Градов. Сними это медленно

1. 

Василия

Утро начинается с того, что я с треском рву колготки и больно ударяюсь мизинцем о тумбочку. Счётчик неудач уже сломался.

— Буду поздно, — бросает мне в спину Егор, когда я впихиваю ноги в туфли и впопыхах вылетаю из квартиры.

Как всегда. Если бы ему платили за сверхурочные…

В метро давка. Кто-то наступает на ногу. Бегу вверх по эскалатору, запыхавшись, врываюсь в бизнес-центр. Проходка не работает. Зараза.

— Пропуск размагнитился, — тянет охранник. — От твоего магнетизма.

Он меня клеит который месяц.

— Гош, просто пусти, — почти кричу.

Лифт ползёт как черепаха с артритом. На каждом этаже кто-то выходит, кто-то заходит. Я уже заранее знаю, что опаздываю. Это катастрофа.

— Он тебя уже ждёт! Вторая переговорная, — шипит на меня Галя с ресепшена. — Персональное собеседование с ключевыми. Ты везунчик!

Персональное. Отлично. Я налетаю на коллегу с кофе, и, разумеется, кипяток плюхается мне на блузку. Прямо между грудей. Пятно расползается по ткани, делая её полупрозрачной. Замечательно.

Толкаю дверь переговорной как в пыточную.

Он уже там.

Сидит в одиночестве. Влад Градов. Живой. Настоящий. В костюме цвета вороново крыла, с пальцами, сцепленными на животе, и взглядом, от которого у нормального человека волосы вянут.

Он смеряет меня так, будто я уже потратила его время. И деньги. И кислород.

— Простите за опоздание, — говорю ровно. Всё равно поздно спасать лицо.

Он не отвечает. Просто смотрит. Долго. Так, будто решает, кого из нас двоих пора уволить первым.

Я вытягиваюсь и прячу руки за спину, чтобы не вытереть влажные ладони о подол. Блузка мокрая. Бюстгальтер светится под ней, как на витрине. Тупо. Глупо. Но ничего не поделаешь. Даже при застегнутом пиджаке видно.

— Я… принесла презентацию, — вытаскиваю флешку. — Весь ландшафтный блок. Мы адаптировали под ваши требования.

— Я вижу, как вы всё адаптируете, — говорит он.

Голос низкий. Ледяной. Умный.

Я поднимаю глаза. Улыбка — еле заметная, на один угол губ. Но взгляд… в нём появляется опасный огонёк.

— Если вы про кофе… — начинаю.

— А если про внешний вид? — Он вскидывает бровь.

Мои щёки вспыхивают. Не знаю, то ли от стыда, то ли от досады. Может, от того и другого.

— Это… это случайность, — отвечаю сбивчиво, потому что волнуюсь дико. — Обычно я в порядке.

— Очень жаль, — он чуть наклоняется вперёд. — Мне вот такая «не в порядке» гораздо интереснее.

Он изучает меня. Не просто смотрит. Анализирует. Словно решает, из какого я материала и сколько меня нужно выдерживать до перегрева.

— Василия, — тянет он моё имя, точно пробуя его на вкус. — Необычно. Это… имя с кулаком.

— Спасибо, — мрачно отвечаю. — Мама решила выделиться. И выдала мне детство с бонусом: дразнилки, крики «Вася-пацан» и массу веселья в школьных раздевалках.

— Звучит, как начало интересной биографии, — серьёзно отвечает он.

Никакой усмешки. Никакой подколки. Просто принимает. Я теряюсь.

— Я… — не знаю, что сказать.

Он жестом указывает на стул рядом с собой.

— Садитесь, Василия, — снова катает мое имя на языке. — Покажите, как вы собираетесь оживить бетон.

Я сажусь. Вставляю флешку. Презентация загружается слишком медленно, а Градов слишком близко.

Смотрит не на экран. На меня.

Презентация наконец открывается! Я тут же переключаюсь на неё, но кожей чувствую взгляд.

— Здесь концепт озеленения, — начинаю, чувствуя, что голос срывается. От его близости и опасной энергетики. — Вертикальные акценты для баланса фасада, теневые зоны, травы с динамикой ветра…

— Вы говорите, как будто рисуете, — перебивает он. — Это… возбуждает.

Я клацаю по слайду чуть сильнее, чем нужно, хотя стараюсь не среагировать.

— Вдохновляет, — поправляется он, но я вижу, что он просто издевается. Наслаждается моим смущением. Играет.

— Вы это всем говорите? — спрашиваю с вызовом, переводя на него испепеляющий взгляд.

— Только тем, кто забывает, что я пришёл с деньгами. А не за эмоциями.

Голос спокойный. Но от него под кожей вибрирует ток. Я не знаю, чего Градов от меня хочет. И — что хуже — не знаю, почему я жду этого.

Он смотрит в глаза. Не мигая. Не отводя серьезный взгляд. И в какой-то момент тишины я чувствую — всё, хищник выбрал добычу.

— Я умею разделять бизнес и удовольствие, — говорит он, поднимаясь. — Но иногда…

Подходит ближе. Наклоняется. Его дыхание касается моей шеи. По коже разлетаются мурашки.

— Иногда мне нравится совместить.

Я сжимаюсь, скашивая на него взгляд. Он улыбается.

— Ужин. Сегодня. Только вы, я и вино.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

2.

Василия

Слова падают в воздух между нами, как вызов. Я сглатываю. В голове вспыхивает мысль: офигеть, он это всерьёз?

— Вы так всем предлагаете? — спрашиваю, стараясь держать лицо. — Или только тем, кто пришёл в кофе и позоре?

Он медленно выпрямляется. Взгляд всё так же на мне. Глаза красивые. Чёрные. Бездонные.

— Только тем, кто интересен. Остальные получают благодарственное письмо и копию договора.

— Ну так и отправьте. Электронкой. — Я встаю. Хватаю флешку, вытаскиваю с такой резкостью, что экран гаснет с обиженным писком. — Я не в меню. Даже если вы привыкли, что всё здесь по вашему заказу.

Он слегка наклоняет голову. Смотрит сверху вниз, как хищник, который пока позволяет добыче попетушиться.

— У вас острый язык, Василия. Он вам помогает? — чуть морщит высокий лоб.

— Только когда на него не навешивают цену. — Я двигаюсь к двери. Скольжу, каблук цепляет ковёр. Чёрт. Почти падаю. Он делает шаг вперёд — подхватить? Нет. Просто смотрит, как я выравниваю равновесие. Лицо горит.

— Осторожнее, — говорит спокойно. — Слишком красиво падаете. Можно привыкнуть.

— Хватит. — Я не знаю, откуда во мне этот голос. Не шепот. Не визг. Сталь. — Это был деловой разговор. Превращать его в приглашение — это неуважение.

— Называйте как хотите, — он делает шаг ближе. — Но я предлагаю вечер. Без давления. Без условий.

— С вами всё — давление, — отвечаю.

— А вы — сопротивление, — вкрадчиво произносит он.

Я не желаю больше это продолжать, разворачиваюсь к двери.

— Сдайся красиво, — вдруг говорит он, тише. Почти с лаской.

Я резко оборачиваюсь.

— Не сегодня. И не вам. — Закусываю губу.

На секунду. На вдох. Он это видит. Он это чувствует. А я уже ненавижу себя за этот жест.

Разворачиваюсь и выхожу. Почти бегом. По коридору. К лифту. Жму кнопку, как проклятая. Сердце колотится в горле. Чувствую на себе его взгляд. Пока двери не закрываются.

И только тогда — выдыхаю.

Я выхожу на своем этаже и сразу иду в туалет отдышаться. Надо взять себя в руки. Эта игра в гляделки с опасным зверем выбила из колеи.

Когда возвращаюсь в наш рабочий кабинет, где сидит проектный отдел, Аня, ещё один архитектор из моего отдела, первая спрашивает:

— А ты где была так долго?

— Собеседование с Градовым проходила, — бросаю досадливо. — Он мне мозги компостировал все это время.

— Лично?! — визжит Аня округляя глаза. — Он с тобой лично беседовал?!

— Да тише ты, — шикаю. — Что за базар. У нас тут люди работают.

— Ты прикалываешься?! Он же никогда лично не разговаривает. Всех этих… ключевых собеседует его человек. А тут… ты!

— Ну и что, — я швыряю флешку на стол, стараясь выглядеть равнодушной. — Поулыбался, подколол, кофе на сиськах оценил — стандартный утренний набор.

— Не гони. Он же тебя пригласил, да? — шепчет Катя, наклоняясь. — В смысле… ну, на ужин?

Я замираю. Аня делает «ах». Я прикрываю глаза.

— Я отказала. И ушла.

— Ты что… с ума сошла? — Катя шепчет, но в голосе паника. — Отказала Градову? Василия, он же…

— Ань… Я архитектор, а не эскорт.

— Ладно-ладно, — Аня приподнимает руки. — Просто… говорят, он злопамятный. Очень. Кто ему перечит — потом будто исчезает с радаров.

Становится страшно. Холодок ползет по спине. Вздыбливаются волоски на руках.

— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю, даже не скрывая, что мне не по себе.

— Был один ландшафтник, который ему не угодил. Его выкинули из тендера на финальной стадии. Потом ещё один. Они оба куда-то… испарились. Их фирмы больше никто не берёт.

Хочу отмахнуться, но под ложечкой сосет. Вдруг он откажется от проекта? Тогда Владимир Федорович меня с потрохами съест. Или, что ещё хуже, уволит с волчьим билетом, что я никуда не устроюсь. Архитектура — вся моя жизнь. Что я буду делать без любимого дела? Без работы?! Мама…

От мыслей о маме в животе возникает болезненный спазм. Если я не смогу оплачивать лечение, мама умрет. В муниципальном хосписе. Ужас. Нет! Я не могу лишиться работы!

— Слухи, — отрезаю. — Если человек не может выдержать отказ, пусть идёт лечиться.

— Может, он не привык, чтобы ему отказывадли, — тихо говорит Катя, видимо, прислушавшаяся к нашему разговору. — Особенно, когда он смотрит… как на тебя.

А ей-то откуда знать, как он на меня смотрел?! Злость в душе вспыхивает.

— Неважно, — бормочу, и сама не верю голосу. Сердце всё ещё дрожит. Где-то между испугом, возбуждением… и необъяснимой предвкушающей дрожью в животе. — Он не получит второго шанса.

Остаток дня я дорабатываю, стараясь выкинуть из головы утреннее собеседование. Кофе на блузке высыхает, и вот, я уже почти нормально выгляжу, не считая коричневого пятна на белой ткани. Скорее всего, блузку на выброс.

Вечером обратная дорога. Пешком, в метро, потом снова пешком и дом. Поднимаюсь в квартиру… Да ну нет! Не может быть!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Визуалы героев

Владислав Градов

38 лет. Миллиардер, инвестор и хищник с идеальными манерами и ледяным самоконтролем. Он не поднимает голос, не повторяет дважды и всегда добивается своего — без шума, без компромиссов. Женщины для него — слабое звено, пока одна не отказалась подчиниться.

Василия Никитина

27 лет. Архитектор с упрямым взглядом и характером, который не гнётся ни под давлением, ни под чужой властью. Она привыкла рассчитывать только на себя, держаться до последнего и не сдавать позиций. Но встреча с Владом Градовым поставит под сомнение всё, что она считала силой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

3.

Василия

Ключей нет. Ну как так?

Перерываю сумку, карманы — ноль. Я стою у двери и шарю внутри сумочки в третий раз, хотя точно знаю: ключей там нет. Иначе бы нашла.

Потеряла? Ну вообще блеск! Где я могла их вытащить? В офисе? Но я не доставала ничего из сумочки, кроме флешки и телефона. Нет.

Прокручиваю утро. Рваные колготки, кофе, переговорка, ледяной Градов, его «сдайся красиво» — и… осеняет.

Да.

Точно!

Ключи остались на тумбочке в прихожей. Я выбегала в спешке. Просто забыла положить в сумочку. А Егор… чай цедил на кухне. Поехал на работу позже. Я не ушла без ключей, если бы пришлось закрывать квартиру.

— Ну, просто супер! — досадно шепчу себе.

Можно было бы позвонить Егору, но... не хочется. Смысл? Он сказал, что задержится. Отрывать его от работы неправильно.

Я просто ухожу. Надо перекантоваться пару часов где-нибудь.

Я иду в ближайший к дому торговый центр.

Внутри пахнет булочками и кофе. Люди медлительные, вальяжные. Прогулочные люди. Я — чужая в этом потоке. У меня внутри полыхает пламя. Не люблю тратить время зря.

Дома я бы не валялась на диване, пялясь в телек, не тратила время зря, а поделала бы сверхурочную работу, которую нахожу на фриланс.ру.

Все же копеечка капает.

Егор меньше меня зарабатывает, а мне надо оплачивать мамино лечение и ухаживать за собой, чтобы не быть чушкой совсем. Я же девочка. Волосы, ногти, хотя бы просто в порядке держать, я уже не про красоту какую.

