Печалька на острове 8 aka Секс на острове

Из дневника Милли Бишоп, ученицы 11 класса, остров Райт.

Сижу взаперти, жду, пока отец вернется с траулера. Матушка хотела, чтоб меня высек мистер Каннингем, но он отказался. Сказал, что он такими вещами, как порка детей розгами, занимается только в рабочее время и никогда больше. И поэтому я сижу взаперти и жду отца. Мне немного страшно, и у меня замирает сердце, когда я слышу звук шагов вдоль веранды. Но нет, это не он. Это просто наш сосед мистер Гиллиган гуляет со своей таксой. Интересно, сколько розог по попе мне прилетит за побег? Если, конечно, рыбалку на Левом Берегу можно считать побегом. Тогда что же, каждый рыбак, который идет ловить рыбу, он что - убегает из семьи, так получается? И должен получить розог сразу после своего возвращения? Чушь какая-то… я очень волнуюсь, что там случилось с Томом… Выпустят ли его из-под ареста, и будет ли его пороть отец за то, что мы сбежали на Левый? И я очень……….

………… Ай. Ай. Ай. Я лежу на животе, в своей комнате, на кровати. Мистер Каннингем приложил капустные листья на мою попу. Очень больно, но зато все это уже в прошлом. Надо жить будущим и не вспоминать, что полчаса назад папа высек меня розгами. Ай. Когда он пришел домой, он сразу взял меня за ухо и повел меня на веранду, сказал мне лечь на лавочку. Матушка тут как тут, шорты мне стягивает, и трусы с меня  снимает. Говорит, за побег обязательно розог по голой попе, и никаких поблажек. Ну, лежу на лавочке, уже без трусов, жду, пока родители договорятся, сколько розог мне выдать. Решили, что дадут мне полторы дюжины. Отец подходит ко мне, розгу берет, говорит:

-Готова, Милли?

Какой глупый вопрос. Как будто, если я скажу, что не готова, то он не будет меня пороть. По причине того, что я не готова к тому, чтоб мне секли ягодицы. Ну, я конечно говорю:

-Ну, пап! Ну, не надо меня сечь, я больше никогда убегать не буду…

А он говорит:

-А это чтоб тебе лучше запомнилось, что убегать нельзя! И, хлоп меня розгой по попе. Потом еще раз, и еще. Я кричу:

-Папочка, прости пожалуйста!

А отец:

-Сначала высеку, а потом еще посмотрим, прощать тебя или не прощать. Может, я тебя теперь по субботам пороть буду… дюжину розог по субботам, для острастки? Что скажешь, Милли?

Я говорю - нет, пап, мы так не договаривались. Я на это не согласна. Вот так я ему говорю. Но он меня не слушает, и снова сечет меня розгой. Я ему кричу:

-Пап, у меня любовь, а ты меня по попе розгами! А он мне говорит:

-Да какая там любовь в пятнадцать лет, вот принесешь в подоле, тогда что?

Я ему на это говорю:

-А ты что, внуков не хочешь? Совсем? Никогда?

Он на это говорит:

-Ты еще сама ребенок, посмотри на себя!

И так мы препираемся с ним, пока он меня наказывает. Мы с ним всегда так. И почему только мы с ним никогда ни о чем не говорим, в более… в более мирные времена?

Потом я лежу и рыдаю, из своей половины дома выходит мистер Каннингем. Уводит меня в спальню, прикладывает к моей попе капустные листья. Говорит:

-Ну, все, Милли, все, все, все… не надо реветь , надо отпрашиваться, когда уходишь надолго, тем более с ночевкой, тем более с парнем…

Я ему говорю:

-Мистер Каннингем, вы думаете, меня бы отпустили, если б я стала отпрашиваться?

Он думает пять секунд, потом говорит:

-Нет, конечно, кто бы тебя с Томом на рыбалку отпустил? Я бы тоже не отпустил, - так он мне говорит.