Горячие игры холодных сердец 16. Из сборника Лесби ролевые игры

Глава шестнадцатая

Свою первую ночь в отеле – не считая предыдущей, – Андрей Данилов провёл спокойно, – без происшествий, и даже, без сновидений. Вероятно, это стало причиной его бессознательного состояния, в которое его ввели выпитые за ужином полторы бутылки кьянти и три бутылочки пива, плюс, ко всему прочему – брошенная в рот без разбора закуска – бычки в сметане, телятина холодная, огурчики солёные, колбаска салями и, чего-то ещё, чего он никак не мог потом вспомнить.

Добравшись (ползком) до кровати, он бросил своё изнурённое тело поперёк мягкой постели, проспав беспробудно до самого утра.

Наутро, очнувшись в припадке бешенства – результатом чего послужил бой часов, что в виде медведя стояли на каминной полке – Данилов, обвёл помещение тупым взглядом и, вспомнив, где он находится – успокоился. Умывшись, побрившись (бритвенные принадлежности он нашёл в шкафчике), опохмелившись и немного закусив оставшейся с вечера провизией, он решил прогуляться. Так как выпитое накануне вышибло из него память, которая в течение дня постепенно восстановиться, он соответственно забыл, что находится в доме, интерьер которого периодически меняется, а сам дом населён странными людьми. Поэтому, покинув номер, миновав коридор и выйдя на лестничную площадку, он какое-то время тупо взирал на открывшийся перед ним с площадки… город. Как читатель мог догадаться, этот город был сокрыт в той же гостиной – широкое шоссе, открывшееся перед ним – упиралось в дверь, в которую он вошёл двумя днями ранее, заплутав в лесу.

Когда, спустя пять минут проведённые в столбняковом трансе, он, наконец, вспомнил всё, что было с ним накануне – вот тогда, держа руки в карманах куртки, он быстро сбежал по ступенькам и ступил на влажный после прошедшего ночью дождя асфальт. Пересёк шоссе, и вышел на бульвар, где уже во всю сновали прохожие и мелькали машины. Снаружи город казался чистым и весьма благополучным, жители, как отметил Данилов – выглядели весьма респектабельно; на их лицах сияли добродушные улыбки; а вежливое друг к другу обращение – казалось Андрею ничем иным, как лицемерием, – уж больно неправдоподобно они себя вели, – словно ими, как марионетками управляла чья-то умелая рука, где-то там дёргавшая за невидимые ниточки, или, они были роботами, с введённой в мозг программой. Каким-то холодом веяло от их приветливости, улыбок, мягкого говора и счастливых лиц.

Здесь автор остановится, чтобы не затягивать главу на излишнее описание местности и прочих атрибутов. Пусть читатель для примера возьмёт какой-нибудь город в Прибалтике, например – Вильнюс – вот это и будет, что-то похожее на то, что открылось перед Даниловым. Единственное исключение – названия улиц и прочее – выведено на русском языке, как и имена граждан республики и… законы, на основе которых будет строиться дальнейшее повествование.

Итак, для начала, Андрей Данилов, уже вспомнивший всё, решил обойти все злачные места в городе и откушать прохладительных напитков. Таких заведений оказалось немного – всего пять. Вначале шоссе, в середине, налево – в оба конца, и одно справа от огромного белого здания, вывеска которого гласила Книжное издательство «С de L. » Что это за монограмма, Данилов не стал выяснять, ибо миленькие улыбочки на лицах прохожих действовали ему на нервы.

Покончив к обеду со злачными заведениями, в каждом из которых он принял по 2-3 рюмочки «горячего» напитка, Андрей прошвырнулся по заведениям «общепита» – надо было закусить. Таких заведений в городе оказалось много больше. Но, так как Данилов больше пил, чем ел, то ему вполне хватило и обыкновенной пельменной, где он заказал порцию сибирских пельменей – 9 шт., сметаны – ложку, а вместо кьянти (его там не подавали) – стакан киселя «made in USSR». Подкрепившись, Андрею захотелось пропустить ещё стаканчик, и он вернулся в ближайшее кафе, где выпил ещё три рюмки, сожалея, что нет с ним поэта Кулешова, который, кстати, и утром не зависал в его номере на потолке, что очень расстроило Андрея сейчас, когда он так привязался к этому человеку, встретившему его не с лицемерно-слащавой улыбочкой, а будучи таким, каким он был на самом деле, ибо Андрей ценил в человеке его истинное лицо, а не маску. Сам он действовал так, как «велела» ему его психика. Читатель, если он дойдёт, хотя бы до середины повествования, вскоре сам убедится в «естественности» Данилова.

