Мы не такие

Пролог, Глава 1 Долгожданный отдых

Пролог

Леа

Я лучше буду любить миллион раз и каждый раз

получать разбитое сердце, чем вечно хранить его пустым…

О. Уайльд

Обороняясь от ледяных капель, я придерживаю одной рукой сумку над головой, а другой лихорадочно шарю в кармане пиджака — ключи словно растворились в воздухе. Конечно. Именно сейчас.

Ещё одна попытка найти ключи. Тщетно.

Третья попытка…

И тут — как гром среди ясного неба — передо мной возникает тень. Кудрявая, светловолосая, нереальная. Я сразу узнаю

её

. Призрак прошлого, настигший меня даже в сотнях километров от дома…

От неожиданности я отпрыгиваю назад, роняя сумку на мокрый асфальт, и проворный ливень в одну секунду накрывает меня с головы до ног.

— Чёрт, — выдыхаю себе под нос, наклоняясь за сумкой.

Застываю в таком положении на какое-то время, не решаясь поднять глаза. В груди натягивается стальной канат, картинки прошлого проносятся в голове красочным калейдоскопом — на контрасте с серыми городскими пейзажами.

Когда наши взгляды всё же пересекаются, я наконец замечаю, как сильно

она

изменилась. Отощавшая, осунувшаяся, будто девушку держали в рабстве долгое время, Лиза смотрит на меня как на последнее пристанище, способное спасти её от мучителей. Вместо привычных каблуков — обшарпанные кроссовки и какая-то бесцветная помятая майка. Выцветшие джинсы болтаются на худых бёдрах. Это не та Лиза, что ходила со мной на шопинг и задорно смеялась, и, если ещё совсем недавно —

после всего

— я мечтала её наказать, сейчас, вглядываясь в искажённое раскаянием лицо, я понимаю: она сама себя уже наказала.

— Леа, прости меня… прости... прости… — сотрясаясь в слезах, она падает на колени передо мной.

Дождь усиливается, словно только и ждал подходящего момента, чтобы сработать спецэффектом. Я фокусирую на ней свой расплывающийся взгляд, сглатываю ком в горле.

Да, у моих ног содрогается не та Лиза, которую я знала много лет. Но и я уже не та.

Мы не такие, какими были раньше, но нет смысла сожалеть об этом.

— Встань, Лиза, прошу…

Медленно опускаюсь на колени рядом с ней. Тянусь пальцами к заплаканному лицу подруги. Слёзы застилают мои глаза, но я не замечаю их. Всё как в тумане. Мною движет порыв и воспоминание о близком человеке.

— Я давно простила тебя. Поверь мне… — шепчу я словно самой себе, касаясь её плеча.

Она вздрагивает, будто моё прикосновение обжигает, и поднимает на меня красные и опухшие от слёз глаза, полные боли и стыда.

— Я такая эгоистка... Господи, как же я могла… как могла так поступить с тобой?.. Я переспала с твоим парнем, а ты просишь у меня прощение? — пытается пошутить.

Накалённый до предела воздух можно разрезать ножом.

Образ Димы, заживо похороненный в моих воспоминаниях, болезненно мелькает в подсознании. В груди всё сдавливает горящим обручем. Кажется, будто кто-то взял факел и поджёг меня изнутри.

И я снова вспоминаю, с чего началась наша история…

Глава 1, Долгожданных отдых

— Сегодня начинается наш самый незабываемый отдых! Так что, куколки мои ненаглядные, желаю нам приключений. Да таких, чтобы дух захватывало! — Лиза поднимает свой бокал шипящего игристого, другой фужер подталкивает ко мне. — И побольше эмоций! А тебе, трудоголику, — указывает на меня окрашенным в ярко-розовый ноготком, — они тем более нужны!

Я закатываю глаза и ничего не отвечаю. У меня все хорошо. Безмятежно и спокойно настолько, что мою жизнь можно было бы назвать идеальной, как семейный коллаж в покупной фоторамке.

Собираюсь с любимыми подругами чудесно провести новогодние праздники на Алтае. Признаться, каждая из нас едет в надежде что-то поменять, пересмотреть и переосмыслить в своей жизни. Или просто ненадолго вырваться из круговорота взрослой жизни. У Марины двое маленьких детей и апокалипсис в семейной жизни; Лиза никак не может определиться, кто ей нужен — брюнет или блондин; Карина ненавидит проявление эмоций как таковых… А я и Настя просто плывём по спокойной реке жизни, избегая бурных вод и каменистых порогов.

В аэропорт мы приезжаем заранее, чтобы успеть перекусить и отпраздновать начало совместного отдыха. До Нового года остаётся всего три дня, и в это время Пулково всегда превращается в огромный муравейник, где тысячи людей мечутся в ожидании новогоднего чуда.

Мы сидим в уютном лаунж-баре с широкими панорамными окнами, за которыми открывается потрясающий вид на взлётную полосу. Бескрайнее небо вселяет веру в то, что предстоящее путешествие обязательно сделает тебя чуть счастливее, успешнее, свободнее…

— Девочки, а вдруг эта поездка станет судьбоносной? — отрывая взгляд от горящего пурпуром закатного неба, спрашивает Настя, делая глоток холодного напитка с пузырьками.

На её лице появляется простодушная хмельная улыбка. Обычно ей хватает трёх глотков — и глаза искрятся.

— Хотелось бы! — Лиза надувает пухлые губки и начинает заинтересованно разглядывать зал. Это её привычный жест: так она высматривает всех симпатичных парней в пределах досягаемости.

— Встретишь свою любовь наконец, — ехидно подмигивает Марина подруге.

— Даа… хочу как Леа с Никитой!

— Как именно? — вклиниваюсь в бурно развивающееся обсуждение моих отношений.

— Ну чтобы крепко и обоюдно!

— Чтобы крепко и обоюдно, нужно понимать и принимать своего партнера це-ли-ком, а не те его стороны, которые удобны тебе, — деловито отвечаю я.

— Тебе профессорские очки не жмут?

— Да к чёрту все эти чувства! — наконец оживает Карина.

Она не пьёт небрежно, большими глотками, как Лиза, ­— напротив, изящно потягивает любой напиток, будь то стаканчик сока или рюмка горькой водки. Сейчас это бокал терпкого красного вина.

— Надеюсь, на склоне в меня врежется хотя бы один мешок с деньгами и компенсирует причинённый моей персоне вред.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мы взрываемся хохотом, но не успеваем продолжить наш горячий разговор, который с интересом подслушивают любопытные уши из-за соседних столиков, — по громкой связи объявляется посадка на наш рейс.

***

Удобно расположившись в кресле самолёта, я наблюдаю за Настей, которая старается держать себя в руках: делает глубокие вдохи-выдохи, закрыв глаза, как учил её психолог.

— Дыши ровно, милая.

Мягко беру подругу за руку: глажу её ладонь, зная, что, когда самолет готовится ко взлету, она нуждается в ласковом дружеском слове и крепких объятиях. Нуждается в поддержке.

— Так голова кружится, — Настя опускает голову на мое плечо и закрывает глаза, — но мне уже лучше… Спасибо, родная…

В этот раз, если измерять по шкале животного страха, всё заканчивается вполне мирно. Радуюсь, когда подруга успокаивается и засыпает как ребенок. Теперь могу немного расслабиться.

Последний раз мы встречались с Настей около трёх месяцев назад. Марину и Карину я не видела почти полгода, а вот с Лизой мы видимся постоянно — почти каждый день. Мы дружим с третьего класса — тогда она перешла в мою школу. Помню её хрупкой фарфоровой куколкой со светлыми распущенными кудряшками и голубыми глазами. Уже тогда Лиза отличалась дерзкой женственностью и нежностью.

Впрочем, она всегда была настоящей бестией. Когда учительница представила новенькую белокурую ученицу нашему классу, все мальчишки тут же потеряли головы. С маленькой Лизой я подружилась сразу, будто мы знали друг друга сто лет. Она села за мою парту и предложила стать лучшими подругами, а я не раздумывая согласилась.

Заворожённо наблюдаю в иллюминаторе пролетающие мимо облака и далёкие пейзажи, не в силах отвести глаз от красоты белоснежных склонов и полей. Внезапно вспоминаю, как, проходя между рядами кресел в самолёте, я заметила молодого симпатичного парня, который с интересом разглядывал Лизу. В этом нет ничего удивительного: её всегда и везде замечают. Она очень яркая девушка. Та, ради которой мужчина, возможно, мог бы свернуть горы. Каково быть той, кому всегда и везде достается больше всего внимания? Той, чьё присутствие вызывает восторг и заинтересованность? Хотелось бы мне ощутить столько взглядов и внимания на себе? Я раньше об этом часто размышляла, и подобные мысли нарушали моё внутреннее спокойствие, но сейчас, сидя в самолете и рассматривая красивое лицо Лизы, я впервые задумываюсь, что хотела бы…

Аэропорт в Горно-Алтайске небольшой, несмотря на огромные толпы туристов, которые в последние годы ринулись сюда в поисках душевного равновесия и обнуления датчиков, отвечающих за накопленный стресс. Наша женская компания тоже пополнила ряды уставших туристов. Только я уже прилетала с родителями на Алтай, когда была совсем ребёнком. Тогда дорога из Барнаула занимала больше трёх часов — ближайший аэропорт находился там.

Помещение, где мы ждем наш багаж, очень маленькое и тесное: все стоят вплотную друг к другу с рюкзаками и сумками. В какой-то момент тучный мужчина впереди меня начинает материться и настойчиво призывать работников аэропорта поспешить с багажом, хотя и так всем ясно, что на процесс это никак не повлияет.

— Вы думаете, ваш наезд на персонал ускорит выдачу багажа? — слышится уверенный голос из толпы.

Я оборачиваюсь посмотреть на смельчака, узнаю в нем того самого парня, который с вожделением разглядывал Лизу в самолёте. Сейчас она тоже на него смотрит с нескрываемым интересом. И так каждый раз!..

— А ты вообще молчи! — рявкает мужик на парня, даже не поворачиваясь.

Молодой человек решает не продолжать бессмысленную перепалку, а лишь закатывает глаза. Через пару секунд поворачивает голову в нашу сторону и подмигивает Лизе, расплываясь в привлекательной белоснежной улыбке. Подруга краснеет и смущается. Моя интуиция моментально подаёт сигнал SOS: этот Новый год принесёт нам таких чудес, последствия которых мы будем разгребать ещё очень долго.

Единственная надежда, что компания ребят, с которой приехал этот парень, остановится где-нибудь в Чемале[1], растворяется сразу, как только мы сталкиваемся с ними на ресепшен в курортном комплексе «Манжерок». Их четверо, молодые и симпатичные, выделяются из толпы. Что-то активно обсуждают между собой, но из-за гула и шума в холле отеля слов не разобрать.

Тот парень всё ещё переглядывается с Лизой (как подростки, честное слово), но при этом ни один из них не делает первый шаг к знакомству. Вроде взрослые, а ведут себя как два девственника. Последнее опредёленно не про парня: высокий широкоплечий блондин с взъерошенными волосами, дымчато-голубыми глазами и обворожительной улыбкой явно попал пулей навылет не в одно девичье сердце. Правда, и Лиза не последняя скромница.

На нём свитер цвета слоновой кости широкой вязки с высоким воротом, короткий тёмно-синий пуховик, узкие синие джинсы и высокие зимние ботинки на шнуровке. Слишком красивый, с чересчур хитрым взглядом. А какая подача самого себя… таких стоит бояться и держаться как можно дальше, желательно очень далеко.

Чем дольше разглядываю его в толпе гостей, тем больше понимаю, что не захотела бы связать себя отношениями с таким человеком, потому что самооценка, с которой и без того вечные проблемы, не станет выше, да и разбитое вдребезги сердце по кускам потом не соберешь. А с другой стороны, мне разве кто-то предлагает отношения? Он-то переглядывается с Лизой, а не со мной. Так что и волноваться за свое сердечко не стоит. И вообще, о чём это я? Я ведь встречаюсь с чудесным парнем Никитой уже около двух лет.

Прихожу в себя через мгновение и толкаю подругу в бок.

— Вы как маленькие дети! Так и будете друг друга все праздники разглядывать?

— Прекрати! — шипит бестия мне в ухо, не отводя глаз от молодого человека. — Я первая не стану подходить. Он парень, вот пусть действует!

— Надеюсь, что он благоразумен и не ввяжется в одноразовые отношения с тобой!

— Я всё проработала со своим психологом, и теперь мне легче строить любые отношения с противоположным полом. Почему я вообще оправдываюсь перед тобой? — кидает мне язвительно и отворачивается, приглаживая мех на своей тёмно-коричневой норковой шубке. Такое движение выдает её с головой: Лиза нервничает. — Если я хочу просто отдохнуть… что в этом плохого?

Обнимаю подругу со спины, слегка опуская голову на её плечо. Поглаживаю её длинные густые светлые локоны.

— Я буду рада, если ты хорошо отдохнешь. Просто будь аккуратна. Это всё, о чем я прошу тебя, — шепчу.

Что там она говорила про приключения, от которых дух будет захватывать? Похоже, в этот раз они не обойдут меня стороной, и по старой доброй традиции мне предстоит вытирать сопли лучшей подруге.

Отстояв длинную очередь на ресепшен, мы наконец заселяемся в уютный двухэтажный домик. И пускай следующие полгода мы будем питаться лапшой быстрого приготовления, неделя отдыха в этом незабываемом месте стоит своих безумных денег. В доме пять отдельных комнат на втором этаже, но две из них выходят на снежный склон, что с утра до вечера забит отдыхающими. Вид из окон остальных трёх спален — все равно что алтайская зимняя горная сказка. На первом этаже большая дубовая гостиная с высокими окнами, смежная с кухней. Массивный декоративный камин, словно настоящий, украшает центр комнаты.

Мы кидаем жребий — честный способ определить, кому какая спальня достанется. В этот раз я оказываюсь счастливицей, и одна комната с видом на заснеженные волшебные горы выпадает мне. Вторая — Марине, но ей сейчас в жизни нужны любые радостные события, поэтому и без жребия мы заселили бы ее в комнату с незабываемым пейзажем за окном. Лизе достается соседняя со мной, а Настя с Кариной заселяются в две другие напротив.

Остаток вечера мы проводим разбирая чемоданы и обсуждая планы на следующие дни и новогодний ужин. Устраиваем себе лёгкий вечерний перекус с бутылочкой терпкого красного вина и расходимся по своим комнатам. Я жутко устала за сегодняшний день и, кажется, засну сразу, как голова коснётся подушки. Думаю о том, что стоило бы написать Никите, сообщить, что мы уже приехали, но это может подождать до завтра.

Сегодня он дежурит в больнице, и, скорее всего, мое сообщение прочитает только утром. Он врач-реаниматолог, и Новый год будет отмечать в больнице вместе с коллегами. Вот такая судьба врача — днем и ночью быть на страже. Оставлять свои планы и праздники ради тех, кто нуждается в помощи.

Так и проваливаюсь в глубокий сон, размышляя о непростой судьбе медиков.

[1] Район в Алтайском крае.

***

Дорогие читатели! Приглашаю в свою первую новинку "Мы не такие" :))

Глава 2 Случайности не случайны

На рассвете просыпаюсь без будильника. Лёжа в кровати, разглядываю вид из окна: горы укутаны пушистым снежным покрывалом, что придаёт пугающую величественность волнистому рельефу на фоне чистого, ещё ночного неба. Я наслаждаюсь этим зрелищем, от которого захватывает дух. Впитываю энергию алтайской природы, о которой вспоминала с самого детства.

Накидываю белый махровый халат с логотипом комплекса и выхожу в коридор. Запах свежесваренного кофе и булочек, наверняка заботливо приготовленных «хозяюшкой» Настей, наполняет весь дом. Спускаюсь вниз и замечаю подругу за столом, на котором уже стоит тарелка с румяной, ароматной выпечкой. Настя очень милая: курносый носик, зелёные глаза, копна густых волос, состриженных в каре. Она небольшого роста, миниатюрная, напоминает Алёнушку из сказки, только без длинной косы.

— Доброе утро, дорогая, — подруга нежно улыбается мне, отрываясь от созерцания вида из окна. — Кофе будешь?

Не дожидаясь ответа, встаёт и наливает горячий напиток в чашку, ставит передо мной на стол.

— Ты спала?

Делаю глоток вкусного утреннего кофе и тянусь за булочкой. Сейчас новогодние праздники, а это значит, на несколько дней можно расслабиться.

— Да, поспала несколько часов. Там Карина за стенкой с кем-то ругалась на повышенных тонах поздно ночью. Молчит как партизан. Тебе тоже ничего не рассказывает?

— Неа…

Откусываю божественную булочку, запивая кофе, и продолжаю с набитым ртом:

— Расскажет, когда будет готова. Меня больше беспокоит Лиза, которая вчера переглядывалась с каким-то смазливым парнем. Сначала в самолёте, потом в очереди на ресепшен. Чует моя жо… интуиция, — делаю жест носом, будто принюхиваюсь, — они в следующий раз не пройдут мимо друг друга.

— Может, ей полезно будет закрутить курортный роман? — Настя вопросительно выглядывает из-за огромной кружки, обхватив ее обеими ладонями.

— У нее каждую неделю курортный роман, и вот это-то меня и пугает, — бубню.

— У кого-го густо, а у кого-то… — задумчиво произносит подруга, вращая кружку в руках и рассматривая ее содержимое.

— Так! И до вашего замка доберется принц, милая принцесса Аврора, и своими жаркими поцелуями освободит вас от вечного проклятия!

Настя хихикает, а я уже порываюсь встать из-за стола и затискать любимую подругу в объятиях, как в дверях появляется заспанная Лиза. Зевает — она вся растрепанная, но даже в таком виде безумно красивая. Подходит к столу и приобнимает сначала меня, потом Настю. На лице появляется довольная улыбка.

— Сейчас Каришка с Мариной спустятся. Быстро позавтракаем и рванём на склон!

Через пять минут мы сидим за столом и уплетаем оставшиеся булочки со свежесваренным кофе, а через час упакованные в зимние комбинезоны, шапки и перчатки стоим уже на склоне: кто-то на лыжах, кто-то на сноуборде. Я арендовала чёрный комбинезон с белыми вставками по бокам. Ради одной недели в снежных горах покупать смысла не было. На Лизе её собственный костюм — оливковый, с оранжевыми полосками по всей длине.

Опыта в зимних видах спорта у меня практически ноль, но пару уроков с тренером я уже брала несколько лет назад на Домбае, сейчас я готова снова применить на практике все свои немногочисленные знания. Чёрную трассу я не решусь покорить, но Лиза упорно уламывает скатиться по красной, куда в итоге и уговаривает пойти. Остальные девочки расходятся по другим трассам.

В начале спуска чувствуется легкая нервозность и неприятный зудящий страх, что со всей скорости шлепнусь лицом в снег. В первые секунды ноги немного подрагивают, стараюсь кое-как удержать баланс и контролировать своё тело. Лиза проделывает то же самое, но её движения сопровождаются заливистым смехом. Ей комфортно и весело, а я скована и серьёзна, словно строгий экзаменатор наблюдает за мной. Моя сосредоточенность только мешает: едва докатившись до подножия склона, я всё равно нелепо приземляюсь на пятую точку.

— Леа, ты можешь расслабиться? — Лиза подает мне руку, за которую я тут же хватаюсь как за спасательный круг. — Когда ты напряжена, твое тело превращается в бревно, абсолютно негибкое и неподатливое.

— Я знаю! — Несуразно поднимаюсь на обе ноги и стряхиваю с себя остатки снега. — Всё время об этом думала, пока катилась со склона, но тело никак не поддавалось. В голове мелькают картинки, как я валюсь в снег ничком, ноги с лыжами разъезжаются в разные стороны, а лыжники и сноубордисты вокруг начинают хохотать над тем, насколько беспомощно я выгляжу.

Говорю всё это и тут же осознаю, насколько глупо звучат мои опасения, ведь, по сути, всем вокруг глубоко плевать, упаду я тут или нет.

— Прекращай уже думать о том, кто о тебе что подумает! Мы живём один раз, — парирует Лиза, натягивая на правое ухо сползающую набок ярко-оранжевую шапку, которую видно за километр. Моя тёмно-синяя не так привлекает внимание, именно поэтому я ее и купила. — Пойдем на подъемник, обязательно нужно скатиться еще пару раз.

Ровно так я сейчас и сделаю, когда покачусь со склона: расслаблюсь и оторвусь, разогнавшись больше обычного.

Когда подъезжает наше кресло, Лиза делает шаг вперёд, и в этот момент её оливковая штанина цепляется за выступающую деталь платформы. Кресло начинает подниматься, ткань резко натягивается и дёргает её назад. Лиза растерянно вертит головой, пытаясь понять, что происходит, а её ноги уже слегка соскальзывают, отчего она балансирует на одной лыже, отчаянно удерживаясь за выступающий край подъёмника. Я стою как замороженная и таращусь на происходящее, не осознавая, что сейчас, именно в этот момент, может случиться что-то очень нехорошее…

— Хватай её! — слышу за спиной громкий голос, обращённый, судя по всему, ко мне. Оборачиваюсь, словно в замедленной съемке, и замечаю того самого красавчика, который вчера взглядом буквально имел Лизу во всевозможных позах.

— Что стоишь как статуя? Давай, не тупи! — командует он.

Руки трясутся от страха, но я мысленно даю себе затрещину: ещё секунда промедления может стоить ни много ни мало жизни моей лучшей подруге. Собравшись с силами, вцепляюсь в её руку мёртвой хваткой. В это же мгновение молодой человек приподнимает Лизину ногу, чтобы снять напряжение с ткани, и ловким движением высвобождает зацепившийся край.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Не ожидал, что для знакомства придётся тебя спасать, — одаряя своей сексуальной улыбкой, парень стряхивает снег с её куртки и нежно поправляет штанину. — Думаю, теперь как минимум чашку кофе я заслужил?

Подмигивает. Я закатываю глаза: парень всё же нашел способ подкатить к Лизе, а та стоит, словно завороженная, как будто минуту назад и не было ситуации, что могла её в лучшем из худших случаев серьезно травмировать. Её взгляд прикован к нему, и всё произошедшее, кажется, отступает на второй план. Сейчас он тот самый герой из сказки, который спас принцессу и готов положить голову дракона к её ногам.

Его щеки красные от мороза, светлые волосы выбиваются из-под графитовой шапки, а дымчато-голубые глаза кажутся особенно яркими на фоне снежного пейзажа. На нём тёмно-серый комбинезон на молнии. Он высок, широкоплеч, одежда плотно облегает его фигуру, еще больше подчёркивая спортивное телосложение. Его взгляд уверенный и даже слегка насмешливый, и, похоже, он не без удовольствия наблюдает за эффектом, который производит на Лизу… ну и совсем чуточку на меня. Нет, меня не тянет к этому парню, но не могу не признать, что объективно он очень красив и обворожителен, а ещё он точно осознаёт, какое влияние имеет на девушек.

— Д-дда, — лепечет Лиза, без стеснения разглядывая красавчика. — К-конечно, да, обязательно нужно выпить кофе. Прямо сейчас?

— А почему нет? Кафе вон там. — Он указывает рукой на маленький деревянный домик с соответствующей надписью примерно в пятидесяти метрах от нас. — Я, кстати, Дима.

— Лиза, — щебечет она, поправляя светлые локоны. — А это моя подруга Леа. Ты, кстати, пойдёшь с нами? – обращается ко мне, невинно хлопая длинными ресницами.

Чёрт, что? Не хватало ещё меня тащить за собой в кафе в роли третьего колеса. Скорее всего, она ляпнула это из вежливости, а я, как хорошая и верная подруга, конечно же не должна соглашаться на такое щедрое предложение.

— Привет, Леа, — бросает мне Дима, продолжая обворожительно улыбаться.

— Привет, Дима, — отзеркаливаю я, отчего-то начиная жутко раздражаться. — Идите без меня, мне нужно ещё девочек найти.

Скольжу взглядом по склону, делая вид, что выискиваю кого-то в толпе.

— Тогда увидимся позже? — В Лизиных глазах вспыхивают знакомые искрящиеся огоньки, готовые принять вызов.

— Да, до вечера! — кидаю напоследок, устремляя взгляд куда-то между Лизой и её «новым вызовом», и спешно отъезжаю в противоположную сторону, чтобы не мешать лыжникам и сноубордистам подниматься к подъемнику.

Через минуту, не понимая, зачем это делаю, оглядываюсь назад и замечаю, как Дима, не теряя ни секунды, берёт Лизу под руку, как они уверенно заходят в кафе. В кармане моего комбинезона вибрирует телефон, и я отвлекаюсь на входящее сообщение.

Глава 3 Новые люди

— Я посмотрел прогноз погоды в Горно-Алтайске на несколько дней. Завтра обещают сильную метель. Ты взяла с собой достаточно тёплых вещей? — ласково спрашивает мой парень.

— Да, Никит, конечно взяла! И тот свитер с оленями с выпученными глазами, будто Санта их отшлёпал за непослушание, который ты мне подарил на прошлый Новый год, уже на мне.

Смешок в трубке.

— Как прошло дежурство? — интересуюсь.

— Да не очень. К нам ночью привезли четырёх пациентов с тяжелейшими травмами, у одного внутренние органы в кашу. Вчера на КАДе из-за метели столкнулись пакетник с легковушкой. Хорошо, что поздней ночью движение было практически нулевым и пакетник был пустой — водитель один. В легковушке трое взрослых и ребенок. Отец семейства единственный не пострадал — так, лёгкие ссадины.

— Кошмар!.. Перед праздниками… такое никому не пожелаешь. Я сегодня не усну…

За два года отношений я должна была привыкнуть к подобным страшным новостям, но каждый раз мне достаточно сложно без лишних эмоций воспринимать рассказы Никиты о жутких авариях, особенно таких, в которых дети получают тяжелые травмы.

— Ты сама спросила, — устало отвечает Никита. По интонации чувствуется легкая улыбка, но тут же голос становится более серьезным: — Но, ты знаешь, когда их привезли, ребёнка доставили в критическом состоянии сразу в детское отделение. А там в ночь дежурил Леон Карапетян — один из лучших наших хирургов. Руки у него золотые! Ребёнка спас.

— Ты у меня самый лучший, ты же знаешь?

Меня охватывает невероятное желание прижаться к любимому человеку и раствориться в его теплых объятиях, особенно сегодня, в канун Нового года, который мы проводим снова не вместе. В прошлом году была такая же ситуация: он спасал людей в праздничную ночь, а я веселилась с подругами.

Никите двадцать девять, он на четыре года старше меня. Последние несколько лет, как закончил ординатуру, мой талантливый врач-реаниматолог трудится в НИИ Джанелидзе. Пошел он по стопам своего отца Константина, который построил успешную карьеру реаниматолога и, получив дополнительное образование, стал востребованным хирургом. Мама Софья работала старшей медсестрой, а после рождения дочери решила стать домохозяйкой. Семейство Ковалёвых приняло меня удивительно тепло, несмотря на то что я совершенно не вписываюсь в идеальную картину их медицинского мира. Реаниматолог и реставратор — колоритная парочка.

— Знаю, знаю… — мягкий голос Никиты заставляет на секунду пожалеть, что я уехала на целую неделю развлекаться и отдыхать с подругами, пока мой герой от заката до рассвета спасает жизни. — Я пойду приготовлю что-нибудь перекусить, а потом лягу спать. У вас еще самый разгар вечера, а у нас почти ночь. Повеселись там за нас двоих.

Не успеваю и слова сказать, как дверь в мою комнату с грохотом открывается и на всех парах в неё влетает Лиза с горящими лукавством глазами.

— Быстро собираемся, у нас через полчаса бронь в СПА с бассейном!

Никита усмехается на другом конце провода, бормочет: «Лиза как всегда не даёт заскучать» и прощается до следующего созвона.

— Стучать, как я понимаю, тебя так и не научили? — Раздражённо вскакиваю с кровати и бегу проверять, не осталось ли отметин на стене, в которую со всей дури врезалась ручка бесцеремонно распахнутой двери.

— Ты — мой главный учитель! — Чертовка подмигивает мне и задорно хохочет. — Не занудствуй. У нас осталось мало времени. Нам нужно срочно собираться в СПА! Бабушкин купальник у тебя с собой, надеюсь? Натягивай его! Девочки уже внизу, ждем только тебя.

Выгоняю подругу из комнаты и иду к чемодану, который ещё не успела разобрать. Да и надо ли это, собственно, делать, если через несколько дней его снова нужно будет собирать? Вот так дилемма.

Нахожу черный слитный купальник, которому уже лет пять, и быстро переодеваюсь.

«Ты

—

мой главный учитель».

Не поспоришь, тут Лиза абсолютно права: я учитель, мать и отец, сестра и брат, подруга и наставник, психолог и опора. Я для неё — всё. А кто она для меня?.. Наверное, она для меня намного больше. Нас связывает что-то крепкое и непоколебимое, сравнимое со связью матери и её ребенка. Да, это самое точное сравнение: она мой ребенок. Не по крови — по сердцу. Мать любит свое дитя безоговорочно, независимо от того, какие поступки её чадо совершает. Она будет защищать его от врагов, даже если этот враг — он сам.

Смотрюсь в зеркало и с кислым выражением сканирую своё отражение: тёмно-каштановые прямые волосы чуть ниже плеч, большие карие глаза выделяются на бледном худощавом лице. Прямой нос, широкие плечи, которые жутко раздражают с самого детства, и едва заметная грудь первого размера. Дааа... вряд ли я произведу фурор среди представителей противоположного пола в СПА. С другой стороны, какое мне до этого дело?.. У меня есть Никита, который искренне меня любит. Чем-то же я его зацепила? Может, длинными стройными ногами и тонкой талией. Спокойным характером и мудрым поведением.

Я не была его пациенткой, как многие могли бы подумать. Я была посетительницей его пациентки: навещала Настю, которая попала в больницу в тяжелом состоянии с двусторонней пневмонией. Несколько дней подряд я приходила к ней, не замечая заинтересованности со стороны Никиты, а перед самой выпиской подруги он неожиданно пригласил меня на свидание. Так — довольно спокойно — начались и развивались наши отношения. И никаких тебе сумасшедших историй, которые регулярно происходят с Лизой.

Одобрительно киваю своему отражению в зеркале, разглаживаю складки на купальнике и, надев сверху синий спортивный костюм, спускаюсь вниз, где меня уже заждались.

***

На ресепшен нас встречает молодая девушка приятной внешности в белом приталенном халате. Выдает каждой по теплому махровому полотенцу, ключи от шкафчиков и кратко рассказывает правила посещения СПА-зоны. Бронь на два часа: на нашу женскую компанию и компанию друзей Димы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Стоя в раздевалке у своего шкафчика, я замираю с открытым ртом: на Лизе не купальник, а полупрозрачные жёлтые «треугольники», с трудом прикрывающие шикарную грудь третьего размера и соединенные между собой лишь тонкими ниточками, да ещё почти полностью оголяющие ее стройные бёдра и задницу стринги.

— Ты совсем сдурела? — злостно рявкаю на подругу, возмущённо рассматривая ее «недокупальник». — Поприличнее ничего не нашлось?

Лиза отмахивается от меня как от назойливой мухи, продолжая рассматривать себя в отражении и поправлять так называемое бикини.

— Ну красивый же купальник, а? — вопросом на вопрос отвечает она, демонстративно расправляя над грудью тонкие лямки, которые едва держатся и только чудом не расходятся по швам.

— Если я скажу, что бикини слишком откровенное и оставляет о-о-очень много места для развратных мыслей, это убедит тебя пойти и переодеться? — теперь Настя в слитном розовом купальнике с открытой спиной перенимает мой тон нравоучителя.

— И не жалуйся после того, как тебя толпой отымеют прямо в бассейне, — невозмутимо и безапелляционно отрезает Марина. Она закрывает шкафчик на замок и голая удаляется в душевую, прихватив со скамейки полотенце и белый купальник.

Закутанная в махровый халат Карина стоит чуть в стороне, наблюдая за нами. Громко жуя жвачку, она надувает огромный пузырь, который в один момент с треском лопается, отдаваясь громким эхом по помещению.

Замираем.

— Красивая ты, сучка, — одной фразой она моментально перечеркивает всё сказанное нами до этого. — Иди и покажи этому, — щелкает пальцами, — как там его?.. Дима? Пусть у него плавки по швам разойдутся от такого зрелища.

— Это именно то, что я и хотела услышать!

Лиза поворачивается ко мне и нежно обхватывает обеими руками мою ладонь. Выражение её лица меняется с ехидного на умоляющее. Опять!

— Леа, милая, ну не злись, пожалуйста! Я как увидела его, так всё! — Ее глаза расширяются в эйфории предвкушения, кожа покрывается мурашками. — Гром, молния, искра, пожар!

— Марина тебя предупредила, если что, — спокойно отвечаю я, принимая поражение.

Лиза радостно подпрыгивает на одном месте, взвизгивая и хлопая в ладоши, словно ребенок, и через секунду её силуэт уже ускользает в дверях.

Стоя под душем и натягивая на мокрое тело купальник, я вдруг осознаю, что мне некомфортно. Не потому, что на мне обычный черный слитный купальник, который, как выразилась подруга, «бабушкин», а потому, что на Лизе — умопомрачительное бикини.

Присоединяюсь последней к большой весёлой компании и судорожно сканирую глазами уютное светлое помещение в поисках свободного места, куда можно пристроить свою пятую точку. Желательно в самый дальний и темный угол, куда не попадает свет.

Мозг перестает соображать, когда меня обступают со всех сторон несколько почти что голых парней, одетых только в плавки и шорты.

— Ты Леа? — обращается ко мне один из ребят с тёмной, небрежно уложенной кудрявой шевелюрой.

— Да, — выдавливаю из себя с лёгкой улыбкой и стараюсь изобразить невозмутимость.

— Будем знакомы. Я Макс, — показывает большим пальцем на себя, — а это Ярик и Андрей.

— Привет! — поднимаю кисть руки в приветственном жесте.

Парни дружелюбно машут в ответ и разбредаются кто в бассейн, кто в сауну.

— Мы собираемся сделать общий заказ в баре, тебе что-нибудь взять? — спрашивает Максим.

Выглядит этот парень как божество, только что спустившееся с Олимпа: смуглая кожа, высокие скулы, прямой нос, лёгкая щетина и невероятно красивые тёмно-изумрудные глаза. Не решаюсь опустить взгляд ниже лица и рассмотреть фигуру, но и без пристального изучения можно с уверенностью сказать, что тело у парня столь же божественное, как и лицо. Впрочем, Ярик и Андрей ничуть не уступают другу. И дело, скорее, не только во внешних данных, но и в сильной энергетике молодых мужчин.

— Да, спасибо. Я буду то же самое, что и девочки. — Мне явно нужно как-то расслабиться, побороть скованность, поэтому предложение как нельзя кстати.

— Без проблем! — отвечает Макс, расплываясь в не менее сногсшибательной улыбке, чем та, которой вчера нас одаривал Дима после операции по спасению Лизы.

Заворачиваюсь в полотенце и замечаю, как Марина, глядя на меня, похлопывает по свободному шезлонгу рядом с собой.

— Прыгай ко мне! Я тебе местечко приберегла.

— Супер, спасибо, — с облегчением выдыхаю, подхожу ближе и забираюсь на шезлонг.

Сама зона СПА достаточно светлая и уютная: деревянные лежаки с такими же кофейными круглыми столиками, расставленными по периметру небольшого прямоугольного бассейна, внутри которого встроено джакузи. Потолок отделан в светлых тонах, свет мягкий, рассеянный. Чуть поодаль от бассейна расположена небольшая уединенная зона с деревянным каркасом и балдахином, напоминающая альков. И что-то мне подсказывает, Лиза с Димой уже там.

Через несколько минут появляется официант с подносом, заставленным напитками и закусками. Наши новые знакомые однозначно мне нравятся.

— Присоединитесь к нам в бассейне? — Максим подаёт бокал Марине, затем второй протягивает мне.

По его искромётным взглядам в сторону Марины становится понятно: отдых обещает быть куда более интересным, чем можно было представить еще вчера. Но Максим пока не знает, что Марина у нас — мать двоих детей, а её горе-муж Кирилл Гордеев, с которым намечается невероятно сложный бракоразводный процесс, не собирается так просто отпускать жену.

— С удовольствием! — в голосе подруги слышны нотки искренности. Я приятно удивлена. — Сейчас допью и сразу присоединюсь.

Макс одобрительно кивает и уходит в хаммам, пока Марина наслаждается своим напитком.

— Он с тебя глаз не сводит, — обращаюсь к подруге.

— Ага, заметила. — Она крутит бокал в руке, поглядывая на мерцающую жидкость. — Парни тоже из Питера, поэтому вето на возможный роман я накладывать не стану.

После того, как мерзко с ней обошёлся аморальный ублюдок Гордеев, Марина сильно изменилась. Надев маску безразличия, она превратилась из жизнерадостной и улыбчивой молодой женщины в холодную и безэмоциональную стерву, готовую крушить и убивать.

— Вопрос про Гордеева можно задать?

— Задавай.

— У вас точно всё?

— Естественно! — огрызается, резко встрепенувшись. — Я жажду, чтобы он горел в аду! Так, как никто никогда не горел! Вместе со своей дешёвой подстилкой. Ещё и углей подкину побольше, чтобы ярким пламенем сияло!

Уже прошло несколько месяцев с тех самых злополучных событий, которые мощным цунами разрушили семью Гордеевых, но по чересчур эмоциональной реакции очевидно, что Марину до сих пор кроет так же остро и болезненно, как в первые дни.

— Мы пару тачек с углем подвезём, — усмехаюсь и наигранно окидываю взглядом пространство вокруг, имея в виду подружек. — Отпусти себя, пока мы на отдыхе. Арина и Влад у бабушки, говнюк в аду горит, а ты поживи, наконец, для себя единственной. Максим, между прочим, явно не против стать на время твоей противовирусной таблеткой.

— Хорошо, подумаю над твоим предложением, но мне понадобится целая аптечка, — вздыхает Марина, натягивая улыбку на лицо, и легонько толкает меня в бок. — О, а вот и Макс вышел из сауны. Пойду-ка подразню его.

Девушка изящно встает с лежака, поправляет густые рыжие волосы и, повиливая шикарными округлыми ягодицами, облачёнными в белые купальные трусики, устремляется к бассейну. Глаза Макса непроизвольно расширяются и загораются нескрываемым желанием. Кое-кого сегодня ночью замучает бессонница и каменный стояк.

Настя с Кариной растворились в мире саун и джакузи. Подозреваю, времени они зря не теряют в компании Ярослава и Андрея.

Допиваю бокал, тянусь за добавкой и замечаю, как из скрытой балдахином зоны неспешно выходит Лиза, а за ней и Дима. Её ладонь в его руке. Лицо Лизы сияет от счастья, красное, как только что приготовленный рак для праздничной вечеринки[1]. Щеки горят, а купальник криво и небрежно завязан, будто его уже не раз снимали. На голове у Димы идеальный беспорядок, а в глазах сверкает что-то загадочное, от чего мурашки по коже. Дерзкое выражение лица и вызывающая выпуклость в плавках выдают желания довольного альфа-самца. Стискиваю бокал в руке, когда непонятное чувство раздражения вновь начинает нарастать внутри, словно снежный ком. Они не замечают меня, поглощенные друг другом, медленно идут в сторону джакузи и опускаются в бурлящую пенную воду.

Теряюсь от собственной реакции на симпатию между ними. Пробую подавить охватившее меня чувство, которое пугает, но, увы, безуспешно. Никогда еще не испытывала ничего подобного ни к одному парню, тем более к тем, с которыми Лиза пыталась строить отношения. А было их немало. Обычно это красивые, популярные и непростые по характеру мужчины, но мои чувства ни разу не выходили за рамки одобрительно-дружеских. Да что там! Чаще всего я не могла понять, что же такого привлекало Лизу в них!

Ощущаю себя сталкером, который не сводит глаз с пылающей жаром парочки. Вот Дима склоняется ближе к девушке, кладет руку слева от её лица — так, что мне закрыт обзор на все, кроме его привлекательного профиля и напряженной мускулистой руки. Затем он медленно опускается ниже, его губы накрывают её, двигаясь плавно, но в то же время грубо, и у меня низ живота скручивает тугой верёвкой. Невольно закусываю нижнюю губу, сжимаю бёдра от покалывания между ног и откидываю голову назад.

Закрываю глаза и хочу отогнать непрошеные образы, мелькающие перед глазами. Сердце интенсивно колотится о рёбра, царапая их, словно сухая ветка, скребущая по стеклу.

Что со мной происходит?..

Почему… почему от одного вида малознакомого парня моё тело так остро реагирует? Оно отзывается не на родного Никиту, а на чужого мужчину!

Похлопываю себя по ягодицам и провожу руками вниз до колен, слегка массируя кожу. Повторяю этот ритуал несколько раз и открываю глаза. Краем уха улавливаю расслабляющую музыку, на фоне которой слышны всплески воды, громкие перешёптывания, женский и мужской смех. Даже Карина смеётся — значит, чья-то шутка оказалась действительно стоящей.

Снова смотрю в сторону джакузи и пересекаюсь взглядом с дымчато-голубыми глазами. Дима улыбается мне и подмигивает. В этом жесте нет флирта — в нём отражается его характер. Лиза что-то шепчет ему на ухо, хихикает, свободной рукой поглаживает рельефное плечо парня. Теперь, когда он сидит не вполоборота, а расслабленно откинувшись спиной на бортик, можно рассмотреть его крепкий подтянутый торс. На левом предплечье набита татуировка. С такого расстояния трудно разобрать, что именно изображено на рисунке, но редко кто станет украшать свое тело бессмысленными линиями и буквами. Наверное, там что-то значимое для него.

Может быть, я когда-нибудь узнаю, что означает его тату?

Испугавшись собственных мыслей, я поспешно иду в хаммам, где, по моим хитрым вычислениям, сейчас должно быть пусто. Я не интроверт и не пытаюсь избежать общения с людьми, но знакомства с противоположным полом всегда давались сложнее, чем хотелось бы. К тому же эмоции, что сотрясли мой разум пять минут назад, когда я жадно разглядывала поцелуй лучшей подруги с её новым... увлечением? — это не просто физическая реакция моего тела… Это то, с чем мне придётся разобраться до того, как я вернусь домой к любимому Никите.

Дима, как и любой другой «объект обожания» Лизы, — запретная территория, на которую я никогда не посягну, даже если желания скрутят меня в бараний рог. Мимолётная похоть и удовольствие не стоят той крепкой дружбы, что длится целую жизнь. В моём случае остаётся лишь пережить следующие несколько дней, и когда мы вернемся к рабочим будням, этот момент помутнения рассудка забудется, словно дурной сон.

Очень-очень дурной сон.

В хаммаме действительно пусто, и я смело прохожу внутрь. Стены покрыты тёмной графитовой плиткой с имитацией природного камня, а мраморные скамьи встроены по периметру помещения, раздёленного на нижний и верхний ярусы. Снимаю душевую лейку и ополаскиваю холодной водой скамью на более высоком ярусе. Забираюсь с ногами, чтобы пар не обжигал ступни, и, обхватив руками колени, прислоняюсь спиной к стене. Жаркий густой пар заполняет пространство. Рецепторы улавливают приятный густой аромат — тело моментально расслабляется. Погружаюсь в сладкий транс, где образы сменяют друг друга: сверкающее побережье Касабланки, шумный базар, переполненный разнообразными деликатесами и восточными пряностями, споры торговцев на звучном незнакомом языке. Дверь распахивается, разум возвращается в реальность. Две фигуры просачиваются внутрь парной.

— Твое тело постоянно хочется трогать, — игривый голосок Лизы громким шёпотом раздается по помещению.

— А я тебя хочу, — отвечает хрипловатый голос.

О Боги, ещё не хватало стать случайным свидетелем сексуальных игрищ! За плотной завесой пара я — незаметная тень.

— Пока мы вдвоем, — тон мужчины приобретает нотки интимности и решительности одновременно, — я хочу немного попробовать тебя.

Ну всё, пора вылезать из своей паровой берлоги! Перспектива стать вуайеристом никак не будоражит. Кидаю взгляд на электронные наручные часы и, прочистив горло, подаю голос:

— Вы извините меня, пожалуйста, но я не хочу становиться свидетелем ваших ласк.

Подруга охает от неожиданности:

— Леа, это ты?

А вот Дима совсем не удивлён, потому как на своё высказывание я получаю лишь хриплую усмешку.

— Да, я! — Соскальзываю со скамейки и по мокрому полу шлепаю в сторону выхода. — До окончания нашей брони осталось чуть меньше получаса. Очень прошу придержать свой тестостероновый шторм в плавках. А уже в комнате, за закрытыми дверями, делайте что хотите.

— Надеюсь, ты не собираешься меня бить за желание помять её ягодицы и грудь? — иронично выдает Дима.

Его торс и плечи, покрытые каплями пота, напрягаются, когда он демонстративно притягивает к себе Лизу, поглаживая её бедро. Я не могу оторвать глаз от этого действия, такого простого и в то же время пропитанного желанием мужчины обладать женщиной. Действия, которое придаёт девушке уверенности, что она невероятна желанна.

Её кожа, грудь, бедра. Губы.

— Нет, но «дегустировать» друг друга в общественном месте — это неуважение к окружающим!

«Остановись! Прекрати контролировать каждый её шаг!» — вопит мой внутренний голос, но, вопреки здравому смыслу, озвучиваю совсем не то, что собиралась, грозно тыча пальцем в Лизу:

— А с тобой мы поговорим вечером!

Разворачиваюсь и убегаю прочь.

[1] Шведский праздник середины августа.

Визуалы героев

Наша девочка - скромница Леа Цветкова.

Свободолюбивый Дима Макей. Встречается с лучшей подругой Леа.

Лиза - лучшая подруга Леа. Очень проблемная девочка. Встречается с Димой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 4 Новогодние НЕчудеса

— Кто у нас селёдкой занимается? — восклицает Карина, энергично намывая морковку средством для мытья овощей и фруктов.

— Марина нарезает ингредиенты для шубы. — Настя отрывает кусок бумаги для выпечки и аккуратно расстилает его на противень. Затем начинает скатывать тесто в идеальные круглые шарики.

Утром на такси мы ездили в супермаркет Горно-Алтайска за продуктами для салатов и выпечки. Вернулись с четырьмя огромными пакетами, полными фруктов, овощей, консервов и прочей новогодней еды.

— Нужно поставить духовку разогреваться на 180°С. Леа, включи, пожалуйста, если ты не занята.

— Да, конечно. — Бросаю нарезать овощной салат и бегу включать духовку. — Марина, так у тебя морковка есть варёная для шубы?

— Ооох, черт! — шипит подруга, закатывая глаза. — А я и думаю, чего не хватает в этом салате?!

Смотрю на почти готовую пирамиду из селёдки, свеклы, лука и картошки, щедро промазанных майонезом, и начинаю хохотать. Девочки оборачиваются и тоже заливаются звонким смехом. Настя хватается за фартук, стряхивает муку с пальцев, вытирая уголки глаз от подступивших слез.

— Я поэтому и решила уточнить. — Карина иронично продолжает трясти мокрой морковкой над раковиной. — Так варить её или без морковки обойдемся?

— Нет, где вы видели шубу без морковки? — бурчит Марина. — Сейчас все вывалю в одну ёмкость, потом переделаю. Есть же ленивые голубцы? Вот у нас будет ленивая селёдка в шубе.

— Я за! — с энтузиазмом поддерживает Карина, заворачивая морковь в алюминиевую фольгу. — Так, ещё пара часов — и мальчики будут на пороге. Лиза, во сколько они придут точно? Это раз. Два — ты сможешь нарезать оливье? Морковка будет готова через полчаса, если мы подкинем её к булочкам в духовку. Зайчуня, — обращается к Насте, — может, пару штучек сбоку положим?

— Без проблем! — два голоса откликаются синхронно.

— Конечно, нарежу все, что скажете! — с интонацией послушного ученика соглашается Лиза, завязывая на талии красный фартук с белыми крупными снежинками. Мы все в одинаковых фартуках, как настоящая команда. — Мальчики придут к половине девятого. Успеем поздравить всех наших в Питере и спокойно сядем отмечать. Эх, как классно, что в доме стоит украшенная ёлка!

Ёлка действительно наряжена сказочно. Главный её плюс — она искусственная и не будет осыпаться острыми сухими иглами на ковер. Пурпурно-красные и золотые банты украшают её, перемежаясь с маленькими и большими стеклянными шарами тех же оттенков, что отражают блики огней. Волшебство добавляют атмосфере и разноцветные огоньки мигающих гирлянд, яркость которых можно регулировать дистанционно с помощью пульта.

— Сфоткала эту прелесть и отправила Луису. Нужно обязательно сохранить такую идею для нашего агентства. Атмосфера просто бомбическая! — Складывает ладони в романтическо-мечтательном жесте Лиза. — Кстати, я украсила комнату ароматическими свечами. Сделаю Диме сюрприз!

— Ты везла сюда свечки и планировала заранее кого-то подцепить? — слегка ошарашенно спрашиваю, отправляя в салатницу нарезанные кусочки свежего огурца.

— Парочку прихватила… — Лиза стыдливо мнется, прикусывая нижнюю губу. — При чём тут «подцепить кого-то»? Ты же знаешь, я люблю медитировать перед сном при свечах. А тут горы и снег — идеально!

С Лизой мы вчера так и не поговорили. Вернувшись в коттедж после СПА, уставшие и разморенные, мы решили забронировать столик в ресторане комплекса. Поглощая вкуснейшую треску с пюре из белокочанной капусты, Лиза поставила нас перед фактом: Новый год мы будем отмечать с Димой и его друзьями.

«Ребята обалденные! У нас много общего, да и Маринке не помешает отвлечься, вот я и пригласила мальчиков отпраздновать вместе с нами Новый год!» — заявила она тогда с такой уверенностью, будто именно так всё и задумывалось.

— Лиза, если бы меня вчера не оказалось в хаммаме, ты бы отдалась ему прямо там? — задаю прямой вопрос, ожидая честного ответа, и меня совершенно не смущает, что мы не наедине. Не потому, что хочу её пристыдить или смутить, а потому, что она никогда не скрывает истории своих похождений и влюблённостей ни от одной из нас.

— Да блин, Леа, черт возьми! — негодует Лиза, обхватив себя руками за локти в попытке закрыться от моего вопроса. — Я ничего не планировала изначально, но Дима настолько нежен и горяч, что сложно перед таким напором устоять! Любая бы отдалась, не только я. И да, если ты спросишь о продолжении, то я его жду!

Её ответ — настоящий вызов, как и гордый взгляд. Разве что перчатка кожаная не летит вслед к моим ногам, приглашая на дуэль. Да и чёрт с тобой, подруга! Из раза в раз одно и то же! Одни и те же слезы на моем плече и клятвы, что больше ни ногой в это затягивающее болото. Пора её отпустить в свободное плавание. В мир, где без меня, как без спасательного круга, она научится самостоятельно грести в тёмных водах.

— Но ты знаешь его каких-то два дня! — тщетно пытаюсь уговорить её не делать глупостей, но сдаюсь, увидев непоколебимую решимость в тёмно-синих глазах. — Аромасвечи, знаешь ли, от ЗППП не спасают, так что в нужный момент свою кудрявую головушку не теряй! — тяжело выдыхаю и перевожу тему: — Так что там у нас с морковкой?

К восьми часам праздничный стол с новогодними блюдами в гостиной уже накрыт: аппетитный классический оливье, нежная селёдка под шубой по рецепту Марины, греческий овощной салат, бутерброды с красной икрой на мягких свежих булочках от Насти, закусочная ёлочка из ароматного сыра, сервелата и сочного винограда, щедро украшенная красными зёрнами граната, и корзинка свежих фруктов.

— Вы уверены, что такой диетический ужин устроит четырех крупных голодных парней? Им разве не нужно заталкивать в себя побольше калорий? — задумчиво произношу, скептически разглядывая стол, заставленный лишь салатами и бутербродами.

— Сейчас ещё из-за малознакомых мужиков я буду на кухне с утра до вечера салаты стругать! К тому же на отдыхе в таком шикарном месте! Да и, по словам Лизы, они сами просили много не готовить,— фыркает Карина с толикой раздражения, отстукивая острыми ноготками по поверхности стола какой-то навязчивый ритм.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Она пробует кому-то дозвониться: слышны лишь длинные гудки, звонок остаётся без ответа. Поджав губы, она резким движением руки швыряет телефон на стол. На безупречном, как всегда невозмутимом лице мелькает тень досады, выдающая её секундную слабость.

— В кои-то веки я вознамерилась поздравить мать с Новым годом, но эта женщина не берёт трубку!

— Перезвонит, это же твоя мать. Я бы удивилась, если бы она ответила с первого раза… — Марина пожимает плечами. — Гордеев, скот, приехал к родителям на дачу. Вот только что мама сообщение прислала и просила не нервничать. После таких сообщений, наоборот, холодный пот проступает. — Она напряженно трёт переносицу, прикусывая щёку изнутри, словно отгоняет подступающие слезы. — Кирилл хочет праздновать Новый год с детьми. Он, понимаете ли, любящий отец.

— Это не так уж и плохо, Марин, — рискуя нарваться на недовольный взгляд, всё же осторожно озвучиваю свое мнение. — Если открыть статистику, сколько мужчин в разводе продолжает видеться со своими детьми, то мы будем неприятно удивлены. Конкретно в этом единственном случае Гордеев поступил как настоящий отец.

— Не знаю. Возможно, — с неохотой соглашается Марина, шумно выдыхая.

Глава 4.1

— Ты Новый год будешь встречать в свитере и леггинсах? — Карина обводит меня придирчивым взглядом, а её губы пренебрежительно изгибаются.

— А куда мне наряжаться? — парирую я.

— В смысле куда? Вообще-то Новый год, ты не забыла? — На лице подруги появляется искреннее непонимание, почему я не оделась так же, как и она: в шикарное коктейльное платье ярко-красного цвета, подчеркивающее самые привлекательные изгибы тела.

— Так я... мне… кхм... короче, мне и так комфортно, — ворчу я и оттягиваю низ свитера вперёд, пытаясь рассмотреть на нем мордочки оленей.

Прекрасный же свитер, с новогодними мотивами…

Вместо ответа Карина театрально закатывает глаза. И почему она так сильно удивляется? В какой из вселенных я одевалась как Карина и Лиза? Настолько вызывающе, что проходящие мимо мужчины не могут не оглянуться и не облизаться от откровенного восхищения.

На мне отличный джемпер из шерсти и вискозы, а ведь состав тканей крайне важен, чтобы кожа оставалась здоровой и молодой. Пушистый, тёплый, удобный — просто идеальный предмет гардероба. И к тому же зачем мне откровенные наряды? Мне и соблазнять никого не нужно: главный мужчина моей жизни уже соблазнён и ждёт меня дома после отпуска.

Отвлекаюсь на входящее сообщение: «С Новым годом! Люблю тебя». Во вложении — фото Никиты с коллегами за скромным праздничным столом. Бутылка советского шампанского в центре, несколько одноразовых стаканчиков, мандарины и пару покупных салатов в пластиковых контейнерах — никаких изысков. Все лица знакомы, кроме одного: какая-то кучерявая молодая девица с каштановыми волосами уж слишком близко жмётся к моему Никите. Но его лицо невозмутимо, как, впрочем, и всегда.

Наспех делаю фото нашего праздничного стола, селфи на фоне красивой ёлки (из нас двоих хотя бы ёлка сегодня красивая) и набираю ответное сообщение: «У нас тоже всё скромно. Скоро подойдут новые знакомые Лизы и Марины. Скучаю сильно и люблю!».

В конце добавляю красное жирное сердечко и жму «Отправить», сообщение улетает адресату.

Неожиданно вздрагиваю, когда тишину комнаты разрывает громкий стук. Гости пришли.

Из ванной комнаты на первом этаже сверхзвуковой ракетой вылетает Лиза и несётся к входной двери. Её стройные ноги облегают высокие белые вязаные чулки выше колен и короткая красная обтягивающая юбка в черно-зеленую клетку. Белый свободный свитер с V-образным вырезом элегантно спадает с худенького плечика, а толстую белоснежную косу украшает вплетённая в волосы бордовая лента с золотой заколкой в виде бантика. Если я не могу отвести глаз от бесподобного образа Лизы, то Диму, как только он перешагнет порог, с самой первой секунды разобьёт крепкая эрекция.

— Похоже, мы реально попали в сказку! — присвистывает Андрей, с восхищением обводя взглядом нарядно украшенную гостиную и стол.

— Да и девчонки выглядят просто потрясающе! — соглашается Макс, расплываясь в улыбке.

Его горящие глаза ловят неловкий взгляд Марины. Интересно, позволит ли она чему-нибудь случиться между ними?

Ярик и Андрей самые крепкие из всей четверки. Их внушительные и мощные торсы выглядят в одежде еще крупнее, чем вчера казалось в СПА. Таких прирожденных бойцов с готовностью примут в любое элитное подразделение. Они скромно одаривают нас теплыми дружелюбными улыбками и проходят к диванам.

Сердце внезапно несётся в пляс, необузданно лавируя между гостями, — в комнату заходит Дима. На нем тонкий кашемировый свитер бежевого цвета, облегающий его идеальный торс, и джинсы, сшитые специально для его привлекательной задницы.

Боже, я разглядываю его зад! Цветкова, приди в себя!

Ты же сильная и независимая женщина. Возьми себя в руки!

Дима ещё не успевает даже толком поздороваться со всеми присутствующими, как Лиза повисает в его руках мягкой шёлковой тряпочкой, обвивая его шею и страстно целуя.

И вот стою я посреди гостиной в чёрных хлопковых леггинсах и красном рождественском свитере. Милые мордочки оленей уже, кажется, походят больше на скалящихся чертей, а лёгкий макияж делает меня ещё бледнее, чем я есть на самом деле. Минуту назад меня ничуть не смущал мой новогодний образ, ничто не заставляло сравнивать себя с подругами, а сейчас… сейчас я снова испытываю эти странные эмоции, как вчера. Всё повторяется. Неприятное чувство, будто что-то не так с моей внешностью, подкатывает к горлу и обхватывает его изнутри своими липкими щупальцами.

Что со мной происходит?

Надежда, что момент зависания на притягательной пятой точке и идеальных мускулистых плечах Димы останется незамеченным, испаряется моментально, как только я ловлю на себе взгляд Насти, полный немого изумления.

Да, Алёнушка, я в таком же шоке от реакции своего тела на присутствие этого мужчины, как и ты.

Только бы она не стала задавать ненужные вопросы, на которые я не найду ответы. Потому что, если она озвучит это, я вынуждена буду признать, что проблема существует.

Я не готова.

Вообще никак.

— Если салатов и закусок будет мало, то не стесняйтесь, говорите, я приготовлю что-нибудь горячее, — заботливая Настя суетится и переживает, что еды на всех может не хватить.

— Спасибо за гостеприимство, девушки, но мы плотно пообедали днём и готовы развлекать вас весь вечер, — звучит голос Димы с мягкой хрипотцой. Низкий тембр обволакивает мягкой сахарной ватой. Я пробую её на вкус. Это сладко, но не приторно. Я готова съесть всю порцию. С добавкой.

Не забывайся, Леа.

— Яр, ты фейерверк не забыл?

— В коридоре, — коротко отвечает друг, кивая в сторону входной двери.

— Зачем ещё фейерверк? — недоумеваю я, хмуря брови. — На сайте отеля написано, что для гостей комплекса будет фейерверк.

Парни хитро между собой переглядываются, явно что-то замышляя.

— «Улыбка Дракона» — один из самых красивых и ярких фейерверков, который можно запускать в частном порядке, — поясняет Андрей с лёгкой улыбкой. — Мы на машине, так что в лес поедем в два захода. Будем его запускать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Что? Какой лес?

Поражённо стреляю глазами в парней поочередно. Они серьезно?!

— Да не переживай, — смеётся Ярик. — Мы нашли классное место, из которого можно запустить фейерверк. Тут, на территории, это делать запрещено. Да и мы хотели устроить небольшой сюрприз для вас.

***

Приглашаю в свой ТГ канал ))) asja_mori

Глава 4.2

— Идея с фейерверком просто отличная! — оживляется Марина, жестом приглашая всех за праздничный стол. — Но в таком случае хотя бы один человек должен быть трезв.

— Мы с Яром не пьём, — твёрдо заявляет Андрей, указывая пальцем на яблочный сок.

— Могу я спросить… почему? — не удерживаюсь от вопроса. Неужели мои догадки насчёт элитных подразделений окажутся правдой?

Выдержав небольшую паузу, Андрей отвечает:

— Мы СОБРовцы. Через пару дней нам нужно возвращаться на службу, а этот факт полностью исключает употребление спиртного.

— Ух, ничего себе… Похвально! — невольно млею.

— Дим, а ты кем работаешь? — елейным голоском поет Лиза, ощупывая его каменный бицепс.

— А я всего лишь организую съёмки для телеканала, на котором работаю, — иронично выдает Дима, озаряя гостиную своей убийственной улыбкой.

— Как круто! — Подруга мечтательно разглядывает его лицо. — На каком канале?

— Мы с Максом работаем вместе на «Комете».

— Вот это мне повезло зацепиться штаниной за механизм, чтобы быть спасённой таким классным парнем! — Лиза слегка наклоняется вперёд, прикрывая нос и краснеющие щеки ладонью, а потом тянется к лицу Димы и нежно целует в щёку.

***

Новогодний вечер проходит весело и уютно, будто мы знакомы целую вечность. Ярик и Андрей оживлённо делятся историями со службы, и их невероятно захватывающие рассказы звучат словно сюжеты из S.W.A.T[1], только здесь всё реально, без прикрас и голливудского пафоса.

Адреналин, риск, хладнокровие.

История про пьяного разъярённого мужика оказывается самой неформальной. Он забаррикадировался в собственном доме, угрожая взорвать его прямо в новогоднюю ночь. Целый отряд был вынужден выехать на вызов, ожидая худшего сценария, а по приезду на место «террористом» оказался пьяный несчастный мужик, от которого ушла жена. Находясь в глубокой депрессии и свалившись в безнадёжность, он не смог придумать более отчаянного способа привлечь внимание супруги, чем притвориться террористом. Жестокая шутка обернулась горюющему Отелло огромным штрафом и пятнадцатью сутками ареста. Но для пьяного бедолаги всё пережитое оказалось не зря — жена так сильно впечатлилась «шоу», что с радостью вернулась к мужу, воспылав к нему ещё более страстной любовью. Сами СОБРовцы такие истории не находят забавными и предпочитают обезвреживать настоящих преступников.

Пока ребята продолжают делиться историями, мой телефон, наконец, вибрирует. Несколько часов я пыталась дозвониться до родителей, но все было безрезультатно: в новогоднюю ночь линия всегда перегружена.

— Леюша, наше солнышко! — тараторит мама в трубку. На заднем плане басит отец. Судя по его счастливому тону, они с соседями веселятся и вовсю празднуют. — Мы с папой и Родниными поздравляем тебя и девочек с Новым годом! Обнимаем вас крепко и желаем счастья огромного! Ты — наше золото!

— Спасибо, мамочка, мы вас тоже поздравляем! Я вас крепко обнимаю!

— Вы хоть весело отмечаете? Никитка на дежурстве?

— Да, мамуль, все очень хорошо. Мы познакомились с ребятами на склоне, вот сейчас в нашем коттедже все вместе отмечаем....

В трубке слышится фальшивое исполнение песен из «Голубого огонька». Похоже, папа с дядей Мишей решили «прочистить» голосовые связки по старой новогодней традиции.

— Никита на дежурстве, да, заботится о пациентах… Господи, мама, как ты это на трезвую голову слушаешь? — вздыхаю, закатывая глаза.

— Ай, дочка, мы же с тетей Тамарой уже привыкли! Кстати, ты посмотрела икону? Как оценили?

— Мам, я реставратор, а не оценщик, но раз уж я обещала узнать, то сделаю это. Обратилась к профессору из нашего института, но так быстро ответить он не может: процесс достаточно сложный… Думаю, после новогодних праздников будет информация.

— Хорошо, дочь, как только узнаешь цену, то сразу звони. Тамара спать не может, уже навоображала себе миллионы и куда их потратит! Передаёт тебе ещё раз поздравления. Много не пейте!

Как раз на этих словах я допиваю свой бокал и прошу у Насти добавки.

Несколько недель назад Роднины, друзья нашей семьи, обнаружили на чердаке своего старого дома икону. Дом в Рощино достался тёте Тамаре по наследству от её родителей, и свободное время их семья часто проводит там. Много лет они порывались разобрать захламлённый верхний этаж, но каждый раз процесс откладывался.

Первое, что всё же наконец-то обнаружилось в куче старого барахла, — икона. В закрытой пыльной коробке, куда не проникал воздух, ценная вещица пролежала много лет, сохранив свой первозданный вид, за исключением маленьких трещин, покрывающих тонкой паутиной её поверхность. Не стану скрывать, меня саму потряхивало от восторга из-за старинной находки, ведь это касается работы всей моей жизни, хоть и косвенно. Я пообещала помочь Родниным с честной оценкой произведения искусства, чтобы не было обмана со стороны антикварного салона. Человек я ответственный, поэтому добросовестно курирую процесс оценки. Такие истории, как с иконой, случаются у нас часто, и мы всегда стараемся помочь людям настолько, насколько это в наших силах. Свою работу я искренне люблю и не представляю своей жизни без неё. Это для меня не только хобби, но и самый настоящий смысл существования.

Наконец, куранты бьют двенадцать, и гостиная наполняется новогодними поздравлениями, звонким смехом, шутками и грохотом хлопушек. Девочки с восторгом поджигают бенгальские огни, и золотые искры, словно маленькие звёзды, разлетаются в разные стороны.

— С Новым годом! — Чокаюсь бокалами со всеми. — Желаю всем огромного счастья в наступающем году!

— Сюрпризов и приключений! Люблю вас! — поздравляет захмелевшая Карина, хитро подмигивая мне. Лезет обниматься.

Ничего себе! Вот это действительно сюрприз! Объятия от Карины — это как ожидание снега в середине июля, который практически со стопроцентной вероятностью не выпадет.

***

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Через час мы уже трясемся в салоне автомобиля, который, подпрыгивая на снежных кочках, везёт нас куда-то вглубь сказочного алтайского леса. Поездка занимает около двадцати минут — Макс, Андрей и Дима за это время подготавливают место для запуска «Улыбки Дракона».

На улице крепкий мороз, около минус двадцати, но холод в этих краях не ощущается так остро, как в северной столице. Потираю руки, выдыхая облачко пара, и включаю фонарик на смартфоне. Осторожно подношу его боковой частью к Лизиному лицу — ее реснички покрыты мелкими кристалликами инея.

— Мои ресницы тоже снежные? — выговариваю я сквозь шарф, замотанный до самого носа.

— Ага, — смеётся она. — Прикольно тут, да?

— Сказка…

Глубоко вдыхаю обжигающий свежий воздух.

— Вот сейчас, девчонки, будет настоящая сказка! — громко шепчет Макс над нашими головами и хватает Маринку за талию, мягко притягивая к себе.

Та смеется, но охотно, хоть и в шутку, отвечает ему объятиями.

— Нужно всем отойти назад на тридцать метров, — уверенно говорит Дима.

— А сколько горит фитиль? Ты успеешь отбежать? — спрашиваю с долей беспокойства.

Если и запускать фейерверк, то нужно обязательно убедиться, что всё это не будет иметь трагичные последствия. Я слышала достаточно много таких историй от Никиты.

— Времени хватит. Фитиль горит примерно секунд двадцать.

Я киваю и разворачиваюсь, чтобы оглядеться и понять, кто где находится, а заодно и самой отойти на безопасное расстояние.

[1] Фильм S.W.A.T.: Спецназ города ангелов.

Глава 4.3

Ночь пленяет своей тишиной, а звёздное небо, словно тусклый фонарь, желтым рассеянным светом озаряет небольшую поляну, окутанную по колено снежным покрывалом. Ярик с Андреем стоят ближе всех к Диме, охраняя нас по обе стороны. Макс с Мариной расположились чуть позади — их силуэты едва различимы в звёздном сиянии. Чуть дальше, за Яром, виднеются тонкие фигуры Карины и Насти, а Лиза, отбежав дальше всех, прижимается к толстой высокой сосне, из-за которой торчит её кудрявая голова в шапке.

«Улыбку Дракона» пристроили на невысокий снежный пригорок. Ребята успели скатать его сами, ожидая нашего приезда. Вся эта затея с самодельным основанием кажется совершенно сомнительной, но, за неимением другого варианта, я стараюсь отогнать от себя неприятные мысли.

— Все отошли? — перепроверяет Дима, внимательно оглядывая наши позиции.

— Да, поджигай! — уверенно командует Яр.

Дима достает из кармана куртки спичечный коробок и, присаживаясь на корточки рядом с фейерверком, поджигает его. Огонёк захватывает фитиль и зажигает «Дракона», медленно двигаясь к основанию. Раз, два, три, четыре… Считаю секунды, пока не замечаю, как фитиль наклоняется в нашу сторону, а фейерверк, как в замедленной съёмке, заваливается набок.

— Макей, бл@, быстро отходи! — слышится рык Ярика.

За долю секунды соображаю, что происходит. Назад не оборачиваюсь — даже если фейерверк и начнет стрелять в нашу сторону, то с расстояния в тридцать метров он никого не заденет. Но что делать Диме, который отбежал лишь на десять шагов? Он физически не успел заметить, что фейерверк накренился, пока Яр не окликнул его. Какие-то две секунды могут стать роковыми.

Машинально подаюсь вперёд, ноги сами меня несут, разрезая сапогами жёсткий затвердевший снег. Горло перехватывает стальным обручем, блокируя жалкие хрипы, вырывающиеся из моего рта. Мне ничего не остаётся, кроме как действовать на инстинктах, и я без раздумий бросаюсь вперёд, сшибая Диму с ног. Громкий хлопок раскалывает тишину. Свист рвёт воздух, а световые заряды один за одним начинают стрелять мимо нас, освещая свой путь дьявольскими разноцветными огнями хищной «Улыбки Дракона».

Лиза надрывно вопит. От её истеричных криков становится только тревожнее. По ощущениям проходит целая вечность, а на деле — меньше минуты, когда залпы прекращаются и поляну накрывает ночным зловещим мраком. Вокруг начинается суматоха: отборная брань, быстрые шаги, мелькание силуэтов. Мне нужно время, чтобы прийти в себя.

Ещё буквально несколько секунд...

— Не благодари… — выдыхая, шепчу Диме в щёку и прижимаюсь к нему своим телом.

— Не буду, но спасибо, — шепчет мне в ответ, обдавая теплым ментоловым дыханием.

Его колотящееся барабаном сердце пробивается сквозь слои пуховика, отзываясь в моей груди тем же ритмом. Одеревенев, как несчастный Буратино, я скатываюсь на снег спиной и раскидываю руки в стороны. Фантомный шум залпов болезненно бьёт по перепонкам и отдается неприятной пульсацией в ушах. Широко раскрываю глаза и словно погружаюсь в тёмно-синее небо, усыпанное бесчисленными светящимися точками. Недосягаемыми звездами. Миром, который нам дано познать лишь с расстояния бесконечных световых лет.

