Заголовок
Текст сообщения
Академия желаний
Добро пожаловать в сборник эротических историй 18+ в жанре фэнтези. Между любовным и темным, потому что герои испытывают порой самые темные, запретные желания. И воплощают.
Мжм, откровенные эротические сцены, принуждение и стыд, трансформирующийся во что-то иное в процессе. У каждой героини своя история и свой путь. Давайте окунемся в мир эротики и страстей.
Не забудьте поощрить мою музу лайками, добавляйте книгу в библиотеку, чтобы не потерять. Подписывайтесь на автора, чтобы узнавать о выходе новых историй.
Первая история в этом сборнике - "Академия желаний"
Стелла — служанка с опасным даром, вынужденная жить под чужим именем в стенах магической академии. Когда её тайну раскрывает коварная Гелла, девушка попадает в паутину шантажа, страсти и опасных игр. Но встреча с двумя непохожими мужчинами — властным Дереком и загадочным Стоуном — переворачивает её мир.
Вместо страха — пьянящая свобода, вместо лжи — тепло доверия, а вместо оков — любовь, что сильнее любого заклинания. Сможет ли Стелла сохранить свой секрет? И что выберет: вернуться в тень или сжечь старую жизнь ради новой, где её желания станут законом?
Глава 1 Ложная леди
Пламя свечи дрожало, как сердце Стеллы, когда её пальцы скользнули по краю грубого шерстяного платья. Оно пахло мылом и пеплом — запах кухни, запах настоящей жизни. Но теперь на её плечах лежало шелковое одеяние цвета ночной грозы, а волосы, выбеленные магией иллюзий, струились по спине неестественно идеальными волнами. Она сжала веки, пытаясь заглушить тошноту.
Стелла Аджари
. Имя хозяйки жгло язык, как чужая ложь.
Хозяйка поместья, в котором она родилась у служанки и также всю жизнь провела в роли служанки дочери хозяйки, вынудила ее отправиться в магическую академию вместо юной госпожи. У той не было дара, а у нее был дар магии иллюзий. Очень удобно.
— Отучишься вместо нее, получишь диплом, а я тебя вознагражу. На рынке невест больше ценятся девушки с даром. После замужества все эти глупости уже не нужны. И не подведи! Иначе останешься без всего.
У них было два месяца, чтобы подготовиться и из служанки вылепить леди.
— Ты слишком сутулишься, — прошипел голос в памяти. Хозяйка, худая и бледная, как зимняя луна, тыкала тростью в её спину. — Аристократки не грызут губы. Не ковыряют ногти. И уж точно не пахнут чесноком.
Девушка вдохнула аромат лаванды, пропитавший платье, и поправила воротник. Зеркало в углу комнаты показывало не её: высокомерный взгляд, безупречная кожа, губы, тронутые рубиновой помадой. Лишь глаза выдавали страх — глубокие, как колодец, в который она смотрела каждую ночь, мечтая исчезнуть.
Стук в дверь заставил её вздрогнуть.
— Эй, новенькая! — Голос за порогом звучал насмешливо-сладко, как перезревшая слива. — Или ты уже умерла от скуки в этом склепе?
Стелла вжалась ладонями в стол.
Дверь не заперта
. Она забыла. Всегда забывала. Служанки не имели права на замки.
Дверь распахнулась, и в комнату впорхнул вихрь аромата жасмина и чего-то острого, пряного. На пороге стояла девушка в платье, которое едва прикрывало колени — немыслимая дерзость для академии. Её каштановые волосы были собраны в беспорядочный пучок, а на щеке алел след поцелуя, не стёртый пудрой.
— Гелла Вейн, — представилась она, упав на кровать Стеллы без спроса. Пружины жалобно скрипнули. — Ты, видимо, та самая Стелла Аджари? Слышала, твой родник магии чуть не затопил полцарства.
Стелла почувствовала, как под магическим гримом холодеет кожа.
— Я... не люблю говорить о даре, — прошептала она, копируя высокомерный тон хозяйки. — Это дурной тон.
Гелла фыркнула, разглядывая её с ног до головы.
— Дурной тон — это твои туфли. Настоящая леди выбрала бы серебряные пряжки, а не медные. — Она томно потянулась, и ткань платья сползла, обнажая плечо с синевой свежего укуса. — Но кто я такая, чтобы учить тебя? Просто подумала... может, хочешь, покажу академию? Или... что-нибудь ещё?
Стелла сглотнула. Хозяйка предупреждала: «Держись подальше от сорванцов. Твоя задача — учиться и молчать». Но отказ мог вызвать подозрения.
— Я устала с дороги, — сказала она, гордо вскинув подбородок.
— Ага, — Гелла ухмыльнулась, словно поймала её на слове. — Тогда спи спокойно. Только предупреждаю — стены здесь тонкие. Не пугайся, если услышишь... странные звуки.
Она вышла, оставив за собой шлейф двусмысленности. Стелла рухнула на стул, дрожащими пальцами стирая помаду. Её рука потянулась к скрытому кармашку — крошечному зеркальцу, единственной связи с прошлым. Там, под слоем иллюзии, пряталась прядь её настоящих волос: тёмных, как кофе без сливок.
Ночь принесла кошмары. Она металась в постели, слыша сквозь стену приглушённые стоны, смех и шлёпки кожи о кожу. Гелла не скрывала своих утех.
Под утро, когда тишина наконец воцарилась, Стелла прокралась в общую кухню. Руки сами потянулись к знакомым движениям: растопить воск для печатей, заварить чай. Но вместо глиняной кружки её пальцы сомкнулись на фарфоровой чашке с гербом Аджари.
— Осторожно, обожжёшься, — раздалось за спиной.
Стелла вскрикнула, и кипяток брызнул на руку. Боль пронзила запястье, но она сжала зубы — крик выдал бы её.
— Бедняжка, — Гелла, будто призрак, возникла в дверях. Её халат был расстёгнут до пояса. — Дай посмотрю.
— Не надо! — Стелла отпрянула, но та схватила её за руку.
На секунду в воздухе поплыли марева — магия иллюзий дрогнула от боли. Гелла замерла, уставившись на краснеющий ожог, который уже скрывался под слоем фальшивой кожи.
— Интересно, — прошептала она, впиваясь ногтями в Стеллино запястье. — Настоящая Стелла Аджари, говорят, лечит ожоги взмахом руки. А ты... прячешь их. Как служанка.
Сердце Стеллы остановилось. Комната поплыла.
— Я... я не...
— Тише, — Гелла приложила палец к её губам. Её улыбка стала острее кинжала. — Мы все здесь что-то скрываем. Например, я сплю с профессором алхимии, чтобы он ставил мне «отлично». А ты... ты спрячешь для меня кое-что. Или твоя маленькая тайна станет большой проблемой.
Она отпустила руку и вышла, насвистывая. Стелла уткнулась лицом в ладони. Воск от печатей капал на стол, застывая в бесформенную массу — точь-в-точь как её будущее.
Где-то за окном запел соловей. Но для неё это звучало похоронным маршем.
Глава 2 Игра в тени
Запах жасмина смешивался с дымом ладана, словно сама комната пыталась замаскировать грехи Геллы. Стелла сидела на краю кровати, сжимая в руках учебник по магической этике. Буквы расплывались перед глазами, но не из-за слёз — страх высушил всё до последней капли.
— Ты даже не представляешь, каково это, — голос Геллы звенел, как разбитый хрусталь, пока она расчёсывала волосы перед зеркалом. — Дерек... Он разрывает тебя на части, но так, что хочется кричать от восторга. А Стоун — он медлителен, как змея перед ударом. Каждый раз будто тонешь в мёде.
Стелла не поднимала глаз. Она уже неделю жила в этом аду: лекции, где её выдавали дрожь в голосе и слишком чистые ногти, ночные визиты Геллы с рассказами, от которых горели уши, и постоянный страх, что кто-то заметит поддельную печать на её пергаментах. Но сегодня всё стало хуже.
Гелла бросила гребень на стол. Он со звоном ударился о кувшин с вином — тёмным, как её замыслы.
— Слушай, мышка, — она повернулась, обнажив шею с фиолетовым следом. Новым. — У меня проблема. Дерек ждёт меня сегодня в полночь у северных конюшен. А Стоун... — Она закусила губу, делая вид, что смущается. — Он написал, что придет сюда. В то же время.
Стелла почувствовала, как холодеет живот.
— И что... ты скажешь одному из них «нет»? — спросила она, надеясь, что это всё.
Гелла рассмеялась, запрокинув голову. Её горло дрожало, как у певицы, исполняющей трагическую арию.
— Милая, я не отказываюсь от десерта, даже если объелась. Ты займёшь моё место здесь. Стоун любит темноту, он не заметит подмены. А я... — Она провела языком по нижней губе. — Я проверю, выдержат ли балки в сеновале.
Комната закружилась. Стелла вцепилась в покрывало, чтобы не упасть.
— Ты с ума сошла! Они же убьют меня, если узнают!
— О, нет, — Гелла опустилась перед ней на колени, и её декольте оказалось на уровне Стеллиных глаз. Там поблёскивала золотая подвеска — подарок Дерека, как она хвасталась накануне. — Они убьют тебя, если узнают, что ты ворвалась в академию под чужим именем. Или, может, твоя госпожа сделает это раньше?
Стелла вскочила, отбрасывая книгу. Страницы шлёпнулись об пол, как раненая птица.
— Я не могу... Это же...
— Грех? — Гелла встала, поправляя браслет на щиколотке. — Мир делится на тех, кто грешит, и тех, кто притворяется. Ты уже вторая. Я просто предлагаю стать первой.
Она подошла к комоду и вытащила флакон с маслом, пахнущим запретом.
— Стоун любит, когда волосы пахнут миндалём. — Она брызнула жидкость на подушку. — Ложись на левый бок, он ненавидит, когда ему дышат в лицо. И ради всех демонов, не моли его о пощаде. Это его... возбуждает.
Стелла прижала ладони к вискам. В ушах стучало:
служанка, самозванка, преступница
. Она вспомнила лицо хозяйки — бледное, как пергамент, и её слова перед отъездом: «Если тебя раскроют, я скажу, что ты украла мои вещи и убежала. Кто поверит плебейке?»
— Хорошо, — прошептала она, чувствуя, как трескается что-то внутри. — Но только... только сегодня.
Гелла улыбнулась, как кошка, разорвавшая глотку канарейке.
— Прекрасный выбор. — Она накинула плащ, под которым не было ничего, кроме кожи. — О, и... если Стоун спросит о шраме на бедре — скажи, что это от дракона. Ему нравятся глупые истории.
Дверь захлопнулась. Стелла опустилась на пол, обхватив колени. В окно заглядывала луна, но её свет больше не казался чистым.
Где-то за стеной заиграла лютня — кто-то признавался в любви или лжи. Стелла подошла к зеркалу. Иллюзия Стеллы Аджари дрогнула, обнажив на миг её настоящие черты: веснушки на переносице, шрам от детской оспы, губы, которые никогда не целовались.
— Прости, — прошептала она отражению, не зная, кому адресованы слова: хозяйке, себе или всем, кого обманет эта ночь.
Она погасила свечи. Темнота оказалась милосердной.
Глава 3 Алхимия прикосновений
Тьма была густой, как чернила, которыми Стоун записывал свои формулы. Стелла лежала на спине, впиваясь пальцами в шелковое покрывало. Каждый шорох за окном заставлял её сердце биться чаще — казалось, рёбра вот-вот треснут. Она ненавидела запах миндаля на подушке. Ненавидела то, как платье Геллы натирало соски, будто напоминая:
ты не ты
.
Дверь скрипнула.
— Не будем зажигать свечи, — голос Стоуна прокатился по комнате бархатным гулом. — Ты же любишь темноту... или это враньё, как всё остальное?
Стелла закусила губу.
Он знает?
Но нет — это была просто игра. Гелла предупреждала: он любил пробираться под маски.
Матрас прогнулся под его весом. Она почувствовала тепло его тела прежде, чем его пальцы коснулись её щиколотки. Медленно, как алхимик, смешивающий яды, он водил кончиками ногтей по её икре, поднимаясь выше.
— Ты дрожишь, — прошептал он, и его дыхание коснулось колена. — Новый трюк? Или я наконец нашёл твоё слабое место?
Его рука скользнула под подол платья. Ладонь, шершавая от реактивов, обхватила её бедро. Стелла вскрикнула, дернувшись прочь, но он прижал её ляжку к матрасу.
— Не... не сегодня, — выдавила она, вспоминая наставления Геллы.
Не моли о пощаде
.
Стоун замер. Потом рассмеялся — низко, будто звук шёл из самой груди.
— «Не сегодня», — передразнил он, внезапно срывая платье с неё одним рывком. Холодный воздух обжёг кожу. — Ты что, заболела? Или тебе нужен особый ритуал?
Его губы прикоснулись к её пупку. Стелла ахнула, выгнувшись. Он вёл себя не так, как описывала Гелла. Не было грубых щипков, нетерпеливых толчков — только медленное, методичное исследование. Его язык обрисовал нижнюю дугу её живота, а пальцы впились в бёдра, не давая сомкнуть ноги.
— Стоун, я...
— Молчи, — он приказал мягко, и она почувствовала, как её тело подчиняется само. — Ты сегодня странная. Как будто... не испорченная.
Его слова обожгли сильнее прикосновений. Стелла зажмурилась, когда его пальцы скользнули между её ног. Она не была готова к этому — к влаге, предательски выступившей вопреки страху.
— Ах, вот ты какая, — он провёл пальцем по её щели, собирая сок, и вложил в рот. — Сладкая. Неожиданно.
Она попыталась закрыться, но он раздвинул её колени шире. Его голова опустилась ниже, и первый удар языка заставил её вскрикнуть. Это было слишком — слишком интенсивно, слишком интимно. Она вцепилась в его волосы, пытаясь оттянуть, но он лишь глубже вжался в неё, словно хотел распробовать каждую складку.
— Нет... пожалуйста... — её голос сорвался на стон, когда он нашёл клитор.
— Лжешь, — прошептал он, приподняв голову. Его губы блестели. — Твоё тело говорит иначе.
Он снял рубашку. В темноте его силуэт казался высеченным из мрамора — широкие плечи, узкие бёдра, шрам через левый сосок, похожий на след от когтя. Стелла потянулась к нему, движимая внезапным любопытством, но он поймал её запястье.
— Нет, — его голос стал жёстче. — Сегодня ты получаешь, а не берёшь.
Он перевернул её на живот, грубо шлёпнув по ягодице. Стелла вскрикнула, но её протест утонул в подушке. Его пальцы впились в её бока, приподнимая таз.
— Расслабься, — он провёл головкой члена по её промежности, и она почувствовала, как её тело предательски ответило пульсацией. — Или не расслабляйся. Мне нравится, как ты борешься.
Он вошёл резко, одним движением. Стелла завыла, кусая подушку. Боль смешалась с чем-то тёплым, глубоким, заставляющим бёдра самим двигаться навстречу. Стоун зарычал, схватив её за волосы.
— Да... вот так, — он вгонял себя в неё с расчётливой жестокостью, ударяя в точку, от которой темнело в глазах. — Ты сегодня... другая.
Она не могла ответить — её сознание разрывалось между стыдом и нарастающей волной. Он одной рукой обхватил её горло, слегка сдавив, а другой стиснул грудь.
— Интересная, — закончил он, ускоряя ритм.
Оргазм накрыл её внезапно, словно взрыв алхимической смеси. Она закричала, впиваясь ногтями в простыни, а он, с подавленным стоном, заполнил её теплом.
Они лежали молча, пока её дрожь не утихла. Стоун провёл пальцем по её позвоночнику, оставляя ледяную дорожку.
— Завтра, — сказал он, поднимаясь, — ты объяснишь, что это было.
Дверь закрылась. Стелла сжалась в комок, всё ещё чувствуя его внутри себя. Где-то вдали запел петух — первый за долгую, стыдную ночь.
Глава 4 Утро стыда
Солнечный луч, пробившийся сквозь щель в шторах, казался Стелле ножом, разрезающим ночные тайны. Она лежала на боку, прикрыв ладонью следы от пальцев Стоуна на шее. Тело ныло странной болью — не раной, а напоминанием. Каждый мускул дрожал, будто её внутренности превратили в колокол, который всё ещё гудел от ударов.
— О, боги, ты выглядишь как после битвы с троллем, — раздался знакомый смех.
Гелла ворвалась в комнату, размахивая веткой жасмина. Её платье было ещё вчерашним, а на коленях красовались ссадины — словно карта ночных приключений.
— Встань, мышка. Расскажи всё. — Она шлёпнулась на кровать, от чего Стелла вздрогнула, прикрывая простынёй грудь.
— Нечего рассказывать, — прошептала Стелла, притворяясь, что поправляет подушку. Её пальцы наткнулись на влажное пятно.
Его
.
Гелла приподняла бровь, заметив дрожь в её руках.
— Не играй со мной в скромницу. — Она резко дёрнула простыню, обнажив Стеллины бёдра. Фиолетовые отпечатки пальцев на коже заставили её свистнуть. — Стоун был грубоват, да? Но ты... — Она наклонилась, втягивая воздух, будто нюхая добычу. — Пахнешь им. Сера, пепел и... о, да ты кончила.
Стелла вскочила, обхватив себя руками. Утренний холод прижался к голой спине, но жар стыда горел сильнее.
— Заткнись! Это не твоё дело!
— Моё, милая. — Гелла встала, медленно обходя её, как хищница. — Потому что теперь ты моя кукла. И я буду дергать тебя, пока ниточки не порвутся.
Она внезапно прижалась спиной к Стелле, взяв её руки и проведя ими по своему телу.
— Чувствуешь? — прошептала она, прижимая Стеллины ладони к своим грудям. Соски под тонкой тканью были твёрдыми. — Это называется возбуждение. Даже после целой ночи. Ты теперь знаешь, каково это — гореть.
Стелла попыталась вырваться, но Гелла сильнее вдавила её пальцы в свою плоть.
— Он тебя взял сзади, да? — Её голос стал влажным, как будто она сама вспоминала что-то. — Прижимал к матрасу, а ты кусала губы, чтобы не кричать? Но кричала всё равно. Стоун любит, когда его слышат.
— Прекрати... — Стелла закрыла глаза, но образы всплывали: его руки, сковывающие её бёдра, хриплый стон в её волосах.
— А потом он лизал тебя, — продолжила Гелла, поворачиваясь и прижимая Стеллину руку к своему животу. — Здесь. И здесь. — Её пальцы скользнули вниз, таща за собой Стеллины. — Пока ты не взмокла, как персик в сиропе.
Стелла дёрнула руку, но Гелла лишь рассмеялась, прижимаясь всей тяжестью.
— Боишься своего же тела? — Она наклонилась к ее уху, почти касаясь его ртом. — Я могу научить. Показать, где прячется тот самый... огонёк.
— Нет! — Стелла оттолкнула её, задыхаясь. — Ты сумасшедшая!
Гелла упала на кровать, закинув ноги вверх. Её юбка сползла, обнажая отсутствие нижнего белья.
— Сумасшедшая? — Она рассеянно провела пальцем между ног, затем поднесла его к свету. Плёнка блестела. — Это Дерек. Полночь, сеновал, верёвки. Он называет это «игрой». — Она внезапно села, поймав Стеллин взгляд. — Сегодня твоя очередь.
Стелла отпрянула к стене.
— Ты обещала... только один раз...
— Обещания для тех, у кого есть выбор. — Гелла подошла к ней, оставляя на полу следы пыли и травы. — Сегодня я иду к Стоуну. А ты примешь Дерека. Он... требователен. Но с твоей скромностью — идеальная пара.
Она прижала ладонь к Стеллиному животу, заставляя её выгнуться.
— Представляешь, как он будет рвать тебя на части? — Её голос стал сладким, как яд. — Он любит, когда плачут. Но ты не заплачешь, правда? Потому что иначе...
Стелла выдавила кивок. Гелла улыбнулась, доставая из складок платья флакон с маслом.
— Намажься этим. Пахнет огнём и кровью — как раз для Дерека. — Она бросила флакон на кровать. — И не забудь: если он попросит связать тебя — дай. Иначе он заподозрит.
Дверь захлопнулась. Стелла схватила флакон, занесла руку, чтобы швырнуть его в стену... но опустила. Запах миндаля всё ещё витал в комнате, смешиваясь с её стыдом.
Она подошла к зеркалу. Иллюзия аристократки дрожала, как вода в бурю. Под ней проступали синяки — фиолетовые, жёлтые, словно крылья мотылька, пойманного в кулак. Её рука сама потянулась вниз, к тому месту, где пульсировала память о Стоуне.
— Нет, — прошептала она, дёрнувшись прочь.
Но в глубине, под грудой страха, что-то ёкнуло — тёплое, настырное.
На столе лежал пергамент с уроками магии. Она взяла его, чтобы отвлечься, но буквы поплыли, превращаясь в образы: губы Стоуна на её шее, руки Геллы, цепкие как корни, и Дерек... чьё имя уже не пугало, а будоражило низ живота.
Стелла уронила голову на стол. Воск от свечи капнул на кожу, но она даже не почувствовала боли.
Стелла вздрогнула, услышав звон колокола, созывающего на лекцию по трансмутации. Она машинально потянулась к сумке, вытаскивая потрёпанный учебник с закладкой из лепестков засохшей розы — подарок Стоуна после первой их ночи. В аудитории уже гудел рой студентов: кто-то спорил о свойствах лунного камня, кто-то смеялся над шуткой о провалившемся заклинании.
— Аджари! — Профессор Бейкенард, карлик с бородой до пояса, стукнул указкой по её столу. — Продемонстрируйте преобразование свинца в серебро. И без ваших обычных фокусов с иллюзиями.
Она кивнула, сжимая в ладони холодный металл. Заклинание вертелось на языке, но вместо магических формул в голове всплывали слова Геллы:
«Ты будешь просить его вернуться»
. Свинец дрогнул, покрылся блеском, но остался свинцом.
— Разочарование, — проворчал Бейкенард, ставя в её пергамент кроваво-красную «неудовлетворительно». — Ваш дар угасает, леди Аджари. Или на вас дурно влияет соседка? Хотите пойти по ее стопам?
Студенты захихикали. Стелла почувствовала, как горит лицо.
— Повторю завтра, — бросила она, хватая сумку.
В коридоре её догнала Люкана — рыжеволосая однокурсница с вечным любопытством в глазах.
— Стелла, подожди! Ты видела объявление? Завтра стартует турнир иллюзионистов. Твой шанс заткнуть Бейкенарда!
— Не время, — пробормотала Стелла, пытаясь обойти её.
— Да ладно! — Люкана схватила её за рукав. — Ты же мечтала попасть в команду к Архимагу! Что случилось?
«Я собираюсь спать с двумя мужчинами, скрываю, что я служанка, и меня шантажирует психопатка»
— едва не вырвалось у Стеллы.
— Устала, — соврала она, вырываясь.
Вернувшись в комнату, Стелла уставилась на пергамент с проваленным заданием. Она схватила перо, пытаясь переписать заклинание, но вместо формул на пергамент падали кляксы от дрожащих рук.
Глава 5 Власть пламени
Комната, пропитанная запахом масла — дымным, с железным привкусом крови, — казалась ловушкой, сотканной из теней. Стелла сидела на краю кровати, её босые ступни впивались в холодный каменный пол, а верёвки, оставленные Геллой, жгли кожу как раскалённые змеи. Каждый узел был затянут с издевательской точностью: чуть слабее — и можно было высвободить руку, чуть туже — и кровь переставала течь. Она пыталась представить, как Гелла смеялась, обматывая их вокруг её запястий, словно готовила подарок для Дерека.
«Подарок».
Это слово застряло в горле, как кость.
За окном выл ветер, стуча в стёкла, но внутри царила иная буря. Дрожащее пламя свечи отражалось в позолоченном зеркале, разбитом в первую их ночь со Стоуном. Осколки, как глаза призраков, следили за каждым её движением. На столе валялись обрывки её прежней жизни: пергаменты с уроками магии, флакон духов с нотой лаванды и смятый платок, вышитый её настоящим именем — тем, что она забыла произносить вслух.
Дверь распахнулась без стука, и ворвавшийся ветер едва не погасил свечу. Дерек заполнил проём, его плечи, казалось, несли на себе тяжесть всех битв, которые он проиграл и выиграл. В руках он сжимал ножны с серебряным клинком — подарок от какого-то побеждённого врага. Его плащ, пропахший дымом и хвоей, упал на пол с тяжёлым шумом.
— Ты уже готова, или мне придётся начинать с наказания? — Его голос, грубый, как скрип повозки по щебню, разрезал тишину.
Стелла втянула воздух, пытаясь найти в себе ту самую Стеллу Аджари — холодную, надменную, недосягаемую. Но под маской аристократки скрывалась лишь дрожь.
Стелла втянула воздух, но вместо слов выдавила кивок.
— Говори. — Он шагнул вперёд, и пол затрещал под сапогами. — «Да, господин» или «Прошу, господин». Выбирай.
— Да... господин, — прошептала она, ненавидя голос, который звучал как у потерянного ребёнка.
Он шагнул вперёд, и пол затрещал под сапогами, украшенными шипами. Его рука, покрытая шрамами-рунами, схватила её за подбородок, заставляя встретиться взглядом. Глаза Дерека горели, как угли в печи алхимика, а в их глубине плескалось что-то ненасытное.
— Не похоже на правду, Гелла, — он выговорил имя с ядовитой сладостью, проводя лезвием по её горлу. Лезвие было холодным, но капля крови, скатившаяся за воротник, жгла как раскалённая игла. — Ты обычно уже раздеваешься к моему приходу. И пахнешь дешёвым вином, а не страхом.
Он рванул верёвки, и они упали на пол, словно мёртвые змеи. Его руки, грубые и быстрые, разорвали платье — шелк треснул со звуком, напоминающим крик. Холодный воздух обжёг кожу, но боль от его взгляда была острее.
— Новая игра? — Он прижал ладонь к её груди, сжимая сосок до боли, пока она не вскрикнула. — Притвориться невинной? Или это твой способ напомнить, что ты всё ещё живая?
Он пригвоздил её к стене, приподняв за бёдра. Его колено, твёрдое как камень, раздвинуло её ноги, обнажив влажность, которую она пыталась скрыть. Стыд и желание сплелись в комок в горле.
— Думала, спрячешь это? — Он провёл пальцем по её щели, медленно, как будто исследовал новый вид минерала. Вмазал её сок ей в губы, заставив попробовать смесь страха и предательства. — Сладко. Но фальшиво.
Его рот налетел на её грудь, зубы впились в мягкую плоть, оставляя метку, которая завтра станет фиолетовым цветком на её коже. Она застонала, но крик превратился в стон, когда он зажал её запястья одной рукой, а другой шлёпнул по ягодицам. Тело само прогнулось навстречу, предавая разум.
— На колени, — приказал он, сбрасывая её на пол.
Мраморный пол обжёг колени, но боль смешалась с облегчением — теперь он не видел её лица. Дерек расстегнул ремень, и тяжёлый член упёрся ей в губы, пахнущий солью и порохом.
— Оближи. — Он провёл головкой по её рту, оставляя влажный след. — Или я сделаю так, что ты будешь молить о смерти, прежде чем закончу.
Стелла закрыла глаза, приняв его в рот. Он заполнил его целиком, заставляя давиться. Слёзы катились по щекам, смешиваясь с её унижением, но Дерек не останавливался. Его бёдра двигались с ритмом кузнечного молота, глубже, грубее, пока горло не вспыхнуло огнём.
— Ты глотаешь, как новичок, — проворчал он, вытаскиваясь и приподнимая её за волосы. — Но твои слёзы... — Он лизнул её щеку, — ...прекрасны.
Он швырнул её на кровать, опрокинув подсвечник. Пламя поползло по занавеске, рисуя на стене пляшущих демонов. Дерек усмехнулся, наблюдая, как огонь пожирает шёлк:
— Пусть горит. Это будет твоим погребальным костром, если разочаруешь меня.
Его руки сковали её запястья, пригвоздив к изголовью. Он вошёл в неё без прелюдий, одним резким толчком. Боль пронзила, как клинок, но он не дал опомниться, начав двигаться с яростным ритмом.
— Смотри на меня! — рыкнул он, ударяя в самую глубину. — Я хочу видеть, как ты ненавидишь это.
Стелла захлёбывалась от противоречий: тело вздымалось навстречу, предавая её, а разум кричал о пощаде. Дерек, заметив её отклик, ухмыльнулся.
— Так-то лучше, — он сменил угол, целясь в чувствительную точку. — Ломайся. Кричи. Умоляй.
Она закусила губу, пытаясь подавить стон, но волна нарастала, подчиняясь его воле. Пламя за его спиной пожирало ткань, жар смешивался с жаром внутри неё.
— Кончай! — Он сжал её горло, лишая воздуха.
Она взорвалась, вопль вырвался наружу, а он, с рёвом, заполнил её кипящей влагой.
Дерек отпустил её, и она рухнула на мокрые простыни. Пожар погас сам, оставив воздух едким, как пепел после костра.
— Завтра, — он потянулся за плащом, — ты будешь просить меня вернуться.
Он ушёл, оставив дверь распахнутой. Стелла прижала руку к животу, где пульсировало эхо его ярости. В зеркале напротив отражалось её тело: синяки, как фиолетовые звёзды, следы зубов, словно тайные письмена, блеск между бёдер — позорный трофей.
Она провела пальцем по разбитой губе, слизала кровь... и вдруг засмеялась. Тихий, безумный смешок, в котором смешались стыд и триумф.
Где-то в коридоре завыл ветер, сметая пепел её прежней жизни. Стелла поднялась, шатаясь, и подошла к окну.
«
Свобода начинается в огне
»,
— вспомнились ей слова из старинного гримуара. Возможно, её огнём станет не только страх, но и это странное, извращённое желание.
Глава 6 Тени желания
Солнечный свет, пробивавшийся сквозь закопчённые окна, выхватывал из полумрака следы ночи: порванные простыни, опрокинутый кувшин с вином, чёрные подтёки воска на полу. Но ярче всего сияли синяки на бёдрах Стеллы — фиолетовые отпечатки пальцев Дерека, будто винные пятна на пергаменте.
Она стояла перед зеркалом, пытаясь замазать их магической пудрой, но тени проступали сквозь иллюзию, словно сама кожа предавала её.
— Ого, — посвистев, Гелла ввалилась в комнату, держа в зубах яблоко с надкушенной стороной, будто отравленное. — Дерек явно не скучал.
Стелла натянула халат, но Гелла резко дёрнула за пояс. Шрамы от верёвок заставили её ахнуть.
— Не прячь такое произведение искусства! — Гелла прижалась губами к одному из следов, заставив Стеллу вздрогнуть. — Знаешь, он привязывал меня к балкам в конюшне в прошлом месяце. Я три дня не могла сидеть. — Она скользнула рукой под халат, ущипнув Стеллу за ягодицу. — Но ты... ты даже не хромаешь. Упругая.
— Отстань! — Стелла вырвалась, прижимая ткань к груди.
Сердце бешено колотилось, но не только от страха. Где-то внизу, под рёбрами, теплилось что-то стыдное — возбуждение от её прикосновений.
Гелла уселась на кровать, развалившись как кошка на солнце. Её ноги, голые по бедра, медленно раскачивались в такт какой-то внутренней мелодии.
— Дерек говорил, что ты... — она причмокнула, — кончила громче, чем в тот раз, когда он заставил меня есть с пола. Это правда?
Стелла ощутила, как жар разливается по щекам. Она вспомнила свой вопль, эхо которого, казалось, всё ещё висело в прокуренном воздухе.
— Я не... это не твоё дело!
— Моё, милая. — Гелла вскочила, прижав её к стене. Её ладонь скользнула между ног Стеллы через тонкую ткань халата. — Потому что я
сделала
это твоим делом. Чувствуешь? — Она надавила пальцем, и Стелла застонала, ненавидя себя за мгновенную влажность. — Ты уже не можешь без этого.
— Нет... — Стелла попыталась оттолкнуть её, но Гелла впилась зубами в её шею, имитируя укус.
— Врешь. — Она отвела руку, показав блестящие пальцы. — Твоё тело умнее тебя.
Стелла закрыла глаза, чувствуя, как капля стекает по внутренней стороне бедра. Гелла рассмеялась, облизывая губы.
— Сегодня вечером Стоун ждёт тебя в оранжерее. Он хочет «изучить редкий цветок». — Она сделала воздушные кавычки. — А я займусь Дереком. Он просил принести кнут.
— Я не могу... — начала Стелла, но Гелла перебила её, вложив ей в ладонь маленький флакон.
— Настойка страстоцвета. Два глотка — и твоя щель будет мокрой, даже если душа сопротивляется. — Она подмигнула. — Для твоего же блага.
Дверь захлопнулась. Стелла разжала пальцы, рассматривая флакон. Жидкость внутри переливалась кроваво-алым. Она поднесла его к губам... и вдруг швырнула в стену. Стекло разбилось, брызги расцвели на камне, как капли менструальной крови.
Но вечером, стоя в оранжерее среди орхидей, чьи лепестки напоминали раскрытые вены, она пожалела об этом. Стоун, одетый лишь в чёрные штаны, разглядывал её, как образец редкой фауны.
— Ты дрожишь, — заметил он, проводя пальцем по её ключице. — Холодно или... ждёшь чего-то?
— Я... — голос предательски дрогнул.
Он не стал ждать ответа. Его губы опустились на её шею, ладони скользнули под платье, которое Гелла выбрала специально — тонкое, рвущееся от одного движения.
Оранжерея дышала влажным теплом, воздух был густ от аромата ночных орхидей. Их лепестки, похожие на кожистые языки, касались спины Стеллы, когда Стоун усадил её на мшистую скамью. Мох под бёдрами оказался удивительно мягким, будто специально выращенным для тайных встреч.
— Сегодня ты будешь сверху, — прошептал он. Его глаза вблизи казались почти беззащитными. — Хочу видеть, как ты теряешь контроль. Каждую дрожь. Каждый вздох.
Стелла замерла, чувствуя, как его пальцы скользят по её бёдрам, снимая последние лоскуты шёлкового белья. Холодный воздух окутал её наготу, но через мгновение его теплое дыхание коснулось колена.
— Я... — она начала, но он приложил палец к её губам.
— Не думай. Чувствуй.
Он лёг на спину, его чёрная рубаха распахнулась, обнажив шрам через левый сосок — тонкую серебристую нить, о которой она так хотела спросить. Его руки, твёрдые и настойчивые, обхватили её талию, поставив над собой.
— Медленно, — прошептал он, направляя себя к её входу. — Иначе не прощу.
Он вошёл в неё как в воду — постепенно, позволяя каждому сантиметру адаптироваться. Стелла вскрикнула, впиваясь ногтями в его грудь. Тело сопротивлялось, цепляясь за остатки стыда, но пальцы Стоуна нашли клитор, начав кружить вокруг него с алхимической точностью.
— Вот так, — его голос звучал глухо, будто сквозь слои мха и страсти. — Ты чувствуешь? Как твоё сердце бьётся здесь... — Он надавил чуть сильнее, заставив её выгнуться. — ...и здесь. — Другой рукой он сжал её грудь, проводя большим пальцем по соску.
Она застонала, пытаясь откинуть голову назад, но он поднялся, поймав её губы в поцелуй. Вкус его был знакомым — мята и что-то металлическое, как будто он слизал остатки зелья с пробирки.
— Двигайся, — приказал он, отрываясь, и она послушалась, подчиняясь не ему, а волнам, накатывающим снизу.
Её бёдра сами нашли ритм — медленный, мученически-сладкий. Каждое движение заставляло орхидеи шелестеть, осыпая их плечи пыльцой. Стоун не сводил с неё глаз, его пальцы продолжали свою работу, то ускоряясь, то замедляясь, как будто дирижировали её телом.
— Ты... ты делаешь это специально, — выдохнула она, чувствуя, как клитор пульсирует под его касаниями.
— Делаю что? — Он приподнял бровь, ускоряя пальцы. — Это ты делаешь. Я лишь... подсказываю.
Она закусила губу, пытаясь подавить стон, но тело предало её — грудь тяжелела, сосок затвердел от его ласк, а между ног закипала лава. Стоун, заметив это, улыбнулся уголком губ и внезапно перевернул их, не выходя из неё.
— Нет-нет, — прошептал он, садясь спиной к стволу древнего фикуса. — Твоя очередь главенствовать.
Его руки легли на её бёдра, направляя движения. Стелла, захваченная вихрем, опустилась ниже, позволяя ему войти глубже. Казалось, он касался самой её души — той части, что дрожала под грузом лжи.
— Смотри на меня, — потребовал он, когда её веки начали слипаться. — Хочу видеть, как ты разбиваешься.
Она открыла глаза, встретив его взгляд. В нём не было насмешки, только голод — не к плоти, а к её истине. Это стало последней каплей.
Оргазм накрыл её волной, вырывая крик, который подхватили эхом стеклянные купола. Она впилась ногтями в его плечи, чувствуя, как он кончает следом — тихо, с подавленным стоном, словно боясь спугнуть момент.
— Ты сегодня... — он поправил её прядь волос, выбившуюся из прически, — ...почти искренняя.
Она хотела возразить, спросить, что значит «почти», но он перевернул её на спину, начав целовать лодыжку. Его губы двигались вверх, оставляя следы, которые завтра будут напоминать: даже в игре есть доля правды.
Где-то вдарил колокол, возвещая полночь, но время здесь остановилось. В каплях конденсата на стеклах отражались их силуэты — два тела, одно желание, и тысячи не заданных вопросов.
Возвращаясь в комнату, Стелла наткнулась на Дерека. Он стоял в коридоре, его рубаха была расстёгнута, обнажая свежие царапины.
— Гелла, — он схватил её за талию, прижимая к холодной стене. — Ты забыла кое-что.
Его губы налетели на её шею, зубы впились в уже заживающий синяк. Она застонала, и он, восприняв это как согласие, задрал её юбку.
— Дерек, я... — она попыталась вырваться, но он вонзил в неё два пальца, грубо стимулируя.
— Молчи, — проворчал он, расстёгивая ремень. — Ты уже мокрая.
Он взял её стоя, пригвоздив ладонью к стене. Каждый толчок отбрасывал голову назад, но он лишь глубже входил, пока её ноги не задрожали. Когда он кончил, прислонившись к ней всей тяжестью, Стелла поняла — где-то меж страхом и отчаяньем, она кончила снова.
В ту ночь, стирая следы Дерека с внутренней стороны бёдер, она поймала себя на мысли: завтрашний урок магии казался теперь серой мукой, а эти тени — единственными красками, заставляющими её чувствовать себя живой.
Глава 7 Алхимия лжи
Оранжерея тонула в полумраке, лишь лунный свет пробивался сквозь стеклянные купола, окутывая орхидеи серебристым сиянием. Стелла стояла на коленях среди вазонов с плющом, её тело прикрытое лишь полупрозрачной накидкой, дрожало не от холода.
Стоун сидел в кресле из черного дерева, медленно вращая в пальцах ампулу с дымящейся жидкостью. Его взгляд, обычно рассеянный, сейчас сверлил её насквозь, будто пытался растворить иллюзии.
— Гелла, — произнёс он, растягивая имя, как учёный, разбирающий состав яда. — Помнишь, как ты обожгла мне руку тем зельем в прошлом месяце?
Стелла замерла.
Зелье?
Гелла не упоминала об этом.
— Я... — она закусила губу, стараясь сохранить томную улыбку. — Это было не специально.
— Врёшь, — он встал, подойдя так близко, что тень накрыла её. — Ты тогда смеялась. Говорила, что шрам будет напоминать мне о моей глупости.
Его рука скользнула под накидку, обхватив бедро. Пальцы двигались вверх, к тому месту, где, по легенде, должен был быть шрам от дракона.
— Но сейчас... — он наклонился, дыхание горячим веером коснулось её кожи, — здесь гладко. Как у девственницы.
Стелла попыталась отодвинуться, но он впился пальцами в её плоть, заставив вскрикнуть.
— Кто ты? — Его голос звучал тихо, но в нём звенела сталь. — Гелла никогда не краснела. Не дрожала. Её тело знало мои прикосновения, как формулу.
Он резко рванул накидку, обнажая её полностью. Холодный воздух остро ударил по коже, но жгучим было его внимание — методичное, как вскрытие.
— Ответь. — Он прижал её к холодному столу, усеянному колбами. Стекло впилось в спину, но боль смешалась с возбуждением, когда его рука обхватила её горло. — Или я найду способ сделать тебя честной.
Его губы прижались к её груди, язык обвил сосок, заставляя её выгнуться. Стелла застонала, ненавидя себя за то, как тело предательски отзывается на прикосновения врага.
— Я... я могу объяснить... — она задыхалась, чувствуя, как его пальцы скользят между её ног.
— Объясни вот так, — он ввёл два пальца внутрь, резко раздвинув их. Она вскрикнула, цепляясь за край стола. — Говори правду, пока твоё тело ещё способно формировать слова.
Он двигал пальцами, нащупывая ту самую точку, которую знал до миллиметра. Волны удовольствия бились о страх, и Стелла, стиснув зубы, пыталась молчать. Но когда его большой палец надавил на клитор, кружа медленные круги, слова вырвались сами:
— Я не Гелла!
Стоун замер. Его глаза сузились, но пальцы не остановились.
— Продолжай.
— Я... служанка. Моя госпожа... у неё не было дара. Она заставила меня занять её место... — Стелла захлёбывалась, пока оргазм подбирался всё ближе. — Гелла... шантажирует меня...
— Почему ты пахнешь страхом и апельсинами? — Он внезапно вытащил пальцы, заставив её взвыть от неудовлетворённости. — Гелла использует масло с жасмином.
— Я... не знаю... — она извивалась, пытаясь прижать бёдра к его руке.
Стоун рассмеялся, низко и глухо.
— Врёшь снова. — Он разлил содержимое ампулы у неё на животе. Жидкость жгла, как кислота, но через секунду тепло разлилось по всему телу, заставляя кожу пульсировать. — Это усилит каждое прикосновение. Теперь ты почувствуешь
всё
.
Он привязал её запястья к ножкам стола верёвками, пропитанными чем-то липким и холодным. Его губы опустились на внутреннюю сторону бедра, кусая так, чтобы боль смешалась с огнём зелья. Стелла закричала, но крик превратился в стон, когда его язык лизнул чувствительную кожу.
— Ты кончишь, когда я позволю, — прошептал он, отодвигаясь. — А пока... говори. Как долго ты её заменяешь?
Он взял кисть из перьев, начав водить кончиками по её рёбрам. Каждое прикосновение взрывалось мурашками, заставляя её дёргаться.
— Месяц... — она выдавила, пытаясь сдержать смех и плач одновременно.
— Почему согласилась на шантаж?
— Боялась... что меня выгонят... убьют... — её голос сорвался, когда перья скользнули по внутренней стороне бёдер.
Стоун наклонился, его губы в сантиметре от её уха:
— А сейчас? Чего ты боишься?
Она не успела ответить. Его зубы впились в мочку уха, а рука сжала грудь, выжимая стон. Зелье делало каждое прикосновение невыносимо ярким — она чувствовала, как пульсирует каждая пора.
— Я... боюсь... что это прекратится, — вырвалось у неё, к собственному ужасу.
Стоун замер, затем рассмеялся. Его смех звучал почти нежно.
— Какая ты плохая лгунья, — он перерезал верёвки ножом, спрятанном в рукаве. — Но отличная ученица.
Он поднял её, посадив на край стола. Колбы зазвенели, но он не обращал внимания. Его член, твёрдый и горячий, упёрся в её вход.
— Кончай, — приказал он, входя в неё одним резким движением.
Она взвыла, обвивая ногами его поясницу. Каждый толчок заставлял зелье пылать в жилах, смешивая боль и наслаждение в невыносимый коктейль. Когда он схватил её за волосы, откинув голову назад, Стелла поняла — сопротивляться бесполезно. Её тело, её стоны, её слёзы принадлежали ему.
Он кончил первым, заполнив её теплом, но пальцы, кружащие вокруг клитора, не останавливались, пока она не взорвалась вторично, кусая его плечо, чтобы заглушить крик.
— Ты моя теперь, — прошептал он, слизывая слезу с её щеки. — Но Дерек... он не должен знать. Пока.
Стелла, дрожа, кивнула. Тело её горело, разум тонул в тумане, но где-то в глубине, под грудой стыда, шевелилось странное облегчение.
Глава 8 Грань ярости
Стелла прижалась спиной к холодной стене коридора, пытаясь заглушить дрожь в коленях. Запах дыма и металла — Дерек где-то рядом.
Его шаги эхом отдавались в каменных сводах, будто приближающаяся гроза. Она знала, что сегодня всё может рухнуть.
Вчера, когда он схватил её за запястье, чтобы увести в пустую аудиторию, его пальцы сжались чуть дольше обычного. Его глаза сузились, будто учуяв подмену. Но тогда Гелла отвлекла его, швырнув книгу в окно. Сегодня страховки не будет.
— Гелла, — его голос прозвучал прямо за её ухом. Она не слышала, как он подкрался. — Ты что, прячешься?
Она обернулась, прижимая к груди свиток с магическими рунами. Её иллюзия дрогнула, но удержалась.
— Занята, — ответила она, копируя томный смешок Геллы. — Учёба, знаешь ли...
— Врёшь, — он перекрыл ей путь, уперев ладони в стену по бокам от её головы. Его рубаха была расстёгнута, обнажая свежий шрам через ключицу — подарок от Стоуна на дуэли на прошлой неделе. — Ты стала... мягкой. Как будто тебя подменили.
Стелла засмеялась, проводя пальцем по его груди. Внутри всё сжалось в ледяной ком.
— Мягкой? — Она нарочито медленно опустила руку ниже пояса, нащупывая ремень. — Хочешь проверить?
Он схватил её за кисть, сжимая до хруста костей.
