Бар или (как меня трахнули после драки) (Как меня ебали)

Меня зовут Никита. У меня лицо, от которого люди морщатся — не от отвращения, а от непонимания. Слишком мягкий овал, слишком нежные черты. Глаза большие, серые, с влажным блеском, будто я только что проснулся или вот-вот заплачу. Ресницы — густые, темные, неестественно длинные для парня. Когда я устаю, под глазами появляются фиолетовые тени, и тогда я вообще становлюсь похож на больную актрису из какого-нибудь старого фильма. Нос небольшой, с едва заметной горбинкой, которая скорее милая, чем мужественная. Губы — вот это отдельная история. Пухлые, розовые, с четким контуром. Когда я нервничаю, я их кусаю, и тогда они становятся еще ярче, будто накрашенные. Волосы светлые, тонкие, до плеч. Если их не убирать, они обрамляют лицо мягкими волнами, делая его еще более округлым и женственным. Я пробовал короткие стрижки — выглядел как переодетая девочка. А еще у меня ямочки на щеках. Они появляются, когда я улыбаюсь, а я почти не улыбаюсь. Тело мое — это вообще отдельный разговор. Плечи узкие, покатые. Ключицы выпирают, будто пытаются прорвать кожу. Грудь плоская, но соски слишком заметные, слишком розовые на фоне бледной кожи. Живот мягкий, чуть впалый, с едва заметной линией, делящей его пополам. А вот бедра... Бедра у меня широкие, округлые, с плавным переходом в полные, выступающие ягодицы. Джинсы вечно жмут в бедрах, но спадают с талии. Когда я иду, ткань натирает внутреннюю сторону бедер, и к концу дня там появляется раздражение. Ноги не худые — в бедрах плотные, с целлюлитом, который проступает, если сжать кожу пальцами. Икры тонкие, изящные, с хрупкими лодыжками, которые так и просятся, чтобы их украсили браслетом. Руки — единственное, что хоть как-то выдает во мне мужчину. Длинные пальцы, выступающие вены, но даже они кажутся слишком изящными, слишком "не мужскими". Учусь на третьем курсе филфака. Не потому что люблю литературу — просто когда подавал документы, в голове была каша из полуночных мыслей и родительских ожиданий. Теперь три раза в неделю бреду на пары, пряча волосы под капюшон, пока одногруппники перешептываются за моей спиной. Живу в общаге, в комнате с треснувшими обоями. На столе — стопка непрочитанных книг, ноутбук с отклеивающейся клавиатурой и пустая чашка из-под кофе. По утрам, пока сосед Игорь храпит за тонкой перегородкой, я крашусь — легкий тон, прозрачная пудра, чтобы скрыть синяки под глазами. Не то чтобы мне нравилось это делать. Просто без макияжа ко мне чаще цепляются взглядами.

Алина — моя девушка. Мы познакомились на первом курсе, когда она приняла меня за новую одногруппницу. Алина учится на журналистике, пишет статьи для студенческой газеты и постоянно пахнет яблочным шампунем. У нее теплые руки и привычка прикусывать нижнюю губу, когда она читает мои черновики.

— Ты пишешь, как затюканный старик, — говорит она, зачеркивая целые абзацы красной ручкой. — Хватит прятаться.

Но я прячусь. Каждую среду Алина приводит меня в кафе возле универа, где подают жидкий капучино. Она заказывает два круассана, один — мне, хотя знает, что я его не съем. Пока она рассказывает о своих статьях, я разламываю выпечку на крошки и смотрю в окно, где прохожие сливаются в серую массу.

— Ты сегодня опять не слушаешь, — вздыхает Алина.

Я киваю, но она уже достает телефон и листает ленту, оставляя меня наедине с моими мыслями и крошками на тарелке. Алина была красива небрежной, дешевой красотой — той, что не скрывает своего происхождения. Волосы, выгоревшие на солнце до медового оттенка, собранные в неаккуратный пучок, из которого торчали рыжие прядки — следы неудачного домашнего окрашивания. Глаза — зеленовато-серые, с темными кругами под ними, будто она вечно не высыпалась. Нос слегка вздернут, на левой скуле — едва заметный шрам от подросткового прыща, который она когда-то разодрала ногтями. Она носила потрепанные джинсы с вытянутыми коленями и майку с выцветшим принтом какой-то забытой группы. На ногах — кеды с отклеивающейся подошвой. Но когда она закусывала нижнюю губу, обнажая чуть кривые клыки, в этом была какая-то дикая притягательность.

— В «Перекрестке» сегодня скидка на коктейли, — сказала она, тыкая пальцем в экран телефона. — Два шота за цену одного.

Я поморщился:

— Ты же знаешь, я не...

— О, да ладно тебе, — Алина фыркнула, закидывая ногу на ногу. Ее кеды болтались на кончиках пальцев, обнажая дырявый носок. — Сидим тут, как два овоща. Хоть куда-то выйдем.

Она не любила тишину. Когда между нами наступало затишье, Алина начинала нервно щелкать зажигалкой или ковырять лак на ногтях. Сегодня она разрисовывала ручкой себе пальцы — какие-то корявые звезды и спирали.

— Я не хочу в бар, — пробормотал я, глядя, как она выводит очередной кривой узор. — После алкоголя я...

— Становишься интересным? — она резко подняла голову, и ее глаза блеснули. — Ну наконец-то.

Я помнил, что было в прошлый раз: разбитая бутылка, мои крики, ее слезы. Но Алина уже встала, швырнула мне куртку — я не успел поймать, и она шлепнулась на пол.

— Одевайся, тряпка, — сказала она без злобы, скорее устало. — Или я пойду одна и найду себе кого-то повеселее.

Это не было угрозой — просто констатация факта. Я поднял куртку, стряхнул пыль.

— Ладно, — вздохнул я. — Но только на час.

Алина усмехнулась, достала из кармана жвачку и сунула ее в рот.

— Конечно, — она разжевала, громко чавкая. — Как всегда.

— Ну что, Никитушка, доставай свою фирменную пару — эти джинсы, в которых твоя пятая точка выглядит, как два спелых персика в марлевом мешочке?

Я закатил глаза:

— Прекрати. Это просто штаны.

— Ой, да ладно тебе! — Она вскочила и похлопала меня по ягодицам. — В этих «просто штанах» наш физрук на первом курсе чуть в обморок не упал, когда ты наклонился за ручкой.

Я нахмурился:

— Ты это всё выдумываешь.

— Ага, конечно, — Алина сделала преувеличенно-мечтательное лицо

Она залезла в мой шкаф и с торжеством вытащила обтягивающую белую футболку:

— О, идеально! В этом твои соски будут просвечивать, как два сигнальных огонька в тумане. Надевай, а то вдруг кто-то в баре захочет проверить, настоящие ли у тебя грудные железы.

— Ты совсем с катушек съехала! — я попытался вырвать футболку, но Алина ловко увернулась.

— Не стесняйся, дорогой, — она сладко потянула слова. — Помнишь, как тот бармен в прошлый раз налил тебе двойную порцию и всё время смотрел не в лицо, а куда-то на уровень твоего пояса?

