Прокатись на нашей карусели

Ясное небо, усыпанное золотыми песчинками звезд, куполом нависло над городом, подобное длинным и сверкающим черным волосам, что струятся воздушными потоками с круглой головки Луны на землю.

Лунный лик особенно ярок. Она одаривает своим сиянием ночной мир, побеждая мглу своим призрачным светом, который сливаясь с городскими огнями, становится почти ощутимым.

Её не волновало, как он это сделал, но карусель, с бегущими по кругу лошадклошадкми в опустевшем парке развлечений, крутилась.

Лунный свет, падая на окрашенные белой краской тела лошадей, оживлял их. Они бежали друг за другом, преодолевая невидимые препятствия. Их белая шерсть лоснилась и сияла, густые хвосты и гривы развевались на ветру. Если прислушаться, то можно было услышать их радостное ржание и детский смех, который являлся неотъемлемой частью атмосферы этого места.

Он открыл калитку металлического ограждения и протянул ей руку. Она поднялась по деревянным ступеням (всего их было около четырех) вверх и зашла на деревянный помост. Карусель остановилась. Лошадки выстроились в ряд, ожидая какую из них они выберут.

Он закрыл калитку и встал рядом с ней. Более серьезно, чем того требовала ситуация, она выбирала лошадь. Окинув всех взглядом (для этого ей даже пришлось обойти карусель по кругу), она выбрала из ряда идеальных лошадок одну - не идеальную.

У выбранной ею лошади была небольшая трещина на красочном покрытии. Этим она и показалась ей уникальной. Она указала на нее. Он кивнул и подошел к выбранной ею лошади.

Забрался в седло. Лошадка опустилась немного вниз и, сделав “шаг вперед”, остановилась. Она забралась к нему на колени, повернувшись к нему лицом. Движение карусели возобновилось.

Купол аттракциона напоминал крышу башни. Луна освещала все вокруг, но они, оставаясь в тени, наблюдали за тем, как растекаются лужицы лунного света по деревянным доскам и прутам металлического ограждения. Они этого не видели, но красно-белая крыша карусели наподобие перевернутого блюдца, покрывалась лунным светом, как сахарным сиропом, который медленно стекая с остроконечной крыши, падал на пол, растекаясь упомянутыми ранее лужицами.

При движении карусель издавала легкий скрип, который создавал впечатление ее антикварности. Будто бы ее привел в действие не механизм ею управляющий, а странствующий волшебник, который пожелал оживить деревянных лошадок, чтобы те хотя бы раз смогли сами пробежаться по кругу, оставляя за собою эхо цокота копыт и счастливого ржания.

Лошади необходимо находиться в постоянном движении, хоть она и деревянная. Тем более на одной из них было два седока.

Она положила руки ему на поясницу. Поверх футболки, ближе к крестцу. Его руки легли точно также на ее спину. Лошади бежали, играла музыка, словно вся эта конструкция находилась в музыкальной шкатулке и, вот, ее обладательница завела ее и любуется.

Это великанша показалась им огромнейших размеров. Шкатулка казалась крохотной у нее на ладони, а ее огромные голубые глаза неотрывно наблюдали за ними, как за муравьями на муравьиной ферме.

Их губы соприкоснулись. Прохладный воздух ласкал их своими многочисленными руками.

Первый поцелуй - легкий и несмелый. Подобный дегустации нового вина. И не важно, что эта бутылка открывается уже в тысячный раз, букет и аромат все время разный.

Инстинктивно они закрыли глаза, позволяя теплу разливаться по телу. Их бокалы были наполнены солнечными лучами, охлаждающимися ледяными кубиками лунного света.

“Как в первый раз”.- Прошептала она, немного отстранившись.

На него тут же накатили воспоминания. Эта фраза означала, что между ними ничего не изменилось. Они, продолжая находиться на пике своей чувственности, не утратили способности проживать это раз за разом так, словно это случилось с ними впервые.

Завод гигантской музыкальной шкатулки был бесконечен. Второй поцелуй более глубокий, но все еще легкий. Он длился дольше. А кончики их пальцев, скрылись под тканью, позволив себе коснуться обнаженной кожи поясницы. После туда легли их ладони. Одна совсем низко, другая чуть выше.