В меня точно залп не попал? Может, всё-таки задело? А если нет, то почему я впервые в жизни так пристально всматриваюсь в зимнее звёздное небо?

— Руку давай… — Рваные слова доходят до моего поплывшего сознания. Силюсь наклонить голову вбок, сталкиваясь с чернильными омутами. — Спасатель Малибу недоделанный, ты в сознании?

Моргаю, тщетно пытаясь разогнать звёздочки перед глазами. По телу неприятно стекают ледяные капли талого снега, который забился под куртку.

Крепкая рука тянется ко мне, раскрывая ладонь, — призывает обхватить ее своей. Охотно соглашаюсь и тянусь всем телом на приятный голос. Поднимаюсь на ноги, не отводя взгляда от Диминых глаз — в них читаются удивление и легкое недоумение. Мне и самой сложно себя понять.

— Леа, милая! Ты в порядке? — Беспокойная Лиза врывается в пространство, разрывая молчание, в котором кроется немой вопрос, обращённый ко мне.

Она старательно ощупывает мою фигуру поверх куртки, тщательнее любого таможенного сотрудника на досмотре в аэропорту.

— Всё хорошо, я просто завалилась в сугроб… — Стряхиваю с себя прилипший снег, заодно и руки подруги. — Никто не ранен?

— Нет, влажность снега погасила мощность залпов, поэтому до нас дошел сплошной дым, – отвечает Ярик с заметным напряжением в голосе.

— Это хорошо…

Ребята осматривают территорию, пострадавшую от «Улыбки Дракона» настолько внимательно, насколько позволяют ночное небо и телефонный фонарик. Дима достает из багажника арендованного внедорожника «Тойота» большой мусорный пакет, складывает туда остатки фейерверка и возвращает его на место. Этот, на первый взгляд, незначительный жест впечатляет меня. Ночью, в алтайском лесу, где шансы, что сюда кто-то забредет, крайне ничтожны, ребята решили убрать за собой кусок картона, который остался бы гнить в сыром одиночестве.

— Леа, может, тебе в группу быстрого реагирования? Девушки с такой самоотверженностью нам нужны! — шутит Андрей, пытаясь разрядить обстановку.

— Ой нет, спасибо, это была разовая акция… — отмахиваюсь от предложения, устало натягивая улыбку.

Смесь пережитого стресса и адреналина дают о себе знать: тело пробирает мелкая дрожь и слабость.

— Не прибедняйся, подруга, ты всегда помогаешь, когда есть возможность! — Лиза тянет ко мне руку и сжимает тыльную сторону моей ладони в жесте поддержки.

— Вот это, конечно, классный фейерверк мы посмотрели… — саркастично произносит Карина, напоминая о своем присутствии.

— Хотели фокус с сюрпризом, но факир был пьян, а гвоздь программы перепутал горизонталь с вертикалью! — смеётся Марина, обнимая подрагивающие от холода плечи.

— Блин, девушки, и так тошно от ситуации, так вы ещё решили нас добить?! — стонет Макс. — Лучше пожалейте нас, пацанов!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Поехали домой, в тепло. Там мы вас, «пацанов», и пожалеем: накормим салатами, напоим горячим чаем, шампанским, а если повезёт — чем-то покрепче, — мурлычет Марина, согреваясь уже в кольце рук Макса.

Глава 5 Похоть, добро пожаловать

Поздним утром первого января дом все еще утопает в сонном и молчаливом царстве. Уже больше получаса я ворочаюсь в теплых белоснежных простынях, размышляя, не привиделась ли мне прошедшая ночь. Слишком много неординарных событий произошло за один вечер, разворошивших пчелиный улей в моей голове. Ночные кошмары ворвались в мои сновидения, громыхая маракасами и устроив красочное новогоднее представление.

Решение прибраться в доме пришло в голову моментально — тело требует срочной физической нагрузки. Наспех умываюсь, причесываюсь и фиксирую волосы черным крабиком. Переодеваюсь в спортивный флисовый костюм, включаю музыку в наушниках на полную громкость и спускаюсь вниз. К моему разочарованию, первый этаж сияет чистотой и порядком. Нет и единого следа от веселой новогодней вечеринки, которая закончилась без меня. У Марины двое маленьких детей, поэтому уборку “на потом” она никогда не оставляет, а Настя родилась со средством для уборки в руках.

Еще, кстати, неизвестно, кто из парней ушел домой, а кто остался ночевать в доме…

— Ладно, тогда попробую напечь блинов и сварю свежий кофе. — бормочу себе под нос и шаркаю носками по полу в сторону кухни.

Кофе варится, пока я перемешиваю смесь для приготовления блинов с другими ингредиентами. Нахожу подходящую сковороду в выдвижном ящике рядом с плитой и ставлю ее прогреваться. Надеюсь, у меня получится хотя бы из смеси испечь блины, потому как вместо блинов у меня обычно получаются пережаренные угольки.

Увлеченная процессом жарки радуюсь, что блины получаются похожими на блины, и даже сносные на вкус. Смеюсь сама с себя, вспоминая первую попытку в двенадцать лет приготовить для мамы блины на восьмое марта. Итогом стал запах гари, который выветривался из квартиры два дня.

Родители не стали ругать за безуспешную попытку сделать сюрприз. Как сказала мама: «Попытка любимой дочери научиться жарить блины — лучше самих блинов». Пританцовываю со сковородой в руке, складывая очередной готовый блин в стопку на тарелку к остальным, и замираю на месте. Прислонившись к дверному косяку, с лукавой ухмылкой стоит Дима, сложив руки на груди. Волосы взъерошены, глаза сверкают в хитром прищуре. На нем вчерашние джинсы и бежевый свитер. Вынимаю один наушник из которого доносятся басистые ритмы.

— Доброе утро. — смущенно здороваюсь и выключаю музыку на телефоне.

— Доброе, Леа... — склонив голову набок и пристально разглядывая меня, отвечает Дима.

Темный, испытывающий взгляд сбивает с толку. Внутри меня начинает беспокойно метаться застенчивый ёжик.

— Кофе будешь? — прикусываю нижнюю губу, не скрывая растерянности.

— Буду. И блины тоже, если угостишь.

— Конечно… — чересчур неестественно размахиваю непослушными руками. — Кофе и блинов хватит на всех.

Макс, интересно, тоже остался у Маринки ночевать?

— Молоко, сахар? — спрашиваю.

— Нет, спасибо, пью черный.

Дима выдвигает стул и не спеша присаживается, пока я сервирую стол.

— Клубничное варенье или сгущенка?

— Варенье.

— Ешь сколько хочешь. Я сделаю еще, если кому-то не достанется. — бросаю взгляд на тарелку с блинами.

— Мы вчера тебе не мешали спать? — неожиданно спрашивает он.

— Нет, я спала и ничего не слышала. — щеки краснеют, а ком в горле начинает увеличиваться в размерах, сбивая равномерное дыхание.

— Не ври, ты все слышала. — лукавство сменяется пронзительной усмешкой.

Дима не двигается, продолжая неотрывно изучать мое лицо.

— Эмм...Вчера было шумно, музыка орала на весь дом… — сбивчиво оправдываюсь.

Откуда он знает, что я пошла спать раньше остальных? И почему я должна перед ним оправдываться? Наглец!

— Я заметил, как ты смотришь на меня, Леа. Ты представляла себя на месте Лизы? Трогала себя этой ночью?

Меня словно окатывает зимней ледяной водой из проруби, да ещё из обливного ведра. Что он себе позволяет? Чего он пытается добиться этой пошлой провокацией?

— Что ты несёшь? — разъяренно рявкаю я. — Бред! Мне нет никакого дела, как и в каких позах вы занимаетесь сексом с Лизой! И вообще, нет дела до ваших отношений!

Еще несколько секунд он буравит меня нечитаемым взглядом, затем поднимает руки в примирительном жесте, а непринужденная улыбка расползается по лицу:

— Ладно-ладно, не обижайся! У тебя все время такое лицо, будто кирпичом наградили. Тебе стоит расслабиться, ты слишком напряжена.

Слова хлестко бьют прямо в цель – мои комплексы, которые мучают меня долгие годы. Десять минут назад я в наушниках подпевала и летала по кухне, размахивая сковородой с улыбкой на лице. Неужели в этот момент я не была расслаблена?

Во мне закипает раздражение и бурлит зеленым ядом, выливаясь через край.

— Послушай Дима, — тычу в него пальцем, словно указкой. Ещё немного — и мой палец, кажется, проткнет дыру в его груди. — если ты сделаешь Лизе больно, то я самолично отрежу твой блудный огрызок!

Поганец снова ехидно ухмыляется, а в глазах пляшут черти, потирая копытцами.

— Мой огрызок может сделать так, что ты будешь течь как гулящая кошка, выстанывая мое имя и просить повторить ещё и ещё.

— Прекрати! — останавливаю его жестом руки.

Спокойно, Леа, просто не реагируй.

— Мы не станем обсуждать меня и мое напряжение. Давай так: ты — не подонок, раз спас Лизу, рискуя собой. Она — чувственная и ранимая девушка…Я же просто хочу попросить не обманывать и не делать ей больно. Взамен она сделает тебя счастливым, если ты к этому готов. И да, она не станет врываться в твое личное пространство. Твои тараканы останутся с тобой, и не будут подвержены перевоспитанию, а границы, которыми ты так дорожишь, не сдвинутся ни на миллиметр.

Дима хмурится, желваки играют на красивом мужественном лице, превращая его игривый ангельский образ в хищника. Сейчас он плавится от гнева. Какая-то девка с кирпичом вместо лица покопалась в его чувствах и вытянула наружу что-то очень личное. Неловко вышло. Но не выдам же я себя с головой, что я никакой не менталист, а образ жизни и личный выбор его отношений я не с лица и поведения считала. Я банально стала случайным свидетелем их с Лизой личного разговора. Не в моих правилах использовать личную информацию против человека, но он не оставил мне другого выбора.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

***

Несколько часов назад

В полусонном состоянии желаю спокойной ночи подругам и гостям новогодней вечеринки, после чего поднимаюсь на второй этаж. Направляясь в ванную комнату, чтобы умыться и почистить зубы перед сном, я замечаю тонкую полоску тусклого света, пробивающегося из приоткрытой двери Лизиной комнаты. Едва уловимое, подрагивающее сияние зажженных аромасвечей — ее тщательно продуманный сюрприз для Димы.

Замираю. Мгновение стою неподвижно, прислушиваясь к звукам. Их голоса звучат негромко, но достаточно четко, чтобы различить слова сквозь гул разговоров и музыки, доносящихся с первого этажа.

— Лиза, я хочу предупредить тебя заранее — я не ищу серьезных отношений, — голос Димы спокойный и расслабленный, будто эти слова он произносил уже сотни раз. — Нам хорошо вдвоем, так что я предлагаю не загадывать и просто наслаждаться друг другом.

— Ты имеешь в виду по приезду в Питер? — голос Лизы, тихий и неуверенный, выдает натянутое напряжение.

Я узнаю вибрирующий тон в голосе лучшей подруги. Полный сомнений и попыток скрыть свою уязвимость. Он звучит так, словно она заранее готовилась к ответу на предложение, которое ожидала получить.

— Да, малышка, именно это я имею в виду.

— Я согласна. — после непродолжительной паузы отзывается Лиза. — Серьезные отношения мне тоже не нужны.

Сердце гулко бьется в груди. Я не знаю, что больше меня задевает — ее притворное равнодушие или его самодовольная уверенность в том, что она примет любое предложение. С ее губ тяжелым грузом слетели слова вранья, ранящие нас обеих.

Жизнь мою родную девочку ничему не учит, и все мои нравоучения, которые я так старательно препарировала годами, оказались столь же бесполезными, как стрельба из пушки по воробьям.

А парень оказался профессионалом своего дела! Прежде чем соблазнить девушку, он ловко избавился от любых обязательств, обеспечив себе комфортные условия. С другой стороны, если отбросить эмоции и взглянуть объективно на их отношения, то он четко обозначил свою позицию, и она ее охотно приняла. Так кто тут, получается, хитрит? Дима, который заранее предупредил, что серьезные отношения ему не нужны, или Лиза, которая нагло притворяется, будто ей они тоже неинтересны, хотя в глубине души она хочет именно их.

Тем временем мой разум и тело, похоже, решили затеять со мной свои смертельные игры, ведь самое отвратительное в этой истории заключается в том, что этой ночью я на самом деле представляла себя на месте Лизы. Стоны, доносившиеся сквозь стены из соседней комнаты, содрогались в моей голове, ушных перепонках, на коже. Везде. По всему телу растекались огненной магмой. В каждой клеточке моего организма. Чувство, нарастающее внутри, словно чужой из далекой галактики, настойчиво стремится вырваться наружу вопреки моему желанию. Живые картинки, как Макей мощно входит в меня, наматывает мои длинные темные волосы на свой кулак и безжалостно трахает, как в самом пошлом и грязном порнофильме, отдавались невыносимым томлением внизу живота. А я ведь действительно бы стонала и просила еще и еще, как течная мартовская кошка. Сама себя люто ненавижу за подобные развратные желания не со своим мужчиной. Как можно жаждать безответственного самца за стенкой, который всю ночь занимался сексом с моей лучшей подругой? Осознавая абсурдность всей ситуации, я смеялась до тихой истерики, пока слезы текли ручьем, пропитывая подушку горькой солью.

Похоть бесцеремонно ворвалась в мой разум, заняв свое законное место в первом ряду, и не собирается его покидать. Она с особенным вожделением готова подождать и досмотреть спектакль до самого конца. Хочет сыграть на бис.

Глава 6 По душам

Странная ситуация, произошедшая на кухне, разрешилась сама собой, когда через пару минут скверного тягучего молчания в дверях появилась Настя. Озадаченный взгляд подруги я осознанно проигнорировала, и не оборачиваясь к Диме, под предлогом уборки своей комнаты поспешно удалилась прочь. Захотелось вдруг позвонить Никите, услышать его голос — такой родной и близкий, — и теплые слова, что он скучает и ждет меня дома. Я в этом несомненно убеждена, но ночные дежурства его невероятно выматывают, как и сложная работа реаниматолога, а жаловаться на нехватку внимания с его стороны я просто не имею права. Угнетающие мой облитый керосином разум мысли сменились глубоким сном. Проснулась я уже под вечер, когда в доме остался только женский состав.

Ребята улетели домой второго января, и оставшиеся четыре дня нашего зимнего отдыха мы с девочками провели на склоне, наслаждаясь катанием на лыжах и сноубордах с потрясающими алтайскими пейзажами. По вечерам готовили вкусные ужины и коротали время за приятными разговорами, которых будет не хватать в обычной повседневной жизни.

Перед отъездом хотелось поговорить о личном, особенно с Лизой. За прошедшую неделю мы разительно отдалились друг от друга, и причиной этому стал ее новый объект увлечения.

Возможно я и сама держу дистанцию с подругой из-за разрастающегося влечения к Диме, но лишь потому, что не хочу наговорить ей слов, которые в другой ситуации бы никогда не пришли мне в голову. Я надеюсь, когда мы вернемся в Питер, то мне не придется часто видеть Макея, да и Никита будет рядом, и вся эта алтайская бесполезная блажь наконец-то сойдет на ноль.

В последний вечер мы выгребаем из холодильника все продукты, которые нам удалось найти, и готовим пиццу с необычной смесью ингредиентов по рецепту Лизы.

— Пицца получилась удивительно вкусной, надо было две такие сделать. — говорит Марина с набитым ртом, отрезая второй кусочек пиццы и направляя его в тарелку.

— А самое главное — половина того, что могло отправиться в мусорный бак, ушло в эту пиццу! — иронично улыбается Кари.

— Марин, так у вас было что-то с Максом? — наконец звучит вопрос, витающий в воздухе несколько дней. Настя решилась задать его за нас всех.

— Да, — здоровый румянец проявляется на щеках подруги. — но секса между нами не было. Он потрясающий парень! Красивый, чуткий и умеет слушать. Но я не хочу переступать интимную черту, пока я все еще в официальном браке.

— Но вы с Гордеевым уже официально подали на развод…И к тому же, по твоей реакции заметно, что Макс тебе тоже понравился! Разве нет?

— Понравился, Насть, очень, но я не хочу уподобляться Кириллу и начинать новые отношения, пока полностью не освободилась от старых.

— Я понимаю, но хотя бы номерами вы обменялись?

— Да, Макс взял мой номер и попросил о свидании, но он еще не знает об Арине с Владом… — подруга косится на меня, виновато закусив нижнюю губу. — И не нужно так на меня смотреть! Я пока не готова впустить нового мужчину в свою жизнь и обсуждать с ним моих детей, каким бы замечательным он не казался.

— Ты просто еще Гордеева любишь. — пренебрежительно отрезает Карина.

— Люблю, и что? Я вызываю у тебя жалость и презрение? Уж прости, Карина, я не такая бессердечная снежная королева как ты, и не научилась еще управлять своими эмоциями после семи лет брака с любимым мужчиной. — в голосе Марины звучит обжигающе болезненная горечь. Она складывает руки на коленях, пытаясь скрыть легкую, едва заметную дрожь в пальцах. — Мне очень больно до сих пор, но я действительно стараюсь жить дальше. Разве вы сами этого не видите? И вы даже представить себе не можете, чего мне стоило пересилить себя и поцеловаться с Максимом. Я в жизни своей ни с кем не целовалась, кроме мужа. А теперь мне заново нужно всему этому учиться в свои почти двадцать шесть. И далеко не каждый мужчина готов взять на себя ответственность не только за женщину, но и за двоих ее маленьких детей. Я понимаю, мои слова звучат банально, но это истина. И не стоит забывать о преграде в виде самого Гордеева, который уже имеет определенную власть в нашем городе и большие деньги. И похоже, так просто не готов мириться с моими решениями. — Марина глубоко вздыхает и одним глотком осушает остатки красного вина в своем бокале.

— Прости, Марин, но я действительно не верю в любовь. — пожимает плечами Карина, небрежно водя вилкой по остаткам салатных листьев в своей тарелке. — По крайней мере в том ее проявлении, в котором это чувство все преподносят.

— Поясни, пожалуйста. — прошу я.

— Хорошо, если вам интересно, то поясню. — закинув ногу на ногу, она окидывает нас пристальным взглядом. Карина аккуратно складывает приборы на тарелку и отодвигает ее в сторону. — Мы впускаем человека внутрь себя так глубоко, как только сами этого хотим. Человек, который не способен совладать со своими эмоциями, слаб во всех сферах своей жизни. Эмоционально слабый и уязвимый человек обречен на проигрыш в любой битве. Если женщина верит в идею безумной любви, то именно это она и создает в своей реальности. Это абсолютная константа — конечная цель, в которой человек растворяется и теряет себя…Я считаю таких людей психически нестабильными. Контроль над эмоциями доступен каждому, но не все готовы приложить усилия, чтобы научиться этому. Для меня, так называемая “любовь” — это взаимовыгодный процесс. То, что я готова отдать своему мужчине, должно быть соизмеримо с тем, что я получу взамен.

— То есть ты готова быть с мужчиной за услугу? — шумно вбирая воздух и раздувая ноздри, уточняет Настя.

Очевидно, подобные откровения со стороны Карины повергают ее в шок.

— Готова, еще как. Если он подарит мне жизнь, о которой я мечтаю, то подобного мужчину я залюблю до луны и обратно так, что он имя свое забудет.

— Очень уверенное заявление от девушки, у которой айсберг вместо сердца. — усмехается Марина.

— Зато в моей жизни практически отсутствуют такие понятия, как стресс и бессонница. Я не помню, когда последний раз плакала из-за мужика. — Отмахивается Карина.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— А ты вообще когда-нибудь плакала? — спрашиваю, не сдерживая ехидства.

— Вообще да, броня давала трещину пару раз, но из-за мужика ни разу не было.

— Я даже не знаю хорошо это или плохо, — задумчиво произносит Настя. — ты же никогда не испытывала чувства, возвышающего до небес от переполняющего тебя счастья.

— Ага, это счастье может с легкостью протащить тебя по всем кругам ада, не так ли? – насмешливо улыбается Карина.

Настя недовольно хмурит брови:

— Человеку дается столько испытаний, сколько он сам готов вынести.

— И как тебе далось испытание после расставания со Световым? — не удержавшись, кривит улыбку Кари.

— Я бы ничего не поменяла, если ты об этом. Я была счастлива с ним.

— Насть, он тебя бросил перед свадьбой! зачем ты его защищаешь? — Карина стискивает зубы.

Обида за подругу проскальзывает в ее голосе.

— Я не защищаю его! — вспыхивает Настя, но тут же берет себя в руки. — Да, бросил, но это уже другая история. То время, когда мы были вместе я была очень счастлива. Я познала эту самую абсолютную константу, о которой ты говорила. И считаю, что мне повезло — я испытала это божественное чувство, которое не каждому дано.

— Да и Слава Богу! — отшучивается подруга. — Мне оно и даром не нужно…

Судя по тому, как эмоционально Настя реагирует на слова Карины, что любовь — удел людей с нестабильной психикой, она, похоже, вспомнила историю расставания со своим женихом, после которой у нее и развилась аэрофобия.

— А ты чего притихла? — Марина легонько пихает Лизу в плечо. — Сидит, слушает, а у самой история на миллион. Рассказывай, что у вас с Димой?

Глава 6.1

— А ты чего притихла? — Марина легонько пихает Лизу в плечо. — Сидит, слушает, а у самой история на миллион. Рассказывай, что у вас с Димой?

Лиза вспыхивает багровым цветом, кусает нижнюю губу.

— Ну …мы переспали в новогоднюю ночь…

— Я так и знала! Оседлала жеребца! — хитро изгибает брови Карина, сверкая медовыми глазами.

— Ой, девочки…он такой в сексе. Боже мой, у меня в жизни не было такого любовника…Мы трахались пол ночи, а член у него какой ммм… — Лиза закатывает глаза, её лицо ясно отражает удовольствие после ночи с Макеем.

— Вот это подробности! — ухмыляется Марина и потирает указательным пальцем нижнюю губу.

Меня пробивает адреналиновая дрожь от воспоминаний звуков: шлепков, стонов, взрывающих воображение, и то, как Дима вколачивается в женское податливое тело, горящее от возбуждения. Пусть это было не мое тело, но в моем непослушном воображении все было иначе. Это так порочно, что голова идёт кругом, а низ живота снова покалывает.

Да что же со мной творится?

Как избавиться от навязчивого наваждения, которое никак не хочет оторвать свои крепкие щупальца от моего разум?

— Да, я слышала, как громко вы занимались сексом. — решаюсь не скрывать правду. — Вы продолжите отношения, или все что произошло на Алтае, останется на Алтае?

— Продолжим, да …Наверное. — взгляд Лизы мечется по кухне, избегая прямого контакта. — Он хочет увидеться в Питере, но я сама еще не уверена, хочу ли продолжения.

Ложь! Даже сейчас она врет лучшим подругам. Мы никогда не осуждали ее, не упрекали за неудачи в личной жизни или промахи, ведь каждая из нас не святая, и позади есть опыт неудачных отношений. Но Лиза будто целенаправленно своими руками и действиями ставит себя на ступень ниже, соглашаясь на то, что ей предлагают, вместо того чтобы выбирать самой. Она не ставит условия — их ей вульгарно и требовательно озвучивают.

— Хочешь! Не ври. Кто бы не захотел отношений с красивым классным парнем? – отрезаю самоуверенно.

— У нас роман, который начался на отдыхе и нет гарантий, что в Питере все будет так же сказочно, как тут. - продолжает Лиза, нервно сворачивая салфетку в трубочку.

— Да он же предложил тебе сам свободные отношения, Лиза!

— Не свободные, а без обязательств!

— Разве это не одно и то же?

— Нет конечно! — резко повышает голос. — Это совершенно разные вещи! Он не будет ни с кем другим спать, пока между нами есть какой-либо формат отношений.

— А ты вот прямо взяла и поверила на слово парню, о котором ничего не знаешь?— начинаю закипать, в моих словах сквозит неприкрытый наезд.

— А какие варианты у меня есть, кроме как верить ему на слово? Человек пообещал и я ему верю. Помимо этого, он успел мне рассказать немного о себе.

— Опять какой-то альфасамец решил поиметь безотказную красивую Лизу, а ты и рада! — раздраженно тру лоб, пытаясь успокоиться.

Я давала себе слово не лезть со своими нравоучениями, но не могу промолчать после слов, что она верит обещаниям человека, который утром укатил назад в Петербург, оставив после себя воспоминания о незабываемом сексе.

— Леа, ты опять мамку включаешь! — Карина выпрямляет спину и включается в разговор, стреляя в меня своим хитрым янтарным взглядом. — Из нас всех отдых, прежде всего, нужен был тебе! Торчишь в своем реставрационном ателье с утра до вечера, видишь только объекты да картины для реставрации. — прижимает два пальца к губам, изображая тошноту. — А жизнь мимо проходит. Классная, между прочим, полная удовольствий и приключений. Ты танцевать в клуб когда последний раз ходила? А секс классный у тебя когда последний раз был? Такой страстный, как у Лизы с Димой? Твой Никита женат на работе, ночами постоянно пропадает на дежурствах! Он точно по девочкам? А то я уже не знаю, что и думать… — и не давая ни секунды для ответа, продолжает пальбу по мишени прямо в самое яблочко. — Нам нужна твоя развязная девочка, которую ты заперла на сто замков и которую еще никто никогда не видел! Где она?

Я лишь приоткрываю рот, словно рыба безмолвная, но тут же его закрываю, не найдя подходящих слов. Вот засранка! Отчитала меня, еще и Никиту помоями облила ни за что! Начинаю понимать, почему у нее вечные проблемы с мужиками. С таким отвратительным, острым, как чилийский перец, характером, она любого мужика напополам переломит, переступит и дальше пойдет с гордо поднятой головой, не оборачиваясь. Еще и пнет напоследок. А потом эти сломленные мужики годами себя по частям собрать не могут.

— Ох ничего себе! — изумленная Настя прижимает обе ладони к щекам.

Она у нас самая невинная.

— Это мнение всех или только одного участника “делегации”? — пытаюсь язвить, чтобы заглушить ворох неприятных ощущений, рвущихся наружу.

Держусь за край стола, неосознанно сжимая вилку в руке от нервного напряжения. Сучка, вот же черноволосая сучка!

Все молчат. Карина смотрит на меня с вызовом. Марина вот-вот собирается уже что-то ответить. Лиза краснеет, как переспелый томат. Напряжение, повисшее в воздухе, почти ощутимо на физическом уровне.

Дрянная ситуация.

— Ладно, — стойко выдерживаю взгляд всех четверых. — Значит, развязную девку вам подавай?

— Господи, я вас прошу, давайте только не будем ссориться! У меня итак куча проблем из-за гада Гордеева! Еще с подругами стычек не хватает для полноты картины. — Марина вскакивает и в беспокойном ритме начинает хаотично убирать посуду со стола. Бокалы, декандер, тарелки — все летит в раковину. Останавливается, громко дышит, будто стометровку пробежала, оборачивается ко мне:

— Леа, милая, я тебя очень прошу, только не психуй. В чем-то Карина действительно права. Высказалась она, конечно, резковато, — метает в Карину злобный взгляд. — но в свои 25 лет ты ведешь себя так, будто тебе 40.

— Все сказали? — перевожу взгляд на бледнеющую Лизу. Вдруг у нее тоже найдется что добавить?! — Ты тоже такого же мнения?

Выдерживаю минуту, которая тянется целой вечностью, дробя секунды в наносекунды. Каждая капля из крана отзывается оглушительным ударом железного молота в ушах.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Лиза Молчит. И эта туда же. С 15 лет с ней бегаю, трясусь над ней, будто развалится в любую секунду на кучу осколков, словно хрупкий, винтажный, безумно дорогой и бесценный сервиз. Переживаю больше, чем за себя. Где она, с кем? Не обидел ли ее кто? Любого порву, как разъяренная волчица, если причинят боль. А она слова не может вымолвить в мою защиту!? Значит, также думает? Что я скучная и жалкая?

— Да пошли вы! — взрываюсь обидой, кидаю вилку со звенящим грохотом на стол, и вылетаю из кухни, уносясь тяжёлым разнузданным вихрем в свою комнату. Эта неделя выдалась самой скандальной за много лет, если не за всю мою жизнь.

***

— Можно зайти? — дверь открывается вместе со стуком.

Настя мнется у порога моей комнаты, нервно заправляя короткие светлые волосы за уши. Большие зеленые глаза стыдливо изучают пол. Заметно, что сильно нервничает и переживает. Действительно, как Алёнушка из сказки.

— Да заходи уже. — гаркаю я, продолжая лежать на кровати нога на ногу с телефоном в руках.

Наедине с собой мне нужно было остудить пылающее возмущение, котороя когтями драло горло изнутри от невысказанных слов. В нервном состоянии я могу только бездумно листать ленту соцсети и просматривать ролики, о которых через минуту уже забуду.

Настя осторожно проходит в комнату и мягко закрывает за собой дверь. Останавливается, ближе подойти не решается. Боится, что я все еще горю обидой.

— Леа, ты прости девочек…

— Скажи честно, — перебиваю ее робкие извинения. Выключаю экран телефона и сажусь в позу сукхасана.— ты тоже считаешь, что я чересчур опекаю Лизу?

— Она уже взрослая…Прошло больше десяти лет…

— Но я обещала ее отцу, понимаешь?

— Ты обещала, когда вам было по 15 лет. С тех пор ты живешь только ее жизнью и переживаниями. У Лизы есть живой отец, который способен ее защитить…Твои замечательные и чуткие родители, как и твои подруги, хотят, чтобы ты больше думала о себе…

— Настя, я не понимаю о чем ты? У меня есть Никита, любимая постоянная работа. Вы, в конце концов. Что не так?

— Каждый Лизин шаг проходит тщательную проверку через твое “одобрение”. — нерешительно продолжает она, пересекаясь с моим недовольным взглядом. — Она и парней себе выбирает таких, чтобы потом на твоём плече слезы лить, какие они все легкомысленные и не серьезные. Просто подумай над моими словами…

— А Лиза знает, что ты пришла со мной поговорить? — выгибаю бровь.

Неожиданное заявление от тихони Насти!

— Знает да, но я не ее пришла защищать, а тебя. Она не сможет отказаться от твоей “опеки” сама, пока ты не сделаешь первый шаг.

— Я не могу Настя…пока не могу…

Подруга стоит, оперевшись на дверь не двигаясь. Между нами завис немой вопрос. Она что-то хочет спросить, но не решается. Проходит не меньше минуты, прежде чем она произносит:

— Я все же задам ещё один вопрос…В тот вечер ты смотрела на Диму так…Может мне показалось? - тихо и растерянно произносит подруга.

— Показалось, Настя. И тебе и мне. Нам обеим показалось.

Глава 7 Горизонты Сен-Жермен

— А он мне так дерзко: «Если вы это называете реставрацией, тогда я самый что ни на есть настоящий Михаил Васильевич Ломоносов!». Хам! — негодует Лиля на другом конце провода.

— Его в самом деле так зовут? — спрашиваю я, выжидающе посматривая на снующих мимо меня официантов.

Я заказала для нас с Никитой ужин на вынос в итальянском ресторане Tito у дома, где мы время от времени ужинаем вдвоем.

— Кого?

— Ну хама этого!

— Да, представляешь, Михаил Васильевич Ломоносов! — восхищённо удивляется коллега.

— Ого, и что в итоге? — интересуюсь, чем закончилась перепалка между заказчиком и Лилей — нашим книжным реставратором.

— Книга напечатана в середине XIX века, разрушение переплёта более семидесяти процентов, где-то вообще отсутствуют фрагменты. Ты только вообрази!? Мы сразу его предупредили, что в таком состоянии полную реставрацию провести невозможно, только профилактическую. Я все изъяны книги ему показала и объяснила, почему невозможно полностью восстановить. А он!.. — нытьё Лильки переходит в жалобные всхлипы.

— Лиль, ты плачешь что ли? Он тебя обидел?

— Он сказал, что из-за моего непрофессионализма... ну, я не смогла грамотно провести профилактическую работу, оттого и цена собрания сочинений Гоголя оказалась в два раза ниже заявленной, потому что один том не подлежит полному восстановлению! Я оказалась ещё и виновата! Компенсацию потребовал! П-п-представляешь?

Судя по косым взглядам клиентов итальянского ресторана, рыдания коллеги слышны в радиусе десяти метров от меня.

Наконец, спустя двадцать минут ожидания, я вижу официанта с моим заказом в руках. Поблагодарив и оставив чаевые, я беру пакеты и выхожу из ресторана, спешно направляясь к дому.

— Какую? — возвращаю своё внимание ожидающей на телефоне Лиле.

— Сходить с ним на свидание! Представляешь?

Лиля — взрослая женщина, а мужчин боится как огня!

— Так, прекращай реветь! — с облегчением в голосе принимаюсь её отчитывать. — Михаил Васильевич решил немного воспользоваться твоей наивностью. У тебя же на лице написано, что ты ответственная до мозга костей! Уверена, он прекрасно понимал, насколько сильно повреждена книга, и гениально сыграл на этом. Другого варианта вытащить тебя на свидание, видимо, не существует!

— Да? — рыдания в трубке резко стихают. — Ты думаешь, он доволен результатом моей работы?

— Ещё бы! Более того, ты превзошла все его ожидания, поэтому он и позвал тебя на свидание! Такой же фанатик переплётов, как и ты, который работает в новогодние праздники, — тихонько смеюсь.

— Хм… может, и правда сходить?.. — задумчиво произносит коллега и моментально переводит тему: — Кстати, я чего звоню! Герман Сигизмундович планирует провести завтра утром важное собрание. Иностранная делегация приехала. Сегодня они осматривали рабочее пространство и офис. Похоже, что-то серьёзное намечается.

— Хмм, интересно…

Задумываюсь над её словами. За несколько лет работы в «Арс Витае» к нам ни разу не приезжали иностранные партнёры. Все наши заказчики в основном из Петербурга и области.

— Так что будь завтра на десять из десяти.

— Постараюсь на все одиннадцать!

Прощаюсь с коллегой и убираю телефон в карман куртки, пока открываю входную дверь. Сегодня Никита должен прийти с работы чуть раньше, чем обычно. Мы договорились побыть в этот вечер вместе, чтобы наверстать упущенные новогодние праздники, проведенные порознь. Я сильно соскучилась по моему мужчине и готова запрыгнуть на него дикой кошкой. Эх… если бы он только позволил мне это сделать!

Захожу в квартиру, снимаю куртку, сапоги, складываю шапку и шарф на верхнюю полку. Тишина. Неужели не смог вырваться пораньше?

Отношу пакеты с тёплым ужином на кухню.

— Я дома!

Через несколько секунд Никита появляется в дверях, облокачивается на косяк. Он высокий и поджарый. Привлекательный шатен с темными глазами. Слишком серьёзный для своих двадцати девяти лет.

Усталость в его покрасневших глазах отображает хроническое переутомление. Мне хочется его пожалеть и приласкать, но себе мне хочется посочувствовать еще больше.

— Я о чем-то забыл? — удивляется Никита, глядя на пакеты из любимого ресторана.

Он подходит ко мне, обнимает за талию и нежно целует.

— Нет, — с трудом отрываюсь от его губ, — я решила устроить тебе небольшой сюрприз.

— У тебя получилось.

Он углубляет поцелуй, заставляя сердце биться быстрее. Между нами не было близости больше месяца. Я трепетно скольжу по его груди поверх домашней футболки ладонями, опускаю руки ниже, но Никита резко разрывает поцелуй и переключается на распаковку еды.

— Так, что тут у нас? — оживлённо спрашивает, доставая коробки из пакетов.

— Стейк с ломтиками печёного картофеля и розмарином для тебя, салат с теплым тунцом для меня, — выдавливаю из себя, стараясь, чтобы голос звучал как можно менее подавленным. Я знаю, что он сильно устал и нуждается в длительном отдыхе, но не могу достойно противостоять своей реакции. — И тирамису из савоярди на десерт.

Я отворачиваюсь к столу, старательно пытаясь подавить подступающие слезы. Настроения нет. На мне под одеждой красивый бежевый кружевной комплект, который я купила специально для Никиты. Примерила его в магазине нижнего белья и не захотела снимать, безосновательно надеясь, что спонтанный страстный секс может произойти в любой момент, как только я переступлю порог нашей квартиры. Безумно хочется близости, которой давно не было, ведь я так сильно нуждаюсь в его прикосновениях и теплых объятиях, особенно сейчас, после Алтая…

— Всё в порядке? — спрашивает Никита, поймав мой обиженный взгляд.

Он все понимает. То, насколько сильно я уязвлена.

— Да, все хорошо, давай ужинать, — пытаюсь скрыть разочарование в голосе, но получается плохо.

Он резко встает, обходит стол и крепко притягивает меня к себе.

— Леа, сладкая моя, — дарит мне лёгкий поцелуй в висок, — я так сильно устаю на работе, что сил ни на что не остаётся. Но я обещаю тебе: я постараюсь разгрузить свои рабочие дни и проводить с тобой больше времени.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Спасибо, — прикрываю глаза и льну к нему сильнее, — ты не представляешь, как важно мне слышать эти слова. От тебя! Ты много работаешь и сильно устаёшь. Ты хочешь элементарно выспаться… а тут я со своими намёками и приставаниями…

Он обхватывает мой подбородок и приподнимает, заставляя меня посмотреть ему в глаза, полные нежности и умоляющей просьбы.

— Я люблю тебя, ты же знаешь это?

— Знаю… — тихо выдыхаю. — И я тебя…

— Это самое главное, — в его глазах мелькает удовлетворение, а на губах появляется едва заметная улыбка. — А сейчас поужинаем?

Глава 7.1

Вечер проходит спокойно и размеренно — как и в любой другой день нашей совместной с Никитой жизни. Мы ужинаем, перекидываемся парой фраз, как прошел день, переглядываемся, но по большей части просто молча поглощаем вкусные блюда. Эта тишина, разделяющая нас, начинает вызывать пугающий страх, она становится слишком привычной. Так не должно быть между двумя любящими друг друга людьми.

Время от времени меня посещает навязчивая мысль, что мы с Никитой не подходим друг другу. Не совпадаем в том, как каждый из нас переживает дни на эмоциональном уровне. На работе он получает столько адреналина и напряжения, что дома ему нужен исключительно покой и размеренный отдых. У меня же все совершенно иначе. Весь день я провожу сидя над проектами, часами сосредоточившись на мелких деталях в одном положении. А после работы я нуждаюсь в приливе адреналина или чего-то запоминающегося, что даст мне возможность почувствовать себя по-настоящему живой. Мы словно находимся в разных плоскостях, и разница в ритмах с каждым днём все больше выстраивает преграду между нами. Да, я стараюсь и буду стараться изо всех сил, чтобы у нас всё получалось, ведь когда-то мой мужчина выбрал меня. Научил уважению и искренности в отношениях.

Люблю ли я Никиту? Конечно, иначе и быть не может.

«Любишь его за любовь к тебе? Или за то, что он заполняет пустоту в твоей жизни?»

— откликается мой надоедливый внутренний голос.

После ужина Никита возвращается в спальню и включает телевизор, а я размышляю, как бы так украдкой юркнуть мимо него в ванную комнату и переодеться, чтобы он не заметил кружевного белья, иначе стыд спалит меня заживо. С деланно невозмутимым видом беру со спинки кресла свой флисовый спортивный костюм и проскальзываю в ванную комнату. От мысли, что скорее нужно избавиться от белья и закинуть его на самую дальнюю полку, кожа начинает чесаться и гореть. Дверь открывается, как только я расстёгиваю замочек лифчика, и внутрь заходит Никита. В его глазах загорается огонёк приятного удивления и негодования. Моя кожа покрывается мурашками от желания, которым искрится его взгляд. Я теряюсь от смущения, заливаясь стыдливым жаром. Не помню, когда последний раз он так на меня смотрел.

— Неужели это для меня? — низкий, хриплый тон его голоса вызывает в моём теле прилив лёгкого возбуждения.

Крепкие руки нежно гладят мои плечи, опускают чашечки лифчика вниз, оголяя налитую грудь. Острые соски болезненно царапаются о швы, вызывая неуместную скованность в моих движениях. Я не умею открыто демонстрировать свои желания в предвкушении близости, но, вспоминая ту ночь и жаркие стоны за стеной, я готова просить сейчас сама.

— Это тоже была часть сюрприза… — мой голос дрожит от одной мысли о нашей близости прямо тут, прислонившись к раковине.

— Почему ты сразу не сказала?

Его ладони накрывают мои соски, сжимая их поочередно. Хочу откинуть голову ему на плечо и выгнуться так, чтобы Никита мог сжать меня грубее и ласкать, трогать. Да без разницы что, главное, чтобы не останавливался. Его возбуждение упирается мне в бёдра, отчётливо давая понять, что он готов променять вечерний сон на что-то более интересное.

— Никита, пожалуйста… — еле слышно прошу я.

— Хочу тебя, Леа, прямо сейчас…

— Давай здесь... — почти неслышно шепчу я, молю, зная заранее его ответ.

— Малыш, — надрывно вздыхает, продолжая гладить мою грудь, живот, — пошли в кровать…

Я пытаюсь удержаться на волне порочного возбуждения, но момент страсти растворяется в воздухе невидимой пылью. Зерно обиды, своевольно поселившееся в недрах моей души, тихо шепчет, предупреждает, что рано или поздно оно начнёт прорастать и расцветёт в большой раскидистый куст. Ну почему мы не можем заняться сексом прямо тут? В ванной. На ковре. У раковины. На кухне. На столе. В коридоре. Всегда только кровать или спальня! Единственное место, где мы с Никитой занимаемся любовью, — это наша спальня. Я прошу свой внутренний голос замолчать и следовать за ним. Никита сильно устал, и я должна сделать так, как он просит. В конечном итоге это я отдыхала целую неделю, пока он двадцать четыре часа в сутки трудился в больнице и спасал пациентов.

Там, на Алтае, я любовалась не своим, чужим мужчиной. Мечтала чувствовать его внутри себя. Это не тот поступок, которым стоит гордиться, поэтому не закрыть ли моему внутреннему «я» свой говорливый рот и сделать так, как просит любимый!?

Я разворачиваюсь к нему лицом и целую глубоко, неистово пытаясь возродить ушедшее возбуждение.

Путь от ванной до спальни занимает целую вечность, забирая с собой всю эйфорию близости, захватившую нас обоих несколько минут назад, — эйфорию, которой нужно было подчиниться сразу. Сдаться в заложники, хотя бы один раз! Сценарий нашей близости из раза в раз остаётся неизменным, и сегодня — не исключение.

Никита сильно возбуждён, он входит в меня как всегда размеренно и спокойно, целуя в губы и поглаживая бедра. В его движениях никогда нет грубости и интенсивной настойчивости. В нашем сексе — ни намека на дикую страсть и пылкие стоны, которые никогда не вырываются из моего рта. Я подаюсь бедрами навстречу медленным толчкам, безмолвно прося двигаться быстрее и жёстче, но Никита резко углубляет поцелуй, — и по его телу проносится дрожь наступающего оргазма. Мне не хватило… совсем чуть-чуть… как всегда.

— Ты близко? Давай я помогу тебе… — Никита выходит из меня и опускает пальцы на мой клитор, начиная водить ими в попытке довести меня до оргазма, но сегодня я точно не получу удовольствия и не хочу в этом признаваться.

— Мне и так хорошо, не переживай, — говорю, кутаясь в его теплых объятиях.

— Я так скучал по тебе всю неделю, ты не представляешь.

Никита притягивает меня к своей горячей груди и мягко гладит по волосам.

Я не замечаю, как проваливаюсь в глубокий сон.

Хотя Никита и не спрашивает, но утром за завтраком я вкратце рассказываю ему всё… ну почти всё, чем мы с девочками занимались на отдыхе, и честно делюсь приключениями Марины и Лизы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я бы удивился, если бы Лиза за всю поездку не нашла в кого влюбиться, — с усмешкой выдаёт он.

— Эй, — надуваю губы, защищая подругу, — он действительно ей понравился!

К большому сожалению, не только ей.

— Да-да, как и все предыдущие.

— Я то же самое сказала, но девочки решили, что я скучная старая дева…

— Что? — тон его голоса меняется с шутливого на серьёзный. — Вы поссорились?

— Немного да, но в чем-то они правы.

— Я удивлён твоим ответом, — недоумевает.

— Почему? — немного возмущаюсь и поворачиваюсь к нему лицом.

— Ты не скучная, а рациональная, за что я тебя и выбрал, — целует меня в лоб.

— Сколько себя помню, я всегда была такой, и мне казалось, что подруги ценят меня за эту самую рациональность.

— Я бы на твоём месте не стал воспринимать подобную критику всерьёз, — подытоживает Никита, убирая чашку в посудомойку и кидая мимолётный взгляд на настенные часы. — А сейчас пора бежать на смену.

Глава 7.2

Рабочий день после новогодних праздников начинается в переговорной, где Лиля, не изменяя своим привычкам, сидит в кресле с чашкой горячего кофе, просматривая на телефоне фотографии своих работ. Лиля — небольшого роста рыжеволосая пышка с короткой стрижкой — в свои сорок олицетворяет собой гардеробный апокалипсис. Бордовые леггинсы, черная юбка ниже колена, зелёный пушистый свитер оверсайз и крупные длинные янтарные бусы — ежедневный ритуальный минимализм от ведущего консерватора-реставратора в «Арс Витае». И, судя по ее лицу, покрытому красными пятнами, она сильно волнуется.

— Лилюшка, ты чего такая пятнистая?

От неожиданности коллега подскакивает на месте, рефлекторно поправляя волосы.

— Ой, Леа, доброе утро! Михаил Васильевич пишет, что забронировал столик в La Familia. — Её лицо багровеет от смущения. — Я так стесняюсь! Последний раз я ходила на свидание лет двадцать тому назад! А тут ещё и тематический литературный ресторан!

Лиля всю жизнь посвятила книгам. Будучи белой вороной даже на своем факультете в Академии Штиглица, она с неподдельной страстью изучала свою специализацию и проходила одну практику за другой, пока Герман Сигизмундович не предложил ей на последнем курсе постоянное рабочее место в своём ателье. Три года назад я таким же образом попала в команду на втором году магистратуры.

— Тебе просто нужно немного больше уверенности в себе. А ты знаешь, что для этого стоит сделать? — спрашиваю осторожно, чтобы ненароком не отговорить коллегу от опрометчивого решения. Она должна сходить с Ломоносовым на свидание! За три года совместной работы я впервые вижу, чтобы её заинтересовал мужчина, а не книга с разложившимся переплетом.

Лиля задумчиво хмурит брови.

— Сделай укладку и вечерний макияж в салоне! Возможно, стоит подумать и купить что-то современное и стильное из одежды? — вступаю на опасную территорию. — Если мужчина тебе симпатичен, то ради него стоит пойти на небольшие риски.

Лилька успевает только шевельнуть губами, как внезапный цокот острых каблуков и приближающихся смешанных голосов слышится из коридора. Ещё несколько мгновений — и на пороге переговорной появляются двое иностранцев. Судя по всему, те самые французы, о которых вчера рассказывала коллега. Герман Сигизмундович с широкой, несвойственной ему улыбкой выплывает следом, как и остальные сотрудники нашего ателье, явно озадаченные происходящим.

— Бьенвеню! — продолжая лучезарно улыбаться, директор разводит руками и гостеприимным жестом приглашает иностранных гостей занять места во главе стола. — Добрый день, коллеги! Позвольте представить наших гостей из Франции: месье Антуан Дюваль — эксперт по культурному наследию и представитель крупного частного клиента из Франции, мадам Мари-Клер Бомон — искусствовед, специализирующийся на антиквариате.

Утончённый мужчина примерно сорока лет с уверенной осанкой одет в строгий тёмно-синий костюм силуэта Slim. У Антуана аккуратная короткая стрижка, волосы каштанового оттенка и лёгкая стильная щетина, подчеркивающая его особую принадлежность. Внимательные карие глаза отражают уверенность и профессионализм.

Изумительная фигура его спутницы запечатана в элегантное бежевое платье-футляр с длинным рукавом. Лёгкий деловой макияж только выделяет естественную красоту Мари: ухоженная светлая кожа, большие зелёные глаза и высокие скулы. Шоколадного цвета волосы уложены в аккуратный низкий хвост. Сложно сказать, сколько ей лет, но на вид я не дам ей больше тридцати пяти.

Культурность и интеллигентность сочатся из каждого жеста Антуана и Мари. Мы обмениваемся деловыми приветствиями и улыбками, прежде чем Герман Сигизмундович с показным нетерпением продолжает речь, переходя на ломаный английский язык:

— Месье Дюваль, мадам Бомон, позвольте познакомить вас с нашей командой — ведущими реставраторами и профессионалами с большой буквы.

Он гордо окидывает присутствующих подчинённых пафосным взглядом.

Ох ничего себе, вот это похвала! В целом, Германа Сигизмундовича нельзя назвать плохим человеком, потому что искусство реставрации не выносит исключительных материалистов. Но хитрый прищур его глаз, вечно выискивающих выгоду для ателье, может когда-нибудь метнуть кости не в ту сторону. Ему неимоверно повезло, что наш коллектив, сплошь состоящий из скрупулезных любителей своего дела, оказался сплоченным и выполняющим реставрационные проекты со стопроцентной отдачей и всегда в срок.

— Прошу вас, мадам Бомон, — услужливым кивком головы Герман Сигизмундович указывает на презентацию на экране.

— Ещё раз приветствую всех, — с лёгкой улыбкой на лице Мари поднимается, демонстрируя статную осанку. — Мой коллега Антуан Дюваль и я представляем частного клиента из небольшого городка Сен-Жермен-ан-Ле, расположенного недалеко от Парижа. Вилла Шато Де Люмьер была построена в начале восемнадцатого века…

На экране появляется снимок с изображением огромного особняка. Вилла, ранчо, поместье — сложно сходу понять, что это, но масштабы проекта просто колоссальные.

— Поместье построено в стиле классицизма с элементами барокко. Здание имеет два этажа, мансарду, старинный парк по периметру всей территории с цветниками и фонтанами и небольшое пожарное озеро.

Изображения поместья с коваными дымоходами и массивным входным порталом сменяются фотографиями антикварной мебели, библиотеки с высокими книжными полками и галереи, стены которой покрыты блеклыми картинами в тяжелых, устаревших и потрескавшихся рамах.

— Владелец поместья изъявил стойкое желание, чтобы в проекте принимало участие «Арс Витае» совместно с нашими французскими коллегами.

Мари останавливает презентацию на последнем слайде, на котором изображена территория сказочного поместья, и, удовлетворённая своими словами, опускается в кресло, наклоняется к Антуану. Он кивает ей, одними глазами выказывая полную поддержку и восхищение. Между ними явно больше, чем просто работа. Глаза директора сияют золотом и богатством, он предвкушает суммы, которые выручит с намечающегося грандиозного проекта. Он протирает вспотевший лоб белоснежным платком из нагрудного кармана пиджака и, оглядывая всех присутствующих в переговорной, переходит на русский язык:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Осуществление проекта планируется начать поздней весной текущего года. Поскольку всех вас я не могу отпустить на этот проект ввиду того, что большинство из вас задействованы в других проектах… да им и не требуется такое количество специалистов, то вы можете предложить свою кандидатуру до конца марта. Я рассмотрю заявку каждого кандидата, и совместно с уважаемыми коллегами из Франции мы примем решение.

В нашем ателье числится около десяти человек: кто-то совмещает работу параллельно в других студиях, а кто-то работает ещё и сам на себя.

Французский проект требует значительной отдачи и основательной подготовки. Обычными навыками тут не обойтись, и раз уж приниматься за такую работу, то просто необходимо успеть пройти дополнительное обучение.

И если даже предположить, что моя кандидатура идеально подходит на роль представителя от «Арс Витае» на долгосрочный проект в сказочный Сен-Жермен, то как Никита воспримет эту новость? Отпустит ли? Как часто будем видеться?

Может быть, раз, максимум два. За всё лето.

А может, всё-таки?..

Нет, я не смогу так. Как ни крути, не судьба мне покорить горизонты Сен-Жермен.

Глава 8 Не судьба, Макей

Дима

«Благодарим вас за интерес к работе военного журналиста. Мы ценим ваш опыт службы в армии и мотивацию помогать людям в зонах проведения военных операций. Однако по итогам вашего психологического исследования…»

Не дочитав письмо до конца, захлопываю крышку ноутбука. Чёрт возьми, очередной отказ! Четвёртый раз сдаю этот проклятый тест и четвёртый раз его проваливаю. Собеседования с мозгоправом, которые не обойти в нашей структуре, похожи на грёбаный фильтр, через который не проскользнуть даже плоскому червю. Формальность, от которой страдают все, кто пытается её обойти. И дело не в мнимой инфантильности, которой меня и других кандидатов-неудачников заочно наградил Лев Давидович, наш штатный психотерапевт, а в том, что по физической подготовке, теоретическим знаниям и многолетнему рвению попасть в ряды военных журналистов мне попросту нет равных. Но в сухом остатке я остаюсь в списке запасных, потому что «эмоциональная нестабильность» и «наличие рисков импульсивного поведения» являются приоритетными факторами при принятии финального решения. Может, хрен с ней, с профессией военного журналиста? Я же пошел в это дело с единственной целью — чтобы меня заметили и направили в зону боевых действий. Продолжу работать организатором съемок, а там и Петра Алексеевича сменю на посту редактора отдела и координатора. Смеюсь над нелепыми мыслями, хотя чем чёрт не шутит?!

— Макей, приветствую!

О, чёрта вспомни — и он уже на пороге!

— Привет, Алексеич. — Тяну руку руководству, которое внезапно появилось в дверях кабинета. — Пришёл позлорадствовать?

— И это тоже, — шеф ехидно улыбается. — Ты бы вместо того, чтобы материть Льва Давидовича, походил бы к нему на сеансы, может, был бы толк.

— Ага, еще посоветуй признать свою «эмоциональную нестабильность», которую приписал мне этот индюк самоуверенный.

— Дело твоё, как и жизнь, но наученного опытом начальника можно послушать хотя бы раз. — Он тяжело вздыхает и устало потирает щетину. Последние пару недель редакция завалена работой, и все вкалывают с двойной нагрузкой, а у руководителя отдела ответственность вообще зашкаливает. — Я вообще-то не вправлять мозги тебе пришёл, а по другому поводу. Есть запрос от Минобороны на съемки на полигоне. В ночь выезжаешь со съёмочной группой. Куда — узнаете в пути. Все детали уже отправлены по электронке.

— В этот раз я кем?

Может, этот день подарит мне хотя бы одну хорошую новость?

— Координатором съемки, — слабая ухмылка расползается по его физиономии.

— Спасибо, Пётр Алексеевич, я не подведу!

— Да уж надеюсь!

— У нас собрание? — Макс появляется в дверях, отряхиваясь от снега.

— Пятиминутка была, — кивает начальник и покидает наш кабинет.

— Расскажешь?

— Ночью выезжаем на тренировочный полигон. Все подробности в электронке. Тест не прошел. Ещё вопросы?

Сажусь за рабочий стол и откидываюсь на спинку стула, крутя ручку между пальцев. Обсуждать личное — последнее, чего мне сейчас хочется.

— Будешь еще пробовать? — осторожно спрашивает Макс.

Он знает, что за неверный вопрос могу и послать куда подальше.

— Возможно. А вообще, я тут подумал, меня и место Петра Алексеича вполне бы устроило, — с издевкой ухмыляюсь, закрывая тему о проваленном тесте.

Макс тремя ленивыми движениями приглаживает свои растрепанные мокрые кудри. Их давно пора бы уже остричь, но я не стану портить настроение товарищу, который сейчас сияет как медный таз.

— Кофе будешь? — спрашивает друг, насыпая в кружки ложки растворимого кофе.

— Не откажусь.

Бросаю ручку на стол и вытаскиваю из кармана телефон. На экране — непрочитанные сообщения от Лизы. Во вложенном файле — мечта каждого мужика от начала пубертатного периода до старческой импотенции: раздвинутые стройные ножки, между которых мокрые манящие складочки, прикрытые тонкой тканью полупрозрачных белых трусиков. Меня привлекает в Лизе её раскрепощенность и желания, о которых она смело умеет рассказывать и просить. Член в штанах мгновенно реагирует, но сейчас это совершенно не к месту, поэтому я выключаю экран и откладываю телефон в сторону. Девочка, конечно, очень сексуальная и полностью в моем вкусе — блондинка с ярко-голубыми глазами, пухлыми розовыми губками и шикарной грудью третьего размера. Про аппетитные булочки, которые не хочется выпускать из рук, я вообще молчу. Стоит на эту красотку уже третью неделю. Кстати, нужно Лизу предупредить, что я уезжаю на несколько дней по работе и связи не будет.

Перевожу взгляд на Макса.

— А ты чего сияешь как алмаз на солнце?

— А что, так заметно? — усмехается он, расплываясь в улыбке.

— Да уж, ещё немного — и я ослепну.

Выставляю ладонь, словно защищаюсь от палящих лучей солнца.

— Маринка согласилась на отношения со мной, — удовлетворенно выдыхает Макс, разливая кипяток по кружкам.

— Поздравляю.

Хлопаю его по плечу и пробую противную горько-кислую чёрную муть. Растворимый кофе, мать его.

— И двое маленьких детей тебя не смущают?

— Зато опыт будет, — отмахивается он. — Но нас пока еще не знакомили. Марина считает, что еще рановато.

— Марина определенно права, — смеюсь, представляя, как Макс, который еще совсем недавно увлекался тройничками, внезапно превращается в идеального отца, развозящего детей по садам и школам.

— А у вас с Лизой отношения или как? — он хитро щурится, меняя тему, и внимательно наблюдает за моей реакцией, но ответ на вопрос будет вполне стандартным.

— Или как, — хмыкаю. — Девочка огонь, секс, сто из ста, но больше дать не могу, да и не хочу. И не смотри так на меня, мы с ней всё обсудили еще на Алтае. — Мечу в друга злобный взгляд: — Надеюсь, Марина не подослала тебя ко мне, чтобы узнать подробности наших отношений с Лизой? А то ты так поплыл, что я тебя совершенно не узнаю.

— Брат, — Макс резко меняется в лице, становясь серьёзным, — когда ты потеряешь от женщины голову и тебе не захочется быть и дня без неё и её поддержки, ты меня поймёшь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ой нет, — закатываю глаза, — подкаблучник — это не про меня!

— Да причём тут каблук? — недовольно кидает Макс. —Ты просто никогда не влюблялся. Поговорим, когда втрескаешься по самые…

— Гланды? — перебиваю, дружелюбно скалясь.

— Ага, они самые.

Через час выбегаю из офиса, напряжённо вспоминая, что сегодня среда, на часах уже почти пять вечера, а через полчаса мне кровь из носа нужно быть в парке икс, чтобы перехватить Киру.

На улице полный раздрай: метель выкручивает снежные пируэты, вытягивая с неба крупные белые хлопья. Бегу к машине, которая погребена под толстым слоем тяжелого снега. Ненавижу метели и снегопады. Но еще больше я ненавижу своего отца. Каждая встреча с ним отзывается во мне волной дикого отвращения, которая обвивает изнутри словно тугая паучья сеть. Если бы у меня был выбор, то я предпочёл бы никогда его не знать и не видеть: не вспоминал бы, что кроме матери и сестры у меня ещё кто-то есть. Даже сама Кира не понимает, зачем отец каждый раз забирает её, играя в порядочного и любящего папу, которому на самом деле абсолютно всё равно, чем увлекается его дочь и что её волнует. На его отношение ко мне стало плевать ещё десять лет назад — в тот день, когда он перестал быть моим отцом. Кира ничего не помнит: на тот момент ей было всего два года, и в той версии, которую она знает, мама не смогла простить мужу его постоянные измены. В этом была доля правды, но только отчасти.

Завожу свою Toyota Rav, как телефон на панели начинает вибрировать — Кира звонит.

— Да, Кирюх? Уже еду, мелкая, буду через пятнадцать минут.

Глава 9 Belle Époque

После ссоры с подругами за ужином на Алтае я была глубоко оскорблена и уязвлена и даже обдумывала, какими эффектными колкостями я могла бы задеть девочек в ответ. Да, соглашусь, такой подход совершенно неправильный, ведь отвечать обидой на обиду — как минимум по-детски, как максимум — путь к разрушению отношений, которые выстраивались годами. Когда эмоции берут верх, то чаще всего кажется, что нападение — единственный способ защититься. И почему слова подруги так красочно нокаутировали моё самолюбие, которое находится в долгосрочной спячке? Хороший вопрос.

Когда же негативная реакция на фразу Карины о развязной девочке, которую они активно требуют на выход, трансформировалась во вполне безобидные размышления, я стала пробовать анализировать, что и где пошло наперекосяк в моем поведении за последние годы. Карина — прямолинейная сучка, но до вранья опускаться не станет, а подобную тираду высказала мне при всех, потому что «в моей жизни скоро настанет критический предел». Ну это в ее сучьем понимании. Подруга чересчур проницательна, чтобы делать выводы, не имея внушительных аргументов.

Эта женщина никогда не подключает сердце — только холодный расчетливый ум. Я точно знаю, что некоторые эпизоды моей жизни случились исключительно по моей вине: где-то я не смогла отстоять личные границы, а где-то ставила интересы других выше своих. Выбор всегда был осознанный. Каждый раз я задавала себе один и тот же вопрос: «Критична ли эта ситуация для меня?», и каждый раз мой внутренний голос спокойно отвечал: «Нет». А сейчас имеем то, что имеем. Непрерывный груз ответственности в ателье лишь усугубляет ситуацию, а сложный и не по годам серьезный Никита вынуждает подстраиваться и быть ему ровней. В идеале ещё стать покорной. Я — та самая женщина из племени Химба, которая балансирует с глиняным горшком на голове.

Пока разнородные мысли снова не просочились в кору головного мозга, словно утреннее похмелье, я промакиваю кисточку в растворителе и принимаюсь за дело. До начала процесса расчистки картины мы проводим пробы и подбираем подходящий раствор, чтобы не испортить объект искусства. Бывали случаи, когда лаборатория ошибалась и участки полотна безвозвратно портились, как и настроение владельца. До судебных тяжб ни разу не доходило, потому что в соглашении на оказание услуг в условиях ателье прописаны определенные пункты, в числе которых значится пометка о лабораторных исследованиях и пробах.

Герман Сигизмундович знает, что сарафанное радио распространяет слухи быстрее официальных СМИ, а подпорченная репутация практически не подлежит восстановлению. В нашем случае директор вовремя одумался и предложил всем пострадавшим — благо, их было всего несколько человек —выгодные условия.

Провожу кистью по самому затемнённому участку полотна. Яркие безупречные очертания начинают проступать под каждым мазком — нежные образы двух молоденьких девочек оживают на промазанных участках. Белоснежные кружевные вставки на воротничках утонченных пышных платьев Belle Époque с завышенной талией даже сквозь слои потрескавшегося лака передают завораживающий дух романтики. Под движениями моей руки картина будто оживает: я ощущаю невыносимо палящее жаркое солнце, которое безжалостно пробивается через густые кроны деревьев, скользит между аллей и узких дорожек, настигая каждого, кто не успевает скрыться. Две юные подружки спасаются в тени огромного раскидистого дуба, аккуратно присев на лавочку. Одна из них осторожно снимает шляпу с головы своей подруги, поправляя ее влажные от жары светлые локоны. Дует лёгкий ветерок, принося с собой мимолётную свежесть и прохладу. Девочка улыбается, поднимает глаза на подругу, сжимая в руке букет полевых цветов.

Когда нам с Лизой было лет по тринадцать, мы постоянно находили на свои детские задницы какие-то невероятные приключения. Сколько возможностей было друг друга сдать перед Ларисой Геральдовной, нашим завучем, не сосчитать на пальцах обеих рук. Лиза выгораживала меня даже тогда, когда моя вина была очевидна, но она всегда перетягивала её на себя. Я была очень активной и любознательной девочкой и часто лезла не в своё дело, за что мне регулярно прилетало от родителей.

Однажды я подговорила весь класс натереть парты апельсиновыми корками, чтобы проучить учительницу биологии. Она была отвратительной персоной: злой, несправедливой и коварной женщиной. В нашем классе не было ни одного ученика, которому она не залепила бы по три двойки в четверти. Сумасшедшая дама, скажу я вам, с аллергией на цитрусы. Когда директор явился самолично в класс, дабы выведать, кому вообще взбрело в голову использовать апельсиновые корки как средство отмщения, Лиза совершила акт самопожертвования на глазах у всего класса. И для всех это был достойный поступок. Зато, когда Лёша Ягайло из 6-Б класса хватал меня за косички и угощал компотом из школьной столовой, она убеждала меня, что он противный мальчишка из неблагополучной семьи и мне не стоит с ним водить дружбу. А через неделю на перемене я случайно застукала, как у класса русского языка и литературы она целовала его в щёчку. Тогда мне стало стыдно. Ну что такого? Какой-то Лёша! Не ссориться же из-за него? Ведь у нас с Лизой такая сильная дружба длиною в целую жизнь.

— Алё, гараж! — Чьи-то пальцы хаотично щелкают перед глазами, выводя меня из забористого транса. Всё же размышления о детстве и запах лака умудрились просочиться в мою черепную коробку и пустить корни.

— Тебя до понедельника тут запереть или ты всё же собираешься домой? — раздражённый Герман Сигизмундович, размахивая руками, подгоняет меня сворачивать рабочий процесс.

Казалось бы, руководитель должен поощрять работоспособность своих сотрудников, но сегодня пятница, и, похоже, у директора на вечер грандиозные планы, а задержка на работе в них не входит. На часах уже почти пять, и через десять минут у меня встреча с Лизой в «Аль Капоне». Краситься и наряжаться мне не нужно, поэтому я успею вовремя: ресторан расположен через дорогу от «Арс Витае».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 9.1

Глава 9.1

Лиза позвонила в обед и предложила поужинать — милый жест примирения с ее стороны. Я не стала строить из себя обиженную даму и с удовольствием согласилась на встречу. Возможно, наедине мы сможем обсудить, почему она не поддержала меня в момент линчевания, что ее тревожит и чем я могу ей помочь.

А может, помощь нужна мне?

— Да иду я, иду, Герман Сигизмундович! — стараюсь быть нейтральной, но получается с большой натяжкой. С начальником у всего коллектива сложились не самые лучшие отношения.

Он цокает языком и, сложив руки на груди, отсчитывает про себя минуты, когда я покину ателье до утра понедельника.

Быстро привожу в порядок рабочее место и наспех вешаю халат в шкафчик. На мне тёмные джинсы, чёрно-белый полосатый свитер и бежевые угги. Вполне себе сойдёт для ресторана уровня «еще не люкс, но и уже не Евразия». По крайней мере, сердечно рассчитываю на то, что меня туда пустят.

Лиза сидит за столиком, который без брони невозможно занять, значит, она планировала и надеялась на нашу встречу заранее. На ней ее любимое розовое тонкое мохеровое платье, красивый неброский макияж. Полагаю, у подруги сегодня, как и у моего директора, большие планы на вечер. Её ладони аккуратно сложены на коленях, а задумчивый взгляд устремлён в окно. Подруга меня ещё не успела заметить.

— Привет! — Подхожу к столику, останавливаюсь.

— О, привет! — Лиза переводит на меня тёплый взгляд, резко вскакивает и бросается обнимать, но бережно так, будто я могу её оттолкнуть. — Время ожидания заказа — сорок минут, поэтому я заказала за нас двоих.

— Даже не знаю, что сказать, — смущаюсь, но не злюсь. Она действительно хорошо знает, что я люблю. — Спасибо, наверное, — добавляю.

— Ерунда, — машет рукой. — Леа, прости меня, пожалуйста! — Она тянется к моей ладони, лежащей на столе, и крепко сжимает. — Я считаю, что Карина не права была, просто я не хотела, чтобы ссора переросла в большой скандал.

— В смысле? Ты же стояла и молчала как немая! — потрясение льётся из меня, и я выдергиваю ладонь из ее руки.

— Да блин! Не так все было! Я потом говорила с Кариной, спрашивала, созванивались ли вы. Она ответила, что нет. С Мариной и Настей та же история. Милая, я просто стушевалась, не знала, как лучше отреагировать. Тебе нужно помириться с девочками.

— Так, стоп, — торможу подругу. — Я ни на какого не обижаюсь и зла не держу, но меня интересует один вопрос: ты солидарна с Кариной по поводу того, что я веду себя как сорокалетняя женщина?

— Боже, ну конечно же нет!

Глаза непроизвольно отводит — врёт.

Не получится у нас сегодня разговор по душам. Неприятная тревога растекается противной липкой горечью внутри, посылая опасный сигнал в мозг, что скоро произойдет непоправимое. Что-то безвозвратно поломалось в нашей дружбе.

— Для вас капенада с каперсами и салат с копчёной грудкой, булгуром и томлёной грушей. — Молодой симпатичный официант лет двадцати вальяжно расставляет блюда на стол. С выбором подруга не ошиблась. — И чёрные равиоли с креветками и форелью для вас.

Антон, так написано на бейдже, улыбается Лизе во все свои белоснежные зубы. Ничего удивительного, с Лизой постоянно кто-то флиртует, и этот парень не оказался исключением.

— Как папа?

Давно хотела спросить о Вячеславе Леонидовиче. Мы перекидываемся новогодними поздравлениями в мессенджере, но последний раз мы виделись очень давно. Последние годы он крайне занят и постоянно мотается по работе по всему миру.

— Папа хорошо, сейчас в Канаде решает какие-то свои рабочие вопросы, — подруга морщится, будто старается что-то вспомнить. — Или сделка какая-то очередная… честно, я уже запуталась! — смеётся.

— Я очень рада, что у него все хорошо.

Я искренне радуюсь за ее отца. Сколько я знакома с Лизой, он всегда пылинки сдувал с маленькой принцессы. И к моей семье относился с большим уважением.

— Как у вас с Никитой?

— Хорошо, без изменений.

Не знаю, что ещё добавить, потому что всё так и есть. Никаких событий не происходит, о совместных планах на будущее разговоров пока не было, хотя он обещал…

— А вы с Димой общаетесь?

— Если регулярный секс можно назвать общением, то да. — Лиза запихивает в рот последний равиоли, смачно всасываясь в соломинку. — Я последние три недели на фитнес не ходила. Дима каждую ночь меня так уматывает, что я до работы еле доползаю.

— Рада, если тебя всё устраивает. — выдавливаю искреннюю улыбку.

Я как попугай со своим «рада». Обещала же не лезть в ее дела. Вроде получается, но слушать рассказы об их с Димой крышесносном сексе выше моих сил.

— В этот раз у тебя все серьезно?

— Да. У нас все супер. Он как раз обещал заехать меня забрать из ресторана и закинуть тебя домой по пути. Оказывается, вы живёте совсем рядом.

— Что? С чего ты решила, что я поеду домой после ужина?