Сажусь на скамейку, пялюсь в экран телефона. Зарядка садится, как назло. Что хотеть, ему три года!

Но пока живой… бессистемно тыкаю в экран. Новости читать не хочется. Соцсети смотреть — тем более. Я тоскую по рабочему компьютеру, автокаду и проектам.

Внутри ершится раздражение, как наэлектризованная шерсть. Я сжимаю губы, прокручивая взгляд Градова в голове. Его голос. Его приближение. Его «иногда я предлагаю совместить».

— Отвали, — не удерживаюсь, шепчу в пустоту.

Люди оглядываются. Ну да, странно, когда человек разговаривает с несуществующим собеседником. Этот собеседник, похоже, прописался у меня в голове.

Я просто перетираю время. Почти девять, скоро торговый центр закроется. Встаю и иду домой. Уже темно.

У подъезда пахнет сигаретами и дешёвым пивом. Два силуэта курят у двери. Один из них — Егор. Узнаю его по фигуре, по развороту плеч, по тону голоса. Он смеётся громко. Пьяно.

Егор Никитин

30 лет. Муж Василии. Техник по обслуживанию торгового оборудования. Мужчина, для которого лень и ревность давно стали образом жизни. Он живёт за её счёт, не приносит в дом ни тепла, ни поддержки, зато легко переходит от упрёков к обвинениям.

— Ну наконец-то, — тянет Егор, когда я подхожу. — Мадам соизволила вернуться.

— Привет, — бурчу и встаю у двери в подъезд.

— Ты где была вообще? — он поворачивается ко мне, покачиваясь. — У тебя вроде как собеседование важное было?

— Было, — киваю. — И день был долгий — будь добр, не начинай.

— А чего не начинай-то? — он делает шаг ближе. Запах алкоголя бьёт в нос. — Я, между прочим, ждал. Думал, позвонишь. А ты, видно, решила отдохнуть после «важного»?

— Да я ключи забыла! — огрызаюсь. — Сидела одна в торговом центре, пила воду и думала, как бы не дать в морду мужу. Не придумала.

Сосед бросает сигарету мимо урны и уходит в подъезд. Почуял, что запахло жареным. Егор делает ещё шаг. Я не отступаю.

— Не понял! Ты что, на понтах теперь? — голос становится жёстче. — Из-за одного собеседования?

— Из-за того, что я хотя бы стараюсь. А ты с пивом тут тусишь и опять читаешь мне нотации. Может, ты начнёшь деньги приносить в дом? Хоть немного?

— Да я… — он спотыкается на словах. — Я работаю!

— Ещё бы не бесплатно!

— Да пошла ты, Василиса!

— Василия. Я тебе не «ли́са», я вообще уже не понимаю, кто я тебе и зачем. Домой пустишь?

Он поджимает губы. Молчит. Потом выдыхает через нос и тяжело открывает дверь, кивая внутрь.

— Заходи, царица архитектуры.

В квартире пахнет гарью от старого фена и грязной посудой. Егор идет на кухню, швыряет пакет на стол, достает вторую банку пива. Я прошмыгиваю в ванную, сбрасываю пиджак, прислоняюсь лбом к холодной плитке.

Устала. Душой. Тело болит — не от физики, от того, что меня весь день смотрят либо как на трофей, либо как на ничто.

Запираю защелку, наскоро принимаю душ. Смываю с себя следы от взгляда Градова и липкое ощущение от перегара Егора.

Через пятнадцать минут выхожу. Он в комнате. Телевизор на полную. Зачем-то. Я устала от этого брака. Это точно. Мне не хочется слышать его, видеть его, я вообще ничего от него не хочу. Я молча беру подушку и плед и иду в гостиную.

— Ты чё, опять на диван? — доносится из спальни.

— Да, Егор. Спи, — перекрикиваю ящик. — Я не хочу ложиться с тобой.

Не договариваю про запах перегара. Хватает сил сдержаться.

— Ты меня уже достала, — ворчит. — Важная нашлась.

— Да, нашлась, — отвечаю в тон. — И теряться не собираюсь.

Я закрываю дверь. Громкий звук телевизора разбавляет тишину гостиной. Устраиваюсь на диване. Спина ноет, сердце колотится в рваном ритме.

Засыпаю с мыслью, что я так больше не хочу. И, может, скоро не буду.

***

На этот раз утро не впопыхах. Потому что на диване я всегда плохо сплю и легко просыпаюсь. Егор храпит, и я его не бужу. Успеваю умыться, одеться с иголочки, добраться до работы не бегом и не забыть ключи.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Вхожу в офис походкой королевы. Я выспалась. Почти. Но все равно куда бодрее, чем вчера.

Сегодня я собиралась прожить день на своих условиях. А не на чужих.

На ресепшене меня встречает Владимир Федорович, наш генеральный. Приземистый мужчина лет пятидесяти с округлым животиком, залысинами над лбом и редкой бородкой.

— Василия, зайди, пожалуйста, — произносит он не глядя на меня. — Надо поговорить.

4.

Василия

Голос нейтральный. Слишком ровный. Такой, каким говорят на похоронах идеи.

Я захожу в кабинет, аккуратно прикрываю за собой дверь. Он сидит за столом, опершись локтями на папку, в которой наверняка что-то про меня.

Владимир Федорович Чесноков

50 лет. Генеральный директор архитектурно-строительной компании «А-Архитектура», в которой работает Василия. Осторожный и трусоватый человек, который предпочитает удалить проблему, а не разобраться в ней.

— Присаживайся, — кивает он.

Сажусь. Медленно. Спина прямая. Внутри — стальной канат, натянутый до звона.

— Ситуация… непростая, — начинает он. — Ты давно у нас, я ценю твою работу. Но…

Ну конечно. Это «но». Оно всегда появляется. Нельзя верить фразе, которая прозвучала до этого разделителя.

— Мы вынуждены сократить твой… контракт.

Я не понимаю. Не сразу.

— Простите… что? — выдавливаю.

— Без обид, Василия. Просто — риски. Мы сейчас обсуждаем сотрудничество с очень серьёзным инвестором, и… ну… то, как прошла ваша встреча вчера…

Я уже не слышу, что он говорит. Слышу только, как стучит кровь в висках.

— Владимир Федорович… вы… увольняете меня? — голос звенит. — Из-за собеседования?

— Я не говорю, что из-за него, — он сразу делает сдающийся жест руками. — Просто… ситуация сложилась, так сказать, неудачно. Ты ведь понимаешь, у нас большой проект висит в воздухе.

— Градов вам что-то сказал? — в тон сама собой пробивается воинственность.

— Нет. — Взгляд Владимира Федоровича скользит в сторону. — Но пока Владислав Аркадьевич не даёт обратную связь. А ты была единственной, с кем он встречался лично.

Владимир Федорович делает паузу. Смотрит, как я сглатываю.

— Я всё испортила, — шепчу отрешенно, — только тем, что отказалась идти с ним ужинать?

Генеральный молчит. Это и есть ответ.

— Я прошу вас, не надо так, — произношу с мольбой, складываю руки в просящий жест. — Я работаю как вол. У меня мама болеет. Я не виновата, что он…

— Василия, — мягко, но с нажимом перебивает Владимир Федорович, — я дам тебе выбор. Мы можем оформить это по соглашению сторон. С выплатой. С отработкой — ну, максимум два дня. Или… если начнёшь спорить, я просто оформлю это как увольнение по дисциплинарке. У нас, между прочим, всё ещё в архиве жалоба от Михайловой. По тому проекту, где ты перепутала технические термины. Не забыла?

Я сжимаюсь. Это было на испытательном сроке. Один единственный косяк пятилетней давности!

— Это было сто лет назад, — говорю глухо. — И мы закрыли тот проект идеально.

— А в личном деле запись осталась. — Он пожимает плечами. — Я могу поднять её. И знаешь, тогда ни одна нормальная компания не возьмёт тебя даже чертёжницей. Не хочу так. Правда. Но ты решай. Сейчас.

Я молчу. Пальцы начинают дрожать. Перед глазами становится мутно.

Он меня выкидывает. Как мусор. Может, и не потому что Градов что-то сказал. А просто потому что мог бы.

Потому что проще отрезать слабое звено, чем защищать или думать, что оно могло бы оказаться сильным.

— Один день, — говорю наконец. — Сегодня отработаю. И всё.

Владимир Федорович кивает облегчённо.

— Я знал, ты поступишь разумно. Забери личное, передай проекты Илье, и…

— Да, — перебиваю. — Всё сделаю.

Выхожу из кабинета. Спокойно. Спина прямая, но между ребер будто торчит нож. Но я не согнусь. Я пройду свой путь. По прямой. Просто больше не сюда.

Девочки притихли и больше не судачат со мной. Будто теперь упоминание Градова стало черной меткой. Может, так оно и есть. Но их-то его убийственная харизма не коснется. Это меня она задела и смела.

Я дорабатываю день как в воду опущенная. Мне ничего не хочется делать. Ни для этой компании. Ни вообще. Напала депрессия.

Больно знать, что тебя вышвырнули на улицу, только потому что ты не изобразил подобострастия и не улыбнулся нужному человеку. Профессионализм? Нет, не слышал.

Илья, Катя, Аня и другие архитекторы разбирают мои проекты, я сдаю пропуск, забираю со стола кружку. Оставляю ровную поверхность с клавиатурой, мышкой и мини-АТС. Все. Можно идти. Никакую отвальную им устраивать я не буду.

Перед уходом захожу к Владимиру Федоровичу.

— Мне деньги переведут? Когда? — спрашиваю без наезда, но серьезно.

— Подожди три дня, банковский перевод, сама понимаешь, — гнусавит он себе под нос, даже не отрываясь от монитора.

Черт. Я рассчитывала, что меня хотя бы день в день рассчитают. Но киваю. А что сделать, если банки действительно переводят деньги три дня?

Я ухожу с тяжелым сердцем. Я провела тут пять с лишним лет жизни. По статистике ты живешь на работе больше, чем дома. И вот они вылетели в трубу.

Я возвращаюсь домой уставшая и грустная.

На лестничной клетке — запах сигарет и еды. Дверь открыта. Егор стоит в проёме, хмурый, как туча.

— Где шлялась?! — бросает в лицо с самого порога.

Без «привет», без «как ты». Как меня достала его ревность на ровном месте!

— Меня уволили, — говорю просто.

Он моргает. Не сразу осознаёт.

Я пытаюсь пройти в квартиру, но Егор преграждает путь плечом. Хватает меня за локоть.

— Чего? Какого чёрта, Васька? А на что мы жить будем?

И вот в этот момент — всё. Внутри что-то щёлкает, выгорает. Меня кроет. Все, что держалось внутри за счет самоконтроля, хочет вулканом вырваться наружу. И мне срывает тормоза.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

5.

Василия

— А ты не думал, на что мы жили до этого? — кричу, чувствуя, как дрожит подбородок. — Я пахала! На тебя, на мать, на клинику, на еду!

Я пытаюсь вырвать руку, но он вцепляется сильнее. Костяшки его пальцев белеют.

— Да что ты несёшь, а?! — орёт в ответ. — Сама, значит, святая, да?! На работу, с работы, фыр-фыр, как королева! А я что, по-твоему, ничего не делаю?

Я все-таки вырываюсь и прохожу в квартиру. Ставлю сумку на тумбочку. Упираю ладони в бока.

— Ты? — я злюсь настолько, что начинаю задыхаться. — Да ты встаёшь в два часа дня и первым делом лезешь в холодильник за пивом! Ты сидишь в трусах, чешешь пузо и орёшь на телек, как будто это спорт! А потом — удивляешься, почему я не ложусь с тобой в постель!

Теперь Егор захлопывает дверь и упирает руки в бока.

— Ага! — он делает шаг ближе. Лицо наливается яростью. — Значит, я теперь виноват, да?! Ты тут вся такая важная — «меня уволили», «я страдаю»! Рот закрой и работу ищи!

Меня поражает его мерзкая сущность.

— Я рот закрой?! — я смеюсь. Резко. Безрадостно. — Да ты весь год сидишь, как прокажённый, и вякнуть не можешь, когда на тебя начальник орёт! А со мной — можно? Со мной — ты герой?! Потому что я — безопасный вариант?!

Он толкает меня в плечо. Не сильно. Но достаточно, чтобы я покачнулась назад, задела дверной косяк, и врезалась локтем в стену.

— Не ори, Василиса! — рычит. — Задолбала уже!

— Василия! — выкрикиваю. — Ва-си́-ли-я! Тебе сложно запомнить, потому что ты всю жизнь упрощал всё, что хоть на грамм сложнее тебя! Даже женщину свою!

Он делает резкий шаг ко мне. Пугает напором. Да только он не может меня напугать. Только не Егор.

— Женщину?! — он почти смеётся, нависая надо мной. — Женщина, блин… Ты ж баба с манией величия! Хочешь всем рулить! Да с тобой жить невозможно!

Со мной, значит, жить невозможно! Засранец!