— Не надо меня обманывать, — прошипел он. — В прошлый раз, когда я прижал тебя к стене, ты вздрогнула, как новичок. Гелла бы уже впилась зубами.
— Может, я просто устала... — она попыталась вывернуться, но он прижал её сильнее, его бёдра вдавились в её таз.
— Устала? — Его рука рванула шнуровку её платья, обнажая плечо. — Тогда почему у тебя нет этого? — Он провёл пальцем по месту, где у Геллы был шрам от кинжала — память об их первой схватке.
Стелла замерла. Воздух стал густым, как расплавленное стекло. Она видела, как его зрачки расширились, улавливая её панику.
— Я... — она начала, но он перебил её, впившись губами в шею. Не поцелуй — укус.
— Ты мне врёшь, — прошептал он, облизывая ранку. — И я выжму правду.
Он поднял её, как мешок, перекинув через плечо. Стелла билась, царапая ему спину, но он лишь засмеялся, швырнув её на пол в пустой классной комнате. Пыль взметнулась от удара.
— Дерек, остановись! — её голос сорвался на крик.
— Ага, вот и настоящий тон, — он расстегнул ремень, глаза блестели холодным азартом. — Кто ты?
— Гелла! — она поползла назад, натыкаясь на парты.
— Проверим. — Он наступил на подол её платья, заставив упасть. — Гелла умела сдерживать меня.
Его нога прижала её грудь к полу. Стелла захлёбывалась, пытаясь вырваться, но он опустился на колени, схватив её руки и привязав их к ножке стола своим же поясом.
— Гелла любила, когда я рвал её кожу, — он провёл лезвием ножа по её бедру, оставляя тонкую кровавую полосу. Стелла вскрикнула. — А ты... — он приложил окровавленный палец к её губам, — плачешь.
Он разорвал её исподнее, швырнув лоскуты в сторону. Его пальцы впились в её бёдра, оставляя синяки, а губы обжигали кожу грубыми поцелуями. Стелла выла, но тело предательски отзывалось на каждое прикосновение — влажность смешивалась с кровью на бёдрах.
— Прекрати... — она задыхалась, когда он поднял её ноги, закинув себе на плечи.
— Прекратишь врать — прекращу, — он вошёл в неё без предупреждения, грубо, до боли.
Стелла закусила губу, пытаясь подавить стон, но Дерек двигался с яростью, будто хотел выбить из неё душу.
— Кончай, — приказал он, сжимая её горло. — Или я разорву тебя на куски.
Она не выдержала. Оргазм накрыл её волной, вырывая крик, который он заглушил поцелуем — жестоким, кровавым. Он кончил следом, рыча ей в губы что-то нечленораздельное.
Когда он отпустил её руки, на запястьях остались багровые полосы. Стелла лежала, всхлипывая, а он сидел рядом, вытирая нож о штанину.
— Ты не она, — сказал он наконец. — Но... ты лучше.
Он ушёл, оставив дверь распахнутой. Стелла прижала ладонь к животу, чувствуя, как его семя вытекает на пол. Её тело горело, разум метался между ужасом и странным торжеством.
Он знает. И ему всё равно.
Стелла вернулась в комнату, завалилась на кровать, дрожащими пальцами стирая смесь слёз и крови с губ. Запах Дерека — дым и железо — всё ещё витал рядом, как незваный гость. Она слышала, как где-то в коридоре грохнула дверь, и голоса студентов поспешили прочь, испуганные её криками.
Внезапно в воздухе запахло мятой и чернилами. Стелла приподнялась, натягивая простыню на грудь в разорванном платье. В дверном проёме стоял Стоун.
— Ты пропустила вечерний сеанс, — произнёс он, переступая порог. — Моё зелье требует точности.
— Я... — она попыталась встать, но ноги подкосились.
Он поймал её, руки холодные, как стекло пробирок. Его взгляд скользнул по синякам на её шее, и бровь дёрнулась — единственный признак волнения.
— Дерек, — заключил он, не спрашивая. — Интересно, что он нашёл в тебе такого...
Стелла отпрянула, но он схватил её за запястье, поднеся к свету. На внутренней стороне руки алел след — отпечаток его собственных пальцев из прошлой ночи.
— Ты дрожишь, — прошептал он, проводя пальцем по вене. — Страх? Или желание снова обмануть?
Она попыталась вырваться, но он резко дёрнул её к себе. Его губы коснулись места, где пульсировала кровь.
— Не бойся. Я просто хочу... понять.
Его язык обжёг кожу, и она почувствовала, как по телу разливается тепло. Но это было не желание — это было зелье. Её мышцы онемели, мысли замедлились.
— Что... что ты сделал? — прошептала она, падая обратно на кровать.
Стоун достал из кармана амулет в виде змеи, кусающей хвост.
— Правда — лучший реагент, — он положил амулет ей на грудь. Металл засветился синим. — Покажи мне, кто ты.
Боль пронзила рёбра, будто змея впилась в сердце. Стелла закричала, но вместо звука из её рта повалил дым. В воздухе возникли образы: служанка, гладящая платья в доме Аджари... Побег... Лицо Геллы, искажённое усмешкой...
— Любопытно, — Стоун наклонился, ловя в ладонь пепел её иллюзий. — Так вот почему ты пахнешь мылом и страхом.
Дверь с грохотом распахнулась. Дерек стоял на пороге, его кулаки сжимались до хруста.
— Отойди от неё, алхимик.
Стоун не повернулся, продолжая наблюдать, как амулет выжигает следы лжи на её коже.
— Ты знал. И молчал. Почему?
— Потому что она
моя
, — Дерек шагнул вперёд, выхватывая нож. — И я разорву любого, кто посмеет...
— Твоя? — Стоун наконец обернулся, его голос звенел, как разбитое стекло. — Ты, который даже не спросил её настоящего имени?
Нож свистнул, вонзившись в стену в сантиметре от головы Стоуна. Дерек рычал, как загнанный зверь:
— Имя не имеет значения. Она дрожит подо мной громче, чем все твои зелья.
Стоун медленно поднялся, поправляя манжеты.
— Тогда докажи, что достоин её. Лаборатория. Завтра.
Он вышел, оставив амулет дымиться на Стеллиной груди. Дерек вырвал его, швырнув в угол.
— Ты... — он схватил её за подбородок, заставляя встретить взгляд. — Твоя ложь забавляет меня. Но если он тронет тебя снова...
— Что? — она выдохнула, внезапно осмелев. — Убьёшь его? А потом кого? Геллу? Себя?
Его пальцы впились в её кожу, но она не отводила глаз.
— Попробуй, — прошептал он, отпуская её. — И узнаешь.
Глава 9 Поле битвы
Лаборатория Стоуна напоминала поле после катастрофы: колбы с дымящимися жидкостями, разбросанные свитки, запах серы и металла. Но сегодня здесь царила иная химия — напряжение, густое, как кипящий яд.
Стелла стояла спиной к алтарю из чёрного камня, её запястья сжаты в кулаки, ноги подкашивались. Перед ней, разделённые столом с картами звёзд, стояли Стоун и Дерек. Их взгляды скрестились, как клинки.
— Она моя, — прорычал Дерек, сжимая рукоять кинжала на поясе. Его голос звучал как скрежет камней. — Я первым раскусил её ложь.
Стоун, не отводя глаз, провёл пальцем по горлышку колбы с малиновым эликсиром.
— Ты лишь бил её, как дикий зверь, — произнёс он спокойно. — Я же... изучал. И нашел гораздо более изысканные способы вскрыть правду.
Стелла попятилась, но спина уперлась в холодный алтарь. Её тело помнило прикосновения обоих: грубые пальцы Дерека, оставляющие синяки, и методичные ласки Стоуна, выжимающие признания. Теперь они хотели большего — её целиком.
Дерек двинулся первым. Его кулак врезался Стоуну в челюсть, отбрасывая того к полкам с реагентами. Стекло разбилось, зелёная жидкость зашипела на полу.
— Ты думал, твои зелья спасут? — Дерек схватил Стоуна за горло, прижимая к стене. — Она кончала подо мной громче, чем под твоими перьями!
Стоун ухмыльнулся, вытирая кровь с губ. Его рука метнулась в карман, рассыпая порошок в лицо Дереку. Тот зарычал, отпуская его, и Стоун, словно тень, скользнул к Стелле.
— Беги, — прошептал он, целуя её висок, но пальцы впились в её бёдра, приковывая к месту.
— Нет! — Дерек встряхнул головой, осыпая кристаллами яда.
Он рванул к ним, но Стоун швырнул колбу с эликсиром под ноги. Пол вспыхнул малиновым пламенем, отрезая путь.
— Выбирай, — Стоун повернул Стеллу лицом к Дереку сквозь огненную стену. Его руки скользнули под её рубаху, сжимая грудь. — Его грубая сила... — Он укусил её за шею, заставляя вскрикнуть. — Или моя власть над твоим телом.
Дерек ревел, швыряя в пламя скамьи. Огонь лизал его кожу, но он прорвался, схватив Стеллу за руку.
— Ты моя! — Он рванул её к себе, разрывая рубаху. Швы лопнули, обнажая грудь.
Стоун не отставал. Его пальцы вцепились в её волосы, откидывая голову назад.
— Ты жаждешь знаний, — прошептал он, проводя языком по её уху. — А я знаю, как заставить каждую клетку твоего тела
учиться
.
Дерек прижал её к холодному полу, его колени раздвинули её ноги. Стоун опустился рядом, доставая флакон с маслом, пахнущим мятой и грехом.
— Решай, — Дерек приставил клинок к её горлу, но его другая рука ласкала внутреннюю сторону бедра. — Кому ты принадлежишь.
Стелла задыхалась. Их прикосновения — грубые и нежные — сплетались в паутину, из которой не было выхода. Она выгнулась, когда Стоун вылил масло ей на живот, а Дерек вонзил в неё два пальца.
— Я... — её голос сорвался, когда Стоун начал втирать масло кругами, разжигая огонь под кожей.
— Не она будет решать, — прошипел Дерек, вводя в неё ещё пальцы. — Но я возьму то, что мне причитается.
Стоун наклонился, обхватив её клитор губами. Его язык двигался с точностью алхимика, смешивая боль и наслаждение. Дерек умело двигал пальцами внутри влагалища. Большой палец прижался к дырочке анального отверстия, и Дерек сжал пальцы.
— Кончай, — приказали они в унисон.
Она взорвалась, вопль эхом разнёсся по лаборатории.
Дерек, не отрываясь от её глаз, вонзил в неё себя полностью. Рыча, кончил следом, кусая её плечо, а Стоун, не теряя темпа, довёл её до второго оргазма пальцами и языком.
Когда пламя погасло, оставив лишь дым и запах страсти, они лежали втроём среди осколков. Стоун обвил её талию рукой, Дерек прижал к своей окровавленной груди.
— Ты теперь наша, — сказал Стоун, а Дерек хрипло засмеялся:
— Или мы твои.
Стелла закрыла глаза. Её тело ныло, разум тонул в тумане, но где-то в глубине шевелилось странное торжество.
Они сражались за меня. И проиграли оба.
А где-то в своей комнате страдала и строила планы мести отвергнутая и покинутая Гелла. Уже какое-то время Стоун и Дерек ее игнорировали, предпочитая ей Стеллу.
Стеллу!
Гелла рассмеялась. Не Стеллу, а какую-то безродную служанку, которая выдавала себя за хозяйку. Никто даже не знает ее настоящего имени. Возможно, она и сама забыла его?
Но какая лживая девчонка! Притворялась такой невинной, такой испуганной! Ложь и предательство у нее в крови! Поэтому и доступна ей магия иллюзий. Самая лживая магия на свете.
Но она так этого не оставит. Дерек и Стоун будут ее, чего бы это ни стоило!
Глава 10 Яд и мёд
Тени в покоях Геллы казались живыми, извивающимися, будто сама тьма плела заговор против неё. Она сидела перед треснувшим зеркалом, втирая в губы помаду цвета засохшей крови. Её рыжие локоны, некогда сиявшие как медное пламя, теперь висели тусклыми прядями. В комнате пахло горелым ладаном и горечью поражения.
Отражение улыбалось ей оскалом — ни намёка на прежнюю власть. С тех пор, как Стоун и Дерек отвернулись, её имя в академии произносили шепотом, как проклятие. Но сегодня всё изменится.
— Ты проиграла, — сказала она своему отражению, поправляя шпильку в волосах.
Внутри неё бушевал ураган:
Они предпочли служанку. Служанку!
Её ногти впились в подлокотники кресла, оставляя борозды.
Она потянулась к шкатулке с резными демонами, вытаскивая флакон с прозрачной жидкостью. Эссенция ночного папоротника переливалась, как слеза луны. Гелла прижала флакон к груди, вспоминая, как когда-то Дерек подарил ей ветку этого растения после их первой ночи. «Выпьешь — и я буду твоим навеки», — соврала она тогда.
Её пальцы сжали флакон с прозрачной жидкостью. Одно касание к коже — и желание вспыхнет как пожар. Достаточно, чтобы вернуть себе хотя бы одного из них.
Стелла лежала в постели Стоуна, её тело всё ещё дрожало от его ласк. Он спал, обвив её рукой, дыхание ровное, как тиканье алхимических часов. Лунный свет струился по его спине, подчёркивая шрамы — карту тайн, которые он никогда не расскажет. Она провела пальцем по самому длинному, вспоминая, как сегодня он заставил её просить пощады, прежде чем позволить кончить.
— Ты стала слабой, — прошептала себе, но её рука сама потянулась вниз, к влажному следу между бёдер.
Дверь скрипнула. Дерек стоял на пороге, его взгляд скользнул по её обнажённой груди, затем к спящему Стоуну.
— Жаждешь компании? — Он скрестил руки, ухмыляясь.
На его шее алел свежий след зубов — не её.
Стелла прикрыла простынёй грудь, но Дерек уже был рядом. Его рука скользнула под ткань, сжав сосок.
— Он тебя не разбудит, — прошептал он, указывая на Стоуна. — После моего зелья спит как младенец.
— Ты... подмешал ему...? — Стелла попыталась отодвинуться, но Дерек прижал её к спящему Стоуну.
— Не злись. — Его зубы впились в её плечо. — Я просто хочу видеть, как ты дрожишь, зная, что он может проснуться.
Он вошёл в неё резко, заставив вскрикнуть. Стоун заворчал во сне, повернувшись лицом к её груди. Его губы обхватили сосок, сонно посасывая.
— Боже... — Стелла закинула голову назад, разрываясь между двумя мужчинами: один двигался в ней с яростью, другой ласкал с нежностью лунатика.
— Кончай, — приказал Дерек, сжимая её бёдра. — Или я разбужу его по-настоящему.
Она закусила губу, но волна накрыла её, вырывая стон. Дерек кончил следом, кусая её шею, чтобы заглушить рёв.
Когда он ушёл, оставив её между сном и явью, Стелла поняла — она даже не пыталась сопротивляться.
Гелла наблюдала за ними из-за потайной щели в стене. Её ногти впились в дерево, оставляя борозды.
Они делят её, как дешёвую шлюху. А она... она позволяет.
Но её план уже претворялся в жизнь. Утром Стоун найдёт у себя флакон с эликсиром, подброшенным ею, — тем самым, что вызывает неутолимую жажду прикосновений. К полудню он будет ползать у её ног. А Дерек...
Она повернулась, натыкаясь на грудь Дерека. Он стоял в дверях, пахнущий потом и злостью.
— Ты думала, я не замечу твоих игр? — Он схватил её за волосы, притягивая к себе. — Ты пахнешь отчаяньем.
Гелла рассмеялась, проводя ногтем по его ремню.
— А ты пахнешь
ею
. — Она резко опустилась на колени, расстёгивая его штаны. — Но я напомню тебе, каково это — иметь женщину, а не испуганного кролика.
Она взяла его в рот с яростью, от которой он прислонился к стене. Её зубы царапали, язык кружил с опытом, который Стелле и не снился.
— Демоны... — он застонал, впиваясь пальцами в её волосы.
Гелла замедлилась, глядя вверх. Её глаза блестели триумфом.
— Скажи, что хочешь меня. — Она сжала губами, заставляя его вздрогнуть. — Скажи, и я закончу.
Дерек зарычал, вытаскивая член из ее рта.
— Ты кончишь сама, — он швырнул её на стол, рвя шёлк её платья. — Но это ничего не изменит.
Он вошёл в неё без предупреждения. Гелла вскрикнула, царапая ему спину, но её ноги обвили его талию.
— Лжешь, — прошептала она, чувствуя, как её тело отвечает ему. — Ты скучал по этому.
Он кончил быстро, грубо, как будто хотел унизить. Но когда он ушёл, Гелла, дрожа, дотронулась до влаги между ног и засмеялась.
— Игра только начинается.
Стелла стояла перед зеркалом в покоях Стоуна, рассматривая следы зубов на бёдрах. Когда она пришла, он заставил её выпить эликсир, от которого кожа горела при каждом прикосновении.
— Ты зависишь от этого, — сказал он, сонно наблюдая, как она трогает себя, не в силах остановиться. — Как от воздуха.
Она ненавидела его в эти моменты. И себя ещё больше.
Когда Дерек ворвался, пахнущий Геллой, она не отпрянула. Её пальцы сами потянулись к его ремню.
— Ты пахнешь ею, — прошептала она, расстёгивая пряжку.
— А ты мной, — он прижал её к стене, кусая губу до крови. — Мы все в этой паутине.
Они двигались в ярости, как будто пытались стереть друг друга. Когда Стелла кончила, она заплакала — от стыда, от бессилия, от невозможности остановиться.
В углу комнаты, в трещине стены, тускло блеснул глаз Геллы. Её смех, тихий и острый, просочился сквозь камень.
Глава 11 Игра в жертву
Лунный свет струился сквозь витражное окно библиотеки, окрашивая Стеллу в синие и кровавые оттенки. Она сидела за столом, её пальцы дрожали на страницах гримуара, но буквы не фокусировались. Всё тело ныло от эликсира Стоуна — сегодняшняя доза была крепче. Каждая пора горела, будто под кожей ползали огненные муравьи.
— Нужна помощь? — Голос раздался из темноты. Молодой студент с рыжими кудрями и робкой улыбкой подошёл, держа свечу. — Ты... Стелла Аджари, да?
Она кивнула, стараясь не дышать слишком часто. Эликсир делал её запахи ярче — его пот пах корицей и страхом.
— Я... я видел, как ты работаешь с рунами. Может, покажешь...
— Уходи, — прошептала она, но он уже сел рядом. Его колено коснулось её бедра.
И тут запах изменился — в нём зазвучали ноты жасмина и чего-то кислого.
Зелье
. Стелла вскочила, но её ноги подкосились. Студент поймал её, его руки скользнули под блузку.
— Не бойся, — он зашептал, но голос звучал чужим, заученным. — Гелла сказала, тебе... понравится.
Стелла попыталась крикнуть, но язык прилип к нёбу. Зелье парализовало её тело, оставляя только жгучее осознание каждого прикосновения. Его пальцы впились в грудь, губы прижались к шее. Где-то в темноте щёлкнул механизм — Гелла поставила записывающий кристалл.
Дверь с грохотом распахнулась.
— Что за милый сюжет? — Стоун вошёл, держа в руке ампулу с дымящейся жидкостью. Его голос был сладок, как цианистый мёд.
Дерек, шагнув за ним, выхватил студента за шиворот и швырнул в стену. Тот застонал, сползая на пол.
— Ты... предательница, — Дерек повернулся к Стелле. Его глаза горели, но в них читалась боль.
— Нет... это не... — Стелла пыталась встать, но ноги не слушались.
Эликсир смешался с парализующим зельем, превратив её в дрожащую куклу.
Стоун подошёл, присев на корточки. Он провёл пальцем по её влажным губам, затем лизнул его.
— Мандрагора и чертополох. Гелла готовила коктейль. — Он встал, обращаясь к Дереку. — Но разве это оправдание?
Дерек схватил Стеллу за волосы, притягивая к себе.
— Ты кончила от его прикосновений? — Его дыхание пахло вином и яростью.
— Нет... я не... — Слёзы катились по её щекам, но тело, разгорячённое эликсиром, предательски пульсировало.
— Проверим, — Стоун вылил ей на грудь масло, которое моментально впиталось, заставив соски затвердеть. — Если врёшь — не кончишь. Никогда.
Дерек разорвал её платье, швырнув обрывки в сторону. Его пальцы впились в бёдра, оставляя синяки, а Стоун приковал её запястья к столу цепями, холодными как его улыбка.
— Начнём с малого, — Стоун провёл языком по её животу, останавливаясь у пупка. — Дерек, сделай её мокрой.
Дерек ввёл два пальца в неё резко, с жестокостью, от которой она завыла. Но эликсир и зелье сделали своё — её тело ответило спазмом, сок стекал по пальцам Дерека.
— Лгунья, — прошипел он, но его голос дрогнул.
Стоун опустился ниже, его губы обхватили клитор, а пальцы Дерека продолжали двигаться внутри. Стелла закинула голову, рыдая, но бёдра сами поднимались навстречу.
— Кончай, — приказал Стоун, и её тело взорвалось, вопль сорвался с губ.
Дерек, не выдержав, втолкнул в неё себя, ярость смешивая с яростными толчками. Стоун наблюдал, поглаживая её лицо, как учёный, фиксирующий агонию подопытной.
— Теперь ты наша навсегда, — прошептал он, когда Дерек, рыча, заполнил её.
Но тень в дверях зашевелилась. Гелла, с кристаллом в руке, улыбалась.
— Идиоты, — сказала она, но голос дрогнул.
Стоун повернулся, его глаза сузились.
— Ты забыла, — он щёлкнул пальцами, и кристалл взорвался в её руке, — что я чувствую магию.
Дерек, всё ещё внутри Стеллы, засмеялся.
— Твоя очередь, змея.
Гелла отступила, но Стоун метнул ампулу. Жидкость окутала её, приковывая к полу.
— Ты хотела власти? — Стоун подошёл, срывая с неё платье. — Получи.
Дерек, выйдя из Стеллы, поднял Геллу за волосы.
— Ты кончишь, умоляя о пощаде.
Стелла, всё ещё обездвиженная зельем, смотрела, как они рвут Геллу на части. Но вместо триумфа почувствовала пустоту.
Гелла лежала на полу, скованная магическим составом, её платье было порвано, волосы слиплись от пота. Но даже сейчас её губы кривились в усмешке:
— Вы думаете, это конец? — Она поймала взгляд Стеллы, в котором читалась не жалость, а что-то новое — почти жажда. — Ты нравишься им сломанной. Скоро они...
Дерек перебил её, вонзив кинжал в стол в сантиметре от её головы:
— Заткнись. Ты больше не кукловод. Теперь ты — шут.
Стоун присел рядом, проводя пальцем по её обнажённому плечу. На коже оставались волдыри от его зелья.
— Знаешь, что самое смешное? — Он наклонился, чтобы шепнуть на ухо: — Ты сама дала мне идею с эликсиром. Твои дневники такие... откровенные.
Гелла замерла. Её глаза, всегда блестящие хитростью, впервые расширились от ужаса.
Дневники.
Те самые, где она записывала рецепты ядов и слабости мужчин.
— Нет... — прошептала она, но Стоун уже вливал ей в горло каплю прозрачной жидкости.
— Наслаждайся тем, что создала.
Её тело содрогнулось. Кожа загорелась, требуя прикосновений — любых, даже болезненных. Дерек усмехнулся, проводя рукоятью кинжала по её бедру:
— Умоляй.
— П-пожалуйста... — выдавила она, ненавидя себя. Но эликсир был сильнее.
Стелла наблюдала, как они поочерёдно унижают Геллу. Руки уже двигались, но ноги не слушались. Каждая клетка тела требовала вернуться к ним — к теплу их рук, к боли, которая стала сладкой.
— Нет... — она прошептала, но её рука сама легла на плечо Стоуна.
Он обернулся, улыбнувшись так, будто читал её мысли:
— Ты скучала?
Дерек, не отрываясь от Геллы, протянул Стелле кинжал:
— Докажи, что ты
наша
.
Клинок дрожал в её руке. Гелла, задыхаясь, смотрела на неё с немым вызовом.
Сделай это. Стань такой же.
— Я... — Стелла подняла кинжал, но вместо удара вонзила его в стол. — Я не вы!
Она бросилась к двери, но Стоун щёлкнул пальцами. Двери захлопнулись, а по коже побежали знакомые мурашки — эликсир.
— Куда ты, фейерверк? — Дерек обнял её сзади, кусая шею. — Ты же любишь наши игры.
Его руки скользнули под платье, а Стелла, к своему ужасу, выгнулась навстречу.
— Видишь? — Стоун взял её лицо в ладони. — Твоё тело умнее тебя.
Гелла захохотала, ловя её взгляд. В этом смехе не было триумфа — только горькое признание:
Мы все в клетке. Просто твоя позолочена.
Стоун обернулся к Стелле, улыбнулся... и потянул её в кровавый круг.
Глава 12 Роли меняются
Стелла стояла перед трюмо в покоях Стоуна, её отражение казалось чужим. Синяки на бёдрах уже поблёкли, но следы зубов Дерека всё ещё напоминали о той ночи в библиотеке.
Она провела пальцем по шраму на запястье — подарок Геллы, когда та пыталась вырваться из их «игры». Теперь Гелла лежала в соседней комнате, прикованная цепями, которые Стоун украсил рунами подавления. Её смех, когда-то звонкий, теперь звучал хрипло и прерывисто.
— Ты смотришь на себя, как будто ищешь кого-то другого, — Стоун вошёл, держа в руках новый флакон.
Жидкость внутри переливалась чёрным и золотым, как ночь, пронизанная молниями.
— Это поможет... обострить ощущения.
Стелла повернулась, её шелковый халат сполз с плеча. Она заметила, как его взгляд задержался на обнажённой коже. Раньше это пугало, теперь — забавляло.
— Я больше не хочу твоих зелий, — сказала она, но рука сама потянулась к флакону.
Он улыбнулся, как учитель, наблюдающий за успехами ученика.
— Ты хочешь. Просто боишься признаться.
Дверь распахнулась с грохотом. Дерек, пахнущий дымом и кровью, шагнул внутрь. Его взгляд скользнул по флакону, потом к Стелле.
— Опять свои яды готовишь? — Он швырнул на стол окровавленный кинжал. — Гелла пыталась сбежать. Пришлось напомнить, кто здесь хозяин.
Стелла сглотнула, вспоминая крики из соседней комнаты. Но вместо страха в груди вспыхнуло что-то иное — злорадство? Она подошла к Дереку, её пальцы коснулись свежей царапины на его шее.
— Ты позволил ей тебя ранить? — прошептала она, нажимая на рану. Он застонал, хватая её за запястье. — Или тебе нравится, когда она сопротивляется?
Стоун наблюдал, как всегда, анализируя. Его пальцы сжали флакон так, что стекло затрещало.
— Хватит игр, — проворчал Дерек, но его бёдра прижались к её. — Ты знаешь, что я предпочитаю.
— Знаю, — она убрала руку, оборачиваясь к Стоуну. — Но сегодня я выбираю правила.
Стелла взяла флакон и выпила содержимое залпом. Огонь разлился по венам, заставив её выгнуться. Мир поплыл, но она удержалась, чувствуя, как каждый нерв натянулся, как струна.
— Теперь... — она подошла к Стоуну, срывая с него рубашку. — Ты будешь слушать меня.
Его удивление длилось мгновение. Затем он схватил её за талию, но она резко прижала ладонь к его груди.
— Нет. На колени.
Стоун замер, его глаза сузились. Дерек фыркнул, но в его взгляде мелькнуло уважение.
— Ты забываешь, кто...
— Ты забываешь, — она перебила его, — что без меня ты просто учёный со склянками. А он... — она кивнула на Дерека, — наёмник без войны.
Тишина повисла густым полотном. Затем Стоун, не сводя с неё глаз, опустился на колени.
— Интересно, — прошептал он.
Стелла повернулась к Дереку.
— Ты следующий.
Он засмеялся, но смех стих, когда она прижала окровавленный кинжал к его животу.
— Или ты хочешь, чтобы я попросила?
Её голос дрожал, но рука была твёрдой.
Дерек медленно опустился, глаза не отрываясь от её.
Она провела лезвием по его губам, оставляя каплю крови.
— Теперь... смотрите.
Стелла откинула халат, обнажая тело, испещрённое их следами. Её пальцы скользнули вниз, к влаге между ног, уже не скрываемой.
— Вы хотели знать, что я чувствую? — Она коснулась себя, закинув голову. — Это.
Стоун дёрнулся, как будто его ударило током. Дерек зарычал, но остался на месте.
— Ты... — начал Стоун, но она прервала его, схватив за волосы.
— Лижи. Или я залью твои драгоценные реагенты этой влагой.
Он повиновался, его язык скользнул по её клитору с точностью хирурга. Дерек, стиснув зубы, наблюдал, но его руки сжали собственные бёдра, пытаясь сдержать желание.
— Ты... — Стелла задыхалась, сжимая волосы Стоуна. — Дерек... сними штаны.
Он послушался, член уже стоял напряжённый. Она протянула руку, сжав его, и он застонал, упираясь лбом в её колено.
— Так лучше, — прошептала она, чувствуя, как власть пульсирует в ней сильнее эликсира.
Но когда оргазм накрыл её, и Стоун, и Дерек двинулись к ней, она оттолкнула их.
— Нет. — Она поднялась, дрожа, но пряча слабость. — Сегодня вы... просите.
Они обменялись взглядом. Ненависть. Жажда. И что-то ещё.
— Прошу, — выдавил Стоун, его голос звучал чужим.
Дерек зарычал, но кивнул.
— Прошу, — повторил Стоун, и его пальцы непроизвольно дёрнулись, будто пытаясь схватить невидимый свиток с формулами.
Его голос, всегда такой уверенный, дрогнул на последнем слоге. Горло сжалось, обнажая пульсацию вены — единственный признак того, как дорого ему далось это слово.
Дерек зарычал глубже, его кулаки сжались так, что костяшки побелели. Взгляд метнулся к кинжалу на полу, но Стелла наступила на лезвие босой ногой, не моргнув.
— Говори, — приказала она, и её тень на стене, удлинённая светом свечей, качнулась, словно готовая наброситься.
— Прошу, — выдохнул он, и в этом звуке смешались ярость и что-то ещё — почти восхищение.
Его член дёрнулся, предательски подтверждая согласие.
Стелла шагнула назад, чувствуя, как эликсир пульсирует в висках. Её влага стекала по внутренней стороне бедра, смешиваясь с каплями пота на мраморном полу. Она указала на ковёр у камина — тот самый, где Стоун обычно разбирал звёздные карты.
— Там. На четвереньках. Оба.
Стоун двинулся первым, его движения были точными, как всегда, но в них не было привычной грации. Он опустился на ковёр, спиной к ней, демонстративно откинув голову, будто это
его
выбор. Дерек последовал, каждый мускул его спины дрожал от напряжения.
— Теперь... — Стелла провела ногтем по позвоночнику Стоуна, оставляя красную полосу. — ...умоляйте.
Она видела, как напряглись их плечи. Стоун выдохнул, его пальцы впились в ковёр:
— Умоляю.
Дерек хрипло засмеялся, но смех превратился в стон, когда её ноготь вонзился ему в поясницу:
— Умоляю, демоны тебя возьми!
Стелла провела языком по губам. Вкус власти оказался горьковатым, как кожура граната. Она прижалась грудью к спине Стоуна, её пальцы обхватили член Дерека, уже мокрый от предсмертной готовности.
— А теперь... — она ввела два пальца в Стоуна, заставив его ахнуть, — ...считайте до трёх.
Они застонали в унисон, когда она начала двигаться. Стоун — тихо, сквозь стиснутые зубы. Дерек — громко, грубо, как будто дрался. Её рука отпустила член Дерека, сжала ягодицы, впиваясь ногтями в старую татуировку с руной войны. А потом добралась до нужной точки и последовала внутрь, вырывая из Дерека утробный рык.
— Раз... — Стоун выдавил, его голос сорвался, когда её пальцы нашли ту самую точку.
— Два... — Дерек уронил голову на руки, спину выгнув, как лук.
Стелла ускорила движения, наблюдая, как их тела предают их же. В зеркале напротив её отражение улыбалось, но за спиной, в тени книжных полок, маячил силуэт Геллы — сломанный, но всё ещё улыбающийся.
— Три! — они крикнули вместе, и Стелла позволила им кончить, дёргаясь в её руках, как марионетки с перерезанными нитями.
Она поднялась, вытирая пальцы о халат Стоуна.
— Теперь вы знаете, — прошептала она, глядя на их согнутые спины. — Даже короли ползают ради того, что их жжёт.
Но когда она повернулась к выходу, Стоун схватил её за лодыжку. Его дыхание обожгло кожу:
— Это... не конец.
Дерек засмеялся, перекатываясь на спину. Его рука легла на влажное пятно на ковре:
— Ты стала опасной, фейерверк. Но огонь... — он лизнул пальцы, — ...всегда можно обуздать.
Стелла вырвалась, но её тело дрожало не от страха. Где-то в глубине, под слоем эликсира и гордости, шевелилось понимание: эта победа — начало конца.
А в зеркале её отражение моргнуло, и на миг она увидела Геллу, смотрящую из глубины её собственных глаз.
Глава 13 Сговор
Стелла проснулась от собственного крика, вцепившись в простыни, которые уже успели пропитаться холодным потом. Сердце колотилось так яростно, что казалось, вот-вот разорвёт рёбра. Во сне она снова была там: на коленях в кухне госпожи Аджари, скребла пол щёткой с облезлой щетиной, а плети оставляли на спине узоры из крови и стыда. Но стены начали плавиться, как воск, и из чёрной пустоты вышла Гелла — не сломленная, а усиленная тьмой.
— Ты думала, они твои? — шептала Гелла, обвивая Стеллу руками, холодными как могильный камень. Её ногти впивались в кожу, оставляя следы, похожие на руны. — Они звери. Им нужна только плоть. Твоя... или моя. А когда надоест — выплюнут кости.
Стелла села, пытаясь отдышаться. Рядом, на кровати спали Стоун и Дерек. Их тела — одно изящное и покрытое шрамами-формулами, другое грубое, как топор — сплелись так, будто даже во сне боролись за доминирование. Рука Дерека лежала на шее Стоуна, пальцы слегка сжимаясь, как бы напоминая:
Я могу перекрыть дыхание.
Она встала, накинув халат, который пах дымом и их смешанными запахами. В соседней комнате, за решётчатой дверью, лежала Гелла. Её запястья были прикованы к кровати цепями с рунами подавления — подарок Стоуна. Но даже сейчас, во сне, её плечи дёргались в беззвучном смехе, а губы шептали что-то, от чего стыла кровь.
— Не смотри на неё, — прозвучал за спиной голос Стоуна. Он сидел на кровати, его пальцы перебирали ампулы с зелёной жидкостью. — Она кормится твоими сомнениями.
— Ты знаешь, что она делает во сне. — Стелла не обернулась, продолжая наблюдать, как Гелла дёргает цепями. — Почему не остановишь?
— Потому что это... интересно. — Он подошёл, обвивая её талию. Его дыхание пахло мятой и чем-то металлическим. — Ты борешься. А борьба... — он лизнул её шею, — ...усиливает вкус.
Дерек заворчал во сне, перевернувшись на спину. Шрам на его груди — след от когтя дракона, как он хвастался — блестел от пота.
— Он снится ей, — прошептала Стелла, чувствуя, как под рёбрами заныло знакомое жжение. — Каждую ночь. Она зовёт его.
Стоун замер. Его пальцы впились в её бёдра.
— Ты
видела
это?
— Я
чувствую
. — Она вырвалась, повернувшись к нему. — Как ты чувствуешь состав зелья по запаху. Как он... — она кивнула на Дерека, — чует страх за версту. Вы не хотите признать, что она въелась в нас, как ржавчина.
Он схватил её за запястье, резко притянув к себе. Его губы прижались к её шее, зубы впились в место, где пульсировала вена.
— Не играй в мудреца. — Он прошептал это в ранку, заставляя её вздрогнуть. — Ты всё та же дрожащая мышка. Просто научилась притворяться.
Дерек проснулся от их шепота. Его глаза, мутные от сна, сузились при виде того, как Стоун прижимает Стеллу к стене.
— Опять ваши игры? — Он сел, его член уже напрягся, будто чуял борьбу. — Делиться будем или по очереди?
Стоун отстранился, указывая на Стеллу изящным жестом, будто представлял экспонат:
— Она твоя. Покажи, на что способен вне поля боя.
Дерек ухмыльнулся, стаскивая с неё халат. Стелла попыталась оттолкнуть его, но он прижал её лицо к матрасу, его колено грубо раздвинуло её ноги.
— Ты хотела власти? — Он ввёл в неё два пальца, скручивая их внутри, как будто выворачивал душу. — Вот она.
Стоун наблюдал, смешивая на столе зелье. Его пальцы дрожали — единственный признак волнения.
— Кончай, — приказал Дерек, кусая её плечо до крови. — Или я позволю ему вылить это в тебя.
Она закричала, когда оргазм прокатился волной, но в крике звучала не покорность — ярость. Дерек вошёл в неё, его руки сковывали запястья, а Стоун поднёс к её губам кубок с дымящейся жидкостью.
— Пей. Или он разорвёт тебя на куски.
Она захлебнулась горьким отваром. Мир взорвался вспышками: она увидела себя со стороны — пригвождённую к кровати, с разбитыми губами, а над ней... Гелла. Та стояла, прислонившись к стене, и смеялась в такт толчкам Дерека.
— Ты проиграла, — шептали губы Геллы, незримые для остальных. — Они сожрут тебя живьём.
Но когда Стоун наклонился, чтобы облизать её слёзы, Стелла увидела иное: в его глазах мелькнул страх. Настоящий, животный страх — не перед ней, а перед
тем
, во что она превращалась.
— Теперь... моя очередь, — прошептала она, хватая Стоуна за волосы и притягивая к себе.
Он попытался вырваться, но зелье уже действовало — его тело ответило дрожью. Дерек, всё ещё внутри неё, засмеялся, но смех перешёл в стон, когда она сжала его ягодицы ногтями.
— Ты... — начал Дерек, но она перевернулась, садясь сверху и заставляя его войти глубже.
— Я сказала:
моя
очередь.
Она двигалась, контролируя каждый сантиметр, её ногти впивались в грудь Стоуна, когда он пытался прикоснуться. Дерек, стиснув зубы, подчинился ритму, но в его глазах плескалась чёрная вода — обещание расплаты.
Когда они оба кончили, Стелла поднялась, дрожа от напряжения.
— Теперь вы оба... на колени.
Они послушались, но не сразу. Стоун первым опустился, его движения были выверенными, как химическая реакция. Дерек задержался на секунду, но Стелла надавила ему босой ногой на пах.
—
На колени
.
Он рухнул, как подкошенный дуб.
В зеркале за её спиной отразилась Гелла. Её рука легла на плечо Стеллы, холодная как смерть.
— Они никогда не будут твоими, — прошептала тень. — Но я могу научить тебя... брать.
Стелла закрыла глаза. Когда она открыла их, отражение было обычным. Но где-то в глубине, под маской власти, что-то треснуло.
Глава 14 Танец равных
Лунный свет заливал открытую террасу академии, превращая мраморные колонны в серебристые свечи. Стелла стояла у парапета, вдыхая аромат ночных жасминов. За спиной слышались шаги — лёгкие, как ветерок. Даже не оборачиваясь, она улыбнулась:
— Перестань прятаться, Гелла. Твой парфюм выдаёт тебя за версту.
Тень материализовалась в образе рыжей искусительницы. Её платье, сотканное из чёрного кружева, сливалось с темнотой, но глаза сверкали ядовитой зеленью.
— Милая мышка выросла, — она обвела Стеллу насмешливым взглядом. — Думаешь, эти два пса защитят тебя? Они сожрут тебя, когда надоест играть в верность.
Стелла повернулась, опираясь о холодный камень. Внизу, в саду, мелькали силуэты Дерека и Стоуна — они искали её, подозревая ловушку.
— Ты ошиблась в них, — тихо сказала Стелла. — И во мне.
Гелла фыркнула, играя кинжалом с жемчужной рукоятью.
— Давай проверим. — Она метнула клинок в темноту. Лезвие просвистело в сантиметре от щеки Стеллы, вонзившись в колонну. — Крикни — и они прибегут. Но чья кровь прольётся первой?
Стелла не дрогнула. Пальцы сами потянулись к медальону на шее — подарку Стоуна, нейтрализующему яды.
— Ты всё ещё играешь в чужие игры, — сказала Стелла, делая шаг вперёд. — А я создаю свои.
Она резко дёрнула шнурок на своём плече. Шёлковое платье сползло, обнажая тело, украшенное лишь золотыми цепочками — подарками обоих мужчин. Гелла замерла, поражённая дерзостью.
— Что ты...
— Смотри, — Стелла указала в сад, где Дерек и Стоун, заметив её знак, бросились к лестнице. — Они придут не из страха, а по желанию.
Гелла попятилась, натыкаясь на перила. Её уверенность трещала по швам.
— Ты сумасшедшая! Они...
— Любят меня, — перебила Стелла. — А я люблю их. Не за силу или власть, а за то, что выбрали быть со мной.
Дерек ворвался на террасу первым, меч наголо. Увидев Геллу, он оскалился, но Стелла мягко коснулась его руки:
— Не надо. Она уже проиграла.
Стоун подошёл с другой стороны, его пальцы сжимали ампулу с серебристым дымом.
— Один бросок — и от неё останется лужа, — произнёс он холодно.
— Нет, — Стелла взяла его за запястье. — Мы не станем такими, как она.
Гелла смотрела на них, смесь ярости и зависти искажала её черты. Внезапно она рассмеялась, разрывая воздух ледяным звоном:
— Наслаждайтесь своей сказкой. Но помните — даже в раю водятся змеи.
Она прыгнула на парапет и исчезла в ночи, оставив за собой шлейф горького миндаля.
Шёлковые занавески колыхались от ночного бриза. Стелла сидела на кровати, чувствуя, как дрожь после столкновения сменяется теплом. Дерек стоял у камина, бросая в огонь ветки полыни — чтобы прогнать дурные сны. Стоун разливал вино в хрустальные бокалы, его пальцы касались каждого с особым вниманием.
— Ты рисковала, — сказал он, подавая ей бокал. — Но это... впечатляет.
Дерек фыркнул, поворачиваясь:
— Впечатляет? Она могла...
—
Хотела
, — поправила Стелла, делая глоток. Вино пахло спелыми ягодами и свободой. — И вы оба позволили мне этот риск. Потому что доверяете.
Они замолчали. Пламя в камине отбрасывало танцующие тени на стены. Стоун первым нарушил тишину:
— Что дальше?
Стелла встала, подходя к ним. Её пальцы коснулись медальона Стоуна, затем шрама на руке Дерека — следа от старой битвы.
— Дальше мы выбираем. Вместе. — Она взяла их руки, соединив ладони над своим сердцем. — Без цепей. Без тайн.
Дерек засмеялся, но в его глазах блеснула нежность:
— Ты всё ещё удивляешь меня, фейерверк.
Стоун притянул Стеллу к себе, его губы коснулись её виска:
— Тогда начнём с малого.
Первые лучи солнца золотили мраморные полы. Стелла лежала меж спящими мужчинами, её тело помнило каждое прикосновение этой ночи.
Как Стоун рисовал на её коже тёплым мёдом, а Дерек слизывал его с невероятной тщательностью.
Как они по очереди целовали её лодыжки, поднимаясь выше, соревнуясь в том, кто найдёт самые чувствительные точки.
Как её смех смешивался с их стонами, когда она взяла инициативу, заставляя их лежать смирно под её губами и пальцами.
Ни боли. Ни принуждения. Только волны взаимного удовольствия, накрывающие снова и снова.
Стелла потянулась, ловя на губах улыбку. Гелла ошиблась. Это и есть настоящая сила — не контроль, а дарованное доверие.
Где-то за окном запели птицы. Сегодня будет новый день — первый в их общей истории.
Глава 15 Свобода в объятиях рассвета
Академия проснулась под аккомпанемент криков чаек и шепота прибоя. Стелла стояла на балконе спальни, завернувшись в простыню, которую накануне Стоун и Дерек скинули с кровати в порыве страсти.
Её тело всё ещё хранило следы их любви: отпечатки губ на внутренней стороне бёдер, лёгкие царапины от щетины Дерека на груди, капли воска, что Стоун растёк по её спине, играя в «наказание за дерзость». Она улыбалась, вспоминая, как они смеялись, когда воск застыл смешными наплывами, похожими на звёзды.
— Мышка! — Голос снизу заставил её вздрогнуть.
Гелла стояла во дворе, одетая в плащ с капюшоном, её рыжие локоны выбивались, как языки пламени.
— Твой кошмар у ворот.
Сердце Стеллы упало. У парадных ворот академии, раздвигая толпу студентов, шла женщина в чёрном бархатном платье с высоким воротником — госпожа Аджари. Её лицо, бледное как лунный свет, искажала гримаса ярости.
— Стелла! — крикнула хозяйка, и её голос, острый как лезвие, разрезал утренний покой. — Ты думала, я не найду?
Студенты зашептались. Стелла почувствовала, как под ногами дрогнул пол. Сильные руки обхватили её с двух сторон.
— Дыши, — прошептал Стоун, целуя её висок. Его пальцы сплелись с её дрожащими.
— Мы тут, — Дерек прижал ладонь к её пояснице, где под простынёй прятался свежий синяк-отпечаток его пальцев. — Не дадим тебя тронуть.
Госпожа Аджари ударила тростью по мраморному полу, эхо раскатилось под сводами.
— Эта девка — моя собственность! — Она тыкнула тростью в Стеллу, стоявшую меж Дереком и Стоуном. — Украла чужое имя, место, жизнь!
