Любой артист, хоть он заслужен... без глюка в обра

- Олег Петрович по прозвищу «людоед»… у всех соседей матерных в глазу. Как прыщ  на языке,   никчемная  затычка в бочке. Марья Степановна Гнус, по рождению Васильевна. Жительница, сожительница Ивана Зыкина, считает что он не человек, а дьявол. Разложив карты на скамейке перед домом номер семь, глухая не совсем... рассказывала судьбу своей подруги. Речь вела размеренно… почесывая иногда картой фиолетовый синяк под глазом. Чуток  картавя- повторяла; - Нет у тебя подруга счастья. Карта не сложилась. Твой Иван гулена. Сем детей на стороне.

-А  твой?

-Мой со мной.

-Вижу, вижу... синяк с тобой.

-Случайно… споткнулась  о косяк. А людоед ведь наш на бабе отыгрался. Весь в отца.

-А кто  его отец?

- Нюрка Скворчика из второго подъезда сказывала; отец его кабан, Мишки Гусакова сын. А мать кажись из Киева была. Родила и убежала.

-Небось  другому поддала.

-Васильевна тряпичница с третьего подъезда, которая живет над очкариком музейным... сказывала такое… хоть стой, хоть падай и помирай. Жена  когда родила, месяц терпела… потом как загудела… фуетнулась, ноги кверху и пошла  с толпою по рукам. Весь дом прошла. Очкарика не обошла. Пресытилась и отвалила.

-Куда?

- В Полтаву. Там и утопилась. На майские праздники… или когда яблоки…

-Яблочный спас!

-Вот-вот. Вы карты соберите. Судьбу  помянешь -ветер разнесет. А мне сантехник ЖКО сказывал…

-С которым ты перепихнулась?

- Нет! Мы танцевали менуэт. Так  вот… он сообщил мне по секрету; она девственницей была. Ему дала. Родила и в Харьков укатила. Вышла замуж за еврея. В Израиль  сбежали.   Он не сожалеет. Доволен. В надежные руки её передал.

-Как так. Он людоеду  ведь ровесник. Они голышом в соседнем дворе бегали, песком кидались.

Лена Пискунова  приоткрыв ставни внимала голос разума... слушала их брехню… не вытерпела; - Все домыслы. Он приезжий, Ангарский — не варненских кровей.

***

-Олег Петрович, пацифист. Он сукин сын - артист от бога.    Аншлаг, сценический девиз  и бенефис   трубит  из рога.   Библейских сцен он  не чурался… и драм житейских не боялся.

Его  театр  вдруг прогорел. И он остался не удел.

Жена красавица Елена, терпела молча…  редко пела. А коль  басовый ключ возьмет...   им по мозгам его же  бьет.        

Олег Петрович, как Отелло на  ложе  голым возлежал. Хлеб  в молоко макал и  аппетитно молча кушал.

Вода журчала, треп звучал… жена  уж час  плескалась  в душе.   А он «стервятник»  её ждал...   прикрыв  тампоном свои уши.   Переосмыслив  ребус странной.   Её пороки осуждал.    

На  шум и визг не обращал. Хотя   умом осознавая:- душ секс - вертеп…  журчанье слушал. Иная мысль терзала душу.   Припомнил трепетный роман. Глаза закрыл… -она нагая. Он встрепенулся . Муть  родная! Не  время  портить  амплуа. Буффон  чувствительный заразный, он возвращает его вспять. В реальный мир  дико образный. В котором все- ядрена мать.

Не  сомневаясь полагал… она нарочно  тянет время.   И сеет рознь, когда не в мочь... мне  запрещает сеять семя.   Речь, монолог для дурака.   Начнет   всегда из далека. И засоряет бранью уши.   По матушке, в глаз- бровь и в душу. Бьет не  легко,- наверняка.

Грандомиха,   - ядрена мать.   Лежи, не спи! Не бенефис, а балаган актрис гранд томных. И паритет средь нас нарушен- факт. Я в полудреме, полусонный... нет лишь колечка на персте.