— Невозможно? — выкрикиваю. — Я стираю, убираю, работаю ещё и на твои ужины, слушаю твои пьяные завывания, пока ты порешь какую-нибудь жалость к себе! — голос рвётся. — Ты бы хранил грязную посуду в раковине неделями! Банки из-под пива на подоконнике, ими ты кухню украшаешь, как гирляндами! Туалет за тобой — как после цунами! И всё это я должна терпеть, потому что что?!

Егор отворачивается.

— Тварь неблагодарная, — шипит он, и в его голосе исчезает все человеческое. — Я тебя с улицы забрал!

А вот это чистое вранье. У меня была работа, когда мы встретились. Я разве что жила в съемной квартире, чтобы не в коммуналке с мамой, но это не улица!

— Да что ты несешь?! — взрываюсь. — Извини, конечно, что не повесила табличку «спаситель» над кроватью, — сжимаю кулаки. — Когда мы занимаемся сексом, я воображаю Чарли Хэннема в голове, потому что рядом со мной овощ, а не человек! Без характера, без яиц, без мечты!

Егор срывается.

В один прыжок оказывается рядом, как бык на арене. Хватает меня за грудки́ обеими руками, рывок — и ткань трещит. Пуговицы разлетаются дождем, щёлкая по полу. Я отпрянываю, прикрываясь, но он снова подскакивает.

— Не смей! — шиплю.

Но его рука вцепляется в мои волосы, дёргает назад. Острая боль простреливает до самой шеи.

— Ах ты… сука…

Он швыряет меня на диван. Я падаю, сползаю, упираясь локтями. Поднимаюсь — и в этот момент его ладонь с размаху обрушивается мне на лицо.

Голова дергается вбок. Губа взрывается болью, я чувствую вкус крови на зубах. Глухой звон в ушах.

Егор застывает. Смотрит ошарашенно. Дышит так, будто пробежал марафон. И тут же — отступает. Как будто только что осознал, что натворил.

Я поднимаю глаза. Молчу. Не плачу. Слезы можно лить по тому, кто дорог. А с Егором… во мне ничего не осталось.

Он явно офигевает.

— Вася, я…

Я молча встаю. Подхожу к тумбочке. Хватаю сумку. В ней только то, что было утром. Телефон., ключи. Бумажник с парой карт и небольшой суммой наличными. Три бумажных платочка. Пара таблеток. Помада, тушь.

— Ты куда? — сипит он.

Я не отвечаю. Пошел он!

— Вася, ну ты же… блин, ну подожди, я сорвался…

Я знаю, что он сорвался. А теперь сорвалась я. Не желаю больше его видеть. Тошнит от него!

Я вываливаюсь в подъезд даже без верхней одежды, прижимаю к груди остатки рубашки. Она разорвана. Лифчик выглядывает. Тонкий кружевной, белый. Смешно.

Мне даже не стыдно. Мне — пусто.

На улице по-вечернему прохладно. Я встаю у стены. Дышу рвано. Щека пульсирует. Губа опухает. В голове — воронка.

Жить негде. Квартира Егора — не моя. Мамина комната в коммуналке — самый последний вариант, куда я подамся. Подруг… я не хочу никому звонить. Не хочу объяснять, не хочу рассказывать. Я не умею быть сломленной и жалкой.

И тут…

— Василия.

Я вздрагиваю. Оборачиваюсь. И вижу Владислава Градова.

Без пиджака. В одной рубашке. Руки в карманах. Взгляд — стальной.

И меня второй раз накрывает. Волна ярости пробегает мурашками по коже. Жёстко. Без пощады.

Сейчас я ему всё скажу. Всё, что думаю об этом напыщенном хозяине жизни, который увольняет людей, лишь поведя бровью.

Мне плевать, что будет дальше, потому что мне больше нечего терять.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

6.

Василия

— Василия.

Он произносит моё имя спокойно, будто ничего вокруг не происходит. Будто я не стою на тротуаре с растрёпанными волосами, в разорванной рубашке, и из губы у меня не сочится кровь.

Я разворачиваюсь на каблуках — и, наверное, выгляжу как безумная. Потому что мне уже всё равно. Впервые в жизни. Абсолютно. Всё. Равно.

— А вы чего тут?! — срывается с губ. — Пришли посмотреть, как низко я пала? Хотите посмотреть, как выглядит женщина после того, как её вышвырнули с работы, а потом дома надавали по лицу?

Он молчит. Глаза внимательные. Ни шока, ни жалости.

— Ну, смотрите. — Я развожу руки, остатки рубашки расходятся, демонстрируя ему мой лифчик. — Вот. Ни квартиры, ни работы, ни лица. Даже стыда уже нет. Хотите, я сейчас на колени встану и попрошу у вас подачку?

Он не двигается. Только пальцы в карманах чуть дрогнули.

— Говорите же! — ору. — Вы ведь всё так грамотно устроили, да? Подтолкнули — и смотрите, как я лечу. Ну и что дальше? Что по плану, а, Владислав Аркадьевич?

Он медленно подходит ближе.

— Не надо, — говорю тихо, запахиваю рубашку и замираю. — Не надо делать вид, что вы меня жалеете. Вы не умеете жалеть. Вы умеете только брать.

— Именно, — спокойно отвечает он.

Я моргаю. Он продолжает:

— Поэтому сейчас я возьму то, что разбито. И соберу.

Он отходит к машине. Открывает заднюю дверь. Достаёт пиджак — тёмный, дорогой, тяжёлый — и возвращается.

Я не успеваю среагировать — он уже накидывает его мне на плечи. Не нежно. Не ласково. Просто прикрывает, как будто я его вещь. А его вещи не должны быть на показ.

— Вы меня не тронете, — шепчу. — Даже не думайте.

— Я уже тронул, — говорит он тихо. — Только не так, как ты думаешь.

Я пытаюсь сбросить пиджак, но он ловит мой взгляд и резко — очень резко — говорит:

— Стой.

Я замираю. Он делает шаг ближе. Слишком близко. Нависает так, что мне приходится задрать голову.

— У тебя сейчас два варианта, Василия. Первый — стоять здесь, на ветру, в крови и рваной тряпке. Трястись и делать вид, что всё под контролем. Вызвать подругу, такси, кого угодно. И через час оказаться на той же лестничной клетке. Или в хостеле. Или в очереди на ночной приют. Второй — сесть в машину. Помолчать. Приехать в тёплое место. Умыться. И просто перестать быть добычей.

Я смотрю на него. Он не давит. Он просто говорит. Как констатацию факта. Как приказ, за которым не следует шанса на возражение.

— А что потом? — выдыхаю.

— Потом ты будешь думать. Когда сможешь. Сейчас ты — дикая и сломанная. А я не хочу, чтобы тебя кто-то увидел в таком виде. Кроме меня.

— И почему вы?.. — спрашиваю. — Почему вы вдруг решили, что я ваша забота?

Он приподнимает бровь. Тонкая, ледяная улыбка трогает губы.

— Потому что ты так красиво падаешь, что отвести взгляд невозможно. И потому что если уж ты кому-то упала — то только мне.

Я медленно иду к машине.

Он открывает дверь, держит. Не комментирует. Просто ждёт, пока я сяду.

И впервые за день я молчу. Просто нет сил спорить. И спрятаться от глаз соседок очень хочется. Судачить же будут.

Я сажусь в машину. Градов сам пристёгивает меня. Наклоняется близко, щёлкает ремнём. Его рука касается моей груди — нечаянно, мягко, но я вздрагиваю. Он делает вид, что не заметил, но, конечно, заметил. Он захлопывает дверь, а потом… щелкает брелоком, блокируя замки.

Во мне на мгновение вспыхивает паника, но его сосредоточенное лицо меня успокаивает. На меня он не смотрит. Обходит машину и звонит в домофон. Через некоторое время заходит.

Я начинаю догадываться, куда он пошел. Сердце пускается в галоп. И кожа на позвоночнике будто вздыбливается. Но не от страха. От удивительного ощущения, что это правильно.

И я корю себя за это.

Как я так?

Я же должна быть на стороне мужа.

Градов пошел разобраться с ним по-мужски, и я не хочу мешать процессу восстановления справедливости.

Через несколько минут Градов возвращается. Идет спокойно. С видом человека, который сделал что-то хорошее.

Костяшки на правой руке разбиты.

Он открывает машину, садится за руль. Не смотрит на меня.

— Всё в порядке? — спрашиваю.

— Теперь — да, — отвечает он и поворачивает ключ.

Машина катится по вечерней трассе. За окнами сгущается тьма. Тишина, редкие фары встречных машин озаряют салон.

Я смотрю на профиль Градова. Нет, он очень красивый мужчина. Очень. А ещё очень опасный. Влиятельный. И непонятно, зачем взявшийся около моего подъезда аккурат тогда, когда я оказалась на пороге полного краха.

Мне нельзя на него смотреть. Но я невольно любуюсь. Зараза.

Отвожу взгляд и впериваюсь в окно.

Однако меня гложет любопытство. Я поворачиваю голову и все-таки спрашиваю:

— Владислав Аркадьевич, а если правду, зачем вы приехали к моему дому?

Он на время отрывается от дороги и смотрит на меня щупающим взглядом, от которого мурашки по телу бегут и хочется плотнее задернуть рубашку.

— Потому что я всегда получаю то, что хочу, — улыбка хищника украшает и без того идеальные губы. — А я так и не поужинал с тобой.

Он произносит последнее так, что «с» почти не слышится, и звучит очень пошло. Ужинать мной он собрался!

— Следовало заказать доставку, — язвлю. — Я не тот ужин. На мне можно подавиться.

Он улыбается, глядя на дорогу и мечтательно отвечает:

— Вот я тебя и доставляю. Так вкуснее, Василия, — поворачивается ко мне, снова одаривает фирменным взглядом. Ёжусь. — Люблю острое. Нравится еда, которая сопротивляется.

В этот момент телефон в моей сумке начинает вибрировать. Входящий звонок.

Вынимаю и смотрю — Егор.

Внутри сразу разгорается стыд. Я же замужняя женщина и сейчас еду с хищным незнакомцем к нему домой. Но я тут же себя оправдываю. Егор меня ударил. Это произошло впервые, но это ничего не меняет. Я однозначно подам на развод…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Телефон звонит. Надо ответить, и я нехотя тяну ползунок в сторону, отвечая на звонок.

7.

Василия

Я подношу телефон к уху, и тут же в динамике раздаётся севший знакомый голос:

— Где ты, Вася? С ним уехала?! Думаешь, сбежала и всё? Думаешь, я тебя так просто отпущу?!

Меня будто обливают холодной водой. Лицо горит от унижения. Влад молчит, не отвлекаясь от дороги, но в салоне будто тяжелее становится воздух. Надеюсь, это только кажется, и он не слышит брани, которая на меня льется.

— Говори, где ты, — орёт Егор. — Или я сам найду, поняла?! Думаешь, ты особенная? Ты никто! Сука неблагодарная! Я тебе…

— Хватит! — срываюсь я. Голос звенит гневом. — Хватит на меня орать! Я тебе ничего не должна!

На том конце раздается глухое дыхание. Потом:

— Я тебе покажу, что ты должна, сука. Ты ещё поплачешь. Я…

— Егор, — произношу чётко. И резко. — Ты меня ударил. Ты порвал мне одежду. Ты мне не муж…

И в этот момент Градов внезапно вырывает у меня телефон и… выбрасывает его в приоткрытое окно машины.

Я замираю. Я даже не успела ничего сказать, а он с хладнокровием хирурга выбросил мой мобильник в ночь.

Градов закрывает окно. Рука возвращается на руль.

— Тебе не нужно слушать этого ушлепка, — спокойно и безапелляционно говорит он. — Он больше не твоя проблема.

У меня отвисает челюсть, но я вовремя её напрягаю.

И сжимаюсь. Куда я попала… Но к страху внутри прибавляется дрожь. Горячая. Живая. Жадная. Какую я не должна испытывать, но ощущаю. Против воли.

Я снова впериваюсь в окно и замечаю, что мы уже за городом. Фонари, за обочиной темными силуэтами проступают деревья.

Сколько-то времени мы несемся по трассе, потом сворачиваем на асфальтированную проселочную дорогу. Въезжаем на закрытую территорию через шлагбаум и петляем между очень дорогими коттеджами. Все как на подбор в несколько этажей с высокими заборами и шикарными фасадами.

Градов тормозит у высокого забора из белого кирпича с черными башенками. Ворота отъезжают автоматически, и машина вкатывается на огромный участок. Впереди большой двухэтажный дом с мансардой — тёмный, сдержанный, современный, как и сам Градов. В нем где-то горит свет.

Градов останавливает машину у дома. Недалеко от забора строение поменьше. Из него выходит мужчина в форме охраны и направляется в нашу сторону. Я молча поражаюсь тому, как тут все дорого и шикарно.

Градов выходит из машины, обходит капот и открывает мне дверь. Но не ждет, когда я расстегну ремень безопасности, тянется и делает это сам, снова касаясь меня. Мимолетно скользит по бедру пальцами.

