даже не стала спорить с дочерью о том, в чем ей идти в парк. Из-за этого она выглядит как цветная клякса, которую кто-то щедро обсыпал блестками.

Сегодня сильно потеплело, и день обещает быть жарким. Поэтому я захотела надеть то милое платье, которое уже второй год висит у меня в шкафу. Это не моя покупка, а мамина. Это платье, по уверению моей родительницы, должно показать всем прелести и скрыт недостатки. Оно действительно мне понравилось, но надевать мне его особо некуда. По одной простой причине: у меня дочь, я и живу одна. Это значит, что я таскаю на себе, как навьюченное животное все, что не может взять в руки ребенок, покупки и свои вещи.

Сомнения насчет выбранного платья – еще одна из причин нашего опоздания, в последний момент я решила, что все это чересчур. Потому что все решат, будто я вырядилась так специально. К тому же, я задолбалась выслушивать критику по поводу моих нарядов. Так что – обойдется!

Платье я скинула и надела льняные штаны и футболку.

– Мамочка, а можно мы с Матвеем постреляем, и покатаемся на машинках. Ты каждый раз говоришь, что не умеешь. Но Матвей водит машину, я видела. — Полинка с умным видом поправляет свои солнечные очки в виде розовых сердечек.

– Если Матвей согласится, то я – за.

Не вижу повода отказать в себе в удовольствии, понаблюдать как моя дочь будет испытывать на прочность его нервную систему.

Я, на самом деле, водить не умею, потому что ну... не хочу. В студенческой юности я находила куда более интересные занятия, чем пойти учится вождению. Мать уверена, что от инфантилизма и отсутствия серьезности. Просто мои приоритеты всегда были другими.

Однажды летом, вместе со студентами-волонтерами на Белое море, где мы все лето помогали восстанавливать и отстраивать музей под открытым деревом.

То лето я не забуду никогда, хотя бы потому, что именно тогда и познакомилась с отцом моей дочери.

Матвей сидит недалеко от входа в парк на скамейке, очень по-мужски, закинув ногу на ногу.

– Я понимаю, что Вы очень торопились, но, видимо в обратную сторону, – Матвей демонстративно смотрит на свои огромные спортивные часы, выглядят они как маленький портативный компьютер, с помощью которого можно завоевать мир.

– Просто мои часы умеют только показывать время, твои же, по-моему, способны еще и убивать.

– Эй, не завидуй, я бы подогнал такие же, но боюсь, что твоя ручка сломается – Покровский берет мою руку и прикладывает к своей. Разница впечатляющая, в его руку свободно можем поместиться мы с Полинкой. В его теле вообще все большое, не только руки, ноги, он во всех местах такой огромный...

Тааак, а вот ненужные мысли, подъехали.

Это потому, что его рука согревает мою через прикосновение. Кожа такая теплая, гораздо темнее моей, а темно-золотые волоски на руке приятно щекочут мою руку

У него, наверное, и на животе такие же волосы, красивые, уходящие под линию брюк. Я уверена, что эта дурацкая полоска, от которой так умирают все женщины у него тоже есть. Не может не быть! Нужепожалуйста!

От яркой картинки меня бросает в жар, и я краснею. Вообще я могу держать себя и свои мысли в границах. Это просто жара, овуляция, магнитные бури и один очень уверенный и наглый представитель мужского пола, который взял меня за руку!

У меня сейчас ещё и ладошки вспотеют! Госпадибоже! Ну почему именно сейчас!

Полинка видит, что Покровский держит меня за руку. Немного нахмурившись, обегает нас и берет Матвея за руку. Ее маленькая ладошка в его руке смотрится еще более миниатюрной, но судя по довольной моське дочери, устроилась она с комфортом.

Матвей тоже улыбается, гладит большим пальцем мою руку, от чего мурашки разбегаются по всему телу, долетая прямо до моего бестолкового сердечка. Заставив его биться так, будто вместо него там находится бонго, на котором играет обдолбанный растаман.

– Скажешь, потом, о чем подумала, – Матвей смотрит на меня с высоты своего роста и ухмыляется, по-мальчишески задорно, – думаю, мне понравится.

— Я подумала, что ещё можно у тебя отжать, но, размерчик, явно, не мой.

Из моего рта сегодня даже дельные слова могут вылетать, ну хоть за это спасибо!

– Про размерчик, мы тоже потом поговорим, – он продолжает ухмыляться, оставаясь по-прежнему очень уверенным.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Кстати, а где ребята все? Ты же говорил, что вас будет несколько, и девушки тоже придут?

Из-за всех моих переживаний я даже не сразу вспомнила, что должны прийти и его друзья.

– Парни уже ушли на «Торнадо», их просто невозможно удержать на месте, когда они находятся рядом с такими убойными каруселями, – крутит головой вокруг Матвей, точно также, как и моя дочь. Очевидно, кто-то сейчас тоже уйдет в безудержное веселье.

– Ну конечно, хоккеистам же больше негде хапнуть адреналина, кроме как на карусельках, – буркнув, я пытаюсь найти хоть какие-то аттракционы, где мою коротышку пропустят одну.

Если вы когда-нибудь были на хоккейных матчах, то точно поняли, о чем я. Никакая карусель и рядом не стоит, когда на льду начинается драка и хоккеисты, как большие медведи месят друга в тесто.

– Мы опоздали, потому что мама перемеряла кучищу платьев и туфлёв, – внезапно сдает меня моя шестилетка, будто сама не перебрала кучу леггинсов и футболок.

Закройте кто-нибудь рот этому несчастному ребенку. Я ее люблю безмерно, но иногда мне хочется пойти и убиться головой об стену.

– Туфель, – поправляю я машинально, – я просто выбирала, более удобную одежду.

Да, именно поэтому я сейчас шагаю в футболке с изображением панды По из любимого мультика Полины. Она буквально со слезами уговорила купить эту футболку, благо была распродажа.

Только потом я прочитала и поняла, что надпись на футболке переводится как «там где мягко, там и нежно» и находится она прямо на моей груди.

Остаётся только надеяться, что гуляющие в парки не знают английский настолько, чтобы понять весь абсурд этой надписи.

– Я так и подумал. Кстати зачётная футболочка, – играет Покровский бровями, – Мастер Шифу бы одобрил.

– Это случайная покупка, – нет, ну а что я ещё могу сказать?

– Случайности не случайны, Танюша Владимировна!

Ещё один поклонник толстой панды на мою голову.

– Ага, ведь именно это на футболке и написано, – очень надеюсь, что он не знает английского.

– В молодежке, я два года играл за «РафРайдерс» в Айове. Английский я знаю, настолько хорошо, что бегло прочитать надпись на футболке и восхититься твоим чувством юмора, мне не составило особого труда. Но моя бабушка всегда меня учила оставаться джентльменом и не ставить женщин в неудобное положение, поэтому сделаем вид, что написано там именно это, – подмигивает мне этот злодей.

Ага, ну все, можно идти и убиваться об стенку. Покажите мне здесь стену покрепче, чтобы наверняка.

– Матвей, мама, я хочу на колесо «оборзения», ты всегда боишься, но сейчас поставили новое и там даже закрытые кабинки!

Покататься на колесе «оборзения» – идея фикс моей дочери.

Но высоты я боюсь ещё больше, чем оставить ее с кем-то и потерять. Или одинаково! Не могу сейчас точно сказать, потому что от одного ощущения что я буду подниматься так высоко, утренний завтрак начинается неумолимо двигаться к верху.

Вселенная сегодня сжалится надо мной, или продолжит стебаться, я не пойму!

– Полина, ты знаешь, я не могу кататься на этом аттракционе. Проси, что хочешь, но туда мы не пойдем.

– Ну мамочкаааа! Пожалуйста! Бабуля говорит, что нужно бороться со своими страхами!

Чтобы эту бабулю с ее советами!

– А ещё Матвей будет с нами! И будет вообще не страшно! – не унимается дочь. Ну конечно, очевидно, что все мои загоны разбегаются в присутствии Покровского в разные стороны.

Скорее наоборот, рядом с ним я превращаюсь в такой концентрированный пучок страхов, комплексов и других моих заморочек, что даже не всегда могу собрать мозги в кучку.

Мне кажется, иногда он думает, что я туплю.

Я не туплю, но, чтобы сказать что-то дельное, мне нужно собраться. Ляпать все что лезет в мою болезную головушку, не мое жизненное кредо. Это прерогатива моей дочери.

Как оказалось, Покровский купил билетов на пять поездок на колесе, и на меня тоже. Видимо, одной мучительной поездки для меня недостаточно, нужно пройти все круги этого адового колеса.

Ну какая же дурацкая ирония!

Заметив, как я мертвой хваткой держу свою дочь, он прижал к себе мою прямую, как палка, спину. Полинка, выбравшись из моих объятий наблюдает за городом, пока я пытаюсь вернуть себе все благоразумие и отодвинуться от мужчины.

Но рядом с ним настолько комфортно, а монотонные поглаживающие движения успокаивают меня. В какой-то момент я даже успеваю забыть про высоту. Пока мой самый любимый в мире ребенок не начинает орать, что люди внизу маленькие как куколки в ее игрушечном домике.

Долбанная высота! С трудом дождавшись, когда кабинку откроет контролёр, я вылетела на свободу, оставив этих маньяков кататься на этом колесе вдвоем.

Ну какого хрена, я согласилась?!

«Потому что ты бесхребетная лань!» отвечает мой внутренний голос. В моем воображении – так говорит моя мама, поддевая при этом очки указательным пальцем.

Нет, буду честна. Я думала о подобном сценарии, и я его получила. Но не на пять кругов! Побойтесь Бога! Кто вообще катается на чертовом колесе пять раз кряду?!

Очевидно, это мой ребенок и хоккеист-переросток, потому что они пошли покупать билеты на колесо снова.

10 глава. Таня

Пока Полинка самозабвенно катается по сказочному лесу, мы с Матвеем сидим на скамеечке у ограды.

– Она у тебя прикольная, я не думал, что с ней так легко, – я чувствую, как он смотрит на меня безотрывно, пока я пытаюсь взглядом не терять дочь из виду.

Я это чувствую потому, что мою щеку с его стороны словно покалывает невидимыми иголочками, а внутри меня нарастает буря непонятных ощущений, от которых мне хочется замереть сусликом в степи и переждать пока опасность минует.

– Поверь тебе с ней легко потому что ты не заставляешь ее есть вовремя. Ту еду, которую надо есть, а не мороженое, политое сгущенкой и посыпанное конфетами. Тебе легко потому что ты видишь ее несколько минут в неделю.

Моя дочь не капризная, но, как и любой ребенок она требует определенных затрат. Иногда очень больших.

– Я готов проводить с ней гораздо больше времени, как и с ее матерью. Хотя последняя меня игнорирует, даже когда я с ней разговариваю.

Это что, наезд?!

Последнее слово он произнес так, словно хотел меня им придавить. Его интонации не легкие. Они заставляют меня напрячься еще больше.

Матвей сидит слишком близко ко мне, своим большим твердым бедром задевая меня. В область моего зрения попадает его кроссовок. Он расставил ноги так широко, потому что эта скамейка не по его габаритам. И чтобы с комфортом на ней устроиться, ему пришлось занять почти всю скамейку.

Все, что мне остается – принять это как данность и отодвинуться к краю сиденья. Потому что его прикосновения меня нервируют не меньше, чем его огромное тело. Они непривычны для меня. Стоит Покровскому меня обнять, и свое тело я начинаю ощущать отдельно от себя.

– Возможно, потому что мне неинтересно так проводить время? – удается прокаркать мне.

Матвей вопросительно поднимает бровь, всем видом показывая, что требует пояснения.

– Что? – я развожу руками, – Ты думаешь, будто ходить с тобой по кафе, по очереди с другими девушками это мой жизненный приоритет?

– Я готов дать тебе эксклюзивные права, – ухмыляется этот засранец.

– Сроком на неделю?

– Не знал, что ты рассматриваешь отношения в такой короткой перспективе.

– Это не моя перспектива, вообще-то это порядок твоих отношений, – от волнения я прячу ладони под бедра, все также стараясь избегать его взгляда. Потому что в лоб я этот разговор не вывезу.

– Мне нравится, что ты так пристально следишь за моей жизнью. Но, скажем так, моя выносливость сильно приукрашена. Я большую часть жизни провожу на льду, мне попросту некогда бегать на кофе с каждой встречной.

– Тогда я не понимаю зачем тебе мы? Потому что я иду в комплекте с ребенком. Мы с дочерью не запасной аэродром. Поиграться в семью и отправить нас на скамейку штрафных я не дам, – наконец задала главный вопрос, который словно маленький червячок точил меня изнутри.

Покровский запрокидывает голову, морщась на от яркого солнца, закинув руки на спинку скамейки.

– Я тебя хочу со всеми твоими заморочками, дочерью. Я так ни за одной девушкой долго не бегал.

Ну, конечно, потому что звезде хоккея можно просто подмигнуть, чтобы получить желаемое. Я не осуждаю никого. Потому что сама, где-то глубоко внутри, лежу сраженная. Просто на инстинкте самосохранения отбрыкиваюсь из последних сил.

– Покровский, девушке так не признаются в своих чувствах! – возмущаюсь я.

Он шумно вздыхает и ерошит свои волосы. Создавая на голове беспорядок, который мне тут же хочется исправить. Ну не могу я держать в стороне свои руки.

– Я только хочу сказать, я не просто секса с тобой хочу. Я хочу всего, что ты можешь мне дать. Блин! Я сам много чего хочу тебе дать. Я на хрен разворотил весь цветочный магазин, чтобы в букет собрать все цветы, которые у них были. Потому что не мог понять, что именно из всего этого хотел тебе подарить.

– Я подумала, что у тебя отвратительный букет, – смотрю на него удивленно.

Он серьезно все цветы оттуда вынес?! Букет был просто огромный. Я была уверена, что это цветочное безобразие сотворил флорист, который укурился до полного безумия.

– Ну, возможно, так и было, – хмыкает он. – Просто мне немного снесло крышу в магазине, – будет проще, если ты заранее скажешь, какие цветы тебе нравятся.

– Ты мне цветы собираешься дарить?

– Я не фанат всей этой конфетно-букетной романтики, но, если ты хочешь буду дарить.

– Мне нужно подумать, я не хочу принимать решения скоропалительно.

– Блин, в тебе нет вообще ничего скоропалительного.

Я легко провожу пальцем по его костяшкам, пытаясь не пялится ему в глаза. Каждый раз стоит мне в них посмотреть – я подвисаю, забыв вообще обо всем.

– Что сейчас случилось, Чудо? Давай сдавай всех своих тараканов. Мне еще с ними уживаться как-то.

А? В смысле?! Глупая улыбка расцветает на моем лице, я никак не могу убрать ее обратно. Вероятно, у меня случился паралич. Да, именно, поэтому. А не потому что улыбка растягивается все шире.

Покровский смотрит на меня, качая своей упрямой головой. Из нее он извлекает свои мысли. Из-за них мне хочется иногда его прибить, а иногда – как сейчас – расцеловать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Тебе – двадцать один, мне – двадцать, скоро тридцать. У тебя впереди вся карьера, очень много открытий. Ты сегодня здесь, завтра – там. Тебя практически не будет с нами, а мы будем заниматься своими проблемами. Наши исходные данные не сходятся в конечном итоге.

Матвей укладывает мою голову себе на плечо, целуя в макушку. Рукой подтягивает меня ближе к себе. Это простое действие отключает напрочь мои мозги. Зачем мне мозги, когда меня обнимает Матвей Покровский. Вместо мозга в голове отплясывают розовые и фиолетовые единороги и разбрасываются фиалками.

– Мы же с тобой не параллельные прямые, чтобы совсем не пересекаться. Я с четырех лет на льду, практически каждый день. Как мне кажется, это доказывает, что в выбранных приоритетах я, как минимум, постоянен.

– Мы начнем мешать твоему режиму, потому что моя дочь не самый удобный и покладистый человек. Ты захочешь от нас отдохнуть. – я запрокидываю голову, потому что хочу видеть его лицо, – Я все это сейчас обсуждаю, чтобы прямо на берегу договориться обо всем. Я не хочу приводить в жизнь дочери череду мужиков.

– А что много кандидатов? – Матвей смотрит на меня своим резким, темным и давящим взглядом. – После ее отца?

– Ее отец не фигурировал никогда в ее жизни, потому что ему страшно нести на себе хотя бы малейшее бремя ответственности, кроме покупки стакана кофе в конкретной кофейне. Когда он узнал про Полинку, сказал, что «это не входило в его планы», – на слове «это» я изображаю воздушные кавычки, потому что Глеб не смог даже обозначить своего ребенка нормальным словом.

– А остальные? – Покровский не отрывает от меня взгляда, будто хочет получить какие-то ответы.

– Как и у тебя, у меня не так много свободного времени, да и после того как родилась Полинка всем знакомым я стала мало интересна, как и моя жизнь. Потому что она не билась с их реальностью.

– Послушай, мой дед – военный, бОльшую часть жизни его не было дома, а моя бабушка всегда была рядом с ним. У них абсолютно разные интересы, но жизнь – одна, общая. И никогда у них не возникало желания пожить отдельной, своей жизнью.

К нам подбегает Полинка, а следом за ней подходят парни со своими девушками. Некоторых из них, я знаю. Они бывают на всех матчах. Они утягивают мою дочь в комнату смеха, идти туда у меня желание такое же огромное, как и недавно открытая молекула... Но, все-таки, медленно плетусь за ними.

Неожиданно Покровский тянет меня обратно к колесу.

– Даже не думай, свой лимит выхода за границы комфорта я на сегодня исчерпала.

Вполне возможно, я и не источаю радость от похода к кривым зеркалам, но это же значит, что меня нужно опять тащить в эту кабинку, на эту высоту!

– Давай прокатимся! Мне кажется, ты боишься, потому что постоянно концентрируешься на своем страхе, а нужно просто получать удовольствие.

Матвей Покровский для меня сам как большое удовольствие, которое

– Ты маньяк или что?! Я не пойму. Как черта ты тащишь меня опять, у меня там ребенок один.

– Не придумывай она не одна, она с кучей знакомых ей людей, а после комнаты смеха, девчонки отведут ее на аквагрим. Я им написал, они не потеряют нас. Я покажу тебе способ как не бояться высоты, – Матвей, не отпуская меня, ведет к контролеру.

– Ты всю зарплату спустил сегодня на билеты?

– Только половину. Мне вас потом еще накормить нужно будет, думаю по половине поросенка – хватит.

– Я не ем много!

Это наговор и навет.

– Полпоросёнка – это не много, потому что потом будет большой шоколадный коктейль. Каждой! – он поднимает палец, с видом искусителя.

У меня складывается впечатление, что он попросту решил закормить нас до убоя, чтобы мы просто не смогли от него никуда убежать.

Мы залезаем в кабинку, я стараюсь сесть чуть дальше от Матвея.

Но Покровский, забив на все, притягивает меня за талию к себе и усаживает между своих ног.

– Я не говорил, что ты много ешь. Я сказал, что всерьез озабочен добычей пропитания для двух дЭвушек, которые мне сильно не безразличны. На твоем языке это достаточно понятно, как для заявления на серьезные намерения?

Он наклоняется ко мне, согревая своим дыханием меня и проводя губами по моему уху. Это отправляет мою тактильную систему в перезагрузку.

Этот хоккеист пленных не берет.

– Если тебе нужно время, осмыслить это. Скажи не стесняйся, Пушистик, – он ерошит мне волосы и вдыхает громко воздух. – Ммм, что ж меня так прёт от твоего запаха. У меня каждый раз стоит.

Романтики от него я уже и не жду. Он мне дал гораздо больше. Например, купил бустер, чтобы возить на машине мою дочь. Или как оголтелый катается с ней на аттракционах, ни разу не показав, что ему неинтересно.

– Возможно потому что хоккеисты привыкли к совсем другим ароматам.

– Не ерничай женщина, тебя тут вообще-то соблазняют, а ты мне говоришь, что от меня воняет.

– Так нельзя. Тут открыто все, – меня всю колотит.

Матвей легко целует за меня ухом, в шею, вжимая меня в себя очень сильно.

– А так можно?

Меня всю мелко трясет. Я слышу его тяжелое дыхание, или оно мое собственное. Я впиваюсь пальцами в стальные мышцы на ногах. Что за место удовольствий на моей шее, чудесные и тяжелые ощущения от которого падают мне прямо вниз, устраивая потоп в нижнем белье, открыл этот засранец? Хотя, судя по тому, что я чувствую своей поясницей, в его трусах тоже царит полный беспорядок.

ОГРОМНЫЙ беспорядок!

11 глава. Таня

11 глава. Таня

Покровский оказался прав, я ни разу не вспомнила про то, где я нахожусь. Я не особо сосредотачивала внимание на происходящем вокруг. Меня сильно отвлекал один хулиган, своим словесным недержанием и руками, которые тоже не могут находиться в покое.

Все остальное время он вел себя так будто ничего и не было. Просто не сводил меня взгляда, и изредка ухмылялся. Возможно потому что опять придумывал что-то в своей гениальной башке. А может быть из-за того, что весь день я ходила с глупой улыбкой, как пьяненькая запинаясь обо все, даже об собственные ноги. Ведь один упрямый хоккеист утопил мой мозг в эндорфиновой яме.

Вечером он повез нас с дочерью домой.

В дороге Полинка уснула. Поэтому мы едем в тишине, под звуки...

Третьего концерта Рахманинова? Что?!

– Ты промахнулся на сенсорной панели или звонишь в какую-то службу поддержки?

Этот мужчина не перестает меня удивлять.

– Почему бы просто не сказать, что у меня хороший музыкальный вкус и отличное образование, – улыбается он по-хулигански.

Еще один паззл встает на место в картине под названием «Матвей Покровский». Эти и многие другие детали я складываю в копилочку свой памяти. Она множится и ширится, вбирая в себя все больше подробностей о нем. Их я очень берегу. Так как мне кажется, что сколько бы я не наблюдала за ним, Покровский найдет чем меня удивить.

Матвей сидит, раскинувшись в своей большой машине, расслабленно управляя машиной, словно он с ней одно целое. В машину поменьше, он бы просто не поместился. А я тихо млею от удовольствия, наблюдая за этой картиной. Старательно делая вид, что не пялюсь на него, так как мои гормоны просто трепещут от этого вида.

– Ты материшься как сапожник, и дерешься на льду как последний забияка. Твое хорошее образование – первое, что должно подвергнуться сомнению.

– Забияка!? Шифу, ты свой словарный запас исключительно в бибилиотЭках пополняла? –смеясь, Покровский паркуется у моего дома так легко, словно научился это делать раньше, чем ходить.

Пока он обходит машину, я жду на своем сиденье. Давным-давно, мама научила меня, что дверь в машине женщине должен всегда открывать мужчина. Феминизм феминизмом, но Клара и Роза не за отмену вежливости и воспитания боролись, а за наделение всех женщин равными гражданскими правами.

Открыв дверь, Покровский выводит из машины и, подняв усаживает на капот. Очевидно так ему гораздо удобнее общаться со мной и моими частями, так как все его внимание сосредоточено на моей груди.

– Меня сейчас станет резко мало, я не смогу много времени уделять тебе и мелкой. Но это не значит, что я не рядом. Ты мне нужна и...

Взгляд Матвея снова возвращается к моей груди, и он замолкает, словно потерявшись.

– С шайбой ты управляешься куда лучше, чем с романтическими разговорами.

– Просто твои сиськи не дают мне покоя, прикройся уже, и я выражу эту необходимую романтику.

Ахнув, я прикрываю руками грудь, в машине было тепло, но на улице заметно похолодало. И, очевидно, что физиологическое выражение прохлады отчетливо проглядывает через мой спортивный топ и футболку.

– Ты пошляк! Чтобы понравиться девушке, ей говорят, что у нее красивые глаза, и чистая душа.

– Зато я честный.

Его логика такая мужская и несовершенная, что спорить с ним я не вижу смысла.

– К тому же у тебя ещё и офигенная задница, особенно в тех обтягивающих штанцах. Я прям завис недавно.

Р-романтика.

– Я не буду тебе мешать готовиться к матчу, если ты об этом. Я знаю насколько победа важна для тебя и клуба.

Я подаюсь вперёд, вдыхая аромат его духов. Они очень мужские, как и все в Матвее. Древесные, с горчинкой зелёной хвои и свежестью смолы. Будто вдыхаешь чистый, природный воздух и литры тестостерона.

– Я выиграю, а потом приеду и трахну тебя, – сообщает мне этот невыносимый хоккеист с замашками гимназиста-неандертальца. – Ох, и получишь ты за все свои выкрутасы – он ведёт носом по моей шее, и неожиданно шлепает меня по попе, легко прикусывая меня за шею.

Засранец!

Делаю мысленно зарубку – убить его за это. Но чуть позже. Когда мои мозги и нижняя часть тела не будет напоминать бурлящий кисель из гормонов.

– У тебя отвратительные навыки владения ртом.

– Я охренено владею своим ртом, не хуже, чем клюшкой.

Вклинившись между моих ног, он прижимает меня крепче к себе. Видимо, то мизерное пространство между нами ему кажется излишним.

Хотя, я, как и все ниже моего пояса совсем не против. Потому что внизу со мной сообщается многозначительно затвердевшая нижняя часть его тела.

– Ты свою клюшку всегда с собой таскаешь?! – глупо хихикаю, потому что ощущаю себя неловко сидя на капоте машины, с ногами, обернутым вокруг Матвея. А все мои извилины утекли, наверное, прямо в мои трусы.

– Лестно, в штанах у меня совсем не клюшка, но инструмент тоже серьезный. Приеду покажу как им пользоваться, – он мягко губами по моим губам, дразня, словно раздумывая поцеловать меня или нет.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– У меня дочь, если ты не забыл, и я старше тебя. Так что уж с твоим инструментом точно разберусь, — думаю опыта у него точно побольше моего, но я с ним сама как школьница и мне хочется дерзить и по-дурацки самоутверждаться. Как десятикласснице, переживающей период буйной работы яичников.

– Если ты думаешь, что в штанах у мужиков клюшка, тебе как минимум нужно пару вводных уроков. Скажу, что я искренне буду наслаждаться этим зрелищем. Прекращай уже болтать, я хочу поцеловать тебя до того, как начнутся следующие сутки.

– Я не болтливая, – возмущаюсь я, шлепая его по груди.

Для интересующихся – эффект примерно такой же, как если был листик бы шлепнулся на камень – беспомощно и малозаметно. Для самого камня.

– Совсем нет, ты просто любишь выразить свое мнение. А ещё я всегда наслаждаюсь твоими оригинальными мыслями, которые вылетают из твоего прекрасного ротика. Они заставляют меня представлять сотни способов использования его по другим назначениям. О них я мечтаю в одиночестве. Если это не романтика, тогда и Пушкин не поэт.

Госпади! Похоже в этом сложном парне уживается сразу несколько личностей, у одной из них, очевидно, отсутствует словесный фильтр. Она идет рука об руку с личностью ужасного пошляка и сквернослова.

– Я знаю немного способов, но один, самый действенный, я тоже представляла. Как-то, когда я была в душе, со мной и тобой в главных ролях, – Покровский стонет, прижимая меня сильнее к себе, тихо матерясь мне в шею.

Тогда я, и правда, позволила себе расслабиться. Потому что до этого увидела Матвея без футболки, и все, о чем я могла думать, так это о той дорожке волос, которая уходила прямо в его спортивные штаны. Как итог, яркие картинки, плотно поселившиеся в моем разбушевавшемся после бокала красного воображении и один крышесносный оргазм.