— Леа, сколько я себя помню, если мы не вместе, то все вечера ты проводишь дома. Или за эти три недели что-то поменялось?

В интонации подруги нет ни намека на издёвку или сарказм — лишь нескрываемое любопытство. Значит, она действительно удивлена тем, что на вечер у меня может быть планов вне дома. Господи, а ведь права Карина: я, будучи совсем молодой девушкой, превратилась в женщину средних лет.

Наш с Лизой разговор не особо клеится и похож на диалог двух шапочных знакомых, которые не виделись много лет, но стараются быть дружелюбными друг с другом и ради приличия выдерживают уважительную паузу, приправляя её поверхностными шутками и фразами.

Через час мы выходим на улицу, ожидая с минуты на минуту Диму. На этом углу невозможно припарковаться, поэтому мы покидаем ресторан чуть раньше его приезда. Меня слегка потряхивает. Тело реагирует не на холодный зимний ветер, а на одну лишь мысль, что я его вновь увижу.

Дура ты беспросветная, Леа.

Через мгновенье подъезжает чёрный внедорожник, и мы моментально запрыгиваем в салон. Я робко вглядываюсь в зеркало заднего вида, пристёгивая ремень, и в отражении сталкиваюсь с дымчатого цвета глазами. Дима безразлично кивает мне — я отвечаю тем же. Мне хватает одной секунды, чтобы вспомнить его красивое и мужественное лицо. Эти губы, глаза — запретное для меня. То, что так сильно будоражит нутро и, накидывая тугую петлю, тянет на самое дно. Лиза целует его в губы со всей страстью, демонстрируя тем самым, насколько тёплые и близкие у них отношения. Три недели прошло с момента, как мы вернулись в Петербург. Может, Дима влюбился и решился на серьезные перемены в своей жизни? Наши установки и барьеры могут рушиться, когда мы встречаем того самого человека, ради которого мы готовы их разрушать, чтобы построить что-то новое. Вместе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мелодия входящего звонка на телефон разрывает момент поцелуя. Лиза нервно вытаскивает мобильный из сумки и, мазнув по экрану взглядом, снимает блокировку.

— Луис, что-то срочное?

Её брови взлетают вверх. По лицу становится понятно, что новости на том конце не самые приятные.

Глава 9.2

Глава 9.2

— Луис, что-то срочное?

Её брови взлетают вверх. По лицу становится понятно, что новости на том конце не самые приятные.

— Да как это он не удовлетворен? Праздник уже завтра, и его жена всё согласовала! Мы даже шарики заказали именные! Да знаю я, что аванс за праздник как месячная выручка агентства… Так… давай я сейчас приеду — и мы разберёмся на месте. Только не истери и дыши ровно!

Лиза отключает звонок и виновато смотрит на Диму, затем — на меня.

— Правильно я понимаю, что сейчас нужно отвезти тебя на работу? —спокойным ровным тоном спрашивает Дима.

— Угу, — бурчит она, недовольно хмурясь. — Наш заказчик не одобрил украшения, приготовленные к празднику в честь дня рождения его дочери. Хуже всего то, что праздник уже завтра и этот чокнутый папаша грозится отменить всё, если мы срочно не переделаем декорации. За те деньги, которые он заплатил, мы обязаны все переделать. Извини, я не хотела, чтобы что-то повлияло на наш вечер.

Лиза нежно проводит пальцами по запястью Димы. Мне кажется, что этот жест его немного напрягает, словно он хочет убрать руку, но не решается сделать это.

— Всё хорошо, я отвезу тебя, а потом закину Леа домой, как и обещал. Позвони, как закончите в агентстве, я тебя заберу.

Следующие пятнадцать минут мы едем молча, пока Лиза не выпрыгивает из автомобиля.

— Леюша, созвонимся на следующей неделе! — Посылает мне воздушный поцелуй и, захлопывая дверь, оставляет нас с Макеем наедине.

— Пересаживайся вперёд, — обращается ко мне Дима, глядя в зеркало заднего вида.

Щёки заливаются жаром.

— Да ладно, мне и тут хорошо, — сильно смутившись, решаю не пересаживаться.

— Будем играть в ролевую игру «таксист и пассажирка»? — подмигивает он, явно довольный тем, как вгоняет меня в краску.

— Разве пассажиры ездят в такси только на заднем сиденье?

— Самые смелые — на переднем. Пересаживайся, если ты не слабачка.

Его тон звучит невинно, но в словах чувствуется неприкрытый вызов. Не хочу снова вестись на его провокации, но, как назло, делаю именно так, как он просит.

Гад!

— Доволен? — бросаю, садясь на переднее сиденье.

— Ещё как, — губы изгибаются в лукавой улыбке.

Теперь мой телефон взрывается мелодией входящего звонка.

— Ник, привет. У тебя что-то срочное?

Не могу проигнорировать звонок своего молодого человека, но как же не вовремя он звонит!

— У тебя что-то случилось? — спрашивает Никита на другом конце трубки.

— Нет, просто сейчас не очень удобно говорить… — проговариваю тихо, стараясь отгородиться от Диминых ушей.

— Я хочу заказать доставку еды домой. На тебя рассчитывать или ты не голодна?

— Я не хочу есть, мы же с Лизой только что ужинали в «Аль Капоне», поэтому заказывай себе, — продолжаю, чуть наклоняя голову к окну.

— Хорошо, жду тебя.

— Давай, скоро буду. Целую, — заканчиваю разговор.

— У тебя парень есть? — спустя пару мгновений обращается ко мне Дима. В его голосе мелькает… замешательство?

— Да, а ты удивлён?

— Честно говоря, да.

Горло сдавливает острым обручем. Слышать такое от человека, к которому ты чувствуешь неконтролируемое и непрошенное влечение… это больно бьет по самомнению. Не то чтобы я пыталась произвести впечатление на Диму — чудес не бывает. Такие, как он, не влюбляются в таких, как я: спокойных, рассудительных, совсем не спонтанных. В его воображении я не являюсь «горячей штучкой» в постели. Почему? Потому что я в его глазах «серая мышь». Да и какое, к чёрту, воображение? Смешно. Он меня вообще никак не представляет. «Не обижайся на зеркало, коли рожа крива», — словно эхом в голове всплывает старая поговорка.

— Я, по-твоему, страшная серая мышь? Или у тебя хобби такое — унизить человека, используя минимальное количество слов?

— Ты опять завелась? В курсе, что тебя очень легко вывести из себя? — Дима бросает на меня короткий ироничный взгляд.

На самом деле это вообще не так. Но каким-то образом ему хватает пары слов, чтобы я взвилась до состояния урагана «Катрина», сметающего всё на своем пути.

— Я просто не понимаю, тебе какое дело, есть у меня парень или нет?! — мой голос начинает дрожать от негодования. — Даже если ты и думаешь, что я не очень хороша собой, то необязательно это озвучивать! И вообще, смотри на дорогу! Я не хочу, чтобы по твоей глупости мы попали в больницу.

Я ощетиниваюсь, мой голос звучит грубее и громче привычного для меня тона, но меня несёт и остановиться уже не могу.

— Ты совершенно не права! О твоей внешности я и слова не сказал, Леа, — раздражённо подчеркивает мое имя. — Ты сама придумала этот бред. Все намного проще: ты вся такая правильная и рассудительная, что невольно закрадываются сомнения.

Замолкает на секунду.

— И кстати, не нужно мне давать советы, как вести машину. Я прошёл такую школу вождения в экстремальных условиях, что могу с закрытыми глазами объехать весь город.

— Останови машину, — требую я.

— Ты что задумала?

— Останови, я сказала. Накаталась уже, спасибо, — продолжаю огрызаться, впиваясь взглядом в его профиль.

— Да что творится в твоей дурной голове? — Он крепко сжимает руль, до побелевших костяшек. Острый взгляд устремлён на дорогу. — Я обещал Лизе, что довезу тебя до дома, и я своё обещание выполню.

Градус напряжения в салоне увеличивается в геометрической прогрессии, но меня уже не остановить.

— Что она в тебе нашла, а? — качаю головой, а внутри всё полыхает от возмущения. — Я вообще не понимаю. Ты самоуверенный, самонадеянный, наглый тип! Считаешь, что вправе диктовать условия, на которых такая шикарная девушка, как Лиза, может быть с тобой, покорно их соблюдая. И тогда доступ к телу господина Макея будет открыт!

Его хриплый смех разносится по салону машины, будто я только что сморозила полнейшую чушь. Да как бы не так! Я своими ушами слышала их разговор, когда он предлагал Лизе отношения на своих условиях. И если отделить зёрна от плевел, то Дима очень красиво и профессионально заполучил ни к чему не обязывающий регулярный секс.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ты вообще знаешь хоть что-то о ней?

— Например, что? — бросает, продолжая буравить дорогу взглядом.

— Например, то, что Лиза не празднует свой день рождения, который, кстати, ровно через две недели.

— Почему не празднует? — раздражённо спрашивает, скорее для приличия.

— Тебе правда интересно или от скуки хочешь знать? — подначиваю.

— Леа, прекрати. Я не монстр, каким ты себе меня навоображала. Скажи, почему она не отмечает свой день рождения? — на его лице мелькает усталость, а голос смягчается.

— Лучше, если она расскажет тебе это сама, когда будет готова.

В квартиру врываюсь будто за мной гонится сумасшедший с цепной пилой. Наедине с Димой я провела не больше получаса, а такое ощущение, что побывала на длительном сеансе у психотерапевта, вытаскивая на поверхность самые болезненные эпизоды своей жизни. Я в таком бешенстве, что готова идти дрова колоть до изнеможения, лишь бы выплеснуть негативную энергию и привести себя в порядок. Давно хотела записаться в «Формулу спорта». Кажется, настал подходящий момент.

Глава 10 Серый паж

Дима

Доезжаю до своего дома за пять минут. Глушу мотор и растираю пальцами виски. Нужно успокоиться, иначе придётся ехать в клуб и колотить грушу до полной отключки. После трёх дней на тренировочном полигоне я планировал провести эту ночь с Лизой, а не с боксерскими перчатками. И как у этой «серой мыши», ее подружки, получается выбесить меня за считанные минуты? Что в прошлый раз — утром первого января, что сейчас. Да, не спорю, в прошлый раз я грубо и напористо её провоцировал и хотел вывести девчонку на эмоции! Видеть её настоящую реакцию, чтобы взбрыкнула и послала меня куда подальше, а не наблюдать за этой фальшью…

Я никогда не позволял себе неприглядную критику в отношении женщин, но эта Леа… Она самая настоящая «тёмная лошадка» в обличии порядочной девочки. Вся такая правильная, бескорыстная, готовая броситься на помощь другим в ущерб себе. Разве так бывает? Какой-то бред!

Никогда не поверю, что человек помогает другому просто так, не преследуя свою цель. У каждого есть скрытый интерес. Ты мне — я тебе. В нашем мире только так это работает.

Эта сумасшедшая выскочила из машины как ошпаренная и хлопнула дверью так, что стекла в салоне заскрипели. К слову, как и моя челюсть от злости. Швырнула вскользь фразу, что Лиза не отмечает свой день рождения, будто это совсем не важно, но на самом деле охренеть как важно. Мне вообще какое должно быть дело до этих бабских штучек? Договаривались же, без близких отношений и деталей личной жизни. Праздники и дни рождения не относятся к сексу без обязательств. Может, они вообще сговорились между собой? Лиза подослала своего верного серого пажа, чтобы продавить мое к ней отношение? Пытаюсь сложить хоть какую-то логическую цепочку в голове, но детальки от разных пазлов ни хрена не складываются вместе.

И тогда в лесу… зачем она кинулась в мою сторону загораживать своим телом от фейерверка? Служба 911, тоже мне. Что она обо мне знает? Может, я убийца, или преступник, или просто по жизни гнилой человек?

А эти типичные бабские советы, направленные на якобы развитие моих отношений с Лизой? Я видел глаза Леа, когда залпы взрывались вокруг. В них читался интерес. Неподдельный, женский интерес. И смятение, пугающее её саму. Она с радостью оказалась бы на месте Лизы, если бы обстоятельства сложились иначе. Но не судьба — девочка не в моем вкусе. Да и парень, вроде, имеется. Уверен, предложи я ей что-нибудь интересное…она бы точно отказалась. В пользу Лизы. Наступила бы себе на горло, как последняя жертвенница на земле. Либо я совсем очерствел и перестал верить в людей, либо эта девчонка — представитель внеземной расы из соседней галактики.

Нужно ограничить общение с этой невзрачной монашкой, иначе придётся расстаться с Лизой и лишиться отличного здорового секса. А это не входит в мои планы на ближайшие месяцы. Одноразовый секс не приносит настоящего удовлетворения, а найти достойную и обольстительную партнёршу с отличными формами, которая не выносит мозг и не требует полноценных отношений, — задача практически невыполнимая. Тем более с моим графиком работы, в котором отсутствует свободное время и на личную жизнь даже при желании не остаётся лишней минуты.

Моя первая подружка Вероника, с которой мы встречались в старших классах, распланировала всю нашу совместную жизнь: когда мы поженимся, сколько у нас будет детей и сколько раз в году у нас будет семейный отдых. От одной мысли, что мои яйца под чьим-то контролем, становилось дурно. Я не хотел её расстраивать, но и играть в любовь себе в ущерб тоже не собирался. Она была милой, доброй, но… я не любил ее. Не получилось. А может, просто не хватило времени.

Мне было семнадцать, и тогда на меня бетонной плитой давили семейные проблемы. После скандальных измен отца меня затянула бездна беспомощности, стыда, развязных вечеринок и алкоголя. Бывало, баловался чем посерьёзнее, но мозги быстро встали на место.

Веронику я просто не смог подпустить ближе. Она не была в этом виновата. Всё закончилось на выпускном вечере — слёзы, истерика, выяснение отношений. Я предложил остаться вместе, но без всяких там планов на будущее. Естественно, мы расстались.

Сейчас я полностью сконцентрирован на своей карьере. Рано или поздно я выбью должность военного журналиста и отправлюсь в зону боевых действий. Как бы Зимякин ни пытался прикормить меня такими вылазками, как в этот раз, я всё уже решил: пройду тест, разрешу вопрос с проживанием Киры и на пару лет уеду работать. В этом городе меня ничто не держит. Я даже собаку не стал заводить, о которой с детства мечтал, только потому, что не смогу её отдать знакомым или, что ещё хуже, сдать в приют. Пёс мог бы стать единственным настоящим другом. Нет, я не бездушная скотина. Макса и Андрея с Яром из СОБРа я действительно считаю хорошими товарищами, но на сто процентов в этой жизни я доверяю только Кирюхе. Она — моя мелкая радость. Единственный человек, который меня понимает и ради которого я сделаю всё, что в моих силах.

***

— Могу тебя просто отвезти домой, если ты устала? – спрашиваю Лизу, забирая её из агентства в час ночи.

Она выглядит совершенно измотанной. Я не уверен, что она настроена на то продолжение вечера, которое я планировал, а к сладкому сиропу я сегодня точно не готов. Да и, в принципе, никогда к нему не готов.

— Я полна сил и энергии! Хочешь, докажу прямо сейчас?

В её глазах загораются пошлые огоньки, а длинные игривые ноготки тянутся к моему паху.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Нет, идея про серого пажа точно отметается.

— Лиза, час ночи, ты точно хочешь? — уточняю еще раз.

— Ещё как... — томно облизывает пухлые губки.

Охреневаю от этой безотказной девчонки: она готова отдаться всегда и везде, «по стойке смирно». Ничего лишнего не требует и не предлагает. Идеальная кукла Барби. Хватаю её за шаловливые пальчики, которые уже активно шарятся по моей ширинке, и, не переставая поглаживать их, опускаю на бедро.

— Тогда поехали скорее, — улыбаюсь.

Сегодня я морально не готов с дубиной в штанах нарваться на представителя закона и словить штраф за нарушение общественного порядка.

Глава 11 Гоголь - Моголь

После вчерашней силовой тренировки всё тело ломит и просит о пощаде. Желание начать приводить себя в порядок было сильнее реальных физических возможностей: трудно стать выносливым, когда спортом увлекался лишь в школьные годы на уроках физкультуры. Было это лет десять назад, не меньше. С тех пор моё хоть и худое, но достаточно слабое тело не подвергалось спортивным нагрузкам по собственной инициативе.

И вот уже две недели под профессиональным присмотром молодого и строгого тренера Игоря со стальными мышцами, прислушиваясь к наставлениям, я выполняю растяжку, упражнения и таскаю гантели.

Морщусь, потирая ягодицы и бедра. Боль в мышцах раздражающая, но одновременно с этим приятная, ведь в мозг поступает положительный импульс о неплохо проделанной работе по достижению поставленной цели. А сколько ещё впереди… Единственное, что я не учла, так это то, что сидячая работа для меня сегодня сравнима со средневековой пыткой. Ещё и руки потряхивает после упражнений с гантелями. Но я твёрдо решила заняться своей фигурой и летом наравне с девочками сверкать гладкими красивыми ягодицами в отпуске на пляже или где-нибудь в СПА.

Никита довольно спокойно отреагировал на мое решение начать заниматься фитнесом, хотя сам не без удовольствия посещает спортзал в свободное время. Правда, когда в последний раз оно у него было? Последние месяцы мы проводим время исключительно дома, иногда только заказываем доставку еды, чтобы как-то разнообразить наши вечера.

Мне часто стало казаться, что Никита поторопился, предложив съехаться. Через полгода после знакомства его переезд в мою квартиру случился как-то естественно, без договорённостей заранее. Он не знал, что я живу в собственной квартире, которую умудрилась взять в ипотеку ещё студенткой, а когда задумался о том, чтобы снять общую квартиру, я просто предложила переехать ко мне. Никита исправно платит по счетам и, когда нужно, вкладывается в мелкие ремонты, но об общем жилье мы так ни разу и не поговорили. Да и я, наверное, не согласилась бы променять свою уютную однушку на что-то более просторное. Мне нравится мой район и мой старый блочный дом. Зеленые деревья во дворе, которые сейчас не встретишь ни в одном современном ЖК. В моё окошко на третьем этаже с мая по сентябрь стучатся густые берёзовые ветви и радуют мою заспанную физиономию незаурядным узором-мозаикой на стенах и потолке в лучах утреннего солнца.

На обеде клюю киноа с кусочками варёной курицы и хлебцы с авокадо, посыпанные семечками кунжута.

— Ты же вроде не на диете? — округляет глаза Лилька, увидев мой скромный ланч-бокс.

— Нет, но у меня появилось стойкое желание обновиться не только внешне, но и внутренне.

Шутки ради прикладываю правую ладонь к груди.

— О-о-о, мне нравится ход твоих мыслей! — подмигивает, поглощая божественную на вид пасту «Болоньезе» собственного приготовления. — Но я бы не смогла питаться травой, когда вокруг столько мучных соблазнов!

Посмеиваюсь. Люблю Лилькин юмор, гармонично сочетающийся с самоиронией. Она никогда не была худышкой и не сидела на диетах, а её самовыражение, проявляющееся в яркой одежде и аксессуарах (нередко хенд-мейд), вызывает истинное восхищение с моей стороны.

Мне никогда не хватало индивидуальности. Момент, когда я потеряла связь с собственными желаниями и целями, произошел с полщелчка, когда Вячеслав Леонидович позвонил моим родителям и «отпросил» меня пожить в их огромном доме, помочь Лизе справиться с затяжной депрессией после смерти её матери. А в день, когда переступила порог чужого дома, который быстро заменил родной, я окончательно перестала принадлежать самой себе.

— Лиль, а давай поменяемся? — предлагаю, недвусмысленно поглядывая и облизываясь на аппетитные, щедро посыпанные сыром спагетти с томатным соусом и мясным фаршем. Чёрт с ним, с этим киноа!

— Вот уж нет! — отрезает, прикрывая свою тарелку ладонями от моих поползновений. — Пресный вареный картон не входит в перечень моих любимых блюд.

Мой хохот вырывается наружу безудержным потоком, и в попытке вдохнуть воздух кусок курицы предательски попадает не в то горло. Противный рваный кашель разбивает гортань, а слёзы рвутся из глаз. Руками жестикулирую, чтобы коллега не предпринимала попыток спасти меня от настигшей кармы.

Правильно говорят: ешь молча — здоровее будешь.

— Попей воды.

Лиля протягивает мне наполненный стакан. На плече ощущаю едва уловимое поглаживание в знак поддержки. Принимаю стакан и пью воду маленькими глотками.

— Ты решилась на свидание с Ломоносовым? — придя в себя, застаю ее врасплох неожиданным вопросом.

— Решилась и сходила, — с толикой стеснения выговаривает она, покрываясь красными пятнами.

Смущена!

— И мне не сказала, нахалка? А ну-ка поподробнее! — хитро щурюсь.

— А нет подробностей, Цветкова, — закусывает нижнюю губу, подавляя улыбку. — Поужинали, прогулялись, договорились о следующем свидании.

Многозначительно округляю глаза, мол, ещё подробнее!

— Леа, а ты знала, что гоголь-моголь по-гоголевски вовсе не десерт из взбитых желтков с сахаром?

Эпично закатываю глаза.

— Ну?

— Это нагретое до кипения козье молоко, смешанное с ромом. Главное, чтобы смесь свернулась! — подруга дотягивает последнее слово и заливается смехом в широкий ворот ярко-зелёного свитера.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ага, как я только что свернулась пополам от куска картона, — недовольно бурчу. — Лиля, чёрт бы тебя побрал!

Легонько бью подругу ладонью в плечо, демонстрируя свое недоумение тем, как мастерски она ушла от основной темы разговора.

Звонок на мобильный, которого я ждала несколько недель, отвлекает от обеда, раздирающего горло, и ноющих во всем теле мышц, а Лильку спасает от дальнейшего допроса.

Глава 11.1

— Добрый день, Арсений Леонидович! — тараторю в трубку, отодвигая ростки с курицей.

— Доброго времени суток, Леа Владимировна.

Кривлюсь от того, как нелепо звучат мои имя и отечество вместе, будто мне вовсе и не двадцать пять. Самому Арсению Леонидовичу уже глубоко за шестьдесят, и он является одним из лучших оценщиков в Петербурге, работающих с иконами и подобными объектами искусства. Родниным крайне повезло, что наш уважаемый профессор из института Штиглица, который мы с Лилькой окончили, специализируется именно на иконах.

— Мы изучили артефакт, который вы передали нам на оценку.

На мгновение прерывается, будто его что-то останавливает.

— Всю подробную информацию мой помощник вышлет вам на электронную почту в ближайший час. Ознакомьтесь, пожалуйста, с деталями в максимально кратчайшие сроки. И Леа, — снова затихает на секунду, а затем продолжает, чуть понизив голос: — У нас есть покупатель на икону… Сумма, которую он готов заплатить, будет указана в письме. Мы настоятельно рекомендуем владельцу заинтересоваться предложением.

— Арсений Леонидович, я вас не понимаю…

Я, конечно, слышала истории, когда за объектами искусства ведётся охота на чёрном рынке, но интерес к иконе, которая провалялась неизвестно сколько лет в коробке на чердаке старой дачи?.. В груди зарождается неприятное чувство. Не хотелось бы, чтобы семейство Родниных пало жертвой аферы «охотников за головами». У них же дочь и внуки…

Отгоняю от себя годящиеся для криминального триллера мысли.

— Мы же работаем не одни, — продолжает профессор, оправдываясь, — и консультируемся с коллегами из других лабораторий, когда нужна дополнительная информация. Всё конфиденциально, но есть обстоятельства, которые от нас не зависят. В этом конкретном случае многие факторы совпали: техника, сохранность, оклад, школа иконописи, основа, исторический контекст…

— Я вас поняла, Арсений Леонидович, и очень благодарна за проведённую работу. А как же оплата за оценку? — предлагаю, хотя своей не самой глупой головой осознаю, что стоимость оценки подобного объекта равна по меньшей мере стоимости эксклюзивной цепочки из золота высшей пробы.

— Леа, уважаемая вы наша, не унижайте меня подобными вопросами, — оскорбляется профессор.

Мгновенно краснею, в тон бабушкиного настенного советского ковра с гипнотическими орнаментами.

— Извините, Арсений Леонидович, — шелестю. — Я передам всю важную информацию и свяжусь с вами, если предложение заинтересует владельцев.

Спустя час в электронном ящике появляется письмо с обещанными данными. После беглого прочтения становится очевидно: ситуация куда серьёзнее, чем я предполагала.

«Ох, мать вашу… — ругаюсь про себя. — Во что я ввязалась?!»

Ещё и икону нужно как-то забрать… В письме указано, что научная лаборатория передаёт объект назад владельцу после проведённых исследований. Получается, что ответственность лежит целиком и полностью на мне.

У Никиты вся неделя рабочая с двумя дежурствами, а девчонок просить о помощи я не осмелюсь: слишком опасно, учитывая стоимость иконы.

В приложении к письму также вложен скан документа о проведённой экспертизе, от результатов которой мое правое веко нервно подрагивает.

Обдумав все имеющиеся варианты и потерев друг о друга вспотевшие от напряжения ладошки, набираю Лизу.

— Привет, малышка! — доносится из трубки.

— Привет-привет… — Запал резко сходит на ноль, но назад дороги нет.

— Ты по делу или я могу позже перезвонить? У нас тут завал с праздником для одной милой бабули…

— Я быстро! Лизик… тут… в общем…

Я теряюсь, потому что просьба, с которой планирую обратиться к лучшей подруге, — последнее, чего бы я на самом деле хотела для своих потрёпанных нервов. Но вариантов особо нет: Марина с Гордеевым в состоянии войны и развода, а других здоровых мужчин средних лет в моем окружении, кроме Никиты и Германа Сигизмундовича, не имеется.

— Мне из лаборатории нужно забрать икону одну… Она в таком плачевном состоянии и на части разваливается… — вру зачем-то безбожно. — Мне нужно её отвезти в Рощино к соседям. У Никиты завтра дежурство ночное, а хороших знакомых мужчин с машиной у меня больше нет. Папу, сама понимаешь, язык не повернётся просить с его производственной травмой… Своим ходом в такой мороз я боюсь ехать — вдруг она ещё больше трещинами пойдет? Мне жутко неудобно обращаться с таким вопросом, но могу я попросить вас с Димой перевезти её из точки А в точку Б? Я буду очень благодарна… — выдыхаю, заканчивая молебен.

— Не вопрос, подруга! Конечно отвезём, — без промедления соглашается Лиза. — Я с ним переговорю сегодня и позже тебе маякну. Оки?

Благодарю подругу и прощаюсь с ней до вечера.

Просьба Родниных изначально показалась невинной и пустяковой, а по итогу вылилась в нестандартную рисковую историю с привкусом детектива и интриги. Второй час меня заметно трясёт, а сердце отбивает чечётку. Вот она, моя дурная безотказность, из-за которой мне снова придётся столкнуться в одном замкнутом пространстве с отпетым самоуверенным типом с дымчато-голубыми глазами. Радует, что мы будем не вдвоём и всё внимание белобрысого Лиза возьмёт на себя. Мне останется только стиснуть зубы и немного потерпеть. Минимальная жертва ради благого дела.

Поздно вечером на мобильный прилетает сообщение:

«Уломала непробиваемый кремень! Всё ради тебя. Завтра в 18:00 у лаборатории. С тебя адрес».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 12 Как в кино

Стоя на дрожащих ногах у входа в лабораторию, оглядываюсь по сторонам, взволнованно высматривая очертания знакомой машины. На часах ровно шесть. Вечерние пятничные пробки, гул клаксонов и заснеженные дороги дают понять, что путь до Рощино не будет быстрым и безболезненным для собственного эго. В любимом коралловом рюкзаке бережно спрятан исторический артефакт, завёрнутый в плотную саржу и влагозащитный черный пакет. Ради его сохранности всё и затевалось.

Наконец, в двадцати метрах от входа в лабораторию останавливается узнаваемый черный внедорожник. Сердцебиение непроизвольно учащается, словно я осилила стометровый забег.

Дыши ровно, Леа, ты же сама просила его помощи. Да и Дима, скорее всего, согласился на подобную авантюру исключительно из большой симпатии к Лизе и желания ей помочь. Сомневаюсь, что моё присутствие вызывает в нем что-то, кроме пренебрежения, которое он излучает как генератор магнитных полей.

В голове проносится вечер, когда я ракетой выскочила из машины, с остервенением хлопнув дверью. Бежала, сломя голову, от самой себя и противоречивых чувств, сбивающих с привычного жизненного пути.

Трясу головой и направляюсь к заведённой Toyota Rav. Подхожу совсем близко и ловлю холодный, как северный ветер, взгляд водителя. Его глаза полны безразличия, брови нахмурены, а губы сжаты в тонкую линию. Очевидно, что разговор, который сейчас он ведет по телефону, ему совершенно не по душе.

Это из-за меня…

Инстинктивно делаю шаг назад, перебирая в голове варианты бегства, но Макей, словно прочитав мои мысли, удерживает зрительный контакт и едва заметно качает головой, указывая на пустое пассажирское сиденье.

Наш с ним последний диалог отдается эхом в голове, словно раскат позорного новогоднего фейерверка.

«У тебя есть парень?»

«Да, а ты удивлен?»

«Честно говоря, да».

Сердце пропускает удар.

—

Привет, — прилетает сухое.

— Привет, — отзеркаливаю, непонимающе оборачиваясь на пустое заднее сиденье.

Взгляд осознанно не перевожу на Диму.

— Лиза сейчас подойдёт?

— Хороший вопрос, но Лиза, как оказалось, очень занята, — капает сарказмом.

Аккуратно ставлю рюкзак на колени и кружу глазами по стеклянной остановке в нескольких метрах от нас в надежде, что мозг выдаст хотя бы одну логичную мысль, по какой причине Лиза не пришла в назначенное время. Я бы не задала ни единого вопроса и не стала злиться, если бы она заранее предупредила, что не сможет присоединиться. Но буквально за пару часов до встречи она прислала смс, подтвердив, что поездка точно в силе. Села бы я в машину к Диме, заранее зная, что нас будет всего двое? Определенно нет.

Сжав зубы, разблокирую экран телефона, намереваясь набрать подруге.

— Можешь не звонить ей. Мы только что разговаривали, — недовольно играет желваками.

Машина трогается с места, плавно встраиваясь в сверкающие фарами ряды бесконечной пробки. За считанные минуты автомобильный хаос приобретает внушительные масштабы.

— Извини, — растерянно выговариваю, сжимая пальцы в замок. — Я могу доехать сама. Высади меня у Финляндского вокзала или у ближайшего метро. Сейчас посмотрю расписание пригородных электричек.

Расцепляю одеревеневшие пальцы и снова тянусь за телефоном.

— Нет, всё в порядке. Если не будешь устраивать разбор полетов, как в прошлый раз, — Дима мажет по мне ленивым взглядом и ухмыляется, — то ничего не испортит поездку.

— Хорошо, постараюсь, — тон беспристрастный, но внутри всё клокочет от желания развернуться и выйти из машины прямо на ходу.

Вдох-выдох, Леа, просто не реагируй.

Ну какой уже смысл рваться на перекладных? Автобус — метро — электричка…

— Почему Лиза не смогла приехать? Мы же договорились…

— Мы тоже договорились, — иронично хмыкает, концентрируясь на левом боковом зеркале дальнего вида.

Какое-то время мы молча едем в сторону выезда из города, только шум мотора и гул шин нарушают тишину. Дима несколько раз бросает короткие взгляды в мою сторону и большим пальцем отстукивает ритм по оплётке руля.

— Прекрати мучить несчастный замок! Он ни в чем не виноват, — внезапно бросает он.

— Ой…

Отпускаю замок рюкзака.

— Нервничаешь?

— Немного да. Странно, что Лиза так себя повела. Это впервые…

— Впервые что? — Дима цепляет мой взгляд, налёт иронии пропадает с его лица. — Впервые кинула тебя?

Вздрагиваю от резкости его слов.

— Кхм… наверное, не стоит так говорить. Она моя близкая подруга. Уверена, всему найдётся грамотное объяснение, — оправдываюсь.

— Я называю вещи своими именами. Наши отношения с Лизой никак не отменяют того, что подстраивать неловкие ситуации — не лучшее решение.

— Я бы не хотела это обсуждать. Может, случился форс-мажор. И вообще, если разложить «неловкую ситуацию» по частям, то кинула она тебя, — добавляю на выдохе со смешком, намеренно делая акцент на последнем слове, — ловко заставив везти меня до Рощино.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ответом становится лишь многозначительное молчание и недовольный, сосредоточенный на дороге взгляд.

Мотивы его негативной реакции вполне обоснованы, и, если бы мой эмоциональный фон не плыл в присутствии Димы, я бы, пожалуй, стопроцентно разделила его точку зрения насчёт неловких ситуаций. Но в этом уравнении остаётся как минимум одна неизвестная: какие бесы на этот раз вселились в Лизавету?

— У Никиты нет машины? — его голос вновь ломает тишину.

— Есть, но он на дежурстве сегодня, а поменяться с кем-то сменами за такой короткий срок практически невозможно.

— Он врач?

— Да, реаниматолог.

Мы въезжаем на первую попавшуюся на нашем пути заправку и паркуемся на единственное свободное место. Дима глушит мотор и снова бросает мимолётный взгляд в левое зеркало.

— Что-то случилось? — спрашиваю, повторяя его движения: пристально вглядываюсь в боковое зеркало, хотя понятия не имею, что или кого он там высматривает.

— Всё в порядке, — отвечает спустя мгновение. — Ты голодная?

— Да вроде не очень.

— А я бы перекусил. — Открывает дверь и неожиданно оборачивается. — Ты со мной?

— Я, наверное, подожду в машине.

После трудного рабочего дня я не в состоянии делать лишние телодвижения с бесценным произведением искусства в рюкзаке.

— Ну как знаешь. Я быстро, ок?

— Конечно, не спеши.

Глава 12.1

Через десять минут Дима возвращается с двумя свежими и сочными хот-догами с ароматными сосисками, банкой газировки и водой без газа. Воду и один хот-дог протягивает мне.

— Ого, спасибо! — благодарю не без удивления и принимаю еду с напитком. Последний мой перекус был в полдень: любимое киноа с тунцом и зеленью. Две недели держалась… но запах свежей булочки окончательно пробивает мою броню, и желудок мгновенно издаёт голодное урчание.

— Я подумал, что одному есть будет не очень удобно. И, похоже, угадал, — смеётся он, а затем поглощает хот-дог в несколько укусов.

Быстро перекусив, Дима проверяет свой телефон. Уголки его губ расплываются в тёплой улыбке, преображая мужественное лицо, пока он читает чьи-то сообщения и печатает ответ. Искренне надеюсь, что улыбка адресована не какой-нибудь девушке — той, что не Лиза. Дело не мое, конечно, но осознание того, что вокруг него вьётся толпа заинтересованных особей женского пола, царапает внутри. Я ведь совершенно ничего не знаю об этом человеке: о его жизни, характере, увлечениях, их странных отношениях с Лизой.

Кидаю в рот последний кусочек вредной пищи и запиваю его прохладной водой. Выбросив остатки салфеток и пустые банки в ближайшую мусорку, Дима заводит мотор и открывает карту в приложении на телефоне.

— Если верить навигатору, до места назначения осталось минут сорок езды.

— Отлично! — отвечаю, пристегиваясь.

В дороге звонит Никита и участливо беспокоится, где мы находимся. Заверяю его, что через несколько часов уже вернусь домой и буду с нетерпением ждать его после ночной смены. Чтобы отвлечься и снизить градус неловкости, я бездумно просматриваю соцсети и смеюсь над забавными роликами, стараясь настроиться на что-то лёгкое.

Тёмный густой лес за окнами кажется бесконечным, а снежные сугробы искрятся и переливаются кристаллами в свете фар. Дима молчит, но я замечаю, как его взгляд несколько раз подряд мечется к боковому зеркалу. Он заметно напрягается, а сосредоточенно сведённые брови добавляют лицу ещё больше серьёзности и предельной концентрации.

Легкая тревога поднимается внутри, как холодок, пробирающийся из темного зимнего леса.

— Леа, во что ты вляпалась? — неожиданно выдаёт, понижая голос.

— Что? Ты о чем?

Машинально хватаюсь за рюкзак и притягиваю его к себе. Он успевает проследить за моими движениями и кивает на сумку:

— Что там?

— Икона… — шепчу, будто нас кто-то может подслушать.

— Прости, что? — его брови взлетают вверх.

— Я всё расскажу, но сначала ты скажи, что случилось?

— За нами хвост, причём приличный такой, от самой лаборатории.

Закрываю глаза, вжимаясь всем телом в сиденье.

— А теперь быстро, в двух словах, рассказывай в чем дело! — отрезает без капли мягкости.

— Наши соседи попросили оценить икону, которую нашли на чердаке своей дачи в Рощино, — прочистив горло, суматошно объясняю. — Через проверенного человека я отдала её на экспертизу. Итог: заключение, в котором говорится, что она… — быстро перебираю в голове подходящие слова, чтобы не выдать лишнего. — В общем… она очень ценная.

— Почему ты сразу не сказала, что у тебя в рюкзаке вещица за несколько миллионов? — стальные ноты преобладают в голосе.

— Я Лизе сказала, что мне нужно перевезти икону, но про цену не стала говорить, чтобы не пугать! — срываюсь на оправдание.

Глаза наполняются слезами, готовыми вот-вот вырваться наружу.

Я конкретно сглупила!

Очень сильно сглупила.

Стыд и страх сковывают тяжелыми кандалами всё тело. А вдруг своим молчанием я подставила всех троих? Нужно было сразу сообщить Диме, — как только села в машину! — что икона, спрятанная в обычном текстильном рюкзаке, стоит целое состояние.

Набитая дура!

Нас сейчас выловят на пустой трассе, жестоко убьют, закопают в морозной глуши на забытой Богом заброшенной стройке, а тела никогда не найдут. И все это из-за моего безрассудного поведения!

Сердце сжимается в груди от шальной мысли… Господи, а что, если подруга могла предугадать события и подставить меня и Диму? Именно поэтому она отказалась ехать в последний момент, чтобы поездку невозможно было отменить?! От страха мозг, видимо, сжался до размеров грецкого ореха, раз мой пугливый разум допускает такую абсурдную мысль!

Ни за что не поверю, пока своими глазами не увижу предательство близкого человека! Даже если и увижу, не уверена, поверю ли собственным глазам! Между мной и Лизой — километры доверия, обретённого в сложных жизненных ситуациях.

Взгляд Димы на дорогу становится острым и невозмутимым. Пальцы с силой впиваются в руль.

— Похоже, придётся проверить, насколько эффективны были курсы экстремального вождения, — с долей насмешки вдруг произносит Макей.

Ошарашенно скольжу взглядом по его профилю в надежде найти хоть один намёк на шутку в его словах, но не нахожу.

Снова смотрю в зеркало заднего вида. Сразу замечаю, что за нами едет машина так близко, что без труда можно разглядеть очертания темной фигуры, сидящей за рулём более габаритного автомобиля.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Божеее… и что же нам теперь делать? — сиплю как загнанная в угол мышь.

— Сейчас мы едем дальше и делаем вид, что всё в порядке. Здесь есть где-нибудь неподалёку заброшенная стройка или опустевшие здания?

Вопрос обескураживает, но я напрягаю свои извилины в попытках вспомнить подходящую территорию неподалёку от нашего дачного поселка. Мысленно вспоминаю карту местности, оживляя мелкие детали в своей голове.

— Да, есть! — выпаливаю через несколько секунд. — Озеро Заливное на подъезде к Рощино по запасной трассе! Там есть старый лагерь «Огонёк», который заброшен уже лет двадцать!

— Ты там была? Местность хорошо знаешь? — недоверчиво спрашивает Дима, пересекаясь со мной взглядами.

— Да, мы там на великах гоняли детьми. Главный корпус здания наполовину разрушен, но в детстве мы проводили там дни напролёт…

Молниеносно открываю навигатор на телефоне и лихорадочно вбиваю название озера.

— Туда ехать пару минут. Через четыре километра направо! — тычу пальцем в экран.

— Хорошо, что направо. Скажи за сто метров до поворота.

В салоне на полную мощность греет печка, но, вопреки теплому обволакивающему воздуху, моё тело покрывается холодным потом от страшных картинок, скачущих в голове. Впиваюсь глазами в лицо Димы, на котором не отражается ни одной эмоции, но, судя по белым костяшкам напряжённых пальцев, сжимающих руль, он сейчас тоже на грани.

— А вдруг они нас убьют? — ною дрожащим голосом, потирая виски.

— Ты триллеров пересмотрела? — усмехается Макей.

— Очень смешно! — огрызаюсь.

— Надеюсь, они хотят нас просто припугнуть.

— Я тоже… Сто метров до поворота! — восклицаю громче, чем следует.

Все происходит как в замедленной съёмке. Через несколько секунд, не снижая скорости, Дима резко выкручивает руль вправо, машина отклоняется, бросая меня на боковую дверь. Дрожащими руками цепляюсь за панель. Автомобиль позади нас пропускает поворот и скользит ещё какое-то время по заснеженной трассе, тем самым давая нам фору в несколько секунд.

— Держись! Они от нас теперь не отстанут.

Макей давит по газам, и машина срывается с места, рассекая нетронутые сугробы снега, ведущие к озеру. Доносится визг тормозов. Ещё минута — и преследователи возьмут наш след.

Глава 12.2

На улице темень, но я прекрасно узнаю очертания корпусов бывшего лагеря в нескольких десятках метрах. Справа виднеется опустевший охранный пункт с раскрытыми ржавыми воротами. Лет пять назад на них висел старый сломанный замок. Надеюсь, он еще там, и если успею закрыть его изнутри, то подобный манёвр задержит преследователей на несколько минут.

— Я спрыгну сразу за воротами! — решительно заявляю.

Макей кидает на меня ошеломлённый взгляд, явно не воспринимая мои слова всерьёз.

— Что? — вопросительно возмушаюсь. — На воротах висит старый замок. Я успею за считанные секунды втиснуть его в петлю.

Сердце бьётся так сильно, что чувствую его уже в горле.

—Ты уверена, что он ещё там?

— Нет, но я готова рискнуть! По крайней мере, у нас есть шанс задержать их на несколько минут. Как только ты увидишь в зеркале заднего вида, что я вдела замок, сразу выключай фары. За воротами пустырь. Первый корпус будет метрах в пятидесяти.

— Хорошо! — хмурится он, сжимая руль ещё крепче. — Тебя остановит только конец света!

Натягиваю шапку и выпрыгиваю из машины ещё до того, как она останавливается. Рысью бегу к воротам. Холодный воздух вгрызается в горло осколками битого стекла, вырывая сухой хриплый кашель. Каждый режущий вдох — наказание за собственное легкомыслие.

В свете задних фар, озаряющих ворота кровавыми отблесками, хватаюсь за решетку, нащупывая цепь.

Замок всё ещё висит!

Ржавый, сломанный, но он на месте!

Мои руки дрожат от холода, пока я тяну его на себя вместе с воротами. Створка тяжёлая, поддается неохотно, издавая протяжный скрип. Заталкиваю замок в петлю и тянусь другой рукой за второй половиной ворот. Створки ударяются друг о друга, это все сопровождается скрежетом металла, отчего зубы сводит противным спазмом, как от звука царапающей тарелку вилки. Пальцы практически не чувствую от раздирающего холода. Последний рывок — и я впихиваю замок в обе петли. Фары гаснут. Успеваю запрыгнуть в машину прежде, чем свет дальних фар приближающегося автомобиля скользит по увесистым елям, украшающих подъездную дорогу.

— Езжай прямо метров пятьдесят и сразу налево. — тихо хриплю.

— Пока ты бежала до ворот, я тоже успел изучить территорию.

— За десять секунд?

— Мне хватило пяти.

Удивленно вскидываю брови и тут же отвлекаюсь, вспоминая, что нужно бы спрятать икону. В бешеной суете я не сразу осознаю, что вокруг нас непроглядная темнота и лишь белый снег помогает ориентироваться в густом мраке.

Дима замечает мои хаотичные движения и вскидывает руку раскрытой ладонью вверх:

— Давай её мне!

Недоверчиво сверлю его взглядом. То, что мы вместе стали участниками погони, ещё не означает, что я могу ему довериться.

— Да брось, нужна она мне! Куда более вероятно, что они побегут за тобой, а без иконы они тебя не тронут. Это гарантия.

Логика есть.

Ловко достаю упакованную икону из рюкзака, откидывая его на заднее сиденье, и неуверенно протягиваю сверток Диме. Хорошо, что догадалась завернуть в водонепроницаемый пакет. Резким движением он засовывает икону во внутренний карман своей куртки.

— Отключи звук на телефоне.

Делаю, что просит.

Дима глушит мотор, и мы синхронно выпрыгиваем из машины, не захлопывая за собой двери. Первые шаги — неловкие, тело непроизвольно ищет опору, но спустя пару мгновений глаза начинают привыкать к темноте.

Уверена, что преследователи сообразили, в каком направлении мы свернули, но пока они перепрыгнут через ворота и скинут ржавый замок, мы успеем найти укрытие у главного корпуса.

Ещё неизвестно, сколько их в машине. Один? Два? А может, целая банда головорезов?

Ёжусь от противной мысли, что нас всё-таки обнаружат. Грудь сковывает ледяным страхом.

— Куда бежать, Сусанин? — шутит Дима, скрепя зубами.

— Через столовую мимо внутреннего парка.

Переходим на лёгкий бег, стараясь двигаться тихо.

— Ты выведешь нас туда без фонаря?

— Я очень постараюсь…

Тяжело вздыхает:

— В той стороне есть какой-нибудь скрытый подвал?

— У административного корпуса есть убежище, в котором мы прятались лет до десяти. Надеюсь, оно не завалено ветками.

Снег скрипит под ногами, осторожные шаги отдаются гулкими ударами в пространстве между стен. Замечаю раскиданные куски сломанных деревянных столов и стульев, словно время здесь давно остановилось. А ведь много лет назад эта мебель украшала столовое помещение, наполненное ароматами еды и смехом счастливых радостных детей.

В считанные секунды пробегаем мимо когда-то цветущего парка с полуразрушенным фонтаном и скамейками.

Замедляемся.

Позади слышны эхо шагов и шорох ломающихся веток.

— Скорее, скорее! — тихая истерика подступает к горлу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Дима озирается по сторонам в поисках люка. Цепляюсь взглядом за бетонный выступ в земле вблизи от главного корпуса, но Макей меня опережает. Он подбегает к нему, рывком отодвигает сломанную бетонную крышку и без промедления прыгает вниз. Из ямы доносится треск льда и всплеск воды. Издаю непонятный тихий стон, будто это я прыгнула в неизвестную тёмную дыру с кишащими гадами.

— Тут вода ледяная, по колено, — шепчет он хриплым голосом и протягивает ко мне крепкие руки. — Спускайся аккуратно, чтобы не сломать ноги. Хватайся за меня.

Раньше, когда мы играли тут в прятки, укрытие было пустое, а сейчас оно заполнено водой. Столько лет прошло, стоило догадаться…

Опускаюсь попой на холодный бетон и свешиваю ноги. Дима подхватывает меня за бедра и, прижимая к себе, спускает вниз. Ягодицы и низ живота сковывает тянущим спазмом от соприкосновения с ледяной водой. Болезненная судорога проносится по ногам, будто сотни острых игл разом вонзаются в мою плоть. Хочу взвыть от боли, но вовремя прикусываю нижнюю губу. Над головой мерцает рассеянный луч фонаря — они совсем близко. Я вцепляюсь в выступ на дне бетонной крышки и тщетно пытаюсь её сдвинуть.

Давай, сдвигайся!

Ну давай же! Чертова крышка!

Дима накрывает мои ладони своими — и по телу проносится лёгкая дрожь. Он подталкивает крышку с тройной силой, сдвигая её к противоположному краю. Утыкаюсь лицом в его вздымающуюся грудь, не обращая внимания на то, что мы совершенно чужие люди. Но в эту секунду ближе него у меня никого нет. Он крепко держит меня за талию, обдавая тёплым дыханием, и подтягивает к стенке убежища.

Громкие шаги и грубые мужские голоса настигают нас через мгновение, как только наши тела впечатываются друг в друга. Замираем, не дыша.

— Сеня, ты дебила кусок! — рычит басом один из преследователей.

— Я не понял, а чё Сеня-то? — с одышкой огрызается второй.

— Какого хера мы помчались за ними в эту глушь?

— А что мне оставалось делать?

— Нас Бах просто закопает за такие финты!

— Сейчас наберу ему… — меняет тон на заискивающий: — Да… тут такое дело… мы выехали за девчонкой, как и просили… Да… Так она не одна оказалась!.. Мы их потеряли… Ну и в итоге мы сейчас в какой-то жопе среди развалин недалеко от Рощино! Вокруг ни черта не видно, хоть глаз выколи!

Из трубки доносятся рваные отрывки криков и матерных слов.

— Да понял я, понял!

— Чего он сказал? — немного погодя спрашивает первый.

— Сказал, что нужно было просто припугнуть, а не мчаться за ними через лес… как отпетые бандюганы…

Чувствую, как пальцы Димы ещё крепче впиваются в мою талию, будто этим жестом он хочет показать, что не даст меня в обиду, если нас обнаружат.

— Бл*! Я же тебе говорил! Идиот ты, Сеня! Какие теперь указания?

— Велел домой ехать. Сам разберётся.

— Мы же напугали их до усрачки. Надеюсь, хоть в полицию не пойдут!

— Бах и с этим разберётся.

Слышатся звуки удаляющихся шагов и затихающих голосов. Сердце продолжает предательски колотиться. Ловлю себя на мысли, что даже мёрзлая вода и грязное вонючее укрытие не способны оторвать меня от тёплой груди Макея.

Его рука слегка поглаживает мою спину, задерживаясь на талии.

— Я же говорил, они хотели нас только припугнуть… — шепчет мне в висок, едва задевая губами.

Глава 13 Возвращение в реальность

Глава 13 Возвращение в реальность

Спустя два часа

— Леа, а ну давай ещё одну! — Папа наполняет стопку армянским пятизвездочным и уверенно ставит её прямо передо мной.

— Я уже выпила две! Куда больше? Я не хочу опьянеть! — возражаю с придыханием. Ещё одна — и мозг точно поплывет. На сегодня с меня хватит приключений!

Дима тоже успел выпить стопки три и выглядит так, будто готов принять ещё столько же.

— Дочь, вы уходили от погони и сидели в ледяной воде! — не унимается отец, пододвигая пиалу с оливками и корнишонами ближе ко мне. — Прими лекарство ради своего здоровья. Обещаю, что сразу отстану!

— Блин, пап! — недовольно бурчу, но стопку выпиваю. Морщусь, закусывая оливкой. — Ой, фу, какая горькая гадость!

Он довольно хлопает меня по плечу, как своего армейского товарища, и переключает всё внимание на Макея:

— Дмитрий, вы только ничего не подумайте, мы с женой очень вам благодарны, что привезли Леа живой и невредимой. Но почему вы решились ехать в сторону заброшенного лагеря?

— Пап, прекрати, пожалуйста! — перебиваю отца, застыв в неловкости.

Устроить допрос я ему не позволю! Дима вообще ничего не должен ни мне, ни моим родителям. Он мог высадить меня на заправке. Ведь уже тогда знал, что за нами ведётся слежка!

— Всё в порядке, мне несложно ответить, — подмигивает мне Дима и двигает пустую стопку в сторону отца, молчаливо намекая наполнить её.

Янтарная жидкость наполняет гранёное стекло доверху. Мужчины чокаются и залпом выпивают огненный напиток.

Хитрец! Налаживает контакт с моим отцом, чтобы тот не задавал лишних вопросов!

— Я понимал, что мы едем туда, где живут родственники Леа. Разве я мог привезти её сюда с иконой наперевес и бандитами на хвосте? — серьёзно отвечает Дима, ставя пустую стопку на стол. — Я обучался вождению и выживанию в экстремальных условиях. Изучал военное дело. Знаний целый вагон, опыта — тоже немало. Есть определенные техники, которые помогли бы отвлечь и сбить с толку преследователей. Мне кажется, вы и сами многое знаете, Владимир Александрович.

Папа задумчиво хмурится, но, удовлетворённый ответом, кивает. Он деловито поправляет на поясе старый кожаный армейский ремень, который, несмотря на прошедшие годы, сидит на нём как влитой. Затем тянет через стол руку, и Дима её крепко пожимает.

Как только отец узнал, что Макей служил в армии, тут же обрушил на парня поток воспоминаний из своей армейской жизни.

— Сегодня же переговорю с Родниными: чтобы ноги их в нашем доме не было, пока они не избавятся от этой размалёванной картины! — выдает отец с явным раздражением.

Он встаёт из-за стола, отодвигая скрипучий стул времён Советского Союза, и, махнув рукой, уходит в их с мамой комнату, где она прилегла из-за нахлынувшего недомогания.

Дима неоднозначно ведёт бровью, но последние слова про икону не комментирует.

Мой отец по жизни атеист, а мама сильно верующая, но это не помешало им прожить в счастливом браке двадцать восемь лет. Низенькая хрупкая брюнетка покорила высокого кареглазого военного инженера на свадьбе общих друзей — тех самых Родниных. Темы о любви и вере ко Всевышнему ни разу не поднимались в нашей семье, и за такой философский подход я благодарна обоим родителям. Мама, правда, неоднократно пыталась завуалированно привлечь отца к церкви: отвезти, подождать со службы, но ни разу открыто не просила сопровождать её. Отец спокойно реагирует на то, с каким трепетом мама каждый год готовится к Пасхе: выпекает куличи и разукрашивает яйца. Ходит на службу в Рождественский сочельник. В благодарность мама не пилит его за скептицизм.

Послевкусие от выпитого настолько противное, что я налегаю на огурцы и оливки без остановки. Поднимаю глаза и ловлю на себе странный, незнакомый взгляд дымчато-голубых глаз. В них нет былой насмешки и издевательства, но появилось уважение и… кажется, капелька заинтересованности.

Не как женщиной. Увы, нет. Это невозможно.

У меня нет белокурой кудрявой копны волос и сексуальной родинки над губой. Нет голубых глаз и шикарной груди.

«У тебя есть Никита!» — вторит мне внутренний голос.

«Я всё понимаю, миленький, но сердце сжимается в клубок от бездонных серых глаз напротив!»

Дима выглядит таким своим в папином тёмно-синем махровом халате. Светлые волосы после бани высохли и рассыпались небрежными прядями. Смотрится так, будто всё это совершенно естественно, что мы сидим вдвоём на кухне и обсуждаем общие темы.

Дима сильно вымотан — его взгляд, несмотря на спокойствие, пропитанный усталостью, хранит отпечаток тяжёлых событий сегодняшнего дня.

Сердце щемит мучительным осознанием, что физически Никите я не изменяла, но морально погрязла в болоте стыда и предательства. Я так надеялась, что Дима окажется типичным слащавым красавцем, который без зазрения совести изменяет своим женщинам и использует их в своих целях! Тогда было бы намного проще его ненавидеть.

А я ненавижу его! За то, что так сильно тянет к нему! За то, что без спроса залез в моё сердце и прошёлся по нему пахотным трактором, оставляя за собой глубокие борозды.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Молча сидим в тишине.

— Из погони на допрос. Вот это мне сегодня повезло! — вдруг усмехается, поддевая корнишон из пиалы, в которой я ковыряюсь вилкой.

— Ещё и в бане попарился.

Не сдерживаю улыбку и смущённо отвожу взгляд. Цепляюсь за цветочные узоры на обоях. Сколько лет живу, столько эти стены на дачной кухне ими обклеены. Но именно сейчас они показались невероятно интересными.

Снова перевожу взгляд на Диму.

— Где бы ты такую развлекательную программу нашел, а? Погоня, прятки в грязном убежище и баня с вениками. Люди десятки тысяч рублей за такой драйв готовы отдать, а тебе бесплатно досталось!

— И коньяк! — улыбается.

— И коньяк, — устало вздыхаю.

Надеюсь, папа все же не пойдет разбираться с соседями на ночь глядя и подождёт хотя бы до утра.

— Мама как себя чувствует? — неожиданно интересуется Дима.

— Да нормально, «Корвалол» себе накапала, спит уже… Ладно, пора идти спать. Завтра во сколько выезжаем?

— Не позже восьми, ок?

— В самый раз. Кстати, одежда к утру уже высохнет. Так что вернёмся в город как новенькие, — выдаю шутку за сто, но глаза уже слипаются. — Если нужна будет ещё одна подушка, то найдёшь в шкафу, — показываю пальцем на коричневый деревянный двустворчатый шкаф у стены в гостиной. — Бери, не стесняйся. Спокойной ночи!

— Спокойной ночи, Леа! И спасибо, что постирала одежду.

Улыбаюсь себе под нос, и не оборачиваясь ухожу в свою комнату.

Глава 13.1

Два часа назад

Леа

— О Господи!

Именно с такими воплями мама выбегает на порог дома, когда замечает наши силуэты. Удивление на лице сменяется диким ужасом, когда до неё, наконец, доходит, что перед ней стоит перепуганная дочь в рваной испачканной куртке и мокрых заледеневших джинсах с разодранными коленками, а рядом — незнакомый молодой мужчина, с тревожным видом держащий какой-то свёрток в руках. Мои зубы стучат с такой силой, словно отбивают безудержный степ.

— Мам, за нами гнались… — сиплю я и тяну Диму за собой в дом.

Путь от чёрной дыры, точнее бывшего бомбоубежища, остался в закромах затуманенного разума. Помню, как Дима помог выкарабкаться наверх, как я упала коленями на бетонную плиту и беззвучно стонала от боли.

Пыталась молчать. Не хотела, чтобы он видел мои слезы.

Прилипшие к ногам мокрые джинсы ощущались тяжёлыми гирями, а сила удара была такой, будто ноги пронзило раскалённой молнией. Сколько ещё испытаний выпадет на мои конечности?

А дальше…крепкие руки, салон автомобиля, слова «Скоро будем на месте!» и «Терпи, осталось совсем чуть-чуть». Адреналин сменился дикой усталостью. Глаза опустошённо гипнотизировали дорогу, пока моё сознание приходило в себя, а страх отступал, продолжая пульсировать дрожью во всем теле.

Первым делом мама помогает обработать мои порезы и только потом требует кратко рассказать, что произошло. Дима берёт инициативу на себя.

Чувствую себя десятилетней девочкой-сорванцом, которая неизвестно в каких кустах шарилась и наткнулась на гору металлического мусора, что раньше вместо городской свалки выбрасывали в лес. Оторвала бы руки негодяям. Без лишних слов мама выдаёт нам по полотенцу и в срочном порядке отправляет греться прямиком в растопленную баню. Пятничная традиция топить баню, без которой отец не представляет начало выходных, как минимум спасёт нас от двусторонней пневмонии.

— Иди первая, — благородно предлагает Дима, с сожалением осматривая меня с ног до головы.

— Я такая жалкая? — пытаюсь шутить, но силы меня подводят, и я присаживаюсь на край лавочки в предбаннике.

— Да нет, — с лёгкой улыбкой в голосе отвечает он. — Ты сильно промокла, в отличие от меня. И колени твои несчастные…

Качая головой, с осторожностью осматривает мои раны.

— Давай я отвернусь, а ты спокойно переоденешься, — предлагает.

— Хорошо. Спасибо, Дима, — благодарю, вкладывая в эти слова признательность, сочащуюся из глубины моей души, за всё, что он сегодня для меня сделал. Я этого никогда не забуду. И если с началом следующего дня наше противостояние возобновится с тройной силой, то всё равно буду помнить…

Дима поворачивается ко мне спиной и лицом к выходу. Я быстро снимаю грязную мокрую одежду и скидываю её на пол. Куртку вешаю на гвоздик на стене. Остаюсь в нижнем белье и, обернувшись в полосатое красно-белое махровое полотенце, скрываюсь в бане.

Дима

Я не знаю, какими эпитетами можно описать ситуацию, в которую я сегодня попал не по своей воле и желанию.

Сначала Лиза попросила меня помочь «серой мышке» и довезти их обеих до Рощино, объяснив это дословно так:

«Пожалуйста, Дима! Не будь таким злым, не отказывай! Я бы помогла Леа довезти тяжёлый предмет до дачи, но у меня нет собственной машины!»

Я пообещал отвезти эту истеричную выскочку, но что-то явно пошло не так…. Речь шла о тяжёлом грузе, а не о многомиллионной иконе, на которую, как выяснилось, была организована целая охота!

Я сразу сообразил, что дело нечистое, когда у лаборатории заметил на плече Леа лишь небольшой рюкзак. Габаритных тяжёлых предметов с собой у неё не оказалось.

А сейчас я сижу в предбаннике сауны родителей Леа и смиренно жду, пока она прогреется и придёт в себя после всего случившегося.

Я всегда знал, что многие девушки — набитые дуры, но эта упрямая и своенравная девица побила любые рекорды и заняла все призовые места. Я готов аплодировать стоя! А вот Лизу ждёт отдельное наказание. Этой хитрой штучке придётся отработать с десятикратным усердием своё продуманное враньё.

Возможно, она знала, что поездка в Рощино обернётся подобным адом, но я как-то сильно сомневаюсь. За годы службы и наработанного опыта я научился составлять психологический портрет человека по некоторым его повадкам и поступкам.

Лиза может быть кем угодно, но не злой продуманной сукой.

Тут что-то другое… и хотелось бы выяснить, что именно.

Леа же… её самоотверженное рвение спасти ситуацию повергло меня в шок. Если бы это была одноразовая акция со спасением, я бы подумал, что она пытается вызвать во мне интерес. Проходили уже десятки раз! Женщины становятся хитрыми и изворотливыми, когда идут к своей цели. Но в случае с погоней… Во-первых, всё случилось внезапно: мы оба действовали на инстинктах, продумать цепочку действий было нереально. Во-вторых, она не просто подстроилась под все мои просьбы, но и беспрекословно следовала им, доверяя. Ну и Леа проявила сумасшедшую активность, отбросив страх и женские сопли в сторону.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мы были командой.

Страшно слушать самого себя, будто я нуждаюсь в чьей-то поддержке, но впервые за долгие годы я почувствовал, что смог кому-то довериться.

Выбора не было, но у меня получилось.

Вот Лев Давыдович будет доволен!

Выплываю из ошеломивших меня размышлений и ловлю на себе испуганный взгляд Леа. Она резко дёргается, натягивая на грудь полотенце, и я вдруг осознаю, что рассматриваю её тело с каким-то жадным интересом. За долю секунды успеваю разглядеть покрасневшую разгорячённую кожу, очертания небольшой высокой груди в простом белом лифчике, тонкую талию и длинные стройные ноги.

«Господи, Макей, иди проспись! Ты готов наброситься на "серую мышку" — лучшую подругу Лизы, с которой ты состоишь в отношениях!»

— рычит мой недовольный внутренний голос.

Измены и скрытые связи с девушками из её окружения никак не входят в мои планы. Я вообще против подобной грязи. Если запал на другую, то уходи с концами.

Более того, на Алтае в СПА я видел Леа в купальнике, и тогда её тело вызывало во мне ноль реакций. Объективно, Лиза более эффектна во всех смыслах.

Что же сейчас произошло такого, что член встал от одного вида Леа в белом хлопковом нижнем белье? Абсолютно обычном, скромном белье, в котором нет ни намека на излишнюю откровенность.

Похоже, адреналин продолжает блуждать по организму, не желая выветриваться, и проявляется таким странным образом, что невзрачная девчонка кажется удивительно привлекательной. Блажь какая-то…

Перевожу взгляд на окно, за которым отец Леа с большим рвением колет дрова и не замечает нашу неловкую ситуацию. Было бы вообще не до смеха.

— Извини, — хрипло выдавливаю из себя. — Я не успел сориентироваться по времени и…

— Всё ок, Дим, — перебивает меня каким-то неестественно напряжённым голосом, потуже затягивая полотенце. — Ты и так ждал, пока я попарюсь в своё удовольствие. Там рядом с печкой лежат дрова: можешь подкинуть ещё, чтобы было жарче.

Жарче? Да куда жарче-то!?

Мне повезло, что в сидячем положении стояк не столь заметен под полотенцем, иначе я потерпел бы полное фиаско.

— Парься сколько захочешь, а я пока закину одежду в стирку и посмотрю, что мама приготовила на ужин, — продолжает спокойно говорить, собирая наши вещи в большую корзину для белья.

Леа проходит мимо меня в запредельной близости, и мои рецепторы невольно улавливают лёгкий аромат грейпфрута, который исходит от ее волос и кожи, заставляя моё тело реагировать агрессивнее.

Захотелось схватить её за руку, прижать к себе и… что? А что потом, Макей?

Поздно вечером, лежа в удобной и мягкой постели в гостевой комнате, неожиданно вспоминаю, что в свете всех этих безумных событий я забыл включить телефон и позвонить Лизе и Кире. И если с Лизой я могу объясниться завтра без лишних проблем и драм, то с сестрой всё сложнее. Мы общаемся каждый вечер, — перед тем, как она ложится спать, — и сегодня я знатно облажался.

Глава 14 Не самое доброе утро

Леа

Раздражающий звон будильника вырывает меня из глубокого сна в полседьмого утра. Виски пробивает резь, колени горят. Сжимаю пальцами пластыри, ощупывая всё ещё свежие раны.

В голове вихрем проносятся события вчерашнего дня.

Погоня. Убежище. Баня. Дима.

Нет, это явно был не сон.

Сажусь на кровати и включаю настольную лампу. Морщусь от тусклого жёлтого света, разгоняющего темноту.

— Пора вставать… — сонно бурчу себе под нос.

Укутываюсь в халат и выхожу в коридор, моментально улавливая аромат маминых фирменных сырников, которые она готовит по выходным.

— Эээ… доброе утро всем.

Зависаю в дверях. На кухне разворачивается любопытная картина. Мама, как под гипнозом, порхает вокруг Димы, подкладывая ему в тарелку один за другим сочные сырники, а отец по вчерашнему сценарию продолжает травить армейские байки, которые я слышала уже десятки раз. Обхожусь без лишних комментариев. Дима и так будет вспоминать эти сутки как самые кошмарные в своей жизни.

— Доброе, — дарит мне кивок, не отрываясь от завтрака.

Папа даже не оборачивается, полностью поглощённый жизненными историями о сослуживцах, а мама, лукаво улыбаясь, ставит дополнительную тарелку на стол.

— Мам, я сначала пойду переоденусь.

Лучше бы мама так показательно перед Никитой крутилась, когда мы приезжаем. Я люблю своих родителей, но порой они ведут себя так же неоднозначно и подозрительно, как Лиза.

— Хорошо, дорогая, только давай шустрее, а то сырники остынут. Одежда на комоде! — довольно щебечет мама.

— Да, я быстро, — заторможенно кидаю куда-то в воздух и улепётываю в ванную.

Последние двадцать четыре часа — точно параллельная вселенная, в которой Дима на одно утро стал частью моего маленького мира. Для полноты картины не хватает любвеобильной пушистой собаки, желательно породы золотой ретривер. В тусклом свете бани я краем глаза успела разглядеть татуировку на его левом предплечье — языческий орнамент, охваченный языками пламени. Рисунок будто пульсировал на крепком мускулистом теле. Мне вдруг захотелось прикоснуться к пылающим линиям, провести по ним кончиками пальцев, почувствовать касание кожи к коже.

Внутри всё сжимается… Не его я должна хотеть… не к нему желать прикасаться…

Ополаскиваю лицо прохладной водой несколько раз подряд и старательно чищу зубы. Смотрю на себя в зеркало. Усталость под глазами залегла тёмными мешками размером с пакетики чёрного чая. Наношу тональный крем на бледное лицо, легкий слой румян для жизнерадостности, на ресницы — пару мазков туши.

Вроде сносно.

Отклеиваю пластыри на коленях — раны неглубокие, но саднят и неприятно щиплет кожу. Заживать будут несколько дней. Мой тренер Игорь будет рвать, метать и сильно ругаться, но тренировки на неделю придётся отложить.

Эта несчастная икона доставила моему окружению такую гору проблем, что в следующий раз, прежде чем помочь кому-либо с оценкой предмета, я поразмыслю, хватит ли у меня ресурсов вывезти новую погоню.

В гостиной на комоде обнаруживаю бережно сложенную стопку чистой одежды: нижнее бельё, белая майка, серый шерстяной свитер, бежевые летние брюки и шерстяные носочки такого же цвета.

Кровать, на которой спал Дима, уже полностью заправлена и застелена.

С ума сойти.

Он ночевал в моём доме.

Натягиваю на себя светлые брюки, которые плотно облегают ягодицы и бедра. Ткань на заднице натянута так компактно, что вот-вот рванёт. Хорошо, что свитер прикрывает б

о

льшую половину пятой точки.

Хм… а где мои рваные джинсы? Оглядываю комнату — нигде нахожу. Открываю шкаф в надежде найти их или что-то более подходящее, чем летние брюки, но тщетно: вещи на полках либо совсем легкие, либо не лучше того, что на мне. Зимние виды спорта и прогулки не для меня, поэтому и теплые вещи на даче я не храню.

— Мам, подойди, пожалуйста, сюда! — Высовываюсь по плечи из комнаты, чтобы меня было слышно.

— Леюша, у меня сырники на сковороде! — охает мама, предчувствуя мои недовольные вопросы.

— Ничего страшного, папа посмотрит за сырниками. Да, папа? — включаю грозный тон.

Отец еле слышно угукает, и через несколько секунд родительница заходит в комнату.

Закрываю дверь, поворачиваюсь к ней спиной и тычу пальцем на натянутую ткань на своих ягодицах.

— Мам, ты для каких целей положила эти брюки в стопку? Они какие-то… блядские!

— Здравствуйте! — восклицает. — С каких пор шикарные брюки стали блядскими? Лет семь назад ты их носила и не стеснялась.

— Тогда я была совсем молодая и тощая, если ты не помнишь, и в восемнадцать лет они на мне висели. А сейчас швы с трудом выдерживают мою задницу! Где мои джинсы?

— Они никуда не годятся, милая... Я их выкинула…

Мама виновато ведёт плечами.

— Блин… мам…

Закусываю щёку изнутри, здерживаясь, чтобы не расплакаться. И так чувствую себя погано из-за всего, что обрушилось на меня горной лавиной, так ещё и мама решила поиграть в сводницу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Мам, ты меня Диме пытаешься подороже продать, что ли?

— Я люблю свою дочь и желаю ей лучшего! Хороший же парень! — тихо возмущается.

— Мам, я в отношениях с Никитой! Мы живём вместе уже полтора года. Очнись! — шиплю, не повышая голос.

— Никита хороший, Леа, но рядом с ним ты чахнешь! Где он был вчера? Почему он не здесь с самого утра? У него то дежурство, то устал, то ещё что-то, лишь бы никуда не выходить из дома! А Дима настоящий мужчина! — плотину матушки, наконец, прорывает.

— Мам, нормальный у меня Никита! — напрягаю связки до предела, хотя голос мой едва слышен. — Перед сном мы созвонились и всё обсудили! Он меня ждёт дома! А Дима любую на моем месте защитил бы! Профессия у него такая! И вообще, он встречается с Лизой!