Я даже не дышу. В животе от его прикосновения что-то сжимается. Ни один мужчина не касался меня так, будто имеет на это право по умолчанию.

Его парфюм — свежий, как дождливый рассвет, — повисает облачком напротив, проникает в нос и заставляет вдохнуть глубже.

— Поставь в гараж, — велит Градов подошедшему охраннику потом берет меня за запястье и сам вытаскивает из машины. — Идем, Василия, я покажу тебе дом.

Мужчина в форме молча кивает Градову и отходит в сторону, пропуская нас.

Я иду, прижимая к себе пиджак. Ночь тут пахнет сосной и камнем. Тихо. Просторно. Уютно и пугающе. Пугающе уютно.

Градов не говорит ни слова. Просто идёт первым. Я иду за ним, потому что… потому что глупо оставаться на улице в рваной рубашке.

Он открывает дверь ключ-картой. Щелчок — и мы входим в холл. Темно-серые стены. Потолок с тёплой подсветкой. Широкая мраморная лестница, камин, шорох ковра под ногами. Всё — будто из журнала о мужском минимализме. Лаконично. Молчаливо. Владислав Градов.

— Гостевые спальни на втором этаже, — спокойно произносит он и ведет меня по широкой мраморной лестнице.

Второй этаж балконом нависает над первым. Вдоль стены три двери в комнаты. Градов ведет меня к ближайшей, третьей с конца, откуда видна лестница на мансарду.

Холл первого этажа в доме Градова

Просторная, но не пафосная. Широкая кровать. Зеркальный встроенный шкаф, только тёмное дерево, сдержанная гамма, окно во всю стену. Я чувствую себя чужой. Неуместной аномалией в этом царстве холодной роскоши.

Градов поворачивается ко мне:

— Это будет твоя комната, Василия, — произносит он ровно.

Гостевая спальня в доме Градова

Мне неловко становится, что у меня в его доме вдруг своя комната появилась.

Я сейчас эмоционально слишком разбита, чтобы огрызаться. Хотя все равно не могу удержаться.

— Мне не нуж… — пытаюсь возразить.

— Тебе. Сейчас. Нужно. — Жестко перебивает меня Градов, втыкая прямой тяжелый взгляд в лицо. — Горячая ванная и отдышаться. Иди.

Кивает на дверь слева.

— На вешалке халат. Полотенце — под раковиной, — пригвождает каждым словом, потом смягчает тон: — Смой с себя стресс.

Я молчу. Глупо спрашивать, что он задумал. Он явно задумал всё.

Захожу в ванную, закрываю за собой дверь. Только тут понимаю, что дрожу. Кровь подсохла у губы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Примерный интерьер гостевой ванной в доме Градова

Я вешаю его пиджак на крючок, сбрасываю одежду, но не сую в корзину. Правильнее будет завтра же уехать. Видимо, в ней же.

Тёплая вода пахнет жасмином. Слегка обжигает — и это самое тёплое, что я чувствовала за весь день. Я мою волосы. Тело. Смываю след Егора с лица. Смываю слабость. Оставляю её в сливе.

Выбираюсь из шикарной ванной, заворачиваюсь в полотенце. Волосы сырые. Лицо болит. Но я уже оживаю. Это маленькая победа.

Вытираюсь. Надеваю халат. Он шелковый и… женский. Ничего себе сервис. Но по правде халат очень приятный. Мягкий, дорогой, немного длинноват и мешает шагать, но это не страшно. В нем я чувствую себя хотя бы одетой.

Открываю дверь в спальню. И замираю, ощущая на себе взгляд. Он пронзает, точно я не в халате, а голая. Цепкий. Мужской. Горячий взгляд. В нем читается намерение меня проглотить.

8.

Василия

Градов сидит в кресле возле окна. С видом, будто он и должен тут быть. Щупает взглядом мое тело, заставляя ёжиться.

В животе скручивается горячая пружина. Я чувствую себя перед ним как голая и плотнее стягиваю халат у шеи.

Но не могу оторвать от него глаз. Он выглядит безумно харизматично. Очень. В одной сорочке с закатанными руками и костюмных брюках. Ноги босые, создают ощущение неформальности и небрежности, но я знаю, что эта небрежность выверена в каждом сантиметре.

Градов в видом хозяина жизни откинулся на спинку, руки лежат на подлокотниках.

— Вы со всеми гостями так себя ведете? — спрашиваю с вызовом, подавляя внутреннюю дрожь. Сердце колотится под шеей. Сама не знаю, почему так реагирую.

— Как? — он поднимается и медленно идет ко мне.

— Вламываетесь без спросу, — я невольно отхожу назад и упираюсь спиной в стену. Смотрю на него снизу вверх как на зверя, идущего за добычей.

— Чтобы вломиться, нужно, чтобы было заперто, Василия, — его бархатистый голос вибрирует у меня под кожей мелкой дрожью. — Эта спальня не запирается.

Он подходит вплотную.

— Так что я просто вошел, и сделал это на своей же территории, — договаривает он низко.

Я ощущаю жар его тела сквозь тонкую сорочку, смотрю вниз, вижу увитые венками предплечья и на пару мгновений залипаю. Потом поднимаю взгляд.

— А если бы я… вышла голой? — прибавляю голосу твердости.

— А если я хотел посмотреть? — он изгибает бровь, а я… тушуюсь. Хватаю ртом воздух и не знаю, что сказать. Даже после горячей ванной ощущаю, как начинают гореть щеки.

Градов поднимает руку и… я уже жду, что он сейчас меня коснется, мозг уже строит план, как уклоняться, но мужчина всего лишь поправляет загнувшийся ворот халата. Его пальцы чуть задевают шею, а у меня мурашки по всей спине аж до поясницы.

Не знаю, как у него это получается, но действует он на меня как-то нереально гипнотически.

— Идем, Василия, — произносит Градов низким мягким голосом и, видимо, поймав мой ошарашенный взгляд, поясняет: — Тебя нужно накормить. Не похоже, что ты из дома с семейного ужина выбежала.

Он спокойно отворачивается и направляется к двери. А я закусываю губу.

Я не хочу есть. Слишком перенервничала, хотя последний раз ела на работе в обед. Перехватила булочку с растворимым кофе.

Тем не менее у меня не возникает желания ослушаться. Магнетизм Градова удивительным образом подминает мое внутреннее сопротивление.

Я следую за ним на первый этаж — в просторную столовую.

— Садись, — он кивает мне на высокий стул у барной стойки, которая отделяет столовую от кухонной зоны, где сейчас царит интимный полумрак. Свет горит только в столовой и над стойкой.

Послушно забираюсь на этот стул, стараясь не распахнуть халат шире положенного. А Градов с невозмутимым видом выставляет на стойку бутылку вина из винного бара, где они лежат горизонтально на решетке из реек. Затем снимает сверху два винных бокала. Красивых и стройных, как в дорогом ресторане.

Пробка выскакивает из горлышка с тихим «чпок», повинуясь умелым рукам Градова, орудующим штопором, и он разливает насыщенно-вишневую жидкость по бокалам.

— Твое здоровье, — произносит он и делает глоток.

— Воздержусь до еды, — отвечаю, сжимая губы.

— А что так? — он упирает руки в стойку, нависая надо мной. Возвышается огромной опасной громадой, на которую хочется любоваться. — Быстро пьянеешь?

— Вам так хочется напоить меня? — поднимаю бровь.

— Хочу знать, сколько тебе понадобится, чтобы наконец расслабиться, — он ухмыляется.

Я все-таки пробую вино. Божественное. Даже отрываться не хочется, но я заставляю себя поставить бокал на стойку. Но вино действует быстро. На душе становится чуть веселее.

Градов идет к холодильнику. Достает оттуда стеклянный контейнер с чем-то красным, берет большую деревянную доску и выкладывает это на барную стойку.

Я с трудом успеваю справиться с лицом, чтобы не показать удивления. Он всерьез собрался готовить?

Нет, мне не привиделось. Градов возвращается к холодильнику и приносит авокадо, керамическую баночку явно фабричного производства и добавляет ко всему прочему чиабатту домашней выпечки.

Я завороженно наблюдаю за тем, как он намазывает на хлеб что-то белое, типа творожного сыра, искусно нарезает красную соленую рыбу и раскладывает на хлеб тонкими ломтиками вместе с дольками авокадо.

Несколько минут — и вуаля. Передо мной нереально красивые бутерброды с красной рыбой и авокадо в духе шефов дорогих ресторанов. Особенно в купе с доской выглядит невероятно эстетично и ярко. Во рту против воли скапливается слюна.

— Ешь, — он двигает доску на середину стойки и втыкает меня заинтересованный взгляд. Будто хочет посмотреть, как я буду есть. У меня под этим взглядом снова весь аппетит пропадает.

— Я… лучше потом, — неуверенно качаю головой. — Не голодна.

Он наклоняется ближе. Смотрит не на еду. На меня.

— Ты бледная и выглядишь истощенно, Василия, — точно врач диагноз выдает. — Тебе нужно поесть.

Голос низкий. Не резкий. Но такой, которому подчиняются мышцы без разрешения мозга. Я отвожу взгляд. Кожей чувствую, что краснею как помидор.

— Не хочу.

Он молчит пару мгновений. Потом медленно выдыхает сквозь нос — звук хищный.

— Раз ты не можешь позаботиться о себе... — он отодвигает стул. — Придётся сделать это за тебя.

Стоп! Что он задумал?!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

9.

Василия

Градов совершенно невозмутим. Только глаза улыбаются.

Он берёт один из бутербродов, обходит барную стойку и встает у меня за спиной. Кожей ощущаю его присутствие как давление. Его рука ложится на моё плечо — тёплая, уверенная. Не удерживаю вздох.

Краем глаза замечаю, что он наклоняется. Черт, я сижу на высоком барном стуле, а ему все равно приходится наклоняться!

— Василия, — голос Градова звучит прямо над ухом. Тяжело и неотвратимо. — Открой рот.

Я сжимаю губы. Уже просто из принципа. Потому что он приказывает.

А ему хоть бы что! Он подносит бутерброд прямо к моим губам. Его тепло опаляет мне плечи, а аура действует на психику. Органично подавляет сопротивление.

— Ты можешь сопротивляться, — мягко шепчет он мне в ухо, — Но ты ведь понимаешь, что я все равно добьюсь своего, м-м?

Звучит так добродушно, что я не сомневаюсь. Добьется. Мурашки по всей спине катятся. Я сдаюсь и открываю рот.

Он меня кормит. По-настоящему. Медленно и заботливо, но это больше похоже на заботу хищника о жертве, чтобы потом сожрать.

Жую. Глотаю. Я не вижу, но чувствую, что он победно улыбается.

— Вот и умница, — его тихий голос пробирает до желудка. С трудом не дрожу от его близости.

Градов выпрямляется и отходит. Садится напротив. Берёт свой бокал.

— А теперь — доедай, — приказывает. Снова.

Я поднимаю на него взгляд. Он не шутит. Не ухмыляется.Для него разумеется то, что я подчинюсь. А я… подчинюсь. Он сделал божественные бутерброды, а я вдруг осознала, что хочу есть как волк.

Беру второй бутерброд и уже сама медленно смакую его. Вытираю пальцы о салфетку.

— Вы со всеми уволенными девушками так поступаете? — подтруниваю.

Градов пристально всматривается мне в глаза, а потом встает, обходит меня со спины снова и опускает ладони мне на плечи.

Сквозь тонкую ткань халата его прикосновение ощущается, будто её и нет. Горячие сильные пальцы ласково стискивают мышцы трапеции, разминают.

— Ты вина ещё выпей, Василия, — его голос над головой звучит насмешливо. — Напряжена до предела. А я тебе сейчас расслабляющий массаж сделаю.

Я слушаю его приятный низкий голос и ловлю себя на мысли, что слушала и слушала бы, а плечи приятно тянет под его руками. Но мозг вовремя отсекает всю неправильность происходящего.

Выворачиваюсь из его рук, наклоняясь вперед.

— Э-это уже слишком… — тяну неуверенно.

Он как ни в чем не бывало возвращает руки мне на плечи и притягивает обратно к спинке стула. Потом проводит пальцами по шее, скользит к ямке между ключиц, спускается к грудине. Я замираю со сбитым дыханием, но его рука останавливается аккурат там, где нахлестываются друг на друга полы халата.

— Слишком было бы, если ты я тебя тут трахнул, — рокочет на ухо Градов довольным тоном. — А это… почти невинно.

Во мне взрывается сверхновая от порочности в его голосе и от моей собственной реакции на его слова. В спине тянет, грудь наливается и тяжелеет. Это… недопустимо!

Я спрыгиваю со стула, сразу плотнее запахиваю халат.

— Я… — гулко сглатываю, потому что слова испаряются с языка. — Мне надо идти.

— Иди, — тянет он, прожигая меня голодным взглядом, который гладит, раздевает прямо тут.