– Один-один. Уела, засранка. Теперь в моей голове только эта картина.

Он целует меня нагло, врываясь в мой рот, как и он сам в мою жизнь. хозяйничая и наводя порядки. А я как порядочная пещерная женщина сдаюсь и покоряюсь его неотесанным замашкам.

– Ммм... Охуеенные, я так и думал, – обхватив большими горячими руками мою грудь, он сжимает их передавая жар моему телу. – Все как надо – упругие и небольшие.

– По-моему, мужчины во все времена предпочитали большую грудь.

– Ты забыла, что я хоккеист, а не баскетболист. Я привык держать в руках более филигранные вещи. – Матвей снова целует меня, проходя языком по моей губе. Он удерживает и запрокидывает мою голову так как ему удобно. И целует с таким напором, из-за которого мне стает понятно, что из кровати после секса с ним я вряд ли выберусь живой.

Все, я простила ему все хамство и дурацкие шутки. Можно официально записывать меня в фан-клуб имени Матвея Покровского.

12 глава. Таня

Прогулка на выходных закончилась для меня совсем не так как, как я ее планировала. Но я решила не заморачиваться ненужными мыслями о нашей с ним несовместимости, или о том, насколько он серьезен по отношению ко мне и моей дочери. Возможно, дать шанс этой истории вырасти во что-то настоящее – неплохое решение для меня и дочери.

И да я упорно, отказываюсь называть это свиданием. Мне кажется, что все это элементы уже не моей и не нашей истории. Судя по рассказам о Матвее, свидания – это не его конек. Его конек – это восьмерки, с помощью которых он забивает голы. А для меня свидания начались и закончились очень быстро. Все воспоминания о них до сих пор заставляю меня кривить рот в злой усмешке.

Я не жалею ни о чем, потому что безмерно люблю свою дочь. Но то, что родной отец бросил свою дочь, и ему на нее плевать с высокой колокольни, заставляет меня ненавидеть его каждый долбанный раз, когда я вспоминаю о нем.

На неделе я почти не видела Матвея, потому что он ушел с головой в тренировки, а мне нужно было помочь Олегу Арсеничу забронировать номера в новой гостинице. Как назло, затопило часть номеров в прежней гостинице.

Поэтому выслушав все что, мой начальник думает на великом и могучем про сантехнические службы нашей страны, материалы из одной страны, откуда родом сейчас все материалы, я накапала ему пятьдесят успокоительных капель коньяка.

Этот «великий напиток богов», с гордым названием «Долина царей» был передан мне Арсеничем. В надежде, что другие любители божественного эликсира не доберутся до него в моем шкафу.

Любители, и правда, добраться до него не смогли. Потому что я убрала бутылку в самое незаметное и вечно игнорируемое всеми мужчинами место – цветочное кашпо.

Матвею я старалась не мешать, и вообще никак не напоминать о своем существовании.

Проведя больше года под одной крышей с хоккеистами, я немного начала понимать этих странных для меня людей. Спорт и хоккей для них – не только образ жизни, но стиль мышления. Выглядя, как огромные дровосеки, с бородами, всклокоченными волосами, которые питаются шайбами на завтрак, вместо привычных мюсли, они мечтают только об одном – поднять заветный кубок над головой.

На самом деле, Матвей не всегда такой разговорчивый и веселый. Ему и не нужно создавать вокруг себя постоянный движ. Он сам как огромный сгусток энергии, удерживаемый в этом огромном теле. Я наблюдала, как он сосредоточено может обматывать свою клюшку на протяжении сорока минут.

Хоть это и дело техников, но для Покровского это что-то сродни медитации. Техник Паша бесится, но упрямый хоккеист всем своим видом демонстрирует, что на чужие хотелки ему положить.

С Матвеем я виделась только в перерывах между тренировками.

Дважды он просто в своей пещерной манере затащил меня в подсобку. Чтобы проверить как «поживают его любимые сиськи и задница». Моя бурная реакция на такую формулировку заставляет серьезно меня задуматься о наличии мозгов в моей черепной коробке. Потому что все, что я сделала в ответ на эту реплику – закатила глаза. Внутренне ликуя от слова «любимые».

Таня, Таня. Безмозглая ты курица.

Я немного обалдела от такого напора. Но совершенно точно не была против. Я не знаю, что со мной делается, но от его поцелуев у меня сносит голову. Я готова глупо улыбаться и хихикать целый день. Он целует меня так, словно уверен, что мои рот и язык тоже находятся в его абсолютном подчинении. И я не могу сказать, что он не прав.

А в одну из таких вылазок, он заявил, что моему рту просто необходимо познакомиться с другими частями его божественного тела. Удивительно, но его шовинистские замашки не дают жить спокойно также и моим абсолютно конкретным частям тела. После всех его выкрутасов они находятся в диком беспокойстве.

Особенно после знакомства его пальцев с моей вагиной. Он абсолютно овладел мной. Как заклинатель змей. Пока он целовал меня, его пальцы творили чудеса в моих трусиках.

После той встречи он оставил меня в абсолютном беспорядке, утопленной в эндорфинах и абсолютно мокрой. Без трусов, потому что их он забрал себе как трофей, и с огромным синяком на заднице, полученным в ходе инспектирования завоёванной им территории.

Увидела я его только дома, о чем не замедлила сообщить Покровскому по телефону. Отправив красноречивую фотографию поруганной им пятой точки. Ее я постаралась снять красиво, но уже в новых трусах.

На что мне ответили фотографией, на которой его рука сжимает эрекцию через спортивные штаны. Как по мне – это очень красноречивое доказательство того, что моя фотка ему зашла. В сообщении этот засранец обещал извиниться за неподобающее отношение лично перед моей задницей, как только приедет с матча. А также устроить моим трусам Хиросиму.

Я не стала уточнять что именно под этим он имел ввиду. Но это обещание не даёт мне спокойно жить, есть, спать вот уже несколько дней.

Сегодня мы собрались смотреть матч с «Авангардом». Всей нашей женской компанией у меня дома: я, Полинка и Оля с мамой. Все как на подбор – готовые переживать за Покровского и клуб так, будто от этого зависит наша жизнь. Особенно мама. Она уже часа два рассказывает нам про важность сегодняшнего матча, хотя мы все прекрасно знаем, что она просто влюблена в клуб. И, возможно, в самого Покровского.

– Ты уверена, что он не будет звонить тебе после матча? – спрашивает мама, поправляя на себе шарф цветов клуба. Шарф этот старше меня, кажется. Он ходит с ней на игры с тех пор, как я научилась ходить и вытрясла этот шарф у нее после очередного матча.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Мам, давай не начинать, – фыркаю я, пытаясь удержать на коленях Полинку, которая пытается добраться до пульта. – Это всего лишь матч.

Я не хотела посвящать сейчас маму в перипетии наших отношений с Покровским. Но моя дочь все сделала, как всегда, по-своему.

Естественно, стоило моей матери ступить за порог нашей квартиры, Полина рассказала, как они с Матвеем катались на аттракционах, а также про то, что он отвозит нас регулярно домой.

Подозреваю теперь Покровскому икается каждый раз. Ведь при встрече эти кумушки обсуждают только его персону.

Парни выезжают на лёд, и начинают разминаться. Кто-то из них ведёт шайбу по кругу. Кто-то разогревает суставы. Эти движения больше похожи на провокацию со стороны хоккеистов. Потому что молодые девушки млеют на трибунах.

Да и немолодые тоже. Моя мать заворожено следит за всем этим действом на льду. Она красивая свободная женщина. Она не выглядит на свои пятьдесят. Но ее работа определенно наложила отпечаток на нее. Все мужчины, ее подчинённые прекрасно знают, что Полякова может уничтожить их одним взглядом. Поэтому букеты и подарки дарят исключительно по требующим того поводам.

– Если они выиграют, то... – она не унимается, возмущённо сминая подушку.

– То, что? – Оля высыпает чипсы в рот прямо из пакета. Ведь так вкуснее. Все это знают кроме меня. - То Покровский предложит ей руку и сердце прямо на льду?

Я закатываю глаза. Эти две взрослые женщины ведут себя так словно наши отношения с Матвеем не представляют из себя хаотичный набор недопониманий и гормональных взрывов.

Хотя от мое собственное глупенькое сердечко начинает быстро биться от слова «предложение».

– Леди, может все-таки посмотрим матч? – киваю я на телевизор, на экране которого вовсю продолжают разминку хоккеисты.

Полинка сразу прилипает к экрану, пальцем водя за знакомым десятым номером:

– Мамочка, это Матвей!

– Да, Зайка, это он, – следя как хоккеист рассекает на льду, понимаю, что внутри меня нарастает возбуждение. Мне тоже хочется бегать, прыгать и нервно теребить подушку.

Будем честными, мы тут все собрались чтобы посмотреть Покровского. Потому что теперь мы его самые главные болельщицы. И если уж он решил связаться со мной, то ему придется терпеть и весь оставшийся «малинник». Так как все эти женщины идут со мной в базовый комплектации.

Я продолжаю наблюдать за Покровским. Каждый раз мое сердце болезненно екает, стоит противнику толкнуть его и или провести грубую контратаку. Судя по тому, что я вижу, и гневным воплям матери, сибиряки играют жестко.

Мой интеллигентнейший мужчина сказал про омичей, что они не пальцем деланы. Я расшифровала для себя это как, серьезные противники.

– Все-таки какой большооооой! – восхищенно тянет Полинка.

– Да, детка, он очень большой, – соглашается Оля, подмигивая мне. – Прям, как и его…

– Оля! – обрываем мы ее вместе с мамой.

Я понимаю, почему Матвей и Ольга не могут найти общий язык, потому что он у них примерно одинаковый. По крайней мере, хамят и зубоскалят они в едином направлении.

13 глава. Таня

Первый период заканчивается голом в ворота «Авангарда». Его забивает мой ненаглядный великан. В нашей квартире стоит шум словно часть арены перенесли прямо сюда. Полинка, особо ничего не понимая, тоже орет и пытается обнять телевизор, причитая:

– Ты самый невероятный и талаТливый, накидай им там по самые помидоры, гыыыы!!

Этому ее научил воспитатель от Бога – Матвей Покровский! Вместе с другими звучными фразочками, которые мой ребенок теперь раздает направо и налево. Попадая почему-то очень в тему.

Я буквально пожираю его глазами. Он снял шлем, весь такой небритый и счастливый. Его обнимают и дают пять остальные игроки.

– Неплохо! – хлопает в ладоши мама. Она конечно настроена на то, что сибиряков сегодня размажут по стенке. Мама до сих пор болезненно воспринимает прошлый проигрыш. Поэтому очень хочет, чтобы в этот раз алаверды вернулась по полной.

Я же очень желаю его победы. Ведь он обещал, что трахнет меня. Именно на это я и рассчитываю. Именно так как он и сказал. В этом слове столько твердой уверенности в своих силах и вообще в себе. И меня так от этого прёт. Что я третий день хожу как бабочка, потрясающе безмозглая окрылённая.

На фоне общего ликования, я включаю камеру и записываю ему короткое видео с нашими счастливыми моськами, с подписью «Мы тебя поддержим всегда, даже на расстоянии» и отправляю кучу сумасшедших смайликов, вместе с сердечками.

Во втором периоде нашим закидывают сразу две шайбы. Одна была спорная, но арбитры решили засчитать ее. Омичи вывели из строя одного нашего защитника. Столкнувшись друг с другом и сбив его с ног. В этой заварухе умудрились пустить шайбу прямо в ворота.

Я вижу, как Матвей злится. Он не орет и не ругается с арбитрами в этот раз. Просто по выражению его лица становится понятно, что он задумал нечто эпичное. И в том, что эта задумка получится у него нет ни единого сомнения.

Они о чем-то переговариваются с Сандриком и Сэмом и разъезжаются на вбрасывание.

Все на арене затихли. Даже комментаторы.

И шайбу выбивают прямо на игровое поле наших. Абсолютно беспрепятственно. Там за шайбу сражаются наши защитники, практически у ворот. Ямкин, сцепился клюшкой с не менее устрашающего вида соперником, отправляет того прямо на защитный экран.

Такие приемчики каждый раз заставляют меня морщится и жалеть игрока, которому досталось. Я не жестокий человек, по своей природе. Мне не нравится наблюдать как кому-то делают больно, или поступают несправедливо. В детстве мама не переставая относила в питомник всех животных, которых я притаскивала домой. Но в доме действовало всегда правило, что мы не покупаем животных. Если возможность помочь – лучше подобрать и дать им заботу и дом.

Только в один момент количество нуждающихся перевалило за десятку, и моя матушка не выдержала моей заботы в буквальном смысле. Отнесла всех подопечных в приют. Оставив мне наглого жирного ленивого кота, по кличке Чубайс, и брехливую мелкую собачонку Соню. Дав мне честное слово, что лично проконтролирует их счастливое будущее.

Пока я предаюсь воспоминаниям, на льду творится какой-то кавардак. Наши умудрились выманить на свою зону большую часть команды противника и прямой передачей увели шайбу точно из-под их носа.

Я вижу, как Матвей ведёт шайбу прямиком к их воротам, но по пути его сбивает с ног огромный девяносто восьмой номер. По этому номеру я понимаю, кто это такой. Покровский много смотрел его на видео. На мой вопрос откуда такое пристальное внимание, он ответил, что этот перец у них самый хитровые*анный.

Я же говорю – интеллигент

Пока Покровский собирает себя по льду, бугай, отвлекшись на его эпичный полет, проворонил Сандрика, который все это время следовал за ним.

Сандрик передает шайбу Волкову, и тот отправляет ее точно в ворота соперника.

Так-то! Что я там говорила про жестокость? Забудьте. Дикая женщина внутри меня сейчас лютует и требует сатисфакции. Иначе говоря, языком моего пострадавшего хоккеиста, хочется, чтобы этот громила сопли на кулак наматывал!

Третью шайбу наши забивают в ворота «Авангарда» почти в конце третьего периода. Закончив игру в свою пользу.

У Матвея берет интервью молоденькая ведущая. Очень красивая и эффектная блондинка. С юбкой выше задницы. То, что она строит ему глазки понятно даже имбецилу. Но Покровский морщась, и опираясь на клюшку не старается ей даже улыбнуться. Оставаясь все таким же серьезным. Но стоит ему открыть рот, и все становится на свои места.

– Как Вам удалось так эффектно обыграть защитника? – спрашивает блондинка.

– Мне обещали одну ромашку. А я обещал, что в лепеху разобьюсь, но победу добуду, – он ухмыляется, – Оба условия я выполнил!

Дурацкий дурак!

Я глупо хихикаю. Понимая, что он имеет ввиду. И мне так хочется, чтобы он оказался сейчас рядом. А я бы отдала ему всю свою ласку и заботу, как примерная женщина. Я бы целовала и нежила его абсолютно везде. Хотя нахальная ухмылка даёт мне понять, что на мой рот у него свои планы. И пользоваться он им будет по своему усмотрению.

Уже ночью мне прилетает фотка от Покровского с подписью: «Поддержи лучше это».

Я жду, когда погрузится фото, но даже через сильный блюр, не составляет труда понять, что на ней.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

На фото рука Покровского в дУше крепко сжимает полностью эрегированный член. Не могу сказать, что ничего не видела в жизни ничего красивее. Поскольку, ну, мужской член, априори, не та часть тела, на которую хочется смотреть постоянно и ей восхищаться.

Но от самой фотографии веет большой силой. На руке Покровского вздулись вены. Также ими увит и его член. Мой рот наполняется слюной, абсолютно иррационально, мне хочется его попробовать и вообще, чтобы он сделал со мной все те вещи, которыми угрожал.

Вотпрямщасже!

От невозможности прикоснуться к нему и потрогать, я готова завыть в подушку. А мои ноги сводит в очень сладкой истоме.

Мне хочется его подразнить, потому что одиноко не только ему (я, блин, надеюсь):

– Что уже не держится? Не рановато для твоего то возраста?

Я отправляю ему фото своей груди, с зажатым между пальцами соском.

Мне тут же прилетает ответ, словно он только и ждал, смогу ли я включиться в игру:

– Б*я, засранка, давай-давай! Готовь свою задницу, приеду – выпорю!

Я снова отправляю ему фотографию, где я стою на коленях, спиной к зеркалу. А на меня падает лунный свет из окна. С подписью «Я готова, а ты?». Чтобы получилось красиво, мне пришлось привлечь на помощь всю свою гибкость. Но, во мне горит такой азарт и возбуждение, что я чувствую будто мне горы по колено.

Отправив, я замираю в ожидании. Мне мгновенно прилетает фото, подпись под которым гласит: «Полностью!». На фото видно, как крупную головку его члена венчает капля предсемени.

Боже мой!

Меня начинает мучать такая дикая жажда, а в трусах собирается огромный потоп. Я скрещиваю ноги, чтобы хоть как-то перетерпеть эту ужасную пустоту. Восполнить ее может, я подозреваю, только один очень напористый хоккеист с умными глазами и нахальной усмешкой.

Я пишу, стираю, потом снова пишу. Но ни одной умной мысли в голову не приходит. Потому что там вакуум, как и между моих ног. Он не даёт мне связно мыслить и говорить, видимо, тоже. Потому что в ответ на его звонок, из моего рта вылетает нечленораздельное:

– Ааааа... Эм...

Черт, ну соберись ты уже!

Его весёлый голос выводит меня из состояния словесного запора:

– Ты там, кончила уже что-ли поросенок?! – возмущается он. – Или тебя парализовало от нашей невинной переписки. Хотя твой возраст, конечно, даёт о себе знать!

Невинная?! Он меня почти лишил моей моей виртуальной девственности. Да! Я никогда такого не делала. И я не дремучая. Но до этого мне было как-то неинтересно переписываться в таком ключе. К тому же, моя мать вдолбила прочно мне в голову, что любая интимная информация обо мне не должна попадать в Сеть. Ни под каким предлогом.

Где мои мозги сейчас? Не могу ответить на этот вопрос. Но этот пошляк отключает их виртуозно, раз за разом.

– Ты беспросветный хам, Покровский! Возраст женщины – это закрытая для любых обсуждений тема! – каркаю я, возмущённо сопя.

– Так я не понял, ты кончила или нет, Ромашка? – Покровский пропускает мою конструктивную критику, как нечто незначительное.

– Конечно, нет! Когда?

– Ну да, ты же у нас не скоропалительная.

Ну блин, давай скажи ещё что на удовольствие влияет количество серого вещества.

– Пфффф, – выдыхает он, – Я тоже нет. Давай сделаем это вместе.

Я молчу, до сих пор, пребывая в ступоре. Мне легко было с ним переписываться. Но разговаривать по телефону так откровенно мне некомфортно, и я теряюсь от этого.

– Блин, только не говори, что заснула, – продолжает змей-искуситель, – это ударит по моему эго даже больше чем твой отказ проглотить после минета.

– Я проглочу, если ты хорошо попросишь, – мне нравится играть с ним в словесные пикировки.

– Будто тебя кто-то будет спрашивать. Давай, не переводи тему, – Матвей словно знает меня достаточно, чтобы понимать, когда я начинаю отвлекаться. – Я хочу, чтобы ты потрогала себя.

Я резко выдыхаю, позволяя своей руке пробраться к себе в нижнее белье. Там так мокро, что мои пальцы буквально утопают о влаге. А то, что Матвей знает, чем я сейчас занимаюсь делает все только острее

– Я уже делаю это.

Буквально слышу его ленивый смешок, словно он даже не сомневался в том, что я беспрекословно последую его требованию.

– В чем ты сейчас?

Я могу ответить лишь на выдохе:

– В футболке и трусиках.

– Разденься полностью, я хочу, чтобы ты осталась голой.

Мне остаётся только нетерпеливо хныкать, выбираясь из футболки. И ногами выпутываться из трусов, пиная их подальше как очень раздражающую деталь.

Я слышу хриплый тихий смех из трубки:

– Покажешь мне?

– Неееет! – я капризничаю, потому что меня оторвали от очень важного занятия и не дают его закончить.

– Представь, что я рядом с тобой. Раздвинь ножки так, чтобы максимально показать мне всю себя.

Я немедленно выполняю команду, лёжа на спине, с раздвинутыми ногами, абсолютно голая. Порочные картинки, мелькающие в моей голове, заставляют выгнуться тело дугой. Сердце гулко стучит ушах.

– Погладь себя, словно я там, смотрю на тебя.

Я скольжу пальцами дальше, погружаюсь снова в свою влажность. Сначала медленно, обводя свою точку удовольствий, а затем все быстрее.

Я представляю, будто Покровский сидит прямо передо мной и отдает приказы, что мне следует сделать. Я чувствую, как соки стекают прямо между моих ягодиц, оставаясь на простыне.

– Твоя кисочка намокла?

Его тяжёлое дыхание подстёгивает меня через трубку, и снова погружаю пальцы внутрь. Влаги становится ещё больше. И распределяю ее снова по клитору. Скользя все сильнее

– Расскажи, что ты представляешь! – тон Матвея такой требовательный и темный, что я не могу отказать ему в этом.

– Я думаю, что ты смотришь на меня и... Охх.... – я чуть сильнее нажимаю на клитор, и не могу сдержать своего стона удовольствия. – Говоришь мне, что делать.

– Тебе хочется, чтобы за тобой наблюдали?

– Только ты... Я хочу, чтобы за мной наблюдал только ты.

Мне стает очень сложно говорить, потому что в глазах остаются только космос и мириады звёзд. А рот открывается в желании схватить немного воздуха.

– Мммм... Не сомневайся, детка, так и будет. Так и будет. Хер кому достанется такое удовольствие.

Отдаленно я слышу, как он начинает дышать очень часто, немного рыча и матерясь:

– Не будь тихой. Черт, дай мне тебя услышать!

По моему телу пробегают сотни иголочек, а дыхание перехватывает. Кислород мне уже совсем не нужен. Мне нужно только освобождение от этой волны, которая накрывает меня с головой. И я тону в ней, уходя прямо в пучину. Дрожь сотрясает меня и телефон улетает практически к краю постели

Сердце бьётся через раз, пропуская кровь огромными толчками. Только это и то, что из трубки доносится стон даёт мне понять, что я ещё жива. И не распалась на частицы от взрыва сверхновой.

– Матвей! – мне жизненно необходимо услышать его голос. Только он сейчас имеет значение. Только он может дать уверенность, что я не одна. – Ты здесь?

– Да, малышка, – он дышит, немного запыхавшись, – я без ног, блин, куда я денусь?

– Я тут.

– Я слышу, – хмыкает он лениво, – В следующий раз ты будешь так лежать подо мной и выкрикивать мое имя! Я, блин, чуть не умер сейчас.

Я смеюсь от того, что его тон мне кажется немного ревнивым. Либо мой глупый мозг хочет это слышать.

Расслабленное тело и мозг ощущаются как пух. И глаза медленно закрываются.

– Спокойной ночи, мой победитель, – сонно говорю я.

– Спокойной ночи, поросенок. – фыркает он и добавляет, – Это нормально, что я чувствую себя использованным?

Я хрюкаю довольно:

– Да, привыкай, у тебя теперь ещё больше ответственности.

– Зашибись, чё!

И я не слышу в его голосе недовольства.

Кладу трубку и закрываю глаза. Телефон снова вибрирует и мне приходит сообщение от Матвея: «Завтра не строй никаких планов».

14 глава. Таня

Все утро я гипнотизирую экран телефона. Потому что очень жду, сообщения от одного невозможного хоккеиста.

Такое нервозное состояние у меня с самого утра. Проснувшись я металась по всей своей комнате в поисках подходящего наряда. Но так ничего и нашла. Причина эта понятная только женщинам, она называется «мне нечего надеть!!!»

Решив, пробежаться по магазинам вечером я отвожу Полинку к маме. Сегодня они должны уехать в небольшой санаторий.

Потому что «твоя дочь похожа на наглядное анатомическое пособие». Мама решила, что это неплохая идея – поехать им вместе с внучкой и отдохнуть. Ну, а поскольку мы уже выяснили, что мать из меня так себе, по многим параметрам, отпираться я даже не думала.

В том, что поездка пришлась очень кстати не знаю кого благодарить – мать, божественное проведение или счастливый случай. После ночи, мне стало ясным, что и Покровского я из постели так просто не выпущу. Мы, это все мое тело, гормоны, чакры, называйте, как хотите, ждём приезда Покровского больше чем ребенок ждёт Нового года! И больше ни на чем другом я сосредоточиться не могу.

Об этом свидетельствуют каракули, который я упорно вывожу уже больше получаса на… Твою мать, на новом списке закупок инвентаря?!

– Это ты там что вырисовываешь?

Все-таки зам Арсенича, Паша, увидел, как я собственноручно порчу святая святых его работы – список закупки инвентаря.

– Это я думаю, как сделать работу менее энергозатратной, – я стараюсь спрятать листок, чтобы он не увидел, как именно я порчу его работу.

– А сердечками, я так понимаю, отмечен самый востребованный инвентарь, – фыркнув, он усмехается.

– Совершенно верно, сегодня такое настроение просто, сердечное.

– Настроение твое сердечное уже приземлилось, вещи ждет. Сейчас отписались.

– Не понимаю, о чем ты, – если уж я начала строить дурочку, надо выдержать тактику до конца.

– Да ладно весь клуб понимает, а ты – нет. Даже Игорь уже знает. Недавно спрашивал, как нам с тобой работается и замужем ли ты. – усмехается Павлик

Откуда взялся этот шаблон, что сплетничают только женщины. Серьёзно, кто это вообще придумал? Мужчины сплетничают ничуть не меньше. Просто происходит это все под «соусом» мужских интересов. Например, обсуждают чей-то новый автомобиль под видом «анализа технических характеристик» или комментируют личную жизнь коллег в стиле «ну, я бы на его месте поступил иначе».

Так что я совсем не удивлена тем, что нас с Покровским уже обсуждают. Я не в восторге, но делаю вид, будто меня это не задевает ни в коей мере. Потому хочу, чтобы наше личное оставалось таким как можно дольше. Не знаю, что со мной происходит, но Матвей сделал меня очень жадной до всего его внимания. Поделиться о нас – словно разделить его интерес с кем-то еще.

Поэтому я делаю вид, что все, что мне сейчас сказал Паша мне неинтересно, и сворачиваю тему:

– Я сейчас переделаю список и внесу его в график закупок.

– Тогда быстро. Арсенич тебя просил отнести на подпись документы Золотареву из спорткомитета, возьми в его столе, там записка пояснительная. Сегодня. – Паша делает ударение на последнем слове. Словно, это было определяющим требование Арсенича.

Блин! Вообще я планировала устроить шоппинг, чтобы встретить Покровского во всеоружии. Но зная этого Золотарева, время подписи может растянуться до бесконечности.

В ответ на мой вынужденный кивок, Паша оставляет ключи мне ключи на столе от кабинета. В отсутствие начальства можно и уйти пораньше. Не осуждаю. Кот на улицу, мыши в пляс.

Этот Золотарев какая-то очередная шишка. Он заведует распределением денег и другими хозяйственными нуждами между спортивными организациями.

Олег Арсенич хотел, чтобы клубу передали в ведение помещение в центре, для летних сборов у детской команды. Для этого не хватало нескольких подписей. Но подпись Б.Е. Золотарева – главная, а он никак не соберётся подписать эти бумажки.