Стоун шагнул вперёд, его голос зазвучал спокойно, как вода в лабораторной колбе:
— Вы ошибаетесь. Стелла Аджари — ученица академии, доказавшая свой дар.
— Дар?! — Хозяйка захохотала, обнажив жёлтые зубы. — Её дар — мыть полы и молчать, когда...
Дерек перебил её, хлопнув ладонью по столу так, что треснула столешница:
— Заткнись. Или я заткну тебя сам.
Тишина повисла как предгрозовое небо. Стелла, дрожа, взяла их за руки. Их тепло вернуло голос:
— Я больше не ваша. — Она сделала шаг, чувствуя, как магия иллюзий тает, обнажая веснушки на носу, тёмные корни волос. — Настоящая Стелла Аджари не тут. А я...
— Свободна, — закончил Стоун, и сияющий барьер взметнулся вокруг них, отшвырнув хозяйку к дверям.
Госпожа Аджари вскрикнула, цепляясь за порог.
— Верните её! Я требую...
— Уходите, — Дерек поднял руку, и дверь захлопнулась сама, едва не прищемив полы её платья. — Пока живы.
Стелла обернулась к ним, слёзы катились по щекам, но она смеялась. Дерек вытер слёзы большим пальцем, затем облизал его, прищурившись:
— Солёные. Как море.
— Идиот, — Стоун покачал головой, но улыбка играла на его губах.
Вечером в покоях Стеллы Гелла сидела на подоконнике, вертя в пальцах аметистовый кулон — подарок Стоуна «на прощание».
— Ты выиграла, — сказала она, не глядя на Стеллу, кутавшуюся в шёлковый халат. — Но помни — я не прощаю долги.
Стелла подошла, взяв кубок с гранатовым вином.
— Останься. Здесь есть место для твоего... таланта.
Гелла рассмеялась, спрыгнув на пол. Её губы почти коснулись губ Стеллы:
— Милая, я не делюсь. И не становлюсь второй. — Она отошла к двери, обернувшись на пороге. — Но если когда-нибудь надоест им...
Дверь захлопнулась. Стелла вздохнула, обнимая себя за плечи.
— Жаль. Она могла бы...
— Ничего не могла, — Дерек вошёл, скидывая рубаху. На его груди красовался новый шрам — «подарок» хозяйкиной охраны. — Ты слишком добрая.
Стоун последовал за ним, держа поднос с клубникой в шоколаде.
— Мы куда добрее. Позволили ей уйти.
Стелла засмеялась, позволяя им обнять себя.
— А что теперь?
Дерек приподнял её, усаживая на стол. Его пальцы развязали пояс халата.
— Теперь, фейерверк, мы покажем тебе, как празднуют свободу.
Стоун начал с нежности: целовал каждый сантиметр её кожи, как будто заново подписывая договор о её теле. Его губы останавливались на старых шрамах — следах плетей, и Стелла чувствовала, как боль прошлого тает под его дыханием.
— Ты совершенна, — прошептал он, опускаясь на колени.
Его язык выписывал круги на внутренней стороне её бедра, медленно приближаясь к цели.
Дерек стоял позади, его руки ласкали её грудь, щекоча соски кольцами, которые он надел специально для этого вечера.
— Смотри, как она дрожит, — хрипло сказал он, кусая её плечо. — Как будто впервые.
Стелла откинула голову, теряясь между двумя волнами: тёплой и влажной от Стоуна, жгучей и грубоватой от Дерека. Когда Стоун ввёл в неё два пальца, изгибая их в поисках той самой точки, а Дерек зажал её сосок между зубов, она взорвалась, вскрикнув так громко, что, наверное, услышали даже в соседних башнях.
— Ещё, — она задыхалась, когда Стоун поднялся, чтобы раздеться, а Дерек повернул её лицом к себе для поцелуя.
Они менялись местами, как в изысканном танце: Дерек ложился на спину, усаживая Стеллу сверху, а Стоун, стоя на коленях, ласкал её грудь, пока она двигалась, опираясь на мускулистые бёдра Дерека. Потом Стоун брал её сзади, обвивая рукой её талию, а Дерек целовал её, делясь вкусом её же страсти.
Когда рассвет окрасил небо в персиковые тона, они лежали в груде подушек, Стелла — посередине, её голова на груди Стоуна, ноги переплетены с ногами Дерека.
— Ты свободна, — Стоун поцеловал её в макушку. — Выбирай, что дальше.
Дерек провёл рукой по её бедру, оставляя мурашки:
— Но если выберешь что-то без нас...
— Выберите вместе, — перебила Стелла, поднимаясь, чтобы посмотреть им в глаза. — Я ваша. А вы...
— Твои, — закончили они в унисон.
Гелла, наблюдавшая через окно с ветки старого дуба, улыбнулась и исчезла в утреннем тумане. Её смех смешался с криком чаек, уносясь к морю.
Эпилог
Прошлогодняя Стелла умерла у парадных ворот. Родилась новая — с веснушками на носу, смехом, разбивающим тишину библиотеки, и двумя сердцами, бьющимися в такт её собственному.
А в подаренном Стоуном медальоне теперь хранился не яд, а засушенный жасмин — аромат той самой ночи, когда страх окончательно превратился в любовь.
КОНЕЦ
Закончилась одна история, но мы переходим к следующей. Не забудьте поставить лайк на странице книги и подписаться на автора.
Магистр, ученица, искушение
Встречаем! "Магистр, ученица, искушение". Проверьте, поставили ли вы лайк и подписались ли на автора?
В стенах древней магической академии, где знания соседствуют с запретами, разворачивается опасная игра. Мэгги, провинциалка с огнём в крови, ежедневно сражается с дерзким Дереком — их конфликты становятся всё острее, а наказания от загадочного ректора Лорана превращаются в изощрённые уроки страсти.
Но когда ночные эксперименты стирают грань между болью и наслаждением, а ледяной магистр начинает терять контроль, Мэгги предстоит понять: её истинный враг — не строгие правила, а собственные тайные желания. Сможет ли она принять свою природу, когда два соблазнителя предлагают ей власть над телом и душой? И что останется после последнего урока — свобода, или новый вид плена?
Глава 1 Искры конфликта
Лекционный зал пах старыми книгами и горьковатым дымом от пробирок. Мэгги, прижав к груди потрепанный учебник по алхимии, старалась затеряться среди рядов — ее рыжеватые локоны, собранные в небрежный пучок, и платье из грубого льна, выцветшее от частых стирок, кричали о провинциальном происхождении. Она ненавидела, как пахнет здесь магия: не цветущими лугами ее родной долины, а металлом и пеплом.
Дерек ворвался в аудиторию последним, словно дождался, когда все рассядутся, чтобы его вход стал спектаклем. Сапоги с серебряными пряжками грохотали по каменному полу, а взгляд — холодный, как клинок, — скользнул по Мэгги, задержавшись на ее вжатых в скамью ладонях.
— Девушка, вы уверены, что ваше зелье не сожжет лабораторию? — его голос, низкий и нарочито медленный, разрезал тишину.
Она покраснела, даже не взглянув на колбу перед собой. Зелье «Серебристый туман» должно было переливаться нежно-голубым, но ее вариант напоминал грозовую тучу.
— Оно... стабилизируется, — прошептала она, сжимая перо.
— Стабилизируется? — Дерек наклонился так близко, что запах его кожи — древесина и что-то острое, вроде перца — ударил в ноздри. — Это не суп, чтобы варить до готовности.
Ее пальцы дрогнули, и капля реактива упала в колбу. Зелье взорвалось фонтаном искр. Дерек отпрянул, но слишком поздно — его бархатный камзол задымился.
— Идиотка! — рявкнул он, срывая куртку.
— Вы сами спровоцировали! — Мэгги вскочила, забыв о робости.
Глаза, обычно скрытые под ресницами, вспыхнули изумрудным огнем.
Они кричали, перебивая друг друга, пока профессор Талвин не хлопнул ладонью по столу.
— К ректору! Оба!
Кабинет ректора Лорана напоминал склеп: высокие витражные окна бросали на стены кроваво-красные блики, а воздух был густ от аромата ладана и чего-то тяжелого, вроде темного шоколада. Ректор сидел за столом из черного дерева, пальцы, обтянутые перчатками, перебирали пергамент.
— Конфликт на лекции, — произнес он, не глядя. Голос звучал как шелест шелка по обнаженной коже. — Скучно.
Дерек фыркнул, закинув ногу на ногу. Мэгги стояла, опустив голову, чувствуя, как капли зелья с ее передника падают на пол — тик-тик-тик, словно убегающие секунды.
— Наказание, — Лоран поднял глаза. Зрачки его были странно узкими, как у хищника, поймавшего запах крови. — Определю после заката.
— Но... — Мэгги впервые заговорила, дрожа.
— Вы ставите под сомнение мое решении? — Он наклонился вперед, и свет из окна скользнул по его лицу, высветив шрам — тонкую нить от виска до подбородка.
Она покачала головой, стиснув зубы. Дерек же рассмеялся — коротко, резко, будто бросил вызов.
— До вечера, — Лоран откинулся в кресло, и тень снова поглотила его.
На выходе Дерек схватил Мэгги за локоть:
— Боишься? — прошептал он, и его губы почти коснулись ее уха.
Она вырвалась, чувствуя, как по спине бегут мурашки. Но страх был не от его слов, а от того, что шептало ей нутро: в кабинете Лорана пахло не ладаном.
Это была мирра — благовоние, которое жгут на похоронах.
Глава 2 Первое наказание
Лунный свет, пробивавшийся сквозь витражи, дробился на синеватые осколки, превращая кабинет Лорана в подводный грот. Тени вились по стенам, как живые, а воздух густел от аромата сандала и чего-то сладковато-удушливого — словно в курильнице тлели лепестки запретных цветов.
Мэгги сидела на краю дубового стула, вцепившись в подлокотники. Платье, выстиранное до белизны, казалось ей вдруг прозрачным, будто сквозь ткань просвечивало каждое пятнышко на коже.
Дверь скрипнула. Дерек вошел, не спеша, будто владелец этого мрака. Его камзол был безупречен — ни следа утреннего конфуза.
— Ждешь с распростертыми объятиями? — спросил он, прищурившись.
Она не ответила. Горло сжалось, будто обвилось колючей лозой.
Шаги за спиной. Лоран появился беззвучно, как призрак. На нем был черный халат с серебряными застежками, а в руках — тонкий кинжал, которым он чистил под ногтем.
— Виновник определен, — произнес он, останавливаясь за спиной Дерека.
— Ну конечно, — Дерек фыркнул, но пальцы его дернулись, поправляя манжет.
— Ты научишь её смирению. — Лоран провел лезвием по воздуху, и Мэгги почувствовала, как холодок скользнул по шее. — Через плоть.
Дерек замер. На мгновение в его глазах мелькнуло нечто вроде растерянности, но тут же сменилось привычной усмешкой.
— С удовольствием, — он шагнул к Мэгги.
Она отпрянула, но спинка стула врезалась в лопатки. Пальцы Дерека коснулись её височной кости, медленно спускаясь к челюсти.
— Повторяй за мной, — прошептал он. —
Venenum in cutem...
— Н-нет... — Мэгги попыталась отстраниться, но заклинание уже висело в воздухе, липкое, как смола.
—
Venenum in cutem
, — повторил Дерек, и его большой палец надавил на пульс у неё на шее.
Слова вырвались против воли:
—
Venenum in cutem...
Кожа под его пальцами вспыхнула. Не болью — волной тепла, расходящейся от горла к животу. Мэгги ахнула, чувствуя, как платье внезапно стало тяжёлым, грубым, невыносимо чувствительным к коже до мурашек.
— Это не зелье яда, — Лоран приблизился, склонившись над её плечом.
Дерек усмехнулся:
—
Venenum
— не всегда яд. Иногда... искушение.
Его ладонь легла на её ключицу, и новый импульс пронзил тело. Мэгги вскрикнула — звук вышел хриплым, чужим. Её бёдра сами подались вперёд, к его ноге, упёршейся в край сиденья.
— Продолжай, — приказал Лоран, садясь в кресло напротив.
Он вынул пергамент и начал писать, но перо царапало бумагу слишком резко.
—
Lux in tenebris...
— Дерек провёл языком по нижней губе.
—
Lux...
— голос Мэгги сорвался. Его пальцы скользнули под ткань на груди, щекоча ребро.
—
In tenebris
, — закончил он, и свет в комнате погас.
Остались только лунные блики на лезвии кинжала в руке Лорана. И горячее дыхание Дерека на её шее.
— Это... чёрная магия, — выдавила Мэгги, пытаясь прикрыть руками живот.
— Нет, — Лоран перевернул пергамент, и его голос прозвучал суше, чем обычно. — Это язык тела. Твой страх пахнет миндалём. Ты презираешь это, но...
Дерек перебил его, прижав ладонь к её животу:
— Она дрожит. Как крольчиха на заклании.
— Прекрати, — Мэгги выгнулась, но его колено впилось между её бёдер.
—
Sensus exardesco
, — прошептал он, и её кожа вспыхнула вновь.
Слова обожгли губы:
—
Sensus... exardesco...
Боль. Нет — не боль. Огонь в жилах, распирающий внизу, между бедрами, заставляющий пальцы впиться в плечи Дерека. Она застонала, и звук этот, влажный и прерывистый, заставил Лорана поднять взгляд.
— Интересно, — произнёс он, вставая. — Ты ненавидишь его или себя?
Дерек схватил её запястье, прижимая к стулу.
— Смотри, — он провёл пальцем по её губе, затем опустил руку ниже, к подолу. — Она уже мокрая.
Мэгги зажмурилась. Стыд лизал живот, но между ног пульсировало так, что дыхание перехватывало. Она пыталась вспомнить молитвы матери, запах полыни на рассвете — всё, что угодно, только не это. Но тело предавало, выгибаясь навстречу прикосновениям, которых она так боялась.
— Довольно, — внезапно сказал Лоран.
Дерек замер, его рука застряла в складках платья у её бедра.
— Урок усвоен? — спросил ректор, подходя так близко, что край его халата коснулся колен Мэгги.
Она кивнула, не в силах вымолвить слово. Слёзы жгли глаза, но ниже, в глубине, что-то ёкало — тёплое, густое, чуждое.
— Врешь, — прошептал Лоран. Он взял её подбородок, повернув лицо к свету. — Ты хочешь ещё.
Его перчатка была холодной, но под тканью кожу будто жгло. Мэгги задрожала, чувствуя, как по внутренней стороне бедра стекает капля — стыд или желание, она уже не различала.
— На сегодня хватит, — Лоран отпустил её, словно швырнув. — Уходите.
Дерек отступил, поправляя воротник. Но прежде чем выйти, он наклонился к её уху:
— Завтра ты сама попросишь меня повторить.
Дверь захлопнулась. Мэгги метнулась к выходу, но Лоран преградил путь.
— Ты ненавидишь его, — сказал он, блокируя дверь рукой. — Но твоё тело... — Его взгляд скользнул вниз, к дрожащим губам. — Оно умнее.
Она выскочила в коридор, бежала, пока не упёрлась в стену у своей спальни. Сердце колотилось, но не от страха. Внизу живота всё ещё тлел огонь, и когда она провела ладонью по коже, вспомнив прикосновения Дерека, стон вырвался сам.
В темноте, прижав кулак ко рту, она повторила про себя:
Sensus exardesco
.
И содрогнулась.
Глава 3 Игра в провокации
Аудиторию наполнял запах перегоревшего ладана и пыли — будто само помещение затаило дыхание, ожидая взрыва. Мэгги сидела у окна, вцепившись в перо так, что костяшки побелели. Она знала, что Дерек войдет именно сейчас: когда профессор отвернется к доске, чтобы начертить рунический круг. Его шаги, нарочито громкие, отдавались в тишине, как удары молота.
— Смотри-ка, наша провинциальная принцесса снова варит болото, — он остановился за её спиной, бросив взгляд на колбу с мутно-зеленым зельем.
Она не ответила. Сосредоточилась на капле мёда, дрожавшей на краю пипетки.
«
Не дай ему вывести себя»
, — твердила про себя. Но пальцы Дерека легли на её плечо, словно горячие щипцы.
— Может, тебе стоит добавить слезы девственницы? — он наклонился так близко, что губы коснулись её уха. — Или ты уже не подходишь?
Колба разбилась о пол. Зеленые брызги обожгли его сапоги.
— Довольно! — крикнула Мэгги, вскочив. Голос её дрожал, но руки сжались в кулаки.
Профессор Талвин повернулся, сдвинув седые брови.
— Опять вы двое? К ректору!
Кабинет Лорана был погружен в полумрак. На этот раз в курильнице дымились сосновые иглы — резкий, почти хвойный аромат, режущий ноздри.
Мэгги стояла, уставившись в трещину на каменном полу. Она знала, что Дерек улыбается — чувствовала его взгляд на своем затылке, жгучий и насмешливый.
— Виновные, — голос Лорана прозвучал из глубины комнаты. Он вышел из тени, одетый в серый камзол, подчеркивавший ледяную бледность кожи. — Определены.
Дерек фыркнул:
— Она первой бросила колбу.
— Но ты спровоцировал, — Лоран подошел к Мэгги, остановившись так близко, что край его одежды коснулся её руки. — Слабость — позволять собой манипулировать.
Она подняла глаза, встретив его взгляд. Зрачки Лорана были расширены, будто вбирали весь свет комнаты.
— Наказание, — продолжил он, — будет иным.
Дерек замер, бровь дернулась вверх.
— Сегодня вечером, — Лоран повернулся к Мэгги, — ты возьмешь контроль.
Слово «контроль» прозвучало как приговор.
Ночь пришла с туманом, обволокшим академию пеленой. Мэгги шла по коридору, повторяя про себя заклинания, которые Лоран заставил её выучить.
«Приказ должен звучать как истина. Сомнение — твой враг»
. Но её ноги подкашивались, будто вели на эшафот.
Дерек уже ждал в кабинете, развалясь в кресле Лорана. Его рука лежала на спинке, пальцы барабанили по дереву.
— Боишься приказать мне встать? — спросил он, не поворачивая головы.
Лоран появился у двери, словно возник из воздуха.
— Начинайте.
Мэгги вдохнула, пытаясь заглушить стук сердца.
— Сними... камзол, — выдохнула она.
Дерек рассмеялся:
— Что?
— Сними камзол, — повторила она громче, но голос дрогнул на последнем слоге.
Лоран вздохнул, будто усталый учитель.
— Слабость недопустима, — сказал он, приближаясь. — Ты даешь ему власть над собой.
Дерек встал, медленно расстегивая застежки. Его взгляд не отрывался от Мэгги, словно гипнотизируя.
— Хочешь видеть больше? — он сбросил камзол на пол.
Рубашка прилипла к торсу, обрисовывая мышцы.
Она отступила, наткнувшись на край стола.
— Не отводи глаз, — приказал Лоран. — Прикажи ему продолжить.
— Сними... рубашку.
Дерек ухмыльнулся, выполняя приказ. Его кожа блестела в свете масляных ламп, шрам на ключице — след давней дуэли — дернулся, когда он двинулся к ней.
— А теперь что? — он стоял в полуметре, запах его пота смешивался с сосновым дымом. — Прикажи мне коснуться тебя.
Мэгги затряслась. В горле встал ком, но Лоран шагнул за её спину, положив ледяные ладони на её плечи.
— Говори.
— К... коснись меня, — прошептала она.
Дерек протянул руку, проводя пальцем от её виска до подбородка.
— Тепло, — пробормотал он. — Как у котенка, которого вытащили на мороз.
— Положи руку на мою... шею, — выдавила Мэгги, чувствуя, как под пальцами Лорана её кожа покрывается мурашками.
Дерек повиновался, сжав ладонь так, чтобы пульс забился в тонких венах.
— Сильнее? — спросил он, и в голосе впервые прозвучала хрипотца.
Она кивнула, не в силах говорить. Воздух стал густым, как сироп.
— Остановись, — сказал Лоран.
Дерек отпрянул, будто обожженный.
— Ты позволяешь ему диктовать тон, — Лоран развернул Мэгги к себе. Его пальцы впились в её подбородок. — Это не контроль. Это капитуляция.
— Я... не могу...
— Не можешь или боишься? — он наклонился так близко, что их дыхание смешалось. — Страх — это выбор.
Дерек засмеялся где-то за спиной, но смех был нервным, сдавленным.
— Повтори, — Лоран отпустил её, указывая на Дерека. — Но как хозяйка, а не жертва.
Мэгги выпрямилась. Внутри всё горело — от стыда, ярости, чего-то еще, что пульсировало ниже живота.
— Встань на колени, — сказала она. Голос всё ещё дрожал, но теперь в нём слышался металл.
Дерек замер. Усмешка сползла с его лица.
— Ты серьёзно?
— Встань. На. Колени.
Он посмотрел на Лорана, ища поддержки, но ректор молчал.
Медленно, словно каждое движение причиняло боль, Дерек опустился. Камни пола хрустнули под его коленями.
— Теперь, — Мэгги шагнула к нему, — сними мои туфли.
Он замер, взгляд потемнел.
— Ты слышала её, — произнес Лоран. В его голосе прокралась нить одобрения.
Дерек потянулся к шнуровкам её ботинок. Пальцы дрожали — от злости или возбуждения, Мэгги сейчас не разобрала бы. Когда он дотронулся до её лодыжки, она втянула воздух. Его прикосновение обожгло, но она не отстранилась.
— Хорошо, — Лоран подошел, скользя взглядом по её профилю. — Теперь ты понимаешь вкус власти.
Но Мэгги не слушала. Она смотрела, как Дерек, обычно насмешливый и дерзкий, покорно складывает её туфли у ног. Его шея была напряжена, жилы пульсировали.
— Встань, — приказала она.
Он поднялся, закрыв лицо маской безразличия. Но нижняя губа была искусана до крови.
— Урок окончен, — объявил Лоран.
Дерек вышел, не оглядываясь. Мэгги стояла, глядя на свои босые ноги, пока Лоран не прервал тишину:
— Сегодня ты сделала шаг. Но помни: тот, кто играет с огнём... — Он провел рукой над пламенем свечи, не касаясь его. — ...обязан быть готовым сгореть.
Она вышла, не чувствуя под собой пола. В коридоре, за углом, её ждал Дерек.
— Довольна? — спросил он, и в его голосе не было насмешки. Только хриплый шепот.
Мэгги прошла мимо, не отвечая. Но когда она сжала кулаки, под ногтями остались следы при воспоминаний его касаний, когда он снимал туфли.
Глава 4 Трещина в маске
Туман, принесенный с болот, обволок академию серой пеленой. Мэгги шла по библиотеке, перебирая пальцами корешки книг.
Её взгляд скользил по названиям, но мысли кружились вокруг одного: как сегодня Лоран поправил ей платок на шее, когда она роняла пергамент. Его перчатка задержалась на миг дольше, чем следовало. Или ей показалось?
— Ищешь что-то о том, как скрывать румянец? — Дерек вынырнул из-за стеллажа, держа в руках книгу с обугленными краями. — Или о том, как читать мысли ледяных ректоров?
Она не ответила, потянувшись за фолиантом на верхней полке. Рукава платья сползли, обнажив запястья.
— Он смотрит на тебя, — Дерек приблизился, уперев ладонь в полку над её головой. — Когда ты краснеешь, его взгляд падает сюда. — Палец скользнул по её шее, едва касаясь кожи.
Мэгги дернулась, книга с грохотом упала на пол.
— Не ври, — прошептала она, но сердце забилось чаще.
— Лоран — не святой, — он наклонился, губы в сантиметре от её уха. — Он просто лучше маскируется.
Кто-то кашлянул в конце ряда. Мэгги отпрянула, наткнувшись на Дерека. Его руки обхватили её талию, задержавшись на долю секунды.
— Будь осторожна, — он отпустил её, подмигнув. — Ледяные горы тают незаметно... пока не сойдут лавиной.
Вечером Мэгги стояла перед зеркалом в своей комнате, вглядываясь в отражение. Пальцы дрожали, расстегивая шнуровку платья. Она наклонилась, пытаясь разглядеть ту самую шею — обычную, с родинкой у основания. Что в ней могло привлечь Лорана?
«Он тоже хочет тебя»
.
Слова Дерека жгли, как угли. Она провела ладонью по коже, представив, что это чьи-то пальцы — гладкие, в перчатках из мягкой кожи.
— Глупости, — вслух сказала она, хватаясь за кувшин с водой.
Но жидкость расплескалась, облив грудь. Холодок заставил её ахнуть, и в этот момент в дверь постучали.
Лоран стоял на пороге с папкой пергаментов. Его взгляд скользнул по мокрому платью, но тут же вернулся к её глазам.
— Ваше эссе о подавлении желаний, — он протянул документы. — Интересные... выводы.
Мэгги взяла листы, стараясь прикрыть влажную ткань. Его перчатка зацепилась за край платья.
— Вы считаете, что аскеза — единственный путь? — спросил он, не убирая руку.
— Я... не уверена.
— Странно, — он шагнул в комнату, дверь закрылась сама собой. — Вчера вы демонстрировали обратное.
Она отступила к столу, чувствуя, как спина упирается в холодное дерево. Лоран приближался медленно, как хищник, дающий жертве шанс убежать.
— Вы позволили Дереку встать на колени, — продолжал он. — Но запретили себе наслаждаться этим. Почему?
— Это было наказание, — прошептала Мэгги.
— Ложь, — он упёрся руками о стол по бокам от неё. — Вы чувствовали совсем не это.
Его дыхание пахло мятой и чем-то горьким — как полынь. Мэгги сжала край стола, пытаясь подавить дрожь.
— Что вы хотите услышать? — голос её сорвался.
Лоран наклонился, и его губы почти коснулись её щеки:
— Правду.
Дверь распахнулась. Дерек застыл на пороге с бутылью вина в руке.
— О, — он скривился в улыбке. — Я помешал?
Лоран отстранился, выпрямившись. Его лицо снова стало маской.
— Нет. Мы закончили.
Когда он вышел, Дерек прислонился к косяку:
— Лавина начинается с маленькой трещины.
Ночью Мэгги проснулась от жара. Тело вспотело, простыни прилипли к коже. Она встала, подошла к окну, распахнула ставни. Лунный свет упал на шею, и она вдруг ясно представила, как чьи-то губы касаются того места, где пульсирует жила.
— Не он, — прошептала она, закрывая глаза.
Но в темноте возникли два образа: Дерек, смеющийся и дерзкий, и Лоран — холодный, с горящим взглядом.
Утром, на лекции по истории магии, она поймала себя на том, что ищет в толпе серебристые пряди Лорана. Когда их взгляды встретились, он медленно провел языком по нижней губе, словно пробуя вкус её замешательства.
Дерек, сидевший сзади, наклонился вперёд:
— Видишь? Он уже начал.
Мэгги не ответила. Но когда она подняла руку, чтобы поправить волосы, то намеренно обнажила шею.
В углу зала что-то звонко упало. Лоран, ронявший редко что-либо, поднимал серебряное перо, и его пальцы дрожали.
Глава 5 Конфликт в библиотеке
Библиотека академии тонула в сизых сумерках. Стеллажи, словно древние стражи, вытягивались к сводчатому потолку, их дерево скрипело под тяжестью вековых тайн. Мэгги прижала к груди книгу в кожаном переплете — «Аскеза и трансценденция: цепи желаний». Страницы пахли плесенью и лавандой, будто кто-то пытался задушить истину благоуханием.
Она устроилась в нише за статуей плачущего ангела, где свет масляных ламп не доставал. Но тени предательски шевелились.
— Нашла себе подходящее чтиво, — голос Дерека прозвучал прямо над ухом.
Она вздрогнула, едва не выронив фолиант. Он стоял, прислонившись к стене, в руках — яблоко с надкусанной мякотью, сочащейся соком.
— Оставь меня, — прошептала Мэгги, прижимая книгу к груди.
— Боишься, что слова сожгут пальцы? — Дерек бросил яблоко в сумку, вытирая ладонь о камзол. — Или что узнаешь о себе слишком много?
Он выхватил книгу, листая страницы с преувеличенной небрежностью.
— «Подавление телесных импульсов через медитацию боли», — прочел он вслух, и каждое слово падало, как камень в воду. — Тебе нравится страдать?
— Верни! — Мэгги вскочила, но он поднял руку выше, смеясь.
— Или, может, ты просто хочешь, чтобы
он
увидел, как ты мучаешься? — Дерек шагнул вперёд, загоняя её в угол. — Лоран обожает таких — разбитых, но упрямых.
Она ударила его ладонью в грудь. Книга упала, страницы захлопнулись с глухим стуком.
— Ты ничего не понимаешь! — выкрикнула Мэгги, голос сорвался на визгливый шёпот.
— Понимаю, что ты прячешься здесь, вместо того чтобы признать...
— Признать что?
Они замерли, дыхание сплетаясь в яростный танец. Дерек вдруг схватил её запястье, прижав к полке.
— Что тебе нравится, когда мы...
— Довольно.
Лоран стоял в конце прохода, его серебристые волосы сливались с полумраком. В руках он держал свиток, но пальцы сжимали его так, что сухожилия выступили белыми полосами.
— Библиотека — не место для скотских игр, — произнёс он, и каждый слог звенел, как удар клинка.
Дерек отпустил Мэгги, но не отступил.
— Мы просто... обсуждали литературу.
— Враньё, — Лоран бросил свиток на стол. Пергамент развернулся, обнажив чертежи запретных рун. — Вечером я решу, как наказать
обоих
.
Кабинет ректора был освещён кроваво-красными свечами. Их воск стекал на черепа, украшавшие камин, — трофеи древних магических войн. Мэгги стояла, скрестив руки на груди, стараясь не смотреть на железные кольца, вмурованные в стену.
— Вы перешли черту, — Лоран ходил вокруг них, как хищник. — Но сегодня... я изменю правила.
Дерек напрягся.
— Мэгги, — ректор остановился перед ней, — ты будешь лишена права голоса.
Он щёлкнул пальцами. Цепи из теней обвили её запястья, приковав к металлическому обручу на стене. Холодное железо жгло кожу.
— А ты, — Лоран повернулся к Дереку, — будешь целовать её.
Мэгги ахнула.
— Пока она не перестанет... — Лоран подошёл вплотную к Дереку, — ...
притворяться
, что сопротивляется.
Дерек засмеялся нервно:
— Это шутка?
— Ты смел. Но глуп.
Лоран толкнул его к Мэгги. Она дёрнулась, цепи зазвенели.
— Начинай.
Дерек медленно поднёс руку к её лицу. Мэгги отвернулась, но он схватил её за подбородок.
— Не заставляй меня, — прошептал он, и в его глазах вспыхнуло что-то похожее на боль.
— Делай, что велят, — прошипела она.
Первый поцелуй был грубым — губы Дерека врезались в её, зубы задели мягкую плоть. Мэгги стиснула веки, пытаясь отстраниться, но цепи впивались в запястья.
— Не борись, — пробормотал он, целуя её снова. На этот раз медленнее, проводя языком по нижней губе.
Она пыталась сохранить неподвижность, но тело предавало — грудь вздымалась, соприкасаясь с его камзолом.
— Лоран, остановите это! — крикнула она.
Но ректор стоял у окна, наблюдая, как лунный свет скользит по их силуэтам.
Дерек прижался к ней всем телом. Его ладонь скользнула под платье, обхватив бедро.
— Ты горячая, — прошептал он.
— Ненавижу тебя, — выдохнула Мэгги, но её голос звучал прерывисто.
— Ври дальше.
Его пальцы впились в её кожу, и она застонала — не от желания, от ярости. Но звук вышел слишком мягким, слишком... женственным. Дерек поймал её губы снова, теперь уже глубже, настойчивее. Его язык обжигал, смешиваясь со вкусом её стыда.
Мэгги чувствовала, как её колени подкашиваются. Цепи держали её на ногах, но тело стало ватным.
— Довольно, — внезапно сказал Лоран.
Дерек отпрянул, вытирая рот тыльной стороной ладони. Его губы блестели.
— Она ещё не...
— Достаточно, — ректор подошёл к Мэгги, изучая её лицо. — Видишь? Ты почти перестала бороться.
Она плюнула ему в лицо.
Тишина повисла, как лезвие на нитке. Лоран медленно достал платок, вытер щёку.
— Завтра, — сказал он, расстёгивая цепи, — ты будешь благодарна за этот урок.
Мэгги выбежала, не оглядываясь. В коридоре она упала на колени, скребя губы рукавом, пока кожа не запылала. Но вкус Дерека — дымный, с примесью яблока — не исчезал.
Дерек нашёл её у фонтана.
— Ты права, — он сел рядом, бросая камешек в воду. — Ненавидь меня.
— Я не...
— Но когда он приказал... — Дерек повернулся к ней, лицо исказила гримаса. — Я хотел этого.
Он ушёл, оставив её с дрожью в животе и странным чувством пустоты.
Глава 6 Признание телу
Лаборатория пахла перегоревшим аметистом и потом. Мэгги стояла у стола, дрожащими руками переливая фиолетовую жидкость из реторты в колбу. Зелье должно было успокаивать, но её мысли метались, как пойманные в ловушку мотыльки. Тело всё помнило — прикосновения Дерека, цепи, его губы. И тот момент, когда её колени подкосились не от боли...
— Ты сегодня особенно бледна, — Дерек возник за её спиной, бросив на стол ветку белены. — Или это новый способ соблазнять ректора?
Она не ответила. Капля зелья упала на руку, оставив розовый ожог.
— Молчишь? — Он облокотился о стол, перекрывая свет от окна. — Может, тебе понравилось вчерашнее «наказание»?
Мэгги резко обернулась, и колба выскользнула из рук. Стекло разбилось, брызги обожгли подол платья.
— Прекрати! — крикнула она, но голос дрогнул.
Дерек схватил её за запястье, прижимая к полке с банками сушёных змей.
— Ты застонала. Громко.
— Это... не...
— Лжешь, — он прижался так близко, что пряжка его пояса врезалась ей в живот. — Ты кончила бы, если б он не остановил.
Профессор Талвин вошёл, хлопнув дверью.
— Вы двое! К ректору! Сейчас же!
Кабинет Лорана был затянут сизым дымом. В курильнице тлели чёрные лепестки, их аромат напоминал горелую кожу. Мэгги стояла, скрестив руки, стараясь не смотреть на кожаные наручники, свисавшие со стены.
— Повторяете ошибки, — Лоран писал что-то пером, даже не поднимая головы. — Но сегодня... мы углубимся.
Дерек прислонился к дверному косяку, играя кинжалом.
— Свяжете её или дадите мне свободу действий?
— Молчи, — ректор встал, подойдя к Мэгги. Его перчатка коснулся её горла, скользнув вниз, к вырезу платья. — Ты боишься собственного тела.
Она отстранилась, но Лоран щёлкнул пальцами. Невидимые силы прижали её к столу. Тёплая древесина впивалась в поясницу.
— Дерек, — Лоран не сводил с неё глаз, — сними с неё платье.
— С удовольствием, — тот шагнул вперёд, лезвие блеснуло.
Мэгги закричала, когда холодный металл скользнул по шнуровке спереди. Ткань расползлась, обнажая живот, рёбра, грудь. Воздух ударил в кожу, но стыд жёг сильнее.
— Теперь, — Лоран сел в кресло, скрестив ноги, — ласкай её. Пока не поймёшь, где кончается ненависть.
Дерек провёл лезвием по внутренней стороне её бедра. Мэгги вздрогнула, но крик застрял в горле, когда он уронил кинжал и прижался губами к шраму у её колена.
— Не... — она задрожала, но руки были прикованы магией к столу.
Его поцелуи поднимались выше, обжигая кожу. Зубы впились в мягкую плоть бедра, ладонь сжала грудь. Мэгги выгнулась, пытаясь вырваться, но её тело ответило предательской волной тепла.
— Прекрати, — прошептала она, но Дерек лишь засмеялся, дыша на влажную кожу у её пупка.
— Ты уже мокрая, — он провёл пальцем между ног, и она закусила губу до крови.
Лоран встал, подойдя вплотную. Его тень накрыла их, как крыло.
— Почему ты сопротивляешься? — спросил он, гладя перчаткой по её щеке. — Твоё тело умоляет о милости.
Дерек впился губами в её шею, рука скользнула глубже. Мэгги застонала, ноги сами раздвинулись шире.
— Нет... — она молила, но уже не понимала, к кому — к ним или к себе.
Волна накатила внезапно. Сперва — спазм в животе, затем жар, разлившийся от копчика до макушки. Она закричала, не в силах сдержаться, спина выгнулась так, что стол затрещал.
Дерек отстранился, смеясь сдавленно:
— Ну наконец-то!
Но Лоран схватил его за горло, прижав к стене.
— Это не победа, — прошипел он. — Это первый урок.
Мэгги лежала, всхлипывая, слёзы стекали на стол. Её тело всё ещё пульсировало, стыд и наслаждение сплетались в невыносимый клубок.
— Исчезни, — бросил Лоран Дереку. — И запомни: следующий раз ты будешь наблюдать.
Когда дверь захлопнулась, ректор остался с Мэгги один. Он накрыл её дрожащее тело своим плащом, но не ушёл.
— Теперь ты знаешь, — прошептал он, стирая слезу с её щеки, — что даже боль может стать дверью.
Она хотела плюнуть ему в лицо, но вместо этого вцепилась зубами в его перчатку. Лоран не отдернул руку.
— Ненавижу вас, — выдавила Мэгги.
— Нет, — он высвободил пальцы, оставляя на её губах кровавую царапину. — Ты боишься, что это повторится.
Глава 7 Соблазн наблюдателя
Рассвет застал Мэгги в своей келье, скрюченной на узкой кровати. Сны приходили обрывками: губы Дерека, холод цепей, пальцы Лорана, стирающие слезу. Она проснулась с сухостью во рту и тяжестью внизу живота – навязчивым эхом вчерашнего унижения.
«Ты кончила бы, если б он не остановил»
. Слова Дерека жгли сильнее, чем стыд. Потому что это была правда.
Умываясь ледяной водой, она заметила пергамент, просунутый под дверь. Ни печати, ни подписи – только три строки, выведенные знакомым острым почерком:
«Кабинет ректора. Полночь.
Явка обязательна.
Одежда: рубаха. Босиком».
Мэгги сжала листок. Рубаха. Та самая, грубая, из небеленого льна – униформа для наказаний. Значит, Лоран не удовлетворился вчерашним «уроком». Значит, Дерек снова ее подвел? Или
она
не показала достаточно «смирения»?
Гнев закипел в груди, но следом – предательская волна тепла. Тело помнило прикосновения. Помнило и… ждало повторения? Она швырнула пергамент в очаг, но он не загорелся, лишь почернел по краям – заколдованный.
День прошел в нервном ожидании. На лекциях Дерек избегал ее взгляда, его обычно насмешливый вид сменился угрюмой сосредоточенностью. Когда профессор Талвин отчитал его за неверное заклинание, он даже не огрызнулся.
Мэгги ловила на себе взгляд Лорана во время обхода – оценивающий, тяжелый, как гиря. Он
знал
. Знал, что ее тело откликнулось. И этот знак был для него не концом, а началом нового этапа игры.
Когда колокол пробил полночь, Мэгги стояла перед тяжелой дверью кабинета в той самой рубахе. Ткань казалась тоньше паутины, открывая очертания бедер, груди. Босые ноги мерзли на каменном полу. Она глубоко вдохнула, собирая остатки гордости, и вошла.
Кабинет Лорана напоминал склеп, оживший под дыханием греха
.
Воздух был густ от дыма, струившегося из бронзового жаровенника на столе – смесь полыни и ладана, горького и сладкого, как сама эта игра. Лоран уже ждал, откинувшись в кресле. Его перчатки лежали рядом с кинжалом на столе, бледные пальцы постукивали по рукояти.
Дерек уже был здесь. Он прислонился к стене у двери, скрестив руки. Но его поза была неестественно напряженной, будто пружина, готовая распрямиться при первом хрусте костей. Его взгляд скользнул по Мэгги – от босых ног до распущенных волос – и задержался на мгновение, в глазах мелькнуло что-то вроде... вины? Или злости? Она не стала разбираться.
— Вовремя, — произнес Лоран. Голос был ровным, но в нем чувствовалось скрытое напряжение, как у охотника перед выстрелом. — Сегодня, Мэгги, ты будешь... откровенна.
Он жестом велел ей выйти на середину комнаты. Холод камня проникал в ступни, заставляя съежиться.
— Опиши, — продолжил он, его бледные пальцы перестали стучать, замерли на рукояти кинжала. — Что чувствуешь. Сейчас. Каждую деталь. Громко.
Мэгги инстинктивно обняла себя за плечи, пытаясь спрятаться под тонкой тканью.
Мэгги инстинктивно обняла себя за плечи, пытаясь спрятаться под тонкой тканью.
— Руки вниз, — Лоран щелкнул языком. Звук был резким, как удар хлыста.
Она опустила руки, стиснув кулаки. Рубаха скользила по бедрам, холодный воздух ласкал кожу, но внутри все горело – от стыда, от гнева, от чего-то еще, что пульсировало внизу живота.
— Начинай, — приказал Лоран. Его взгляд был неумолим, как у хищного ястреба.
Мэгги заставила себя поднять руку. Пальцы дрожали, когда она коснулась живота. Там был шрам – розовый, неровный след от ожога зельем недельной давности. Под ее прикосновением кожа вздрагивала.
— Кожа... горит, — прошептала она, голос сорвался.
— Громче, — потребовал Лоран, не отрывая глаз.
— Как будто под ней... угли. — Она коснулась рёбер, чуть ниже груди. — Здесь... сжимается.
Дерек закашлялся, поправляя воротник. Лоран бросил на него ледяной взгляд.
— Продолжай.
Мэгги закрыла глаза. Пальцы дрожали, скользя ниже, к тому месту, где начиналась дрожь.
— Бёдра... — голос её сорвался. — Мягкие. Как... как тесто перед выпечкой.
Лоран наклонился вперёд, подбородок опёрся на сцепленные пальцы.
— И что же ты хочешь замесить?
Дерек резко выпрямился.
— Лоран, чёрт возьми...
— Молчать! — ректор ударил кулаком по подлокотнику.
Мэгги вжалась в плечи, но пальцы, вопреки воле, продолжили путь.
— Между ног... — она сглотнула, — ...жарко. Как в кузнице.
— Войди туда, — Лоран встал, медленно обходя её. — Покажи, как плавится сталь.
Слёзы выступили на глазах, но тело уже не слушалось. Два пальца скользнули под рубаху, коснувшись влажной кожи. Она ахнула.
— Густо... липко... — слова вырывались прерывисто. — Как мёд... из нагретого солнцем улья.
Дерек шагнул вперёд, лицо исказилось.
— Хватит! Она едва дышит!
Лоран повернулся к нему стремительно, как змея.
— Ты забываешь, кто здесь судья?
— А ты забываешь, что она не кукла! — Дерек схватил ректора за запястье.
Тишина взорвалась звоном стали — кинжал Лорана упёрся в горло Дерека.
— Ещё слово, и ты будешь лизать её следы с пола, — прошипел ректор.
Мэгги упала на колени, рыдая. Рубаха сползла, обнажая спину, по которой бежали мурашки.
— Довольно... — прошептала она, но Лоран уже стоял над ней.
— Ты видела его ярость? — он присел, поднимая её подбородок. — Он хочет тебя, но боится признаться.
Дерек выругался, выбегая из комнаты. Дверь захлопнулась с таким грохотом, что со стены упала карта древних королевств.
Лоран провёл пальцем по её щеке, стирая слезу.
— Ты научилась описывать желание. Но не научилась его принимать.
Он ушёл, оставив её на холодном полу. Мэгги прижала ладонь к груди, пытаясь унять бешеный стук сердца. Внизу живота всё ещё пульсировало, напоминая о предательстве тела.
У фонтана во дворе она нашла Дерека. Он сидел, швыряя камни в статуи основателей академии.
— Зачем ты вступился? — спросила Мэгги.
— Не знаю, — он бросил очередной камень. — Может, потому что ты плакала.
— Я не плакала.
— Врёшь, — он встал, подойдя вплотную. — Твои слёзы пахли иначе. Не как от боли.
Она хотела ударить его, но вместо этого вцепилась в его камзол.
— Ненавижу тебя.
— Знаю, — Дерек прижал её ладонь к своей груди. Сердце билось так же часто, как её. — Но это не всё, правда?
Лунный свет упал на их сплетённые пальцы. Где-то в глубине академии звякнул колокол, отсчитывая полночь.
Глава 8 Страсть и пергамент
Комната Мэгги пахла сушёной лавандой и пылью. Лучи закатного солнца пробивались сквозь щели в ставнях, рисуя на стенах полосы, похожие на следы когтей. Она сидела на кровати, перебирая страницы учебника по защитным рунам, когда заметила уголок пергамента, торчащий из-под подушки. Поначалу подумала — забытые заметки. Но когда развернула, пальцы сами сжались, будто обжигаясь.
На рисунке, выполненном углём и кроваво-красной акварелью, она была изображена обнажённой. Её спина выгнута, пальцы вцепились в скатерть стола Лорана. А он стоял за ней, одетый, с перчаткой, затянутой вокруг её горла.
Художник уделил внимание деталям: капли пота на её шее, полуоткрытый рот, складки мантии ректора, обвисшие как крылья летучей мыши. В углу — надпись:
«Скоро все узнают, что ты его шлюха»
.
Воздух стал густым, как кисель. Мэгги вскочила, скомкав пергамент, но тут же разгладила его дрожащими пальцами. Чернила пахли железом и чем-то кислым — как будто в них добавили уксус.
Дверь распахнулась. Вошёл Дерек, держа в руках бутыль с мутным зельем.
— Талвин сказал, ты не взяла... — он замолчал, увидев её лицо. — Что случилось?
Она швырнула рисунок ему в грудь. Пергамент упал на пол, развернувшись как предатель.