Я подбираю подол и поспешно убегаю наверх. Закрываю дверь в своей спальне и прижимаюсь к ней спиной. Внизу живота пожар, которого быть не должно! Что он за… змей искуситель?!

Нехотя снимаю халат и забираюсь в постель голой. Натягиваю одеяло до самого подбородка, но сон не идет. Я так нанервничалась, что, казалось бы, отрубиться надо просто мгновенно, но не выходит.

Я все кручу в голове этот вечер и не могу понять. И кристаллизую главный вопрос. Почему. Что Градову за печаль до меня?

Я просыпаюсь, ощущая на себе взгляд. Он скользит по изгибам тела, заставляет вздрогнуть от горячих мурашек.

В комнате темно. Ночной свет проникает с улицы. Режет пол тонкими полосами.

Однако вскоре я начинаю различать детали и вижу силуэт. Градов. Стоит у изножья кровати. В одних брюках. Скольжу взглядом по его накачанному торсу, зависая на кубиках пресса. Гладкая кожа подсвечена ночным светом и кажется ещё притягательнее, чем при обычном свете.

— Василия, — тихо произносит он, обходя кровать.

Я хочу ответить, но язык не слушается. Я замираю, ожидая, когда он подойдет. Сердце дубасит в ушах как ритуальный барабан.

Градов оказывается рядом спустя несколько медленных шагов мучительного ожидания и одним неуклонным движением снимает с меня одеяло. Проходится взглядом по телу снизу вверх, впивается им в глаза. В его черных радужках я вижу пламя желания, которое он даже не пытается скрыть.

— Встань на колени, — приказывает он хрипло.

А я… подчиняюсь. Внутри пожар, внизу живота тянет, а между ног ощутимо пульсирует.

У меня вообще то не возникает мысли о том, что это неправильно. Будто так и должно быть, и он вправе мне приказывать.

Подбираю ноги и встаю на кровати на колени. Смотрю в черные, как бесконечность глаза, как загипнотизированная.

Градов поднимает руку, проводит костяшками по моей скуле, спускается к подбородку, проводит большим пальцем по губе.

— М-м, — тихо возбужденно рычит.

— Встань, — велит и делает шаг назад, уступая мне место на полу.

Я ловлю себя на том, что уже вся мокрая. У меня Егор был первым мужчиной, но с ним я никогда не доходила до такого уровня возбуждения.

Ноги дрожат, но я слезаю с кровати и выпрямляюсь. Градов смеряет меня удовлетворенным взглядом. Только смотрит не как мужчина на женщину, а как хозяин на вещь, которая ему принадлежит.

Он медленно проводит ладонью по моим ключицам. Я хочу прикрыться, но он перехватывает запястье.

— Не смей, — произносит чуть тверже, но все так же хрипло. — Ты красивая, когда послушная.

— Я не… послушная, — бормочу, но голос дрожит.

Он наклоняется, ведет носом вдоль виска, втягивая мой аромат, касается губами уха.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Убедишься в обратном, когда я прикажу тебе…

10.

Василия

Раздается глухой хлопок — и видение растворяется. Я резко подскакиваю, сажусь в кровати, прикрывая одеялом по грудь. Оглядываюсь. В спальне светло. Штора трепыхается у приоткрытого окна, это был её звук.

Сердце колотится. Простыня мокрая. Лоб влажный. Бёдра — липкие. Я задыхаюсь. Во рту — пересохло.

Градова в комнате нет. Это был только сон. Только... бредовый вымысел моего мозга.

Восстанавливаю дыхание, осознавая, что только что произошло. Я чуть не отдалась Градову во сне. В животе снова что-то сжимается от одного воспоминания о том, что там происходило.

Черт.

Мне нужно уйти из этого дома как можно скорее. Я сегодня же покину эти хоромы. Даже лучше прямо сейчас.

На спинке кровати висит все тот же халат, но я иду в ванную и после умывания надеваю свою одежду. Я не собираюсь задерживаться в этом доме. Вешаю сумочку на плечо и вспоминаю, что вчера Градов выкинул мой телефон.

И ладно бы я не ждала никаких звонков. Но мама будет волноваться. Я ведь вчера не позвонила, затерялась. Была слишком на нервах а потом слишком загипнотизирована Градовым и его хищным гостеприимством, что забыла о звонке. Забыла обо всем. Такое нельзя больше повторять.

Зараза! Мне даже баланс карты не посмотреть. Я как без рук. Нет, телефон нужен срочно. И симку собственную восстановить, чтобы мама могла дозвониться.

Разволновавшись в край, выхожу из спальни полностью собранной, если так можно сказать о девушке в рваной рубашке и без верхней одежды.

Каблуки туфель цокают по мрамору лестницы, и я спускаюсь в холл. Градова тут нет, но нос улавливает аромат кофе из кухни-столовой.

Пойти попрощаться?

Нет. Лучше уйду по-английски. А как же охрана?

Да как будто охрана не видела здесь таких же женщин, которых Градов арендовал на ночь? Прикинусь одной из них, мол, барин поигрался и отпустил с миром.

Мне такая легенда противна в принципе, но лучше так, чем сталкиваться с Градовым при попытке к бегству.

Встаю на цыпочки и тихо подкрадываюсь к входной двери. Она открывается по кнопке, и я быстро нахожу небольшой прямоугольник на стене с красным словом «Open». Нажимаю и берусь за ручку, когда слышу:

— Далеко собралась, Василия? — сзади доносится голос Градова.

Я вздрагиваю и на мгновение замираю, как мышь, обнаруженная в мешке с крупой. Оборачиваюсь медленно, стараясь скрыть досаду на лице.

— Я не обязана перед вами отчитываться, — выговариваю громко, беззастенчиво разглядывая Градова.

Он по-утреннему расслаблен. Мягкие матерчатые брюки, немного лоснящиеся, будто шелковые или атласные, и голый бомбически красивый рельефный торс. Зараза, я уже третий раз пересчитываю кубики и убеждаюсь, что все на месте.

Градов медленно направляется ко мне, ступая босыми ногами по теплому полу с керамическим покрытием. В руках несет какую-то цветастую коробку.

— Так куда ты собралась, Василия? — спрашивает он вкрадчиво и наконец подходит вплотную и защелкивает дверь, которую я успела открыть.

Он стоит неприлично близко, и я чувствую его тепло в воздухе. Отступаю на шаг.

— Вы вообще-то выкинули мой мобильник, если забыли, — произношу я и цепляюсь взглядом за коробку. Запаянная. Судя по картинке — новый телефон.

Он протягивает эту коробку мне.

— Вот телефон, пользуйся, — говорит без наезда или пафоса.

— Это что, шутка такая? — тяну неверующе и прячу руки за спину в знак отказа.

— Я компенсирую тебе ущерб, — парирует Градов так же невозмутимо. — Что не так?

— Я… не могу это принять, — опускаю взгляд. — И вообще. Мне пора.

— У тебя нет одежды. В чем поедешь? — в его голосе проскакивает сарказм, который меня прямо взрывает. Щеки заливает жар, внутри расплескивается гнев.

— Вы мне ещё наручники предложите! — выговариваю громче, чем хотела.

Градов вдруг делает шаг ко мне, отчего я вжимаюсь в стену рядом с дверью, и ставит руки по сторонам моего тела. Смотрит тем самым повелительно-хищным взглядом, чуть склонив голову набок. А я плавлюсь от его близости. Это, блин, надо прекращать!

— Наручники позже, — Градов наклоняется ближе и говорит над ухом. — Пока только кофе. Выпьешь? Утренний. Для бодрости.

По телу на слове «наручники» пробегает волна порочной дрожи. Что за… Какого черта это вызывает такую реакцию?! Нет-нет-нет. Я не из этих. Качаю головой и делаю усталый вид.

— Послушайте, Владислав Аркадьевич, — прибавляю голосу утомления. — Я не просила меня спасать. И вообще я здесь оказалась, только потому что у меня выбора не было.

Он сжимает челюсть, и по щекам ползет тень напряжения.

— Сейчас у тебя есть выбор, — цедит строго. — Уехать и снова искать место для ночлега или…

— Ну так и отпустите меня! — не даю ему закончить, заглядываю в глаза с видом «чего непонятного-то?». — Переживу как-нибудь без ваших шелковых простыней.

Градов прячет руки в карманы брюки и отступает. Усмехается.

— Неужто ты к своему домашнему боксеру решила вернуться? — в голосе мелькает досада.

Нет. Трижды нет. И я благодарна, что вчера Градов радикально избавил меня от общения с Егором. Но мне правда надо уйти. Правда нужна симка. И вообще мне неуютно в этом доме.

— Вас это не касается, Владислав Аркадьевич, — вытягиваю губы в линию. — Откройте дверь, я ухожу.

Градов кивает и правда открывает мне дверь. Удивительно легко я отделалась от его общества.

Пересекаю участок, охранник выходит из будки и открывает мне калитку, кивает Градову, который так и стоит в дверях дома, провожая меня черным взглядом. Упущение с его стороны так меня отпустить. Но уже что сделано то сделано.

Блин. Я понятия не имею, как отсюда выбираться и насколько далеко я от города. А погода немилосердно холодная. Озноб уже схватил меня и заставляет дрожать.

Плотнее запахиваю ворот рубашки и иду по добротной проселочной дороге мимо очень дорогих коттеджей. Из домов время от времени выезжают машины, и я следую за ними. Вряд ли эти люди будут курсировать в пределах поселка на своих блестящих внедорожниках и представительских седанах.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Через некоторое выхожу-таки к трассе. Миную шлагбаум, который мы проезжали, и встаю на обочине обычного загородного шоссе. Тут должны быть маршрутки. Точно.

Ветер пробирает до костей. У меня даже часов нет засечь время. Зараза. Как же холодно!

Стою, едва не пританцовывая, как на морозе, сжавшись в комок. Руки скрещены на груди, одной я старательно стягиваю рубашку.

За это время из поселка выехало три машины. Но ни одной маршрутки вообще не прошло. Ни автобуса, ни черта.

Из-за шлагбаума выезжает очередной внедорожник, но не припускает по трассе, а останавливается напротив меня. Где-то в глубине сознания я была бы рада увидеть тут Градова, но он вряд ли захочет снова взяться за мое спасение.

Окно опускается, и из машины выглядывает мужчина с золотой цепью на шее толщиной в палец. У него черная густая борода и южные черты лица. Он улыбается, но эта улыбка что-то не внушает мне доверия.

— Садитесь, подброшу. Куда угодно, — говорит он доброжелательно. — Или… может, просто погреемся вместе? Трением. Я щедро заплачу́.

Он скользит сальным взглядом по моим ногам. По бёдрам. По рубашке.

— Нет, я не… — отвечаю и отступаю на шаг.

— А если я настою? — тон мужчины во внедорожнике становится стальным. — В машину села!

11.

Василия

Я качаю головой и делаю пару шагов назад. Но уже понимаю, что он, скорее всего, из этого дорогущего поселка, а я тут, одна, с фингалом на лице, в порванной одежде. Напоминаю жертву, с которой можно что угодно делать.

И ведь мне даже бежать некуда. Развве что прямо сейчас рвануть на другую сторону, где встречные машины и бежать против шерсти. А далеко я убегу? Насколько быстро он придумает, как меня догнать?

— Так, красавица, — мужчина снова включает покладистого. — Давай, шаг, ещё шаг. Машину обошла и вперед ко мне села. Отсосала и свободна.

В этот момент сзади раздается рычание двигателя, и я краем глаза вижу внедорожник Градова. Трудно его не узнать. Очень характерная решетка радиатора.

Хлопает дверца. Я стою, не дышу. Замираю всем телом и даже будто не чувствую холода. Но потом все же оборачиваюсь.

Градов подходит. Без спешки. В пальто. С холодным лицом и тенью желания убивать в глазах.

Лицо южного мужчины становится встревоженным, а плечи сжимаются.

— Окно закрой, — бросает Градов.

— Сорян, Влад, я не знал, что она… — тот начинает оправдываться.

— Не твоё дело, Равиль, — обрывает Градов. — Едь к жене. Пока цел.

Тот закрывает окно и трогается. Без возражений. Пускает машину по трассе.

Я стою, не дыша.

Градов подходит ко мне, останавливается очень близко. Почти вплотную. Его горячая рука ложится мне на ледяную талию.

Я качаю головой и стараюсь на него не смотреть. Чувствую себя дважды униженной. Сначала этим Равилем с его гадким предложением, а теперь тем, что Градов снова подбирает меня у обочины. На этот раз буквально.

— Хватит играть в гордость, Василия, — произносит мягко и укоризненно, по-отечески. — Садись в машину.

Я открываю рот, чтобы возразить. Но он не дает:

— Куда ты собралась? В хостел? Или к подруге? Или обратно к Егорке, который вчера тебе мордашку подправил? Где ты будешь ночевать — скажи?

Я молчу. Я ещё не придумала. В мамину комнату в коммуналке пойду, хотя это и самый ужасный вариант.

— Найдёшь работу. Конечно. Когда-нибудь. Где-нибудь. Может, даже не будешь врать в анкете, почему тебя уволили. Может, даже поверят.