Я покраснел:

— Он просто...

—. .. просто оценивал ассортимент? — Алина закончила за меня, делая неприличный жест руками. — Ладно, ладно, не кипятись. Хотя, если бы ты немного поработал над своей... ну, осанкой, мы бы могли неплохо зарабатывать в этом баре.

Перед выходом она вдруг серьезно посмотрела на меня:

— Слушай, а если сегодня к тебе подсядет какой-нибудь мускулистый тип, ты хотя бы попробуешь изобразить, что тебе это не нравится? А то в прошлый раз ты так жалобно покраснел, что у него, наверное, до сих пор в телефоне твои фотки хранятся.

Я швырнул в нее подушкой, но Алина только рассмеялась и, ловко поймав ее, шлепнула меня той же подушкой по мягкому месту:

— Ой, прости, не удержалась! Хотя, если честно, это самое мягкое, что у тебя есть сзади.

Когда мы выходили, она шепнула мне на ухо:

— Не переживай, я буду следить, чтобы никто не утащил моего мальчика. Ну разве что... за очень хорошие деньги.

Я только вздохнул и покорно поплелся за своей мучительницей, чувствуя, как предательски обтягивающие джинсы подчеркивают каждое движение моих бедер.

Бар:

Дверь захлопнулась за нами, отрезая шум улицы. Внутри пахло древесным лаком, перегоревшим кофе и чем-то сладковато-приторным — как духи дешёвого сорта. Бар был полупуст: у стойки сидел мужчина в кожаной куртке, в углу две девушки шептались, обхватив бокалы длинными пальцами. Алина провела меня к столику у дальней стены, её движения вдруг стали плавными, почти бережными.

— Садись спиной к стене, — тихо сказала она. — Чтобы тебя не было видно со входа.

Я кивнул, благодарный за эту маленькую уступку. Но бармен — широкоплечий, с татуировкой на выбритом затылке — уже заметил нас. Его взгляд скользнул по моей фигуре, задержался на обтягивающей футболке, потом перешёл на Алину.

— Чё вам? — буркнул он, подходя.

— Два виски — ответила Алина, нарочито грубовато. — И солёных орешков.

Когда он ушёл, она наклонилась ко мне:

— Никит, дыши глубже. Ты сжимаешься, как пружина.

Я разжал пальцы на стакане — они побелели от напряжения.

— Прости, — пробормотал я. — Просто...

— Знаю, — она положила свою ладонь поверх моей. Её кольца были холодными. — Но ты не обязан никому ничего доказывать.

Из угла донёсся сдавленный смешок. Одна из девушек — рыжая, с пирсингом в брови — рассматривала меня, потом что-то сказала подруге. Та фыркнула.

Алина резко повернула голову в их сторону.

— Есть проблема? — её голос прозвучал неожиданно громко.

Девушки замолчали. Рыжая покраснела и уткнулась в телефон.

— Не обращай внимания, — Алина снова заговорила тихо, только для меня. — Они просто завидуют. У тебя попа лучше.

Я хмыкнул, несмотря на себя. Бармен принёс напитки. Поставив передо мной стакан, он на секунду задержал руку — будто случайно задел моё запястье.

— Крепкий для тебя, — пробормотал он. — Может, лучше коктейль?

— Он будет пить то, что заказал, — Алина впилась в бармена взглядом. Тот пожал плечами и отошёл.

Я потянулся за виски, но Алина остановила меня:

— Подожди. Давай я добавлю воды.

Она налила из графина, разбавляя мой напиток почти вдвое. Её движения были осторожными, почти материнскими.

— Спасибо, — я прошептал.

— Не за что, — она улыбнулась, но в уголках её глаз собрались тонкие морщинки — усталые, незнакомые. — Просто... не торопись.

Мы пили молча. Виски жгло горло, но после третьего глотка стало легче. Я расслабил плечи, позволил спине коснуться стула. Алина наблюдала за мной, иногда поправляя свои волосы — механический жест, который выдавал её напряжение.

— Ты знаешь, — вдруг сказала она, — мне нравится твоя... непохожесть.

Я поднял брови.

— Правда. Ты как... не из этого мира.

Она потянулась через стол, поправила мой воротник — нежно, без привычной грубоватости.

— Но если тебе здесь некомфортно... мы можем уйти.

Я посмотрел на её пальцы — облупленный лак, след от ручки на указательном. На её лицо — без насмешки, без маски.

— Нет, — неожиданно для себя ответил я. — Давай останемся.

Алина кивнула и отхлебнула виски. В её глазах мелькнуло что-то вроде облегчения. Бар постепенно гудел, как раскалённый улей. Всё больше мужчин заполняли помещение – кто-то в засаленных комбинезонах после смены, кто-то в мятых офисных рубашках. Дым и смех висели в воздухе, а Никита, сжавшись за столиком, чувствовал, как на него то и дело скользят взгляды. Никита встал, чтобы пройти в уборную. Его узкие джинсы и мягкая походка сразу привлекли внимание.

— Эй, деваха, подожди-ка! – окликнул его коренастый мужчина с татуировками на шее, перегораживая коридор. – Ты куда это так спешишь?

— Я не… – Никита попытался пройти мимо, но тот ловко перехватил его за талию.

— Ой, да ладно, – мужчина усмехнулся, его пальцы впились в Никиту чуть ниже, чем следовало бы. – Что, стесняешься? Давай я тебе дверь покажу…

Никита резко дёрнулся, но мужчина не отпускал. В этот момент из-за угла вышла Алина, её глаза блестели от виски и азарта.

— Ой, а что это у нас тут? – Она подошла вплотную, её голос звучал сладко, но в нём чувствовалась сталь. – Ты чего моего парня трогаешь?

Мужчина замер, оценивая её.

— Парня? – Он фыркнул. – Да ладно, это ж…

— Да, парня, – Алина положила руку Никите на плечо, её пальцы сжались чуть сильнее, чем нужно. – И если ты сейчас не уберёшь свои лапы, я тебе их отломаю и засуну туда, куда ты так стремишься. Мужчина заколебался, но Алина уже достала зажигалку и щёлкнула ею прямо перед его лицом.

— Иди-ка ты, дружок, – она улыбнулась, но в её глазах не было ни капли веселья. – А то вдруг случайно загорю.

Он буркнул что-то невнятное и ушёл.

Алина повернулась к Никите, её лицо смягчилось.

— Всё в порядке?

— Да, – Никита кивнул, но его руки слегка дрожали.

— Ладно, – она потрепала его по щеке. – Возвращайся к столику, а то тут слишком много… желающих познакомиться.

Пока Никита был в туалете, Алина развалилась у стойки бара, заказав ещё виски. К ней тут же подсел высокий брюнет в дорогой рубашке.

— Ты одна? – Он улыбнулся, демонстрирую белые зубы.

— Нет, – Алина сделала глоток, её губы блестели от алкоголя. – Но мой парень ненадолго отошёл.

— Парень? – Мужчина огляделся. – Где он?