— Это твоя работа? — голос её звучал хрипло, будто ржавая цепь.
Дерек поднял лист, щурясь. Его брови поползли вверх, но усмешка не появилась.
— Талантливо, — пробормотал он. — Но я бы добавил больше теней на...
— Ты это нарисовал! — Мэгги вцепилась ему в воротник, тряся так, что пуговицы отлетели на каменный пол. — Зачем?!
Он схватил её за запястья, но не оттолкнул.
— Чтобы встряхнуть тебя. Ты всё время смотришь на него, будто он бог, а я...
— Ты ненавистный червь! — она ударила его ладонью по щеке.
Звук хлопка отозвался эхом в узкой комнате.
Дерек замер. Красное пятно расплывалось на его скуле, как вино на скатерти.
— Да, я это сделал, — выдохнул он. — Потому что ты смотришь на него, а не на меня!
Его губы впились в её, грубо, с кровяным привкусом. Мэгги отшатнулась, но он прижал её к стене, срывая шнуровку платья. Ткань порвалась с треском, словно расступались воды моря.
— Ты хочешь его? — он кусал её шею, оставляя синяки-метки. — Тогда стань его! Но знай — это
я
заставлю тебя кричать!
Мэгги царапала его спину, но тело предательски отвечало на прикосновения. Дерек поднял её, швырнув на кровать. Соломенный тюфяк хрустнул, словно состоял из костей.
— Ненавижу тебя, — шептала она, но её ноги обвились вокруг его бёдер.
— Ври, — он вонзил пальцы в её волосы, прижимая голову к подушке. — Ты пылаешь не от ненависти.
Их дыхание сплелось в яростный дуэт. Дерек срывал с себя одежду, кожа его горела, как раскалённая броня. Мэгги кусала губы, чтобы не застонать, но когда он вошёл в неё, крик сорвался сам — громкий, хриплый, полный ярости и чего-то ещё, что не имело имени.
После, когда её грудь вздымалась, а на лбу блестел пот, Дерек провёл пальцем по её щеке.
— Теперь ты пахнешь мной, — прошептал он. — Смой это, если сможешь.
Он ушёл, оставив дверь открытой. Мэгги лежала, глядя на потолок, где трещина в штукатурке напоминала контур шрама Лорана.
Внизу, во дворе, Дерек разбил пустую бутыль о стену. Стекло рассыпалось звёздами, но Мэгги даже не пошевелилась.
Только когда луна поднялась высоко, она нашла силы встать. Вода в кувшине была ледяной. Мэгги окунула руки, стирая с кожи следы Дерека, но запах его смеси — дёготь и яблоки — въелся в поры.
Под кроватью блеснуло что-то. Она достала разбитую рамку с миниатюрой — подарок матери на совершеннолетие. Стекло треснуло ровно посередине её лица.
Где-то за стеной зазвучали шаги. Медленные, мерные, с лёгким скрипом кожаных сапог. Лоран шёл по коридору, как всегда — в час ночных обходов.
Мэгги прижала окровавленную губу к холодному стеклу, слушая, как его шаги замерли у её двери. Сердце забилось, но дверь не открылась.
Только утром она заметила, что пергамент с рисунком исчез. А на подоконнике лежал чёрный лепесток — из тех, что Лоран сжигал в своей курильнице.
Глава 9 Войти во вкус
Пустой класс пах мелом и пылью веков. На стенах потускнели фрески с изображением древних битв — маги в развевающихся мантиях застыли в вечном порыве, их заклинания превратились в трещины на штукатурке. Мэгги стояла у доски, стирая ладонью остатки рун. На стекле закат плелся багровым вином, заливая комнату светом, похожим на старую кровь.
— Ты сегодня особенно нервная, — Дерек сидел на учительском столе, болтая ногами. — Или это новый фетиш — быть пойманной?
Она швырнула в него тряпкой, но он поймал её на лету.
— Уйди.
— Нет, — он спрыгнул, приближаясь. — Я вхожу во вкус этой игры.
Его пальцы обвили её запястье, прижимая ладонь к доске. Мел крошился, оседая белым снегом на рукаве.
— Дерек...
— Ш-ш-ш, — он прижался губами к её виску. — Ты же хочешь, чтобы он увидел.
Дверь распахнулась. Лоран замер на пороге, его тень легла на них, как саван.
— Какая трогательная сцена, — произнёс он, но голос звучал глухо, будто сквозь вату.
Дерек не отпустил Мэгги, только повернул голову:
— Присоединишься или будешь как всегда наблюдать?
Лоран вошёл, закрыв дверь щелчком пальцев. В воздухе запахло грозой — озоном и жжёной шерстью.
— Предлагаю эксперимент, — он сел за парту в первом ряду, сняв перчатки. Бледные руки лежали на столе, будто мраморные изваяния. — Соблазни её так, чтобы
я
потерял контроль.
Дерек фыркнул, но Мэгги почуяла, как его пальцы дрогнули на её талии.
— Ты уверен, старик? — он провёл языком по её шее, целуя место за ухом. — Не каждый выдержит такое шоу.
— Начинай, — Лоран откинулся на спинку, но его ноги были напряжены, готовы вскочить.
Дерек развернул Мэгги лицом к Лорану. Его пальцы впились в её бёдра, заставляя шагнуть ближе к партам.
— Смотри на него, — прошептал он ей в ухо. — И представляй, что это его руки.
Она попыталась закрыть глаза, но Дерек укусил мочку:
— Не смей.
Лоран сидел неподвижно, только жила на шее пульсировала в такт их дыханию.
Дерек развязал шнуровку её корсета. Ткань соскользнула на пол, обнажив кожу, покрытую гусиной кожей. Его ладони скользнули вверх, сжимая грудь, большие пальцы водили по соскам. Мэгги ахнула, откинув голову.
— Она любит, когда грубо, — Дерек говорил громко, нарочито, как торговец на рынке. — Но ты же знаешь, да?
Лоран не ответил. Его пальцы вцепились в край парты, белея на фоне тёмного дерева.
Дерек опустился на колени, оттягивая край юбки. Мэгги упёрлась ладонями в доску, меловая пыль въедалась в кожу.
— Остановись... — прошептала она, но бёдра сами подались вперёд.
— Ты же хочешь, чтобы он видел, — Дерек прижал лицо к её животу, вдыхая резко. — Какая ты мокрая из-за нас обоих.
Лоран встал. Стул с грохотом упал на каменный пол.
— Хватит.
Но Дерек продолжал, целуя внутреннюю сторону бедра. Мэгги сжала зубы, чтобы не застонать, но звук вырвался, когда его язык коснулся самой чувствительной точки.
— Я сказал, хватит! — Лоран рванулся вперёд, хватая Дерека за волосы.
Тот отстранился, утирая рот тыльной стороной ладони.
— Проиграл, — усмехнулся он, но голос дрожал.
Лоран дышал неровно, его идеально уложенные волосы спали на лоб. Он шагнул к Мэгги, всё ещё прижатой к доске.
— Ты... — он поднял руку, будто хотел ударить, но коснулся её щеки. — Проклятая.
Его пальцы дрожали. Мэгги вдруг поняла — это не гнев, это нечто другое.
— Урок окончен, — Лоран развернулся, хлопнув дверью так, что с потолка посыпалась штукатурка.
Дерек поднял корсет, протягивая его Мэгги.
— Почему ты остановился? — спросила она, не двигаясь.
— Потому что... — он отвернулся, поправляя манжет. — Сегодня я хотел победить его, а не тебя.
На полу, у парты Лорана, валялся смятый пергамент. Мэгги развернула его — набросок её тела, дрожащего в экстазе. Рука художника дрогнула на контуре бедра, оставив кляксу.
Дерек вышел, оставив дверь открытой. Мэгги стояла, глядя на закат, превращавшийся в синеву. Где-то вдалеке завыл ветер, словно предвещая бурю.
Глава 10 Капля терпения
Ночь втягивала академию в свою чернильную утробу. Коридоры, днём звонкие от шагов и споров, теперь дышали тишиной, прерываемой лишь скрипом старых балок. Шаги Мэгги пальцы тонули в ледяной сырости каменного пола. За каждым поворотом мерещились тени, цеплявшиеся за платье, но она не останавливалась. Дверь кабинета Лорана была приоткрыта — щель, как рана, из которой сочился янтарный свет.
Он сидел за столом, погружённый в пергаменты. Свечи в канделябрах горели низко, оплывший воск стекал на череп дракона, служивший подсвечником.
— Вы научили меня стыду, — голос Мэгги разбил тишину, как молот стекло. — Теперь научите... не бояться.
Лоран не поднял головы. Только перо замерло над строкой, оставив кляксу.
— Страх — лучший учитель.
— Тогда почему вы никогда не боитесь? — она шагнула в круг света.
Наконец он посмотрел на неё. Глаза, обычно холодные как озерный лёд, отражали дрожь пламени.
— Разденьтесь.
Мэгги вдохнула так, что закружилась голова. Пальцы дрожали, развязывая шнуровку корсета. Ткань падала на пол шепотом — словно листья с мёртвого дерева. Лоран наблюдал, не мигая, пока она не осталась в одной прозрачной рубашке,.
— Теперь опишите фантазию. Ту, что заставляет вас дрожать по ночам.
Она сглотнула. В горле стоял ком, но слова прорвались:
— Я... в библиотеке. Кто-то связывает мне руки ремнём от старых фолиантов. Губы... не его. Чужие. Тёплые. Они...
— Конкретнее, — Лоран встал, обходя стол. Его тень поглотила её.
— Они целуют там, где... где я даже не дотрагиваюсь. А я не вижу лица. Только руки в перчатках... ваших перчатках.
Тишина сгустилась. Лоран поднял дрожащую руку, будто хотел коснуться её волос, но сжал в кулак.
— Продолжайте.
— Он... вы... заставляете меня читать вслух похабные стихи. Каждое слово обжигает, но я не могу остановиться. Потому что... — голос её сорвался.
— Потому что?
— Потому что тогда вы перестанете... трогать меня.
Лоран резко отвернулся. Его плечи дёрнулись под мантией, будто под кожей билось чужое сердце.
— И дальше? — спросил он, стиснув спинку кресла.
— Вы срываете с меня последнюю ткань. Не для того, чтобы унизить. Чтобы... чтобы увидеть, как я расцветаю от стыда.
Свеча погасла, задутая внезапным сквозняком. В синеве лунного света Лоран казался призраком — бледным, почти прозрачным.
— И что же я делаю потом? — его голос дрогнул, смешавшись с шелестом пергаментов.
— Вы... — Мэгги шагнула вперёд, рубаха скользнула с плеча. — Приказываете мне встать на колени. Но не перед вами. Перед зеркалом. Чтобы я видела, как... как предаёт моё тело.
Он застонал. Звук, низкий и животный, вырвался помимо воли. Его пальцы впились в её плечи, отбрасывая к стене. Книги рухнули с полок, рассыпая облако пыли.
— Это был тест, — прошипел он, дыхание пахло полынью и гневом. — И вы провалили.
Мэгги засмеялась. Горько, с хрипотцой.
Мэгги засмеялась. Горько, с хрипотцой.
— Врёте. Вы жаждете.
Лоран отшвырнул её к двери. Она ударилась спиной о косяк, но не закричала.
— Убирайтесь!
— Боитесь, что я увижу? — она поднялась, придерживая вывихнутое запястье. — Что великий ректор тоже человек?
Он бросил в неё подсвечником. Бронза просвистела в сантиметре от виска, вонзившись в дверь.
— ВОН!
Мэгги вышла, не поправив одежду. По коридору ветер гнал осенние листья — мёртвые, шуршащие, похожие на обугленные страницы. У своей комнаты она обернулась. На стене напротив, в луже лунного света, чётко виднелся силуэт Лорана. Он бил кулаком по полкам, пока книги не превратились в дождь из клочьев.
Утром она получила запечатанный конверт. Внутри лежал обрывок пергамента с единственной строкой:
«Страх — это когда ты хочешь убежать даже от себя»
.
Под окном, в кустах шиповника, Мэгги нашла его перчатку. Кожа была разорвана, как будто кто-то рвал её зубами.
Глава 11 Без масок
Дождь стучал в витражные окна библиотеки, превращая свинцовые переплёты в решётки из жидкого серебра. Мэгги сидела на полу между стеллажами с запретными трактатами, прижав колени к груди. Слёзы оставляли солёные дорожки на щеках, вторя дождевой воде, струившейся по окнам. Она сжимала в руках обрывок пергамента — тот самый рисунок, — пытаясь порвать его, но пальцы не слушались.
Шаги заглушал ковёр из шкур горгулий. Дерек стоял в проходе, мокрый камзол прилип к торсу, обрисовывая мускулы.
— Ищешь способ сжечь его призрака? — спросил он, но голос звучал не насмешливо, а устало.
Мэгги швырнула в него смятый пергамент.
— Уйди!
Он поймал лист, разгладил ладонью. На рисунке её тело всё ещё изгибалось в немом крике.
— Я мог бы нарисовать лучше, — произнёс Дерек неожиданно тихо. — Но боялся, что ты увидишь правду.
— Какую? Что я шлюха?
— Что ты живая.
Он опустился рядом, откинув мокрые волосы со лба. Запах дождя и кожи смешался с пылью старых книг.
— Помнишь нашу первую ссору? Ты пролила зелье мне на сапоги, а я назвал тебя провинциальной крысой. — Его палец коснулся её запястья. — Ты покраснела так, будто внутри тебя взошло солнце. И я понял — хочу видеть этот огонь снова.
Мэгги засмеялась сквозь слёзы:
— Ты издеваешься.
— Нет. — Он повернул её лицо к себе. Капли дождя стекали по его скулам, как слезы. — Я влюбился в тебя с первого «ненавижу».
Её дыхание спёрло. Дерек прижал ладонь к её груди, где сердце билось, как пойманная птица.
— Ври больше...
— Никогда тебе не врал. Притворялся подлецом — да. Но это... — Он провёл большим пальцем по её нижней губе. — Это настоящее.
Их губы встретились без ярости, без борьбы. Поцелуй был медленным, исследующим, будто они читали друг друга впервые. Мэгги вскрикнула, когда Дерек приподнял её, усадив на стол со свитками. Пергаменты зашуршали под её бёдрами, как недовольные духи.
— Не как наказание, — прошептал он, сбрасывая мокрый камзол. — Как дар.
Его руки были нежны, когда они сняли с неё платье. Мэгги впервые не пыталась закрыться, не стискивала зубы. Она вела его ладонь к своей груди, к животу, ниже — туда, где пульсация звала сильнее слов.
Дерек вошёл в неё с благоговением, будто прикасался к святыне. Их ритм совпадал с ударами дождя по стеклу — неистово, но без спешки. Мэгги впилась пальцами в его спину, не чтобы причинить боль, а чтобы удержать момент.
— Я... — она начала, но он закрыл её рот поцелуем.
— Просто чувствуй.
Они двигались, пока волны наслаждения не смыли все слова. Мэгги закричала, глядя в его глаза — зелёные, как лес после ливня. Дерек прижал лоб к её плечу, дрожа всем телом.
В проёме двери, скрытый тенью, стоял Лоран. Его пальцы впились в раму зеркала, висевшего напротив. Стекло треснуло с тихим стоном.
— Прекрасно, не правда ли? — Дерек не повернулся, гладя Мэгги по волосам. — Смотреть, как другие живут, пока ты гниешь в своей скорлупе?
Лоран выдохнул. Зеркало разлетелось вдребезги, осыпав пол осколками-звёздами. В них отражались тысячи его лиц — искажённых яростью, болью, завистью.
Мэгги вскочила, прикрываясь свитком. Но Лоран уже уходил, его чёрная мантия хлестала по полу, как избитое крыло.
Дерек поднял осколок зеркала. В нём дрожал их двойной силуэт — обнажённые, сплетённые, настоящие.
— Теперь ты свободна, — прошептал он, вкладывая стеклышко ей в ладонь. — Даже если вернёшься к нему... ты уже не его.
Мэгги сжала осколок, пока кровь не выступила между пальцев. Боль была сладкой — как признание жизни.
Глава 12 Наставник и ученик: роли меняются
Кабинет Лорана погрузился в полумрак. Даже свечи, обычно яркие, будто стыдились освещать эту сцену, горели тускло, отбрасывая дрожащие тени на стены. На столе лежали разорванные пергаменты — следы ночной ярости. Мэгги вошла, оставив дверь приоткрытой. Запах ладана, обычно успокаивающий, сегодня резал ноздри, как дым после пожара.
— Ваш прогресс ничтожен, — Лоран стоял у окна, спиной к ней. Его голос звучал глухо, будто из глубины колодца. — Вы всё ещё цепляетесь за стыд, как ребёнок за лохмотья.
Мэгги не ответила. Её взгляд скользнул по осколкам зеркала, всё ещё лежавшим в углу. Они блестели, как слезы, застывшие в пыли.
— Подойдите, — он повернулся. Лицо было бледнее обычного, а на перчатках — свежие порезы.
Она сделала шаг, потом ещё один. Расстояние между ними сокращалось, будто сама комната сжималась.
— Вы научились принимать наслаждение, — Лоран приблизился так, что его дыхание коснулось её губ. Оно пахло абсентом и горечью. — Но не научились владеть им.
Его рука рванулась вперёд, схватив её за плечо. Мэгги отшатнулась, но он толкнул её к столу. Край врезался в поясницу, свитки и чернильницы полетели на пол.
— Вы... — она попыталась вырваться, но он прижал её ладонью к столешнице.
— Молчите! — его голос сорвался на крик. Перчатки скрипели по дереву. — Вы разрушаете всё, к чему прикасаетесь.
Мэгги замерла. Его пальцы дрожали, сжимая её запястья. Впервые она увидела: под маской безупречности пульсировало сомнение.
— Вы в смятении, — прошептала она.
Лоран дернулся, будто её слова обожгли кожу.
— Я? — он наклонился так близко, что их носы почти соприкоснулись. — Я научил вас всему, что...
— Ошибаетесь, — Мэгги резко высвободила руку, коснувшись его щеки. Кожа под пальцами была горячей, живой. — Как вы можете научить, не позволяя себе самому?
Он застыл. Веки судорожно дёрнулись, словно пытаясь закрыться. Мэгги поднялась на цыпочки, её губы коснулись его рта — легко, как падающее перо.
Лоран отпрянул, ударившись о книжную полку. Фолианты рухнули грохотом, поднимая облако пыли.
— Вы... осмелились... — он задыхался, прижимая перчатку к губам, будто хотел стереть след её прикосновения.
Мэгги шагнула вперёд. Сердце колотилось, но ноги не дрожали.
— Вы хотели научить меня не бояться? — она сняла с его руки перчатку. Кожа ладони была исчерчена шрамами — старыми, глубокими. — Но кто научил прятаться
вас
?
Лоран вырвал руку. Его глаза блестели, как те осколки зеркала — остро, болезненно.
— Убирайтесь, — прошипел он. — Пока я не...
— Не что? — Мэгги взяла его руку, прижала к своей груди. Сердце билось сквозь тонкую ткань. — Не признаете, что хотите этого?
Он застонал. Звук, тёмный и гортанный, вырвался из самой глубины. Его пальцы впились в ткань её платья, но не оттолкнули.
— Я ненавижу вас, — прошептал он, целуя её.
Это был не поцелуй наставника. Это был голод затворника, сорвавшего цепи. Губы Лорана жгли, зубы царапали, руки срывали одежду, будто сдирая слои лжи. Мэгги вцепилась в его волосы, чувствуя, как падает последняя стена — между болью и страстью, между учителем и учеником.
Он поднял её на стол, обнажённую, дрожащую. Его пальцы скользнули вниз, но Мэгги перехватила запястье.
— Нет, — она прижала его ладонь к своему сердцу. — Не как урок. Как равные.
Лоран замер. Его дыхание, прерывистое и горячее, смешалось с её.
— Вы... невероятны, — он выдохнул, лоб уткнулся в её плечо.
За окном завыл ветер, задувая свечи. В темноте их силуэты слились в один — больше не жертва и палач, не ученик и мастер. Просто два человека, нашедшие в другом трещину, куда можно пролить свет.
Когда рассвет позолотил горизонт, Мэгги вышла, неся в руке его порванную перчатку. Лоран стоял у окна, глядя, как первые лучи касаются руин его гордыни.
На столе, среди хаоса, лежал нетронутый лист пергамента. На нём дрожащей рукой было выведено:
«Страх — это дверь. Ты научила меня как ее открыть»
.
Глава 13 Три стороны желания
Кабинет Лорана преобразился. Книжные шкафы сдвинуты к стенам, освобождая центр комнаты, где теперь лежали шёлковые подушки и тяжёлые покрывала цвета вина. Свечи в железных подсвечниках бросали дрожащие блики на стены, а в воздухе витал запах жасмина и железа — смесь нежности и угрозы. Мэгги стояла посреди этого театра, её силуэт дрожал в полумраке, как пламя на ветру.
Лоран вошёл первым. Его чёрный камзол без украшений подчёркивал бледность кожи, а глаза светились холодным огнём. Дерек последовал за ним, скинув мятую рубашку на пол ещё у порога. Его взгляд, обычно насмешливый, был серьёзен, словно перед битвой.
— Финальный урок, — Лоран щёлкнул пальцами. Двери захлопнулись, запечатанные магией. — Сегодня вы выберете сами: быть жертвой...
— ...или огнём, который сжигает цепи, — закончила Мэгги. Она повернулась к ним, подбородок гордо поднят. — Я уже сделала выбор.
Дерек засмеялся, но звук получился нервным.
— Тогда сними это, — он кивнул на её платье. — Или хочешь, чтобы его порвали, как в старые добрые времена?
Мэгги медленно провела руками по шнуровке. Ткань падала на пол, как лепестки тёмной розы.
— Не торопись, — Лоран шагнул к ней, остановив Дерека жестом. — Наслаждение — это не гонка.
Он начал с волос. Пальцы, лишённые перчаток, впервые коснулись её кожи голыми. Медленно, как учёный, изучающий редкий артефакт, Лоран распустил её косу, запустил руку в пряди рыжих локонов.
— Шелковая, — прошептал он, касаясь мочки уха. — Медовая.
Дерек не выдержал. Его руки обхватили её сзади, грубо прижав спину к своей груди.
— Хватит нянчиться, — он впился зубами в её плечо.
Мэгги ахнула, больше от неожиданности, чем боли.
Лоран не отстранился. Его пальцы скользнули вниз, к ключице, затем к груди, выписывая круги вокруг сосков. Каждое прикосновение было расчётливым, как ход в шахматах.
— Он прав, — Мэгги выгнулась, чувствуя, как два разных ритма сжимают её тело. — Ты слишком медлишь.
Лоран улыбнулся — впервые искренне, почти по-человечески.
— Нетерпение погубило многих, — он опустился на колени, целуя живот. Его губы жгли холодом, как лёд на раскалённой коже.
Дерек, тем временем, действовал иначе. Его руки срывали остатки одежды, зубы оставляли метки на теле, пальцы входили в неё резко, без предупреждения. Каждое движение говорило:
«Я здесь, я сейчас, и ты это чувствуешь»
.
Мэгги закинула голову, пытаясь поймать дыхание. Мир распался на две половины:
Дерек — огонь. Грубые ладони, вскрики от внезапных укусов, запах пота и яблок. Его смех вибрировал у неё в костях:
«Ты любишь это, чёрт возьми, перестань притворяться!»
.
Лоран — лёд. Точечные прикосновения, доводящие до мурашек, паузы, растягивающие время. Его шёпот обжигал рациональностью:
«Сосредоточься на том, как пульсирует здесь... и здесь»
.
Они двигались вокруг неё, как две стихии, сливаясь в её центре. Мэгги схватила Дерека за волосы, притягивая к поцелую, в то время как Лоран водил её рукой по своему телу, показывая, где нажать, как замедлить.
— Ты... чёртов... психопат, — выдохнул Дерек, когда Лоран провёл языком по её позвоночнику, останавливаясь у каждой косточки.
— А ты... невыносимый... дикарь, — Мэгги застонала, когда Дерек поднял её, посадив на край стола.
Лоран не отставал. Его пальцы скользнули между её ног, работая в унисон с толчками Дерека. Каждое движение было выверено, как формула зелья: три круга против часовой, два лёгких нажатия, глубокий вход.
— Перестань... контролировать! — Дерек зарычал, ускоряя ритм.
— Перестань... торопиться! — парировал Лоран, замедляя пальцы.
Мэгги взорвалась. Волна накрыла её так внезапно, что крик застрял в горле. Она вцепилась в Дерека одной рукой, в Лорана — другой, словно боясь, что они исчезнут, если отпустит.
Когда дрожь утихла, она открыла глаза. Грудь Дерека вздымалась, как кузнечные мехи. Лоран сидел у её ног, поправляя растрёпанные волосы с неестественным спокойствием.
— Ну? — Мэгги провела языком по пересохшим губам. — Кто победил?
Лоран поднял её руку, прижав к губам.
— Ты.
Дерек фыркнул, но кивнул, подмигнув:
— Ладно, чёрт с тобой. Сегодня твой день.
За окном ударил гром. Дождь хлынул, смывая следы их борьбы. Мэгги смотрела, как струи воды рисуют узоры на стекле, и поняла — цепи разорваны. Не потому, что их сняли. Потому что она перестала бояться их веса.
Глава 14 Прощание со стыдом
Кабинет Лорана пах свежей краской. Стены, некогда украшенные мрачными фресками, теперь сверкали белизной, как чистый пергамент. Мэгги стояла у окна, распахнутого настежь, впуская внутрь крики чаек и солёный ветер с ближнего моря.
На шее вместо привычного платка болтались золотые цепи — подарок Дерека, выигранный им в карты у морского капитана.
— Вы опоздали, — сказала она, не оборачиваясь.
Шаги за спиной замерли.
Лоран вошёл, одетый в простой серый камзол, без мантии и перчаток. Его пальцы нервно перебирали костяной свисток — реликвию, которую он всегда носил, но никогда не использовал.
— Вы назначили встречу в
моём
кабинете, — произнёс он, подчёркивая местоимение.
— Теперь он мой по средам. — Мэгги повернулась, оперевшись о подоконник. Солнце играло в её рыжих волосах, заплетённых в дерзкую косу с лентами цвета бургундского вина. — Садитесь.
Он медленно опустился в кресло, будто боялся, что оно рассыплется под ним. Мэгги улыбнулась. Всего месяц назад она дрожала здесь, прикованная тенями. Теперь её ботинки, испачканные глиной с тренировочного поля, топтали дорогой ковер.
— Вы хотели обсудить дисциплину, — начала она, подражая его прежнему ледяному тону. — Дерек вчера разбил статуэтку в зале предков.
— И... — Лоран поднял бровь.
— Я наказала его. — Она достала из кармана смятый пергамент. — Заставила переписать «Принципы магической этики»... голым.
Лоран закашлялся, подавляя смех. Звук вышел хриплым, непривычным.
— Вы... что?
— Страница 42: «Маг должен сохранять достоинство даже в провокационных ситуациях», — Мэгги бросила пергамент ему на колени. — Он справился. Почти.
Дверь распахнулась с грохотом. Дерек ввалился внутрь, неся запах конюшни и яблочного сидра. В руке он сжимал букет чертополоха, утыканный колючками.
— Принёс цветы к нашему свиданию, — бросил он, швыряя растения на стол.
Пурпурные бутоны рассыпались каплями крови.
— Ты опоздал на час, — она щёлкнула пальцами.
Воздух дрогнул, и Дерек шлёпнулся на пол, будто невидимые руки подсекли ему ноги.
— Эй! — он засмеялся, потирая поясницу. — Это моя любимая часть.
Лоран наблюдал, сжимая подлокотники. Его лицо было непроницаемо, но уголок рта дёргался.
— Встань, — приказала Мэгги. Когда Дерек поднялся, она махнула рукой. Его рубашка распоролась по швам, обнажив грудь. — Теперь читай вслух. Главу о смирении.
— «Смирение... это, блядь...», — Дерек скривился, разбирая собственный почерк.
— Следи за языком, — предупредила Мэгги, но в её глазах танцевали искорки.
Лоран встал, опрокидывая кресло.
— Довольно! — его голос всё ещё мог заморозить кровь. — Вы превращаете...
—
Вы
превратили меня в это, — перебила Мэгги. Она подошла к нему, намеренно медленно. Золотые цепочки звенела при каждом шаге. — Теперь смиритесь.
Она взяла его руку — ту самую, иссечённую шрамами, — и положила себе на талию. Лоран дёрнулся, но не отстранился.
— Ваш ход, — прошептала она.
Его пальцы сжали ткань её платья. Дерек застыл с пергаментом в руках, заворожённо наблюдая.
— Вы... — Лоран наклонился, его дыхание смешалось с её. — ...превзошли ожидания.
Она рассмеялась. Звонко, без стыда, как ни разу за все месяцы в академии.
— А ты, — обернулась она к Дереку, — всё ещё стоишь?
Он швырнул пергамент в воздух. Листки разлетелись, как белые голуби, когда он рванулся к ним. Лоран сопротивлялся дольше — ещё мгновение его гордыня цеплялась за старую кожу, — но когда её губы коснулись его шрама на шее, он сдался.
Позже, когда сумерки окрасили стены в цвет синяков, Мэгги лежала на ректорском столе, забросив ноги на спинки двух стульев. Дерек спал на полу, укрытый ковром с изображением единорогов. Лоран сидел у её ног, его голова покоилась на её колене, серебряные волосы смешались с рыжими прядями.
— Демон в юбке, — пробормотал Дерек сквозь сон.
— Не ясно, кто кого наказал, — Лоран провёл пальцем по её лодыжке, где в браслете сиял новый рубин — её вчерашний трофей в карточной игре.
Мэгги потянулась к графину с вином. Жидкость плеснула на пергамент с уставом академии, лежавший в углу. Чернила поплыли, превращая правила в абстракцию.
— Это не наказание, — сказала она, смотря, как капли стекают на пол. — Это свобода.
За окном чайки кричали, споря с ветром. Где-то вдали звенели колокола кораблей, но здесь, в комнате, пахнувшей кожей, яблоками и победой, время застыло. Не для уроков. Не для боли. Просто — чтобы быть.
Глава 15 Урок завершён
Академия тонула в янтарных лучах заката. Витражи бросали на пол разноцветные блики, словно прощальные поцелуи солнца. Мэгги стояла на балконе обсерватории, опираясь на мраморные перила. Ветер играл с её распущенными волосами, смешивая запахи моря, лаванды и дыма из далёких кузниц.
Позади, в глубине зала, шаги эхом отдавались под сводами. Она узнала их ритм, даже не оборачиваясь.
— Курс завершён, — голос Лорана прозвучал ближе, чем она ожидала. — Вы... свободны.
Мэгги закрыла глаза, вдыхая воздух, напоённый свободой. Свободой от стыда, от чьих-то правил, от самой необходимости бунтовать.
— «Свобода» — странное слово, — сказала она, поворачиваясь. — Звучит как конец, но пахнет началом.
Лоран стоял в трёх шагах, одетый в простой чёрный камзол. Его серебряные волосы были собраны в хвост, открывая шрам на шее — тот самый, что она целовала. Дерек прислонился к дверному косяку, жуя веточку полыни. На его шее болталась цепочка с крошечным черепом — трофеем из их последней авантюры.
— Так что дальше, принцесса? — спросил Дерек, выплюнув стебель. — Будешь править академией? Или уйдёшь искать приключения?
Мэгги улыбнулась, подходя к ним. Её тень, вытянутая закатом, накрыла обоих.
— Думала... — она остановилась, оставляя между ними равное расстояние. — Сжечь учебники. Переименовать зал наказаний в зал удовольствий. Или... — её взгляд скользнул по Лорану, потом к Дереку, — ...просто уйти.
Лоран вынул из кармана ключ — старинный, с рунами единства. Положил ей на ладонь.
— Академия всегда будет вашим домом. Если захотите вернуться.
Дерек фыркнул, доставая из-за пазухи смятый пергамент.
— А я нашёл карту Острова Весенних Вихрей. Говорят, там водятся русалки, которые...
— ...поедают глупцов, — закончила Мэгги, забирая карту. — Идеально для тебя.
Они рассмеялись. Смех раскатился под куполом, спугнув стаю голубей. Птицы взмыли в розовеющее небо, и на мгновение Мэгги захотелось полететь с ними — вверх, прочь от земли, от выборов, от всего.
Дерек поймал её взгляд и шагнул первым. Его поцелуй был знакомым — горячим, с привкусом яблок и дерзости. Но теперь в нём не было вызова, только обещание.
— Куда бы ты ни пошла... — он прижал лоб к её виску, — ...я найду способ достать тебя.
Лоран подошёл последним. Его пальцы коснулись её руки, как тогда в библиотеке, но теперь дрожали не от гнева.
— Выбирайте, — прошептал он. В его голосе звучали все те ночи, когда он учил её страсти через боль. — Или... — губы Лорана скользнули по её уху, — ...мы можем повторить пройденное.
Мэгги закрыла глаза. Перед ней всплыли образы:
Дерек на королевской дороге, смеющийся под дождём, с мечом на спине и шуткой на языке.
Лоран в башне с пергаментами, его холодные пальцы, листающие карты неизведанных земель.
Она сама — с посохом странницы или в мантии ректора, но всегда с тем же огнём в груди.
Открыв глаза, она взяла их руки — одну шершавую от меча, другую гладкую от пергаментов.
— А может... — она притянула их ближе, пока тени не слились в одну, — ...нам стоит написать новое правило?
Закат догорал, когда они вышли во двор. Три силуэта — один высокий и прямой, другой с развязной походкой, третий — с золотой цепью на шее — растянулись по камням. Где-то вдалеке зазвонил колокол, но Мэгги уже не могла сказать, отмечал ли он конец или начало.
На пороге академии она обернулась. В окне ректорской башни дрожал огонёк — как будто кто-то ждал.
— Всё ещё можешь передумать, — Дерек ткнул пальцем в её бок.
— Никогда, — она толкнула его в фонтан.
Лоран рассмеялся — искренне, громко, как мальчишка. Звук был прекрасен.
Их тени, сплетённые воедино, пропали за воротами, когда первые звёзды зажглись над академией. А где-то в библиотеке, между страниц запретной книги, остался лежать чёрный лепесток — сухой, хрупкий, но всё ещё пахнущий полынью.
Эпилог
На рассвете служанка, зажигавшая свечи в зале, нашла на столе ректора три пергамента.
Первый
: Карта с отметкой у Острова Весенних Вихрей.
Второй
: Ключ от кабинета, обвитый рыжей лентой.
Третий
: Чистый лист, на котором ветер начертил узор из пыльцы и пепла.
И ни одного слова.
КОНЕЦ
Закончилась одна история, но мы переходим к следующей. Не забудьте поставить лайк на странице книги и подписаться на автора.
Пленники сновидений
Встречаем! "Пленники сновидений". Проверьте, поставили ли вы лайк и подписались ли на автора?
В стенах таинственной Академии Мраморных Шпилей, где магия переплетается с тайными желаниями, юная Долли пытается остаться незаметной. Но её ночи наполняют жаркие сны, где холодный рационализатор Зортан и дерзкий, жестокий Риктор доводят её до исступления.
Когда правда всплывает — сны не её фантазия, а жестокая игра, — Долли решает превратить боль в оружие.
Теперь роли меняются: она диктует правила, а её обидчики становятся пленниками собственных страстей.
Но чем дальше заходит игра, тем сильнее стираются грани между местью и влечением, а трещины в масках открывают нечто опасное — настоящие чувства.
Смогут ли они спастись от собственных демонов, или огонь, который они разожгли, поглотит всех?
Глава 1 Невинность и тени
Луна над Академией Мраморных Шпилей была холодной и острой, как лезвие ножа. Её свет резал витражные окна спальных корпусов, оставляя на каменном полу узоры, похожие на шрамы. Долли прижала ладонь к груди, стараясь заглушить стук сердца — слишком громкий, слишком живой в этой гробовой тишине. Она ненавидела ночные бдения в библиотеке, но только здесь, среди древних фолиантов, пахнущих пылью и забытыми заклинаниями, её не находили…
они
.
Днём она была невидимкой. Студентка в платье цвета увядшей сирени, с волосами, собранными в тугой пучок, чтобы ни одна прядь не смела привлечь внимание.
Она научилась сливаться с тенями коридоров, задерживать дыхание, проходя мимо групп смеющихся однокурсников, прятать взгляд за толстыми стёклами очков. Но ночью, когда чёрные мантии профессоров и шепот заклинаний растворялись в темноте, её тело предавало её с потрохами.
День.
Роса ещё не успела испариться с листьев чертополоха, обрамляющих тропинку к лекционному залу, когда Долли услышала их голоса. Риктор шёл первым, его сапоги с шипами дробили камни, будто земля была ему обязана страдать. Зортан — на два шага сзади, бесшумный, как всегда. Его серебристые волосы, заплетённые в строгий жгут, блестели в утреннем свете, словно оружие.
— Смотри-ка, наш тихий мышонок, — Риктор замедлил шаг, и Долли почувствовала, как сжимается желудок. Его голос был как шёлк, пропитанный ядом. — Опять в своей серой тряпке. Может, подарим тебе крылья, чтобы окончательно превратиться в летучую мышь?
Он щёлкнул пальцами — и мантия Долли вздулась, обвивая её ноги мерзкой иллюзией крыльев. Студенты вокруг захихикали. Зортан даже не повернул головы, продолжая листать книгу с голографическими схемами ментальных сетей. Его равнодушие жгло сильнее насмешек Риктора.
— Оставьте меня, — прошептала Долли, стиснув зубы, чтобы не расплакаться. Она знала: слёзы только раззадорят Риктора.
— Ой, она говорит! — притворно ахнул он, наклоняясь так близко, что она увидела шрам у него над губой — тонкий, как нить. — Знаешь, мышь, я бы тебя съел. Если бы ты не пахла страхом.
Зортан наконец поднял глаза. Его взгляд — ледяной, бездонный — скользнул по Долли, словно сканируя.
— Довольно, Риктор. Ты нарушаешь мой мыслительный процесс.
Риктор фыркнул, но отошёл. Долли бросилась в сторону библиотеки, слыша за спиной его смех — низкий, словно скрип ржавых цепей.
Ночь.
Сны приходили, как воры. Они воровали её стыд, её скромность, оставляя взамен огонь, который она не умела тушить.
Сегодня всё началось с запаха — дождя и железа. Потом появились
они
.
Зортан сидел в кресле из чёрного дерева, пальцы сложены в геометрически безупречную пирамиду. Его мундир был расстёгнут, обнажая бледную кожу с переплетением голубых вен, словно карту запретных земель.
— Ты опоздала, — произнёс он, и голос его проник под кожу, заставив мурашки побежать по рёбрам. — Наказание неизбежно.
— Я… я не… — Долли попятилась, но спиной наткнулась на Риктора. Его руки обвили её талию, грубые пальцы впились в бёдра.
— Ты дрожишь, мышка, — он прижал губы к её шее, и зубы скользнули по пульсирующей вене. — Боишься? Или хочешь этого?
Она хотела крикнуть «нет», но её тело ответило «да». Зортан встал, приближаясь медленно, как хищник, уверенный в своей добыче. Его пальцы коснулись её виска.
— Частота дыхания повышена. Пульс — 120 ударов в минуту. Интересно… — Он наклонился, и его губы едва коснулись её уха. — Что будет, если я доведу его до 150?
Риктор рассмеялся, срывая с неё одежду одним движением. Холодный воздух академических снов обжёг кожу.
— Давай проверим.
Утро.
Долли проснулась, вцепившись в простыню. Тело было мокрым от пота, губы — прикушены до крови. Она зарылась лицом в подушку, подавляя рыдания.
— Это всего лишь сны, — шептала она, впиваясь ногтями в ладони. — Всего лишь мои больные фантазии.
Но почему тогда в них пахло точно так же, как в коридоре сегодня утром? Дождём и металлом — аромат Зортановых духов. А шрам над губой Риктора в её кошмарах был таким же неровным, как в жизни.
Она натянула одеяло до подбородка, будто могло защитить её от самой себя. В углу комнаты зеркало подёрнулось туманом, отражая девушку с растрёпанными волосами и глазами, полными стыда.
— Ты ненормальная, — прошипела она своему отражению. — Они даже не знают, что ты существуешь.
Но когда она закрыла глаза, чтобы прогнать остатки сна, её губы сами разомкнулись в беззвучном стоне. Пальцы непроизвольно скользнули вниз по животу, повторяя путь, который проделали во сне руки Риктора.
— Нет! — Долли вскочила, как ошпаренная.
Ногти впились в бёдра, боль должна была вернуть её к реальности.
Она одевалась механически, завязывая шнурки на ботинках тремя узлами — трижды «нет», трижды «прекрати». Но когда она вышла в коридор и увидела вдали Зортана, склонившегося над книгой, её колени подкосились.
Его взгляд скользнул по ней, как всегда — мимо, сквозь, поверх. Но сегодня Долли почувствовала… тепло? Нет, это невозможно. Она потупилась, спеша прочь, и не заметила, как уголок губ Зортана дрогнул. Настолько слабо, что можно было принять за игру света.
А Риктор, проходя мимо, швырнул под ноги ей смятый пергамент. Разворачивая его дрожащими руками, Долли прочла каракули, выведенные алой тушью:
«Спи сладко, мышка. Мы придём снова»
.
Пергамент вспыхнул синим пламенем, опалив кончики её пальцев. Или это горело её лицо?
Вечер.
Долли сидела в самой дальней кабинке библиотеки, обложившись книгами по онейрологии. «Природа сновидений: контроль или одержимость?» — гласила запылённая обложка. Она лихорадочно листала страницы, выискивая хоть что-то, что объяснило бы, почему её сны чувствовались… реальнее, чем сама реальность.
— Сновидения — зеркало подавленных желаний, — прошептала она, всматриваясь в расплывчатые иллюстрации сплетённых тел. — Значит, это я… я хочу…
Клякса на странице вдруг ожила, превратившись в миниатюрного Зортана, который холодно констатировал: «Ваш пульс ускорился, мисс Долли. Позвольте мне исследовать вашу реакцию».
Она захлопнула книгу, чуть не прищемив пальцы. Сердце колотилось, как пойманная птица. За соседним стеллажом послышался смех — низкий, знакомый. Риктор? Её бросило в жар.
— Нет, нет, нет, — забормотала она, собирая вещи. Бежать. Спрятаться. Запереться на семь замков.
Но когда она вышла под звёзды, ветер принёс обрывок их разговора. Зортан, с его бесстрастным голосом:
— Эксперимент проходит успешно. Её подсознание открыто, как книга.
Риктор хрипло рассмеялся:
— Подожди, пока она узнает, что это не её фантазии…
Долли застыла, превратившись в статую из льда и ужаса. Губы онемели, в ушах зазвенело. Она побежала, не разбирая дороги, пока не рухнула на кровать в своей комнате.
— Неправда, — всхлипывала она, сжимая подушку. — Они не могут… Это просто сны…
Но в ту ночь, когда явились они — Зортан с иглой-пером, записывающим каждую её дрожь, Риктор с ошейником из шипов — Долли поняла. Это была не её фантазия.
Это была охота.
Глава 2. Игры с подсознанием
Тени в спальне Долли стали плотнее, словно ночь научилась плести паутину из её страхов. Воздух был тяжёлым, пропитанным запахом лаванды — она разбрызгала настойку по подушке, надеясь, что травы прогонят кошмары.
Но сны уже не спрашивали разрешения. Они врывались, как Риктор в её мысли: нагло, без стука, с ухмылкой, оставляющей шрамы на душе.
День.
Академия готовилась к Балу Лунных Чаш, и коридоры кишели студентами в расшитых серебром мантиях. Долли прижалась к стене, стараясь стать частью гобелена, где драконы пожирали собственные хвосты.
Её пальцы нервно перебирали складки платья — сегодня серого, как пепел после пожара.
Невидимая. Ты невидимая
, — твердила она про себя, но Риктор, казалось, чуял её за версту.
Он появился из толпы, как хищник из чащи. Его чёрная рубашка с алым воротником обтягивала мускулы, подчёркивая каждое движение. В руке он вертел кинжал — подарок к Балу, вероятно. Лезвие ловило свет и бросало блики на стены, словно метя, куда ударить.
— Мышонок, — протянул он, останавливаясь так близко, что Долли почувствовала тепло его дыхания. — Ты же придёшь на бал? Наконец-то сменишь тряпку на что-то стоящее.
Она потупилась, но краем глаза заметила Зортана. Он стоял у окна, скрестив руки, и наблюдал. Не за Риктором — за
ней
. Его взгляд был таким же острым, как лезвие кинжала, но в нём читалось нечто новое — любопытство учёного, нашедшего аномалию в эксперименте.
— Я… я не танцую, — прошептала Долли, пытаясь протиснуться мимо.
Риктор перегородил путь, прижав ладонь к стене у её головы. Кинжал щёлкнул по камню.
— Жаль. Я бы пригласил тебя на вальс. Хотя, — он наклонился, губы почти коснулись её уха, — ты предпочитаешь другие виды…
близости
.
Долли дёрнулась, толкнув его в грудь. Риктор рассмеялся, но в его глазах мелькнула искра злости — будто её сопротивление нарушило правила игры. Зортан кашлянул, и Риктор отступил, раздражённо щёлкнув языком.
— До вечера, мышка. Спи сладко.
Она побежала, не оборачиваясь, но на спине горело место, где Зортан проводил за ней взглядом.
Ночь.
Сны стали детальнее. Теперь в них были не только прикосновения, но и
последствия
.
Зортан сидел за столом, заставленным склянками с дымящейся жидкостью. Над ним висели голографические схемы — сердцебиение, волновые паттерны мозга, всплески гормонов.
Её
данные.
— Сегодня мы исследуем реакцию на болевые стимулы, — произнёс он, надевая перчатки из чёрной кожи. — Риктор, приготовься.