Три недели я хожу к нему в кабинет как на постоянные встречи к психологу. Он то забудет печать, то его срочно вызовут к начальнику. В последний раз он потребовал дополнительные документы и несколько справок.

Арсенич принес мне справки от директора клуба, и судя по тому, что к справкам прикреплена пояснительная записка с тем куда Б.Е. Золотареву стоит проследовать вместе с этими справками, терпение на исходе уже не только у меня.

Записку я конечно открепила.

Вытрясу или нет сегодня из него эту чертову подпись, больше я на поводу ходить не буду. Пожалуй, пришло время задействовать тяжёлую артиллерию в лице декана факультета права и управления. Она тоже очень умеет выкручивать, если очень хочет кому-то усложнить жизнь. Может быть, попрошу ее найти кого-нибудь в этом комитете, кто мне сможет поставить подпись без необходимого присутствия «жирного карася».

Так окрестила его Оля, когда я ей показала его фотографию на сайте. После рассказа о его «предложениях», она потребовала немедленно показать его фото. Дабы оценить все преимущества.

Оценивать там нечего, даже если закрыть глаза на то, что Борис Евлампиевич (с таким отчеством я бы тоже была не самым приятным человеком), пользуясь служебным положением решает личные нужды.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Набирая номер чиновника, я очень хочу услышать, что он на месте и готов все подписать без всяких проволочек.

Но моим надеждам не суждено сбыться, потому что оказывается, что он не рабочем месте:

– Танечка, очень рад Вас слышать, я бы очень хотел сегодня с Вами встретиться, но не могу. Я на важном мероприятии за городом.

Кто бы сомневался!

– Борис Евлампиевич, мне же только подпись Вашу поставить и печать. Может у Вас будет ещё свободное время сегодня? – я не хочу подводить своего начальника. Но если честно мне откровенно не понятно почему хозяину клуба просто не настучать по башке кое-кому, чтобы все быстрее разрешилось.

– О, если Вы сможете вечером встретиться со мной. Я буду безусловно рад этому. – Елей, который он мне льет в уши вызывает тошнотворное ощущение. – Адрес и время скину сообщением.

– Спасибо, Борис Евлампиевич, я буду ко времени, – я как могу стараюсь не показывать, что он меня достал.

Смс-ка от Золотарёва приходит тут же. В ней значится адрес и время.

Да чтоб тебя! Через час?! Адрес в навигаторе показывает, что это какой-то ресторан, из непростых, судя по заоблачной цене среднего чека.

Старый козел!

Я же вообще не успею подготовиться! Придется писать Матвею, что я задержусь по работе. Видел бы он эту работу. Нет, не надо. Боюсь разбудить неандертальца, он и так периодически вылезает наружу. Тогда достается и мне тоже.

Мне не очень комфортно приходить к нему на встречу в ресторан. Но, я решила собрать всю свою решимость и принципиальность. Я понимаю, что футболит он меня не просто так. И понимаю по некоторым его сальным намёкам, что конкретно ему нужно. Их я стараюсь не замечать, каждый раз подсовывая ему странички на подпись.

Я стою перед зеркалом и решаю, что не хочу ничего изобретать. Поэтому надеваю черное кружевное бра и такую же длинную юбку. И больше ничего, в буквальном смысле. Лифчик здесь не нужен, а трусики я забыла принципиально. Эта ночь разбудила во мне чертей. Теперь они пляшут у меня в мозгах, не давая мыслить трезво. Сверху я решаю закрыть все черным пиджаком. Потому что все это хочу продемонстрировать только одному мужчине. То, что он все это оценит, я не сомневаюсь. Или сомневаюсь.

Пусть только попробует! Я в первый раз так вырядилась. И именно для него.

Быстро делаю макияж: легкие тени, подводка и любимая помада цвета спелой вишни. Волосы собираю в элегантный пучок, оставляя несколько игривых прядей у лица.

Пишу Матвею короткое сообщение: «Задерживаюсь. Напиши куда приехать».

В ресторане меня встречает Старый Козел. Он весь такой напомаженный, в дорогом костюме, и взгляд у него такой... липкий.

– Танечка, какая вы сегодня очаровательная, – он берет меня за руку и не торопится отпускать. – Может, сначала поужинаем, а потом уже о делах поговорим

– Борис Евлампиевич, мне нужно просто поставить подпись и печать, – отвечаю я, высвобождая руку.

– Какая вы деловая сегодня, – он продолжает свою игру, придвинувшись ближе. – А может...

Я понимаю, я разоделась. Только он, по-моему, вообще не собирался и сегодня мне уступать.

Телефон в сумке начинает вибрировать. На экране высвечивается «Матвей». Я чувствую, как краснею.

– Алло? – мой голос дрожит.

– Где тебя носит, женщина? – рычит Покровский.

Да что опять случилось-то? Я еще ничего творить не успела. Не успела же?

Пока я соображаю, что ответить, дверь открывается в ресторан открывается. Ощущение, что с пинка. В зал врывается Покровский, держа телефона у уха.

– Че молчим? – он подходит прямо к нашему столику. Поднимая бровь, он ждет и больше ничего не говорит.

– Матвей, что ты здесь делаешь? – шепчу я, чувствуя, как щеки горят.

– Ужин, бля, для одной сударыни забираю! – он поднимает пакеты с логотипом ресторана. – Ты же после работы, голодная.

– А я… Вот…– показываю рукой на Золотарева, тряся своими бумажками.

Покровский наконец переводит взгляд. На что тот даже немного привстает и тянет Матвею руку:

– Золотарев Борис Евлампиевич, заместитель главы нашего спорткомитета. Рад представиться! – он так и ждет с протянутой рукой. – Вы, конечно, Матвей Покровский! Рад! Очень рад.

Покровский протягивает ему руку и сжимает с такой силой, что, красный и без того, Золотарев и вовсе стает на варенного рака.

– Кем Вы приходитесь этой очаровательной прелестнице? – он наконец-то вытянул руку из стальной хватки.

– Мужем, без пяти минут. – Покровский играет желваками, еще минута и зубами начнет скрипеть. Его тон ледяной.

Боже! Это какой-то сюр. Мой мозг от этого заявления совсем перестает соображать. Там сейчас трепещут розовые бабочки и напевают: «Муж, муж, муж!»

– Эти бумажки тебе надо подписать? – он кивает на документы, которые я судорожно сжимаю в руках.

– Да... То есть нет... – я запинаюсь, не в состоянии связно говорить. – Ему, ему надо подписать. А он не хочет. – Очень хочется показать Золотареву язык, скорчит рожу, но все внимание сейчас занимает Покровский, мой грозный викинг.

– Почему? – Покровский поворачивается к Золотареву, который заметно бледнеет. Переходя от состояния красного рака к чему-то очень испорченному.

– Эээ... Финансирование исчерпано до следующего года, – лепечет чиновник.

– Забавно, – Матвей ухмыляется. – Тогда стоит попросить выделить средства на это помещение у наших спонсоров. Завтра пресс-конференция, расскажу-ка я, что городской комитет не может выделить для всех наших ребят небольшой зал. Только, боюсь, вопросы тогда к Вам появятся.

– Подождите, давайте решим это полюбовно, – начинает тараторить Золотарев. – Конечно, найдем средства для такого важного дела.

Матвей снова с силой жмет ему руку, заставив того морщиться, и забирает подписанные документы, подхватив меня под локоть, тащит из ресторана.

15 глава. Таня

Пока мы идем к машине, я со всей силы сжимаю его руку. Продев свои пальцы, сквозь его кулак.

– Матвей, – шепчу я, не в состояние выжать из себя голос ни на децибел громче, – Спасибо!

– Больше никогда так не делай. Ты поняла? – он все еще злится, а я стараюсь не разгонять его пыл еще больше.

– Ты только не ругайся... – начинаю я.

– Ты моя, – перебивает он. – Если у тебя проблемы, ты обращаешься ко мне, а не пытаешься решать их с какими-то старыми перцами.

И прежде чем я успеваю что-то сказать, он притягивает меня к себе и целует – жадно, требовательно, словно ставит свою метку.

Также быстро отпускает, тяжело дыша. Все, что я могу смотреть ему в глаза и висеть на нем, как на истинном спасителе.

– Не растекайся, Ромашка, – он шлепает меня по попе, ­– дома все-равно накажу.

Мы сидим в машине у моего дома. Потому что до квартиры мы дотерпеть не смогли. Всю дорогу Покровский дулся и строил из себя буку. А я старалась нежничать и не прилипать к нему совсем как пиявка.

В итоге, как только он припарковался у подъезда, я перебралась к нему на колени. И целую его везде где только могу достать. Матвей со всем его снисхождением принимает эти благости, позволяя мне его ублажать. Моя юбка задралась до неприличия высоко. И моего хоккеиста это не тревожит совсем, а меня и подавно. Ведь все приличия я оставила дома вместе, с тем куском кружева, которое как уверяла продавщица в отделе белья вскружит голову любому мужчине.

Не знаю насчёт мужской головы, свою я не могу обнаружить с того дня, когда Покровский впервые меня поцеловал в парке

– Ты сказал, что ты мне без пяти минут муж, – шепчу я ему в шею. – Ты, что предложение мне делать будешь?

Ну, а как мне удержаться? Если мой мозг отупел окончательно. Это все Покровский виноват. Из-за него мой мозг становится похож на расплавленный пластилин.

– Я, блин, еще подумаю, – хмыкает он. – Ты со своим поведением меня до седины раньше времени доведешь!

– Я старалась вести себя прилично!

В ответ он ржет как… Конь!

Отсмеявшись этот бесчувственный сухарный сухарь, приподняв брови смотрит мне в вырез пиджака, откуда выглядывают черные кружева.

– Я старалась для тебя, – от говорящего его взгляда, мои соски твердые как камушки. Очень твердые, и очень требующие внимания.

– Я блин оценил, – Покровский ведет руками по моим голым бедрам, вызывая толпы мурашек и поток, который угрожает сжечь меня, а затем и его до основания.

– Поднимешься? – через его штаны, я чувствую нечто тоже требующее внимания. Очень настойчиво. Оно заставляет меня двигаться на Покровском, в поисках хоть какого-то облегчения.

– Не знаю, вообще я не даю на первом свидании – вредничает Покровский, – я бы поднялся к тебе на чай, но у меня видишь ли есть принципы.

– Ну если ты хочешь остановиться на этом, то, пожалуй, хватит, – слезаю с его колен и поправляю юбку, – Чисто теоретически, у нас с тобой не первое свидание это, во-первых. А во-вторых ты не пьешь чай, в-третьих на мне нет белья, – схватив сумку дёргаю за ручку двери, чтобы выйти.

Никогда не напрашивалась и не собираюсь.

Со смехом, Мот хватает меня за плечи и укладывает на себя:

– Так и знал, что в душе ты маленькая извращенка, – он сгребает мою юбку наверх, видимо желая немедленного подтверждения моих слов, – я не пью чай, но ради тебя могу сделать исключение.

– А что случилось с твоими принципами? – говорить становится трудно, а внутри меня начинает бежать ток, потому что Матвей, забравшись под юбку так глубоко, понял, что я не шутила насчёт белья и теперь хозяйничает там абсолютно бесстыже. – Я кажется только, что слышала свист того как они вылетели в трубу.

– К черту эти принципы, я просто разозлился, – Покровский возмущается, дёргая мой топ наверх, видя, что и там тоже все, как и заявлено. – Ты вообще что ли берегов не чуешь?!

– Я была там по работе! – шлепаю ладонями по его груди. – И я хотела тебя впечатлить!

– И впечатлила всех мужиком разом в ресторане, – Матвей окончательно дёргает меня на себя, и я оказываюсь снова сидящей на нем с задранными топом и юбкой, выше некуда.

– Спасибо, ты меня сегодня спас! – благодарю я его, легко целуя в губы. – Просто иногда ты ведешь себя очень грубо. – снова целую его в уголок рта, а затем прохожусь языком по его губам.

Просто я сегодня как нимфоманка – совсем не могу удержать себя на хоть каком-нибудь, даже самом ничтожном расстоянии от Матвея.

– Да, ты совсем что-ли охерела, Белка. Я там стоял и думал, как этому борову глаза на жопу не натянуть! – Покровским с таким праведным возмущением смотрит на меня, что мне становится смешно.

На что он сильно шлепает меня по попе, чуть сдвигая меня вверх по его ширинке, и даже не стараюсь сдержать свой стон, потому что грубая ткань его джинсов давит мне ровно на то чувствительное местечко, от которого по всему организму разбегаются тоненькие струйки тока, заставляя меня сжиматься и забыть, как дышать.

Вся эта энергия заставляет двигаться на нем ещё быстрее, чтобы найти хоть какой-то выход из моего тела.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Покровский же просто удерживает мои бедра с обеих сторон, целуя и посасывая мои соски. Внезапно он останавливает меня, вскинув свой взгляд:

– Ты уже вся мокрая не так ли, и собираешься кончить вот так просто потираясь о мою ширинку.

Я чувствую себя так словно меня остановили на полпути к чему-то заветному, и спрашивают какой сегодня прогноз погоды. Злясь и хныкая, я пытаюсь дальше возобновить свои движения, чтобы получить то, к чему так стремлюсь, к своему освобождению. Но Матвей не даёт этой возможности, это злит меня ещё больше:

– Ты бы знал об этом, наверняка, если бы был посмелее и протянул руку!

Он снова нагло усмехается:

– Настолько смелая чтобы ходить без трусов по городу, но недостаточно, чтобы сказать: «Матвей трахни меня пальцами».

Я закрываю глаза, потому что говорить так прямо и грубо не моя сильная сторона. И словно чувствую осуждение, мне хочется слезть и уйти домой. Потому что я вряд ли когда-то так открыто смогу выражать свои мысли и чувства. Потому что я снова начинаю чувствовать себя не в своей тарелке. Недостаточно красивой, недостаточно дерзкой. Просто недостаточной для этого молодого мужчины.

Матвей словно чувствует мое изменившееся состояние, и прижимает к себе, находя мои губы. В этот раз он не старается мне доказать, что я неумеха, или кто здесь хозяин. Он просто медленно-медленно прикасается своими губами к моим, будто успокаивая и даря поддержку.

– Я полгода в душе дрочу на тебя, если ты думаешь, что откажусь от тебя, только потому что ты чего-то не умеешь, очевидно, я что-то тебе не до конца объяснил.

Отодвинув кресло назад, он укладывает меня спиной на руль. Проходится взглядом, а потом и руками по моему телу.

Мне некуда деваться от такого откровенного изучения.

– А если я бибикну, – тишина давит на меня, в то время как Матвей самозабвенно изучает мое тело, целуя то тут, то там.

– О, ты точно бибикнешь, – усмехается он, согревая мою кожу теплым воздухом между грудей, – Не раз и не два. Я планирую находится в тебе всю ночь

До меня доходит подтекст его слов:

– Пошляк! Я столько не смогу

– Прозвучало оскорбительно, но я уверен, ты брякнула это от не знания, поэтому прощаю тебя, – прикусывая сосок, он дует на него снова. – Забудь про свой возраст, про наши различия и свои загоны. Мы здесь вдвоем, мы за полем, за пределами игры.

16 глава. Таня

Через окна машины Матвея начинает пробиваться закатное солнце. Тут только я понимаю, что на улице уже по-весеннему долгие дни. А Матвей пытается стянуть с меня остатки одежды напрочь.

– Матвей, ты в курсе, то сейчас весна? – я пытаюсь вернуть свой топ на место.

Он даже не пытается остановиться, целуя мне в шею, за ухом, вообще везде где может достать.

– Прикинь я знаю. Что ты этим хочешь сказать?

– Я хочу сказать, что на улице светло. И нам могут увидеть.

Я зарываюсь пальцами в его волосы, потому что его пальцы между моих ног творят чудеса.

Покровский тяжко вздыхает, кладя голову мне на грудь:

– Танюша, ты издеваешься надо мной я не пойму, на хер тогда мы сюда приехали?! Я у тебя не смогу. Там мелочь пузатая. А я чуточку не в том состоянии, чтобы себя сдерживать!

– Полинку забрала бабушка в санаторий на неделю. Я тебе говорила...

Он не даёт мне договорить, снова затыкая рот поцелуем. У меня полное ощущение того, что этот огромный мужчина решил поставить какой-то мировой рекорд по количеству поцелуев. Оторвавшись от меня, он немного оттягивает мою губу. Мой рот истерзан окончательно. Если так пойдет и дальше, рискую завтра обнаружить на месте моего рта два огромных вареника.

– У меня яйца звенят так, что уши закладывает, всю дорогу.

– Я говорила, что мы можем подняться ко мне... Мммм... – я опять не могу договорить, потому что все на чем я сейчас сосредоточена, это то как ловко Матвей выбивает из меня искры. Все мое тело начинает жить собственной жизнью, двигаясь так как ему нужно. Я благодарна, что Матвей меня ни о чем не спрашивает. Второй рукой он удерживает меня на месте, ртом мучая беспрестанно мою грудь.

Стараясь поймать ртом воздух, я понимаю, что еще совсем немного и я окажусь за чертой, где нет никого кроме меня и Матвея. Меня обваривает кипятком, отключившись, я на мгновение слепну. От неудержимой волны судорог держусь за Матвея как коала, не в силах от него отлепиться.

Он гладит меня большими руками, успокаивая. Спрятав лицо у него на плече, вдыхаю его запах. Он пахнет чистотой, его туалетной водой и бесячими тиранами. Немного фыркнув, от смеха, снова глубоко вдыхаю. Словно, не могу надышаться этим мужчиной, словно этот запах даёт мне жизнь и, если меня его лишат – я перестану существовать.

Покровский бодает меня носом, будто прося посмотреть на него:

– Ты жива там?

– Да, – удается сказать мне с тяжёлым дыханием, – Ты меня абсолютно развратил. Как мне в глаза тебе смотреть?

Этот вопрос и правда сильно мучает меня. Сначала секс по телефону, сейчас сижу на нем полураздетая в машине, а на улице абсолютно светло. На ощупь вожу пальцами по его шее, линии челюсти. Мною движет иррациональное чувство запечатлеть его в памяти намертво. Ведь мне дико мало того времени, которое он проводит со мной.

– Надеюсь, что ты будешь смотреть на меня как на единственного мужчину, можно как на божество. То есть со всей любовью и обожанием. – Самодовольно ухмыляется этот болван.

Мда... Скромности ему точно не занимать

Мы выбираемся из машины. Мне неловко, потому что между ног все до сих пор ноет, очень влажно и набухло. Покровский морщится, поправляя штанину. Я стараюсь скрыть абсолютно счастливую улыбку, потому что весь его дискомфорт сейчас из-за меня. Он не злится, просто обнимает меня и целует в макушку.

Пока едем в лифте, мой рот успевают проинспектировать ещё несколько раз, упираясь в меня своим «дискомфортом». Я трусь о него, получая в живот горячие толчки.

В квартиру мы попадаем с третьего раза или с какого-то ещё по счету. Потому что не могу вспомнить какой ключ подходит к двери из всех мои трёх. Покровский матерится и открывает дверь сам. Захлопнув ее. Он толкает меня к стене стягивая с себя футболку. В его штанах, развернулось действие, напоминающее открытие палаточного городка. Я физически чувствую, как мои глаза открываются широко, потому что мне немного больно. Ну не могу я на него просто так реагировать!

– Таня, детка, мои глаза чуть выше, – Матвей снимает мой пиджак и топ. Приспустив свои штаны, он быстро надевает презерватив, нетерпеливо рыча. Венки на его руках вздуваются пока он проводит несколько раз по своему стволу рукой.

Все, что я делаю – жду, когда мой завоеватель уже расправиться со мной. Ощущение, что я итак ждала целую вечность. Став теперь абсолютно дикой женщиной. Потому что ни о чем другом больше думать не могу.

Покровский задирает мою юбку, закинув одну ногу себе на поясницу. И придерживая рукой член входит в меня, громко и часто дыша. Он входит осторожно, словно боится, что сделает мне больно. А мне так сладко, и воздуха не хватает, и я пытаюсь найти хоть вздохнуть, отрываясь от его губ. Матвей что-то шепчет, закидывает и мою вторую ногу к себе за пояс, удерживая меня на руках. Входит до конца и сразу выходит. А затем врезается в меня с полной силой.

Я снова задыхаюсь, сжимая его мышцами, на что тот громко шипит, впечатывая в себя мое тело с новой силой. В пустоте квартиры громко разносится наш общий стон.

Мы как две сверхзвуковые боеголовки двигаемся навстречу до полного взрыва, словно настроены только друг на друга. Я наслаждаюсь ощущением его голого тела, то как оно соприкасается со моей грудью. Я так хочу слиться с ним воедино, что намертво прижимаюсь к нему. Пока Матвей, удерживая меня за попу безжалостно таранит меня внизу. От чувства наполненности, которое поднимается все выше и выше, достигая моего горла, мне хочется кричать, а перед глазами начинают плыть белые круги. Мое тело насквозь прошивает судорога, затем ещё одна и я выгибаюсь навстречу этим ощущениям.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я чувствую, как Матвей резко входит в меня, практически пригвождая к стене и взрывается следом за мной. Оставляя отметки на моей шее и плечах.

Он дышит громко, тихо ругается мне в ухо, потихоньку продолжая двигаться словно желая продлить остатки нашего удовольствия

Меня настигает такое ощущение абсолютного счастья, что я скулю, абсолютно обессиленная:

– Матвей! Не отпуская меня, не уходи, – мне так тяжело что говорить и двигаться, а терять эту близость мне сейчас смертельно больно. Поэтому я продолжаю на нем висеть как как та коала на дереве.

– Куда я уйду! Я блин чуть не умер сейчас – он вытирает свой сырой от пота лоб о мое плечо. Так как я облепила его руками и ногами, и абсолютно точно в ближайший век не собираюсь его отпускать.

Я дикая женщина, а он мой дикий мужчина. Если я увижу на горизонте опасность, то просто возьму дубинку и устраню ее. Особенно если это опасность в лице какой-нибудь другой женщины.

Матвей шагает вместе со мной к комоду и усаживает меня на него. Приподняв за попу снимает с меня юбку. Глядя на мои босоножки, он проходится костяшками по моим пальцам, задумчиво говоря:

– Это мы, пожалуй, оставим. – И снова ставит меня на пол, спиной к себе, заставив меня практически, лечь на комод, – Охеренный вид! – Сообщает он мне самодовольно и шлепает сильно по попе.

– Ауч! За что?

– Если в следующий раз ты захочешь доказать мою неправоту, оставайся просто голой, но дома. Иначе я трусы тебе к заднице степлером приколочу. Если захочешь поспорить, я дам тебе эту возможность, но после того как я тебя трахну.

Он гладит меня и снова шлепает. Не могу сказать, что это теперь мое любимое развлечение. Но после этого он снова мой воспользовался в абсолютно грубой и собственнической форме. Заставив кричать: «Матвей, любимый, я больше так никогда делать не буду!».

Затем он отнес меня в душ и довел ещё два раза до оргазма. Я не буду говорить, что сбилась со счета. Потому что этот засранец заставил меня их считать. И отблагодарить за каждый. Я отблагодарила и даже проглотила. Абсолютно наслаждаясь моментом абсолютно власти над этим громилой. Вид как он теряет контроль над своим телом навсегда отпечатался мне на подкорку.

Зря я думала, что могла бы как-то от него дистанцироваться и не прикипать к нему так быстро. Ничего из этого не получилось. Потому что Покровский обернул меня дурную вокруг носа ровно также, как и выигрывает в своих сражениях на льду. У меня просто не было шанса. Я как-то там ещё сопротивлялась, но у меня полное ощущение того, что мне позволяли это делать. До тех пор, пока он точно не понял, что выиграет.

Мы сидим абсолютно голые на моей кухне, поглощая остатки ужина. Я сижу на нем, обернув вокруг себя как большое уютное одеяло. Периодически воруя самые вкусные на вид кусочки из его тарелки.

Неожиданно он замирает, ища что-то взглядом:

– Во сколько мы должны забрать Полинку?

Я заворачиваюсь в ещё больший клубок, носом утыкаясь в его грудь. Я настолько сонная, что весь ужин он кормил меня практически с рук.

– Ни во сколько. Я же говорила на неделю. На неделю ее забрала бабушка в санаторий.

Он выдыхает заметно, расслабляясь:

– Пффф…, Ты не подумай я, блин, люблю твою мелкую, но Боже, храни всех бабушек!

Я сонно хрюкаю от смеха, но мне даже глаза лень открывать. Он умотал и выкачал из меня всю энергию, неугомонный гигант.

17 глава. Матвей

Я всю неделю живу у Тани. Просто потому что мне дали доступ к телу. И оторваться я от него не могу, даже под страхом смерти. Поэтому я не слажу с нее всю неделю. Как озабоченный малолетка.

Она вся очень нежная и мягкая. Ее кожа на пару тонов светлее чем моя. Иногда практически фарфоровая. Этот контраст вставляет меня не на шутку. Я готов каждый раз просто смотреть на нее. Чего за мной точно раньше не наблюдалось. Так как созерцание не входило в список моих интересов.

Таня вся такая до хера доступная для меня. Подозреваю, что только в отсутствие дочери. Но мой дурацкий собственнический инстинкт прорастает бурно и цветасто от понимания, что такая вольница дана только мне. И все ништяки тоже – только для меня.

Она соня страшная. Считает, что я встаю в ненормальном часу. Шесть утра – отличное время для тренажёрки, я живу таком режиме много лет. Поэтому распорядок дня для меня что-то сродни инстинкту. Я с ним сросся. И если он ломается, мне тоже бывает плохо.

Только она шлёт все режимы по одному известному маршруту. Я думаю, что сон для нее на самом деле роскошь недоступная. Весь опыт человечества говорит о том, что с ребенком это занятие переходит в разряд маловозможных. Ну и я ещё ее терроризирую в свободное от тренировок время. Поэтому разбудить иногда ее просто нереально. Она спит, прижавшись ко мне, не отпуская меня даже во сне. Мелкая захватчица. Даже после того как я ухожу, эта засранка забирает мою подушку.

С утра моя нежный цветочек больше напоминает этакую милую смесь гринча перед Рождеством и зомби. Она мало разговаривает, не ест. Только пьет кофе.

Ее кофе точно из ада, черный и обжигающий. Выглядит это зелье, будто способно призвать Люцифера на службу. Я не ожидал, что она его в турке варит. Как и моя бабушка. Разливая затем по мелким кофейным чашкам. Больше похожим на напёрстки. Мой палец даже в ручку этой кружки не поместиться.

Я наблюдаю за ней, молча поедая свой завтрак. Она пьет свой кофе. Сильно несчастная и сонная. Потому что всю ночь я не давал ей спать. Озабоченный мудак. А сейчас нужно ехать за Полинкой. Заодно предстоит знакомство с матерью Тани.

Судя по рассказам о ней, я сделал вывод, что она негласный авторитет всего семейства. Галине Альбертовне подчиняется даже Ольга. Хотя зубы у той клацают так, что за километр слышно. Ямкин, наверное, решил перейти на что-то более существенное, чем его предыдущая растительноядная паства. Ну не осуждаю. Мне безвкусные ботоксонакопители тоже быстро надоели.

Теперь у меня моно-диета. И настроена она исключительно на одну мадам, которая сейчас сидит передо, подперев ладошкой щеку. В моих, блин, трусах и моей же майке. Лохматая словно ее кто-то основательно валял на сеновале. Ну почему кто-то. Я.

