SexText - порно рассказы и эротические истории

Исповедь стюардессы: книга 4. Амстердам без правил aka Порно исповедь










 

Пролог

 

Амстердам встретил меня дождём. Мелким, упорным, как чужие прикосновения, которых ты не ждёшь, но и не отталкиваешь. Я стояла у стеклянной двери терминала, вглядываясь в мокрые такси, как в калейдоскоп забытых городов. Дождь здесь был не про холод — он был про ритм. Ритм, в который я должна была влиться.

На мне снова форма — строгая, вишнёво-чёрная, с тонкой золотой линией по вороту. Но внутри этой формы — я уже не та, что летела в Париж. Там я позволила себе стать покорной. Там я побывала внизу. На коленях. С открытым ртом. С дрожью, от которой сжимался не только клитор, но и сердце. Я пробовала власть других — и, чёрт возьми, это было вкусно. Горько, но вкусно.

Амстердам не был запланирован. Рейсы меняют, как перчатки. Кто-то заболел. Кто-то развёлся. Кто-то забеременел. А я — всегда готова. Гибкая, как язык на чужом члене.

И вот я снова в Европе. Город каналов, сыров и велосипедов. А для меня — новых вкусов. Новых извращений. Новых я.

Свою подругу я заметила сразу — высокая, в плаще цвета зелёной оливы, с сигаретой в тонких пальцах и сумкой от

GANNI

. Марго. Художница. Когда-то летала со мной, потом уволилась и осталась тут. Живёт на чердаке старого кирпичного дома, где стены пахнут краской и спермой.Исповедь стюардессы: книга 4. Амстердам без правил aka Порно исповедь фото

— Камилла, ты выглядишь, будто только что отсосала самому дьяволу, — сказала она вместо «привет», и я засмеялась.

— Ну, может, и так. Только я теперь не просто сосу. Я ищу.

— Что?

— Дно, — ответила я. — Или вершину. Одно из двух. Главное — чтобы сильно.

Мы сидели на кухне. Голые ноги на столе, бокалы вина, окна в крыши. Я рассказывала ей про Париж. Про квест. Про кляпы. Про восковую боль. Про фото в сперме. Она слушала, как галеристка смотрит на новую серию работ — с восхищением и лёгким отвращением.

— Ты всегда знала, чего хочешь, — сказала она. — А теперь знаешь, что ещё можешь.

— И мне мало.

Она долго молчала. А потом сказала:

— Есть один сайт.

Я подняла бровь.

— Подпольный. Только по приглашению. Там не проститутки. Там

мужчины с фетишами

. Очень конкретными. Ты выбираешь. Платишь. И не просто трахаешься. Ты становишься… испытанием.

Мне не нужно было больше слов.

Через час у меня был логин. Через два — список. Через три — дрожь между ног, от предвкушения.

Голос. Показное равнодушие. Медленное раздевание. Повиновение на публике. Кукольная заморозка. Запах задницы. Стыд. Асимметрия. Секс в запрете. Вуайеризм.

Десять. Ровно десять.

А у меня — десять дней до вылета домой.

Я посмотрела в зеркало. Камилла. Стюардесса. Исследователь мужских извращений.

В этот раз не я их ищу.

В этот раз я

даю им шанс быть собой

.

Добро пожаловать в Амстердам.

Здесь правила — не обязательны. Но возбуждают.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

 

 

Глава 1 — Голос

 

Часть 1 — Фетиш на грязные слова

Амстердам встретил её дождём, серым и липким, как потный язык чужого мужчины на шее. Камилла проснулась на диване — в рубашке и трусиках, с одним сбившимся чулком и влажной промежностью. В комнате пахло кофе, краской и чем-то сладко-похотливым, будто воздух сам знал, что она собирается сегодня сделать. Она провела ладонью по животу, задержалась на клиторe и ощутила пульсацию. Пальцы замерли, но желание не утихло — оно ворочалось внутри, как голодный зверь. Возбуждение пришло без причин — ни прикосновений, ни снов. Только голова, напичканная мыслями о сегодняшней цели.

На кухне Марго стояла у окна — в джинсах и хлопковой футболке. Кружка кофе в руках, волосы в пучке, взгляд острый, как нож. Она обернулась, только заметив, как Камилла встала.

— Ты уже выглядишь как женщина, у которой сегодня будет грязный день.

— Он будет не просто грязный, — усмехнулась Камилла. — Он будет… звучный.

— Значит, ты выбрала.

Камилла молча кивнула и включила ноутбук.

Экран загорелся красным. Пароль —

PRV-X

. Закрытая система, где нет фотографий, только фетиши. Фетиш на дыхание. Фетиш на симметрию. Фетиш на обувь, на контроль, на стыд. Камилла сразу нашла нужное —

фетиш на грязные слова

. В анкетах мужчины описывали, как дрочат под шёпот, как теряют контроль от женского голоса, как не могут кончить, если она молчит.

Профиль с ником

Eargasm

был лаконичным. Без фото. Только аудио — низкий, вкрадчивый голос:

«Скажи мне, что ты хочешь. Без касаний. Без прикосновений. Я трахну твои слова. Я проглочу твою речь. Сделай больно голосом.»

Камилла слушала с дыханием на паузе. На третьем прослушивании её внутренности уже отзывались пульсацией. Её заводило даже не то, что он просил, а как он это говорил. Как будто его член зависел от её интонации.

— Он возбуждается от чистого звука, — сказала Марго, сделав глоток кофе. — Ему не нужны груди, не нужны губы. Ему нужен хрип, грязь, команды. Он дрочит на дыхание.

— Отлично, — ответила Камилла. — Сегодня я буду трахать его без касания. Только горлом.

— Ну, тогда тебе стоит звучать как порок.

— Я и есть порок, если его озвучить правильно.

Она подошла к зеркалу и начала подбирать одежду. Не для внешнего вида — для звука. Шёлковые трусики, которые скользят по коже. Чулки, шуршащие при каждом шаге. Чёрная рубашка — строгая, полупрозрачная. Каблуки — стучат по полу, как отбивающие ритм похоти. Волосы зачёсаны назад, губы алые. Она говорила себе вслух:

— Ты дрочишь уже, слышишь? Только от того, как я дышу.

И в этот момент даже ей самой захотелось лизнуть воздух, в котором звучал её голос.

Марго смотрела молча. Потом сказала:

— Ты похожа на диктора адского порно.

— Я иду трахать ушами. Это будет новый опыт.

Камилла взяла сумку и ключи. За дверью шумел дождь, как фон.

Она шла уверенно, с лёгкой влажностью между ног.

Сегодня мужчина получит не тело. Только грязные слова. И утонет в них.

Часть 2 — Встреча

Дом стоял в тихом переулке у канала, с облезлой табличкой и тяжёлой деревянной дверью без звонка. Камилла подошла к ней медленно, как к сцене. Каблуки стучали по камню, каждый шаг отдавался в животе, как нарастающее давление. Внизу уже ныло — не от похоти, а от предвкушения власти. Её губы были яркими, дыхание — ровным, взгляд — точным. Она постучала один раз. Ждать не пришлось. Он уже был за дверью. Он ждал.

Мужчина оказался ниже, чем она ожидала. Лицо бледное, почти девственное, в очках, губы сжаты, глаза бегали, как у школьника на собеседовании. Он не смотрел на грудь, не задерживал взгляд на бёдрах. Он будто боялся видеть. Или знал, что зрение — не его инструмент.

— Ты Камилла? — голос дрожал.

— А ты тот, кто дрочит ушами? — с хищной усмешкой ответила она.

Он молча отступил назад, пропуская её внутрь.

— Не смотри. Слушай. Всё, что тебе нужно — услышать, как я трахаю воздух.

Камилла прошла вглубь. Комната была пуста — кресло, торшер, стакан воды. Всё стерильно.

— Ты так готовишься ко встрече? Как будто я диктор, а не шлюха с грязным ртом.

Он молчал. Сел в кресло.

— Руки на подлокотники. Ноги расставь. Да, как сучка на экзамене. Удобно?

— Да…

— Тише. Ты слушаешь. Я говорю. Ты дрочишь.

Он начал медленно. Камилла стояла напротив, не раздеваясь. Рубашка застёгнута, только соски намекали о своём существовании сквозь ткань. Она говорила тихо, медленно, вкрадчиво.

— Ты, сука, будешь дрочить, пока я рассказываю, как тебе кончать. Ты будешь ссаться от одного моего

«глубже»

. Я трахну тебе мозг, и ты даже не увидишь мою пизду.

Он сглотнул, дёрнулся всем телом.

— Уже твёрдый?

— Да…

— Скажи это громче.

— Да, Камилла…

— Так и скажи: «Я дрочу на твой голос, как на чью-то грязную письку».

Он застонал. Его рука ускорилась. Он смотрел в пол.

— Говори, сука. Признай.

— Я… дрочу… на твой голос…

— Громче.

— Я дрочу, как шлюха, только от твоих слов…

Камилла засмеялась — хрипло, в гортани. Этот смех был хуже плётки.

Она подошла ближе, наклонилась и прошептала прямо в ухо:

— Ты не мужчина. Ты дырка. Ушная дырка. Я тебя не трогаю, а ты уже почти течёшь. Тебе нужно, чтобы я стонала в микрофон и приказывала тебе тереться о подушку.

Он застонал.

— Да…

— Тебе хочется, чтобы я приказала тебе лизать воздух, в котором звучит мой хрип.

Он кивнул. Его рука работала быстро. Он дрожал.

— Стой, — резко сказала Камилла.

Он замер.

— Умница. Теперь медленно. Я хочу слышать, как ты дрочишь. Не членом — ладонью по коже. Ш-ш-ш…

Он подчинился.

— А теперь представь, что я кладу пальцы на твои яйца и шепчу: «Не смей кончать, пока я не скажу». Представил?

— Да…

— Тогда стой. Я скажу, когда. А пока слушай, как шлюха трахает тебе уши.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Она стонала. Шептала. Дышала прямо в его голову. Голос скользил по нему, как язык. С каждым новым словом он дрожал сильнее. Ему не нужно было касание. Только грязные фразы. Команды. Унизительные приказы, произнесённые сладким голосом.

Камилла чувствовала, как он сгорает. И это её заводило сильнее, чем любой язык на её клиторе.

Она знала — в этот вечер трахать будет не тело.

Трахать будет звук.

Часть 3 — Голосовая прелюдия

Он сидел, как послушный школьник, только с членом в руке. Глаза закрыты, ноги дрожат, рот приоткрыт — будто не знал, куда деть себя от собственной похоти. Камилла стояла перед ним, не раздеваясь, только расстегнув верхнюю пуговицу рубашки, чтобы соски торчали сильнее. Она даже не касалась его. И не собиралась. Этот вечер был о голосе. О звуке. О грязных, похотливых, смачных словах, от которых течёт даже не писька — мозг.

— Дрочи медленно, ублюдок. Я не разрешала тебе ускоряться, — хрипло выдала она, наклонившись ближе.

Он застонал.

— Пошире ноги. Дай мне послушать, как твои яйца трясутся от моих слов.

Он подчинился.

— Вот так… хороший грязный пёсик. Я даже не посмотрела на твой хуй, а ты уже готов выстрелить. Тебе что, достаточно услышать слово «кончаешь», чтобы обкончать себе живот?

Он выдохнул с хрипом, как будто каждое её слово било током. Его ладонь двигалась по члену в рваном ритме, а другая рука вцепилась в подлокотник кресла. Он тёрся сам об себя, как загнанный зверь. Камилла продолжала, наслаждаясь собственной властью.

— Ты ведь сидишь тут с хуём в руке, и у тебя нет права ни смотреть, ни просить, ни даже думать. Я — звук. Я — шепот между твоих ушей. Я трахну твой мозг до дыр, мразь. Слюни не забудь глотать.

— Да… Камилла…

— Закрой рот, если я не сказала открыть. Ты не мужчина. Ты дырка. Ушная, обоссанная дырка, которую я трахаю словами.

Он сжал бёдра. Его дыхание участилось, а рука стала дрожать. Он уже был на грани. Камилла это знала. И давила. Она подошла сзади, наклонилась, выдохнула прямо в ухо — мокро, громко, с плевком.

— Вот так, сучка… дрочи на мой шепот. На каждое блядское слово. Ты хочешь, чтобы я села тебе на лицо и просто говорила? Чтоб ты облизывал воздух, где я говорю «мне плевать на твою кончу»?

Он всхлипывал. Это был не просто оргазм — это было разложение.

— Ты слабый. Жалкий. Аж хуй звенит от слов.

— Камилла… я… не могу…

— А ты и не должен. Пока я не скажу «кончай» — ты просто тварь с членом на привязи.

— Пожалуйста…

— О-о, ты просишь? Серьёзно? Ты умоляешь шлюху, чтобы она разрешила тебе обкончать себе пузо?

— Да, блядь…

— Ну тогда, дрочи сильнее, мразь. Да. Вот так. Быстрее, блядь. Да, шлюха. Я разрешаю. КОНЧАЙ!

Он заорал. Его тело выгнулось. Сперма брызнула на живот, на руку, на кресло. Он дергался в конвульсиях, сжав зубы, будто его трахнуло само электричество. Камилла молчала. Она смотрела, как он заканчивает, как его лицо искажено не похотью — унижением и восторгом одновременно.

Когда он успокоился, сидел мокрый, с прилипшей рубашкой, с каплями спермы на брюках.

А она сказала тихо:

— Видишь? Я даже не открыла ноги. А ты сдох от моего голоса.

И ушла в ванную, не оглядываясь.

Потому что трахать словами — это не развлечение.

Это искусство.

Часть 4 — Секс под слова

Он всё ещё сидел в кресле — разъебанный, с каплями спермы на животе, лицо пылает, губы дрожат. Но Камилла не собиралась давать ему передышку. Она вышла из ванной не молча, а уже с фразой:

— Я ещё не начинала. То, что ты обкончался на моё "кончай", — это был просто тизер.

Он вскинул на неё взгляд, полный и страха, и желания.

— Встань.

Он встал.

— Раздевайся. Полностью. Хуй пусть будет вялый. Мне похуй. Я тебя не за член ебать пришла.

Он сбросил одежду. Медленно, неуклюже. Камилла уселась на край кровати, скрестила ноги, грудь под рубашкой пульсировала. Она смотрела, как он стоит перед ней голый, потный, слабый.

— Теперь встань на колени. Не ко мне. Спиной. Я не хочу смотреть на твоё жалкое лицо, когда буду приказывать.

Он повернулся. Встал на колени. Камилла встала с кровати, подошла сзади. Пальцы прошлись по его спине — холодно, резко. Она нагнулась, прижалась грудью к его лопаткам и выдохнула в ухо:

— Хочешь, чтобы я трахнула тебя?

— Да…

— Чем, сука?

— Собой…

— Нет. Голосом. Ртом. Командой. Я тебе не пизда. Я тебе дыра в черепе.

Она обошла его, поставила ногу между его ног. Он дрожал, но член уже снова поднимался.

— Блядь, посмотри на себя. Даже после того, как кончил — стоишь с хуем, как зомби. И всё из-за того, что я сказала "встань". Тебя бы можно было на поводок, как собаку. И вести по улице, шепча: "Сейчас я тебе дам разрешение потрогать себя".

— Камилла… пожалуйста…

— Хочешь, чтоб я села на твой хуй?

— Да!

— Тогда заслужи. Лизни мне туфлю. Я сказала —

туфлю

, а не ногу.

Он опустился ниже и начал облизывать носок её туфли. Камилла стянула рубашку, грудь вышла наружу — тугая, взволнованная, с сосками, как кнопки активации.

— Хорошо. Теперь подойди. Сядь. Назад.

Он снова сел на кресло. Она подошла и, не глядя, взобралась к нему на колени.

— Не двигайся. Я трахаю тебя. Ты просто мебель.

И медленно опустилась на его член.

Он был влажный, не до конца твёрдый, но тело Камиллы приняло его жадно. Горячо. Смачно. Она начала двигаться, не ускоряясь — как будто трахала его по слогам.

— Ты… будешь… сидеть… и… слушать… как… я… себя… трахаю.

Каждое слово сопровождалось глубоким движением. Её грудь качалась, пот стекал по шее. А он тихо стонал под ней.

— Не трогай меня. Ни руками, ни ртом. Ты мебель, блядь. Хочешь быть ковром — будь ковром. Я трахаюсь на тебе, как на стуле.

— Боже…

— Молчи. Или я встану и уйду.

— Нет! Пожалуйста…

— Да, проси, сука. Проси, чтоб я осталась.

— Камилла, еби меня, прошу…

— Скажи, кто ты.

— Я… дыра для твоих слов…

— Нет. Громче.

— Я, блядь, звуковая шлюха. Я — сука, которая дрочит на каждый твой слог.

— Вот теперь можешь кончать.

Он взорвался в ней. Без слов. Без движения. Только вздох, и резкое пульсирующее сокращение — сперма хлынула в неё, тёплая, бессильная, как признание. Камилла облизала губы, не вставая с него, шепнула прямо в губы:

— Я тебя не трахала. Я тебя озвучила.

И встала. Без поцелуя. Без взгляда.

Он остался сидеть — пустой, разъебанный, с каплями её сока на животе.

А она надела трусики, каблуки и вышла в ночь.

На завтра был следующий фетиш.

А этот был повержен. Голосом и дырочкой одновременно.

Часть 5 — После

Камилла вышла на улицу без трусиков. Платье липло к телу от влажности, а между ног ещё ощущалась сперма — его, густая, бессильная, как послевкусие слабого секса. Но ей было плевать. Она была не женщиной, не любовницей, не шлюхой. Она была богиней, которая трахала без тела. Она трахала воздухом. Голосом. Вибрацией. И он обкончался, распластался. Это возбуждало её сильнее, чем любое прикосновение.

В лифте она достала телефон. Запустила диктофон. И произнесла в микрофон низко, с гортанным шипением:

— Дрочи, ублюдок. Только под мой голос. Только по команде. Ты слышишь, как я дышу? Вот тебе и пизда. Вот тебе и дырка. Лижи мой голос, как пизду, пока не подавишься.

Она поставила запись на повтор. И включила наушники.

Лифт ехал медленно. Она расставила ноги. Подол платья приподнят. Рука уже скользнула между бёдер.

Пальцы нашли клитор моментально. Мокрый, натянутый, как струна.

— Молчи, сука. Только слушай, как я тебя трахаю воздухом, — слышала она сама себя в наушниках.

— Я твоя вибрация. Я тебя трясу изнутри. Пальцы в пизду. Два. Потом три. Давай, шлюха, глубже.

Камилла стояла, спиной к зеркалу, с приоткрытым ртом. Пальцы работали быстро. Один на клиторе, два внутри. Дыхание сорвалось. Запись продолжала:

— Да… вот так… не стесняйся течь. Лизни пальцы, если почувствуешь вкус. Это не сок — это контроль. Это я внутри тебя, даже когда ты одна. Ты не дрочишь — ты слушаешь, как тебя ебут.

Камилла чуть не потеряла равновесие, прижавшись к стенке. Оргазм подступал резким толчком. Но она не спешила.

Медленно. Медленно.

Смазка капала по бёдрам. Она дрочила дальше.

— Я скажу, когда можно кончать. До этого — терпи. Ты на привязи. Ты моя. Я твой звук. Сука, сожми ноги, чтоб я почувствовала тебя из наушников.

— Ах… — простонала Камилла, вслух, в пустом лифте.

Это было уже не просто возбуждение. Это была одержимость собой.

Запись продолжалась. Она снова засунула три пальца внутрь и, стонущая, начала тереться ладонью о клитор. Быстро. Резко. Она дрожала, как будто её трахают десять голосов одновременно.

И когда услышала

«КОНЧАЙ, СУКА»

— она взорвалась.

Оргазм был сильный, длинный, с всхлипами и судорогами. Она прикусила губу, чтобы не закричать. Пальцы внутри продолжали пульсировать. Бёдра подрагивали.

Половина её сока стекла на пол кабины.

Половина — осталась на её ногах.

Двери лифта открылись.

Камилла поправила платье. Улыбнулась. В глазах блестела власть.

Она снова трахнула кого-то.

На этот раз — саму себя.

Часть 6 — SEX-CARD

Локация:

Амстердам, частный дом у канала

Фетиш:

Грязные слова, голосовое доминирование, мастурбация под команды

Формат:

Он — слушатель. Она — звук. Ни ласк, ни взгляда. Только слова, которые возбуждают до судорог

Оргазмы:

— У него: два. Один — от грязных слов. Второй — внутри Камиллы

— У неё: один. Под собственную запись

Эмоции:

— Возбуждение от власти

— Отвращение к его слабости

— Восторг от своей способности трахать без тела

Мысли Камиллы:

«Я даже не прикоснулась. Он вытек, как сопли. Я — не женщина. Я — звук, вибрация, оргазм в голове. Если я захочу, он будет дрочить на мой кашель. А если я прикажу, будет лизать воздух. Всё. Начало положено. Первый фетиш — уничтожен. Дальше — только грязнее.»

 

 

Глава 2 — Эхо удовольствия

 

Часть 1 — Утро в записи

Утро началось не с прикосновений, а со звука. Камилла лежала на спине, глядя в потолок, и слушала собственный голос, доносившийся из наушников. В комнате было тихо, кроме её же хриплого шепота, записанного ночью: «Дрочи, ублюдок. Только под мой голос…». Она не трогала себя — тело было неподвижным, но внутри всё вибрировало, как стекло под басом. Грудь поднималась медленно, словно подчиняясь ритму слов, произнесённых ею самой. И чем дольше она слушала, тем отчётливее чувствовала — ей не нужен партнёр, не нужен взгляд, не нужен член. Ей нужен

звук

, чтобы чувствовать себя живой.

Встала не сразу. Как будто пыталась пропитаться последним «Кончай, сука», которое прозвучало особенно влажно. Когда выключила наушники, комната показалась пугающе безмолвной — и от этого возбуждающей. Без одежды, в одном халате, она прошла к зеркалу. Под глазами — тень ночного оргазма. На губах — полуулыбка. Камилла коснулась своей шеи и тихо прошептала: «Сядь». И её соски в ответ встали, как будто тело было дрессировано.

На столе лежал телефон с открытым диктофоном. Она включила запись и медленно начала говорить — не для кого-то, не для мужчины, а для себя. Слова текли лениво, как мёд с ложки: «Ты слушаешь, как я дышу, и уже течёшь… я трахну тебе уши, как пизду… не смей просить, просто дрочи…». Она говорила без эмоций — хрипло, низко, будто проверяла, на что способна её гортань. Запись шла. И с каждой новой фразой Камилла чувствовала себя больше не женщиной, а оружием массового возбуждения. Это было ново. Это было сильно.

После каждой фразы она делала паузу, слушала, и только потом говорила следующую. Она слышала свой собственный голос — и ей хотелось записывать дальше, не останавливаясь. Фразы рождались сами: «Я даже не касаюсь тебя. Но ты уже готов сдохнуть. Ты дрочишь на воздух, в котором звучит мой приговор.» Ее не волновало, как это звучит со стороны. Она хотела озвучить себя до конца — до тех глубин, где не осталось ничего, кроме вибраций.

На диктофоне время шло: 7 минут, 9, 11. Камилла поставила запись на повтор и снова легла на диван. Закрыла глаза. Не трогала себя. Только слушала. Её дыхание стало тяжелее, живот пульсировал. Между ног вспыхнул жар, и в голове мелькнула мысль:

Я могу трахнуть себя голосом. Мне даже не нужен палец.

Это было не просто возбуждение — это было восхищение собой. Она не стеснялась. Она дрочила вслух.

Часть 2 — Завтрак с Марго

Кухня пахла тостами, арахисовым маслом и чёрным кофе. Марго стояла у окна, закуривая сигарету, а Камилла медленно намазывала масло на хлеб, будто продолжала ту же ритмику, что звучала в записи. Ни одна из них не говорила. В этой тишине было больше смысла, чем в любом разговоре. Камилла смотрела, как дым поднимается к потолку, и думала:

если бы я сказала “вдохни глубже” — она бы послушалась

. Мысли о власти прочно засели в голове. Даже не сексуальной — абсолютной, незаметной, звучащей между слов.

— Ты стала другой, — сказала Марго, не поворачиваясь.

Камилла не ответила сразу. Отпила кофе, глядя в пар от кружки.

— Я впервые в жизни почувствовала, как голос может быть телом, — произнесла она тихо.

— Твоё тело и раньше многое могло, — усмехнулась подруга.

— А теперь оно говорит.

Они встретились взглядами. И в этом взгляде было понимание: Камилла открыла

новый уровень себя

.

Она достала телефон, включила диктофон и вслух произнесла:

— Sex-card. Амстердам. День первый. Фетиш: голос. Инструмент: шёпот. Побочный эффект: эйфория.

Марго усмехнулась коротко, с одобрением.

— Ты как будто начала дрочить на саму себя.

— А почему бы и нет? Если я возбуждаюсь от себя — значит, я стою больше, чем любой их стояк.

— Самоудовлетворение уровня бог, — кивнула Марго и шлёпнула Камиллу по бедру.

Та лишь улыбнулась. Ни капли стыда.

Я трахнула его словами. Но ведь и себя тоже...

В голове уже рождались новые фразы, ритмы, команды. Камилла хотела записывать их, не для кого-то, а

в коллекцию власти

. Она чувствовала, как голос становится новым органом. Не только говорит — он делает. Он вызывает пульсацию, покорность, оргазмы. И если раньше ей нужно было тело, чтобы трахать, теперь хватало одной интонации.

Я могу приказать течь, даже не раздевшись.

Когда Марго вышла на балкон, Камилла включила запись и прошептала в микрофон:

— Доброе утро, ублюдок. Я твоя вибрация. Я твой стояк. Я твоё проклятие. Если ты кончишь — это потому что я дышу.

Запись закончилась. Камилла улыбнулась.

Секс стал не обязательным.

Звук стал оргазмом.

Часть 3 — Прогулка вдоль канала

Камилла шла по узким мостовым Амстердама, не спеша, будто прогуливалась не по городу, а по собственному эху. В наушниках играла её запись — не музыка, не подкаст, а её собственный голос. Каждое слово отзывалось в груди лёгкой дрожью. Люди вокруг спешили, что-то обсуждали, проезжали мимо на велосипедах. Но она не слышала их — она была внутри себя.

Как же красиво я звучу. Грязно, но красиво.

Она слушала себя и чувствовала, как между ног снова появляется влажность — без повода, без касания.

Мимо прошёл мужчина в костюме, глянув вскользь. Камилла улыбнулась, не вынимая наушников.

Если бы я прошептала ему «встань» — он бы встал.

