Заголовок
Текст сообщения
Глава девятнадцатая
День понедельника Андрей Данилов начал мучаясь похмельем и страшной мигренью – голова раскалывалась так, словно её «терзали» калёным железом. Проснулся он где-то во второй половине дня с полным отсутствием мыслей в голове и невозможностью что-либо соображать, как то, нередко случалось с ним после таких вот «гулянок», коими он побаловал себя накануне. Очнувшись всё в той же куртке и с одним ботинком на правой ноге, при этом лежал он поперёк кровати лицом вниз, Данилов, похрюкивая, оторвал тяжёлую голову от мягкого покрывала, повернул её в направлении двери и в таком виде замер, пытаясь сообразить – где он, что с ним, и кто он. Это далось ему не сразу – память пока ещё не давала о себе знать. Когда он пришёл в себя, отойдя ото сна – мысли постепенно возвращались к нему, восстанавливая и память, но частично. Он «увидел» себя в просторной комнате, лежавшим поперёк кровати, где напротив – высилось большое зеркало, возле которого спиной к нему стоял плотного телосложения человек, причём стоял – опираясь ладонями о зеркало. А может, это была очередная галлюцинация, коим он был подвержен. Далее, он увидел камин: на нём стоял выкрашенный в синий цвет ящик, наподобие почтового, с электронным адресом: . Слева от ящика возвышалась рамка с фотографией молоденькой девушки; длинные тёмные волосы – одна прядь ниспадала на лицо, вторая лежала за спиной – выделялись на фоне хорошо очерченной линии бровей и больших карих глаз; широкий нос, тонкие губы застывшие в полуулыбке, отчего щёчки казались кругленькими – дополняли образ, сочетаясь с круглым подбородком и длинной шеей. Если присмотреться, можно было увидеть заметные покраснения на лице – то ли от загара, то ли от прыщиков, характерных для подростков. На вид ей было не больше семнадцати лет. Данилов, продолжая лежать на животе отвернув голову в сторону – тупым, ничего не видящим взглядом всматривался в фото, стараясь вспомнить, где он видел изображённую на нём девушку, но, как ни старался, не мог припомнить ничего мало-мальски с ней связанного. Чтобы не мучить себя пустыми воспоминаниями, он перевёл взгляд на стол, что находился слева от него. Помимо разбросанных бумаг, на столе лежали остатки вчерашнего ужина и куча пустых бутылок. Подняв глаза кверху, он увидел на потолке человека – согнутого дугой – телосложением он напоминал того, что прилепился к зеркалу. Пошарив глазами вокруг да около, чувствуя режущую боль в зрачках, и тупую – в голове, он снова упал лицом на покрывало. Сон вновь овладел им. Окунувшись в бездонный мрак сновидений, как алая заря – вошедших в его сознание, он увидел: девушку с копной длинных каштановых волос струящихся по плечам, сидевшую на скамейке где-то в парке, сосредоточенным взглядом смотревшую в книгу; за ней его сознание выхватило просторный зал со множеством людей в нарядах минувших эпох, среди них он увидел себя – танцующим на столе с молодой женщиной одетой в восточном стиле, блеск драгоценностей, которыми она была увешана с ног до головы – ослеплял; за этой сценой последовала другая: тот же зал, где кучка людей подвешенных как марионетки невидимыми нитями выделывали телами акробатические трюки, а над ними возвышалась огромного роста женщина с длинными волосами и зловещей улыбкой на белом, как могильная плита лице, – она дёргала за ниточки, чем и приводила марионеток в движение; её впалые глаза сверкали огненным блеском, а из полуоткрытого рта сочилась кровь… И снова он увидел себя в окружении странного вида женщин. Они что-то говорили, перебивая друг друга. Расталкивая их, он пытается вырваться из этого зловещего круга, и когда ему это удаётся – выбегает в какой-то тонущий в полутьме коридор, бежит к двери, дёргает за ручку, и… перед ним встаёт выложенная