Мои шмотки она тоже себе быстро прикарманила. Ну как и меня. Так я даже не сопротивлялся!

Я даже оладьи ее жую. Повар из нее, мягко скажем, сбежал напрочь, роняя тапки. Эти оладьи с подозрительно странным привкусом (возможно, это имбирь… а может, это что-то из детского крема – я уже ничего не исключаю).

Эти завтраки она мне готовит с дикой смесью боли и любви на лице. Поэтому затолкать все это в себя не такой уж большой подвиг. Но ужины и обеды я убедил заказывать ее в службе доставки. Мне так или иначе нужно выдерживать диету. Поэтому мы сделали заказ на неделю. В этот момент Таня, по-моему, счастливо выдохнула. И горести теперь мы испытываем вдвоем только по утрам.

– Ты понимаешь, что так нельзя? – она медленно моргает и переводит взгляд от моего отражения в окне на меня.

– Чё мне не смотреть уже на тебя?

– Выжимать меня по ночам, а утром выглядеть так! – закатывает глаза.

– Как? – искренне не понимаю суть ее претензии, но мне хочется докопаться до очередной ее мысли, которую она катает у себя в голове уже похоже все утро

– Как победитель! – Таня зевает и встаёт, чтобы убрать посуду со стола.

– Это не победа, – я слежу за тем, как мои трусы на ней предательски съезжают, оставаясь болтаться на попе, – Это капитуляция. В чистом виде.

Я сдался блин в первую же неделю и теперь лежу, задрав лапы вверх!

– Не смей, – предупреждает, видя мои устремления. Потому что они четко обозначились в моих шортах. Она это видит и смеётся.

– Я между прочим всю ночь не спала

– Б*я, ты не поверишь, но я вообще-то тоже!

– А я о чем! – Таня фыркает и идёт в ванну по пути скидывая майку и трусы. Мелкая провокаторша.

Ну, окей! Вызов принял. Будем оживлять тебя, спящая принцесса.

Похоже, что у меня выработался ещё один рефлекс: я перманентно стою, стоит только этой колдунье оказаться рядом со мной.

Пока мы сидим за семейным столом, пытаюсь не поддаться бетонной плите, с напором которой на мой бронепузырь прет маман моей Ромашки. Судя по всему, она пытается меня проверить на прочность.

Мне если, честно, сильно фиолетово. Ведь извиняющееся и виноватое выражение лица напротив, говорит о том, что меня ждут офигенные ништяки от моего зефирного чуда. Это стимулирует меня вести как пай-мальчик гораздо больше, чем нескрываемое изучение ее матери.

Поэтому я возвращаю ей покер-фэйс. В гляделки играть я тоже умею.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Так значит Вы наш новый нападающий, я читала что Ваш дядя – главный тренер клуба. Возможно это и помогло Вам сразу попасть в основной состав из молодёжки.

Таня краснеет, сливаясь по оттенку с маками на платье ее матери.

– Мама, Покровский не любит протекционизма и выбирает игроков исключительно по их способностям.

Ох, Зефирка, что ж ты сразу и под каток. Совсем ты себя не жалеешь

Галина Альбертовна, смотрит на нее взглядом «Это мило, но не заставляй меня смеяться». Внешне оставаясь все такой же сдержанной.

– Бабуля, а что такое поРтекционизм? – Полинка ковыряется в тарелке с супом с видом археолога в поисках динозавра.

– Это, – начинаю я с ухмылкой, – когда твоя мама говорит тебе, что у тебя пятерка, потому что ты умная, а не потому что знакома с твоей училкой.

Полинка кивает и, высунув язык, снова сосредотачивается на поисках чего-то в своей тарелке. Возможно клада.

– С чувством юмора у вас также неплохо как с голами, – хмыкает Галина Альбертовна.

– Тогда будем считать, что меня за это и взяли, – улыбаюсь я ей.

Неожиданно, я вижу, что на ее лице возникает некое подобие улыбки. Ну вот, и эта тоже оттаивает.

На первый взгляд, они конечно с моей Ромашкой сильно похожи. Обе невысокие, стройные и светловолосые. С упрямо задранными вверх носами. Кроме того, ее маман выглядит очень хорошо и молодо. Склоняюсь к тому, что гены у этого семейства отменные. Если Таня в нее, то я выиграл джек-пот.

Гены у них потоптались не только по внешности, но и в частности, я понял в кого Полинка. Все отношение этих двоих к миру характеризует одно правило: «есть два мнения: мое мнение и неправильное».

И судя по фотографии, висящей на стене с бойкой старушенцией, увешанной медалями как ёлка новогодними игрушками, это наследственное.

Только моя Зефирка как-то умудрилась выбиться из этой ударной женской роты.

Ну это меня ни капли не расстраивает. Меня вставляет эта ее нежность и мягкость. И то как вчера она не менее нежно и мягко реабилитировала после тренировки на износ, которую нам устроил дядька, окрылённый перспективами победы.

Поэтому сегодня я весь такой ублаженный и умасленный.

– Не разговаривай с едой во рту, что ты там копаешься. – Галина Альбертовна держит под контролем все происходящее за столом, – Ешь и не отвлекайся.

– Ну бабуля, тут лук. И морковка кубиками… – мелкая смотрит на суп с таким осуждением, будто это он лично решил, в каком виде сегодня будет представлена морковь. – Я ем морковку только полосочками

Бабуля кидает многозначный взгляд на свою дочь, мол это твоё непутевое воспитание. Таня делает вид, что ее тоже сильно заинтересовал вид подаваемой в супе морковки. Так как у не в тарелке та же картина, что и у мелкой. Весь несчастный оранжевый овощ отобран в одну кучку. Мне становится смешно.

Придется мою Зефирку срочно выручать. Чего, я зря что ли сегодня такой добрый.

– Представь, что это не кубики, а хоккейные шайбы, мы их сейчас все поймаем и съедим. Если поймаешь все. Пойдем кататься вместе на лед.

Полинка давит хитрую лыбу, демонстрируя отсутствие двух нижних зубов.

– Шайба то круглая! – она машет ложкой как дирижер.

Видя к чему это идет, Таня пересаживает ее к себе на колени под строгим взглядом матери, помогая орудовать ложкой.

– Ты главное поймай, а на льду нас будет бооооольшой сюрприз! – хер его знает, что это будет, но я думаю Ромашка сориентируется.

Она на меня так смотрит, словно тоже обещает мне не «бооооольшой» сюрприз.

Очень надеюсь, что с ним в комплекте будет идти обнаженка.

Мелкая ложкой собирает морковки вместе со всеми овощами из тарелки, в предвкушении своего сюрприза.

Ну, черт, я бы тоже был рад, если бы мой сюрприз мне не пришлось ждать долго. Я для этого даже под бетонный каток Галины Альбертовны готов лечь.

Они обе, и мать и дочь смотрят на меня, как чувака, который принес благую весть. Ну вот так-то блин, и на вас, мадамы, управа найдется.

На второе у нас блинный пирог с грибами, – уже более благосклонно сообщает мне старшая амазонка. – Матвей, я слышала это Ваше любимое блюдо и решила его приготовить.

Ну что, господа, это успех! Очевидно, мне сейчас решили показать, что я принят в семью.

18 глава. Таня

Я думала, что не переживу этот долбанный обед в узком семейном кругу. Настолько узком, что немного не хватало воздуха.

Моя мать, видимо решила продемонстрировать все грани своей личности «мама-медведица, декан и профессор». Быстро забыв, как сидела перед телевизором и болела только за одного игрока в шарфе с его, десятым номером.

Этот игрок сидел у нее за столом словно перед расстрелом и стоически переносил все закидоны моей авторитарной родительницы.

А мне хотелось лечь в позу заезды на пол и позвонить в МЧС.

Может быть, все так стоило набрать Макару, Олиному брату. Она как-то говорила, что он теперь начальник части. Возможно он бы смог предотвратить надвигающийся ядерный взрыв.

Как могу взглядом вымаливаю у Матвея прощение. Хотя он спокоен и даже шутит, на мамином лице тоже выражения человека, постигшего истинного дзена.

Похоже, что кортизол сейчас шкалит только у меня. Хотя, чего это я удивляюсь. Мы же с ним хорошие давние друзья.

Звуковой сигнал телефона выбивает меня из нервического транса. От прочитанного мои уши пылают так, что возможно кто-нибудь в космосе сейчас улавливает этот световой поток: «Мэнуэт за мэнуэтом ожидают тебя, зайка моя ушастая».

Да я согласна на все! Только давай выдержим этот обед и уйдем с чувством выполненного долга.

Моя мама не всегда такая. Просто она очень не привыкла к тому, что с чьим-то мнением ей приходится считаться. А Покровский и выглядит, и ведёт себя так... Авторитарно. Всем своим видом выражая, что все, что он говорит и делает не просто так.

Я понимаю, что она меня защищает в свойственной ей манере. Даже не столько потому что хочет мне счастья. Я думаю, это базовая опция всех матерей. А потому что больно уже было. И она ПОМНИТ.

Слишком хорошо помнит, как я сидела на кухне и рыдала, стараясь не пускать сопли в кружку с чаем. Отказываясь признаваться ей кто отец ребенка.

В том, что этот Голиаф, с аппетитом слона, окрутит и мою мать тоже у меня не осталось сомнений. Когда она пригласила его к нам на дачу. Вернее, безапелляционно заявила, что он должен появиться там.

Не уверена, что мать долго протянет. Потому что меня он окрутил в минуту как малолетнюю дурочку.

Открутил так, что я жду каждой встречи с ним. Хотя мы друг от друга почти не отлипаем. Как две шпротины в банке. Правда вчера и сегодня ему пришлось ночевать у себя дома. Из-за этого Покровский раскапризничался как маленький ребенок, отказавшись от утешительного приза в качестве поцелуя в губы. Ему видите ли мало.

Поэтому сегодня, оставив Полинку у Оли, я решаю посвятить ему все ночь. Боже, мама была права я кукушка и так-себе-мать! Полинка дома почти не живёт. В качестве компенсации я пообещала снова сходить в парк с ней и Матвеем.

Надев розовое атласное белье и лёгкое в тон шёлковое платье, иду к нему в кафе. Оно находится прямо на первом этаже его ЖК.

Этот ЖК самый новый в городе. Весь из стекла и стали. Выглядит как футуристический город в городе. Украшен зелёными деревьями и террасами с фонарями и гирляндами. Цены на квартиры здесь такие, что все мои органы, которые ещё можно отдать на продажу, поджимаются в страхе.

Мой ЖК находится рядом и у меня все сильно проще. Нет зеркальных панелей на стенах подъездов, выхода на личные террасы. Но часть ипотеки за квартиру мне оплачивает спортклуб, поэтому я принимаю с благодарностью то место, в котором я живу.

Покровский звонил час назад и тоном, не терпящим возражений, пролаял в трубку, чтобы я тащила свою «очаровательную задницу» к нему.

Инициирование меня в качестве только одной моей филейной части возмутило. Но собралась я в рекордно быстрые сроки. Ведь сегодня мне не хочется с ним ссориться. Потому что эту ночь я выкроила только для нас двоих. Потом он снова улетает на игру. И мы не будем видеться три дня. Три ужасно долгих дня!!!

До меня не сразу доходит, что кто-то кричит мое имя. Оглядываясь я взглядом ищу источник звука. Когда наконец нахожу мне становится не по себе.

Напротив меня стоит, по-прежнему, очень привлекательный и хорошо выглядящий родной отец моей дочери.

– Глеб, – мне не хочется с ним здороваться и делать вид, что рада встрече с ним.

Зато мой бывший, напротив, пышет радостью и белизной улыбки:

– Привет! Ты обалденно выглядишь!

Я жду продолжения, ничего не отвечая. Лишь подняв бровь, как это делает мой злющий хоккеист. Когда хочет показать, абсурдность чьего-либо высказывания. Говорить с ним мне не хочется. И я бы уже испарилась отсюда. Потому что мой источник притяжения сейчас уверена бьёт копытом и придумывает тысячу и один способ меня наказать.

– Давно не виделись! – продолжает он, продолжая осматривать меня с головы до ног.

– Ага, почти семь лет. Ведь ты исчез сразу после того как я произнесла слово на букву «б», – я даже не пытаюсь сдержать ту кислоту и злость, которая сейчас прёт из меня на скорости спортсмена-бобслеиста. – Слушай, а если я сейчас тоже его скажу. Сможешь повторить трюк с исчезновением?

Его тысячеватная улыбка не гаснет ни на секунду:

– Я был неправ!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Бывает, – хмыкаю я, делая вид, что меня очень увлекла зелень из лавки натуральных продуктов, которых тут открылось великое множество. Так как жители этого ЖК, видимо, продав-таки свои органы на квартиры теперь не могут позволить себе травиться пластмассовыми овощами из супермаркетов. Видимо, в надежде отрастить новые органы.

– Зато я слышал, ты просто молодец! Работаешь у наших хоккеистов. Я слышал у те.. У нас дочь. – Глеб пытается принять для себя новое незнакомое для него слово. Для него оно означает, что теперь не все будет идти только так как хочется ему.

Я смотрю на него как явление, которое все никак не исчезнет. Ведь мысленно я закопала все воспоминания о нем под толстым слоем, имя которому «да пошел бы он».

– Это у меня! У меня дочь! – Я машу пучком петрушки у него перед носом, очень желая, чтобы на его месте увидеть тупой ржавый с зазубринами нож. – Ты к моему ребенку имеешь чисто номинальное отношение.

– Тань, я испугался тогда! Я был в такой растерянности. Черт! – он картинно запускает руку в свою тщательно уложенную шевелюру под названием «тщательно контролируемый беспорядок». – Я молодой был. Что ты от меня хотела?

Ну вот на что?! На что я повелась? Аргументы примерно такие же как у моего бывшего: молодость и отсутствие мозгов.

– Аплодисменты! Мне может медаль тебе выдать спустя шесть лет? Прямо здесь. Или ты хочешь плакаться на картошку?

Он сжимает губы:

– Я и правда хочу все исправить! Познакомь меня с дочерью. Я все починю!

Идиот!

– У нас ничего не ломалось! В твоём присутствии мы не нуждаемся.

Говорю так спокойно, что сама удивляюсь. Ведь внутри меня – последствия взрыва. Звон в ушах и сердце колотиться, так будто я пробежала по Ашану тридцать первого декабря.

Он сует мне в руку свою (ГоспадиБоже!) визитку, похлопывая меня по руке:

– Я оставлю свои контакты. Если поймёшь, что готова... Просто напиши, ладно

– Угу.

Он уходит, а я стою с зеленью в одной рукой, и приветом из прошлого в другой.

Мне нужно побольше воздуха или рюмка чего-нибудь и покрепче.

Или Матвей. Мне нужно все это разом и от моего безумного хоккеиста.

19 глава. Таня

К кафе меня несёт на автопилоте. Я не слишком помню, что должна хорошо выглядеть. Просто иду, машинально переставляя ноги. Мне они кажутся тяжёлыми, словно к ним привязали по гире.

Глеб появился также, как и исчез – внезапно, и с максимально тупыми отговорками. Визитку с его номером я выкинула почти сразу. Будто продержи я ее в руке дольше, получила бы ожог.

Теперь он хочет быть отцом своей дочери. Великий камбэк года. Спустя несколько детсадов, кучу болезней и бессонных ночей. Он решил, что готов к ней. У его дочери характер с кулак статуи Будды и неудержимый словесный понос.

С одной стороны, я должна быть рада, наверное. Ведь Полинке нужен отец.

Не этого ли ты искала, глупая женщина!

С другой стороны, на Глеба надежды как весенний лёд.

Я хочу поделиться с Покровским своими метаниями. Хочу услышать от него его отрезвляющие высказывания, типа: «Ромашка, ты охренела. Я тут из штанов выпрыгиваю, а ты насчёт другого мужика переживаешь?!».

Хочу его поцелуев, которыми он может усмирить все мои панические настроения. Даря мне спокойствие и уверенность.

Только за витриной кафе я вижу, как Матвей улыбается молодой девушке. Она очень милая, тоненькая как эльф. Такая же светлая и воздушная. Особенно ее лицо преображается, когда она улыбается широко. Уверена даже ее смех очень лёгкий. Она выглядит как... Как девушка, которая не обременена ни ребенком, ни своей матерью, ни внезапной встречей с бывшим.

Покровский смотрит на нее с большой заботой и радостью. Так словно его посетило какое-то чудо. Он наклоняется к ней, она – к нему, обсуждая что-то в телефоне. Лесная нимфа смеётся и обнимает его, ероша волосы и целуя в щеку этого болвана.

Где-то недалеко колышется листва, а у меня чувство будто это шурша сползает вниз моя самооценка. Всеми этими действиями, они уничтожили мою последнюю надежду, что это случайная встреча двух незнакомых людей.

Какой дешёвый, мать его, сериал!

Я могу сделать вид, что ничего не видела. Уйти словно меня здесь и не было. Заблокировать его везде и оборвать все контакты.

Да, да, ведь именно так и поступают взрослые женщины!

Только Покровский изменил меня и мое отношение к происходящему тоже. Даже, если мне сейчас и больно, не собираюсь спускать ему с рук то, что вижу. А затем не хочу слушать горы вранья. В голове я представляю какой разнос стоит им учинить. И как я буду плеваться остроумием. Вся такая независимая.

На самом деле, все что мне удается сказать возле из столика это:

– Приятного аппетита!

Покровский поворачивает свою прекрасную голову и смеётся радостно!

Сегодня что, блин, день веселья или очередной праздник, о котором я опять не в курсе?

Похоже он видит по моему лицу, что я не разделяю его настроения. И медленно сдвинув брови к переносице, качает головой.

– Успокойся! Я тебе сейчас все объясню.

Кто-то вообще способен успокоиться после этих слов? Есть в мире хоть один такой случай? Все что я слышу сейчас, это нескончаемый шум от разорвавшейся внутри бомбы.

– Ты в перерывах от тренировок успеваешь отрабатывать свои навыки ещё и на стороне? – я очень хочу, чтобы все это оказалось ничем иным как дурным сном.

Он ещё и ржёт. Конь!

– Успокойся! Ты не так все поняла! Я не такой работоспособный.

Никто и никогда не думает, что услышит эту фразу. Особенно, когда тебя кроет и ощущение, что земля становится зыбкой как пески в пустыне. И смертельная обида подступает к горлу, не давая вздохнуть. Выжимая слезы, которые ты, старательно моргая, пытаешься затолкать обратно. Я снова чувствую себя лишней. Как тогда в ресторане. Снова чувствую, что мои ожидания оказались чрезмерными. Только прошлое разочарование трансформируется в боль.

– Я... – делаю вдох, чтобы не зареветь, – слышала будто ты везде успеваешь!

Беру со стола кружку с кофе и выливаю Покровскому на футболку. Это не я! Я так не поступаю! Но сейчас вместо обычной Тани, какая-то другая абсолютно дикая, разозленная и обиженная его отвратительным поведением женщина!

– Надеюсь, что в этой забегаловке кофе делают не слишком горячим! С вами я прощаюсь, а меня ждёт встреча с другим мужчиной!

Не знаю насколько пафосно это прозвучало, но мне хочется, чтобы и ему было мучительно больно.

У эльфа напротив глаза приобретают поистине огромные сказочные размеры. И даже это ее не портит!

Покровский подскакивает со стула, громко матерясь. А я стараюсь уйти быстрее, чтобы позорно не разрыдаться в голос и не показать, как мне обидно.

Он догоняет меня на улице и хватает за руку:

– Так, Рой, мать его, Джонсон! Ты там что за цыганочку с выходом устроила!?

Я пытаюсь вырваться, и отвернуться. Говорить я все равно не могу. Поэтому все, что могу выдать это отвратительный и унизительный скулеж.

А хотела же быть взрослой самодостаточной и независимой женщиной!

– Таня, блин! Посмотри на меня! – Покровский разворачивает мое лицо к себе, удерживая его обеими ладонями.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Схватиться за них и освободиться, невозможно абсолютно. Потому что это он ходит по утрам в качалку. А я пытаюсь найти повод с утра радоваться очередному дню.

Я закрываю глаза, потому что ни смотреть на него, ни показывать мою боль не могу.

– Чё ты ревешь! – лает он, бесчувственный придурок, – Чё ты там на придумывала себе!?

Покровский склоняется лбом к моей голове, дышит часто и неровно.

– Это блин, моя сестра, двоюродная, Алена!

Бам! Его слова ещё не всё дошли до моего глупенького мозга, но бетонная плита надежды снова бухнулась на все мои обиды и зрелые аргументы того, почему я сейчас так обижена и вою белугой.

– Я вввввсе видела... – удается прозаикаться мне. – А ты бесчувственный... Конь!

Он снова ржёт тихо, прижимая мою безвольную тушку к себе.

– У меня чуть сердце не выпрыгнуло, Ромашка! Когда ты тут зарыдала! Я охренеть какой чувствительный. Особенно внизу. Ты мне чуть член не сварила. Будешь мне сегодня всю ночь реанимировать!

– И не подумаю, – я пытаюсь выбраться из его лапищ, но больше ради порядка, нежели от истинного желания. – Не будешь им тыкать во все что движется!

– Я им тыкаю исключительно в тебя, не вынимая, последние две недели, – он подаётся бедрами мне в живот, все мое платье намокает спереди от вылитого кофе. – Я не бесперебойный молоток. Ты все мое расписание знаешь, как никто другой. Там четко значится, что все свое свободное время, я провожу, только, блин, с тобой!

Покровский сжимает меня ещё сильнее.

– И кстати, я не понял, Зефирка! Про какого такого мужика ты там говорила?! – он запрокидывает мою голову так чтобы я смотрела только в его глаза. В свои восхитительные наглые глаза, с длинными темными ресницами.

В книгах все пишут, что в глазах должно отражаться все, что человек чувствует, все, что у него на душе.

На деле в них отражаюсь только я, вернее мое глупое заплаканное и лицо. С потекшей и размазанной по лицу тушью.

– Я тебе потом все расскажу, – шепчу я, громко шмыгая носом. И отворачиваю лицо, потому что из меня потоком устремляется новая порция слез. Ещё не до конца выплаканных от злости на Глеба.

– Конечно ты расскажешь! – он кладет голову на мою макушку и вздыхает, – Ты точно, твою мать, оборзела! Сама с какими-то мужиками встречается, а с сырыми штанами хожу я.

Я пытаюсь заглушить, рвущийся наружу истерический смех, но получается нечто похожее на бульканье.

Я просто Мисс Утонченность! Мне до Алёны как до Луны. Уверена она и плачет красиво, наверное, утренней росой, отчего ее глаза становятся по-книжному бездонными

Мои просто теперь не открываются, а лицо похоже на любимого панду Покровского.

– Пойдем я тебя с ней познакомлю. Она мечтала с тобой встретиться и увидеть, что за сказочная женщина, от которой меня так прёт. – Матвей утирает большими пальцами мои слезы.

– Скажи, что я из сказки «Позорище года», – снова шмыгаю носом. – Можно я хотя бы себя в порядок приведу? Ты мне ещё и платье испортил.

Покровский целует меня в губы, продолжая удерживать меня в своих руках. Ни на секунду не отпуская.

И боль обиды начинает меня немного отпускать. А внутри наступает штиль и умиротворение. Будто переключили невидимый тумблер.

– Значит идём домой. Ты снимешь свое платье и наденешь мою футболку и трусы. Помнится, они тебе понравились.

Я хихикаю, утыкаясь в его футболку, оставляя мутные дорожки от туши на ней. Я дышу Матвеем и его футболкой. Он пахнет кофе, своим цитрусовым шампунем, которым теперь моюсь и я. Я бы сожгла его в аду. Ведь этот запах навсегда будет ассоциироваться у меня с безопасностью и уверенностью.

У Покровского дома, мы сидим за журнальным столиком в зале. Алена села в кресло, а Покровский разлёгся на диване, немного спустившись вниз. Дома он переоделся в шорты, скинув футболку. Теперь этот торс, который заканчивается темной дорожкой волос, уходящей в шорты, не даёт мне покоя.

Слишком хорошо я знаю, что он может делать с моим телом с помощью всего что спрятано сейчас в его шортах.

После того как я умылась и переоделась, я попыталась сесть на диван подальше от Матвея. Соблюдая приличия. Ведь первое яркое впечатление на его сестру я уже произвела. Не хотелось бы продолжать и дальше в таком духе. Но Покровский редко считается со моим мнением. Поэтому подтянув меня своими руками ближе, устраивает к себе в медвежьи объятия. Освободиться из них оказывается невозможно. Собственно, я почти и не пытаюсь. Ведь, устроив меня в свой удобный кокон из рук и тела, Покровский умудряется подарить мне лёгкую негу, сотканную из его прикосновений, тепла и запаха тела.

С Алёной мы общаемся подчёркнуто вежливо. Я стараюсь хоть как-то нивелировать произошедшее. Она тоже вежливо поддерживает дружелюбный тон.

Нас это устраивает, поэтому ни одна не стремится шагнуть дальше, за черту где общение приобретет более неформальные черты.

Одного Покровского это не устраивает. Глубоко вздохнув, он весело шутит:

– Аленка, ты не бойся. Ромашка тебя трогать не будет. Обычно все наказания мне перепадают.

Рукалицо, просто!

Я чувствую, что жар опять ползет по моему лицу, достигая кончиков ушей.

Алена смеётся на то глубокомысленное высказывание. Точно ее смех похож на перезвон колокольчиков. В этой семье вообще делают неидеальных людей?!

– Я вообще никого не трогаю! – возмущаюсь я и хлопаю я его по ноге. – Просто твои фанатки прохода не дают. И мне надо как-то обозначать занятую территорию.

Алена снова улыбается:

– Не беспокойся. Я знаю, что мой брат из себя представляет. В моем классе все девчонки от него визжали. – Она наматывает волосы себе на палец. – Бабушка стрелялась, когда у Мота пошел подростковый бум.

Я вот вообще ни капельки не сомневалась в том, каким фруктом он был в школе. Он и сейчас не перестает раздвигать рамки моего и общего терпения.

Покровский нетерпеливо прикусывает мою шею сзади легко, заставляя табун мурашек скакать прямо на юг. Там внизу, подо мной даёт о себе знать самая нетерпеливая часть его тела. Восхитительная и большая, как и вообще все в нем. Я поняла, что не влюбиться в него было просто невозможно. Я влюблена вообще во всего него, в весь его суповой набор. Вместе с потрясающими мозгами и беспардонным поведением. Пока что я стараюсь держать это признание при себе. Все ещё опасаясь, что придется отступать.

Алёне кто-то звонит, и то как она расцветает ещё больше просто нельзя не заметить. Очень быстро попрощавшись с нами, взяв с меня клятвенное заверение прогуляться и выпить кофе, она выпархивает из квартиры.

Матвей хмыкает:

– Ещё одну захомутали.

Я смотрю на него подняв брось:

– Почему ещё?

– Потому что, меня тоже окрутила одна засранка и даже не выхватывает за свои кордебалеты, – он надвигается на меня очень медленно.

Я замираю в предчувствии, прекрасно понимаю к чему он ведёт. Все тело подрагивает от заряда энергии, которая всегда рождается во мне, стоит только Покровскому появится рядом и вот так посмотреть на меня. Горячо, взглядом обещая мне всякие неприличия, которые точно мне понравятся.

