Актриса (часть 2)

Она входит в комнату цокая каблуками. Я ползу за ней на четвереньках, как животное. Она плюхается на диван, разваливается, как королева на троне — одна нога закинута на другую, каблук покачивается в воздухе.

— Ну и вид… — её глаза медленно ползут по моему телу, — старая шлюха! Тупая извращенка.

Плевок. Тёплый, липкий, бьёт прямо между глаз. Я моргаю, но не вытираю.

Хлоп— пощёчина огнём расходится по щеке.

— А я красивая? А, как думаешь?

Она наклоняется вперёд, заставляет поднять глаза. Губы — накрашены криво, один глаз подведён сильнее другого. Но в её ухмылке столько власти, что я тут же киваю.

— Хочешь служить такой, как я?

Кивок снова. Слишком быстро.

— Тогда запомни: теперь ты называешь меня Госпожа. Повтори.

— Го… Госпожа…

— Слушаюсь, Госпожа, — снова пощечина.

— Слушаюсь, Госпожа…

— Раздевайся.

Мои пальцы уже дрожат на пуговицах блузки. Скидываю ее, бюстгальтер. Неуклюже стягиваю юбку.

И вот я уже стою перед ней на коленях голая.

От пощёчин горит кожа — не больно, нет, это глубже. Как будто каждый удар выжег на мне клеймо.

Я - женщина которой рукоплещут залы, которую любят приглашать на утренние передачи по тв, которую узнают на улицах, и просят автограф или совместное селфи - я, стою в съемной хате, голая, оплеванная, униженная. И самое главное - это моя инициатива. Сюда я пришла сама.

А она — провинциальная шалава в дешёвом кружевном белье, с татуировкой «Queen» кривыми буквами на ключице — развалилась на диване и щёлкает жвачкой.

Она снова затягивается своим вейпом и выдыхает в мою сторону удушливо-пряный дым.

— Что, извращенка, небось отлизать у меня хочешь, да?

Я лишь на секунду замешкалась с ответом:

— Да... Госпожа.

Соски уже как камень. Огонь между ног идет выше. Я уже вся в огне.

Она разваливается шире, и кожа дивана неприлично скрипит под ней.

— Ну, снимай, сучка. Трусы... зубами.

Я наклоняюсь, цепляю зубами кружевную полоску. Ткань влажная от её возбуждения, вкус — солёный, чуть металлический.

— Аккуратней, блядь, — бросает она, закидывая руки за голову.

Трусы скользят по бедрам, опускаются на щиколотки и она отбрасывает ногой их в сторону, попутно тыкая в меня каблуком.

— Теперь лижи. Но… — её ноготь впивается мне в подбородок, — если сделаешь это плохо, я тебя тут же плёткой отхожу. Поняла, мразь?

Я киваю, уже чувствуя, как её презрение капает мне на язык вместе с её соком.

В ней нет ни капли сочувствия, сострадания. Для нее я не человек.

Такую я и искала.

Последний раз я лизала у женщины между ног... лет 25 назад.

Я делаю первые неуверенные движения. Язык скользит по незнакомой территории, словно слепой.

— Что за хуйня?! — её голос режет ухо. — Не умеешь, да? Да меня моя соседка-пенсионерка лучше лижет!

Пальцы впиваются в мои волосы, резко дёргают.

— Учись, сука.

Она сжимает мою голову бёдрами. Воздух перекрыт. В ушах — пульс. Язык работает уже на инстинктах, вылизывая, сосредоточившись только на этом:

выжить

угодить

не задохнуться

Её сок капает мне на подбородок.

— Так-то лучше, — сквозь зубы.

Но бёдра не разжимаются.

Я лижу, стараясь между каждым движением языка вдохнуть хоть капельку воздуха. В ушах стук моего сердца - и последний голос разума: "беги, это добром не кончится".

Её стоны становятся громче, но внезапно обрываются.

— Не-не, не надейся, шлюха.

Резким движением она разворачивается ко мне задом, грубо раздвигает ягодицы.

— А жопу лизать умеешь?

Перед моим лицом — розовое колечко ануса, окружённое похабной татуировкой в виде паука.

— Ну?

Первый контакт языка с её плотью шокирует — солёный, с горчинкой, совершенно чужой вкус.

— Ах ты жополизка... — вздыхает она, когда мой язык неуверенно скользит по морщинистой кожице.

Я чувствую, как её мышца слегка сжимается в ответ.

— Давай, извращенка, глубже.

Стыд сжигает меня целиком, но я продолжаю, теперь уже увереннее, методичнее.

Её пальцы впиваются мне в затылок:

— Вот так... м... хорошая девочка...

Я продолжаю лизать её зад, чувствуя на языке плотную, чуть солоноватую кожу. Нос уже привык к аромату ее жопы, оказывается, это не так ужи страшно.

— Засунь глубже, шалава, — бросает она через плечо, и я послушно вдавливаю язык внутрь, чувствуя, как её мышцы слегка сжимаются. Слюна капает мне на грудь.

— Чего, нравится лизать жопу, извращенка? — издевается она, слегка отодвигаясь, чтобы лучше видеть моё лицо.

Я мычу что-то невнятное прямо в ее заднюю дырку.

— Чего там мямлишь, бля? — резко дёргает меня за волосы. — Говори чётко!

— Да, Госпожа... — выдыхаю я, и она хихикает.

— Охренительная картинка... Ты бы себя видела... Ты просто кусок дерьма!

Она снова вдавливает мое лицо между своих ягодиц.

— Ну давай, покажи, как настоящая мразь это делает.