— А вот идёт, – она кивнула в сторону Никиты, который как раз возвращался.

Брюнет фыркнул:

— Да ладно? Это же…

— Да, это он, – Алина улыбнулась, её пальцы поиграли с ободком стакана. – Красивый, правда?

Мужчина заколебался, но Алина уже наклонилась к нему, её голос стал тише, но от этого только опаснее:

— И если ты хоть раз неправильно на него посмотришь, я тебе глаза выцарапаю. Понял?

Он отодвинулся, но Алина лишь рассмеялась и вернулась к Никите, оставив брюнета в недоумении.

— Ты чего так долго? – Алина обняла Никиту за талию, её пальцы скользнули чуть ниже, чем нужно. – Я тут без тебя скучала.

— Я… – Никита покраснел. – Там один тип пристал.

— Ага, знаю, – она ухмыльнулась. – Видела, как ты вырвался. Хотя, может, тебе понравилось?

— Алина!

— Ладно, ладно, – она засмеялась, но её рука осталась на его бёдрах. – Просто проверяю, всё ли на месте.

В этот момент к их столику подошёл бармен, поставив ещё два стакана.

— От того дяди в углу, – он кивнул на грузного мужчину, который явно оценивал Никиту. – Говорит, для «милой парочки».

Алина подняла бровь, потом взяла стакан и чокнулась с Никитой.

— Ну что, «девушка», – её голос звучал игриво, но в нём была лёгкая дрожь. – Пьём за твоих поклонников?

Никита вздохнул, но рюмку взял.

В баре царила лёгкая, почти привычная для Алины атмосфера — тёплый полумрак, смешанные голоса, ленивые переливы музыки. Она сидела за столиком, медленно потягивая коктейль, пока Никита снова куда-то исчез — то ли в туалет, то ли на перекур, то ли просто чтобы не сидеть на месте. Она уже перестала считать, сколько раз он вставал и уходил, будто их вечер состоял из коротких всплесков общения и долгих пауз. Никита затянулся последней затяжкой, раздавил окурок о подошву ботинка и, лениво выдохнув дым, направился обратно в бар. Через полупрозрачную стеклянную дверь он заметил, что к их столику подсел какой-то тип у стойки, развалившись на барном стуле, она смеялась слишком громко, запрокинув голову. А перед ней – коренастый тип в натянутом тельняшке, с перебитым носом и медвежьими лапами вместо рук.

— Ну ты даёшь, девочка! – хрипел мужчина, загребая её взглядом от рваных колготок до влажных от виски губ.

Алина лениво крутила в пальцах его зажигалку – дешёвую, с голой девкой на корпусе.

— Я тебе ещё не то могу дать, – она ухмыльнулась, нарочито медленно облизнув край стакана.

Никита замер.

Мужчина заметил его первым. Прищурился, потом громко рассмеялся:

— О, это что, твой пацанчик? – Он показал подбородком на Никиту. – Да ладно, такой сопляк тебя даже за щёку ущипнуть не сможет!

Алина обернулась. Её глаза блестели мутным блеском, но в них не было ни капли удивления.

— Никита! – Она протянула руку, пальцы чуть дрожали. – Иди познакомишься, это Серёга. Он, оказывается, в тех же местах сидел, где мой дядя!

Серёга лениво протянул лапищу:

— Ну чего, красавчик, пожмём? Или ручки бережёшь?

Никита почувствовал, как по спине пробежали мурашки.

— Алина, – его голос звучал чужим. – Мы идём?

Она закусила губу, посмотрела то на Серёгу, то на Никиту. В баре вдруг стало тихо.

— Ты же не ревнуешь? – Алина вдруг засмеялась, но смех вышел колючим. – Он просто пошутил!

Серёга громко хлопнул по стойке:

— Да ладно, парень, я же по-доброму! – Он вдруг потянулся и шлёпнул Алину по бедру. – Ну разве такого коня упустишь?

Никита увидел, как её пальцы судорожно сжали край стойки. Но она не отодвинулась.

— Всё, – Никита повернулся к выходу.

— Никит! – Алина дёрнулась было за ним, но Серёга ловко подхватил её за талию.

Никита развернулся, пошатываясь. Его тонкие пальцы с облупившимся лаком сжались в дрожащие кулаки.

— Эй, Серёга, — голос его звучал хрипло, с пьяной надрывностью, — ты же не просто мразь. Ты — ходячее клише. Сидел, да? Ну конечно сидел. По лицу видно — вся жизнь в тюремной столовке прошла, жрал баланду и мечтал потрогать хоть что-то женское.

Серёга медленно выпустил Алину. Его лицо — грубое, с приплюснутым носом — расплылось в ухмылке.

— Ого, — прохрипел он, — пидрилка научилась слова складывать. Ну-ка, повтори, если яйца есть.

— О, извини, — Никита сделал преувеличенно изящный жест, — я забыл, что у тебя с языком проблемы. После того как ты... как это было... ах да — сосал у сокамерников за пачку чая.

В баре повисла тяжёлая тишина. Даже шансон из колонок будто притих, когда Серёга медленно провёл ладонью по щетине и плюнул на пол перед Никитой.

— Пацанчик, — голос хриплый, как будто горло перетёрто наждаком, — пойдём, обсудим твой гнилой базар на свежем воздухе? А то тут суки мокрые мешаются.

Его дыхание пахло перегаром и чем-то прогорклым. Алина резко встала между ними, прикрывая Никиту собой.

— Серёжа, хватит, — её голос звучал твёрдо, но в глазах читалась тревога. — Он не хотел тебя задеть. Давай без этого.

Серёга оскалился, обнажив кривые зубы:

— Ты чего, защитница нашлась? — Он наклонился ближе, и Никита почувствовал, как его тело напряглось. — Или может, он сам за себя не может ответить?

Бар замер. Кто-то за стойкой закашлялся, кто-то перешёптывался. Все ждали, чем это кончится.

Алина не отступала.

— Он ответит, если захочет, — она повернулась к Никите, её взгляд стал мягче. — Но это не стоит того, правда?

Никита молчал. В груди бушевало что-то горячее и колючее, но её слова словно приглушали этот огонь.

Серёга фыркнул, отступил на шаг.

— Ладно, — он бросил взгляд на Никиту, полный презрения. — Раз твоя девчонка за тебя решает, можешь дальше прятаться.

Он развернулся и пошёл к выходу, нарочито громко топая сапогами. Дверь за ним захлопнулась, и в баре снова зазвучала музыка, но напряжение не ушло.

Алина обернулась к Никите, её пальцы осторожно коснулись его руки.

— Ты в порядке?

Он не ответил сразу. Глаза его были прикованы к двери, за которой исчез Серёга.

— Мне не нужна защита, — наконец проговорил он тихо.

Алина вздохнула, её пальцы сжали его руку чуть крепче.

— Я знаю. Но иногда лучше просто... не опускаться до их уровня.

Никита посмотрел на неё. Впервые за весь вечер она говорила с ним без издёвки, без подковырок. И в этом было что-то новое.

Алина слабо улыбнулась.