Эта мысль была как сладкий лёд на языке. Не потому, что он послушный, а потому что она — способна. В этом городе ей не нужно было говорить вслух. Она управляла реальностью, даже не раскрывая рта. Каждое слово, которое она записала, теперь звучало как пароль к мужскому бессилию.

Остановилась у канала, оперлась на перила. Вода была тёмной, как чернила. В отражении — только силуэт. Она достала телефон, открыла диктофон и начала диктовать:

— Он смотрит, не зная, почему. Его член твёрд, хотя я не сделала ни шага. Я — голос в переулке. Я — эхо в его трусах. Я — та, кого он никогда не увидит, но всегда услышит.

Пауза. Ветер коснулся щёк. Она прошептала ещё тише:

— Я не женщина. Я команда.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Проходящий рядом парень повернул голову. Камилла заметила — и не сбилась. Наоборот, сказала чуть громче:

— Дрочи на интонацию, мразь.

Парень ускорил шаг. Камилла засмеялась — еле слышно, внутри себя.

Я могу быть маниакальной. Я могу быть музой. Всё зависит от тембра.

На скамейке она устроилась, как актриса в ожидании сцены. Достала блокнот и начала записывать фразы, которые звучали внутри неё — не для кого-то конкретного, а

для будущих голосовых атак

. Это были заклинания. Формулы возбуждения. Чужие вибраторы — это игрушки. Её голос — оружие. Пока кто-то раздевается, она может просто сказать «молчи» — и мужчина зажмёт рот, не дожидаясь объяснений.

Когда поднялась, в ушах снова заиграла запись. Её собственный стон, чуть с хрипотцой. Камилла шла по улице, расставив плечи. И каждый, кто смотрел на неё, видел женщину. Но не знал — в ушах у неё шепчет богиня.

И эта богиня — я.

Часть 4 — Ванная. Без прикосновений

Ванная в квартире Марго была маленькой, с плиткой цвета мрамора и старым зеркалом, в котором отражались только тени. Камилла сидела на полу, прислонившись спиной к ванне, ноги раскинуты, халат расстёгнут. Свет был приглушён — только от свечи на раковине и тусклой лампочки над зеркалом. В комнате царила полная тишина, пока не заиграла запись. Камилла включила свою вчерашнюю аудиозаметку. Голос. Её голос. Шепчущий, командующий, скользящий по коже, как тёплая слюна. Он звучал, как грех.

Она закрыла глаза. Дышала медленно. Каждое слово казалось прикосновением — к губам, к животу, к внутренней стенке между ног. Но она не двигалась. Не прикасалась. Она только слушала.

Я трахаю себя голосом. Это даже не мастурбация. Это гипноз.

Она почувствовала, как сжимается грудь, как в животе разгорается жар. Но руки остались на коленях.

На записи её голос приказывал:

— Сядь. Расставь ноги. Представь, как я смотрю на тебя. Тебя никто не касается — кроме моей команды.

И Камилла сделала именно это. Ноги шире. Дыхание тише. Спина ровнее.

Я шлюха. Но интеллектуальная. Меня можно трахнуть только через ухо.

От осознания этого пульсация усилилась.

На секунду ей показалось, что она может кончить — просто от звука. Без пальцев, без трения. Только от того, как её голос говорит «дрочи». И это пугало. И возбуждало. Это была новая форма оргазма — не физическая, а внутренняя. Глубокая. Горячая.

Я — вибратор из слов.

И в этот момент ей захотелось записать это.

Она достала телефон, включила диктофон, и прошептала с придыханием:

— Ты хочешь засунуть меня в себя? Возьми наушники.

Пауза.

— Я сделаю тебя влажной одним только «шшш».

Пауза.

— Громкость на максимум. Шлюха активирована.

И выключила запись. Потому что пульсация дошла до горла. И если бы она шевельнулась — она бы сорвалась.

Сидя на холодном кафеле, Камилла впервые поняла: ей не нужно тело, чтобы быть желанной. Ей не нужен зритель. Только микрофон. И ухо.

Я стала звуком. Я стала оргазмом, который можно поставить на повтор.

Она поднялась, включила душ и встала под струю. Холодную. Чтобы сбросить дрожь. Чтобы не сорваться. Потому что завтра — новый фетиш. А сегодня…

Сегодня я узнала, каково это — трахаться в тишине.

Часть 5 — SEX-CARD (голосовая версия)

Она сидела на подоконнике, босая, с ноутбуком на коленях и телефоном в руке. Окна распахнуты, ветер треплет пряди, а в динамике — её же стон из прошлой записи. Камилла выключила его и открыла диктофон. Обычно она записывала в блокнот: дату, локацию, эмоции. Но сейчас казалось неправильным фиксировать это письменно.

Я трахала голосом. Значит, и запись должна быть голосовой.

Она нажала «запись» и выдохнула.

— SEX-CARD. Амстердам. День первый.

Пауза.

— Локация: частный дом у канала. Он ждал. Я пришла. Я не прикасалась — только говорила.

Пауза.

— Фетиш: грязные слова. Голосовое доминирование. Он дрочил вслух. Кончил на моё «разрешаю». Второй раз — в меня. Я — не женщина. Я — команда.

Пауза.

— Эмоции: возбуждение от власти. Ненависть к его слабости. Восторг от собственной силы. Я трахала его, даже не открыв ног.

Голос её звучал ровно, без напряжения. Холодно. Сухо. Но с хриплой нотой на последних словах.

Она остановила запись. Прослушала. Не узнала себя. Голос казался чужим — опасным. Таким, каким в фильмах шепчут приговор перед казнью. Камилла вздрогнула.

Я и есть приговор. Я и есть наказание. И награда.

Ей захотелось добавить что-то ещё — вне формата. Просто, как вывод. Она снова нажала запись.

— Это была не сцена. Не роль.

Пауза.

— Это был первый раз, когда я захотела трахнуть микрофон.

Запись окончена. Камилла сохранила файл. Переименовала: "001_VoiceFetish". Создала новую папку — «Голосовые карты». Там будут и другие. Потому что она уже знала: теперь каждая встреча будет звучать. И после каждой она будет записывать — не мысли, а вибрации.

Если мой рот — инструмент, то диктофон — мой дневник между ног.

Ч

асть 6 — Перед следующим выбором

Вечером она зашла в сайт. Красный экран, логин PRV-X, минималистичный интерфейс. Камилла провела пальцем по списку. Её уже не удивляло ничего — только вызывало интерес, как у коллекционера. Каждый фетиш был как новый вкус: в чём-то приторный, в чём-то горький, но каждый — возбуждающий. Она знала: завтра будет новый эксперимент. Новый мужчина. Новая сцена, где она не будет актрисой.

Я — декорация. Я — условие. Я — зеркальная поверхность, в которую они дрочат свои фантазии.

Курсор остановился на пункте:

Показное безразличие

. Камилла перечитала описание. Мужчина, которому нужна холодность. Скука. Безучастие. Ему не нужна страсть — его возбуждает, когда она зевает, глядя на потолок, пока он внутри. Когда она поправляет ноготь во время секса. Когда говорит: «Ты закончил? Я бельё не гладила ещё». Камилла засмеялась. Тихо, криво.

Это будет спектакль без эмоций. И именно этим он будет особенным.

Она представила: лежит, уткнувшись в журнал. Или сидит с чашкой чая, пока он её берёт сзади. Ни одного стона. Ни одной ласки. Только фразы между делом: «Не забудь купить молоко» — и он кончает от этой фразы сильнее, чем от «трахни меня». Камилла прикрыла глаза.

Я дам ему то, что он хочет. А потом — оставлю неуверенным, возбуждённым и пустым.

Её холод будет теплее любой страсти.

Она достала блокнот. Записала фразу:

— “Пока ты во мне, я думаю, какой цвет лака подойдёт к новому белью.”

И рядом — стрелочку.

— “Он кончает.”

Закрыла блокнот. Встала с кровати. Разделась. Зашла в душ.

Завтра я буду скучающей сукой. И от этого он захлебнётся спермой.

 

 

Глава 3 — Показное безразличие

 

Часть 1 — Новая роль

Утро в Амстердаме было прозрачным и тихим. Камилла сидела у окна с чашкой кофе и читала новую заявку на сайте. Мужчина, 38 лет, офисный аналитик. Без фото. Но с очень чётким запросом:

«Хочу, чтобы женщина игнорировала меня. Делала свои дела. А я… трахал её, пока она делает вид, что меня нет»

. Камилла перечитала описание несколько раз. Это не был сценарий — это было приглашение сыграть пустоту.

— Он хочет быть мебелью, — сказала она вслух, и Марго, которая красила губы перед зеркалом, усмехнулась.

— Нет, он хочет, чтобы мебелью была ты. А он тебя трахал.

— В точку, — кивнула Камилла. — Полное безразличие. Холод, который возбуждает. Ему нужно не участие, а игнор. Идеальный фетиш для лентяйки.

Она закрыла ноутбук и пошла к комоду. Начала собирать: лак для ногтей, журнал о дизайне интерьеров, старый утюжок, щипцы для волос, бальзам для губ. Это был не набор проститутки. Это был реквизит. Как у актрисы, которая репетирует роль «бытовой женщины, которой похуй на секс». Камилла почувствовала, как внутри зашевелилось что-то хищное.

Он будет стараться. А я даже не посмотрю в его сторону. Молча, равнодушно, сквозь зевок. Он трахнёт тень. Он трахнёт предмет. А потом будет умолять об эмоции.

— Возьмёшь музыку? — спросила Марго. — Чтобы в наушниках. Чтобы совсем не замечать.

— Конечно, — ответила Камилла. — Я поставлю себе плейлист из подкастов. Пусть трахается, пока я слушаю, как жарить омлет с халапеньо.

Они рассмеялись, но внутри Камиллы смех уже превратился в настрой. Холодный, ледяной. Она вошла в состояние. Это был не просто эксперимент — это была сцена. Она была актрисой, и текст её роли был один: «Мне всё равно». Ни страсти. Ни влечения. Ни стонов. Только скука.

Когда она вышла из душа и начала наносить крем на ноги, мысли уже текли по сценарию.

Если он будет лизать — я проверю маникюр. Если встанет на колени — я зевну. Если захочет минет — я подам ему зеркало, чтобы он видел, насколько мне пофиг.

Она оделась в домашнюю футболку и простые шорты. Без нижнего белья. Без макияжа. Только влажные волосы, резинка на запястье и лак в сумке. Всё выглядело как обычный день. Но именно в этом был план.

Сегодня я стану фоном. А он — попытается быть главным героем. Посмотрим, насколько он слаб к женщине, которой нет.

Часть 2 — Встреча

Квартира была съёмной — дешёвая, тесная, как чужая кожа. Камилла поднялась по скрипучим ступеням, не торопясь, с видом женщины, которую никто не торопит. В руках — хозяйственный пакет: лак, щипцы для волос, салфетки, наушники, пара журналов. Всё для одного — чтобы ей было чем заняться, пока её будут трахать. Не она шла к мужчине. Она шла к фону, на котором можно показать спектакль под названием «Мне скучно».

Он открыл дверь сразу. Словно стоял, уткнувшись лбом в глазок. Белая рубашка, вспотевший лоб, в глазах — лихорадка. Камилла прошла мимо, не глядя. Сняла кеды. Вывалила вещи на стол. Села. Открыла лак, принюхалась.

— Ты собираешься что-то делать, или просто смотреть, как я крашу ногти? — бросила она, не оборачиваясь.

Он подошёл осторожно, как к зверю. Камилла вытянула одну ногу вперёд и начала обрабатывать ногти. Другая — осталась согнутой, шорты едва прикрывали пах. Он замер рядом, не зная, с чего начать.

— Хочешь — лижи. Только не мешай. И без слюней на ковёр. Убирать ты будешь.

Он опустился на колени. Медленно. Почти благоговейно. Камилла не посмотрела. Только перевела взгляд на экран телефона. Он прижался губами к внутренней стороне её бедра. Сначала легко. Потом жаднее. А она вслух прочитала:

— «Министр сельского хозяйства заявил, что экспорт гречки возрастёт на 17%...» — и зевнула.

Его язык двигался неуверенно. Он явно не знал, как вести себя с женщиной, которая не стонет, не открывает бёдра, не гладит по волосам. Камилла закинула ногу ему на плечо, не отрывая взгляда от лака. Он оказался прямо у входа — дыхание щекотало ткань.

— Сними сам, если мешает. Я не собираюсь тебе помогать, — произнесла она буднично, словно говорила с доставщиком воды.

Он натянул шорты вниз, обнажив влажные губы. Камилла закинула вторую ногу на стул, раскрываясь полностью. Он уткнулся лицом — неловко, неумело. Слишком много языка, слишком мало давления. Она даже не дёрнулась.

— Ты лижешь, как будто боишься найти что-то внутри. Глубже, ублюдок. Или катись нахуй.

Он вздрогнул, взял её за бёдра. Стал работать сильнее, влажнее, глубже. Слюна текла по подбородку, он шумно всасывал клитор, как будто боялся задохнуться. Камилла смотрела в потолок.

Ты лижешь меня, как будто это твой последний шанс. А я думаю, не забыла ли выключить плойку.

Он застонал в дырочку. Уткнулся носом, словно хотел утонуть. Его подбородок был мокрым, дыхание сбивчивым. Камилла наклонилась, достала зеркало, проверила ресницы.

— Ты в курсе, что у тебя хуй уже встал от того, как я тебя игнорирую?

Он ничего не ответил. Только застонал и продолжал лизать — по кругу, по складкам, всё шире, всё яростнее. Он старался, как будто от этого зависела его жизнь. А она… закинула руку за голову и громко выдохнула — не от удовольствия, а от скуки.

— Серьёзно, ты хоть понимаешь, что я думаю о супермаркете? Мне купить оливки или хумус, как думаешь?

Он дрожал. Пытался всасывать, крутить языком, облизывать всю щель, как пьяный ритуал. Его пальцы цеплялись за её ягодицы. А Камилла просто потянулась за журналом.

— Всё, хватит. Мне надо встать. Ты язык себе натёр, а я даже не почувствовала.

Он отпрянул, на лице — смесь отчаяния и мокрого восторга. Она встала. натянула шорты обратно. Подошла к утюгу.

— Раздевайся. Хочешь трахать — сделай это, пока я гладить буду. Но без слов. Я тебя не слышу.

Часть 3 — Фон для его похоти

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он стоял за её спиной, голый, с дрожащими пальцами и пульсирующим членом, который уже блестел от слюны. Камилла продолжала водить утюгом по блузке — методично, как будто гладила не ткань, а сама себя изнутри. Она даже не обернулась, когда он коснулся ладонью её ягодицы. Только сказала:

— Выровняй край. Я не люблю, когда после вас складки.

Он осторожно стянул с неё шорты. Камилла слегка раздвинула ноги, чтобы не пришлось натягивать — не помогая, но и не мешая. Без белья. Без комментариев. Только лопатки чётко натянуты под кожей. А он уже встал сзади, взялся за свой член, провёл им по её щели и замер.

— Что, сложно без “можно” обойтись? — хрипло бросила она, даже не глядя. — Входи. Я занята.

Он вошёл резко. Скользко, горячо, будто сам ждал этого весь день. Таз ударился о её ягодицы с глухим звуком, от которого она даже не моргнула. Утюг продолжал двигаться. Пар шипел. Она гладила рукав, и только немного сместила вес, чтобы не потерять равновесие.

Он начал трахать её — в темпе, с усилием. Держал за талию, тянул на себя, жадно дышал ей в спину, а она поставила утюг вертикально и начала закатывать рукава блузки. Локоть чуть дрогнул от толчка, но голос остался ровным:

— Старайся не капать потом. Мне потом на этой доске вещи гладить.

Он ускорился. Хлопки стали громче, яйца стучали по её коже, как жалкие барабаны перед расстрелом. Камилла приподнялась на носках — не из-за удовольствия, а чтобы удобнее было дотянуться до плечиков. В голове звучал подкаст, который она включила на телефоне.

“Оргазм — это миф. Настоящая власть — когда тебе скучно, а он умоляет о внимании.”

Он начал стонать. Бедра хлопали, дыхание срывалось. Он пытался шептать что-то: «Камилла… пожалуйста… ты такая…» — но она перебила:

— Заткнись. Я не разговариваю с мебелью.

Он сжал её сильнее, будто хотел раствориться в этом игнорировании. Она подняла утюг, прошлась по спине блузки, и лишь коротко сказала:

— Не кончай. Рано.

Он замер. Дрожащий. Потом резко вышел, не кончив, развернул её и начал падать на колени. Лицо — к дырочке, дыхание — горячее, будто молитва. Камилла уселась на край кровати, широко расставила ноги, и одной рукой взяла журнал.

Он начал лизать. Ярко. Грубо. Слишком жадно, слишком мокро. Язык вгрызался, крутился, скользил по клитору, между губами, по входу. А она перевернула страницу. Глянцевая статья о французских интерьерах.

— Ты же понимаешь, — произнесла она, не глядя, — ты сейчас лижешь пизду, которая даже не запомнит, как тебя зовут.

Он не остановился. Он стонал в её щель, всасывая клитор, будто искал там смысл жизни. Камилла облизнула палец, перевернула ещё одну страницу и бросила:

— Я закажу себе суши, как только ты выдохнешься. Надеюсь, ты не оставишь пятен на кровати.

Он выпрямился, член снова твёрдый, как кость. Она махнула рукой.

— В бок. Быстрее. Я хочу прилечь, спина затекла.

Он лег сзади. Вошёл. Боком. Руку положил на её грудь — она её оттолкнула.

— Без рук. Трахай. И не дыши мне в затылок.

Он двигался. Внутри — жарко, вяло. Камилла лежала, опершись на подушку. Она смотрела на выключенный телевизор и думала, включить ли музыку.

Он будет трахаться до изнеможения. А я даже не вспомню, как он выглядел. Только звук — вялых стонов и мокрых яиц, шлёпающихся по моей жопе.

Он всхлипывал. Он дрожал. Он кончил в неё с глухим стоном, который она перебила одной фразой:

— Вытирайся сам. И воду не пролей. Там в ванной салфетки.

Она встала, даже не взглянув, и пошла в кухню — ставить чайник.

Часть 4 — Вторая дозировка

Он лежал распластанный, как мёртвая рыба после бурного шторма. Вялый, потный, слипшийся. Камилла прошла мимо с кружкой чая, будто не замечая — как будто он часть интерьера, не больше. Он шевельнулся, сел. Глаза мутные, но член снова пульсировал. Медленно, но поднимался.

— Камилла… — сипло начал он. — Можно… ещё… Я не успел… почувствовать тебя…

Она усмехнулась в уголок губ, не поворачиваясь:

— Почувствовать? Ты был во мне. Трахал, как будто украл минуту у Бога. А теперь — опять хочешь? Или хочешь быть наказан?

Он подошёл ближе. Опустился на колени перед ней. Уткнулся в бедро, вдыхая её кожу.

— Я… я не знаю, что со мной. Я… я не могу насытиться…

— Это потому что ты голоден не по мне. А по вниманию, — отрезала она. — И знаешь что? Я тебе его дам. Одолжу. На пару минут.

Он поднял взгляд. Его лицо дрожало. Член уже стоял, блестящий, как у подростка. Камилла медленно сняла футболку, осталась в одних трусиках. Опустилась на колени перед ним. Он замер. Даже дышать перестал.

— Хочешь, чтобы я отсосала?

Он дёрнул головой, как бешеный.

— Да… да, пожалуйста…

— Тогда слушай. Я не шлюха. Я не твоя фантазия. Я — наказание. И я сосу так, чтобы тебе стало стыдно за то, что ты вообще жив.

Она взяла его член в руку. Провела языком по головке, медленно, с ленцой. Как будто пробует соус, который не уверена, стоит ли класть в блюдо. Он застонал.

— Тише, — прошептала она, облизнув ствол. — Я сосу, а ты молчишь. Понял?

Он кивнул. Камилла обхватила губами головку. Медленно, глубоко. Без страсти. Как будто сосёт трубочку с горьким лекарством. Движения рта точные. Язык ленивый. Но губы — тугие. Он дёрнулся. Она убрала руку и плюнула на головку.

— Не кончай. Я ещё не разрешила.

И снова взяла его. Глубже. Медленнее. Слюна стекала по стволу, капала на его яйца. Он дрожал, вцепился в простыню. Камилла всасывала воздух через нос, делала вид, что ей скучно. Иногда отвлекалась, смотрела на ногти, поправляла волосы. Он чуть не взорвался.

Потом она отпустила. Встала. Стянула трусики. Медленно. Равнодушно.

— Ложись на спину. Не трогай меня.

Он лёг. Камилла взобралась сверху, села на него. Его член скользнул внутрь, горячо, туго. Она начала двигаться — как будто проверяла, хорошо ли смазана мебель. Ни звука. Ни взгляда.

— Хочешь, чтобы я закричала? — прошептала она, уткнувшись губами в его щеку. — Не дождёшься. Я просто пользуюсь тобой. Ты — дилдо с голосом.

Он всхлипывал. Он дрожал. Она двигалась — ритмично, спокойно, как будто считает вдохи.

— Ты хочешь любви, да? А получаешь тишину. Ты хочешь быть нужным — а ты просто член, который мне удобно сесть.

Он стонал. Глаза закатывались. Камилла поднялась, вышла из него. Плюнула на его грудь и сказала:

— Кончай сам. Но смотри на меня. Я лягу, отвернусь. И ты будешь дрочить в одиночестве. Потому что даже мой зад — важнее твоих глаз.

Она легла боком. Он встал на колени. Дрочил быстро, с хрипами. Сперма выплеснулась на её бедро — горячая, липкая. Она не шевельнулась. Только после сказала:

— Влажные салфетки — в ящике. Подотри меня. Потом — вали.

Часть 5 — Мастурбация власти

Он ушёл. Тихо, как вор, забывший, зачем проник в дом. Камилла даже не повернулась. Не посмотрела, как он натягивал штаны на ещё липкий от спермы член, как спотыкался, вытирался чужой салфеткой. Она лежала на кровати, в позе богини после жертвоприношения. Ноги чуть согнуты, бедро влажное, соски напряжённые, но не от желания — от осознания. Осознания, что она снова сделала это.

Я дала ему вагину, дала горло, дала себя — но он не получил ничего.

В комнате пахло спермой, потом и унижением. Камилла медленно провела рукой по животу, ниже, зацепила ногтём клитор. Никакого томления, никакой женской романтики — только пульсирующая горячая точка власти, которая требовала финала. Она раздвинула ноги шире, облизала палец и опустила его в щель. Один. Потом второй. Влажно. Тепло. Туго.

— Да, сука… — прошептала она самой себе. — Ты снова трахнула не члена. Ты трахнула самолюбие.

Пальцы вошли внутрь легко, как будто влагалище само звало:

напомни, кто тут главная

. Камилла задвигала ими ритмично — вперёд-назад, глубоко, пока не нашла ту самую точку, где её тело отзывалось дрожью. Второй рукой массировала клитор — кругами, с нажимом. Не ради удовольствия. Ради контроля.

Ты стоял, умолял, дрожал. А я смотрела на ногти. Сосала, как будто чистила слив. Села на тебя, как на табурет. И ты кончил. Как раб. Как пёс. Как никто.

Смазка стекала по пальцам. Третьим она начала массировать край входа — вяло, как будто размазывала остатки мужского достоинства. Снизу всё хлюпало. Она закусила губу — не от возбуждения, а чтобы не засмеяться. Тело горело, мышцы сводило от напряжения, но в голове была одна мысль:

Я — не дырка. Я — дверь, через которую они проходят и забываются.

Пальцы глубже. Быстрее. Рука на клиторе ускорилась, ладонь хлестала по лобку. Её дыхание стало громче. Она выгнулась. Бёдра сжались. И когда подошло — оргазм захлестнул её не криком, а глухим рыком в животе. Она выгнулась, изогнулась, стонала сквозь зубы:

— Получается, я шлюха?.. да…

И замерла. Вся. Вскрытая, как после анального вскрытия души.

Три пальца всё ещё были внутри. Она оставила их там. Дышала. Медленно. Ровно. Потом вытащила. Медленно облизывала — по одному. Смакуя не вкус, а победу. Победу над мужчиной. Над собой. Над понятием “секс”.

Камилла встала, пошла в ванную. Сок стекал по ногам. Она не вытирала — пусть испачкает пол. Это был след. Подпись. Марка.

Часть 6 — SEX-CARD

Локация

: Амстердам, частная квартира в районе Йордан

Фетиш

: Показное безразличие, эмоциональный игнор, секс на фоне апатии

Формат

: Он — возбужденный фанат, она — холодная, занятая собой, молчит, занимается делами, игнорирует секс

Оргазмы

:

— У него: два. Один — от её пассивного минета, второй — внутри неё, под её молчаливыми толчками

— У неё: один. Мастурбация после, с тремя пальцами и мыслями о полной власти

Эмоции

:

— Он: зависимость, жалость, унижение

— Она: ледяное превосходство, отсутствие желания, возбуждение от презрения

Мысли Камиллы

:

«Я дала ему то, о чём он мечтал — но без души. Без глаз. Без тела. Он трахал пустоту, дрочил на стену. А я дрочила на его беспомощность. Потому что быть холодной — горячее, чем быть нежной. И я только начинаю.»

 

 

Глава 4 — Театр равнодушия

 

Часть 1 — Утро после

Утро началось с дождя. Не романтичного, не освежающего — а привычного, серого, липкого. Он шлёпался о стекло, как будто пытался напомнить: ты всё ещё в Амстердаме. Камилла лежала на спине, не накрывшись. Простыня скаталась под ногами, подушка упала на пол. Между бёдер — влажность, но не от возбуждения. Остатки. Эхо ночи. Нити, которые тело ещё держит, даже если душа уже отвернулась.

Она не шевелилась. Только смотрела в потолок. Молчала. Как будто весь дом подстроился под её равнодушие — ни звука, ни скрипа. Только дождь. Только её тело — чуть покусанное, чуть уставшее, чуть пустое.

Я дала ему всё. Рот. Пизду. Спину. Даже сосала, как хотела бы убить. Но мне плевать. Совсем. Ни следа желания. Ни капли вины. Он ушёл, как будто его и не было. А я даже не помню, как его зовут.

Она встала. Медленно. Без зевка, без потягивания. Всё как по инструкции. Чайник. Кофе. Капсулы. Кружка. Сигарета. Она не курила, но в этот раз зажгла — просто чтобы заполнить паузу. Горечь на языке — приятная. Лучше, чем воспоминания.

Глянула на трусики, брошенные у кровати. Мятые. Мокрые. Не от сока, не от страсти. От того, что в ней дважды кончали. И она позволила. Не потому что хотела. Потому что могла.