Выпив, закусив, погуляв немного, ещё выпив, но, уже не закусив, Данилов случайно встретил рекламный стенд, на котором висела афиша, приглашающая жителей города на открывшуюся в прошлом году выставку. Эту выставку он и решил посетить.

Выставка проходила каждое воскресенье в зале книжного издательства на улице «Бакалавров, 17».

Когда Данилов, спотыкаясь на ровном месте, вошёл в здание, его взору открылся огромный зал с видами чёрт знает чего, сделанными умелыми ручками местных жителей. Картины, висевшие по стенам; виды старинного оружия запрятанного в стеклянные витрины; коллекции антиквариата – тут тебе: и папирусы, манускрипты, старинные лоции, астролябия, подзорные трубы, драгоценности, в том числе яйца Фаберже, часы настенные, царские короны, раритетные книги, нецке, изделия из камней, статуи, витражи. От такого изобилия у Данилова помутнело в глазах и заскворчало в рассудке. А снующие туда-сюда посетители, которые, заунывными голосками то и дело извинялись, исходя приторно-сладким мёдом, когда задевали шатавшегося Данилова – уже порядком воздействовали на его как иммунную, так и нервную систему, прихватив и те сокрытые в глубинах подсознания время от времени появлявшиеся галлюцинации. А что больше всего привлекло его здесь – это огромный «швейцарский» стол, тянувшийся от той двери, в которую он двумя днями ранее вошёл из лесу, и кончался где-то в стене, что находилась слева от лестницы, что вела на второй этаж его номера. Как автор уже говорил, а читатель, хочется верить, догадался – зал размещался всё в той же гостиной, заменив город, а до этого холл в отеле.

Яства, населявшие стол были по-королевски великолепные! Какие это были кушанья, автор не в состоянии описать, дабы никогда ничего подобного, как и наш герой, не едал, а потому, читатель прояви фантазию, и, заодно дай разгул воображению, представляя и вина, этикетки которых просто ослепляли своими названиями и чёрт знает чем, ещё. Выпив (изрядное количество бесплатного бухла), откушав (так же бесплатно), Данилов почувствовал ещё большее раскрепощение и принялся без зазрения совести оглядывать гостей, ходивших взад-вперёд по залу с бокалами в руках, и  деловыми лицами профессоров Йельского университета на лекции по философии; время от времени

угощаясь у дразнящего деликатесами стола, они перешёптывались друг с другом – обрывки фраз, как рваные фантики таскаемые ветром вдоль шоссе – доносились до него, хотел он того или нет, но тем не менее, он слышал, сходившее с их сладких уст как шоколадные конфеты с конвейера на карамельной фабрике, одно единственное имя – Вера… Вера… Вера…