— Пойдём домой?— ты пьяный как... — голос её сорвался на шёпот, — он тебя просто изувечит там.

Никита резко дёрнул рукой, освобождаясь. Глаза мутные, но упрямые.

— Отъебись.

— Ты же сам видел — он зверьё! — Алина попыталась обнять его, прижаться, использовать последний козырь, но Никита шагнул назад.

— А тебе-то что? — он скривился, показывая на Серёгу, который курил у выхода. — Ты ж с ним так мило трепалась. Может, тебе вообще без разницы?

Бар замер. Кто-то застонал: "Опа..."

Алина вдруг поняла — её манипуляции больше не работают. Пьяная злость Никиты оказалась сильнее её чар.

— Я просто... — она попыталась найти слова, но Никита уже развернулся.

— Всё. Хватит.

Никита вышел из Бара и поплёлся к Серёге

Алина допила виски, посмотрела на часы

— Чёрт, уже два... — она потянулась за курткой.

Бармен хмыкнул:

— Твоего мальчика Серёга во двор выводил. Не пойдёшь выручать?

Алина застегнула куртку, лицо её было пустым.

— У меня завтра пары. Да и... он сам напросился.

Двор за баром тонул в сизом свете уличного фонаря. Серёга расстегнул рубаху, обнажив волосатую грудь и синеву тюремных татуировок.

— Ну что, красавчик, — он хрустнул костяшками, — покажешь, на что способен?

Никита, шатаясь от алкоголя, принял боксёрскую стойку – неуверенно, как будто видел её только в кино. Его первый удар прошёл по воздуху, едва не закрутив его самого вокруг оси.

Серёга фыркнул:

— Да ты даже биться не умеешь!

Молниеносным движением он поймал Никиту в захват, прижал к себе грудь к груди.

— Ой, да ты весь дрожишь, — прошептал он, чувствуя, как бьётся сердце парня.

Никита попытался вырваться, но Серёга легко провернул его, прижав спиной к своей груди. Одна рука – железным обручем вокруг талии, другая – у самого горла.

— Тише, тише, девочка, — дышал он в ухо, — а то испортишь свою красоту...

Никита дёрнулся, пытаясь ударить локтем, но Серёга ловко увернулся, одновременно проводя подсечку. Никита грохнулся на асфальт, ударившись локтями.

— Всё, хватит, — Серёга поставил ногу ему на грудь, не сильно, но так, чтобы не дать подняться. — Лежи, очухивайся.

Он наклонился, взял Никиту за подбородок:

— Запомни: в следующий раз, когда захочешь поиграть в мужика... — его пальцы сжались чуть сильнее, — подумай дважды.

С этими словами он шлёпнул Никиту по щеке – не больно, скорее унизительно – и ушёл, оставив его лежать в луже. Никита, вытирая разбитую губу тыльной стороной ладони, толкнул дверь бара. Взгляд его сразу метнулся к их столику — пусто.

— Эй, — он хрипло окликнул бармена, — Алина где?

Бармен, полируя бокал, лишь плечом указал на дверь:

— Уехала. Давно.

В этот момент в кармане джинсов завибрировал телефон. Сообщение от Алины:

"Прости. Завтра на парах поговорим. Ты в порядке?"

Никита сжал телефон так, что треснул корпус, но не ответил. Швырнул гаджет на стойку и жестом потребовал виски.

Не успел он сделать первый глоток, как знакомый запах дешёвого табака и перегара обдал его сбоку.

— Ну что, красавчик, — Серёга развалился на соседнем стуле, его колено намеренно коснулось Никитиного, — живёшь?

Никита напрягся, ожидая новых насмешек, но...

— Не кипятись, — Серёга неожиданно налил ему ещё, толкнул стакан. — Я тебя, кстати, зауважал. Мало кто решается... — его пальцы вдруг поймали Никиту за подбородок, — с такими глазками на конфликт лезть.

Бармен покашлял, сделал вид, что не видит.

— Отвали, — Никита дёрнул головой, но без прежней злости.

Серёга рассмеялся, его рука опустилась на Никитино бедро, сжимая его через тонкую ткань джинс:

— Да ладно, мы же теперь почти друзья. Может, научишься по-настоящему драться? — Его большой палец прочертил кружок по внутренней стороне бедра. — Я хороший учитель.

Никита замер. В голове путались: Никита смутно помнит, как они вышли из бара. Остались обрывки: Серёгина ладонь на его пояснице, направляющая к машине

Собственный смех, слишком громкий, неестественный Фраза "Ты мне нравишься, пацан" сквозь шум в ушах

Такси плывёт в темноте. Никита прислонился к холодному стеклу, но Серёга тянет его к себе — так, чтобы пьяная голова упала на его плечо.

— Ты совсем расклеился, — его голос звучит где-то очень близко, губы касаются Никитиного виска. — Надо тебя... взбодрить.

Пальцы впиваются в бедро — крепко, по-хозяйски. Никита хочет что-то сказать, но язык не слушается.

— У меня дома хороший вискарь, — Серёга дышит ему в шею

Никита закрывает глаза. В голове всплывает Алина, но образ тут же тонет в алкогольной мути.

— Спи, красавчик, — Серёга поправляет его волосы, — скоро будем на месте.

Такси остановилось у пятиэтажки с облупившейся штукатуркой. Серёга вытащил Никиту за руку, его пальцы впились в запястье как стальные тиски.

— Ну, приехали, принцесса, — прохрипел он, толкая Никиту к подъезду.

Лифт не работал. Они поднимались по лестнице, пахнущей кошачьей мочой и плесенью. Серёга шёл сзади, намеренно прижимаясь всем телом, когда Никита замедлялся на поворотах.

— Ты... ты где работаешь? — Никита спросил, чтобы заглушить тревогу.

— Вопросы задаёт, — Серёга фыркнул, упираясь ладонью в стену над его плечом. — Сидел раньше. Теперь грузы разгружаю.

— За что...— За то, что язык длинный, — резко оборвал он, прикуривая. Оранжевый огонёк осветил шрам на скуле.

Прихожая была завалена коробками с дешёвым китайским товаром. Грязь въелась в линолеум, на кухне горела одна лампочка без плафона.

Серёга швырнул ключи на тумбу:

— Нравится?

Никита молча осмотрел комнату: Диван с провалившимися пружинами Стол, заваленный пустыми банками из-под энергетиков на стене — криво повешенный ковёр с оленями

— Уютно, — пробормотал он.

Серёга громко рассмеялся, наливая в гранёные стаканы что-то мутное из пластиковой бутылки:

— Ах ты бля... Ну давай, выпьем за мой "уют".

Он протянул стакан, намеренно проведя пальцем по Никитиной ладони.

— Ты первый раз с зеком выпиваешь? — Серёга щёлкнул ножом, счищая этикетку с бутылки.

— Да...

— И последний, — он хрипло засмеялся. — После меня тебя ни один мужик не удовлетворит.

Никита покраснел, но не стал отрицать.

— Я не...

— Не педик? — Серёга плюхнулся рядом, диван заскрипел. — А кто тогда ко мне приехал?