20 глава. Матвей

Я никогда ни перед кем не отчитывался. Просто не считал это нужным. В моей семье это принимают, но со скрипом. Было время, когда дед пытался продавить меня. Только из этого не вышло абсолютно ничего. Кроме одной выбитой двери и молчаливой договоренности, что я поступаю так, как считаю нужным. Они либо принимают это, либо – нет.

Это я перенял от родителей. Отец и мать всегда были увлечены только своей наукой. Поэтому дома находились по стольку-поскольку. Большую часть своей жизни они провели в антропологических экспедициях. Им всегда было более интересно ковыряться в останках, чем узнавать как я провел день в школе. Эту позицию я тоже принял, не без кризисов. Но принял. Поэтому не требую от них того, что они мне дать никогда не смогут.

Их я понял, даже раньше чем мои старики. Но Таня для меня это вообще новая система координат. Мне теперь не только свой шаг приходится контролировать, но и думать как он может отразиться на ней или ее дочери. Теперь мне, черт возьми, приходиться объясняться, чтобы не потерять.

В кафе от абсурдности я заржал. Более дурацкую ситуацию трудно представить. Только сладкий кофе Алисы с карамельным сиропом вылился на меня незамедлительно. Дав понять, что мне нужно немедленно включить мозги иначе будет плохо. Теперь все локаторы настроены на эту вредную Зефирку, которая, дрожа, рыдала у меня в руках.

Я прилип к ней, и не желаю отпускать. Потому что она ночью умудряется проснуться, лечь мне головой на живот и заснуть как ни в чем не бывало. Я, блин, даже пошевелиться боюсь, чтобы это чудище не разбудить.

Ба с дедом тоже это почувствовали. Но не лезут. Просто дед в свойственной ему манере, спросил, когда «хоккейщика женить нужно будет?».

А я знаю? У меня в кармане четвертый день кольцо болтается. Я его не выбирал специально. Просто шел мимо ювелирки и увидел в витрине. Понял, что хочу его и только его. Мне кажется, нет, я уверен, оно ей должно понравиться. Потому что кольцо тоже очень необычное и такое же неоднозначное, как и моя женщина.

Когда я ей его презентую? Да хер знает, каждый раз моя решимость исчезает. Я бы хотел сделать что-то красивое, но не уверен оценит ли Таня эту показуху.

Она стоит перед мной стреляет в меня своими хитрыми глазками:

– Матвей Александрович, Вы кажется на чем-то остановились.

Коза такая.

– Снимай футболку, че там у тебя за красота в этот раз, – я стягиваю свои шорты с трусами. Потому что член уже плачет от нетерпения и жёсткого обращения.

Я понял, что наряжается и старается она для меня. И я, блин, буду последним дебилом, если не оценю этого.

В этот раз мне открывается вид на что-то нежно розовое с бусинкой между сисек, и посередине трусиков.

Пфффф... Мать ее!

Все что мне сейчас нужно, это чтобы она опустилась на колени и уже, черт возьми, уделила внимание моему члену, которого искупала сегодня в кофейно-карамельной жиже.

Я показываю пальцем на член, который сам указывает строго на север.

– Приступай, красотка! – раскидываюсь на диване в ожидании нежной реанимации.

Таня с какой-то загадочной улыбкой опускается на колени передо мной. Целуя то тут, то здесь. Своим телом проезжаясь по мне.

Как же меня вставляет от всех ее нежностей, запаха ванильно-цветочного. Мучительных ощущений от ее неумелого рта. Минет она делает как настоящая отличница. Максимально не умело, но с полной самоотдачей и старательным рвением. Даю свою левую руку на отсечение, в школе она была настоящей ботанкой. Я, наверное, на нее даже внимания бы не обратил. В моей школьной юности спросом пользовались девушки, которые сами могли себе лифчик расстегнуть, не дожидаясь пока за них это парень сделает.

– Ромашка, ты так сильно не старайся, иначе до твоего удовольствия мы не доберёмся, – шепчу я. –

Меня на тренировке в сухую выжали. Я сегодня долго не протяну.

– Я ещё даже не начинала, – бормочет она, целуя меня в живот и поднимаясь выше. Сиськами проезжаясь по моему члену. Ну вот как она это умудряется делать?! Ей вообще сильно стараться не приходится. Для того чтобы я был готов слить в нее весь генофонд. Мне хватает небольшой обнаженки от нее и нескольких прикосновений.

– Я потом реабилитируюсь. Иди ко мне.

Мы смеемся, целуемся и все становится таким... правильным. Таким, каким нужно.

Ее кожа под моими пальцами – теплая, пахнет чем-то родным, меня заполняют невыразимо щемящие чувство. Я целую каждую веснушку на ее плечах. Она выгибается на мне, и я не верю, что все – для меня

Что вот эта дикая, ранимая колючка сейчас шепчет мне какие-то глупости на ухо и пытается расстегнуть свой лифчик. Что-то там у этой соблазнительнцы доморощенной пошло не так.

Матерясь, я просто стаскиваю мешающую деталь на пояс. Она меня сейчас отвлекает от розовых сосков, которыми Таня призывно утыкается мне в лицо. Ну как тут мимо можно пройти. Когда так приглашают попробовать.

Трусы ее мне тоже сильно мешают добраться до основного блюда. Поэтому проверяю вся ли она готова. И натыкаюсь на разрез, который идёт прямо от пресловутой бусинки к ее непослушной заднице.

– Ты трусы нормально вообще не умеешь носить? – прохожусь пальцами по всей ее мягкости. Понимаю, что секса жду два дня не я один. Между губок все охренено мокрое и горячее. – Охренеть, Ромашка, ты когда успела?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Из дома принесла, – Таня проезжается по моим пальцам. Терпения у нее сегодня тоже – кот наплакал.

Поэтому я не жду особого приглашения, вхожу в нее сильно и до упора, насаживая на себя и управляя темпом так как нужно мне.

С каждым толчком она вздрагивает и тихо постанывает, все сильнее выгибаясь.

Ее сиськи торчат в разные стороны, заостряясь к вершинам красивыми сладкими розовыми сосками.

Двигается она так будто я и не нужен вовсе, то вскидывает руки, то впивается в мои бедра. Я бы мог ей посодействовать, но по моему эта засранка итак прекрасно знает, что делать со своим телом.

Таня проводит руками по своей груди, пощипывая офигенные соски, и в местах прикосновения ее кожа розовеет.

Ее кожа такая светлая и нежная, что я каждый раз боюсь наставить синяков. С этой особенности ее кожи меня также сильно прёт. В первые дни, когда меня допустили до тела, что было полной неожиданностью, я не знал как руки от Тани отлепить.

Слава всем богам, что она не стала мучать меня этими свиданиями. Я не свиданошный человек ни разу. Мне после первых пяти минут становится понятно, чем все закончится. Как правило, я не ошибаюсь в девяносто девяти процентах случаев.

Вот с Таней я ошибся. Думал, что сиськи ее увижу, только в первую брачную ночь. Но трахаться мы начали как кролики в период спаривания. За это я тоже ее обожаю. Что она не стала дергать меня разным форматом провождения времени, и не строит из себя приличную.

Черт! Какие приличия, когда при одном взгляде на ее футболку с толстой пандой, у меня в штанах начались такие реакции, от которых ходить стало максимально неудобно.

– Я тебе не мешаю? – эта коза кайфует на мне, закрыв глаза, но у меня уже яйца поджались до боли, и больше я терпеть не могу.

Абсолютно расфокусированный взгляд ее глаз пытается видимо найти мешающий источник звука.

– Пфффф, - выдыхает и шлепает она по мне ладошкой, при этом ее титьки вздрагивают и мягко подпрыгивают, – Помоги мне... У меня не получается, а ты не никак не помогаешь!

Пытается вернуть ритм, но все равно сбивается вразнобой потираясь об меня.

– Потому что ты от усталости уже глаза открыть не можешь. – я шлепаю ее по заднице, за что она посылает мне свой гневный взгляд, сжимая мой член мышцами как тисками.

Засранка! Где она вообще этому научилась?! Укладываю ее на диван, раздвинув ее ноги максимально широко, заставляя Таню схватиться за них руками.

– Держись и не отпускай, секс-амазонка, блин. – под попу подкладываю небольшую подушку.

Вхожу в нее резко, вколачиваясь на всю длину. Все у нее между ног такое розовое и опухшее, что стоит мне немного задеть пальцем маленький клитор, реакция с ее стороны следует незамедлительно – она выгибается дугой и рот открывается в немом стоне.

Вот так то, блин, кто ещё тут не старается. Завтра на тренировке, все на что я сгожусь это собирать шайбы. Но ни один мужик не откажется от хотя бы призрачной возможности потрахаться.

Двигаюсь резче, в крестце сладко сводит. А в висках долбит кровь. Комната наполняется звуками соединения наших тел. Ее скользкие горячие мышцы сжимают меня внутри так, словно, больше меня не выпустят. Быстро выйдя из нее, сняв презерватив, ярко кончаю прямо на ее мягкий красивый живот.

За этим следят неотрывно омуты ее глаз, так словно это самая невиданная вещь в ее жизни.

Взяв мою ладонь, Таня, проводит по своему животу, испачканному моей спермой и ведёт ей прямо к своему клитору.

Она как лемур следит неотрывно, наблюдая за моей реакцией, и помогает себе с помощью моих пальцев достигнуть пика. Испачкав всю себя внизу моим семенем. Лежит между подушек, с подрагивающем животом, ещё ловя послеоргазменные приходы, и моей рукой, зажатой между ног.

Я пальцами легко поглаживаю ее пульсирующий горячую вершинку. От чего она стонет, болезненно реагируя на мои прикосновения.

Перевернув ее на бок, и обняв сзади, целую ее родинку, на вершине плеча, сам пытаясь отдышаться.

– Охренеть ты оторва! Если бы знал, что ты трахнешь мою руку, купил бы резинки размерчиком сильно побольше.

– Ты бы не обломился сказать, что это лучший секс в твоей жизни, – хрюкает сонно это чудище.

– Ты наверное не поняла, но именно это, я и имел ввиду.

Мы засыпаем прямо на диване. Не самый удобный вариант для сна. Но сил идти до кровати у меня уже все равно не остаётся. А Таня, получив сладкое, завернулась в меня, и посапывает в мою грудь. Ну и кто тут, блин, кого приручил?!

21 глава. Таня

21 глава. Таня

– Серьезно? Он вернулся? – Оля смотрит на меня с выражением лица, будто я только что сообщила, что мамонты ожили.

Мы сидим в ее кофейне с Полинкой. Она грызет сдобный брецель с деловым видом, макая его в остатки сливок в моем кофе.

Она не признает баранки и сушки. Но стоит назвать калач, или бублик брецелем, мой ребенок умнет эту хлебобулку с превеликим удовольствием.

– Вернулся, – бурчу, съедая ложкой остатки сладких сливок из кружки. – Холеный, счастливый и с глазами кота из Шрека. Решил, что готов стать отцом.

– Серьезно, шесть лет спустя? Он просто... решил?! – подруга со стуком опускает кофейник на стол.

Парочка хипстеров, сидящих за соседним столиком вздрагивают и смотрят на нас осуждающе.

– Не знаю, может быть, у него совесть проснулась, – я ковыряю невидимое пятнышко на столе. Мне вообще не хочется о нем думать. Я бы просто подтерла в своей памяти эту встречу, будто ее и не было.

Матвею не понравилась идея встречи с биологическим отцом Полины совсем. Все это он высказал мне в своей авторитарно-пещерной манере. Вставляя через слово перспективу кручения Глеба на одном месте. Велел мне ничего не предпринимать и дождаться его. Чтобы никуда не вляпаться.

Оля закатывает глазами, показывая мне все что думает об этом. И мне кажется она абсолютно солидарна с Покровским:

– Таня, это не совесть. Это банальный кризис среднего возраста! Он просто в предчувствии приближающей старости, собирает свое потомство.

Я не уверена, что Глеб чувствует скорое приближение старости. Просто потому что не способен на это физически. Он не дурак. Но инфантильности в нем вагон и маленькая тележка.

– Скорее всего. Ему просто стало скучно и он хочет новых впечатлений.

Подруга морщась отпивает кофе, со словами:

– С сахаром переборщила всё-таки, – и оставляет кружку в сторону, – Пусть сходит к проктологу, уверена там ему обеспечат очень много новых ощущений.

Я жму плечами и фыркаю. Глеб всегда следил за своим здоровьем. Он всегда умудрялся находится и ориентироваться в современных трендах. С учётом того, что сейчас все повально занимаются своим здоровьем со страшной силой, думаю, что чек-ап и проктолог слова для него несущие никакой угрозы.

Внезапно в моем поле зрения появляются начищенные до кристального блеска знакомые ботинки. Их хозяин меня раздражает не меньше, чем блеск его ботинок.

– Приветствую дамы, – улыбка Глеба, чтоб его, Романова идеальная как и его обувь. Блестит и была сделана где-то за рубежом.

Внутри все обрывается, обваривая кипятком с ног до головы. Я сразу же взглядом дочь. Мечтая, чтобы она оказалась сейчас где угодно, но не здесь. Хоть она и убежала помыть руки, появиться может в любой момент.

– Какого хрена, ты здесь забыл? – шепчу, боясь перейти на ор.

Романов демонстрирует мне огромного медведя и букет цветов. Кричащие о том, что он совсем не понимает кто такой ребенок:

– Я хочу познакомиться со своей дочерью.

– Я не давала тебе согласия – шиплю я, дергая его за руку к выходу. Вместе со всей конфетно-букетной чушью. Только оттащить его не представляется возможным, потому что он плюхается на соседний стул, устроив этого дибильного медведя рядом.

В голове начинает звенеть. Плохой знак! Значит скоро внутри сорвёт стоп-кран.

К нам на всей скорости подлетает Полинка и лезет ко мне в объятия. Она тоже чувствует, что к сидящему рядом мужчине я не испытываю никаких теплых чувств. Это, блин, очевидно всем сидящим рядом. Всем, кроме этого павлина!

– Мама, почему у дяди такой большой медведь?

Меня это тоже интересует. Я вижу порывы Ольги, которая все это время сидела на удивление очень тихо, высказать все свои умозаключения об очевидной корреляции между огромными игрушками мужчин всех видов и некоторыми частями их тела.

Я даже не стараюсь ее тормозить. Потому что не собираюсь облегчать Романову его существование ни на одну секунду .

– Это тебе! – он подталкивает Полинке медведя.

Дочь жмется ко мне ещё сильнее, смотря на меня в поисках помощи. Она с детства боялась всех больших игрушек, ростовых кукол, парящих рекламных человечков. Сейчас боязнь ушла, но антипатия к ним все равно осталась.

Я поглаживаю ее по спине и даю возможность самой справиться с этим. Полинка просто обходит медведя и садится рядом с Олей, с противоположного стороны:

– Спасибо! Я потом с ним поиграю.

Начинаю собираться, обещая Полинке ещё снова зайти в кафе за взбитыми сливками.

Но неудавшееся начало самопрезентации ничуть не смущает ее отца:

– Мы можем пойти и выбрать игрушку вместе, – продолжает он, как в ничем не бывало. Будто это кто-то другой пропустил все шесть лет ее жизни, стоя в очереди за памперсами.

Интересно он понимает как это выглядит со стороны.

Полинка снова смотрит на меня. Ожидая, что моего решения. Я ее понимаю предложение заманчивое. Она, как и любой другой ребенок любит игрушки, но с не знакомым человеком никуда не пойдет.

Это с ее бабушкой мы вбили ей на подкорку, показав пару фильмов. А бабушка рассказала пару дел, с отвратительным исходом.

Я не боюсь, что она заработает такую модную сейчас детскую психотравму от раннего погружения в действительность. А вот того, что она будет доверять всем взрослым, на уме у которых неизвестно что, я, действительно опасаюсь.

– Единственная игрушка, Глеб, с которой ты можешь поиграться, это твоё огромное эго! – огрызаюсь я.

Ещё немного и мой ор будет отдаленно смахивать на лай бешеной собаки.

– Ребенок должен знать, что я ее отец! Полина, я твой папа! – Романов тыкает себе в грудь. Можно подумать, здесь есть какой-то другой кандидат в смертники!

Я замираю, внутренне молясь, что мой ребенок оглохнет ненадолго или пропустит мимо ушей эту «ценную» информацию, по своему обыкновению. Ну или это у меня приходы.

Потому что! Он! Не! Мог! Объявить моей дочери об их родстве. Просто, мать его, так! Без моего, на хрен, разрешения!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Но нет! Мне так везти не может!

Полинка смотрит сначала на меня, потом на него, меняя фокус своего внимания от одного своего придурковатого родителя к другому.

– А мама знает?

Оля хрюкает в салфетку. По-моему она даже не пытается скрыть как ее веселит эта ситуация.

Романов теряется он этого неочевидного для него вопроса. И смотрит на меня, молча прося помощи.

Только я делаю вид, что ничегошеньки-ничегошеньки не понимаю. Молча обратно иду к столу и сажусь на свое место. Вместе с одиноко сидящим придурочным медведем.

Полина следом за мной забирается на стул и отбирает у Оли последний кусок брецеля и сует себе в рот. По-моему нервничают здесь только взрослые. Ребенок же с интересом смотрит на нас, изучая, со всей своей детской непосредственностью.

– А где ты был?

Бинго! Прямая подача в цель!

Полинка продолжает подсыпать дровишек в костер. В котле на котором варится ее новоиспеченный папаша.

Растерянность! Это единственное, что отражается на его таком уверенном ранее лице.

– Я был... Далеко. В другой стране.

– В Китайции что-ли? – это с некоторых пор, любимая ее страна. Все неизвестное и мало понятное дочь связывает именно с ней. Все потому что они с Матвеем неотрывно смотрят «Кунг-фу Панду». Он обещал ее отвезти в Китай. За что получил плюс в карму от Полинки. И пока стал беспрекословным лидером в списке ее авторитетов, как и загадочная страна «Китайция».

– Почти, – уклончиво отвечает Глеб.

– А чего тогда не написал? Или не позвонил. Там же есть интернет.

Полина смотрит на Романова со спокойным любопытством. Я знаю, что вопросы, начинающиеся со слова «почему», она может задавать бесконечно. До чувства лёгкой тошноты.

Поэтому когда Глеб смотрит на меня, я просто поднимаю руки. Показывая, что в этой битве каждый сам за себя. Он сам решил в это вот так вломиться. Сделав все по-своему.

– Я добывал тебе медведя, – он заискивающе улыбается, – давай поиграем с ним как-нибудь вместе.

Ну почему он думает, что Полинка такая недоразвитая.

– Спасибо, но в лучше в другой раз, дядя Глеб.

Как она сама же и говорит: «Не было! Было делать вовремя!».

Тут я с ней полностью согласна.

Полинка доедает все остатки брецеля, и мы выдвигаемся из кафе:

– Пойдем, Зайка, мы опаздываем.

– Таня, подожди, – зовёт Глеб, – Я хотел...

– Не сегодня, Глеб, – качаю я головой. – Сегодня тебе и твоему медведю придется пережить большое разочарование.

Когда-то он должен усвоить, что не все достигается за счёт формы и внешнего облика.

Мы прощаемся с Олей. На выходе Полинка жмется ко мне, крепко стискивая мою руку своей ладошкой.

– Мама, а все папы появляются так ... Неожиданно.

Черт бы побрал этого Романова!

– Нет, Зайка, только хорошие.

– А дядя Глеб, что плохой? – она смотрит доверчиво мне в глаза.

Решаю, что его работу за него делать я не буду и оправдывать его не собираюсь. В конце концов, моя дочь держит удар лучше, чем ее мать.

– Не знаю, может быть, он перевоспитается, – жму я плечами.

Покровский ошибся мы его не дождались. Огромная грязная лужа сама нас нашла и мы с дочерью с удовольствием в нее топнули.

22 глава. Таня

Сегодня солнечно и жарко. В парках уже отцвели вишни, яблони, каштаны. Теперь осталась свежесть сирени. Одуряюще пахнет свежескошенной травой. Хочется на дачу, пройтись босиком по траве, поесть свежих ягод.

Но мы остаёмся в городе. Потому что отпуск у меня только через неделю. Ещё мы ждём Матвея. Клуб вышел в финал. И совсем скоро состоится решающий матч за кубок Гагарина.

В этом году самый длинный по срокам чемпионат плэй-офф. Финальная игра будет уже в середине июня. Остаётся всего неделя. Поэтому Покровский не вылазит с тренировок.

Он живёт между тренировками на катке, тренировками на асфальте, и кардио тренировками. Домой приходит молчаливый и уставший. Затем он отмокает в ванне, с таким количеством соли, что эта вода может стать серьезным соперником воде из Мертвого моря.

В это время я накрываю ему ужин. Выглядит он примерно так, будто я жду в гости Карабаса-Барабаса. И состоит он из таза овощей и таза высокобелкового мяса.

Мы ужинаем теперь втроём. Матвей как-то остался до позднего вечера у нас. И заснул вместе с Полинкой на диване за просмотром очередной серии мультиков.

Про хоккеистов. Естественно.

Я не знаю сделал он это специально или нет. Но Полинка теперь не отпускает его. И утром проверяет был ли он дома. Не думала, что это произойдет так быстро, и естественно. Эти двое не желают разлучаться абсолютно.

Я все время вспоминаю как Полинка отреагировала на появление родного отца. С опаской, недоверием и отстранённостью. Могу сказать, Романов получил все бумерангом. Все, что сам смог ей дать и мне.

От этого осознания я испытываю почти садистское удовольствие. Думаю, мудрые умные матери на моем месте попытались бы попробовать поговорить с ребенком и, возможно, дать возможность ей увидеть отца под другим углом.

Но мы уже все выяснили, что я так себе мать. Потому позволяю иногда появляться этому чувству во мне. Особенно когда смотрю как они с утра собираются в садик. Матвей во многом смог дать ей то внимание, на которое теперь так несвоевременно претендует Романов.

Вечера Матвей и Полинка тоже проводят вместе. Если Покровский не на тренировке или не на выездной игре. Пока он молча жует свой ужин, Полинка обычно выкладывает ему всю информацию, которая у нее накопилась за день. Я пыталась прервать эти посиделки. Потому что слушать поток нефильтрованной информации в конце дня, льющийся из моего гиперактивного ребенка – удовольствие не для слабонервных. Но Покровский прервал мои попытки облегчить его участь. Он сказал, что ей нужно выговориться и они понимают друг друга на более высоком уровне, недоступном для людей, которые не любят мультики. Ну что ж, он сам напросился.

Я рассказала Матвею в тот же день о том, что персона родного отца для моей дочери теперь не тайна, скрытая за семью печатью. Он, ожидаемо, не пришел в восторг от этого. Но я попросила принять это. Полина не впечатлилась ни подарком, ни самой встречей с новоявленным отцом.

Зато попросила Покровского отвезти ее на лёд. Нужно было видеть этого огромного мужчину с абсолютно мальчишеской улыбкой, когда Полинка сказала, что пойдет лучше с Матвеем на лед. И будет кружиться как «слежинка».

Покровский даже не понял как эта «слежинка» его окрутила. Он носился радостный с ней по арене, раздавая шайбы на лево, на право.

Я решила всё-таки встретиться с Романовым без Полинки и проговорить все условия встреч и дальнейших их отношений. Не хочу трястись каждый раз от очередного сюрприза за углом.

Матвей не согласился со мной. Привести логичные аргументы, кроме «Ромашка, не рви подмётки», он не смог. Поэтому, я решила больше не касаться темы бывшего, пока лично не поговорю с Глебом. Я не хочу нагружать моего хоккеистами нашими семейными отношениями. А его жизни хватает груза ответственности и без наших родственных перипетий.

На этот счёт мы уже вчера поругались. Я была заткнута в его фирменной манере и отправлена подальше, а он ушел с Полинкой смотреть мультики.

Правда, позже вечером, когда дочь уснула. В душе я использовала все свежеприобретенные навыки орального секса, чтобы успокоить разбушевавшегося хоккеиста-переростка. Пока он пытался всем своим исполинским ростом уместиться в моей в ванне.

По этому поводу я тоже выслушала уже не мало. Но пока что выигрываю, потому что со всем рвением могу изучать его совершенное тело именно в ванной, не стесняясь звуков, и не боясь что дочь застанет нас в самый интересный момент.

Но что то мне подсказывает, что Покровский только позволяет мне выигрывать, используя мое рвение со своим шкурным интересом.

На льду он хищник. Пока противник думает, что глубоко ему неинтересен, Покровский выделает свои безумные финты и приносит очки команде.

Сегодня у него вечерняя тренировка на асфальте и на льду. Мы решили с утра прогуляться втроём, а затем Матвей поедет на тренировку.

Они снова трутся на всех аттракционах. Пока я пытаюсь унять свои неожиданно взбунтовавшие внутренности. Списав все это на жару. Сижу в тени и ловлю дзен от одиночества.

Я смотрю как Покровский высоко подкидывает Полинку над головой. А та визжит от восторга. Падая обратно в его руки. Я тоже в эти руки падаю с особым восторгом и вожделением. Теперь я знаю каждую выпирающую венку, родинку и шрам на его руках. Все потому что как самая настоящая влюбленная по уши дурочка изучаю эти руки. Ночью, когда Матвей обнимает меня, или днём когда он куда-нибудь меня везёт, уверенно управляя своей махиной.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Теперь я сижу и залипаю на него всего. Он ходит с моей дочерью такой уверенный и ни капельки не теряясь от ее закидонов. В эти его повадки и уверенность я тоже влюблена.

Наблюдая за Покровским, понимаю, что до сих пор до конца не верю, что этот мужчина мой. Весь! От кончиков непослушных волос до огромных кед, которыми он заставил весь наш коридор. Он весь втиснулся в нашу мелкую (для него) квартиру и молча «терпит лишения». А я просто пребываю в постоянном экстазе, когда этот гигант пытается уместиться на диване, или в ванной сносит полочку, потому что ему нравятся получать минеты от меня.

А мне нравится как он такой огромный и сильный борется с собой, чтобы не раскрушить мою маленькую ванную.

Неожиданно на глаза от переполняющих эмоций опять наворачиваются слезы. Опять. Потому что сегодня они меня посещают уже второй раз. Утром я всплакнула от того, что он приготовил нам завтрак, а затем сидел с Полинкой, показывая ей по видео как называются приемы в хоккее.

А сейчас мне хочется реветь от того, с каким рвением он учит кататься мою дочь на велосипедах.

Потому что ее мать не спец и в этом деле. Ну никогда я не была подвижным ребенком. Чаще меня можно было застать с книгами, куклами или за альбомами рисования.

Естественно с велосипеда ребенок улетает. Я мчусь к ним мелкой рысью. Про всю свою любовь я уже забыла и сейчас готова надавать кому-то по шапке.

Подбежав к ним понимаю, что Полинка немного содрала кожу на коленке. Но этого хватило, чтобы разжалобить огромного хоккеиста и вытянуть из него обещание сделать парный аквагрим.

Не нужно меня спрашивать как она умудряется так загибать всех и вся. Потому что я сама чаще всего оказываюсь под ее влиянием.

Матвей обнимает ревущую Полинку и отвлекает глупыми разговорами, пока я банеоционом обрабатываю ей коленку.

– Смотри, – говорит парень, – у меня тоже ссадины, – показывая моей дочери на свое расписное лицо. На прошедшей игре он схлестнулся с центрфорвардом другой команды. Тому тоже досталось не слабо, говорят, что его глаза теперь украшают два абсолютно симметричных фингала. У Покровского разбита губа, и особенно удалась противнику скула. Также разукрашены и все костяшки. Потому что, очевидно, драться нужно было как дворовой шпане.