Он хладнокровно расписывает мне мои перспективы, и это больно. Больно, потому что он прав. И ведь это с его подачи меня уволили. Это он для начала все мне порушил!

— Но не сегодня, Василия, — договаривает Градов строго. — Сегодня ты пойдёшь со мной.

Он влечет меня к своему внедорожнику и открывает дверь.

— Садись. Не зли меня, — прибавляет с тихим рыком на конце.

Я сажусь. Не смотрю на него. В голове какой-то ступор. Все это неправильно, так нельзя. Не должно быть. Но какая-то часть сознания, рациональная и логичная, понимает, что надо радоваться. Надо засунуть гордость подальше и принять помощь.

Он снова сам пристёгивает меня. Медленно. Его рука касается моего бедра через тонкую ткань брюк. Я задерживаю дыхание. А он снова делает вид, что это была лишь случайность. Потом захлопывает дверь — все. Я в ловушке. Из которой можно выбраться, но не хочется.

Градов садится за руль, машина трогается. Мы едем прочь от поселка. Молча. Он сосредоточен. Не смотрит на меня, зато я смотрю на него. Разглядываю профиль украдкой.

Он очень красивый мужчина. Прямо вот какой надо. И его подчеркнуто небрежная небритость, и острые скулы, и мощная челюсть, и взгляд — тяжелый из-под бровей. Все это будит во мне что-то темное и запретное. Чего не должно быть, но оно есть, пробегает мурашками по рукам, покалывает на кончиках пальцев. Першит в горле и спирает легкие так, что не вдохнуть.

Через десять минут он сворачивает к какому-то невысокому загородному дому, который стоит прямо на трассе. Открывает дверь.

— Подожди здесь, — бросает мне.

— Что? — вскидываюсь скорее от неожиданности, чем от возмущения.

— Пять минут, — добавляет он.

И выходит. Запирает машину снаружи. Я снова как в стеклянной клетке.

Ему навстречу из дома кто-то выходит. Они беседуют. Скорее ругаются. Жестикуляция не оставляет места сомнениям. Потом возвращается, садится, не объясняя ничего.

— Всё, — говорит коротко. — Куда тебе там надо было? Симку восстановить? Что ещё?

Я теряю дар речи от такого предложения.

— Так и будете меня катать везде? — спрашиваю с вызовом.

— Это разовая акция, так что пользуйся, — бросает Градов, выруливая на трассу к городу.

Блин, это все какой-то бред. Что ему от меня надо-то? Может, прямо так и спросить?

— Слушайте, Владислав Аркадьевич, — всё-таки решаюсь. — Зачем я вам?

— Мне нравится играть в сломанные вещи, — он изгибает губы в издевательскую улыбку.

— Я не сломанная! — вырывается у меня первее, чем я фильтрую, что говорю. И добавляю: — И уж точно не вещь!

Он усмехается.

— Ага! То-то ты не стоишь на трассе в рваной одежде.

Он не говорит дальше, но мой мозг дорисовывает конец фразы сам: «как побитая дворовая девка». Унизительно.

— Я могу о себе позаботиться, — шиплю сквозь зубы.

— Ну да конечно! — наигранно соглашается Градов. — В одной рубашке. С фингалом на лице. На холоде.

Мне нечего на это ответить. Он бьет неоспоримыми фактами.

— Я даю тебе шанс не умереть в этом городе, — добавляет он весомо после паузы. — Подумай, сколько стоит твоя гордость?

— Что, спасителем заделались? — язвлю.

— А что, если так? — вдруг спрашивает он жестко и строго. Холодно. — Я решу все твои проблемы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он снова делает паузу, въезжая на виадук. Мы скоро будем в городе.

— Взамен я хочу тебя. Целиком. Без игр.

12.

Василия

— Нет, — говорю я твердо. — Я не настолько низко пала, чтобы продаться за «решение проблем».

Градов даже бровью не ведет. Просто кивает — коротко, весомо. Как будто я сделала ожидаемый ход в его шахматной партии.

— Я тебя услышал, — произносит он холодно.

Мы проезжаем пару улиц уже в городе. Я узнаю места, знакомая окраина.

Градов тормозит возле метро, где я отчетливо различаю центр связи и пару павильонов дешманской одежды. То, что надо!

Он аккуратно паркуется и вынимает из бардачка визитку. А потом тянется ко мне… Я не успеваю среагировать, а он уже просовывает картонную карточку мне под лямку лифчика, которая виднеется в распахнутый ворот рубашки.

— Позвони, если передумаешь, — рокочет вкрадчиво, невесомо приглаживая визитку к моей коже.

Я первые мгновения сижу в шоке от такой наглости, потом лезу вынуть её, но отвлекаюсь на новое движение Градова. Он вынимает с заднего сиденья ту же коробку с телефоном, которую давал мне в доме, и кладет на колени.

— Бери, — коротко бросает. — Это не обсуждается.

Я сжимаю губы. Выдергиваю визитку из-под рубашки и хватаю коробку с телефоном. Злюсь по чем свет стоит. Такая нахрапистая манера экспансии меня взрывает.

Хочется крикнуть что-то грубое и швырнуть коробку с визиткой ему в лицо. Но я вспоминаю про маму, про отсутствие связи, про свою почти пустую сумочку... И сжимаю губы. Спокойно вынимаю визитку, но демонстративно сминаю её в кулаке.

— Я верну вам деньги, — произношу тихо и отчетливо. — За телефон. До последнего рубля.

Градов хмыкает, будто ему это безразлично.

— Свободна, твоя остановка, — произносит со знакомой холодностью. — Не болей, Василия.

Я выбираюсь из внедорожника на тротуар, оглядываюсь невольно и встречаю лишь ледяной черный взгляд. Как только я захлопываю дверь, его машина газует и уезжает прочь.

Ну вот и избавилась от его назойливого внимания. Осталось заработать и вернуть ему деньги. Найду способ. Не нужны мне его подачки!

Визитка все ещё жжет ладонь. В урну выкинуть? А как его найти, чтобы деньги ему вернуть? Нет. Я бросаю мятый картон в сумочку и закрываю молнию.

Я направляюсь к павильонам и в первую очередь захожу в магазин одежды. Ищу хоть что-то тёплое и закрытое, что скроет мою рваную рубашку.

Рассматриваю очень странные явно штучные вещи и выбираю темно-красный вязаный свитер с горлом. Стоит полторы тысячи.

— Можно? — спрашиваю у продавца, стягивая его с плечиков. — Карты принимаете?

— Терминал не работает, девушка, — отвечает полноватая женщина с выбеленными волосами. — Только наличные. Берите, отличная ангорская шерсть.

Ну да, так я и подумала. Больше на полиэстер похоже. Но даже так будет лучше, чем мерзнуть полуголой.

Я открываю бумажник и с облегчением насчитываю чуть больше полутора тысяч. Чудом остались!

Рассчитываюсь и, зажав сумку между бедер, надеваю его прямо на кассе. Теперь хотя бы не буду мерзнуть так отчаянно.

Потом отправляюсь в салон связи. Паспорт у меня всегда с собой, в потайном кармашке сумки. Я его нарочно не выкладываю.

Прошу восстановить мне сим-карту, и вскоре мне бесплатно выдают новую карточку.

Услужливый мальчик-продавец сам помогает мне её в новый телефон, активирует его, и, как только появляется сеть, экран сразу загорается потоком уведомлений.

Благодарю и выхожу из магазина и ловлю себя на мысли, что хочется закурить. Нервы. Давно у меня такого не было.

Набираю маму.

— Привет, ты как? — спрашиваю с тревогой.

— Да нормально, доченька, — слабым голосом отзывается она. — Голова снова болит, но это же нормально для меня. Ты куда пропала? Я волновалась.

— Я приеду к тебе скоро и все расскажу, — ласково говорю ей, уходя от ответа хотя бы сейчас.

Я не могу ей сказать, что лишилась работы. С её астроцитомой она не может лишиться лечения. Иначе хоспис и скорая смерть в муках. Пока врачи поддерживают её здоровье, она может жить относительно комфортно. Не считая, конечно, что опухоль давит на мозг и вызывает боли.

Как же хочется курить! Просто адски! Я ведь сколько не курила… Пару лет точно.

Усилием воли не позволяю себе купить сигарет и спускаюсь в метро.

Пока еду, восстанавливаю из профиля Гугл свою записную книжку.

Теперь в шторке уведомлений не цифры, которые ничего не говорят, а подписанные контакты.

Пропущенные звонки от Егора. Мама тоже трижды позвонила. И Владимир Федорович? Странно, что ему нужно после моего увольнения? Не буду перезванивать. И Егора тоже надо будет в ЧС внести. Вытащу только для того, чтобы развестись.

Путь до больницы занимает вечность. Я захожу в холл, проскальзывая каблуками по скользкому полу. Знакомый запах медикаментов и болезни проникает в нос. Сестра на посту кивает мне.

— К маме, — выдыхаю. — Никитина Нина Викторовна.

Она нажимает кнопку на турникете, и я поспешно иду по коридору, мечтая только об одном — увидеть маму хоть немного бодрой.

Но я не успеваю забежать в палату, у дверей отделения меня перехватывает

Анатолий Петрович, мамин лечащий врач. Белый отглаженный халат поверх голубой сорочки, в кармане на груди торчит ручка. На шее — стетоскоп.

Анатолий Петрович Востров

Онколог, лечащий врач мамы Василии

— Василия, добрый день... — его голос звучит осторожно. — Можете уделить мне несколько минут?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

У меня слабеют колени. Я смотрю на него широко раскрытыми глазами.

— Что-то случилось? — выдавливаю осипшим голосом.

Анатолий Петрович вздыхает. Медленно, будто подбирает слова.

— Нам нужно поговорить, — произносит он. — Есть новости, и они... не очень хорошие.

13.

Василия

Анатолий Петрович ведет меня в рекреацию — небольшое светлое утолщение коридора, где стоят пара диванчиков и автомат с кофе. Я сажусь, стараясь не показать, как дрожат колени. Он присаживается рядом, открывает папку, и взгляд его становится тяжёлым, врачебно-серьёзным.

— Что, мамина опухоль снова растет? — спрашиваю нетерпеливо, потому что меня дико угнетает неизвестность, пусть даже всего несколько шагов от палаты до сюда. — Или какие новости?

— Боюсь, что так, Василия, — врач скорбно понижает голос.

Они умеют преподносить плохие известия. Научиться бы ещё принимать их с такой же простотой.

Анатолий Петрович открывает папку, показывает мне какие-то снимки, в которых я ни черта не понимаю.

— Мы держали опухоль стабильной за счёт химиотерапии. Но на последнем скане видно, что она снова пошла в рост. Вот здесь видно, что опухоль увеличилась, — он показывает концом ручки. — Начала сдавливать ствол мозга. Это создает большую опасность для вашей мамы.

Сердце проваливается в живот. Я сжимаюсь, обхватываю себя за плечи, будто физически пытаюсь удержать срывающееся дыхание.

— Что это значит? — скриплю, сама не узнавая свой голос.

— Это значит, что при дальнейшем росте… — Анатолий Петрович делает драматичную паузу, подбирая слова. — Вашей маме грозит паралич.

Я прикрываю рот рукой. Пальцы сводит. Первые пару мгновений даже не дышу. Мне плохо. По спине катятся колючие мурашки. А потом отмираю. Мозг судорожно ищет выход.

— А… это можно… Можно хоть что-то сделать? — Во рту скапливается клейкая слюна, я едва выговариваю слова.

— Конечно, можно, — отвечает доктор. — Я как раз об этом и хотел поговорить. Вашу маму можно прооперировать. Опухоль ещё не дала метастазов, так что её можно удалить.

— Но… — тяну я, задерживая дыхание.

— Но это опасная и дорогостоящая операция, — отвечает врач.

— Сколько? — выпаливаю сразу, едва он договорил.

— Пятьсот тысяч… Четыреста девятьсот девяносто девять, если точнее.

— Как срочно? — перехожу на деловой тон, хотя сердце стучит в ушах, внутри все гудит, как перед обмороком. — Сколько времени у меня собрать деньги?

— Как можно скорее, — отвечает Анатолий Павлович. — В идеале, если мы сможем провести операцию уже на этой неделе.

Я медленно киваю. У меня нет пятисот тысяч. Даже трехсот не наберется. Но у меня есть несколько дней придумать, где их найти.

— Я поняла, спасибо, — тяну уже скорее отрешенно, потому что всеми мыслями уже не здесь, а ищу варианты срочного заработка. — Мне можно к маме?

— Да, идите, конечно, — Анатолий Петрович встает и почтительно склоняет голову.

Я иду в палату как сквозь воду. Ноги ватные и тяжелые. В теле дрожь. И черная скорбь, заполняющая сердце.

Мама лежит на подушке, бледная как фарфор, но счастливо улыбается, увидев меня.

— Васенька… — Она тянет ко мне слабую руку. Волос у неё почти нет, поэтому на голове косынка.