А что если… это и есть я? Не играющая в холод. А просто холодная? Что если равнодушие — не маска? А защита?

Она облокотилась на подоконник, глядя в мокрый город. Каналы тонули в отражениях. Люди на велосипедах проносились в дождевиках, будто муравьи в кислоте. Живут. Дышат. И никто не знает, сколько масок у них на лице.

Я смотрела в зеркало вчера. И не видела боли. Не видела удовольствия. Только отражение. Только форму. А внутри — ничего. Ни пульса, ни желания, ни любопытства. Только ровная линия.

Камилла сделала глоток кофе. Горячо. Густо. Горько.

И ей вдруг показалось, что вкус кофе — единственное, что она сегодня почувствовала по-настоящему.

Часть 2 — Разговор с Марго

— Он ушёл? — Марго стояла у окна, в одном полотенце, с сигаретой и кружкой кофе. Дым поднимался лениво, будто даже он не хотел вмешиваться в их утро.

— Да. Без звука. Без следа, — Камилла опустилась за стол, скрестила ноги, взглянула в кружку. — Как облажавшийся фанат.

— И как ты? Вдохновлённая? Возбуждённая? Или просто чистишь память?

Камилла хмыкнула. Без улыбки.

— Даже не очищаю. Там и так пусто.

Марго присела напротив. Волосы — мокрые, взгляд — острый, будто скальпель. Её манера слушать всегда раздражала: слишком точно, слишком спокойно.

— Ты дала ему горло. Ты позволила ему войти. Это уже не просто "по сценарию".

— Именно поэтому я это и сделала, — отрезала Камилла. — Чтобы показать ему, что даже минет может быть равнодушным. Даже стоны — без души.

— А ты не боишься, что однажды не сможешь выключить эту маску?

Камилла замерла. Поставила чашку. Вздохнула.

— Иногда я думаю, что маска уже не снимается. Что равнодушие — это не защита. Это уже кожа. Новая. Блестящая. Холодная.

Марго затянулась. Выпустила дым в сторону.

— А ты уверена, что раньше была другой? Может, ты просто научилась говорить это красивыми словами?

— Раньше я чувствовала. Хотела. Боялась. Сейчас — нет.

— Это и пугает, да?

Камилла кивнула. Неуверенно. Первый раз за последние дни в ней появилась трещина — тонкая, почти незаметная.

— Иногда я думаю: если он бы начал плакать — я бы просто ушла. Без сочувствия. Без раздражения. Просто… закрыла бы дверь.

— А раньше?

— Раньше я бы осталась. Даже если не хотела. Потому что в голове был глупый голос: "Будь хорошей. Будь понятной. Будь милой."

Марго загасила сигарету. Долго смотрела на огарок.

— Знаешь, Камилла… возможно, ты просто стала собой. Без украшений. Без театра. Просто той, кто делает шаг вперёд и не оборачивается.

Камилла снова взяла чашку. Снова отпила. И сказала тихо:

— А если я стала тем, кем боялась быть?

Часть 3 — Внутренний монолог

Камилла сидела на подоконнике, босая, в рубашке на голое тело. Ветер из приоткрытого окна тянул за край ткани, словно хотел развернуть её. Она не мешала. Пусть раздевает. Впервые за утро было всё равно. Ни холода, ни тепла. Ни стыда, ни желания. Только ровная линия.

Я была разной. Иногда — влюблённой. Смотрела в глаза, как будто за ними — дом, в который хочется вернуться. Иногда — покорной. На коленях, с кольцом в зубах, готовая служить. Иногда — хищной. С плёткой в руке, с чужим страхом под пальцами.

Она прикрыла глаза. Вспомнила мужчину из Москвы — тот, который плакал, когда кончил. Тогда ей стало больно. Она гладила его волосы, целовала лоб. А потом сама заплакала в душе.

И что теперь? Если он снова бы плакал? Я бы просто вышла. Без комментариев. Без сожаления. Потому что внутри — бетон. Ни трещин, ни воды.

Она попыталась вспомнить, когда в последний раз дрожала не от возбуждения, а от эмоций. Долго. Пусто. Вспоминались тела, сцены, кляпы, игры. Но не чувства. Ни одного настоящего взгляда. Ни одного поцелуя, который хотелось бы повторить.

Может, это и есть я. Не влюблённая, не актриса, не шлюха. А пустая роль. Отрепетированная. Готовая. Но без зрителей.

Она подтянула колени, обхватила их руками. Голова на руках. Волосы падают на колени. Камилла не плакала. Просто сидела. И чувствовала внутри не боль, а отсутствие.

Если маски срастаются с кожей — как понять, где ты?

Часть 4 — Воспоминание

Это было давно. Тогда Камилла ещё не носила шелк и каблуки. Ещё не знала, как держать взгляд на грани власти. Ещё сомневалась, можно ли отказать. Тогда она только начинала. По наивности. По деньгам. По одиночеству.

Он был старше. Сильно. Весь из золота и пота. Говорил, что любит послушных. Что ему не нужно сопротивление. Что самое возбуждающее — когда женщина лежит тихо.

"Как будто нет её, а член есть."

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Камилла тогда смеялась. Нервно. А потом — перестала. Потому что когда он вошёл, ничего смешного не осталось. Она лежала. Ровно. Без движения. Без крика. Даже без стона. Руки вдоль тела. Глаза в потолок.

Он трахал её грубо. Плевал на грудь. Хватал за горло. Стонал, как будто побеждает. А она смотрела на трещину в потолке. И думала:

"Если я зажмурюсь — станет хуже. Если скажу — начнёт бить. Надо просто лежать. Просто молчать. Быть мёртвой."

Он кончил с рыком. Упал рядом. Улыбался. Сказал:

"Ты идеальная. Я люблю таких. Спокойных. Умных. Умеющих принимать."

А она лежала. Ладонь дрожала. Губы пересохли. Между ног — боль. В голове — гул.

И тогда она поняла: равнодушие — это не игра. Это щит. Это способ не умереть, когда тебя трахают, как мясо.

Я выжила тогда потому, что выключила чувства. А теперь… может, так и осталась выключенной?

Часть 5 — Дневник

Камилла сидела у окна, ноги поджаты, плед сползал с плеч, но она не поправляла. На столе — тетрадь, старомодная, с потертыми углами. Та, в которую она писала не для отчёта, не для SEX-CARD, а для себя. Почерк был аккуратным. Привычка. Она писала медленно. Каждое слово взвешивала, будто раскладывала по стеклянным полкам.

"Я думала, что буду скучать. Что фетиш на безразличие не вызовет ничего, кроме лёгкого раздражения. Ну трахает — ну и что. Но вышло иначе. Я не просто позволила ему. Я получила удовольствие. От своей холодности. От его отчаянья. От роли, в которой я — пустая, как экран, а он — дрочит на отражение."

Она положила ручку, потерла виски. Дождь усилился, постукивал по стеклу нервными пальцами. Комната пахла кофе, бумагой и чем-то женским — усталостью, прошедшим сексом и мыслями.

"Он просил, стонал, лизал. А я думала, как долго ещё держится лак на ногтях. Он кончил, а я — проверила, не испачкал ли диван. И это… заводило. Сильно. Не сам процесс. А власть — абсолютная, при полном отсутствии усилий. Я была равнодушна не нарочно. Я была собой. Именно поэтому он стал для меня зеркалом. Я увидела в нём — себя."

Она встала, подошла к зеркалу, посмотрела в него. Без эмоций. Без улыбки. Только взгляд — цепкий, прямой, чуть усталый. Под глазами — синеватая тень. На губах — остатки блеска. Между ног — сухо. Всё давно прошло. Осталась только ясность.

"Когда-то я играла. То в актрису, то в влюблённую, то в стерву. Теперь — не играю. Я просто не чувствую. И в этом сила. Я не отворачиваюсь, не смеюсь, не страдаю. Я просто позволяю им думать, что они прикасаются. А на самом деле — они только касаются моей оболочки."

Она вернулась за стол, продолжила писать. Почерк чуть дрожал.

"Этот фетиш оказался слишком честным. Он не про равнодушие в постели. Он про равнодушие внутри. Я не маска. Я уже кукла, которая делает правильные движения, говорит правильные фразы. Но внутри — выключено. И, чёрт, меня это возбуждает. Потому что я — не шлюха. Я акт. Я тишина, в которую они ебут свою тревогу."

Она отложила ручку. Закрыла блокнот. Не на замок — просто прикрыла обложкой.

И впервые за день почувствовала: не пустоту. А контроль.

Часть 6 — Выбор

В комнате было тихо. Только дождь, ровный и упрямый, шептал что-то своё на подоконник. Камилла сидела в кресле, с ноутбуком на коленях. На ней — длинная футболка, на лице — ленивое спокойствие. Она листала список. Один за другим. Без спешки. Она уже знала, кого ищет.

Без слов. Без шаблонов. Только тот, кто сорвётся от одного движения.

Пальцы зависли над профилем с ником "SlowBurner". В описании — ничего лишнего. Только одна строка:

«Возбуждает только медленное раздевание. Каждый сантиметр — пытка. Каждый жест — мольба.»

У Камиллы по позвоночнику прошёл ток. Она не улыбнулась — только медленно прикрыла веки. Влажность между ног не пришла — и не нужна была. Это возбуждение шло не от тела. Оно шло из глубины. Из власти. Из темпа.

Ты хочешь миллиметры? Получишь миллиметры. Я сниму с себя одежду так, что ты будешь умолять, чтобы я остановилась на трусиках.

Она щёлкнула "принять". Подтвердила встречу. Завтра. Вечером.

Потом отложила ноутбук, подошла к зеркалу. Потянула подол футболки вверх — медленно, будто проверяя, выдержит ли сама. Тело отразилось кусками: бедро, живот, соски. Она смотрела на себя как на инструмент. Каждый жест — как заново натянутый канат между властью и провокацией.

— Медленно, — прошептала она отражению. — Медленно ты будешь падать.

Вернувшись к креслу, она достала блокнот. И записала:

"Фетиш #3 — Медленное раздевание. Ни стонов. Ни ласк. Только одежда и тишина. Власть измеряется не скоростью, а выдержкой. Он будет дрочить, пока я снимаю один чулок. И лизать — только то, что уже снято."

Она закрыла блокнот. Сняла трусики — медленно, как будто уже начала спектакль.

Завтра она станет богиней темпа.

И будет править в ритме одного пальца.

 

 

Глава 5 — Миллиметры власти

 

Часть 1 — Подготовка

Камилла стояла перед гардеробом голая, чуть покачиваясь на пятках. Свет от лампы скользил по её коже, по соскам, которые уже стояли от ожидания, по животу, по гладкой промежности. Она не трогала себя. Пока — нет. Сегодня всё будет иначе. Сегодня он будет дрочить, как зомби, а она — просто раздеваться. Медленно. Пошло. По сантиметру.

— Ты будешь молчать, как пёс, — шепнула она себе в отражение, — а я буду снимать трусы по миллиметру, пока твой хуй не взорвётся.

Она открыла шкаф. Там было всё — как оружие на стене киллера. Корсет из красного латекса с застёжками, которые можно расстёгивать языком. Чёрные кружевные чулки, плотные, в обтяжку, так туго сидящие, что снимать их можно по одной ниточке. Перчатки до локтя — кожа, тонкая, почти влажная. И накидка — прозрачная, как дым, с разрезом на спине. Без трусиков. Разумеется.

Камилла начала с белья. Чёрный лифчик с кружевами, через который торчат соски. Под него — никакой поддержки, только трение. Потом трусики: тонкие, почти невидимые, с разрезом снизу. Между губ уже было влажно — и ткань прилипла, как бы напоминая: ты уже мокрая, сука. Уже возбуждена, даже не начав.

Чулки натягивались медленно. Она тянула один — подтягивала вверх, разглаживала рукой, как будто лаская себя. Потом второй — так же, с выдохом. Каблуки — лакированные, с тонким ремешком на лодыжке. Поднявшись, она посмотрела в зеркало.

— Ты дрочишь уже, да? Просто глядя, как я застёгиваю корсет? — усмехнулась Камилла, застёгивая тугую шнуровку. Грудь выпирала, соски натянуты, живот втянут, спина прямая. Она казалась собой — но богиней, созданной, чтобы быть снятой. Медленно.

Она включила музыку — нечто вязкое, басовое, с ритмом, как дрожь в промежности. Каждая нота — как толчок. Каждая пауза — как натяжение ремня перед ударом.

Под музыку она начала репетировать. Сняла один чулок — дотрагиваясь до себя, как чужими руками. Прогладила бедро, тянула ткань вниз, как будто раздевала тело, которому завидует. Потом натянула обратно. Примерила, как будет расстёгивать корсет: сначала верхнюю застёжку — грудь чуть подпрыгивает, потом вторую — соски начинают проситься наружу. Потом всё — но медленно. Медленнее, чем обычно дышит.

— Ты будешь на коленях, дрочить, облизывать снятую ткань, — прошептала она, стоя в одном ботфорте, с голой грудью и рукой на животе. — Я разрешу тебе лизать только те места, которые я уже освободила. Пока грудь закрыта — ты лижешь мне бедро. Когда один чулок снят — ты его целуешь, как псина. А пизду получишь, когда сам будешь на грани оргазма.

Пальцы скользнули вниз. Не внутрь — просто по клитору. Лёгкое касание. Влажно. Плотно. Она не дрочила — просто проверяла. Да, всё готово.

Камилла подошла к столу, открыла блокнот. Почерк ровный:

"Фетиш #3 — Медленное раздевание. Я — ритм. Он — судорога. Сегодня я буду снимать одежду, как снимают кожу. По капле. По дыханию. Он будет дрочить, не дыша. А я — трахаться движением."

Она закрыла блокнот. Взяла сумку. Один последний взгляд в зеркало. Она не улыбалась — только чуть приоткрыла губы. Так, будто собиралась выдохнуть команду.

— Пошёл. Ты уже дрочишь.

И вышла в ночь.

Часть 2 — Первая встреча

Пространство пахло сексом, ещё не начавшимся. Как будто стены уже слышали стон, которого пока не было. Кресло стояло строго напротив зеркала. Свет — мягкий, золотистый, словно подсвечивал не тело, а намерение. Музыка уже играла — нечто вязкое, с низким басом и темпом, как пульс перед разрядом. Камилла стояла посреди комнаты. В корсете, в чулках, на каблуках. Полностью собранная. Но каждая деталь на ней кричала:

это будет снято

. Вопрос только — когда.

Она не двигалась. Не дышала глубоко. Только слушала, как её собственные соски трепещут под шнуровкой от возбуждения. Всё готово. Её тело — как заряженное оружие. Осталось нажать на спуск. Медленно. По грамму.

Мужчина вошёл. Неуверенный шаг. Чуть покрасневшее лицо. На нём не было ни похоти, ни агрессии — только сдержанный ужас перед тем, что его сейчас будет разрушать не женщина, а ритм. Он закрыл за собой дверь. Камилла даже не повернула голову. Просто медленно, без слов, вытянула руку в сторону кресла и указала вниз.

— Садись. Молчи. Не дыши как собака.

Он послушался. Сел. Руки на подлокотниках, колени раздвинуты. Тело натянуто, как струна. Камилла прошла мимо — не глядя. Только каблуки отбивали ритм — три шага, поворот. Она встала перед зеркалом. Он видел её только в отражении. Она — себя. И она была собой довольна.

Руки медленно потянулись к перчаткам. Тонкая кожа шуршала. Сначала левая — по одному пальчику, как будто снимала не одежду, а грехи. Потом правая — с поворотом кисти, с выдохом. Перчатки полетели в сторону, упали на пол, как чьи-то поражения.

— Можешь взять себя в руку, — сказала она, не глядя. — Но не дрочить. Только держать. Пока я не начну.

Он подчинился. Пальцы обхватили член — уже твёрдый, дрожащий, как будто тело само знало: будет пытка. Камилла медленно наклонилась, чтобы расстегнуть корсет. Первый крючок — соски выталкиваются вперёд. Второй — грудь чуть дрожит. Третий — живот втягивается. Она расстёгивала его не для удобства. А для пытки. Каждая секунда без движения — как капля на лоб.

Он начал дрочить. Медленно, еле касаясь. Она не останавливала. Она знала: он уже в её темпе. Он — в её власти. Он дрочит не на грудь. На секунды. На паузы. На дыхание.

Она повернулась к нему боком. Пальцы легли на верх чулка. И потянули вниз. Сантиметр. Пауза. Ещё один. Ноготь скользит по бедру. Её рука движется так, как будто рисует маршрут для поцелуев. Чулок сползал, как кожа. Он стонал, но тихо. Камилла будто не слышала. Она была занята: снимала одежду так, как будто раздевалась с себя эмоции.

Когда чулок соскользнул до щиколотки, она присела. Медленно. И сняла его с каблука. Протянула руку. Бросила ему.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Держи. Целуй. Лизни. Как трофей.

Он прижал чулок к лицу. Вдохнул. Губами — к ткани. Словно вдыхал её пот, её силу, её команду.

Камилла смотрела в зеркало. Всё ещё молча. Её соски были натянуты, между ног — влажно. Но она не шевелилась. Потому что всё происходящее — спектакль. И она — его единственная, безмолвная, властная главная роль.

Ты хочешь темп? Я — темп. Ты дрочишь не на меня. А на секунду между щелчками.

Часть 3 — Лизание снятых зон

Он держал чулок в руках, как святыню. Трясущимися пальцами гладил кружево, прижимал к щеке, облизывал, будто это был её клитор. Камилла стояла перед ним, опираясь бедром о край кресла, смотрела сверху вниз. Грудь полуобнажена — корсет расстёгнут, соски едва прикрыты. Она молчала. Он дрочил. Медленно. Влажно. Как будто между тканью и кожей уже не было разницы.

— Стоп, — сказала она хрипло. — Хватит дрочить. Теперь ты лижешь. Но только то, что уже снято.

Он застыл. Поднял глаза. Смотрел снизу вверх — с надеждой и покорностью, будто перед ним богиня, решающая, будет ли он жить. Камилла кивнула — и поставила ногу на край кресла, оголяя бедро, с которого только что сняла чулок. Бедро было бледное, гладкое, чуть влажное от пота. Она провела по нему пальцем.

— Вот только это. Ни миллиметром выше.

Он прильнул губами. Сначала робко. Потом — яростнее. Лизал боковую поверхность бедра, язык скользил по коже, оставляя влажные следы. Он всасывал её кожу, как будто пытался забрать с неё всю её силу. Камилла наблюдала за ним, дыша глубоко, но не стонала.

— Ты лижешь, как будто я разрешила тебе быть рядом, — усмехнулась она. — Но ты всего лишь чистишь мне кожу языком. Как пёс.

Он замычал от возбуждения, продолжая лизать бедро, икру, подколенную ямку, как будто каждая зона — особый трофей. Камилла подалась вперёд, чтобы его нос коснулся внутренней части бёдра.

— Ниже нельзя. Туда — только когда я сниму следующий чулок. Сейчас ты раб снятой поверхности.

Он облизывал след от резинки чулка, будто это была граница дозволенного. Камилла шагнула назад. Провела рукой по второй ноге, наклоняясь. Волосы упали вперёд. Пальцы медленно потянули второй чулок вниз. Она изгибалась при этом, как будто мастурбировала самой тканью. Бедро дрожало. Он смотрел, не мигая.

— Ты уже плачешь? — хмыкнула Камилла. — Серьёзно? Ты рыдаешь, потому что не можешь лизнуть мою пизду?

Он сглотнул. Член пульсировал в руке.

— Терпи, — прошептала она. — Сейчас будет следующая зона.

Она сбросила второй чулок и швырнула ему в лицо. Он поймал его, поцеловал, вдохнул, потом аккуратно сложил — будто это реликвия. Камилла скинула корсет. Осталась только в трусиках. Грудь вышла наружу — упругая, с набухшими сосками. Она подошла ближе. Встала ногами по обе стороны от кресла.

— Теперь грудь. Но только та, с которой я спущу бретель. Вторая — всё ещё под запретом. Если тронешь — выгоню.

Она медленно опустила левый ремешок. Сосок оголился, подрагивал. Он прильнул губами. Лизал с осторожностью. Всасывал. Мокро. Слюняво. Она взяла его за волосы, прижала лицо плотнее.

— Сильнее. Я хочу слышать, как ты лижешь мою власть. Я не женщина. Я инструкция. А ты — тот, кто её выполняет.

Он слизывал капли пота, облизывал край ареолы, пускал слюни, пока подбородок не стал блестеть. Камилла отстранилась. Провела рукой по своей коже, как будто проверяя чистоту лизания.

— Только снятое. Только позволенное. Пока трусики на мне — моя пизда для тебя не существует.

Он стонал.

Она подняла руку, зажала его подбородок, наклонилась к уху и выдохнула:

— Ты сейчас на коленях. Мокрый. С пульсирующим хуем и запахом моих ног на губах. И ты счастлив. Потому что я разрешила тебе лизать только то, что уже снято. Ты дрочишь не на секс. А на дозу. А я — твоя игла.

Он дернулся всем телом.

Он дернулся всем телом.

— Можешь кончить. Потом увидишь, как я снимаю трусики.

Он не сдержался. Рука задрожала, член дёрнулся, сперма выстрелила полосой — на живот, на руку, на край кресла. Он застонал с придушенным хрипом, будто разрешение Камиллы сорвало последние тормоза.

Камилла смотрела на него с лёгкой усмешкой. Потом — медленно, почти с насмешкой — натянула на себя прозрачную накидку. Сперма всё ещё блестела на его животе, а она уже уходила в сторону, не оборачиваясь.

Часть 4

Камилла стояла между его ног. В одной накидке, без трусиков, в каблуках и с раскрытой грудью. Между ног блестела влага. Не от желания — от власти. От знания, что каждое движение её тела — как прицельный выстрел. Она смотрела на него сверху вниз, а он сидел в кресле, дрожал, с красным лицом, с членом, пульсирующим, как оголённый нерв.

— Хочешь? — спросила она почти ласково. — Хочешь туда, куда только избранные допускаются миллиметрами?

Он кивнул. Сильно. Почти отчаянно.

— Тогда молчи. Ни одного движения. Я решаю всё. Даже — когда ты дышишь.

Камилла раздвинула ноги. Подошла ближе. Медленно присела к нему на колени, не отпуская взгляд. Его головка скользнула между губ — туго, горячо. Камилла застонала тихо, но не от наслаждения — от внутреннего напряжения, от ощущения, как в неё входит чужая пульсация, зависимая от её темпа.

— Не шевелись, — выдохнула она. — Ты внутри. Но ты не хозяин.

Она начала двигаться. Медленно. Ритмично. Так, будто измеряла каждый толчок секундной стрелкой. Она опускалась на него с точностью хирурга, чувствуя, как каждый миллиметр входа приближает его к краю. Он хватался за подлокотники. Кусал губы. Плечи дрожали.

Камилла закрыла глаза на миг. Почувствовала, как её клитор натирается о его лобок. Как внутри растёт. Тягуче. Густо.

— Ты будешь кончать тогда, когда я решу, — сказала она. — А пока — чувствуй, как я двигаюсь. Я не женщина. Я темп. Я ритм, на который ты молишься.

Он застонал. Громче. Камилла взяла его за подбородок.

— Тише. Не вздумай выдохнуть громче, чем мой вдох.

Она наклонялась. Ловила его рот своими сосками. Втирала их в его щёки, в губы, заставляя облизывать — но не сосать. Он тянулся, хотел втянуть сосок, но она отдёргивалась каждый раз.

— Нет. Только то, что я уже сняла. Только то, что позволено. И только тогда, когда я хочу.

Она ускорилась. Немного. Секунды между толчками сократились. Бёдра хлопали с глухим, влажным звуком. Его тело выгибалось навстречу.

— Ближе? — прошипела она. — Ты хочешь ближе?

Он закрыл глаза. Дышал, как умирающий.

— Кончай. Внутрь. Всю дозу. Всё, что копил.

Он взорвался. Без слова. Только телом. Тремя толчками. Камилла села на него до упора. Осталась сидеть. Дышала медленно. Глубоко. Его сперма заполняла её, текла по складкам.

Она не сдвинулась. Только медленно провела рукой по животу, по груди. Потом — по его груди. Смотрела в его глаза.

— Ты трахал не тело. Ты трахал терпение. И проиграл ему.

Камилла встала. Медленно. Его член выскользнул из неё с хлюпком. Она не вытерлась. Не прикрылась. Подошла к зеркалу. Посмотрела на себя — вся в сперме, с напряжёнными сосками, с покрасневшими от ритма бёдрами.

— Я была не женщина. Я была пульс. А ты — судорога.

И вышла из комнаты, не оборачиваясь.

Часть 5 — Финал шоу

Он сидел в кресле, почти стеклянный. Глаза не фокусируются, грудь ходит волнами, ладони дрожат. Камилла вернулась из ванной. В халате. Волосы влажные, кожа распаренная, губы блестят, как после поцелуев с богами. Она подошла к нему. Не сразу. Медленно, как будто сцена ещё не закончилась.

— Смотри на меня, — сказала тихо.

Он поднял взгляд. Пустой, затравленный, но голодный. Камилла потянула за пояс халата. Не спеша. Один узелок. Пауза. Второй. Халат раскрылся. Тело под ним — как трофей, за который он заплатил спермой и покорностью.

Она не сняла халат полностью — просто позволила ему упасть с плеч. Он соскользнул по её рукам, по груди, по бёдрам — и упал на пол, как последний барьер.

— Встань, — приказала она.

Он послушался. Медленно. Пошатываясь. Как зомби, которому подарили вторую жизнь. Камилла повернулась к нему спиной, подошла к подоконнику, опёрлась ладонями. Спина выгнулась. Бёдра — чуть расставлены. Она не сказала, что делать дальше. Просто молча подалась назад. Приглашение было без слов.

Он подошёл сзади. Схватил себя за член — уже не твёрдый, но оживающий. Провёл головкой по её щели. Влажно. Тепло. Он вошёл. Плотно. Камилла даже не охнула — только чуть закусила губу.

— Быстро нельзя. Только медленно. Только в моём темпе.

Он начал двигаться. Медленно. Ритмично. Держал её за талию, как за последний якорь. Его живот стучал по её ягодицам. Он стонал с каждым движением, как будто трахался страхом. Камилла выгнулась сильнее, сжала мышцы. Он заскулил.

— Да… — прошептала она. — Вот так. Ты всё ещё внутри. Ещё раз. Ещё раз. В мою спину. В мою власть.

Он ускорился. Пошло. Мокро. Его яйца били по её клитору, грудь качалась, пальцы царапали подоконник. Камилла застонала. Не громко — но с чувством. Он почувствовал, как её тело дрожит — и потерял контроль.