Сама шпана от тренера получила на орехи уже в раздевалке. От его ора гудела вся раздевалка, коридор и кабинет администраторов, разговор там шел совсем не родственный. От некоторых словечек, доносившихся из раздевалки, шея покраснела даже у бывалого Арсенича. На что он крякнув, хлопнул рюмку коньяка из засекреченного запаса со словами: «Молодые ещё, вот кровь и играет. А твой правильно его отметелил. В следующий раз будет рот вовремя закрывать!».

Не знаю, что именно они не поделили. Но Покровский не раскололся. Он вообще не делится со мной никакими неприятностями. Я заметила, что вытащить из него какие-то детали невозможно. Если он не собирается со мной обсуждать что-либо, то делает вид будто ничего и не произошло. Или просто в своей мужской манере уходит от ответа.

Моя дочь с интересом разглядывает весь «боевой раскрас», всхлипывая и выжимая абсолютно органично из глаз, огромные виноградины слез:

– Ненавижу, когда дерутся! Жить надо мирно! А самое важное не ругаться плохими словами!

Не ругаться плохими словами, это правило которому научила ее я. После того как в три года она притащила из группы пару скабрезных словечек, касающихся в основном женщин и их неразборчивого поведения, а также пару-тройку матерных частушек. Частушки были пару раз исполнены на «Ура!» в маршрутке перед благодарной аудиторией и даже оплачены парой шоколадных конфет.

– Да?! А если дерутся за справедливость? За правду? Или, если тебя бьют первым? – Матвей большим пальцем вытирает очередную солёную дорожку на щеке Полинки.

– Тогда надо бить в ответ и гораздо сильнее!!! – гордо сообщает она, противореча сама себе. – Меня так бабушка научила, чтобы меня мальчишки в саду не обижали.

Ценные советы моей матери, вместо того, чтобы облегчить мне жизнь подкинули пару проблем, в частности, я неделю объясняла своей дочери, что не нужно бить всех мальчишек налево и направо, просто потому что показалось, ну и потому что они мальчишки.

– Не учи ее драться, – стараюсь заткнуть ещё одного «Макаренко» от хоккея. – Я знаю, что не всегда буду рядом с ней. Но вместо этого я хочу, чтобы она научилась решать конфликтные ситуации более мирным путем. Она девочка, а не Халк.

– Если дело дойдет до того, что тебе придется за нее заступиться, надо рассказать мне. Не все ситуации решаются мирно, и не все они должны решаться девочками.

– Я не девочка давно. Я мать. – ещё раз напоминаю ему.

Сегодня именно это я сказала на все его капризы по поводу моей встречи с Романовым. Хочет он или нет, ему придется считаться с некоторыми нашими исходными данными.

Одно такое данное, полученное в результате моей девчачьей очарованности игрой мышц, сейчас сидит у него на коленях и абсолютно беззастенчиво выпрашивает мороженое. Ведь заесть такую травму можно только мороженым, и лучше будет для всех, если оно будет с шоколадной крошкой.

– Сначала в кафе мы съедим пасту с твоим любимым соусом, а уже потом можем взять и мороженое.

Надо как-то попытаться накормить сегодня мою возбужденную дочь чем-то более существенным, нежели мороженым.

Стараюсь взглядом показать Матвею, все его будущие перспективы, если сейчас он согласится на ее требования, а не поддержит меня.

Пока идём в кафе он подхватывает Полинку под руки и садит к себе на плечи:

– Рули, ревища-коровища, куда пойдем!

Полинка смеётся, и визжит от радости.

Я смотрю на него как на самого большого героя. И снова чувствую влагу в глазах от бесконечной щемящей нежности.

Да что сегодня такое со мной!?

Покровский удивлённо, поднимает брови и легонько щелкает меня по носу:

– Че опять? Второй раз за утро? – он придерживает Полинку за ноги, – Ромашка, ты соленое море решила организовать?

– Ее никто и никогда не носил на плечах, – объясняю ему шепотом свою реакцию. Я знаю, что он не понимает, как много даёт моей дочери.

Как много из того, чего она была лишена все это время.

В носу начинает еще больше щекотать, от подступающих рыданий.

Матвей стирает слезинку с моей щеки:

– Не рыдай, белка, если так продолжишь на меня смотреть, я даже на дачу с вами поеду

Я закатываю глаза, стараясь не показывать своего безграничного счастья, и не хихикать глупо, как последняя дурища.

23 глава. Таня

Как правильно называется человек, который не сдерживает свои обещания?!

Можно я отвечу?!

Мудак!

Именно так я называю теперь Романова в придачу ко всем остальным нелицеприятным характеристикам.

Несмотря на то, что их знакомство с Полинкой не задалось, она все-таки попросила с ним встретиться снова. Скрепя сердце, я назначила ему встречу в нашем любимом парке «Чёрное озеро». Здесь ее любимые фонтаны, на которые этот неугомонный ребенок может медитировать часами, и что немаловажно здесь много тенистых местечек. В жаркий солнечный день они становятся спасительными уголками для всех кто решил, что прогулка в час дня летом самое подходящее время для этого.

Теперь и мы здесь сидим. Одинокие и до невозможности пунктуальные. Вдвоем. Потому что третий участник нашей прогулки опаздывает больше, чем на сорок минут. И в том, что он придет в ближайшее время уверенности у нас не прибавляется.

Этот козел даже не отвечает на телефон. На двадцать пятый по счету мой звонок!

Я чувствую, как настроение Полинки медленно идёт ко дну, как и остатки моего уважения к ее родному отцу.

Это очевидно из того, что моя неумолкающая ни на минуту дочь уже минут двадцать молчит и не бежит знакомиться с другими ребятами, которые на ближайшей детской площадке.

Она просто молча ковыряет дырочку в кружевах от своего платья. Это платье, как и ажурные гольфы с соломенной шляпкой выбирались с особой тщательностью весь вечер накануне.

Покровский молча наблюдал эту картину, а затем позвал ее прогуляться. На что получил отказ, так как выбор платья, и правда, должен советовать случаю.

Приглашение прогуляться было адресовано только в адрес Полинки. Ведь со мной он поддерживает вежливо-молчаливый режим общения уже второй день.

Мы с ним впервые так поругались. Он не принимает моего решения поддержать Полинку в дальнейшем знакомстве с ее отцом. Назвав его «гондоном штопанным», Матвей в своей излюбленной ультимативной форме решил за нас обеих, что встречи с Романовым не стоят и выеденного яйца. И если его мнение для меня хоть что-то значит, я не пойду на поводу ни у Романова, ни у дочери.

Его мнение для как оказалось важным настолько, что я третий день скрываю от него новость масштаба ядерной бомбы. По крайней мере такой эффект она произвела на меня. Потому что не могу предугадать его реакцию на эту новость. Если его мнение не совпадет с моим, я не умру. Но совершенно точно в моей груди образуется дыра размером с карстовую воронку.

Я сделала тест на беременность. Точнее пять тестов. Ведь мой организм работает как часы. В первый раз задержка, подтвердила мою беременность. Поэтому, сейчас я хоть и надеялась на другой исход, внутри уже догадывалась, что я увижу на тестах.

И все они оказались ПОЛОЖИТЕЛЬНЫМИ!!!

И…

Сейчас будет фраза, по гениальности, заслуживающая премии Дарвина: «Я не знаю, как так получилось!!!»

Мы предохранялись всегда, кроме нескольких раз...

Но...

Вторая фраза, которую можно отнести к вышеназванной премии: «Я не думала, что что-то случится!!!»

Идиотка!!!

Поэтому, я тоже не разговариваю с Покровским. Меня разрывают на части абсолютно иррациональные чувства. С одной стороны, я, блин, злюсь на него. Потому что он практически с первого попадания заделал мне ребенка. Потому что он не понимает, как важно для маленькой девочки почувствовать любовь отца, которого она не знала всю свою маленькую жизнь.

С другой стороны, я умираю от любви к нему. От щемящей меня нежности. От того как он окружает нас своей заботой, не спрашивая нужна она нам или нет. А ещё от того, что он до сих пор не сказал, что любит меня.

Ведь каких бы мы не строили из себя независимых и самодостаточных женщин, каждой из нас хочется услышать в свой адрес слова признания от своего мужчины. Особенно, если этот мужчина в абсолютно варварской протоптал дорожку к сердцу своими кедами сорок последнего размера.

Теперь этот хозяин моего глупенького сердечка со мной не разговаривает. От обиды на него, Глеба, от того с каким молчаливым и смиренным унынием дочь сворачивает и разворачивает ленту от пояска, непрошенные слезы снова наворачиваются на моих глазах.

Я теперь рыдаю постоянно. Утром, в перерывах между тошнотой. Днём, когда вижу Покровского, а он делает вид, что сильно занят своими делами. Вечером, когда все свое время он занимается с Полинкой.

Твою мать!

Придушу этого Романова!

– Так пойдем-ка лучше заскочим в один магазин и выберем подарок бабушке Матвея. – дёргаю я легонько Полинку за косичку, – А затем мы зайдём с тобой в нашу любимую кофейню и купим самый большой стакан какао с горой зефирок. И огромное пирожное картошку.

Эти сладости всегда спасают меня от ее грустей-печалей.

Также Матвей сказал, что сегодня вечером его не будет. Потому что к нему приедут дед и бабушка. Познакомиться нас он не пригласил. Это меня тоже сильно обидело. Но я сделала вид, из последних сил, что эта информация меня никак не интересует.

Только моя дочь более боевая, чем ее бесхребетная мать. Поэтому она решила купить им подарок и передать через Матвея. Этим подарком я планирую ткнуть в его беспардонные руки. И уйти. Иначе точно на слушаюсь грубостей и разрыдаюсь прямо перед ним.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

А я планирую вести себя, по крайней мере, перед ним так, будто его детское поведение меня ни капли не расстраивает.

От моего предложения ее моська из грустно-задумчивой становится просто задумчивой. И постучав пальчиком по щеке, показывая тем самым в каких серьезных она сейчас раздумьях находится заключает:

– И эскимо! – помедлив показывает пальчиками, – Два!

Видимо, моя хитрая дочь доперла, что сейчас из матери можно вытащить все что угодно. И нужно улучить момент для открывшихся возможностей.

Вздохнув, я целую ее в щеку, ведь мне сейчас так хочется нежностей.

По пути на арену, мы с Полинкой заехали в антикварный магазин. Дочь выбрала для бабушки Матвея красивую брошь с букетом ирисов. А его дедушке мы таким в пакете пирог. Который лепили все утро. Мои кулинарные навыки страдают до сих пор. Но попробовав кусочек, мы с Полинкой решили, что пирог получился вполне неплохо.

Естественно, со всем этим добром мы поперлись на арену. Изображать из себя гордых и независимых.

По пути мне позвонил Романов. Судя по сонному, но лебезящему голосу. Я поняла, что он встрепыхнулся:

– Таня, привет! Прости, замотался и потерял счёт времени!

Ну я так и поняла, счёт времени всегда теряется, когда встреча весьма «важна».

– Романов, ты совсем охренел? Мы прождали тебя в парке почти час! Час! – я пытаюсь орать шепотом. Ведь Полинка рядом и мои резонирующие настроения ей поймать как нечего делать. – Ты просрал знакомство с ней, и посрал вторую встречу. Я всерьез задумываюсь о том, что третьего шанса тебе никто не даст!

– Скажи, где Вы и я приеду.

– Мы ездим по делам! Ты сейчас будешь очень мешать!

Я смотрю на Полинку. В ее глазах зарождается небольшой огонек надежды, что не весь день пойдет по одному месту. Она начинает строить глаза как у кота из Шрека.

Блин!

– Приезжай к нам в гости. Через два часа, – я сдаюсь, – И Романов! Только попробуй снова расстроить ее.

Через динамик я слышу облегченный выдох.

– Я буду.

О, я очень на это надеюсь! В трубке воцаряется молчание. Но скинуть вызов мне не даёт его неуверенное бурчание:

– Таня?

– Да.

– Я не хотел, чтобы так получилось...

Третья премиальная фраза за день, означающая, что мозги отказывают не только у меня. Отрадно слышать.

24 глава. Таня

В здании спортклуба сегодня очень людно. Выходной. Много родителей с детьми, желающих вырастить очередную звезду спорта.

Мы заходим в кабинет, чтобы узнать где Матвей. Я позвонила ему один раз, и это был не самый приятный наш разговор.

Он наконец то соизволил пригласить меня на ужин с его родственниками, после того как я сказала, что хочу передать им подарки от меня и дочери. Сказал это таким тоном, словно я его вынудила.

Я отказалась. Потому что, если я и готова бороться с предполагаемой соперницей, не означает, что я готова сражаться за его интерес.

Ну и ещё я обещала Полинке, что ее непутёвый папаша придет сегодня к нам в гости. Это кажется неочевидным, но я могу держать свое слово. Именно так я объяснила свой отказ Покровскому. На что мне пожелали удачи. Кажется, он на меня обиделся окончательно.

В кабинете оказывается только техник.

– О, привет! – в кабинете один Паша, и выглядит он так будто здорово испугался, увидев меня. – Ты ччччего здесь?

– Привет! Ты не знаешь, где сейчас Покровский? – я наблюдаю за ним, а он мечется между моим и своим столом.

– Покровский твой на физио сейчас, – техник выглядит сильно недовольным, будто я оторвала его от чего-то важного. – Позвонить что ли не могла своей звезде?

Паша не самый приятный человек в нашем отделе. Чаще всего он или вынюхивает что-то, или о чем-то сплетничает. Когда я только устроилась он пытался ко мне подкатывать, но он мне неприятен на уровне подкорки. Что-то в этом мужчине меня каждый раз отталкивает.

– Если бы могла, не стала бы искать, – я разворачиваюсь и иду к двери.

– Что? Все? Отфутболила тебя наша хоккейная звёздочка? – со смешком летит мне в след, – То-то он сегодня с новенькой массажисткой улыбочками обменивался.

Если Матвею улыбаются больше чем некоторым, означает лишь то, что девушки просто предпочитают более приятных мужчин в общении.

– Ну, ну...

Придурок!

Хоть я и защищаю Матвея, мне не нравится этот комментарий про массажистку. Вся тревога, которая копилась внутри собирается, и подкреплённая новой сплетней, и плещется внутри. Угрожая волной цунами снести мои последние установки на спокойствие.

Оставив Полинку ждать в коридоре, захожу в кабинет физио процедур. За ширмой на массажном столе лежит Покровский на спине, а нем сидит девушка в медицинском костюме.

– Я Вам кажется помешала, – сильную дрожь в моем голосе не получается скрыть даже при очень большом желании.

Массажистка, ойкнув, пытается с него слезть, отводя взгляд в сторону. Но Покровский удерживает ее за бедра:

– Продолжай, Лена, – и обращается ко мне, – ты действительно не вовремя.

Он даже не удосужился посмотреть на меня. Я догадываюсь почему. Все его внимание сейчас сосредоточено на внушительных молочных железах массажистки, задница которой беспокойно ёрзает по его бёдрам.

Бёдрам, силу которых недавно я ощущала на себе. И была уверена, что владею эксклюзивными права. Бедра, которые я обожаю. Каждую их деталь. Особенно широкую полоску тату, которая опоясывает его бедро. Одна простая широкая полоска.

Матвей рассказал, что не фанат чернил на теле. Но эту сделал на спор. В пятнадцать лет. Он особенно не выбирал. Просто зашёл в первый попавшийся салон и попросил забить бедро сплошной линией. На мой вопрос почему именно такая полоска, он ответил, что не хотел заморачиваться с таким не стоящим внимания делом. Он просто проиграл в споре.

Мне кажется это очень в духе Покровского. Сдержать слово и не разыгрывать трагедию из неудачи.

Эта полоска тоже частично выглядывает из-под задницы массажистки.

– Я оставлю здесь подарки и пойду, – в поисках горизонтальной поверхности кручу головой, ну и чтобы, не смотреть на эту сладкую парочку.

Покровский даже не старается поддерживать со мной диалог. Ну куда уж там. Ему сейчас усиленно стимулируют зону, куда стекаются все его мозги. И речевой контроль начинает отказывать. Это понятно из нечленораздельных звуков, доносящихся до меня.

Мне надо сдержаться, чтобы нормально выйти из кабинета и не разрыдаться на глазах у дочери и всего спортклуба.

Вылетаю из кабинета и, схватив Полинку за руку, устремляюсь к выходу. Невпопад отвечаю на ее вопросы. Покровский выбил меня из колеи настолько, что сосредоточенности хватает лишь на то, чтобы дойти выхода и сесть в такси. Проклиная про себя весь мужской род, особенно род одного поганца, частичка которого сейчас поселилась во мне. Также уверено, как его (или ее) папаша в моем сердце.

Дома я позволяю Полинке взять какао и картошку и смотреть мультики в зале. Потому что сама в это время рыдаю на кухне и автоматически поглощаю какао с таким же пирожным. Правда от переизбытка сладкого меня начинает быстро мутить. Поэтому пулей несусь в туалет, где меня снова тошнит, и я реву в обнимку с унитазом. Хотелось бы обнять что-то поприятнее, но какой день, такие и обнимашки.

Решаю немного полежать до прихода Глеба. Силы в последнее время покидают меня также предательски быстро, как и мозги. Наверное, поэтому неравномерный стук сердца отдается эхом в моей пустой черепной коробке.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

В квартире кавардак. Но если честно, мне все равно. Если хочет быть в нашей жизни, пусть привыкает. Я не обязана считаться с человеком, чье мнение меня беспокоит в последнюю очередь.

Когда Романов приходит в гости с очередной огромной игрушкой (Боже, кто-то уже должен ему сказать, чтобы он перестал таскать огромных медведей ребенку), нахожу в себе для того, чтобы приготовить хоть какой-нибудь ужин.

Полинка показывает ему свою комнату, некоторые игрушки, спрашивает его про мультики. Могу сказать, что Глебу очень тяжело со своей дочерью. Потому что он не знает, о чем с ней говорить, как себя вести. Покровский увлек мою дочь и заиграл в первый же вечер, пока она не упала спать замертво.

О том, что мы с ним потом делали стараюсь не вспоминать. Все свои умения он теперь демонстрирует другой. Он ее к себе расположил более быстро. Поэтому смело может поставить себе на клюшку ещё пару победных зарубок.

В дверь раздается звонок, наверное, это Оля. Она обещала прийти и перемыть косточки всем вокруг. Утешительные сплетни с подругой по ночам, лечебны как никогда. Ничто так не отвлекает тебя от дурных мыслей об одном дурном хоккеисте как новости про очередного любовника какой-нибудь общей знакомой.

Не глядя в звонок открываю дверь, и в лицо мне прилетает яркий запах алкоголя. У моей двери стоит, подпирая косяк Матвей Покровский. Наглея до невозможности:

– Ромашка, я принес тебе букет ромашек. – и взмахивает им как огромным опахалом. Задевая меня по лицу. – Воу, прости!

– Ты, что пил? – его яркое амбре буквально сбивает меня с ног. – У тебя же режим!

– Режим-зажим! Я решил немного выпить, и с непривычки окосел.

– Таня, это к нам? – Романов выходит и кладет руку мне на плечо. – О, это же Матвей Покровский! Ты не рассказывала, что с ним знакома.

Глеб освоился в квартире за пол часа. Быстрее чем с собственной дочерью. То, что ему явно с ней скучно я определила по количеству его хмыков. Молчит он чаще, чем хмыкает. И почти не задано ей вопросов.

Что ж объявлять, что он ее отец, было явно веселее.

Я снимаю с себя его руку под ставшим колючим взглядом Матвея. Он очень быстро растерял всю расслабленность и собрался будто перед прыжком. Не желая никакой драки, я спешу отправить Романова обратно в квартиру.

– Глеб, там кажется Полинка без тебя скучает. Можете пока мыть руки и садится за стол.

Романов исчезает за дверью, потому что я не даю ему шансов остаться на площадке, затолкав его в коридор и захлопнув дверь.

– Не пригласишь, Ромашка? – Матвей нависает надо мной оперев руку о стену и вдыхая запах моих волос.

– Нет, не приглашу, – я злюсь на него очень сильно, поэтому даже не пытаюсь себя сдерживать.

– Ммм... Уже играйте в нормальную семейку с родным папашей? – Матвей опускается на ступеньки, дав мне немного свободы от его близости, от его запаха, от всего его.

– Не хами, – я отхожу немного, прислонившись к подоконнику. – Я не пригласила тебя, потому что ты ведёшь себя как мудак. В очередной раз! А ещё потому что ты пьян и мало себя контролируешь. Я не хочу, чтобы безобидные посиделки в гостях закончились дракой на глазах моей дочери.

Я умудряюсь говорить абсолютно спокойно. Не срываясь в эмоциональные переживания. Словно меня немного подморозили.

– К тому же в свою семью ты не спешил нас приглашать, – добавляю я. Потому что обида этого дня и его хамское обращение ещё жгут меня внутри.

– Ромашка, мстить мелко, – он ухмыляется, подперев голову рукой. – Я же пригласил потом, ты отказалась сама. Вот из-за этого придурка, – он тычет пальцем в сторону моей двери.

– Спасибо, но я тебя предупреждала сразу, на берегу. Что мы с Полинкой не шайбы, метать нас из стороны в сторону не получится. Тебе придется считаться с некоторыми нашими обстоятельствами.

Покровский поднимает бровь, будто принял к сведению информацию:

– Может тогда лучше с этим обстоятельством поживешь. Родное оно ближе к телу. А там глядишь и ребёночка состряпайте, пока дядя Матвей будет по играм разъезжать.

Яд его слов проникает в меня, отравляя понемногу все мои представления о нашей будущей жизни. Его замечание о ребенке, и о том, что он думает о нас с Глебом выбивает из меня слезу. Я ее пропускаю, поэтому она быстро скатывается у меня по лицу, остановившись на шее. Быстро вытерев ее, я решаю зайти в квартиру, потому что тошнота, которая подкатывает в моменте не такая незаметная. Меня сейчас вывернет прямо на Покровского. Бросив ему напоследок:

– Уходи, – я закрываю дверь и бегу в туалет. Где меня снова рвет, в этот раз я не плачу. Почти.

Утром, у подъезда я обнаруживаю в урне мой букет. Он весь такой подерганный и ополовиненный, что становится понятно. В мусорку его удалось запихнуть не с первого раза.

Ощущение такое будто в мусорку запихивали наши отношения, все что между нами было. Могу сказать, что Покровскому удалось это сделать.

25 глава. Матвей

25 глава. Матвей

Ощущение жесточайшего проеба настигает меня, когда я отрываю от подушки тяжёлую как царь-колокол, голову. Звенит внутри этой головы также набатом.

Не пил, можно было и не начинать. С непривычки несколько стаканов вискаря вынесли меня за пределы Вселенной. Вспоминаю откуда появилось такое желание налакаться в раскидухи.

Вспомнил – чтобы не разнести в крошку бар. В который мы пошли с Сэмом и Ямой. А разнести мне все захотелось из-за одной принципиальной Ромашки.

Мне ни капли не понравилась их затея знакомства с родным отцом. Ни сам этот мужик. За каким хреном этот мужик появился на горизонте мне стало ясно, когда я увидел как он по свойски закидывает грабли ей на талию.

Эти грабли мне хотелось сломать и затолкать в одно место. От травмы его уберегло только то, что где-то неподалеку была Полинка. Каким бы мудаком я не был, по мнению ее матери, пугать ребенка я точно бы не стал.

Весь свой говно настрой я вчера вылил на ее мать. Досталось и новенькой массажистке. Стоило закрыться двери за Таней, я не в самой джентльменской попросил ее убраться с моего члена. По-моему ей это не особо понравилось. Ну так я и не обещал, что аттракционы с покатушками на моих гениталиях ей зайдут. Это был показательный сеанс для одной засранки. В чьих нежных ручках сосредоточился весь индивидуальный доступ к моему телу.

В том, что выступление удалось, я смог убедиться лично. Судя по всему теперь мне отказано в доступе не только к телу, но вообще ко всему святому семейству.

Да твою мать!

Тело живёт, словно, отдельно от головы. К тому же, чувствую себя так будто спал я на прокрустовом ложе. Как-то при мне Таня с Ольгой всадили по две бутылки игристого. На двоих. Ее языкастая подруга страдала и умирала весь следующий день. Зато моя мимоза была свежа и бодра.

Ммм... Ведьма!

Оглядываюсь вокруг в поисках привычной глазу обстановку. Но натыкаюсь пока только на дядькин диван, спартанскую обстановку его квартиры и огромную плазму.

Ещё раз, твою мать!

Значит вчера, после того как меня утешительно похлопали по плечу и отправили восвояси, я насиловал мусорку у ее подъезда букетом. Букет меня раздражал неебически, а мусорка ещё больше. Так как не хотела принимать этот долбанный букет.

Получается на хер твои цветы не сдались, даже мусорке.

Как я после этого очутился в квартире Игоря. Не помню хоть убей. Ну судя по звукам его шагов из коридора, мне сейчас разъяснят за это, и за то. В том, что экзекуция будет приведена в действие нисколько не сомневаюсь.

Мне в руку суют стакан с какой-то шипучкой, а в другую – парочку таблеток. На мой вопросительный взгляд, Игорь отвечает насмешливо:

– Прости, из подлечиться самое крепкое только это. Пей и в душ. Лучше контрастный, – он натягивает на себя футболку после душа. – Придешь в себя и поедем на тренировку.

Странно, я думал, что меня четвертуют прямо на месте, а останки разбросают по какому-нибудь полю. Чтобы их склевали вороны.

Стареет, что-ли.

Запив таблетки, плетусь в душ, держась за голову. Неожиданно из двери ванной комнаты выпархивает наша начальница юридической службы.

Собственной персоной.

В дядькином халате и не накрашенная. Без укладки и стервозного макияжа она выглядит Таниной сверстницей.

Я думал, она старше.

– Доброе утро, Матвей! – промокает свои длинные и темные волосы полотенцем, как ни в чем не бывало, – Давай в душ. Потом завтракать. – Она ерошит мои волосы.

И все что мне удается из себя выдавить:

– Доброе...

После душа, меня заботливо усаживают за уже накрытый стол. Рядом завтракает Игорь. Мои речевые навыки немного возвращаются, а мозги встают на место:

– Маргарита Падл... – мне незамедлительно прилетает подзатыльник от дядьки, поэтому я спешу исправиться, – Павловна, а Вы... Как тут?

Она мягко улыбается и отворачивается, чтобы взять кофе:

– Зови меня Рита или Марго, без официоза, – и главная мегера нашего клуба садится рядом с Игорем, подкладывая ему омлет в тарелку, – по большому счету, постоянно. Что ты будешь на завтрак?

Все понятно, это не старость, это секс. И судя по тому, что он приглашает ее сесть к себе на колени, много секса.

– Сала ему и холодной воды дай, чтобы всю гадость, которую в себя залил вывести, – Игорь методично поедает омлет, – и мозги заодно на место встанут.

Павловна целует его в щеку:

– Ты не понимаешь, у мальчика несчастная любовь!

Тоже мне мальчика нашли.

– У него ещё финал на носу! – хмыкает мой родственник. – Он не мальчик, он – идиот!

Ну вот и знакомые интонации возвращаться начали.

– Я не мальчик, если нужно могу показать, – хватаюсь за шнурок на штанах.