красным кирпичом стена – дверь замурована. Он оглядывается и видит человека, на нём очки в роговой оправе – он сидит за столом окружённый белым пространством. Вот свет гаснет, – появляется невысокого роста человек в костюме похожем на одеяние священника – его чёрные как смоль волосы зачёсаны назад и сверкают, впалые щёки, большие остекленевшие глаза как у сумасшедшего, в руках чёрный дипломат. Человек что-то говорит, но его голос не слышен, потому что он тонет в гуле других голосов, перебивающих друг друга: «Какой интересный сюжет! Карлос, вы гений…» «…и я так и останусь вашей немой тенью, следующей вашими божественными стопами…» «Ты меня не знаешь, но я прочитала почти все твои произведения. Анонимно. Только один раз сделала это под своим именем. Прости за дерзость, но я хочу тебя!.. » «Отфотошопили… А известно ли вам, что её уже нет в живых…» Эти голоса, как будто ему были не знакомы, но вот один он узнал: «Я сразу поняла, что вы влипли, точно так же, как и я этим летом…» В дверь постучали, но он не проснулся. Раздался голос коридорного: «Господин Данилов, вы здесь? Не хотите перекусить немного? » Лежавший на кровати не ответил – этот голос в его сне перекликался с другими.
Проснулся он только утром следующего дня – где-то в начале двенадцатого. Сон, в котором он пребывал почти сутки – предал ему сил, и вернул память – она ещё как младенец была уязвима, но постепенно восстанавливалась. Медленно съехав на пол, Данилов нащупал рукой валявшийся под кроватью ботинок, надел его, как очумелый бросился в туалет – справил малую нужду, умылся, прошёл к столу на котором стоял «богато» сервированный завтрак: кофейник, чашечка с блюдцем, десертная ложечка в сахарнице, крынка с молоком – это из находившихся на подносе приборов, а сам завтрак состоял из яичницы с беконом, жареных колбасок, ржаного хлеба, булочек, сливочного масла, бутылки минеральной воды и бокала красного вина, который Данилов тут же на месте и влил в скребущую крысиной сухостью пасть. Горячая жидкость приятно обожгла горло и потекла в пустое нутро, не видевшее пищи почти сутки. Сев на край стола, зачерпывая руками яичницу, отщипывая хлеб, прихватывая колбаски и всё это поочерёдно запихивая в рот, он, громко причмокивая, принялся оглядывать помещение. Вкусный и питательный завтрак вернул ему сил и поднял настроение, а наконец-то увиденная им фотография девушки, что стояла в рамке на каминной полке рядом с почтовым ящиком – заставила дёрнуться и, ноги, словно сами понесли его – он подбежал к рамке, схватил её и внимательно всмотрелся в изображение. Оглядывая овал лица, тёмные волосы (чёрт знает какого цвета), ещё не знавшие туши брови, грустные глаза, курносый носик, тронутые застенчивой улыбкой губы, круглый подбородок, длинную шею, сокрытую прядью волос, и эти покраснения на коже, похожие на прыщики, – он вспоминал, и мысль снова заработала силой мчащегося в небесной выси авиалайнера – прорезающего небеса – где-то он её уже видел. И случилось это не четыре дня назад, внизу в гостиной, когда это место было хрустальным дворцом – это произошло много раньше, к тому же, девушка с фотографии была не Вера – это он мог сказать с уверенностью. Если только она не сделала пластическую операцию. Эту мысль, оцарапавшую его сознание, сменила другая: откуда появилась здесь эта фотография. Поставив её на место, он вернулся к столу, налил кофе, сделал глоток, пошарил по карманам в поисках сигарет и новых рецензий, но ни того, ни другого не обнаружил. Зато сигареты он нашёл на столе. Они валялись в разнобой среди пустой тары. Взяв одну – прикурил, глубоко затянулся, при этом, не забыв глянуть на потолок – нет ли наверху поэта Кулешова. Не застав его на привычном месте, Данилов слез со стола и двинулся к двери, ещё раз глянув на фото.