— Камилла… я… я сейчас…

— В меня. Молча. Не смей стонать.

Он вогнал себя до упора и взорвался. Рывком. Беспомощно. Горячая сперма снова залила её изнутри. Он сжал её сильнее. Его губы хотели что-то сказать — но она положила палец на его рот.

— Всё. Кончил — значит, исчез.

Она медленно выскользнула с него. Без слов подошла к креслу. Села. Раздвинула ноги. Из неё капало. Она смотрела ему в глаза.

— А теперь собирайся. И не смей думать, что ты был в ней. Ты был в ритуале.

Он не ответил. Он собирал одежду молча, с потухшим лицом. Одевался, как провинившийся школьник.

Когда дверь закрылась — Камилла осталась сидеть. Обнажённая. С раздвинутыми ногами. Вся в сперме.

Она не улыбалась. Она дышала. И думала:

Я была не пизда. Я была конец.

Часть 6 — SEX-CARD

Локация:

Амстердам, частная студия у канала

Фетиш:

Медленное раздевание, визуальный контроль, дрочка, лизание снятых зон, ритмичный секс, повторное проникновение раком

Музыка:

Медленное техно с глухим, тягучим басом. Каждая доля — как пульс Камиллы.

Оргазмы:

— У него:

три

1. Во время дрочки, когда Камилла сняла первый чулок

2. Первый раз — внутрь неё, в позе наездницы, под медленным темпом

3. Второй раз — снова внутрь, в позиции раком, когда она приказала

— У неё:

один

— в верховой позиции, на его грани, во власти

Мысли Камиллы:

«Я была не тело. Я была постановка. Он не трахал меня — он трахал минуты. Я не позволила ему прикоснуться без сигнала. И он трижды отдал мне свою слабость. Один — за каждый уровень подчинения. Один — за каждую зону, которую я открыла. Один — за меня. Я не женщина. Я темп, на котором кончают без права на звук.»

Состояние после:

Он:

выжат досуха, с глазами на мокром месте, потерянный и благодарный

Она:

сытая, собранная, мокрая внутри, но холодно довольная снаружи

Файл сохранён:

003_SlowUnwrap

Папка:

Власть в деталях

 

 

Глава 6 — Власть через паузу

 

Часть 1 — Завтрак в тишине

Амстердам просыпался лениво. Дождь барабанил по подоконнику с ровной, убаюкивающей настойчивостью. Камилла сидела на кухне. В одной рубашке. Без нижнего белья. Ноги поджаты на стуле, ладони обхватили кружку кофе. В комнате — ни музыки, ни слов. Только звуки за окном. Только её дыхание.

Хлеб медленно подрумянивался в тостере. Запах сливочного масла, сырой одежды и кофе вплетался в утро, как будто создавал настроение специально под неё. Камилла не спешила. Намазывала масло на тост так, будто мазала не хлеб, а кожу. Медленно. Ровно. Без суеты.

И в этой медленности вдруг что-то щёлкнуло внутри. Ощущение, что она не просто двигается в темпе — она задаёт его. Пространству. Времени. Своему телу. И даже — тем, кого нет рядом.

Она вспомнила, как вчера мужчина дрожал, пока она снимала чулок. Как стонал, не касаясь её. Как кончил, когда она ещё даже не дотронулась.

Не ласка возбудила его. Пауза между движениями. Медленное снятие перчатки. Молчание перед "можешь".

Камилла сделала глоток. Закрыла глаза. Власть не в действии. Власть — в задержке. В ожидании. В том, когда

не происходит

. Мужчины не боятся боли. Они боятся момента до.

Она усмехнулась. Тихо. Внутри себя.

Её завтрак стал ритуалом. Каждый жест — как команда, но не произнесённая. Только

возможная

.

Сейчас не хотелось секса. Не хотелось даже ласки. Хотелось наблюдать. За собой. За тем, как мир подстраивается под её замедленную походку.

Власть — это не когда тебя боятся. А когда замирают, боясь прервать паузу между твоими движениями.

Камилла откусила тост.

И почувствовала, что сегодня она сильнее, чем была вчера.

Не потому, что кого-то трахнула.

А потому, что никого — не тронула.

Часть 2 — Диалог с Марго

Балкон. Мокрая плитка, пар от чашек, Марго в серой майке и широких штанах, волосы собраны в пучок, сигарета в пальцах. Камилла — напротив, в халате, ноги поджаты. Между ними стол, на котором только кофе и пепельница. Ни телефона. Ни разговоров. Ни лишнего.

— Ты стала тише, — сказала Марго, затянувшись. — Даже когда молчишь — громче, чем раньше.

Камилла улыбнулась уголком губ. Не как одобрение. Как констатация.

— Я просто перестала торопиться.

— Нет, — покачала головой Марго. — Ты перестала объяснять. Раньше ты трахалась — и всё равно что-то доказывала. А теперь… будто ничего не должна. Ни телом. Ни словами.

Камилла посмотрела на город. Канал был серым, как сталь. По мосту проехал велосипедист, брызги упали на брусчатку.

— Я поняла, что пауза — это действие. Не движение. А именно пауза. Она заполняет воздух. Делает его моим. Мужчинам страшнее, когда я молчу, чем когда шепчу пошлости. Страшнее, когда я не касаюсь.

— Ты пугаешь?

— Я концентрируюсь. И даю им почувствовать вакуум. Между жестами. Между взглядами. Между «разрешаю» и «ещё нет».

Марго усмехнулась.

— Ты стала как дирижёр в чёрном белье. Ни одного движения — но весь оркестр дрожит.

— Я просто научилась слушать, как мужчины сгорают внутри, когда не получают сразу.

Они замолчали. Минуту. Две.

И именно в этой тишине между ними раздалось больше, чем могли бы сказать слова.

Камилла допила кофе, поставила чашку.

— Я больше не даю ощущения. Я даю паузу между ними. И этого им хватает, чтобы сойти с ума.

Часть 3 — Прогулка и наблюдение

Камилла шла медленно. Ни каблуков, ни макияжа. Только длинное пальто на голое тело, чёрные очки и шарф, накинутый небрежно. На ней не было ни белья, ни украшений — только пауза в каждом шаге. Она не шла — она существовала в пространстве, которое подстраивалось под её ритм.

Мимо проходили мужчины. Кто-то спешил. Кто-то смотрел в телефон. Но когда она шла навстречу — головы поднимались. Взгляд цеплялся. И тут же путался: в ней не было сексуальной агрессии, не было демонстрации. Только темп. Медленный. Властный. И это выбивало из равновесия.

Камилла остановилась у витрины. Не потому что хотела что-то купить. А потому что пауза между шагами — это тоже ритм. В отражении она видела мужчину, что шёл за ней уже минуту. Случайно. Или нет. Он посмотрел, как она замерла — и тоже сбавил шаг.

Она сняла очки. Посмотрела на себя в отражении. Потом — на него. И снова в витрину. Ни улыбки. Ни жеста. Ни приглашения. Но он уже поправлял воротник. Уже дышал глубже. Уже хотел быть замеченным.

Камилла двинулась дальше. В том же темпе. Её походка была как метроном — ни одного лишнего шага, ни одного сбившегося удара. Она не смотрела на мужчин. Но видела, как их взгляды прилипают. Как кто-то останавливается. Кто-то оступается. Кто-то оборачивается.

Им не нужен взгляд в глаза. Им достаточно паузы между моими движениями.

На углу она остановилась, достала блокнот. Записала прямо на колене:

«Пауза — мой запах. Темп — мой лифчик. Молчание — моя влага. Я не возбуждаю. Я задерживаю дыхание. И этого достаточно.»

Она закрыла блокнот. И пошла дальше.

С каждым шагом — тише. Медленнее.

С каждым взглядом в спину — сильнее.

Часть 4 — Сравнение с собой прежней

Камилла сидела на полу, прислонившись к кровати. Голые ступни касались холодного паркета, а халат медленно спадал с плеч, но она его не поправляла. На коленях — старый блокнот, потрёпанный, с записями, сделанными задолго до Парижа и Амстердама. Тогда она ещё играла — в соблазнительницу, в актрису, в женщину, которая должна быть заметной, чтобы быть желанной. Страницы были исписаны спешкой, захлёбывающимися мыслями и планами:

поиграть в стюардессу

,

сделать жёсткий минет

,

вызвать ревность, чтобы усилить эффект

. Она тогда верила, что власть — это внимание. Чем громче ты, чем сексуальнее двигаешься, тем сильнее реагируют.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Сейчас она читала эти строки и не узнавала себя. Тогда ей казалось, что без страсти нет силы, что молчание — это слабость, а пауза убивает напряжение. Она старалась быть «насыщенной» — в словах, в движениях, в стоне. А теперь понимала: чем меньше, тем больше. Один взгляд — сильнее крика. Одно замедление шага — мощнее, чем десяток поз. Мужчины больше не реагировали на её тело. Они замирали от её тишины.

Она вспомнила, как раньше шептала грязные слова — и ждала, когда дрогнет его рука. Как выкладывалась в сексе, чтобы выжать из него одобрение. Как стонала специально громче, чтобы казаться поглощённой, хотя внутри уже шёл таймер — когда всё это закончится. Сейчас всё иначе. Сейчас она могла просто повернуться к зеркалу, оголить одно плечо, и мужчина дрожал, не дотронувшись. Раньше она притворялась огнём. Теперь — стала воздухом, в котором мужчины горят сами.

Я не стала слабее,

— подумала она.

Я стала точнее.

Она не растекалась, не старалась впечатлить, не ловила фразы. Она просто была — в темпе, в паузе, в молчании. Её ритм стал голосом. И он был громче любого приговора. Камилла чувствовала: теперь она не отдаёт себя — она задаёт условия.

Пальцы медленно скользнули по внутренней стороне бедра. Без цели, без возбуждения — просто как жест фиксации. Это тело — не для игры, не для оценки. Это её инструмент. И она сама его настраивает. Как скрипач перед сольной партией. Никто не прикасается к ней, если она не дала ритм.

Она закрыла блокнот, но последнюю фразу оставила открытой.

«Я больше не дразню. Я замолкаю. И этого хватает, чтобы сойти с ума.»

Комната осталась в тишине. Не от пустоты — от наполненности. Она не стонала, не шептала, не касалась. Но чувствовала, как её власть растёт. И эта власть — не в теле. Она — в паузе между желаниями.

Часть 5 — Дневник

Камилла сидела за столом, уже привычно — в тишине. Ни музыки, ни телефона. Только блокнот, чёрная ручка и мерцающая лампа над головой. Она не спешила. Каждое слово — как отмеренный шаг по новой себе. Её не тянуло писать о мужчинах, о техниках, о сценах. Сегодня она писала о пустоте. О той, которая осталась после роли, и неожиданно оказалась не слабостью, а настоящей основой.

"Фетиш — это не всегда о сексе,"

— вывела она аккуратно.

"Иногда это пауза. Иногда — взгляд, который не переводится в жест. Иногда — просто молчание в нужный момент. Я не приказываю. Я останавливаюсь. И они начинают умолять."

Её почерк был чётким, выровненным, без украшений. Словно уже сам стиль письма стал продолжением нового ритма.

Она записала фразу, которая сидела в голове с утра:

"Я — не тело. Я — интервал."

И вдруг поняла, насколько глубоко она оторвалась от прежней себя. Раньше она фиксировала сцены: что надела, кто вошёл, как кончил. Сейчас — фиксировала ощущения между. Между входом и движением. Между словом и эхом. Между мужчиной и тишиной, которую он не выдерживал.

"Когда я двигаюсь — это команда. Когда замолкаю — это удар. Когда просто стою — они падают на колени. Я больше не женщина, которую хотят. Я женщина, перед которой замирают."

Камилла перечитала написанное. Ни одной пошлой фразы. Ни намёка на секс. Но в этих строках было больше возбуждения, чем в любом откровении. Потому что теперь она возбуждала — отсутствием.

Она отложила ручку. Потянулась. Ощутила, как хрустнули плечи. Тело было не напряжено, но собранно. Оно не просило прикосновений. Оно выполняло задачи. Было как платье, в котором она выходит на сцену. А сцена — это её день. Её пространство. Её пауза, в которой мужчины тонут.

На последней строчке она записала:

"Молчание — это кнут. Темп — это ошейник. А пауза — мой хлыст."

И закрыла блокнот. Без точки. Потому что власть — не заканчивается.

Часть 6 — Выбор нового фетиша

Вечер. Красный свет от экрана отражается в стекле окна. Камилла сидит в кресле, с блокнотом на коленях, но не пишет. Внутри — тихо. Не потому что нечего сказать. Потому что всё уже понято. Всё уже перешло в ритм.

На экране — список. Новые заявки. Новые мужчины. Каждый — как инструмент, каждая анкета — как возможный эксперимент. Камилла скользит взглядом по описаниям. Много пошлого. Много очевидного. Но внимание останавливается на одном. Чёрный фон, короткое описание. Только одна фраза:

"Хочу служить. Молча. На улице. На коленях. Под ногами. Даже без секса — быть рядом уже возбуждает."

Она перечитывает. Несколько раз. Что-то внутри отзывается — не похотью, а ощущением власти, которую даже не надо объявлять. Только показать жест — и мужчина сам встанет. Сам подползёт. Сам поймёт.

Описание простое. Без выкрутасов.

«Готов пить из твоей чашки. Стоять рядом в кафе. Целовать обувь в парке. Без слов. Без вопросов. Стану мебелью. Прямо на улице. Дай мне знак — и я подчинюсь. Все должны видеть, что ты — моя хозяйка.»

Камилла прикрывает глаза. Представляет: скамейка в парке. Солнечное утро. Он — на коленях. Пьёт воду из её ладони. Не говорит. Не смотрит по сторонам. Только дышит, чувствуя, что получил разрешение быть рядом.

Она открывает глаза. Щёлкает:

принять встречу

. Улыбки нет. Но дыхание становится глубже.

— Публичное повиновение, — произносит она вслух. — Отлично. Посмотрим, кто из нас будет стыдиться, когда я кончу на тебе на глазах у прохожих.

Блокнот остаётся закрытым.

Следующая запись в нём будет уже не о темпе.

А о зрителях, которые не понимают, что видят трон — и того, кто на нём сидит.

 

 

Глава 7 — Трон на коленях

 

Часть 1 — Встреча: без слов, но уже под каблуком

Он пришёл раньше. Минут за двадцать. Не потому что боялся опоздать — потому что боялся вообще не попасть. Рубашка выглажена, воротник щекочет. Подмышки уже вспотели, но он не шевелится. Ладони лежат на коленях. Телефон — в авиарежиме. Вся его реальность сейчас — столик у окна, фарфоровая чашка, дрожащая вода в графине. И одно имя в голове:

Камилла

.

Он не знал, во что она будет одета. Не знал, как она выглядит сегодня. Знал только одно — когда она войдёт, он это почувствует кожей. И он не ошибся.

Камилла появилась в проходе, как разрез по шёлку. Без резкости. Но воздух сгустился. Пальто накинуто поверх узкого платья, ноги — в чулках, туфли — чёрный лак, каблук стучит, как приговор. Волосы зачёсаны назад, очки на пол-лица. Без макияжа, без театра. Только выражение лица, будто весь этот кафе-мир — её личный зоопарк.

Он вскочил. Но она даже не посмотрела на него. Просто прошла, села за стол. Раздвинула ноги, положила ногу на соседний стул. Сумку — на стол. Взгляд — в меню. Он так и остался стоять, как олух. Пока она не подняла голову.

— Сел, блядь, — бросила она тихо, но так, что он упал на стул, как будто его ударили.

— И ебало своё расслабь. Ты не мужчина сейчас. Ты мебель.

Он кивнул. Сел, молча. Пытаясь дышать незаметно.

Официант подошёл — молодой, вежливый. Спросил, что желают.

— Чай. Без разговоров. И сахар мне подай, — сказала она, не глядя на официанта. — Не ты, — добавила и перевела взгляд на раба. — Ты, шавка, принеси. Хочешь — на четвереньках.

Он потянулся за сахарницей, как будто искал спасение. Камилла смотрела, как его пальцы дрожат.

— Ты так и будешь трогать вещи, которыми я пользуюсь, своими потными лапами? Или ты оближешь пальцы, чтобы не испортить вкус?

Он замер. Потом всунул два пальца в рот. Медленно, с позором, который облепил всё лицо. Камилла усмехнулась. Взяла сахар.

— А теперь встань и положи свою ебучую голову на стол. Я сумку туда поставлю.

Он не двинулся. Она нахмурилась.

— Ты оглох, что ли? Или хочешь, чтобы я тебе на лоб плюнула?

Он встал. Опустился лбом на стол. Камилла аккуратно положила кожаную сумку на его голову, как корону.

— Вот так. Сиди. Ты теперь не гость. Ты платформа.

Официант вернулся с чаем. Увидел странную сцену. Камилла даже не моргнула.

— Он сам захотел быть мебелью, — сказала она, глядя официанту в глаза. — Вы же не против, если я положу ноги ему на спину чуть позже?

Официант кивнул как под гипнозом и ушёл. Камилла сделала глоток. Посмотрела на бедное существо под своей сумкой.

— Ты не раб. Ты не человек. Ты предмет интерьера. Украшение моего настроения. Если я захочу — ты будешь держать чашку губами. Если уронишь — залью тебя кипятком и выгоню, как грязную тряпку.

Она сделала паузу. Потом аккуратно подтянула платье вверх — на пару сантиметров. Не для него. Для себя. Чтобы пахло собой. Чтобы он знал: она сидит над ним — голая под платьем, мокрая, как власть. И он не прикоснётся. Никогда. Только если она прикажет.

— Скажи спасибо, что я вообще пришла.

Он шепнул:

— Спасибо, Камилла…

Она усмехнулась.

— Псина. В следующий раз скажешь это языком — по стулу. Я хочу слышать твой униженный лиз.

Часть 2 — Под столом: язык в дело

Кафе было полупустым — пара за ноутбуками, влюблённые с сырниками, скучающий бариста у стойки. Но за одним столиком всё было иначе. Там сидела женщина, пила чай, смотрела в окно и командовала без слов. А под её столом — мужчина на коленях, с языком, который знал только один маршрут:

вверх, по бедру, до пизды. И медленно, сука.

Камилла уронила салфетку намеренно. Скомкала, бросила, чуть развела ноги и посмотрела на него:

— Подними. Только не руками, мразь. Ртом. И не вздумай вылезать, пока не скажу. А если язык будет лентяйничать — отрежу.

Он сполз под стол, будто знал: сегодня он даже не человек. Сегодня он — лижущий инструмент. Камилла чуть подвинулась, платье разошлось по бёдрам, клитор уже бился под кожей, как пульс власти. Без трусов. Влажность тянулась по внутренней стороне ног. Она уже была готова.

— Сначала лодыжки, псина. Я хочу, чтобы ты вспомнил, откуда начинается богиня.

Он облизывал её ногу, как сахарную трость. Слюняво, униженно, подробно. Щиколотка, икра, колено. Камилла поставила чашку, не сводя глаз с окна. Никто не смотрел. Все жили своей скучной жизнью. А у неё под столом — лизали не просто кожу. Лизали её настроение.

— Теперь выше. Ни звука. Только всасывай. Я хочу слышать, как ты исчезаешь языком.

Он дошёл до щели. Губы коснулись её, как молитва. Камилла чуть дёрнулась, но лицо оставалось ровным. Он начал лизать: кругами, по складкам, захватывая весь вход. Его нос упирался в её клитор, дыхание горячее, язык голодный. Он жрал её, как последний шанс быть хоть чем-то нужным.

Камилла прижала руку к губам. Вторая — сжала ложку. Её пальцы побелели. Но глаза оставались полузакрытыми, дыхание ровным. Только внутри — всё сжималось, текло, дёргалось. Оргазм подкрадывался, как враг, и она не сопротивлялась.

— Быстрее, тварь. Всоси меня в себя. Я сейчас, — прошипела она сквозь зубы.

Он жадно втянул её клитор, язык пошёл внутрь, и Камилла не выдержала. Внутри — взрыв. Без крика. Без слов. Только короткий спазм, стон, проглоченный в чай. Бёдра напряглись. Мышцы сжались. И она кончила. Мокро. Долго. Со вкусом.

Пока он слизывал её до последней капли, Камилла поправила волосы, вытерла губы салфеткой, взяла чашку. Как будто ничего не случилось. Как будто не трахалась только что лицом. Как будто оргазм был деловой процедурой.

— Вылезай, — бросила она спокойно. — И не пялься. Ты не любовник. Ты сушилка для моей щели.

Он вылез. Губы блестят. Подбородок мокрый. Глаза мутные.

Камилла посмотрела на него, как на уставший вибратор.

— Молодец, пёс. Позже, может, разрешу тебе хлебнуть моего сока в стакане.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И снова — глоток чая.

И снова — тишина.

А под её пульсом — ещё тёплое эхо. Потому что она только что

кончила на языке

, даже не подняв голоса.

Часть 3 — Мороженое и туфли

Они вышли из кафе, будто только пообедали. Камилла шла медленно, не спеша — как будто каждая её пятка оставляла автограф на мостовой. Он плёлся сзади, с пульсирующим членом в штанах и чувствовал, как под каждым её шагом вибрирует его хребет. Ему было хорошо. Почти божественно. Он не думал. Он шёл, чтобы служить. Он шёл, чтобы снова быть использованным.

Возле ларька с мороженым Камилла остановилась резко. Повернулась к продавцу и даже не посмотрела на витрину.

— Ваниль. Один шарик. Без всякой поебени сверху.

Продавец подал рожок. Камилла взяла. Облизнула. Медленно, с размажем по языку. Так, будто это был член кого-то, кто заслужил. Она засмеялась тихо, беззвучно. Не потому что вкусно — а потому что видела, как её раб уже напрягся, как напрягся его пах, как в его глазах загорелся голод.

— Глянь, как ты хлюпаешь глазами, — хмыкнула она. — Даже не сосу — а у тебя хуй уже стоит. Смешной, блядь.

Она сделала второй лиз — долгий, с хрустом, и резко развернулась. На подошве туфли — тонкий хруст снега: капля мороженого сорвалась и плюхнулась на носок её лакированной шпильки. Белое пятно. Контрастное. Идеальное.

Она посмотрела вниз. Потом — на него. Улыбнулась так, как улыбаются богини, когда внизу ползёт раб.

— Упс. Налетело.

— Ты знаешь, что делать, мразь. На колени. Я не собираюсь марать руки ради такого куска сливочного дерьма. Лизни.

Он опустился мгновенно. Без капли смущения. Ни стыда. Ни страха. Только возбуждение, которое било по штанам. Он встал на одно колено, подполз, и медленно вытянул язык. Туфля перед ним блестела. Лак покрыт каплей белого.

— Начни с пятки. Потом — носок. И только потом — пройдись по этой капле. Я хочу, чтобы ты впитал вкус моей власти с подошвы.

Он лизнул. Один раз — плоско, с захватом всей поверхности. Потом — второй. Сосал кожу туфли, как сосал бы её клитор, если бы она разрешила. Камилла смотрела на него сверху вниз, облизнула мороженое ещё раз и сказала:

— Ты, блядь, выглядишь счастливее, чем все эти вонючие пары с кофе. И правильно. Ты ведь у меня ложка. Только не серебряная — а уличная. Вся в моей грязи.

Он продолжал лизать. Лак блестел. Мороженое почти исчезло. Осталась только влага, и его язык, который двигался с желанием, как будто это не унижение, а откровение.

— Теперь подмётку. Да, я в ней сегодня по лужам ходила. И что? Тебе вкуснее, да? Вот и вылизывай, как будто я тебя наградила за верность.

Он поднял голову. Глаза его горели. Член бился в штанах, будто вот-вот разорвёт ткань. Камилла поставила вторую ногу.

— Баланс важен. Я ж не хочу, чтобы у меня одна туфля ревновала. Давай вторую, раб. Аккуратно. Я хочу, чтобы к вечеру они обе пахли твоим ртом.

Он вылизал вторую туфлю с тем же рвением. Медленно. Почтительно. И сладко — как будто каждая капля пыли была её потом. Его дыхание сбивалось, но не от стыда — от возбуждения. Он кайфовал. Он был в трансе. Его суть растворялась в её лаке.

Камилла, доев мороженое, вытерла рот салфеткой. Скомкала её. Сунула ему в грудь.

— Неси в зубах. До мусорки. И чтоб не уронил. И не думай прикоснуться руками — ты же у меня посудомойка на поводке, а не официант.

Он взял салфетку зубами. Аккуратно. Гордо. Побежал до ближайшей урны. Выкинул. Вернулся к ней. Дышит. Потный. Возбуждённый. Полностью её. До последней капли в яйцах.

Камилла развернулась. Пошла вперёд. Не оборачиваясь. И только кинула ему через плечо:

— Ты сейчас дрочишь мысленно, да? Запомни — я тебе разрешу кончить, только если будешь лизать мои подошвы с таким же рвением, как чужую жопу в аду.

Он кивнул. Даже если она не смотрела. Ему не нужно было видеть её лицо, чтобы знать — он живёт, потому что её туфли захотели быть вылизанными.

Часть 4 — Магазин белья

Бутик встретил их тишиной и бархатным светом. Полки блестели, как витрины в музее греха. Бельё лежало аккуратно, но в воздухе уже чувствовалось напряжение — потому что в этом пространстве появилась Камилла. В платье, чулках и туфлях, как в боевой униформе. За ней — он. С поникшей головой, тяжёлым дыханием и стояком, который просился наружу.

Она шла неспешно. Как будто выбирала не трусики, а поводок. Пальцы скользнули по кружеву. Остановилась. Взяла один комплект: чёрные трусики с тонкой лентой и вырезом. Поднесла к лицу раба.

— Зубами. Ни капли слюны. Уронишь — засуну тебе их в глотку и затяну до рвоты.

Он молча взял. Стоял, как памятник унижению. В зубах — её выбор. В теле — напряжение, как перед казнью. Камилла взяла лифчик, взглянула на продавщицу. Молодая. Вежливая. С бейджиком и глазами, натренированными делать вид, что они ничего не видят.

— Примерочную. С зеркалом. И чтоб никого не пускать.

Продавщица кивнула. Провела их, молча. Камилла шагнула первой, сбросила пальто. Осталась в белье, чулках, туфлях. Раб остался у двери. В зубах — трусы. На лице — уже пот. На члене — напряжение, будто он вот-вот прорвёт ткань.

— Ну что, шавка, готов примерить настоящую униженную службу?

Он кивнул, не выпуская ткань изо рта. Камилла подошла ближе. Взяла трусы, кинула на пуф.

— Сядь. Лицом вниз. Пусть паркет почувствует, что на него опустилась ничтожность.