Мне прилетает подзатыльник по второму разу:

– Не хами. Ты соображаешь, сколько твой обмен веществ будет восстанавливаться?!

– Быстро, я блин молодой и здоровый, и не в запое.

Марго встаёт и снова ерошит меня по волосам.

– Не ругайтесь! Я уже договорилась, сейчас поедем прокапаемся, воткнем несколько иголочек, а потом помнут на кушетке, – она нагибается и громко чмокает Игоря в губы, –и не благодари.

Все тигра усмирили, и посадили на поводок. Он сидит беспокойно проигрывает мускулами, и не может понять свои новые ощущения. Понимаю его. Мой поводок тоже очутился в одних маленьких ручках. И мне, блин, хреново от того, что вчера меня практически отпустили на свободу.

Зараза!!!

В коридоре что-то стучит, Игорь вопросительно смотрит в ту сторону, а я ржу:

– Похоже каблук грохнулся, – быстро отхожу к раковине, чтобы подзатыльник снова не словить. Но вместо этого в меня летит яблоко, которое я тут же ловлю.

– Ну хоть скорость реакции не пропил, – он встаёт из-за стола. – Собирайся, Марго тебе мои шмотки даст. На твои без отвращения не взглянешь.

Нормальные у меня шмотки, я вчера даже приоделся. Ба не приемлет мятую или рваную одежду. Это то немногое, в чем я ей уступаю. И Игорь это прекрасно знает. Так как сам неукоснительно следует этому же правилу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я планировал познакомить стариков с моими ромашками. Но все пошло по одному месту. Подарки я передал. На что моя Ба, выгнув фамильные брови спросила, где же сами дарители. Я предпочел отбрехаться, что у них возникли непредвиденные обстоятельства. Мне лишь посоветовали поскорее с этими обстоятельствами разобраться. А дед, жуя пирог из контейнера, добавил: «не то уведут!».

Хер там. Осинка эта моя, и Апельсинка ее тоже. И смотреть с восхищением и придыханием они будут только на меня. Как делают это обычно! Я уже, блядь, привык к тому, что я в их глазах выгляжу героем. Правда, подкидывающим дерьма на вентилятор. Ну к этому им придется привыкнуть. Я же привык к их закидонам.

Почти.

По пути на арену, сижу в машине катаю как теперь разгребать кучу дерьма, которая неожиданно образовалась на нашем с Ромашкой пути. То, что в ближайшие дни шансов на это у меня не будет точно. Уверен как и в том, что земля не на трёх слонах стоит.

Игорь брал меня в команду со строгим условием, что все мои отношения не должны влиять на игру. Это ещё по-божески. В Америке мы подписывали согласие не заводить серьезные отношения на время действия трансфера.

На носу финал. По очкам с Локомотивом мы идём ноздря в ноздрю. Поэтому на матче – или мы их, или они нас. Чтобы не нас, дядька днюет и ночует на льду. Вместе с нами.

В прямом смысле. Секс у нас под запретом на неделю. Особенно это коснулось Волкова и Михи. Те по большей части дома бывают только для смены одежды. Словно прочитав мои мысли, он смотрит на меня через зеркало заднего вида:

– Мы договаривались про личную жизнь. Спать будешь в общих спальнях с Волковым и Ямкиным. – Можно подумать, при особом желании парни не слиняют. Но Игорь добавляет, – Со мной!

А ну вот это уже непреодолимое условие. Слух у тренера, как летучей мыши.

Внезапно ко мне поворачивается Марго и спрашивает:

– Мот, тебе Таня ничего не говорила про некого Золотарёва?

Тааак! Ромашка, во что тебя ещё угораздило впутаться!

– Старый, жирный и носит костюмы с отливом?

Взгляд Марго становится цепким и серьезным. Уверен , что свое место она занимает не просто так. Хмыкнув, она кивает:

Есть такое.

– Не говорила, но с ним говорил я.

Марго смотрит на меня, ожидая продолжения, и я говорю дальше:

– Мне кажется, он к ней яйца подкатывал. Но Таня не оценила. В последний раз я намекнул ему, что могу придать огласке как он пользуется своим положением в личных целях.

Марго снова хмыкает.

Ну, блядь! Мы тут в одни ворота что-ли играем?

– Вежливым было пояснить в чем суть вопроса, – я злюсь потому что после таких вопросов обычно следует какой-то пиздец.

Марго выдерживает паузу и спокойно продолжает: – Видишь ли Матвей, этот перс всегда неофициально стоит за всеми драфтами и трансферами. И то, что он развил активную деятельность вокруг одной из сотрудниц клуба, означает только одно – ему нужна информация, – снова смотрит на меня в зеркало, – догадываешься какая?

Конечно догадываюсь, за такими контрактами стоят огромные бабки. И те кто находятся у этой кормушки не всегда честно их добывают.

Та информация, за которой охотятся скауты, чаще всего, закрыта. И чтобы получить доступ к ней, они готовы не мало заплатить.

Игорь смотрит внимательно на Марго:

– Мне стоит беспокоиться?

В ответ она сжимает его руку:

– Нет. У меня все под контролем.

Ну охренеть!

– Таня, не будет работать с ним, ни при каких обстоятельствах! – в чем уж, а в этом я уверен на сто процентов.

Пишу ей смс-ку: «Ромашка, будет подкатывать Золотарев шли на хер. Не связывайся с ним!»

Моя Ромашка не дурочка. Но у нее нет зубов, а ещё она привыкла все решать сама. Я бы не хотел, чтобы она разгребала все это в одиночку.

26 глава. Таня

Дни будто проходят мимо меня. Я участвую и не участвую в окружающей меня жизни, одновременно.

Моих внутренних ресурсов не хватает на то, чтобы подойти к Покровскому и высказать ему все, что я думаю о нем, о его безобразном поведении и о том, что внутри растет его ребенок. Я даже к врачу не могу записаться. Потому что хочу, чтобы эту новость самым первым узнал именно он.

Мама бы сказала, что вопиющая халатность и безалаберность.

Знаю, но я страдаю невозможно! Без него, без его безобразного поведения и от всего потрясающего комплекса под названием «Матвей Покровский». Я все время рыдаю. Ночью от того, что именно в это время чувствую себя безмерно одинокой и слабой как никогда. Утром – потому что меня тошнит так, что я не в силах даже запихнуть в себя хотя бы крошку хлеба. Вечером я реву просто от всего накопившегося за день.

Вчера Полинка нарисовала рисунок, где мы с ней и Матвеем жуем сахарную вату. Также она спросила, когда мы снова увидимся с Матвеем, и он прочитает ей сказку на ночь. Ведь несмотря на все «усилия» со стороны ее папаши, ждет она именно нашего хоккеиста.

Я призналась ей в любви и чуть не разрыдалась у нее на глазах.

Вот именно об этом я предупреждала этого дурацкого дурака! Что после бардака, который он привнес в нашу жизнь, мне придется собирать все вновь. С учётом новых вводных.

От этих вводных у меня теперь не только тошнота и перепады настроения, но ещё болит грудь, бесят все лифчки и постоянно хочется спать.

Сегодня я увидела с утра этот рисунок, прикрепленный на холодильник. И чёртовы слезы не заставили себя ждать. Клянусь, я скоро побью рекорд моей дочери по скорости вырабатывания солёной воды из глазных желез. Я представила, как мы гуляем все в парке, Полинка смеётся, а Покровский как всегда придуривается и в своей манере диктует что мне нужно делать и как поступать.

Потом поняла, что возможно этого всего уже не будет. От этих горьких чувств я затопила водой весь сэндвич, который собиралась съесть.

Придурок!

Из-за него меня теперь тошнит даже от моего любимого сэндвича с помидорами и сыром.

Я больше никогда не смогу его есть!

Официально, токсикоз – полный отстой! Мы не виделись с ним после того как он пришел ко мне в последний раз почти неделю. Целую ужасную неделю.

За все это время он прислал одно сообщение, в котором говорил мне, что я не должна встречаться с Золотарёвым. И ни слова больше!

Я не стала ничего отвечать на это глупейшее заявление. Потому что! Я и не собиралась с ним больше встречаться!

Покровский сконцентрировался на тренировках, вся команда живёт в пансионате при арене. Матч пройдет на домашней арене. Уже завтра. Как и обещала я не мешаю ему и стараюсь не показываться ему на глаза. Я бы ни за что не смогла заставить его выбирать между нами и хоккеем. Хоккей это и есть Матвей. Я даже не представляю кем бы он мог быть, если не хоккеистом. Его клюшка – это продолжение его тела. Его третья рука. Ведь он забивает с такими фокусами, что нормальному человеку не всегда может быть под силу.

В кабинете звонит телефон, охранник просит спуститься меня вниз, чтобы забрать утвержденные документы из спорткомитета.

Я иду осторожно, не торопясь. Лишнее колыханье моего тела сейчас заставляет меня тут же нестись в туалет.

ГоспадиБоже! Кто эти женщины, которые говорят, что они родили как в отпуск сходили?!

Мое же зеркало с утра мне показало нечто напоминающее, последствия войны, как минимум. Вместо того, чтобы набирать вес, я его сбрасываю. Глаза стали ещё больше. Хотя это объяснимо. Размер им придали синяки, которые я заработала своими вечными переживаниями.

Картина достойная кисти Мунка. Я бы вполне могла оказаться на его полотне «Крик», полагаю.

На лестнице первого этажа я неожиданно налетаю на какого-то мужчину:

– Ой, – я поднимаю глаза наверх, и вижу перед собой игрока из «Локомотива». Они уже приехали на тренировку. – Извините.

– Ничего, красавица, мне даже понравилось, – он осторожно придерживает меня двумя руками, – Даня, кстати!

– Кто? – мой мозг отказывается соображать, потому что рядом как черт из табакерки появляется Покровский. И все мои органы начинают работать только в его направлении.

Он смотрит на меня в ожидании моей реакции.

Мое сердце бьётся и грозится разорваться.

Ну пачимууу именно сейчас?

– Меня Даня зовут, – с улыбкой говорит тот, затылок которого сейчас трепанирует взглядом Покровский

– А я... – мне требуется некоторое время, чтобы перевести внимание на своего собеседника, – Я не знакомлюсь.

– Зачётное имя, – он не сдается, – А покороче?

– Про покороче в другом месте узнают, – Покровский подходит и толкает его плечом, чтобы встать между нами. – Тебе же все сказали!

Даня немного отступает, и врезается в Сандрика, тот подставляет другое плечо, чтобы парень влетел в стену.

– А ты тут вроде переводчика? Мы без посредников разберемся! – он на эмоции вылетает мгновенно.

Перед игрой они все тестостероне как бешеные ходят. Ещё немного и сцепятся прямо здесь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Разберемся с тобой мы на льду. – Покровский встаёт прямо передо мной. Дылда! Мне же ничего не видно! – Давай, иди, там твои вазелин готовят в раздевалке. Чтобы завтра не сильно больно было.

Я закатываю глаза, они бы тут ещё своими... клюшками померялись. Как пацаны, ей Богу!

– Да это ж мы для вас привезли! Чтобы завтра принимать неотвратимость было не так обидно! – Даня ищет взглядом меня и подмигивает, – Ладно, Янезнакомлюсь, ещё увидимся!

Я просто улыбаюсь ему и прощаюсь. Такой же охламон, как и Покровский. Только я ему этого не буду говорить, потому что он сейчас мне голову открутит.

Он наконец-то обращается ко мне:

– Татьяна Владимировна, Вас там, по-моему, уже охранник заждался?

Он вообще что ли нормально разговаривать разучился?! Только я, кроме того, что люблю его, ещё и обижена. И тоже на него!

– Без тебя разберусь. У тебя, кажется, тоже безотлагательные дела появились. Кое-кто обещал тебе надрать задницу! Надо готовиться.

Я ухожу, не желая слушать кучу других обидных слов, которые, я уверена, точно будут мне высказаны.

Да пошел он!

Шмыгая носом, глубоко вдыхаю и выдыхаю. Говорят, эта дыхательная практика должна помогать справляться со стрессом.

Не знаю, как остальным, но мне она пока помогает разработать только лёгкие. Так как стресс из меня никуда не уходит. Пока только входит. Видимо через те же отверстия, разрывом которых сейчас угрожали друг другу эти неандертальцы.

У охранника меня ждёт незнакомый мужчина с надменным видом:

– Добрый день! – я здороваюсь первой, чтобы не терять время в его присутствии.

– Доброго, – он делает паузу, – Татьяна? Наконец-то! Я уже заждался Вас! Вам передали документы, – он протягивает мне папку с моими инициалами.

Я смотрю на него непонимающе:

– Не помню, чтобы мне что-то должны были передать.

– Вот поэтому у меня так много работы, потому что я делаю ее за других. А другие, оказывается не помнят!

Напыщенный индюк!

– Я, правда, не знаю ни о каких документах! – не спешу брать папку, потому что не понимаю, что от меня хотят.

– Вы Полякова Т.В.?

– Да, это я, но...

– Значит это Вам, – всовывает мне в руки папку, и идёт к выходу с бурчанием:

- Если подписано, чё спорит!

Я кричу ему вслед:

– А от кого? Тут не написано!

Но мужчина уже уходит, отмахнувшись от меня.

Иду обратно, мечтая присесть, прилечь, выпить чаю, получить массаж, и чтобы тошнота хотя бы ненадолго отступила. Меня блин просто разрывает на части огромное количество желаний. И судя по тому, что у кабинета стоит начальница юридической службы и глава отдела безопасности нашего клуба, эти желания останутся невыполнимыми.

– Татьяна Владимировна, с кем Вы сейчас встречались? – Маргарита говорит вежливо. Только примерно так разговаривает моя мать со своими подчиненными. И это совсем не значит, что им не предложат сделать харакири.

– Не знаю, он не представился. Только передал мне какие-то документы, – я показываю ей папку.

– Позвольте, – безопасник со всей вежливостью, на которую он только способен забирает у меня папку.

Я ничего не понимаю, но беспокойство начинает быстро нарастать, отдаваясь высоким звоном в ушах.

– Что-то случилось?

– Татьяна Владимировна, пройдёмте пожалуйста за мной, – доброжелательная улыбка, о которую можно убиться, не сходит с лица Марго. Она показывает мне рукой в сторону ее кабинета. За мной следует глава безопасности, будто боясь, что я у бегу. Будто я под конвоем.

Обстановка вообще не располагает ни на какое проявление дружелюбия.

Пока идем к кабинету по коридорам, на глаза попадаются и игроки клуба, пара айс-герл и несколько сотрудников службы обеспечения. На меня смотрят словно уже знают, что от такого сопровождения ничего хорошего не стоит ждать. И заблаговременно осуждают.

Миша Ямкин выглядывает из двери раздевалки, увидев меня хмурит брови и сразу же исчезает обратно.

Ощущение складывается будто я иду по позорной дороге на казнь.

Сердце бьётся, где-то в задней части черепа. Больно ударяясь о кость. Я стараюсь сохранять спокойствие, но это ни хрена мне не удаётся. Потому что, что? Дыхательные практики такой же отстой, как и токсикоз!

Тошнота волнами подкатывает прямо к горлу! Я сглатываю, мечтая дойти быстрее до этого кабинета, чтобы на наше странное трио уже перестали глазеть все, кому не лень.

Неожиданно нас догоняют тренер, и его племянник. Чтоб он провалился! Оба обеспокоенно смотрят на меня, словно желая убедиться, не бьюсь лия в припадке.

Я не бьюсь, но уже близка к тому, чтобы зайтись в слезах от страха.

– Марго, мы поприсутствуем с твоего позволения, – Игорь Васильевич кладет свою руку поверх ее на ручке двери кабинета.

Маргарита, вздыхая, кивает безопаснику:

– Под мою ответственность, Владимир Николаевич!

Обернувшись назад я вижу, как тот нехотя кивает в ответ.

Матвей не даёт, ему подойти ко мне, встав за моей спиной:

– Дыши, детка, все будет хорошо, – шепчет он в ухо.

И мы проходим в кабинет, Покровский выдвигает стул для меня и протиснувшись, садится рядом. Раскинув широко ноги и руки, он занимает почти два места за столом. Из-за чего Владимиру Николаевичу приходится стоять с другой стороны столы. Все равно давя на меня с высоты своего роста.

– Татьяна Владимировна, от кого Вы забрали эту папку? – он не повышает тона, но мне хватает и этого, чтобы почувствовать дрожь в руках.

– Я не знаю ни того, кто он, ни что находится в папке. Мужчина вызвал меня с поста охраны. Не представился. Сказал только, что это документы для меня и больше ничего, – я обращаюсь к Марго, – Маргарита Павловна, объясните, что происходит.

Чувствую, как мои руки накрывает теплая сухая ладонь Покровского. Он, как и всегда, водит большим пальцем, заставляя волоски на руках подняться дыбом.

Марго, с видом царицы Савской, жестом указывает на папку:

– Владимир Николаевич, откройте, пожалуйста, папку.

Тот немного помедлив снимает фиксирующие резинки на уголках и открывает ее. В папке нет ничего, кроме как нескольких пачек зеленых купюр.

– Это деньги?

– Да, Татьяна Владимировна, доллары.

Смотрю в недоумении на людей, окружающих меня. Будто они мне сейчас объяснят, что это за деньги.

– Сколько здесь?

Покровский пересчитывает пачки:

– Здесь две тысячи зеленых.

Я судорожно пытаюсь перевести это в рубли, но математика меня всегда подводила. Математика и отсутствие осведомленности в текущей экономической ситуации. Потому что, даже если мне хватает денег, это не значит, что я задумываюсь о покупке валюты.

– Это сколько? Сто? Пятьдесят?

Покровский ухмыляется, и собирает пачки обратно в папку:

- Ромашка, сотку накинь.

В голове крутятся ноли, ромашки и всякая дребедень, но сумма, которая складывается никак не укладывается в мое воображение. Круглыми глазами смотрю на Матвея пораженно.

Он хмыкает, и чешет бороду:

– Да две сотни здесь. – Матвей снова ухмыляется, – это, что получается, тебя повысили?

Я даже взвиваюсь над стулом:

– Это не мои деньги!

Старший Покровский проводит рукой по лицу:

– Марго, объясни уже наконец, что здесь происходит.

Глава безопасности, забрав папку со стола, поясняет вместо нее:

– Происходит, Игорь Васильевич, что сегодня с компьютера помощницы администратора была отправлена информация о нескольких игроках нашего клуба, – помедлив уточняет, – Ключевых игроках.

– Что с того, – Матвей не дает мне ничего сказать, – в этот кабинет десятки сотрудников заходят.

Владимир Николаевич продолжает со спокойствием акулы, не выражая на лице ни единой эмоции:

– Действительно, это так. Только вот эту папку передал Вашей девушке, и нашей сотруднице, помощник скаута из Вашингтон Кэпиталз.

Покровский присвистывает. А его дядя делается чернее тучи.

– Это американский клуб?

Игорь Васильевич вздыхает:

– Да, лидирующая позиция в НХЛ.

В кабинете настает мертвая тишина, в которой слышится стук шариков, на настольном украшении Марго.

27 глава. Таня

– Надеюсь, Вы понимайте, Татьяна Владимировна, что нам придется Вас отстранить от обязанностей на время служебного расследования, – голос Марго словно через мембрану доносится до меня. Но даже так я улавливаю, что сказанное не оспорить.

– Также нам нужно осмотреть ваше рабочее место и личные вещи.

Все происходит будто не со мной. Все окружающие меня детали стали лишними. Будто я попала в какой-то очень хреновый иммерсивный театр и все происходящее не органично выстроено вокруг.

Потому что все это бессмысленно. Я ничего не сделала. Только взяла папку, которую мне буквально всучили. И теперь я под подозрением

Молча, я киваю.

Я больше ничего никому не скажу. Потому что мой рот просто не открывается. Горло сжалось. И плотный воздух просто не может через него пройти.

Все сгустилось, мне жарко и холодно, от этого я сильно дрожу. Адреналин сейчас гуляет по моей кровеносной системе в огромных количествах. Сотрясая тело в неконтролируемой тряске.

Мне больше чем обидно. Мне... унизительно! Словно все вывернуто на изнанку, а окружающие умудряются сохранять очень благопристойный вид.

Я достаю ключи от ящика стола и кладу перед Марго.

– Больше у меня ничего нет.

– Ваш телефон и сумку, нам тоже нужно осмотреть, – твердо говорит безопасник.

Я смотрю на Матвея. Он знает, что там. Наши переписки. Наши фото. Не только.

Там фото моей дочери, моей мамы. Там последние фото тестов на беременность. Я фотографировала их чтобы сравнить результаты с недельной разницей.

Будто это что могло изменить. Ну в некоторых вопросах я могу проявить упорство.

И я не хочу впускать в это пространство ни одного чужого человека. Я не привыкла делиться этим с посторонними людьми.

– Вы можете осматривать что угодно. Но телефон я Вам не отдам, – мне удается сказать это, не уступая в твердости всем шишкам, которые здесь собрались.

Марго подходит ко мне и садится рядом. Я встаю тут же, отходя подальше. Мне не хочется сейчас контактировать ни с одним из присутствующих здесь людей. Кроме моего хоккеиста, даже несмотря на то, что я на него обижена. Просто он перепрошил меня под свои настройки. И лишь его я сейчас улавливаю и чувствую.

– Таня, Вы же понимайте, что это не говорит в Вашу пользу.

– Прекрасно, – я стараюсь говорить, как можно спокойнее, – нас с Вами учили одни и те же педагоги. Предоставить Вам свои вещи для осмотра я могу на добровольной основе. А мой отказ впускать Вас в мою личную жизнь говорит только о том, что я действительно не хочу впускать кого бы то ни было в мою личную жизнь.

– Татьяна Владимировна, мы бы не хотели на вас давить, но...

– Но вы давите на нее, – Матвей не даёт договорить мужчине, и обращается ко мне, открывая дверь кабинета, – Давай, Ромашка, пойдем.

Его тон спокойный, но в том, что в нем только что лязгнула сталь сомневаться не приходиться. Я не слышала никогда, чтобы он так с кем–то разговаривал. Если бы Матвей сказал что-то мне в подобном тоне, пришлось бы идти и вешаться на ближайшем суку.

Это тон, не терпящий возражений и пререканий. Это тон человека, который прекрасно знает, что из себя представляет. И с кем он разговаривает.

В коридоре он, зажав мое лицо между ладоней, тихо говорит:

– Ромашка, слушай меня внимательно, это ключи от моей квартиры. Ты их сейчас берешь и едешь ко мне, – он быстро выдыхает, – и я не хочу слышать от тебя никаких возражений по этому поводу. Не сейчас.

Он вкладывает мне ключи в руки и целует в губы, а затем прижимает крепко к себе.

– Я... – подступающие рыдания не дают сразу сказать все слова, – Мне Полинку... забрать.

– Не беспокойся, я заберу и отвезу на сегодня к твоей матери. А завтра все вместе Вы пойдете на матч и будете всем своим женским составом болеть за меня и восхищаться как я раздаю трендюли на лево направо.

Представив, как он завтра на льду будет раздавать всем вышесказанные трендюли, я пытаюсь засмеяться, но вместо этого из меня вылезает только невнятное бульканье.

– Тебе не отдадут Полинку. Ты же не родитель.

– Ну давай ещё этим статусом меня потыкай. Я же сказал – не сейчас! – Матвей снова охватывает ладонями мое лицо, – Если не отдадут, значит я возьму твою мать и предъявлю им для решения этого вопроса. Так подойдёт?!

– Да! – выходит почти обижено, потому что я не в том настроении, когда могу адекватно воспринимать все, что происходит вокруг меня

– Отлично! С этим решили, хоть что–то.

Он отправляет меня на такси домой, пообещав вечером заехать.

Зайдя в квартиру Покровского, первым делом я отправляюсь в душ. Мне жизненно необходимо попасть под воду. Под что–то более существенное нежели омовение фонтаном собственных слез.

Его ванная комната, как моя спальня. Этот исполин точно чувствует себя более здесь более комфортно. Наверное, ему не нужно складываться в три погибели, чтобы уместиться в ванну.

В квартире Матвея, как и всегда, пахнет чем–то очень мужским. Также, как и в его машине. Теплым деревом, кожей от дивана и немного им самим. Все настолько лаконичное и спокойное, что мне становится понятно, почему попав к нам впервые он глазел во все стороны.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Усмехаюсь про себя.

Ведь на его стенах нет ростомеров, голографических бабочек, и развешанных повсюду фотографий.

Полностью раздевшись, я нахожу его футболку и забираюсь в кровать. Вдыхая запах подушек. Этот запах дарит мне успокоение. Поэтому я быстро засыпаю. А возможно и от того, что сейчас я готова уснуть на любой горизонтальной поверхности.

Я просыпаюсь только тогда, когда чувствую, как кровать прогибается сзади и мне как на мощном магните притягивает к огромному тёплому телу.

Мммм.... Как тепло и...

Плохо!

С трудом выбравшись из одеяла я несусь к унитазу. Запнувшись по пути о его большую ногу.

Разбросался тут!

Матвей застаёт меня в обнимку с унитазом. Он молча включает воду в раковине, чтобы я смогла умыться. А сам раздевается и заходит в душ. Он смотрит на меня, словно не понимает, почему я до сих пор не голая и не рядом с ним.

– Я не пойду, – но Покровский не принимает отказов, это я уже уяснила.

Он молча вытряхивает меня из футболки и затаскивает к себе под воду. Нас окутывает пар горячей воды. Покровский встаёт такая чтобы поток с потолка бил на него. Я прислоняюсь к его телу, вода бежит по мне, как и пена от его геля. Матвей скользит по мне руками, будто снова узнавая его.

– Как ты?

Хмыкаю в ответ, давая понять неоднозначность своего состояния.

Чувствую, как пол моей рукой размеренно, спокойно бьётся его сердце и целую его в грудь. У меня нет желания заниматься сексом, у меня нет это даже сил. Потому что я практически вишу на Матвее.

Хотя это не мешает ему показать, что сам он точно готов на гораздо большие подвиги.

Я возмущённо поднимаю на него глаза:

– Я не буду заниматься с тобой сексом!

– Я вроде бы и не просил, – он фыркает, убирая воду с лица.

Смотрю на его член, который с ним явно не согласен.

– Но у тебя же...

Я до сих пор не всегда могу называть все органы ниже пояса своими именам. Матвей по этому поводу откровенно забавляется. Он следит взглядом за моим.

– У меня стояк, – соглашается он так будто я сказала ему что у него две ноги, – Ромашка, это нормальная физиология. Ты трешься об меня голой задницей, я блин, не могу не реагировать. Таков наш организм.

Он пожимает плечами и, выключив воду, заматывает меня в свой огромный халат.

Я сижу на кухне, стараясь не думать про еду. Только при взгляде на биточки и овощи, которые он достает из контейнера, мне снова становится плохо. Пока они греются, Матвей говорит с кем-то по телефону.

Он приходит серьезный и хмурый, наливая мне крепкий черный чай и ставя передо мной соленые хлебцы.

– Жуй, иначе тебя скоро ветром на улице уносить начнет.

– Я не буду, – у меня скручивает желудок одновременно и от голода, и от предчувствия внеочередного сеанса с фаянсовым другом.

– Ба сказала, тебе сейчас самое то.

Я замираю.

– Не поняла.

– Не придуривайся, Мышка, я сказал, что у тебя токсикоз и спросил, что тебе лучше есть.

Покровский продолжает есть как ни в чем не бывало, закидывая попеременно в себя овощи с биточками. Будто только что не скинул на меня бомбу, будто только что не разорвал в клочья все шаблоны.