Настырно с клакою плюет кстати … целенаправленно  ко мне.   От «Евы» снайперская каша, плевок, сродни лесной  змее.  

На мол паскудина,-  фиг  кушай! Знак, что  закрыт её чертог. От отношений пахнет псиной. Хорьков  терпеть Олег не мог.

И тянет время чтобы знал...   суть матом с перцем  покрывая… чтобы иных не забавлял… на ревность прежде напирая.   А он помучился, устал. Ждет ответвлений панорамных. Себя представив в  пьесе  странной.   Где он суфлер, не спит-тупит…   а после рюмочки знобит.   Что суждено- тому и быть.

Что ждать от женщины коварной? Средь оголенности  экранной.

Она  прикрыв рукой мангал…  в истоме вскрикнет: –  « Вон  в канал! ».   Ты  не Отелло, ты шакал! Свинья … и та свинья!!!   С  которой я тебя застала. А мне,   как «Дездемоне» не пристало... тебя  терпеть, где надо выть... тащить зла бремя до финала.

Она под душем, дождь шумит… вода течет…  а он не спит. Ждет «Галатею» -НЮ  в постели.

Он долго мучился,   лежал… впал в забытье не понарошку.   Любви нюансы  понемножку с оргазмом в сонме совмещал, - иные боже отрицал. Мозг  по привычке  мироточил… слезой заполнились и очи... в колени воспален сустав.

Лежит и ждет- судьба такая.   Подобострастно   осязает… ту даму в ложе. Кто такая? И  «Яго», язва рядом с ней.   Лицо  напрасно затеняет. Как ястреб высится над ней. А сам  не стоит двух гвоздей... Штаны напрасно протирает. Ширинка -ширма для гусей.

А жаба давит. Он  ведь с ней. Нахально  взглядом  пожирает. А  я, как видите на дне. Завистлив  Я, а  он  коварен. И видимо в туманном сне. /Её  ведь многие лобзают,   и пишут оды  в зависть мне./ 

Глаза суть  сцены отражают… ухмылка женщины пугает. Ведь свет от дамы нужен мне. Когда на сцене Я,- он вне.   В  интригах ложь одолевает. Европы признак выпирает… она цветет, порой не знает… кто жертва в мрачной  тишине.

Какие сволочи в родне... - преподнесли объедки мне.

Еще в былые времена, свои  пороки совмещая... они важны… чтоб  женщин стая, любила чуточку нежней. Отелло, явный рядом с ней. Сверкает ярыми очами. «Змея» шипит, хвостом виляет. Меч- монолог висит над ней...- погибель  кажется родней.

А он нарцисс  ума лишенный... державный жезл-он воспаленный. Какая  музыка с небес… каков желания процесс!

Чуть чуть икнув , стакан поставил. Олег Петрович спесь убавив... чуть позабавился при том.

Путь неизведанный терзает... рефлекс свободу пеленает. Шекспир - Отелло, здесь  причем?

-Они жизнь страстью наполняют. Свободный  ракурс чувств во всем. Европа  в платье голубом.

Листая прочие страницы, года летят... штрихуют  лица. Сценарий кажется лихим. Контраст, контроль... конфликтный стиль.

Он после сцены  отдыхает. К   НЮ в мыслях ищет краткий путь. Что видит он?-  Бер-блеск сияет… хотя накатывает грусть.

Среда полна  противоречий. Чем привлекателен наш  путь. Любовный гранд судьбой  отмечен… парок почти что незаметен...-  поправка к счастью -как нибудь.

Ведь мы  в ритм танца- божьи свечи. Наш путь морщинами отмечен. Мечта -  заоблачности жгут. Любовь - реальности салют.

Что время, случай предлагает : Он в теме  Мавр,   его все знают.   «Жена»- голубушка и стерва…

Контроль, конфликт... не дать -не встать. Вступает, конфликтует первой. И первой подставляет зад. А он когда-то  вроде Мавра. Её к  Буффону ревновал. Теперь она  вреднее Мавра… в процентной  ревности  стократ.

Кружится жизни  карусель. Гусаров  нет, их стиль неведом.   Не всем  живется  среди фей

Но  он мужчина, коль напьется, во сне на ложе рядом с ней.