Спустившись по лестнице, держа руки в карманах, и дыми сигаретой, он пересёк холл и вышел на шоссе. Теперь его не удивило, что холл, не имея дверей, сразу же открывал вид на тянувшуюся вдаль магистраль. Было солнечно и тепло, всюду сновали пешеходы, нескончаемым потоком в оба конца тянулась вереница дорогих иномарок, иногда проезжали даже коляски запряжённые лошадьми.
Шествуя мимо всей этой кутерьмы, с беззаботным видом человека, не знающего в жизни трудностей, он вышел на набережную канала, которая находилась в нижней части города. Больше всего на свете (помимо телесных удовольствий), он любил гулять по берегу, дышать прибрежным воздухом, слушать шум набегающих волн, крики чаек и… кормить уток. Вот и сейчас, стоя за парапетом, он бросал в воду оставшийся от завтрака хлеб, наблюдая, как смешно утки тыкались мордой вниз, ловя крошки. Он же в свою очередь ловил обрывки доносившихся до него фраз – людей, что проходили мимо – оглядывавших его, кто с интересом, а кто и с опаской. Когда хлеб кончился, он повернулся лицом к шоссе, облокотившись спиной о перила, и принялся наблюдать за всем, что происходило вокруг него. Он надеялся вырвать среди пёстрого водоворота открывшегося перед ним городского пейзажа знакомый образ – девушки с пышными светлыми волосами, миниатюрным личиком и длинной шеей, на которой сверкало бы дорогое ожерелье на фоне серьёзного с оттенком грусти взгляда. Но вместо этого его внимательный взгляд выхватил девушку с копной длинных каштановых волос струящихся по плечам, сидевшую на скамейке в парке, что раскинулся слева от него; её глаза скрытые за очками в роговой оправе блуждали по страницам книги в мягкой обложке. На вид ей было около двадцати пяти лет, он сразу отметил, что на выставке её не было, а может, он просто не заметил её. Неожиданно, его кольнула мысль, подойти к ней и познакомиться («четвёртый день без пихалова»), и он уже оторвал спину от перил и сделал шаг в сторону парка, когда услышал шум мотора ехавшей вдалеке машины. Повернув голову, Данилов заметил мчавшийся на противоположном берегу чёрный мерседес с затемнёнными окнами. Сделав полукруг, мерседес остановился возле двухэтажного торгового центра, что расположился справа от канала. Он замер в ожидании, будучи уверенным, что это Вера приехала прошвырнуться по магазинам. Вот дверца со стороны водителя открылась, показался высокий представительного вида мужчина в тёмном костюме. И словно по волшебному мановению распахнулась другая дверца мерседеса, из неё выскользнула узкая ножка, за ней последовало тонкое колено, и вот из машины вышла девушка в цветастом платье расшитом всевозможными узорами, подпоясанном в талии тонким ремешком. Её светлые волосы, как и просторное платье, развевал тёплый ветерок, дувший с канала, а надменный взгляд был направлен куда-то в сторону. Данилова она не видела – он стоял вдалеке. Он сразу узнал её. Это была женщина с выставки, которую Георге Бранич представил как… Как же её звали? Ах, да – Вероника Кисманова – жена бизнесмена, – компаньона какого-то барона. Какого – Данилов не знал, а Бранич не уточнил. Может и уточнил, но Данилов, будучи в капкане своих собственных мыслей не внимательно слушал словоохотливого старичка. Он наблюдал, как женщина царственной походкой с прямой осанкой и ничего не замечающим взглядом обогнула широкую площадку и скрылась за распахнувшимися перед ней дверьми. Мужчина, сопровождавший её, прошмыгнул следом. «Классная тёлка, – подумал Данилов – Я б ей вдул». Эти мысли заставили его вновь возбудиться, и чтобы подавить э т о, он решил заскочить в ближайшее кафе пропустить бокальчик.