Я прижимаюсь губами к её лбу, вдыхаю знакомый запах — чистого белья, лекарств и мамы. Сдерживаю слёзы, сжимаю её руку.

— Что с лицом, солнышко? — вдруг спрашивает она, хмурясь. — У тебя... губа разбита?

— Ой, — машу рукой и как можно естественнее улыбаюсь. — На работе... об дверь стукнулась. Коллега из бухгалтерии выскочил, когда я собиралась зайти. Вот и результат.

Мама морщит лоб, но, к счастью, верит.

— Ох, Васенька. Ты ж такая невезучая, — сокрушенно говорит.

— Ну зато в любви везет! — парирую не думая, подмигиваю и сжимаю её ладонь крепче.

Мы болтаем ещё немного. Ничего важного. О еде, о сериалах, о врачах. Я не говорю ни про увольнение, ни про Егора, ни про трассу, ни про смятую визитку на дне сумки. Просто сижу рядом и запоминаю каждую деталь. Потом целую её в щеку и встаю.

— Отдохни, мам. Я скоро снова приеду.

Я еду домой в маршрутке, смотрю в окно, и в голове вертится только одна мысль: где взять деньги?

Кто даст?

Банк? Нет, я безработная.

Друзья? Их нет.

Работа? Ну-ну. Сначала надо её найти.

Микрозаймы остаются. Кабала невероятная, но что делать, когда решается вопрос жизни и смерти?

А вот и моя остановка — мамина коммуналка.

Все ключи благо я ношу на одной связке. Дверь подъезда пикает домофоном, скрипуче открывается. Я поднимаюсь по грязной лестнице. Открываю рассохшуюся деревянную квартирную дверь. Иду по вечно липкому паркету в коридоре и уже возле маминой двери меня окликает соседка. Мария Вениаминовна. Пышная женщина лет пятидесяти с пергидрольными всегда накрученными волосами.

— О, явилась! — в её голосе вся злоба мира.

Она выходит в коридор в махровом халате, с бигуди в волосах и сигаретой в руке. — Знаешь, что из вашей комнаты тараканы ползут?

Я ошарашенно моргаю.

— Что? — мне сложно поверить, что мама могла оставить еду неубранной. Да и мама уже три недели в больнице. Тараканы были бы заметны раньше.

— Да-да! По всей кухне бегают! Я полицию вызову, пусть вскрывают!

— Мария Вениаминовна, — говорю уставшим голосом. — Мама в больнице. Вы же знаете. Простите, если что... Я уберу.

— Не надо мне твоих извинений! — орёт соседка. — У твоей матери там свинарник, я уверена!

Моя мама чистюля каких поискать. И это оскорбление что-то взрывает внутри. Я вскипаю в мгновение ока. Смотрю прямо ей в глаза.

— Вы лучше в своей прокуренной комнате тараканов поищите. У моей мамы всегда все чисто было, — говорю жестким холодным тоном. — А вскрыть попробуете, я заявлю на вас за вторжение на частную собственность и вред имуществу. Вы ещё и заплатите мне потом компенсацию.

Говорю тихо, но так, что её до костей пробирает. Она замирает и пялится как баран на новые ворота.

— Отдыхайте, — бросаю и поворачиваюсь к двери. — И потушите сигарету. Пожароопасно.

Мария Вениаминовна мне больше ничего не говорит, и я захожу к маме в комнату. Как я и полагала, здесь чистота. Скольжу взглядом по скудной меблировке, снимаю туфли и прохожу к дивану. Я вымотана в край, а ещё только половина дня.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Надо полазить по микрозаймам и попытаться заказать кредит.

Вынимаю новый телефон — и он начинает звонить. С досадой сжимаю зубы. Хотя чего удивляться? Кому ещё захочется меня доставать?

14.

Василия

Телефон продолжает вибрировать у меня в руке. Имя на экране имя — Егор.

Я выдыхаю сквозь зубы. Интересно, что ему нужно? Собирается спросить, где еда, или хочет продолжения вчерашнего скандала?

— Да, — бросаю в трубку.

— Вась… — голос мягкий, почти покаянный. — Прости. Я вчера сорвался. Просто ты меня довела. Ты не вернулась ночевать. Я волновался.

Ну конечно. Я довела. Ладно, будем честны, у меня тоже накопилось. Но это не отменяет того, что он сделал.

— Не волнуйся, я не вернусь, — холодно говорю я. — У тебя с ладонями всё в порядке? У меня с губой не очень.

Он тяжело дышит, потом резко переходит в обвиняющий тон:

— Где ты была? Ночь с тем типом провела, да? С этим... богатеем?

Я усмехаюсь. Он ждет, что я начну оправдываться?

— Ага, с тем типом. — Говорю нарочито эмоционально. — Было круто. Прямо как ты не умеешь.

На том конце — затяжная тишина, потом:

— Ах так? Ну ты у меня попляшешь, поняла?!

— Уже пляшу, Егор. Только не на твоей кухне, — отрезаю и сбрасываю вызов.

Сжимаю кулаки. Сердце колотится. А ведь мне надо как-то с ним развестись. Выдыхаю. Торопливо выхожу на кухню и набираю в мамин фильтр воду из-под крана. Мне совсем не хочется пересекаться с соседями.

Через пару минут я снова сижу с телефоном в руке, но теперь уже в поисковике: «оформить микрозайм срочно».

На первом сайте ввожу данные. Паспорт. СНИЛС. Адрес. Прописку. Ставлю галку, что принимаю соглашение. Всё, что попросят.

Нажимаю «Отправить заявку».

Хочется отложить телефон, но я не могу. Обновляю страницу почтового ящика каждые несколько секунд. Ниже формы приписка, что ответ приходит в течение нескольких минут.

Письмо наконец падает в ящик. Открываю почти судорожно и хочу швырнуть телефон в стену.

«Ваша заявка отклонена. Уровень риска: высокий»

Перехожу на следующий сайт. Потом ещё один. Потом ещё.

Везде одно и то же.

Даже мир микрокредитов считает, что я мусор.

Пью отфильтровавшуюся воду, расхаживая по комнате. Что ещё я могу сделать? Найти сторонние заказы? Ну да, фриланс.ру никто не отменял. Только я помню, что цены там всегда были копеечные из-за жесткой конкуренции и откровенного демпинга.

Запоздало вспоминаю, что мне должны были перевести расчет. Ага, через два дня. Все равно проверяю баланс карты — две с небольшим тысячи.

Что?!

Я не все с прошлого месяца израсходовала. Должно было остаться порядка сорока тысяч. Маме это не поможет, но на эти деньги я могла бы жить.

Куда делись деньги? Так просто не может быть!

И в голове появляется жестокая догадка — Егор мог купить что-то с карты. В домашнем компьютере введены все данные.

Горло сжимается. Внутри расплескиваеся паника. Мне даже просто в долг взять неоткуда.

Дрожащими пальцами выискиваю контакт и звоню Егору.

— А вот и ты, шлюха! — раздается в трубке без приветствия.

— Егор, — я выдыхаю, чтобы не обозваться хуже. — Куда ты дел деньги с карты?

— Ах, тебе денежки понадобились? — в голосе наигранное сочувствие. — Насоси у своего богатея.

Стискиваю свободную руку в кулак. Челюсть сжимается сама.

— Что ты сделал, Егор? — скриплю, подавляя ярость. — Верни деньги!

— Не могу, Васька, — чеканит он, явно довольный собой. — Я купил себе Нинтендо за сорок косарей. Ты меня бросила, а я не мог остаться без развлечения!

То, что он сделал, — вообще-то воровство. Уж не знаю, как юридически — фактически он присвоил мои деньги. Но все, что я могу сделать — написать на него заявление в полицию. А потом выяснится, что я доверила данные своей карты третьему лицу — а значит, сама виновата… Итог один — Егор не понесет наказания.

— Гори в аду, Егор, — выдыхаю я и вешаю трубку.

Он мне отомстил. Красивый поступок для мужчины, ничего не скажешь.

И я ему ничего не сделаю.

Слезы подкрадываются. Стоило Градову появиться в моей жизни, все посыпалось как карточный домик. Просто все.

Хотя, наверное, стоит его поблагодарить. Я ведь не замечала или закрывала глаза на то, какой Егор. Жила по инерции. И Градов как лакмусовая бумажка высветил всю ущербность моей жизни.

Градов. Благодетель нашелся!

В голове против воли всплывает его визитка, которую я сунула в сумку. Роюсь и достаю. Смятый картонный кусочек — расправляю. Черная гладь пошла бумажными трещинами, но тиснение никуда не делось. Владислав Градов и телефон. Лаконично.

Нет, я не буду ему звонить.

Я справлюсь сама.

Но при мысли об этом внутри накатывает волна страха, что сама я всё-таки не справлюсь. Мне, по сути, даже есть нечего и одежды нет.

Ближе к вечеру я выхожу на фриланс.ру, восстанавливаю свой старый профиль, обновляю резюме и принимаюсь искать заказы.

Ну, проект комнаты за триста рублей, конечно, я сделаю за вечер, но даже так — это копейки. И так во всем. Там, где ценники плюс-минус нормальные, проекты на месяц и больше. Не представляю, как фрилансеры выживают с такими ценами.

Ложусь спать с тревогой на душе. Долго не могу уснуть.

А потом внезапно наступает утро, когда я просыпаюсь и отчетливо осознаю, что мне придется обратиться к Градову.

Не он меня дожал, а обстоятельства дожали, но тем не менее, он — единственный из моего окружения, кто сможет мне помочь. И я даже знаю цену, которую он запросит. Если ничего не изменилось.

Таки вынимаю беру визитку в руки и некоторое время тупо пялюсь на неё. Переступить через гордость, но спасти маму? О какой гордости может идти речь, когда на кону жизнь самого близкого человека?

Беру телефон, снова вспоминая о том, что я ещё и за него денег должна, и таки набираю номер с визитки.

Трубка снимается, но на том конце молчат. Я говорю первой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

15.

Василия

— Привет! Я хочу услышать Владислава, — звучит более робко, чем я хотела.

— Сейчас, — отвечает женский голос.

Секретарь? Или он нашел-таки, с кем ночь провести? Не знаю, но меня это почему-то задевает.

В трубке раздается шуршание, а потом его голос:

— При-ве-ет.

Низко и медленно. Он каким-то образом понял, что это я. Наверное, та девушка ему как-то сообщила. Но мой номер должен быть неизвестным? Хотя как знать, может, он его уже себе сохранил. Некогда думать.

— Привет, Владислав Аркадьевич, — произношу в тон с вызовом.

— Я все гадал, когда ты позвонишь, — по голосу слышно, что он улыбается. — Ты перебила мою ставку на восемь часов. Слушаю тебя, Василия.

Вся моя решимость куда-то улетучивается. В животе что-то сжимается, а ладони становятся влажными. Мне ведь жизненно важно, чтобы он согласился.

— Мне нужна ваша помощь, — выдавливаю почти через силу.

— Рад, что ты это осознала, — он усмехается. — По телефону я это обсуждать не буду. Куда прислать машину?

Я опешиваю от его напора. Но выбора у меня нет. Диктую адрес маминой коммуналки.

— Машина приедет через полчаса, — бросает Градов и заканчивает звонок.

Я прибираю в комнате у мамы, чтобы ничего не оставить, но я ничего не ела со вчерашнего дня, потому что не выходила в магазин. Так что заправляю постель и собираю в сумку весь свой нехитрый скарб.

Спускаюсь к подъезду через двадцать пять минут и снова ощущаю невыносимое желание покурить. Нервы. Нервы ни к черту.

Стреляю сигарету у проходящей мимо девушки, хотя ненавижу это делать, но купить сейчас некогда, негде и не на что. Прикуриваю, затягиваюсь. Дым проходится по легким.

Дикое наслаждение опускается на меня эфемерным успокоением, слегка кружится от никотина голова. Давно ж я не курила. И кайфую от каждой затяжки, хотя знаю, что это плохо, вредно для здоровья и вообще девочкам не подобает.

Машина останавливается у подъезда ровно через полчаса с момента звонка. Как Градов так подгадал? Я выбрасываю недокуренную сигарету в урну и сажусь назад.

Кожаный салон обволакивает запахом отдушки, и я чувствую, что от меня пахнет немытыми волосами и табаком. Блеск вообще.

Да плевать. Мне с Градовым детей не растить. Я попрошу у него денег и договорюсь, как верну. И за телефон тоже. И все.

Внутренний голос злорадит: «Ну да, ну да, так он и согласится на твои условия! Он же тебе сказал, что ему от тебя нужно». Сказал. И…

Если бы между наше знакомство случилось при других обстоятельствах, если я в тот момент не была замужем, если бы он не напирал, как трактор, я бы согласилась.

Градов правда красивый. Но такие, как я, сотнями сами прыгают к нему на колени или падают ниц. Я просто одна из многих, кого он перемелет и забудет.

Водитель молчит всю дорогу и везет меня к загородному дому Градова. Въезжает за забор, останавливает машину у крыльца, сам выходит открыть мне дверцу. Все-то у Градова по высшему разряду.