Грудь нежно мнет, сосет и плачет… когда проснется; все иначе.

Он порицает злобность речи.   Не отрицая божьи свечи… с  мечтой простится не успел.   Хотя как все в суетной жизни. Одну из многих он воспел.  

Он в фуэте вращений жизни…она повсюду с ним в мозгу.   Он очарован сказкой- былью...

Не уж-то любит наяву?

Судьбой обиженным не будет. Сон- жизнь,   перед взором  варьете... она на цыпочках воркует… он молод,   коготок  в  душе.    Стрела от молнии пронзает,    и тянет, тянет  ввысь и  вверх.

Он возбуждаясь  осязает... интимный лист прижав к себе.   Любви  побег - итог желаний, растет с тех пор  на стороне.                

И все как бы не понарошку. Не  отрицал и Буша  ножку.   Её в антракте он жевал, у див осматривал «бокал».    Да! Было время-он гулял.   Теперь младенцем засыпает. Язык-отточенный кинжал, зло не приемлет -отдыхает.

Стеснений он  принимал. Его в сон Яго  приглашал.

***

А Марья Гнус не унималась. Всем  немножечко досталось. Касаясь пальцами лица. -Подруга, чем скрыть последствий ку…. Синяка.

-Коровяк в момент последствие снимает. Заломихе хвала, она брала… мазала  лист  лапуха. Приложишь говорит на зад. Сиди перди в перми с людьми , а он бесплатно тебя лечит.

Её  он лечит, а моему противоречит. Сама пойми : как я лопух к нему пристрою.

Закручивай его аж со спины. Заодно дурь уберет… синяк с лица сотрет.

-Нет это не мое.

-Тогда терпи, тряпицу в воде с солью намочи и приложи. Сама все знаешь. А просит;- подскажи.

-Я так для разговора.   Без укора. А Людоед любовник никакой. Вот  Вася кочегар ... он боже мой! Так пряник мнет… а коль войдет... горячий примус,   внутри все обожжет.

-Где он живет.

Мы с ним лишь мельком пообщались… потом я Верку родила. С этим дураком сошлась. Сорока в ушко стрекотала… -он укатил во Владивосток. Женился там на китаянке. Женьшень поел,-ослеп — оглох. Нинка буфетчица, которая очкарика болезнью  наградила... ездила в Хабаровск… триппер от туда привезла. Она слышала от сведущих людей.   Он у храма милостыню просит. И сед как лунь. Худой как тень.

-Вот старый пень… угля вагоны загружал, устал. Японку возжелал…- мечта его такая.

-Кума карту тяни. Вот видишь, снова дама черви.   Отсюда и синяк и мелодрама. Она в тени. А он в пределах срама.

-Постой, постой! А как же твой? Он спал вчерась со мной. Такое о тебе накуролесил. Что ты доска-доской.

- Не ври . Сор выплесни с избы. А людоед на сцене неприметен. Артист он никакой.

-Соседка мне в подъезде нашептала:-Он не Отелло ,- срам и  геморрой. Не то что мой. Жаль глаз не видит...-это не Людоед идет?

-Очкарик триппер в  баночке несет. Анализы сдает. Вид каков… на козе  к такому не подъедешь. Людоеда припомнила роман. Людка ссыкуха сказывала: любовница москвичка, была им не довольна... и невольно пол банана откусила. Выплюнула  и укатила прочь.

-А как же он.

- На сцене озверел и Дездемону чуть не задушил.

-Свою жену?

-Да! Нет -Сожительницу.

-Что деется, что деется… на что пи… -она надеется.

-А  мой отбросил ласты- спит.

-А мой храпит. А Ленка врет... шепну тебе на ушко. Он к ней надысь в окошко влез . Пошоркал, слез.   Мужик её проснулся и не поймет…

-Наверно  был нетрезв. Любитель пива и  отборной брани.

-Я думаю, людоед почистил бабе гланды.

-Любви экзотику люблю. Сама пар в бане поддаю. Когда штормит - не устаю.