Его рука легла на Никитино колено, большой палец начал медленно водить по внутренней стороне бедра.

— Ты сам не знаешь, чего хочешь, — прошептал Серёга. — Но я-то знаю.

Между последним глотком виски и этим моментом — только обрывки, Ледяное прикосновение стекла к губам. Серёгины пальцы, сжимающие его запястье — сначала жестко, потом вдруг мягко. Где-то падающий стакан, звон, смех.

А теперь — спальня. Никита разглядывал фотографию на комоде — выцветший снимок молодого парня в армейской форме.

— Это я, кстати, — бросил Серёга через плечо, наливая в стаканы что-то мутное из бутылки без этикетки. — До зоны.

Никита кивнул, не зная что ответить.

— Ну че стоишь? Садись, — Серёга махнул рукой в сторону кровати, покрытой мятым одеялом.

— Я... может, на кухне? — Никита сделал шаг назад.

— На кухне тараканы, — Серёга усмехнулся, демонстративно поставив оба стакана на тумбочку у изголовья. — Боишься, красавчик?

— Нет, просто...

— Просто ничего, — Серёга резко встал, перекрывая путь к двери. — Ты же сам пришёл. Сам сел в такси.

Его ладонь легла на Никитину грудную клетку, чуть ниже горла — не давя, просто чувствуя учащённое сердцебиение.

— Или тебе надо, чтобы я тебя за ручку привёл?

Никита сделал шаг назад. Ещё один. Пяткой нащупал край кровати.

— Вот и умник, — Серёга хрипло рассмеялся, подталкивая его за плечи так, что Никита грузно сел на продавленный матрас.

Стакан оказался в его руке прежде, чем он успел опомниться.

— Пей. Не бойся, не отравлю, — Серёга пригубил из своего, не отрывая глаз

Серёга швырнул на кровать пару чёрных чулок с кружевными манжетами.

— Примерь.

— Ты... это шутка? — Никита потрогал шёлковистый материал кончиками пальцев.

— Джинсы мокрые, — Серёга указал на пролитый стакан у Никитиных ног. — Простудишься, красавчик.

Никита посмотрел вниз ткань на коленях действительно потемнела от влаги.

— У тебя нет штанов?

— Только эти. — Серёга развернул чулок, демонстрируя узор. — Дорогие, между прочим. Шёлк.

Его пальцы скользнули к Никитиному поясу.

— Давай-ка снимем мокрое.

Никита отстранился, но Серёга уже расстегнул пуговицу.

— Сам не справишься — Он хрипло рассмеялся, когда Никита потянулся к застёжке. — Вижу, руки трясутся.:

Джинсы соскользнули на пол, обнажив бледные бёдра с гусиной кожей

Серёга протянул первый чулок, проводя пальцами по икре

Нейлон прилип к влажной от пота коже, странно подчёркивая мускулы

Второй чулок Никита натягивал уже сам — медленно, заворожённо

— Ну? — Серёга откинулся, оценивая взглядом. — Удобно?

Никита провёл ладонью по бедру. Материал шелестел, обтягивая каждую выпуклость.

— Да... вроде...

Его телефон замигал на тумбочке — Алина. Серёга не глядя выключил экран.

— Теперь футболка, — он протянул чёрный шелковый топ. — Тоже мокрая.

Никита стоял перед треснувшим зеркалом в ванной, его пальцы дрожали на краю раковины. Отражение моргало ему в ответ — чужое, размытое алкоголем и чем-то ещё. Чёрные чулки плотно обтягивали бёдра, кружевные манжеты впивались в кожу красными полосками. Шёлковый топ сполз с одного плеча, обнажая ключицу.

— Нравится? — Серёга появился за спиной, его горячее дыхание обожгло Никитину шею.

— Я...

— Молчи. — Большие руки обхватили Никитины бёдра, прижимая к себе. — Вижу, как тебе нравится.

В зеркале:

Никита, запрокинувший голову Серёга, целующий его шею Чёрная ткань, контрастирующая с бледной кожей Серёгины пальцы скользнули под кружевную манжету, грубо задирая материал.

— Посмотри, — он прижал Никиту лицом к зеркалу, — видишь, какая ты...

Пауза.

— Какой ты сейчас красивый.

Никита зажмурился, но Серёга щелчком заставил его открыть глаза.

— Смотри.

В отражении:

Его собственные расширенные зрачки Алый след от зубов на шее

Дрожащие пальцы, вцепившиеся в край раковины

— Нравится? — Серёга ухмыльнулся, специально дыша ему в ухо. — Вижу, что нравится.

Его ладонь скользнула вперёд, обхватывая то, что Никита тщетно пытался скрыть.

— Ой-ой... — Серёга засмеялся, сжимая сильнее. — Какая невоспитанная девочка.

Никита застонал, ударившись лбом о стекло.

— Тише, тише... — Серёга прикусил его мочку уха. — Мы же просто... согреваемся.

Серёга расстегнул ширинку одним резким движением, металлическая молния звякнула о пряжку ремня. Его ладонь грубо обхватила Никиту за затылок, притягивая лицо к оголённой промежности.

— Нюхай, — прохрипел он, впихивая Никитино лицо в тугой треугольник между ног. — Это как пахнет настоящий мужик.

— Открой рот, — Серёга шлёпнул его по щеке, оставляя красный отпечаток.

Никитины губы сами разомкнулись – сначала чуть-чуть, потом шире, когда головка провела влажную полосу по его нижней губе.

— Глубже, — Серёга надавил на затылок, и Никитино горло само сомкнулось вокруг него, пищевод пульсируя в такт сердцебиению.

Когда Серёга наконец отпустил его, Никита рухнул на пол, рот остался открытым, из него тонкой нитью стекала слюна, смешанная с чужим запахом. Его собственное возбуждение теперь явно проступало сквозь порванные чулки.

Никита рванулся назад, вытирая рот тыльной стороной ладони.

— Нет... я не... — голос сорвался на хрип, но тело предательски подрагивало, выдавая его.

Серёга рассмеялся, грубо схватив его за подбородок.

— Да брось, — он провёл большим пальцем по Никитиной нижней губе, собирая слюну. — Я тебя с первого взгляда раскусил.

— Ты думал, я не заметил? — Серёга шлёпнул его по щеке той же рукой. — Как ты сопел, когда я тебя прижимал в углу?

Никита попытался приподняться, но его собственные ноги не слушались. дрожащие бёдра.

— Видишь? — Серёга плюнул прямо между Никитиных ног. Слюна блеснула на возбуждённой коже. — Даже твоё тело мне верит больше, чем ты.

— В зоне таких, как ты, — его голос прозвучал прямо в ухо, — с первого взгляда вычисляют.

Никита попытался вырваться, но Серёга легко прижал его сильнее, одной рукой заломив запястье за спину.

— Ой, — он насмешливо провёл свободной ладонью по Никитиному животу, чувствуя, как тот предательски втягивает его, — сопротивляешься? А это что?