Он лёг. Камилла сняла своё бельё. Медленно. Обнажилась перед зеркалом, как перед алтарём. И в этот момент слегка приоткрылась шторка. Продавщица заглянула.

— Всё в порядке? — спросила тихо.

Камилла повернула голову.

— Всё отлично. Даже лучше, чем я ожидала. У меня к тебе вопрос.

Продавщица замерла. Камилла подошла ближе.

— Хочешь, чтоб тебе вылизали, как положено? Без агрессии, без слов. Просто язык — покорный, влажный, нужный. Как щётка для пизды.

Продавщица не ответила. Камилла улыбнулась.

— Это не предложение. Это приказ.

Она щёлкнула пальцами. Раб тут же поднял голову, как собака, получившая зов. Камилла указала на пол перед продавщицей.

— Встань. На колени. Сними ей трусы. Медленно. Зубами. А потом — вылижи. Как будто тебе дали святыню. Снизу вверх. Без рук.

Продавщица, будто в тумане, позволила. Подняла юбку. Камилла взяла её за талию и подтолкнула ближе к креслу.

— Расставь ноги. Шире. Пусть дышит твоим запахом, пока я смотрю в зеркало.

Он снял трусы зубами — медленно, слюняво. Камилла смотрела, как его подбородок трясётся. Потом — упал на колени и уткнулся в её щель. Без стонов. Без вопросов. Только жадный, смачный лиз.

Продавщица выгнулась, вцепилась в кресло. Камилла поправила волосы, натянула новый лифчик, смотрела в зеркало.

— Вот так… да… лижи. Каждый изгиб. Каждую складку. Это не пизда. Это экзамен. Провалишь — будешь лизать подошвы до вечера.

Он лизал. Всасывал. Слюна капала на пол. Нос упирался в клитор, язык проходился по губам, по центру, по входу. Продавщица задыхалась, сжимала пальцами бархат кресла. Камилла, не глядя, взяла телефон, сделала снимок — силуэт раба между ног, её собственное отражение в зеркале.

— Я хочу слышать чмоканье. Жадное. Как будто ты пробуешь первое в жизни молоко. Шлюха. Псина. Облизывай чужую пизду, как будто это моя.

Он застонал. Не громко — в её щель. А она вскинулась. Задохнулась. Пальцы сжались в ткань кресла, ногти вонзились. Бёдра дёрнулись — два раза. Губы раскрылись, но звука не было. Только короткий, сдавленный вдох и потом — тишина. Она кончила. Внезапно, коротко, резко. Без слов. Без крика. Только вздрагивание тела и растёкшееся между ног тепло.

— Хороший мальчик. Видишь, как легко ты стал полезным. И теперь, сучка, вытри ей пизду своим лбом.

Он уткнулся лбом. Досуха. Продавщица едва стояла. Камилла бросила ей на стойку трусы:

— Это я возьму. Упакуй. А ты — стой, пока мой пёс облизывает твои следы с паркета.

Продавщица не проронила ни слова. Камилла повернулась к выходу. Раб последовал за ней — с лицом, блестящим от сока другой женщины.

— В следующий раз, — бросила Камилла, не оборачиваясь, — ты будешь лизать не её. А пол, на котором она стояла. Понял, шавка?

Он кивнул. И пошёл за ней — счастливый, как уличная щётка после дождя.

Часть 5 — Парк и поза трона

Парк был почти пустой. Сырые дорожки блестели под утренним солнцем, скамейки ещё не обсохли от недавнего дождя. Камилла шла неспешно, с чашкой кофе в руке, в длинном плаще и тёмных очках. Взгляд — поверх прохожих. Шаг — размеренный. За ней — он. В чёрной футболке, с опущенным лицом и тенью стояка в брюках. Он не разговаривал. Он знал: слова — не его право.

На развилке Камилла остановилась. Повернулась. Нашла взглядом свободную скамейку в тени. Подошла. Поставила кофе на подлокотник. Развернулась к нему.

— Сюда. Лицом ко мне. На колени. Я тебе разрешаю быть стулом.

Он опустился сразу. Без слов. Медленно, но без промедления. Встал на колени, как молитвенник. Подставил бёдра. Спина — ровная. Шея напряжена. Он был мебелью. И знал это.

Камилла села. Плавно. С достоинством. Расставила ноги — не сильно, но так, чтобы подол пальто раскрылся. Без трусиков. Только кожа, жара и запах.

— Не шевелись. Ты не мужчина. Ты скамейка. С функцией языка.

Он застыл. Только горло ходило. Камилла сделала глоток кофе. Огляделась. Люди мимо шли — кто с колясками, кто в наушниках, кто просто с собаками. Никто не замечал. Или делал вид.

— Не смей говорить. Не смей дышать громко. Ты — подставка для моей жопы.

Она устроилась поудобнее. Пальто распахнулось чуть шире. Тепло между ног впиталось в его джинсы. Камилла закрыла глаза. Вдохнула весенний воздух. Её клитор слегка пульсировал — не от возбуждения, а от ощущения власти. Спокойной. Повседневной. Абсолютной.

Прохожий остановился вдалеке. Уставился. Камилла открыла глаза. Встретилась с его взглядом. Не отвела.

— Чего уставился? — бросила вслух. — Завидуешь?

Тот резко отвернулся и пошёл дальше. Камилла усмехнулась.

— Ты у меня табуретка. Только с хрустящей спиной. Повезло тебе, что я не на каблуках сегодня. А то бы твои позвонки разлетелись, как орехи.

Она чуть сдвинулась. Давление на его бёдра усилилось. Он застонал — еле слышно. Камилла прижала каблуком его ногу.

— Не вздумай кончать, сука. Я же чувствую, как у тебя член пульсирует. Не смей. Это не про тебя. Это про меня.

Она сделала ещё один глоток. Вздохнула. Медленно, лениво. Потом выпрямилась и сказала:

— Хорошо сидится. Привыкни. Может, я тебя вместо кресла домой поставлю. Удобнее, чем ИКЕА.

Сдвинула бёдра. Поднялась. Он остался стоять на коленях. Плечи дрожали. Джинсы — в натяжении.

— Встань. Но только после меня.

Она сделала пару шагов. Он — следом, как пёс после дрессировки. Камилла обернулась и бросила:

— Знаешь, почему ты сейчас твёрдый? Не потому что я красивая. А потому что ты всегда мечтал быть мебелью. И я дала тебе это. Повод для стояка. Запомни: скамейке не разрешают трахать. Скамейка — для сидения.

И пошла дальше.

А он шёл за ней. С остатками давления на спине и теплом её промежности, пропитанным в ткань.

Часть 6 — Пальцы, подчинение и пятно

Они шли по городу в сторону её отеля. Вечер был тёплый, липкий, пахнущий мокрым асфальтом и остатками дневной жары. Камилла шагала медленно. Плавно. Каждое её движение было размеренным, как будто всё вокруг подчинялось её ритму. Он плёлся сзади. Без голоса, без воли. Только дыхание сбивалось, а в брюках под пульсом жил член — твёрдый, как стыд.

На пересечении улиц она остановилась. Осмотрелась. Свет от витрин стекал по лицу, как жидкий металл. Камилла достала сигарету. Закурила. Глубоко затянулась. И вдруг, без предупреждения, приподняла платье. Прямо на улице. До самого живота. Под ним — ничего. Ни трусиков, ни стыда. Только чистая, обнажённая, влажная пизда.

— Смотри, — сказала спокойно, как будто комментировала погоду. — Видишь, как я мокрая?

Он застыл. Глаза расширились. Рот приоткрылся, как у голодного.

— Ты не заслужил даже взгляда, — бросила она, — но я всё равно покажу тебе, как выглядит власть.

Она медленно опустила два пальца внутрь. Один — глубоко. Второй — ещё глубже. Движения уверенные, как будто она ввинчивала в себя команду. На пальцах блестел её сок. Он тянулся нитями, как липкий призыв.

Камилла вытащила пальцы. Поднесла их к лицу. Понюхала. Усмехнулась.

— На колени. Оближи.

Он упал, не думая. Уткнулся в её руку, как в причастие. Сосал пальцы, слизывал каждую каплю. Дрожащий. Влажный. Безропотный.

Она смотрела на него сверху вниз. В затылок. В лицо, искажаемое от униженного восторга.

— Запоминай вкус, — выдохнула она. — Это вкус того, чего ты никогда не получишь целиком.

Он всхлипывал. Не от слёз — от напряжения, которое не давало ему дышать. Камилла отдёрнула руку. Осмотрела его.

И вдруг — взгляд вниз.

На его штанах — пятно. Яркое. Тёмное. Расширяющееся, как предательство. Он даже не заметил, когда. Просто стоял. И кончил. В себя. Без касаний. Без разрешения. Только от вкуса её сока.

Камилла посмотрела на него долго. Без злости. Без жалости. Просто… как на факт.

Повернулась.

И пошла.

Не сказала ни слова. Не обернулась. Не бросила даже прощального приговора.

Просто ушла, оставив его стоять на коленях в пятне собственной спермы, с лицом, пропитанным её запахом.

А он остался. На холодном камне. Под уличным светом. С переполненной головой.

И только одно знал точно:

он принадлежит ей.

даже если она больше не вернётся.

Часть 7. SEX-CARD

Локация:

Кафе, магазин, улица, вечерний город

Фетиш:

Публичное доминирование, использование как мебели, лизание под столом, поедание с обуви, унижение через одежду, принудительное облизывание её соков

Формат:

Она — богиня, отрешённая, холодно управляющая каждым моментом. Он — раб, вещь, стол, скамейка, язык, носильщик спермы

Оргазмы:

— У неё: один. Яркий, во время куни под столом, без звука, но с разрядом сквозь тело

— У него: один. Мощный, в штаны, без касаний, от облизывания её пальцев после мастурбации

Эмоции:

— Он: полное растворение, зависимость, эйфория от подчинения, утрата человеческой формы

— Она: удовлетворение от власти, возбуждение от покорности, спокойная гордость за собственную силу

Мысли Камиллы:

«Я позволила ему быть рядом с моей пиздой — и он лизал, как будто спасает свою душу. Я дала ему вкус моей власти — и он взорвался, не касаясь себя. Это даже не секс. Это я. Это моя энергия. И он теперь в ней навсегда.»

 

 

Глава 9 — Живая кукла

 

Часть 1 — Доставка

Он ждал её, как ребёнок ждёт подарок, о котором мечтал всю жизнь, но боялся даже намекнуть. Адрес пришёл накануне. Время — 20:00. Инструкция — «Прими в нижнем белье и выключи свет». Всё. Ни имени. Ни фотографии. Только ожидание и напряжение в паху, от которого всё внутри уже горело.

Когда в дверь позвонили, он сорвался с дивана так резко, что чуть не споткнулся. За дверью стояли двое в чёрном. Ни слов, ни эмоций. Только огромная

чёрная коробка

на роликах, почти в человеческий рост.

Они откатили её вглубь комнаты и ушли. Он даже не успел поблагодарить — будто всё происходящее требовало абсолютной тишины.

На крышке коробки — красная печать:

«ЖИВАЯ КУКЛА. ОСТОРОЖНО: СОДЕРЖИТ МОЮ ПОЛНОСТЬ. ИГРАЙ, НО НЕ СПРАШИВАЙ.»

Он дрожал. Пальцы чуть не подвели, когда он открывал замки. Внутри —

Камилла

. Обнажённая. Лежит на спине, глаза прикрыты, губы чуть приоткрыты. Ни звука. Ни движения. Тело — как у фарфоровой богини.

Рядом — плотные тканевые ячейки с одеждой:

чулки, корсеты, латекс, сорочки, даже туфли и парики. Как будто ей можно было придавать любую форму, как кукле из секс-витрины.

Он сел на пол. Его дыхание сбилось. Член — уже встал и дрожал. Он провёл рукой по её ноге. Мягкой. Тёплой. Но

абсолютно пассивной

.

Она не реагировала. Не вздрогнула. Не открыла глаз. Только грудь едва заметно поднималась от дыхания.

Он наклонился к её лицу.

— Ты... ты слышишь меня?

Молчание.

— Ты... реально… ты просто…

Он расстегнул ремень, спустил трусы, встал между её ног.

— Не двигайся. Не вздумай... не дай мне ни одного знака…

Он начал дрочить, смотря на её тело. На её молчание. На эту идеальную неподвижность. Каждая секунда — как наркотик.

Он чуть коснулся головкой её лобка — кожа тёплая. Но она

осталась в образе

. Ни мурашки. Ни вздоха. Он сошёл с ума.

— Бля... ты просто… ты святая шлюха. Ты произведение. Ты живая, но будто умерла для всего, кроме члена…

Он не выдержал. Присел. Раздвинул её ноги шире. Головка члена скользнула по её губам. Вошёл. Медленно. Очень медленно. До конца.

— Ни стонов. Ни взгляда. Ничего... Я сам себе трахаю, ты понимаешь?..

Он двигался внутри неё. Медленно, потом быстрее. Держал её за бёдра. Плевал на грудь. Шлёпал по щеке. Но

она не моргала

.

И от этого у него сорвало крышу. В пятом толчке он

зашёл глубоко и резко кончил в ней

, прижимаясь к её телу, как будто хотел раствориться в этой бездушной кукле.

Тепло растеклось между их животами. Камилла осталась лежать. Спокойно. Холодно.

Он откинулся назад, глядя на неё с трясущимися руками.

— Это даже не секс… это безумие…

И тут он увидел записку в углу коробки. Почерк — ровный, прямой, как команда:

«Ты можешь делать с ней всё. Но запомни: она не будет твоей. Ни одной эмоцией.»

Он улыбнулся. Уже знал — он будет трахать её всю ночь. Он уже не мужчина. Он стал режиссёром спектакля, где у актрисы не было даже взгляда.

Часть 2 — Классика

Он долго смотрел на одежду, перебирая варианты, как будто выбирал не бельё, а настроение для съёмки. Остановился на классике —

чёрный лиф с открытыми чашечками, полупрозрачные трусики с прорезью, чулки с широкой кружевной лентой и туфли на шпильке

.

Наряжал её, будто собирал витринную куклу: приподнял таз, натянул трусики, поднял ногу, провёл пальцами по бедру, обтянул чулком. Застегнул лиф с осторожностью — как будто боялся её сломать.

— Ты идеальна. Просто… не дыши, не двигайся, да?

Я не двигаюсь не потому, что не могу,

— подумала Камилла. —

А потому что хочу, чтобы ты охуел от собственной свободы.

Он обошёл кровать, встал между её ног. Поднял их, положил себе на плечи. Член — напряжённый, блестящий от слюны. Касается её входа.

— Молчи, молчи… просто будь дыркой…

Он вошёл. Медленно. Наслаждаясь каждым миллиметром. Камилла внутри была

мокрой, горячей, готовой

, но внешне — неподвижна.

Он двигался в

миссионерской позе

, глядя ей в лицо. А она — смотрела сквозь него, будто он был пыльным стеклом.

— Ты... ты даже не мигаешь… чёрт… ты же слышишь меня, да? — Он шептал на ухо, целовал шею, грыз соски. — Ты же чувствуешь, как я тебя трахаю?

Чувствую. Глубоко. Но ты — не мой партнёр. Ты — мой тест. Я проверяю, сколько дерьма мужчина способен выдать, когда думает, что перед ним объект.

Он вышел, встал у изголовья,

ввел член ей в рот

, глубоко. Держал за затылок. Её голова чуть покачивалась, но сама Камилла — как манекен. Рот открыт. Губы мягкие. Глаза — стеклянные.

— Бля… сука… ты как дорогая кукла из секс-шоу. Сосёшь даже лучше, чем живая.

Я и не живая. Сейчас я не человек. Я зеркало. И ты трахаешь не меня — ты трахаешь собственное одиночество.

Он дёргался в её рту, стонал. Потом

резко вынул, повернул её

, встал сзади.

Поза раком.

Он схватил её за талию, вставил снова. Сила толчков нарастала. Шлёпал её по ягодицам, тёрся об спину.

— Твоя жопа — как скульптура. Твоя киска — как пьянка после развода. Я тебя хочу даже молча. Особенно — молча.

Хорошо. Смотри, как глубоко ты лезешь в пустоту. А ведь ты хотел женщину…

Он ускорился. Застонал. Обхватил её за талию обеими руками и

выплеснул всё внутрь

. Долго. С криком.

Она только слегка качнулась от толчков. Ни стон, ни дрожь.

Только тепло между ног — и его голос, срывающийся на извинение.

Он рухнул рядом. Запыхался. Смотрел на неё.

Я позволила тебе трахнуть меня. Не ради оргазма. Ради правды. Теперь ты знаешь: ты не альфа. Ты просто дрочишь в дорогую форму.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Часть 3 — Студентка

Он долго стоял у ячейки с одеждой, пока не достал комплект, от которого у него самого дыхание перехватило.

Белая обтягивающая рубашка

, застёгнутая не до конца.

Серая короткая юбка

, едва прикрывающая ягодицы.

Тонкие очки в чёрной оправе

. И

туфли на платформе

, от которых Камилла казалась ещё более длинноногой.

Он медленно наряжал её —

застёгивал пуговицы, разглаживал ткань, поправлял юбку, как будто собирал студентку на экзамен

, где вместо зачёта — сперма на лице.

Он усадил её на край кровати, как будто готовил к допросу.

— Ты выглядишь, как та, кто не сдала… но очень хочет пересдать.

Он расстегнул ширинку, вынул член и провёл им по её губам.

— А теперь покажи, насколько ты хочешь зачёт, сучка.

Я даже не дышу чаще. Но ты уже начинаешь задыхаться, как школьник в порнофильме. Ну давай, проверь, как сосёт пустота.

Он вставил член ей в рот. Сначала медленно, с осторожностью, будто проверяя глубину. Камилла не сопротивлялась. Не закрывала глаза. Просто сидела с раскрытым ртом. Без реакции. Без дрожи.

— Вот так, — прошептал он. — Блядь, как ты это делаешь… даже ничего не делая…

Он начал

трахать её в рот

, стоя, упершись рукой ей в плечо. Двигался всё быстрее. Слюна текла по её подбородку, стекала на грудь. Он провёл рукой по её щеке.

Она не шелохнулась.

— Ты моя учебная пособие, да?.. Я тебя запомню… как лучшую в группе...

Он вышел изо рта, весь блестящий, и повернул её спиной. Поднял юбку, посмотрел, как кружево трусиков врезается в бёдра. Раздвинул ягодицы —

вход открыт, как кабинет декана перед отчислением.

— Хочешь ещё одну попытку? Давай.

Он вошёл

в неё сзади

, с усилием, с плотным шлепком. Камилла наклонилась вперёд — точнее, он сам согнул её. А она —

не сопротивлялась ни телом, ни звуком.

Сзади ты не видишь глаз. И тебе кажется, что я сдалась. Но я просто показываю тебе: можешь делать, что хочешь — но не думай, что ты важен.

Он шлёпал её по заднице. Сосал пальцы, тёрся о спину, прижимался к шее. Снова и снова входил. Ускорялся. Грубел.

— Молчишь? Ну и правильно… студентки сдают молча.

Он вытащил, перевернул её.

Наездница.

Посадил сверху. Поднял руки ей над головой. Начал трахать снизу, держа её за бока. Камилла — голая сверху, волосы разваливаются по плечам, но она не двигается.

Ты сам двигаешь моё тело, как хочешь. И думаешь, что это твой секс. На самом деле — это твой провал.

Он вскрикнул, зажмурился,

кончил в ней третий раз за вечер

. Толчки сбили ему дыхание. Он прижался к её животу, как будто искал тепло.

А Камилла — просто сидела. Как манекен. Как экзамен без оценки.

Он откинулся назад, упал на спину.

— Ты идеальная… ты, блядь, самая идеальная, потому что ты даже не знаешь, что я сделал…

О, я знаю. Я фиксирую всё. Даже как твои яйца дрожали в последний толчок. Но я не дам тебе понять, что хоть что-то из этого имело значение.

Часть 4 — Латекс и контроль

Он подошёл к ячейке с самым вызывающим комплектом.

Чёрный латексный корсет с молнией по центру. Маска с прорезями для рта и глаз. Латексные перчатки. Высокие ботфорты.

Образ — как из фантазий тех, кто мечтает о жестокой госпоже, но не выдерживает даже её взгляда.

Он нарядил Камиллу с особым трепетом, натягивая латекс медленно, пальцами, проводя по коже, как скрипач по струне. Корсет стянул её талию, грудь выпирала наружу — тугая, блестящая, как фрукт в лаке. На лицо надел маску, застегнул под подбородком.

— Теперь ты не человек. Ты — моя. Ты — инвентарь. Игрушка. Украшение для моего хуя.

Скажи это себе ещё раз. Может, тогда хоть ты сам в это поверишь.

Он поставил её

на четвереньки

, колени на ковре, руки — вытянуты вперёд. Вошёл сзади,

двигаясь жёстко, почти вколачивая себя

, держал её за волосы, маску, за бёдра.

Она не шевелилась. Только тяжело дышала. Незаметно. Почти сдержанно.

— Да! Вот так! Ты даже не вздыхаешь… блядь… ты создана для меня… ты лучший шлюшечный экспонат, что я видел…

Он вытащил.

Обошёл её кругом

, как хищник. Посмотрел в глаза — сквозь латекс.

— Ноль. Ноль эмоций. Ты хочешь, чтобы я с ума сошёл?

Он плюнул ей на грудь. Смазал плевок по соскам. Поднёс член к её губам. Вставил.

Сосание шло без ритма, без языка. Просто влажный, тёплый рот, без ответа.

Он трахал её лицо, схватив за маску.

— Смотри на меня! Нет, не смотри. Я не выдержу этот взгляд… чёрт…

Он вытащил. Усадил на край кровати. Сам сел на корточки.

Прижался лицом к её промежности

, провёл языком по латексу. Потом стянул трусики. Вошёл

снизу вверх

, прижав её спину к подушке.

— Вот! Вот теперь! Да! Ни звука! Ни дрожи! Ты — просто дырка! Я даже не знаю, где ты кончаешь!

Он толкался. Быстро. Широко. Его яйца били по её ягодицам. Он шлёпал её по животу. Щёлкал по соскам.

Камилла не сдвинулась ни на сантиметр.

Ты снова думаешь, что властвуешь. Но кто из нас диктует правила? Тот, кто дрожит в оргазме — или та, кто не двигается даже, когда в неё входят по горло?

Он завыл,

вошёл до конца и снова кончил

. Сперма заполнила её, стекала вниз по внутренней поверхности бёдер. Он смотрел, как она льётся, и едва не расплакался.

— Ты… ты меня уничтожишь. Я не смогу после этого трахать живых… Ты… проклятье…

Ты сам себя проклял. Я просто позволила тебе думать, что ты был нужен.

Часть 5 — Финальный акт

Он сидел на краю кровати, голый, вспотевший, с трясущимися руками. Грудь вздымалась, будто он только что бежал марафон.

Перед ним —

она

. Камилла. Всё в том же латексе. Вся в его сперме, слюне, пыли с пола, отпечатках от ладоней и пощёчин.

Ни одного звука. Ни одного взгляда.

Он смотрел на неё с нарастающей тревогой.

— Ты… ты не будешь со мной говорить? Даже сейчас? — он поднял глаза, словно искал хоть что-то. Хоть одну эмоцию.

— Ты ведь слышишь… я знаю, что ты слышишь… — он хрипел, как мужчина, потерявший всё.

Ты трахаешься, как голодный. А потом требуешь душевности. Как трогательно. Как жалко.

Он встал, пошёл к ней, встал на колени. Положил голову на её бедро. Поглаживал кожу. Целовал её живот.

— Я всё для тебя сделал. Всё, что было нужно. Ты можешь хотя бы посмотреть?.. Пожалуйста… хоть миг…

Камилла медленно повернула голову.

Это было первое движение за весь вечер.

Он замер. Его глаза расширились, как у мальчика, которому впервые улыбнулась любимая актриса.

Она посмотрела прямо в него. В упор. Ровно. Без капли тепла.

И сказала тихо, чётко, как приговор:

— Ты трахал пустоту. Тебе нормально?

Он обмяк. Как будто с него сняли кожу.

Он сел. Молча. Руки — бессильные. Губы — дрожат. Член — вялый. Душа — голая.

А Камилла снова замерла. Вернулась в позу.

Молчаливая. Спокойная. Уже без слов. Потому что

слово уже прозвучало. И оно сильнее любого секса.

Вот так. Теперь ты знаешь, кто здесь был жив, а кто — просто зритель своего краха.

Часть 6 — SEX-CARD

Камилла встала. Медленно, с достоинством. Тело скользнуло с кровати, как поток, который сам решает, куда течь.

Сняла латексный корсет, стянула чулки. Ни взгляда. Ни оглядки.

Он сидел у стены, всё ещё голый, с открытым ртом и мутными глазами.

Когда она натягивала своё повседневное бельё и узкое чёрное платье, он даже не пошевелился. Только улыбался — глупо, по-детски. Как будто

всё ещё верил, что это был секс. Что это была близость.

Она поправила волосы. Подошла к зеркалу. Посмотрела на своё лицо. Улыбки не было. Было

величие тишины

.

Он прошептал:

— Спасибо…

Она открыла дверь.

— Обращайся, — бросила через плечо. — В следующий раз принесу тебе зеркало. Сам себя трахнешь — и кончишь в своё разочарование.

И ушла.

Локация:

частная квартира, спальня, коробка

Фетиш:

полное подчинение. Роль живой секс-куклы. Нулевая реакция. Он — режиссёр, она — тело без души.

Формат:

Она — не движется, не говорит, не отвечает. Он наряжает, раздевает, трахает в разных позах. Думает, что он главный.

Оргазмы:

— У него: четыре.

— У неё: ни одного. По желанию.

Эмоции:

— Он: эйфория, зависимость, растерянность.

— Она: спокойствие, контроль, отстранённый интерес.

Мысли Камиллы:

«Он думал, что использует меня. На самом деле, я позволила ему испытать власть — чтобы потом показать, как она ничтожна. Он трахал меня. А я трахала его иллюзии. Без звука. Без слов. Без жалости. И, пожалуй, мне понравилось.»

 

 

Глава 11 — не трогай, только смотри

 

Часть 1 — Выбор очередной анкеты

Ночь. Камилла сидела на кровати, босая, в одной футболке, ноги раздвинуты, ноутбук — на голых бёдрах. Влажность между ног уже натянулась, как струна. Но не от прикосновений — от слов.

“Только смотреть. Только молчать. Только мечтать. Трогать не буду. Помастурбируй передо мной.”

Она перечитала анкету ещё раз. Мужчина без фото. Только ник —

GazeLover

. 42 года. Хочет сидеть в кресле и

просто смотреть

, как женщина играет со своей пиздой. Без касаний. Без слов. Без подходов. Только взгляд.