— Как? — она теряется, настойчивости в словах уже меньше.

— А вот так! Он — тот парень, который спас Лизу на склоне. Помнишь, я рассказывала душещипательную историю?

— Ой, милая, что же ты сразу-то не сказала?

Мама драматично хватается за сердце, будто произошло что-то непоправимое.

— Вы с отцом даже не спросили, откуда мы друг друга знаем. Нужно было вчера с порога об этом кричать? «Мамуль, познакомьтесь — это Дима, парень Лизы, и последний час мы вдвоем уходили от бандитской погони!», — передразниваю свой голос. — Ты как это представляешь? Ещё и сырников напекла! Сводница!

Меня вдруг пробивает смешинка, и я предательски трясусь от смеха.

— Леа, прекрати издеваться! — мама не улыбается, но заметно успокаивается. — Ничего бы не поменялось. Друзья Лизы — наши друзья. А сырники я бы напекла в любом случае, в благодарность.

— Вот и хорошо, мамуль. Мы с тобой друг друга поняли. И никакого сводничества! Это неуважение к Лизе.

Мама недовольно сводит брови и сжимает губы, но спор не продолжает.

— Как жаль, как жаль… — маленький дротик в мою шаткую выдержку.

— Пожалуйста, давай закроем тему. — с раздражением выдыхаю и выхожу из комнаты следом за ней.

Глава 14.1

После завтрака родители в тысячный раз благодарят Диму и приглашают его в гости на шашлыки вместе с Лизой. По его лицу проходит тень недоумения, но от приглашения открыто не отказывается.

Теперь начинаю понимать, почему Никита старается приезжать к нам на дачу не чаще одного раза в месяц, — моих родителей иногда до безобразия много в чужом личном пространстве.

— Па, ты с Родниными уже поговорил? — спрашиваю по поводу иконы, когда Дима уходит прогревать машину. Надеюсь, дальнейшая судьба артефакта больше не коснется меня и моих нервных клеток, которых за сутки заметно поубавилось.

— Поговорили, — коротко отвечает и недовольно прищуривается. Ясно, что не хочет делиться подробностями разговора.

— Они не знали, что всё так обернётся. Вы всю жизнь дружите! Не стоит вам ссориться из-за ситуации, о которой они не подозревали, — стараюсь изобразить максимальную нейтральность и кошусь на маму, которая внезапно сникает. Они с соседкой лучшие подруги, и я не представляю их порознь. — Передай тёте Тамаре, чтобы не тянули с решением о продаже, иначе к ним тоже вскоре гости наведаются. Вполне возможно, что сегодня.

Мама вздыхает, нежно берёт отца под руку и заглядывает ему в глаза с мягким укором:

— Сейчас проводим вас и поговорим…

Она умеет влиять на отца как самое эффективное успокоительное. Её спокойная настойчивость, ласковый тон и бесконечное терпение всегда возвращают его к равновесию. Брак — это желание двух людей идти вперёд вместе, создавать общее, в том числе будущее. Когда двое сталкиваются с непримиримыми разногласиями в важных жизненных вопросах, требуются колоссальные усилия и стремление их разрешить. Союз моих родителей — пример того, как невероятная нужда друг в друге и готовность принять точку зрения родного человека делают любовь сильнее и крепче.

Отец подаёт мне куртку, которая, к моему большому сожалению, едва прикрывает ягодицы. Тёмно-синий приталенный короткий пуховик, черные полусапожки на толстой подошве и тонкие бежевые брюки… так себе сочетание.

Но огорчает совсем не это — с завтрака Дима ни разу не посмотрел в мою сторону. И когда вчера, выйдя из бани в нижнем белом хлопковом белье, я случайно столкнулась с ним, его взгляд отражал лишь искреннюю неожиданность. Хорошо хоть не отвращение.

Начался новый день — и всё вернулось на круги своя.

— Дима, спасибо тебе большое, — обращаюсь к нему уже по пути в город.

— За что? — концентрируясь на обгоне, чуть поворачивается ко мне, но глаза от дороги не отрывает.

— За то, что не бросил на трассе…

— Ты меня совсем за монстра бездушного не принимай. К тому же у меня не было другого выхода, — смеётся. — Я не мог знать, что в голове у тех придурков. Но инстинкт самосохранения у меня ещё как-то функционирует, а пострадать от рук балбеса Сани я был не готов.

Пересекаемся взглядами.

— Если бы в машине со мной ехал любой другой человек, я поступил бы так же и стал бы искать варианты спасения.

Сглатываю жгучий ком обиды. Ничего оскорбительного не прозвучало из его уст, но он чётко обозначил своё отношение ко мне. Я — обычная. Такая же, как и любой другой человек с улицы. Чётко и понятно.

— Безусловно… я всё это понимаю…

Чувствую себя уязвимой, будто признаюсь ему в безответных чувствах. Голос вибрирует, как колос на ветру.

— Но это не мешает мне сказать тебе обычное человеческое спасибо. Ты полез в яму без промедления; поверил мне на слово, что я не запутаюсь в развалинах старого лагеря; помог доползти до машины с разбитыми коленями. Ты не стал ограничивать меня, хотя, знаешь, чисто теоретически подобная выходка могла привести к ужасным последствиям, — в моих словах проявляется самоирония. — В убежище оказалось, что воды по пояс, а ведь я была уверена, что там пусто.

Дима устало потирает щёку, хотя день ещё только начался. Наверное, моя эмоциональная речь успела его порядком утомить. Не похож он на человека, практикующего душевные беседы, а мои попытки выразить свою благодарность вызывают лишь нарастающее раздражение.

— Это не твоя вина. Ты была настолько уверена в своих словах и предположениях, что не оставила ни единого шанса усомниться. В конце концов, всё закончилось удачно, и никто не пострадал. Мы целые и невредимые едем в город. Твои родители без лишних вопросов отправили нас греться в баню, накормили и дали возможность отдохнуть. И только потом начали допрос, — улыбается.

— О-о-о, ты не знаешь моих родителей! Им только дай повод поухаживать за гостями и накормить их ужином!

Зажмуриваюсь от смущения.

— Такой и должна быть настоящая семья, — в его голосе пробивается нотка меланхолии и едва заметной боли.

В машине фоном играет радио, дворники лениво скребут по лобовому стеклу.

— Ты связался со своими родными? — робко спрашиваю через несколько минут. Вопросы о его личной жизни меня не должны волновать, но слова сами вылетают из моего рта.

— Кому нужно, я уже написал, — своим резким ответом он четко дает понять, что тема семьи под запретом.

— Поняла. А Лизе уже рассказал?

«Куда ты лезешь?» — верещит мой внутренний голос.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Пока нет. Леа, прекрати быть такой любопытной! — прикрывает иронией претензию.

— Извини, я просто… я вчера с ней разговаривала перед сном. И, кстати, позавчера у нее был день рождения… — запинаюсь, будто столкнулась с преградой.

Я должна была это спросить!

«Ничего ты не должна! Ты просто дура, влюблённая не в своего мужчину!» — перебивает всё тот же внутренний голос.

— Я помню.

Его скулы заостряются, зубы скрипят так, что и у меня сводит челюсть.

— Она тебе рассказала? — продолжаю зарывать себя.

Ох, Цветкова, по краю ходишь! По острому краю!

— Леа, — Макей не без раздражения произносит моё имя и пронзает меня мрачным взглядом, — может, это прозвучит грубо, но это не твоё дело. Наши отношения с Лизой и их формат касаются только нас двоих.

— Просто ты в прошлый раз спросил… — лепечу дальше, как ненормальная.

Дима шумно втягивает воздух:

— Просто давай закроем эту тему.

— Извини, я не хотела причинять тебе неудобства своими словами.

— Извинения приняты, — отвечает, чуть смягчившись.

До самого города мы не заводим больше разговор и просто делаем вид, что внимательно слушаем радио, каждый размышляет о своем.

Рядом с Димой я становлюсь другой. Не той, которая контролирует каждый шаг, движение, эмоцию, пряча истинное желание за дверьми и замками прошлых лет. Я становлюсь той, кто хочет растечься розовой каплей перед ногами мужчины, ставшим для неё недосягаемой звездой.

Почему? Я не знаю.

Просто так случилось.

И пусть он не принадлежит мне, и я никогда не смогу узнать, каково быть желанной им, сгорать в объятиях его сильных рук, моя внутренняя Леа, хоть и слабо, но уже стучит и пытается прорваться через толстый слой скорлупы, наросшей за последний десяток лет. Я это чувствую как никогда. Слова Димы, скупые на чувства жесты, мимика и грубая прямолинейность влюбляют в себя без остатка. Я готова подчиняться, зная, что он этого не оценит и не примет. Ему это попросту не нужно.

«Одна его просьба — и ты будешь тлеть рядом с ним, предавая себя и близких тебе людей!» — дьявольски шепчет мой внутренний демон.

«Нет!» — безмолвно борюсь.

«Кого ты лечишь, деточка? Я знаю тебя как никто другой! Ты предашь! Тебе это нужно!» — беспощадно хохочет.

«Нет! Я буду бороться!»

— Леа, больше не ввязывайся в такие истории. Черный рынок сбыта объектов искусства — это очень опасные приключения для молодой девушки, — говорит Дима с доброй ухмылкой, паркуясь у моего подъезда.

Он даже не подозревает, что творится в моей душе и голове.

Я ловлю последние мгновения рядом с ним, рассматривая каждую деталь. Блеск дымчатых глаз, в которых прячется море грусти. Легкая щетина, придающая его лицу зрелости, превращающая молодого парня в уверенного привлекательного мужчину. Его мужественные ладони и руки, которые способны подарить удовольствие любой женщине.

Но нам не стоит больше видеться. Рано или поздно мой взгляд заметят окружающие, и тогда всё разрушится. Всё, что строилось годами.

А мне страшно. Страшно терять Никиту и наши отношения. Но ещё страшнее остаться без Лизы и нашей дружбы.

— Спасибо за совет… — благодарю.

Снова. Тихо.

Мне кажется, он понимает. Он знает о моих чувствах.

— Я слишком привыкла к спокойной жизни, чтобы осознанно вляпаться в подобную историю, — нервный смешок вырывается из моей груди, словно попытка защититься.

— Вот и правильно, — его слова звучат сдержанно, почти обыденно, и от этого только тяжелее.

— Счастливо, Дима!

— Счастливо!

На улице уже почти рассвело, но густой туман успел окутать землю, предвещая потепление. В окнах моей квартиры горит свет — Никита не спит и ждёт меня.

А я стою у подъезда, переминаясь с ноги на ногу, и не могу заставить себя войти. Как же всё усложнилось за одни сутки…

Внезапно телефон оживает в моем рюкзаке. Я машинально запускаю руку внутрь, шарю среди мелочей, пока, наконец, не нащупываю вибрирующий мобильный. Глянув на экран, я замираю от приятной неожиданности.

— Марина!

— Леа, у нас ЧП! — голос подруги резкий, напряжённый.

Радость от предстоящего разговора сменяется тошнотворной тревогой.

— Что случилось?

— Карина пропала!

Глава 15 Пропажа

— Как пропала? Когда?

Глаза распахиваются, и я застываю на крыльце дома. Талый снег стекает с козырька подъезда и превращается в серую лужу под моими ботинками.

Погода — непостоянная девушка: вчера она безжалостно укутала весь город морозной стужей, а сегодня, сжалившись, затопила улицы ручьями.

— Две недели назад Карина отдала мне ключи от своей квартиры и попросила недельку поливать финиковую пальму и юкку. Неделя прошла, а она так и не вышла на связь. Я стала звонить, но её номер вне зоны действия сети. Через пару дней я связалась с её матерью. Не спрашивай, откуда у меня её телефон, — для меня самой это неожиданность. Мать не в курсе, что Карина куда-то собиралась. И ей, похоже, вообще пофиг, что с дочерью и где она. Я подождала ещё несколько дней, при этом не переставала набирать номер снова и снова. Но я уже просто не могу ждать, Леа! Мне страшно! Я боюсь, что с ней что-то случилось. У меня крайне плохое предчувствие. Я позвонила всем, кто с ней как-то общался, но никто не знает, где она!

Монолог Марины, пронизанный истеричным страхом за подругу, заставляет моё сердце сжаться от ужаса. Карина никогда не пропадала. Она не из тех, кто исчезает без предупреждения. Каждая её поездка спланирована чётко и по пунктам. С кем, куда и когда обратно. Обо всех своих ухажерах и поклонниках она всегда рассказывала, о поездках сообщала заранее и даже упоминала о возможных рисках.

Карину окружают богатые и властные мужчины, готовые ради неё порой на самые отчаянные шаги и сумасшедшие поступки. В её коллекции хранится не менее пяти бриллиантовых помолвочных колец, из которых самое дешевое стоит минимум двадцать тысяч евро. Ни одному из своих многочисленных поклонников Карина ни разу так и не ответила согласием.

«Нет искры — нет согласия», — говорила подруга, не веря в любовь. Она для мужчин как сладкий мёд, который хочется заполучить любой ценой и за который они щедро платят.

Но на этот раз всё иначе. Она никому ничего не сказала: скрыла или просто не успела… А может, один из тех несчастных, которому она жёстко отказала, решился на крайние меры из-за неразделённой любви?

— Мне она тоже не звонила. Погоди…

Припоминаю разговор с лучшей подругой.

— Лиза две недели назад упоминала о том, что созванивалась с тобой и девочками.

— Это было за несколько дней до того, как Карина уехала, — с безнадёгой в голосе отвечает Марина.

— У меня стойкое ощущение, что я стала участницей какого-то триллера. Сначала погоня за иконой, теперь Карина… — озвучиваю свежие воспоминания, в реальность которых самой до сих пор сложно поверить.

Разве такое возможно?

— Какая погоня, Леа? — на другом конце повисает напряжённый вопрос.

— Да вчера за нами с Димой устроили погоню какие-то амбалы… Ох, Марина, это длинная история.

— С Лизиным Димой? — уточняет изумлённо.

— Да…

— Я в шоке! Я в полном конкретном шоке! Ты мне всё расскажешь, но сначала мы должны подать заявление о пропаже человека.

— Куда и во сколько подъезжать? Настя с Лизой будут?

— Да, мы встречаемся в два часа дня у пятого отделения полиции на Фрунзенской.

Захожу домой в размышлениях о пропавшей Карине, но заверяю саму себя, что временное помешательство не способно повлиять на крепкие и стабильные отношения с реальным мужчиной, который находится рядом со мной и состоит из плоти и крови, а не живёт в моих далёких заоблачных фантазиях.

Никита, будто чувствуя мои сомнения, встречает у порога. Тёмные серьёзные глаза напряжённо рассматривают моё не менее взволнованное лицо, выискивая в нём какие-то изменения. Неужели он ревнует или не доверяет мне?

— Ты в порядке?

Притягивает меня к себе, не позволяя освободиться от плотной зимней куртки. Обнимает крепко.

— Угу…

Утыкаюсь носом в его шею. Знакомый, такой привычный запах моего мужчины немного успокаивает загнанную душу. Кажется, ещё не все потеряно. Для нас. Для меня.

Нежно скольжу руками по его напряжённой спине, мышцам, ощутимо твердеющим под легкими движениями моих пальцев.

Никита наклоняется и целует меня так глубоко, словно это наш первый поцелуй. Его язык сплетается с моим — жёстко, требовательно, как напоминание, что в моей жизни есть единственный мужчина, которому должно принадлежать моё сердце. Он прикусывает мою нижнюю губу, оттягивает её, углубляя томительный поцелуй, от которого кружится голова и сбивается сердце.

— Сходим сегодня в кино и ресторан? — спрашивает, прерывая поцелуй.

Вопрос застаёт меня врасплох. Я уже и не помню, когда в последний раз мы ходили куда-то вместе, и я ни за что не откажусь от возможности провести время вдвоём.

— Конечно! — радость прорывается наружу, но моя улыбка тут же гаснет, как только я вспоминаю о пропавшей подруге. Аккуратно выскальзываю из его объятий. — Но до этого я должна встретиться с девочками. Карина пропала две недели назад, и Марина предложила подать заявление в полицию. Я не знаю, сколько по времени это займет, но не думаю, что больше двух часов.

Никита хмурится:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— У вас есть предположения, куда она могла уехать?

— Если бы они были, мы не стали бы обращаться в полицию.

— Логично, — чуть улыбается. — Но ты неоднократно рассказывала про сложные отношения с мужчинами, которые её окружают.

— Рассказывала, но сложно представить, что кто-то из них… — Шестерёнки в голове начинают крутиться, подкидывая удручающие мысли. — Это ужасные предположения, Никита…

— По твоим рассказам, инициатором разрыва становится чаще всего Карина. Я просто хочу сказать, Леа, что властные мужчины умеют проявлять изощрённую жестокость и мстительность.

Слова Никиты, словно подброшенные в огонь брёвна, разжигают тревожное пламя ещё сильнее.

— Знаю, я и сама размышляла над этим. — Прислоняюсь к стене и шумно выдыхаю под гнётом навалившихся событий. — Просто как-то не хочется думать о плохом, понимаешь?

— Я не думаю, что с ней что-то могло произойти, но подать заявление действительно нужно. Марина права.

Я закрываю глаза, чувствуя на лбу его тёплый поцелуй. Пальцы Никиты зарываются в мои волосы, легкими движениями массируя кожу на затылке.

— Ммм… как приятно… Ты сегодня слишком нежен. Что-то случилось?

Нахлынувшее подозрение затапливает всё внутри.

— Конечно случилось! — его тихий голос наполняется эмоциями. — Ты вчера попала в страшную ситуацию, когда меня не было рядом. Таким беспомощным я себя никогда не чувствовал.

— Никита, всё же в порядке! Я цела и невредима! И никуда не пропала, в отличие от Карины.

— От этого не легче, — качает головой.

— Я была не одна, — мягко напоминаю. — Парень Лизы помог справиться с преследователями…

— В том-то и проблема, Леа, — проводит рукой по волосам, словно пытается упорядочить мысли, — вместо меня вчера с тобой был совершенно посторонний человек!

— Ты работал в ночь и не смог бы ничем помочь, — тороплюсь успокоить.

— На его месте должен был быть я, и вся эта ситуация меня выбила из колеи…

В его глазах плещется неумолимое сожаление.

— Ночью меня будто молнией пронзило от понимания… я живу работой. Дежурствами, больными и отделением. Мы с тобой почти не видимся, хоть я и обещал всё исправить.

Слегка отстранившись, снимаю куртку. Становится невыносимо жарко и тесно. Если выход из сложившейся ситуации и существует, то он кажется временным и ненадёжным.

Я не вправе заменить цель и мечту Никиты чувством стыда или ответственности за меня и мои ошибки. Всё, что произошло вчера, — это исключительно моя вина и результат глупой уверенности, что ситуация поддается контролю. Пользоваться моментом и играть на раскалённом сожалении — неуважение к себе, своим принципам, а главное, к тем, кто мне доверяет. Я так не могу, я так не умею.

Никита помогает повесить куртку на крючок и ставит мой коралловый рюкзачок на комод. Освобождаюсь от ботинок, прохожу в спальню-гостиную и сажусь на мягкое пуховое одеяло, которым застлана кровать. Засунув руки в карманы домашних брюк и облокотившись спиной о стену, Никита откидывает голову назад. Тяжёлый задумчивый взгляд устремлён в потолок.

Мы живём бок о бок в этой комнате уже полтора года. Проводим вместе ночи, делимся теплом и честными разговорами. Каждый день заканчивается или начинается обсуждением всего, что произошло. Без тайн. Так было всегда. Но с недавних пор я начала оставлять место для одного секрета. И теперь меня не покидает мысль: а вдруг Никита делает то же самое? Вдруг и у него есть подобный секрет? Эта недосказанность между нами как крошечная трещина на лобовом стекле — кажется, с каждым днем разрастается всё больше и больше.

— Я никогда не просила тебя выбирать между мной и работой, слышишь?

Разглядываю его, такого родного и потерянного.

— И единственное, о чем я тебя прошу, — не испытывать чувство вины себе во вред. Хорошо?

Он тяжело выдыхает, словно выпускает застоявшееся напряжение, и его лица касается лёгкая улыбка, в которой отражается плохо скрываемое сожаление.

— Постараюсь, — в голосе звучит сомнение. — Олицетворение самоотверженности в твоём лице заставляет чувствовать себя ещё более виноватым.

«Дорогой Никита, знал бы ты, какие грязные мыслишки множатся в её голове …» — скалится мой внутренний демон, наслаждаясь происходящим.

«Пошёл вон!» — огрызаюсь, желая избавиться от навязчивого голоса.

— Все мы не без греха, Ник.

Глава 15.1

Дима

Высадив непутёвую авантюристку у подъезда, разворачиваюсь и сразу направляюсь к своему двору. Лиза была права: старая и обшарпанная хрущёвка Леа расположена совсем близко от меня. Прошлый раз я этого даже не заметил. Её истерика заглушила зрительные и звуковые рецепторы.

От моего комплекса премиум-класса нас разделяет парк с бизнес-центрами, ресторанами и небольшим искусственным прудом. Каждую весну пару черных лебедей выпускают в очищенную воду. Романтические заплывы влюблённых привлекают и умиляют толпы радостных взрослых и детей. Неплохой рекламный ход для привлечения посетителей в ресторанную зону парка.

По понедельникам ровно в пять часов вечера отец забирает к себе Киру и возвращает её по средам в то же время и в том же месте — у пруда. Исключением бывают дни съёмок на тренировочных полигонах. В таких случаях отец вынужден ждать следующего раза. Киру передаю и забираю пока что только я. Таковы были условия сестры. И если отец не хочет упускать возможности встретиться с дочерью, то обязан подстраиваться под желания своего ребёнка.

Квартиру я выкупил пару лет назад, хотя долгое время он ерепенился и не хотел брать деньги. Тянул и выматывал мои нервы. Бесился, обвинял меня во фривольности и легкомыслии. Какой ребенок откажется от квартиры, подаренной родителями? Но я принципиально не нуждаюсь в его неискренних подачках. Он осквернил собственную жену, мать своих детей, а потом активно строил из себя благородного папашу. Отец не просто изменил матери, он грязно очернил её женское начало и разрушил семью. Этого я ему никогда не прощу.

Сложив все за и против, я вынудил его пойти мне навстречу и продать квартиру. В конце концов, он сдался, и мы заключили сделку. Теперь моя квартира не имеет никакого отношения к этому чмошнику.

В нашем районе меня всё устраивает: расположение дома, личное парковочное место, зелёный двор и короткий путь до телецентра.

Дозваниваюсь до матери и сообщаю, что заеду к ним с Кирой на дачу через пару часов.

Забегаю домой переодеться и выдвигаюсь в сторону выезда из города, по пути завернув в супермаркет. Надеюсь, сестра меня не выгонит взашей за вчерашний косяк. Набираю любимые Кирюхины груши и персики в собственном соку, маме — обожаемый ею торт «Наполеон», именно из этого магазина. Уверен, она, как всегда, наготовила еды на целый взвод, поэтому продукты не покупаю исключительно по её просьбе. Если им что-то потребуется, то я всегда могу заказать онлайн с доставкой на дом.

— Как ты вовремя приехал! Твой любимый цыплёнок табака будет готов через несколько минут.

Мама встречает на пороге одна. Как я и предполагал, сестра обиделась и демонстративно не вышла из комнаты.

— Я забыл о какой-то важной дате?

Напрягаю извилины, перебирая в голове, что важного я мог пропустить.

— Нет! — смеётся мама. — Готовила для любимого сына!

Впервые это блюдо приготовили какие-то её дальние родственники, гостившие у нас после поездки на Кавказ. Привезли с собой специальные специи для маринада, сковороду с прессом и курицу. Мне тогда было лет четырнадцать, и я страсть как полюбил вкус жареного цыпленка.

Наша семья могла позволить себе сахалинского краба на завтрак, обед и ужин, но мама воспитала нас с сестрой в любви к окружающим вещам, а не к роскоши и деньгам. Это правило распространялось на все сферы жизни, включая еду в нашем доме, за что я ей благодарен. Не знаю, как бы жил и какими приоритетами руководствовался сейчас, если бы с детства меня приучили к лобстерам и мраморным стейкам.

Так что путь к военному делу — это мой выбор.

— Я сначала к Кире зайду. Она у себя?

— У себя. Сходи, сынок.

Дверь открывается после пятого стука. Она тут же отворачивается и идёт к компьютеру. Типа деловая. Подросток, гормоны кипят. Эмоции через край. Ей свойственно всё преувеличивать раз в десять. Но мне не привыкать. Захожу в её комнату и прикрываю за собой дверь.

— Киир, — специально тяну её имя. — Я тебе груши и персики привёз, твои любимые.

Молчит. Засранка. Наматывает светлый локон на палец и щёлкает мышкой напоказ. Мол, у неё там в экране дела важнее брата.

— Извини, мой телефон был отключен, я не смог тебе позвонить вечером.

Делаю то, что должен сделать любой любящий брат, — признаю свой косяк перед младшей сестрой.

Клацанье мышки прекращается, и она поворачивается ко мне злой мелкой фурией.

— Я звонила тебе вчера десять раз! Волновалась! Как дура! — шипит.

Характером она пошла не в мать.

— Ну почему «как дура»? — давлю улыбку. — Как любящая сестра.

— Не хочу с тобой разговаривать! И скажи спасибо, что матери не рассказала!

— Кирюх, хватит дуться, — перехожу на более серьёзный тон. — У меня были веские причины, я действительно был занят. Ты уже немаленькая девочка, тебе двенадцать. Ты же не обижаешься, когда мой телефон выключен во время рабочих поездок?

— Ты всегда предупреждаешь!

— Ну а тут не смог, — развожу руками. — Прости! Такие ситуации ещё будут случаться.

Слушает меня, сложив руки на груди. Голубые глаза недоверчиво щурятся.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Давай сделаем следующим образом… — как по минному полю хожу, подбирая подходящие слова. — Я буду звонить по вечерам всегда, когда у меня есть возможность. Но скоро ты вырастешь и сама попросишь перестать надоедать своими звонками.

Хмурится. В глазах протест.

— Я не буду обижаться, — уверенно продолжаю. — И это нормально. Но если куда-то уезжаешь с подругами в город, то присылай хотя бы сообщение.

— Я подумаю… — дует губы.

— Не «подумаю», а «да, Дима, как скажешь»!

Фыркает, но кивает своей блондинистой головой. Вот и договорились.

— А теперь пошли обедать! Я ещё «Наполеон» привез к чаю.

Глава 16 Поиски

Приложение такси показывает не меньше пятнадцати минут в пути. Моё сердце, будто во время езды на американских горках, то ухает, падая вниз сжимает грудную клетку, то отбивает ритм в висках, порываясь выскочить наружу. Под языком сладко тают две маленькие таблеточки успокоительного, обещая стабилизировать пульс до того, как я окажусь на месте.

Мы не виделись с подругами больше месяца. Разошлись в аэропорту не попрощавшись. Если быть точнее, не попрощавшись ушла я. Отделив себя от компании, я закрылась и отгородилась. Нафантазировала, будто я никому не нужный отломанный сухой ломоть. Тогда мне казалось, что это имеет значение. Мне в голову не могло прийти, что примирение сведёт нас при таких тревожных и мрачных обстоятельствах. Карина пропала. Теперь глупая ссора кажется страшным пустяком. С каждым километром, с каждой секундой, приближающей моё такси к отделению полиции, стыд за собственный эгоизм и упрямство становится острее, наваливаясь тяжёлым грузом.

На светофоре в ожидании зеленого света замечаю стройную фигуру Марины, попавшую в фокус моего зрения. Длинная светлая шубка чуть ниже колен и черные ботфорты на платформе подчёркивают ее природную женственность. Рыжие волосы заплетены в плотную косу, достающую до талии. Руки крепко сцеплены спереди в замок, а взгляд, устремлённый на дверь отделения полиции, выражает максимальную решительность и боевой настрой, словно она заранее подготовилась к эмоциональному сражению.

Настя настроена иначе. В ее лице читается глубокая подавленность — для её чуткой и чувствительной натуры это вполне естественно. Ведомая своими эмоциональными инстинктами, подруга уже успела нафантазировать в своей сказочной голове самые пугающие расклады. Собственно, как и я. От сексуального рабства, в котором Кари не выжить, до заточения в роскошном замке сумасшедшего поклонника. Обе версии порядочно тяготят.

Укутанная в тёплый графитовый шарф толстой вязки, будто предчувствуя, Настя зорко цепляется за подъезжающее такси, из которого через несколько секунд выхожу я.

— Привет…

Не могу сдержать улыбку от встречи с подругами, хоть повод крайне далёк от радостного.

— Привет, — тяжело выдыхает Марина, обнимая меня за плечи, словно пытаясь заглушить дрожь в пальцах.

Не сдерживаюсь — крепко притягиваю к себе обеих подруг поочерёдно, скрывая подступающие слезы.

Я скучала! Сейчас осознаю это с трёхкратной силой.

— А вот и я! — совсем рядом раздаётся громкий, напряжённый голос Лизы.

Мы обнимаемся так отчаянно, будто кто-то из нас уезжает навсегда.

— Я сейчас только поняла, насколько сильно скучала…

Обхватываю Настю за плечи и скольжу мутным взглядом по Марине с Лизой.

Внутри что-то обрывается. Едва ощутимое облегчение сменяется двойной порцией тревоги.

— Всё, что сейчас происходит, — это какое-то сумасшествие. Или плата за грехи. Я уже просто не вывожу… — тихо проговаривает Марина, прикрывая дрожащие веки. Через несколько секунд её длинные ресницы распахиваются, в глазах — отстранённость и холод.

Я никогда не видела её такой. Она всегда была живой, огненной, с большим открытым сердцем. Теперь она сломана. Гордеев сломал свою гибкую женщину, а пропажа Кари добила её окончательно.

— Мы справимся! Мы всегда друг друга поддерживали, — стараюсь звучать уверенно, но губы предательски дрожат. — Мы будем искать её, ждать. Это же Карина! Стальная стерва с калькулятором выгоды вместо мягкой сентиментальности. Она не даст себя в обиду!

— Не даст… точно не даст себя в обиду… — повторяет Настя, лихорадочно вертя головой. Она выуживает из кармана одноразовую салфетку и поспешно вытирает мокрые щеки.

Резкий, немного затхлый запах старого помещения ударяет в ноздри, как только мы заходим внутрь через тяжёлые деревянные двери. Обшарпанная мебель, стёртый линолеум, смешанные запахи дешёвого заварного кофе и свежей бумаги создают ощущение усталой бюрократии. Каждый пыльный шкаф с папками и видавшие виды столы пропахли неизменной рутиной. Морщусь от неприятного зуда в ладонях — я бы никогда сюда не зашла по собственной воле.

Молодой лысоватый парень с пухлыми щёками, на вид не старше тридцати лет, отрывается от журнала, в который, судя по всему, записывает данные посетителей и заявителей, одаривая нас безразличным взглядом.

— Здравствуйте, — обращается к лысеющему дежурному Марина, собрав все лишние эмоции в кулак, — мы хотим заявить о пропаже человека.

— Заполняйте заявление, — монотонно отвечает он, протягивая чистый бланк.

Его слова звучат так заученно, словно он уже повторял их тысячу раз.

Наверное, так и есть.

Вид лысины сменяется густыми бровями, хмуро сведёнными у переносицы. То ли мальчик, то ли мужчина с лицом младенца проходится по нашей компании быстрым и оценивающим взглядом. Замечая наши напуганные и растерянные лица, поясняет, смягчая тон:

— Заявление пишется в свободной форме. Укажите всё: полное имя пропавшего, возраст, место проживания, где работает, когда последний раз виделись или контактировали. Были ли странности в его поведении или поведении окружающих. Фото?

— Есть! — Марина трясёт папкой, которую принесла с собой.

— Значит, прикладываете фото.

— Хорошо.

— Ещё важные моменты были в поведении?

— Да, — кивает Марина, сжимая пальцы на пластиковой папке. — Она оставила ключи от квартиры две недели назад, просила цветы поливать… с тех пор её номер вне зоны действия сети.

— Как часто появляетесь у неё в квартире? — со всей серьёзностью уточняет дежурный.

— Первую неделю приходила раз в три дня, теперь каждый день…

— Ничего подозрительного не заметили?

— Нет…

— Я заметила странности в её поведении! — Настя вдруг резко вспыхивает. Вспомнила что-то очень важное.

Дежурный требовательно поднимает бровь, ожидая пояснений.

— За несколько дней до Нового года я слышала, как она ругалась с кем-то по телефону, — закусывает верхнюю губу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Вы слышали, о чём был разговор? Какие-то фразы, слова? Может, угрозы?

— Нет, ничего такого, — качает головой. — Слов не смогла разобрать, но говорили на повышенных тонах.

— Как она себя вела после этого разговора?

— Обыкновенно, как всегда. Карина очень скупа на эмоции. Она никогда не жалуется ни на что.

Дежурный внимательно рассматривает фото Кари. Кажется, сам этого не осознавая, он уже попал под чары нашей роковой красотки. Тем лучше: субъективность в розыске нам сейчас только на руку.

— Хорошо, мы проверим её контакты и последние звонки. Вам пока не стоит заходить в квартиру в одиночку. — Переводит взгляд на Марину, та послушно кивает. — Материалы мы передадим участковому инспектору, и, если найдутся основания, благодаря которым выяснится, что ваша подруга пропала неслучайно, дело перейдет в уголовный розыск.

Несмотря на мальчишеское лицо дежурного, его подход к делу профессиональный и серьезный. Это внушает хоть какую-то надежду.

Заявление у нас принимают и выдают талон-уведомление. Теперь у нас есть возможность в любой момент связаться с сотрудником полиции, который будет вести наше дело.

Глава 16.1

— Девочки, давайте не будем сейчас расходиться. Там «Хлебник» на углу. — Вылетая из дверей отделения полиции, Лиза кивает головой в сторону ярко-оранжевой вывески кафе. — Хотя бы полчасика посидим… невыносимо прямо сейчас ехать домой. Погода припротивнейшая, да ещё и настроение жуткое!

— Да, я собиралась предложить то же самое, — Настя охотно поддерживает.

Мы с Мариной одобрительно киваем.

Сделав общий заказ, молча занимаем один из немногочисленных пустых столиков. Большой просторный зал наполнен запахами ароматного кофе и свежей выпечки. Во рту непроизвольно скапливается слюна — я ничего не ела с самого утра. Сеть кафе с демократичными ценами, вкусной выпечкой и свежим кофе заметно разрослась в последние годы по стране. В северной столице особенно. Очередной раз за сутки делаю исключение в диетическом питании и впиваюсь зубами в сочный круассан с красной рыбой и листьями салата. Боже, как вкусно.

— Почему ты не сказала про разговор Карины перед Новым Годом? — серьёзный тон Марины застаёт врасплох не только Настю, но и меня с Лизой.

С одного допроса попали на другой. Причина предельно ясна и не подлежит осуждению: от полученного стресса режимы поведения хаотично прыгают, переключаясь с понимающего на обвиняющий.

— Мне говорила, — встреваю, перетягивая внимание на себя.

Я ведь действительно помню то утро, когда Настя переживала, что услышала грубый диалог Кари с собеседником по телефону. И это моя вина, что не обратила внимание на важную деталь. Пропустила мимо ушей, как ненужную информацию.

Оставляю наполовину съеденный круассан на тарелке и отодвигаю её в сторону. Больше не могу есть.

— Настя сказала мне наутро, когда мы приехали, что волнуется за Карину.

— А почему нам не сказали? — Марина удивлённо поднимает брови.

— Неужели в тот момент я могла подумать, что какая-то ссора по телефону может стать причиной её пропажи? — стыдливо сжимаю губы. — Скажи спасибо, что Настя хотя бы вспомнила! Я-то забыть уже забыла об этом.

— Я того же мнения! Хорошо, что Настя вспомнила, — кивает Лиза. — Кари с матерью вечно на ножах. Мне кажется, они никогда не разговаривали в нормальном тоне. По идее, она могла и с ней скандалить в тот вечер.

— Да, с матерью у неё каждый раз скандал до небес, — подтверждает Марина.

— Она в тот момент была странная, — робко добавляет Настя, вытирая уголки губ от крошек. — Правда. Мы болтали у неё в комнате перед сном, и тут телефон в её сумке зазвонил. Я не видела имени звонившего, но, когда она посмотрела на экран, её лицо сильно изменилось. Появилась какая-то уязвимость… что ли.

Она задумчиво закатывает глаза, будто проигрывая воспоминания в голове.

— Чего-чего? — Глаза Лизы расширяются до размеров синнабона на тарелке. — Карина и уязвимость? Не смешите мои тапочки!

— Я дело тебе говорю! — дуется Настя, сурово скрещивая руки на груди. — Затем она соскочила с дивана, попросила оставить её одну и очень нервно захлопнула за мной дверь. Разговор длился всего несколько минут, потом она так и не вышла из комнаты.

Лиза подпирает подбородок двумя ладонями, поднимает лицо к потолку и риторически восклицает:

— Блин, подруга… дай нам знак… куда же ты исчезла?!

— Хорошо. Девочки, извините меня, если кажусь злостной грымзой. — Марина потирает виски. — Просто всё навалилось разом.

— Слушай, а как у вас с Максом сейчас? — Лиза щурит глаза и ведёт бровью.

— Если бы не Макс, то я бы сейчас под капельницей в психдиспансере проветривалась, — криво усмехается Марина.

— Это хорошо, что он не испугался. Серьёзный подход… С мелкими уже знаком?

— О, нет-нет, рановато пока… — запинается, поправляя роскошную рыжую косу. — Кхм… я не знаю, уместно сейчас или нет, но уже месяц думаю о том, стоит отмечать свой день рождения в ресторане? Со стороны, наверное, ужасно звучит.

— Сомневаешься из-за Карины? — уточняю.

— Да. Если отменю праздник, то это будет означать, что я опустила руки и отчаялась. А если праздник состоится, то не будет ли это кощунственно по отношению к?..

— Карине? — перебивает Лиза, откидываясь на спинку кресла. — Она бы отругала нас, если бы узнала, что мы тут сопли на кулак наматываем.

— Да я знаю, — кивает Марина с тенью сомнения.

— Не нужно хоронить её раньше времени, — твёрдо говорю.

— Фу, даже думать не хочу об этом… — Настя морщит свой маленький курносый носик.

— Именно поэтому ты должна отметить свой день рождения, — без колебаний добавляет Лиза.

— Хорошо, я подумаю… Так, погодите…

В глазах Марины загораются озорные огоньки. Кажется, я догадываюсь, какой будет следующий вопрос. И он меня тут же догоняет.

— Так что там за история с погоней?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 16.2

Настя прекращает цедить маленькими глотками свой кокосовый латте и таращится на меня во все глаза. Немой вопрос читается в выражении её удивлённого лица.

— Да ничего страшного там не произошло… — Мои щёки горят. — Я попросила Лизу помочь довезти меня до Рощино с иконой Родниных. Они отдавали её на оценку. — Стреляю глазами в белокурую подругу, спокойно посасывающую банановый раф. — В итоге Дима приехал, а Лиза нас кинула и не поехала никуда, хотя мои родители нас ждали…

Сдержанно рассказываю, почему попросила лучшую подругу обратиться за помощью к её парню. О погоне упоминаю, не вдаваясь в лишние подробности о прятках в убежище и ранах на коленях. Возможно, через какое-то время у меня хватит сил рассказать подругам подробности, но не сейчас.

— Охренеть… — кратко выдаёт Марина, её глаза округляются, а губы складываются в форме буквы «о».

— Хорошо, что вы целы и невредимы! — Настя трепетно оглаживает мою ледяную ладонь. Успокаивает. Её пальцы тёплые и мягкие. От неё исходит неземная забота.

Хватаюсь за край салфетки другой рукой и начинаю её судорожно скатывать. Без причины чувствую себя виноватой. За то, что столкнулась вчера с ним лицом к лицу в нижнем белье. За то, что Дима нашёл общий язык с моими родителями и с большим удовольствием слушал папины истории об армейской молодости и сослуживцах. За то, что в сырой яме он прикасался тёплыми губами к моему холодному виску. Прижимал к себе. Но больше всего испытываю стыд за то, что я безумно его хочу как мужчину, но запрещаю себе даже думать в этом направлении. Мысли ведь не преступление? Я не могу контролировать свою реакцию и управлять разумом. Утром я бы возненавидела себя, испытав отторжение от прикосновений Никиты. Хвала богам — моё тело отзывается на его касания, как и прежде. Не так ярко и взрывоопасно, как от одного только мускусного природного запаха Макея, но меня привлекает мой мужчина. Эта мысль вытягивает из глубокой дыры позорного порока.

— Так получилось. — Опустив глаза в стакан, Лиза активно ковыряется в нём ложкой, будто нащупала потайное дно с дополнительной порцией рафа.

— Достойный ответ, ничего не могу сказать. — Развожу руками, чувствуя, как раздражение начинает усиливаться.

Лиза поднимает на меня блестящие глаза, тот самый взгляд…

Я его узнаю.

Сглатываю горькую слюну.

Не может быть… Она же всё проработала с психологом… Она уверяла меня на Алтае…

Лиза беспокойно проводит языком по верхней губе и неуверенно проговаривает:

— У меня была веская причина, я тебе вчера об этом сказала.

— Да ты можешь нормально объяснить, что у тебя там такое произошло? Мы не в угадайку играем! — срываюсь на раздражённый шёпот.

Марина с Настей выдерживают тяжёлое молчание.

Лиза снова играет в какую-то странную игру, правила которой известны лишь ей одной. На этот раз участниками викторины стали я и Дима.

У неё вечные заскоки и порой крайне нестабильное поведение.

После страшной смерти матери она много лет посещала клинического психолога, дабы не скатиться до состояния безумства. Со временем я осознала, что и я нуждалась в терапии, но признаться и попросить помощи у меня не хватило ни ума, в силу юного возраста, ни желания. Сейчас я проживаю ошибки прошлого, которые вовремя не смогла исправить. Я ведь спасала подругу! Была верным непоколебимым плечом. Поддерживала. Разговоры и обсуждения моей зоны комфорта сводились либо в шутку, либо у Лизы начинались резкие головные боли. Её зависимость от моего присутствия в их родительском доме стала ненормальной почти сразу после моего переезда, но перемену заметила лишь я одна. Своим родителям я так ничего и не сказала, хотя готова поспорить, они осознавали масштабы трагедии.

Вечно занятой Вячеслав Леонидович залечивал собственное горе бесконечными рабочими поездками. Чувство стыда за брошенную дочь оплачивал деньгами и щедрыми подарками. Откупался. А аппетит на прихоти у Лизы был безобразный: одежда от лучших брендов, самая дорогая машина (каждый год новая), совместные поездки на дорогие курорты. О путешествиях я иногда вспоминаю с приятным трепетом, но чаще — с дикой грустью.

Единственное, чего её отец не мог купить, — это любовь. По дочке Бергина сходили с ума, но, заполучив её, терялись. Столкнувшись с удушающей привязанностью со стороны красивой девушки, мужчины зачастую уходили первыми. Иногда просто сбегали. Позже она изменила тактику и научилась держать себя в руках, либо ставить точку первой.

Но с Димой что-то пошло не так. Он доступно обозначил свои границы в отношениях, и я была уверена, что Елизавета не согласится на эти пошлые условия. Но она согласилась. И, видимо, у них получилось сохранить тот баланс, который с другими мужчинами ей выдержать не удалось. По крайней мере, мне так казалось до этого момента.

— К нам в агентство вчера зашёл молодой парень. Луис уже ушел, а Катя с Гелей занимались другими заказами, — кусает верхнюю губу, теребя трубочку. — Слово за слово, он позвал меня в кафе.

— Что, блин? — непотребство почти вырывается из моего рта. — Какое кафе? Ты… а как же Дима?

Уловив мой бешеный настрой, Марина шумно втягивает воздух через нос. Настя безмолвно следит за диалогом, её глаза перебегают с Лизы на меня и обратно.

— Мы разговаривали только по делу! — оправдывается Лиза, чуть повышая голос.

— Ага, конечно, — хмыкаю, закатывая глаза. — Так я тебе и поверила.

— Я правду говорю. Мне нравится Дима, очень! Я не собираюсь ему изменять, хотя наши отношения достаточно своеобразные…

— Божечки-кошечки… — губами проговаривает Марина, её глаза округляются еще больше.

Меня такими разговорами не удивишь.

— Ну так и что в итоге? Ты поэтому не поехала с нами? — жёстко отрезаю.

Не сутки, а двадцать четыре часа сумасшедшего армагеддона.

— Он заказал у нас дорогущий праздник! Я не могла ему отказать. Один поход в кафе принес агентству четыреста штук.

— Хорошо. Я рада, что вы получили крупный заказ, но ты могла бы сказать сразу по телефону, а не делать из этого тайну века.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Да я как-то подумала, что вы оба обидитесь…

— Лично я обиделась, что ты сразу ничего не сказала. А Дима… не знаю. Ладно, проехали.

Глава 16.3

Дима

— Привет, журналист! — раздаётся в трубке голос Ярика.

— Внимательно слушаю.

Есть только одна причина, по которой друзья звонят в субботу вечером, — желание вместе расслабиться в каком-нибудь баре.

— Андрюха на смене, а у меня длинные выходные. Может, посидим пару часиков в «Ягере»? Возьмём по пиву, без продолжения.

— С продолжением, если что, ты сам, — усмехаюсь. — А мне ещё с Лизой нужно будет встретиться.

— Без проблем! Тогда в восемь?

— Давай в восемь.

Я, конечно, как последняя козлина даже не удосужился ей отписаться вчера вечером. Уже день заканчивается, а от неё тоже ни звонка, ни сообщения. Либо гордая, либо лучшая подружка уже всё рассказала о приключениях с погонями.

Отправляю смс:

«Буду дома после десяти».

«Ок, приеду», — ответ приходит почти мгновенно.

Отлично. Мое тело сегодня нуждается в разрядке как никогда.

— Как дела? — ухмыляется Яр, подзывая молоденькую официантку с двумя русыми косами.

— С переменным успехом, — коротко отвечаю.

Не горю желанием обсуждать свои профессиональные провалы.

— Ты знаешь, о чём я, — давит на больную мозоль.

Яр — профессиональный боец. Он выбьет правду из кого угодно, если захочет.

— Нормально. Пока не сдал.

— А чего ты закрытый такой, а? Прям тронь — покусаешь, — хохотнув, снова переводит взгляд на ту же официантку в нескольких метрах от нас.

— Я уже пятый раз проваливаю этот херов тест, понимаешь? Именно поэтому я не хочу снова обтирать нюансы.

— Ладно, без проблем. — Яр поднимает руки в знак мира.

— Добрый вечер, меня зовут Эля, сегодня я буду вашим официантом, — смущённо, без намеёка на дерзость, говорит девушка. — Вы готовы сделать заказ?

— Привет, Эля, — обращается к ней Яр и задерживает взгляд на её лице.

— Привет, — еле слышно отвечает, опустив глаза. — Ну что, готовы заказать?

Яр молчит, будто воды в рот набрал.

— Да… Мне, пожалуйста, свиную рульку, томлёную в пшеничном пиве со специями, — начинаю делать заказ за нас обоих. — Из напитков: «Хофброй» Дункель, а мой друг…

— А друг будет тоже рульку, — перебивает Яр, растягивая губы в фальшивой улыбке. — Только мне вместо «Хофброй» — Клостер-Брой «Чёрный монах».

Девушка благодарит за заказ, не поднимая глаз, разворачивается и поспешно убегает за барную стойку.

— И что это было? — спрашиваю друга не без удивления.

— Да так, — отмахивается.

— Я и вижу… — Теперь моя очередь усмехаться, кивая на его нервно барабанящие по столу пальцы.

— Бывшая… — выдыхает, почёсывая правую бровь. — Не знал, что она тут теперь работает.

— Изменил?

— Не изменил, но обидел.

— М-м-м, вот она… прелесть прошлых отношений… кто-то причиняет боль, а кому-то её причиняют, — включаю профессора кафедры недопсихологии.

— Ты думаешь, со своими свободными отношениями ты никому не причиняешь боль? — кривит губы, бросая взгляд за барную стойку. — Ты просто снял с себя лишнюю ответственность. Женщины не пускают в свою кровать на постоянной основе человека, к которому ничего не испытывают.

— Я даю возможность принять решение на берегу. Последнее слово всегда за девушкой.

— Утешай себя, Макей. Дам рабочую руку на отсечение, если ты встретишь хоть одну свою «бывшую», — изображает кавычки в воздухе, — то сомневаюсь, что она от счастья кинется тебе на шею.

— Главное, чтобы петлю на шею мне не закинула! — хохотнув, потираю щёку.

В этот момент на экране загорается сообщение:

Лиза: «Дима, ты сейчас где?»

Дима: «С другом в баре».

Лиза: «Можно я приеду?»

Дима: «Случилось что-то?»

Лиза: «Грустно. Кари пропала».

Чёрт, и не отказать же в такой ситуации.

Дима: «Приезжай. «Ягер» на Невском».

— Скоро Лиза подъедет, — сообщаю Яру, кладя телефон на стол.

Он смотрит на меня несколько секунд, затем запрокидывает голову и хохочет в голос:

— Ты, кажется, только о петле что-то говорил?

Откидываюсь на спинку дивана и прикрываю глаза. Последнее время все мои установки и правила идут по одному хорошо известному всем месту.

Я не стремлюсь к серьёзным отношениям не потому, что набиваю себе цену таким образом. Всё иначе. Изображать из себя того, кем я не являюсь… это не входит в перечень моих плохих привычек. Просто так вышло, что в семнадцать лет я резко повзрослел и мне пришлось ставить цели, свойственные взрослым людям, и добиваться их. Мне нужно было отвлечься, чтобы не сойти с ума и не спиться в самом начале жизненного пути.

Поступив на первый курс журналистики, я примерно понимал, какой непростой путь нужно пройти от обычного новостника до военного обозревателя. И любовные истории в тот отрезок жизни не стояли на первом месте. Драматизма в отношениях с Вероникой мне хватило сверх меры.

Я знаю, что могу легко привлечь внимание практически любой девушки и найти кого-то на одну ночь, но такой подход меня больше не цепляет. Я пробовал это и понял, что одноразовые связи — не моё. Хоть серьёзные отношения тоже мне не подходят, но и пустых связей я не ищу. Мне важен комфорт рядом с девушкой и чтобы мы оба получали удовольствие друг от друга. Без лишних обещаний.

Сверкая хитрыми глазками, Лиза посылает мне воздушный поцелуй. Пока грациозной кошкой плывёт от входа к нашему столику, все мужики вокруг исходятся слюнями.

Хотят все, а получу я.

Сегодня она нереально сексуальная: обалденную сочную грудь облегает белый топ, кожаная черная мини-юбка и колготки-сеточки открывают обзор на стройные ножки, которые сегодня ночью будут у меня на плечах, пока я буду её трахать.

Помнит, как мне нравится: кожа на коже.

— Привет, Димочка!

Обвивает меня руками, целует взасос. Вкус крепкого алкоголя чувствуется на языке.

— Ты выпила? — недоумеваю.

Когда успела налакаться?

— Немножечко. Вот столечко… — Показывает пальчиками крошечную дозу выпитого. — Кари пропала. Мы сегодня подавали заявление в полицию…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Осекается, фокусируясь на лице моего друга, сидящего напротив, лукаво улыбается и подмигивает ему:

— Ооо, Ярик, да? Я тебя помню! Привет!

Он снисходительно ведёт бровью и, ухмыляясь, кивает ей в знак приветствия.

— Расскажешь, что с подругой? — спрашивает Яр, прищуривая левый глаз.

— Не хочу… — облизнув сухие губы, говорит дрожащим голосом. — Извините, если начну рассказывать, то опять начну рыдать, а я уже наревелась вдоволь… — шмыгает носом.

— Потом расскажешь, если захочешь.

Зарываюсь в белокурые волосы рукой. Возможно, такой жест её успокоит…

— Угу… Я по тебе соскучилась… знаешь как? — наклоняясь к моему лицу, шепчет она. — Хочешь, покажу?

— Так, кажется, нам пора ехать…

Отшатываюсь назад. Не выношу пьяных баб, но я всё же немного знаю Лизу: она и наедине умело вживается в роль игровой кошечки.

— В смысле? — удивлённо сводит бровки. — Я же только приехала!

— Ты перебрала ещё до приезда сюда.

— Да чего ты скучный такой?! — огрызается. — От Леа, что ли, заразился?

Впиваюсь в неё недовольным взглядом. Не могу разобрать: это претензия или хочет взять меня на слабо? Такой финт со мной точно не прокатит. Открываю приложение и заказываю такси. Пора сваливать домой, пока эта красавица не устроила стриптиз на барной стойке.

— Сорян, — одними губами извиняюсь перед другом.

Он подмигивает и понимающе усмехается:

— Вези уже свою женщину домой.

Кидаю и на него недовольный взгляд. Лиза — не моя женщина, но он элементарно решил надо мной поиздеваться, потому что ответить на этот выпад я сейчас не смогу. Эта самая «моя женщина» сидит прижавшись ко мне всем телом и опустив голову на мое плечо.

— Зато у тебя появится повод поговорить с Элей наедине.

Оставляю на столе деньги за свой заказ и встаю, аккуратно потянув на себя Лизу. Яр смотрит куда-то в зал полными глубокой безнадёги глазами и, крепко пожав мою ладонь, бурчит:

— Валите уже, сам разберусь.

Глава 16.4

Дима

— Мы к тебе? — заплетающимся языком тихо спрашивает Лиза, пока я пристёгиваю её в такси.

— Ко мне.

— Дим, я не пьяна… просто устала… грустно… Извини, если обидела, обозвав скучным… ты не такой.

Это их девчачьи дела, и не мне оценивать степень их отношений с Леа, потому что в женской дружбе я соображаю так же, как в вязании спицами, то есть вообще никак. Моя сестра ещё слишком мала, чтобы приносить истории о хреновых подругах домой.

Но даже такой новичок, как я, сообразит, что в текущем контексте одна подруга готова защитить другую, наступив себе на горло. А вот другая…

«Ладно!» — отбрасываю от себя.

Не моя жизнь — не мои разборки. Взрослые девочки, сами разберутся.

— Дима, я так хочу тебя…

Шёлковый голосок проникает в мои барабанные перепонки, посылая знакомый импульс в мозг. Мягкие женские ладошки хватаются за мою ширинку и, тихо шелестя, расстёгивают её. Не сопротивляюсь. Наблюдаю за действиями.

— Знаешь, что я дома с тобой сделаю? — продолжает шептать.

Член наливается в ожидании следующих манипуляций.

— Покажи мне, — хрипло отвечаю и сам впиваюсь в сладкие губы.

Похер, что за нами может наблюдать таксист, мы же не трахаться перед ним собрались. Хотя…

Её ручка залезает в мои боксеры и нетерпеливо хватается за одеревеневший ствол. Я готов зашипеть от желания, разложить девочку прямо на заднем сиденье, но таксист этого не оценит. Да и я не любитель сторонних наблюдателей в этом деле.

Кое-как доезжаем до дома, выбегаем на улицу и несёмся к подъезду. Затаскиваю Лизу в лифт и снова набрасываюсь на её пухлые губы.

— У меня яйца гудят так, будто месяц секса не было.

Обхватываю её ягодицы, вжимаясь каменной эрекцией в тёплую промежность.

— Аааа… — стонет мне в ухо. — Я готова кончить от одного твоего прикосновения прямо в лифте…

Заваливаемся в квартиру, пока я наспех скидываю с себя верхнюю одежду. Лиза ловким движением сбрасывает короткий пуховик и быстро избавляется от юбки с топом, оставаясь в обычном белом белье и колготках-сеточках. В голове какой-то дурман: запах грейпфрута, глаза карие мелькают. Какая-то чушь… а член горит так, будто горючей жидкостью облит и подожжён.

— Мать твою… — рычу и налетаю на хрупкую фигурку.

Она запрыгивает на меня, обвивает ногами, пока я несу нас в комнату и валюсь вместе с ней на кровать. В одно мгновение стягиваю с неё белье и веду языком по шее, массируя мягкие груди. Лиза выгибается дугой, покрываясь мурашками.

— Да, возьми их в рот! — хнычет, подаваясь вперёд.

Мне дважды повторять не нужно — всасываю розовый сосок, перекатывая во рту, второй рукой тянусь к промежности, истекающей соками. Выпускаю сосок изо рта с характерным звуком и перехожу на другой. Облизываю ореолу, прикусываю, снова облизываю. Лиза стонет, извивается подо мной.

— Давай, девочка, не сдерживайся…

Вставляю в неё сразу два пальца, массируя внутри стеночки. Пульсация нарастает. Ещё совсем немного — и она кончит.

— Ааа… Дима… Боже …

Выгибается навстречу моим пальцам. Вставляю третий палец, увеличивая темп. Складочки сочатся влагой, поступательные движения сопровождаются хлюпаньем.

— Даа… дааа!

Она содрогается в длительном оргазме, запрокинув голову назад. Не даю ей возможности опомниться, как стягиваю с себя майку. Лиза поднимает голову и, осматривая мой торс поплывшим взглядом, тянется к моей ширинке. Высвобождаю гудящий член и провожу по нему несколько раз рукой.

— Пососи мне…

До того, как я договариваю последние буквы, она уже хватается за ствол и, не отводя от меня глаз, высовывает язык.

— Бл*, — вырывается из моего рта. — Возьми его…

Дёргаюсь бедрами, глубже в её рот. Лиза послушно всасывает головку, отчего мой разум теряется между двумя параллельными вселенными. Она несколько раз берет его целиком в рот, а затем начинает медленно облизывать, похлопывая языком по головке.

Стону от накрывающих ощущений. Резко вынимаю свой член из её рта и тянусь в задний карман спущенных джинсов. Достаю презерватив и за секунду раскатываю его по члену. Лиза томно облизывает губы и ложится на спину, послушно разводя ноги. Растирает соски, закатывая глаза от наслаждения. Выдерживаю мгновение и одним рывком вхожу в неё.

— Господи.. даа! — стонет, не открывая глаз. — Ещё, ещё! Быстрее!

Наращиваю темп, вдалбливаясь на полной мощности. Лиза дрожит подо мной, сжимая изнутри мой член, — второй оргазм настигает её за считанные секунды.

Выхватываю боковым зрением скомканное нижнее бельё, валяющееся на краю кровати. В голове проносится яркая вспышка, выбивающая из меня дикий рык, и, сделав ещё несколько толчков, я бурно кончаю.

Несколько секунд пытаюсь отдышаться, целую Лизу во влажный лоб и плавно выхожу из неё. Сажусь на пятки, сняв презерватив, скручиваю его и выбрасываю в урну рядом с ночным столиком.

— Зачем я трачу столько денег на ажурные шёлковые комплекты белья? — хихикает Лиза, бросая на меня взгляд снизу вверх.

— Ты о чём? — непонимающе спрашиваю, намереваясь принять тёплый душ.

— Перед первым нашим сексом я бы сразу надела обычное хлопковое белье, если бы знала, что оно тебя так заводит, — смеётся в голос, а меня будто молнией насквозь пронзает от её слов. — Официально: сегодня был лучший секс в моей жизни!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 17 Принятие

Месяц спустя

— Леа, милочка, да вы просто гений своего дела!

Софья Белосельская — постоянная клиентка «Арс Витае», над чьим заказом я скрупулезно корпела последние месяцы, — расплывается в лучезарной благодарной улыбке. Пожилая женщина, потерявшаяся на рубеже тридцатых годов, а судя по экстравагантной пурпурной шляпе с узкими полями, украшенной чёрной вуалью, и шёлковым перчаткам выше локтя, она вдохновляется именно эпохой ар-деко, доверяет нашему ателье больше, чем кому-либо из реставраторов в нашем городе. За последние три года команда «Арс Витае» отреставрировала не менее пяти картин из коллекции родовой усадьбы Белосельских в пригороде Санкт-Петербурга.

— Вы вдохнули новую жизнь в это полотно! Мы уже потеряли надежду на его возможное восстановление!

Слёзы радости появляются на глазах любимой клиентки. Моё сердце сжимается в чувствительный комочек, а щёки вот-вот треснут от улыбки, непроизвольно растянувшейся на моем лице. Что ещё нужно профессионалу для признания своего мастерства?

Счастье и удовлетворение на лицах наших клиентов — это лучшая благодарность за проделанную работу. Каждый проект забирает частицу души, ведь для возрождения утерянных мотивов и образов холста нужно слиться с ним, стать его неотъемлемой частью.

— Благодарю вас, Софья Витальевна! — Сжимаю её худую морщинистую ладонь. — Я всегда с радостью берусь за реставрацию ваших картин. Одно удовольствие работать с Белосельскими! — говорю от всего сердца. Это чистая правда!

— Вы ещё такая молоденькая. Я бы хотела познакомить вас с моим внуком! Арсений — настоящий повеса и кутила! Ему как раз подойдёт такая хорошая и милая девушка, способная повлиять на его дурное поведение. Может, его голова на место встанет?!

Бабулька щурится, следя за моей реакцией.

— Спасибо, конечно, за предложение, но я девушка занятая, — смеюсь.

— Как жаль, ну да ладно! Мальчик уже взрослый, а мозги набекрень! — Отмахивается одной перчаткой и, кивнув водителю, чтобы забирал отреставрированную картину, прощается и покидает ателье.

Сегодня мне пришлось приехать на работу на час раньше обычного — было необходимо ещё раз перепроверить состояние холста и пробежаться по финальной версии документа о проделанной работе, прежде чем поставить на нём свою подпись.

— Герман Сигизмундович, а бонус за хорошую работу я получу? — набравшись смелости, решаюсь подколоть директора.

А что? Почему бы не попросить доплату за прекрасно выполненную работу? Я ничего не потеряю. Мало того, я впахивала за двоих, как раб на галерах, пока трудилась над последним холстом. Результаты лабораторных исследований, тестирование красок, оттенков, лакокрасочное покрытие и прочие детали — всё это координировала именно я. Спину не разгибала целыми днями. Пришлось даже взять десять сеансов массажа, без которого я теперь не представляю свою дальнейшую жизнь.

А ещё мой тренер Игорь расписал несколько вариантов тренировок до лета. Три раза в неделю по вечерам я с большим удовольствием пропадаю на двухчасовых тренировках, затем в сауне и джакузи. Я довольна результатом занятий, который стал заметен на некоторых упругих частях моего тела. До идеального рельефа ещё далеко, но к такому результату я пока не спешу.

— Леа Владимировна, у вас ничего не треснет? — ёрзая в кресле, начальник прямолинейно даёт понять, что бонусов ждать не стоит.

— Не треснет! — показываю ему язык. — Но стоило попытаться!

Хорошо, что директор хоть и жадный, но только до денег. Шутки он понимает и даже изредка практикует.

Прощаюсь с коллегами и выхожу на улицу, рассчитывая получить долгожданную порцию натурального витамина D3.

День сегодня прекрасный. Просто чудесный! На дворе начало марта, и весеннее солнце, с присущей ему скромностью, радует нас своими немногочисленными тёплыми лучами. Нескольких минут в день хватает вдоволь, чтобы надышаться и налюбоваться золотистым солнцем, а к вечеру снова приходится окунуться в прохладный морозный воздух.

Карина так и не вышла на связь с момента подачи заявления о пропаже, но одно радостное событие, произошедшее чуть больше недели назад, вселило в нас надежду, что подруга жива.

В конце февраля Марина озадачилась вопросом оплаты ЖКУ Карининой квартиры и была сильно удивлена, когда по её запросу от управляющей компании пришёл ответ, что все счета оплачиваются вовремя! Разумеется, больше никакой информации выяснить нам не удалось.

Беспокойство никуда не исчезло — мы до сих пор каждый день ждём, что она выйдет на связь, но счастливы тому, что она хотя бы жива!

Кари — самая сильная из всех женщин, которых я знаю. Я верю, что есть веские причины, по которым она решилась на такой радикальный шаг — пропасть со всех радаров. Нам ничего больше не остаётся, кроме молитв и веры в её благоразумие и благополучие.

Не вмешиваться в личную жизнь Лизы я зареклась с того вечера, когда мы с ней поцапались из-за клиента, с которым она ходила на якобы «рабочую» встречу в кафе. На каком этапе развития находятся их отношения с Димой, я не имею ни малейшего представления и представлять не хочу. За прошедший месяц мы ни разу не поднимали этот вопрос, хотя, как мне показалось, несколько раз она пробовала пробиться сквозь мою броню невозмутимости и поделиться какими-то личными переживаниями.

Я бы посоветовала ей не искать приключения на свою задницу и не пытаться усидеть на двух стульях одновременно. Но все свои мысли я держу при себе и не озвучиваю, чтобы избежать очередного ненужного скандала с подругой. Лиза нуждается в адреналиновых эмоциях и драйве, которые периодически путает с влюбленностью. Когда потребность в эпинефрине и дофамине достигает пика, Лиза отправляется на поиски новых приключений.

Никита умничка, все свободное время старается проводить со мной. За последний месяц мы несколько раз сходили в кино, посетили музей «Гранд Макет Россия» и попали в Мариинку на «Лебединое озеро». В прошлые выходные мы ездили на шашлыки к его родителям, где остались с ночёвкой. Никита с отцом рано утром успели сходить на рыбалку и поймать несколько неизвестных мне рыб, которых позже скормили их домашнему вислоухому коту Флемингу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мысли о расставании с Никитой меня не посещают, кажется, что жизнь снова налаживается…

Выхожу из автобуса на одну остановку раньше, прикинув, что в такую чудесную погоду можно прогуляться через парк. Снег ещё не везде растаял, но часть дорожек уже чистые и сухие. Первые прилётные грачи вовсю каркают с лысых веток деревьев, нагоняя суету.

Подхожу к небольшому пруду, в котором летом плавает пара чёрных влюбленных лебедей, и боковым зрением вдруг замечаю знакомую фигуру. На противоположной стороне водоема в компании взрослого мужчины в классическом чёрном пальто и девочки-подростка стоит Дима. По белоснежным волосам ребёнка догадываюсь, что она его родственница, возможно, сестра. Пруд не очень большой, и если у Макея хорошее зрение, то он вполне себе может меня заметить. Вокруг, как назло, ни души, а вечерние сумерки не спешат наступать.

Лицо Димы буквально пылает гневом, руки крепко сжаты в кулаки. Мужчина в пальто, резко подавшись вперёд, жестикулирует обеими руками и переходит на повышенный тон. Его резкий грубоватый бас долетает до моих ушей, врезаясь острыми мурашками в кожу. Я ёжусь от неприятных вибрирующих колебаний в воздухе, но глаз от представшей передо мной картины отвести не могу. Я застываю как вкопанная, не заботясь о том, что меня могут увидеть.

Белокурая девочка, зажав уши ладошками и склонив голову к груди, не двигается, отвернувшись к Диме. Он тянется к ребенку и, обхватив её за хрупкие маленькие плечи, притягивает к себе. Девочка тут же вжимается в него и зарывается лицом в пуховик. Одной рукой он нежно гладит её по волосам, а указательным пальцем другой разъярённо тычет в грудь собеседника, не скупясь на ответные слова, доносящиеся до меня лишь отрывками, которые невозможно разобрать. Мужчина отшатывается назад и нервно растирает лицо руками.

«Уходи отсюда скорее!» — обеспокоенно шепчет мой внутренний голос.

Понимая, что нужно срочно уносить ноги, осмеливаюсь последний раз взглянуть на Диму, как ловлю на себе его ошарашенный взгляд. Недоумение в глазах мгновенно сменяется бушующей чернотой и ледяной отстранённостью, а яростно стиснутые зубы и острые скулы демонстрируют, что я ему так же омерзительна, как и мужчина в чёрном пальто. Я похожа на безумную сталкершу, подглядывающую из-за лысых кустов за семейной драмой.

Отвожу глаза, испуганно озираясь по сторонам в поисках опоры, за которую можно ментально зацепиться. Не придумав ничего лучше, я просто разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и, прижимая к себе инстинктивно сумку, срываюсь с места, на котором меня застукали с поличным.

Мчусь куда глаза глядят.

Я стала свидетелем чего-то личного, о чём никто не знает, кроме их троих.

Очевидно, я последняя, кому Дима доверил бы свою тайну.

Размышляя о своей ничтожности в его глазах, меня начинает накрывать истерическая паника.

Господи, ну почему именно сегодня я потащилась в этот парк? Я никогда туда не хожу в это время года, но сегодня это чёртово солнце сбило меня с толку! Месяц Макея не видела и прекрасно жила! Не вспоминала касания его тёплых губ к моему виску, крепкие руки на бёдрах и талии. Не представляла, как мы занимаемся сексом на всех поверхностях моей квартиры. Тридцать дней я не изменяла Никите мысленно и чувствовала себя достойной девушкой! Пробежав несколько десятков метров, я останавливаюсь, чтобы отдышаться и привести мысли в порядок.

Я так больше не могу! Мне нужен совет близкого человека, иначе сойду с ума. Нашарив телефон в кармане куртки, вынимаю его и несколько секунд глазею в тёмный экран.

Снимаю блокировку и, нажав на вызов номера, решительно подношу смартфон к уху:

— Настя, привет! Ты дома? Я сейчас приеду!

Глава 17.1

Заскочив в круглосуточный магазин на первом этаже, покупаю бутылку красного вина, сырную и колбасную нарезки и упаковку винограда. С пустыми руками заявиться в гости с ворохом шокирующих новостей попросту стыдно и непривычно.

Что я ей скажу?

«Настя, я влюблена в Диму! Лиза и Никита ничего не знают, как и сам Дима, которому я не нужна!» — усмехаюсь себе под нос.

Обалдеть, я круглая идиотка!

Может, ещё не поздно уехать домой?

Нет, это будет глупо. Раз приехала, нужно идти.

После короткого звонка дверь сразу открывается, и на пороге меня встречает удивлённый и полный недоумения взгляд.

— Что-то случилось? — спрашивает Настя, беспокойно бегая глазами по моему лицу.

— Пойдем на кухню.

Резкими движениями скидываю пуховик, шапку и сапоги. Беру пакет с покупками и направляюсь на звук закипающего чайника.

— Сегодня вместо чая вот это.

Выставляю на стол набор «отчаявшегося человека» и мешком валюсь на стул.

Она молча смотрит на меня, склонив голову набок. Затем всё-таки достает штопор из выдвижного ящика и откупоривает вино, пока я открываю вакуумные упаковки с закусками.

— Леа, не пугай меня, что-то произошло? — Разливает по бокалам.

Драматически выдерживаю паузу — всего мгновение — и наконец произношу:

— Мне кажется, я влюбилась в Диму.

Вот я и призналась.

Кручу бокал в руке, всматриваясь в красную жидкость, будто там плещется какая-то морская живность.

— И когда ты это поняла? — совершенно спокойно, словно всё под контролем, задаёт вопрос Настя.

— Когда он ночевал в доме моих родителей… — Делаю глоток холодного вина.

— Это было месяц назад, а сегодня что произошло? — Аккуратно присаживается на стул, придвигаясь ближе ко мне.