Горячая кожа, не раскаленная до красна, как угли в камине, но и не едва теплая, как зола, согревала ладони. Тепло плавно скользило по теплу, соединяясь в нечто более ощутимое.

Движения их рук не были невесомыми, они проникали в самую глубь тканей, расслабляя уставшие мышцы, даря ощущение легкости в теле, которое медленно нагревалось.

Концентрируясь внизу живота, тепло стекало ниже по бедрам к самым кончикам пальцев. Тело пульсировало. Пульсация окрасила кожу легким румянцем, таким, какой бывает когда заходишь с мороза в теплое помещение.

Вечерняя прохлада стала более ощутимой, касаясь разгоряченных тел своими холодными пальцами, воздух заставлял их вздрагивать.

По мере того как ладони их скользили выше по спине, ткань футболок поднималась, обнажая спину. Они остановились на уровне лопаток.

Их словно примагничивало друг другу в этом поцелуе и эти суперсильные магниты невозможно было разъединить.

Она сняла с него футболку и бросила на пол. Черная ткань превратилась в нечто подобное живому сгустку темной материи.

Ее руки легли на его плечи. Лошадки плавно опускались вниз и поднимались вверх, создавая ощущение бега. Они скакали в никуда, заставляя ее обнаженную грудь слегка подпрыгивать. Маечка была где-то на уровне ключиц, но из-за свободного кроя постоянно сползала вниз, закрывая собой высокую полную грудь, но движение его рук поднимали ее снова.

Их разделяли лишь пара сантиметров. Дыхание, глубокое и частое, создавало ощущение избытка кислорода, что вызывало легкое головокружение.

Его ладонь скользнула по шее и легла на затылок, скрывшись под копной длинных густых волос.

Каждое касание, как глоток виски, ложилось на язык, стекало к горлу, согревая его, после согревало грудь и живот, рождая ощущение того, что тепло течет по телу.

А лошади бежали. Вверх-вниз, вверх вниз, заставляя их разгоряченную плоть, соприкасаться друг с другом.

А губы продолжали свой откровенный танец. Она обвела кончиком языка контур его губ, подтолкнула верхнюю губу, коснулась кончика его языка.

Их тела наливались, как зрелые плоды наполненные ароматным соком, обращаясь в одно большое сердце, которое ускорило свой темп.

Изредка лунный свет падал на их лица. Тонкие веки слегка дрожали, под глазами лежали тени вееров густых ресниц.

Широко открытые рты, были подобны тоннелям, сквозь которые, подталкиваемые движениями языков, их бесстыдным прикосновениям к самым чувствительным участкам полости рта, передавались ощущения, которые зарядами электричества отдавались в телах.

Он снял с нее маечку. Хотелось быть ближе, как бы жарко и мучительно напряженно это не было. Поцелуи были настолько глубокими, что терялась грань между тем, что чувствовали губы, десны, зубы и небо и тем, что ощущалось намного ниже, в местах концентрации наших низменных желаний.

Его руки снова соскользнули на ее поясницу, а ее руки скрылись под его джинсами, обнаружив там свой любимый антистресс. Его руки легли на ее бедра.

Языки продолжали свою борьбу, то проникая, то выталкивая друг друга, то переплетаясь. Алые набухшие губы, напоминающие лепестки роз слегка тронутые ветром.

Приподняв ее слегка, он подвинул ее к себе ближе. Ее пальцы ловко расправились с молнией. Положив ладони на круп лошади, он слегка отклонился назад. Феерия в полости рта даже и не думала прекращаться.

А дальше их поглотила глубина. Лошадки бежали по кругу. Медленно поднимаясь и опускаясь. Ее короткая юбочка была собрана на талии. Отведенная ткань трусиков выглядела еле заметной темной полоской.

Ее налившаяся грудь касалась его груди, бедра касались его бедер. Языки продолжали странный танец, вторя плоти, а карусель бежала по кругу. И, казалось, этому не будет конца.