Его пальцы скользнули ниже, нащупав явную физиологическую правду через тонкий нейлон.

Серёга развернул Никиту спиной лицом к зеркалу, его пальцы впились в трусы, окончательно стаскивая их до щиколоток.

— Ну что, принцесса, — он хрипло рассмеялся, проводя мокрым пальцем по внутренней стороне бедра, — покажешь, на что способен по-настоящему?

Никита попыталось сжаться, но Серёга грубо раздвинул его ягодицы, обнажая розовое колечко сфинктера, уже непроизвольно подрагивающее от страха и... чего-то еще. Сфинктер – рефлекторно сжимался, но уже начинал размягчаться под натиском пальца

— Ой, — Серёга насмешливо цокнул языком, — да ты уже готов.

Он плюнул прямо между ягодиц, слюна блеснула на напряженной коже, медленно стекая вниз. Первый палец – вошел легко, слишком легко, будто тело уже ждало. Второй палец – встретил слабое сопротивление, но Никита сам прогнулся назад.

— Видишь? — Серёга дышал ему в шею, наблюдая в зеркале, как лицо Никиты искажается между болью и чем-то еще. — Твое тело знает, чего хочет.

Никита закрыл глаза, но зеркало все равно показывало правду:

Серёга прижал ладонь к Никитиному животу, заставляя его выгнуться сильнее.

— Смотри, — прошипел он, указывая на отражение.

Член – напряженный, с набухшими венами, подрагивающий при каждом движении пальцев внутри, головка – темно-красная, влажная от выделяющейся преэякулятной жидкости яички – подтянутые вверх, плотно прижатые к телу

— Ты видишь это? — Серёга провел пальцем по уздечке, заставив Никиту вздрогнуть. — Твой друг уже сливает тебя без моего разрешения.

Сфинктер – ритмично сжимался вокруг пальцев, будто пытаясь удержать их внутри непроизвольно сокращались, вызывая пульсацию члена простата – набухшая, отзывалась волнами тепла при каждом нажатии

— О-о, — Серёга хрипло рассмеялся, — да ты сам себе навстречу двигаешься!

Никита пытался закрыть глаза, но зеркало не давало соврать: его бедра сами поднимались, глубже насаживаясь на пальцы

Его рот был приоткрыт — слюна стекала по подбородку

— Ну что, попенёк, — Серёга добавил третий палец, растягивая мышечное кольцо, — признай, ты хотел этого?

Никиту, пригнутого над раковиной Его пальцы, впившиеся в кромку мокрого фаянса

Капли пота на его спине, стекающие в расщелину между ягодиц

Серёга стоял сзади, его брюки спущены до колен. Член тонкие прожилки вен пульсировали под натянутой кожей, капля прозрачной жидкости растеклась по головке. серёга прижался к Никите всей массой, его живот прилип к мокрой спине.

— Старшно? — прошептал он, проводя головкой по раздражённой коже между ягодиц.

Никита не ответил, но его тело: Прогнулось сильнее Бёдра раздвинулись Анус непроизвольно сжался в ожидании Когда Серёга вошёл, Никита: Вскрикнул — звук отразился от кафельных стен Непроизвольно потянулся к своему члену, но Серёга перехватил его запястье

— Нет-нет, — он прижал Никитину руку к холодной плитке, — сегодня я решаю, когда тебе кончать.

Серёга двинулся резко, одним толчком впечатав Никиту в холодный кафель.

— Держись, красавчик, — прохрипел он, хватая Никиту за бедра.

Каждый толчок — рассчитанный, тяжёлый, будто вбивал гвозди.

Бёдра шли широкими, размашистыми движениями — вперёд, почти до предела, затем на секунду замирал, давая Никите прочувствовать полноту, прежде чем оттянуться почти полностью, оставляя лишь кончик. Таз крутил с грубой грацией — не просто назад-вперёд, а восьмёркой, растягивая Никиту сильнее с каждым витком. Руки, впившиеся в бёдра Никиты, корректировали ритм — то притягивали его резко навстречу, то отталкивали, заставляя просить больше. Никита не мог не двигаться в ответ. Его бёдра предательски подрагивали, подстраиваясь под Серёгу: Вначале мелкие, нервные толчки — будто пытался ускорить, чтобы побыстрее закончить. Потом широкие, жадные покачивания — когда тело перестало сопротивляться и начало помогать, закидывая таз назад навстречу каждому движению. Мышцы живота судорожно сжимались — пресс выделялся под кожей, влажной от пота.

Синхронность была постыдной.

Серёга ухмыльнулся, почувствовав, как Никита бессознательно поднимается на цыпочки, чтобы глубже принять его.

— Вот так, умничка, — прошипел он, ускоряясь.

Их тела шли в такт, мокрые от воды, пота и чего-то ещё.

Звук — прихлюпывающий, липкий — заполнял ванную.

Серёга двигался с развратной методичностью, его мощные бёдра работали как хорошо смазанный механизм. Внезапно он замедлил темп, вытащив почти полностью, заставив Никиту болезненно сжать пальцами кафель.

— "Терпения, красавчик..." — хрипло прошептал он, доставая из заднего кармана джинсов маленький флакон с прозрачной жидкостью.

Смазка — холодными каплями падала между Никитиных ягодиц, стекая по внутренней стороне бёдер. Пальцы Серёги — грубые, в шрамах — размазывали её, специально делая это медленно, ощупывая каждую складку. Звук — влажное шлепание, когда он снова вошёл — теперь глубже, легче, но от этого только невыносимее. Никита застонал — высоко, по-женски — когда смазка смешалась с их естественной влагой, создавая отвратительно-сладкий хлюпающий звук при каждом движении.

— "Вот видишь..." — Серёга наклонился, прижимаясь грудью к его спине, — "А говорил — не хочешь..."

Его бёдра теперь шли широкими, размашистыми кругами, не просто входя-выходя, а буравя, растягивая Никиту ещё на сантиметр с каждым витком.

Никита судорожно закидывает руку назад, пальцы безуспешно пытаются прикрыть собственный рот. Его губы - влажные, припухшие - дрожат, когда очередной глубокий толчок вырывает из горла высокий, прерывистый стон. Серёга лишь усмехается, его потные ладони с легкостью фиксируют Никитино запястье на холодной плитке.

— "Нет-нет, красавчик..." — голос хриплый, пропитанный табачной хрипотцой, — "Хочу слышать каждый твой звук."

Его пальцы впиваются в Никитины бёдра, оставляя красные отпечатки на бледной коже. С каждым движением сфинктер Никиты судорожно сжимается, пытаясь сопротивляться, но тут же предательски расслабляется, издавая влажный хлюпающий звук.

— "Смотри-ка..." — Серёга замедляет темп, демонстративно раздвигая ягодицы, — "Твоя дырочка уже сама меня заглатывает. Видишь, как пульсирует?"

Никита зажмуривается, но не может скрыть:

Дрожь в ногах, мелкие судорожные сокращения ануса вокруг члена капли пота, стекающие по спине

— "Вот так..." — Серёга ускоряется, наслаждаясь — "Скоро ты сам будешь просить глубже."