— Ничего, — нагло вру. О проблемах Димы, свидетелем которых я не должна была стать, рассказывать не хочу даже близкой подруге. — Просто увидела его случайно в парке и почувствовала…

— Что он тебя сильно волнует? — договаривает за меня подруга.

— Да… — Делаю большой глоток, сердце бешено колотится, отбиваясь в пятках. — Я поняла, что он пизд*ц как меня волнует. Я с Нового года борюсь со своими чувствами, и мне кажется, чем больше я борюсь, тем хуже становится.

Настя стеклянными глазами смотрит в окно позади меня, растирая ладонью лоб.

— Дурная моя голова, да? — натянуто смеюсь.

— А до этого как ты его воспринимала? — задумчиво спрашивает.

— Ты же помнишь, — улыбаюсь одним уголком рта.

— Помню.

— Он мне сразу понравился, — признаюсь. — Но Дима меня не воспринимает как девушку. Ну и самое главное — он встречается с Лизой, а я живу с Никитой. Я не могу его бросить ради какого-то наваждения, существующего только в моей голове.

— Это все лирика, — отмахивается подруга от моих слов. — Ты не дурная, и, наверное, осознаешь, что одновременно двоих любить невозможно.

— Я не знаю…

— Признайся наконец сама себе, Леа? — Настя заглядывает в мои глаза с большой осторожностью.

Вероятно, боится спугнуть момент истины.

— Ты хочешь сказать, что я не люблю Никиту? — сдавленно спрашиваю, будто от её ответа зависит моё будущее.

— Да, именно это я и хочу тебе сказать. Ты никогда не любила Никиту, понимаешь?

Мотаю головой, уходя в отрицание сказанного подругой.

Что за бред? Как это… я никогда не любила Никиту?

Всегда любила!

Любила же?

— Ты не права, — начинаю спорить. — Никита добрый, заботливый, умный, красивый. Мне с ним хорошо!

— Ответь мне на один вопрос, пожалуйста. Представь, что Никита тебя бросает, неожиданно заявив о любви к другой. Что ты испытываешь от одной мысли об этом?

Я никогда не думала о таком исходе. Даже не представляла, что Никита может меня бросить. Абсурд какой-то.

Сейчас я мысленно пытаюсь заглянуть внутрь себя и отыскать скрытый отсек, отвечающий за ревность.

— Я… ну… очень неприятно…

Морщу нос, почёсывая его кончиком пальца. Я в замешательстве. Внутри не дерёт от мысли, что сердце Никиты может принадлежать другой женщине. Но я списываю стабильное спокойствие на то, что не сомневаюсь в его истинных чувствах ко мне!

— Сама мысль, что тебя предпочли другой, просто отвратительна. Её сложно пережить, но ничего общего с любовью это не имеет, — подытоживаю, пытаясь перехитрить саму себя.

Настя посылает мне снисходительную улыбку, как дурочке, которая ничего не понимает во взрослой жизни.

— Ещё что чувствуешь?

— Предательство, удар по самолюбию. В нашем с Никитой случае мне пришлось бы полностью перестраивать быт …

— Леа, — останавливает меня лёгким прикосновением руки. — Знаешь, что я чувствовала, когда меня Влад бросил?

— Ммм?..

— Я думала, что умерла в тот же момент, когда он сказал, что уходит к бывшей. Моё сердце перестало биться и запустилось снова только через несколько лет, когда боль от предательства немного поутихла.

Я отчётливо помню тот день, когда Настю бросил жених накануне свадьбы и со словами «Прости, я мудак, но я должен уйти» укатил в багровый закат. Хуже всего то, что изначально Влад был её лечащим врачом (у Насти с детства проблемы с лёгкими) и она к нему сильно привязалась. Казалось, он её безумно любил, но неожиданно ушёл к бывшей… Прошло уже шесть лет, а сердце Насти до сих пор закрыто на сто замков и щеколд. Конечно, она не ходит монашкой и встречается с парнями, но снова влюбиться она так и не смогла.

— Может, я, как Лиза, путаю физическое влечение с влюбленностью? — с долей сомнения озвучиваю внезапно возникшую мысль.

— Всё может быть, но подумай прежде всего над моими словами. Солнышко, разберись со своими чувствами к Никите.

Киваю, как сломанный китайский болванчик, и осушаю бокал до дна.

— Насть, а ты бы простила Влада, если бы он захотел вернуться?.. Я спрашиваю чисто теоретически, — добавляю в своё оправдание за неприятный вопрос. — Ты смогла бы его простить?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я раньше часто думала об этом, — рвано выдыхает, пряча глаза в бокале, и прикусывает щеку изнутри. — Первое время даже ждала, когда он приползёт и начнёт умолять простить его. А я бы раз за разом требовала подвигов… Но он не пришёл. А потом я вспомнила, как он оставил меня в пустой квартире наедине с ледяной глыбой боли и ни разу не надетым свадебным платьем… И, ты знаешь, я просто поняла, что он меня недостоин. Банально, но помогло.

Ухожу от подруги целиком переформатированной, как жёсткий диск, и с непонятным едким чувством на душе, будто на мне только что поставили эксперимент.

В словах Насти есть доля истины, но полностью их впитать в себя и переварить я пока морально не готова. Уход от Никиты, с которым мне хорошо и комфортно, кажется дикостью и инфантилизмом, так что я прячу эту мысль в самый дальний ящик. Зато о невозможности испытывать одинаково сильные чувства к двум мужчинам одномоментно я задумываюсь всерьёз — настолько, что проезжаю свою остановку, теперь я вынуждена возвращаться домой пешком в морозной вечерней темноте.

Глава 18 Покупка

— Ещё мельче нарезать нужно. — Мама кидает недовольный взгляд на мою разделочную доску с крупно нарезанным луком. — Что это с тобой, девочка моя? Задумалась о чём-то?

— Не, мам, всё хорошо. — Кладу ладонь поверх ножа и, мягко надавливая, измельчаю лук, пока он не превращается в крошку. — Прости, я и правда задумалась.

— Странная ты какая-то последнее время! Точно все хорошо? — не оставляет надежды докопаться до истинной причины моего тусклого настроения.

— На работе много проектов — ничего не успеваю, — показательно вздыхаю, лишь бы мама отстала с нудными вопросами о моём самочувствии.

Если расскажу ей хоть крохотную часть того, что меня волнует, она будет терзать меня вопросами до утра следующего дня. Обсуждать любовные переживания я больше ни с кем не планирую, особенно с папой или, того хуже, с Родниными. Они как раз должны скоро прийти на обед. Три часа мы героически лепим пельмени, и четыре десятка «пузатиков» из теста уже красиво выложены на длинной деревянной доске.

— Как дела у Лизы с Димой?

Ожидаемый вопрос ощущается легким уколом в грудь. После разговора с Настей я стала прислушиваться к реакциям своего тела, когда речь заходит о Диме с Лизой или Никите. Второе архисложно прочувствовать, потому что мой мужчина никогда не даёт поводов для ревности. Его телефон без пароля, а редкие входящие сообщения от коллег он никогда от меня не скрывает. Медицинскими шутками и мемами всегда делится со мной. В общем, идеальный мужчина…

Друзья Никиты — те же коллеги. Подозрительные личности, если такие и существуют, имеются сугубо в рабочем пространстве.

— Вроде хорошо у них все, — сдержанно отвечаю, педантично заворачивая кусочек фарша в тесто.

— Я рада за Лизу. Наконец-то встретила достойного мальчика, — очередной жирненький подкол от мамы.

— Угу, — бормочу.

«Этот «достойный мальчик» обозначил ей её место, как домашнему питомцу туалетный лоток, а она покорно согласилась», — договариваю уже про себя.

«А ты мечтаешь, чтобы он тебя трахнул!» — возникает внутренний демон.

Трясу головой, отгоняя зловещий противный голос.

Через полчаса на пороге дома появляется семейство Родниных. Тётя Тамара сносит меня с ног, захватывая в неповоротливые удушающие объятия.

— Леа, мне так стыдно, что из-за нас ты попала в такую страшную ситуацию…

Она с сожалением качает головой, деликатно гладя меня по плечам.

— Это была твоя дурацкая идея, — недовольно ворчит её муж Михаил. — Я сразу говорил, что ничего путного не выйдет! Валялась бы дальше себе эта икона в ящике и никому не мешала! Но нет же, — продолжает негодовать, — начиталась всякой ереси в интернете.

—Всё же обошлось, — пытаюсь сгладить разгорающийся скандал и незаметно делаю шаг назад, чтобы ещё раз не попасть в плен рук тёти Тамары.

Совсем не хочется снова поднимать тему роковой иконы, от воспоминаний о которой меня кидает в холодный пот. За прошедший месяц родители ни разу не упомянули, чем закончилась драматическая история. Ловлю себя на мысли, что, наверное, хотела бы узнать, в какой ее части была поставлена точка.

— Вы её продали?

— Если бы! — Михаил поглядывает на жену с нескрываемой иронией. Её лицо от стыда покрывается красными пятнами. — Спустя какое-то время два амбала заявились в наш двор на огромном чёрном танке…

Наверняка всё тот же Саня с подельником от какого-то Баха…

— …предложили сумму в два раза меньше той, что указана в документах на экспертизу.

От внезапного заявления округляю глаза и перевожу вопросительный взгляд на родителей. Мама притворяется, что по уши занята приготовлением пельменей, а отец с таким же ироничным видом, как у Михаила, наблюдает за Тамарой.

— А вы что? — обескураженно выдаю единственный возникший в голове вопрос.

— Я сразу сказал Тамаре прекращать маяться ерундой и отдать писанину в музей!

— Это не писанина! — не выдержав, раздражённо рявкает его жена. — Между прочим, на иконе изображен лик святого Николая Чудотворца! Бесценная вещь!

Папа давится смехом в сжатый кулак, изображая кашель, а мама, безмолвно приняв сторону подруги, напряжённо мешает в кастрюле пельмени.

— Да хоть Матерь Божья! — грохочет Михаил. — Фигнёй всякой маешься! Если бы мы не избавились от иконы, наш дом сожгли бы к чёртовой матери!

— В общем… мы отдали её в пользу государства… от греха подальше, — разочарованно лепечет мамина подруга, успокаивая мужа. — Пусть радует посетителей в одном из музеев Петербурга.

— Тоже вариант, — задумчиво отвечаю.

Действительно, всяко лучше отдать икону в музей, чем проснуться посреди ночи в полыхающем доме. Или не проснуться вовсе…

Вспоминаю тот вечер, и внутри скручивается морской узел. Ещё чуть-чуть — и я попала бы в больницу с диагнозом острого цистита, мои колени после падения заживали больше недели, а шрамы останутся надолго. Дима мог попасть в аварию и лишиться автомобиля. И это в лучшем случае…

И, несмотря на риски, которые обрушились на нас в тот вечер, я бы ничего не поменяла, даже если бы у меня был шанс.

— Пельмени готовы. Все за стол! — командует мама, расставляя тарелки и столовые приборы.

Отвлекаюсь на вибрирующий на столе телефон. Входящий от Лизы.

— У аппарата.

— Приветики, ты сегодня что делаешь?

— Сейчас пока у родителей, а потом не знаю. Может, останусь до завтра, Никита всё равно на дежурстве.

— Ммм… не хочешь на шоппинг?

— Сегодня? Я, наверное, не успею в город… — Электронные часы показывают два часа дня.

— Электричка по расписанию в город идёт через час, ещё успеешь. Ну пожалуйста! — умоляет елейным голоском. — Мы так давно никуда не ходили вдвоем! У Маринки через две недели день рождения, надо что-нибудь классное купить!

— Да, ты права, — нерешительно отзываюсь.

Настроение после разговора с Родниными на дне, но мысль о шоппинге приятной негой разливается в районе груди.

— Сейчас с папой поговорю, сможет ли до вокзала докинуть, и отпишусь тебе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Давай, милая, я тебя с электрички встречу!

Глава 18.1

— Пойдём в «Галерею». — Лиза хватает меня под локоть и ведёт в сторону торгового центра.

— Ну пойдём … — тяжело вздыхаю. — Блин, там сейчас людей просто тьма…

— Зато тут самый большой выбор!

— Что правда, то правда.

Кривлю губы и в моменте оказываюсь зажатой в карусельной двери между двумя пуховиками. Лиза смеётся, поймав наигранное недовольство в моём взгляде.

— Сначала кофе! — загорается подруга при виде вывески её любимой кофейни.

— Отличная идея! — Чувствую, что организм требует дозу кофеина перед «штурмом» магазинов.

Заказываем два обычных капучино и присаживаемся за маленький проходной столик.

— Ты так похорошела за последний месяц. — Она склоняет голову набок, «ощупывая» глазами моё лицо.

— Спасибо, ты тоже прекрасна, как всегда, — смущаюсь.

Я с завидной регулярностью представляю, как парень Лизы раскладывает меня на какой-нибудь поверхности, а сама краснею от её комплиментов. Когда я стала такой отвратительной личностью? Долго мне ещё лететь до самого дна? И на каком этапе жизненного пути я его пробью?

— Вы с Никитой случайно не решили перейти на новый уровень отношений?

— На новый уровень? — отупело переспрашиваю. — С чего это?

— Да просто в голову как-то пришло… — пожимает плечами.

— Не планируем пока что…

Вообще… к чему этот странный вопрос?

— Если будут изменения, ты будешь первой, кому я сообщу.

— Договорились. А мама с папой как?

— Отлично, ждут тебя в гости. Или вас с Димой. Папа без ума от него. Армия, все дела… — неловко проговариваю.

— Да, точно! Дима же был в армии, — улыбается без особого энтузиазма. — Он какой-то странный стал последние пару недель…

— В чём это проявляется? — задаю вопрос с излишним интересом.

— Вечно на каких-то тренировках пропадает. Может, избегает меня, а может, у него кто-то появился… — Лиза кусает губы и несколько раз подряд зачем-то включает и выключает экран телефона. — Я переживаю, что он потерял ко мне интерес.

— Такого не может быть! — выпаливаю на одном дыхании.

— Почему это? — вопросительно выгибает бровь.

Если они расстанутся, то, скорее всего, я никогда больше не увижу Диму. Ладони леденеют, колени сводит, а сердце неугомонно сбивается с пульса.

«Прекрати дрожать, сумасшедшее! Всё к лучшему! Забудешь его и посвятишь себя целиком и полностью Никите», — мысленно успокаиваю себя.

— Ну потому что! Как тебя можно бросить? — слетает с моих губ прежде, чем осознаю смысл сказанного.

— Леа, меня бросали почти все мои парни! Тебе ли не знать?! — горько усмехается Лиза, вращая кружку с нетронутым кофе.

— Прости… — виновато произношу. — Просто с Димой у вас как-то иначе. Ты сама рассказывала…

— Было дело… Кстати, «Мистер четыреста штук» меня на свидание пригласил… — расплывается в искренней улыбке.

Ах, вот к чему было импровизированное представление про отсутствие чувств со стороны Димы!

Ещё месяц назад я принялась бы отчитывать её, впала бы в истерику, пытаясь вразумить подругу, а сейчас ловлю себя на мысли, что устала… Она неисправима.

А мне больше не хочется носиться за ней, словно мамочка, быть вечно удобной жилеткой для слёз.

Просто хватит. Стоп.

Перегорела.

— Пойдёшь? — спрашиваю совершенно спокойно.

Внутри будто что-то тяжёлое обрывается и падает вниз, разлетаясь на куски. Нездоровая многолетняя забота о лучшей подруге?

— Если Диме пофиг, я должна его как собачонка ждать у порога, что ли?

— Мне казалось, вы на берегу договорились быть честными друг с другом. Поставь точку, если ты остыла… — Незаинтересованно веду плечом.

— Нет! — переходит на повышенный тон. — Ни в коем случае! С ним у меня лучший секс в жизни, и я пока не готова его терять.

— У тебя подход как у заправского мужлана. Девица хорошо даёт, поэтому можно и потерпеть вынос мозга, пока следующая не замаячит на горизонте. Так? — скептически улыбаюсь.

— Нет, я просто запуталась… А Рома очень милый, мне кажется, я ему понравилась.

— Ты и Диму две недели назад готова была боготворить, а сейчас он перестал быть таким весёлым, как раньше, вот у тебя забрало и «упало».

— Неправда! —презрительно фыркает.

— Да правда! Правда! Себе только не ври.

— Да ну тебя! — Вскакивает со стула и не оборачиваясь бежит к первому попавшемуся бутику.

***

— Ты неплохо подкачалась за последние пару месяцев. — Лиза с любопытством окидывает оценивающим взглядом мою фигуру, завёрнутую в недавно приобретённый свитер и обтягивающие джинсы. — Никита, наверное, от тебя не отлипает?

— Ну почему же, — криво улыбаюсь, перебирая вешалки с платьями, — отлипает, когда уходит на работу!

По правде говоря, эстетические изменения в моём теле не повлияли на степень его «прилипчивости» ко мне, но эту информацию я оставляю при себе.

— Пойду примерю. — Кручу перед лицом подруги длинным чёрным бархатным платьем на плечиках, демонстрируя его крой. — Посмотришь?

— Ага, — кидает мне, не обращая внимания на мой выбор. — Иди в примерочную, я сейчас подойду.

С трудом застегнув на спине молнию, расправляю многочисленные тонкие складки. Платье сидит кривовато, но обтягивающая тонкая ткань не скрывает оглушительный результат занятий спортом. Благодаря профессиональному подходу Игоря и его тренировкам мои бедра стали упругими, талия — стройнее. На руках появился изящный рельеф, а спина окрепла, придавая осанке грациозность. Мне нравится, как я выгляжу. Я стала более привлекательной и раскрепощённой.

Отчасти за внешние изменения я должна сказать спасибо Диме и его «серой мышке», коей он меня считает. Лизе — за то, что своей неземной красотой пробудила во мне здоровый дух соперничества и желание немного приблизиться к её королевскому пьедесталу. И пусть до внешних данных лучшей подруги мне далеко, как до голубой луны, но я счастлива тому, что вижу в отражении.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Покажись! — Лиза без предупреждения врывается в примерочную, вытаращив глаза в зеркало. — Фу! — морщится. — Снимай эту похабщину!

— Неужели так плохо? — даю последнюю попытку бархатной тряпице проявить себя, но… увы.

— Ужас ужасный! На! — Протягивает мне чёрное кожаное мини-платье. — Примерь.

— Эээ… — С сомнением принимаю вешалку с необычным нарядом. — Ты точно уверена, что мне такое подойдёт?

— Сто процентов! — коротко отрезает. — И покажись мне!

Быстро переодеваюсь в то, что подобрала мне Лиза, и замираю на месте. Платье плотно облегает тонкую фигуру, подчеркивая каждый изгиб моего тела, делая его более сочным. Чёрная кожаная ткань поблескивает в ярком свете, наряд акцентирует внимание на рельефности моих скромных форм. Грудь в V-образном вырезе кажется больше, чем она есть на самом деле. Вот это да!

— Ну как? — Шторка со звуком отодвигается, и на лице Лизы я вижу настоящее изумление. — Охренеть!

— Нормально село?..

Не могу до конца сообразить, кого я вижу в зеркале: серую мышь или какую-то дерзкую сучку?

— Если бы у меня был член, то он бы уже поимел тебя прямо в этой примерочной! — играя бровями, характерно хватается за «ширинку».

— Лиза! — гаркаю я.

— Да я в шоке просто! Это отпад. — Скользит взглядом по моей талии и бедрам.

— Берём!

— А Никита на празднике тоже будет? — с каким-то странным интересом спрашивает Лиза, когда мы с покупками выходим из торгового центра.

— Да! — захлёбываюсь в мнительной радости. — Ты не представляешь, как я счастлива, что Никита тоже пойдет! У него так редко выпадают выходные на выходные — просто чудо какое-то!

— Угу… чудо… — недовольно бурчит, но я не придаю этому значение.

Глава 19 Дать шанс

— Цветкова, зайди ко мне в кабинет. — Голова начальника мелькает в дверях мастерской и тут же исчезает.

Он вообще тут редкий гость. Конечно, вероятность того, что директор полностью доверяет качеству выполненных нашей командой работ, существует, но выглядит маловероятной.

— Добрый день, Герман Сигизмундович! — Стучусь в приоткрытую дверь и захожу в его кабинет.

Он машет ладонью в сторону кресла напротив и продолжает что-то печатать на компьютере ещё несколько минут. Затем снимает очки с логотипом известного бренда, бережно протирает их салфеткой и аккуратно складывает в чехол.

Директор у нас манерный.

— Ты будешь подавать заявку на участие в проекте Шато де Люмьер? — укоризненно спрашивает.

— Нет, — отвечаю с сожалением.

Я не идиотка и, как любая другая адекватная женщина, мечтаю перенять опыт у французских коллег, но разум не переставая твердит, что оставлять Никиту одного на несколько долгих месяцев будет не по-человечески. Я так перед ним виновата, что мне не отмыться от позора. В средние века меня бы насмерть закидали камнями за греховные мысли.

— Это ещё почему? — В словах сквозит претензия, его голова склоняется в мою сторону.

— Не могу, к сожалению. — Опускаю глаза на деревянную столешницу и замечаю кучу мелких царапин на глянцевой поверхности.

— Зря, Цветкова! — цокает языком. — Ты один из лучших работников, и нам было бы выгодно тебя отправить во Францию….

Жалобно смотрю на начальника, готовая пустить робкую слезу. Приятно, что впервые за долгую работу в ателье директор снизошел до похвалы, но сейчас это похоже на вынужденную манипуляцию.

— Но раз нет, значит, кто-то другой получит этот шанс! Свято место пусто не бывает. Поверина уже на низком старте.

— Герман Сигизмундович, не мучайте меня! — Смыкаю челюсти до хруста, чтобы не разреветься. — Ну не могу я!

— Хорошо, я тебя услышал, — отчеканивает и отпускает.

Выбегаю из кабинета, как из преисподней, и несусь к Лильке в мастерскую.

— Лиля!

Залетаю в комнату и торможу. Коллега кидает на меня гневный взгляд — напротив её рабочего места, уперев руки в бока, стоит высокий сухощавый мужчина с чёрными усами в тон шляпы на его голове. А не Ломоносов ли это собственной персоной пришел снова звать Лилю на свидание? Она мучает его уже который месяц. После первого похода в ресторан так и не решилась на второй. Долго не хотела мне в этом признаваться, зная, что начну уговаривать не морочить человеку голову и дать шанс.

Показываю пальцами знак, чтобы зашла ко мне после собрания, и возвращаюсь на свое рабочее место.

— Тебя во Францию не берут, что ли? — мерзким голоском запевает моя коллега по мастерской.

— С чего ты взяла? — дерзко огрызаюсь.

С Ладой Повериной мы в первый же её рабочий день не сошлись характерами. Она не умеет держать язык за зубами, который, как чесоточный, зудит не переставая, особенно по части сплетен. Подобное я отрезаю на корню. Я готова обсудить детали по работе, но не причину, почему наш скульптор Матвей в свои двадцать девять лет до сих пор девственник. Благо, мастерскую мы делим всего два дня в неделю.

— Все заявки подали, а ты у нас одна жена декабриста! Жертвенность скачет впереди самореализации! — ядовито фыркает.

— Погоди, когда это Герман Сигизмундович вызывал тебя к себе в офис, чтобы предложить вне конкурса поехать передовым специалистом во Францию? Дай-ка подумать? — Задумчиво прищурив глаза, стучу, перебирая пальцами по своему подбородку. — Вспомнила! Никогда!

— А я всё равно поеду! — шипит в мою спину.

— Только потому, что я отказалась!

— Сучка! — летит из раскрытой настежь двери.

Побежала уже кому-то жаловаться.

— Ого… — На пороге возникает растерянная Лиля. — Что я пропустила?

— Лада снова в своем репертуаре, ей нужно все местные сплетни собрать. Жди, завтра по «Арс Витае» будет гулять байка, что я сюда через постель попала…

— Пфф… — фыркает рыжеволосая подруга, заливаясь краской. — Наш директор и интим — вещи, кажется, из параллельных миров!

— Да кто его знает? Может, он в… — Морщусь от нежеланных картинок в голове. — Даже думать не хочу об этом. Это был Ломоносов? — осторожно спрашиваю следом.

— Да, это он… — Её глаза лихорадочно блестят, а губы кривятся в ироничной улыбке.

— Лилюшка! — Подхожу ближе к давно уже ставшей подругой коллеге и трясу за плечи, чтобы вразумить упрямую. — Ты же влюбилась без памяти!

— Да Бог с тобой, женщина! — брыкается.

— Бог, дорогая моя, с тобой, раз послал тебе идеального мужчину!

— Скажешь тоже…

— У тебя глаза блестят как два хрустальных шара! Почему ты каждый раз ему отказываешь?

— Я боюсь, Леа…

— Чего конкретно? — удивлённо хмурюсь.

— Он слишком умный для меня! Я не потяну такого мужчину. В один прекрасный день он поймёт, что я ему неровня, и разочаруется во мне…

— Глупости какие! Прошлые неудачи никогда нельзя накладывать на настоящую жизнь! Он тут пороги обивает с утра до вечера, ради тебя на реставрацию книги приносит в идеальном состоянии. Всё делает, лишь бы на тебя посмотреть!

— Я знаю… — всхлипывает.

— Ну вот собралась давай и вперёд на свидание!

— Я подумаю… — Растирает слезы по раскрасневшемуся лицу и наконец улыбается.

— И послушай меня! — Держу крепко её за плечи, не отводя взгляд, чтобы впитала мои искренние слова как картина — лаковое покрытие. — Ты — умнейший человек из всех, кого я знаю! Ты — уникальная женщина в своём роде деятельности, которая всю жизнь посвятила реставрации книг. Вы с Ломоносовым и его редким даром коллекционировать книги Богом созданы друг для друга!

— Развели тут богадельню! — неожиданно раздаётся за спиной знакомый писклявый голос.

— Поверина! — Разворачиваюсь к ней лицом, глаза наливаются кровавым раздражением. — Чего ты пристала? Своей личной жизни нет? Тогда завидуй молча счастливому человеку!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ага, щас! Идите на кухню, если есть время на болтовню, а мне нужна тишина на рабочем месте! В конце концов, я планирую ехать работать во Францию, сейчас мне требуется максимальная концентрация на текущих проектах!

Лада демонстративно садится в свое кресло и начинает греметь инструментами, переставляя и перекладывая кисти, шпатели и баночки с растворителями, которыми заставлено её рабочее пространство.

— Не буду отвлекать, увидимся позже, — охрипшим от слёз голосом лепечет Лиля и оставляет нас вдвоем.

— Да что ж такое?.. — Лада округляет свои маленькие глаза, услышав мелодию входящего звонка на мой мобильный.

Отмахиваюсь от неё как от надоедливой мухи.

— Добрый день, — отвечаю на незнакомый номер.

— Добрый день, Цветкова Леа?

— Да, слушаю.

— Это салон красоты «Розовый шёлк», вы к нам записаны на завтра на три часа дня на стрижку, укладку и вечерний макияж. Вы подтверждаете запись?

— Да, я буду!

Глава 20 Сумасшедшая встряска

Приезжаем в ресторан с Никитой ровно к назначенному времени. Место, арендованное Мариной на празднование дня рождения, впечатляет своим дизайном и стильным современным декором. Уединенная VIP-зона, где уже расположилась именинница со своим спутником Максимом в ожидании немногочисленных гостей, украшена свежими яркими цветами фиолетовых и розовых оттенков. Цветочный аромат наполняет пространство сладковатым дурманом. Стильный мраморный стол, велюровые кресла и длинный полукруглый диван черничного градиента подчеркивают премиальность выбранного заведения.

— С днём рождения, дорогая! — Приобняв подругу, я с восхищением оглядываю её с ног до головы. — Ты сегодня великолепна…

Образ именинницы не уступает грандиозности места празднования: великолепное бархатное платье в пол цвета спелой вишни подчеркивает изгибы её безупречной фигуры. Глубокий вырез на спине делает силуэт еще стройнее, придавая образу женственности и утонченности. Роскошные огненные волосы уложены в мягкие волны, струящиеся по плечам.

Невозможно догадаться, что эта эффектная, шикарная девушка — мама пятилетних двойняшек.

— А я, в свою очередь, поражена твоим выбором! — Марина сканирует меня своим фирменным «материнским» взглядом, затем хитро подмигивает. Вальяжно наклоняется и шепчет мне на ушко: — Ты просто ходячий секс! Тебе безумно идёт смоки айс к этому платью. Ещё бы плётку…

— Марина! — шиплю, чувствуя, как щёки заливаются краской.

Я никогда не получала подобных комплиментов в свой адрес, и теперь, в двадцать пять, учиться принимать их даже от близкой подруги кажется непосильной задачей. Где я и где сексуальность? Никита всегда сдержан в проявлении чувств: его восхищение выражается в легких поцелуях и объятиях. Или как сегодня… Когда, полная надежд, я надела новое кожаное платье, мечтая, что первобытное мужское начало заставит его прижать меня к ближайшей стене, я услышала лишь: «Ты преобразилась в лучшую сторону. Платье подчеркивает твою подтянутую фигуру». Ни намёка на пошлость… Хотя иногда безумно хочется…

— Никита, ты счастливчик! — Марина многозначительно смотрит на него, намекая на меня.

Никита уже успел познакомиться и обменяться парочкой доброжелательных фраз с Максимом и расслабленно расположиться на диване.

— Я в курсе, — мягко отвечает мой парень, легким жестом приглашая меня к себе. Я, не задумываясь, забираюсь ближе к нему и тянусь с поцелуем, на который он охотно отвечает.

Спустя минут десять в зал заходят Лиза, Настя и… Дима. Сердце взмывает вверх, как непослушная птица, и бьётся о стеклянную перегородку VIP-кабины, тараня её напролом. Зачем он пришёл? Я была уверена, что Макей найдёт тысячу причин, чтобы пропустить этот вечер. Разумеется, не из-за меня, а потому, что между ними с Лизой выстроилась странная, непонятная линия отношений.

Сталкиваемся взглядами. Внутри что-то скрипит, словно старая мельница, измельчая воспоминания о том, каким пренебрежительным взглядом он наградил меня две недели назад. Горечь разливается по венам, оставляя жгучий привкус обиды. Между нами ничего нет, но этот мужчина умеет разворотить всё внутри одним лишь взглядом.

Никита, будто почувствовав вибрации моего тела, напрягается и крепче сжимает мою талию. Мне льстит это редкое проявление собственничества.

— О, класс! Все уже в сборе! — Лиза пробегается по присутствующим, одаряя каждого поцелуями и объятиями.

Мужчины обмениваются приветственными рукопожатиями. Именинница принимает огромные разноцветные букеты и кучу подарочных коробочек и пакетиков.

Мы с девочками решили подарить подруге сертификат в СПА с процедурами по уникальной методике «Сказки Марокко» и конную прогулку для Марины с детьми.

— Можно я тост скажу? — Немного смелею после нескольких глотков шампанского, во мне вспыхивает желание высказать то, что расцвело в душе.

— Ну наконец! Дождалась! — смеётся она, прижимая руку к сердцу.

Максим бережно обнимает её за плечи и невесомо целует в висок.

Внешность бывает обманчива. Греческий бог (мужественное смуглое лицо Максима, густая кудрявая шевелюра чёрных волос) ассоциируется с чем угодно, кроме моногамии. И тем не менее он по уши влюблён в Марину.

— Милая, ты воистину являешься одной из тех женщин, кем никогда не устанешь восхищаться! В тебе сочетаются абсолютные противоположности: колкость и нежность, дерзость и смиренность…

— Ну как сказать… — усмехается Максим, негрубо перебивая мою пламенную речь. — Последнее пока что под вопросом.

— Дурак… — Марина улыбается, утыкаясь носом в его плечо.

Если бы Гордеев увидел искреннюю нежность между этими двумя, то его бы разорвало напополам от едкой ревности, но он безбожно запорол свою семейную жизнь.

— И всё же… — продолжаю я, подхватывая волну всеобщего веселья. — Ты неповторима! Сегодня бокалы осушаются только в твою честь!

Вечер проходит в тёплой и весёлой атмосфере, в окружении близких друзей. На какое-то время я даже забываю, что неподалеку от меня, рядом с Настей, сидит Макей. Подозреваю, подруга специально села так, чтобы я не сгорала от стыда перед Никитой, оказавшись бок о бок с Димой. За весь вечер он никак не проявил себя, за исключением нескольких коротких диалогов с Максом и со своей спутницей. Лиза и вовсе притихла, проведя половину вечера уткнувшись в экран телефона, что для неё несвойственно.

— Чёрт, старшая медсестра звонит, — предугадывает Никита, нащупывая вибрирующий телефон в кармане джинсов.

— Ты знал наперёд, что так будет, поэтому не пил? — иронично спрашиваю.

— Нет… — Он нежно касается моей щеки, проводя по коже большим пальцем. — Прости, милая, но я должен ответить.

— Конечно, — смягчаюсь. — Я тебя провожу и заодно проветрюсь. Тут как-то душно…

Никита выходит в коридор, чтобы ответить, а я встаю с дивана, чувствуя, как сердце вновь начинает сбоить.

Поправляю подол платья, которое предательски задралось до критической отметки, и ловлю на себе взгляд Димы. Озлобленный, наполненный тягучей неприязнью. Не пойму, когда я стала его врагом? И главное — за что?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мои пальцы невольно дрожат. Скрестив руки на груди, я протискиваюсь между Димой и стеклянной стеной и, не оглядываясь, выскакиваю в зал.

Попрощавшись с гостями, Никита просит проводить его к такси. Озадаченный неожиданным вызовом, он не замечает, что со мной что-то не так, не понимает, почему моё сердце колотится словно ошалелое. Ему не до этого.

Жадно целую его в губы, словно пытаюсь убедить саму себя, что между нами всё как прежде и ничего не происходит. Он садится в такси, провожаю его задумчивым взглядом, а сама не тороплюсь назад, желая надышаться свежим прохладным воздухом.

В голове творится хаос. Это чувство похоже на состояние человека, отходящего от наркоза: ты осознаешь, кто ты и где находишься, но разум все ещё в туманном капкане.

Может, послать всёо к черту? Оставить Герману Сигизмундовичу заявку и уехать во Францию? Никита проводит на дежурствах в три раза больше времени, чем дома. Если вычесть часы на сон… то на меня почти ничего не остаётся. Неужели я жертвую своей карьерой ради этих редких моментов, когда собственную карьеру он ставит в приоритет?..

Щелчок зажигалки и приглушённый звук сигаретной затяжки вырывают меня из далеко не самых радужных мыслей.

— Не задубеешь?

Знакомый хриплый голос пробегает по моей коже табуном мурашек.

— Тебе-то какая разница? — грубость непреднамеренно вырывается сама собой.

— Мне — никакой. Парень твой будет переживать.

Ухмылка растягивается на красивом лице Димы. Сглатываю, наблюдая за тем, как его сексуальные губы затягиваются сигаретой.

— Ты куришь? — запоздало спрашиваю, не в силах оторвать взгляд.

— Редко. — Он прищуривает один глаз. — Это вторая за год.

— Ясно.

От него исходит странный, незнакомый до этого момента холод, и мне становится не по себе.

Говорить нам особо не о чем, поэтому я разворачиваюсь, демонстративно потирая свои плечи, намереваясь покинуть террасу. Но повисшая между нами недосказанность заставляет меня остановиться и озвучить следующие слова, о которых я сразу жалею:

— Ты прости меня, я невольно стала свидетелем вашей… ммм… ссоры в парке. Если тебе понадобится дружеское слово или совет, я всегда могу выслушать.

Лицо Димы мгновенно меняется. На его губах появляется хищный, озлобленный оскал.

— Вылезла из своих серых тряпок и думаешь, что можешь теперь лезть в чужие дела?

— Что? — Опешив, глотаю ртом воздух. — Да как ты смеешь?!

— Когда тебе надоест строить из себя хорошую девочку?

Он делает один шаг ближе, затягиваясь никотином. Выдыхает дым в миллиметре от моего лица. В нос проникает терпкий запах табака. Я не могу сдвинуться, чувствую, как тело застывает окаменевшим воском. Тёмным омутам его глаз невозможно противостоять.

— Готов поспорить, одно мое прикосновение — и ты уже вся мокрая.

Я вспыхиваю как сухая трава. Сгораю дотла за долю секунды от унизительных слов, брошенных самодовольным кретином.

— Отвали! — шиплю ему в лицо, сжимая ладонь, готовясь нанести удар. — Ты озабоченный!

— И не подумаю.

Жесткая хватка на моем запястье не позволяет довести задуманное до конца. Одним движением Дима грубо подтягивает меня к себе. Ноги не слушаются, дыхание сбивается, грудь судорожно вздымается в такт его бешеному дыханию. Наши взгляды сталкиваются в безмолвной войне, и всего на долю секунды кажется, что весь мир сузился до нас двоих.

Громкий хлопок двери отрезвляет, возвращая меня на Землю.

— Гордеев ворвался в ресторан! — восклицает взвинченная Настя, выбегая на террасу.

Глава 20.1

— Гордеев ворвался в ресторан! — восклицает взвинченная Настя, выбегая на террасу.

Её глаза растерянно мечутся по мне, затем проходятся по Диме, задерживаясь на моём запястье, которое он всё еще крепко держит. Лёгкое прикосновение рук могло бы совершенно ничего не значить, если бы не одно «но»… мы оба несвободны.

Я инстинктивно выдёргиваю руку, но Дима сам отшатывается назад, словно только что вынырнул из транса. Его потемневший хищный взгляд сменяется растерянностью в глазах, которые вновь приобретают привычный дымчато-голубой оттенок.

— Как он сюда попал? — Обескураженно оборачиваюсь ко входу в ресторан. — Я провожала Никиту, но Кирилл здесь точно не проходил.

— Я не знаю! — Настя пожимает плечами, обнимая себя руками, укрываясь от вечерней прохлады. — Я вышла в туалет и наткнулась на него с охраной в коридоре. Он был так зол, что даже не заметил меня! — Вскидывает на меня испуганный взгляд. — Я сразу побежала вас искать.

— Кто такой Гордеев и почему ты так напугана? — Макей сдержанно вступает в разговор, выкидывая потухший окурок.

— Это бывший муж Марины, который с ума сойдёт, если увидит её с Максом. — Настя шумно выдыхает, прикусывая губу.

Брови Димы едва приподнимаются, в глазах мелькает заметная тревога за друга.

— Он совсем отбитый? — Проводит рукой по затылку, взлохмачивая растрёпанные ветром волосы, словно прокручивает в голове какие-то тревожные мысли.

— Всё возможно, — бормочу, стараясь не встречаться с ним взглядом. — Кирилл последнее время сам на себя не похож.

— Пойдёмте скорее!

Подруга, крутанувшись на каблуках, устремляется ко входу. Открывает дверь, придерживая её, чтобы мы быстрее последовали за ней. В два шага преодолеваем расстояние до VIP-зоны, но в коридоре нас резко останавливает мужчина в деловом сером костюме с бейджиком на груди.

— Вы гости из VIP-комнаты? — хмуро спрашивает Александр, администратор ресторана.

— Да, — неуверенно киваю.

— Если эти амбалы не покинут ресторан в течение пяти минут, мы будем вынуждены вызвать полицию, — с волнением в голосе информирует нас.

Я раскрываю рот. Какие, к чёрту, амбалы?

— Не нужно, сейчас всё решим, — успокаивает его Дима, но тот уже испаряется в дверях служебного помещения.

Настя не преувеличила. Два огромных телохранителя в чёрных костюмах, напичканные тактическими наушниками, охраняют вход в VIP, словно два злобных пса.

Марина не рассказывала, что в делах её уже бывшего мужа за последние годы произошли такие крутые повороты, что теперь он вынужден ходить с охраной. За дверью слышится возня и приглушённые удары.

— Пустите, мы гости! — требую, прислушиваясь к происходящему за дверью.

Музыка из ресторана смешалась с голосами гостей и официантов, заглушая посторонние звуки и создавая обманчивое ощущение, что внутри всё спокойно.

— Не положено, ждите здесь, — отвечает механическим голосом один из охранников.

Дима смачно ругается и опускает голову, упираясь на стену двумя руками. Настя поджимает губы, сдерживая подступающие слёзы. Учитывая её склонность к сентиментальности, я удивлена, как она до сих пор не разревелась на моём плече.

Наверное, держится из последних сил, чтобы не напугать Марину.

— Пожалуйста, хотя бы одну меня пустите, — перехожу на жалобный тон, сжимая ладони. — Там мои подруги. Я хочу убедиться, что все целы.

— Ничему жизнь не учит, — сквозь зубы цедит Дима. — Стой тут, Макс всё решит сам. У него отличная военная подготовка.

— Тебя забыла спросить, — огрызаюсь.

Настя снова тяжело вздыхает и закатывает глаза. Охранник за долю секунды цепко сканирует меня взглядом с ног до головы, останавливаясь на руках.

— У меня ничего нет. — Поднимаю ладони и оборачиваюсь вокруг своей оси, выставляя напоказ короткое кожаное платье и высокие ботфорты, обтягивающие мои стройные ноги как вторая кожа. — Платье без карманов.

Очередной непонятный взгляд Димы из-под ресниц взбивает мои внутренности венчиком, но сейчас не время грезить, поэтому я быстро усмиряю нарастающее внутри волнение.

Помешкав с полминуты и не произнося ни слова, охранник открывает дверь, пропуская меня внутрь. Одну.

Слышу за собой недовольный скрежет челюстей.

От картины, представшей перед глазами, у меня перехватывает дыхание. Я машинально прикрываю рот рукой, чтобы не застонать от накатившего шока. Обезумевший от ярости Кирилл припирает Макса к стене, сминая кулаками ткань его свитера.

Совсем некстати в голове всплывает история про отчаянного «террориста» и его жену. Проблема Кирилла в том, что Марине не нужно делать выбор: он сделал его сам за двоих ещё задолго до сегодняшнего вечера.

Из-за накала страстей никто не замечает моего появления, и только Лиза, вжавшись в диван, таращит на меня свои испуганные голубые глаза, недоумевая, зачем я сюда вернулась. Нужно было остаться снаружи и ждать, пока произойдёт что-то непоправимое? Ну уж нет!

Макс хладнокровно воспринимает атаку Кирилла, и кажется, что за его бездействием скрывается уже хорошо продуманный план. Он не из робкого десятка, многолетний опыт в рукопашных схватках сделал из него уверенного в своих силах мужчину. За Марину он пойдет до самого конца, и в этом нет никаких сомнений, но сейчас он сознательно позволяет Гордееву проявить себя и показать, на что тот способен.

— Отпусти его, сволочь! — Марина вскидывает голову, глаза сверкают дикой злостью.

— Ты моя жена! — рычит Кирилл, едва повернув голову в её сторону. От его звериного голоса меня бросает в дрожь. — Ты слышишь? Ты. Моя. Жена!

Глаза Макса наливаются кровью, мышцы заметно каменеют.

— Ты охренел? — Марина топает каблуком и разъярённо сжимает кулаки. — Мы в разводе!

— Да мне пох*й на эти бумажки! Я сказал! Ты! Моя! — ревёт и вжимает Макса ещё сильнее в стену. — А тебя я урою, с*ка!

Максим, теряя остатки самообладания, резко захватывает его запястье и выкручивает сначала вниз, затем наружу. Движение отточенное, профессиональное. Его кулак тяжёлым ударом врезается в нос противника, оглушая помещение глухим хрустом ломающихся костей. Металлический запах крови мгновенно проникает в ноздри. С дрожащих губ Марины срывается жалобный стон.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

От пронзающей боли Кирилл рефлекторно зажмуривается и наклоняется вбок, позволяя Максу освободиться от его хватки.

Они же перебьют друг друга, идиоты! Я готова кричать, чтобы они остановились, но губы будто склеились намертво.

— Я успею открутить твою голову, даже если твои охранники пристрелят меня, — бросает Макс в окровавленное лицо Гордеева.

— Да пошёл ты! — раздувая ноздри, рявкает Кирилл, вытирая кровь с лица рукавом брендового пиджака. Морщится. Желваки на озверевшем лице проступают чётче.

— Пожалуйста, отпусти его… — шепчет Марина, делая шаг ближе и чуть сжимая плечо Макса. — Ему нужно в больницу. Он просто не в себе…

Нехотя, но он делает, что она просит, и отходит в сторону, позволяя ей самой решать, как поступать с бывшим мужем.

Два тестостерона столкнулись в схватке за даму своего сердца, но один из них уже заведомо проиграл.

— «Нас» больше нет. Уймись, — устало, но спокойно проговаривает Марина, опираясь на стену рядом с Кириллом.

— Я люблю тебя. Ты мать моих детей!

Зажмурившись, он бьется головой о стену, намеренно причиняя себе физическую боль, чтобы заглушить душевную. Один удар. Второй. Его внешний вид пугает до чёртиков. Ему срочно нужен врач и помощь психотерапевта.

— Ты всё разрушил. Сам. — Её броня даёт трещину, по щекам ползут дорожки слёз. — И праздник… ты его тоже испортил, — всхлипывает. — Тебе нужно в больницу, Гордеев. Исчезни уже из моей жизни.

И он исчезает. Спустя несколько минут вместе с охраной он покидает ресторан тем же путем, что и пришёл, — через техническое помещение. Оставляет за собой лишь шлейф разрушенного вечера, вспоротой боли и не до конца пролитых слёз женщины, которую предал.

Глава 20.2

— Тут ещё целый стол нетронутой еды.

Марина безразличным взглядом окидывает пространство, где ещё полчаса назад мы весело и непринуждённо отмечали праздник. Максим заботливо прижимает девушку к себе, кутая в шерстяное покрывало и пытаясь унять ее дрожь. Наша рыжая красавица даже с потёкшей тушью и размазанными по щекам румянами выглядит как лучшая версия русалочки Ариэль.

— Не думай об этом, — аккуратно целует в носик, — это не самое важное.

Сентиментальность момента зашкаливает — приторная розовая вата. Глядя на трепетное проявление эмоций Макса, я впервые в жизни ощущаю уютное тепло, не возникает желание противиться ему и протестовать.

Как же прекрасно, когда смелый и решительный мужчина не боится проявлять свои чувства.

Рядом с Максом подруга кажется маленькой девочкой, о которой хочется позаботиться. Истину говорят, что женщине нужны крепкие мужские объятия и настоящая поддержка. Тогда даже самый свирепый ураган, крушивший всё вокруг, покажется лишь незначительной встряской в лифте.

Меня и саму трясёт от пережитых эмоций.

Дима, убедившись, что никто не ранен, сразу куда-то исчезает. Вероятно, решает подышать свежим воздухом, освежить голову и выкурить третью за год сигарету. Настя пребывает в полуобморочном состоянии, но заботится о том, чтобы официанты завернули остатки еды с собой. А мы с Лизой, склонившись над полом, старательно оттираем засохшие капли крови от высококачественного итальянского ламината.

Жалко мудака Гордеева.

Когда я увидела его разбитое лицо, искажённое болью осознания безвозвратности потери любимой женщины, моё сердце сжалось от сострадания. Он сожалеет. Неподдельно. Искренне.

Как же так получилось? Неужели грязное, мимолётное помутнение рассудка с нелюбимой стоит потери семьи? Неужели это можно поставить на одну чашу весов с любовью всей жизни, включая свою собственную?..

Мои родители вместе больше двадцати лет, отец ни разу не давал матери поводов подозревать его в связях на стороне. Помню случай, когда я была совсем маленькой, училась в первом или втором классе, мама сильно переживала, что у отца на заводе появилась новенькая молодая сотрудница, которая как полоумная названивала нам домой по вечерам. В итоге папа обратился к руководству, девушку перевели на завод в другой город. Я верю, что у отца с ней ничего не было. Другой правды я не хотела бы знать.

Мама всю жизнь смотрит на отца как на единственного мужчину в мире, но прекрасно умеет демонстрировать свои границы, оставаясь любимой женщиной в его глазах.

Отгоняя подальше от себя презренные мысли об изменах, я упорно натираю пол до блеска, выплескивая через это действие всю скопившуюся агрессию и негатив.

— Девушка, вставайте, у нас для этого есть уборщица!

Я вздрагиваю от неожиданности, поднимаю голову и ловлю на себе озадаченный взгляд администратора, который буквально полчаса назад порывался вызвать полицию. Кручу головой по сторонам, замечая, что Лиза уже собралась и ждёт, пока я очнусь.

— Ты в каких мирах там летаешь? — хмыкает, затягивая пояс своей норковой шубки.

Все уже собрались, осталась одна я?

— Задумалась об изменах…

Последовав совету администратора, оставляю тряпку на полу и встаю, поправляя платье и сапоги. Представляю, как выглядела моя задница, когда я стояла на коленях в коротком платье, да еще и с задранным подолом. Никита пропустил всё самое интересное…

— Пффф… смысл?

— Ну как бы у нас на глазах семья распалась, — иронизирую.

Её это «пффф» на серьёзные вещи порой жутко бесит. До ужаса!

— Все события, все поступки, как показывает жизнь, — не зря… — философски изрекает Лиза.

— Угу, только Марина с Гордеевым прекрасно жили, пока деньги не засрали его мозг. И вот сегодня мы увидели результат! — почти огрызаюсь, но вовремя беру себя в руки.

Лиза ведь тоже права. Макс — классный парень, и я не уверена, что он испытывает дефицит женского внимания, но полюбил Марину «с прицепом». И я не о детях. Я об её озверевшем бывшем муже.

Надеваю приталенное бежевое пальто с меховым воротником, которое я по праздникам достаю из чехла, цепляю сумочку с дивана и ещё раз осматриваю помещение. Желание возвращаться в этот ресторан появится ещё не скоро. Если вообще появится.

— Это не совсем про деньги, — цокает подруга языком, подхватывая меня под руку, и мы вместе направляемся к выходу, где нас ждут остальные. Я кидаю на неё вопросительный взгляд.

— Это грёбаная вседозволенность, — чётко отрезает, и тут я не могу с ней не согласиться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 21 На дне

Покинув дьявольское заведение, я осознаю, что не вызвала такси и не уточнила у девочек, кто на чём планирует добираться домой. На улице темно, воздух пропитан морозной свежестью, а температура опустилась ближе к нулю. Зябко. Холодный ветер навязчиво забирается под подол платья, заставляя бёдра сжиматься от неприятной колючей прохлады. Идиотка. Надо было надеть плотные капроновые колготки, а не тонкие чулки.

— Девчонки, мы поехали! — резко объявляет Макс.

В смысле? А где Дима? Неужели уехал?

Странно, что вот так вот, ничего не сказав, оставил свою девушку и умотал не попрощавшись.

— Дима сейчас подъедет и отвезёт нас домой, — говорит Лиза, заметив наши с Настей растерянные лица. — Нам пришлось припарковаться на соседней улице, потому что тут запрещено. — Показывает на знак эвакуатора.

Я машинально хватаю себя за запястье, где ещё совсем недавно ощущала его жёсткий захват.

Противоречивый укол жалит в грудь, впрыскивая непрошенное огненное пламя, жжёт внутри и расползается по венам.

Они с Лизой сейчас поедут домой. Вместе. А я вернусь в пустую квартиру, где единственным, кто меня ждёт, будет засохший росток алоэ вера.

— Девочки, простите за этот кошмар, который устроил Кирилл… — Марина виновато ёжится.

— Не сходи с ума! — Лиза кидается на подругу, зажимая её в тиски объятий. — Проведите остаток вечера с Максом «назидательно» и забудьте о том, что произошло!

Обнимаемся, целуемся и сажаем ребят в такси, ожидая, что Дима подъедет с минуты на минуту.

— Сейчас бы Карина вставила какую-нибудь очередную бездушную шуточку в своём репертуаре. О том, что произошло, — тоскливо вздыхает Настя.

— Да, что-то вроде «Чёртов Гордеев не мог подождать, пока мы нормально поужинаем и повеселимся, а потом прийти махать своими кулаками, желательно после нашего ухода!».

У Лизы почти получается изобразить голос подруги, и мы на миг улыбаемся, представляя её. Ностальгируем.

— Ага, только кулаками махал не он, — напоминаю.

По собственной воле Кари бы никогда не забыла поздравить ни одну из нас (кроме Лизы, по её же просьбе). Её мать постоянно забывала о дне рождении дочери и появлялась лишь спустя два-три дня с какой-нибудь плюшевой зверушкой, которых Кари ненавидит с детства по понятной причине.

— Последнее время слишком много всего происходит, — резюмирую. — Как там сказала Марина? «Я не вывожу»?

— Да, именно так.

— Вот ещё чуть-чуть… и я буду как Марина.

— Ладно тебе, не преувеличивай. — Настя отрывается от дороги и смотрит на меня так, будто не узнаёт черты моего лица. — Леа, только, пожалуйста, не наделай глупостей. Заверши одно, прежде чем начать что-то новое, — шепчет тихо-тихо, чтобы услышала только я, и в подтверждении своих слов крепко сжимает мой локоть.

Её предупреждение как удар пыльным мешком по голове: вроде не особо больно, но глаза остро режет от накатившего стыда.

— О, Дима подъехал! — восклицает Лиза. — Пойдёмте быстрее, пока мы пятые точки не отморозили.

Дима забирает у Насти пакеты с едой и складывает их в багажник. Мы садимся на заднее сиденье, а Лиза — на свое законное, переднее пассажирское. Ноздри щекочет знакомый аромат салона автомобиля с нотками морского бриза. Воспоминания о погоне, будто это всего лишь плод моего воображения, болезненными кадрами всплывают в моей голове. Я откидываюсь на подголовник сиденья и прикрываю глаза. Не хочу видеть ни Диму, ни Лизу. Никого. И себя тоже. Хочу зайти в свою пустую квартиру, набрать тёплую ванну с клубничной пеной и утонуть в захватывающем сюжете какой-нибудь смешной комедии.

Мне нужен психолог.

Завтра я переговорю с Настей и узнаю, есть ли у нее знакомые, к кому можно обратиться за помощью, иначе навязчивые идеи о чужом парне сведут меня с ума.

Если нашлись специалисты, которые помогли ей справиться после разрыва со Световым, то у меня есть все шансы на выздоровление.

В автомобиле играет приглушённая музыка, Дима с Лизой о чём-то переговариваются, но я не вслушиваюсь. В голове набатом звучат его слова: «Готов поспорить, одно мое прикосновение — и ты уже вся мокрая». Осточертело. Ты надоел мне, Макей!

Знаешь, как действуешь на меня, и продолжаешь унижать своими словами, трахая при этом мою лучшую подругу. С меня хватит. Найди себе другую девочку для издевательств.

— Дим, тормозни у метро... — Лизин голос вырывает из пучины злости и негодования.

Я открываю глаза и пересекаюсь с хитрым прищуром голубых глаз лучшей подруги. Настя замирает в недоумении.

— Без проблем, — отвечает Дима.

— Ты куда? — хрипло спрашиваю.

Горло сдавливает от неприятного предчувствия.

— Мне нужно по делам. Созвонимся! Целую!

Хлопок двери — и Лизина фигурка за считанные секунды исчезает в дверях метрополитена.

— Эта женщина непостижима… — бормочет Настя.

— Согласна… — отвечаю, пребывая в лёгком замешательстве.

Что вообще между этими двумя происходит?

— Настя, где тебя высадить? — спрашивает Дима следом, останавливаясь на светофоре.

— Мне будет тоже удобнее, если ты высадишь меня у метро Александра Невского. Я хочу немного прогуляться…

— Хорошо…

Оставшись наедине, Дима не называет меня слабачкой и не просит пересесть на переднее сиденье. Спасибо ему хотя бы за это. Новая порция издевательств травмирует и без того расшатанные нервы, поэтому до самого дома я не открываю глаза и мастерски изображаю сон.

— Спасибо, что довёз, — благодарю дежурной фразой, заметив, что машина подъехала к моему дому.

На секунду задерживаю взгляд на его каменном лице, лишённом каких-либо эмоций. Пусть будет так. Так будет легче залечить раны, если он не испытывает ко мне никаких чувств, кроме безразличия.

Открываю дверь, вдыхаю напоследок морской аромат… Я справлюсь. Я смогу себе помочь.

— Хорошего вечера! — кидаю.

— И тебе…

Выпрыгиваю из салона и непринуждённо захлопываю за собой дверь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

21.1

Реально, пошло всё к чёрту. До чего я опустилась? Живу с парнем, а сама, как одержимая, пускаю слюни по… кому?

Что я знаю о Макее, кроме того, что он чертовски красив и привлекателен? Что, со слов Лизы, он бог в постели?

Да вообще ничего!

Я влюбилась в картинку. В красивое лицо!

А внутри — пустота!

Проблема заключается во мне. Мы с Никитой ещё десять лет можем прожить вместе, ежедневно себя убеждая, что у нас сказочные и безупречные отношения. Но на самом деле это идеально удобная ложь.

Ему сложно признаться, что он поспешил с предложением съехаться и теперь, как истинный джентльмен, тянет эту изношенную «лямку», которая вот-вот треснет и накроет ударной волной нас обоих. А я, в свою очередь, прикрываю этими отношениями свою постыдную трусость. Я не способна признаться даже самой себе, что я никому не буду нужна. Мне страшно остаться одной! Но сейчас меня до ломоты в рёбрах пугает совершенно другое: что я проживу жизнь с человеком, которого не люблю и с которым быть не хочу. Мы слишком разные с Никитой. Пора стать смелее и признать паршивую серую реальность. Мы не пара.

Я поговорю с ним завтра вечером. Утром он придёт с дежурства уставшим, будет нечестно начинать серьёзный разговор с порога после его тяжёлой ночной смены. Наберусь смелости — и мы, как два взрослых человека, примем одно верное решение.

Я бегу к подъезду, делая шаг за три, будто за мной гонится шаровая молния. В лицо дует ледяной ветер, красиво уложенные в салоне локоны уже растрепались.

Да и хрен с ними!

Колени окоченели, пальцы рук трясутся от холода.

Нащупываю в сумочке ключи от квартиры, судорожно попадаю в ячейку домофона. Жужжащий сигнал — и дверь распахивается, обдавая меня потоком тёплого воздуха, принося лёгкое облегчение.

— Леа, стой! Ты забыла пакеты с едой… — вдруг слышу за спиной.

Замираю.

— Какие пакеты? — недоумённо спрашиваю, оборачиваясь, мокрые локоны липнут к лицу.

— Из ресторана. Пойдём, я помогу донести.

На дерзких губах застывает насмешливая ухмылка. Дымчатые глаза горят издевательским огнём, а правая бровь высокомерно изогнута. Дима лениво приподнимает пакеты в правой руке, мол, вот они, а ты забыла. А ведь я еду не забывала. Это не мои пакеты, и он это знает…

— Не надо, я сама!

Цепляю пакеты, случайно задевая его пальцы своими. По позвоночнику пробегает дрожь, словно высоковольтный разряд. Готова поклясться, такое со мной впервые. Резко отшатываюсь, инстинктивно пытаясь увеличить расстояние между нами, будто это способно меня от него защитить.

— Я помогу, — твёрдо отвечает, не принимая отказа, и слегка подталкивает меня вглубь подъезда.

Молча заходим в лифт. Пространство вокруг становится теснее, и кажется, стены сжимаются, не оставляя ни единого шанса на побег. Лифт плавно поднимается вверх, а внутри всё стремительно обрывается, падая вниз.

Это неправильно…

Это предательство…

Дыхание сбивается, когда Дима, не отрывая потемневших глаз от моих, делает шаг ближе. Воздух ощутимо потрескивает между нами. Меня ведёт, но, бьюсь об заклад, он тоже чувствует разгорающееся пламя.

Лифт издает сигнал о прибытии на нужный этаж, и я пулей вылетаю из раздвинувшихся дверей, наивно полагая, что Дима останется внутри и вернётся вниз.

— Дальше я сама, — выдавливаю сквозь застрявший ком страха и неловко протягиваю руку к пакетам с едой.

— Я занесу. — Гипнотизирует холодным взглядом.

Двери лифта закрываются за его спиной с глухим звуком.

Я в капкане. Заперта в гнетущей тишине коридора наедине с опасным хищником, который поймал свою жертву и не собирается отступать.

Сердце гулко стучит, отдаваясь громким эхо на весь этаж, и кажется, его ритм слышен в соседнем доме.

Я разворачиваюсь и подхожу к двери. Сталь обжигает ладонь, словно кусок льда, но я решительно вставляю ключ в замок и прокручиваю его. Ощущаю на шее его тёплое ментоловое дыхание, от которого по всему телу расползаются мурашки. Ноги предательски подкашиваются, когда он невесомо касается прядей моих волос. А может… это игра моего разума, достаточно реальная, чтобы заставить внутри всё дрожать и переворачиваться?

Щелчок.

Я безотказная слабачка.

У меня остаётся последний шанс, но я его игнорирую.

Едва за нами закрывается входная дверь, как пакеты с едой с грохотом падают на пол и Дима хватает меня за плечи, разворачивая к себе.

— Зачем ты пошёл за мной? — испуганно лепечу.

— Меня пи*дец тянет к тебе, мышка… — Его горящие безумием глаза выжигают всё внутри, а тепло рук заставляет мою кожу пылать.

— А к Лизе тебя так же тянет? — Задираю голову, воинственно впиваясь в его лицо взглядом.

— К тебе больше…

В следующий момент его пальцы безжалостно обхватывают мою шею, а губы жадно вгрызаются в мои, не оставляя ни секунды даже на крошечный вздох. Сумка выпадает из моих рук, ударяясь металлической пряжкой о кафель, ладони с силой упираются в его грудь, требуя немедленно прекратить это безрассудство. Хватка на шее становится сильнее, вынуждая меня раскрыть губы и впустить требовательный язык внутрь. Я в оцепенении. Он имеет мой рот так напористо, что я теряю остатки себя, растворяясь в густом тумане похоти. Руки сами тянутся к нему, несмело обхватывают стальные плечи, гладят, прижимают.

Где-то на задворках разума мелькает слабая мысль, что я всё ещё в отношениях, но дьявол в моей голове лишь гогочет, ликует, вознося свои молитвы запретному плоду.

— Сучка! Специально так вырядилась?

Отрывается от моих трясущихся губ и проводит большим пальцем по нижней, надавливает, оттягивая вниз. Опускает руку и резко дёргает подол кожаного платья вверх, оголяя мои ягодицы. По коже пробегает электрический разряд, смешиваясь с диким возбуждением.

Тяжёлая рука ложится на бедро, крепко сжимая кожу до болезненного жара, и я вздрагиваю от сокрушительного шока.

Я хочу его прямо сейчас.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Пытаюсь отстраниться, но он опускает взгляд на мои чулки. В глазах вспыхивает животный, неуправляемый интерес.

Дима за секунду избавляется от своей куртки, швыряя её куда-то в сторону. Одним движением хватает меня за талию и грубо сажает на комод.

— Дима, стой!

Тянусь к нему, но он перехватывает мои ладони. Настойчиво раздвигает мои ноги в сторону, раскрывая меня полностью перед собой.

— Не надо, пожалуйста! — прошу, но все слова летят в никуда.

Он будто не слышит меня, прикасается большим пальцем к промежности и проводит вдоль мокрых складок. Я дёргаюсь от пробивающего нутро удовольствия. Ноги рефлекторно сжимаются, но Макей раздвигает их ещё шире.

— Я же говорил… от одного моего прикосновения…

— Скотина! — шиплю, вырываясь.

— Теперь я попробую

тебя

.

Держит крепче. Губы изгибаются в пошлой улыбке. Я распахиваю глаза от обжигающего внутренности осознания, что он дальше собирается сделать.

Только не это!

— Отпусти!

Дёргаю бедрами, но это лишь распаляет его. Он хищно скалится, медленно опускается на колени и притягивает меня за ягодицы к себе.

— Тебе понравится, обещаю…

Прикасается пальцами к моей плоти сквозь ткань трусиков и начинает нежно поглаживать круговыми движениями, вызывая внизу живота жаркое томление.

— Отлижешь… как Лизе в сауне? — злостно нападаю от безысходности.

Сердце колотится, будто сейчас наступит конец света.

Назад дороги нет, а впереди обрыв.

— Лучше, — ухмыляется.

21.2

— Нет!.. Аааах! — успеваю просипеть, как из меня вырывается коварный стон, когда его теплый язык касается меня там.

Обхватив непослушными пальцами края комода, пытаюсь балансировать на месте и не скатиться прямо ему на лицо. Стыд вперемешку с безумным возбуждением распирает грудь.

Я никогда не испытывала ничего подобного.

Его язык требовательно скользит вверх-вниз по складкам с тем ритмом, от которого разум улетает в космос, я выгибаюсь дугой от ощущений вот-вот готового взорваться фейерверка. Приставляет два пальца ко входу и вместе с резким толчком внутрь втягивает клитор в рот.

— Дим…

Он чувствует, что я на грани, вынимает пальцы из позорно хлюпающего лона и, чуть приподнимаясь на коленях, впивается в мои ягодицы крепкими ладонями, тянет на себя, заставляя закинуть ноги ему на плечи. Он всасывает и поддразнивает пульсирующий клитор. Ещё и ещё. Секунда — и я вспыхиваю, словно искра, когда разряд сумасшедшего оргазма пронзает меня до самых кончиков волос.

Едва я прихожу в себя, как он бережно снимает мои ноги со своих плеч и, удостоверившись, что я в сознании, поднимает за талию и поворачивает лицом к зеркалу.

Стыдливо опускаю глаза в пол, потому как осознание, наконец, проясняет мой помутнённый рассудок: до меня начинают доходить масштабы того, что я натворила. В этой квартире, где живём мы с Никитой.

— Посмотри на себя!

Поднимает мой подбородок, обхватив его жёсткими пальцами. Ловит в отражении мой поплывший шальной взгляд. Чёрные омуты сжирают меня сквозь стекло.

Дергаюсь в сторону, хочу избежать невыносимую пытку взглядами. Тело бьёт ознобом, хотя до меня не сразу доходит, что я всё ещё в верхней одежде.

Дима снимает с меня пальто и небрежно кидает его на пол, а я не в силах сказать ни единого слова.

— Раздвинь ноги, — нагло приказывает.

— Я не хочу… — Очередная бездарная попытка сопротивляться.

— Ты такая вкусная, Леа…

Змеиный голос проникает в черепную коробку. Тело вновь прошивает чёртовыми мурашками, которые хочется с себя содрать.

Но я подчиняюсь и расставляю ноги, как он просит.

В отражении зеркала я вижу себя снизу полностью голой. Но мне не стыдно. Мной руководит чёрная похоть.

— А теперь почувствуй меня, — его низкий голос подчиняет.

Он отводит мою руку за спину и накрывает свой каменный пах. Сжимаю его крепче, ощущая сквозь натянутые джинсы, как член увеличивается в размерах.

— Будь смелее, мышка, возьми инициативу в свои руки, — непреклонно повелевает. — Ты же этого хочешь?

Он будто считывает мои желания, и мне становится дурно. Я для него —раскрытая книга. Он уже прочитал меня почти до конца.

Остался только эпилог.

— Ну же, — подталкивает к краю.

Признание собственной капитуляции срывается с моих губ стоном:

— Трахни меня уже!

— Хочешь грубо?

Холодный металл в его голосе контрастирует с невесомыми прикосновениями к бёдрам и заставляет мой пульс частить.

— Да…

Дима надавливает на мою спину, слегка наклоняя вперёд. Слышу звук расстёгивающейся молнии, и горячая дрожь вскрывает мою кожу. Невольно облизываю пересохшие губы.

Унизительно, но чувствую, как влажность стекает по внутренней стороне бёдер.

— Охренеть, какая ты чувствительная…

Мужская ладонь опускается ниже и надавливает на мою пульсирующую от желания промежность. Тёплая твердая плоть касается моих складок, с обманчивой мягкостью прижимаясь ко входу. Из моего горла вырывается прерывистый выдох.

Я не вижу его член, но мне кажется, он больше, чем я могла представить.

— Смотри на меня.

Поднимаю взгляд и тону в необузданной похоти, пылающей в дымчато-голубых глаза. Он хочет меня. Как в моих самых порочных снах.

В этот миг в голове проносится вся моя жизнь, и всё в ней кажется таким нелепым и незначительным, за исключением этого момента, в котором я хочу навсегда потеряться.

Одним сильным рывком он входит в меня до предела. Из груди вырывается полукрик-полустон.

Я падаю с обрыва...

— Не опускай глаза, мышка…

Я хватаюсь за его беспощадный взгляд, как за единственную точку опоры. Он двигается жёстко, напористо, до боли. Внутри всё горит и напряжено до предела. Я давно не девственница, но его бешеный темп заставляет сомневаться.

— Да… ещё сильнее… пожалуйста… — прошу бессознательно, сама не зная, зачем.

Подчиняя своему ритму, Дима нагибает и поднимает меня, как фигурку Лего, которую можно расставить как угодно, отодвигается и снова вбивается во всю силу. Я скулю, как зверёк, жаждущий немного ласки, и с упоением подставляю бёдра, жадно насаживаясь. Свободной рукой он скользит по коже платья выше и сквозь слои одежды сжимает заострённые соски. Всхлипываю от пронизывающего меня наслаждения.

Господи, как же хорошо! Как никогда в жизни!

Громкие шлепки сталкивающихся тел раздаются эхом по пустой квартире, заполняя пространство хриплыми стонами и учащённым дыханием. Комод с грохотом ударяется о стену — косметика и всё содержимое столика с треском падает на пол.

Он трахает меня как одержимый. Рывком дёргает за волосы и впивается губами в мою шею.

— Только не засос! — молю, выхватывая крупицы здравого смысла.

— Боишься, что парень твой заметит?

С этими словами он ускоряет и без того колоссальный темп, двигаясь ещё жёстче. Я проглатываю грубый ответ, застрявший в пересохшем горле, и закрываю глаза от настигающей вспышки удовольствия.

«Не твое дело!» — хочу выкрикнуть, но вместо этого лечу с обрыва, поглощённая невообразимо сильным оргазмом. Кричу, до боли впиваясь зубами в ладонь. Пара глубоких толчков — и вместе с низким рваным рыком ощущаю, как по коже ягодиц растекается тёплая вязкая жидкость. Я закрываю глаза.

Я достигла. Упала. Расшиблась о самое дно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 22 Свежий кофе

Мы оба тяжело и рвано дышим, пока Дима не отстраняется и кожу не охватывает неприятный прохладный озноб. Несколько секунд назад было так ошеломительно сладко, будто я покорила Эверест, а в следующее мгновение я не знаю, как жить дальше.

Я упала на дно. По собственной воле.

— Никита на смене?

Его острый вопрос вскрывает меня тупым лезвием, возвращая в реальность.

— Да, — коротко отвечаю, избегая испытующего взгляда дымчатых глаз в отражении зеркала.

Тяну вниз подол юбки, прикрывая тканью голые участки тела и липкие остатки моей слабости. Опускаюсь на корточки, пытаясь собрать упавшие с комода помаду, ключи от дома, ключи от машины Никиты… К горлу подступает тошнотворная горечь.

Боже мой, что я натворила?

Как теперь посмею взглянуть ему в глаза?

«Ты уже не серая мышка, ты грязная шлюшка»,

—

довольно смакует мой внутренний демон.