– Откуда ты знаешь?! – я не могу даже сдержаться, чтобы не орать.

– Таня, я же не тупой. Тебя наполовину убыло, зато сиськи с мою голову. Тошнит ни с того ни с сего. Ревешь как по щелчку. Чо, я ещё должен думать?

– Не знаю, вообще это не самые очевидные признаки, – осторожно откусываю кусочек хлебца и запиваю чаем. И внимательно прислушиваюсь к себе.

– Ну начинай умничать, – Покровский смотрит на меня, откинувшись на спинку стула.

– Ты не думал, насчёт тестов?

– И?

Подталкиваю к нему телефон, открыв фотографии, сделанные с разницей в неделю.

– Ромашка, а чё с первого раза тебе было непонятно? – он смеётся, а я злюсь. Но смотрю на него в ожидании реакции. Почему он не говорит, что не готов? Или готов? Как мне, черт возьми, понять этого мужчину?

– Можно подумать тебе все понятно!

– Мне все понятно! Я тебе ребенка сделал почти сразу. А ты меня не хвалишь! – на лице Матвея растекается довольная улыбка.

Кап! Кап! Кап!

Это в чашку чая капает с плеском капает слеза, сначала одна, потом вторая, затем ещё раздается плеск.

Покровский уходит куда–то и тут же возвращается. Он пересаживает меня на свои колени.

– Хочешь летом поедем к Ба и деду. Вместе с егозой? У них большой дом. И река есть. Я тебя там искупаю.

Я реву ещё больше.

– Я плавать не умею.

– Ну я, блять, даже не сомневаюсь, – вздыхает он, – А сейчас тебя вообще не научить.

– Это почему, – шмыгнув, я абсолютно не женственно вытираю нос

– Ну я слышал, что во время беременности когнитивные способности работают не сколько по-иному

– Я не тупая!!!

– А чё ревем тогда, ничего смертельного не произошло!

– Я просто сейчас буду гиперэмоциональной. И возможно забывчивой.

– И сиськи большие.

– Покровский, ты что реально только об одном думаешь?!

Тут я вспоминаю, что он куда-то уходил.

– А ты куда уходил?

Он смеётся радостно мне в волосы и лезет в карман, с загадочным видом выкладывает на ладонь ювелирную коробочку.

Я смотрю на него не понимая, что он мне этим хочет сказать. Все мои надежды уж очень смелые, чтобы я сейчас могла на них опираться.

– Можно?

Осторожно открываю коробочку, внутри оказывается красивое кольцо с розовым камнем.

Пищу в душЕ ультразвуком.

– Ну, Ромашка, надевай, не томи, – Покровский с мальчишеской улыбкой, достает колечко из коробочки.

Я мотаю головой и протягиваю ему свою руку с улыбкой, которая угрожает порвать мое лицо. Я хочу немного покапризничать, чтобы меня понежили.

Матвей надевает мне кольцо на палец. Оно такое красивое, нежное. Оно самое потрясающее на свете!

Я снова рыдаю, прижимая руку к своей груди

– Чё замуж не хочешь?!

– Неееет, хочу просто я тебя люблюююю! – слова растягиваются потому что от плача я вообще не могу закрыть свой рот.

– Ну я тебя тоже, Плакса!

И я снова захожусь в новом приступе плача.

– Ты сегодня решила весь запас слезок выдать? – Покровский вытирает салфетками мое лицо.

– Я сейчас поняла, что хочу красивое свадебное платье!

– Ромашка, ты борзеешь на глазах, – он ржёт как бесчувственный конь. Самый лучший и заботливый конь.

Не надо уточнять меня сейчас про логику моих умозаключений – их нет.

Следующая глава - в воскресенье. Неожиданно у младшего брата настал выпускной из 11 класа. Потому что я сестра года. Всех мам, бабушек, и всех причастных поздравляю с окончанием очередного сумасшедшего учебного года! Впереди еще два месяца лета!!! А у меня - новинка. Следите за обновлениями))

28 глава. Таня

Матвей ушел под вечер. Я клятвенно заверила его, что мы будем на финальной игре. Вовсе не собиралась пропускать матч. Хотела увидеть воочию как мой любимый хоккеист будет устраивать фейерверки на льду.

Мне кажется болельщики именно этого и ждут – зрелищной игры. А Покровский мастер в этом деле.

Я бы пришла на игру в любом случае. Но вчера мне дали много причин, чтобы задуматься о моем необходимом присутствии.

Покровский сказал, что он все решит и велел мне никуда не лезть. Только я не собираюсь сидеть сложа руки. Я решила, что попробую поговорить со своим бывшим однокурсником. После выпуска его взяли в академию ФСБ. И я очень надеюсь, что в помощи он мне не откажет.

Мы с Полинкой видели Матвея перед игрой. Я очень сильно старалась не запрыгнуть к нему на шею от того какой он там стоял сосредоточенный и весь такой уверенный в себе. Я не простила его за выкрутасы с массажисткой. Но сегодня не хочу омрачать ни свое настроение, ни его. Он попросил меня ни во что не ввязываться и «разместить свою задницу в вип-ложе».

– Не лезь на первый ряд. Там сегодня мясорубка будет, – сказал мне этот невозможный тиран, и в абсолютно хулиганской манере шлёпнул меня по заднице. Прямо при моей дочери! Эту в высшей степени не уважительную выходку я стерпела. Но пообещала себе припомнить ему при первом же удобном случае.

Сделав максимально послушный вид, я заверила Матвея, что буду вести себя образцово-показательно и громко чмокнула его в губы. При всех. Наши отношения не были ни для кого секретом. А со вчерашнего дня Покровский подкинул всем ещё больше пищи для размышлений. Когда увел меня в своем джемпере в такси и из кабинета Марго всю в слезах.

Мы сидим на своих местах. Внизу толпа фанатов живёт как единый огромный дикий организм. Чуть тронь его – и вся эта масса, всколыхнувшись может выплеснуться на лёд.

Я кутаюсь в джерси Покровского, с его номером. Но здесь все равно прохладно. Полинка и мама чувствуют себя абсолютно вольготно. Мама пьет что-то из термоса уверяя всех, что это компот. Хотя всем видом это пойло напоминает коньяк.

Оля тоже в фирменном джерси. Только с номером Миши. На мой вопрос, не совпадение ли это. Она загадочно улыбнулась и сделала вид, что морковные палочки из Полинкиного набора ее волнуют в данный момент больше всех, прикрывая шею воротом свитера. Я успела увидеть на ней след, больше похожий на засос, чем на синяк. В чем она меня попыталась убедить.

На моей груди сейчас имеется такой же засос. И на заднице. Его поставил один очень неугомонный рот одного очень неугомонного хоккеиста. Поэтому я не стала настаивать на том, чтобы выпытать из нее правду. Некоторые вещи и так оказались слишком очевидными.

Рядом ниже я замечаю Марго она сидит вместе с семьёй Матвея. Выглядят они как они очень почтенная чета. Матвей не очень много рассказывал о семье. Лишь то, что его родители учёные. И видит он их реже чем президента страны на новогоднем поздравлении.

Я знаю, что его фактически вырастили бабушка и дедушка. И то, что он такой интеллигент с хулиганскими замашками нужно сказать спасибо в первую очередь им.

По его тону я поняла, что его любовь к ним безмерна. Хоть он и не часто говорит о них. И то, что рядом с ними сидит Марго меня не задевает. Я бы не хотела сейчас оказаться между двумя огнями. Ведь Марго подозревает меня в двойной игре. А его бабушка вчера узнала от своего несносного внука о том, что я беременна. Ее правнуком. И у меня токсикоз. И я не знаю, как с ним справиться. Потрясающие вводные для знакомства.

Устремив все свое внимание на лёд, я ищу этого дылду. Он там опять выписывает балеты прямо перед носом у противника.

Это финал и команда соперников тоже очень сильная. Судя по тому, что их болельщики тоже ревом поднимают крышу арены, балеты и фейерверки сегодня будут обеспечены обеими сторонами.

Покровский в ударе. Это слабо сказано. Меня переполняет гордость от того, что на мне, на нас, джерси с его номером. Его наличие тоже было необходимым условием моего присутствия здесь, наряду с «ни во что не влезать».

Я такая покорная сегодня. Всем видом ему показывая это. Хотя, судя по прищуренному взгляду и ухмылке, мне не поверили ни на грамм

Это третий период. За два периода они накидали друг другу в ворота по две шайбы. Если результат останется таким же до конца периода – судья добавит овертайм.

Наши устали. Они на пределе. Ямкин сцепился два раза с тафгаем «Локомотива». Он снова вышел с косичками в бороде, заботливо заплетенными моей непоседой. И ещё один раз – Покровский, прямо перед уходом на перерыв. По номеру я поняла, что этот самый Даня, на которого я наткнулась вчера.

Полинка во весь свой голос кричала, чтобы он навалял им люлей. Это тоже школа Покровского.

Трибуны взрываются диким шумом и свистом. Это Матвей забил шайбу прямо из мешанины у ворот соперника.

Мое сердце замирает в ожидании. Я смотрю на табло, часы показывают, что до окончания периода и игры осталось совсем немного.

И...

Победа!!!

На трибунах настоящий шабаш. Играет музыка. Все кричат и свистят. Моя мама машет шарфом. И я даже не могу сказать это компот-коньяк из фляги или опьянение от победы.

Мы все радостно смеемся и прыгаем.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Полинка орет:

– Натянули лохомотов!!! Гы-гы-гыыыы!!!

Нужно будет организовать им с Покровским хорошую взбучку за такой лексикон.

Но пока что в общий гомон и гул смешиваются все кричалки, песни и свист.

Игроки выходят на послематчевое рукопожатие. Я вижу, как Матвей встречается с моим недавним знакомым из «Локомотива». Сказать, что их рукопожатие далекое от дружеского, это ничего не сказать. Они ухмыляются друг другу как бандерлоги. У одного наложены на брови наложены медицинские стрипсы. А у Покровского рассечена верхняя губа.

Буду целовать его теперь со всей осторожностью. И именно это желание заполняет меня сейчас полностью.

Я смотрю как радостно они держатся за кубок. И кчают Покровского. Накидываются на него как куча огромных оболтусов. С потолка сыпется разноцветные шарики и конфетти. А большие ростовые усатые символы клуба танцуют под победные песни.

Подождав пока народ немного начнет расходится. Я решаю зайти в кабинет. Надеюсь взять оставленный мною вчера кардиган не является ни для кого преступлением. Потому что я замёрзла окончательно.

Договорившись встретиться с мамой и Полинкой у выхода, я оставляю их.

Коридоры переполнены людьми, по угрюмым лицам и сорванным шарфам легко можно опознать фанатов «Локомотива».

Открыв дверь кабинета, я вижу, как Паша сидит за моим компьютером, усердно что-то копируя на флешку, торчащую из гнезда ноутбука

События нескольких дней лихорадочно начинают складываться в единую картинку. Корявую и некрасивую.

– Тоже погреться пришел?

Техник, дернувшись от неожиданности, вскидывает удивлённо на меня взгляд и замирает:

– Ты чего тут?..

Я подхожу к столу, на экране компьютера открыты служебные документы, выписки из медицинских карт игроков, копии их дел.

– Показать, где все дела?

Паша пытается закрыть папки, но все время попадает курсором в ненужные кнопки. Чертыхнувшись, он с силой пинает кашпо с ни в чем неповинным фикусом. От удара оно разваливается на куски и оттуда выкатывается ещё один «Дар богов».

Арсенич пошел по проторенной дорожке.

Я взглядом слежу как докатившись до ножки стола бутылка, зазвенев разворачивается, указав пробкой прямо на нас.

– За хером ты сюда припёрлась?! – Паша закрывает глаза, – Тебя же отстранили.

– За кофтой, я замёрзла. Там кондеры с ума сошли, – почему я оправдываюсь? – Это ведь был ты? Ты отправил документы с моего компьютера? Но зачем?!

– За тем, что мне предложили большие деньги и хорошую работу, – он спокойно встаёт из-за стола и поднимает бутылку коньяка. Отпив немного из горлышка, морщится и указывает бутылкой прямо на меня, – а ты очень кстати подвернулась. К тому же отказала одному очень серьезному человеку. Помахав своим хахалем прямо перед его начальничьим носом. А так поступать ни в коем случае нельзя. Они этого не любят! – он машет пальцем прямо перед моим носом.

– Подожди, ты Золотарёва имеешь ввиду? – я пытаюсь его отвлечь. Потому что он стоит ко мне ближе, чем я бы того хотела. До меня доносится кислый запах выпитого алкоголя.

И его взгляд мне совсем не нравится. Он злой и холодный. Холоднее, чем весь воздух на арене. Желудок начинает бунтовать и сжиматься.

Паша зло усмехается:

– А что ты ещё кому-то отказывала? Или ты только молодым хоккеистам себя пользовать даёшь? – он прижимает меня к столу, – Давай и я тоже попробую. Может пойму, чё с тебя Покровский не слазит.

Все его слова как ушат грязи, но меня они мало трогают. Я пытаюсь вырваться, и подняв колено хочу заехать ему прямо между ног. Только из-за того, что он зажал меня, не удаётся сделать это со всей силы. Поэтому в ответ мне прилетает пощёчина. Всю щеку будто обдает огнем, а в голове воцаряется звон, за шумом которого я слышу, злобное:

– Сучка, – и лезет ко мне в рот языком.

Даже сквозь острые слезы и боль, я вижу, как он через мгновение отлетает от меня.

Совершив красивый пируэт над столом, техник тяжелым мешком падает за столом.

Это Матвей его туда отправил. Он стоит передо мной без формы – в одном нательном. Я кидаюсь ему на грудь, хватаясь за него как за единственную мою опору.

Он сильно и часто дышит, злобно с присвистом. Запрокинув мою голову, Матвей внимательно осматривает мою щеку. Она до сих пор горит, будто ее прижгли чем-то более страшным, нежели удар мужской ладонью. Только сейчас я чувствую, как во рту собирается ни с чем не сравнимый вкус железа. Языком проезжаюсь по зубам и по щеке, найдя в каком месте зубы распороли мне щеку.

– Он тебе свой язык в рот пытался засунуть? – Покровский по-прежнему не отводит от меня взгляда.

Зрачки на адреналине почти полностью заполнили радужку. От этого его глаза стали очень темными. А крылья носа расширились, сделав его лицо хищным и бешенным.

– Я бы ему его откусила, – говорю совершенно уверенная в этом, – Матвей это он! Он все доки с моего компа слил.

Покровский пинает ногой руку Паши, которая торчит из-за стола. Оттуда же раздается какой-то невнятный стон.

– Ты меня плохо слышала, когда я сказал, где именно нужно меня ждать?

– Я замёрзла и пошла искать свою кофту.

– А нашла этого придурка. Ты магнитом их всех собираешь? – он возмущается, легонько тряхнув меня.

В этот момент в кабинет врывается охрана и за ними Владимир Николаевич вместе с тренером. Глава безопасности мрачным взглядом окидывает кабинет, найдя глазами ноги техника, сложившегося за столом.

Покровский кивает на него головой:

– Забирайте.

Он снова смотрит на меня, нахмурившись:

- Пойдем?

Я киваю. Но кто-то из охраны задевает рукой початую бутылку, оставленную на крае стола, и она опрокидывается вместе с содержимым, разбившись на осколки.

Боже!

Запах тысячи клопов, раздавленных и уморенных в спирту, достигает моего носа.

Я, быстро отклонившись от Покровского, ищу хоть какую-то спасительную ёмкость. Но самую ближайшую возможную у моего стола Паша разбил ногой в психах от моего появления. Поэтому все что я смогла в себя затолкать утром, и то что не вышло в унитаз после, с успехом выходит на ноги техника. Он снова стонет.

Покровский быстро открывает окно и подводит меня к створке. Хмыкнув, он смотрит на безобразие, которое устроили мы с его ребенком:

– Ну, в принципе, и так тоже можно.

Я закрываю глаза, и часто дышу в попытках вобрать в себя больше чистого воздуха.

– Ты как? – Матвей гладит меня по спине.

Помахав ему пальцами в воздухе, что могло быть и лучше, задерживаю воздух в лёгких и стремглав выхожу из кабинета.

До меня доносится недовольный бас главы безопасности:

– Ну и что нам теперь с ним делать?

Ему отвечает Матвей довольным голосом:

– Вам – не знаю, а мы сейчас праздновать пойдем. Моя Ромашка, уже выдала салют!

В кабинете раздается раздражающий смех.

Ммм... Придурки!!!

Завтра будет эпилог. А пока приглашаю всех познакомиться с легкой летней историей.

В которой имеется: девушка с жаждой приключений в одном месте - 1 шт, взрослый мужчина, которому все это не сдалось - 1 шт, литры малины, клубники и горы хорошего настроения.

P.S. Ни один медведь при написании повести на пострадал!

Я вляпалась в очень неприятную ситуацию. Снова.

Я случайно напала на мужчину, который посчитал мою любовь детской и не нужной. А меня - девушкой с жаждой приключений в одном месте.

Поэтому теперь он лежит между кустов малины, вместо медведя, от которого я спасалась посредством дубинки.

И кажется... Не дышит.

Возможно, он был прав, когда говорил, что я его угроблю.

Надеюсь не на смерть!

ЭПИЛОГ

Ну что? Мы чемпионы! Я не сомневался в том, что мы можем выиграть. Я не сомневался ни в себе, ни в ребятах. Игорь за год вывел нас на пик формы.

Хотя игра, как и жизнь – произойти может всякое.

Например, я бы никогда не думал, что в двадцать два года у меня будут реальные шансы стать отцом.

Как и то, что предложение я сделаю через месяц после начала отношений.

А также то, что урод Паша будет проворачивать махинации, в которых начнут подозревать мою Ромашку.

Как Игорь объяснил все представление с отстранением и показательным проходом нужны были лишь для того, чтобы убедить одного конкретного человека в своей безнаказанности. Мне не дали предупредить Таню. Потому что у нее всегда на лице все написано.

Покер, не ее игра.

Я себя в бараний рог закрутил, чтобы позволить все это провернуть. Я не учел только одного, что Таня окажется не в то время и не в том месте. Хотя, чему здесь удивляться?!

Короче получил козел Павлик по рогам. От меня и моей мышки. Больше ему особо ничего сделать и не смогут. Как оказалось, Павлик теперь гражданин другой страны. Так что ему воздалось.

Я познакомил Таню и Полинку наконец со своими предками.

Дед растекся от знакомства с этими девушками в кашу. Особенно после того как, старшая пообещала выпить с ним после того как ей снова будет можно. А ее знакомые привезли огромный кувшин грузинского домашнего вина. Не знаю, как оно ей досталось. Только у нее связей по всему городу пруд пруди. Арсенич, мне не ни за что не отдаст.

Полинка тоже не оставила моих стариков равнодушными. Потому что сидела у деда на коленках и тренькала с ним на гитаре Трофима. А на следующий день пошла с моей Ба на экскурсию в картинную галерею.

Ну я же говорил, что они у меня исключительные.

Кажется когда-то я говорил, что всегда в уверен в том, что говорю и делаю. Так вот сейчас я вообще нахожусь в полном рассинхроне. Женщины моего невыносимого семейства решили, что лето нужно провести на их даче без всяких перелетов «по заграницам». Потому что «наше – здоровее».

Я с женщинами не спорю, сейчас – тем более.

Поэтому я лежу на кровати рядом с одной сопящей козюлиной и наглаживаю ее живот. То, что его стало видно, разрывает меня в клочья. Это означает, что у нашего ребенка из абстрактной фасольки начали появляться ручки, ножки, головка с упёртым мозгами. И другие жизненно важные органы.

Надеюсь это будет пацан.

Я не против и девочки. Но с пацаном как-то все более понятно. И не так страшно. Ему, то есть животу четыре месяца. Мне в августе снова на сборы. Хер его знает, как я их оставлю.

Мы уже приняли решение, об увольнении. Все-таки эта история, которая произошла под финал кубка для таких зубастых акул как наша Марго. Точно не для таких бедовых ромашек.

Веду пальцем по животу. У нее созвездие родинок прямо внизу живота. Две на самом животе, одна прямо на сгибе. Я целую их, сходя с ума. Это теперь мой любимый путь. От ее сладкого заумного ротика, к шее, к родинке на левой груди. После нее – маленькие нежно розовые ягодки сосков, снова маленькая родинка на солнечном сплетении, две – на тазобедренной косточке и последние практически на лобке. А затем розовая в цвет сосков киска. Она у нее такая же деликатная и нежная... как и сама хозяйка.

Последняя сейчас очень внимательно наблюдает за мной, распахнув широко, как лемур, свои большие глаза. По тому куда я веду, понятны мои дальнейшие действия. Таня за мной вообще всегда так наблюдает, пристально и с удивлением. Словно я сам для нее максимально неизведанное существо.

От этого меня так прёт. Что хочется каждый раз делать для нее все, от чего она снова так на меня будет смотреть.

Хотя чаще она смотрит на меня строго, наморщив лоб, сдвинув брови. По этому взгляду я понимаю, что на мою многострадальную голову посыплется гора шишек и польется поток критики. Меня это не грузит даже близко. Потому что ништяков мне тоже не хило перепадет. Уломать ее на секс, мне не стоит вообще ничего. И все что она стает способна выкрикивать: «Ещё Матвей!».

Вот так-то! Не только она умеет выкручивать!

Завтрак в нашей семье происходит по разыгранному сценарию:

– Я это не хочу!

Ага, что-то знакомое

– А что ты хочешь, родная? – главное не вдаваться в подробности, иначе есть риск наткнуться на абсолютно неожиданный выбор.

– Не знаю! – Таня дует губы, потому что не видит желанной еды на столе.

Полчаса назад желанной были сосиски и омлет. Сейчас что-то изменилось. И судя по ее взгляду, я должен угадать что. Я же экстрасенс.

Спокойно!

Стоит лишь выяснить, чего не барская душенька изволили на сегодня.

– Может кашки?

– Какашки! – интеллигенция недоделанная, – Хочу малину.

– Пффф! – несу обжорке малину.

Она с удовольствием облизывает свои пальчики от малинового сока. Заедая это все омлетом с сосисками.

Тоже норм! Главное, чтобы не бухтела.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Почесывая языком зубы не без удовольствия наблюдаю за тем, как на тарелке омлет уменьшается в геометрической прогрессии. Это называется «нет аппетита». Если бы он был, то омлета было раза в два больше.

И я не оговорился про «нашу семью». На ее пальце теперь кольцо, как и на моем. Таня отмутила у меня свадьбу. Ну так я особо и не был против.

Честно говоря, я немного офигел на свадьбе от ее вида. Потому что Таня держала в секрете как будет выглядеть.

Увидел ее платье я только на регистрации. И немного прибалдел. По дорожке она шла вместе с дочерью. Обе в белых платьях. Полинка решила, что не может уступить матери. И любимый розовый был отодвинут на второй план.

Все платье было обшито какими-то блестящими бусинками, от этого все платье переливалось и играло на солнце. Спора нет – красиво! Откуда взялся разрез до задницы?!

Потому что ты перестал интересоваться свадьбой на этапе выбор даты.

Я вообще никак не участвовал в подготовке. Все заботы с меня сняли женщины моей семьи.

Единственное что я попросил это не скрывать живот платьем. Потому что чувствую неебически огромную гордость за то эта женщина стала моей женой, и я смог заделать ей ребенка, несмотря на то, что выкобенивалась она из всей силы.

На свадьбу со мной Таня неслась, в буквальном смысле, сломя голову.

Потому что, если я сказал, что нужно ехать вместе, то нужно, блин, ехать вместе.

Но моей затейнице захотелось сделать все по-своему. Поэтому на заказанной машине она встала в пробке. Как будто я не предупреждал.

Я, черт возьми, чуть не поседел в этом сраном шатре, пока они вместе с таксистом проживали сцены из фильма «Такси». Первому попавшемуся таксисту она зарядила пятерку, чтобы добраться до загородного комплекса, где проходила наша свадьба. Мне не жалко, но я видел, как он с выебонами подогнал прямо к воротам.

Мне до сих пор ее отшлепать за это охота.

Успокаивало меня только одно, что моя будущая жена беременная женщина. А с беременностью ее умственные способности меня откровенно веселят.

Таня до сих пор злится, если я напоминаю ей об этом. Только я до сих пор помню, как она упорно варила кофе с фруктами в кастрюльке вместе каши, а в раскаленную турку засыпала творог. Этот запах будет вызывать у меня рвотный рефлекс ещё долго.

Сейчас я понимаю, что до этого моя выдержка почти не использовалась. Сейчас меня практически не бесит ее маленькие капризы – в двенадцать ночи поесть ананас.

Грани моего терпения раздвигаются прочно и с упертой решимостью моей беременной жены.

От чего я сам охреневаю до сих пор, так это от того, что я и не против. Потому что я не хочу, чтобы она со своими капризами, хотелками и проблемами обращалась к кому-то другому. Наверное, я поэтому ей ребенка так быстро заделал.

Я тогда не осознавал что люблю ее. Даже говорил ей какие-то дико умные мысли по этому поводу. Но сейчас я уверен в этом как никогда.

Никому из тех, с кем я встречался мне не хотелось давать столько внимания и заботы. Ну так никто меня так и не награждал за это. Они обе награждают.

Родной папаша Полинки не старается радовать дочь своими частыми визитами. Как только он понял, что место занято глубоко и надежно, свалил в закат. Забыв исправиться, о чем он так рьяно обещал Тане.

Полинка прямо после клятвы спросила возьму ли я ее в свои дочери. Честно признаться, я с трудом удержался, чтобы не разныться как девчонка. Чего нельзя сказать о всех остальных моя бабушка и будущая теща угрожали затопить всю лужайку и шатрами своими слезами. А ее мать я удержал тем, что успел поцеловать и отвлечь.

На мои поцелуи Таня вообще всегда реагировала моментально. А после дикого токсикоза и одуряющих эмоциональных качелей ее либидо просто пошло во все тяжкие.

Я не прочь сделать ей ещё одного ребенка. Но сделать это мне не дают память о ее токсикозе, из-за которого Таня похудела на десять килограмм и большее напоминала жертву анорексии, чем беременную женщину. Ну и еще инстинкт самосохранения. В первое она угрожала затопить меня слезами. Сейчас – просто утопить.

Во второй раз мои границы раздвинулись на детской площадке. Когда Полинка играла с девочкой. Она постоянно звала своего папу, чтобы он посмотрел, как ловко у нее получалось лазить по спортивным снарядам.

Моя умница смотрела на их действия, а затем на меня. Ее родившееся решение я увидел прямо на курносой мордахе. Со словами: «Папа я щас покажу как умею забираться по верёвке», она позвала меня.

Я старался идти со всей невозмутимостью. Но, по-моему, я просто радостно несся по площадке, чтобы еще раз увидеть, как моя дочь вскарабкивается по верёвке. Потому что я ее научил этому!

НОВИНКА!!! Навеяна летом, закатами и полным счастьем!

Я вляпалась в очень неприятную ситуацию. Снова.

Я случайно напала на мужчину, который посчитал мою любовь детской и не нужной. А меня - девушкой с жаждой приключений в одном месте.

Поэтому теперь он лежит между кустов малины, вместо медведя, от которого я спасалась посредством дубинки.

И кажется... Не дышит.

Возможно, он был прав, когда говорил, что я его угроблю.

Надеюсь не на смерть!

Конец