Его пальцы находят Никитины соски, грубо перекручивая их, вызывая новый вздох. Сфинктер в ответ сжимается сильнее, но это только усиливает трение.

— "Чувствуешь? Твоё тело уже знает, кто его хозяин."

Никита почувствовал, как внизу живота закипает грязная волна — сначала просто тепло, потом нестерпимый жар, растекающийся по всем нервным окончаниям. Его член дернулся впустую, выдавливая прозрачные капли на кафель, ведь настоящий оргазм рвался изнутри — сфинктер судорожно сжался вокруг Серёгиного члена, а живот свело такой судорогой, будто кто-то выворачивал анал наизнанку.

— "Ага-а, вот и оно..." — Серёга оскалился, чувствуя, как Никита бессмысленно задвигался под ним, его анус пульсировал частыми мелкими спазмами, выжимая из себя всё до последней капли. Сперма вытекала слабыми толчками — не густыми струями, а жидкими подтёками, будто подчёркивая неполноценность этого оргазма, а ноги дрожали как в лихорадке, колени подкашивались, но Серёга удерживал его на весу одной рукой, другой сжимая горло.

"Кончаешь, сучка, без рук? Совсем как баба..." — его голос звучал грязно и восхищённо одновременно, пока он наблюдал, как Никита бьётся в немом крике, слёзы оставляют мокрые дорожки на щеках.

И тогда Серёга начал кончать сам — не просто спускаясь, а вгоняя себя до упора с каждым толчком, его яйца хлопали о Никитину промежность, а горячая сперма заполняла анал обжигающими волнами. Первая пульсация заставила Никиту завыть — это было слишком глубоко, слишком интенсивно, будто его заливали кипятком изнутри. Вторая — Серёга вгрызся зубами в его плечо, оставляя кровавый след, смешивая боль с удовольствием. Третья и последующие шли медленнее, но гуще, словно он метил территорию, наполняя Никиту до отказа. Серёга с хриплым смехом выдернул себя, его член с громким мокрым звуком вышел из распахнутого отверстия. Никита ахнул, почувствовав, как по его внутренней стороне бёдер потекла тёплая сперма.

— "На, получай, пидорка, " — он шлёпнул своим ещё пульсирующим членом по Никитиному лицу, оставляя липкие полосы на щеках и веках. — "Посмотри на себя — вся в моей сперме, как порядочная шлюха."

Никита безвольно сполз на пол, его ноги неестественно разъехались. Сфинктер продолжал ритмично подрагивать, выпуская густые белые капли на кафель.

— "О-о-ой, дырочка не хочет закрываться, " — Серёга присел рядом, грубо раздвинув ягодицы пальцами. — "Совсем как у девки после хорошего траха. Может, тебе трусики кружевные купить? Чтобы хоть как-то держалось?"

Он провёл пальцем по растянутому отверстию, собирая остатки спермы, затем засунул палец в Никитин рот:

— "На, попробуй, как настоящая девчонка должна. Нравится, сучка?"

Никита бессознательно облизал губы, его тело всё ещё дрожало от пережитого.

— "Завтра придёшь снова, " — Серёга встал, поправляя ширинку. — "Придёшь, потому что твоя дырочка уже скучать будет. И не забудь побриться — люблю, когда всё гладенько, как у девочки."Он швырнул в лицо Никите его же трусы — тонкиеДверь захлопнулась. Никита остался сидеть в луже спермы, его пальцы бессознательно теребили кружевную ткань. Тело уже знало правду — он никогда больше не будет мужчиной. сфинктер продолжал рефлекторно сокращаться, выдавая Никиту даже сейчас, сперма медленно вытекала, смешиваясь с водой на дне ванны, губы Никиты дрожали, но не находили слов

И предательски расслабленным сфинктером, который до сих пор пульсировал в такт уходящим шагам

Никита стоит в дверном проеме спальни, бледный, в мокрых от воды чулках. За его спиной — разгром в ванной: лужи на полу, следы рук на запотевшем зеркале. Серёга полулежит на кровати, закинув руки за голову, довольный, как кот на солнце.

Серёга (лениво потягиваясь):

— Ну что, красавчик, вспомнил, где оставил свое достоинство? Вон оно, в луже на полу ванной.

Никита молчит, сжимая в руках смятые джинсы. Его взгляд скользит по комнате — на стуле валяется его футболка, рядом, на полу, порванные чулки.

Никита (тихо, но с вызовом):

— Отдай мои вещи.

Серёга (приподнимает бровь, усмехаясь):

— Какие вещи? Ты в них уже не нуждаешься.

Он указывает подбородком на ванную, откуда доносится звук капающей воды.

Серёга (насмешливо):

— Там твои "вещи" теперь. Вместе с моими.

Никита краснеет, но не сдается.

Никита (сквозь зубы):

— Ты… ты меня использовал.

Серёга громко смеется, поднимается с кровати и подходит к Никите. Тот невольно отступает на шаг, чувствуя запах своего же позора, смешанный с дешевым мылом.

Серёга (тихо, почти ласково):

— Использовал? Да ты сам ко мне на коленях полз, как сучка в течке.

Его рука тянется к Никитиной щеке, но тот резко отворачивается.

Никита (дрожащим голосом):

— Я был пьян.

Серёга (смеется, откидывая голову назад):

— Пьян? Ага, конечно. И твоя задница тоже была пьяна, когда сама на меня садилась? бляха... Да у тебя ж там конституция целая была — два пальца в рот, три в жопу, а ты всё равно на мой хер лез, как голодный кот на сметану!

Он резко хватает Никиту за подбородок, заставляя смотреть на разводы спермы, на зеркале ванной.

Серёга (шипяще, с перегаром в лицо):

— Видишь эти узоры? Это тебе не хуйню в универе рисовать. Это доказательная база, сучка.

Достаёт телефон, демонстративно листая галерею. Мелькают мутные кадры: Никита в чулках, его согнутая спина, запотевшее зеркало.

Серёга (игриво):

— Как там твою малютку зовут... Алина? Алёна? Хер знает. Зато она точно узнает, как её принц... (смачно чмокает) принимал гостей в грязной хате.

Никита бледнеет, но Серёга уже тычет пальцем в его грудь:

Серёга (с мнимой заботой):

— Ой, что, запечалился? Да ладно, может, ей понравится? (внезапно хрипло) Или... может, ты сам сбегаешь ко мне, пока она на парах?

Бросает телефон на кровать. В тишине громко щёлкает зажигалка.

Серёга (выпуская дым):

— Выбор за тобой, попенёк. Или ты добровольно возвращаешься... или твоя девчонка получит видео-привет с твоим фирменным концертным номером на моём хуе.

Тишину разрывает хриплый смех Серёги. Он внезапно хватает Никиту за волосы, резко запрокидывая его голову назад.

— Забыл прощальный сувенир, шлюха, — его губы, липкие от табака и спиртного, смачно причмокивают.

Серёга наступает ногой на порванный нейлон, прижимая его к полу.