Риктор, обнажённый по пояс, с повязкой на глазах, ухмыльнулся. Его руки были прикованы к стене цепями, но это не делало его менее опасным.
— Ты уверен, ледяной король? Она может не выдержать.
— Её пределы ещё не достигнуты, — Зортан подошёл к Долли, прикованной к креслу с бархатными ремнями. — Начнём с малого.
Он провёл пальцем по её ключице, и холодок сменился жжением — он нанёс каплю эликсира. Кожа покраснела, запылав.
— Интересно… — пробормотал он, записывая наблюдения в воздухе светящимися рунами. — Физическая боль смешивается с возбуждением.
— Давай смешаем сильнее, — Риктор дёрнул цепями, и повязка упала. Его глаза горели, как угли. — Разрешишь добавить свой ингредиент?
Зортан кивнул, и Риктор освободился. Он подошёл к Долли, медленно проводя кинжалом по её животу. Лезвие не резало, но оставляло ледяные полосы.
— Смотри, как она дрожит, — прошипел он. — Хочет убежать, но… — Кинжал упёрся ей между бёдер. — Здесь мокро.
Долли зажмурилась, но Зортан приказал:
— Открой глаза. Наблюдай. Это важно.
Она подчинилась — и увидела, как Риктор подносит к её губам склянку с розовой жидкостью.
— Выпей. Это сделает твою кожу чувствительной.
Она попыталась отвернуться, но Зортан взял её за подбородок.
— Отказ приведёт к усилению стимуляции. Выбирай.
Слёзы катились по её щекам, но тело предательски тянулось к склянке. Когда жидкость коснулась губ, всё взорвалось. Каждое прикосновение Риктора стало в тысячу раз острее. Его пальцы, его зубы, его смех — всё превратилось в инструмент пытки, смешанной с наслаждением.
— Посмотри на её зрачки, — сказал Зортан, будто комментировал погоду. — Расширены на 80%. Выброс адреналина и дофамина. Парадокс.
— Не парадокс, — Риктор впился зубами в её плечо, и Долли вскрикнула. — Она просто учится любить то, что должно убивать.
Утро.
Долли проснулась с криком, вцепившись в запястье, где во сне остался синяк. Настоящая кожа была чиста, но боль пульсировала под ней, как живая. Она встала, шатаясь, и подошла к зеркалу.
— Сумасшедшая, — прошептала она, глядя на своё отражение: растрёпанные волосы, синяки под глазами, губы, припухшие от укусов, которых не было. — Они не настоящие. Это только сон.
Но когда она спустилась в столовую, запах жареной груши с корицей — любимого завтрака Риктора — заставил её сглотнуть слюну. Или тошноту.
Зортан сидел за дальним столом, погружённый в книгу. Его пальцы перелистывали страницы с механической точностью. Долли знала: если она посмотрит на него дольше трёх секунд, он поднимет глаза.
Он чувствует взгляды
, — подумала она, вспомнив, как вчера он угадал её сердцебиение во сне.
— Боишься? — Риктор материализовался за её спиной, положив поднос с едой ей на голову. — Ты дрожишь, как осиновый лист.
— Отстань, — выдохнула она, но её голос звучал как писк мыши, попавшей в капкан.
— О-о, она рычит! — Он наклонился, запах его кожи — дым и железо — ударил в нос. — Знаешь, во сне ты громче. Мне нравится, когда ты кричишь.
Долли отпрянула, опрокинув кувшин с водой. Холодная жидкость залила пол, смешавшись с её слезами. Риктор засмеялся, но смех оборвался, когда Зортан резко встал, глядя на них через зал.
— Риктор. Достаточно.
— Ты ревнуешь? — Риктор щёлкнул языком, но отошёл. — Не волнуйся, ледяной. Твоя очередь придёт.
Вечер.
Долли сидела в оранжерее, где профессор ботаники выращивал ядовитые орхидеи. Синие лепестки шевелились, ловя её дрожь. Она открыла дневник, куда записывала сны, надеясь найти закономерность.
"День 14. Снова эликсир. З. записывает всё. Р. смеётся. Я… я кончила от боли. Ненавижу себя. Почему моё тело предаёт меня?"
На последних словах чернила расплылись от слезы. Она хотела сжечь страницу, но вдруг услышала шаги.
— Долли.
Голос Зортана звучал как приговор.
Она захлопнула дневник, прижимая его к груди. Он стоял в дверях, его серебряные волосы сливались с лунным светом.
— Вы избегаете занятий по ментальной магии. Почему?
— Я… я болею.
— Ложь. — Он сделал шаг вперёд, и орхидеи затрепетали. — Ваши сны влияют на реальность. Вы оставляете следы.
— Какие следы? — она вскочила, готовая бежать.
— Сегодня утром Риктор нашёл на своей подушке лепестки. Те самые, — он указал на орхидеи, — что цветут только под воздействием сильных эмоций. Страх. Ярость. Страсть.
Долли вспомнила, как вчера во сне рвала эти цветы, чтобы заткнуть ими рот Риктору.
— Это совпадение.
— Нет. — Он приблизился, и она почувствовала холод, исходящий от его кожи. — Вы начинаете проецировать сны в реальность. Это опасно.
— Для кого? — она выдавила из себя смешок. — Для вас?
Его веки дёрнулись — единственный признак волнения.
— Для вас. Если вы не научитесь контролировать…
— Контролировать
что
? — она закричала, и орхидеи зашипели, выпуская ядовитую пыльцу. — Мои «больные фантазии»? Или ваши игры?
Зортан замер. На его лице впервые появилось что-то похожее на испуг.
— Вы… знаете.
Долли не ответила. Она бросилась прочь, но её догнал его голос:
— Это не просто сны, Долли. Это дверь. И вы уже на пороге.
Ночь.
Они пришли раньше обычного. Зортан внёс её в комнату на руках, как невесту, а Риктор шёл следом, роняя одежду.
— Сегодня мы меняем правила, — сказал Зортан, кладя её на шёлковые простыни. — Ты получишь то, что просила. Контроль.
— Врёшь, — прошептала Долли, но он положил палец ей на губы.
— Ты сможешь останавливать нас. Одним словом. — Его глаза сузились. — Но захочешь ли?
Риктор прыгнул на кровать, прижав её запястья.
— Давай проверим, мышка. Скажи «стоп» — и я исчезну.
Его губы опустились на её шею, а рука скользнула между бёдер. Долли закусила губу, чувствуя, как тело предательски выгибается.
— Стой… — выдавила она.
Риктор исчез. Зортан остался, его пальцы продолжали водить по её рёбрам.
— Почему ты не остановила меня? — спросил он.
— Потому что… — она закрыла глаза, — потому что ты не трогаешь меня
там
.
— Ах, — в его голосе прокралась усмешка. — Значит, ты различаешь наши прикосновения. Любопытно.
Он наклонился, и его язык обвил сосок, медленно, как змея. Долли вскрикнула, но «стоп» не последовало.
— Ты учишься, — прошептал он. — Скоро ты поймёшь, что мы не твои враги. Мы… зеркала.
Риктор материализовался за её спиной, впиваясь зубами в плечо.
— Зеркала, показывающие, какая ты развратная сучка.
Долли захотелось крикнуть, но вместо этого её тело взорвалось волной оргазма, таким ярким, что в реальности она проснулась с воплем — и влажными простынями.
В темноте горели два светящихся символа на стене — голубой (Зортан) и алый (Риктор). Они складывались в фразу:
«Ты просила контроля. Но кому ты врёшь?»
Утро.
Долли не пришла на лекцию. Она сидела в ванне, скребя кожу до красноты, но запах Риктора (дым, железо) и Зортана (дождь, металл) не смывался.
Вдруг стена ванной комнаты дрогнула. По кафелю поползли трещины, складываясь в слова:
«Ты можешь бежать. Но сны найдут тебя везде»
.
Она разбила кулаком зеркало.
Но в осколках, вместо своего отражения, она увидела
их
— Зортан, стиснувший зубы в немом крике, Риктор, сжимающий окровавленное сердце. Её сердце.
Или их?
P.S. В коридоре Риктор толкнул Зортана локтем:
— Она ломается быстрее, чем думал.
— Нет, это не оно, — ответил Зортан, сжимая перо, на котором остался её запах. — Это… пробуждение.
Глава 3 Стыд как оружие
День.
Тишина в библиотеке Академии Мраморных Шпилей была обманчивой — как замерзшее озеро, под которым клокотали подводные течения. Долли сидела, зажатая между стеллажами с трактатами по астральной анатомии, пытаясь сосредоточиться на строке:
«Сновиденческая материя есть отражение воли…»
.
Но слова плясали перед глазами, смешиваясь с воспоминаниями о вчерашнем сне. Риктор, прикованный её же цепями, умоляющий… Нет, она не позволит себе думать об этом.
Она потянулась за книгой на верхней полке, и вдруг услышала их голоса.
Зортан:
— …достигли критической точки. Её подсознание больше не отличает сон от яви. Ты видел, как орхидеи в оранжерее реагируют на неё?
Голос звучал откуда-то сверху, с галереи для посвящённых. Долли замерла, пальцы впились в переплёт.
Риктор (со смехом):
— Видел, как она чуть не обоссалась, когда я подкинул ей тот пергамент? Ха! Ты слишком заигрался со своей «наукой». Просто скажи, что тебе нравится смотреть, как она корчится под твоими пальцами.
Стеклянный шар на полке рядом с Долли вдруг заполнился чёрным дымом. Она пригнулась, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле.
Зортан (холодно):
— Это исследование подавленных желаний, а не твой детский садизм. Её реакции уникальны — страх трансформируется в возбуждение, стыд в агрессию. Если мы научимся управлять этим…
Риктор (перебивая):
— Мы уже управляем. Или ты забыл, как она вчера кончила, просто когда ты посмотрел на неё?
Книга выскользнула из рук Долли. Она поймала её в последний момент, но страницы хлопнули, как выстрел.
Тишина.
Потом шаги — медленные, мерные. Зортан появился у перил галереи, его серебряные волосы ниспадали на чёрный воротник мундира. Внизу, в луче света из витража, стоял Риктор, вертя кинжалом.
— Кто там? — рыкнул он, и лезвие метнуло алый блик прямо в глаза Долли.
Она прижалась к стене, закрыв лицо руками.
Невидимая, я невидимая…
Но сердце стучало так громко, что, казалось, эхо разнесётся по всей библиотеке.
Зортан (после паузы):
— Никого. Твои галлюцинации. Пойдём, пора готовиться к следующей сессии.
Когда их шаги затихли, Долли выскользнула из укрытия. Ноги подкашивались, будто земля превратилась в зыбучий песок. Она схватилась за стеллаж, и вдруг пальцы наткнулись на что-то влажное — капля воска с горящей свечи? Нет. Она поднесла руку к лицу и поняла: это её собственные слёзы.
Она бежала.
По коридорам, где тени от факелов танцевали карикатурами на её позор. Мимо классов, где призраки лекций шептали:
«Довели… довели… довели…»
. Даже воздух стал густым, как сироп, каждый вдох обжигал лёгкие.
В ушах звенело:
«Подавленные желания… детский садизм… кончила… кончила… кончила…»
.
Она ворвалась в пустой класс алхимии, захлопнув дверь. Склянки на полках зазвенели, а из разбитой колбы вырвался фиолетовый дым. Долли сползла по стене на пол, обхватив колени.
— Неправда, — прошептала она в пустоту. — Это просто… совпадение…
Но память услужливо подкидывала детали. Зортан, знавший о её учащённом пульсе до того, как касался её. Риктор, повторявший во сне те же фразы, что и наяву. Лепестки орхидей, которые она видела только в кошмарах, но находила у своей кровати.
Она дрожащей рукой расстегнула ворот платья. На груди, чуть левее сердца, виднелся след — крошечная царапина в форме полумесяца. Вчерашний сон: Зортан водил по её коже кристаллом, говоря:
«Метка для отслеживания реакций»
.
— Нет… — Долли скребла ногтями след, пока не выступила кровь. — Нет, нет, нет!
Дверь скрипнула. Она вжалась в стену, но это была лишь кошка-фамильяр профессора ботаники. Животное уставилось на неё жёлтыми глазами, затем прыгнуло на стол и сбило стопку пергаментов. Листы разлетелись, и Долли застыла.
На каждом была её голограмма.
Сон недельной давности: она стоит на коленях, руки связаны за спиной, а Риктор держит её за волосы. Ещё одна — Зортан измеряет линейкой расширение её зрачков. Третья… Она не стала смотреть.
— Эксперимент… — прошептала она, и слово упало на пол, как плевок. — Я… подопытная… крыса?
Кошка заурчала, прыгнула ей на колени и принялась вылизывать лапу. Мех был тёплым, живым, настоящим. Долли ухватилась за это ощущение, как утопающий за соломинку.
— Они не могут… Это запрещено… — она говорила в пустоту, зная, что это ложь.
В Академии всё было позволено тем, кто мог доказать «научную ценность».
Внезапно кошка вздыбила шерсть и прыгнула в сторону. Воздух дрогнул, и перед Долли материализовался голографический экран — чёрный, с алыми буквами:
Сессия №23. Объект: Долли Вейн.
Цель: Провокация саморазрушающего поведения через индуцированный стыд.
Результат: Успешно.
Это был почерк Зортана — острый, без росчерков.
Долли вскочила, опрокинув склянку с кислотой. Жидкость зашипела на полу, выжигая в камне повторение последних слов:
«СОГЛАСИЕ ОБЪЕКТА НЕ ТРЕБУЕТСЯ»
.
Вечер.
Она нашла их в Обсидиановом зале.
Риктор тренировался с кинжалами, метая их в мишень, нарисованную на стене. Зортан сидел за столом, заполняя таблицы свечением пера.
Долли вошла, не закрывая дверь. Ветер с коридора подхватил её волосы, сорвал с плеч мантию. Она стояла в простом платье, с распущенными волосами — и впервые за год не прятала взгляд.
Риктор обернулся первым. Его глаза сверкнули, как у волка, учуявшего слабость.
— О, объект нашего исследования явился! — он бросил кинжал, который вонзился в пол у её ног. — Пришла за новой порцией снов?
Зортан медленно поднял голову. Его пальцы сжали перо так, что костяшки побелели.
— Долли… — начал он.
Но она перебила, указывая на голограмму, всё ещё висевшую в воздухе:
— «Согласие объекта не требуется». Это ваше оправдание?!
Риктор засмеялся, подходя ближе. Его запах — порох и мед — ударил в нос.
— Ты же сама соглашалась. Каждой дрожью, каждым стоном. Нравится притворяться невинной? Хех, а ведь вчера ты…
Зортан резко прервал его:
— Риктор, заткнись.
Он встал, оттесняя напарника. Его глаза, обычно ледяные, горели странным блеском.
— Это исследование важно для понимания природы…
— Моей природы? — Долли засмеялась, и звук вышел хриплым, чужим. — Или вашей?
Риктор щёлкнул языком, подбирая кинжал.
— О, теперь она философ. Может, попросишь извинений? Или… — он провёл лезвием по её щеке, не касаясь кожи, — предпочитаешь наказание?
Долли не отстранилась. Впервые за всё время она смотрела ему прямо в глаза, замечая то, чего не видела раньше: тень под его левым глазом, дрожь в руке, сжимавшей кинжал.
Он боится. Боится, что игра закончится.
— Я не ваша игрушка, — сказала она тихо. — И не ваша жертва.
Зортан сделал шаг вперёд:
— Вы не понимаете…
— Понимаю! — она крикнула, и свечи в зале погасли. — Вы влезли в мою голову. Украли мои сны. Заставили меня ненавидеть себя за то, что вы…
Голос сорвался. Риктор фыркнул, но смех звучал фальшиво.
— Заставили? Мы просто открыли дверь. Ты сама вошла, мышка.
Долли повернулась к выходу. На пороге остановилась, не оборачиваясь:
— Следующая дверь будет моей. И когда вы войдёте… — она дрогнула, но закончила: — Вы пожалеете.
Ночь.
Они пришли, как всегда. Но в этот раз сон начался иначе.
Долли стояла посреди библиотеки, одетая в чёрное платье из теней. Перед ней — два кресла, где сидели Зортан и Риктор, прикованные невидимыми цепями.
— Это… что? — фыркнул Риктор, дёргая запястьями. — Новая фантазия?
Зортан молчал, изучая обстановку. Его глаза сузились, когда он заметил: стены были увешаны голограммами их собственных страхов.
Долли подошла к Риктору, положив руку ему на грудь.
— Ты любишь боль? — спросила она, и её голос звучал как у Зортана — холодно, аналитически. — Посмотрим, что будет, когда она станет… реальной.
Риктор засмеялся, но смех оборвался, когда её ноготь впился ему в кожу, оставляя кровавую полосу.
— Эй, это же всего лишь…
— Сон? — она закончила за него. — Или дверь?
Зортан впервые за всё время выглядел потрясённым. Его пальцы сжали подлокотники.
— Как ты…
— Вы научили меня, — Долли повернулась к нему, и в её глазах отразились звёзды, — что стыд может быть оружием. Но вы забыли: оружие можно повернуть против владельца.
Она щёлкнула пальцами, и сны начали менять форму…
Утро.
Проснулась она с улыбкой.
Первой за много месяцев. На подушке лежали два предмета: серебряное перо Зортана и обломок кинжала Риктора.
Их страх пах сладко.
Но где-то в глубине, под гневом, уже шевелилось другое чувство — щемящее, опасное.
Она прикрыла глаза, снова чувствуя тепло их кожи под пальцами.
«Пожалеете», —
пообещала себе.
Но кого именно она пыталась предупредить?
Глава 4 Пламя гнева
Стены комнаты Долли дышали. Или это её собственные рыдания отражались эхом, наполняя пространство пульсирующей болью?
Она сжалась в углу кровати, вцепившись в подушку, которая уже впитала столько слёз, что пахла солью и отчаянием. Лунный свет, пробивавшийся сквозь щель в шторах, резал глаза, как напоминание: даже ночь отвернулась, оставив её наедине со стыдом.
Слезы.
Они начались как дождь — тихие, прерывистые — но быстро превратились в ураган. Долли рвала на себе платье, словно могла содрать кожу, которой они касались. Каждый шов ткани жёг как клеймо.
— Нечистая… — шептала она, скребя грудь ногтями, пока не выступили капли крови. — Они сделали меня нечистой…
В ушах звенели их голоса. Зортан:
«Частота дыхания повышена»
. Риктор:
«Ты кончила от боли, сучка»
.
Она зажала ладони на ушах, но слова прорвались внутрь, превратившись в картинки. Её тело, выгибающееся под их руками. Её стоны, смешанные с рыданиями. Её…
удовольствие
.
— Нет! — Долли швырнула графин с водой в зеркало.
Осколки брызнули на пол, искажённые отражения кричали ей из каждого кусочка:
«Развратница! Ненормальная!»
Она упала на колени среди стекла, чувствуя, как острые края впиваются в кожу. Физическая боль была благословением — она заглушала другую, ту, что разъедала душу.
Капля крови упала на осколок, и в нём мелькнул Риктор, ухмыляющийся:
«Ты сама этого хотела»
.
— Неправда! — закричала она, сжимая стекло в кулаке. Боль пронзила ладонь, и мир на мгновение стал чётким.
Кровь. Настоящая. Её.
Ярость.
Она пришла неожиданно, как удар молнии в спокойное озеро. Долли встала, игнорируя стекло, впившееся в ступни. Кровь оставляла следы на полу, но она шла к зеркалу — вернее, к тому, что от него осталось.
В самом большом осколке её лицо было искажено не плачем, а чем-то диким. Глаза горели, волосы спутаны, губы дрожали не от страха, а от… силы.
— Они взяли мои сны, — прошептала она, и голос звучал чужим — низким, хриплым. — Значит, я возьму их.
Она разжала кулак. Стекло выпало, оставив на ладони рану в форме полумесяца.
Долли подошла к столу, где лежали украденные из класса алхимии ингредиенты: свеча из чёрного воска, кристаллы аметиста, флакон с маслом ночной орхидеи. Руки дрожали от адреналина, который жёг вены.
— Если сны — дверь, — бормотала она, смешивая масло с толчёным аметистом, — то я выломаю её с петель.
Свеча загорелась синим пламенем. Дым потянулся к потолку, рисуя символы, которых не было в учебниках. Долли не знала, что делала — её пальцы двигались сами, как будто кто-то водил ими.
— Пусть придут, — прошептала она, капнув кровью с ладони в пламя. — Пусть попробуют мой сон.
Сон.
Она очнулась в библиотеке. Но не в той, что знала — стены здесь были из живых книг, их страницы шелестели, как крылья мотыльков. Воздух пах чернилами и… страхом. Чужим.
— Ну-ну, мышка, что это за новое гнездо? — Риктор вышел из-за стеллажа, но его ухмылка дрогнула. Здесь он был без кинжала.
Зортан появился справа, его пальцы нервно перебирали невидимые нити.
— Ты изменила параметры сновидения. Как?
Долли посмотрела на свои руки. Они светились бледным золотом.
— Вы хотели мои желания? — она сделала шаг вперёд, и пол под ними дрогнул. — Получите.
Риктор прыгнул к ней, но рука прошла сквозь плечо, как сквозь дым.
— Что за…
— Ты же любишь игры, — Долли повернулась к нему. Её голос звенел, как разбитое стекло. — Давай поиграем в кошки-мышки. Только теперь я — кошка.
Она щёлкнула пальцами, и мир перевернулся.
Новые правила
.
Они оказались в лабиринте. Стены из зеркал отражали не их тела, а страхи.
Зортан увидел себя — не учёного, а мальчика с перекошенным от ужаса лицом, запертого в комнате с призраками прошлого. Риктор — себя в клетке, бьющегося о прутья, пока тени смеялись.
— Это что, дешёвые трюки? — Риктор плюнул в зеркало, но слюна отскочила и попала ему в глаз.
Долли сидела на троне из книг, её нога раскачивалась в такт тиканью невидимых часов.
— Правило первое: боль здесь реальна. — Она указала на Риктора. — Помнишь, как ты любил говорить, что я пахну страхом? Теперь это
твой
аромат.
Зортан подошёл к зеркалу с собой-мальчиком. Его лицо было бледным.
— Долли, это опасно. Ты не контролируешь…
— Правило второе! — она перебила, вскочив. — Ты больше не задаёшь вопросы.
Она махнула рукой, и зеркало с Зортаном-ребёнком треснуло. Он вскрикнул, хватаясь за голову — на виске выступила капля крови.
Риктор зарычал, бросившись к трону, но пол под ним разверзся. Он рухнул в яму, где шевелились тени с её лицами — сотни Долли, смеющихся, плачущих, стонущих.
— Мне нравится, как ты кричишь, — сказали они хором. — Хочешь, повторим?
Долли спустилась к краю ямы, глядя, как Риктор карабкается по стенам, оставляя кровавые следы.
— Страх выглядит на тебе… пикантно.
Зортан попытался приблизиться, но его ноги приросли к полу.
— Долли, остановись! Ты не понимаешь, что пробудила…
— О, понимаю, — она обернулась, и её глаза стали полностью чёрными. — Я пробудила
себя
.
Месть.
Она позволила им вырваться из ловушек. Пусть почувствуют надежду — прежде чем её отнимут.
Риктор, истекающий кровью из порезов, бросился к выходу из лабиринта. Зортан, хромая, пытался расшифровать символы на стенах. Долли шла за ними, насвистывая мелодию Бала Лунных Чаш.
— Куда вы, мальчики? — она щёлкнула пальцами, и коридор перед ними свернулся в петлю. — Мы только начали.
Риктор обернулся, его глаза дико блестели.
— Ты сошла с ума! Выпусти нас!
— Ах, вот он — настоящий Риктор. — Долли прикоснулась к его груди, оставляя обожжённый след. — Без кинжала, без масок. Просто испуганный щенок.
Зортан схватил её за запястье.
— Ты играешь с силами, которые…
Она прижала палец к его губам.
— Ш-ш. Правило третье: я больше не ваша подопытная. — Её голос стал ласковым, как у Зортана в первых снах. — Теперь вы — мои.
Она поцеловала его. Жестоко, с кровью. Когда оторвалась, на его губе остался её след — алый полумесяц.
— Это не сон, — прошептала она. — Это возмездие.
Пробуждение.
Долли открыла глаза в своей комнате. Рассвет окрашивал стены в цвет синяков. Она подняла руку — след от стекла зажил, оставив тонкий шрам.
На полу лежали два предмета: обгоревший лист с записями Зортана и окровавленный шнурок от ботинка Риктора.
Она коснулась губ — они помнили вкус страха Зортана.
— Это только начало, — прошептала Долли.
Глава 5 Переворот
Сон начался с тишины — густой, звенящей, будто пространство затаило дыханье в ожидании бури.
Долли стояла посреди зала, которого не существовало в реальности. Стены здесь были сложены из чёрного шёлка, колышущегося как крылья гигантских летучих мышей, а вместо потолка зияла бездна, усеянная глазами-звёздами.
На ней было платье из ночи — ткань обвивала тело, подчёркивая каждый изгиб, а на шее сверкал ошейник из обсидиана, будто вырезанный из самой тьмы.
Она подняла ладонь, и в ней вспыхнул шар сизого пламени. Огонь копировал ритм её пульса — учащённый, яростный,
живой
.
— Пора, — прошептала она, и эхо разнесло слово по залу, превратив его в приказ.
Появление.
Они материализовались по разные стороны, как всегда. Риктор — с кинжалом в руке, Зортан — с пергаментом, испещрённым рунами. Но их уверенность рассыпалась, как песочный замок, едва они огляделись.
— Что за демоны? — Риктор щёлкнул клинком по воздуху, но лезвие не оставило следа. Здешние законы подчинялись только Долли.
Зортан коснулся стены. Шёлк обвил его запястье, мгновенно затвердев в стальные наручники.
— Интересно, — пробормотал он, но голос дрогнул. — Ты переписала базовые параметры сновидения.
— Не «переписала», — Долли сжала кулак, и пламя погасло, окутав зал мраком. —
Пересоздала
.
Когда свет вернулся, они стояли посреди зеркального лабиринта. Бесконечные отражения множили Долли — сотни её образов в чёрном, с горящими глазами. А Риктор и Зортан были… обычными. Без оружия, без свитков. В простых рубашках, будто раздеты догола.
— Нравится? — спросила Долли, и её голос звучал со всех сторон. — Я оставила только то, что реально. Ваши тела. Ваши страхи. Ваши… желания.
Риктор плюнул, но слюна исчезла, не долетев до пола.
— Думаешь, напугала нас, мышка? Мы…
— Заткнись.
Слово ударило его по лицу, как пощёчина. Риктор схватился за щёку, где проступил алый след. Зортан, наблюдавший, сглотнул — громко, предательски громко.
— Теперь правила диктую я, — Долли шагнула вперёд, и зеркала поползли за ней, как преданные псы. — Хотите увидеть мои желания? Получите.
Она щёлкнула пальцами. Зеркала ожили.
Риктор увидел себя — но не задиру, а мальчишку, прижатого к стене отцом-пьяницей. Зортан — ребёнка в лаборатории, где над ним ставили опыты, шепча:
«Эмоции — слабость»
.
— Нет! — Риктор бросился к зеркалу, но отражение схватило его за руку, таща внутрь. — Отпусти, сука!
Долли подошла к Зортану. Он стоял, сжимая голову руками, бормоча формулы подавления эмоций. Но его дрожь выдавала всё.
— Перестань, — приказала она.
Его руки упали как подкошенные. Глаза, полные ужаса, встретились с её взглядом.
— Ты… как?..
— Ты сам научил меня считывать частоту дыхания, — она провела пальцем по его губам. — Сейчас она у тебя — 40 вдохов в минуту. Паническая атака. Хочешь, доведу до обморока?
Зортан попытался отстраниться, но зеркала сомкнулись за его спиной. Отражение-ребёнок плакало, царапая стекло.
— Довольно! — закричал Риктор, вырываясь из зеркала. Его костяшки были разбиты в кровь. — Что ты творишь?!
Долли повернулась, и платье взметнулось, как крылья.
— Вы хотели изучать мои страхи? Теперь изучайте свои.
Она махнула рукой. Зеркала разбились, осколки зависли в воздухе, превратившись в лезвия. Каждое было направлено на мужчин.
— Выбор прост, — голос её звучал мягко, как у Зортана в первых снах. — Унижение или боль.
Риктор засмеялся, но смех перешёл в кашель.
— Думаешь, мы сломаемся? Мы…
Лезвие чиркнуло по его груди, оставляя тонкую полосу. Риктор замолчал, ощупывая рану. Кровь казалась чёрной в сизом свете.
— Вы не сломаетесь, — Долли подошла к нему, подняв подбородок клинком из осколка. — Вы прогнётесь. Как я.
Зортан упал на колени. Его пергамент превратился в пепел.
— Долли… — он выдохнул её имя впервые, не «объект», не «мисс Вейн». — Это… не ты.
— Нет? — она присела перед ним, касаясь его лба. — Ты ведь любишь данные. Посмотри.
В его сознание ворвались образы. Она, дрожащая под его прикосновениями. Она, рыдающая в подушку. Она, режущая кожу стеклом. А потом — она, сжигающая пергаменты его опытов. Она, в чёрном платье, командующая лезвиями.
— Видишь? — прошептала она. — Это тоже я. Ты просто не давал мне такой возможности.
Зортан задрожал. Слёзы? Нет, он не мог… Но влага на его щеках блестела слишком реально.
Риктор рухнул рядом, хватая её за запястье.
— Хватит! Если хочешь мучить — мучь меня!
Долли повернулась, и её взгляд заставил его отпустить руку.
— О, Риктор… — она провела пальцем по его шраму над губой. — Ты всегда хотел быть героем. Но герои проигрывают.
Лезвия дрогнули и впились в его плечи, пригвоздив к полу. Риктор зарычал, но не закричал. Гордость. Глупая, бесполезная гордость.
— Пожертвуй гордыней, — прошептала Долли, и лезвие коснулось его века. — Попроси пощады.
— Никогда…
— Тогда я начну с него. — Она кивнула на Зортана, чьё лицо было мокрым от слёз.
Риктор замер. Его глаза метнулись к Зортан, к дрожащим губам, к сжатым кулакам. Что-то дрогнуло в его взгляде — трещина в маске.
— Нет…
— Нет? — Долли засмеялась, и лезвия вокруг Зортана сомкнулись. — Ты выбираешь его боль вместо своей гордости? Как трогательно.
Риктор зажмурился, и это стало его поражением.
Долли щёлкнула пальцами. Лезвия исчезли. Зал рассыпался, сменившись полем из чёрных роз. Риктор и Зортан лежали на спинах, дыша прерывисто.
— Почему? — прошептал Зортан.
Она наклонилась над ним, закрыв свет.
— Потому что я хочу видеть вас беспомощными. Хочу, чтобы вы чувствовали, каково это — быть игрушкой.
Её губы коснулись его века, слизывая слезу. Зортан вздрогнул, но не отстранился.
— А ты… — она повернулась к Риктору, садясь ему на бёдра, — …хотел, чтобы я боялась. Теперь боишься
ты. За него. За себя.
Риктор попытался подняться, но розы оплели его руки шипами.
— Убей нас и покончи с этим!
— О нет, — она провела ногтем по его груди, оставляя красную полосу. — Смерть — это милость. А вы заслужили мучение.
Её пальцы расстегнули пряжку его пояса. Риктор задышал чаще, но вовсе не из-за страха. Зортан, наблюдавший, издал стон — тихий, непроизвольный.
— Интересно, — Долли наклонилась к Риктору, губы в сантиметре от его уха, — если я сделаю с ним… — кивок на Зортана, — …то, что вы делали со мной, ты будешь смотреть? Или зажмуришься, как трус?
Риктор зарычал, дёргаясь в оковах из роз.
— Тронь его — и я…
— Убьешь меня? — она рассмеялась. — Мы во
моём
сне, милый. Здесь ты можешь только… — она прижалась к нему, чувствуя, как его тело отзывается, — …страдать. И
хотеть
.
Зортан застонал громче. Долли обернулась — розы обвили его бёдра, шипы впивались в кожу. Но его взгляд был прикован не к боли, а к ней.
— Нравится? — она встала, подходя к нему. — Видеть, как он горит из-за меня?
— Долли… — он выдохнул, и это звучало как молитва.
Она схватила его за волосы, притянув к себе.
— Теперь ты мой эксперимент.
Поцелуй был жестоким. Зортан сопротивлялся секунду, потом вскрикнул и вцепился в её платье.
Риктор наблюдал. Дышал. Завидовал
.
Утро.
Долли открыла глаза на рассвете. Губы горели, будто она и правда целовала Зортана. На полу валялись лепестки чёрных роз и окровавленный обрывок пергамента с его почерком:
«Прекрати. Прошу».
Она поднесла лепесток к носу — запахло страхом и… чем-то сладким.
— Просишь, — прошептала она, сжимая пергамент. — Но мы только начали.
Где-то вдали, за стеной, упала книга. Или кто-то вскрикнул. Долли улыбнулась.
Игра изменилась. Навсегда.
Глава 6 Трещины в масках
Утро.
Солнечный свет, пробивавшийся сквозь витражи Актового зала, рассыпался по полу разноцветными пятнами, будто сама академия пыталась украсить мрамор холодной игрой красок. Но Долли не замечала ни бликов, ни шепота студентов, толпившихся у стен. Её внимание целиком принадлежало двум фигурам у дальнего окна.
Зортан, как всегда, склонился над книгой, но его глаза не скользили по строкам — они были прикованы к ней, тяжёлые, неотрывные. Риктор, прислонившись к стене, вертел кинжалом, но лезвие раз за разом выскальзывало из пальцев, будто руки предательски дрожали.
Долли улыбнулась про себя, поправляя шпильку в волосах. Сегодня она нарочно надела платье чуть ярче обычного — оттенка спелой сливы, от которого кожа казалась фарфоровой. Невидимая? Нет. Теперь она хотела, чтобы смотрели.
Риктор настиг её у фонтана с химерами, где вода плескалась кроваво-красной от алхимических примесей.
— Мышка сменила шкурку? — голос его звучал хрипло, будто он пробежал километр, а не сделал пять шагов. — Или это новый камуфляж?
Долли повернулась, нарочито медленно. Его взгляд упал на вырез платья, скользнул вниз — и резко отпрыгнул к её лицу. Шрам над губой дернулся, будто Риктор сжал зубы.
— Камуфляж для кого? — она сделала шаг вперёд, и он машинально отступил, задев плечом мокрую статую химеры. Вода брызнула на его сапог. — Для тех, кто боится собственных снов?
Риктор нахмурился, с силой вгоняя кинжал в деревянную скамью. Но клинок застрял на полпути — не хватило удара.
— Ты зазналась, — он выдернул лезвие, сколов щепку. — Думаешь, пара трюков во сне делает тебя сильнее?
— Не пара, — она прикоснулась к его рукаву, и он вздрогнул, будто обжёгся. — А двадцать три. Если верить записям Зортана.
Риктор резко выдохнул. Его пальцы сжали её запястье, но без прежней силы — словно боясь оставить синяк.
— Ты… — он наклонился, и в его дыхании сплелись гнев и что-то неуловимо горькое. — Играешь с огнём.
Долли подняла подбородок, подставляя горло. Её пульс стучал там, как барабанная дробь.
— А ты всё ещё боишься обжечься?
Он отпрянул, будто её кожа стала раскалённой. Кинжал со звоном упал на плитку.
— Демон! — Риктор наклонился за оружием, и Долли заметила, как он проглатывает ком в горле. — Тебя не спасёт твоя…
— Моя что? — она перебила, поднимая его кинжал. Лезвие дрогнуло в её руке — или это дрожали его пальцы, когда он выхватывал клинок обратно?
— Ничего. Заткнись.
Он ушёл, спотыкаясь о собственную тень. Долли наблюдала, как он на ходу поправляет воротник, пряча покрасневшую шею. В уголке его губ застыла капля крови — он кусал себя, чтобы не сказать лишнего.
День.
Зортан подошёл к ней в библиотеке, когда она переписывала руну подавления желаний. Его тень упала на пергамент, и чернила вдруг растеклись, испортив символ.
— Вы… — он начал, как всегда, с формальности, — …испытываете побочные эффекты после сновиденческих сессий?
Долли отложила перо, разглядывая его. Сегодня в его жгуте волос запуталась тёмная лента — мелкая небрежность, немыслимая раньше.
— Побочные эффекты? — она наклонилась, и её декольте скользнуло вперёд. Зортан резко перевёл взгляд на полку за её головой. — Например, бессонницу? Или… неконтролируемое возбуждение?
Он сглотнул, и кадык дрогнул.
— Головные боли. Тошноту, — слова звучали заученно, как лекция. — Изменения аппетита.
— Аппетит… — она протянула гласные, наблюдая, как его пальцы сжимают манжету. — Да, изменился. Теперь мне нравятся блюда, которые… жгут язык.
Он замолчал. В тишине было слышно, как скрипит его перо, зажатое слишком крепко.
— Вы должны… — он поправил несуществующую складку на мундире, — …сообщать о любых симптомах. Для корректировки методики.
Долли встала, обходя стол. Зортан замер, будто её приближение нарушило гравитацию.
— Хотите список? — она прошептала, приближая губы к его уху. — Учащённое сердцебиение. Дрожь в коленях. Влажность между…
— Достаточно! — он отшатнулся, ударившись о стеллаж.
Фолианты посыпались с полки, и один из них раскрылся на иллюстрации сплетённых тел.
Долли рассмеялась, поднимая книгу.
— «Психофизиология интимных сновидений». Как вовремя.
Он вырвал фолиант, швырнув его в угол. Его обычно бесстрастное лицо искривилось — всего на миг — в гримасе, которую Долли не успела распознать. Стыд? Ярость? Жажду?
— Это не смешно, — прошипел он, но в голосе не было прежней ледяной уверенности. Была трещина.
— Для вас — нет, — она поймала его взгляд, держа в руках своё ожерелье. Цепочка порвалась, бусины покатились по полу, как слёзы. — А для меня… очень.
Вечер.
На лекции по ментальной защите Долли выбрала место позади них. Профессор бормотал о щитах подсознания, но её интересовало другое.
Зортан сидел прямо, но каждые пять минут его шея поворачивалась на градус влево — туда, где она перебирала свиток пергамента. Его перо царапало конспект, разрывая строчки кляксами.
Риктор, обычно болтавший с соседом, молчал. Его пальцы барабанили по столу в нервном ритме. Когда Долли нарочно уронила клипсу для волос, он дёрнулся, будто собирался поднять её, но заставил себя остаться.
— Внимание, — вдруг сказал профессор, и оба вздрогнули, — защита рушится не от силы атаки, а от…
— …собственных слабостей, — прошептала Долли, ловя их взгляды в окне-витраже.
Риктор кусал губу так яростно, что выступила кровь. Зортан, заметив это, резко встал, опрокинув чернильницу.
— Я… — он замялся, что было немыслимо раньше, — …должен уйти. Мигрень.
Когда он вышел, Риктор ударил кулаком по столу, сломав грифель в руке.
Долли улыбнулась, рисуя на пергаменте два сердца, пронзённых одним кинжалом.
Ночь.
Ночью она нашла их на балконе Северной башни. Риктор пил из плоской фляги, Зортан стоял у перил, сжимая каменные горгулий так, будто хотел раздавить.
— Привет, мальчики, — Долли вышла из тени, и оба обернулись, как натянутые струны. — Скучаете?
— Уходи, — буркнул Риктор, но фляга дрогнула у его губ.
— Вы же сами научили меня: сны повсюду, — она провела рукой по воздуху, и фонари погасли, окутав их сизым свечением её силы.
Зортан попытался отступить, но спина упёрлась в стену.
— Это не сон.
— Разве? — Долли щёлкнула пальцами, и с плеч Риктора сползла рубашка, обнажив шрамы. — А как насчёт этого?
— Прекрати! — Зортан бросился вперёд, но его ноги приросли к полу. Впервые за всё время в его голосе прозвучала паника.
Долли подошла к Риктору, прижимая ладонь к его оголённой груди. Сердце билось как сумасшедшее.
— Он боится за тебя, — прошептала она. — Мило, правда?
— Заткнись… — Риктор захрипел, но его руки повисли вдоль тела, бессильные.
— Или ты боишься за себя? — она повернулась к Зортану, чьё дыхание стало прерывистым. — Что он увидит, как ты…
— Довольно! — Зортан рванулся, и магия дрогнула.
Его рука схватила её запястье, но вместо того, чтобы оттолкнуть — притянул ближе.
Три сердца стучали в унисон. Три пары глаз искали правду во лжи.
— Ты… — он задыхался, — …уничтожаешь нас.
— Нет, — Долли высвободилась, оставляя на его ладони след от губной помады. — Я просто срываю маски. А что под ними — ваш выбор.
Она ушла, оставив их в темноте, где фонари зажглись вновь — жёлтые, тусклые, обычные.
Утро после.
На пороге комнаты Долли нашли два предмета: смятый платок с монограммой Зортана, пропитанный запахом его духов, и кинжал Риктора — лезвие согнутое пополам, будто сломанное колено.
Она подняла клинок, целуя изгиб. Металл был тёплым, будто его всю ночь сжимали в руке.
— Трещины, — прошептала Долли, бросая кинжал в ящик с трофеями. — Но разве не из них прорастает свет?
Где-то за стеной зазвенели стёкла — может, ветер. А может, чья-то ярость, наконец, нашла выход.
Глава 7 Опасная близость
Тени подземных лабиринтов Академии жили своей жизнью. Они извивались по стенам, цеплялись за плащи студентов, шептали предостережения на забытых языках.
Долли шла позади группы, держа в руке светящийся кристалл, чей бледный свет дрожал, будто боялся собственной тени. Риктор шагал впереди, его кинжал чертил зигзаги на влажном камне. Зортан, как всегда, молчал. Но сегодня его молчание было иным — тяжёлым, как воздух перед грозой.
Профессор Шейд поручил им восстановить защитные руны в Сердце Лабиринта — месте, где магия академии пульсировала, как открытая рана. Ритуал требовал трёх участников: разрушителя, хранителя и свидетеля. Риктор, разумеется, выбрал роль разрушителя. Зортан стал хранителем. Долли — «свидетелем», хотя теперь это слово обрело для неё новый смысл.
Они спустились в круглую залу, где стены были покрыты рунами, похожими на шрамы. Воздух звенел от сгустившейся магии.
— Начинаем, — пробормотал Зортан, доставая серебряный стилус для коррекции символов. — Риктор, приготовься подавить обратную волну.
Риктор усмехнулся, вонзая кинжал в трещину между плитами.
— А ты, мышка, — он кивнул Долли, — не вздумай упасть в обморок. Здесь призраки любят нежных девиц.
Она не ответила, но кристалл в её руке вспыхнул ярче, освещая руну Рока — треснувшую, сочащуюся чёрной смолой. Зортан прикоснулся к ней стилусом, и зал дрогнул. Камни застонали, как живые.
— Сейчас, — сказал он, и Риктор вырвал кинжал, выпустив поток энергии.
Что-то пошло не так.
Чёрная смола брызнула из руны, превратившись в щупальца. Одно из них метнулось к Долли. Она отпрыгнула, но споткнулась о корень, проросший сквозь плиты. Время замедлилось. Она увидела, как Риктор замахивается кинжалом, но слишком поздно. Как Зортан поворачивается к ней, его глаза расширяются.
И тогда он сделал нечто немыслимое — бросился вперёд, закрыв её своим телом.
Щупальце впилось ему в плечо, обжигая ткань мундира. Зортан не закричал. Он лишь сжал зубы, выталкивая стилусом смолу обратно в руну. Риктор, ошарашенный, нанёс удар — кинжал рассек тьму, и зал взорвался светом.
Когда дым рассеялся, руна Рока была цела. Зортан, всё ещё прижимавший Долли к стене, дышал прерывисто. Его кровь капала ей на запястье.
— Ты… — начала она, но он отстранился, будто обжёгся.
— Неверный расчёт, — пробормотал он, стирая кровь с губ. — Моя ошибка.
Риктор рассмеялся. Звук был резким, как удар стекла.
— Твоя ошибка? — он подошёл, тыча кинжалом в сторону Долли. — Или ты вдруг решил поиграть в героя? Может, влюбился в свою подопытную?
Зортан замер. Его спина напряглась, как тетива лука. Долли, всё ещё прижатая к стене, почувствовала, как дрогнул воздух между ними — словно невидимая нить, связывающая их сны, натянулась до предела.
— Заткнись, Риктор, — сказал Зортан тихо. — Или следующую аномалию будешь подавлять ты.
Риктор фыркнул, но отступил. Его глаза, однако, не отрывались от Долли, пока он вытирал клинок о плащ.
Они продолжили работу, но напряжение витало плотнее смоги. Долли то и дело ловила на себе взгляд Зортана — быстрый, украдкой, будто он проверял, цела ли она.
Когда Риктор ушёл «разведать туннель», она набралась смелости.
— Твое плечо, — сказала она, указывая на прожжённую ткань. — Нужна помощь.
— Не требуется, — он отвернулся, но она схватила его за рукав.
Кожа под пальцами была горячей. Зортан вздрогнул так сильно, что выронил стилус. Металл звонко ударился о камень.
— Ты… — он попытался вырваться, но Долли не отпускала.
— Ты спас меня, — прошептала она. — Почему?
Его глаза метнулись к её губам, к месту, куда упала его кровь. Взгляд длился мгновение, но его хватило, чтобы Долли поняла: это не было расчётом.
— Я… — он сглотнул, впервые за всё время потеряв дар речи. — …не мог допустить сбоя в эксперименте.
Долли улыбнулась. Её палец скользнул по его запястью, чувствуя бешеный пульс.
— Вранье, — она дотронулась до раны, и он застонал — тихо, непроизвольно. — Ты испугался. За меня.