Я вся мокрая — от её пота, своей слюны, непонятных выделений. Язык уже немеет, но она переворачивается, хватает меня за волосы и прижимает лицом к своему лобку.

— Давай, сука, клитор соси, — шипит она, упираясь каблуком мне в плечо. — Не филони, шлюха!

Я обхватываю губами её клитор, чувствуя, как он твердеет на языке. Она ругается сквозь зубы — «грязная тварь», «пиздолизка» — и вдруг резко выгибается, впиваясь мне ногтями в шею. Тёплая жидкость брызгает мне в рот.

— Всё вылизала, блядь! Чтоб ни капли! — она шлёпает меня по щеке влажной ладонью.

Я подчинюсь.

Она отталкивает меня тычком каблука в грудь. Бесстыдно раздвинув ноги рассматривает меня переводя дух. Я тоже пытаюсь отдышаться.

Она наклоняется.

Плевок в лицо. Липкий, густой. Она тащит меня за волосы к зеркалу, поднимает вверх, чтобы я видела своё отражение — распухшие губы, подтёкшую тушь, подбородок в липких пятнах.

— Ну, повтори за мной: я — конченная мразь.

— Я... я конченная мразь, — хриплю я, и она смеётся, затягиваясь вейпом.

— Правильно. Любуйся! Это теперь новая ты.

Она резко поднимает меня за волосы, заставляя встать на дрожащие ноги. Её пальцы ловко затягивают верёвку на моих запястьях, привязывая их к крюку на потолке. Я вишу, едва касаясь носками пола, кожа уже натягивается, отдавая тупой болью в плечах.

— Хочу отшлепать тебя, сука, — её голос звучит почти игриво, пока она копается в ящике с инструментами.

Сначала появляются зажимы — холодные, металлические. Она щиплет мою грудь, заставляя кожу напрячься, а затем резко защёлкивает их на сосках. Боль пронзает, острая и жгучая, как удар током. Я зажмуриваюсь, чувствуя, как по щекам катятся слёзы.

— Ой, что это? Плачешь? — она дёргает за цепочку между зажимами, и я вскрикиваю. — Мило.

Потом она берёт в руки паддл — шлепалку с широкой кожаной лопастью (я видела такие в интернете), на которой вырезано слово WHORE. Первый удар обрушивается на мои ягодицы с глухим шлёпком. Боль растекается волной, оставляя за собой жар, будто кожу полили кипятком.

— Ах, как красиво! — восторженно говорит она, когда я корчусь на верёвках.

Второй удар — чётче, точнее. Я чувствую, как буквы врезаются в плоть. Она чуть поворачивает меня на веревках чтобы через плечо я могла видеть в зеркале свой зад.

— Гляди, — тычет пальцем.

И правда — на покрасневшей коже отчётливо проступает надпись: WHORE, будто выжженная клеймо.

— Как удачно получилось, — она проводит ладонью по моей горящей коже, и я вздрагиваю. — Теперь ты официально никчёмная шлюха.

Третий удар падает ниже, по самым чувствительным местам, и я наконец кричу — громко, без стыда, без мыслей. Только боль. Только её смех.

Слезы текут по щекам.

А всматривается в мое лицо:

— Ну-ну, не плачь! Я ж только начала!

И бьет пощечину.

Она снова копается в своем ящике, и возвращается с красным шариком - кляпом.

— Открывай, сука, — она хлопает меня по щеке ладонью, и я автоматически размыкаю челюсти.

Красный кляп-шарик заполняет рот, ремни затягиваются на затылке так туго, что слюна сразу начинает течь по подбородку.

Кожа на ягодицах горит — буквы WHORE, выжженные её игрушкой, пульсируют вместе с сердцебиением. Верёвки впиваются в запястья, но я даже не пытаюсь вырваться.

Она передо мной. В руке ремень. Он длинный, черный, и видно что твёрдый. Она складывает его пополам и легко шлепает себя по ладони.

— Ну что, попробуем что-то новое? А, извращенка?

Заходит сзади. Ремень свистит в воздухе.

Первый удар рассекает плоть на воспаленных ягодицах. Тело дёргается, из горла вырывается приглушённый вой.

— Считай, — командует она.

Но с кляпом во рту получаются только мычащие звуки.

Ремень падает снова. И снова.

Ягодицы горят, кожа вздувается рубцами. Потом удары переходят на бёдра — жгучие, точные, оставляющие сине-багровые полосы.

Она останавливается, подходит спереди.

— Грудь, — говорит просто. Я в ужасе смотрю на ней.

— Что, думала я тебя пощажу? Ты же всё хотела попробовать?!

И сразу же удар поперек груди. Зажимы на сосках дёргаются. Боль пронзает до позвоночника, но между ног — предательская влага.

Она дает мне отдышаться пару секунд. Все мое тело горит в испарине, щеки залиты стыдом.

— Раздвинь, - она указывает ремнем на мою промежность....

Нет! Я не могу! Не вынесу!

Я пытаюсь сказать ей это сквозь кляп, отчаянно дергаюсь, вращаю глазами.

— Раздвигай, сука, или живой от сюда не выйдешь! - ревет она.

Я медленно развожу дрожащие бёдра.

Ремень описывает дугу снизу вверх — и обрушивается прямо на клитор.

Взрыв.

Белое пламя боли прошибает всё тело. Глаза закатываются, сознание уплывает куда-то в темноту. Но перед самым отключением — дикий, неконтролируемый оргазм, выворачивающий наизнанку.

Последнее, что я чувствую — её смех и хлопок по щеке:

— Ну вот, а ты не хотела!