Она прикрыла глаза, и мурашки пошли от ключиц до промежности.

— Ты хочешь быть просто глазами? — выдохнула она в тишину. — Хочешь дрочить молча, как музейный уёбок, пока я буду трахать себя лучше, чем ты когда-либо трахал кого-то?

Внутри щёлкнуло. Не похоть. Власть. Ледяная, точная, как хирургическое лезвие.

Она представила: мужчина на стуле, с сжатыми кулаками, а она — голая, раскрывшаяся, течёт, играет, изгибается, стонет. А он не смеет даже всхлипнуть.

«Интересно… меня не будут трогать. Но захотят сожрать глазами. Это новый вид власти.»

Камилла щёлкнула

"принять анкету"

. Через минуту — пришёл адрес. Центр. Лофт. Приватно. Идеально.

Она подошла к зеркалу. Тело блестит. Грудь тяжёлая от жара. Она проводит пальцем от шеи до клитора. Не глубоко — просто показывает себе маршрут. Ловит взгляд.

— Ты будешь сидеть, сука, и смотреть, как я себя ласкаю. А потом — кончишь в трусы, как сопливая школьница.

Она открыла шкаф.

— Никаких трусов. Никакого лифчика. Только свободное платье, под которым — вся я. Готовая быть показом. Выставкой. Членонасилием через взгляд.

Накинула платье. Тёмно-синее, струящееся. Подол — до середины бедра. Вырез — в самый низ. Каблуки. Очки. Губы — без помады. Пусть будет натуральная Камилла, но

святая в форме шлюхи

.

Сумочка — внутри: анальная пробка, масло, два вибратора, стеклянный фаллос. Все — вымытые, блестящие, готовые к показу.

Она вышла в ночь. Воздух прохладный, но между ног уже горячо.

— Сегодня ты не прикоснёшься, — прошептала она в темноту. — Сегодня ты будешь ссаться от желания просто потому, что я шевелю пальцем.

Она шла как оголённая угроза.

Он уже сидит в кресле.

А она — идёт, чтобы развести ноги.

И доказать, что

пальцы в вагине опаснее, чем его член во рту.

Часть 2 — Прибытие и условия

Дверь открылась мягко. Ни скрипа, ни задержки. Только шелест засовов — как будто сам воздух заранее подстроился под её вход.

Камилла вошла уверенно. Каблуки стучали по паркету размеренно, как метроном. Внутри — чистота, почти стерильная. Просторная гостиная, высокий потолок, окна в пол. Мебели минимум. Идеальный порядок. Воздух пах свежим деревом и чем-то сухим, книжным. Тишина не пугала — она подчёркивала главное:

сейчас здесь будет действовать она.

Он уже сидел. Мужчина лет сорока, в очках, худощавый. Одет аккуратно: чёрные брюки, серая рубашка, рукава закатаны. Руки — сцеплены на коленях. Спина прямая. Ни одного движения, ни одного звука. Только взгляд — полный напряжения, как у школьника, которому поставили перед собой статую греха.

Камилла молча сняла пальто. Под ним — свободное тёмное платье. Без белья. Платье мягко обрисовало соски, поймавшие холод. Между ног — уже тепло.

Она прошла вперёд, остановилась напротив. Встала так, чтобы свет из окна ложился на её бёдра, грудь, скулы. Он не двинулся. Даже не моргнул.

— Правила просты, — сказала она спокойно. — Ни одного звука. Ни одного движения. Ни малейшей попытки дотронуться. Даже взгляд — только в лицо или туда, куда я позволю. Понял?

Он кивнул. Без слов.

— Я здесь, чтобы быть. Чтобы показать, как женщина умеет трахать воздух, пространство и саму себя. Ты — наблюдаешь. Мечтаешь. Но не мешаешь.

Он снова кивнул. Ритм дыхания стал чуть быстрее. Но тело оставалось неподвижным.

Камилла подошла к столу, поставила на него маленькую лампу, направила свет на себя. Сумку раскрыла молча: масло, анальная пробка, два вибратора, стеклянный фаллос. Разложила, как инструменты художницы перед холстом.

Потом села напротив. Расставила ноги. Платье скользнуло по коже, открыв бедра. Она чуть поправила ткань, оголив промежность. Уже влажную. Уже готовую.

— Всё, что ты можешь — это смотреть. Всё, что я позволю — это запомнить.

— Не смей отвести взгляд, когда я буду в себе. Это тоже будет частью шоу.

Он не ответил. Только смотрел. Напряжённо. Внимательно. Почти благоговейно.

Камилла провела пальцами по бедру. Медленно. Потом — ближе к центру. Вдохнула.

И начала.

Часть 3 — Пальцы и командование

Камилла сидела напротив него, раздвинув ноги, словно раскрывала грааль. Платье мягко стекло с бёдер, соски торчали сквозь тонкую ткань, а между ног блестела тёплая влага. Она даже не улыбалась — просто смотрела. Сверху. Как хозяйка над зрителем, который пришёл купить билет на собственное унижение.

Он сидел на стуле, будто привязанный. Но рука уже была в штанах. Дрожал. Взгляд — безумный. Он не мог отвести глаз ни от одной её складки.

— Ты уже дрочишь? — тихо спросила она. — Даже не вошла в себя, а ты уже елозишь своим недочленом?

Она провела пальцем по клитору — медленно, втирая сок, как парфюм. Потом — второй палец пошёл внутрь. Сразу. Схватка — тёплая, влажная. Чавкающий звук наполнил тишину.

Он начал дрочить быстрее. Ткаль брюк натянулась. Он сжал зубы.

— Смотри, как мои пальцы исчезают. Как я сама себя трахаю. Вот так. Глубже. Вот это ты бы никогда не повторил. Ты бы захлебнулся уже от одного запаха.

Она извивалась. Пальцы били вглубь. Вторая рука теребила соски. Клитор набух. Она стонала тихо, но каждый выдох был, как порция кислорода в огонь его возбуждения.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Вот это то, что ты никогда не получишь. Слушай, как я звучу. Видишь, как я сжимаю себя? Ты дрочишь — а я управляю твоим концом одним движением. Вот этим. Смотри.

И она чуть наклонилась, раздвинула губы шире, и средним пальцем начала вырисовывать восьмёрки по клитору. Медленно. Ритмично. Музыка тела.

Он вздрогнул. Глубоко. Почти согнулся. Дрочил судорожно, одной рукой, быстро, как будто боялся потерять момент.

— Кончаешь? — прошептала она, не прекращая движение. — Даже без прикосновения? Да ты просто шлюха зрительного зала.

И в тот же момент он судорожно замер. Стон сорвался. Кончил в штаны — резко, много, сильно. Ткань потемнела. Он зажал рот, но спина дрожала, грудь ходила ходуном.

Камилла вытащила пальцы. Провела ими по шее. Потом — по губам.

— Можешь не извиняться. Это даже не унижение. Это диагностика.

— Ты у меня кончаешь от пальцев на расстоянии.

— Даже не от пизды. От её

отражения в тебе.

Он сидел. Мокрый. Возбуждённый. Глупый.

А она уже наклонялась за пробкой. Потому что шоу только начинается.

Часть 4 — Анал, игрушки, вызов

Камилла встала. Медленно. Как будто тело не хотело покидать позу мастурбации, но дух приказал — встать, показать ещё больше.

Она подошла к столу. Взяла стеклянную пробку — прозрачную, с вытянутым основанием. Смазала. Плотно. Долго. Масло блестело на её пальцах, как сперма на свету.

Он сидел с мокрыми штанами. Только что кончивший, но возбуждённый снова. Глаза горели. Ноздри раздувались. Он не сводил взгляда — ни на секунду.

— Думаешь, всё? — произнесла она, подмигнув. — Нет, малыш. Мы только в прелюдии. Сейчас будет анальная программа.

— Смотри, как я сама себя трахаю в жопу, потому что ты не нужен даже как палец.

Она подняла ногу на пуф, раздвинула ягодицы и показала анус — плотный, голый, чистый. Провела пальцем по нему, кругами. Масло блестело.

— Нравится? Это то, чего ты не тронешь никогда.

— Смотри. Вот так я вхожу.

Пробка начала исчезать. Медленно. На сантиметр. На два. Она закусывала губу, дышала с нажимом. Глаза — полузакрыты.

— Туго, сладко… ммм… — простонала она. — Моя дырка сжирает стекло, а ты даже воздух нюхать не смеешь.

Он снова дрочил. Ткань шуршала. Влажное пятно разрасталось.

Камилла поставила ногу на край стола, стоя боком к нему. Теперь он видел всё: пробка блестит между ягодицами, сок стекает по бёдрам, клитор натянут, как струна.

— А теперь позы, зритель. Смотри, как я ебусь перед тобой, как картина на заказ.

Она встала на корточки, развела колени, прогнулась и начала медленно двигать бёдрами. Ритмично. Волнами.

Пробка в ней дёргалась, будто тоже возбуждалась. Камилла провела пальцем по клитору, закричала — коротко, остро. Потом села на пол, раздвинув ноги, и начала вжимать пробку сильнее.

— Мне не нужен член. У меня есть стекло, смазка и твоя жалкая дрочка в углу комнаты.

— Кончай, если хочешь. Прямо в свои штаны. Опять. Без разрешения. Потому что ты слабак. Потому что это

лучшее, что ты видел в жизни.

Он дёрнулся. Резко. Судорожно. Второй оргазм — горячий, быстрый, как спонтанная гибель. Голову откинул назад. Губы дрожали. Он не издал ни звука. Только изнутри всё сотрясалось.

А Камилла в этот момент вытащила пробку. Щелчок, блеск, шлёпок масла по внутренней стороне бедра.

— Второй раз за вечер? — прошептала она с усмешкой. — А ты, оказывается, легко программируемый зритель.

Она встала, подмигнула и пошла к столу за вибраторами.

— Финал будет громким. Если после него ты выживешь — считай, я тебе подарила перерождение.

Часть 5 — Финальная мастурбация Камиллы

Камилла разложила всё как для великой сцены.

На полу — подушка. На ней — она, с раскинутыми ногами, платье сброшено. Она голая. Только туфли — остаются. Каблуки впиваются в ковёр, как якоря похоти.

Рядом — вибратор с изогнутым концом и тонкий, длинный виброштекер для ануса.

Оба уже смазаны. Оба — готовы к погружению.

— Запоминай, — выдохнула она, глядя на него. — Это последний акт.

— Сейчас ты увидишь, как настоящая женщина

кончает от себя

, а ты — от неё.

Она ввела первый вибратор в пизду. Медленно. До конца. Он вошёл с лёгким чавком, натянув внутренние стенки, как плёнку желания. Камилла стонала уже низко, грудным голосом.

Второй — пошёл в анус. Она извивалась, вставляя его, чуть поджимая ягодицы. Пробка подготовила почву — теперь всё шло, как по сценарию.

— Два входа. Два мира. И ты — у двери. Но входа тебе нет.

Она включила оба вибратора. Сначала — слабый режим. Потом — мощнее. Волна шла через тело, сводила живот, била в грудь, отдавалась в пальцах ног.

Камилла стонала. Без контроля. Без сцены. Как будто трахалась с богом тока.

Она выгибалась. То ложилась, то садилась. То стояла на коленях, то шлёпала себя по груди. Пот стекал по вискам. Волосы спутались. Но она не останавливалась.

— Хочешь, да? — прошептала она ему. — Хочешь подползти, взять, помочь, встать рядом?

— Нельзя.

— Сиди. И дрочи. Опять. До дырки. До боли. До слёз. Я тебе не женщина — я буря.

Он уже дрочил. Быстро. На мокрых штанах. Его лицо искажалось. Он почти стонал — но сдерживался.

А она продолжала. Двигала вибратором быстрее. Сжимала бёдра. Кусала губы.

Оргазм шёл. Приближался. Бил изнутри.

И взорвался.

— Дааа… блядь… — выдохнула она, извиваясь, как раненая богиня. — Кончаю! Смотри! На! Вот оно!

Всё тело затряслось. Сок вытек по внутренним бёдрам. Вибраторы выскочили. Она рухнула на пол, тяжело дыша, распластанная, как после войны.

Мужчина не выдержал.

Третий оргазм. Через ткань. В штаны. Схватка по телу. Он застыл, напрягся, опустил голову. Словно получил пощечину от рая.

Камилла лежала. Дышала.

Затем медленно встала. Без спешки.

Ничего не сказала.

Пошла к креслу. Остановилась рядом с ним. Он не смел поднять глаз.

Она поправила волосы. Взяла сумочку. Надела очки.

— Спасибо за донат, зритель, — сказала она. — У тебя был лучший сеанс, которого ты не заслуживал.

— И запомни: я не трахалась. Я —

показывала искусство.

И вышла.

Без трусов. Без оглядки. Только звук её каблуков остался как эхо оргазма.

Часть 6 — SEX-CARD и завершение

Он сидел тихо. Всё ещё. Мокрые брюки прилипали к телу, но он не шевелился. Лицо — пустое, как после удара молнии. Глаза — полные стыда и счастья.

Камилла уже стояла в дверях. Но вдруг повернулась.

Подошла к нему. Медленно. Почти бесшумно. Остановилась на расстоянии вытянутой руки. Смотрела сверху вниз.

— Хочешь ещё? — спросила. Голос — спокойный, без эмоций.

Он не ответил. Только чуть дёрнулся.

— Можешь. Кончай. Прямо сейчас. В штаны. Через ткань. Без рук. Просто сожми бёдра и вспомни, как я стонала.

— Это мой прощальное подарок.

Он замер. Закрыл глаза. И через полминуты вздрогнул.

Тихо. Почти незаметно. Но она видела всё: грудь дрожала, лицо побледнело, член сжался внутри штанов. Последний.

Камилла не сказала ни слова.

Она взяла сумочку, поправила волосы, надела очки.

И бросила через плечо:

— Спасибо за донат. До свидания, зритель.

— Сегодня ты смотрел на женщину, которая трахается лучше, чем ты живёшь.

И ушла.

Без оглядки.

Без трусиков.

Без остатка.

SEX-CARD

Локация:

Амстердам, частная квартира с панорамными окнами

Фетиш:

«Музейное наблюдение» — зритель не прикасается, только смотрит, дрочит и кончает по приказу

Игрушки:

вибратор (вагинальный), вибропробка (анальная), стеклянная пробка, масло

Правила:

полное молчание, запрет на приближение, дрочка разрешена только по команде

Оргазмы:

— У него: множдество

— У неё: один — двойной, при одновременной стимуляции

Мысли Камиллы:

«Я была инсталляцией. Экспозицией. Тёплой пиздой за стеклом.

И он сгорел, не прикоснувшись.

Это и есть власть. Не трахаться — а заставить кончить, просто касаясь себя.»

 

 

Глава 12 — Видеосвязь с Адель

 

Часть 1 — Вызов и диалог

Камилла сидела в кресле у окна, укутанная в серый кардиган, с чашкой зелёного чая на подлокотнике. За окном моросил дождь — амстердамский, вязкий, бесконечно мокрый, как будто город дышал влагой. На её коленях — ноутбук. Экран загорелся, как занавес перед спектаклем. Она нажала на знакомое имя:

Адель

.

Пошёл гудок. Потом второй. И вот — лицо. Тот самый мягкий свет, старое кресло с подушкой в форме кота, и Адель — в рубашке с закатанными рукавами, с неизменным бокалом красного вина в руке.

— Ну здравствуй, актриса, — сказала она, даже не улыбнувшись. Только губы чуть дрогнули. — Всё ещё жива? Амстердам не расплавил тебе мозги?

Камилла усмехнулась и потянулась. Плечи хрустнули — день был долгим.

— Мозги пока на месте. Но кое-кто здесь точно хочет расплавить мои трусы.

— О, даже не сомневаюсь. Ты же теперь жрица извращений, да?

— Да ладно тебе, — фыркнула Камилла. — Это просто фетишисты. Все культурные, чистенькие, с гелем для душа и протоколами поведения. Один вчера даже извинился, что слишком громко застонал.

Адель рассмеялась — тепло, по-женски.

— Париж вспоминается, а? Там тебя не извинялись — там тебя вон на зеркало клали. Помнишь? Особняк, тишина и тот тип с перчатками.

Камилла кивнула. Улыбка её потемнела.

— Помню. Там я была покорной. Тут — наоборот. Я больше не ложусь. Я сижу. Смотрю. И командую.

— Вижу, ты в фазе “режиссёр порнореальности”, — сказала Адель, потягивая вино. — Ты правда получаешь от этого кайф?

Камилла не ответила сразу. Она взглянула в окно. Капли стекали вниз по стеклу, как сперма по бедру, — быстро, резко, с характером.

— Это не кайф, — сказала она медленно. — Это... контроль. Я делаю с их возбуждением всё, что хочу. Я могу его включить взглядом. Или выключить паузой.

Адель чуть приподняла брови.

— Ты звучишь как дирижёр.

— Почти. Только оркестр у меня в штанах.

— Шикарная фраза, — усмехнулась Адель. — Запиши.

— Уже в голове. Всё, что я говорю им — это как текст на суфлёре. Только сцена — моё тело.

Обе замолчали на пару секунд. Камилла чуть потянулась вперёд, закрыла чашку ладонью. Было тихо. Только где-то вдали проехал трамвай.

— А ты? — спросила она. — Франция тебя не задушила своей вежливостью?

— О, я снова в роли надзирателя, — кивнула Адель. — Следила за парой, которые играют в «учительницу и двоечника». Он читает стихи, она ставит оценки. Потом орёт, когда он рифмует «любовь» и «морковь».

Камилла засмеялась. И в этом смехе было что-то чистое. Человеческое.

И — почти забытое.

Часть 2 — Первые признания

— У меня был один, — начала Камилла, покручивая ложку в чашке, — который просил раздеваться так медленно, что я сняла один чулок за девятнадцать минут. Девятнадцать. Я засекала.

— Достойно театральной премии, — хмыкнула Адель. — Он что, кончил на пятой минуте и просто досматривал?

— Почти. Он дрочил трижды. На каждом этапе. Первый — когда я просто сказала, что надену корсет. Второй — когда стянула перчатки. А третий — когда сказала, что ухожу.

Адель захохотала.

— У тебя талант, Камилла. Уж не хочешь ли ты издать пособие: «Как довести мужчину до оргазма взглядом на каблук»?

Камилла улыбнулась. Но на секунду — взгляд стал другим. Словно она не просто вспоминала — она

взвешивала

.

— Ещё один был, — продолжила она. — Хотел только смотреть. Без слов. Без касаний. Я мастурбировала перед ним, вставляла пробку, трахалась вибраторами — а он дрочил в углу, как школьник. Ни звука. Ни одного шага.

— Музейная экспозиция, — сказала Адель. — Ты — как живой экспонат.

— А он — как посетитель с месячным абонементом.

Пауза. Камилла посмотрела вниз. Чашка пустела. На губах — чай, на языке — неуверенность.

— Иногда я чувствую, что… — она запнулась.

— Что?

Камилла вздохнула. Но голос остался ровным.

— …что я перестаю ощущать границу между тем, что я делаю ради игры — и тем, что делает меня.

Адель не ответила сразу. Только взяла бокал, медленно сделала глоток.

— Ты хотела исследовать власть, Камилла.

— И я её нашла.

— Тогда не жалуйся, что она нашла тебя тоже.

Камилла усмехнулась.

— Всё равно лучше, чем притворяться в обычных отношениях. Там ты трахаешься и ждёшь, пока он начнёт храпеть. Тут — хотя бы по сценарию.

— Только сценарий каждый раз жёстче, — сказала Адель тихо.

— Возможно, — кивнула Камилла. — Но пока я могу остановиться, когда захочу — это ещё спектакль. А не реальность.

Адель посмотрела на неё долго. Не вглядываясь, но —

всматриваясь

.

— Главное — не перепутать, где закрылся занавес. И где — ты.

Часть 3 — Разговор о власти и зрителе

— Он не прикасался ко мне, — сказала Камилла, положив голову на спинку кресла. — Даже взглядом. Только смотрел туда, куда я позволяла. Иногда я говорила: "Теперь можешь смотреть на соски". И он переводил взгляд. Словно мышь на поводке.

— Он возбуждался от того, что ты ему давала право смотреть? — уточнила Адель.

— Он кончал от этого. Серьёзно. От моего голоса, который говорил: «Теперь можешь».

— Впечатляет.

— Я чувствовала, как у меня под кожей движется электричество. Как будто я становилась пультом, а он — экраном.

Адель чуть наклонилась ближе к камере. В её взгляде не было ни осуждения, ни удивления. Только анализ. Спокойный, как у врача.

— Ты сама себе режиссёр, да?

— Угу. Только без дублей. И с живыми телами.

— И без катарсиса?

— Иногда. Иногда, когда я вижу, как мужчина задыхается от желания, которое ему нельзя реализовать… тогда да. Тогда я чувствую, что

живу

.

Она замолчала. На мгновение — просто слушала дождь за окном.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Это не про секс, Адель. Это даже не про удовольствие. Это — про

темп

.

— Темп?

— Да. Он сидит, замирает, дрочит в штанах, потому что я провожу пальцем от шеи до груди медленно. И знаю, где поставить паузу. Где он обосрётся от возбуждения, а я остановлюсь на полуслове.

— То есть ты управляешь не его членом, а его

ожиданием

.

— Именно.

Адель кивнула. Тихо, одобрительно.

— Это уже не эротика. Это… дирижёрство. Ты выстраиваешь оргазм как симфонию.

Камилла усмехнулась:

— Только без музыки.

— А зря, — сказала Адель. — У тебя ведь всё основано на ритме. Ты — постановка. Он — публика.

— И публика кончает до финала, — подмигнула Камилла.

Обе рассмеялись. Но у Адель смех закончился чуть раньше.

— Камилла. А ты точно знаешь, где заканчивается спектакль?

— Пока да.

— Тогда держись за это. Потому что публика иногда остаётся. А роли — прилипают.

Часть 4 — Подколы и тёплая поддержка

— Слушай, тебе бы менеджера, — сказала Адель, сделав ещё один глоток вина. — Или хотя бы ассистента по фетишам. Составлять расписание, проверять анусы на чистоту, согласовывать музыку для медленного раздевания.

Камилла рассмеялась.

— Я как-то справляюсь. Хотя да… после третьего фетишиста в день начинаешь путать: кому обещала медленно снять чулки, а кому — не смотреть в глаза.

— А в чём ты ходишь на такие встречи? В театральной мантии?

— Иногда — в халате, — пожала плечами Камилла. — Они же дрочат не на ткань, а на паузу.

— Удобно. И гладить не надо.

Обе посмеялись. Камилла снова почувствовала тепло. Лёгкость. Необязательность момента.

Но Адель — как всегда — не отпускала повод. Она никогда не давила, но её фразы всегда оставляли след.

— Просто помни, — сказала она мягко, — сцена заканчивается. Всегда. Даже если занавес никто не опускает.

— Ты про что?

— Про то, что иногда спектакль так нравится, что актриса забывает, что она актриса. И думает, что это всё — навсегда. А зритель просто аплодирует и уходит.

— А я?

— А ты остаёшься. На пустой сцене. В красивом белье. И не понимаешь, зачем оно нужно, если аплодисменты уже стихли.

Камилла чуть нахмурилась. Не обиделась — но задумалась.

Она взяла чашку, сделала глоток, посмотрела в экран.

— Не бойся, Адель. Я слежу за занавесом. Пока я могу включить и выключить спектакль — я в порядке.

— А если захочется выключиться навсегда?

— Тогда... я напишу новую пьесу.

Адель улыбнулась.

— Главное — чтобы она была про тебя. А не только про пизду, корсет и стеклянную пробку.

Камилла усмехнулась, покачав головой.

— Ты ужасно романтичная для женщины, которая когда-то держала меня за волосы, пока меня ебали в галерее.

— Романтика и жёсткий секс не исключают друг друга, дорогая, — ответила Адель и подмигнула. — Главное — знать, когда включать каждое.

Часть 5 — Завершение звонка

— Ладно, хватит философии, — первой сдалась Камилла. — А то сейчас начну рыдать в подушку, как актриса после провала.

— Ты не актриса, — поправила Адель. — Ты продюсер. И ты продаёшь удовольствие. Без возврата и без гарантии.

— Может, мне процент брать с оргазма?

— Или хотя бы подписку: «Премиум-дрочка от Камиллы».

— С бесплатной доставкой и раз в месяц — командой: «Можно».

Обе засмеялись. Смех уже не был защитной реакцией — он стал точкой, последним аккордом их диалога.

— А ты? — спросила Камилла. — Чем живёшь сейчас, кроме студентов и вина?

— Осматриваю новые пространства. Думаю, может, в Милан махнуть. Там, говорят, выставка БДСМ в подземелье проходит.

— И кто из нас извращенка?

— Мы обе. Просто ты на сцене, а я — в зале.

— А иногда — наоборот, — добавила Камилла.

Наступила короткая пауза. Тёплая.

Потом Адель спросила:

— Куда дальше? Или ты застряла в Амстердаме навсегда?

— Пока остаюсь. Тут… много материала. И один особенно интересный фетишист на горизонте.

— Что за фетиш на этот раз?

Камилла посмотрела прямо в камеру. Глаза чуть сузились.

— Публичное повиновение. Он выглядит, как обычный парень. Но делает всё, что я скажу. В кафе. На улице. В примерочной.

— И ты уже возбуждена.

— Нет. Я уже планирую.

Адель кивнула. Не стала давить.

— Береги себя, Камилла.

— Беречь — неинтересно. Но спасибо.

Они обменялись последними взглядами. Камилла потянулась к клавише завершения вызова, но задержалась на секунду.

— Адель.

— Да?

— Спасибо, что не спрашиваешь, счастлива ли я.

— Я и так знаю: ты в процессе. А значит — всё идёт как надо.

Камилла кивнула.

И нажала «Завершить».

Экран погас. Осталась только её собственная тень в чёрном зеркале.

Часть 6 — Мысли Камиллы

Тишина.

Экран потух, и вместо Адель теперь — только её отражение. Чёткое, чуть уставшее. Губы без улыбки. Взгляд — не в себя, а как будто сквозь.

Камилла отставила ноутбук. Потянулась. Плечи щёлкнули, как будто сбрасывая чужие реплики.

Она прошлась по комнате — босая, неторопливая. Дождь всё ещё шёл. Ему было всё равно, кто здесь живёт и чем занимается.

Камилла подошла к столику. Открыла блокнот. Пальцы скользнули по страницам, исписанным подчёркнутыми словами.

Она написала:

«Амстердам. Глава 4. Фетиш: Зритель. Я — сцена. Он — взгляд. Власть — в том, кто не прикасается.»