— Дима, уходи, пожалуйста, — тихо прошу, не оборачиваясь. — Ты получил, что хотел…

Собрав с пола всё, до чего дотянулись неверные пальцы, складываю вещи в верхний ящик комода.

— Ты этого тоже хотела, разве не так?

В его уверенном голосе нет насмешки или давления. Он говорит то, в чём полностью уверен. И хоть убейте, но он прав!

Я безумно этого хотела.

Его хотела! До умопомрачения.

— Да. Я и не собираюсь этого отрицать, — с трудом выговариваю, набираясь смелости, — но сейчас прошу оставить меня одну.

Я поднимаю глаза, встречаясь с его нечитаемым взглядом. В нём нет никаких эмоций, кроме едва заметного удивления. Значит, я всё делаю правильно.

— То, что случилось между нами… — Замираю, глотая ком в горле. — Это было неправильно. Я пошла на поводу у своих желаний.

Дима недовольно хмурится.

А как ты думал, я прыгну к тебе на шею и начну умолять остаться? Ты же взял, что хотел. Получил моё тело, насытился и можешь спокойно вычеркнуть маловажное имя из своего длинного списка покорённых женщин.

— Что может быть хуже уже произошедшего? — стараюсь держать голос ровным. Я хочу оттолкнуть его, чтобы ушёл и оставил меня наедине с едкой совестью, которая уже начала разъедать мои внутренности.

— Ты кончила два раза, и это ты называешь «что может быть хуже»? — В его глазах мелькает насмешливая ирония.

Мой взгляд непроизвольно скользит по его крепкому торсу, обтянутому тонким свитером, и останавливается на выпирающей ширинке.

— Я не об этом… — вспыхиваю, а внутри всё будоражит и клокочет.

— Это было потрясающе!

Он внезапно ловит мой локоть, силой притягивая меня к себе. Я дёргаюсь, но он держит крепче. Обхватывает моё лицо руками и обжигающе нежно целует в губы.

— Я хочу ещё, с тобой.

— Это было неправильно! — Вырываюсь, тяжело дыша. — Я только что изменила своему парню, с которым жила полтора года. А ты встречаешься с моей лучшей подругой!

Он медленно отстраняется и заглядывает в мои до ужаса напуганные глаза, словно хочет убедиться, что я не шучу.

— Мы с Лизой не состоим в отношениях, — вдруг спокойно говорит он, слегка склоняя голову набок, будто я несмышлёный ребёнок.

Вскидываю на Диму ошеломлённый взгляд. В смысле «не в отношениях»? Они расстались?

Он мгновенно считывает недоверчивые эмоции с моего лица и продолжает:

— Мы решили поставить точку. Ты не знала?

Мотаю головой, испытывая дикое облегчение и… страшную, всепоглощающую вину. Получается, что грех лежит исключительно на моих плечах?

— Тогда зачем ты пришел в ресторан? — паника в моём голосе.

— Лиза очень просила сопровождать её на день рождения подруги.

— Вот почему она выскочила из машины у метро…

Дима кивает и следует за мной на кухню. На автопилоте достаю фильтр для кофе, засыпаю молотые зёрна, наливаю воды на две чашки и включаю кофеварку. По кухне тут же расползается запах свежего кофе.

— Она мне всё рассказала.

— Про что? — Застываю на секунду с зажатыми чашками в руках.

— Про смерть матери и про то, как ты её поддерживала.

Не могу вытолкать из себя и двух слов — они комом застревают в горле. В груди стискивает так, будто на мне затянут тугой корсет на два размера меньше, не дающий вдохнуть полной грудью. Она ему всё рассказала… Впервые в жизни Лиза кому-то рассказала про смерть матери.

Мне всегда казалось, что единственным человеком, с которым она готова будет поделиться подробностями личной трагедии, станет любовь всей её жизни. Кому в здравом уме взбредёт в голову рассказывать про ПТСР своему секс-партнёру без обязательств? Точно не нормальному и здоровому человеку.

— И ты её поэтому пожалел? — возвращаюсь к разговору и наполняю кружки свежесваренным кофе.

Выдержав мой взгляд секундной паузой, Дима отвечает:

— Мне не составило труда приехать на вечер. Но если ты ищешь другие причины, то да, они есть.

Закусываю губу. Я не могу в это поверить.

— Я хотел увидеть тебя. И можешь считать меня последним мудаком, но я ни о чем не жалею.

Я охаю от неожиданности, когда он ловким движением притягивает меня к себе на колени. Его горячие ладони жадно скользят по моим бёдрам, залезая под подол платья. Внизу живота вспыхивает новый пожар. Обжигает раскаленным воском от прикосновений шершавых пальцев там, где совсем недавно орудовал его умелый язык.

Не хочу думать о том, сколько раз он проделывал это с другими девушками, но мысль о том, что Лиза так же билась в экстазе от удовольствия, доставленного этим же языком, раздирает меня ядовитой ревностью и отвращением к самой себе.

— Уходи от него, — заявляет он непоколебимо.

Ух как! Будто это так легко! Но да, я ещё вечером все решила: пора заканчивать мучить друг друга.

Скажу. Сегодня точно скажу.

— А что потом? — спрашиваю, будто жду чего-то.

Возможно, в глубине души я и жду, но разум всё ещё подаёт признаки жизни и с неимоверным усилием просит мою наивную душу принимать реальность без розовых очков.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ты же не думаешь, что на этом всё закончится? — смеётся, продолжая свою медлительную пытку горячими пальцами на моём теле.

Сбитое дыхание меня предаёт, как и мурашки, перешедшие в стан врага.

— Я не знаю! — чуть взвизгиваю.

Дима улыбается, и это помогает угомонить взбалмошное сердце.

А вдруг?..

— Завтра утром я уезжаю по работе на несколько дней. Когда я приеду, мы с тобой всё обговорим. Поняла меня?

— Да.

Мы пьём кофе в полночь, будто это нечто привычное. Я сижу у него на коленях, уткнувшись в шею мужчины, о котором так давно грезила.

Я предала близкого человека, но ощущение личного счастья от этого нисколько не становится меньше.

Глава 23 Признание

Горячая вода порывисто струится по изгибам моего разгорячённого тела, смывая следы другого мужчины.

Сожаления о поступках, совершенных в сознательном возрасте, будут означать сомнения в себе и своем выборе, поэтому я покоряюсь всему, что произошло несколько часов назад, и принимаю решение не дожидаться Никиту, а пойти к нему на работу посреди ночи и рассказать всё как есть. Пусть это будет глупо, бессознательно и сделано на эмоциях, но я не смогу находиться с ним в одной квартире, варить кофе, завтракать и делать вид, что ничего не изменилось. Я признаюсь в совершенном грехе, позволю ему возненавидеть меня и отпустить нас обоих.

Тело будто не моё: как никогда чувствительная грудь, между ног до сих пор фантомно пульсирует, а бёдра саднят

—

напоминание, как усердно и жёстко Дима брал меня сзади. Тело с новой силой пробивает горячей дрожью.

В голове вырисовывается ясная картина: с Никитой я больше не смогу. Никогда не смогу, даже если с Димой у нас ничего не получится. И не потому, что стыдно. Просто после того, как я испробовала настоящее, дикое, безудержное желание, моё тело не отреагирует на что-то меньшее.

— Почему тебе стало интересно узнать о жизни Лизы? — спрашиваю я Диму, пристально наблюдая за его реакцией, будто изучаю под лупой. Сама себя за это ругаю.

Ему не понравится нотка собственничества в моём поведении. Мы ещё ни о чем не договаривались, а я уже схожу с ума.

— Потому что в жизни я не встречал более странную девушку, чем она, — немного подумав, отвечает.

Хорошо хоть не особенная…

Ревность неумолимо пробирается сквозь слои разума.

Не стоит забывать, что Дима не мой мужчина и несколько месяцев он встречался с моей лучшей подругой. Она была первая. Он наизусть знает её тело, изъяны. Что ей нравится, от чего она ловит кайф.

Она в свою очередь знает, как и что предпочитает Дима. От чего он теряет голову.

Пульс снова ускоряется, только уже потому, что я сержусь на саму себя…

— Ты говорил, что меня не касаются ваши отношения, и я не стану в это влезать, — напоминаю о нашем разговоре на следующий день после погони, но он лишь вскидывает бровь на моё самоуверенное изречение. — Но о смерти Елены она никому никогда не рассказывала…

— Леа…

Дима явно не рад тому, что я начала непростой разговор, и он не станет делать исключения ради меня. Наш секс не сделает его более открытым и откровенным.

— О чувствах лучшей подруги ты заботишься больше, чем о своих, — продолжает, замечая уязвимую боль в моих глазах. Решил, что нужно прояснить? — Лиза рассказала о своих страхах и смерти матери в свой день рождения.

— О том, как я нашла их на полу в ванной комнате?..

Вспоминать очень больно, я будто возвращаюсь в тот день.

Кивает.

— О том, как я оттаскивала её от тела Елены? — вскрываю старые раны.

Память и сейчас так ярко хранит воспоминания о том вечере, словно весь этот кошмар произошёл несколько дней назад. Будто и не было этих десяти лет.

— И о том, что ты несколько лет жила в их доме, — спокойно добавляет.

— Зачем она это рассказала тебе?

Боль трансформируется в злость, потому что я чувствую какой-то липкий подвох в этом всём.

— Я правда не знаю, — разводит руками, не разрывая со мной зрительный контакт, — но мне кажется, ей стало легче после нашего разговора.

— Я задам ещё один вопрос?

— Конечно. — Теперь в его глазах мелькает нежность, но она быстро исчезает.

— Разговор произошёл до или после вашего расставания?

Какая вообще разница? Зачем я это спросила?

— Разговор произошёл после. Подробности жизни своей подруги ты и без меня знаешь, — устало улыбается одним уголком рта, — поэтому предлагаю обсудить что-нибудь более приятное.

Снимаю с крючка жёлтое махровое полотенце, задевая такое же синее, висящее рядом с моим.

Острая игла совести вновь протыкает моё сердце, а в уголках глаз скапливаются непрошенные слёзы.

Тщательно вытираюсь и рассматриваю своё бледное лицо в запотевшем зеркале. Опускаю руки на бёдра, провожу лёгкими движениями по тем местам, где остались красные отметины и пятна. Будут синяки, но об этом я подумаю завтра…

Мерзкая предательница.

Киваю себе в отражении, безапелляционно соглашаясь со своим внутренним демоном. На автопилоте открываю шкаф в поисках подходящей свободной одежды. Нахожу хлопковый синий свитшот и трико такого же цвета. Тёплые, с начёсом.

Смиренно одеваюсь.

Окунаю ноги в зимние кроссовки, пакуюсь в старый чёрный пуховик, который надеваю только когда езжу к родителям за город, — сейчас вообще не тот момент, чтобы выглядеть хорошо. Натягиваю первую попавшуюся шерстяную шапку и, сделав заказ такси через приложение, покидаю квартиру.

До больницы, где работает Никита, я доезжаю за двадцать минут. Забегаю на ступеньки и замираю, делая глубокий вдох.

За эти несколько минут, пока я чего-то жду у входа, к больнице не подъехало ни одной скорой: значит, у меня есть шанс найти Никиту в ординаторской. Осматриваюсь по сторонам и, дав себе пару секунд на раздумья, которые ничего не изменят, захожу внутрь и натыкаюсь на изрядно удивлённого охранника.

— Доброй ночи, — мямлю себе под нос.

— Доброй ночи, девушка, вы куда?

Слишком поздно осознаю свою глупость, потому что даже в приёмное отделение не попасть без пропуска, не то что на этаж, где расположены ординаторские.

— Я к Ковалёву… Никите.

Моя решительность тает на глазах.

— Девушка, — охранник устало опускает очки, — это НИИ скорой помощи, вы же в курсе?

— Да, — неуверенно отвечаю.

— Просто так сюда не попасть. Либо по скорой, либо пишите вашему парню, чтобы он спустился к вам, — разжёвывает как маленькой девочке.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Да, точно… забыла, сейчас напишу! — глупо оправдываюсь и машу рукой, натужно улыбаясь. — До свидания.

— До свидания. — Провожает меня взглядом, от которого мне становится жутко стыдно.

Полтора года мы были вместе, но я ни разу не навещала Никиту на работе, как и он ни разу не приезжал ко мне в «Арс Витае». Вроде делились всем, но никогда не интересовались тем, в каких условиях каждый из нас работает и где проходят наши рабочие будни… Только сейчас начинаю понимать, в каком мыльном пузыре мы существовали всё это время.

Не сомкнув глаз до самого утра, я размышляю, могли ли наши отношения с Никитой быть крепкими и настоящими? Могла ли я любить его так, как полюбила Диму? И да, мне нестыдно признаться себе, что я полюбила эгоиста, которому не нужны отношения. Не всегда мы любим за что-то, иногда любовь рождается вопреки…

На улице начинает светать, когда входная дверь щёлкает и через несколько минут Никита появляется на пороге нашей спальни. Он одет в те же брюки и рубашку, в которых я провожала его на такси, когда мы казались ещё счастливой парой. Его лицо застывает в растерянном выражении, когда он замечает мой собранный чемодан у кровати.

— Леа, что это? — Во взгляде искреннее удивление.

— Прости меня… — шепчу, глядя в его глаза.

— За что? — удивление сменяется непониманием.

— Я хочу расстаться… — Позорно опускаю глаза в пол.

— Я ничего не понимаю… — Он подходит ближе, опускается на кровать рядом со мной, хватает за плечи и разворачивает к себе. — Что ты сказала?

— Я ужасный человек, Никита. — Остекленевшим взглядом ловлю его боль. Он устал, ему нужно поспать, а тут я со своим признанием. — Я не достойна тебя, но и обманывать себя я больше не могу. Мы же не любим друг друга…

Не замечаю, как слёзы ручьями скатываются по щекам, пропитывая его рубашку.

— Ты не любила, Леа? — Его взгляд мечется по моему лицу.

— Нет… — мотаю головой. — Никита, ты рентгеновские снимки рассматриваешь с б

о

льшим вожделением, чем меня…

Хватаю слёзы ртом, выдавая хриплый смешок.

— Ты не подумай, я ни в коем случае не обвиняю тебя, просто мне кажется, мы никогда не любили друг друга.

Никита теряется, но его хватка на моих руках становится сильнее, воздух застревает в горле.

— Ты не можешь говорить за меня, — его тон холодеет.

— Я вижу… милый мой, я знаю, что мы оба достойны большего! — Перехватываю его крепкие руки, всматриваюсь в уставшие глаза, наполненные обманчивым страхом потери. — Ты достоин девушки, которая будет боготворить тебя! А я не такая… Я изменила тебе, понимаешь?

— Что ты говоришь? — Отшатывается как от пощечины.

— Правду. Ненавидь меня, но отпусти.

Никита расцепляет руки и скользит взглядом мимо меня. Пользуясь моментом, я вскакиваю с дивана, хватаюсь за ручку чемодана и пячусь к выходу.

— Пожалуйста, прости меня, если сможешь. Я слишком ценю тебя, чтобы врать и делать вид, что ничего не было.

Он молчит, его взгляд гипнотизирует стену. Боже, как только он придет в себя, то возненавидит меня всей душой. Я не готова столкнуться с этой ненавистью, поэтому скорее хочу покинуть квартиру.

— Никита, я поживу у родителей, пока ты собираешь вещи. Я приеду через неделю или, если тебе нужно больше времени, две…

— Я знал, — спокойно говорит.

— Что?

— Я так и думал, что рано или поздно ты уйдешь, — с сожалением отвечает, переводя на меня взгляд. — Ты уже который месяц сама на себя не похожа, и я понимал, что мне придётся тебя отпустить… но измена?

Он опускает голову на грудь.

— Мы обманывались… Я так виновата перед тобой. Прости меня, если сможешь… — понуро отвечаю, давясь подступающей истерикой.

— Кто он? — вдруг спрашивает голосом, будто ему все равно. Может, так и есть? — Я его знаю?

— Нет, ты его никогда не видел. Да это и не имеет значения, — вру во благо. Так будет лучше для всех.

Покидаю квартиру быстро и в таком состоянии, будто по мне трижды проехался каток. Сердце вывернуто наизнанку.

Но на душе стало удивительно легко, будто я наконец сбросила с плеч тонну ненужного груза.

Глава 24 Нарываешься, Макей

Тренировочный полигон

Дима

Полигон залит лучами холодного весеннего солнца. Ещё промерзшая земля вспахана массивными гусеницами танков вдоль тренировочных полей, повсюду слышны глухие взрывы от учебных снарядов. Воздух пропитан едкой гарью и запахом дизельного топлива. Нужно сделать ещё несколько толковых дублей, прежде чем взять перерыв на анализ отснятого за сегодня материала.

— Антоха, с какого ракурса ещё можно снять? — спрашиваю нашего лучшего оператора, сопровождающего меня на всех выездах.

— Я бы вон тех ребят отснял, — ведёт головой в сторону наёмников из новой ЧВК, с которой Минобороны заключили свежий контракт на проведение тренировок, — только они, походу, морозятся от камеры.

— Ниче не знаю, Зимякин поставил задачу максимум. Мне позарез нужно. — Присматриваюсь к группе бойцов, активно разгружающих бронетранспортер с новой техникой. — Нехило им там снаряжения и оснащения подвезли…

— Согласен, — ухмыляется оператор.

Оба неотрывно наблюдаем несколько минут за суетой, разворачивающейся на противоположной стороне полигона. Один из наёмников (высокий, с бородой), словно почуяв, что за ними наблюдают, оборачивается и ловит мой настороженный взгляд, пренебрежительно оглядывает нас, как будто мы пустое место, и отворачивается. В воздухе витает жёсткое напряжение.

Мы с самого утра на ногах, снимаем тренировки. Антоха вообще бегает по полям с пятикилограммовой камерой наперевес. Честно говоря, я не представляю, как в здравом уме он мог добровольно согласиться на такой проект. То, что деньги неплохие платят, — это да, а в остальном…

— Пойду с их главным переговорю.

— Макей, постой! — голос капитана Руднева догоняет меня в спину.

Какой-то он слишком шустрый. Я оборачиваюсь. Он делает несколько быстрых шагов в мою сторону, будто нарочно загораживая мне обзор на бойцов из ЧВК.

— Могу чем-нибудь помочь? — Старается выглядеть спокойным, но плечи напряжены.

— Капитан, а с этими ребятами можно пообщаться? — Киваю в сторону наёмников, предугадывая ответ.

— Не стоит, — отрезает он слишком поспешно. — Они не любят лишнего внимания.

— Если Минобороны отправили нас сюда снимать, то ограничений нет, разве не так?

Наблюдаю за его реакцией. Руднев слегка щурится, а челюсти так и гуляют.

— Снимайте лучше как техника работает, — резкий тон голоса. — Это интереснее для ваших зрителей, чем запакованные вояки, которые выглядят все как один.

— Без проблем, — подавляю раздражение.

— В этот раз вы быстро справились. Полагаю, через часик-другой можете смело ехать в город.

Складывается ощущение, что мы ему как кость в горле.

Я кидаю короткий взгляд на Антоху — он тоже всё понял.

И если Руднев проворачивает какие-то опасные дела прямо под носом у Минобороны, то нужно срочно доложить об этом хотя бы Зимякину.

***

— Петру Алексеевичу будем докладывать? — ночью по пути домой Антоха задаётся вопросом.

Руднев исполнил обещание, не рискуя оставлять нас на полигоне до утра. В машине нас только двое — и это жирный намёк на то, что я превысил «полномочия». Козёл ты, Руднев.

Наш УАЗик мерно покачивается на ухабах, изредка замедляясь перед особо глубокими ямами. За окном темно, только блёклые огни посёлка мелькают вдалеке.

— Да. — Провожу языком по верхнему ряду зубов. Мысли дрянь. — Там явно что-то происходит. Они вроде как подчиняются вышестоящим, но на каких условиях они заключили договор?

— Ты у меня спрашиваешь? — хмыкает Антоха, устало зевнув.

— Не, мысли вслух.

— Ну давай тогда, делись.

— Они получают всю инфу по новой технике, участвуют в тренировках, а полученные навыки потом используют в реальных условиях.

— К чему ты клонишь?

— К тому, что все тренировки до сегодняшнего дня проводились исключительно для «своих». А тут на тебе, — хмурюсь от поганых домыслов, — и с полпинка каким-то наёмникам все плюшки от государства, включая тонну оружия.

— Чёрт, Макей, не лезь в это дело! — Антоха кривится. Похоже, он не на шутку разнервничался. — Ни ты, ни я вообще никак не влияем там ни на что. Ты простой журналист, я простой оператор. Всё. У меня жена и маленький ребёнок, и я хочу ещё побывать на свадьбе родной дочери.

Я молчу.

— Ты меня слышишь? — Бросает на меня короткий взгляд.

— Ладно, всё, замолкаю, — недовольно бурчу.

Ощущение надвигающегося пи*деца меня не покидает до самого города. Я пока ещё действительно простой журналист, но к своей цели иду семимильными шагами… Сегодняшний случай мне либо поможет заполучить долгожданный билет в «большую игру», либо… это билет в один конец.

***

Часы неумолимо показывают первый час ночи, но стресс и усталость перебивают мысли о Леа. Стоит только вспомнить её сахарный вкус, как самого начинает колотить от желания.

Ещё днём она отправила мне короткое сообщение, что с Никитой они расстались. Её бывший — натуральный дятел. Столько раз она давала ему шанс, и этот дурень выбирал не её. Отпустил одну на Алтай со свободными подругами — его косяк. Вечер, когда я подвозил её домой или когда я помогал отвозить икону, — где был этот хрен? Именно он должен был быть со своей девочкой. Не я.

Сколько таких случаев должно было скопиться, чтобы эта кроткая и совестливая девочка отдалась другому прямо в коридоре? Ещё и с такой необузданной страстью.

Каждый раз он должен был быть рядом с ней, но у него всегда находилось кое-кто поважнее — работа. Амбициозный молодой врач пытался вырулить ситуацию, но увы. Он не потянул, раздавая обещания направо и налево. А я? Я не собираюсь притворяться, изображая из себя героя. Просто не буду обещать того, чего не смогу выполнить. В этом вся разница. Он сам себя закопал.

Как так вышло, что именно Леа оказалась для меня загадкой, которую сложно разгадать? Не Лиза с кучей тараканов. А её лучшая подруга.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И тянет к ней так, что дыхание перехватывает. После секса не то что не отпустило — наоборот, разматывает как школьника. Последние сутки только и думаю как, когда и в каких позах с ней. Снова.

Расстёгиваю верхние пуговицы мастерки — мне нужен свежий воздух. Обычная девчонка, с какой стороны не посмотри, а как подумаю о ней, мозг функционирует исключительно ниже пояса. Мистика какая-то.

Леа не умеет скрывать свои чувства, она как открытая книга: каждая эмоция, как аккуратно выведенная строчка, отражается на её лице. Девочка умело даёт отпор мне, себе, всему тому безумству, что происходит между нами. Влюбилась в меня ещё на Алтае, но так долго боролась со своими чувствами… и ни разу ни единого намёка. До сих пор сражается.

Пыталась выгнать меня, глупая. Мягко просила, хотя вроде понимала, что наш секс — не единоразовая акция. Не побоялась шагнуть в пропасть, поставив крест на длительных отношениях. Она либо безбашенная, в чём я искренне сомневаюсь, либо в серой мышке просыпается развязная кошечка.

Когда мы случайно встретились в парке, хотя встречей это сложно назвать, Леа стала свидетельницей нашей ссоры с отцом: я тогда как раз забирал Киру. Я дико разозлился. За то, что застала меня врасплох. Увидела то, что никто, кроме сестры и долбанутого папаши, не должен был видеть. Я от себя семейные драмы держу под грузным замком, чтобы не вскрывать его лишний раз и не разгонять воспоминания горечью по венам, не то что посвящать в это всё дерьмо кого-то постороннего. А она увидела. Да ещё и в самый эмоциональный момент попала, когда я орал на отца как резаный. То ли у него крыша поехала, то ли границы дозволенного улетели за горизонт, иначе не могу объяснить его поведение. Сестра застала в доме трёх шлюх, которые должны были убраться задолго до ее приезда. Беспечный старый хер. Само собой, Кира пребывала в шоке от увиденного, и я был готов придушить этого козла своими руками. Не хочешь менять свой образ жизни? Не меняй! Но и дочь не смей ввязывать в эту грязь!

Ладно, он мне детство поломал, но сестре — не позволю!

Полагаю, в моих глазах было что-то настолько пугающее, что Леа, дёрнувшись с места как подстреленный воробей, стремглав побежала по газонам парка, лишь бы оказаться подальше от моего предостерегающего взгляда, выжигающего всё вокруг.

Глава 24.1

Дима

Скидываю сумку на заднее сиденье машины и поднимаю ворот куртки, защищаясь от пронизывающего ночного ветра. Даю себе десять секунд на принятие решения и достаю из кармана куртки телефон. Пальцы уже знают, кому написать.

«Мышка, спишь?»

Не ожидаю, что ответит. На дворе ночь, а Леа завтра рано на работу — холсты чинить. Я же заработал внеплановый выходной благодаря собственной дерзости в разговоре с Рудневым и могу позволить себе не спать хоть до утра. Планировали две смены на полигоне, но «справились» за одну. Так что сама судьба подталкивает меня к действию.

Тяга давит в груди, когда из кармана куртки доносится звук входящего сообщения. Ответила.

Леа: «Уже нет:)»

Я: «Встретимся?»

Леа: «Прямо сейчас?»

Я: «Прямо сейчас».

Леа: «Если тебе не лень ехать посреди ночи в Рощино, то я не против».

Улыбаюсь. Веду себя как тупой пацан, ей-богу. Вроде замёрз, а внутри тепло растекается.

Конечно, мне лень ехать в такое время не пойми куда. Я дико устал. Но в следующую секунду сажусь за руль и ощущаю резкий прилив адреналина, не раздумывая ни секунды съезжаю на «Скандинавию».

Сложно объяснить свои поступки в последние дни. Пока был с Лизой, казалось, она устраивает меня во всем: в лёгком и непринуждённом отношении, в бурном и страстном сексе. В том, что ни разу не интересовалась моими проблемами и жизнью. Я закрывал глаза на её системные выходки, ведь ничего серьёзного между нами не происходило, и в один миг можно было разорвать ни к чему не обязывающие отношения. Было просто и легко. Без обязательств. Но последние пару недель она пичкала меня историями, где всё будто намеренно вертелось вокруг Леа. Чёрт знает, может, поэтому меня сейчас так переклинило? В последнюю нашу встречу Лиза и вовсе призналась, что встретила кого-то, с кем она хочет попробовать «нормальные» отношения. И я… выдохнул. Меня накрыло неимоверное облегчение, словно пятитонник свалился с плеч. Может, я и сам искал возможность поставить точку, но по какой-то неведомой причине не решался? Всё тянул кота за причинное место. Попытался прислушаться к своим чувствам, но на душе осталась лишь лёгкая ностальгия по проведённым с Лизой ночам.

Застенчивый раскрасневшийся образ темноволосой мышки периодически мелькал перед глазами, а когда увидел её на дне рождении девушки Макса, в голове что-то перемкнуло. В одну секунду. Когда бросил взгляд на изящную фигурку, обтянутую чёрным кожаным платьем, внутри натянулась стальная пружина, которая рванула позже. В её квартире, когда в зверином желании я очнулся между её ног.

Я как привязанный потащился в ресторане за ней на террасу. Зачем? Не знаю. Будто тонкой леской меня зацепила и повела за собой. Она провожала своего пресного Никиту, который спешил на смену, не замечая, как окружающие реагируют на его женщину. Реально дятел. А я наблюдал, как мужики провожают взглядом стройную девушку, и снова хотел испробовать её эмоций, словить дерзкий отпор, от которого уже появилась зависимость. Ощутить контраст её ненавидящих глаз и гулко бьющегося сердца.

Дальше — руки на её запястье и голодное желание впиться в неприступный рот. Чем больше Леа боялась и тряслась от моих нападок, тем яростнее хотелось доказать, что выстроенная ею оборонительная крепость не так уж и крепка, как кажется на первый взгляд.

Подъезжаю к её дому и почти не жду — она выбегает мне навстречу. В тех самых брюках, в которых я не смог не разглядеть её упругие, подкачанные ягодицы. Забавно было, когда она отчитывала свою мать, что ей пришлось их натянуть и щеголять по дому перед моими глазами. Стеснялась. Вот она, её личная борьба между желанием, верностью и порядочностью. Наглядно. И мысли не допускала вертеть пятой точкой передо мной, хотя в тот вечер, когда за нами увязались какие-то отморозки, у неё была возможность попытаться меня склеить. И смешно думать, что каких-то три месяца назад она вызывала во мне сплошное раздражение. А сейчас, в свете фар через лобовое стекло, я ловлю её загадочный взгляд и наполняюсь доверху предвкушением, от которого яйца скручивает.

— Привет, — тише, чем обычно.

Избегает прямого взгляда, не может пока свыкнуться с мыслью, что всё происходит наяву. Я и сам в каком-то коматозе, но хочу увернуться от сквозящей неловкости между нами. Поэтому просто наклоняюсь и ловлю её мягкие губы. Скованно, нерешительно, но она отзывается, тянется ко мне. Улавливаю знакомый запах грейпфрута, её запах, от которого разум напрочь сносит. Леа осторожно проводит ладошкой по вороту моей куртки и ныряет ею под ткань, невесомо поглаживая шею, ключицы. Голова взрывается похотью, я не сдерживаюсь и рывком перетаскиваю её к себе на колени, чтобы она почувствовала. Чтобы знала, как заводит меня.

— Дим… — Чуть отстраняется, в глазах поволока. Плечи не отпускает, напротив, сжимает крепче. Она плотнее прижимается к моему паху, пульсируя жаром через одежду. — Это будет нормально, если я скажу, что хочу тебя?..

Вот это мышка. Вот это буря под ледяной коркой.

— Я думал, ты сейчас скажешь «Не надо, вдруг родители увидят!», — усмехаюсь и откидываюсь назад на подголовник, но руки с её бёдер не убираю.

— Они спят, — призывно ведёт плечом, — и ничего не увидят. Мы достаточно далеко, чтобы в окнах можно было что-то разглядеть…

Говорит так буднично, а я уже готов её разложить прямо в машине.

— Есть пожелания, куда поедем?

Мои пальцы поднимаются выше, находят мягкую кожу под девичьим свитером.

— Какие есть варианты? — спрашивает несмело, игриво ёрзая на моём стояке.

— Давай так, — заправляю за ухо упрямый локон, — сегодня всё по твоим правилам.

Она смотрит мне в глаза. Зрачки вспыхивают разгоняющимся вызовом.

— Тогда поехали в отель? — шепчет едва слышно.

Чуть не давлюсь от того, как робко и неуверенно она озвучивает своё желание. Но меня оно более чем устраивает. Я бы даже сказал, это именно то, что мне сейчас нужно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Леа первой заходит в номер, быстро окидывая пространство заинтересованным взглядом. Я наблюдаю за движениями, ловя каждое изменение в языке её тела.

— Мне нравится. — Останавливается в середине комнаты, задерживая взгляд на широком окне.

Комната залита мягким светом настенных ночников. Тусклые мерцающие тени расползаются по стенам. Замираю, не сводя с неё взгляд.

— Что именно? — спрашиваю, вкладывая в вопрос двойной подтекст.

— Всё, — отзывается она, бросив на меня заигрывающий взгляд, медленно направляясь к краю огромной кровати. — Ты. Я. Этот номер в отеле.

Сталкиваемся взглядами. Она уверенно держит мой — не прерывает.

— Смело.

Подхожу ближе. Будто хищник, крадущийся к своей жертве. Почему я раньше не замечал в ней искру, пылающую жарким огнём? В каждом её движении — вспышка. Яркое пламя. Жгучее желание.

И тут меня сносит понимание: из нас двоих жертва, похоже, не она.

— Мы будем болтать или приступим к делу? — уверенный голос режет воздух.

Очередной удар под рёбра мышиным хвостиком.

— Приступай. Покажи мне свои желания.

Она делает шаг ближе. Между нами расстояние не больше десяти сантиметров. Леа задирает голову, одаряя меня дерзким взглядом. Ощущение, что я нахожусь не здесь и не с ней. С девушкой, к которой раньше я испытывал лишь жалость и неприязнь. Это разрывает мой мозг надвое.

Передо мной она и не она одновременно. Те же карие глаза, которые не цепляли, теперь кажутся бездонными и гипнотизирующими. Те же губы, от которых невозможно оторвать взгляд. Та же светлая кожа, к которой нестерпимо хочется прикоснуться как к чему-то запретному.

«Может, нам стоит притормозить?» — мелькает в голове мысль.

Слабак.

Но я уже знаю, что не смогу. Точно не сегодня.

Леа подталкивает меня к кровати, и я, не сопротивляясь, послушно опускаюсь. Мне не нужно гадать, чтобы понять, какие порочные мысли вспыхивают в её голове.

— Я хочу это сделать…

Она опускается на колени передо мной.

Глава 24.2

Словно под гипнозом опускаюсь на мягкий ковёр, отгоняя нарастающий страх: вдруг Дима меня оттолкнёт? Тянусь к его ремню, ведомая нестерпимым желанием попробовать его на вкус.

Когда, если не сейчас? Сам же сказал «Покажи мне свои желания».

И вот — я готова как никогда раньше. Показать…

Пара неуверенных движений — и моя рука уже скользит по напряженному члену Макея. Он прекрасен: прямой, крупный, покрытый выпирающими венами. Идеальный и такой желанный. Внизу живота туго скручивает жгучим спазмом от одной только мысли, что сейчас я его попробую… Обвожу языком до самого основания, рьяно облизываю, будто мне достался самый вкусный и запретный леденец. Сначала скромно, стесняясь, потому что я сгораю от чувств к его обладателю и боюсь сделать что-то не так.

А вдруг ему не понравится. Вдруг в его глазах я увижу разочарование?

Прикрываю веки. Никита не просил делать это часто, да и у меня не возникало ни разу сильного желания… Сейчас же происходит что-то невероятное… Всё вокруг похоже на сон. Возможно, я действительно сплю?

Я схожу с ума от неистового желания…

Он пульсирует во рту, увеличиваясь в размерах, становится твёрже. Я вновь и вновь ласкаю его языком, вдыхая мускусный пьянящий запах, распаляющий возбуждение внизу живота. Хочется сбросить с себя одежду и остаться голой на коленях перед ним. Быть настоящей. Обнажённой. Уязвимой. Для Него. Сердце неугомонно бьётся в рёбра. Его рука уверенно ложится на мой затылок, слегка надавливая и направляя. Я погружаю член ещё глубже в рот, почти до предела. Дима тихо стонет, пальцы ласково скользят по моим волосам.

В этот миг я властна над ним. И пусть это всего лишь короткое мгновение, которое растворится к утру непозволительным наваждением, сегодня ночью он принадлежит мне. Он только мой. И нет никаких угрызений совести: что скажет Лиза? причиню ли я боль Никите?

Ничего этого нет… Только он и я.

— Иди сюда. — Дима приподнимает меня за локоть и всматривается в моё лицо.

Его взгляд жадный, изучающий, будто он впервые видит меня настоящую.

Да, Дима, внутри меня живёт другая Леа — демон, которому чужды все правила и законы.

— Я хочу до конца… — робко шепчу, переводя дыхание.

— Ещё успеешь, — улыбается, большим пальцем поглаживая мою щёку.

Мне кажется, эта ночь — единственное, что судьба готова нам с Димой подарить. И я хочу всё успеть, насладиться им и нашим единением. Где-то внутри вибрирует горькое чувство тревоги, что на рассвете мы потеряем друг друга… До дрожи боюсь, что мои чувства испугают его и всё закончится так и не начавшись. Да и какое «начало» возможно между нами? Дима никогда не скрывал, где проходит грань. И сейчас я получаю максимум того, что он готов дать. И я согласна. Я слишком обычная, чтобы удержать свободного от привязанностей мужчину.

Я не питаю детских иллюзий, что он влюбится в меня и поменяет свои жизненные ориентиры. И я точно не из тех девушек, которые живут в сказке, где мужчина меняется ради любви.

Всего одна ночь, но самая желанная из всех ночей, о которых я могла бы мечтать. Мы избавляемся от одежды и забираемся на высокую кровать. Он медленно раздвигает мои ноги, поглаживая внутреннюю сторону бёдер. Мое тело дрожит в его нежных руках, умоляя, чтобы не останавливался, не прекращал ласкать мою кожу, вспыхнувшую от его прикосновений. Я обнажена и уязвима перед ним — не только телом, но и душой. В моих глазах легко читаются чувства, которые буквально льются из меня бурным водопадом. И если он захочет, сможет растоптать их и уйти не обернувшись. А может бережно прикоснуться к ним, осторожно, как к новорожденному котёнку, который больше всего на свете нуждается в ласке и заботе.

Реальность разлетается на части, когда его бёдра совершают первый глубокий толчок. Я будто вливаюсь в поток водопада, грудь разрывается от протяжного стона, а разум теряет едва уловимую связь с внешним миром. Дима ловит мои губы, алчно проникая языком в мой рот, и с каждым движением становится всё жёстче. Сверхчувствительные соски, будто в тисках зажатые между его шершавыми пальцами, пульсируют, струясь удовольствием вниз живота. Несколько томительных и нежных толчков сменяются более грубыми. Он вылизывает мой рот с голодной жадностью, словно готов поглотить меня целиком. А я — его. Это грязно, но так прекрасно.

— Господи… — задыхаюсь волной наслаждения, проглатываю застрявшее в горле признание из трёх слов.

Кажется, ещё немного — и я не выдержу. Распирающее давление внутри вот-вот прорвёт — и я взорвусь водородным зарядом, разлетаясь гигантской волной. Я раздвигаю ноги шире, позволяя Диме погрузиться ещё глубже. Блаженство, граничащее с болью, вызывает неутолимую дрожь. Он подтягивает мои колени выше и входит в полную силу, хотя казалось, что глубже уже просто невозможно.

— Леа… — Дымчатые глаза затуманены страстью и чем-то ещё, что невозможно понять в моем состоянии. — Девочка…

— Я сейчас… на куски… — глотаю воздух и взрываюсь в его руках.

Мощный оргазм захлёстывает, как водопад, разбивающийся о скалы. И совсем рядом, в том же потоке, Дима срывается следом за мной.

На этом всё только начинается. Как вечно голодные, мы улетаем раз за разом, рвём друг друга на части — телами, губами, руками. Воздух в комнате отеля пропитан нашими стонами и жадными поцелуями. Мы падаем, потом снова тянемся друг к другу, будто нескольких часов мало. Будто нам нужно успеть… Я прижимаюсь к нему щекой, сердце колотится как сумасшедшее. Я не хочу, чтобы «мы» заканчивались. А затем я проваливаюсь в лёгкий полудрём.

— Дим, а что означает руна в огне? — Устроившись у него на груди, провожу пальцем по рисунку на его предплечье.

— Одиночество, сила и энергия, — отвечает, зарываясь пальцами в мои волосы.

— А если более детально? — Моё неугомонное любопытство только крепнет.

— Что именно тебя интересует: сам символ или причина, по которой я его сделал?

— И то и другое…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Руна Иса означает неподвижность и одиночество, а огонь — это сила, энергия и трансформация. Я набил татуировку в одиннадцатом классе.

— Получается, что сила и энергия как бы поглощают одиночество?

— Да.

— А почему именно этот символ?

В воздухе повисает тяжёлая пауза. Я чувствую, что откровения даются ему совсем не просто. Макей не привык обнажать свои чувства и говорить о личном, а кто я такая, чтобы стать исключением и раскрыть передо мной душу?.. Но я всего лишь хочу понять его мотивы…

— Вот ты любопытная, — едва заметно усмехается, притягивая к себе. — Не отстанешь от меня?

— Я просто хочу узнать тебя.

— Может, не стоит?

Его резкий вопрос режет по живому, бьёт в самое чувствительное место. Он не ищет исцеления и не нуждается в откровениях. Ему не нужны близкие отношения. Это я вцепилась в него как клещ и бесхитростно пытаюсь выведать крупицы сведений о его личной жизни.

— Я очень хочу знать… — тяжело вздыхаю. — Всё, что ты мне расскажешь, останется в этой комнате. Я клянусь тебе.

— Ладно.

Он чуть отстраняется от меня, создавая обманчивую дистанцию. Между его бровями залегает глубокая морщина. Он приподнимается на подушке, устраиваясь полусидя, и растирает переносицу, будто готовится к мучительному откровению.

— Когда мне было семнадцать лет, мы с матерью и сестрой на школьных зимних каникулах полетели отдыхать на острова. Сам отец остался дома.

По холодному тону в его голосе становится понятно, что воспоминания десятилетней давности полосуют по не до конца зажившей ране.

Чёрт, наверное, зря я затеяла это… Зря влезла в личное.

— Перелёт был поздний, и когда мы ночью вернулись домой, то по беспорядку в гостиной сразу стало ясно: тут что-то происходит. Остатки какой-то еды… бутылки… порошок на стеклянном столике. Вокруг всё указывало на бурную вечеринку в нашем доме.

Дима сглатывает и морщится. Заметно, что каждое слово даётся ему с болью и отвращением. Я замираю, не издавая ни звука, и впитываю каждое его слово.

— Какое-то чутьё подсказало не пускать мать наверх, — продолжает. — Благо, Кире было два года, и пока мать была занята мелкой, я метнулся на второй этаж. Но то, что я увидел в комнате родителей, повергло меня в шок. Да какое там… Я знатно прих*ел от того, что увидел. Глазам своим не поверил.

— Что ты увидел? — хрипло спрашиваю.

— Блин, Леа, оно тебе нужно?

— Нужно. Пожалуйста!

— Отец устроил групповуху в их с матерью комнате.

— В смысле? — переспрашиваю, не веря в сказанное.

Мозг отказывается воспринимать эту страшную информацию.

— В прямом, Леа, — глухо отрезает. — Если ты не знаешь, что такое групповой секс, то могу пояснить.

— Не нужно! — истеричные нотки срываются с губ. — Какой кошмар, Дима!

Прикрываю рот ладонью.

— Ты сама просила подробности. — Его стеклянный взгляд врезается в меня.

— Зачем он это сделал? Неужели специально?

— Я не знаю. Безнаказанность, покорность матери. Обдолбался и тупо даты перепутал. Мне неинтересно было слушать его оправдания, я просто вычеркнул его из своей жизни.

— А мама?.. Как она после этого?

— Ей было очень сложно принять реальность, и я бы, наверное, сошёл с ума, если бы она первой зашла в комнату. Но я не хочу больше об этом говорить, окей?

— Да, конечно… — Льну к нему, прижимаясь всем телом, и крепко обнимаю.

Он должен знать, что может довериться мне и поделиться воспоминаниями, которые терзают его многие годы. Дима сильный и уверенный в себе мужчина, но в его сердце столько боли, что часть её отзывается во мне. Мы как два разбитых осколка, притянувшихся друг к другу.

Я не могу представить, что ощутила его мама, узнав о предательстве мужа. Это была не просто измена, а извращённый акт в самом святом для семьи месте — их общей спальне. От мысли о муках, которые испытала несчастная женщина, кожа покрывается холодными мурашками. Мои воспоминания о смерти Елены Бергиной — просто цветочки по сравнению с тем адом, что увидел и пережил несовершеннолетний Дима.

— Теперь твоя очередь, мышка.

— Ты о чём? — Поднимаю на него непонимающий взгляд.

— Почему ты позволяешь Лизе контролировать свою жизнь?

Глава 24.3

— Я не понимаю… о чём ты?

Вырываюсь из тёплых объятий.

— Не говори мне, что ты не видишь очевидного.

Лёгкая улыбка трогает мужественные губы, которые снова хочется зацеловать до потери сознания.

— Я действительно не понимаю, о чем ты, Дима! — раздражаюсь, прекрасно понимая, что конкретно он имеет в виду.

— Лиза манипулирует тобой как хочет, — говорит он снисходительно, будто я наивная малолетка.

— Она не манипулирует мной! — огрызаюсь беззлобно. — Просто у нас сложились такие отношения, что после смерти её мамы я заменила ей самого близкого человека. По крайней мере, я очень старалась. И в этом оказались свои минусы…

— Расскажешь?

— Неужели тебе интересно? — удивляюсь.

— Тебе же интересно было слушать о моей жизни, — констатирует очевидное. — А мне интересно, почему ты терпишь её странное поведение.

— И это говорит человек, который встречался с Лизой несколько месяцев?

Разворачиваюсь к нему, простыня сползает с плеч, оголяя мою маленькую грудь. От лёгкой прохлады по коже пробегает рой мурашек.

— Так не пойдёт, хитрая соблазнительница, — смеётся, натягивая ткань назад, прикрывая торчащие соски. — Сначала мы поговорим, а потом продолжим с того места, на котором остановились.

Сладкая истома вновь наполняет низ живота, и я хнычу, потому что физически всё тело болит, а желание заполучить новые оргазмы становится только сильнее.

— Ладно, — надуваю губы.

Рядом с Димой моя внутренняя разнузданная штучка расправляет широкие крылья. Крепнет, становится смелее и женственнее, она готова выпорхнуть наружу и явить себя окружающему миру.

Но сейчас не об этом.

— Ты же знаешь, Лизина мама умерла прямо на её глазах в тот вечер, когда мы отмечали её пятнадцатый день рождения. — Он кивает, не перебивая. — Так вот, дом был полон близких друзей и родственников, и мы ожидали последних гостей. Лиза как раз помчалась наверх искать вазу для цветов. Как сейчас помню, для чёртовых пионовых роз, которые мы обе ненавидим по сей день…

Вязкая горечь от острых воспоминаний оседает на языке.

— Её поклонник Ванечка Семичёв подарил шикарный букет. Весь дом был заставлен цветами, а ёмкостей не хватало. Я проводила его в гостиную, а потом побежала на кухню спросить у бабушки Лизы, готов ли торт со свечками. А потом… с верхнего этажа донёсся пронзительный детский крик, такой истошный и громкий, что весь дом мгновенно погрузился в тишину. И так получилось, что я первая вбежала в ванную...

Во рту становится сухо, и я ненадолго замолкаю, чтобы справиться с дыханием. Воспоминания даются неожиданно тяжело, будто с момента смерти Елены Бергиной прошло не десять лет, а всего несколько дней.

Тёплая ладонь Димы ложится на мою голую спину, поддерживающая и успокаивающая.

— Хочешь воды?

— Неа… — мотаю головой.

— Можешь не продолжать, если тяжело вспоминать.

— Нет уж, раз начала… — делаю глубокий вдох. — Лиза сидела на полу вся в слезах и тряслась над телом матери. Помню, как она кричала «Мамочка, вставай», пыталась её расшевелить, — всхлипываю от нахлынувших эмоций. — Боже, как всё сложно.

— Я знаю, — поцелуй в висок, — такие моменты ломают наш мир на до и после.

— Угу. — Вытираю слёзы указательными пальцами, размазывая влагу под глазами. — Я думала, мое сердце выпрыгнет от ужаса и грохнется прямо там, рядом с телом. А ведь Елена не моя мама, Дим, понимаешь?

— Понимаю.

— И я даже представлять не хотела, что чувствовала Лиза, потому что страшно! Это же так больно! Её отец был на грани, но поскольку он бизнесмен и должен был сохранить свой бизнес, то просто не мог находиться сутками рядом с дочерью. Лиза впала в депрессию, а когда Вячеслав Леонидович понял, что даже специалисты бессильны, попросил моих родителей отпустить пожить меня к ним на какое-то время, пока Лизе не станет легче.

Дима сводит брови, и по выражению его хмурого лица я понимаю, что сама формулировка событий его настораживает.

— Я знаю, это всё очень странно, — пожимаю плечами, как бы оправдывая всю ситуацию, — но в тот момент мне и моим родителям эта идея казалась безобидной. А потом… потом всё стало усугубляться. Лиза куксилась, требовала, чтобы я всегда была рядом. Без меня не могла принять ни одного решения. В школу вместе, из школы вместе. Мне было так её жаль! Она плакала постоянно, когда оставалась одна. В итоге я сдалась и приняла свою «судьбу».

— Охренеть, Леа. Неужели никто не понимал, что это не выход?

— Да все видели, Дим. Только я потом и сама стала огрызаться на всех, защищая Лизу. Мои проблемы отодвигались назад, и в какой-то момент мне даже стало казаться, что я не принадлежу себе. У меня и проблем-то не было! Я в это искренне верила. Позже, когда мы вместе поступили в институт, точнее, в академию, но на разные линии, я хотя бы смогла спокойно общаться с другими ребятами.

— Я не знаю, что сказать...

— Сейчас, рассказывая тебе, я понимаю, как абсурдно всё звучит, но ты же сам видишь…

— Я вижу только то, что ты впитала в себя чужое горе. Но что хуже всего, подавляешь в себе чувства, которые должны проживать девушки в твоём возрасте.

Лёгкие будто горящими углями обжигает. Это что же он такое имеет в виду? Что по сравнению с Лизой я вялая и аморфная? Так я и без его красноречивого намека это знаю. Не дура и никогда ею не была, вроде как.

— Предлагаешь брать с тебя пример и трахаться без обязательств, пока не надоест? — уязвленная гордость сочится издёвкой быстрее, чем я успеваю подумать над собственными словами.

В качестве реакции я могла ожидать чего угодно, но не того, что он запрокинет голову назад и начнет хрипло смеяться. Дурак.

— Да хотя бы и так! — Подмигивает так нагло, будто я последняя девушка на земле, которую нужно срочно соблазнить, иначе всё человечество вымрет.

Макей хочет притянуть меня к себе, но я ловко уворачиваюсь от его объятий. Всё-таки хоть какая-то гордость у меня ещё осталась.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Предательские слёзы снова подступают, горло сдавливает, я резко отворачиваюсь к окну, пытаясь скрыть, насколько глубоко полоснули его слова. Насупившись как маленький зверёк, складываю руки на груди.

— Леа, послушай… — начинает было он.

И именно в этот самый момент звук входящего звонка рассекает воздух. Острая как лезвие мелодия, разрезающая тонкую нить между нами.

— Леа! — доносится из трубки истеричный крик, отбрасывающий меня на десять лет назад. — Ты мне нужна!

— Лиза? Что случилось?

— Папа в реанимации!

Глава 24.4

— Лиза? Что случилось?

— Папа в реанимации!

— Что произошло?

— У него инфаркт! — надрывно кричит.

Сковывающий, леденящий ужас прорывается сквозь динамик и пробирается под кожу до самых костей. Ловлю обеспокоенный взгляд Димы.

— Я сейчас приеду, только скажи, в какую больницу? — стараюсь говорить спокойно.

— В городскую… двадцать шестую…

Подрываюсь с места и в судорожной спешке натягиваю на себя одежду: трусы, лифчик, брюки… Тошнота подкатывает к горлу, кишки сворачиваются морским узлом. Обхватываю руками горло, будто удавка стягивается на шее.

Боже, нет! Только не снова. Только не с ней. Она не заслужила.

— Остановись! — Дима ловит меня в кольцо рук. — Что случилось?

И, словно почувствовав, его телефон на краю стола загорается: «Лиза Алтай».

В голове возникает ненужная мысль: сколько «Лиз» сохранено в его записной книжке, если моя подруга подписана «Алтайской»?

***

— Высади меня за углом, пожалуйста.

Решение, что нас не должны увидеть вместе, пришло сразу, как только мы выехали из отеля, и я полностью уверена, что Дима без лишних сомнений согласится. Машина притормаживает за поворотом больницы, в нескольких десятках метров от входа.

Молчание в салоне плотное и натянутое, как оконная слюда. Несколько тягучих секунд мы сидим, затем Макей поворачивается ко мне всем корпусом.

— Леа, нам нужно будет поговорить.

— Позже, как прояснится ситуация со здоровьем Вячеслава Леонидовича. Сейчас не лучший момент, чтобы о нас кто-то узнал.

— Я тоже так думаю.

Его категоричное и безапелляционное согласие бьёт сильнее, чем я предполагала. Оно заострённым гвоздём вколачивается в мою надтреснутую надежду. Пара ударов молотком — и гвоздь загнан по самую шляпку.

А какой ответ я могла от него ожидать?

«Нет, Леа, я хочу, чтобы все знали, что мы пара!»

На что я рассчитывала? Долго и счастливо — не о нас. Одна ночь — не повод начинать отношения и строить планы на будущее.

Всё я знала и понимала, но надежда ведь та ещё стерва живучая.

На деревянных ногах я влетаю в холл больницы и без промедления нахожу взглядом Настю. Она с кем-то говорит по телефону, но, заметив меня, быстрым шагом направляется в мою сторону.

— Привет, — голос хриплый, глаза опухшие от слёз. — Марина звонила, они с Максом сейчас приедут… Ой, Дима, привет… — Замечает за моей спиной.

— Привет, Настя.

Его светлые волосы беспорядочно растрёпаны ветром, а глаза покраснели от усталости. После долгого рабочего дня на тренировочном полигоне он так и не успел отдохнуть, не то что выспаться. А уж после ночи в отеле… Дима равняется с нами. Я вынуждена изображать скупое приветствие: здороваюсь нарочито сухо, будто мы не дарили друг другу бесчисленное количество оргазмов этой ночью.

Он отвечает мне тем же.

Глаза в глаза.

Просто цирк какой-то…

— Пойдемте за мной, — зовёт Настя, разрывая искусственно созданный невидимый контакт. — Нам на второй этаж.

Подруга ведёт нас по коридору, затем мы сворачиваем направо на лестничный проход, поднимаемся на один пролёт и попадаем в реанимационное крыло. Рядом с закрытыми дверями в отделение я замечаю силуэт лучшей подруги. Лиза сидит в кресле, сгорбленная, ладони обхватывают голову. Светлые длинные кудри почти касаются кафельного пола.

Тревога за себя привычно отходит на задний план, когда я вижу её такой сломленной и беззащитной.

— Лиза… — пугающий скрежет вырывается из моего горла.

Бросаюсь к ней, обнимаю крепко-крепко, до боли в пальцах. Как тогда… в тот вечер, когда чёрный пакет выносили из дома Бергиных и грузили в скорую, увозя с собой осколки вдребезги разбившейся семьи.

— Как он?

— Врачи говорят, что очень-очень плохо… — шелестит осипшим голосом.

Её загорелая кожа за считанные часы стала серо-зелёной, щёки провалились. Взгляд мечется зигзагом по коридору, а привычно голубые глаза потемнели до цвета сажи.

У меня в голове пылает пожар, глазницы будто едким дымом застланы. Пытаюсь проморгаться, силясь удержать накатившие слёзы и не дать им прорваться. Они уже на старте: ждут малейшего сигнала, чтобы хлынуть лавиной.

Где-то позади слышны голоса Марины и Макса.

В гнетущей тишине мы сидим и ждём чего-то. Чуда? Диагноза? А может… конца? Время от времени мимо нас проходят врачи и медсестры, но тот, кто нужен, так и не появляется.

Примерно через час из дверей реанимации выходит врач, и на уровне инстинктов я чувствую, что он именно тот, кого мы ждём. Кажется, будто над головой мужчины в белом халате начинает светиться нимб, но тут же гаснет, стоит ему снять маску, под которой спрятана гримаса сожаления.

— Лиза Бергина? — устало спрашивает он.

— Доктор? — Подруга неуверенно привстает с кресла.

Я автоматически поднимаюсь следом.

— Прогнозы пока неутешительные. Сейчас главное переждать первые 24 часа. Если пациент выживет, тогда можно будет говорить точнее.

Врач исчезает, словно мимолётный мираж. Вокруг всё оживляется тихими, беспокойными голосами.

— Спасибо, что приехал… — Боковым зрением замечаю, как Лиза искренне благодарит Диму и сердечно кидается ему на шею.

Он обнимает её, успокаивает, гладит, почти как меня этой ночью.

Жар дичайшей ревности расползается внутри, охватывая каждый орган. Я хочу вытащить эту отраву из себя, но я не в силах… Я будто погрязла в зыбучих песках, из которых есть один единственный выход — на дно. И судя по тому, что я творю последние дни, я уже там. И даже начинаю привыкать.

Мне нужен глоток свежего воздуха.

Спускаюсь на первый этаж к кофейному автомату, чтобы немного привести себя в чувства.

Что мне делать? Бросить Лизу одну не смогу, но и жертвовать собой снова я тоже не согласна. Как сказал Дима: «Положить все на алтарь чужого горя и впитать его в себя». Не в этот раз.

Душно. Дурно. Пальцы трясутся — я едва удерживаю бумажный стаканчик с кофе. Да что ж такое… Глубокий вдох.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Хочется по-свински сбежать отсюда, не думать ни о чём — и гори оно всё синим пламенем!

Погруженная в грешные мысли, я не сразу замечаю, как друзья настигают меня у автомата.

— Леа, ты же не бросишь меня? — скулит Лиза, и взгляд у неё такой жалкий, будто стоит мне сказать «нет», как она упадёт замертво прямо здесь, на этом самом месте.

— Конечно не брошу, — отвечаю без колебаний. — Я останусь с тобой и буду рядом столько, сколько понадобится.

Мои слова звучат спокойно и уверенно. Искренне. Почти… Где-то внутри одна за другой обваливаются тлеющие балки и брёвна, сгорая дотла. Я снова ставлю свою жизнь на паузу.

Глава 25 Срыв

В дом Бергиных мы направляемся напрямую из больницы, без промедления. Комплект сменного белья у меня с собой. Планируя встретить самый чудесный рассвет в своей жизни с любимым человеком, я никак не ожидала, что окажусь снова в этом доме.

А Дима…

Будто и не было нашей ночи. Просто видение. Мираж.

Не подвело меня чуткое сердце. Всё произошло так, как оно и шептало: наутро мы расстались. Растворились как сахар в горячем чае: сладкий вкус на языке есть, но белоснежных крупинок уже нет.

Фатальность поселилась в груди и, точно выловленная на острый крюк обречённая на смерть рыба, бьётся в агонии, хлещет хвостом о рёбра, зная, что шансов нет. Я предпочла бы стать истеричным холериком и замучить себя диагнозами, но скверное предчувствие не поддаётся анализу. Оно просто есть.

Комната, которая когда-то была роднее собственной в родительском доме, осталась прежней: та же полуторная кровать, заправленная покрывалом с изображением млечного пути, и такого же стиля шторы. Двустворчатый белый шкаф с серебряными ручками в форме бабочки, на полу — светло-серый мягкий ковёр с длинным ворсом. Напротив кровати у стены пристроен до боли знакомый белый письменный стол со стеклянным покрытием, на поверхности которого скопился слой пыли в несколько миллиметров —единственный знак, по которому можно предположить, что в этой комнате никто не жил и не ночевал длительное время.

Лиза нечасто оставалась с ночевкой у отца, пребывание которого в северной столице в течение года можно было сосчитать по пальцам. Пока мы ехали в такси, она успела рассказать, что отец предпочитает проводить время в Германии, где функционирует один из головных офисов его компании, или в Сингапуре, где разрабатываются и тестируются передовые технологии в сфере IT, часть из которых впоследствии внедряется как в России, так и в других странах Европы. Чем обусловлена его отстраненность в общении с единственной обожаемой дочерью, я понимаю, но не принимаю. Вячеслав Леонидович безумно любил свою жену Елену, с которой они встречались ещё со школы, и, к большому сожалению, расставание с любимой из-за её смерти оказалось для мужчины несоизмеримой ни с чем потерей. В свои сорок шесть он выглядит потрясающе: стильный, подтянутый, занимается спортом и интересуется мировыми трендами. Но за прошедшие десять лет Лиза ни разу не упомянула ни слова, что в жизни отца кто-то есть. Совершенно ясно, что с такой привлекательной внешностью он не блюдёт целибат, но и женщина, способная хоть немного его заинтересовать и расшевелить, так и не появилась на горизонте. Что же способствовало тому, что вполне себе молодой и крепкий мужчина оказался на реанимационной койке с инфарктом?

Новая волна истерики охватывает Лизу сразу, как только мы заходим за порог дома и натыкаемся на вешалку с вещами её отца. Кое-как на кухне по памяти я обнаруживаю в выдвижном ящике аптечку и, испытав колоссальное облегчение, что хоть и с отслужившим сроком годности, но в доме есть хотя бы валерьянка в таблетках, наказываю Лизе не морщиться и принять две под язык. Сажусь рядом с ней на кровать и жду, пока она уснёт.

Подруга всегда быстро засыпала, когда я была рядом. Наверное, потому что безгранично доверяла и была уверена, что я не способна на предательство.

А зря. Потому что в самый первый раз с Димой я была уверена — они вместе.

Значит, я предала. Всё остальное неважно. Просто декорации к поступку. О Никите я не думала вообще. Возможно, из-за того, что нырнула в сумасшедшие чувства к Диме с головой, а может, потому, что к Ковалёву я испытывала какие угодно чувства, кроме оглушающей любви. Скорее, признательность за трепетное отношение ко мне, за то, что увидел во мне женщину.

Но это не любовь.

Любовь — это когда не ищешь за что любить. Просто любишь человека за то, что он есть.

***

— Мам, не нужно никуда ехать, — успокаиваю родительницу по телефону.

Они с отцом готовы сорваться в дом к Лизе в любой момент, но я пресекаю любые попытки.

— Дочка, давай я побуду с ней?

По взволнованному тону матери становится очевидно: её пугает вероятность повторения сценария десятилетней давности.

— Мам, я справляюсь. Более того, завтра же заставлю Лизу позвонить своему психологу. Всё обойдется. Побуду с ней пару дней и вернусь домой.

— Хорошо, — нотки обеспокоенности всё ещё чувствуются. — Никита звонил?

— Нет, пускай спокойно переезжает. Неделя ещё не прошла, а раньше этого времени я не стану его тревожить.

— Ты точно решила расстаться?

— Точно, мам.

Родители в курсе расставания с Никитой, но не имеют представления, по какой причине оно произошло. Признаться, что я изменила, пока не хватает душевных сил. Упомянула лишь, что мы слишком разные. Сесть и поведать близким обо всём вслух — означает принять реальность: совершённые поступки и их последствия.

Я пока не готова. Ой как не готова.

Вспомнив, что сегодня рабочий день, звоню Герману Сигизмундовичу и беру отгул на один день. Скрепя зубами и едва сдерживая раздражение, он берёт с меня обещание отработать двойную смену, потому что клиенты ждут сдачи работы в срок. Будучи чрезвычайно ответственным работником, заверяю его, что картина будет готова раньше оговорённого дедлайна.

В течение дня, пока Лиза спит, брожу по пустому дому, утопая в детских воспоминаниях. Затем готовлю ужин из продуктов, которые нашлись в холодильнике. Замороженная куриная грудка, овощной микс, несколько кусочков хлеба. В настенном шкафчике обнаружился рис, макароны и даже овсяная каша. Правда, молока нет. Зато из винного стеллажа торчит несколько бутылок рислинга «Локо Чимбали». На ум приходит неплохая идея выпить по бокальчику за ужином для снятия стресса.

Готовлю, как можно догадаться, рис с тушёными овощами и курицей, сервирую стол и жду, когда Лизавета проснется.

— Оу, вот это подача…

Вымученный голосок Лизы доносится из дверей кухни. На лице девушки — вечная усталость, неимоверная грусть в глазах. На голове беспорядочно собранные в пучок кудри. За годы дружбы я видела её с пучком на макушке всего несколько раз, и каждый из них был предвестником депрессии.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ничего, что я так, в ночнушке? — Собирает двумя пальцами ярко-розовую рубашку на впалом животе и оттягивает вперёд.

— Пфф, твой дом — твои правила, — чуть улыбаюсь.

— Папин…

Стираю улыбку с лица, щёки обдаёт жаром.

— Прости, неудачная шутка.

— Всё ок. Я очень проголодалась. Спасибо, что ты тут, со мной.

— Конечно, разве я могла поступить иначе?

Лиза неспешно выдвигает стул, размеренно садится. Берёт в руку вилку и поднимает на меня потерянные глаза. Заторможенно моргает несколько раз ресницами, чуть наклоняет голову вбок и слабо отвечает:

— Только так… и никак иначе.

Нехорошее предчувствие снова бьёт под ребрами, но я отгоняю его, списывая на стрессовое состояние.

— Давай выпьем за нашу дружбу! — Лиза резко вцепляется в ножку бокала и тянется к моему.

Чокаемся. Кидаю кусок за куском в рот — на вкус как резина, хотя во время готовки еда казалась вкусной и ароматной. Гадкое ощущение неправильности, что как-то всё очень странно и неестественно, никак не уходит.

— Представляешь, нашла в морозилке курицу и овощи, а в шкафу — крупы! — разряжаю обстановку. — Приготовила то, на что хватило воображения.

— Прекрасный ужин, дорогая, — улыбается Лиза. — Вот бы так каждый день.

Курица застревает в горле. Уфф. Дежавю… Откашливаюсь и перевожу взгляд на подругу, сидящую напротив. Пью вино маленькими глоточками, избавляясь от першения в горле.

— Ну как тебе? — вдруг спрашивает она.

— Что как? — не понимаю суть вопроса.

Её взгляд меняется за секунду: из заторможенного и мягкого трансформируется в дикий и агрессивный.

— Ну как же, — не отводя от меня расфокусированных глаз, откладывает вилку в сторону и приподнимает подбородок, — член Макея.

Глава 25.1

Мои глаза широко распахиваются. В виски приливает вся кровь в организме и болезненно пульсирует.

— Чего молчишь? Думала, я ничего не знаю? — на перекошенном пренебрежением лице застывает кривая улыбка. — Даже лучшей подруге не сказала… Ай-ай-ай, как же так. А я ведь тебе доверяла.

— Лиза…

— Да ладно тебе! — отмахивается, морща нос. — Надеюсь, ты не успела в него втрескаться по полной? Ему же всё равно! Поюзал и дальше пошел! Ты же это понимаешь?

— Как ты догадалась, что у нас что-то было? — игнорирую последние три фразы.

— Так я и не догадалась. Я всё знала. Это я его под тебя подложила… Ну или тебя под него… или на него?

Её жёсткий истеричный смех, словно из недр преисподней, ядом проникает в барабанные перепонки, мгновенно отравляя внутренние органы.

— Лиза, ты сейчас не в себе. — Неспешно отодвигаюсь назад, планируя встать из-за стола. — Давай ты поднимешься в комнату и попробуешь уснуть? А завтра утром мы обязательно поговорим.

— Нет! — вскрикивает, лихорадочно цепляясь в мою ладонь, тянет резко на себя так, что я почти валюсь грудью на тарелки с едой. — Леа, это всё ради тебя! Как ты не понимаешь?

Выдергиваю ладонь и, оттолкнувшись обеими руками от столешницы, поднимаюсь.

— Я тебя не понимаю! Скажи нормальным языком! — кричу в ответ.

В груди что-то нехорошее зарождается, шевелится. Поднимаю на неё взгляд и застываю на месте. В истеричной гримасе напротив невозможно распознать лучшую подругу.

— Сядь, и я расскажу! Всё расскажу!

Её настроение снова меняется в одну секунду, и истерику сменяет злость и нетерпение.

Опускаюсь на стул, складывая руки на груди. Сердце гремит как наковальня.

— Говори.

— Я сразу заметила, что ты запала на Макея, — начинает историю, а я уже понимаю, что после её слов мне не выжить. — С той минуты, когда он спас меня на склоне. Ты бы видела себя со стороны! — качает головой. — Глаза горят, щёки красные. Девочки ничего не заметили…

«Заметили», — горько подмечаю про себя.

— Честно признаться, он мне тоже понравился. Член у него зачётный, согласись?

В горле пересыхает — будто морское дно осушается за долю секунды. Молчу.

— Не хочешь — не отвечай, — пожимает плечом. — А когда Карина на Алтае высказалась про то, что ты ведешь себя как великовозрастная дама, то мне в голову пришла гениальная мысль!

— Свести меня с Димой… — догадываюсь вслух.

— Да какое там свести? — фыркает недовольно. — Я всю голову сломала, как бы сделать так, чтобы он запал на тебя.

— Но все никак не получалось… Я же серая, бледная мышь на твоём фоне… — договариваю за неё с извращённым сожалением.

— Нет! — Её глаза горят отвращением, только оно предназначено не мне, а Диме. — Ты прекрасна, просто такие мудаки, как он, видят только внешние данные, а на внутреннюю составляющую им плевать.

— Это не так, ты его плохо знаешь…

— Леа, я состояла с этим человеком в сексуальных отношениях три месяца. Ты думаешь, я совсем его не знаю?

Сглатываю ком тошноты. Как же мерзко осознавать, что эти отвратительные слова — правда.

— Что ты хочешь всем этим сказать?

Испытываю на себе её нечеловеческий взгляд.

— Я слепила для него картинку, в которой выставила тебя богиней. Нахваливала тебя ему сутками. Какая ты добрая, самоотверженная, идеальная! А кожаное платье ему понравилось? Он любит заниматься сексом, когда на девушке кожаные шмотки, фетиш у него такой, — брезгливо кривит губы, будто ей противно вспоминать о нём.

— Замолчи!

Не выдерживаю, вскакиваю со стула, и он с грохотом ударяется спинкой о пол.

— Нет, подруга, я только разошлась! А бельишко белое? Ты же ничего другого и не носишь! Я планировала, что вы познакомитесь поближе, когда вы отвозили икону, но судьба оказалась ко мне благосклонна: за вами увязались какие-то отморозки, и вы остались ночевать у твоих родителей.

— О какой благосклонности ты говоришь? — повышаю голос, руки не слушаются, дрожат как у заправского алкаша. — Ты с ума сошла?! Мы рисковали жизнями в этой чёртовой погоне!

— Зато какой адреналин! — Её мутные зрачки болотного цвета увеличиваются в размерах до пятака. — В тот же вечер он так меня оттрахал, что искры летели в стороны, — настоящий пожар! Явно о тебе думал в тот момент…

— Ты несёшь полную чушь…

Не в силах поверить во всю дичь, что она несёт, отвожу взгляд в сторону.

— Я посеяла в нём якоря. Они работают как с марионеткой: дёргаешь за ниточку, и она сразу приводит в движение нужные части тела.

— Ты ВСЁ спланировала? — тихо спрашиваю. Сил нет.

— Ага, — довольная своими откровениями, улыбается. В глазах нездоровый блеск.

— Зачем?

— Никита забрал тебя у меня! И он тебе не подходит! С ним ты была несчастна! Ты должна была его бросить!

— Что-то ещё? — в ожидании следующей порции боли.

— Да. Не стоит тебе любить Макея. Он этого не заслужил.

— И почему же?

— Он получит аккредитацию и свалит куда-нибудь далеко и надолго на войну. Может, навсегда. Ему же никто не нужен.

— А тебе-то что с этого?

— Как что? — удивлённо хлопает глазами. — Моя подруга наконец бросила недостойного ее парня! Я же о тебе думаю. Посмотри на себя! Ты красива как никогда. А эти парни… да что с них взять? Использовать для здоровья. А для души есть лучшая подруга. Пусть будет как раньше, Леа? Пожалуйста?..

Истерия сходит с лица Лизы, и на её место приходит безысходность и мольба.