Тут-то он и вспомнил ту женщину, с которой вчера днём разговаривал по телефону, а за день до этого в гостиной, куда попал, войдя в эту чёртову дверь, в которую сейчас упирался переполненный жрачкой стол. Так же он вспомнил (частично), те словечки, кои она ему «напевала». В памяти Данилова, затуманенной дорогущим алкоголем и не менее дорогими блюдами, всплывали: мятежный буревестник… отверженный ангел… и чёрт знает что ещё, чего он не успевал «ловить». Мысли путались, голова с каждой минутой тяжелела, в глазах рябило, сердце готово было выпрыгнуть наружу и подарить себя первой попавшейся на пути красотке, но таких в зале не было. Дурея от неудовлетворённого сексуального желания, которое росло как снежный ком, катящийся с гор Аляски, он принялся всматриваться в лица. На всех лицах, «попадавшихся» ему на пути, был нанесён слишком большой слой румян; морщинистые губы держали на себе толстый слой помады,   глаза проглядывали из толстых линз очков в роговой оправе; дорогие одежды были не по сезону – это у женщин; представители  же сильного пола, стремясь скрыть свои – чопорность и солидный вид – пытались вести себя как выпускники в последний майский день перед вступлением во взрослую жизнь. Одним словом – гости были – представителями старшего поколения. Данилов, как заблудившийся на вокзале ребёнок, с унынием на лице взирал на тех, кто был старше его лет на 30-40, и с кем он не мог переброситься мало-мальски незначительными фразами, пофлиртовать, выпить на «брудершафт» и предложить прошвырнуться по вечернему городу и хорошо оттянутся. И среди всех этих слащаво-лицемерных масок, прикрытых плохо скрываемым налётом морщин, его словно коснулась холодная рука тления, отчего он ясно почувствовал и себя таким же старым, давно перешагнувшим порог расцвета юности и надежды на будущее, которое раскинуло бы перед ним свой длинный ковёр жизни – несущий в себе желание радоваться всему, что тебя окружает.

Так, уже собравшись покинуть это вдруг ставшее ему ненавистным общество, ведь когда-нибудь и ему предстояло состариться, он неловко развернулся на плохо державших его ногах и, его взору вдруг открылось молодое, притягивавшее к себе свежестью и чистотой, лицо; высокая молодая женщина в лёгком платье подпоясанном в талии тонким ремешком с чуть надменным выражением лица разговаривала с пожилым господином, время от времени пробегая глазами по залу, словно пыталась кого-то найти; её светлые вьющиеся на концах волосы мягкой волной раскинулись на хрупких плечах, а прямые черты лица с большими голубыми глазами, вздёрнутым носиком и пухленькими губками – сводили с ума, туманя воображение. Она находилась в самом конце зала, но Данилов хорошо её разглядел – её сексуальность притягивала как магнитом. И тут, словно чья-то доселе неведомая сила услышала его, и послала ему ещё одну особу возрастом не превышавшую двадцати лет. Несмотря на то, что она была немного полноватой, её свежесть, тем не менее, покрывала этот «изъян». Она ходила вдоль рядов и её грустные, как показалось Данилову – припухшие от слёз глаза – пробегали по висевшим на стенах картинам, ни на одной не задерживаясь. За этими двумя, он стремился отыскать ещё, но не каких-то там случайных «нимфеток – он хотел отыскать среди этого скопища незнакомых ему людей –  е ё  – ту, чьё имя срывалось с морщинистых губ, касаясь его слуха. Ту, которую здесь, как догадался Данилов – просто боготворили. Но за какие заслуги – этого он пока не знал. Отрешённо, как изгнанный со двора бывший дворянин, он, среди чужих ему вассалов, стремился… А, впрочем, к чему он стремился, он и сам толком ещё не разобрал.

И так, как грибы после дождя, появились ещё две молодые особы. Одна сидела в кресле, справа от надменной красотки, разговаривавшей с солидным господином. Она сидела спиной к Данилову. Он видел лишь её тёмные, струящиеся вдоль спины волосы и миниатюрные ручки; тонкие пальчики бегали по клавиатуре ноутбука лежавшего у неё на коленях – рождая какой-то текст. И, так как, лица её он не видел, то не мог определить и её возраст, но то, что она была молода – это он понял сразу – на молоденьких кралек (как он их называл) у него был нюх, как у сиамского кота. Облизнувшись (мысленно) на эту молодку, он перевёл цепкий, как репейник взгляд на вторую девушку; со стороны казалось, будто она осматривает представленные экспозиции, но Данилов ясно «уличил», как её внимательный, оценивающий взгляд перебегал с предметов на гостей – можно было подумать, будто она – подосланный секретной службой агент – цель которого найти и обезвредить преступника. Но он сразу отогнал эту мысль. Вряд ли она была преемницей Джеймса Бонда – слишком нежной и хрупкой показалась она ему: собранные сзади длинные светло-рыжие волосы, острый носик, внимательный, сосредоточенный взгляд. Внешне она походила на лесную белочку – что-то в ней было от этого пушистого зверька.

– Вы кого-то ищете? – услышал он раздавшийся у него за спиной голос.