Затем замерла.

Подумала.

И добавила ниже:

«Холод внутри — это не всегда тревога. Иногда — это просто пустой зал.

Но сцена остаётся сценой.

Пока свет включён — игра продолжается.»

Она закрыла блокнот. Вздохнула. Потом снова села за ноутбук.

Зашла на сайт. На вкладку «Новые анкеты».

Промотала пару профилей — мимо.

Потом — остановилась.

Ник: LickerBoy.

Описание:

«Только анус. Только нижняя точка власти. Хочу вылизывать до потери ориентации. Не трахать — молиться.

Но если ты захочешь — трахну в жопу медленно. До стонов. До слёз. До боли.»

Камилла прищурилась.

Прочитала ещё раз.

Губы тронула легкая ухмылка.

Ну что ж…

Теперь ты полижешь не тело. Ты полижешь роль. А анус — будет просто реквизитом.

Она нажала "Принять".

Завтра — новая сцена.

И она снова в главной роли.

 

 

Глава 13 — Внизу и глубже

 

Часть 1 — Первая встреча в кафе

Камилла выбрала наряд с умыслом: тонкое, воздушное платье цвета топлёного молока, без белья, без намёка на стыд. Подол колыхался при каждом шаге, лаская внутреннюю поверхность бёдер. Соски цеплялись за ткань, словно дразня мир. Она знала, что каждый мужчина в зале невольно задерживает на ней взгляд, но её интересовал только один — худощавый, в очках, с зажатой шеей и вежливой сутулостью. Он сидел за столиком у окна, будто тень программиста, но Камилла сразу прочла в нём то, что нужно: внутреннюю дрожь, привычку подчиняться, желание быть униженным — сладко и до боли.

Она подошла, не здороваваясь, просто села напротив и положила ногу на ногу, позволяя платью чуть расползтись. Он поднял взгляд — быстро отвёл.

— Эспрессо? — промямлил он.

Камилла кивнула. Пока он заказывал, она смотрела, как дрожат его руки. Он пытался казаться спокойным, но всё тело выдавало желание. Хотел ли он узнать, во что вляпался? Или уже знал, но не мог отступить?

Кофе пах сильно, почти мужским потом. Она взяла чашку и медленно, неприлично лизнула ободок, глядя на него. Потом откинулась на спинку кресла, засунула палец в рот, чуть покусала — и сказала тихо, почти шёпотом, но так, что каждое слово резалось на его горле:

— Когда я встану, ты последуешь за мной в туалет. И там вылижешь мой анус. Я не дам тебе ни слова. Только задницу.

Она сделала паузу. — Никакого "можно?", никакого "спасибо". Ты — язык. Больше никто.

Он сглотнул. Страх и возбуждение столкнулись в нём лоб в лоб. Ещё мгновение — и она поднялась. Шагнула к туалету. Услышала, как он встал почти с опозданием, почти обоссавшись от напряжения.

Внутри туалета — белая плитка, зеркала, и легкий запах хлорки. Она не заперлась. Просто прикрыла дверь, чтобы слышать, как кафе продолжает жить за пределами этой сцены.

— На колени. — Голос её стал резким.

Он подчинился, с треском опускаясь на кафель, словно уже не чувствовал коленей. Камилла встала у раковины, задрала платье — медленно, демонстративно. Обнажила упругие, идеальные ягодицы. Там, где должна быть нижняя граница трусиков, было только тепло и капелька её собственной влаги.

— Смотри. — Она не оборачивалась, но знала, что он вглядывается, как в икону.

— Язык. — приказала снова.

Он подался вперёд, дышал тяжело, уже вдыхая запах её тела. Первый лизок был робким. Она хмыкнула.

— Не лизать. Вылизывать. Будто в канаве ищешь последний кусок сахара, шавка.

Он застонал, язык начал елозить по анальному отверстию, собирая всё — пот, мускус, аромат возбуждённой женщины. Камилла упёрлась руками в раковину, сжала её, чтобы не рассмеяться — от ощущения власти, от абсолютного контроля.

— Ты лижешь не меня. — произнесла она медленно, глядя на своё отражение. — Ты лижешь статус, сука.

Он стонал, но молча, с закрытыми глазами, будто молился. Камилла придавила ягодицами его нос, чуть наклонилась, почувствовала, как он дрожит от возбуждения.

— Глубже. Там, внутри, — рай. Но ты не попадёшь. Ты лишь привратник. Я — богиня, а ты — половая тряпка в моём храме.

Он извивался языком, как змея, пытаясь достать глубже. Камилла приоткрыла рот, чувствуя, как капля удовольствия просачивается между ног. Она не дрожала — она управляла.

— Ты же хотел быть у меня в заднице? Добро пожаловать в парламент, член. Сейчас ты будешь принимать законопроект о полном подчинении.

Она чуть покачалась бёдрами, придавливаясь к его лицу. Он застонал громко. Вниз покаталась его сперма — он не выдержал, не дотронувшись. Просто от вылизывания её ануса. Камилла усмехнулась и добавила последнее:

— Первый раз — за попытку. Второй — за право. Третий... За власть.

Она опустила подол, вытерла пальцем влагу с внутренней стороны бедра — и сунула ему в рот.

— Проглоти. Это цена за вход. И мы только начали.

Часть 2 — Прогулка и парк

Они вышли из кафе, и Камилла сразу задала темп. Её шаг был медленным, но уверенным, как у королевы на параде. Он шёл на полшага сзади, чуть сгорбившись, будто уже знал своё место — позади, под ней, ниже уровня взгляда. Платье плавно раздвигалось от ветра, открывая намёки на ягодицы. Ни белья, ни стыда — только вызов. Камилла чувствовала, как трёт внутренняя ткань, как возбуждение тлеет между ног, но сохраняла абсолютную невозмутимость. Она не спешила. Сегодня она играла в медленную пытку.

В парке было людно. Семьи, пары, дети на самокатах. Она нашла подходящую скамейку — уединённую, но не спрятанную. Села, широко, расслабленно, чуть откинувшись назад. Подол приподнялся, и он мог видеть всё: гладкие бёдра, отсутствие белья, уверенность во взгляде. Он встал рядом, молча, сжав руки в кулаки. Камилла улыбнулась.

— Хочешь знать, как моя жопа пахнет сейчас? — произнесла она, не снижая голоса.

Он кивнул — быстро, почти рефлекторно.

— Прогулка. Пот. Без трусиков. Влажная щель, трущаяся о ткань платья, — она говорила, как будто рассказывала прогноз погоды. — Каждый шаг — это трение. Каждая минута — новая порция запаха. Сейчас там тепло, липко и вкусно. Как будто мед смешали с грязью. Ты бы встал на колени прямо тут, да?

Он шумно вдохнул воздух, будто пытался уловить её аромат. Камилла хмыкнула.

— Ты дрожишь от мысли, но не получишь ни капли. Я могу сесть тебе на лицо — и ты бы умер счастливым, задохнувшись в моих складках. Но нет.

Она провела рукой по животу и вниз, почти касаясь клитора.

— Ты не заслужил. Ни слова, ни прикосновения. Только фантазии. Ты — не партнёр. Ты зритель.

Он опустил голову, и Камилла добавила, наслаждаясь каждым звуком своего голоса:

— Сегодня ты будешь думать только о моей дырочке. Об анусе, который не для тебя.

Она наклонилась к нему и прошептала:

— Иногда власть — это запах, до которого нельзя дотянуться. Ты не ебёшь меня. Ты молишься на мой зад.

Прохожий прошёл мимо, что-то заметив. Камилла взглянула на него, будто ничего не происходило. Она снова откинулась на скамейку, закинула ногу на ногу и замолчала. Её тишина стала самой громкой формой унижения.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Часть 3 — В подъезде

Перед входом в отель Камилла вдруг свернула вбок — в неприметный подъезд с облупленной краской на стенах и запахом старого пола. Он не задавал вопросов. Шёл за ней, будто собака, чьё сердце уже давно продано за один взгляд на её задницу. Внутри пахло пылью, плесенью и чужими жизнями. Лампочка моргала. Лестница уходила вверх. Она остановилась у стены и молча кивнула вниз. Он понял — на колени.

Он встал, сжав кулаки, дыхание сбивалось от возбуждения. Камилла подошла ближе, задрала платье, медленно и уверенно, будто ритуал. Без трусиков, с влажной полоской между бёдер. Её ягодицы были натянуты, гладкие, идеальные.

— Я сажусь на тебя. Ты не человек. Не слуга. Не партнёр. — Она говорила спокойно, но каждая фраза врезалась в него, как кнут. — Ты — подставка для власти.

Она развернулась и опустилась ему прямо на лицо. Не торопясь. Полностью. Её анус лёг на его вытянутый язык. Щёки прижались к ягодицам. Нос исчез в складках. Камилла застонала, тихо, но протяжно — как от укола наслаждения. Он был недвижим. Только язык двигался, дрожа, скользя, пытаясь угодить.

— Лижи. Не думай. Я просто сижу. Не на тебе — на уровне ниже, чем пол.

Она начала двигать бёдрами, чуть покачиваясь. Давила. Сжимала. Крутилась, раздвигая себя на его лице. Он стал влажным от её сока, от её пота. Грязно. Влажно. Живо.

— Ты чувствуешь, как я потею? Это значит, что ты жив. Подо мной. Под влагой.

Она застонала снова, глубже, выше. Напряглась. Дыхание участилось. Бёдра дрожали. Он языком касался центра, кончиком доходя до самого чувствительного. Она чуть поднялась, чтобы позволить — и сразу снова села, захватывая его полностью.

— О, да… вот так… вот так… — Камилла закусила губу, сжала пальцы на собственных сосках. — Моя жопа — твой смысл. Мой оргазм — твоя цель.

Она задышала часто. Руки сжались в кулаки. Потом дрожь. Громкий, грязный стон, когда волна наслаждения прокатилась по её телу. Она двигалась на его лице, будто дожимала последнюю каплю из собственного возбуждения. И всё это — с его носом внутри, с его языком, как трамплином к её кульминации.

Камилла осталась на месте ещё на минуту. Дышала медленно, глубоко. Волна удовольствия ещё гуляла внутри. Она поднялась, плавно, грациозно.

Посмотрела вниз. Его лицо было мокрым. Щёки блестели. Язык всё ещё был снаружи. Глаза — почти в слезах.

— Ты послужил хорошо. Но это только прелюдия.

Она опустила подол платья. И вышла. Не бросив даже взгляда назад.

Он остался стоять на коленях, покрытый её оргазмом, с лицом, которое стало троном.

Часть 4 — Подготовка в отеле

Номер был просторный и прохладный. Камилла вошла первой, сбрасывая платье прямо на полу — как змея, теряющая кожу. Она прошла к ванной, не оборачиваясь. Он, как и прежде, был на полшага позади — тенью, которую она не звала, но которая прилипла к ней всем телом и головой.

Камилла встала под душ, открыла горячую воду и не торопясь начала мыться. Она знала, что он смотрит. И именно это возбуждало её больше всего. Струи стекали по её телу, по груди, по животу, по промежности. Она раздвинула ягодицы и тщательно промыла анус — медленно, театрально. Пальцы у неё были изящные, с длинными ногтями. Они скользили между складками, внутри, у основания спины, как будто гладили саму точку подчинения.

Он стоял на коленях, у края душевой, не сводя глаз. Смотрел, как женщина, ради запаха которой он готов умереть, готовит своё тело к чему-то, чего он не получит.

— Ты видишь, как я чищу свою попку? — сказала она, не глядя. — Всё идеально. Потому что только так я впускаю в себя удовольствие.

Он хотел ответить, но не посмел. Камилла выключила воду, вышла из душа, капли сбегали с её сосков, стекали по спине. Она взяла полотенце, вытерлась — ягодицы оставила влажными. Специально. Пусть пряный запах тела остался — как подпись на шее у покорного.

Потом она подошла к полке и взяла пробку. Небольшую, с гладким основанием и тёмным камнем. Подошла к кровати, встала коленями, выгнула спину и, не спеша, начала вводить её себе в анус. Медленно. Дыша глубже. Сначала только кончик. Потом всё основание. Камилла тихо застонала.

— Вот так. Теперь я готова.

Она повернулась и посмотрела на него.

— Подойди. На коленях. Близко.

Он подполз. Камилла снова встала на четвереньки, повернувшись к нему спиной. Ягодицы чуть разошлись, пробка плотно сидела между них, блестела во влажном свете.

— Теперь нюхай.

Он подался вперёд. Не касаясь. Лишь вдохнул глубоко. Один раз. Второй. Камилла чувствовала, как его дыхание щекочет её кожу.

— Чувствуешь запах? Пот. Вода. Немного мыла. Немного меня. Это не просто дырка. Это трон, в который ты никогда не войдёшь без моего приказа.

Она не дала ему ни поцелуя, ни прикосновения. Только нюхать. Только смотреть. Только мечтать.

— Ты будешь помнить этот запах дольше, чем запах своей жены.

Она выпрямилась. Пробка блестела. Камилла провела пальцем по внутренней стороне бедра, потом утерла его о простынь.

— Я готова. Осталось проверить, насколько ты достоин.

Часть 5 — Первый и второй анальный

Камилла встала у кровати, пробка всё ещё глубоко сидела внутри, будто печать собственности на её задницу. Она медленно извлекла её, выгнув спину и задыхаясь от давления. Щёлк — основание вышло наружу с влажным хлюпком, анус остался приоткрытым, влажным, словно звал. Она повернулась к нему и тихо приказала:

— За мной. На колени.

Он встал за ней, уже голый, член твёрдый, словно камень. Камилла встала на четвереньки на кровати, прогнулась так, чтобы её жопа была главной фигурой в кадре. Она посмотрела через плечо.

— Ты хотел? Получай. Только помни — я управляю даже, когда ты сзади.

Он встал за ней, провёл головкой члена по анусу, растирая остатки смазки. Камилла раздвинула ягодицы, нетерпеливо.

— Вставляй. Не медли. Мне не нужен твой страх — нужен толчок.

Он вошёл резко. Камилла зашипела от боли, но не остановила его. Его член медленно ушёл вглубь, полностью, до конца, плотно, туго. Она почувствовала, как он занял всё пространство.

— Вот так… глубже… да… — прошептала она, вцепившись в простынь.

Он начал трахать её в задницу — с нарастающим темпом, с глухими ударами таза о её ягодицы. Камилла то выгибалась навстречу, то замирала. Его дыхание сбивалось. Он стонал, её анус сжимал его. Она дразнила словами:

— Ты просто член. Инструмент. Я не чувствую тебя — я чувствую, как ты наполняешь властью мою жопу.

Первые капли пота стекали по его спине, и в какой-то момент он не выдержал. Вошёл резко, до упора — и залился ей прямо внутрь. Горячо. Плотно. Камилла почувствовала, как сперма наполняет её, как внутри пульсирует и капает. Она застонала — низко, глухо, с наслаждением.

— Хорошо. Первый акт закончен.

Она не дала ему отдохнуть. Легла на бок, подтянула одно колено к груди и посмотрела на него с вызовом:

— Второй раунд. Боком. Прямо сейчас. Можешь?

Он не ответил — просто подполз ближе, вставил снова в анус. Медленно, по дуге, как будто заново открывал вход. Камилла лежала, глядя в глаза. Её соски были твёрдыми, лицо в поту. Он начал двигаться — в боковом входе, медленно, интимно, но с силой.

— Трахай. Но смотри мне в глаза. Я хочу видеть, как ты сгораешь.

Он трахал её вбок, хватал за бедро, вкручивался, будто стремился раствориться в её теле. Камилла прикусывала губу, потом застонала и прошептала:

— Ты снова кончишь в мою жопу, да? Сделай это. Наполни меня, как сосуд. Мне мало одного раза.

Он ускорился. Последние толчки были резкими, до боли. Камилла выгнулась, ногти впились в подушку. Он застонал и в последний момент вдавился полностью, извергаясь в неё снова — горячо, долго, с полной отдачей. Камилла почувствовала вторую струю внутри себя. Вся задница пульсировала, сперма стекала, наполняя до краёв.

Они лежали в тишине. Только тяжёлое дыхание. Камилла улыбнулась и провела пальцем по животу, затем — ниже.

— Вся твоя суть — теперь во мне. В моей жопе. Это и есть твоя ценность.

Она перевернулась на живот, сжимая ягодицы.

— А теперь иди. Я иду в душ. Ты своё сделал.

Он остался на краю кровати. Пустой, но счастливый.

Часть 6 — SEX-CARD

Локации:

— Кафе (команда в открытую)

— Туалет (анус — как статус)

— Парк (словесное унижение)

— Подъезд (лицо как трон)

— Отель (душ, пробка, подготовка)

— Кровать (анальный секс раком и боком)

Фетиш:

— Анальное подчинение

— Публичные фразы о заднице

— Использование лица как мебель

— Вставка пробки как ритуал

— Кончание в анус дважды

— Запрет на прикосновения

— Запах, как единственная награда

Оргазмы:

— У него: два (в задницу, оба раза)

— У неё: два (на лице в подъезде и во время второго анального акта)

Мысли Камиллы:

Когда он вошёл в мою задницу — это не был секс. Это было утверждение закона. Он не трахал — он подписывал указ своим членом. Он был голосом в парламенте, а я — спикером, председателем, и задницей, в которую записывают судьбы.

Он нюхал меня, не трогая. Лизал воздух, надеясь на доступ. А я смотрела на него, как на служебную карточку: можешь открыть дверь, но никогда не войдёшь в дом.

Когда он кончил — это не было концом. Это была плата. Вторая — просто повторное перечисление. Моя задница стала его счётом, на который он слил всё, что имел.

Я не шлюха. Я не игрушка. Я система. А он — всего лишь пользователь, которому дали временный доступ к анальному входу. С ограничениями.

 

 

Глава 14 — Выбор последнего фетиша

 

Часть 1 — Недосказанная программа

Секс-карта лежала на тумбочке, чуть помятая, с потёками вина на углу. Камилла смотрела на неё с раздражением, будто та посмела ослушаться её планов. Семь. Всего семь. Хотя обещала себе — десять. Красивая цифра. Завершённая. Фетиш на симметрию у неё был неофициально — но с цифрами он особенно зудел.

Она вздохнула, провела пальцами по животу, ниже. Там — знакомая влажность. Не страсть. Не желание. А зуд. Как будто тело требовало завершения, а не удовольствия.

— Почему, блядь, всегда недожато? — выдохнула она, поднимаясь с кровати.

Прошла к зеркалу — голая, небрежно сексуальная. Слегка опухшие соски, тугие, будто о чём-то возмущённые. На внутренней стороне бедра — след от руки. Она даже не помнила, чьей.

Семь мужчин. Семь игр. Семь способов сказать: «Я не шлюха — я исследовательница власти». И что? Тело всё равно хочет восьмого. Хочет доиграть. Дотрахать. Добить это экспериментальное сафари.

Она провела ладонью по груди. Сосок сразу встал, как солдат на перекличке.

«Ты чего стоишь?» — мысленно спросила. — «Ты ж сегодня уже работал.»

А он — стоял. И дразнил. И намекал: «А вдруг последний будет про меня?»

Камилла усмехнулась.

Пробка была. Балкон был. Запах, шлёпки, чулки, зеркала, приказы — всё было. И всё равно — будто пусто. Потому что не закрыла. Не выбрала последнего. А он должен быть особенным. Безошибочным. Идеальным финалом для этой ебанутой оперы, где у каждого извращения был свой аккорд.

Она снова легла. На этот раз — раздвинув ноги.

Клитора трогать не стала. Пока рано. Сначала — выбор.

— Нужно поговорить с Марго. Пусть подкинет кого-то достойного. Не хочу снова просто член. Хочу фетиш. Один. Сильный. Чёткий.

Она взяла телефон. Набрала контакт.

«Грудь. Глаза. Пах. Неважно. Главное — чтобы он пришёл только за этим. Остальное пусть даже не замечает.»

Часть 2 — Звонок Марго

Связь установилась сразу. Камилла откинулась на подушки, положив одну ногу на другую, и позволила себе не поправлять распахнутый халат. На экране — Марго. Как всегда: чёткая, ухоженная, с идеальной укладкой и чёрным кофе в руках. На фоне — гостиничный номер с видом на Амстердам, но другой — не её. Видимо, опять кого-то “сопровождала”. И явно не бесплатно.

— Ты выглядишь, как будто тебя только что облизали, но не там, где надо, — первой заговорила Марго, поднимая бровь.

— Почти, — Камилла зевнула. — Облизали, обслюнявили, задышали мне в анус, но до мозга дело не дошло. Осталась дырка… эмоциональная.

— Что, снова фетишист без идеи? Или ты просто жрёшь слишком быстро?

— Не жру. Я классифицирую.

— Ага. Как на гастрономическом шоу: «Этот член имеет лёгкие нотки бессилия и послевкусие социальной фрустрации».

Камилла хмыкнула и провела пальцем по бокалу.

— У меня семь.

— Ты о чём?

— Семь мужчин. Семь фетишей. А хотела десять.

— Ах ты перфекционистка с мокрой пиздой, — рассмеялась Марго. — Как страшно не дотрахать план.

Пауза. Камилла смотрела в камеру, но будто сквозь неё.

— Я знаю, что это звучит глупо. Но... если не закрыть — оно гниёт внутри. Знаешь? Как письмо, которое не отправлено. Или член, который не встал.

Марго кивнула.

— Не глупо. Просто ты не о сексе думаешь. Ты — о структуре. О драматургии. Хочешь, чтобы каждый извращенец был актом, а не просто сценой.

— Ну так да. Я же не шлюха, я режиссёр.

— Тогда какого хрена остановилась на седьмом?

— Потому что восьмой был тупой. Девятый — агрессивный. А десятый даже не писал.

— Так выбери кого-нибудь. Любого. Пусть дрочит на твои колени. Главное — закрой программу.

Камилла стиснула зубы.

— Я не хочу просто галочку. Мне нужен фетиш, который дёрнет. Не тело. Не дырку. А точку. Одну. Чтобы вся сцена была про неё.

— Ах, как ты возбуждаешь всех мужиков фетишистов, — сказала Марго . — Ладно, подкину тебе парочку свеженьких. Есть нюхач волос. Есть аудиофил, который хочет слушать, как ты дышишь, но только на выдохе. Есть нарцисс.

Камилла закатила глаза:

— Это уже был.

Обе рассмеялись.

— Тогда знаешь что? — Марго сделала глоток кофе. — Сейчас подберу тебе что-то по-настоящему узкофокусное. Без прикосновений. С максимальным голодом.

— Спасибо, мама кастинга, — Камилла поправила халат. — У меня осталось одно место в спектакле. И оно должно быть особенным.

Пауза повисла в воздухе. Камилла сжала бёдра.

«Одно тело. Один фетиш. Одна ночь. Один шанс дрочить на меня так, чтобы я почувствовала не прикосновение, а идею.»

Часть 3 — Варианты

— Готова? — Марго достала планшет, словно колоду карт. — Только не перебивай. Ты просила что-то узкое, вот и не жалуйся, что там срезанные души.

Камилла закинула ногу на подушку, винтом.

— Жги.

— Первый. Обонятельный — фетиш на твой запах после бега. Просит, чтобы ты натёрлась, а потом села ему на лицо. Говорит, от запаха пота у него стояк железный.

— Пропускай. Бегать я не собираюсь. Даже ради дрочки.

— Второй. Фетишист на слюну. Хочет, чтобы ты сосала палец и капала на него, как кран, и всё это — не прикасаясь.

— Хм… красиво, но скучно. Я — не фильтр «капелька на губе».

— Третий. «Письменник боли». Просит, чтобы ты писала ему в чат, как ты трахаешься с другим, пока он дрочит и плачет.

— Нет. Пусть найдёт себе литератора.

— Четвёртый. Чулки. Опять. Снимать, надевать, нюхать, дрочить.

— Было. Много. Даже я устала от своих ног.

— Пятый... — Марго сделала паузу. — Вот это интересный экземпляр. Послушай:

«Я не касаюсь женщины. Я касаюсь груди. Мне не нужен оргазм — мне нужна форма. Я дрочу на ареолы. Я различаю соски по цвету, вкусу, запаху. Если бы грудь была религией — я бы стал её священником. Я не хочу трахать. Хочу смотреть, трогать, нюхать, дрочить. Только грудь. Больше ничего не существует.»

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Камилла замерла. Бокал завис на полпути к губам.

— Повтори последний кусок.

«Я не хочу трахать. Хочу смотреть, трогать, нюхать, дрочить. Только грудь. Больше ничего не существует.»

Молчание. Длинное. Только дыхание через нос. Камилла прижала ладонь к своей левой груди.

Сосок — тугой, как будто услышал своё имя.

— Интересно, — тихо сказала она. — Даже слишком.

— Грудь банальна, скажешь ты? — усмехнулась Марго. — Но в его подаче она — культ. Это уже не соски, это иконы.

— Он не просит трахнуть меня. Он просит доступ к фрагменту.

— Именно. Он хочет не женщину. Он хочет грудь как смысл.

Камилла провела пальцами по декольте.

— Я много раз показывала грудь. Её трогали, целовали, кусали, тянули. Но никто не приходил ради неё. Только ради неё.

— Этот придёт. С фокусом. С голодом. И с уважением.

— Он дрочит на молочные железы. Как биолог, только без очков.

— Ты выбрала?

Камилла ничего не ответила. Просто посмотрела в камеру.

Глаза блестели.

Часть 4 — Сомнение

— Слишком просто, — выдохнула Камилла, как будто отводя от себя мысль. — Соски, грудь, нюхать, трогать… Это звучит как реклама лифчика для дрочеров.

— Зато честно, — бросила Марго. — Он даже не пытается завуалировать желание под «интеллектуальное поклонение». Он прямо говорит:

я поклоняюсь соскам

.

— Но я боюсь, что мне будет скучно. Без игры. Без излома. Без маски. Просто грудь. Просто рот. Просто дрочка.

— Ты не обесцениваешь мужчину. Ты обесцениваешь себя. — Голос Марго стал серьёзнее. — Почему ты думаешь, что грудь — это “просто”?

Камилла замолчала.

Марго продолжила:

— Знаешь, почему мужчины любят грудь? Не потому, что она сексуальна. А потому что это первая точка их унижения. Они жрут с неё, плачут в неё, тянутся к ней всю жизнь. А когда женщина позволяет смотреть, нюхать, трогать — она возвращает мужчину в зависимость.

— Значит, я стану кормящей богиней?

— Нет. Ты станешь владельцем его младенчества. Он не будет тебя трахать — он будет в тебя возвращаться.

Камилла смотрела в потолок.

«А если он действительно дрочит на форму? А если он будет сидеть у кровати, пульсируя членом в такт моему дыханию? А если он лизнёт сосок — и расплачется, потому что не может остановиться?»