— Ты ошибаешься, Лиза, — грубо отрезаю. — Твой отец всю жизнь любит твою мать.

Лиза отшатывается как от пощёчины, смаргивая пелену с глаз, которая её окутала.

— Мои родители всю жизнь вместе, и никто никого не предавал. Все твои суждения основаны лишь на

твоём

личном горьком опыте.

Она неуклюже пытается сделать шаг ко мне, спотыкается о собственную ступню и падает на пол, теряя сознание.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 26 Правильное решение

Вся злость, пышущая внутри меня, исчезает, когда осознаю, что Лиза обездвиженной куклой лежит на полу и не реагирует ни на какие мои попытки её расшевелить.

Я срываюсь с колен и бегу на второй этаж за телефоном. Не теряя ни секунды, вызываю скорую.

Машина неотложной помощи приезжает неожиданно быстро. В беспокойном ожидании успеваю повернуть Лизу на спину и подложить подушки с двух сторон так, чтобы ноги были чуть выше головы. Каждые пять минут я напряжённо проверяю слабый пульс, вздрагивая от панических мыслей, что следующий вздох может стать последним.

«Как же так вышло?..» — содрогаюсь про себя, внимательно наблюдая, как группа медиков переносит обмякшее тело Лизы на диван.

Я боюсь дышать, боюсь смотреть, и чтобы лишний раз не мешаться под ногами, ухожу на кухню. Решаю прибраться и помыть посуду, лишь бы не сойти с ума от съедающих изнутри мыслей. Уборка не спасает, и я то и дело проматываю в голове наш разговор. Нет, скандал с бредовыми признаниями Лизы. Держу себя в руках. Ни единой эмоции нельзя допустить. Сначала я должна убедиться, что с ней всё в порядке, а потом подумать, как поступить дальше.

По ощущениям проходит не менее часа, когда на кухне появляется врач, замечает на столе початую бутылку рислинга и, нахмурив брови, переводит усталый взгляд на меня.

— С вашей подругой всё в порядке, — успокаивает он. Слова мужчины вызывают какое-то стойкое внутреннее доверие. — Сейчас она спит. Мы экстренно промыли желудок и поставили капельницу.

Я облегчённо выдыхаю, будто шар, сжимающий всё внутри, лопается.

— Вы знали, что ваша подруга принимает антидепрессанты?

Шар надувается снова.

Его вопрос ставит меня в тупик.

Молча качаю головой, потому что теряюсь с ответом. Да, Лиза периодически принимала антидепрессанты, но последний курс лечения проводился около семи лет назад.

— Судя по всему, девушка принимает ***, — продолжает. — Его назначают для стабилизации настроения, снижения тревожности или панических атак.

В голове посторонний шум. Я прекрасно знаю, что это за препарат и какие побочные эффекты он вызывает. Лиза принимала его после смерти матери, и таблетки действовали всегда предсказуемо.

— В сочетании с алкоголем возможны эмоциональные срывы, усиления агрессии и тревоги. Что-то из этого вы замечали в поведении девушки, прежде чем она потеряла сознание?

— Всё из перечисленного, — отвечаю онемевшими губами.

— Стресс накануне?

— Да, её отец в реанимации. У него инфаркт случился этой ночью… Доктор, подскажите, а она будет помнить, что произошло накануне?

— Необязательно. При повышенной тревожности смешивание алкоголя с лекарствами может привести к антероградной амнезии. Простыми словами — память не фиксирует кратковременные события.

— То есть она может частично помнить, что произошло до потери сознания, а может не помнить вовсе?

— Совершенно верно.

— Правильно я понимаю, что эти таблетки можно достать только по рецепту?

— Да, и исключительно по назначению врача.

Медики уходят, и я возвращаюсь назад в гостиную. Белый шум в голове неумолимо давит на виски и глаза. Происходящее вокруг перегружает до предела. Мой мозг словно телефон на грани отключения — мигает, пищит и требует подзарядки. Опускаю ватную голову на подушку и, укутавшись в шерстяной плед словно в защитную оболочку, обещаю себе прилечь буквально на полчаса. Совсем чуточку. А утром я просыпаюсь от того, что кто-то грубовато трясёт меня за левое плечо.

— С-с-сколько времени? — Подпрыгиваю на диване, с ужасом осознавая, что мне ни в коем случае нельзя опаздывать на работу.

— Ещё только семь утра, — спокойно говорит Лиза. — Прости, если плечо болит. Я просто минут пять уже пытаюсь тебя разбудить…

Откидываюсь на подушку и сверлю потолок безразличным взглядом. В голове до сих пор кувалдой по черепу долбит. Я понятия не имею, помнит ли она, какого отборного мусора мне вчера наговорила. Стоит ли напоминать об этом? Или сжалиться и сделать вид, что ничего не произошло?

— Звонили из больницы, — её голос звучит еле слышно. — Слава Богу, с папой всё хорошо.

В глаза как песка насыпали — целый грузовик. Прикусываю нижнюю губу. Я хоть и ощущаю бескрайнюю злость и готова придушить ее затёкшими после сна руками, но слёзы рвутся от облегчения, которое приносят её слова об отце. Благо, в комнате темно, и я могу позволить себе такую роскошь как несколько слезинок.

Перевожу фокус на Лизу. Склонив голову, она смотрит в одну точку не моргая. Слез нет, но я более чем уверена, истерика ещё впереди. Руки обнимают исхудавшие за ночь плечи, розовая ночнушка сиротливо съехала с одного плеча.

Мне её так жаль… но себя — больше. И решение уже принято.

— Завтракать будешь? — вдруг спрашивает, оживлённо поднимаясь с края дивана. Ночнушка так и болтается бесформенным мешком.

— Кофе, если можно.

Она едва заметно улыбается и, шаркая носочками по полу, почти беззвучно уходит.

— Леа, что это? — Останавливает удивлённый взгляд на моём рюкзаке, когда через десять минут я появляюсь на кухне.

— Я уезжаю, — твёрдо говорю.

— Что? Нет, ты не можешь…

— Ещё как могу, — не сдерживаю язвительность. Чувствую себя предательницей, хотя не должна. — Ты же помнишь вчерашний вечер?

Громко сглатывает, в глазах страх и неверие в происходящее.

— Помнишь, — утвердительно киваю. — А теперь слово за мной. Оправдываться нет смысла. Всё, что ты вчера сказала, — настоящая правда. Ведь так?

— Я могу всё объяснить…

— Не нужно. Тому, что ты натворила, объяснения нет и никогда не будет. Поэтому я приняла решение.

Лиза мнётся с ноги на ногу, подбородок дрожит. Она безмолвно мотает головой. Истерика вот-вот накроет её как цунами. Но кем я стану, если пожалею эту эгоистку? Отломив от себя кусок, протяну ей? Снова? Меня это просто уничтожит.

— Ты не можешь так поступить! — срывается на хрип, руками себя обнимает.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Могу и поступлю. Я сейчас уйду, а ты больше мне никогда не звони. И не пиши. А если напишешь, то я не отвечу. Ты мне больше никто.

Бросаю последний взгляд на горячий кофе в некогда любимой белой кружке с надписью «Я лучше всех!», подаренной Лизой, и ухожу. На улице меня ждёт вызванное такси. Сажусь на заднее сиденье и делаю глубокий вдох. Ощущаю бездонную, сырую пустоту, смешанную со… свободой.

Уезжаю прочь, ни о чём не жалея. По крайней мере, сейчас. Только пока дышу через раз, но это пройдёт. Хочу быть подальше от всего этого сумасшествия, в котором жила слишком много лет, и наконец-то попробовать собрать себя по кусочкам.

Глава 27 Вот это новости

До работы от дома Лизиного отца доезжаю самой первой. Испытываю сильное облегчение из-за того, что моя выжатая, измотанная физиономия не столкнётся сейчас ни с лишним вниманием со стороны коллег, ни с совершенно ненужными вопросами.

Вне официальных часов работы вход в ателье закрыт на кодовый замок. Набрав привычную комбинацию из восьми цифр, слышу знакомый щелчок, и тяжёлая дверь поддаётся вперёд. Проталкиваю её немного плечом внутрь и в темноте прохожу на кухню. Включаю свет, завариваю себе свежий чёрный кофе и подхожу к большому окну, выходящему на пока ещё пустынный проспект. Через полчаса он будет в пробках в обе стороны.

Одинокие снежинки долетают до асфальта и тают, едва дотронувшись до земли. Прямо как я. Долетела до дна и исчезла. Точнее, разбилась.

Я должна обдумать свою жизнь и решить, как быть дальше, чтобы ненароком не свернуть назад и не упереться в привычную, но до боли ненавистную мне реальность, от которой тошнит. Потому что в противном случае меня ждёт судьба хомячка, яростно бегущего в колесе своей клетки и не понимающего, зачем он это делает. Меховой комочек, перебирающий лапками, уверенный, что где-то есть невидимая, но очень важная цель, ради которой всё и затевалось. А на деле он просто бежит чтобы бежать.

За прошедшие сутки Дима ни разу не написал мне. Ни строчки. Ни слова. Ни одного паршивого смайлика. Первая писать не стану — я и так проявила свои чувства и вывернула их перед ним наизнанку. Их много. Наверное, даже слишком.

Он мог бы хотя бы намекнуть, что ночь в отеле для него тоже что-то значила. Пусть не так много, как для меня, но хоть что-то… Я горела рядом с ним, варилась заживо в кипятке собственных эмоций. Я была счастлива. Так безумно счастлива, что прошла бы этот путь заново, чтобы оказаться в том же моменте вместе с ним.

Сомневаюсь, что он испытал даже малую толику того, что наполняет меня. Возможно, вообще ничего?..

Наш откровенный разговор сделал мою любовь к этому человеку осязаемой. Он подарил мне возможность понять его и его жизнь. Я будто чувствую эту любовь внутри себя — и меня это страшно пугает.

Может, он просто понял, чего добивалась Лиза, и отстранился, решив оградить себя от лишних проблем, которые ему ни к чему. Он же сразу обозначил свою позицию. Тогда, с Лизой. А сейчас со мной. Думаю, в его глазах мы ничем не отличаемся друг от друга.

Признания Лизы, какими бы омерзительными они ни были, тоже не лишены смысла. Она и правда единственная из моего окружения, кто реально знает, чего можно от него ожидать, а на что надеяться не стоит.

И эта её колкая фраза «Я несколько месяцев состояла с ним в сексуальных отношениях» звучит как напоминание, чтобы я ни на секунду не забывала, — первой была не я, а она. Лиза знает его тело, губы, руки. То, как умеет любить только этот мужчина, который неоднократно имел её в разных позах. Десятки, а может… сотни раз, испытывая при этом безумное удовольствие. Ощущал ли он что-то подобное со мной? Или я попросту его разочаровала? Я не яркая, и тело моё недостаточно гибкое, как у Лизы. Поэтому не пишет? Молчание о многом говорит.

А если предположить, что игры с человеческим разумом, которые затеяла Лиза, оправдали свои цели? Если всё действительно так, как она рассказала, и тщательно выверенный план сработал? Кожаное платье может стать не только завлекающим образом, но и цепким возбуждающим якорем. Мужчины часто запоминают детали, чтобы потом смаковать, а затем… искать что-то похожее.

Вновь и вновь. Только суррогат никогда не заменит оригинал. А я не оригинал.

От этих домыслов внутри будто на живую без анестезии вспарывают ножом. Ржавым и тупым лезвием. От горла до самого живота.

Решение избавиться от всего разом приходит в голову внезапно, как по щелчку. Как же я раньше не додумалась? По датам вполне успеваю… Ещё два месяца назад я и предположить не могла, что мы разойдемся с Никитой. Это ведь и была единственная причина моего отказа от командировки. А теперь я свободна как ветер, и если повезёт, то и Дима останется в прошлом. Вырежу из себя и забуду. Слабое воспоминание, что рассыплется хрупкими осколками в веренице событий новой жизни.

— Герман Сигизмундович! — перехватываю директора у входа в кабинет.

— Доброе утро, Леа Владимировна, — изгибает удивлённо густую бровь. — Вы прямо сейчас ко мне? Или это может подождать?

— Очень срочно!

Умоляюще хлопаю глазами.

— Ладно, проходите.

Открывает дверь в свой кабинет и с неохотой предлагает сесть в кресло, сам занимает своё законное директорское место.

— Я вас внимательно слушаю.

— Я могу ехать в Сен-Жермен! — радостно выпаливаю, будто я выиграла в лотерею пару миллионов евро.

Он хмурится, сводит брови в одну линию и зависает на долю секунды.

— Герман Сигизмундович? — неуверенно спрашиваю.

— Да, Леа, я вас понял, — медленно кивает и задумчиво прикусывает верхнюю губу. — Но штат уже набран. Вы опоздали всего на несколько дней. Отказать приглашённому сотруднику будет с моей стороны некорректно.

В горле образуется тугая горечь, в глазах жжёт. Кажется, что проклятые слёзы разочарования потекут сейчас ручьями по щекам. Я так надеялась на место…

— Но до дедлайна ещё пару дней! — хватаюсь за соломинку.

— Всё верно, — голос директора становится чуть мягче, — но те, кто хотел, подали заявление ещё до начала марта.

— Очень жаль, — обречённо вздыхаю, встаю и на негнущихся ногах направляюсь к двери.

— Леа?

— Да?..

Понуро оборачиваюсь. Меня будто мешком по голове огрели: ну никак я не ожидала, что пролечу как фанера над Парижем.

— Я сообщу, если кто-нибудь откажется.

— Угу, — глухо произношу, прекрасно понимая, что ни один работник в здравом уме не откажется от шанса поработать во Франции.

— Чёрт!

Закусив щеку изнутри, прикрываю дверь и ловлю на себе ехидный взгляд Лады.

— Прокатили тебя, да, Цветкова? — скалится.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Её скривившееся от злобы лицо ничем не отличается от морды гиены: такая же противная.

— Да пошла ты! — грубо огрызаюсь и отворачиваюсь.

— А я получила место! — продолжает довольно лыбиться.

Ничего не отвечаю на её идиотский выпад и беру курс на мастерскую. Проходя мимо кухни, замечаю Лилю в ярко-оранжевом макси с зелёными полосками. Всматриваюсь и не могу поверить своим глазам. Сердце замирает. Позабыв о личных переживаниях, быстрым шагом преодолеваю расстояние до подруги.

— Лиль, это правда?

На безымянном пальчике правой руки красуется огромный бриллиант в белом золоте. Подруга робко кивает, краснеет как весеннее солнце на закате и неловко улыбается.

Порывисто кидаюсь ей на шею и крепко обнимаю. Неважная из меня подруга, раз я пропустила такой момент в жизни Лили, зациклившись по уши на собственных драмах.

— Ломоносов? — задаю глупый вопрос.

— Конечно, — смеётся заливисто Лиля. — Опережая твой вопрос, отвечаю: позавчера.

— Как я рада! Господи, ты просто не представляешь, как же я счастлива за тебя!

Прикладываю руку к груди, где гулко бьётся сердце.

— Спасибо, дорогая, а я-то как счастлива!

— Муж-то отпустит жену в Сен-Жермен? — шутливо поддразниваю.

О том, что Лиля поедет во Францию, я знала с самого начала. Таких топовых специалистов, как она, в нашем ателье всего двое — и оба оказались несказанно востребованы.

— Я сразу ему сказала, что поеду. И он не против. — Прикрывает глаза, как довольная кошка. — А у тебя что? — следом летит вопрос в лоб. — Прости, но ты ужасно выглядишь, честно говоря.

А я и правда выгляжу так, будто жизнь окунула меня в чан с отходами. Последние несколько дней я толком и не спала, о еде вспоминаю только тогда, когда желудок прилипает к позвоночнику.

— Ты точно хочешь знать? — тяжело вздыхаю, в груди поднимается волнение, будто собираюсь исповедаться в страшном грехе. В целом, так оно и есть. — Если да, то рассказ будет большой и местами не слишком приятный.

— Могла бы даже не спрашивать, — с лёгкой обидой отвечает новоиспечённая невеста.

На обеде мы идём в наше любимое кафе на углу, где нас никто не сможет потревожить и подслушать. Рассказываю всё, не утаивая и не приукрашивая детали. Если она осудит моё поведение, то так тому и быть. У меня нет цели оправдать свои поступки или выставить себя той, кем я не являюсь. Я изменила. И не жалею ни о чем. Лиля меня давно знает, и врать не вижу смысла. Являясь реставратором с многолетним стажем, она незамедлительно заметит трещину даже там, где кажется, что её нет.

— Ну что могу сказать… — Кружит задумчивым взглядом по моему лицу.

— Лиль, говори как есть! Я хреновый человек?

— О-о-о нет, — отрицательно крутит головой. — Ты — отчаявшаяся женщина, девочка моя. Твоя сдержанность и постоянный самоконтроль довели тебя до точки невозврата. Дома — парень, у которого вечно «сложная ситуация» по работе, лучшая подруга — инфантильная эгоистка. Добавь ко всему пропажу Карины, развод твоей подруги Марины, а самое главное — влюблённость в чужого парня. У тебя произошёл эмоциональный надлом. Срыв. Если бы ты не сорвалась в измене, то, боюсь, последствия были бы куда хуже и серьёзнее.

— Ты меня осуждаешь?

— За измену — да. Нужно было сначала расстаться с Никитой, а потом начинать с Димой. Но я понимаю, у вас, как говорится «крышу сорвало».

Краснею, опуская взгляд в тарелку с борщом.

— Как, кстати, Никита пережил расставание?

— Не знаю, — пожимаю плечами, — прошло уже несколько дней, а от него пока ни звонка, ни сообщения. Они с Димой синхронизировались, — горько усмехаюсь.

— Он тоже не звонил? — Лилин мудрый взгляд не оставляет надежды.

— Нет, но я уже и не жду, — вру, пытаясь заглушить рвущуюся наружу безысходность.

Глава 28 Аккредитация

Дима

Трель мобильного телефона вырывает из дремучего сна. Я с усилием разлепляю каменные веки, провожу ладонями по лицу и, ободряюще протерев кулаками глаза, медленно тянусь за трубкой.

— Кто, мать его, звонит в мой выходной?.. — недовольно ворчу сквозь скрежет зубов. Но, увидев номер входящего, вскакиваю по стойке смирно. Сон как рукой снимает. — Бл*ть!

— Доброе утро, Лев Давыдович!

— Доброе, ты сегодня приедешь?

Давай, соображай Макей, что ты сегодня просрал?

— Только не говори мне, что я пропустил, чёрт подери, тест?!

— Именно его ты и пропустил, — обыденно произносит психотерапевт.

— Я вчера поздно ночью вернулся с полигона, совершенно вылетело из головы, что сегодня день икс. Сейчас же приеду, если ты готов меня принять.

Мысленно матерюсь про себя отборными речевыми оборотами. Если бы сегодня остался ночевать там, пролетел бы с тестом как сквозная пуля. И следующего раза пришлось бы ждать месяца четыре. А то и полгода!

— Не спеши, время есть. Я звоню, чтобы удостовериться, что ты точно приедешь. Не передумал?

— И не мечтай. Считай, я уже на месте.

Сбрасываю звонок и сапсаном с утроенной скоростью несусь в телецентр. Не понимаю, каким образом Пётр Алексеевич поставил мне два дня работ на полигоне как раз в то время, когда у меня забит приём у Давыдовича. Мне просто повезло, и только потому, что я вывел из себя Руднева своей любознательностью в отношении новой ЧВК, поэтому этот гандон в бешенстве насильно выкинул нас оттуда вместе с оператором. И, кстати, оказал мне этим неоценимую услугу. Зайду сегодня к Зимякину — возможно, всё-таки косяк в расписании.

Лев Давыдович отличный мужик и психотерапевт. Официально уже давно на пенсии, но руководство его не спешит отпускать — слишком ценный сотрудник в нашем отделе. Он знает всё, всех и всё обо всех. Как бы я с ним не препирался и не закатывал глаза при упоминании его имени, как специалист он, однозначно, незаменим.

Барабаню в дверь и, не дожидаясь ответного «Заходите!», вхожу в кабинет. Лев Давыдович просматривает какие-то бумаги в папке, но стоит мне войти, как папка моментально захлопывается и отправляется в стопку к остальным документам. Конфиденциальность превыше всего.

— Проходи, садись.

Указывает ладонью на «кресло пыток», как я его называю. Чёрный кожаный предмет мебели, который у меня лично вызывает воспоминания об одних только промахах и неудачах. И тем не менее сейчас не тот момент, чтобы кривить лицом и выеживаться. Сажусь, куда указали.

— Даю тебе пару минут привести мысли в порядок — и начнём.

Смотрит на часы на запястье, видимо, засекая время. Пытаюсь собраться, но то и дело отвлекаюсь и останавливаюсь на размышлениях о Леа. Как она перенесла ночь? Всё ли у нее хорошо? Выжил ли отец Лизы?.. Странно, но такие вопросы никогда раньше не всплывали, а сейчас вдруг полезли в голову осиным роем, от которого не отмахнуться.

— Дмитрий, — говорит Лев Давыдович, — я сейчас задам стандартный вопрос, с которого мы начинаем каждую нашу встречу.

В висках дубасит, ладони потеют, пульс ускоряется. Эти его психологические игры с человеческим разумом меня ломают и выводят с орбиты. Каждый раз, когда я выходил из этого кабинета ни с чем, было ощущение, что мне раскроили череп и хорошенько там покопались.

— Итак, почему ты хочешь отправиться в зону боевых действий?

Перед мозгоправом лежит чистый лист блокнота и ручка наготове.

— Я служил в армии и уверен, что могу быть полезен именно там и помогать тем, кто действительно в этом нуждается.

Каюсь, ответ заучен. Твержу его почти на автомате.

— Ты уверен, что это желание помогать людям, а не способ уйти от своих проблем? Твои предыдущие ответы говорили о страхе перед привязанностью и близостью с людьми. Возможно, ты ищешь в новой должности способ спрятаться от боли?

— Я не стану утверждать, что все мои проблемы решены. Это совершенно не так. Я многое пережил в юности, и это оставило в моей жизни негативный след.

Такой, что до сих пор на отца смотреть тошно. Но вслух эту фразу не произношу.

— Боль меня не уничтожила, и от неё я не бегу. Наоборот, я пробую с ней разобраться.

Перед глазами всплывает ночь, проведённая с Леа. Наш долгий разговор. Я никому так не открывался. Никогда ни перед кем не оголял своё чёрное нутро. И сомневаюсь, что когда-то наберусь смелости с кем-то ещё вот так нараспашку... Да и не захочу ни перед кем. Только она смогла дотянуться так глубоко. Притронуться к чему-то, что теперь бьётся на износ и кровоточит.

Трепещет, раздирая внутри всё, словно наждачкой по открытой ране.

— Там, где жизнь и смерть ходят бок о бок на равных правах, всё предельно просто и понятно. Там не нужно притворяться. Может, звучит странно, но на войне нет смысла бежать от себя.

— Ты прав. А почему ты решил разобраться в себе? Вспоминая наши прошлые встречи, ты не особо сильно стремился к самопознанию.

— Сейчас это стало важным.

— Только сейчас?

— Думаю, что да.

— Расскажи подробнее.

— Я не хочу быть слабым, но я устал от всего отказываться. Страх быть снова преданным тянется с семнадцати лет.

— Кто-нибудь, кроме отца, тебя предавал?

Этот вопрос задавался мне уже десятки раз, и я всегда выдаю один и тот же ответ.

Нет. Наверное, это о чём-нибудь говорит. Например, о том, что мой папаша, может, подпортил мою жизнь, но дальше я сам методично продолжал возиться в грязи. Будто мне самому доставляло удовольствие жить с едкой ненавистью и возводить её в высший ранг.

— Нет, — повторяю вслух.

— Ты смог из этого сделать для себя какой-то вывод?

— Смог.

Он смотрит внимательно, не давит — даёт возможность сфокусироваться на правильном ответе. Но при этом каждое слово вытягивает из меня точно раскалёнными щипцами.

— Нельзя винить окружающих за всё, что со мной происходит. Отец искал себя как умел. — Отвращение затапливает, когда коварная память дружелюбно подбрасывает мне картинки воспоминаний. — Страх и боль матери я не могу тащить на себе всю жизнь. Сейчас я помогаю ей как могу… и младшей сестре. Я хочу двигаться дальше, строить свою жизнь и не чувствовать себя застрявшим в прошлом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Как ты планируешь справляться с эмоциями, если в зоне боевых действий столкнешься с ситуацией, напоминающей травму детства? Например, предательство со стороны коллег или кого-то из близкого окружения?

— От этого никто не застрахован, — выдаю стандартную фразу и, похоже, сам в это с лёгкостью верю. — Я понимаю, что в зоне боевых действий бывают крайне тяжёлые ситуации, в том числе предательство. Поэтому я хотел бы поработать не один, а в команде. У меня просто не будет другого выбора, кроме как довериться окружающим или самому предложить кому-то поддержку.

— Хорошо. И последний вопрос. Если ты почувствуешь, что твои внутренние конфликты начинают брать верх, готов ли ты обратиться за помощью, даже если это потребует ухода с места работы?

— Безусловно. Я понимаю, на что подписываюсь.

Глава 29 Первое прощение

«Я могу подъехать к твоей работе? Отдать ключи».

На телефон падает долгожданное смс от Никиты.

С одной стороны, меня распирает всеобъемлющее чувство облегчения, что осталось перешагнуть последний рубикон — и с прошлыми отношениями будет покончено, а с другой… мы не виделись с Никитой с того самого дня, когда я призналась в измене и бросила его. И я не имею ни малейшего представления, какую реакцию от него ожидать. Никита не кричал, не упрекал, не пытался поговорить — ничего. Будто ему ровным счётом всё равно. А может… так и есть? Я бы даже обрадовалась.

Как же легко можно лгать себе годами, заниматься чистым самообманом, искренне веря в чувства, которых на самом деле не существует.

И всё бы ничего, но внутри не ёкает. И от этого безразличного равнодушия в душе как-то становится не по себе. Два года доверительных отношений, а сердце не дает ни единого сбоя. Лишь чёткий, ровный ритм, как у метронома.

«Конечно, я заканчиваю в 19:00 сегодня. Обещала ГС остаться, отработать свой выходной. Не поздно?»

«Не поздно. Я подъеду».

Лиза третий день обрывает мой телефон звонками и сообщениями, которые я упрямо оставляю непрочитанными. Судя по количеству оповещений, текста в мессенджере вполне хватит на полную курсовую работу по теме: «Я не сука, я просто делаю, что хочу». Просила её по-хорошему не связываться больше со мной, — хотя подозревала, что просьба бессмысленна, — но она настойчиво напоминает о своём существовании с периодичностью в один-два часа, не позволяя этим самым забыть о своём омерзительном поступке.

Первое время я пыталась укротить внутри себя волну бешенства, накатившую после обличительного разговора. Назвать Лизу сумасшедшей не поворачивается язык, но и адекватной её тоже не назовёшь. Чем нужно руководствоваться, чтобы решиться на такую подставу? И ведь не минутное помутнение овладело её рассудком. План вынашивался в её блондинистой голове не один месяц! И при этом она продолжала как ни в чем не бывало встречаться и спать с Макеем, всячески планируя, как сделать так, чтобы он на меня обратил внимание. Или испытать удовольствие, наблюдая за тем, как я влюбляюсь в него, и затем раскрошить меня на мелкие кусочки несколькими фразами, что острее обсидианового ножа.

Какие тараканы заправляли хороводом в её голове в тот момент? Не иначе как гигантские австралийские. Те самые — жирные, с крыльями. Ладно она, а я-то куда смотрела? Вроде взрослая девочка. Почему не сообразила? Сейчас складываю детали в голове, и всё сходится — всё просто как дважды два! Как невинно Лиза ретировалась с поездки в Рощино, как аккуратно и невзначай навязала мне кожаное платье. Как завуалированно повела себя: позвонила, пригласила на шоппинг… А я дура, уши развесила и повелась. Про «важные дела» после дня рождения Марины я вообще молчу. Метнулась в метро — и след простыл. Очевидно же, что она каким-то образом просчитала вероятность того, что Макей и я в тот вечер останемся одни и… собственно, всё так и вышло.

Именно так, как она и планировала.

Господи, как же тошно от самой себя! От гадкого чувства, будто мной попользовались и выкинули как ненужную обёртку от конфеты, скручивает пополам.

От Димы уже не жду никаких действий. Поразмыслив хорошенько над всей ситуацией, я прихожу к выводу, что он банально испугался. Не потому, что ничего не чувствует. Скорее, наоборот, — сердце подсказывает, что я смогла дотянуться до его души, протереть там застоявшуюся пыль и разбудить что-то забытое, тёплое. Доверие. Возможно, он сам испугался своих чувств, того, что возникло между нами не по плану.

Но насильно мил не будешь. Не хочет продолжать — не надо. Свои чувства навязывать никому не стану. Перетерплю как-нибудь. Повою на луну, поплачу в темноте и забуду. Не впервой.

Никита встречает меня ровно в семь, как и договаривались. На скулах щетина, глаза красные, уставшие. Плечи чуть опущены, кажется, рубашка сидит не так хорошо, как пару недель тому назад. Похудел. На мгновение хочется обнять его, ведь не чужие мы, но чувство стыда снедает и давит так сильно, что не даёт права на это решиться.

— Пройдёмся? — предлагает неуверенно. Видно, сам не до конца понимает, нужен ли ему этот душевный разговор, или я ему противна.

— Давай, — соглашаюсь. Нам и правда есть о чём поговорить, прежде чем окончательно поставить точку.

Чувствую себя неловко, но нам нужен этот разговор.

— Прости меня.

Делаю шаг за шагом вперёд. Мы не спешим, идём медленно. Движение помогает чуточку расслабиться и вытолкать из горла несколько застрявших слов.

Губы Никиты сжимаются в тонкую линию. Заметно, что встреча даётся ему нелегко, но он мужественно держит себя в руках.

— Ничего уже не поделать, — отвечает отстранённо.

— Я знаю, но ты мне не чужой, Никита.

Не планировала сентиментальничать, но вопреки желанию слезливый ком нарастает в груди, просится наружу. Моя реакция не остаётся незамеченной.

— Леа, — нервно проводит рукой по волосам, — когда ты ушла тем утром, я несколько часов пытался разобраться в себе. Сидел на диване и таращился в одну точку на стене. Пытался понять, насколько сильно меня перетряхнула твоя измена. И… знаешь, ты была права во всём, в каждом своём слове. Я люблю тебя, но, кажется, это не та любовь. Твоя измена, конечно, подкосила меня, но мне тоже есть в чём признаться.

Он теряется на мгновение, не знает, стоит ли остановиться или продолжать.

— Ты смело можешь мне всё рассказать.

К собственному удивлению, глоток облегчения разливается по горлу, вниз к рёбрам. Если бы он изменил мне первым, чувство стыда хотя бы не съедало меня заживо. Эгоизм? Возможно. Но всё было бы куда проще.

— Нравится мне одна коллега. Уже давно. Тянет к ней сильно.

— Та кудрявая с фото новогоднего? — улыбаюсь с облегчением. В груди не рвёт от ревности и не хочется разодрать девице глотку.

— Как ты догадалась? — вскидывает бровь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Не поверишь, увидела, как она жмется к тебе на фото, и сразу подумала, что нравишься ей. И если она тебе нравится, то я буду только рада. Вот честно! У вас что-то было?

— Не убьёшь? — уже более расслабленно, почти шутливо.

— Говори уже!

— Был поцелуй. Точнее, она меня поцеловала. Месяца полтора назад. Я как сдурел после этого.

— И всё?

— Было больше, — лихорадочно втягивает воздух и замедляет шаг.

Теперь моя очередь вскидывать бровь.

— В день, когда ты ушла от меня… ну… мы с Надей… в общем, мы переспали.

— Надеюсь, не в моей квартире?

Хотя, честно говоря, уже вообще всё равно. Пусть бы и в моей! Я бы точно не стала ругать Никиту после собственного нелицеприятного поступка.

— Нет, — неловко усмехается.

— Блин, ты знаешь… всё в жизни не зря происходит…

— Вот уж точно…

Никита провожает меня до дома, и, коротко, по-дружески обнявшись, мы прощаемся, расходимся в разные стороны навсегда. Как странно… Я больше всего на свете страшилась одиночества и боялась остаться одна. А сейчас, вглядываясь в тёмные, пустые окна своей квартиры, вдруг ощущаю совсем иное. Во мне расцветает полноценное единение с собой.

Долгожданная свобода.

Вот сейчас я по-настоящему целая. Такая, какой и должна быть.

Но утром меня ждёт новый сюрприз…

Глав 30 Прощание

— Лиля, ты сошла с ума? — обескураженно сокрушаюсь у рабочего пространства рыжеволосой хитрюги. — Я никуда не поеду!

— Поедешь как миленькая! — коллега резко обрывает мой словесный поток.

— Нет, это твое место, и ты его заслужила!

— Ты тоже, и поэтому ты поедешь! И точка! Или мы хотим доставить Повериной удовольствие и обе останемся тут?

Морщу нос, представляя довольную морду этой гиены — моей коллеги по мастерской.

— Если бы я знала, что ты откажешься ради меня от поездки во Францию, я бы не стала тебе ничего рассказывать! — недовольно огрызаюсь.

— Леа, вот скажи мне, когда ты превратилась в такую дурочку? — Лиля надевает маску рассудительности. — Я выхожу замуж по любви и, поверь мне, нисколько не расстраиваюсь, что отдаю тебе своё место. Если мне захочется посмотреть Сен-Жермен, мы с Мишей приедем и посмотрим эти места как туристы.

— «Мы с Мишей приедем и посмотрим…» — передразниваю, шутя и улыбаясь. — А всего каких-то пару месяцев назад ты боялась на свидание с ним идти!

Милое личико коллеги заливается краской оттенка спелой вишни.

— Ну а что? Тогда мы едва были знакомы.

— А сейчас вы любите друг друга, и он готов сделать тебя своей женой через три месяца после знакомства. Это настоящий мужской поступок.

Подруга мечтательно закусывает нижнюю губу, похоже, фантазируя о женихе. В грудь будто яд впрыснули и воткнули десяток острых мелких игл разом. Ни вдохнуть, ни выдохнуть. Я ни в коем случае не завидую Лильке. Ломоносов изначально знал, что ему нужно: поставил цель и шёл к ней гигантскими размашистыми шагами. Брал крепость штурмом, давя на болевые точки. И это сработало.

Чуть позже днём мне звонит Марина. Если бы она не набрала первая, я бы сделала это сама. Возможно, не сейчас, а ближе к отъезду… Собралась бы с духом и призналась в своём грехе. Тему измены с ней обсуждать — это как ходьба по тонкому канату: шаг вправо, шаг влево — и свободный полёт в бездну без подстраховки обеспечен.

— Я не поняла, что у вас там происходит? — в резком голосе Марины чувствуется снисходительный наезд.

— А ты у Лизы спроси.

— Я спросила, она только ревёт постоянно и твердит, что очень сильно сглупила.

— Да, Марин, она очень сильно сглупила. Я бы даже сказала, показала себя во всей красе. Но и я не лучше.

— С вами можно сойти с ума! Что за детский сад? — злостно шипит.

— Можно я не буду сейчас рассказывать?

— Так, «можно — не можно» оставь на потом. Сейчас всё не говори, но объясни хотя бы поверхностно, что к чему. Я не могу понять, как мне быть!

— Я бросила Никиту, — начинаю невнятно кряхтеть в трубку. Надо бы рассказать всё как есть. Аккуратно. Чтобы не лишиться ещё одной подруги. Но получается из рук вон плохо. — Изменила ему с Димой.

— Чего-о-о?

— Просто слушай!

— Хорошо. Слушаю.

— У нас с Ником давно всё как-то непонятно. А с Димой, — грустно вздыхаю, — вышло странно и спонтанно. Я думала, мы оба изменяем, а оказалось — только я. Они с Лизой ещё недели две тому назад расстались.

— Вот это ты развязала в себе девочку… Леа, как же тебя так угораздило?.. — голосом палача.

— Марина, я тебя умоляю, не сравнивай меня с Гордеевым. У вас семья, любовь сильная была. У нас с Никитой ничего не было, кроме вечерних разговоров. Я свой свинский поступок не оправдываю, но и не жалею, что мы разошлись. Рано или поздно кто-то бы изменил.

— На эту тему мы ещё поговорим с тобой. Про Лизу, пожалуйста, поконкретнее?

А дальше я Марине всё рассказываю. Как есть. Хотела вкратце, но рассказала всё в красках, не утаивая. Иначе она никогда не простила бы мне измену Никите.

— Мне нужно всё обдумать. И, по-хорошему, не общаться с тобой какое-то время. Твой поступок мне отнюдь не близок, — говорит строго, переваривая информацию, в которую сложно поверить. Скромная девочка Леа и измена в одном предложении? Быть такого не может… А вон оно как вышло.

— Я всё понимаю, Марин. Можешь сделать мне одолжение?

— Смотря какое.

— Обещай позвонить мне, если с Вячеславом Леонидовичем что-то случится. И проследи, пожалуйста, чтобы эта ненормальная не наглоталась показательно таблеток «с горя». Или ещё какой-нибудь дури не сделала с собой… Я, конечно, не вправе просить… у тебя самой куча всего навалилось… но просто присмотри за ней, хорошо? И сообщи, если о Карине будет хоть что-то известно.

— Без проблем… Ты куда-то собралась?

— Да, уезжаю работать во Францию.

— Пффф… — тяжёлый вздох на другом конце динамика. — Час от часу не легче. Надолго?

— Как получится.

— Ладно, Леа. Сделаю, как ты просишь. Соберёмся до твоего отъезда?

— Только без Лизы! — сразу выдвигаю условие. Видеть её пока не могу. И не знаю, когда чувство отвращения и ненависти перерастёт во что-то менее разрушающее.

— Это понятно. Ладно, решим. — На фоне раздаются детские выкрики. — Так, Леа, всё! Мне пора, а то дети скоро подерутся из-за раскраски. На связи.

***

С самого утра, как Герман Сигизмундович огорошил меня новостью, что Лиля отказалась от рабочей поездки во Францию в мою пользу, я не нахожу себе места.

Я вся на нервах. Вчера рвалась отсюда прочь, а сегодня мысли как шебутные муравьишки: разделяются и остервенело бегут в разные стороны.

Съездить к родителям в Рощино и рассказать об отъезде прямо сейчас? Или поехать в квартиру и начать собирать чемоданы? Заказать уборку и пригласить агента по недвижимости, чтобы выставить её на сайте? А ещё билеты бы до Калининграда посмотреть — к бабушке с дедушкой. Вот они с ума сойдут от радости, когда непутёвая внучка заявится к ним на порог.

Неспешно бреду в сторону дома, пересекая тот самый парк, разделяющий наши с Димой ЖК.

Интересно, где он сейчас? Уехал по работе или остался в городе? Связывался ли с Лизой, чтобы узнать о здоровье её отца? Готова ли я уехать по-английски и оставить за собой наполовину закрытый гештальт? И кровоточащее сердце…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Солнце нещадно слепит глаза, а сердце стучит быстрее, предчувствуя что-то странное и неуловимое. Кожа покрывается мурашками, словно от холода, как будто кто-то провёл по ней жидким азотом. Ёжусь в весеннем пальто, хотя яркие лучи должны согревать своим теплом.

Вокруг суета. Дети визжат и смеются над оголодавшими утками, топчущимися у пруда.

— Леа! — слышу до боли знакомый голос. — Постой!

Глава 30.1

Сделав ещё несколько шагов, я торможу, оборачиваясь в нерешительности. Сердце выпрыгивает из груди, совершая тройной кульбит.

Это он.

Дима.

— Привет. — На его лице выражается усталость, а в глазах теплота.

— Привет. — Впиваюсь пальцами в ремешок сумочки на плече, натягивая кожу изделия.

Ловлю его беспокойный взгляд. Хочу увидеть в его дымчатых зрачках что-то, что согреет. Сожаление, может? Но не улавливаю ровным счётом ничего, что отдалённо смогло хотя бы немного успокоить моё буйное сердце.

— Я собирался тебе набрать.

— Я всё понимаю, Дим.

Мои губы растягивает дурацкая деревянная улыбка. Меньше всего на свете мне хотелось бы слушать его оправдания. И к тому же никто никому ничего не должен! А сердце не слушается, елозит по рёбрам.

Тук. Тук. Тук.

— Нет, — качает головой, не отрываясь от моих глаз, — я правда собирался.

Отвожу взгляд туда, где возится стая жирных уток. Концентрируюсь на пернатых, сцепившихся за солидный кусок булки, щедро отломленный одним из визжащих от радости детей.

— Что же тебе помешало?

Обида прорывается сквозь слова, и я вскидываю на любимого мужчину уязвлённый взор, полный огорчения.

— Я был занят. Столько всего навалилось, — запускает ладонь в отросшие, растрепавшиеся волосы и нервно теребит их, — а сейчас вот Киру передавал отцу.

Кивает куда-то в сторону, где уже и след девочки с ненавистным Диме родителем простыл. Молча наклоняю голову и прикусываю губу изнутри. Он мог бы поделиться со мной тем, что его тревожит, но решил отделаться парочкой фраз.

— Леа, я уезжаю.

Резкие слова звучат как приговор. Впрочем, это и есть приговор.

Я была к этому готова.

Разве нет?

Но судя по тому, что дыра размером с Марианскую впадину разверзлась в груди… нет, я была настроена на подобный исход. Но всё же где-то глубоко внутри я ждала и надеялась.

— Я тоже, — зеркалю его ответ и мечтаю, чтобы мои слова задели его самолюбие.

Если ты мне делаешь больно, то разве я не имею права хотя бы чуть-чуть задеть тебя в ответ?

— Куда?

Его правая бровь поднимается от негодования. Или удивления.

Не ожидал? А я умею удивлять.

— За границу, по работе. А ты?

— И я. По работе. Направили корреспондентом.

— Туда, куда ты и хотел?

— Да. Я наконец прошёл аккредитацию, и меня взяли.

Его левая щека дёргается, будто он что-то собирается добавить. Но, помимо этих слов, другие не вылетают из его рта.

— Мечты должны сбываться, — бормочу, едва ворочая языком.

Я стойко делаю вид, будто не лечу с обрыва головой вниз, представляя, что наши пути могут никогда больше не пересечься.

— Ну, я пойду…

Продолжаю кусать щёку. Измятый ремешок несчастной сумки останется разве что выбросить: я вцепилась в него настолько яростно, словно только он способен удержать меня от падения.

Уже позабытые удары по рёбрам, точно хлыстом, снова лупят, отдаваясь резкой болью во всём теле. Будто кости в крошку.

Я же люблю его! И вот так мы прощаемся? Неужели это всё?

Всего два слова…

«Я уезжаю».

И меня просто нет…

— Стой!

Его руки обхватывают мои плечи, разворачивая лицом к себе. Потемневшие дымчатые глаза лихорадочно кружат по моему лицу, будто стараются запомнить каждую чёрточку и морщинку. Только зачем? Если

ты

так просто готов меня отпустить.

— Прости меня. Мы будем далеки друг от друга, и обещать что-то — просто глупо и нечестно.

«Глупо и нечестно…»

—

звенит на повторе в моей голове.

Вот так в его понимании выглядит верность.

Как глупость…

— Пообещай, что будешь счастлива? — добивает меня.

Чувствую себя оператором оторвавшейся кабины башенного крана. Шарниры трещат, заклёпки срываются. Прочный металл, который годами держался намертво, резко теряет устойчивость. Хруст. Щелчок. Один из несущих болтов предательски надрывается, и оператор, запертый внутри кабины, вместе со всей конструкцией летит вниз. С каждой секундой сокращая расстояние до земли, не имея ни малейшего шанса спастись.

Бах!..

— Буду, — лепечу тише шелеста травы.

Холодными кончиками пальцев накрываю тыльную сторону его горячей ладони, сжимающей моё плечо до болезненного хруста. Чуть сдавливаю, впитывая в себя воспоминания о

нём

.

Уже ненавижу. Но буду помнить каждую деталь.

— Ты тоже будь счастлив, — пересохшими губами, — и береги себя.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 31 Старая рана

Десять месяцев спустя

Париж

Окна закрыты, свет нигде не горит, ключи звенят на дне сумочки. Вроде бы ничего не забыла. Бегло осматриваю своё отражение в зеркале, затем — свою маленькую студию, которую снимает для меня заказчик. Отметив про себя, что квартира в моё отсутствие не должна вспыхнуть пожаром, а воришки — стоит надеяться! — не влезут в окно и не утащат мои скромные пожитки, выхожу в просторный холл жилого дома. Спускаюсь с третьего этажа вниз по узкой лестнице и, распахнув потёртую с железными вставками дверь подъезда, мгновенно вдыхаю аппетитные запахи свежей выпечки и божественного кофе.

На первом этаже расположена крошечная кофейня. Это, казалось бы, тесное пространство не просто привлекает посетителей, но и создаёт какой-то уникальный вайб, из-за которого толпы людей готовы отстаивать огромные очереди за порцией вкуснейшего кофе и бесподобной выпечки с начинками на любой вкус. Размеры круассанов тоже нестандартные — французский багет нервно курит в сторонке. Именно внушительный объём знаменитых лакомств и стал коронной фишкой владельца милого заведения под названием Café Miette, который умело раскрутил свою уютную кофейню на просторах соцсетей, и теперь сюда тянутся гурманы со всего района.

На двери болтается табличка «Fermé» (Закрыто), но только не для меня.

— Бонжур, Жереми! — Колокольчик звенит, оповещая, что первый посетитель уже внутри. Я практически теряю сознание от смеси околдовывающих меня ароматов.

— Пррривет, — салютует хозяин, улыбаясь своей фирменной белозубой улыбкой, выговаривая русское слово с очаровательным французским акцентом. — Tu veux prendre la même chose que d’habitude, mon chérie? (Ты хочешь то же, что и обычно, моя дорогая?)

— Oui, mon chérie, — улыбаюсь во весь рот. — Comme d'habitude, un grande croissant au chocolat bien gourmand et cappuccino. (Да, дорогой. Как обычно: большой и вкусный круассан с шоколадом и капучино).

За девять месяцев жизни во Франции благодаря Жереми я смогла выучить несколько десятков фраз, которые чаще всего использую здесь, в его кофейне.

— Toute de suite, ma reine (Сию минуту, моя королева), — лукаво улыбается.

Парень молод, чертовски привлекателен и не привык отказывать себе во флирте с женщинами. Ох, не завидую я той несчастной, что всерьёз влюбится в этого любвеобильного ловеласа и захочет подарить ему своё сердце.

Чёрные кудри ниспадают на красивое лицо, придавая его образу налёт романтичности. Жереми вальяжно выходит из-за стойки и с мужской грацией направляется с полным кулинарных изысков подносом к моему столику.

— Dis-moi, en Russie, toute les femmes sont aussi magnifique que toi? (Скажи мне, в России все женщины такие же великолепные, как ты?) — Усаживается на диванчик рядом со мной и, подперев подбородок ладонью, ловит мой ироничный взгляд.

Закатываю глаза.

— Много! Почти все красивые, — отвечаю по-русски, не сдерживая улыбку.

— Putain! J’y crèche tous les jours moi… Allez, ramène-moi encore une princesse! — театрально разрезает воздух ладонью.

— Что?

Хлопаю глазами. Видимо, мой словарный запас исчерпан. Произнесённые им фразы — не более чем набор мелодичных звуков для меня.

Жереми быстро набирает что-то на телефоне, затем разворачивает экран ко мне: «Чёрт! Я тут каждый день пропадаю… Давай, привези мне ещё одну принцессу!». Хохочу, запрокинув голову назад. Какой же он забавный!

— Дорогой друг, — хлопаю его по плечу и через переводчик набираю ответное сообщение, — таких, как я, больше нет!

Ещё несколько минут мы ведём шутливый и непринужденный диалог, который заряжает меня на весь день.

Ровно в семь Жереми отрывается от дивана, глубоко вздыхает и, отворяя дверь, впускает внутрь толпу людей, жаждущих утреннего кофе и свежих круассанов.

***

Сделав над собой недюжее усилие, я проглатываю последний кусок необъятного круассана и тянусь к телефону проверить расписание пригородных поездов. Хоть я наизусть знаю, во сколько нужно быть на вокзале, каждое утро проделываю один и тот же ритуал.

Кофе. Круассан. Расписание. Работа.

Иногда, когда остаюсь ночевать на вилле, позволяю себе рано утром пробежку по парку.

Поезд отправляется через пятнадцать минут. Я спешно прощаюсь с Жереми, который, похоже, не слышит меня из-за шумной толпы, и отчаливаю в сторону вокзала.

Десять месяцев пролетели незаметно. Слишком быстро для человека, который хотел бы растянуть прошедшие недели на долгие годы.

Дверь в прошлую жизнь я закрыла на замок, а ключ драматично выбросила в мутные воды Сены, куда даже водолазам не под силу залезть без отвращения. Сим-карту я включаю раз в месяц, только чтобы проверить сообщения от Марины и Насти. Родители же знают мой французский номер, и мы с ними постоянно на связи.

О Карине до сих пор известно лишь то, что все счета по её квартире продолжают исправно оплачиваться. Не знаю, как подруги, но я начала думать о ней чаще, чем раньше. И вроде бы ничего не изменилось, всё по-прежнему глухо как в танке… Будто бы и не существовало никогда девочки Карины. От гнетущих мыслей становится так горько, и с каждым разом всё хуже и хуже.

Чтобы справиться с нарастающей тревогой, я стала посещать православную церковь. Сначала раз в месяц, потом каждое воскресенье. Молюсь за Карину, чтобы оказалась жива и здорова. Молюсь за Лизу, чтобы нашла в себе силы стать самостоятельным звеном. Прошу за Марину, чтобы смогла полюбить Макса хотя бы вполовину так же, как любила своего предателя-мужа. За Настю, чтобы отпустила прошлое.

И за себя.

Чтобы перестать вспоминать его каждую ночь.

***

Я присаживаюсь на своё любимое комфортное местечко в конце вагона, включаю плейлист на телефоне и наслаждаюсь видами из окна. На первых остановках поезд ожидаемо забит пассажирами, но к станции Сен-Жермен-ан-Ле вагон почти всегда остаётся полупустым.

Встаю с места, поправляю брюки и пиджак и чувствую на себе чей-то пронзительный взгляд. Поднимаю голову и в удивлении застываю на месте.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Давид?

— Леа? Неужели это ты? — Молодой человек смотрит на меня с такой жадностью, будто я ангел, сошедший с небес.

— Это я… — Ощущаю нарастающую между нами неловкость, чуть улыбаюсь. — Не узнал?

— Сразу узнал. Просто… ты так изменилась. — Его рука тянется к моим волосам, касается прядей, словно он пытается убедиться, что я не иллюзия. Затем он резко притягивает меня к себе и сжимает в объятиях.

— Спасибо за комплимент, но какими судьбами ты тут оказался? — бормочу, аккуратно высвобождаясь из медвежьей хватки.

— У меня свадьба через несколько дней, — огорошивает новостью. — Машина сломалась, и пришлось вот ехать на поезде до места репетиции. Амели меня убьёт, если опоздаю.

— Ох… поздравляю.

Мы не виделись больше шести лет, и вот так столкнуться в пригородном поезде Парижа — полная неожиданность. Ещё и перед свадьбой Давида. Хитрости судьбы, по-другому и не скажешь.

Поезд прибывает на мою станцию, и двери открываются. Я ступаю на перрон, сомневаясь, стоит ли звать его с собой прогуляться до замка или попрощаться прямо здесь. Но Давид решает за меня и уверенно выходит из вагона следом.

— Я провожу, — твёрдо говорит, и улыбка сменяется серьёзным выражением лица.

— Как хочешь, — немного смутившись, опускаю взгляд.

— Я должен перед тобой извиниться, — выдержав короткую паузу, произносит Давид.

Глава 31.1

— Я должен перед тобой извиниться, — выдержав короткую паузу, произносит Давид.

Его голос заметно дрожит, собранный взгляд устремлён вперёд на извилистую лесную дорогу. Резкая перемена в его настроении немного сбивает с толку. Столько лет прошло, а ему не всё равно…

Уже давно пережитая боль вновь поднимается внутри. В носу щекочет от нескольких слов, выбивших остатки воздуха из груди.

— Давид, не нужно бередить раны прошлого. Мы были молоды и глупы.

— Нет, — качает головой, — я должен был извиниться тогда, но сбежал как последний трус.

— Есть немного, — хмыкаю, дыша через раз.

— Я безумно рад, что встретил тебя сейчас. Это знак судьбы. Через несколько дней я женюсь на женщине, которую люблю… Но все эти годы меня мучила совесть… И я не знал, как вымолить у тебя прощение.

Я давно не испытываю ни боли, ни разочарования. Да, когда-то я его любила, но это была юношеская любовь. Нам было по восемнадцать. Мы были молоды, а слова «Я люблю тебя» звучали неизменной клятвой. В этом возрасте каждая эмоция переживается в тысячу раз сильнее: любое падение и любая утрата ощущаются хуже смерти, а предательство будто бы навсегда разбивает сердце на мелкие осколки.

Давид резко останавливается и, не взирая на грязь под ногами, встаёт на колени, вероломно пачкая классические серые брюки. Его глаза полны щенячьей мольбы.

— Я прошу у тебя прощения сейчас. Простишь?

Ну просто король драмы!

— Давид, вставай! — Цепляю его за локоть, озираясь по сторонам. К щекам приливает кровь. Надеюсь, никто не увидел этот сумасшедший выпад с его стороны. — Я тебя прощаю!

— Я хочу, чтобы ты знала: я тебя по-настоящему любил. Не Лизу! Тебя.

Сердце бьётся быстрее взмахов крыла птички колибри. Гляжу на Давида во все глаза, не веря его словам. Но какой смысл ворошить прошлое, которое никак не влияет на настоящее?.. Или, может, я ошибаюсь?

Давид поднимается и отряхивает с колен прилипшие мокрые листья.

— Не веришь? — хмуро спрашивает.

— Какая уже разница? Любил или нет…

Хочется поскорее свернуть разговор, ушедший в неприятное русло. Зачем вспоминать прошлое и доказывать то, что давным-давно не имеет значения?

— Переспал-то ты с Лизой.

— Но любил тебя, — упрямо продолжает. — Я ошибся и очень сильно жалел. И жалею. Просто знай об этом.

— А я не жалею, Давид.

От удивления его лицо вытягивается после моих слов.

— Нет, ты не подумай ничего, — смягчаю резкие слова лёгкой улыбкой. — Судьба подбрасывает нам запутанные головоломки, из которых в итоге складывается жизнь. Их нужно отгадывать, чтобы идти дальше. И твоя измена… была тоже своего рода головоломкой. Как оказалось, нам не суждено быть вместе, а наши жизни продолжаются. Ты любишь Амели?

— Конечно, поэтому и женюсь. — В его глазах загораются искры от упоминания имени любимой.

— Я тоже сильно полюбила одного человека. Поэтому со спокойной душой беги к своей невесте на репетицию и знай, что юная Леа простила тебя много лет назад, а нынешняя Леа искренне желает вам семейного счастья.

— Я в шоке…

Давид жмурится, затем открывает глаза и смотрит на меня с каким-то странным восхищением в золотистых глазах, словно он до сих пор не верит в реальность нашей встречи.

— Ты… я… эта встреча… Ребус какой-то.

Он задумчиво чешет затылок, а я подмигиваю:

— Головоломка.

Я не позволяю ему проводить себя до замка, потому что без пропуска через пост охраны его всё равно не пропустят внутрь. Он мнётся с ноги на ногу, не решаясь озвучить мысли, отражающиеся на его озадаченном лице.

— Давид, тебе пора. Амели ждёт, — подталкиваю его распрощаться и не опаздывать на репетицию.

— Может, придёшь на нашу свадьбу? — вдруг предлагает он.

— Кем ты меня жене своей представишь? — усмехаюсь.

— Правду скажу, она поймет.

— Спасибо за приглашение, Давид, но пусть этот день станет только вашим. Ни к чему невесте нервничать. — Он открывает рот, чтобы возразить, но я перебиваю: — Даже если прошлое осталось позади, не нужно его сталкивать с настоящим. Будь хорошим мужем. Не косячь!

С суровым выражением лица грожу указательным пальцем.

Оказывается, место проведения свадебной репетиции Давида находится в соседнем замке от виллы Шато Люмьер, куда без труда можно доехать на такси.

С удивлением подмечаю про себя, что пересечение наших дорог в этом месте было неизбежно. Он вздохнул с облегчением, наконец разрешив ситуацию, в которой когда-то непростительно оступился, а я узнала правду, терзавшую меня несколько лет. Я была уверена, Давид изменил мне, потому что влюбился в Лизу, но правда оказалась куда банальнее: он просто не сумел удержать своего удава в штанах.

От встречи с Давидом остаётся лишь ностальгическая нежность. В остальном — пустота. Ни растерянности от этой внезапности, ни потрясения от его запоздалых извинений. Слова о любви пролетели сквозь меня, едва затронув чувства наивной влюблённой Леа. Я ощущаю, как старая обида растворяется во мне, исчезает, точно и не было её никогда. А тогда, шесть лет назад, его предательство казалось сущим адом. Концом света.

Мы начали встречаться с Давидом ещё подростками. Ходили вместе на подготовительные курсы для поступления в академию. Там познакомились, быстро подружились, позже он предложил мне встречаться. Я без промедления согласилась, потому что была влюблена. Впервые в жизни. Парила в облаках и была на седьмом небе от счастья, когда самый красивый и обворожительный парень на курсе предложил мне отношения.

Черноволосый, с волевым квадратным подбородком, острыми скулами и притягательными глазами цвета осенней листвы, он полностью завладел моим юным сердечком. Мы были вместе два счастливых года, наполненных доверием. Мы взрослели, мечтали и ждали нашего восемнадцатилетия, чтобы стать друг у друга первыми. Это казалось сказкой. Это и была моя личная сказка, наполнявшая меня внутри сладкой розовой ватой, которая впоследствии стала моим личным кошмаром наяву. С диким восторгом я ждала этого. Зачеркивала каждый проходящий день в календаре.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

За месяц до дня рождения родители сделали мне сюрприз — поездка в Италию на неделю. Первое путешествие в Европу, первый парень… не жизнь, а мечта любой глупой девчонки. Всё было слишком хорошо.

Лиза в тот момент чувствовала себя лучше, её не мучали панические атаки и апатия. Так мне казалось… А по возвращении домой я узнала, что Давид переспал с моей лучшей подругой.

И первыми друг у друга стали они.

Он исчез, не сказав ни слова. Оставил меня в одиночестве, в полном неведении и с разбитым вдребезги сердцем.

Сейчас я знаю, что такое настоящая любовь. Это точно был не Давид. Я никогда не хотела его так, как хотела Диму. Страстно, до ломоты костей и судорог в теле. Но тогда мои чувства к парню казались неземными.

Лиза уверяла, что ничего не помнила из-за антидепрессантов, которые ей выписал врач. Она не собиралась спать с моим парнем. Просто бестолковый флирт. Проверка Давида на прочность. И он её не прошел, перечеркнув мимолётной интрижкой длительные отношения со мной. Убеждала, что лишь ради меня она пошла на «отчаянный» шаг, а сам процесс был как в тумане из-за побочного эффекта принятых накануне таблеток. Клялась, что Давид первый залез к ней в трусы, и она была не в состоянии отбиться.

Я поверила и забыла. Точнее, хотела забыть. Так было проще всего. Отпустить, простить и не потерять подругу, которая так отчаянно нуждалась в помощи. И когда ситуация с таблетками повторилась около года тому назад, я наконец убедилась, что на самом деле Лиза всё помнила до мельчайших подробностей. Её разум функционировал как швейцарские часы. Она намеренно причинила мне боль, переспав с моим парнем. Вселила уродливую неуверенность в собственной привлекательности, которая вязким комплексом не отпускала меня всю молодость.

Если бы она смогла признать свою вину, осознала, насколько гадко и несправедливо поступила с близкой подругой, которая пожертвовала ради неё всем… какую страшную боль причинила… возможно, я когда-нибудь нашла бы в себе силы её простить.

Глава 32 Второй шанс

Два месяца спустя после событий с Леа в Париже

Дима

Глухой шум раздражающим импульсом просачивается в мозг, будто кто-то нажал на кнопку «Пуск» и вывернул звук на полную мощность. Все голоса вокруг сливаются в единую какофонию. Пустота в голове наполняется тревогой. Я не могу пошевелиться. Неподъемные веки налиты свинцом, тело не слушается.

Ощущение тяжести не позволяет открыть глаза.

Меня охватывает безмолвная паника.

Едва ворочая языком по нёбу, чувствую горький, противный вкус каких-то лекарств.

Слышу, как собственное сердце отбивает слабый ритм, с каждой секундой набирая обороты. Писк аппаратов опоясывает резью виски, я безуспешно силюсь дернуться с места.

— Он очнулся! — как сквозь толщу воды слышится беспокойный женский голос.

Глаза открываются на миллиметр. Слепящий яркий свет давит на глазные яблоки, усиливая пульсирующую боль в висках. Тело будто чужое, не поддаётся контролю. Ломота и спазмы тонкой нитью пронизывают позвоночник, тянутся от шеи вниз — к тазу.

Непроизвольно издаю слабый стон. Снова погружаюсь в чёрную пустоту.

«Дима… иди ко мне…» — зовёт меня узнаваемый голос.

«Где ты?» — хочу спросить, но губы невозможно разжать, они будто скреплены тугими швами.

Пульс под двести. Сердце вот-вот выскочит из груди.

Она меня ждёт. Где-то совсем близко. Я должен отыскать её в этой непроглядной сырой темноте.

Вслепую парю в невесомости. Барахтаюсь, хаотично размахивая конечностями.

«Девочка моя, где же ты?»

Вспышка света резким хлопком озаряет тьму, вытягивая меня со дна черноты.

— Дима! Димочка… я тут, рядом.

Болезненно распахиваю веки. Слишком яркий свет ледяными иглами врезается в мои глазницы. Аппараты пищат, медсёстры в белых халатах суетятся, проверяя показатели на мониторах.

В глазах всё плывет. Фокус сбит. Зрение предательски подводит.

— Дима… — Слабое прикосновение к моему запястью.

Поворачиваю голову, с глупой надеждой рассматривая бледное как полотно лицо. Знакомые длинные тёмные волосы, опухшие от рыданий карие глаза.

Катя…

— Наконец… ты пришёл в себя, милый…

Её хрупкий подбородок дрожит. Тыльной стороной ладони девушка вытирает с щёк скопившиеся слезы.

— Пока ничего не говори, тебе нельзя! — Будто читая мои мысли, она прикладывает палец к моим сухим губам, не касаясь их. — Ты слишком слаб, тебе нужно ещё поспать…

***

По ощущениям проходит ещё несколько бесконечно тянущихся дней: я прихожу в сознание, затем опять проваливаюсь в тягучий сон, где меня вновь и вновь зовёт родной голос, без которого невозможно дышать.

— Как себя чувствует наш сложный пациент? — спрашивает мой лечащий врач через несколько дней после того, как я окончательно прихожу в себя.

— Нормально, — отвечаю еле слышно. Речевой аппарат слушается слабо. Чувствую себя беспомощным стариком. Немощное тело будто постарело на несколько десятков лет.

— Тут к тебе целая очередь из желающих увидеться и пообщаться, — бросает он тревожный взгляд на дверь палаты, — но сначала я должен убедиться, что ты в состоянии принимать посетителей.

— Смотря кто посетители и какие у них вопросы, — хриплю, будто горло проржавело за время комы.

— Третье управление ФСБ, — почти шёпотом произносит мой лечащий врач Сырков. — Только ты ничего не слышал, Макей.

Если бы я сейчас стоял, то точно прислонился бы к какой-нибудь твёрдой поверхности. Твою мать… по какому такому делу высокопоставленные чины заявились к рядовому журналисту?

— Я не понимаю, о чём вы, доктор, — криво ухмыляюсь.

Над косой мимикой тоже придётся поработать.

— Для начала скажи: ты помнишь, что с тобой произошло? — Он садится на стул рядом и чуть подаётся вперёд.

— Более-менее…

Сжимаю переносицу ватными пальцами, вздыхаю.

— Последнее, что помню, — это как мы с Куничем возвращались с задания.

— Дальше?

— Дальше — взрыв.

— Хорошо, значит, потери памяти не наблюдается, — констатирует он с предельной серьёзностью.

— Вроде нет. А что с Даней? — Неприятное чувство тревоги поднимается комком и зреет в горле.

Сырков цыкает, морщится и уводит угрюмый взгляд на ядовито-зелёную стену за моей спиной.

— Не спасли? — догадываюсь.

— К сожалению, не успели.

Сырков — главный военный врач в больнице, где медики несколько месяцев боролись за мою жизнь. Ежедневно Женька не только спасает, но, увы, и теряет жизни парней, попадающих сюда с тяжёлыми ранениями из боевых зон. Куничев же был не просто моим коллегой и оператором, с которым мы полгода неизменно работали в паре, но и надёжным, верным товарищем.

Как же так…

— Бляя*ь… — стону. — У него жена и двое детей. Как они теперь?..

Женя лишь напрягает заострённые скулы и хмурит брови. Тут и без слов всё понятно: семья осталась без кормильца.

— Если бы вся съёмочная группа села в пакетник, то жертв было бы намного больше.

— Сколько я провалялся в отключке? — выдержав паузу, спрашиваю.

— Два месяца. — Переводит взгляд на меня, подмечая мою перекошенную физиономию. — Из-за серьезных травм пришлось ввести тебя в искусственную кому. Осколочные ранения. Сотрясение мозга. Ожоги на ногах, бедрах и спине. И я ещё не говорю о гематомах по всему телу…

Да как такое возможно-то? Я провалялся в коме два долбаных месяца!

— Но ты везучий парень, Макей. Лицо не пострадало. Так что можешь и дальше девчонок клеить своей красивой мордашкой, — заканчивает с ироничной усмешкой.

Кстати, о девочках…

— Катя часто приходила? — пропускаю мимо ушей комментарий по поводу моей морды лица.

— Да, почти каждый день, — улыбается заговорщически. — Повезло тебе с девушкой. Верная, преданная.

— Да уж… — бормочу себе под нос.

Ёрзаю на кровати, но каждое движение отдаётся хрустом в суставах и тянущей болью во всём теле. Из-за своей физической слабости я оттягиваю момент, но рано или поздно придётся встать с койки и посмотреть на себя в зеркало. И, признаться, меня пугает мысль, что в отражении я увижу тело, изуродованное огнём.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ладно, герой. По показателям ты в норме. — Сырков встаёт. — Я не смею больше задерживать господ, пришедших по твою душу. Держись молодцом.

Женя чуть треплет меня за осунувшееся плечо. Стискиваю челюсть до боли. Теперь от меня осталась сплошная груда костей да пролежней. И неизвестно, когда я смогу приступить к тренировкам.

Через несколько минут после ухода Сыркова в палате появляется незнакомый мне мужчина средних лет. На первый взгляд, совершенно обычный: маленький рост, коротко стриженные светлые волосы с залысинами, черты лица мелкие. Одет неброско, даже чересчур. Его внешность совсем не вяжется с рангом представителя спецслужб, которые вдруг решили ко мне наведаться. Такой мимо пройдёт — ни за что не запомнишь.

— Добрый день!

Он протягивает раскрытую ладонь, и я отвечаю рукопожатием.

— Сергей Воеводин, третье управление ФСБ.

Сверкает внушительным удостоверением прежде, чем спрятать его во внутренний карман пиджака.

— У вас есть идеи, по какой причине я тут?

— Примерно догадываюсь, — говорю, небрежно почесывая бровь и стараясь выглядеть отстранённо.

— На вас было совершено покушение.

Глава 32.1

Эта новость выбивает из ослабевшей груди остатки воздуха. Я догадывался, конечно, но одно дело — предполагать, совсем другое — услышать это предположение как свершившийся факт.

Во время взрыва мозг не успел сообразить, что происходит. Ошеломляюще яркая вспышка уступила место звенящей пустоте. Там, в безмолвной коме, меня окружал только вакуум. И как только я прихожу в себя, то узнаю, что Куничев мёртв, а моя жизнь висела на волоске от смерти!

— Известно кто? — спрашиваю, хотя сам прекрасно догадываюсь, чьих это рук дело.

Воеводин двигает стул ближе к моей кровати и, выпрямив спину, задерживает на мне сосредоточенный взгляд.

— Есть догадки. Но нам понадобится ваша помощь.

— Какого рода?

— Нам известно, что у вас был конфликт с командиром Рудневым из-за того, что он отказал съёмочной группе в интервью с ЧВК.

— Допустим.

— Каковы были ваши дальнейшие действия?

— Я попытался обратиться к Зимякину за разъяснениями, но он находился в долгосрочной командировке. Мы так и не успели с ним переговорить до моего отъезда на фронт.

— То есть с Зимякиным вы всё-таки не успели встретиться до того, как вас отправили сюда? — уточняет, не ожидая ответа.

— Нет, — выдаю автоматически, уже предчувствуя, что услышу дальше.

— Хорошо. Сейчас я вам расскажу, как обстоят дела. Господин Руднев перепродавал оружие в другие страны за счёт Минобороны, фактически за средства госбюджета. Как вы уже наверняка поняли, схемы проворачивались через ЧВК, которые регистрировались и закрывались с подозрительной частотой. Работал он, разумеется, не один. Сам Руднев при задержании получил несопоставимые с жизнью ранения и, к нашему огромному сожалению, скончался до прибытия медиков. Наш главный подозреваемый мёртв. Это произошло до того, как на вас было совершено покушение. А вот ваш руководитель Пётр Зимякин бесследно исчез. И у нас имеются все основания подозревать, что именно он причастен к покушению.

— И что требуется от меня?..

Пытаюсь переварить услышанное. Зимякин… человек, который вырастил меня в журналистике. Наставник, учитель, старший товарищ. Именно он порекомендовал вышестоящему руководству назначить меня военным журналистом. Поручился за меня. И в итоге оказался предателем, участником тяжкого военного преступления. Может, я всё ещё нахожусь в коме? И всё это — жестокое искажение моего разума?

— Вы не сможете приступить к работе до тех пор, пока дело расследуется. Вам придётся вернуться в Петербург на реабилитацию. К вам приставят охрану — наших ребят вы даже не заметите.

— И как долго мне придется находиться на «реабилитации»? — в моём тоне больше иронии, чем вопроса.

— Столько, сколько понадобится. Дима, да вы не переживайте, — его голос внезапно становится снисходительнее, и это напрягает, — живите обычной жизнью и ни о чем не думайте. Скорее всего, Зимякин не вернётся в Россию, но мы обязаны перестраховаться.

— Я просто не до конца понимаю: какова моя роль во всей этой истории? Почему именно на меня совершено покушение?

— Дело в том, что ни Руднев, ни Зимякин не узнали, кто их сдал. Похоже, что вы входили в круг их недоброжелателей. Своими сомнениями и лишними расспросами вы вызвали подозрения.

— Да я толком-то ничего и не успел спросить, — недоумеваю от происходящего.