Зортан резко дёрнул рукой, освобождаясь. Его дыхание сбилось, волосы выбились из жгута.
— Не приписывай мне чужие эмоции. Ты… — он попятился, спотыкаясь о камень, — …всё ещё объект исследования.
Но слова потеряли силу. Его щит треснул, и Долли видела это.
Риктор вернулся с окровавленным подолом и новой царапиной на щеке. Увидев их — Долли, стоящую слишком близко к Зортану, — замер.
— Что, поцелуйная игра без меня? — съязвил он, но голос дрогнул.
— Заканчивай, — бросил Зортан, хватаясь за стилус. — Руна Хаоса следующая.
Риктор не двинулся. Его глаза сузились, переходя с Долли на Зортана.
— Интересно, — он подошёл, наступая на тень Долли, — если я сейчас ударю её… защитишь опять?
Зортан сжал стилус так, что костяшки побелели.
— Это не смешно.
— А мне смешно, — Риктор выхватил кинжал. — Проверим?
Долли не отпрянула. Она знала: если Зортан дрогнет, Риктор ударит. Если вмешается…
— Хватит! — Зортан встал между ними, его голос прогремел, как гром. — Твоя ненависть к ней — всего лишь проекция собственной слабости. Перестань позориться.
Тишина повисла густым пологом. Риктор замер, кинжал дрожал в его руке. Долли видела, как сжимаются его челюсти, как шрам над губой бледнеет от напряжения.
— Слабости? — он засмеялся, но звук был пустым. — Ты первый заговорил о слабостях, ледяной. Посмотри на себя.
Он развернулся и ушёл, пнув по пути камень. Зортан не смотрел ему вслед. Его взгляд был прикован к Долли — тяжёлый, полный чего-то, что не имело имени.
— Почему ты это делаешь? — спросила она, не уточняя, что именно.
Он повернулся к руне, стилус вычертил в воздухе дрожащую линию.
— Потому что ты… — голос сорвался, он с силой выдохнул: — …важна для исследования.
Но когда их пальцы случайно соприкоснулись при передаче кристалла, он не отдернул руку. И это было красноречивее любых слов.
Вернувшись в свои комнаты, Долли нашла на пороге свёрток. Внутри лежал пузырёк с эликсиром — тем самым, что Зортан использовал для лечения ран. К нему был прикреплён листок:
«Для ожогов. Не допускай инфицирования. — З.»
Она прижала флакон к груди, чувствуя, как тепло разливается по рёбрам. На стене напротив зеркало подмигнуло ей отражением — девушка с распущенными волосами и глазами, в которых плескалось нечто опасное.
— Трещины, — прошептала Долли, капнув эликсир на запястье, где остался след его крови. — Но что вырастет из разлома?
Ответом стал стук в дверь — ритмичный, настойчивый. Риктор? Зортан? Она не стала проверять. Пусть подождут.
Игра только начиналась.
Глава 8 Исповедь в библиотеке
Воздух в Запретном архиве был густым от вековой пыли и тайн. Светильники в форме сов мигали тускло, будто сами стеснялись освещать свитки с похабными заклинаниями и дневниками давно умерших некромантов.
Долли сидела на винтовой лестнице, ведущей в никуда, с книгой на коленях — «Анатомия запретных желаний». Переплёт обжигал пальцы, но она не отпускала. Сегодня боль была союзницей.
Шаги прозвучали как приговор. Зортан шёл между стеллажами, его серебряные волосы сливались с полумраком, лишь глаза горели холодным бирюзовым светом. Он остановился у подножия лестницы, глядя на ее ноги в растоптанных башмаках.
— Вы избегаете совместных сессий, — начал он, как всегда — с упрёка, приправленного наукой. — Это искажает данные.
Долли перелистнула страницу, где иллюстрация извивающихся тел пульсировала непристойно.
— Данные? — она засмеялась, и эхо разнеслось под сводами. — Или ваши фантазии?
Зортан вздрогнул, будто слово «фантазии» ударило его хлыстом. Он поднялся на ступеньку, мундир шелестел как крылья встревоженной летучей мыши.
— Эксперимент требовал…
— Требовал сломать меня? — она захлопнула книгу, и фолиант взвыл человеческим голосом. — Получилось. Доволен?
Он сжал перила, древнее дерево затрещало под пальцами.
— Я начал это из… — пауза, глоток, сбитый ритм дыхания, — …любопытства. Ваша подавленная чувственность была аномалией. Феноменом. Но теперь…
— Теперь я стала монстром? — Долли спустилась на ступеньку ниже. Её ноги оказались в сантиметре от его лакированных ботинок. — Благодаря вам.
Зортан отступил, но спина упёрлась в полку с трактатами о демонических браках. Фолианты зашептали, листая себя.
— Нет. Вы стали… — он запнулся, словно язык отказался произносить правду, — …чем-то большим.
Она сошла ещё на ступень. Теперь его дыхание смешивалось с её — он пах дождём и железом, как в тех первых кошмарах.
— Большим? — она провела пальцем по его галстуку, шёлк был влажным от пота. — Или просто зеркалом, где вы увидели собственное уродство?
Книги вокруг замерли, затаив дыхание. Даже совы-светильники прикрыли глаза стеклянными веками.
— Я не… — Зортан схватил её запястье, но не чтобы остановить — чтобы чувствовать пульс. — …предполагал, что эмоциональный резонанс…
Долли наклонилась, губы в миллиметре от его уха:
— Говори человеческим языком. Или признайся, что боишься слов «я ошибся».
Его пальцы впились в её кожу, оставляя синяки-полумесяцы. Но боль была сладкой — знаком, что его ледяная броня течёт, как ртуть.
— Я… — голос сорвался на тихий стон, — …не могу прекратить думать. О тебе. Даже вне снов.
Признание повисло в воздухе хрупким кристаллом. Долли замерла, вдруг осознав: его сердце бьётся синхронно с её.
— Хотите извинений? — она вырвала руку, язвительность — её последний щит. — Слишком поздно. Вы разбудили
это
во мне. Теперь живите с последствиями.
Зортан отпрянул, словно её слова были кислотой. Его мундир смялся, волосы выбились из безупречного жгута. Он походил на статую, которую кто-то ударил молотом — трещины, сколы, позорная человечность.
— Ты права, — он повернулся, пряча лицо. — Я зашёл слишком далеко.
Когда его шаги затихли, Долли рухнула на ступени. Книга выскользнула из рук, раскрывшись на иллюстрации: мужчина и женщина, связанные цепями из собственных вен. Её пальцы дрожали, будто отзываясь на его прикосновение. Она сжала их в кулаки, но тремор перешёл в плечи, затем в рёбра.
— Чёрт, — прошептала она, прижимая ладони к лицу. Они пахли им — дождём, железом, безумием. — Чёрт, чёрт, чёрт.
Светильники замигали тревожно. Где-то на верхней полке заскрипел переплёт, и старый дневник упал к её ногам. На пожелтевшей странице красовалась запись:
«Любовь — это эксперимент, где все реагенты становятся ядами».
Долли разорвала лист, но буквы продолжали гореть у неё в глазах, даже когда она убежала в слепую темноту коридоров.
Глава 9 Риктор без маски
Вечер.
Коридор Пылающих Факелов был пуст в этот час. Даже призраки лениво дремали в нишах, свернувшись тенями под потолком. Долли шла, касаясь пальцами трещин на стенах — шрамов от древних битв, которые академия не спешила залечивать.
Сегодня каждый изгиб камня напоминал ей узоры на их коже — Риктора с его шрамами, Зортана с голубыми венами под бледной кожей.
Она ещё не решила, куда идёт. Просто бежала от тишины своей комнаты, где эхо снов звенело громче реальности.
Его руки схватили её так резко, что спина ударилась о стену. Факелы в бра́зах погасли, будто испугавшись.
— Ты довольна? — Риктор дышал ей в лицо, запах железа и гнева. — Унизила его. Унизила меня.
Долли попыталась вырваться, но его пальцы впились в её бёдра, прижимая к холодному камню.
— Это ты начал! — она пнула его в голень, но он даже не дрогнул.
— Начал? — он засмеялся, звук вышел хриплым, как рычание раненого зверя. — Ты сама лизала нам сапоги во сне! Просила больше!
Она замахнулась, но он поймал её запястье, прижав над головой. Их тела соприкоснулись целиком — грудь к груди, бёдра к бёдрам. Долли почувствовала, как дрожит он — мелкой, частой дрожью, которую не скрыть.
— Трус! — прошипела она. — Не можешь признаться в том, что чувствуешь…
Риктор издал звук, среднее между стоном и рычанием. Его свободная рука вцепилась в её волосы, откинув голову.
— Ненавижу тебя, — прошептал он, и губы обожгли её шею укусом. — Ненавижу, что ты…
Поцелуй оборвался. Он прижался ртом к её губам так яростно, что зубы стукнулись. Это не было нежностью — это было нападением. Он кусал, сосал, пытался проглотить её стоны, как будто мог вырвать ими собственную слабость.
Долли укусила в ответ. Кровь — его или её? — наполнила рот медным привкусом. Риктор вскрикнул, но не отпустил. Его руки скользнули под её платье, грубые пальцы оставляли синяки на бёдрах.
— Переста… — она попыталась вырваться, но он заглушил протест новым поцелуем.
Внезапно он оттолкнулся, словно её кожа стала раскалённой. Долли прислонилась к стене, чтобы не упасть. Губы горели, сердце выпрыгивало из груди.
Риктор стоял в двух шагах, его кадык ходил ходуном. Он вытер рот тыльной стороной ладони, смазав кровь по щеке.
— Ненавижу, что ты мне снишься, — выдохнул он, и это прозвучало как признание в убийстве.
Повернулся. Ушёл. Даже не дав ей ответить.
Долли сползла на пол, обхватив колени. Камень леденил кожу сквозь тонкую ткань платья. Она коснулась губ — опухшие, солёные от крови и его слюны.
— Демоны, — прошептала она, но в голосе не было гнева. Была дрожь. Та самая, что бежала по её спине, когда во сне он приковывал её наручниками.
Где-то вдалеке грохнула дверь. Факелы вспыхнули вновь, осветив каплю крови на полу — их общую, смешанную. Долли наблюдала, как жидкость медленно растекается в трещине, образуя миниатюрную реку.
— Ты проиграл, — сказала она пустоте, но слова повисли вопросом.
Её пальцы сами потянулись к месту, куда он прикусил шею. Боль была сладкой печатью. На память. На проклятие.
В спальне Долли сорвала платье, швырнув его в угол. В зеркале девушка с растрёпанными волосами и синяком на бедре смотрела на неё обвиняюще.
— Он ненавидит меня, — сказала Долли отражению.
— Врёшь, — ответило эхо из углов. — Он ненавидит, что хочет тебя.
Она провела пальцем по синяку — фиолетовому, в форме отпечатка его пальцев. Тело отозвалось теплом.
— Ненависть. Желание… — она расстегнула поясок ночной рубашки, наблюдая, как ткань скользит по красным отметинам. — Какая разница?
На столе замигал кристалл связи. Зортан. Она проигнорировала.
Вместо этого достала из ящика сломанный кинжал Риктора. Лезвие всё ещё хранило следы его пальцев. Она прижала его к щеке, представив, как он, где-то сейчас, моет лицо, пытаясь стереть её привкус.
— Спи спокойно, Риктор, — прошептала она, ложась в постель. — Но мы оба знаем — я приду.
Ночь.
Сны начались сразу.
Во сне они встретились в библиотеке, которой не было. Риктор сидел за столом, его рука была прикована к стулу цепью из роз.
— Пришла добить? — он оскалился, но в глазах не было злобы. Была усталость.
Долли подошла, волоча за собой чёрное платье-тень.
— Ты сам пришёл, — она села ему на колени, обвив шею руками. — Во сне ведь мы честны.
Он попытался оттолкнуть, но цепи натянулись.
— Отвяжись, ведьма.
— Ведьма? — она прижалась губами к его шраму. — А ты тогда мой колдун.
Его тело ответило раньше разума. Руки обхватили её бёдра, пальцы впились в плоть. Поцелуй был уже другим — не яростью, а голодом.
Проснулась она с его именем на губах и влажными простынями.
На полу лежал шип от розы — чёрный, как её платье во сне.
Утро.
У зеркала Долли нарисовала кровавой помадой след от укуса на шее.
— Теперь мы квиты, — сказала она отражению Риктора в стекле.
Где-то за дверью упал поднос. Кто-то пробормотал проклятие и убежал.
Она улыбнулась, дорисовав второй шрам рядом с первым.
Глава 10 Все смешалось
Сны начались не с тьмы, а с тумана — серебристого, вязкого, обволакивающего сознание как паутина. Долли шла сквозь него босиком, чувствуя, как холодный пар целует щиколотки. Где-то вдали звучала музыка: виолончель, разрываемая на части, и барабан, бивший в такт её пульсу. Она знала, они рядом.
Первым появился Зортан. Его пальцы прорезали туман, словно раздвигая занавес. На нём не было мундира — только белая рубашка, прозрачная от влаги, сливающаяся с кожей.
— Ты меняешь правила, — сказал он, но без упрёка. Голос звучал как скрип льда под солнцем.
— Или вы сами их сломали? — Долли коснулась его груди. Рубашка распалась на кристаллики инея.
Он не отстранился. Его дыхание оставило след на её шее — морозный узор, который тут же растаял.
Риктор возник сзади, обхватив её талию. Его руки были голы до локтей, шрамы светились алым, будто свежие.
— Танцуешь с двумя, мышка? — он прижал зубы к её плечу, но не кусал. Ждал.
Музыка ускорилась. Долли закрыла глаза, позволив телу вести.
Зортан взял её за руку. Его прикосновение обжигало холодом, оставляя на коже узоры инея. Он повёл её в па — строго, точно, как дирижирует экспериментами. Но когда её спина коснулась его груди, ритм сбился.
— Волнуешься? — прошептала Долли, чувствуя, как его сердце колотится под рёбрами.
— Это… побочный эффект, — он наклонился, губы в миллиметре от её уха. — Контакта с аномалией.
Риктор вырвал её из объятий Зортана, впившись пальцами в бёдра. Его танец был грубым, порывистым. Он кружил её, пока туман не превратился в вихрь, а музыка — в вой.
— Украсть тебя у него, как считаешь? — он дышал ей в губы, смешивая запах крови и железа. — Или позволить вам вести?
— Не переоценивай себя, Риктор, — она вцепилась в его волосы, — вы уже мало что решаете.
Зортан приблизился, его рука скользнула между ними, и оттянула за талию Долли. Риктор замер:
— Что за…
— Эксперимент, — Зортан приложил ладонь к его лбу. — Измерение резонанса.
Долли рассмеялась. Смех разорвал туман, обнажив ложе из чёрных роз. Она упала на шипы, увлекая их за собой.
Боль и наслаждение слились. Шипы впивались в спину, но её руки тянули их ближе. Зортан целовал её запястье, где пульс выбивал код Морзе: «С-т-о-п». Риктор прикусывал бедра, оставляя отметины.
— Мы… — Зортан попытался подняться, но Долли вцепилась в его волосы.
— Мы ничего не контролируем, — она заставила его посмотреть в глаза Риктору. — Ни я. Ни ты.
Риктор издал звук, похожий на стон. Его рука потянулась к Долли и коснулась щеки.
— Чёрт, — выдохнул он. — Чёрт, чёрт, чёрт…
Музыка взорвалась какофонией. Шипы ожили, обвивая их тела, сводя воедино. Долли закричала — не от боли, а от освобождения. Зортан ответил ей тихим воплем, Риктор — рычанием.
Они стали единым существом с тремя сердцами, бьющимися вразнобой.
Долли открыла глаза, вцепляясь в простыни. Тело было мокрым, губы — распухшими от укусов, которых не было. Она села, обхватив голову руками.
— Неправда. Это просто сон. Просто…
На столе у кровати лежали два предмета: цветок, вырезанный изо льда, с голубыми прожилками в сердцевине. И шип, окровавленный до половины.
Она дотронулась до цветка — он не таял. Шип уколол палец, оставив каплю крови. Настоящей.
— Нет, — прошептала Долли, засовывая палец в рот. Железный привкус смешался со слезами. — Нет, нет, нет…
Но когда она ляжет спать, они придут снова. И она ждала.
Тьма за окном казалась теперь мягче.
Глава 11 Зеркало желаний
Комната Забвения в подземельях Академии хранила секреты, которые не доверяли даже стенам. Сводчатый потолок, испещрённый рунами молчания, поглощал каждый звук, а зеркала в чёрных рамах отражали не лица, лишь тени прошлых экспериментов.
Долли стояла перед треснувшим зеркалом, наблюдая, как её отражение дробится на части — то девушка в чёрном платье, то тень с когтями.
Риктор входил первым, пинком распахнув дверь. Его сапоги оставляли грязные следы на мозаике пола, изображающей сплетённых змей.
— Пришла завершить начатое? — бросил он, но голос был лишён привычной едкости. На сгибе его шеи алел свежий след зубов. Её след.
Зортан вошёл бесшумно, как призрак. Его пальцы сжимали журнал наблюдений, страницы мялись под давлением.
— Эксперимент должен быть прекращён, — произнёс он, но последнее слово сорвалось в шёпот.
Долли повернулась, позволив платью-туману обвить бёдра. Ткань, сотканная из снов, мерцала, открывая то лодыжку, то изгиб ключицы.
— Боитесь, что ваши данные станут… неприличными? — она провела рукой по зеркалу, и трещина засияла кровавым светом.
Риктор рассмеялся, но звук был резким, как удар стекла.
— Он боится, что в этих цифрах увидит себя. Настоящего.
Зортан швырнул журнал на стол. Чернильница подпрыгнула, обдав пергамент фиолетовыми кляксами.
— Вы оба нарушили протокол! — в его голосе впервые прозвучали нотки истерики. — Эмоции искажают…
— Правду? — Долли подошла к нему, оставляя за собой следы босых ног на холодном камне. — Или ты наконец понял, что сам стал подопытным?
Она коснулась его груди. Под тонкой тканью рубашки сердце билось, как птица в клетке. Риктор замер у двери, кинжал дрожал в его руке.
— Всё началось не с меня , — выдохнул Риктор. Зортан резко обернулся, но тот уже подошёл вплотную, впиваясь взглядом в Долли. — Я издевался, потому что иначе пришлось бы признать… что ты сводишь меня с ума. С первого дня.
Воздух сгустился. Зортан сделал шаг назад, наступив на собственную тень.
— Ты… — начал он, но Риктор перебил, впервые обращаясь к нему без насмешки:
— Заткнись, ледяной. Ты тоже не спал ночами, перечитывая её досье. Не смей врать.
Долли рассмеялась. Звук эхом отразился в зеркалах, множась до сотни горьких хохотов.
— И что теперь? — она развела руки, будто предлагая им выбор. — Вы хотите извинений? Или продолжения игры?
Риктор бросил кинжал. Лезвие воткнулось в зеркало, расколов отражение Долли на части.
— Я хочу перестать
ненавидеть себя
за то, что жажду тебя! — он схватил её за плечи, но не сжал — просто держал, как опальный артефакт. — Даже сейчас, когда знаю, что ты…
— Что я монстр? — Долли прижала ладонь к его груди, чувствуя бешеный ритм сердца. — Ты создал меня, Риктор.
Зортан уронил стилус. Металл зазвенел, будто разбивая заклятие.
— Довольно, — он подошёл, бледный как смерть. — Мы должны…
—
Перестать врать
, — закончила за него Долли. Она взяла его руку, положив рядом с рукой Риктора на своём плече. — Хотя бы здесь. В комнате, которая стирает маски.
Их дыхание сплелось — неровное, прерывистое. Зеркала вокруг замигали, показывая варианты будущего: Зортан, целующий Долли; Долли, разрывающаяся между ними; все трое, сплетённые воедино шипами и шёлком.
— Я не… — начал Зортан, но Риктор прервал его.
— Просто поцелуй ее. Ты же хочешь этого.
Зортан перевел болезненный взгляд с Риктора на Долли. Та ответила провокационной улыбкой:
— Хочешь?
Зеркала эхом разнесли по всему залу:
— Хочешь, хочешь… хочешь…
Долли приоткрыла губы и потянулась к Зортану. Зортан сдался и подался к Долли.
Это было нежно. Страшно. Неумело.
Долли чувствовала, как падает его броня — трещина за трещиной, — пока он не ответил на поцелуй, стиснув зубы, будто пытаясь подавить стон.
Она отступила, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Зеркала взорвались осколками, зависшими в воздухе. Каждый отражал их троих — жертв и палачей, любовников и врагов.
— Кто кого поймал? — прошептала Долли, ловя осколок с изображением их сплетённых рук.
Риктор прижал лоб к её плечу, его голос прозвучал приглушённо:
— Мы все в паутине, мышка. Но паук умер давно.
Зортан, всё ещё дрожащий, поднял разбитый стилус. На лезвии дрожала капля его крови — ярко-алая, человеческая.
— Эксперимент… — он сглотнул, — …только начинается.
Долли рассмеялась, разрезая палец об осколок. Их кровь смешалась на полу, нарисовав руну, которой не было в учебниках.
«Судьба».
Свечи погасли. Но в темноте их руки всё ещё искали друг друга — слепо, отчаянно, — стирая границы между болью и спасением.
Глава 12 Первое настоящее прикосновение
Лунный свет струился сквозь витражное окно кабинета Зортана, раскрашивая пол синевой и кровавыми бликами. На столе, заваленном свитками и кристаллами-накопителями, дрожала единственная свеча. Её пламя отражалось в стеклянных колбах с эликсирами, превращая комнату в подобие звёздной карты — хрупкой, готовой рассыпаться от неверного вздоха.
Долли стояла на пороге, сжимая в руках краешек плаща, будто он мог защитить от тишины, что висела между ними.
Зортан сидел, уткнувшись в таблицы данных. Его палец водил по строчкам, повторяя:
«Частота пульса… 110… адреналин… аномалия…»
— но чернила давно высохли. Он не слышал, как она вошла. Не видел, как её тень, дрожа, легла на стол.
— Ты звал меня? — наконец проговорила Долли.
Он вздрогнул, уронив перо. Чернильница опрокинулась, залив пергамент фиолетовой лужицей.
— Нет. То есть… — он поправил очки, за которыми прятались тёмные круги. — Я оставил записку. В случае, если…
— Если я решу прийти? — она шагнула ближе.
Ветер с коридора принес запах её волос — дождь и горький миндаль. Зортан сглотнул.
Она села на край стола, смахнув свитки. Пергаменты упали на пол, но ни один из них не осмелился зашуршать.
— Говори. Без формул.
Он снял очки, протёр линзы манжетой. Его пальцы дрожали.
— Я… — голос сорвался. Он попробовал снова, глядя в темноту за её спиной: — Ты разрушила все расчёты. Ввела переменные, которые…
— Переменные? — Долли рассмеялась, но смех вышел хриплым. — Это мы. Ты, я и Риктор.
Она коснулась его руки. Кожа оказалась горячее, чем она ожидала. Зортан втянул воздух, будто её пальцы были раскалёнными иглами.
— Зачем ты пришла? — он не отдернул руку.
— Чтобы услышать правду. Не из снов. Не из твоих журналов.
Он закрыл глаза. В тишине слышалось, как падает воск со свечи, как трепещет пламя, как бьётся её сердце — слишком громко, слишком
живо
.
— Ты научила меня чувствовать, — прошептал он. — Это… неудобно.
Слёзы капнули ему на запястье. Долли не заметила, когда начала плакать. Зортан поднял руку, коснувшись её щеки. Больше похоже на эксперимент — прикосновение учёного к неизвестному элементу. Но когда её слёзы растеклись по его пальцам, он вскрикнул — тихо, по-детски беззащитно — и притянул её к себе.
Их лбы соприкоснулись. Дыхание смешалось. Он дрожал, как студент на первом экзамене.
— Я не знаю, как это… — он замолчал, когда её губы коснулись его века.
За дверью хрустнул камень.
Риктор стоял в проёме, его кулак всё ещё впивался в треснувшую стену. Обломки штукатурки медленно сыпались на пол, но он не замечал. Его глаза, дикие, почти безумные, метались между ними.
— Так вот как… — он засмеялся, и звук напоминал скрежет сломанного клинка. — Ледяной король и его…
— Риктор, — Долли встала, заслоняя Зортана. — Это не то, что ты…
—
Что я думаю?
— он шагнул вперёд, и свеча погасла от взмаха руки. В темноте засветились его зубы — оскал волка, загнанного в угол. — Я думаю, вы оба лицемеры. Играете в чувства, пока…
Зортан поднялся. Его силуэт, прямой и хрупкий, отразился в осколках витража.
— Выйди.
— Или что? — Риктор встряхнул окровавленной рукой. — Прикажешь мне?
— Выйди, — повторил Зортан, и в голосе его не было привычного холода. Была боль.
Риктор замер. Его дыхание, хриплое и тяжёлое, заполнило комнату. Потом он развернулся, сбивая дверь с петель, и исчез во тьме коридора.
Долли схватила Зортана за рукав, чувствуя, как он дрожит.
— Он…
— Он тоже боится, — Зортан повернулся к ней. В синем свете луны его лицо было мокрым. — Как и я.
Она прижала ладонь к его груди, где сердце стучало кодом:
«Слишком поздно. Слишком поздно. Слишком поздно»
.
— Что теперь? — спросила она.
Он не ответил. Просто обнял её, пряча лицо в её волосах, пока за окном завывал ветер, унося с собой обломки их масок.
Глава 13 А есть ли выбор?
Столкновение случилось в Сердце Академии — круглом зале под куполом, расписанным созвездиями, которые давно перестали светить. Мозаичный пол трещал под их шагами, словно предупреждая о разломе.
Риктор стоял у арки, залитой кровавым светом заката, его тень растянулась до самого центра зала, где Долли замерла, будто в ловушке между двумя магнитами.
Зортан, как всегда, держался в стороне, но его обычно безупречная осанка была сломлена — плечи сгорблены, руки вцепились в свиток так, что бумага порвалась.
— Определись, — Риктор бросил слова, как нож в стену. Его голос звенел пустотой. — Между ним. Или мной.
Долли повернулась медленно. Платье из теней, созданное для устрашения, теперь казалось ей саваном.
— Ты серьёзно? — она рассмеялась, но звук был сухим, как шелест мёртвых листьев. — После всего, что вы сделали, вы требуете выбора?
Зортан поднял глаза. В них не было ни гнева, ни расчёта — только усталость, глубже, чем пропасти Подземных Лабиринтов.
— Ты права, — произнёс он тише, чем шёпот ветра в витражах. — Мы не заслуживаем…
— Заткнись! — Риктор ударил кулаком по колонне. Мрамор треснул, осыпая пол осколками. — Ты всегда прячешься за слова! Говори прямо — хочешь её? Или продолжишь делать вид, что всё это «эксперимент»?
Тишина сгустилась, как смола. Где-то высоко под куполом пролетела летучая мышь, сорвавшись в пике, будто не вынеся тяжести воздуха.
Долли подошла к Риктору, останавливаясь в шаге. Его дыхание обожгло её лицо — гневом, дымом, болью.
— Ты думаешь, это решит что-то? — она прошептала. — Вы оба разорвали меня на части. Теперь хотите, чтобы я собрала себя ради вашего удобства?
Риктор сцепил зубы. Его рука потянулась к её щеке, но сжалась в кулак у самого лица.
— Тогда зачем ты… — голос его сорвался. — Зачем приходила в сны? Зачем показывала, что мы…
— Что мы
что
? — Долли отступила, чувствуя, как трещина под ногами расширяется. — Стали зависимы от боли, которую сами создали?
Зортан сделал шаг вперёд, и его тень накрыла их обоих.
— Довольно. — Он говорил не как учёный, а как человек, тонущий в собственных противоречиях. — Мы разрушили её. Себя. Всё.
Риктор обернулся к нему, и в этом движении была ярость загнанного зверя.
— Ты! Ты начал это! Своими «исследованиями», своим…
— А ты продолжил! — Долли вклинилась между ними, её крик разбил витражное окно. Синие осколки дождём посыпались в зал. — Вы оба решили, что я кукла для ваших игр! А теперь, когда кукла дергает за нитки, вы орёте, как дети, которым сломали игрушку!
Она схватила обломок витража с рисунком созвездия. Кровь сочилась по пальцам, но боль была ничтожна по сравнению с тем, что рвалось из груди.
— Вы хотите простых решений? — она швырнула осколок в центр зала. Тот вонзился в мозаичного дракона, рассекая его сердце. — Их нет. Вы разрушили всё.
Она ушла, не оборачиваясь. Дверь захлопнулась сама, подчиняясь ярости Академии.
Сон.
Они встретились на краю мира — плато, где небо сходилось с землёй в спирали сияющего тумана. Долли сидела на краю обрыва, босыми ногами болтая над бездной, где плыли облака из пепла.
— Вы пришли сами, — сказала она, не оборачиваясь.
Риктор опустился справа, швырнув в пропасть камень. Зортан встал слева, его пальцы сжали край плаща.
— Мы… — начал Зортан.
— Не надо слов, — Долли закрыла глаза. Ветер играл её распущенными волосами, смешивая с серебром Зортановых прядей и чёрными прядями Риктора. — Здесь нет экспериментов. Нет побед. Только правда.
Риктор протянул руку, касаясь её пальцев — нежно, будто боясь раздавить бабочку.
— Не могу тебя отпустить.
Зортан вздохнул, и звук этот был похож на треск льда под солнцем.
— Я… боюсь. Боюсь, что без этого — без нас — я стану пустым местом.
Долли рассмеялась, и смех её растворился в тумане.
— Мы уже пустоты. Вы — маски. Я — тень.
Она наклонилась вперёд, позволяя ветру подхватить тело. Риктор вскрикнул, хватая её за руку. Зортан ухватился за её плащ, и они повисли в равновесии над пропастью — три фигуры, связанные страхом падения.
— Зачем? — прошептал Зортан. Его голос дрожал.
— Чтобы почувствовать, что мы живы, — ответила Долли, глядя в бездну. — Даже если это боль.
Риктор притянул ее обратно, обвив рукой её талию. Зортан не отпустил край плаща, его пальцы побелели от напряжения.
Они сидели так до рассвета — не враги, не любовники, не палачи. Просто три сломанные души в мире, где даже сны не давали убежища.
А когда проснулись, каждый нашёл под подушкой осколок витража — синий, как глаза Зортана, чёрный, как ярость Риктора, алый, как кровь Долли.
Собрать мозаику было невозможно. Но они всё равно хранили обломки — немые свидетельства того, что когда-то пытались стать целым.
Глава 14 Игры без правил
Воздух в лаборатории ментальных практик был густым от аромата ладана и чего-то запретно-сладкого — смеси эфирных масел, которые Зортан использовал для «калибровки чувств».
Долли стояла посреди круга из свечей, её тело было обёрнуто в шёлк цвета ночных глубин, который то прилипал к коже, то струился, словно живой.
Риктор сидел на краю стола, вертя в пальцах кинжал, чей клинок отражал дрожащее пламя. Его глаза, словно раскалённые угли, скользили по каждому изгибу её фигуры, но сегодня в них не было привычной насмешки — только голод, не прикрытый маской.
— Начнём? — голос Зортана прозвучал сзади.
Он вычерчивал руны на её спине ледяным стилусом, и каждый штрих заставлял мурашки бежать по рёбрам.
Долли кивнула, чувствуя, как холодок от инструмента смешивается с жаром взгляда Риктора. Это был новый эксперимент — исследование «синхронизации сенсорных каналов». Но все трое знали правду: они искали оправдание, чтобы касаться друг друга без слов.
Зортан нажал на руну между лопаток. Воздух вздрогнул, и Долли ощутила прилив — будто кто-то вылил мёд в вены. Она закатила глаза, подавляя стон, но Риктор уже был рядом. Его пальцы обвили её шею, не сжимая, просто чувствуя пульс.
— Участился, — прошептал он, и губы коснулись места, где билась жилка. — Боишься? Или хочешь больше?
Зортан провёл стилусом вдоль позвоночника. Холод пронзил тело, заставив её выгнуться. Шёлк соскользнул с одного плеча, обнажая грудь. Риктор замер, кинжал упал на пол с глухим звоном.
— Концентрация, — голос Зортана дрогнул.
Он вычертил новую руну — огненную — на пояснице. Жар разлился по животу, и Долли вскрикнула, хватаясь за руку Риктора.
Тот прижал её ладонь к своей груди, где сердце бешено колотилось.
— Чувствуешь? Это ты сделала. Ты.
Зортан отбросил стилус. Его руки скользнули под шёлк, касаясь рёбер. Долли задышала чаще, сознание расплываясь между льдом его пальцев и огнём губ Риктора на ключице.
— Слишком… — она попыталась вырваться, но тела мужчин сомкнулись, став клеткой из плоти.
— Слишком что? — Зортан прижал ладонь к её животу, активируя руну. Волна удовольствия согнула колени. — Слишком интенсивно? Или недостаточно?
Риктор поймал её, не давая упасть. Его рука скользнула под колено, приподнимая ногу. Шёлк порвался с шелестом.
— Посмотри на него, — он заставил её повернуть голову к Зортану. — Он готов расплавиться, лишь бы продолжать.
Учёный стоял, сжимая окровавленный стилус. Его мундир был расстёгнут, обнажая вспотевшую грудь. В глазах — не расчёт, а отчаянная мольба.
Долли вырвалась, отступив к стене. Её смех прозвучал хрипло:
— Вы оба… смешные. Думаете, эти игры вернут контроль?
Она сорвала с себя остатки шёлка. Теперь только свечи прикрывали наготу, отбрасывая танцующие тени на кожу.
— Я не ваша кукла. Не ваш эксперимент. — Она провела рукой между грудями, растирая пот. Риктор сглотнул. — Если хотите меня — станьте
моими
игрушками.
Ночью они пришли к ней без вызова. Сон начался в зеркальной галерее, где каждое отражение показывало их в позах, от которых кровь стыла.
Риктор был прикован к одной стене цепями из шипов. Зортан — к другой, голубые кристаллы пронзали его ладони. Долли шла между ними, её платье из чёрного пара обнажало больше, чем скрывало.
— Кто первый? — она провела ногтем по груди Риктора, оставляя кровавую полосу. — Или… вместе?
Зортан застонал, пытаясь вырвать руки. Кристаллы звенели, сочась эссенцией цвета лунного света.
— Долли, остановись…
— Почему? — она прижалась спиной к нему, чувствуя, как он дрожит. — Ведь ты мечтал об этом. Собирал данные о каждой моей дрожи.
Её рука потянулась к Риктору, срывая пряжку ремня. Он зарычал, дёргая цепями, но бёдра предательски подались вперёд.
— Ненавижу тебя, — прошипел он, пока её пальцы обвиняюще скользили по вздувшимся венам.
— Врёшь, — Долли повернула голову, ловя губами каплю эссенции с кристалла Зортана. Жидкость взорвалась холодом во рту. — Вы оба лжёте себе.
Она склонилась и взяла поблескивавшую влагой головку члена Риктора в рот. Он со стоном откинул голову назад.
— Продолжай… — хрипло попросил он, когда она сделала паузу.
— Где волшебное слово «пожалуйста»? Умоляй, меня, Риктор.
— Умоляю… Пожалуйста…
Долли взяла член в руку и стала водить пальцами туда-сюда, нажимая, обращаясь к следившему за этим с голодным взглядом Зортану:
— А ты, Зортан? Хочешь того же? — она обвела головку члена Риктора языком, дразня Зортана, глядя ему в глаза. — Будешь умолять меня? Просить?
Зортан гулко сглотнул и прикрыл глаза, словно давая немое согласие. Долли довела Риктора оральными ласками до яркого оргазма, пока он не стал выкрикивать ее имя, словно мольбу.
Она подошла к Зортану, освободив его налитой, со вздувшимися венами член из штанов. Обхватила яички, перекатывая на ладони.
— Посмотрите, какими вы стали, — она сжала пальцы на члене, вызвав стон Зортана. — Жалкими. Прекрасными.
Моими
.
Долли проснулась мокрая от пота. Простыни были сброшены на пол, зеркало покрыто узорами инея. На груди — синяк в форме пальцев, на бедре — царапины от кристаллов.
Она подошла к окну, распахнув его навстречу штормовому ветру. Гроза бушевала ровно в такт её сердцу.
— Стой, — голос Риктора раздался за спиной. Он стоял в дверях, без рубашки, с подтеками крови на груди. — Довольно.
Зортан появился слева, его рука в бинтах. Молча протянул ей чёрный кристалл — слезу кошмара.
Долли рассмеялась, позволяя ветру обнимать наготу.
— Поздно. Вы разбудили зверя. Теперь кормите.
Она разжала пальцы. Кристалл упал, разбившись о подоконник. Осколки превратились в россыпь чёрных роз, шипы которых впились в ступни всех троих.
Боль была сладкой. Знакомой.
Их
.
Глава 15 Новая алхимия
Лаборатория Зортана пахла дымом и яблочной кожурой — странная смесь, возникшая после того, как Риктор швырнул в жаровню флакон с эссенцией желания. Стеклянные колбы дрожали на полках, будто предчувствуя финал.
Долли стояла у стола, её тело обёрнуто в плащ из теней, сквозь который просвечивали золотые линии снов, ещё не прожитых. Зортан склонился над книгой, но глаза его блуждали по её силуэту. Риктор, прислонившись к двери, вертел кинжалом, но лезвие уже не метало агрессивных бликов — будто даже оружие устало от войны.
— Последний эксперимент, — объявила Долли, разрывая тишину. Её голос звучал как натянутая струна. — Без масок. Без правил. Только правда.
Она сбросила плащ. Под ним не было ничего, кроме кожи, испещрённой рунами их совместных снов — серебристые штрихи Зортана, алые шрамы Риктора. Мужчины замерли, будто увидели её впервые.
— Ты… — начал Зортан, но слова застряли.
Его пальцы сжали край стола, оставляя вмятины на дереве.
Риктор выронил кинжал. Звук удара о камень прозвучал как выстрел.
— Зачем? — прошептал он, но уже приближался, магнитом притягиваемый её наготой.
— Чтобы вы поняли, — Долли провела рукой от горла к бедру, останавливаясь на символе, выжженном над лобком. — Это не ваши метки. Это
я
. Та, кем стала благодаря вам.
Зортан подошёл первым. Его пальцы, обычно точные и холодные, дрожали, касаясь руны на её груди.
— Я думал… — он сглотнул. — Мы сломали тебя.
— Сломали, — она взяла его руку, прижимая к сердцу. — Чтобы собрать заново.
Риктор встал сзади, его дыхание обожгло шею.
— И что теперь? — он обвил её талию, не решаясь прижать ближе. — Ты собираешься нас наказать? Или…
Долли повернула голову, поймав его губы в поцелуе. Он ответил яростью, впиваясь зубами в её нижнюю губу, но она отстранилась, оставив его жаждущим.
— Теперь вы учитесь, — прошептала она, отступая к столу. — Смотреть. Чувствовать.
Хотеть
без стыда.
Она легла на стол, разбросав свитки и кристаллы. Мрамор холодил спину, но внутри всё горело.
— Зортан, — позвала она, и он подчинился, как загипнотизированный. — Ты всегда наблюдал. Теперь трогай.
Его ладонь скользнула по её бедру, поднимаясь к талии. Касание было робким, пока она не вцепилась в его пальцы, заставляя сжать плоть.
— Сильнее. Я не стекло.
Он вдохнул резко, подчиняясь. Его другая рука потянулась к груди, смакуя вес каждой груди, как будто взвешивая чувства на невидимых весах.
Риктор стоял рядом, кусая кулак, чтобы не вскрикнуть. Его глаза не отрывались от движений Зортана.
— Ты… — он выдохнул, когда Долли выгнулась, принимая пальцы учёного глубже. — Ты позволяешь ему…
— Не ему, — она приподнялась, хватая Риктора за пояс. —
Себе
.
Ремень упал. Долли потянула его к себе, пока губы Зортана опускались по её животу, оставляя ледяные поцелуи. Риктор, наконец, коснулся её, его пальцы грубо скользнули между ног, но она не застонала — засмеялась.
— Не спеши. Ты же любишь растягивать удовольствие.
Он фыркнул, но замедлился, следуя её ритму. Зортан, между тем, достиг цели — его язык описал медленный круг вокруг клитора, и Долли впервые застонала, вцепившись в его волосы.
— Да… — прошептала она. — Вот так.
Они двигались как части одного механизма. Зортан, методичный и внимательный, выстраивал волны удовольствия. Риктор, импульсивный и жадный, нарушал ритм, заставляя её вздрагивать от неожиданности. Долли позволяла им вести, но лишь до тех пор, пока не перехватила контроль.
Она приподнялась, усадив Зортана на стул. Его мундир был расстёгнут, обнажая напряжённую плоть.
— Ты хотел данных? — она опустилась на него, принимая внутрь, и он вскрикнул, впившись в её бёдра. — Получай.
Риктор стоял сзади, его руки сжимали её грудь, губы кусали плечи. Но когда он попытался войти в неё, Долли остановила его.
— Нет. Смотри.
Она заставила его наблюдать, как Зортан теряет контроль, как его безупречные движения превращаются в хаотичные толчки. Как учёный становится
человеком
.
— Теперь ты, — она повернулась к Риктору, всё ещё сидя на Зортане. — Покажи, что можешь быть нежным.
Он зарычал, но подчинился. Его пальцы, обычно оставлявшие синяки, скользнули по её спине, как шёлк. Поцелуй в губы был медленным, исследующим. Даже когда он вошёл в неё сзади, это было не завоевание, а просьба.
Зортан обнял её за талию, прижимаясь лбом к её груди, пока Риктор двигался в её ритме. Их дыхание сплелось — трое, наконец, в унисон.
Когда всё кончилось, они лежали на полу, сплетённые конечностями. Свечи догорали, рисуя тени на потолке.
— Я не выберу, — сказала Долли, ловя капли пота на груди Зортана. — Вы часть меня. Как эти руны.
Риктор фыркнул, но его рука нежно легла на её живот.
— Предупреждал же… ты ведьма.
Зортан достал из-под разбросанных бумаг книгу. На обложке красовалась пометка:
«Глава о непредсказуемости чувств»
.
— Ты была… самым важным исследованием, — он протянул её Долли. — Но все выводы оказались неверны.
Она открыла страницу. Текст исчез, оставив лишь зеркальную поверхность.
— Потому что любовь не имеет формул, — улыбнулась Долли.
Риктор вдруг рассмеялся — искренне, без сарказма. Зортан присоединился, и их смех заполнил комнату, сметая последние тени.
Сны больше не звали. Реальность, с её хаосом и болью, оказалась куда слаще.
КОНЕЦ
Закончилась одна история, но мы переходим к следующей. Не забудьте поставить лайк на странице книги и подписаться на автора.
А еще на моей странице появился второй сборник историй в том же жанре "Огни академии страсти". Но вы об этом узнали сами, если бы были подписаны. И когда скоро выйдет новая книга, будете в числе первых.
Цепи соблазна
Встречаем! "Цепи соблазн
а
". Проверьте, поставили ли вы лайк и подписались ли на автора?
В стенах магической академии, где иллюзии становятся опаснее реальности, невинная светлая магния Кэтти попадает в паутину запретных желаний. Ректор Шемиз — инкуб, чьё имя заставляет трепетать даже самых стойких, — годами подавляет жажду прикоснуться к её чистоте. Но всё меняется с появлением Карста, его дерзкого племянника, который видит в Кэтти не ученицу, а игрушку для своих опасных игр.
Между холодной властью Шемиза и провокационным ветром Карста Кэтти открывает в себе не только магию света, но и тёмные глубины собственной натуры. Её невинность становится полем битвы, где сталкиваются страсть, ревность и жажда контроля. Но в этой войне нет победителей — есть только огонь, который сжигает крылья даже у тех, кто считал себя неуязвимым.
Глава 1 Иллюзия желания
«Он пахнет дымом после грозы»,
— подумала Кэтти, сжимая пергамент с лекции так, что восковая печать треснула. Ректор Шемиз проходил мимо ее парты, черный мундир с серебряными пуговицами вульгарно обтягивал плечи, крылья за спиной едва шевелились. В аудитории внезапно стало душно, будто кто-то поджег все свечи разом.
— ...и помните: иллюзия должна быть совершеннее реальности, — его голос скользнул по ее ребрам теплой смолой. — Иначе зачем марать руки магией?
Студентки зашептались, когда он обернулся к доске. Рыжеволосая Интирра, сидевшая слева, толкнула Кэтти локтем:
— Видишь, как перчатки обтягивают пальцы? Говорят, он не снимает их даже в постели... с
посторонними
.
Кэтти почувствовала, как шелковый воротник платья натирает шею. Она пыталась сосредоточиться на диаграмме иллюзорных сфер, но цифры плясали перед глазами.
— ...а в «Багровом клыке» его видели с той певицей-вампиршей, — присоединилась чернокудрая Кьяра с задней парты, рисуя на пергаменте неприличный символ. — Говорят, инкубы умеют...
Шемиз резко хлопнул ладонью по мраморному столу. Звук ударил девушек в животы, заставив смолкнуть.
— Мисс Крейн, — он не поворачивался, но Кэтти поняла, что это к ней. — Вы согласны, что иллюзия страсти опаснее настоящей?
Она встала, чувствуя, как подколенные связки дрожат. Его крылья медленно расправились, отбрасывая тень, которая коснулась ее щиколоток холодными щупальцами.
— Н-невинность защищает...
— Защищает? — он наконец взглянул на нее. Глаза цвета обсидиана под снегом. — Или ограничивает?
Кто-то хихикнул. Шемиз двинулся вдоль рядов, его каблуки стучали как метроном.
— Продемонстрируйте. Создайте иллюзию... страха.