Спустя четверть часа, прихлёбывая из бутылки и прикупив несколько с собой, Данилов возвращался в отель, заметно посвежев и слегка захмелев. Ступив за порог холла, оставив за спиной широкое шоссе, он не заметил ни дежурного за стойкой, ни кого, кто бы в этот час въезжал, или, наоборот – выезжал из отеля. Вообще, как он отметил для себя: было впечатление, что кроме него здесь никто больше не жил. Да, ещё была странная женщина и поэт Кулешов, которого он, войдя в номер, застал на его привычном месте – Виктор Николаевич снова зависал.
– Кулешов, выпить хотите? – спросил Андрей, выставляя на стол купленные в кафе бутылки.
– Не приставай парень, я в печали, – вздохнул поэт.
– Чего так? – спросил Данилов, открывая бутылки – для себя и Кулешова.
– Забудь, всё, что было вначале, сегодня, я парень, в печали. Как видишь – мне не до тебя. Иди-ка ты лучше к ****ям… – заунывно продекламировал Виктор Николаевич.
– Класс! – восхищался Данилов, цедя из бутылки. – Чё случилось-то?
Кулешов не успел ответить – комнату прорезал телефонный звонок.
– Да! – схватив трубку, прокричал Данилов.
– Привет, Карлос, – произнесла Вера, словно назвала пароль.
Вам необходимо авторизоваться, чтобы наш ИИ начал советовать подходящие произведения, которые обязательно вам понравятся.
Пробираясь через розовую долину меня, ты натыкался на непреодолимо мнимые препятствия. Ты хотел растерзать меня, но я не позволяла тебе. Тогда ты ворвался в мою долину, словно торнадо и сделал все так, как я люблю. Ты перестал меня спрашивать. Твоя рука была как виноградная лоза, небрежно распускавшаяся на моем теле. Она колола меня, но я ничего уже не чувствовала. Грозди винограда катились по моему телу и сок красного винограда сливался с моих плеч. Ты жадно пил меня. Твои бесстрашные волчии глаза светилис...
читать целикомЯ получила их, можно сказать, в наследство. Это долгая история, расскажу как-нибудь отдельно. Моя знакомая, очень странная личность во всех отношениях, пригласила меня к себе домой. Это было неожиданно, и я совсем не ожидала от нее такого шага, до этого держалась она сдержанно и жестко. Особа очень худая и высокая, eё движения отличались необыкновенной резкостью, кажется, что она непрерывно что-то швыряет или отталкивает. Но в этой порывистости была грация гепарда идущего на задних ногах: маленькая, но очен...
читать целикомУ нас на даче, у бабушке, во дворе старый сарай, а под крышей сеновал , в июле привозили сено и мы в детстве спали на нем. А сбоку находилось окно, через которое видно небо и Млечный путь. Сколько фантазий придумывалось в моей головке? Как вырасту, как полечу по небу и не в космолете, а сама, без скафандра и обязательно обнаженной, как та Дева из одноименного созвездия. И все мальчишки станут любоваться моим звездным телом. А Вовка, противный мальчишка из соседней дачи, который подглядывает за мной, ко...
читать целикомЭто четвертая глава повести
"Злостное английство меня"
Начало - здесь:
Это - эротическая повесть. В ней любится английский язык
Проснулся я ни свет ни заря. Вернее, не проснулся, а был разбужен. И бесцеремоннейшим образом. Артем сбросил с меня одеяло, включил свет и рявкнул: «Хорош дрыхнуть. Время – вперед, время – не ждет! »....
Пожилого Геннадия Прокофьевича последние два года очень сильно мучал геморрой. Боль была ужасная, он не мог нармально сходить в туалет. У Геннадия Прокофьевича была уже последняя стадия, и когда он ходил в туалет, геморроедальные узлы вываливались на ружу с мезким звуком, и Геннадию Прокофьевичу приходилось звать свою жену, чтобы всунуть их обратно....
читать целиком
Комментариев пока нет - добавьте первый!
Добавить новый комментарий