— Хватило пары вопросов, которые для вас казались невинными. А для тех, кому светило пожизненное за госизмену, — это уже угроза.

— Пустите меня! Я нужна ему! — из коридора слышится громкий женский голос, обладательница которого на грани истерики.

Дверь распахивается, и на пороге появляется взволнованная Катя. За ней — растерянные медики и крайне недовольный Сырков.

Большие глаза девушки горят искренним беспокойством. От её несчастного, изнемождённого вида где-то в груди шевелится чувство вины.

— Екатерина, вам туда нельзя! — пищит молоденькая медсестра.

— Я уже ухожу, — спокойно отвечает Воеводин, быстро оценивая ворвавшуюся в палату девушку, затем снова кидает на меня не терпящий отказа взгляд.

Сейчас он совсем не похож на неприметного мужичка с барсеткой.

— Полагаю, мы договорились?

— Да, — бормочу в ответ, провожая его не самым доброжелательным взглядом.

***

— Я так давно мечтала побывать в Санкт-Петербурге! — лепечет Катя нежным голоском, прижимаясь ко мне со спины и выглядывая в окно купе.

Знакомые городские пейзажи, «приправленные» привычным шквалом летнего дождя, разжигают в груди неподвластное чувство тоски. Невольно ловлю себя на мысли, что не желал признаваться самому себе, как скучал по этому городу. Иногда мы не осознаём, как нам чего-то не хватает, пока мы этого не увидим или не почувствуем.

Дачные постройки с несуразными крышами, куполами и псевдоготическими шпилями сменяются ржавыми гаражами, плавно переходящими в разношерстные высотки и аккуратно подстриженные газоны местных парков.

Ощущая резкий укол в районе сердца, я вдруг понимаю простую истину: родной город ассоциируется у меня только с одним человеком — с той, о расставании с которой я запретил себе жалеть.

Я шёл к своей цели не один год. Неужели какая-то девчонка могла бы встать между мной и долгожданной карьерой? Со временем оказалось, что смогла. Жгучая эйфория сменилась тоскливой горечью. Меня терзали сомнения, а чувство неправильности происходящего выжигало нутро паяльником.

Я мог бы сделать всё иначе. Подобрать другие слова. Мог бы что-то пообещать. Я ведь сам хотел этого не меньше, чем она. Мог бы попытаться вплести Леа в свою жизнь. Разочарование, отразившееся в глазах цвета молочного шоколада, до сих пор цепляет рёбра крюком воспоминаний.

В нашу последнюю встречу в парке я самоуверенно решил, что зарождающееся чувство смогу загасить без особого труда. Как самый тупой индюк, подгорающий в духовке с овощами, чтобы позже быть съеденным американской семьёй на День благодарения, я не сомневался, что стоит уйти с головой в работу и всё непременно забудется.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Но вместо того, чтобы дать шанс Леа, я дал его другой. Каким-то образом мой функционирующий мозг посчитал, что сердце можно обмануть. И вот милая и приветливая волонтёр Катя, с которой мы случайно пересеклись в горячей точке, едет со мной в северный город в роли моей официальной девушки.

— Ты ни разу здесь не была?

Я поворачиваю голову, и её тёплые губы тут же присасываются к моей щеке.

— Н-е-е-т, прикинь, — смеётся она, скользя носиком по скуле.

Тоненькие ладошки заползают под майку — к пульсирующим, ещё не до конца зажившим шрамам. От её прикосновений мне тепло и хорошо, но желания содрать с неё одежду и присвоить женское тело себе нет и не было. Поэтому я просто целую её в красивые пухлые губы, чтобы сделать ей приятно.

— В школе нам предлагали организовать поездку, но не у всех нашлись деньги. Питер для обычной иркутской семьи — удовольствие дорогое. Мои родители не могли себе такое позволить.

Несколько месяцев назад Кате исполнилось девятнадцать. Тогда мне ещё казалось, что я поспешил, начав отношения с такой юной девушкой. Но стоило мне увидеть, как проявляется вовсе не детский характер, как отважно она оказывает необходимую помощь, все сомнения по поводу её возраста тут же исчезли.

— Нас встретит кто-нибудь из твоих родственников? — спрашивает она. В больших карих глазах загораются хитрые заинтересованные огоньки.

Под «родственниками» она наверняка подразумевает мою маму, с которой мечтает познакомиться. Но я пока не готов впускать Катю так глубоко в свою жизнь.

— Нет, мама, к сожалению, не может приехать на вокзал, — лихо вру, не желая её расстраивать. Хотя доля правды в этом есть: мама действительно не может нас встретить. — Сестра ещё слишком мала, а с отцом мы не поддерживаем общение.

— Жаль, — опечаленно мяукает, — но ничего страшного. Ещё успеем познакомиться.

Глава 33 Мы не такие

— Шери, нам нравится твой подход к работе. Возможно, мы сможем выкрасть тебя у месье Германа ещё на несколько месяцев?

Я подпрыгиваю на месте, услышав голос начальницы. В этом огромном замке каждое движение отражается громким эхом из-за скрипучих деревянных полов. Цокот острых каблучков разносится вдоль стен просторного зала с высокими потолками. Глубоко погружённая в собственные мысли, я сначала и не услышала, как в помещение вошла Мари. Она останавливается напротив одной из картин. На порядком износившемся полотне XIX века я оттачивала навыки, полученные от французских коллег. Мы совместными усилиями восстановили недостающие фрагменты.

Мари несколько секунд изучает картину, а затем подходит ближе ко мне. Сегодня на ней великолепное приталенное белое платье до колен с рукавами три четверти и Louboutins на шпильках высотой с Эйфелеву башню. Ума не приложу, как она умудряется вышагивать на них двадцать четыре на семь, сохраняя идеальную осанку. Очки Prada в оправе «кошачий глаз» придают испытующему взгляду стервозную строгость. Тёмные шелковистые волосы стянуты в идеально собранный низкий хвост.

Неловкость и стеснение сковывают мои движения. Не так часто начальница наведывается сюда, чтобы лично понаблюдать за работой сотрудников.

Аккуратно откладываю на передвижную кареточку медицинский зонд вместе с налобной лупой; мысленно отмечаю место на фрагменте, где остановилась в исследовании трещин и разрывов, и разворачиваюсь лицом к мадам Бомон. Она возвышается надо мной, грозно придавливая своим тяжёлым авторитарным образом. Когда этого требует ситуация, Мари умеет вживаться в роль профессиональной стервы, не теряя при этом статуса справедливого руководителя.

— Я как раз собиралась с вами поговорить, — выдавливаю из себя, чувствуя, как волнение дрожью скапливается между рёбер, вызывая неприятное покалывание.

Мозг будто нарочно блокирует навыки английского языка, превращая мои слова в сумбурную кашу. Всё, на что я способна сейчас, — выдавить из себя «London is the capital of Great Britain». И даже этот факт под сомнением. Буквально вчера я приняла окончательное решение вернуться домой.

— Я бы хотела вернуться в Россию, — кое-как произношу вслух.

Её идеальные брови взлетают до небес. Красивое лицо Мари застывает в немом изумлении.

— Нам казалось, ты полюбила это место, — говорит она, едва сдерживая недовольство.

— Очень. Я чувствую себя здесь как дома.

Надеюсь, она не станет задавать неудобные вопросы и копаться в факторах, кардинально повлиявших на принятое решение.

— Тогда в чём причина такого спонтанного решения?

И всё же этот вопрос прозвучал...

— Может быть, тебя не устраивает зарплата? Мы решим этот вопрос! — её звенящий голос разносится под потолком. Мари крайне раздражена моим выбором. — Я уверена, заказчик готов рассмотреть любое твоё предложение.

Эта женщина обладает такой властной энергетикой, что без труда может расположить к себе человека. Но сейчас её уговоры бесполезны.

— Мари, простите меня, но я уже всё решила. Лада Поверина будет рада забрать мои проекты. — К моему большому удивлению, с этой «гиеной» мы неплохо поладили вдали от дома. По крайней мере, в работе мы друг другу не мешаем. — Она хороший специалист и не подведёт вас.

Я выдерживаю её тяжёлый взгляд, хотя у самой поджилки трясутся. Впервые в жизни я пытаюсь уволиться и сознательно отказаться от высокой зарплаты. Герман Сигизмундович скорее свой галстук съест, чем индексирует нам зарплаты по собственной воле.

Казалось бы, работала себе во Франции и работай дальше…

— Очень жаль, — голос мадам Бомон пропитан недовольством и разочарованием.

Изначально проект планировали завершить за несколько месяцев, но объектов, заявленных на реставрацию, оказалось намного больше, чем было указано в первоначальных договорах. Заказчик не скупился, щедро платил и ценил качество.

Мари с Антуаном ведут наш проект с самого начала, и теперь им явно не хочется терять одного из лучших специалистов. Самоуверенно, но в своих способностях я не сомневаюсь.

— Ты успеешь закончить реставрацию текущей картины? — Сложив руки на груди, она небрежно кивает на полотно, закреплённое на мольберте передо мной.

— Конечно, вы можете быть уверены, что я вас не подведу и отработаю положенные две недели.

Нервы слегка подводят, когда я неосознанно начинаю терзать край своего халата. От Мари исходит такое терпкое негодование, что, кажется, даже воздух в помещении загустел. Ещё несколько секунд она пристально смотрит на меня: видимо, пытается понять для себя, не поехала ли я умом, отказываясь от таких денег, которые мне платит заказчик.

Возможно, поехала.

— Хорошо. Сегодня я позвоню в отдел кадров…

Цокот высоченных шпилек уносит Мари к другому концу зала. Взявшись за ручку двери, она оборачивается ко мне, сверкая едва заметной улыбкой. И меня накрывает волна облегчения.

— Леа, ты прекрасный работник, и мы всегда готовы принять тебя на постоянный контракт. Ты работаешь часто сверхурочно, как, например, сегодня. Все ушли, а ты осталась. Для любого работодателя это большая ценность.

Я благодарно улыбаюсь ей в ответ.

Одного года в Париже хватило с лихвой, чтобы привести мысли в порядок и соскучиться по родным и близким. А ещё понять для себя, что вечера вдали от друзей не скрасит даже самый знаменитый город любви.

***

Всё перевернулось с ног на голову несколько дней назад.

Радостная и довольная после продуктивного рабочего дня я возвращалась в свою уютную квартирку в центре Парижа. По пути с вокзала заскочила в мини-маркет за лёгким вечерним перекусом и с вожделенным энтузиазмом прокручивала в голове программу на вечер.

Когда я вышла на улицу, то с удивлением заметила, что тучи сгущались с какой-то неимоверной быстротой. В одно мгновение, как по щелчку, город накрыла неуютная темнота. Я испугалась, что промокну до нитки под проливным дождём, так и не добежав до дома. И стоило этой удручающей мысли мелькнуть в голове, как с неба упали первые крупные капли. Недовольно чертыхнувшись, я накрыла голову сумкой и короткими перебежками пустилась в сторону дома.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Машины гудели, раздражённо сигналили друг другу клаксонами. Брызги из-под колёс летели в стороны, отпугивая недовольных прохожих, которым не повезло промокнуть под дождём.

Я прошла мимо любимого кафе с круассанами, невольно задержав взгляд на витрине. Внутри, в уютной теплоте, Жереми искусно кадрил очередную наивную дурочку. Я тепло улыбнулась про себя.

Обороняясь от ледяных капель, я придерживала одной рукой сумку над головой, а другой искала в кармане пиджака ключи. Конечно, по закону подлости связка ключей куда-то запропастилась в самый неподходящий момент.

И тут, как гром среди ясного неба, передо мной возникла кудрявая копна светлых волос. От неожиданности я отпрыгнула назад, уронив сумку на мокрый асфальт, и проворный ливень в одну секунду накрыл меня с головы до ног.

— Чёрт, — прошипела себе под нос, наклоняясь за сумкой.

Застыла в таком положении на какое-то время, не решаясь поднять глаза. В груди натянулся стальной канат. Когда наши взгляды пересеклись, я наконец заметила, как сильно она изменилась. Отощавшая, осунувшаяся, будто девушку держали в рабстве долгое время, Лиза смотрела на меня как на последнее пристанище, способное спасти её от мучителей. Вместо привычных каблуков и откровенных платьев — обшарпанные кроссовки и какая-то бесцветная помятая майка. Выцветшие джинсы болтались на узких бёдрах. Ещё совсем недавно я мечтала её наказать, а сейчас, вглядываясь в искажённое раскаянием лицо Лизы, я понимала: она сама себя уже наказала.

— Леа, прости меня… прости... прости… — сотрясаясь в слезах, она рухнула на колени передо мной.

Дождь усилился, словно только и ждал подходящего момента, чтобы сработать спецэффектом. Я сфокусировала на ней свой расплывающийся взгляд.

У моих ног содрогалась не та Лиза, которую я знала много лет. И я уже была не та.

Мы уже не такие, какими были раньше.

— Встань, Лиза, прошу…

Опустилась на колени рядом с ней. Потянулась пальцами к заплаканному лицу подруги. Слёзы застилали мои глаза, но я не замечала их. Всё было как в тумане. Мною двигал порыв и воспоминание о близком человеке.

— Я давно простила тебя. Поверь мне… — прошептала я словно самой себе.

— Я такая эгоистка... Господи, как же я могла… как могла так поступить с тобой?.. — Лиза подняла на меня красные и опухшие от слёз глаза, полные боли и стыда.

— Я переспала с твоим парнем, а ты просишь у меня прощение? — попыталась пошутить.

Накалённый до предела воздух можно было разрезать ножом.

Образ Димы, заживо похороненный в моих воспоминаниях, болезненно мелькнул в подсознании. В груди всё сдавило горящим обручем. Кажется, будто кто-то взял факел и поджёг меня изнутри.

— Нет… я про Д-д-авида… — всхлипывая, заикаясь и размазывая слёзы по мокрому лицу, промычала Лиза. — Я намеренно переспала с ним, чтобы ты от него ушла. А про Диму… не говори так! На момент вашей связи мы уже расстались.

— Я знаю… и про Давида тоже, — грустно вздохнула я, обессиленно привалившись спиной к стене дома.

Капли били в лицо словно ледяные пули. Насквозь промокшие, мы сидели, уставившись в небо.

Прохожие косились на нас с пренебрежением, будто мы две больные, прилично накачавшиеся дозой дешёвой химии. Глядя на неопрятную Лизу, я совершенно их не осуждала. Да и сама я выглядела нисколь не лучше.

— Откуда ты знаешь? — Она посмотрела на меня квадратными глазами.

— Так уж вышло, — ответила я с усмешкой, поглядывая на входную дверь.

Было совсем не до шуток, но и начистоту обсуждать совершённые ошибки сил больше не осталось.

Дверь подъезда распахнулась, выпуская соседку со второго этажа с престарелым мопсом. Он забавный: хромает на одну лапу и почти весь лысый. Оторопев на месте, хозяйка с псом уставились на нас выпученными глазами. Зрелище действительно не для слабонервных. Воспользовавшись их секундным замешательством, я вскочила на ноги и потянула Лизу за собой в подъезд.

~~~

— Ты специально привела себя в такой кошмарный вид, чтобы вызвать во мне жалость?

Уже находясь в квартире, я торопливо подошла к шкафу и выудила из него два полотенца.

— Ч-ч-то? — спросила она так медленно, что я уже начала сомневаться: а не под таблетками ли она снова?

— Ты себя в зеркало видела? — уточнила я, если вдруг она и правда не в себе.

— Да, — отозвалась безразличным голосом.

— И тебя это не смущает?

Я начинала закипать: то ли оттого, что она умело изображала жертву, играя на жалости, то ли оттого, что снова ворвалась в мою жизнь с очередной проблемой и пытается повесить её на меня.

— Да мне как-то всё равно, как я выгляжу, — пробухтела она еле внятно.

— Лиза, иди в горячий душ… — Я протянула ей полотенце и подтолкнула к двери.

Пока она мылась, я заварила крепкий чёрный чай с мёдом и имбирём. Приготовила стопку чистой одежды взамен её грязных тряпок.

— Спасибо, что пустила, — пролепетала гостья охрипшим голосом, выйдя из ванной.

Увидев приготовленную одежду, она сглотнула, и её глаза лихорадочно заблестели. Девушка опустила голову вниз, пряча навернувшиеся слёзы.

— Не оставлять же тебя под проливным дождём. — Обернулась я через плечо, направляясь в душ. — Я пойду согреюсь, а ты пока пей чай.

Она робко кивнула, уселась костлявыми ягодицами на стул и, обхватив горячую кружку обеими ладонями, принялась украдкой рассматривать моё скромное жильё.

«Уехать в Париж, чтобы столкнуться со всеми призраками прошлого…» — усмехнулась я про себя, скидывая на пол мокрую одежду.

~~~

— А у тебя тут симпатично…

— Квартиру для меня снимает заказчик, — сказала я как есть.

— Даже такая крошечная студия близко к центру Парижа стоит, наверное, очень дорого.

Она прекрасно знала, сколько стоит аренда в центре этого города, поэтому я искренне не понимала, к чему этот заискивающий тон?..

— Полагаю, что так и есть.

— Леа… — Она поставила дымящуюся кружку на стол.

— Зачем ты приехала? — перебила прежде, чем прозвучали её оправдания.

— Извиниться, — выпалила она, сбивчиво дыша. Её плечи нервно вздымались и опускались в такт дыханию.

— Извинения приняты. Хочешь что-то добавить?

Я злилась. Очень сильно злилась. Так сильно, что её извинения и слёзы только подливали масла в огонь. Мне хотелось продолжать делать ей больно. Всё потому, что внутри накопилось столько обиды, что ещё немного — и она переросла бы в настоящую месть.

— Да, — пролепетала она, дрожа от страха. — Я всё делала не так. Я эгоистка и знаю, что недостойна прощения. Но, Господи, — она всхлипнула, отчаянно прикрывая рот трясущейся ладонью, и у меня всё внутри сжалось и заколотилось, — прости меня хотя бы за то, что я всё осознала. Пусть слишком поздно, но я больше никому не причиню вреда. Обещаю.

Она уткнулась лицом в ладони, не в силах больше сдерживать слёзы.

— Ну всё-всё, — прошептала я, притягивая её к себе. — Я тебя прощаю.

Я искренне жалела её, не как подругу — как человека, который не смог справиться со своими демонами.

~~~

— Как ты узнала, где я? — спросила, как только её рыдания немного поутихли. О моём местонахождении не было известно никому, кроме директора и родителей.

— Ты забыла, что мой отец глава огромной IT-корпорации? — хрипло усмехнувшись, она произнесла очевидное.

— Точно… — я покачала головой. — А он знает, что ты тут?

— Да, конечно. Я вообще у него сейчас «на карандаше». — Лиза нахмурилась, обдумывая дальнейшие слова.

— Почему?

— Мне пришлось всё ему рассказать, и теперь трижды в неделю у меня онлайн-встреча с психологом. Я обязана на них отмечаться. Папа всё это чётко отслеживает. И если хоть одну сессию я пропущу, то он найдёт меня в любой точке мира и отправит принудительно на лечение.

— Жестоко…

— Да, но мне это нужно. Без помощи папы я бы не справилась… Леа, возвращайся в Питер, а? Ты нужна там.

Я покосилась на неё с сомнением и недоверием. Опять что-то задумала? И, будто прочитав мои мысли, она добавила с добродушной улыбкой:

— Я уезжаю на Бали. Папа купил там виллу и разрешил мне жить на ней столько, сколько понадобится. Я вернусь в Питер когда-нибудь… — её слабый голос вибрировал от эмоций, — и докажу вам с девочками, что достойна вашей дружбы.

Глава 34 Возвращение

Три недели спустя

Санкт-Петербург

Невероятно уставшая и вымотанная тремя пересадками, я выкатываюсь из стеклянных дверей аэропорта в зал прибытия с неподъемным чемоданом. Вокруг затёкшей после утомительного перелёта шеи болтается серая подушка для сна в форме полумесяца. Мне было крайне лениво спускать из неё воздух, поэтому оставила её в таком объёмном состоянии. Теперь я выгляжу как хомяк с надутыми щеками. Правое плечо оттягивает неизменный коралловый рюкзак, набитый всевозможной ненужной мелочью, оставленной там, чтобы чувствовать себя человеком после долгого перелёта.

Сонливыми глазами сканирую толпу встречающих, выискивая знакомые лица. Где-то тут затерялись и мои…

— Леа, мы тут! — кричит Настя, размахивая руками и привлекая моё внимание.

Распахиваю глаза шире, испытывая сильное облегчение.

Приехали.

Какие-то несчастные десять метров разделяют нас — я наконец смогу обнять своих родных. Увижу их настоящие лица, а не пиксельные картинки на экране телефона.

Родные мои.

Мама, папа, Марина и Настя.

В горле стоит тугой ком, грозящий в любую секунду вытолкнуть скопившиеся в глазах слёзы радости.

Мама собиралась приехать погостить ко мне во Францию, но папа запротестовал, не желая оставаться в одиночестве даже несколько дней. Они как сиамские близнецы — с утра до вечера неразделимы. Папа постоянно нуждается в присутствии мамы. Без неё он чувствует себя неполноценным человеком. И это вполне естественная потребность после двадцати пяти лет совместной жизни. Ко всему прочему, папа был категорически против моего отъезда за границу, и, я готова поспорить, его «каприз» был хитрым способом вынудить меня вернуться домой. Что ж, на отца зла не держу, но ход его мыслей я раскусила.

У Марины двое детей и невыездной (из-за своей работы) Максим. У Насти — свой собственный небольшой цветочный салон, который она боится оставить без присмотра. В нашу поездку на Алтай она доверила салон своей двоюродной сестре Лене. У неё неплохой опыт в цветочном бизнесе, но выручка всё же заметно просела за неделю. После этого Настя больше не рисковала.

Мне нужно было найти себя снова, чтобы вернуться назад и начать жизнь заново. И, вопреки всему, ни одного дня в Париже я не чувствовала себя одинокой. Во многом благодаря Жереми и нашим дружеским беседам, да ещё потому, что мой рабочий день редко когда заканчивался вовремя. Меня никто не принуждал к сверхурочной работе — желание творить исходило изнутри. Я горела проектами и бралась за них с голодной жадностью: изучала новые техники и технологии очистки и реставрации картин, задействовала их на практике. Ошибалась, исправлялась под строгим контролем неравнодушных коллег и создавала новое, не теряя сходства с оригиналом.

Я должна была разобраться в себе. Почувствовать, кто я и что я люблю. Где мои границы и как далеко за их рамки я готова зайти, чтобы стать счастливой. Какие правила способна нарушить, чтобы добиться цели, а где проявить сочувствие. Ведь последние десять лет я проживала чужую жизнь. И только сейчас начинаю учиться жить свою, без оглядки на прошлое.

***

Первые дни после возвращения домой я провожу в бытовых мелочах и заботах. Беру несколько выходных дней за счёт отпуска и решаю всё, что можно решить. Благо, Герман Сигизмундович ждёт моего возвращения с таким нетерпением, что готов приструнить внутреннего жиголо и немного потерпеть, лишь бы я вернулась и по требованию «алчного раджи» золотой антилопой принялась чеканить драгоценные монеты одним ударом копытца. Несколько дней «радже» погоды не сделают, а для меня это шанс перевести дух и с новыми силами ринуться в бой той самой антилопой.

С моим квартиросъёмщиком ситуация оказалась чуть более запутанной. Молодой человек был вне себя от ужаса, что я отказалась продлевать годовой контракт. Слёзно молил о продлении и даже предложил повысить оплату, но я оказалась беспристрастна. Тут мне пришлось отстоять свои интересы, выйдя из зоны комфорта. Не в моих привычках отказывать людям, да и неудобно. Но когда-то же пора начинать? Сначала Лиза, теперь вот несчастный квартиросъёмщик…

***

— Ты заедешь ко мне в гости сегодня вечером? — Настин умоляющий тон в динамике лишает выбора.

— Конечно заеду… — Размышляю, когда именно успею покончить с такими «мелкими задачами», как генеральная уборка. — Мне и самой нужно немного расслабиться перед работой.

— Супер! — её голос моментально становится жизнерадостным. — А ещё Марина предлагает собраться у неё на выходных. Как ты на это смотришь?

— А как же Макс и дети?

— Именно поэтому ей нужен ответ заранее, чтобы отвезти детей к бабушке. Максим готов провести вечер со своими друзьями. А потом можем сходить в клуб! Что думаешь?

Со своими друзьями? Интересно, Дима с Максом дружат до сих пор? Вернулся ли он в город? Или, быть может, уехал навсегда?

Год прошёл. Целый год… двенадцать месяцев... И каждый божий день я вспоминала о нём. Грезила ночами в мучительно порочных снах, просыпаясь мокрой. Стиснув зубы, заставляла себя забыть, но даже при одном упоминании имени его лучшего друга у меня начинается жар и кружится голова. Кажется, эта болезнь неизлечима.

— Настя, ты и ночные клубы? — наигранно удивляюсь, маскируя в голосе слабость. — Меня не было всего год, а ты из домоседки превратилась в светскую тусовщицу?

— Мне надоело дома сидеть по вечерам, — бурчит недовольно в трубку.

— Я тебя понимаю, и, похоже, мне тоже стоит проветриться.

Проветриться и попробовать найти действенное лекарство от разрушающей мою душу, сердце и разум «болезни». Мне срочно нужно достать противоядие, способное исцелить меня раз и навсегда.

***

Дни до субботы пролетают как один.

Жаркое солнечное лето в самом разгаре. Мы с девочками договариваемся посидеть сначала несколько часов у Маришки, а затем поехать в какой-нибудь клуб и выпить парочку вкусных коктейлей. Организм просит, даже требует отдыха с подругами.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Придирчиво осматриваю в зеркале свой вечерний образ на сегодня. Фигура у меня и в самом деле стала что надо. Я настолько пристрастилась к фитнесу, что утренние пробежки вокруг замка по территории сада стали чуть ли не привычным ритуалом. Регулярная разминка утром или вечером прочно вписалась в мою жизнь.

Волосы укладываю мягкими волнами, струящимися по плечам. На лице — неброский вечерний макияж с акцентом на яркие губы. Крашу тушью пышные ресницы, выделяя большие карие глаза, и прохожусь бронзером по скулам и ключицам. В качестве наряда я выбираю чёрное шёлковое платье с открытой спиной. Оно свободного кроя, но ткань струится так, что подчёркивает каждый изгиб тела. Образ дополняют чёрные открытые босоножки на тонком, но невысоком каблуке. Не хочется свалиться посреди танцпола на высоченных шпильках, поэтому надеваю более практичную обувь.

К дому Марины мы с Настей приезжаем на такси почти одновременно.

— Ну красота! — этими словами встречает нас подруга, широко распахивая дверь.

Осыпаем друг друга всевозможными ободряющими комплиментами.

— У вас отличная квартира! — Быстрым взглядом оцениваю планировку и прихожу к выводу, что по расположению комнат квартира и правда очень удобная.

— Да, у нас две ванные и два туалета, — довольно хихикает Маришка. — Макс специально выбирал квартиру так, чтобы у детей была своя зона комфорта, а у нас своя.

— Правильно. Вы молодые, вам тоже хочется проводить время вдвоём, — подмигивает ей Настя.

— Не без этого… — Щёки хозяйки заливаются краской в тон её ярко-рыжим волосам.

Мы проходим на кухню, Марина разливает по фужерам игристое вино и тянет свой бокал к центру стола.

— Во-первых, выпьем за встречу! И хоть две персоны из нашей компании пока отвалились, мы все равно держимся вместе!

— Согласна, — киваю, с грустью вспоминая последнюю встречу с Лизой.

— Она к тебе приезжала? — уточняет Настя, словно читая мои мысли.

— Да, — прочищаю горло глотком холодного напитка, — приехала, просила прощения.

— И как она? — осторожно спрашивает Марина.

— Выглядела плохо, честно говоря. Но вроде она на лечении… Вячеслав Леонидович контролирует каждый её шаг. Сейчас она живёт на Бали на вилле отца.

— Она уволилась из агентства почти сразу, как ты уехала во Францию. — Подруги обмениваются понимающими взглядами. — Шарилась по каким-то мужикам. Нам тоже не звонила. Я неоднократно пыталась застать её дома, но она не шла на контакт.

Марина тяжело вздыхает, растирая область вокруг сердца. Тяжелейший развод и сильные переживания за подруг не отпускают её уже второй год.

— Сейчас она под присмотром. Я думаю, ей просто нужно время побыть наедине с собой и поработать с психологом.

— Ты её простила? — в воздухе зависает Настин вопрос.

— Не знаю… — бормочу, пожимаю плечами, склонив голову в сторону раскрытого окна. Закрыв глаза, позволяю тёплому ветру играть с моими волосами. — По крайней мере, я больше не испытываю ни злости, ни обиды.

— Кстати, Марин, хотела спросить… а Гордеев видится с детьми? — Поворачиваюсь обратно к столу и тянусь вилкой к тарелке с кусочками ананаса и клубники.

— А я разве не говорила? — Марина загадочно приподнимает брови и отставляет бокал в сторону. — Он же уехал во Владивосток, решил заниматься рыбным бизнесом.

— Как уехал?

— Ну вот так. Ушёл со своей должности, собрался и уехал. С детьми иногда созванивается, присылает им подарки.

— Вот так новости…

Не успеваю ничего добавить, как звук проворачивающегося ключа в замке меня парализует.

— Это Макс? — спрашиваю одними губами, выкатив глаза.

Марина вздрагивает от неожиданности. Настя хлопает ресницами, глядя на меня с раскрытым ртом.

— Мы договаривались, что он приедет позже.

— А он знает, что мы с?..

— Нет, — мотает головой, поняв, что я имею в виду. — От меня он ничего не слышал. Только если Дима сам ему рассказал.

~~~

— Лисёнок, а мы с парнями решили вам сюрприз сделать! — весёлый и довольный голос Макса доносится из коридора.

Слышу шорохи, шелест и до боли знакомые голоса. Вздрагиваю. От одного его голоса мурашки устраивают пикет с транспарантами. Ладони становятся липкими, и я не знаю, куда их пристроить. Меня лихорадит как припадочную.

Сердце как сорвавшееся с цепи мечется, порывается выпрыгнуть из груди: то ли от предвкушения, то ли от страха, что сейчас увижу его.

Глава 34.1

Проходит несколько невыносимых секунд прежде, чем в кухонном арочном проёме появляется три невероятно красивых букета — нежно-фиолетовые маттиолы, ромашки и розы, от которых исходит свежий медовый аромат, перемешанный с терпкой мужской туалетной водой.

— Девушки, это вам! — С лукавой улыбкой голливудского плейбоя Максим вручает каждой из нас по букету. — Настя, букетики узнаешь?

— Мааакс! Во даёшь! Выручку мне дневную сделал?! — смеётся подруга, но её голос звучит потускневшим фоном.

Все звуки уходят на задний план. Я будто глохну или погружаюсь под воду, когда за широкоплечей фигурой Макса замечаю его. Наши взгляды встречаются — и этого достаточно, чтобы потухший факел внутри меня, словно облитый керосином, вспыхнул вновь, охватив огнём все внутренности.

Он сверлит меня прожигающим дымчатым взглядом. С первой же секунды раздевает глазами, демонстрируя несдерживаемый интерес.

Господи, как же я мечтала о его жадных взглядах.

Разрываю этот терзающий зрительный контакт и отворачиваюсь к окну, чтобы вдохнуть свежего воздуха.

«Держи себя в руках, Леа, — внутренний голос резонно пытается меня вразумить. — Ни один голодный взгляд не стоит его прощальных слов».

Мысленно потрепав себя по щекам, я считаю до пяти и перевожу всё своё внимание на стоящих позади всех Ярика и Андрея. Судя по мускулистым торсам, проступающим под облегающими футболками, парни стали ещё крупнее за полтора года.

— Привет, — тихо бормочу.

Хрипотца в голосе выдаёт моё волнение от встречи с голубыми глазами.

Услышав ответное приветствие, чувствую, как правую щёку пронизывает жар. Это он.

Только его взгляд так прожигает.

Пока Макс с Мариной суетливо раздвигают круглый стол, чтобы все гости смогли поместиться, я вжимаюсь в спинку стула. Подхватив со стола фужер с вином, подношу его к губам и делаю жадный глоток живительной влаги. Потом второй. Спазмы в груди ослабляются, позволяя полноценно вдохнуть.

На столе появляется ещё больше закусок: мясные и сырные нарезки, пирожные и фрукты — судя по всему, мальчики решили порадовать девочек. Хотя и до прихода ребят стол ломился от еды.

Макс ожидаемо садится слева, рядом с Мариной. Настя — по правую руку от меня. Ярик с Андреем располагаются напротив хозяев дома, а Дима — рядом с Настей: так, что вся правая сторона моего лица горит под его пристальным взглядом.

— Леа, дай сюда букет… — тихо просит Настя, наклоняясь к моему уху.

— А, да… держи… — выдыхаю, передавая букет, который всё это время я крепко стискивала в руке.

На моём лице застывает искусственная улыбка, неприятно тянущая уголки рта. Спина напряжена, в позвоночник будто вкрутили железный прут.

— Сюрприз удался? — интересуется Макс, притягивая Марину к себе и ласково ероша её рыжие волосы.

Он доволен как мартовский кот. Смуглый, кудрявый, сошедший с Олимпа кот.

— Удался ещё как, — подруга ехидно посмеивается, бросая на Диму выразительный взгляд, после чего выдыхает и расслабленно опускает голову на плечо Макса.

Её взгляд скользит по присутствующим и с интересом останавливается на Яре, сидящем напротив. Она резко выпрямляется и указывает на него:

— Ты женился?! — восклицает с придыханием.

— Да… — Двухметровый бугай заливается краской. На его безымянном пальце заметно поблескивает золотое кольцо.

— На Эльке, надеюсь? — Марина вопросительно щурится и чуть подаётся вперёд.

— Конечно на Эле. На ком же ещё? — самодовольно ворчит Яр.

Дав слабину, я всё же кидаю мимолётный взгляд на Диму.

И если его друзья набрали внушительную массу, то Дима заметно похудел. Рельефные мышцы уступили место явной изможденности. Не только в теле, но и в лице.

Внутри что-то обрывается, прокатывается холодной дрожью по всему телу. Нехорошие догадки тут же лезут в голову. Может, с ним что-то случилось? Что-то, что так резко отразилось на его здоровье? Но, несмотря на внешние изменения, мои чувства к нему не притупились ни на миллиметр. Наоборот. Пугающая до трясучки мысль, что я могла больше никогда его не увидеть, только делает их острее.

~~~

Воздух раз за разом разрезается перезвоном бокалов: пьём за скоропалительную, но счастливую свадьбу Яра, за мой неожиданный приезд, за выстраданные тяжёлым трудом продажи в Настином цветочном магазине. И когда Андрей произносит тост за возвращение Димы из горячей точки, то эти слова окончательно раскатывают меня по стенке.

Два месяца в коме.

Жестокая реальность моих догадок выбивает почву из-под ног.

Алкоголь в крови делает меня слабой, эмоционально неустойчивой, не способной сдержать свои чувства. Они душат меня щупальцами осьминога. Приковывающий взгляд Димы выдёргивает меня из трескающейся по швам хлюпкой колеи.

Экран телефона загорается оповещением о входящем сообщении. Телефон пищит и вспыхивает несколько раз подряд. Дима бросает на него хищный взгляд.

Потом. Всё потом.

Я думаю только об одном: как остудить пылающее лицо и шею.

— Я быстро, — шепчу Насте на ухо, соскальзывая со стула.

На непослушных ногах просачиваюсь в коридор и направляюсь в ванную. Шёлковая ткань свободного платья хоть немного, но помогает охладить разгорячённую кожу. Слабой рукой прикрываю за собой дверь, не позаботившись о том, что стоило бы закрыться на замок.

Поднимаю ручку смесителя и пропускаю прохладную воду между дрожащими пальцами. В отражении зеркала на меня смотрят два огромных горящих зрачка на фоне раскрасневшихся щёк.

Я отрываю несколько кусочков туалетной бумаги и промакиваю их в холодной воде. Присев на край ванны, аккуратно прикладываю их к шее. Выбрасываю в унитаз и повторяю манипуляцию несколько раз, пока меня не отпускает и кожа не перестаёт гореть. Шум льющейся воды успокаивает, приводит мысли в порядок.

— Почему ты весь вечер меня игнорируешь?

Я успеваю среагировать на голос только тогда, когда дверь за Димой уже защёлкивается на замок. Испуганно поднимаю глаза, ловлю на себе его наглый взгляд. Во мне закипает злость.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Да что он о себе возомнил?

Захотел — бросил, захотел — как ни в чем не бывало ворвался в моё личное пространство.

— Тебе показалось, — гордо вскидываю голову, — и вообще… выйди отсюда!

— А по-моему — не показалось… — ухмыляется, облокотившись плечом о дверь. Дымчатые глаза неприкрыто скользят по мне пошлым взглядом. По шее, телу, ногам.

— Ты многое о себе возомнил, Макей!

Машинально свожу колени. Я будто группируюсь, сжимаюсь, чтобы защититься от него.

— Кто там тебе сердечки шлёт на телефон? Поклонник? Или, может быть, твой парень?

Это Жереми, дурак. Как обычно шлёт мне сотни сердечек и поцелуйчиков. Естественно, по-дружески. Но Диме не нужно об этом знать.

Он отталкивается от двери и медленно, как хищник, двигается на меня. Я выпрямляюсь во весь рост, и в такт его неспешности скрещиваю руки на груди. Мне нужна эта дистанция. Кожа покрывается мурашками, когда его пальцы касаются моего плеча. Всего лишь невинное прикосновение, от которого внизу живота тут же вспыхивает огонь.

— Надо идти, иначе все начнут подозревать лишнее, — сбиваюсь с дыхания.

— Леа, ты как маленькая девочка. Все и так подозревают о нас.

Мужские пальцы, словно хватка удава, сжимают моё предплечье. Большой палец выводит незамысловатый узор на коже, охваченной табуном мурашек.

Лицо, которое снилось мне каждую ночь, теперь в запредельной близости. В уголках его глаз появились морщинки, которых не было в нашу последнюю встречу. Изменился.

Его дыхание на моей коже.

— «Нас» нет! Ты сам поставил точку! — отрезаю твёрдо, выдерживая тяжёлый взгляд.

Ноги подгибаются, но я успеваю опереться бедром о раковину.

— Я знаю, я кретин.

В его расширенных тёмно-синих зрачках отражается сожаление и что-то знакомое. Тоска…

— Ну, знаешь ли, оправдание «я кретин» — вовсе не оправдание.

Вырываюсь из его хватки.

— Давай попробуем с начала?

Его горячие губы касаются моих всего на секунду, но этого хватает, чтобы трусы можно было выжимать. Из меня вырывается истеричный смешок. Одно движение — и напористый язык захватывает мой рот. Не спрашивая разрешения, лишая возможности противостоять. Он поглощает мой разум. Моё тело конвульсивно дрожит, вспоминая сладкий вкус, от которого яркой вспышкой сводит между ног. Соски болезненно заостряются. Властные руки задирают подол шёлкового платья, бесцеремонно лапая мои ягодицы. Кожа будто воспламеняется.

Макей самоуверенно протискивается между моих ног, вжимаясь выпирающей ширинкой. Мучительный стон срывается с его губ. Между нами лишь тонкая хрупкая грань, способная либо уничтожить нас обоих, либо превознести до небес.

Звук входящего звонка резко выталкивает из состояния транса. С глаз словно сходит пелена, и я через силу отрываюсь от желанных губ.

— Возьми трубку, — прошу я.

Чуть отстраняюсь, упираясь руками в крепкую грудь.

Он раздражённо сводит брови, скулы напряжены, а крылья носа подрагивают. Странная реакция на мою просьбу. Тут явно что-то не то.

— Ответь на звонок, Дим, — уже требую я.

Липкие подозрения вползают в голову нелицеприятными мыслями.

Медленным движением руки он с неохотой вынимает телефон из переднего кармана джинсов, и мне хватает одной секунды, чтобы мой шаткий мирок снова разбился о безобразную реальность.

— Катюша? — ошарашенно читаю по буквам с экрана его телефона. И все бы ничего, но сердечко в конце имени… — Ну ты… Макей… разочаровываешь меня.

Тошнота подступает к горлу, как склизкая змея. Снова эта грязь…

— Да послушай ты меня! — шипит он, встряхивая меня за плечи, как куклу.

— Нет, ты меня послушай! — Отпихиваю его и разъярённо тычу пальцем в грудь. — В моей жизни больше не будет измен. Ни в какой форме! Никогда! Ты понял?

Дымчатые омуты наливаются отчаянной яростью. Он сжимает челюсти до скрежета зубов. А может, это звук треснутой надежды, разлетающейся в стороны мелкими крошками?..

Влетаю на кухню как побитая дворняга. Подрагивающими пальцами хватаю со спинки стула сумку и зависаю на мгновение. Голоса затихают. Четыре пары растерянных глаз устремлены в мою сторону.

— Прошу прощения… — перевожу дыхание, — у родителей попугай сдох. Мне нужно срочно ехать.

Бросаюсь к выходу и врезаюсь прямо в него. Его дикий взгляд готов к чертям всё взорвать вокруг. Он снова пытается это сделать: подтолкнуть меня к очередной ошибке.

— Отойди, — огрызаюсь.

— Дима, иди на кухню, — позади слышится грозный голос Марины.

На лету влезаю в босоножки и, щёлкнув дверным замком, вываливаюсь на лестничную площадку.

— Леа! Леа, что у вас случилось? — догоняет меня обеспокоенный вопрос подруги.

— Он не один! Понимаешь? — всхлипываю, прикрывая вздымающуюся грудь ладонью. Сердце готово выпрыгнуть и покатиться вниз кровавым месивом. — Я всё это время… А у него,оказывается,есть девушка!

Глава 35 Будь со мной

Всякий раз, мысленно рисуя нашу первую после долгой разлуки встречу с Димой, я представляла её столь же драматичной, какой она в конечном итоге и оказалась. Правда, за исключением одного неприятного факта: в моём воображении у него не было другой.

Но, по закону отвратительных третьесортных мелодрам, проницательная «Катюша» позвонила как раз в самый «кульминационный» момент и предотвратила катастрофу локального масштаба. Если бы она набрала своему парню всего лишь на несколько минут позже, то Макей бы уже овладел мной в ванной чужой квартиры, разложив на всех доступных поверхностях. И что бы я делала потом? Как бы я отмывалась от всей этой грязи, в которую он усердно старается меня окунуть?

В голове просто не укладывается… как он мог так подло поступить с нами обеими? Когда я вылетела из квартиры, эмоции били через край. Ревность и обида кромсали душу тупым ножом, а страсть сбивала с праведного пути и заманчиво толкала в объятия греха.

Я даже не помню, как вызвала такси и как доехала домой.

Уже позже, ночью, я отзвонилась Насте и рассказала о причинах моего театрального побега. Оказывается, парни в пух и прах разругались с Димой и готовы были пожертвовать многолетней дружбой из-за его опрометчивого поступка. И тот ушёл, хлопнув дверью.

Разочарование вновь вгрызается в меня, прорастает ядовитым сорняком, пускает корни, отравляя душу и не давая возможности полноценно вдохнуть…

~~~

Утром понедельника встаю не с той ноги. Мало того, что шею нещадно ломит, а черные мешки под глазами невозможно скрыть даже самым плотным консилером, так ещё, чтобы унять раздражающий зуд в уголках глаз после бессонной ночи, приходится дважды прокапать увлажняющие капли.

В мой первый рабочий день никто из коллег не должен догадаться, что половину воскресного дня я провела дома в гордом одиночестве, заливая подушку слезами.

Строго запрещаю себе раскисать, решая, что подобного больше не допущу. Достаю из шкафа новый летний приталенный сарафан до середины бедра в нежно-голубом цвете и, покрутившись возле зеркала, удовлетворённо улыбаюсь.

Я достойна лучшей жизни.

Я достойна настоящей любви.

И даже если путь к ней будет устлан осколками битого стекла, на меньшее я уже не соглашусь.

Больше никогда.

Во всей вселенной нет ничего прекраснее, чем чувство настоящей любви, наполняющее каждую клеточку тела и разума. Обволакивающее изнутри и снаружи.

Забежав в кондитерскую напротив «Арс Витае», я забираю упаковку с приготовленными на заказ эклерами и спешу на работу. Распахиваю тяжёлые двери ателье и без промедления иду на кухню, рассчитывая на то, что перед началом рабочего дня коллеги заваривают свежий утренний кофе.

— Ничего себе! Какие люди! — с простосердечной улыбкой встречает меня двухметровый худощавый Матвей. — наш единственный и неповторимый скульптор-реставратор.

— Всем привет! А я сладенькое принесла! — лучезарно улыбаюсь присутствующим и кручу коробочкой с пирожными.

Помимо Матвея, на кухне за столом сидит Олеся, которую взяли сюда незадолго до моего отъезда во Францию, и моя родная Лиля.

— Бог ты мой, приехала! — Лицо похорошевшей за прошедший год подруги вытягивается в радостном изумлении.

— Приехала!

Делаю несколько шагов к Лиле и чуть не падаю в обморок от увиденного с другого ракурса шок-контента.

— Вот это сюрприз, Ломоносова! — Мои глаза практически вываливаются из орбит прямо на её огромный живот. Она беременна! — Ты до родов вообще собиралась мне рассказывать о своём положении?

— Ты написала, что скоро возвращаешься, вот я и решила подождать и устроить сюрприз! — Рыжая хохотушка заботливо гладит свой животик.

— Сюрприз так сюрприз…

Качаю головой и ставлю пирожные на стол. С разрешения подруги нежно касаюсь тёплого и похожего на надутый шарик живота, и мне кажется, будто там и вправду маленькая кроха шевелится. От переизбытка нежности в груди бурлит сладкий сироп.

— И кого ждём? — мягко спрашиваю с любопытством, поднимая на подругу взгляд.

— Малявка лежит пятой точкой к животу, поэтому на УЗИ не видно ничего, — ворчит Лиля с наигранным разочарованием.

— Дату родов поставили уже?

— Ага, где-то через месяц.

Вот это я понимаю — сюрприз! Плод любви Лилии и её поклонника, от которого она поначалу воротила нос. Я даже помню тот день, когда уговаривала упрямую коллегу дать шанс на отношения без памяти влюблённому Ломоносову. Наша жизнь настолько непредсказуема, что пора прекращать удивляться каждому её крутому повороту.

Половину дня я просто общаюсь с коллегами, по которым, оказывается, я очень скучала. Отвечаю на их многочисленные вопросы и делюсь фотографиями галереи объектов, которые успешно восстанавливала в Сен-Жермен. Никак не думала, что всего один год во Франции сделает меня в их глазах высококлассным профессионалом.

Ближе к концу рабочего дня Герман Сигизмундович зовет меня в офис.

— Ну что, Цветкова, могу тебя поздравить с возвращением домой?

Внутренний «раджа» в его довольных глазах вопит от счастья.

— Да.

В этот момент я осознаю, что даже по директору скучала. Невзирая на его алчность и то, что руководствуется он лишь суммами в договорах, к своим работникам Герман Сигизмундович всегда относится с большим уважением и никогда не опускается до вранья или обмана. У каждого из нас есть свои слабости. Не правда ли? Главное — не переходить ту самую черту, где заканчивается порядочность.

— Мари Бомон очень хвалила тебя как работника.

— Спасибо, мне приятно. — Мои щёки вспыхивают от очередной похвалы.

— Сегодня вечером подъедет Софья Белосельская с водителем и целым списком объектов на реставрацию. Как ты понимаешь, она хочет только тебя.

Директор, право, просто тает от удовольствия, а в его словах будто слышен перезвон «золотых монет».

— Отлично. Я буду её ждать.

~~~

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Софья приезжает ближе к вечеру, как и договаривались. Колоритная женщина около получаса осыпает меня комплиментами, потом мы планируем график реставрационных работ за чашкой кофе с эклерами, после чего прощаемся.

— Все ушли уже? — спрашиваю Лилю, замечая, что в ателье остались мы вдвоём.

— Ты на часы смотрела?

— Ой… и правда…

Стрелка на часах убежала далеко за семь.

— А ты чего тут?

— Соскучилась, вот и решила пройтись с тобой до метро, — улыбается.

— Я в метро тебя не пущу, — хмурюсь.

Какое такое метро на восьмом месяце беременности?

— Миша меня встретит, — ласково отвечает.

— Ты хотела сказать: будет следить из окна машины, пока мы плетёмся как две улитки?

— Ты очень проницательна!

Мы обе заливаемся смехом. Выключаем свет и, набрав код сигнализации, покидаем ателье.

— Это что за красавчик с тебя глаз не сводит? — спрашивает Лилька, не успев сделать и двух шагов от нашего рабочего офиса.

На секунду замираю. И всё же поднимаю глаза.

Дима… Стоит со скрещенными на груди руками, облокотившись спиной на дверь машины. Как ни в чём не бывало просверливает меня своим фирменным туманно-серым взглядом. И именно сегодня он одет так, что у меня, как по накатанной, подгибаются ноги и мозг стекает вниз — туда, где пульсирует женское средоточие. Чёрная футболка облегает поджарое тело, а тёмные джинсы наверняка обтягивают ягодицы так плотно, что от одного их вида я взмокну. Поэтому выбираю для себя самую безопасную тактику — игнор — и делаю вид, что не замечаю его.

— Никто, — бурчу дрожащим голосом.

Помню про «тактику» и уже отворачиваюсь в другую сторону, как он, оттолкнувшись от машины, быстрым шагом направляется в нашу сторону.

— Ну-ну, так я и подумала, — ехидно произносит Лиля, не сводя глаз с Макея.

Безусловно, она и без моих объяснений сообразила, кто он.

— Леа, давай поговорим!

Дима догоняет меня в два шага и ловко берёт за руку. От его наглости я теряю дар речи. Кожа к коже, как оголённые провода, — пронзительный импульс запускает внутри фейерверк. В голове и в сердце ослепительные вспышки. И, по-моему, я знаю название этого пиротехнического шоу… «Улыбка Дракона».

— Ты что себе позволяешь? — шиплю вертлявой змеёй и пытаюсь одёрнуть руку. Но он только крепче сжимает пальцы.

— Выслушай меня!

Он тянет меня к себе, и я почти влетаю в его грудь. На долю секунды теряю связь с реальностью, когда мускусный аромат заполняет лёгкие, но быстро прихожу в себя и аккуратно высвобождаю вспотевшую ладонь, глядя на него с укором.

— Молодой человек! — грозно произносит Лиля, поворачиваясь к нему лицом. У тротуара плавно притормаживает чёрный Mercedes: явно Ломоносов караулит жену. — Я вам яйца оторву, если вы её хоть словом обидите!

— Договорились, — абсолютно спокойно отвечает Дима, будто он на полном серьёзе готов пожертвовать своими драгоценными яйцами ради разговора со мной. Переводит взгляд на меня, тихо просит: — Пожалуйста, дай мне всего несколько минут…

Глава 35.1

Дима

Когда Макс сказал, что вечером у них собирается компания подруг, то решение встретиться с ней было молниеносным. Стоило услышать её имя, как сердце в груди заколотилось отбойным молотком.

Она вернулась в город — и теперь меня ничто не остановит. Ни горная лавина, ни землетрясение, ни здравый смысл. Я доберусь до неё и сделаю всё возможное, чтобы эта гордая девушка выслушала меня и осталась со мной. Если за целый год я так и не смог выкинуть её из головы, это что-то да значит? Если, проводя ночи с Катей, я как последний мерзавец думаю о другой… это ведь о чём-то говорит?

Кто-то скажет: «У тебя была куча возможностей написать ей или позвонить. Почему ты этого не сделал?».

Ответ прост. Только впав в кому, побывав на грани жизни и смерти, я смог переосмыслить всё и принять, наконец, тот факт, что я умею любить. И я люблю.

Если меня спросят, готов ли я пройти этот путь заново, без секунды сомнений отвечу, что готов. Сотни раз. Пока этот путь вновь не приведёт меня к ней.

И пусть первая попытка поговорить закончилась провалом — я сам виноват, не успел вовремя расстаться с Катей, поставить точку в этих неправильных и неискренних отношениях, — то сегодня я намерен продолжить добиваться шанса на разговор.

Пошлёт меня сегодня — приеду завтра. И так каждый день. Я буду приезжать до тех пор, пока она не сдастся и не поговорит со мной.

Парни готовы были сожрать меня за то, что устроил в субботу. Но Макс и сам знает, как бывает, когда крышу срывает ураганом, а несущийся на предельной скорости «товарняк» уже не спасти от катастрофы.

Меня тогда было не остановить. Без шансов.

В ту секунду, когда наши взгляды с Леа пересеклись, я уже знал, что с Катей больше не смогу… ничего не смогу. Неделю назад она уехала домой в Иркутск, а я даже не пытался её отговорить. Она старалась делать вид, что всё в порядке, но за маской спокойствия прятался страх, что не позову её назад. И в глубине души мы оба знали, что не позову.

~~~

— Пожалуйста, дай мне всего несколько минут… — прошу я Леа.

Видя девушку, выходящую из ателье в голубом сарафане, облегающем идеальное тело, я от одного её образа теряю голову. Снова. Как тогда, в ресторане… От неё исходит волна негодования и злости, но, глядя в большие карие глаза, в которых плещется вызов, и на приоткрытые розовые губы, мой член реагирует в одну секунду. Если бы не обстоятельства, я бы уже уволок её в машину и показал, как сильно скучал.

— Всего несколько минут, — повторяю просьбу ещё раз.

— Ладно, — фыркает, отводя взгляд. — Лиля, ты иди…

— Хорошо, — отзывается её подруга. — Про яйца я не шутила.

Беременная рыжая девушка бросает на меня испепеляющий взгляд и удаляется в сторону навороченного Mercedes, только что припарковавшегося в нескольких метрах от нас.

— Время пошло, — отчеканивает мой персональный палач.

— Леа, я не стану врать. Когда я ставил точку в нашем общении, я, как самый тупой баран в загоне, был уверен, что смогу забыть тебя. Я всю сознательную жизнь хотел стать военным корреспондентом. И был безумно рад, что мне выпала возможность поработать в горячей точке. Но потом я впал в кому…

Её губы дрожат, и я, испытывая дикую слабость к обворожительной дерзкой мышке, пахнущей грейпфрутовой свежестью и страстью, хочу броситься к ней, прижать к себе и поцеловать везде, куда только смогу дотянуться.

Терпи, Макей, только не спугни её.

— …И, может, это звучит неправдоподобно, но, находясь между жизнью и смертью, я слышал твой голос. Я шёл на твой голос. Меня спасал лишь твой голос…

— А как же Катя?

Она смотрит с недоверием, в бездонных глазах — сомнение и растерянность.

— Катя ухаживала за мной и была рядом…

Леа мечется взглядом по моему лицу, затем отводит глаза, опускает хрупкие плечи и делает шаг назад.

— Вы долго были вместе?

Глухой вопрос застаёт меня врасплох.

— Это неважно…

— Это важно, Дима!

— Когда я впал в кому, мы были вместе около трёх месяцев, но это ничего не меняет! — твёрдо произношу.

Я должен убедить Леа в том, что в моей жизни существует лишь одна женщина — и это она. Только она нашла путь к моему сердцу.

— И после того, что она сделала для тебя, ты просто взял и бросил её?

Её брови сдвигаются, притягательные губы плотно сжимаются в одну прямую линию.

— Нет, не «просто». Я рассказал ей всё, как есть. Катя хорошая девушка, но я не могу быть с человеком только из чувства благодарности. У нас и так бы ничего не вышло.

— Почему? — бормочет она, пальцами сминая подол сарафана.

— Потому что Катя — не ты! Потому что она не видит меня настоящего!

— Дима, если ты…

— Леа, никаких «если»! Я хочу построить с тобой жизнь. Без третьих лиц. Без каких-либо правил. Я просто хочу быть с тобой. Хочу любить тебя. Но больше всего я хочу, чтобы ты любила меня.

В глубине карих глаз вспыхивает узнаваемая искра. Её дыхание заметно сбивается, а тело с каждым вздохом дрожит всё сильнее.

Рискуя всем, я делаю шаг навстречу и снова беру её ладонь в свою — осторожно, передавая через прикосновение всю силу своих чувств, которые не выразить словами. Она не одёргивает руку. Только смотрит пристально, выискивая намёк на фальшь. Но его нет и быть не может. Я весь, какой есть, перед ней — без масок и без защиты.

— А больше ты ничего не хочешь? — шепчет она, чуть склонив голову, с едва заметной лукавой усмешкой.

— Хочу. Всю тебя хочу, — отвечаю с хрипотцой, притягивая её ближе.

— И борщи варить по вечерам? — её ресницы подрагивают, а в голосе появляется игривая уверенность.

— Очень хочу варить с тобой борщи, — откровенно признаюсь.

Между нами — миллиметры.

— И любовью заниматься?

— И любовью заниматься. Каждый день. Но сначала мы перевезем твои вещи ко мне.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Эпилог

Дима

— Дима, глубже!..

Её сладкий стон проникает в мозг, растекаясь по венам кипящей лавой одного на двоих блаженства.

— Да куда ещё глубже, мышка… — лукаво шепчу, нежно прикусывая мягкую, как шёлк, мочку уха, отчего она мгновенно покрывается крошечными мурашками.

Проникаю сильнее в мою девочку, толчок за толчком. Мокрое и горячее от возбуждения лоно волнообразными спазмами стискивает мой член, и она продолжает страстно на него насаживаться. Первый оргазм накрывает Леа почти мгновенно. Внезапно, мощно, красиво, словно райским цунами.

Обессиленно вцепившись пальчиками в мои плечи, она держится из последних сил, дрожит в моих объятиях. Из-под полуопущенных ресниц ловлю откровенный взгляд карих глаз, в которых пульсирует трепетная уязвимость. На мгновение я замираю, любуясь тем, насколько она хрупка и прекрасна после пика наслаждения.

— Ты чего?.. — Она зарывается подушечками пальцев в мои взмокшие после секса волосы. Её горячее дыхание на моих губах.

Острое осознание необратимого пронзает меня заточенным копьем: в её чувственных глазах я вижу отражение себя, своего бьющегося сердца. Оно отбивает новый ритм — спокойный и умиротворённый. Щемящая нежность сливается с острой похотью, грудную клетку распирает ощущение безграничного чувства и желания. Она со мной. На мне. Во мне.

— Не знаю, что со мной… — Захватываю её соблазнительные бархатные губы. Дыхание сбивается, сердце ускоряется, набирая обороты, страх и счастье накрывают единым потоком.

— А я, кажется, знаю… — хихикает она, уворачивается от поцелуя, напрашиваясь на лёгкий шлепок по заднице.

Стягиваю тонкое платье над маленькой, но идеальной грудью и одним рывком спускаю чашечки лифчика, оголяя острые от возбуждения соски. Медленно всасываю, смакую, перекатываю по языку, как сахарное драже. Кусаю, оттягиваю с глухим хлопком, зализываю и снова кусаю.

Вся моя.

Леа стонет, выгибается всем телом, пока я крепко держу её в своей хватке, не прекращая напористо двигаться снизу бедрами, погружаюсь в неё глубоко.

— Как же хорошо… — шипит на выдохе, запрокидывает голову назад, оголяя пульсирующую на шее венку.

— Кайф, маленькая… — выдыхаю протяжно, с хрипотцой.

Наши тела двигаются синхронно, подстраиваясь друг под друга. Леа ускоряет темп, а затем, чуть замедляясь, тесно прижимается ко мне. Короткий толчок — и этого движения хватает, чтобы взорваться в сумасшедшем оргазме. Втором для Леа и моём — запредельно крышесносном. Рычу диким зверем от нахлынувшего кайфа. Утыкаюсь лбом в её острый подбородок и на несколько секунд будто снова проваливаюсь в блаженную кому, в которой хочется остаться, не выпуская из рук самое ценное сокровище.

Леа фоном что-то едва слышно лепечет, хаотичными движениями поправляет на своём стройном теле тонкие лямки и подол сарафана, который я пять минут назад готов был разорвать в клочья ради того, чтобы почувствовать вкус заветной плоти на губах.

Осторожно помогаю ей пересесть на пассажирское сиденье и привести себя в порядок после незапланированного всплеска страсти, случившегося по пути в загородный дом.

Мы занимаемся любовью чаще, чем предусмотрено количеством часов в сутках, но и этого нам ничтожно мало. Я превращаюсь в ненасытного и похотливого зверя, когда Леа рядом. Впрочем, мы оба заражены хроническим вирусом «похотливости».

— Тебе понравилось?

Убираю с её лба прилипший локон, очерчиваю большим пальцем контур брови, медленно спускаюсь по скуле вниз. Меня кроет от постоянного желания к ней прикасаться, гладить снова и снова, вдыхать сводящий с ума запах её кожи и волос. Знать, что она рядом. И только руку протяни — она окажется в моих объятиях. Я будто сдерживал себя всю жизнь, а сейчас чеку сорвало.

Стоило признать в себе потребность в ласке, близости и полном безоговорочном доверии, и прежние догмы, которым я самозабвенно следовал всю сознательную жизнь, рассыпались как карточный домик.

Неужели я всерьёз полагал, что настоящие отношения не способны подарить внутреннюю гармонию? Каким дураком нужно быть…

— Безумно, Дим... — Она мило закусывает нижнюю губку, бросая на меня коварный и манящий взгляд. — Но ещё так много мест, где мы этого не пробовали…

— Какая ненасытная девочка мне попалась, — подначиваю её, желая снова увидеть живые эмоции на любимом идеальном лице.

— Это ты меня такой сделал, — наигранно тяжело вздыхает, переводя расслабленный и удовлетворённый взгляд в зеркало дальнего вида.

— Мы друг друга такими сделали, родная. Посмотри на меня…

Наклоняюсь ближе, касаюсь подбородка и поворачиваю её лицо ко мне. Наши взгляды пересекаются. В её сияющих зрачках — слегка дрогнувшее волнение.

— Мне нужно кое-что тебе рассказать…

В жизни каждого мужчины наступает момент истины, выворачивающий её наизнанку. Делит её на до и после. Моя личная «изнанка» идеально гармонирует с новым внутренним миром, который я, как ребёнок, с любопытством познаю с того самого дня, когда Леа ко мне переехала.

Переступив черту, я знал, что назад дороги нет и не будет. В моём случае это не просто уверенность — это внутренний выбор.

Я точно знаю: ни при каких обстоятельствах я не захочу назад, не поверну и не поддамся страху. Только вперёд. Только вместе с ней...

***

Леа

От фразы, со всей серьёзностью произнесенной Димой, меня подбрасывает на пассажирском сиденье, будто колёса автомобиля на кочку наехали. По коже пробегает тревожный холодок — тяжело сглатываю.

«Кое-что рассказать»… обычно никогда ничем хорошим это не заканчивается. По крайней мере, не в любовных историях.

В панике перебираю в голове прошедший месяц наших отношений. Может, он передумал жить со мной и не знает, как тактично об этом сказать? Или же он устал от меня, ему нужно больше личного пространства? Свободные отношения, в конце концов…

И снова накрывают неугомонные ощущения, будто кто-то провёл кусочком льда по пылающей после космического секса коже.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Пока я мысленно трясусь от въедливых догадок, Дима заводит машину и плавно выруливает на трассу, встраиваясь в движение наравне с другими автомобилями. За окном проносятся ярко-зеленые смазанные пейзажи — они мелькают подобно тревожным мыслям в моей голове.

— Расскажи… — неуверенно отвечаю, пряча подрагивающие пальцы под ягодицы.

— Леа, — Дима несколько раз бросает озадаченный взгляд на меня, — не нервничай, пожалуйста.

Уголки его великолепных губ чуть подрагивают в милой улыбке, и мои плечи расслабленно опускаются.

— Ты знаешь, — продолжает он, — я хочу познакомить тебя с моей семьёй. С мамой и сестрой.

Я киваю, прикусывая губу. Ладони сами собой нервно скользят по ткани обивки под бёдрами — я не знаю, куда себя деть.

Знакомство с самыми близкими и родными людьми Димы — это как неповторимое признание в любви, о котором я бредила с нашей самой первой встречи на Алтае.

— Прежде, чем мы приедем, я хочу, чтобы ты узнала важную вещь о моей семье...

Он кладёт раскрытую ладонь на центральную консоль, шевеля кончиками пальцев, — это приглашение. Макей оказался невероятно тактильным мальчиком, и каждый раз от его прикосновений у меня в груди поднимается нескончаемый поток нежности. Без колебаний я накрываю его ладонь своей.

— Когда произошла некрасивая история с изменой отца, у мамы развилась посттравматическая агорафобия. Ты знаешь, что это такое?

— Конечно, Дим… Мы боялись, что Лизу коснется такое расстройство после смерти её мамы. Одно время она категорически отказывалась выходить из комнаты…

— Тогда ты понимаешь, что с этим приходится просто смириться. Поначалу мама боялась одна выходить на улицу, поэтому я старался её везде сопровождать. Кое-как всё успевал, совмещая дом, школу и секции. Мотался с городской квартиры на дачу. Но потом всё только усугубилось: мама перестала выходить из дому. Через несколько лет она стала прогуливаться по двору. С Кирой сидела няня, которую нанял отец. Анастасия Петровна до сих пор отводит и забирает Киру из школы.

— А как же сам отец? Он так и не попросил прощения?

— Нет, — бормочет, скрипнув зубами. — У него трудности с эмпатией к людям в принципе. Деньги давал, на этом всё.

— Мне очень жаль…

Крепче сжимаю его ладонь. Свободной рукой провожу по сильному, уже более рельефному плечу. Последние недели врачи разрешили Диме тренироваться активнее. Я скольжу пальчиками вверх, задерживаюсь на груди, ощущая подушечками взволнованное сердцебиение.

Сильному и одинокому человеку, отнюдь не склонному к откровенности, непросто говорить о личном, оголяя свои глубинные секреты и раны, которые могут сделать его в моих глазах уязвимым. Но любовь творит чудеса. Слабости становятся точками соприкосновения, они не отталкивают — они сближают и делают нас вместе сильнее.

Наша первая ночь после моего переезда к Диме далась мне нелегко. Свежие шрамы, покрывающие его торс и бёдра, безжалостно напоминали о том, что этот момент, в котором мы находились, мог не наступить. Нас могло не быть.

Не в силах справиться с давящими эмоциями, я убежала в ванную и ревела на голом полу до тех пор, пока Дима не выломал замок.

«Девочка моя, я живой. Я здесь, с тобой…» — успокаивал он меня, убаюкивая в своих сильных руках, а я эгоистично пользовалась моментом, прижимаясь к мужскому телу и заливаясь слезами, будто это мне пришлось пережить покушение и смерть друга.

Больше всего тревожит то, что начальника Димы — организатора его убийства! — до сих пор не нашли и, возможно, не найдут никогда.

— Ты можешь рассказать мне всё-всё, — уверенно произношу и целую тёплое мужское плечо.

Слышу тяжёлый сдержанный вздох.

— Когда я ещё был уверен, что мне и одному хорошо, я собирался забрать Киру к себе в город, чтобы она смогла доучиться в хорошей школе. И сейчас я тоже об этом думаю… Два дня в неделю она бы проводила у отца, а выходные — у матери. Но если ты против, чтобы сестра жила с нами, то я не стану настаивать.

Снизив скорость, автомобиль сворачивает с трассы и съезжает на узкую гравийную дорожку, ведущую к небольшому двухэтажному деревянному дому, огражденному высоким забором и густой зелёной изгородью.

— Дим, ты чего? — удивляюсь его сомнениям в моём очевидном положительном ответе. — Даже не сомневайся. Я, как никто другой, знаю, насколько сильно подростки нуждаются в поддержке родных. Они любят делать вид, что они смелые и самостоятельные, но это не так.

Тянусь через консоль и смачно целую его в губы. Вихрь желания моментально закручивается внизу живота, но я стараюсь его подавить. Дима порывисто выдыхает и, склонив голову набок, дарит мне восхищённый взгляд, от которого я вся дрожу.

— Я знал, что ты идеальная, — подмигивает мне так сексуально, что аж сердечко начинает щебетать довольной канарейкой.

Он прижимает меня к себе и зарывается носом в мою макушку. Сливочная патока растекается по венам.

Люблю. Люблю. Как же я его люблю…

Во дворе нас уже встречают. Темноволосая женщина с короткой стрижкой рассматривает меня во все глаза. На её миловидном добром лице легко считывается радость от встречи. Со слов Димы я догадывалась, что его мама с нетерпением ждёт нашего знакомства, но червячок сомнения не спешил прекращать поедать мой внутренний наивный оптимизм. Несмотря на иррациональный страх быть непринятой в семью, все мои опасения и тревоги, выходит, оказались напрасными.

— Мам, это моя девушка. Леа, это моя мама — Лидия, — знакомит нас Дима, тепло улыбаясь.

— Наконец-то этот день настал! — Она хлопает в ладоши и, прижав их к груди, подходит ко мне ближе, тихо спрашивая: — Я могу тебя обнять?

— Да, конечно… — немного теряюсь от её искреннего порыва, ощущая тепло от её прикосновения и тепло внутри.

Дима достаёт из машины пакеты с едой и относит их в дом, оставляя нас с мамой наедине.

— Не стоило столько покупать, я ведь стол накрыла, — негодует Лидия.

— Еды никогда не бывает много, — робко улыбаюсь.

— О, братец приехал!

Во двор забегает длинноногая девчонка в коротких шортиках и розовом топе, с бездонными голубыми глазами и светлыми, словно сияющими волосами. От её внешнего сходства с Димой у меня дыхание перехватывает.

— А ты, наверное, его любовь? — нарочито весело спрашивает она, рассматривая меня без тени стеснения. На её милом лице расплывается озорная улыбка.

— Да, я девушка Димы. Меня зовут Леа, — отвечаю, покрываясь румянцем.

Давненько я не имела дела с подростками и уже напрочь забыла, насколько прямолинейно они умеют себя вести.

— Любимая девушка Леа… — подчеркивает она каждое слово. В слепящих лучах солнца она кажется настоящим маленьким ангелом. — Меня зовут Кира. Брат никогда никого не знакомил с нами. Если он тебя привёз, тебе можно доверять! А значит, ты классная! И мы обязательно подружимся!

P.S.

Осень наступает на пятки тёплому лету, хрустит сухой листвой под нашими окнами, когда в одно счастливое утро мы с девочками одновременно получаем сообщение с незнакомого номера:

«Я жива. Не теряйте меня. Ваша Кари».

***

Друзья, приглашаю в историю Марины и Кирилла!

Будет жарко и сильно эмоционально. Но это того стоит :)

Я любила мужа больше жизни. Так сильно, что лететь вниз головой было невыносимо страшно и мучительно долго.

Мы давали друг другу клятвы. Но он не смог исполнить самую главную - быть честным и смелым до конца.

Я ушла, переступив через боль и предательство и научилась жить дальше. По крайней мере мне казалось, что я его забыла...

В книге будет много стекла ????

Необычная и эмоциональная измена гг ????

Главная героиня сильная духом!‍❤️‍

Конец понравится всем.

А может и нет... но он будет честным ????

Конец