Он остановился в сантиметре от ее парты. Кэтти вдохнула запах переплетенной кожи и чего-то горького — полынь? Ее пальцы выписали в воздухе дрожащую руну. Над ладонью возник мерцающий шар с клыкастыми теневыми химерами.
— Предсказуемо, — он щелкнул пальцами, и иллюзия рассыпалась серебряной пылью. — Страх девственницы. Следующий — желание.
Интирра фыркнула. Кэтти почувствовала, как жар поднимается от груди к горлу. Она сглотнула, рисуя новую руну. Воздух над партой замерцал розовым светом...
Шемиз рассмеялся. Звук напоминал треск льда под сапогом.
— Цветущие сады? Лебеди? — он наклонился так близко, что его дыхание смешалось с ее. — Вы путаете желание с романтической балладой. Позвольте...
Его рука в перчатке легла поверх ее пальцев. Кэтти ахнула — прикосновение жгло, словно прижались к холодному клинку. Руна вспыхнула багровым.
Над партой возникла... она сама. Иллюзорная Кэтти сидела на краю стола, запрокинув голову, пальцы впивались в разорванный шнур корсета.
Настоящая застыла, чувствуя, как капля пота скатывается между лопаток.
— Вот что значит желание без стыда, — прошептал Шемиз, разрывая связь. Иллюзия лопнула, обдав всех жаром. — Урок окончен.
Девушки высыпали в коридор, перешептываясь. Интирра схватила Кэтти за рукав:
— Ты видела, как он смотрел на твою иллюзию? Как будто хотел...
— Заткнись! — Кэтти вырвалась, прижимая книги к груди. — Это... это было пошло!
Но в уборной, смывая с лица магическую пыль, она поймала себя на том, что водит мокрыми пальцами по шее — там, где его дыхание оставило невидимый след. Зеркало показало ей распухшие губы, глаза слишком блестящие.
Ночью она проснулась от странного жара. Лунный свет лизал ноги, как язык из сна. Кэтти села на кровати, дрожащими руками расстегнув ночную рубашку. Ее грудь поднималась быстрее, чем после бега. Она коснулась соска, сразу отдернув руку — слишком чувствительно, больно, странно...
В окно ворвался ветер, принеся запах дыма. Кэтти подбежала к подоконнику — внизу, в саду теней, Шемиз курил трубку, его крылья распластаны как черный плащ. Он смотрел вверх, прямо на ее окно.
Она отпрянула, ударившись о столик. Флакон с духами разбился, запах гиацинтов заполнил комнату. Когда Кэтти рискнула снова выглянуть, сад был пуст. Лишь на камне дымилась трубка с отпечатком губ.
Утром на уроке трансмутации она нашла на парте смятый пергамент. Чернила пахли полынью:
«Иллюзия — ложь, выдающая правду. Твой страх был искреннее желания. Исправь это. Ш.»
Кэтти судорожно сжала записку. Под партой ее колени дрожали, будто она три часа скакала верхом.
«Он знает»,
— пронеслось в голове. Но что именно — она боялась сформулировать даже мысленно.
Глава 2 Гиацинты и Пепел
Он ненавидел запах гиацинтов.
Шемиз сжал мраморный умывальник в своей спальне так, что трещины поползли по поверхности, как пауки. Вода, смешанная с его черной кровью, стекала в дренажное отверстие. Он только что вернулся из «Багрового клыка», где два часа трахал некромантку с лицом куклы и пустотой вместо души. Обычный ритуал: раз в неделю — чужая плоть, чтобы не сойти с ума от запаха
нее
.
Но сегодня даже крики партнерши не заглушили память о том, как Кэтти дрожала под его крылом.
— Святые демоны... — он ударил кулаком в зеркало, наблюдая, как осколки отражают тысячу его искаженных лиц. — Ты — ректор. Она — ученица. Ты — прах. Она — свет. Ты...
Голос сорвался, когда крылья сами потянулись к шкафу, где в свинцовой шкатулке лежала ее перчатка, забытая в аудитории месяц назад. Он запретил себе открывать ее, но пальцы уже щелкали замком.
Белый лен, пропахший молоком и солнечной магией.
Шемиз прижал ткань к лицу, зубы впились в собственную ладонь, чтобы не застонать. Инкуб внутри него рвался наружу, требуя найти, прижать,
взять
. Но он...
...запер крылья цепями из звездной стали.
Утром, на совете магистров, он едва не разорвал горло алхимику, посмевшему сказать: «Ваша Кэтти превзошла ожидания».
Его?
Его?! Шемиз заставил себя улыбнуться, пока когти впивались в бедро под столом.
— Мисс Крейн усердна, — сказал он, и язык обжегся от лжи.
Она не усердна. Она —
живая
, и это сводило его с ума.
После собрания он нашел ее в библиотеке. Она сидела, поджав ноги, в луче света, что пробивался через витраж с изображением Святой Агнии — девы, растерзанной демонами. Ирония заставила его фыркнуть.
— Вы звали меня, магистр? — она встала, прижимая к груди книгу по элементарной этике.
Шемиз шагнул ближе, вдыхая ее страх, сладкий, как мед с перцем.
— Ваши последние иллюзии... — он взял том с полки, делая вид, что изучает корешок. — Слишком буквальны. Вы пытаетесь копировать жизнь вместо того, чтобы создавать ее.
— Я... я не понимаю. — Ее пальцы сжали страницы так, что бумага затрещала.
Он повернулся, поймав, как ее взгляд скользнул по его крыльям к поясу.
Маленькая грешница.
— Покажите мне что-то
настоящее
. Не страх, не стыд. Желание, которое вы прячете даже от себя.
Кэтти покраснела до корней волос. Шемиз почувствовал, как его копчик заныл от напряжения — инкубский хвост рвался наружу, жаждущий обвить ее лодыжку.
— Я... не могу, — прошептала она, но ее аура вспыхнула алым.
Он засмеялся, резко, как топор по мясу:
— Не можете? Или боитесь, что ваше «желание» окажется банальным? Целоваться при луне? Держаться за руки?
Его крылья распахнулись, заполнив пространство между стеллажами. Кэтти отступила, наткнувшись на стол.
— Тогда позвольте показать
мое
желание, — прошипел Шемиз.
Он щелкнул пальцами. Книги взлетели, страницы зашуршали, складываясь в трехмерную паутину. В центре материализовалась... она. Иллюзорная Кэтти лежала на бархате, ее ноги обвивали бедра невидимого любовника, пальцы впивались в крылья, чьи перья осыпались от каждого рывка.
Настоящая Кэтти ахнула, но не отвернулась. Шемиз видел, как ее зрачки расширились, как кадык запрыгал на шее.
— Это... грязно, — выдохнула она, но кончик языка облизал нижнюю губу.
Шемиз в два шага оказался в сантиметре от нее. Его крылья сомкнулись вокруг них, создавая клетку из теней.
— Грязь — это ложь. А это... — он провел пальцем по ее щеке, не касаясь кожи. — Самая чистая правда. Твоя плоть кричит о ней, даже когда ты молчишь.
Ее дыхание участилось. Он наклонился, позволяя губам почти коснуться ее уха:
— Хочешь, я научу тебя
летать
?
Кэтти вскрикнула — не от страха. Ее рука сама потянулась к его груди.
Сейчас или никогда.
Шемиз отпрянул как ошпаренный. Крылья с грохотом ударили по стеллажам, книги рухнули каскадом.
— Урок окончен, — он выдохнул, превращаясь в дым. — Приберитесь здесь.
В своем кабинете он разбил зеркало, кулак в крови и осколках.
Хорошо. Отлично. Она почти готова.
Но когда дверь скрипнула, и он почувствовал ее запах, то просто зарычал:
— Вон!
Кэтти замерла на пороге с перевязочным набором.
— Вы... ранены.
Шемиз рассмеялся, поднимая окровавленную ладонь:
— Это не рана. Это — напоминание. — Он лизнул кровь с пальцев, наблюдая, как она сглатывает. — Уходи. Пока я не сделал тебя частью своей анатомии.
Она убежала. Он упал в кресло, стиснув виски. Инкуб выл внутри, требуя погони, но Шемиз достал серебряный кинжал — подарок матери-суккуба — и вонзил себе в бедро.
Боль прояснила разум. Кровь, смешиваясь с черной и серебряной, стекала на ковер в виде руны «запрета».
Победил. Снова.
Но когда в полночь он нашел у двери букет гиацинтов с запиской «Спасибо за урок», то сжег цветы в камине, вдыхая дым как самый отчаянный наркоман.
А потом написал приказ о своем временном отъезде — проверка граничных рун, срочные дела, всё что угодно, лишь бы не видеть ее глаз на следующем уроке.
«Беги, — шептали стены, пока он скакал на демонском жеребце к руинам Черного Абатства. — Но от себя не убежишь».
Но Шемиз не слушал. Он мчался, пока копыта не стали стираться в кровь, пока крылья не онемели от ледяного ветра. Победа? Да.
Только цена... пахла гиацинтами.
Глава 3 Геометрия греха
Кэтти проснулась от того, что простыни стали ей врагами. Они обвивали ноги, как руки навязчивого поклонника, а воздух в комнате пах слишком густо — смесью ладана из часовни и чего-то животного, будто в углу прятался зверь.
Она села, срывая с себя одеяло, и тут же вскрикнула. Кэтти обнаружила руну на внутренней стороне запястья. Не кровь, а что-то вроде родимого пятна — абстрактный завиток, напоминающий спираль сломанного крыла. Она пыталась стереть его розмариновой настойкой. Но руна не исчезала, лишь пульсировала жаром при каждом прикосновении.
На лекции по магической геометрии Шемиз велел им чертить трёхмерные фигуры в воздухе. Кэтти старалась не смотреть, как он ходит между партами, но периферией зрения ловила каждое движение его крыльев. Они сегодня были стянуты цепями — буквально. Тяжёлые звенья с рунами подавления звенели при каждом шаге.
— Мисс Крейн, — его тень накрыла её пергамент. — Ваш икосаэдр... слишком мягок. Разве я учил вас бояться острых углов?
Он наклонился, чтобы поправить её жест, и цепь соскользнула с его плеча, ударив её по запястью. Холодный металл впился в кожу.
— Простите, — он не отодвинулся, а провёл пальцем по её зажатой ладони. — Больно?
Кэтти кивнула, не в силах вымолвить слово. Его прикосновение нейтрализовало боль, но вместо неё в жилы влился горячий мёд. Она сглотнула, чувствуя, как руна на запястье начинает
вибрировать
.
— Сосредоточьтесь на вершинах, — он вывел её рукой в воздухе огненную фигуру. — Магия — это контроль. Но чтобы контролировать... — его губы коснулись её уха, — нужно знать, что именно ты подавляешь.
Девушка за его спиной хихикнула. Шемиз резко выпрямился, крылья ударили по воздуху с хлопком парусов.
—Все сдают эскизы до заката.
На лекции по зельеварению Шемиз демонстрировал этапы дистилляции страсти. Его пальцы, затянутые в перчатки из кожи василиска, перебирали лепестки алой орхидеи:
— Экстракт желания... — голос скользнул по её позвоночнику, — получают не из цветка, а из пепла. Сжечь красоту, чтобы высвободить суть.
Он бросил бутон в тигель. Пламя вырвалось синим языком, облизнув потолок. Студентки ахнули, когда в дыму проступил силуэт обнажённых тел.
Кэтти прикусила губу, чувствуя, как руна на запястье начинает жечь. Её лодыжка непроизвольно дрогнула, задев ножку стула.
— Мисс Крейн. — Шемиз не поворачивался, помешивая зелье серебряным кинжалом. — Вы согласны, что очищение требует разрушения?
Она встала, сжимая пальцами скамью. Его крылья сегодня были стянуты ремнями с руническими замками — словно опасное животное на цепи.
— Если... если пламя контролируемо...
— Контроль — иллюзия, — он резко повернулся, и флакон в его руке треснул от напряжения. Фиолетовая жидкость растеклась по столу, принимая форму обнимающихся теней. — Настоящая страсть всегда дика.
Интирра закашлялась, прикрывая нос платком. Кэтти поняла, что это не дым раздражает горло — воздух стал густым, как масло. Её колени подкосились.
Шемиз двинулся к ней, разбрызгивая зелье сапогом. Капли шипели на камне, оставляя следы, похожие на когти.
— Вы дышите слишком громко, — прошептал он, останавливаясь так близко, что края их мантий слились воедино. — Это мешает концентрации.
Кэтти попыталась отступить, но её пятка наткнулась на нагретый камень очага. Руна на запястье вспыхнула — она вскрикнула, хватая воздух ртом.
— Интересно... — Шемиз схватил её руку, повернув ладонью вверх. Его перчатка обуглилась от прикосновения к узору. — Вы позволили кому-то оставить метку?
— Нет! Это... само появилось...
Он рассмеялся — звук напоминал скрип веток под снегом.
— Ложь. — Его палец обвел контур руны, и боль сменилась волной тепла. — Знаки страсти возникают только там, где есть... — он наклонился, касаясь губами её уха, —
удовольствие от боли
.
Кэтти вырвалась, опрокинув стопку гримуаров. Книги рухнули с грохотом, выпустив облако древней пыли. Шемиз стоял неподвижно, лишь мышцы на скулах дрожали, как у голодного хищника.
— Урок окончен. Мисс Крейн — за мной.
В кабинете пахло сожжённым сахаром и железом. Шемиз сбросил мантию, обнажив рубаху, прилипшую к спине от пота. Цепи на крыльях впились в плоть глубже обычного.
— Покажи, — бросил он, разминая перчатки.
Кэтти молча протянула руку. Руна теперь светилась мягким золотом, повторяя ритм её пульса.
— Глупая девочка, — он схватил её за подбородок, заставляя смотреть в глаза. — Ты играешь с огнём, даже не зная его имени. Эта метка... — коготь прочертил линию от её запястья до локтя, — зовёт того, кто сможет её прочесть.
Кэтти впилась ногтями в дубовый стол.
— Почему оно горит?
— Потому что ты кормишь его стыдом, — он отпустил её, резко отвернувшись. — Перестань воображать меня в своих девичьих фантазиях, и оно исчезнет.
— Я не...
— Врёшь, — он ударил кулаком по стене, и каменная крошка засыпала ей волосы. — Я
чувствую
это. Каждую ночь. Ты мечешься в постели, представляя, как мои когти рвут этот дурацкий корсет, как крылья обвивают тебя вместо простыней...
Его крылья расправились, сломав одну из цепей. Звено упало на пол с гулом набата.
— Твоё тело врёт громче слов. — Ладонь легла ей на живот, чуть ниже пупка. — Здесь... кипит. Здесь... — переместилась к рёбрам, — дрожит. А здесь... — остановилась у основания горла, — кричит.
Кэтти зажмурилась, чувствуя, как капли пота стекают между лопаток. Его дыхание пахло полынью и горечью подавленного желания.
Она попятилась, натыкаясь на шкаф с запретными гримуарами. Один из томов упал, раскрывшись на иллюстрации инкуба и нимфы.
— Смотришь и краснеешь, — Шемиз поднял книгу, проводя пальцем по миниатюре. — Думаешь: "Он ведь мог бы...". Но нет, малышка. — Он швырнул фолиант в камин. — Я не стану твоим грехопадением. Выучи это как молитву. Убирайся. Пока я не решил, что твоя чистота — всего лишь ещё одна иллюзия.
Кэтти выбежала, не замечая, что руна сменила цвет с алого на золотой.
Ночью Кэтти прокралась в оранжерею. Лунный свет лизал лепестки черных орхидей, превращая их в серебро. Она опустила запястье в пруд с лунными карпами — вода шипела, испаряясь от касания руны.
— Что ты со мной делаешь? — прошептала она отражению.
Ветер донёс запах дыма. За спиной щёлкнул замок.
Кэтти обернулась — на мраморной скамье лежала книга в кожаном переплёте. «De Signis Daemonum» — золочёные буквы жгли глаза. Открытая страница показывала её руну с подписью:
«Meteon Schism — знак расколотой невинности»
.
Она дотронулась до иллюстрации — бумага обожгла пальцы. Вдалеке, за витражами, мелькнула тень крыльев.
Когда часы пробили полночь, руна на её руке начала петь — тихую мелодию, похожую на плач скрипки. Кэтти прижала ладонь к груди, пытаясь заглушить звук.
Но где-то в глубине души она уже подпевала.
Глава 4 Вихрь на пороге
Карст ворвался в академию, как ураган в стеклянный дом. Его плащ, сотканный из ветра и дерзости, хлопал по мраморным колоннам, срывая с них заклятия тишины.
Студентки замерли, будто под гипнозом: он шел, словно танцуя с невидимой партнершей, серебряные пряди волос касались шрама в виде молнии на шее — следа давнего дуэльного проклятия.
— Боги, это тот самый Карст? — прошептала рыжеволосая Интирра, забыв о гримуаре в руках. — Говорят, его выгнали из Северной Академии за то, что он…
— …соблазнил дочь верховного мага, — перебила чернокудрая Кьяра. — И не просто соблазнил. Она сама приползла к его дяде, умоляя забрать «этого демона» из их города.
Кэтти наблюдала, как он проходил мимо, разбрасывая улыбки направо и налево.
Его репутация летела впереди него, как воронье: Карст Уиндрир, наследник древнего рода воздушных магов, изгнанный за нарушение десятка клятв. Шемиз, будучи его единственным родственником и хранителем фамильной чести, вынужден был приютить бунтаря под своей крышей.
— Посмотрите на его глаза, — ахнула Интирра. — В них как будто живут молнии…
И правда — когда он повернулся, свет люстр вспыхнул ярче. Радужки мерцали холодной лазурью, но зрачки сужались, как у хищника. Его одежда — черный камзол с разрезами, открывающими татуировки-вихри на руках — кричала о пренебрежении к академическим правилам. Даже шаги оставляли следы: там, где он проходил, воздух дрожал, срывая с книг пыль веков.
— Не своди с меня глаз, малышка, — Карст остановился перед Кэтти, уловив её взгляд. — А то вдруг я… исчезну.
Он щелкнул пальцами, и ветерок сорвал с её головы заколку. Волны каштановых волн рассыпались по плечам.
— Верни! — Кэтти потянулась, но он поднял руку, удерживая аксессуар в воздушном вихре.
— А что мне за это будет? — он наклонился так близко, что она почувствовала запах грозы и чего-то запретно-сладкого. — Может, поцелуй? Или…
— Карст! — гулкий голос Шемиза разрезал зал, как клинок. Инкуб стоял на лестнице, крылья расправлены в угрозе. — Мой кабинет.
Сейчас
.
Племянник усмехнулся, отпустив заколку. Она упала к ногам Кэтти, обожженная магией ветра.
— До скорого, цветочек, — он шепнул, проходя мимо. — Дядюшка любит драмы… но я обожаю их больше.
Студентки зашептались, как осиное гнездо. Кэтти подняла заколку — металл был горяч, а на поверхности светился чужой символ: переплетенные вихри, похожие на насмешку.
«Изгнанный маг… племянник ректора…»
— мысли путались. Но страннее всего было другое — там, где пальцы касались застежки, кожа всё ещё горела.
Их следующая встреча снова была то ли молнией, то ли бурей.
Кэтти как раз пыталась починить разбитое окно после неудачного эксперимента с левитацией. Осколки стекла зависли в воздухе, сверкая вокруг нее, как россыпь алмазов.
— Прекрасная картина, — голос Карста прокатился по залу, словно струна арфы, задетая кинжалом. — Но тебе не хватает... драмы.
Он щелкнул пальцами. Ветер сорвал осколки с её магии, выстроив их в вихрь, который обвил Кэтти, разрезая воздух в сантиметре от кожи. Она застыла, чувствуя, как её юбка прилипает к ногам от статики.
— Сними это, — прошипела она, стараясь не дрожать.
— С удовольствием, — он улыбнулся, обнажив слегка заостренные клыки.
Вихрь рванул шнуровку её корсета.
Кэтти вскрикнула, хватая плащ со скамьи. Магия света вспыхнула инстинктивно — ослепительная вспышка разбила вихрь в пыль. Карст рассмеялся, ловя падающие стекла голыми руками.
— Ого! Дядя учил тебя кусаться? — Он лизнул кровь с порезанной ладони, не сводя с неё глаз. — Мне нравится.
На лекции по защитным чарам Шемиз появился позже обычного. Его крылья были стянуты цепями так плотно, что перья торчали под неестественным углом. Взгляд, скользнувший по Карсту у дальнего окна, мог бы заморозить лаву.
— Сегодня изучаем барьеры от воздушных угроз, — он бросил гримуар на стол, и книга раскрылась на странице с иллюстрацией смерча. — Мисс Крейн. Продемонстрируйте стандартный щит.
Кэтти встала, всё ещё чувствуя на спине жгучий взгляд племянника ректора. Её руки выписали в воздухе дрожащий круг. Золотистый купол окружил её, искрясь у основания.
— Слабо, — зевнул Карст, вертя в пальцах серебряный кинжал. — Я пробью это дыханием.
— Молчать! — рявкнул Шемиз, но племянник уже дунул.
Щит Кэтти треснул, как яичная скорлупа. Она отшатнулась, но вместо падения наткнулась на грудь Карста. Его руки обвили её талию на долю секунды дольше приличия.
— Тепленькая, — прошептал он ей в волосы, прежде чем Шемиз вцепился ему в плечо, отшвырнув к стене.
— В мой кабинет. Оба. Сейчас, — ректор говорил сквозь стиснутые зубы, чёрная кровь сочилась из-под перчаток, где когти впились в ладони.
В коридоре Карст догнал Кэтти, схватив за локоть:
— Он тебя хочет. Чувствуешь, как пахнет яростью? — Его губы коснулись её виска. — Пахнет... ревностью.
— Прекрати! — гневно вскрикнула Кэтти.
Он схватил ее за руку, обнажив руну на запястье, которая сейчас горела огнем.
— О, я люблю таких — дрожащих, пахнущих запретным мёдом. — Ветерок прошелся по ее лицу, распаляя. — Дядя шлёпал? Или только... смотрел?
Его пальцы коснулись руны. Кэтти вскрикнула — на этот раз от боли. Воздух вокруг них завихрился.
— Интересно, — Карст прижал её к стене, — что будет, если сюда добавить искру?
Его губы обожгли её шею. Руна вспыхнула ослепительно.
Она рванулась прочь, но он поймал, удержал:
— Беги к нему. Плачься, что злой мальчик обидел. А потом представь, как мы оба...
Его слова утонули в грохоте. Доспехи рыцаря-статуи рухнули с постамента, едва не придавив их. Шемиз стоял в конце коридора, пальцы сжаты в жесте разрушения.
— Ты забыл, чьи здесь правила, — его голос звучал спокойно, но стены покрылись инеем.
Карст рассмеялся, поправляя воротник:
— Правила? Я здесь, чтобы их нарушать. А ты... — он бросил взгляд на Кэтти, — чтобы их охранять. Скучно, дядя.
В кабинете ректора пахло сгоревшими перьями. Шемиз сидел за столом, медленно снимая перчатки. Когти оставляли борозды на дубовой поверхности.
— Объяснись, — сказал он, глядя на племянника, но вопрос явно предназначался им обоим.
Карст развалился в кресле, забросив ноги на стол:
— Флирт. Невинный. Разве ты не учил её, как...
Шемиз двинул рукой — невидимая сила шлёпнула племянника по губам. Тот лизнул кровь, глаза сверкнули.
— Ты здесь не для игр.
Ректор повернулся к Кэтти. Она стояла, прижимая руку к горящей руне.
— А ты. Думаешь, твоя невинность — щит? Для него это... приглашение.
Карст фыркнул:
— О, она не такая уж невинная. Ее руна говорит об обратном.
— Прекрати! — выкрикнула Кэтти, но Шемиз уже встал.
Он подошёл к ней, крылья расправлялись с треском рвущихся цепей.
— Покажи руну, — он схватил ее за запястье.
Руна изменилась, на ней появились новые узоры, спирали, похожие на клубы ветра.
Карст рассмеялся:
— Похоже, она выбрала ветер вместо тени.
Шемиз когтем поддел подбородок Кэтти, заставляя смотреть в глаза Руна пылала, а ее грудь вздымалась слишком быстро.
— Ты позволила ему коснуться себя. — Заявление, не вопрос. — Значит, жаждешь уроков?
Его рука скользнула вниз, едва не касаясь её груди. Кэтти замерла, ожидая... чего? Осуждения? Прикосновения?
Но Шемиз отшатнулся, как от ожога.
— Оба — вон. И если я ещё раз... — он сжал горло Карста на расстоянии, магией сдавив голосовые связки, — увижу вас вместе, сотру в пыль.
Ночью Кэтти нашла у двери два подарка.
Первый — чёрное перо с обожжённым кончиком. Записка:
«Не провоцируй зверей, которых не можешь приручить. — Ш.»
Второй — стеклянный смерч в пробирке. На этикетке почерк Карста:
«Твой стыд — мой любимый аромат»
.
Она разбила пробирку об стену. Вихрь взметнулся к потолку, сорвав с неё ночную рубашку. В зеркале мелькнуло отражение — Шемиз стоял в дверном проёме, глаза пылали, но когда она обернулась, там была лишь луна.
А руна на запястье пульсировала в такт двум сердцам — где-то далеко, но всё ближе.
Глава 5 Игра теней
Урок по управлению стихиями начался как обычно: Шемиз демонстрировал сложные руны сдерживания, а студенты старательно копировали их в воздухе. Но всё изменилось, когда Карст, сидевший на задней парте, решил «оживить» процесс.
— Скукотища, — он зевнул, щёлкнув пальцами. Ветер сорвал с доски мел, закружив его в мини-торнадо над головами студентов. — Давайте добавим огонька!
Кэтти нахмурилась. Её световой барьер защитил соседку Интирру от летящих обломков, но Шемиз уже повернулся к племяннику с ледяным взглядом:
— Убери это. Сейчас.
— Или что? — Карст ухмыльнулся. — Отправишь меня чинить свою любимую статую? Опять?
Кэтти не выдержала:
— Прекрати! Ты всех отвлекаешь!
— О, голосочек зазвучал! — Он поднял брови, и вихрь усилился, срывая со стен карты магических измерений. — Хочешь показать, как надо?
Она выбросила руку вперёд, выпустив луч света. Вихрь рассыпался, но Карст парировал, создав воздушный клинок. Стихии столкнулись в центре аудитории — свет и ветер сплелись в ослепительный шар, который взорвался, разбросав парты и разбив окна.
Шемиз не стал ждать окончания катастрофы. Его крылья расправились, поглотив энергию взрыва, но аудитория уже напоминала поле боя: осколки кристаллов маны сверкали на полу, как слезы ангелов, шторы висели клочьями, а доска была расколота пополам.
— Довольны? — ректор скрестил руки, оглядывая разрушения. — Восстановите всё до заката. Без магии.
Он бросил ключи от кладовой Карсту, намеренно задев его ладонь когтем. Племянник усмехнулся, ловя каплю чёрной крови языком.
Карст фыркнул, подбирая обломок мраморной колонны:
— Не волнуйся, дядюшка. Мы тут... поладим.
Кэтти молча взяла щётку. Её пальцы всё ещё дрожали от адреналина. Она знала: это не конец. Всего лишь пауза перед новой схваткой.
Карст выбил щетку из ее рук порывом ветра.
— Ты же светлая магния, — он поднял обломок зеркала, отражающий её взъерошенные волосы. — Неужели нравится быть служанкой?
— Лучше, чем клоуном, — она потянулась за тряпкой, но он прижал её ступню своим сапогом.
— Ой, смотри-ка — дядя забыл цепь. — Карст указал на красный след на её лодыжке, оставленный магией Шемиза. — Он метит тебя, как щенка. Тебе льстит?
Кэтти рванулась прочь, но ветер прижал её спиной к холодной стене. Карст приблизился, в его глазах танцевали искры.
— Он никогда не даст тебе того, чего ты хочешь. А я... — пальцы скользнули по её ключице, — научу дышать без стыда.
Её грудь вздымалась так, что шнуровка корсета угрожала лопнуть. Руна на запястье засветилась, реагируя на близость двух магий — воздуха и тьмы.
— Прекрати!
— Или что? Позовёшь его? — Карст прижал ладонь к стене над её головой, ветер закрутил их волосы в единый вихрь. — Он прибежит, будет рычать... а потом снова закуёт себя в цепи. Ты же видела его крылья? Они пахнут гнилью — он слишком долго подавлял то, что делает его живым.
Шемиз вошёл без звука. Его тень сначала легла на Карста, потом когти впились в плечо племянника, отшвырнув того через всю аудиторию. Стол треснул под ударом.
— Ты забыл, чьи здесь правила, — голос ректора напоминал скрежет камней под прессом.
Карст вытер кровь с губ, смеясь:
— Правила? Ты сам их нарушаешь каждый раз, когда смотришь на неё.
Он поймал в воздухе перо, вырванное из крыла Шемиза, и подул. Перо вонзилось в стену в сантиметре от лица Кэтти.
Шемиз двинулся. Быстрее, чем можно было отследить. Его крылья обволокли Кэтти, как кокон из теней, а рука сдавила горло Карста.
— Прикоснись к ней снова — и твой ветер навсегда замрёт.
Кэтти, зажатая между горячей плотью и холодными перьями, слышала, как бьются два сердца: одно — учащённо, как барабанная дрожь, другое — медленно, будто подземный гул. Руна на её руке пылала, соединяя их энергии в единый вихрь. Она непроизвольно впилась пальцами в крыло Шемиза.
Он ахнул — звук, которого она никогда не слышала. Перья дрожали под её ладонью, как струны.
Карст, всё ещё прижатый к полу, захихикал:
— Видишь, дядя? Она хочет научиться...
Шемиз разжал пальцы, будто обжёгся о племянника. Крылья раскрылись, освобождая Кэтти. Она упала на колени, платье пропиталось потом, смешанным с чёрной пыльцой его перьев.
— Заканчивайте здесь. — Он бросил связку ключей Карсту. — И если ты... — коготь дрогнул у горла Кэтти, не касаясь кожи, — хоть раз взглянешь в её сторону, я вырву тебе глаза.
Когда Шемиз вышел, Карст пнул разбитый стул:
— Драматичный ублюдок. — Но в его голосе слышалась зависть.
Кэтти подняла дрожащими руками щётку. Карст внезапно присел рядом:
— Чувствовала, как он дрожал? Инкубы... — он провёл пальцем по её оголённому плечу, — умирают без прикосновений. Он уже гниёт изнутри. И единственное лекарство... — губы коснулись её уха, — ты.
Она ударила его щёткой по лицу. Дерево треснуло.
— Ха-ха! — Карст упал на спину, смеясь так, что стёкла задребезжали. — О, он точно тебя сожрёт. И мне не терпится посмотреть.
Когда закат окрасил аудиторию в кровавые тона, Кэтти нашла в груде мусора обгоревший свиток. Почерк Шемиза:
«Пределы существуют лишь для тех, кто боится их нарушить».
А на обратной стороне — свежий рисунок: женщина, разрывающая цепи крыльями.
Карст, заметив её взгляд, щёлкнул языком:
— Сожги. Или он станет твоим кошмаром.
Но она спрятала свиток за корсет, туда, где кожа пульсировала от руны. Ночью, когда луна освещала следы перьев на её простынях, Кэтти развернула его снова. Чернила светились, как угли.
Где-то за стеной Шемиз бил кулаком в камень, заглушая рёв ярости. А Карст свистел на балконе мелодию, от которой вились узоры на стекле — непристойные и прекрасные.
Кэтти прижала свиток к груди, поняв, что страх больше не пахнет серой. Он пах дымом, ветром и... свободой.
Глава 6 Анатомия молчания
Кабинет Шемиза пахнул сожжённым янтарём и железом. Кэтти стояла у двери, сжимая гримуар «Темные сущности и их уязвимости», как щит.
Ректор сидел за столом, спиной к ней, крылья беспокойно шевелясь под мундиром. Цепи, впившиеся в основание перьев, звякнули, когда он обернулся:
— Садись. Сегодня ты узнаешь, как убить то, чего нельзя коснуться.
Он щёлкнул пальцами. Свечи погасли, вместо них загорелись шары сизого плавающего света.
Шемиз расстегнул мундир, обнажив грудную клетку, покрытую шрамами в виде рунических формул. Кэтти ахнула, но он продолжил холодно:
— Инкуб — это сосуд. Здесь, — коготь ткнул в яремную впадину, — мы уязвимы к серебру. Здесь, — провёл по рёбрам, оставляя белую царапину, — к священным словам. А здесь... — ладонь легла на живот, чуть ниже пупка, — к дрожи жертвы.
Он подошёл, и Кэтти вжалась в спинку кресла. Его запах — дым после грозы, полынь и что-то металлическое — ударил в голову.
— Но ты не жертва, — он наклонился так, что губы почти коснулись её виска. — Значит, должна знать, куда бить.
Его рука обхватила её запястье, поднимая ладонь к своей груди. Кэтти почувствовала, как под кожей пульсирует что-то чужое, ритм втрое медленнее человеческого.
— Если вонзишь клинок сюда, — палец Шемиза водил её пальцами по шраму над сердцем, — я умру на семь минут. Достаточно, чтобы сбежать.
— А если... не убегу? — она не узнала свой голос — хриплый, как после долгого крика.
Его когти впились в подлокотники кресла по обе стороны от её бёдер.
— Тогда я воскресну и сделаю из тебя то, что нельзя будет спасти.
Кэтти зажмурилась, но образы уже рвались наружу: его зубы на её шее, перья, обвивающие голое тело, чёрные когти, оставляющие следы на бёдрах...
Руна на запястье вспыхнула, и Шемиз зарычал — низко, по-звериному.
— Ты... — он отстранился, срывая с шеи серебряную цепь. — Ты сознательно это делаешь?
— Что?
Он схватил её руку, прижав к оголённой груди. Под ладонью кожа вздыбилась, как кипящая смола.
— Ты зажигаешь это! — его голос сорвался, обнажив хрип ярости. — Каждой мыслью, каждым вздохом...
Кэтти попыталась вырваться, но её магия ответила сама — световой импульс ударил ему в грудную клетку. Шемиз отлетел к стене, сокрушая полку с эликсирами. Фиолетовая жидкость залила пол, испуская пар.
— Простите! Я не хотела...
Он поднялся, сжимая обломки мрамора в кулаке. Глаза горели полностью чёрным.
— Хотела. — Шемиз шагнул сквозь лужу эликсира, не обращая внимания на дымящиеся сапоги. — Ты всегда хочешь.
Его крылья распахнулись, задевая свисающие люстры. Тени сплелись в узор, похожий на паутину. Кэтти отступала, пока не упёрлась в стол.
— Покажи, чему научилась, — он рванул вперёд, когти просвистели в сантиметре от её шеи.
Она инстинктивно создала барьер. Световой щит треснул от первого же удара.
— Слабо! — Шемиз бил снова, и трещины множились. — Ты дрожишь не от страха!
Щит разлетелся осколками. Кэтти упала на стол, её юбка задралась, обнажая бедро. Шемиз замер, его дыхание рвало воздух на клочья.
— Вот где твоя слабость, — он провёл когтем по внутренней стороне её колена. — Ты воображаешь, что контроль спасёт. Но настоящая сила... — палец двинулся выше, разрезая ткань, — в капитуляции.
Кэтти вцепилась в его запястье. Световая магия жгла его кожу, но он не отдернул руку.
— Убью, — прошептала она, чувствуя, как руна пожирает её волю.
— Попробуй, — он прижался губами к её ладони, и боль превратилась в волну жара.
Они рухнули на пол вместе, сплетаясь в борьбе, которая не имела ничего общего с боем. Его крылья обвили её, как саван, её ноги сковали его бёдра. Руна светилась всё ярче, пока комната не наполнилась ослепительным сиянием.
Шемиз отшвырнул её в последний момент. Кэтти ударилась о шкаф, сбивая старинные часы. Он стоял на коленях, сгорбившись, крылья обуглены по краям.
— Урок окончен, — он дышал, как загнанный зверь. — Вон.
Кэтти выбежала, не замечая, что её корсет висит лоскутами, а на груди светится новая руна — зеркальная той, что была у Шемиза.
Ночью она проснулась от крика. Из кабинета ректора доносились удары и рёв. На подоконнике сидел Карст, вертя в пальцах её разорванную перчатку:
— Поздравляю, ты почти его добила. — Он бросил перчатку в лунный свет, и та вспыхнула синим пламенем. — Но игра только начинается.
Когда Кэтти выглянула в коридор, на полу тянулась чёрная полоса — капли крови, ведущие к Запретному крылу. А руны на её теле пели дуэтом — одна о свободе, другая о цепях.
Глава 7 Танец запретных вихрей
Бальный зал академии сиял, как раскрытый ларец.
Люстры из застывшего света мерцали в такт музыке, а магические фонари в форме лунных мотыльков кружили над головами гостей.
Кэтти стояла у колонны, поправляя перчатку. Платье из белого элиумного шелка облегало её стан, мерцая при каждом движении, будто сотканное из звёздной пыли. Подол украшали вышитые серебром гиацинты — цветы, которые Шемиз однажды назвал «дурманом для ангелов».
Карст появился, как всегда, внезапно. Его чёрно-серебряный камзол сливался с тенями, пока он не вышел в полосу лунного света.
— Ты выглядишь аппетитно, — он щёлкнул пальцами, и ветерок сорвал с её плеча шёлковый шарф.
Кэтти схватила ткань, но следующий порыв задрал подол платья, обнажив лодыжку. Студентки захихикали.
— Прекрати! — она бросилась за ним, забыв о приличиях.
Карст смеялся, ныряя между танцующими парами. Его магия раскалывала воздух: бокалы звенели, свечи гасли, а её юбка вздымалась всё выше, обнажая икры, колени...
В зимнем саду он позволил себя настичь. Ловушка захлопнулась — невидимый вихрь прижал Кэтти к стеклянной стене, покрытой инеем. Плющевые лозы обвили её запястья, словно помогая ему.
— Ну вот и поймал светлячка, — Карст прижал ладонь к стеклу над её головой. — Хочешь знать, как летают
настоящие
ангелы?
Его губы коснулись шеи, и руна на её бедре вспыхнула. Воздух вокруг сгустился, поднимая их обоих над полом. Кэтти задыхалась от того, как её тело реагировало на каждое движение вихря.
— Я... не ангел, — она выдохнула, чувствуя, как ветер проникает под платье, лаская кожу.
— О, я знаю, — он провёл языком по её ключице. — Ангелы не дрожат так восхитительно.
Шемиз вошёл без звука. Иней на его плечах не растаял, даже когда он шагнул под стеклянный купол.
— Мой кабинет. Сейчас, — голос скользнул по Кэтти лезвием.
Карст рассмеялся, опуская её на пол. Вихрь рассёк платье от талии до щиколотки. Руна на запястье пульсировала.
— Наслаждайся грозой, малышка, — он исчез в вихре лепестков магнолии.
Кабинет ректора напоминал ледяную пещеру. Шемиз сбросил мантию, обнажив руки в чёрных повязках — самоистязание, чтобы сдержать когти.
— Ты позволила ему... — он скрипел зубами, рисуя в воздухе руну расплаты.
— Ничего не было!
— Враньё! — Он ударил кулаком по столу, и чернильница взорвалась, залив пергаменты чёрной кровью. — Я чувствовал твоё возбуждение. Чувствовал, как твоя магия... — он вдруг схватил её за талию, прижав к книжным полкам, — сливалась с его!
Кэтти вскрикнула, но не от боли. Его бёдра прижимали её к дубу, а запах грозовой ярости сводил с ума. Руны на их телах синхронно пульсировали, создавая резонанс.
— Почему ты не остановил меня раньше? — она прошептала, касаясь его повязки. Кровь проступала сквозь ткань.
Шемиз зарычал, впиваясь зубами в её обнажённое плечо. Боль смешалась с наслаждением, заставив её выгнуться.
— Потому что я... — его рука рванула разрез платья до бедра, — тоже хотел посмотреть.
Но когда когти коснулись кожи, он отшвырнул её, как обожжённый. Стекла окон треснули от ударной волны.
— Вон! Пока я не превратил тебя в то, что потом возненавижу!
Кэтти выбежала, прижимая к груди обрывки платья. В зеркале коридора она увидела следы — синяк на плече, руна на бедре, светящаяся как маяк... и отражение Шемиза за спиной, его крылья, раздираемые цепями.
Ночью Карст проскользнул в её комнату.
— Он тебя покусал, — прошипел он, срывая повязку с её плеча. — Должно быть... больно.
— Не трогай!
— Или что? — Его язык обжёг рану. — Позовёшь его? Пусть видит, как ты дрожишь от меня.
Ветер сорвал с неё остатки одежды. Руны на их телах запели в унисон, когда он прижал её к ледяному окну. Где-то в саду хрустнула ветка...
Но когда она обернулась, там была лишь луна, разрезанная чёрными перьями.
Глава 8 Плоть и пергамент
Спустя пять минут она получила вызов к ректору.
Его кабинет напоминал поле битвы после шторма. Разбитые флаконы, порванные свитки, чернильные лужи — всё кричало о потере контроля.
Шемиз стоял у окна, сжимая в руке серебряный кубок так, что металл плавился, капая на ковёр. Его крылья, освобождённые от цепей, были обуглены по краям, будто он пытался сжечь их, но не смог.
Кэтти вошла без стука. Её платье всё ещё хранило следы разрыва от бала, а на шее алел синяк в форме полумесяца — отметина его зубов.
— Вы звали меня, магистр? — голос дрожал от волнения.
Он обернулся медленно. В глазах — чёрная бездна, в которой клубились искры.
— Ты... — он шагнул, и пол задрожал, — играешь с огнём, малышка.
Его когти впились в её пояс, швы корсета затрещали. Кэтти вскрикнула,— его прикосновение жгло, как раскалённый клинок, оставляя на коже рунические узоры.
— Он сожжёт твои крылышки, — прошипел Шемиз, прижимая её к краю стола.
Мраморный край врезался в бёдра, но её тело ответило предательским выгибом.
— Тогда сожги сам, — выдохнула она, хватая его за запястья.
Его крылья обрушились на них, как штормовая волна. Перья впивались в её кожу, смешивая боль с невыносимым наслаждением. Шемиз прижал зубы к её горлу, но не кусал — дрожал, как зверь в капкане.
Кэтти впилась ногтями в его плечи. Руны на их телах слились в единый узор, светящийся кровавым золотом.
— Я ненавижу тебя, — прошептала она, целуя его впервые.
Поцелуй был как взрыв. Стол рухнул под ними, книги взлетели в воздух, свечи погасли, вспыхнув вновь алым пламенем. Шемиз рычал, его когти рвали ткань, но когда её обнажённая грудь коснулась его кожи, он отшвырнул её прочь, будто обжёгся.
— ВОН! — рёв разорвал воздух.
Она побежала, не замечая, как слёзы смешиваются с кровью на груди.
В библиотеке царила тишина могилы. Кэтти уткнулась лицом в страницы раскрытого фолианта, но слова плясали перед глазами. Её плечи вздрагивали, а руны на теле пульсировали, будто дразня незавершённостью.
— О, моя прекрасная разрушительница, — Карст возник из вихря пыльных страниц.
— Оставь меня! — она швырнула в него чернильницей, но он поймал её на лету.
— Ты разорвала его, — он сел рядом, не касаясь её. — Видела, как он дрожал? Инкубы... — пальцы провели по воздуху над её синяком, — не выносят, когда их тьма встречает свет.
— Он ненавидит меня.
— Нет, — Карст мягко повернул её лицо к себе. — Он боится, что ты увидишь его
настоящего
. А я... — его губы коснулись слезы на её щеке, — хочу показать тебе, как прекрасен может быть страх.
Он целовал её медленно, словно разгадывая шифр. Ветерок закрутил их волосы в единую прядь, сорвав брошь с её платья. Кэтти вскрикнула в его губы, когда руны на их телах вспыхнули, сплетая свет и вихри в единую спираль.
— Так лучше? — он прошептал, проводя языком по её дрожащей губе.
Но ответом стал рёв. Дверь библиотеки сорвалась с петель. Шемиз стоял на пороге, сжимая в окровавленной ладони её брошь. Серебряный гиацинт треснул под его пальцами.
— Ты... — он задыхался, крылья бились в конвульсиях, — выбрала... ветер?
Карст встал, заслоняя Кэтти:
— Она не вещь, чтобы её выбирать.
Шемиз рассмеялся. Звук напоминал ломающиеся кости.
— Тогда получай свою игрушку.
Он швырнул обломки броши в племянника. Острые края рассекли щёку Карста, но тот лишь лизнул кровь.
— Беги, — прошептал он Кэтти, не отводя взгляда от дяди. — Пока он не спалил академию.
Она выскользнула в коридор, прижимая к груди разорванное платье. В зеркале у лестницы увидела их отражение — Шемиз и Карст, стоящие друг против друга, магии тьмы и ветра сплетающиеся в смерче.
Ночью она нашла на подоконнике два подарка.
Первый — обгоревшее перо с запиской:
«Ты обожгла больше, чем крылья. — Ш.»
Второй — стеклянную сферу с вихрем внутри. На этикетке:
«Наш следующий урок. — К.»
Кэтти раздавила сферу в ладони. Вихрь обвил её тело, сорвав остатки одежды. Она засмеялась, глядя, как лунный свет целует её новые руны — смесь теней и урагана.
А где-то в саду, под старым кипарисом, Шемиз вырыл яму для серебряной броши. Но вместо украшения бросил туда окровавленную перчатку — ту, что пахла гиацинтами.
Полночь завернула академию в шепчущую тьму. Кэтти сидела у окна, пытаясь расшифровать руны на запястье, когда дверь скрипнула без стука. Шемиз вошёл, закутанный в плащ цвета пепла, с свитком под мышкой. Его крылья были стянуты цепями так туго, что перья торчали, словно стрелы.