— Эти твои кружевные тряпки... — он рвёт ткань резким движением, —. .. будут моим подарком на память. Его язык грубо лезет в рот, заставляя Никиту: подавиться смесью перегара и чужой слюны услышать мерзкий хлюпающий звук, когда тот специально пускает слюну, отрывается с громким чмоком, оставляя: Нити слюны, тянущиеся до подбородка, отпечаток зубов на нижней губе, пятно от грязных пальцев на щеке

— Теперь вали, — он швыряет в Никиту комок мокрых кружев. — Но знай... Серёга сплевывает ему под ноги — густо, смачно, прямо на порванные чулки.

—. .. каждый раз, когда будешь надевать эти тряпки, ты будешь вспоминать, как они на тебе разорвались.

Никита спускается по лестнице, шатаясь. Его пальцы нервно сжимают телефон. В подъезде пахнет сыростью и старым линолеумом. На третьем этаже он останавливается, прислонившись к стене, и набирает Алину.

Алина (поднимает трубку после пятого гудка, голос хриплый от сна):

— М-м-м... Никит? Ты где?

Никита (сдавленно, вытирая ладонью пот со лба):

— Я... в подъезде. Скоро буду.

Алина (сначала сонно, затем с нарастающим раздражением):

— Каком подъезде?! Ты же говорил, что с тем мужиком во дворе разбираться пошел. Это что, в нашем доме драка была ? или где ?

Никита машинально трогает рассечённую бровь. Пальцы находят следы крови, уже подсохшей.

Никита (тихо):

— Да... Всё нормально, потом расскажу.

Алина (сквозь зевок):

— Ну и ладно. Напиши как подъедешь.

Пауза. Никита сжимает телефон крепче. В голове всплывают обрывки воспоминаний: Серёгины руки, порванные чулки, тот мерзкий поцелуй...

Алина (уже мягче):

— Никит? Ты там вообще есть?

Никита (резко приходит в себя):

— Да... Да, я здесь. Скоро приду.

Алина (недовольно):

— Ладно. И... Никит?

Он замирает, ожидая продолжения.

Алина (устало):

— В следующий раз не лезь к таким уркам, дурак.

Трубка гаснет. Никита остаётся стоять в полутьме подъезда. Где-то сверху хлопает дверь. Его отражение в грязном зеркале у лифта кажется ему чужим — бледное лицо, синяк под глазом, губы, до сих пор сохраняющие следы того поцелуя...

Никита вываливается из подъезда, и тут же ледяная стена дождя обрушивается на него. Он зажмуривается, но даже сквозь водяную пелену видит:

Это не город. Это – конец света. заброшенный завод с выбитыми окнами, похожими на чёрные глазницы ржавые контейнеры, из которых торчат обломки мебели одинокая лампочка над остановкой, мерцающая в такт порывам ветра он достаёт телефон. Водяные капли пляшут на треснувшем экране.

Попытка №1:

"Нет доступных машин в вашем районе"

Попытка №2:

Приложение зависает на надписи "Поиск водителя..."

Последняя смс Алине:

"Я в какой-то жопе мира, помоги..."

Сообщение не уходит – 0%. Телефон умирает с жалобным писком.

Порванный чулок торчит из кармана, размокший и грязный синяк на запястье в форме пальцев вкус – всё тот же, въевшийся в губы

Где-то далеко гудит товарняк. Никита понимает – он даже не знает, с какой стороны здесь центр.

Утро тянется:

Он бредёт вдоль забора с колючкой, небо светлеет грязно-серым. Дождь стихает, оставляя после себя: лужи с радужными разводами пустые бутылки у мусорки .

"Ну и ночка..." – мысль приходит сама собой.

Где-то Алина спит в тёплой постели где-то Серёга потягивает пиво перед сменой а он здесь – мокрый, грязный, с телефоном-кирпичом Никита видит: Первые лучи солнца высвечивают табличку на остановке:

"Конечная. Далее – пустошь."

Никита садится на скамейку. Ждать чего-то. Или кого-то. Грузовик с потрескавшейся фарой резко тормозит рядом.

— Подбросить, пацан? — из окна высунулось морщинистое лицо дальнобойщика.

Никита колеблется, но дождь, хлещущий по спине, решает за него. Вонь махорки и перегара Липкий руль, обмотанный изолентой на приборке — фото голой бабы с надписью "Скучаю, Вован"

— Куда? — шофёр жмёт на газ.

— В... в общежитие на Ленина.

Мужик фыркает:

— А, студентики. Ну держись, паря.

В пути:

20 минут тряски по разбитой дороге

3 раза Никиту чуть не рвёт в полуметре от открытого окна

1 раз шофёр тычет пальцем в его порванные джинсы:

— Дрался, что ли?

Никита молчит. В голове — кадры: Cерёгины руки на его бёдрах зеркало ванной, заляпанное следами тот вкус, который до сих пор на губах

Дальнобойщик даже не берёт денег:

— Иди, сынок, отмокай.

Алина в растянутом свитере, с мокрыми волосами Однокурсники с пивом Дежурная кричит: "Опять пьяный приплёлся!"

(Никита заходит в комнату, хлопнув дверью. Алина сидит на кровати, листает телефон. Она поднимает глаза и ухмыляется.)

Алина бросается к нему:

— Где ты шлялся?! Я всю ночь, ты хоть Выжил?

(Никита бросает ключи на стол, потягивается. Лицо спокойное, движения уверенные. Никакой дрожи.)

Никита (усмехаясь):

— Да легко. Этот Серёга — громкий петух, а не зек.

(Он снимает куртку, вешает на спинку стула. Руки не дрожат. Если Алина присмотрится — может заметить, что воротник его футболки слегка растянут, будто кто-то сильно тянул за него. Но она не смотрит.)

Алина (смеётся):

— Ну ты даёшь! Дядя Витька рассказывал, что Серёга в зоне троих отпиздил. А ты его, выходит, победил?

(Никита пожимает плечами, берёт бутылку воды. Глотает медленно, чтобы не дать горлу дрогнуть.)

Никита:

— Не знаю, кого он там резал, но сегодня он больше на словах был.

Алина (восхищённо):

— Красавчик! Я же говорила — ты круче, чем кажешься.

(Она встаёт, обнимает его. Никита не вздрагивает, но его руки на её спине напряжены, пальцы слегка впиваются в ткань её кофты.)

Алина (не замечая):

— Ладно, герой, иди душ прими. Ты воняешь баром и потом.

(Никита кивает, отходит к шкафу за полотенцем. Его спина идеально прямая. Если бы Алина посмотрела вниз — увидела бы, как его ногти впиваются в ладони, когда он берёт вещи.)

Что скрыто за этой уверенностью:

Следы зубов на внутренней стороне бедра, скрытые джинсами

Туго затянутый ремень — чтобы не думать о том, что там, под тканью

Один чёрный чулок, засунутый глубоко в карман куртки — как погасшая улика

(Алина включает музыку. Никита стоит под ледяным душем. Оба не знают, что Серёга как раз сейчас набирает номер в своём телефоне. Скоро он снова напомнит о себе.)