— Слушай, — вдруг сказала она, — а ты веришь, что он не коснётся больше ничего?

— Я верю, что если он сунется в трусы — ты сломаешь ему руку.

— Логично.

Неловкая пауза. Камилла всё ещё сомневалась.

Но пальцы уже лежали на груди. И сжимали. И играли.

Соски вызывали ток, будто знали, что стали главными героями.

— У меня был анус как трон, — пробормотала она. — Почему бы не сделать грудь как алтарь?

— Вот это девочка, — Марго подняла бокал кофе. — Грудь — это не банально. Грудь — это основа. Просто ты всё время искала край. А край — не всегда в дырке. Иногда он — в центре тела.

Камилла закрыла глаза.

“Я хочу, чтобы он смотрел на меня, как на икону. Чтобы слюна текла по подбородку. Чтобы он дрожал, боясь потерять сосок из поля зрения. Чтобы грудь стала смыслом.”

Часть 5 — Кульминация без касания

— Знаешь, — медленно начала Камилла, играя соском между пальцами, — я всегда думала, что грудь — это проходной пункт. Станция между поцелуем и проникновением.

— А он думает наоборот, — ответила Марго. — Грудь — это финал. Это его всё. Он дрочит не на секс с тобой, а на твоё тело как географию. И твоя грудь — его столица.

— Столица с двумя башнями, — усмехнулась Камилла. — И входом — только для паломников.

Она провела ногтями по коже, чуть царапая.

Соски напряглись.

Медленно наклонилась к экрану.

— А если я позволю ему? Просто сидеть рядом. Просто смотреть. Просто нюхать.

— То ты сделаешь из себя икону, — спокойно сказала Марго. — А из него — верующего.

— Мне нравится эта асимметрия. Я — неподвижна. Он — в дрожи. Я — цель. Он — вопрос.

— Вот и закрывай свой эксперимент этим кадром, Ками. Ты хотела смысл. Вот он: мужчина, который существует только в присутствии твоих сосков.

Камилла зажала грудь с обеих сторон, подняла, оценила в зеркале, как они выглядят в этом мягком вечернем свете.

Потом снова посмотрела на экран.

— Скажи честно. Ты бы выбрала его?

— Я бы выбрала его… в первый день. Но ты — умная сука. Ты на десерт оставила то, что едят с закрытыми глазами.

Они рассмеялись.

Звонок оборвался.

Осталась тишина.

И соски — напряжённые, горящие, словно уже почувствовали на себе дыхание чужого рта.

Камилла не дотрагивалась до себя. Но чувствовала: влага уже между ног. От слов. От концепции. От того, что завтра вечером

её грудь станет событием

.

Часть 6 — Принятие

Комната потонула в полумраке. На экране ноутбука — десятки анкет. Камилла прокручивала их лениво, с усталой брезгливостью. И лишь одна — горела. Та самая.

Фетиш: грудь. Только грудь. Без поцелуев. Без вагины. Без просьб. Только обоняние, наблюдение, дрочка и форма.

Она кликнула.

Анкета раскрылась, как интимный дневник.

*«Я не разделяю женщин. Я делю их на тех, чья грудь вызывает стояк, и тех, чья — уважение. У тебя — оба. Я различаю текстуру ареол по теням. Я мечтаю вдохнуть сосок, не тронув кожу губами. Я готов лизать воздух в сантиметре от твоей груди и кончить, если ты позволишь задержать взгляд.

Ты можешь молчать. Я сам слышу, как твоя грудь дышит.

Мне не нужен доступ к телу. Мне нужен доступ к культу.»*

Камилла провела пальцами по экрану. Медленно. Будто гладила сосок сквозь пиксели.

«Он не врёт. Он не фантазирует. Он верит. А я хочу, чтобы он верил в меня.»

Она раздвинула халат, посмотрела на свои груди.

Они будто откликнулись. Приподнялись. Застыли. Готовы к служению.

— Только ты, — прошептала она. — Только ты будешь последним.

Клик.

Кнопка:

Принять встречу

.

Кнопка:

Отправить сообщение

.

*«Я выбираю тебя. Завтра. В 22:00.

Ты придёшь — и не скажешь ни слова.

Моя грудь — твоя религия.

Ты можешь молиться.

Дрочить.

Но не прикасаться к телу.

Только грудь.

Только соски.

Только ночь.»*

Камилла нажала "Отправить".

Сверху — уведомление:

«Сообщение доставлено. Ответ не требуется.»

Она встала, пошла к зеркалу. Положила ладони на грудь. Вдох.

Соски напряглись. Влага снова заполнила промежность.

«Последний акт. Без члена. Без ануса. Без рта.

Только он. Только соски.

И я — как галерея власти.

Открыта на одну ночь.»

 

 

Глава 15 — Служитель груди

 

Часть 1 — Встреча и правило

Он вошёл в номер, как будто вступил в храм. Дверь закрылась за его спиной мягким щелчком, и воздух стал другим — густым, пропитанным кожей и лосьоном, звуком тела и ароматом грудных воспоминаний. Камилла стояла у окна, в полураспахнутом халате, как будто не ждала. Но ждала. Очень.

— Закрой за собой, — не поворачиваясь, сказала она.

Он послушно повернулся, защёлкнул замок.

Камилла медленно обернулась. Халат соскользнул с плеча. Левый сосок оголился, будто случайно, но именно настолько, чтобы его взгляд залип, как сперма на шелке.

— Есть одно правило, — её голос был тихим, властным. — Ты можешь говорить. Но только о моих сиськах. Ни одного слова о чём-то другом. Ни имени. Ни погоды. Ни мыслей.

Она подошла ближе. Раскрыла халат полностью. Грудь — тугая, налитая, соски — розовые, гордые, как будто знали, что будут центром вечера.

— Ты можешь говорить. Но только про них. Понял?

Он сглотнул.

— Да... Я... Господи… да.

— Начинай, — сказала Камилла, сев на край кровати и широко раздвинув колени. — Скажи им что-нибудь.

Он застыл. Потом сделал шаг. Потом ещё.

Сел на колени перед ней, будто перед алтарём. Глаза — только на груди.

— Я… я никогда не видел таких.

Голос дрожал. Он дрочил глазами.

— Они... они как дыхание, материализованное в плоть.

Он провёл рукой в воздухе — не касаясь, всего в сантиметре.

— Левая чуть выше. Она как командир. Правая мягче, но злее. Обе — совершенные.

Он глотнул воздух, зашипел.

— Ареолы как… как контур святого знамения. Чёрт, они смотрят на меня!

Камилла рассмеялась, сжала грудь снизу, чуть подняв.

— Продолжай. Ты только начал.

— Они вызывают стояк не потому, что ты голая. А потому что они... требуют. Они как приказ.

— Они что? — Камилла провела пальцем по соску.

— Они — как дверь в истину. Я… я бы уткнулся и молчал.

Он встал на колени ближе. Член упёрся в ткань штанов, явно мокрый.

— Разреши мне… говорить им. Не тебе. Им.

— Разрешаю, — сказала Камилла. — Но не трогай. Только слова.

Он наклонился ближе, дыхание ударилось в сосок.

— Ты — левый. Ты гордый, ты держишься ровно. Ты хочешь, чтобы тебя подчиняли, но не сразу.

Он перевёл взгляд.

— А ты, правая… Ты опасная. Ты хочешь быть облизана до боли. Твоя ареола уже звенит в моих венах.

Камилла провела ногтями по внутренней стороне бедра.

— Молодец. Продолжай.

— Они одинаково прекрасны… и в то же время дерутся между собой. Они требуют внимания. Требуют рта. Требуют веры.

Он дрочил взглядом. Губы дрожали. Слова выливались, как сперма без прикосновений.

Камилла чуть сжала грудь, соски напряглись, как будто впитывали похвалу.

— Скажи ещё, — приказала она. — Опиши их как будто ты пишешь завещание.

Он всхлипнул.

— В моём последнем письме — только они. Их вес, их запах. Их цвет в свете заката. Их форма — как прощение. Их вкус — я его не знаю, но представляю, как молоко греха.

Он дрожал.

Камилла наклонилась вперёд.

— Ты готов кончить, даже не касаясь?

Он только кивнул.

Член пульсировал под тканью. Грудь — дышала.

А воздух между ними — вибрировал от фетиша, от власти, от сосков, ставших богинями.

Часть 2 — Запах формы

Он встал на колени ближе. Медленно. Словно приближался не к женщине, а к святыне. Камилла сидела спокойно, ноги раскинуты, халат едва держался на плечах, грудь — выставлена как произведение. И он знал: смотреть можно. Нюхать — да. Касаться — никогда.

Он опустил голову, вдохнул. Резко, как будто хотел вдохнуть всё и сразу.

И замер.

— Орех… — пробормотал он. — Нет. Горький миндаль. И молекула молока. Солнце? Блядь… ты пахнешь, как утро на чужом теле.

Он подался ближе, носом почти дотрагиваясь.

— Я чувствую стыд. Да. Под левой грудью — он. Там, где складка кожи. Ты — пахнешь, как секс, которого не было. Но который снится.

Он дрожал, и голос срывался.

Камилла ничего не говорила. Только приподняла грудь пальцами, открывая сосок больше, выставляя его — как вызов.

Он зашептал:

— Слева — вкуснее. Как будто ты согревала его в ладонях перед встречей.

Вдох.

— Справа — будто только что целовали.

Вдох.

— У тебя соски не просто точки. Это врата. Они пахнут, как сны подростка. Как воспоминания взрослого. Как то, что ты никогда не получишь — но будешь всю жизнь дрочить.

Он втягивал воздух, как наркоман.

И вдруг… замер. Застыл.

Глаза закатились, тело вздрогнуло.

— Ааа… — тихий стон, и сперма хлынула в штаны.

Он не касался себя. Только дышал. Только говорил. Только смотрел.

Оргазм — чистый, от фетиша.

Он дрожал. Сокрушённый, униженный.

Камилла усмехнулась.

— Ты уже грязный. А даже не прикоснулся.

Она раздвинула грудь, провела ногтем между ними.

— Вдохни ещё. Сейчас ты пахнешь позором.

Он, задыхаясь, снова втянул носом.

— Ты не женщина. Ты ингалятор похоти.

— И что ты чувствуешь теперь?

— Что если я умру — я хочу, чтобы мой последний запах был твой сосок.

Он уткнулся лбом в её грудь, не касаясь, но словно присягая.

А Камилла…

Медленно наклонилась и шепнула:

— Второй раз ты кончишь, облизывая. Но только один сосок. И только после слов.

Часть 3

Камилла откинулась назад, поставив ноги шире. Колени — как рамы картины, в центре которой грудь: идеальная, твёрдая, злая в своей красоте. Она слегка приподняла левую рукой, а правую сосредоточила между ног, скользнув пальцами вниз — под пушистый край халата, туда, где было уже горячо и липко. Она не торопилась. Клитор вспыхнул от первого касания, как будто тоже слушал.

— По одному соску, — скомандовала она. — И за каждый скажи, за что бы ты молился, если бы он был богом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он дрожал, на коленях, весь в напряжении. Подполз ближе, медленно, как паломник к святыне.

— Левая… — прошептал он, почти касаясь губами. — Я бы молился за мягкость. За ту, что не требует. За нежность без условий. Ты — как утро, в котором не надо говорить.

Он провёл языком по кругу, осторожно, будто писал молитву прямо на ареоле. Камилла тихо застонала. Пальцы между ног заскользили быстрее, по кругу, по ритму его языка. Каждый круг на соске отзывался внизу — пульсацией, влагой, жаром.

— Правая… — он повернулся к другому, облизывая уже смелее. — За вкус соли. За гнев, который можно лизать. За силу, которая ломает не тело — дух.

Она впивалась пальцами в клитор, уже не нежно. Два пальца — указательный и средний — двигались с напором, быстро, с размажем, как будто она пыталась догнать его язык. Другой рукой она сжимала грудь, подавая сосок прямо ему в рот.

Он сосал, облизывал, шептал:

— Левая… — снова туда. — За утешение. За мамино тепло, от которого хочется плакать. За ночи, где ты — всё, что нужно.

— Правая… — и обратно. — За оргазмы. За боль в яйцах. За то, что ты как пуля — входит, и не оставляет живого.

Камилла кончала. Медленно. Без резких стонов. Только дыхание — как ветер в ушах перед потерей сознания. Её пальцы тряслись, влагалище сжималось, клитор будто бился об них. И в то же время — она продолжала слушать. Его. Его шёпот. Его мольбы. Его слова, как капли спермы на молитвеннике.

Он облизывал левый сосок, как котёнок блюдце с тёплым молоком. Слюна текла по её груди, а он продолжал:

— За то, что ты выбрала меня. За то, что я — ничто, а ты — всё. Сосок… ты — мой рай.

Камилла вскрикнула, коротко. Всхлипнула. Оргазм прокатился волной. Тело изогнулось, пальцы остались прижатыми к клитору, будто хотели придавить удовольствие, чтобы оно не убежало.

Он оторвался от соска, весь в её запахе и слюне.

Она посмотрела на него снизу вверх. И сказала тихо:

— Ты не просто лизал.

Ты молился.

И был услышан.

Часть 4 — Межгрудный трах

Он опустился в кресло тяжело, будто на колени рухнул, а не на мягкую ткань. Ноги раскинул, спина выгнулась, член встал в полный рост, блестящий от возбуждения, как будто уже сам готов был выстрелить. Камилла медленно подошла и встала на колени, не отводя от него взгляда. Она провела рукой по своей груди, сжала её — туго, снизу, приподняв, чтобы соски смотрели вверх, как прицел. Затем придвинулась ближе, так, чтобы его член оказался между двух её холмов. Тепло её кожи, напряжение, плотность — он только зашипел, запрокинул голову назад и сжал подлокотники кресла, как будто не справлялся с собой.

— Я сожму их. Но ты будешь трахать только, если говоришь имена. И только им. Не мне, — её голос был ледяным, как нож по позвоночнику, но губы — тёплые, влажные, почти жалеющие.

Он застонал, толкнулся вверх, и член нырнул в ложбинку между её грудей. Камилла прижала их сильнее, соски уткнулись друг в друга, а головка плотной плоти заскользила внизу, вверх, оставляя след спермы, смазки, безумия. Движения были медленные — сначала — будто они оба пробуют ритм, учатся новому дыханию. Его глаза были прикованы к её груди, к тому, как она сжимала, двигала, направляла. Она следила за ним, смотрела, как он начинает терять контроль.

— Левая — Грех, — прошипел он сквозь стиснутые зубы, — потому что в ней всё запрещённое.

— А правая… Спасение. Потому что если не в неё — то смерть.

Камилла чуть приподняла грудь вверх, и член ткнулся в её подбородок. Она наклонилась, провела языком по головке — не чтобы сосать, а чтобы собрать каплю. Потом сжала снова. Движения стали ритмичнее. Грудь хлопала по его паху, как священное масло по алтарю. Он тяжело дышал, лепетал дальше:

— Левая… наказывает. Правая… лечит. Левая… жгёт. Правая — молчит. Левая — приказывает. Правая — втирается в душу.

Камилла чувствовала, как её собственное тело реагирует. Клитор горел, внизу было мокро, и грудь казалась отдельным существом — живой плотью, жаждущей поклонения. Она терлась сосками о его живот, сжимала грудь, придавая члену всё больше трения. Она знала: он на грани. И дожала.

— Теперь, — прошептала. — Кончи. Только на грудь. Только на них. Смотри в них, как в зеркало последнего дня.

Он вздрогнул. Словно сдулся и взорвался одновременно. Первая струя спермы брызнула прямо на её горло, вторая — ударила в ключицу, третья — стекла по ложбинке, растекаясь по коже. Камилла чуть приоткрыла рот, позволив капле попасть ей на язык. Она не моргнула. Не отстранилась. Лишь посмотрела на него — снизу вверх — и провела соском по шее, собирая сперму, как мазью покрывая себя.

— Скажи им спасибо, — приказала она, снова сжимая грудь, размазывая сперму по соскам.

Он заплакал. Настояще. Мокрые глаза, всхлипы. И прохрипел:

— Спасибо, Грех. Спасибо, Спасение. Спасибо за всё, что я теперь не забуду никогда.

Камилла усмехнулась и дала последний толчок грудью — как будто поставила печать. На нём. На его памяти. На его члене.

Часть 5 — Колени и последнее слово

Он опустился на колени с хриплым выдохом, будто выбросил из себя всё, кроме желания быть ближе. Камилла стояла перед ним, высокая, сильная, обнажённая, с грудью, на которой ещё секунду назад пульсировал его оргазм. Остатки спермы медленно стекали по ложбинке, блестели на сосках. Но прежде чем он успел что-то сделать, Камилла взяла полотенце с кресла, спокойно и медленно вытерла грудь — каждую складку, каждый изгиб, будто снимала с себя следы прошлой власти, чтобы дать ему новую. Она выжала ткань в руке, отбросила на пол и посмотрела на него сверху вниз. Соски вновь стали центром — чистые, напряжённые, готовые слушать.

— Благодари, — сказала она. — Не меня. Только их. И только теми словами, которые ты бы произнёс, если бы это был последний вечер с грудью.

Он чуть подался вперёд, дыхание сбилось, но голос звучал удивительно ровно — как будто он репетировал эту речь всю жизнь.

— Спасибо вам, левая и правая. За то, что впустили меня не в тело, а глубже. Вы не просто грудь. Вы — желание, превращённое в форму. Ваша плотность — как тиски удовольствия. Ваша упругость — как точка опоры для всего, что дрожит внутри меня.

Он медленно провёл пальцами по воздухе, не касаясь — словно повторяя всё, что только что чувствовал. Камилла стояла спокойно, будто наслаждалась тем, как он превращает грудь в культ.

— Левая… ты мягкая, но уверенная. Ты принимала меня, как будто знала, где мне лучше всего. Спасибо за тепло, за тяжесть, за то, что держала мой член крепче, чем любая ладонь.

Он перевёл взгляд на правую, голос стал ниже.

— А ты… дерзкая. Ты — провокация. Ты как пощёчина страсти. Твоя форма довела меня до предела, твой сосок стоял, как командир. Спасибо тебе за то, что ты была не просто участницей — ты вела.

Он замолчал. Смотрел в её грудь, будто она могла заговорить в ответ. Камилла подошла ближе, наклонилась и погладила его волосы. Несколько секунд — ни слов, ни движения, только дыхание между ними.

— Ты умеешь говорить, — прошептала она. — И, может быть… однажды я разрешу тебе не только быть

между

… но и

внутри

.

Он застонал тихо, почти болезненно. А её соски напряглись от её собственных слов.

Часть 6 — SEX-CARD

Локация:

частный отель, номер с тёплым светом, кресло у окна, свечи, густой аромат лосьона и спермы. Кровать осталась нетронутой. Всё случилось на полу и в воздухе между телами.

Фетиш:

грудное обожествление, словесное поклонение, межгрудный секс, поцелуи сосков как форма благодарности

Оргазмы:

— У него: два

• первый — от вдыхания и слов

• второй — при межгрудном фрикционном движении

— У неё: один

• от ласки сосков, облизывания и речи

Мысли Камиллы:

Он не трогал меня руками. Он трогал словами. Каждая фраза, как язык — сначала осторожный, потом влажный, потом дрожащий. Грудь стала не частью тела, а центром притяжения, местом силы. Он не смотрел в глаза — он смотрел в соски, и это было честнее любого признания. Я впервые поняла, как можно управлять мужчиной, не раздвигая ноги. Только приподняв грудь. Только вдохнув и сказав: «Говори». И он говорил. И я слушала. И оба — были внутри друг друга. Без проникновения. Но глубже, чем обычно.

 

 

Эпилог — Возвращение на борт

 

Утро было чистым и прохладным. Камилла стояла у открытого окна, прижав к губам чашку чёрного кофе. Вокруг — запах свежей простыни, тела и уходящего возбуждения. Её чемодан уже был собран, на кровати лежала аккуратно сложенная форма стюардессы: белоснежная рубашка, юбка, пилотка, шелковый платок. Казалось, этот наряд был из другого мира — строгость, границы, правила. И всё же… она соскучилась. По взлётам. По взглядам пассажиров. По чувству, что ты принадлежишь не городу, а воздуху.

В телефоне — новое сообщение от Марго. Короткое, как и всегда:

«Ты — сумасшедшая. Но, чёрт, как же ты настоящая. Спасибо за все. Париж теперь пахнет твоими записями.»

Камилла улыбнулась, приложила пальцы к губам, будто отвечала молча. Эта поездка стала чем-то большим, чем просто сексуальное путешествие. Она словно раздвинула не только ноги, но и собственные представления о себе. Здесь, во Франции, она позволила себе быть ведомой. Не играть роль, не доминировать, не вести мужчину за собой… а подчиниться. Почувствовать, что сила — не всегда в контроле, иногда она в уязвимости, в теле, которое не боится быть использованным, раскрытым, поставленным на колени.

Она вспоминала вкус кляпа, холод поводка, горячие восковые капли. Но больше всего — его голос. Тот, кто говорил с её грудью, как с божеством. Он не тронул её — и при этом вошёл так глубоко, что Камилла до сих пор ощущала напряжение в сосках. И это было ново. Опасно. Возбуждающе.

Она медленно надела форму: сначала белую сорочку, застегнула её до верхней пуговицы. Затем — строгую юбку, чулки, каблуки. Пилотка — последней. Причесалась, сделала макияж. В зеркале — снова была та, кого все знали: стюардесса, уверенная, вежливая, чуть холодная. Но внутри неё бурлило совсем другое.

Аэропорт встретил её привычной суетой: чемоданы, табло, запах кофе и людей, мечтающих улететь. Камилла вошла на борт, как всегда первой. Приветствие с экипажем, лёгкая проверка, улыбка капитану. И вот — двери закрываются. Самолёт начинает разгон по полосе.

Она стоит в проходе, держась за ручку кресла, чувствует, как металл под её ладонью начинает дрожать. В этот момент — каждый раз — она чувствует себя частью неба.

Париж остался позади. Но Франция осталась внутри.

Когда колёса оторвались от земли, Камилла закрыла глаза на секунду. В голове вспыхнули кадры: плётка. зеркало. грудь. голос. сперма. смех. записки. и взгляд — тот, от которого хотелось быть не просто женщиной, а телом, которое помнят.

Москва будет другой. Она вернётся не той, что улетала. Потому что Камилла, наконец, позволила себе не играть роль… а почувствовать её на себе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Конец

Оцените рассказ «Исповедь стюардессы: книга 4. Амстердам без правил»

📥 скачать как: txt  fb2  epub    или    распечатать
Оставляйте комментарии - мы платим за них!

Комментариев пока нет - добавьте первый!

Добавить новый комментарий


Наш ИИ советует

Вам необходимо авторизоваться, чтобы наш ИИ начал советовать подходящие произведения, которые обязательно вам понравятся.

Читайте также
  • 📅 02.07.2025
  • 📝 156.6k
  • 👁️ 1
  • 👍 0.00
  • 💬 0
  • 👨🏻‍💻 Милена Блэр

Глава 1 — Съёмка Съёмка Часть 1 — Просто фотосессия Это было обещание Камиллы самой себе. Не пост для соцсетей. Не подарок мужчине. Не игра в эротическую смелость. А чистое, внутреннее «хочу». Фотосессия в белье — не потому, что кто-то должен её увидеть. А потому что она давно хотела увидеть себя сама. Она выбрала день без рейсов. Между полётами. Москва. Минус пять, снежная каша на тротуарах. Камилла шла в студию, как на исповедь. Под пуховиком — удобный свитер, джинсы, термобельё. На плечах — запах до...

читать целиком
  • 📅 23.06.2025
  • 📝 223.7k
  • 👁️ 3
  • 👍 0.00
  • 💬 0
  • 👨🏻‍💻 Милена Блэр

Пролог Она мастурбировала в парке. Под пальто — голое тело Понедельник начался не с кофе. А с командой в sms: «Раздвинь ноги. Коснись себя. Пусть кто-то увидит». И она пошла. Без трусиков. Без страхов. С мыслью, от которой текло между бёдер: «Я сделаю это. Там. Где могут увидеть.» Вечерний город жил своей жизнью —собаки, влюблённые, просто прохожие. А она сидела на зеленой траве. Пальто распахнуто. Пальцы между ног. Влажность — не от росы. Возбуждение — не от фантазий. Это было реальней, чем свет фонар...

читать целиком
  • 📅 27.06.2025
  • 📝 137.1k
  • 👁️ 0
  • 👍 0.00
  • 💬 0
  • 👨🏻‍💻 Милена Блэр

Глава 1 — Прямо на взлёте Часть 1 — Сигнал Камилла влетела в самолётный туалет, захлопнула дверь и тут же сорвала с волос тугую резинку. Волосы распались на плечи, обнажив шею. Она посмотрела на своё отражение — распутная, голодная, красивая до наглости. Белая блузка была расстёгнута на одну пуговицу больше нормы, лифчик под ней едва сдерживал тяжёлую грудь. Юбка обтягивала бёдра, словно вторая кожа, подчёркивая каждое изгибистое движение. На ногах — бежевые чулки с кружевной резинкой и каблуки, от кот...

читать целиком
  • 📅 07.07.2025
  • 📝 142.7k
  • 👁️ 1
  • 👍 0.00
  • 💬 0
  • 👨🏻‍💻 Милена Блэр

Пролог — Полёт во Францию Во время взлёта Камилла впервые за долгое время не держала в руках сценарий. Ни маски учительницы, ни тугой юбки переводчицы, ни плана на случайный трах с незнакомцем в бизнес-зале. Она сидела у окна, в форме стюардессы, но не на смене — просто пассажирка. Впервые за несколько лет — в отпуске. Без каблуков. Без запаха возбуждения на запястьях. Без привычной власти в глазах. Сколько мужчин она заставила стонать? Сколько унижала, облизывала, приказывала — и всё это ради иллюзии ...

читать целиком
  • 📅 14.06.2025
  • 📝 305.3k
  • 👁️ 18
  • 👍 0.00
  • 💬 0
  • 👨🏻‍💻 Милена Блэр

Глава 1: Контракт Часть 1: Обычный день Вики Она проснулась так, как будто никогда и не спала. Без резкого вдоха, без потягиваний — просто открыла глаза и вернулась в контроль. Мягкие простыни сдвинулись с её бёдер, когда она плавно села на край кровати. Тишина была абсолютной, как в хорошей гостинице. И вся квартира дышала этим холодным совершенством — идеально расставленные предметы, матовый блеск стеклянных поверхностей, аромат свежести без попытки быть тёплым. Вика не любила уют. Уют — для тех, кто...

читать целиком