— Защита от инкубов требует... погружения в их природу, — голос звучал натянуто, как тетива. — Читай.
Он развернул на столе древний пергамент. Чернила, смешанные с демонической кровью, пульсировали, образуя фразы, которые менялись при попытке сфокусироваться:
«Сладкая гибель... объятия без сна... жатва стонов...»
Кэтти ощутила жар в основании живота. Шемиз наклонился сзади, его дыхание обожгло шею:
— В древности это называли поэзией. Но на деле — инструкция по разложению душ.
Он перевернул страницу. Иллюстрация инкуба, обвившего крыльями обнажённую жрицу, заставила её вдохнуть резко. Чернильная тень на рисунке шевельнулась, повторив жест жрицы — пальцы, скользящие по клинку между рёбер демона.
— Здесь, — Шемиз коснулся строки, где буквы складывались в непристойный узор, — описан момент, когда жертва перестаёт сопротивляться.
Кэтти попыталась отодвинуться, но его рука легла ей на плечо, пригвоздив к стулу.
— Я... не понимаю терминов.
— Лжёшь, — он провёл пальцем по её горлу, чувствуя учащённый пульс. — Твоя кожа понимает лучше разума.
Его ладонь прижала страницу к её груди. Пергамент прилип к коже, буквы засветились сквозь тонкую ткань рубашки. Кэтти вскрикнула — не от боли, а от волны жара, хлынувшей между ног.
— Чувствуешь, как они пульсируют? — Шемиз начертил когтем руну на её спине, и пергамент задышал в такт. — Это не магия. Это
голод
.
Он перевернул страницу. Новый рисунок: инкуб, пьющий из вены жрицы, их тела сплетены так, что не понять, где заканчивается плоть и начинается тень. Буквы поползли по её рукам, оставляя следы, как прикосновения языков.
— Остановитесь... — она застонала, но её бёдра сами приподнялись к краю стола.
Шемиз рассмеялся горько, разрывая пергамент.
— Ты просишь как жертва. Но твои глаза... — он прижал её ладонь к своей груди, где под кожей билось чужеродное сердце, — кричат как соучастники.
Его губы коснулись её запястья, где пульсировала руна. Внезапно он отпрянул, споткнувшись о собственное отражения в окне — чудовище с кровавыми глазами и крыльями, готовыми разорвать цепи.
— Урок окончен, — он швырнул свиток в камин.
Огонь взревел синим пламенем, выкрикивая проклятия на забытом языке.
Кэтти схватила его за рукав, не понимая сама, чего хочет. Пергаментная пыль витала в воздухе, прилипая к их коже, как вторые покровы.
— Чего ты боишься? — прошептала она, чувствуя, как его тело дрожит под тканью.
Шемиз обернулся, и в его глазах она увидела ответ — не страх, а ужас перед тем, что будет, когда цепи лопнут.
— Себя, — выдохнул он, исчезая в клубах дыма.
На столе остался обгоревший фрагмент свитка. Всего два слова:
«ЗАВЛАДЕЙ ЕЮ»
Кэтти прижала обугленный край к груди. Буквы впечатались в кожу, завершив узор рун. Где-то в саду завыл ветер, но это был не Карст — это пела тьма, узнавшая свой вкус.
Глава 9 Зеркальный лабиринт
Кэтти шла по коридору, сверяясь с картой звёздных карт, когда голос Карста окликнул её из ниши за статуей Святой Агнии:
— Ищешь способ спалить дядюшкины цепи? — Он высунулся из тени, держа в руке зеркальный шар, внутри которого клубился туман. — Могу показать кое-что... интереснее учебников.
Она остановилась, сжимая свиток. Его глаза светились азартом, а на губах играла улыбка хищника, выследившего добычу.
— Не верю твоим «интересностям».
— А если это про него? — Карст подбросил шар, и в нём мелькнуло отражение Шемиза — без мундира, с крыльями, иссечёнными шрамами. — Думаешь, он тебе всё показал?
Сердце Кэтти ёкнуло. Она ненавидела, как он играл на её любопытстве, но ноги сами понесли её за ним. Он вёл её через Забытый коридор, где стены дышали плесенью, а фрески шептали проклятия.
— Здесь, — Карст приложил ладонь к трещине в камне. Камень пополз, открывая дверь, усыпанную паутиной из светящихся нитей. — Зеркальный лабиринт. Для избранных.
— Почему я должна... — она не договорила.
В проёме мелькнуло её отражение — но не сегодняшнее, а то, что она боялась увидеть: распущенные волосы, полуоткрытые губы, руны, пылающие на обнажённой коже.
— Потому что ты
хочешь
знать, — он прошептал ей в ухо, запустив пальцы в её волосы.
Ветерок сорвал шпильку, и дверь захлопнулась за ними.
Зал иллюзий встретил Кэтти ледяным дыханием. Сотни зеркал, обрамленных черным деревом, множили её отражения до бесконечности. Но это были не её копии — каждая версия показывала иную позу, иной жест, словно ловила момент желания, которое она сама боялась признать.
Карст стоял в центре, опершись на мраморную колонну, его серебряные волосы сливались с бликами на стекле.
— Добро пожаловать в мой любимый театр, — он щелкнул пальцами. Зеркала ожили.
В первом — она видела себя прижатой к стене кабинета Шемиза. Его крылья обвивали её, как саван, когти впивались в бедра, а зубы оставляли кровавые росчерки на груди. Отражение застонало, и Кэтти вскрикнула, закрыв лицо руками.
Но зеркало справа подхватило эстафету: там Карст, полуобнаженный, срывал с неё одежду ветром, смеясь над её попытками скрыть дрожь.
— Прекрати! — она рванулась к выходу, но стены сдвинулись, открывая новые коридоры из стекла.
— Ты же любишь уроки, — голос Карста раздался со всех сторон. — Давай, выбери сцену.
Она металась между отражениями. Вот Шемиз, целующий её с яростью обреченного, его когти рвут кожу, а руны на их телах сливаются в единый вихрь. В следующем зеркале — Карст, ласкающий её языком, превращающий стыд в шепот, ветер, обвивающий их как змей.
— Это неправда! — Кэтти ударила ладонью по холодному стеклу.
— Всё правда, — Карст материализовался за её спиной, обхватив талию. — Каждое желание, которое ты подавляла. Каждую дрожь...
Он повернул её к зеркалу, где Шемиз и он сам стояли по обе стороны от её отражения. Тень ректора тянулась к ней когтями, Карст — ветром, проникающим под одежду.
— Выбери нас обоих, — он прижал губы к её шее, а рука скользнула под юбку. — Или ты всё ещё цепляешься за свою жалкую невинность?
Его пальцы коснулись руны на внутренней стороне бедра. Зал взорвался светом — зеркала треснули, осыпаясь осколками, которые превращались в перья и вихри.
Кэтти вырвалась, бегущая сквозь лабиринт, где каждое отражение теперь показывало её объятой обоими. Шемиз, впивающийся зубами в её плечо, Карст, целующий её в губы, их руки сплетались на её теле, магии тьмы и воздуха сливаясь в ураган.
— Перестань! — она упала на колени, закрывая лицо.
Карст поднял её за подбородок. В его глазах плясали искры, но теперь это была не насмешка — вызов.
— Ты боишься, что он увидит, какая ты на самом деле? — Он приложил её ладонь к своему сердцу. — Или что сама увидишь?
Внезапно все зеркала взорвались. Осколки зависли в воздухе, отражая тысячи её лиц — одни в экстазе, другие в ужасе, третьи в ярости.
Карст притянул её к себе, и поцелуй стал битвой. Ветер рвал одежду, стекла резали кожу, но боль терялась в волне, накрывшей её с головой.
— Вот кто ты, — прошептал он, разрывая цепь на её корсете. — Не святая, не жертва. Ты…
Оглушительный рёв разрушил иллюзию. Зеркала рухнули, превратившись в пыль.
Шемиз стоял в проёме, крылья расправлены в последнем усилии сдержать бурю. Его глаза, полностью чёрные, источали яд.
— Моя, — прозвучало не голосом, а в самой её крови.
Карст рассмеялся, отступая в вихре осколков:
— Посмотри на него, Кэтти. Он готов убить за то, что сам не смеет взять.
Шемиз двинулся вперёд, но Кэтти встала между ними. Руны на её коже пылали, соединяя три стихии в паутину света.
— Я не твоя, — она повернулась к Шемизу, — и не его.
Зал содрогнулся. Стены поползли, открывая звёздное небо. Карст исчез с издевательским поклоном, а Шемиз схватил её за руку, но не стал удерживать.
— Ты играешь с хаосом, — прошипел он, исчезая в тени.
Кэтти осталась одна среди руин зеркал. На полу лежал осколок, показывающий её новое отражение — с крыльями из света и ветра, и тенью, обвивающей лодыжки.
Ночью она нашла на подоконнике два подарка: чёрное перо, обёрнутое в страницу из гримуара («Слияние стихий — путь к погибели или преображению»), и стеклянный вихрь с запиской:
«Ты всё-таки выбрала. — К.»
А когда она прикоснулась к перу, на стене проступили кровавые слова:
«Хаос — единственная истина. — Ш.»
Её руны ответили мерцанием, и Кэтти засмеялась — впервые без стыда.
Глава 10 Такие разные
Кабинет ректора пах гарью и грозой. Шемиз стоял у окна, сжимая в руке серебряный перстень с печатью своего рода — символом, который столетия назад выжигал на телах тех, кто принадлежал его клану.
Кэтти, прижатая к стене, пыталась скрыть дрожь в коленях. На её запястье светилась руна Карста — узор из воздушных вихрей, оставленный после их стычки в оранжерее.
— Ты позволила ему
метить
тебя, — его голос звучал тише шелеста крыльев летучей мыши, но каждый слог впивался в кожу. — Значит, забыла, чьи правила здесь царят.
Он двинулся к ней, и пол под ногами треснул. Перстень раскалился докрасна, излучая зловещее малиновое свечение. Кэтти попятилась, но её спину встретили холодные крылья — он загнал её в угол, даже не прикоснувшись.
— Это не... я не... — она задохнулась, когда его рука вцепилась в её бедро.
— Молчи. — Шемиз приподнял край её юбки, обнажив внутреннюю сторону бедра. — Ты хотела игры с огнём? Получи.
Раскалённый перстень коснулся кожи. Шипение плоти смешалось с её вскриком, но боль быстро сменилась странным блаженством — будто яд проник в кровь, разжигая каждую клетку. Шемиз выводил руну, клубы дыма поднимались от обугленной плоти, а его дыхание становилось прерывистым.
— Теперь каждый, кто посмеет коснуться тебя, — прошипел он, впиваясь взглядом в её лицо, — будет знать, чья ты.
Кэтти, вместо того чтобы вырваться, вцепилась в его мундир. Глаза блестели не от слёз, а от вызова.
— Сделай это снова, — прошептала она, прижимаясь губами к его перекошенной яростью щеке.
Шемиз зарычал. Перстень упал на пол, прожегши дыру в ковре. Его когти впились в её бёдра, поднимая её так, чтобы ноги обвили его талию. Стена дрожала за её спиной, осыпаясь штукатуркой.
— Ты... — он прижал лоб к её груди, и она почувствовала, как дрожат его крылья, — сводишь меня с ума.
Его зубы впились в место свежей метки. Боль смешалась с наслаждением, заставив её выгнуться. Руны — и его, и Карста — вспыхнули, сплетаясь в узор, похожий на паутину. Шемиз отшвырнул её на стол, где чернильницы и пергаменты рухнули на пол.
— Хочешь быть чьей-то? — он пригвоздил её запястья к столу, крылья создавая шатер из теней. — Стань
ничьей
. Чтобы даже тень твоя жгла им глаза.
Его губы опустились на новую руну, и она закричала — не от боли, а от того, как магия двух инкубов боролась в её крови. Стол треснул под ними, но Шемиз не останавливался, пока последний символ не был выжжен.
Когда он отпустил её, Кэтти лежала, дрожа, её бедро пылало двойной меткой — спиралью тьмы и вихрем. Шемиз стоял над ней, его мундир порван, цепь на крыльях лопнула, обнажив шрамы старой боли.
— Теперь ты свободна, — он усмехнулся горько, — как добыча между двумя хищниками.
Она поднялась, игнорируя боль, и прижала ладонь к его груди, где билось сердце, пойманное в ловушку плоти.
— Я не добыча. — Её губы коснулись его клыка, оставляя каплю крови. — Я — искра, от которой вы оба сгорите.
Ночью Карст нашёл её в библиотеке. Его пальцы скользнули к метке на бедре, но едва коснувшись, он отдёрнул руку, словно обжёгся.
— Ай-яй, дядюшка сыграл грубо, — он лизнул обожжённые пальцы. — Но теперь... — его глаза сверкнули, — он сам связал тебя с нами.
Кэтти встала, обнажая двойную руну.
— Ваши метки — не цепи. — Она провела пальцем по коже, и символы вспыхнули, заставляя Карста отступить. — Это ключи.
Она вышла, оставив его в одиночестве. В саду лунный свет касался её ноги, и метки пели дуэтом — один голос ревнивый и тяжёлый, другой — насмешливый и легкий.
А в кабинете Шемиза раздался грохот — он разбил зеркало, в котором видел её улыбку. Но в осколках отражались не её глаза, а его собственные — полные голода, который уже нельзя было назвать просто желанием.
Лунный свет резал аллеи сада как лезвие, превращая тропинки в полосы теней и серебра. Кэтти шла, не замечая, как сжимает в руке флакон с эликсиром — остаток ночных занятий. Её прервал стон, похожий на смех, и запах железа, перебивающий аромат ночных фиалок.
Карст лежал у фонтана, опрокинувшись на ступени. Его рубаха пропиталась кровью, а на груди зиял шрам в форме спирали — знак тёмных магглов. Воздух вокруг него дрожал, как разорванная плёнка, а ветер, обычно послушный, рвал листву с деревьев в бессильной ярости.
— Смотри-ка... ангел смерти явился, — он попытался усмехнуться, но кашель вырвал из горла кровавые брызги.
Кэтти упала на колени, отбрасывая флакон. Руки сами потянулись к ране, хотя разум кричал бежать.
— Молчи. Ты... ты истекаешь кровью.
— О, забота? — Карст схватил её за запястье, но слабее обычного. — Дядя будет в восторге...
Она сорвала его рубаху, обнажив изуродованную плоть. Магия тёмных магглов оставила следы, похожие на гниющие корни. Кэтти прижала ладони к ране, световая энергия заструилась из кончиков пальцев. Но вместо исцеления воздух вокруг них завихрился.
— Что ты... — Карст не успел договорить.
Невидимый вихрь сжал их тела, прижав грудь к груди. Кэтти вскрикнула — её магия, смешавшись с его стихией, вышла из-под контроля. Они парили в полуметре от земли, сплетённые ветром, как две куклы в руках безумного бога.
— Прекрати! — он попытался оттолкнуть её, но вихрь лишь усилился.
— Я не... не могу! — Кэтти чувствовала, как его кровь смешивается с её потом, как руны на их коже вспыхивают, создавая обратную связь.
Карст застонал, но не от боли. Его руки сами обвили её талию, а губы нашли её шею.
— Дьявол... ты училась у дядюшки? — хриплый шёпот обжёг кожу.
Она хотела ответить, но его губы накрыли её рот. Поцелуй был неожиданно мягким, без привычной издёвки. Вихрь замедлился, превратившись в тёплый поток, окутывающий их как одеяло. Кэтти почувствовала, как его рана под её пальцами начинает закрываться, втягивая её свет как мазь.
— Ты... крадёшь мою магию, — прошептала она, но не стала останавливать.
— Нет, — он прижал лоб к её плечу, вдыхая дрожь её тела. — Ты наполняешь меня.
Их медленное падение на землю растянулось на вечность. Ветер уложил их на плащ, сорванный с плеч Карста. Он лежал под ней, бледный, но уже улыбающийся. Рука скользнула под её юбку, касаясь шрама от метки Шемиза.
— Твой ректор... не простит этого, — он провёл языком по её нижней губе.
— Тогда пусть видит, — неожиданно для себя ответила Кэтти, захватывая его губы в новый поцелуй.
Магия света и воздуха сплелась вокруг, создавая кокон из мерцающих частиц. Они теряли границы — где заканчивалась её добродетель и начиналась его анархия. Руны Карста на её бедре пульсировали в такт его сердцу, а след Шемиза на запястье горел, будто предупреждая.
Внезапно вихрь лопнул. Их швырнуло друг от друга. Карст, прислонившись к фонтану, смеялся сдавленно:
— Вот демоны... а я думал, сегодня умру скучно.
Кэтти встала, поправляя разорванное платье. Его кровь всё ещё мазала её руки, но рана на его груди была лишь бледным шрамом.
— Почему ты... — она начала, но он поднял палец.
— Не спрашивай. Просто знай — теперь мы связаны круче, чем любой его меткой. — Он поймал порыв ветра и исчез, оставив после себя лишь горсть листьев.
На камне у фонтана Кэтти нашла смятый пергамент. Почерк Шемиза, рваный и яростный:
«Смерть — не худшее, что я ему желаю. Приди. Объяснись. — Ш.»
Она коснулась губ, всё ещё чувствуя вкус Карста — ветра и граната. Впервые за всё время её страх потерять невинность уступил чему-то новому — голоду, который мог насытить только хаос.
А в тени кипариса Шемиз наблюдал, как его племянник исчезает в ночи. Его крылья, освобождённые от цепей, рвали мундир в клочья. Первый раз за века он не знал, кого ненавидеть сильнее — их обоих или себя.
Глава 11 Исповедь в чернилах
Подземелье академии хранило секреты, которые даже звёзды боялись освещать. Шемиз провёл Кэтти через лабиринт запечатанных дверей, его крылья, свободные от цепей впервые за недели, шелестели как пергаментные страницы. Воздух пахнул плесенью и древней магией, а стены, покрытые фресками падших ангелов, словно следили за каждым шагом.
Он остановился перед дверью из чёрного дерева, где вместо замка зияла дыра в форме сердца.
— Ты спросила, кто мы такие? — его голос звучал как скрип старых переплётов. — Увидишь сама.
Фолиант лежал на пьедестале из костей. Переплёт дышал, кожаная обложка пульсировала, словно живая. Шемиз провёл пальцем по тиснёному заголовку:
«Liber Umbrae — Истина за пеленой»
.
— Инкубы не демоны, — он открыл книгу, и страницы зашелестели сами, останавливаясь на иллюстрации крылатого существа, соединяющего руки двух любовников. — Мы... мосты. Те, кто превращает страх в силу, стыд — в освобождение.
Кэтти протянула руку, но он схватил её запястье:
— Каждое слово здесь написано кровью. Решишься прочесть — назад пути не будет.
Она вырвалась, коснувшись страницы. Чернила ожили, поползли по её пальцам, впитываясь в кожу. В голове пронеслись образы: инкуб, обнимающий плачущую женщину, их тела, сливающиеся в светящийся вихрь; жрица, льющая свою невинность в чашу из его крыльев; тени, танцующие в ритуале, где боль и наслаждение — две ноты одной песни.
— Мы не отнимаем, — Шемиз стоял сзади, его грудь почти касалась её спины. — Мы
преобразуем
. Твоя светлая магия... — он обнял её, проводя когтем по линии горла, — могла бы сжечь миры, если смешается с моей тьмой.
Кэтти вздрогнула, но не отстранилась. Его дыхание обжигало шею, а страницы фолианта теперь показывали их самих — её, обнажённую, с крыльями из света, его, обвитого тенями, их соединение, рождающее звёздный взрыв.
— Это... богохульство, — прошептала она, чувствуя, как её магия реагирует на близость книги.
— Нет, — он взял её ладонь, прижав к своей груди. Под кожей билось не сердце, а нечто древнее, ритм которого совпал с её пульсом. — Это истина, которую церковь запекла в пламени. Они боялись, что мы научим вас
летать
.
Его губы коснулись её плеча, и Кэтти почувствовала, как тьма фолианта просачивается в неё через это прикосновение. Страницы замигали, показывая древние ритуалы: инкуб, пьющий слёзы девственности как эликсир; женщина, вонзающая кинжал в его крыло, чтобы получить силу; их совместный вопль, разрывающий небо.
— Хочешь знать, на что способна? — Шемиз развернул её к себе. Его глаза стали зеркалами, отражающими её самое — распущенные волосы, горящие руны, дрожь в коленях. — Позволь мне показать...
Он прижал её ладонь к странице с иллюстрацией обряда. Чернила ожили, поползли по руке, вплетаясь в руны. Кэтти вскрикнула — магия тьмы и света столкнулись в ней, как два океана. Шемиз поймал её, когда ноги подкосились, его крылья обернулись вокруг них, создавая шатёр из перьев.
— Не бойся, — он целовал её веки, щёки, уголки губ, пока вихрь магии не заставил их обоих задрожать. — Страх — лишь топливо.
Его когти разрезали шнуровку платья, обнажая кожу, на которой теперь светились строки из фолианта. Кэтти ощутила, как её сила растёт, смешиваясь с его, как руны Карста на бедре вступают в спор с новыми символами.
— Ты... уничтожишь меня, — она захрипела, но её тело выгнулось навстречу ему.
— Нет, — он прикусил её нижнюю губу, и боль взорвалась наслаждением. — Я научу тебя
гореть
.
Их магии слились. Свет и тень сплелись в спираль, подняв их над полом. Фолиант горел синим пламенем, выбрасывая в воздух пепел, который превращался в новые руны. Кэтти плакала, смеялась, кусала его плечи, пока границы между ними не исчезли.
Когда всё стихло, они лежали на полу, покрытые пеплом и потом. Страницы
Liber Umbrae
теперь украшали её кожу, как татуировки. Шемиз касался их дрожащими пальцами:
— Теперь ты часть истории, которую не смогут стереть.
Дверь подземелья с грохотом распахнулась. Карст стоял на пороге, ветер кружил вокруг него, срывая лепестки пепла.
— Как трогательно, — он скривился, но в глазах читалась ярость. — Дядя решил поиграть в учителя?
Шемиз поднялся, заслоняя Кэтти. Его крылья расправились, роняя чёрные перья, которые превращались в пепел при касании пола.
— Это не твоя война.
— О, ещё какая! — Карст щёлкнул пальцами, и вихрь подхватил страницы фолианта. — Ты забыл, что она
наша
?
Кэтти встала между ними. Руны на её теле светились, заставляя обоих отступить.
— Я ничья, — её голос прозвучал эхом из глубин подземелья. — Но вы оба... мои.
Она прошла мимо, не оглядываясь. На лестнице, ведущей вверх, её ждало зеркало. Отражение показывало её с крыльями — одно светлое, другое из теней, а между ними — вихрь, сплетённый из ветра.
Карст рассмеялся в спину Шемизу:
— Поздравляю. Ты создал монстра.
— Нет, — Шемиз поднял с пола обгоревшую страницу с изображением их тройного сплетения. — Я вернул её себе.
Но когда он сжал страницу, чернила стёрлись, оставив лишь слова:
«Свобода — единственная ловушка, из которой не сбежать».
А Кэтти, поднявшись в библиотеку, нашла на своём столе новую книгу — тонкий томик в белом переплёте. На первой странице было написано её почерком:
«Глава первая: Свобода».
Глава 12 Танец сжигающих крыльев
Кэтти стояла у окна своей комнаты, наблюдая, как студенты превращают сад в инфернальный сад. Академия готовилась к Фестивалю Огня. Фестиваль огня был не просто праздником — это был вызов. Вызов традициям, страхам, самой сути академии, где столетиями учили подавлять желания во имя «чистоты магии».
Студенты поджигали бумажные фонари в форме фениксов, запускали в небо змеев из раскалённого шёлка, а их смех звенел, как разбитое стекло.
Она провела пальцем по руке, где руны Шемиза и Карста сплетались в новый узор. Сегодня всё изменится. Сегодня она перестанет быть полем их битвы и станет… пламенем, которое их спалит.
— Ты уверена, что хочешь надеть
это
? — Ноэла, её соседка по комнате, держала платье из лунной паутины, которое переливалось даже в темноте.
— Да, — Кэтти улыбнулась, снимая скромную мантию. — Пусть видят, кого пытались сломать.
Ноэла замерла, увидев руны. Они светились сквозь ткань, как карта запретных территорий.
— Боги… Они тебя…
— Украсили, — перебила Кэтти. — И теперь я верну им их «подарки».
Внизу, у фонтана, Карст развлекал толпу. Он щёлкал пальцами, создавая из воздуха огненных змеев, которые обвивали студенток, заставляя их визжать от восторга.
Его смех нёсся над садом:
— Кто следующий? Хотите, чтобы змей залез под платье?
Шемиз наблюдал из тени арки. Его крылья, сегодня свободные от цепей, были окрашены золотой охрой — древний символ инкубов, готовых к ритуалу. Он видел, как Кэтти спускается по лестнице, и сжал кубок так, что стекло треснуло.
— Играешь с огнём, малышка? — пробормотал он, но в его глазах вспыхнуло нечто большее, чем гнев.
Карст заметил её первым. Вихрь, игравший с пламенем, замер, когда он увидел её платье — или скорее его отсутствие. Лунная ткань облегала тело, оставляя открытыми плечи, спину и бёдра, где руны пульсировали в такт барабанам.
— Вот это вход! — Он свистнул, заставляя огненных змеев рассыпаться искрами. — Дядя, смотри! Твоя скромница решила стать…
— Богиней, — закончила за него Кэтти, останавливаясь в центре сада. Её голос, усиленный магией, прозвучал над толпой. — И сегодня вы все станете свидетелями её рождения.
Она щёлкнула пальцами. Фонари взорвались, осыпая всех золотым пеплом. Студенты закричали от восторга, когда её световая магия сплелась с огнём, создавая арки из пламени.
Кэтти прошла мимо не сводящих с нее взгляда Шемиза и Карста.
Фестиваль огня превратил академию в гигантский костёр. Тысячи светлячков-факелов кружили над садом, сжигая лепестки магнолий, чтобы те падали золотым дождём. Студенты в масках из перьев и расплавленного стекла танцевали под барабаны, чей ритм напоминал биение разгорячённого сердца.
Кэтти стояла на балконе, сжимая кубок с вином, которое искрилось, как жидкий янтарь. Её платье, сотканное из лунной паутины, переливалось с каждым движением, обнажая руны — светящиеся письмена, сползавшие с плеч к бёдрам.
Шемиз появился первым. Его мундир сменила чёрная рубаха с разрезами для крыльев, обнажив шрамы, похожие на карту забытых битв.
Он взял её за талию, прежде чем она успела повернуться:
— Танцуешь с опасностью, малышка? — Его губы коснулись раковины уха, а тень от крыльев накрыла их, как вуаль.
Кэтти закинула голову, позволяя магии света вырваться из кончиков пальцев. Искры попали в бочку с эльфийским порохом — фейерверк взмыл в небо, осыпая их серебряным дождём.
— Опасность — это ты, — она провела ногтем по его шраму на шее, — но я уже не та, кого пугает темнота.
Он закружил её в танце, каждое движение — вызов.
Его крылья, свободные от цепей, вздымали вихри пепла, а её свет вырезал в них узоры, будто ножом по пергаменту. Руны на их коже синхронно пульсировали, притягивая взгляды толпы.
— Браво, дядя! — Карст ворвался в их круг, сорвав маску с лица студентки. Ветер подхватил его плащ, обнажив тело, покрытое татуировками-вихрями. — Но позволь показать, как танцует
буря
.
Он щёлкнул пальцами. Ураган поднял Кэтти в воздух, сорвав фату из лунной паутины. Она рассмеялась, раскинув руки — световые нити сплелись с ветром, создавая мерцающий кокон.
— Думаешь, удивишь меня? — Кэтти махнула рукой, и кокон взорвался, осыпав всех искрами.
Она приземлилась между ними, платье теперь напоминало доспехи из света и теней. Толпа замерла, заворожённая. Даже фейерверки потухли, будто завидуя.
— Вы оба... такие предсказуемые, — она провела пальцем по губам, оставляя след светящейся помады. — Но сегодня веду я.
Шемиз шагнул первым. Его танец был яростью в плоти — когти рвали воздух, тени лизали её ноги, пытаясь приковать к земле. Но Кэтти парила, её магия выжигала петли тьмы, заставляя его крылья дымиться.
— Сожги меня, — прошипел он, хватая её за шею, но не сжимая. — Или признай, что боишься.
— Никогда, — она впилась зубами в его нижнюю губу, смешав кровь с вином.
Карст врезался в их танец, как торнадо. Его вихри подхватили Кэтти, закрутив в спирали, где свет и ветер сливались в одно. Рука скользнула под её платье, касаясь руны на бедре:
— Он научил тебя жечь, я научу летать.
Его губы захватили её рот, пока Шемиз рычал что-то нечленораздельное. Вихрь поднял их выше, к куполу из магических фонарей.
Кэтти разорвала поцелуй, оставив на губах Карста каплю света, и повернулась к Шемизу:
— А ты? Только смотреть будешь?
Он взревел, взмахнув крыльями. Тени сгустились в чёрное солнце, поглотив фейерверки. Кэтти упала в эту бездну, чувствуя, как его когти впиваются в бёдра, а зубы метят шею. Но вместо боли — волна, смывающая все границы.
Три стихии сплелись в огненный смерч. Свет Кэтти, тьма Шемиза, ветер Карста — они вращались, создавая новый узор на небе. Толпа в ужасе и восторге падала на колени, когда взрывы магии окрасили облака в цвета крови, ночи и расплавленного золота.
В кульминации Кэтти разорвала вихрь, притянув обоих к себе. Первый поцелуй — Шемизу, яростный, с вкусом пепла и обещанием расплаты. Второй — Карсту, насмешливый, с послевкусием бури.
— Я... — она откинула голову, смеясь, когда фейерверки взорвались финальным аккордом, — ваша погибель.
Они рухнули на землю, магия иссякла. Шемиз лежал на спине, крылья обуглены, но глаза горели. Карст, прислонившись к разбитой статуе, вытирал кровь с губ, не сводя с неё взгляда.
— Ты... — Шемиз поднялся, шатаясь, — уничтожила полсада.
— Зато теперь они запомнят, — Кэтти сорвала с себя обгоревшие лоскуты платья, обнажив кожу, где руны складывались в новое послание:
«Свобода или смерть».
Карст рассмеялся, поднимая кубок с разлитым вином:
— Пью за нашу погибель!
Но Шемиз уже уходил, его тень удлинилась, коснувшись её ступни. На мгновение Кэтти почувствовала — это не конец, а начало войны, где ставка выше, чем любовь или власть.
А на руинах фонтана, куда упала искра от её магии, плавилась каменная табличка с надписью:
«Правила изменены».
Глава 13 Бархатный бунт
Шемиз объявил о своём уходе с поста ректора на рассвете, когда тени ещё цеплялись за стены академии. Причина? Официально — «истощение магического ресурса». Но те, кто видел, как его крылья рвали цепи в ночных кошмарах, как он сжигал пергаменты с её именем, понимали: он бежал. Бежал от себя. От её света, прожигающего его тьму. От желания, которое превратило его из хищника в раба.
Слова прозвучали на собрании магистров, но адресованы были лишь одному человеку — Кэтти, стоявшей у двери с лицом, похожим на маску изо льда. Его крылья, лишённые цепей, казались чужими, слишком большими для кабинета, который он покидал.
Карст, конечно, не мог промолчать.
— Сбегаешь, как крыса с тонущего корабля? — он развалился на стуле ректора, запустив ноги на стол, испещрённый шрамами от когтей Шемиза. — Или боишься, что она тебя добьёт?
Шемиз не ответил. Его крылья, освобождённые от цепей, казались чужими — слишком лёгкими, слишком... бесполезными. Он смотрел на Кэтти, чьи руны светились сквозь тонкую ткань мантии. Она молчала, но её молчание было громче любого обвинения.
Ночью он пришёл, как гроза, ломая замки не магией, а чистотой ярости. Его тень поглотила комнату, смешав запах грозы с её гиацинтовыми духами. Кэтти не вскрикнула — она ждала.
— Ты довольна? — он рванул воротник её рубашки, обнажая ключицу, где пульсировала руна в виде спирали — символ власти над стихиями,
его
дар. — Разрушила всё, к чему прикоснулась.
Она прижала ладонь к его груди, и магия ударила ответной волной. Чёрные перья взметнулись, когда он рухнул на кровать, но его когти впились в её бёдра, прижимая сверху.
— Ты сам научил меня жечь, — она прошептала, обжигая губами шрам на его шее. — Теперь гори со мной.
Их последняя схватка была яростной. Когти Шемиза рвали простыни, её свет выжигал следы на его коже. Он кусал её плечи, пытаясь вернуть контроль, но Кэтти лишь смеялась. Удары его крыльев сбивали со стола флаконы с эликсирами. Фиолетовая жидкость растекалась по полу, дымясь ядовитым паром, но им было всё равно.
— Ты... не победила, — он впился зубами в её плечо, метя, как в первый раз, но теперь её кожа отвечала светом, выжигая его след.
— Нет, — она вцепилась в основание его крыла, где пульсировала чёрная жила. — Я переродилась.
Он зарычал, когда её магия проникла в самую сердцевину его тьмы. Это не было наслаждением — это было слияние, взрыв, после которого остались только пепел и звёздная пыль.
— Ты... — он попытался вырваться, но её магия сковала мышцы.
— Смотри, — она провела рукой по воздуху, и зеркало на стене ожило, показывая Карста в саду. Он стоял под окном, сжимая в руке стеклянный смерч — их общий «подарок». — Он тоже горит. Но ты... — её зубы сомкнулись на его нижней губе, — боишься обжечься.
Шемиз опрокинул её, впиваясь зубами в место, где руна Карста пересекалась с его меткой. Кэтти вскрикнула, но её ноги обвили его поясницу, притягивая ближе.
— Я уничтожу его, — он прошипел, двигаясь внутри неё с яростью обречённого.
— Нет, — она вцепилась в его крылья, рванув так, что перья посыпались, как пепел. — Ты будешь смотреть, как я забираю у него всё... как когда-то забрала у тебя.
Они рухнули на пол, её спина прижалась к ледяным плитам, его руки обвили шею. В последний миг перед кульминацией он увидел в её глазах то, что боялся признать — она не выбирала между ними. Она перестала выбирать вообще.
Утром Шемиз ушёл, не оставив следов, кроме горстки чёрных перьев на подоконнике. Кэтти раздавила одно в ладони, превратив в прах, и выбросила в окно. Ветер подхватил пепел, унося к Карсту, который ждал в саду с лицом, искажённым яростью и голодом.
— Довольна? — он бросил к её ногам стеклянный смерч. Внутри бушевал миниатюрный ураган. — Осталась одна со своей властью.
— Одна? — она наступила на сферу, раздавив её каблуком. Вихрь вырвался, обвив их обоих. — Ты остался. Он вернётся. А я... — её губы приблизились к его уху, — научу тебя служить.
Карст рассмеялся, но смех оборвался, когда её магия впилась в его татуировки, приковав к земле.
— Попробуй, — он выдохнул, и ветер сорвал с неё плащ, обнажая кожу, где теперь сияла новая руна — сплав света, тьмы и урагана.
Карст выгнулся под её прикосновением, татуировки-вихри на его руках вспыхнули алым, но магия Кэтти держала его на грани между болью и экстазом. Ветер рвал её волосы, смешивая запах грозы с её гиацинтовыми духами, когда за спиной раздался глухой удар.
Тень Шемиза, шире и чернее ночи, накрыла их. Его крылья, всё ещё опалённые её светом, дымились, но в глазах горела не ярость — голод, который не смог заглушить даже уход.
— Ты вернулся, — Кэтти не обернулась, её пальцы впились в грудь Карста, оставляя светящиеся царапины. — Чтобы признать поражение?
Он шагнул вперёд, когти сомкнулись на её талии, отрывая от племянника. Его голос прозвучал прямо в сознании, как раскат подземного грома:
— Чтобы забрать своё.
Карст зарычал, вырываясь из её пут, но Шемиз уже прижал его к земле крылом. Тень и ветер сплелись в смерч, поднимая содранную листву и осколки стекла. Кэтти рассмеялась — её смех прорезал хаос, как клинок.
— Довольно! — Она взмахнула рукой.
Руны на её коже вспыхнули, и магия ударила тройным ударом: свет сковал Шемиза, ветер пригвоздил Карста, а сплетённая из них тьма обвила её тело, как корона.
Она опустилась между ними, касаясь ладонью груди каждого. Их стихии вздрогнули, сопротивляясь, но её воля сплавила их воедино.
Шемиз сдался первым — его крылья обвились вокруг неё, как плащ, а губы впились в шею, метя поверх следов Карста. Тот ответил яростнее: зубы сомкнулись на её бедре, возле руны, а пальцы вцепились в крыло дяди, рвя перья.
— Теперь вы мои, — прошептала Кэтти, сводя их руки на своём теле. — Тень и буря. Тьма и ветер.
Их магии взорвались, не оставляя места словам. Свет прожигал тени, ветер рвал плоть, но боль превращалась в волны, смывающие границы. Карст, всегда насмешливый, стонал, впиваясь в её губы, а Шемиз, теряя контроль, рычал её имя, как молитву.
Когда рассвет разорвал небо, они лежали среди руин сада — сплетённые тела, крылья и конечности, покрытые перьями, шрамами и светящимися рунами. Кэтти подняла руку, и три стихии послушно сплелись над ладонью, образуя новый символ —
«Владычица».
Шемиз коснулся знака, его тьма дрогнула, но подчинилась. Карст, обычно болтливый, лишь прижал её ступню к своей груди, где теперь пульсировала её руна.
— Правила поменялись, — сказала Кэтти, вставая. Её голос звучал как приговор и обещание. — Теперь вы оба... пленники моих желаний.
Они не спорили. Ветер и тень потянулись за ней, когда она уходила, оставляя следы из пепла и звёздной пыли.
Глава 15 Урок завершён
Академия тонула в янтарных лучах заката. Витражи бросали на пол разноцветные блики, словно прощальные поцелуи солнца. Мэгги стояла на балконе обсерватории, опираясь на мраморные перила. Ветер играл с её распущенными волосами, смешивая запахи моря, лаванды и дыма из далёких кузниц.
Позади, в глубине зала, шаги эхом отдавались под сводами. Она узнала их ритм, даже не оборачиваясь.
— Курс завершён, — голос Лорана прозвучал ближе, чем она ожидала. — Вы... свободны.
Мэгги закрыла глаза, вдыхая воздух, напоённый свободой. Свободой от стыда, от чьих-то правил, от самой необходимости бунтовать.
— «Свобода» — странное слово, — сказала она, поворачиваясь. — Звучит как конец, но пахнет началом.
Лоран стоял в трёх шагах, одетый в простой чёрный камзол. Его серебряные волосы были собраны в хвост, открывая шрам на шее — тот самый, что она целовала. Дерек прислонился к дверному косяку, жуя веточку полыни. На его шее болталась цепочка с крошечным черепом — трофеем из их последней авантюры.
— Так что дальше, принцесса? — спросил Дерек, выплюнув стебель. — Будешь править академией? Или уйдёшь искать приключения?
Мэгги улыбнулась, подходя к ним. Её тень, вытянутая закатом, накрыла обоих.
— Думала... — она остановилась, оставляя между ними равное расстояние. — Сжечь учебники. Переименовать зал наказаний в зал удовольствий. Или... — её взгляд скользнул по Лорану, потом к Дереку, — ...просто уйти.
Лоран вынул из кармана ключ — старинный, с рунами единства. Положил ей на ладонь.
— Академия всегда будет вашим домом. Если захотите вернуться.
Дерек фыркнул, доставая из-за пазухи смятый пергамент.
— А я нашёл карту Острова Весенних Вихрей. Говорят, там водятся русалки, которые...
— ...поедают глупцов, — закончила Мэгги, забирая карту. — Идеально для тебя.
Они рассмеялись. Смех раскатился под куполом, спугнув стаю голубей. Птицы взмыли в розовеющее небо, и на мгновение Мэгги захотелось полететь с ними — вверх, прочь от земли, от выборов, от всего.
Дерек поймал её взгляд и шагнул первым. Его поцелуй был знакомым — горячим, с привкусом яблок и дерзости. Но теперь в нём не было вызова, только обещание.
— Куда бы ты ни пошла... — он прижал лоб к её виску, — ...я найду способ достать тебя.
Лоран подошёл последним. Его пальцы коснулись её руки, как тогда в библиотеке, но теперь дрожали не от гнева.
— Выбирайте, — прошептал он. В его голосе звучали все те ночи, когда он учил её страсти через боль. — Или... — губы Лорана скользнули по её уху, — ...мы можем повторить пройденное.
Мэгги закрыла глаза. Перед ней всплыли образы:
Дерек на королевской дороге, смеющийся под дождём, с мечом на спине и шуткой на языке.
Лоран в башне с пергаментами, его холодные пальцы, листающие карты неизведанных земель.
Она сама — с посохом странницы или в мантии ректора, но всегда с тем же огнём в груди.
Открыв глаза, она взяла их руки — одну шершавую от меча, другую гладкую от пергаментов.
— А может... — она притянула их ближе, пока тени не слились в одну, — ...нам стоит написать новое правило?
Закат догорал, когда они вышли во двор. Три силуэта — один высокий и прямой, другой с развязной походкой, третий — с золотой цепью на шее — растянулись по камням. Где-то вдалеке зазвонил колокол, но Мэгги уже не могла сказать, отмечал ли он конец или начало.
На пороге академии она обернулась. В окне ректорской башни дрожал огонёк — как будто кто-то ждал.
— Всё ещё можешь передумать, — Дерек ткнул пальцем в её бок.
— Никогда, — она толкнула его в фонтан.
Лоран рассмеялся — искренне, громко, как мальчишка. Звук был прекрасен.
Их тени, сплетённые воедино, пропали за воротами, когда первые звёзды зажглись над академией. А где-то в библиотеке, между страниц запретной книги, остался лежать чёрный лепесток — сухой, хрупкий, но всё ещё пахнущий полынью.
Эпилог
На рассвете служанка, зажигавшая свечи в зале, нашла на столе ректора три пергамента.
Первый
: Карта с отметкой у Острова Весенних Вихрей.
Второй
: Ключ от кабинета, обвитый рыжей лентой.
Третий
: Чистый лист, на котором ветер начертил узор из пыльцы и пепла.
И ни одного слова.
КОНЕЦ
На этом этот сборник эротических историй закончился. Я надеюсь, истории вам понравились, и вы поддержите мое начинание лайками на книге (не те что ставятся в конце главы, а на самой странице книги).
На моей странице уже есть второй сборник подобных историй: ОГНИ АКАДЕМИИ СТРАСТИ. И там сегодня закончилась первая история и началась вторая. Приходите, добро пожаловать.) А чтобы узнать о скором старте новых историй (и они будут уже в другом сеттинге), подписывайтесь на автора - и вам сразу придет уведомление о новинке.
Конец
Вам необходимо авторизоваться, чтобы наш ИИ начал советовать подходящие произведения, которые обязательно вам понравятся.
Игры Безликого Добро пожаловать. Это сборник любовно-эротических историй, в которых главными героями являются злые боги/духи и обычная девушка, которой они стали одержимы. Чувства темные, запретные, принуждение и откровенные сцены 18+. И откроет этот сборник история "Игры Безликого". Каждую ночь Илтар является Делире в облике мужчин, которых тайно желают жительницы города: учителя, воина, поэта. Город шепчет о её «разврате», не зная, что в её постели — само божество. Но когда ревность смертных превраща...
читать целикомГлава 1 Тишину уютной квартиры Василия Викторовича разорвал грохот, от которого с дивана свалился кот Борис. — МЯУ, БЛЯДЬ?! — проорал усатый, шерстью кверху. — Вот именно, — пробормотал Василий, отрывая взгляд от тарелки с дошираком. Дверь с грохотом слетела с петель, и в проёме возникли три фигуры. Два здоровых лба в кожаных куртках и... женщина. Женщина была высокая, в строгом костюме цвета «мы тебя уже достали», с папкой под подмышкой и выражением лица, словно она вот-вот отправит Василия Викторович...
читать целиком"Кошмары Селены" Озеро, ночь, и луна Ночь была тёплой. Я уснула с открытым окном — слишком усталая, чтобы закрыться от сна, в который боялась снова упасть. На мне — тонкая, почти воздушная , кружевная ночнушка, прилипшая к телу в летнем воздухе. Я помню подушку. Мягкость. Последнюю мысль: только бы он не пришёл. Но он пришёл. И когда я открыла глаза — я уже стояла в воде... Сердце билось, как у пойманного зверя. Это был сон… Нет. Я чувствовала каждый порыв ветра, слышала собственное дыхание. Это был о...
читать целикомГлава 1. Бракованный артефакт — Да этот артефакт сто раз проверенный, — с улыбкой говорила Лизбет, протягивая небольшую сферу, светящуюся мягким синим светом. — Он работает без сбоев. Главное — правильно активируй его. — Хм… — я посмотрела на подругу с сомнением. — Ты уверена? — Конечно, Аделина! — Лизбет закатила глаза. — Это же просто телепорт. — Тогда почему ты им не пользуешься? — Потому что у меня уже есть разрешение выходить за пределы купола, а у тебя нет, — она ухмыльнулась. — Ну так что? Или т...
читать целикомГлава 1 Каково это — жить в мире, где драконы подобны богам? Чертовски утомительно. Особенно когда ты — феникс и тебе приходится бесконечно наблюдать за их властью над остальными существами. Благо я помню свою прошлую жизнь лишь отрывками, правда, не самыми радужными. Боль, смерть, разочарован — все эти чувства смешались в моей голове, превратив мысли в хаос. Даже сейчас, когда я стояла на балконе лучшего отеля столицы и смотрела на то, как множество драконов парят в воздухе, то думала о мужчине, котор...
читать целиком
Комментариев пока нет - добавьте первый!
Добавить новый комментарий