Дверь в дом открывается раньше, чем я успеваю подняться на крыльцо. Градов показывается в дверном проеме и пристально смотрит на меня. Без улыбки. Цепко и внимательно, будто оценивая, насколько я на грани.

Затем отходит в сторону и делает приглашающий жест рукой, мол, заходи.

Я вхожу и останавливаюсь посреди гостиной первого этажа.

— Ты куришь? — он удивляется, проходя мимо меня и манит рукой в кухню.

— Балуюсь, — отвечаю скупо.

— Выпьешь? — он говорит это почти из кухни. Приходится ускорить шаг.

— Можно сразу к делу, Владислав Аркадьевич?

Градов снова смеряет меня цепким взглядом.

— Деловая у нас Василия, — он достает из бара бутылку вина. — Может, для начала вина? А то ты снова такая напряженная, что ещё чуть-чуть и током начнешь биться.

Вспыхиваю, но утихомириваю порыв накричать на него. У него-то проблем нет и мама не умирает.

— Потому что мой вопрос не терпит отлагательств, — выдыхаю.

— Почему же? — Градов таки открывает вино и наливает два бокала.

Я не ела. Стоп. Нельзя! Но рука предательски сама тянется к предназначенному мне.

Я так волнуюсь, что мозг ищет любую возможность притупить оголенную и звеняющую напряжением нервную систему. Мне нужен этот глоток. Только один.

Я без тоста присасываюсь к пузатому стеклянному бортику. Вино очень вкусное. И пить хочется.

В общем… Останавливаюсь… только когда допиваю до дна. С ужасом смотрю на пустой бокал, осознавая, что не заметила, как выпила все.

— Серьезно ты к переговорам подходишь, — подтрунивает Градов и делает небольшой глоток.

А я вдруг понимаю, что хочу говорить с ним так, как чувствую.

— Хватит стебаться, циничный чурбан! — мне срывает тормоза. — Я пришла попросить денег не на ноготочки! И волнуюсь. Мне страшно! Мне нужно полмиллиона в течение недели, сама я их не соберу! Даже микрозаймы списали меня со счетов.

Слезы подкрадываются незаметно, но проливаются остро и горько. Все, что скопилось за последние пару дней, сейчас вырывается наружу. Под действием алкоголя, смешанного с отчаянием.

Я смотрю в пол, чтобы он не видел, но он замечает. Конечно. Ничто не укроется от его взгляда.

Я жду словесной оплеухи. Оскорбления. Унижения. Но Градов молча отставляет бокал и подходит ко мне. Обнимает за плечи и прижимает к груди, которая пахнет его очуменным парфюмом.

— Тише, Василия, — произносит на ухо тихо и ласково. — Пойдем присядем, и ты мне все расскажешь.

Он влечет меня в гостиную, сажает на диван, сам садится с другой стороны и честно слушает.

— Мама в больнице, с астроцитомой третьей степени, — начинаю я. — Это…

— Опухоль головного мозга, я в курсе, — тон Градова сейчас скорее холодно-деловой, чем участливый.

— Вчера врач сказал, что ей нужна операция, опухоль начала расти, вместо уменьшения, — я стираю слезы с щек, стараясь не смотреть в сторону Градова. —. И операция нужна срочно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Выдыхаю. Жду вердикт.

— Полмиллиона рублей решат твою проблему? — Градов невозмутимо задает новый вопрос.

— Именно столько стоит операция. Без одной тысячи, — перевожу дыхание, чуть ободряясь. — Так вы можете дать денег?

16.

Василия

Он молчит.

Просто сидит в кресле напротив, с бокалом вина в руке, и смотрит на меня так, будто не слышал ничего из сказанного. Или слышал всё слишком хорошо.

Я сжимаю пальцы, чтобы не дрожали. Хочу сказать ещё что-то, уточнить, повторить — но зачем? Он либо даст денег, либо нет. Если спросить ещё раз — я начну умолять. А этого не будет. Ни за что.

Я держусь. Хотя внутри — град пылающих осколков. Губа саднит. Сердце бьется в горле, будто я пробежала кросс.

Градов делает глоток, не отрывая от меня взгляда. Потом медленно ставит бокал на стол. И всё так же молча встаёт.

Подходит.

Я не отодвигаюсь. Не в силах. Он встает так близко, что я чувствую тепло его тела. Запах кожи, вина, чего-то пряного, тёмного, мужского. Аромат Градова.

— Ты просишь полмиллиона, — говорит он наконец. Голос низкий. Ровный. — Но я смотрю на тебя… и понимаю, что тебе не деньги нужны.

Я поднимаю глаза. Он смотрит на меня без злобы, без язвительности. Но и без нежности.

— Тебе нужно, чтобы кто-то, наконец, встал на твоей стороне, — продолжает он. — Чтобы ты знала, что не одна. Ты устала бороться в одиночку.

Слова проникают под кожу, как ледяной душ в разогретое тело. Я хотела бы возразить, хотела бы закатить глаза, назвать всё это дешёвой манипуляцией… но не могу. Потому что всё, что он говорит, — правда.

Иногда страшно не быть одной, а наконец признать, что ты всё это время и была одна.

Сломалась лампочка — починила сама. Закончились деньги — ужалась, переждала. Заболела мама — вытащила на себе.

Бывший муж пьёт, хамит, поднимает руку — тоже как-то пережила. Только теперь я понимаю, что всё это — не борьба. Это просто жизнь без опоры. Без стены за спиной, которая не даст упасть.

И вот Градов. Стоит прямо передо мной. Он уже сказал: «Я всё решу». И у меня не возникает сомнений, что он и правда может всё решить. Но только если захочет.

Он протягивает руку, касается моего лица. Большой палец проводит по щеке, смахивая слезу, которой я даже не заметила.

— Я дам тебе эти деньги, — говорит он.

Я замираю.

— Без условий? — выдыхаю, и в голосе сквозит такая слабость, что мне становится стыдно.

— Конечно, с, — отвечает он. — Ты уже знаешь — я не благотворитель. Я не буду напоминать. Ты сама мне скажешь: «Присвой меня».

И вот это — страшнее всего. Он не отказывается от своего желания, а выкладывает его на стол передо мной, как нож, которым он однажды воспользуется.

Это не ультиматум. А выбор, который только кажется свободным.

Я молчу, судорожно сглатываю. Потому что уже понимаю, что он просто так не отступит, а я… просто так не сдамся.

И вдруг он делает шаг назад. Поднимает бровь.

— Или ты предпочитаешь ждать микрозаймы и очереди в хоспис?

Боль вспыхивает внутри, как порез.

— Я предпочту отработать эти деньги, — выпаливаю громче, чем стоит. — Но я не проститутка, чтобы этим выплачивать долг.

Он не сразу отвечает. Просто смотрит на меня. Щурится, чуть сдвинув бровь.

Будто видит мои колебания насквозь. Читает как открытую книгу.

— Я и не собираюсь тебя покупать, — говорит он наконец. — Мне нужно лишь щелкнуть пальцами, чтобы купить женщину. Это неинтересно.

Он усмехается. Жёстко, как лезвием по стеклу. Расправляет мощные плечи так, что рубашка натягивается, облегая грудные мышцы.

— Но ты не продажная, — продолжает вкрадчиво. — Ты упрямая. И поэтому с тобой, чёрт возьми, интереснее.

Он проходит мимо, будто хочет просто взять бокал со столика, но делает шаг вбок и оказывается у меня за спиной. Наклоняется, опаляя собственным теплом мое плечо и ухо.

— Ты не сдаёшься, Василия. Это возбуждает. — От его голоса по позвоночнику проходит дрожь. — Даже сейчас. Даже на грани краха и отчаяния ты держишь лицо.

Я сжимаю зубы. Чертов психолог. В горле снова встает ком. Он будто идеально понимает, что мне надо говорить и как.

— И знаешь что? — он снова обходит меня и встает передо мной, слишком близко. — Я это уважаю.

Скользит взглядом по моему лицу и цепляется за отвратный красный свитер на груди.

— Но уважение не отменяет условий, — договаривает жестко как отрезает.

И делает паузу, видимо, чтобы я осознала.

— А насчет «отработать»… мы с тобой ещё обсудим, в какой форме.

Я отворачиваюсь. Закрываю лицо руками. Внутри всё орёт — «нет», «не сдавайся», «найдёшь другой способ». Но у меня нет другого способа. Всё, что я могу сейчас — это спасти маму. А значит, да.

— Ладно, — говорю тихо. — Хорошо. Я принимаю помощь.

Он кивает. Спокойно. Как будто заключил обычную сделку. Как будто не забрал сейчас всю мою волю.

— Раздевайся, — говорит он вдруг, всё так же спокойно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

17.

Василия

Он произносит этот приказ так же спокойно, как попросил бы передать соль. Как будто это мелочь. Пустяк. Для меня не пустяк.

Я выпрямляюсь как струна. Моментально. Гнев вспыхивает внутри, словно вспышка спички по бензину.

— И все? — вскидываю подбородок, глядя ему прямо в глаза. — Недолго же продлилось ваше фальшивое благородство!

Градов низко усмехается. Улыбка у него ленивая, хищная — как у тигра, решившего поиграть с жертвой, прежде чем добить.

— Я хотел, чтобы ты сняла только свитер. Он позорный.

— Зачем? — я скрещиваю руки на груди, резко и оборонительно. — У меня под ним все та же рваная рубашка. Это лучше?

Он будто наслаждается моим взрывом.

— Лучше? Нет, не лучше. — Его голос — бархат с лезвием внутри. — Но этот свитер следует сжечь на заднем дворе. В моем доме ты будешь выглядеть как человек.

— Интересно, в чем же? Голой походить предложите? — бросаю с вызовом.

— Это был бы неплохой вариант, — его губы растягиваются в жадную улыбку. — Но здесь, кроме меня, бывает повар, работники клинга, так что нет. Лучше ты закажешь себе новую одежду. Пока можешь надеть халат. Он всяко приличнее будет.

Я стою обтекаю. Вот как ему удается вроде ничего такого не сказать, а заставить мои щеки пылать от гнева и… не только. Что-то в нем есть такое, на что мое тело предательски откликается.

— У тебя есть выбор, Василия, — Градов подходит ближе, встает почти вплотную. Как он любит. — Позор или шелк. Что выберешь?

— Шелк, конечно. С шёлковым ошейником, да? — цежу с ядом.

Он наклоняется ко мне, и между нами не остаётся воздуха.

— Пока — с поясом, Василия. Но ты кусаешься, значит, не безнадёжна.

Мне хочется треснуть его по щеке. Или поцеловать. Или и то, и другое. Вместо этого я отступаю и стискиваю зубы.

Градов будто этого и ждал — спокойно делает шаг к столу, забирает свой бокал и допивает вино, а потом вынимает телефон.

— Кстати, в какой больнице твоя мама? — говорит как бы между прочим.

— Зачем вам? — тут же настораживаюсь.

— Просто ответь.

Я называю.

— Угу. — Он кивает будто для себя что-то решил, усиленно листает телефон. Потом поднимает на меня взгляд как ни в чем не бывало. — Поднимись наверх и прими пока душ. Комната та же. Пока ты отдыхаешь, я решу твой вопрос.

С этими словами он забирает пустой бокал из-под вина и направляется в кухню.

— Стоп! Какого чёрта?! — я догоняю его и останавливаю за плечо. — Вы обещали деньги. Только деньги!

Он оборачивается.

— И ты их получишь, — произносит невозмутимо, только тон прямо ледяной.

— Когда? — наседаю.

— Василия, — Градов придавливает меня тяжелым, как ядро, взглядом. — Ты согласилась на мою помощь. Помощь идёт в комплекте со мной. А значит — по моим правилам. И ты им подчиняешься.

Я хватаю ртом воздух, пытаясь справиться с волной бессильной ярости. Он прав. А я… не могу отказаться.

— Вам просто нравится командовать, да? — выговариваю едко.

— А тебе нравится, что наконец кто-то знает, что делает. — Его красивые губы трогает легкая улыбка. — Прими душ, Василия. Не спорь.

Я шумно выдыхаю, но крыть мне нечем. Разворачиваюсь и ухожу.

Поднимаюсь на второй этаж, нахожу уже знакомую спальню. Здесь ничего не изменилось, кроме того, что постель заправлена.

Душ принять и правда стоит. Я грязная. От меня пахнет потом и нервами.

А в душе́ по-прежнему шквал. Градов сводит меня с ума в плохом смысле. Бесит. И в то же время какой-то части меня он нравится. Даже его эта манера командовать.

Внутри меня есть я-предательница, которая хочет ему подчиниться и расслабиться, потому что и она, и вся остальная я верим, что он действительно все решит. Для людей, вроде него, вообще не существует вещей, которые он не мог бы реализовать.

За мыслями я не осознаю, как раздеваюсь и встаю под горячую воду в шикарной ванной. Осознаю себя уже с мокрыми волосами и разогретой кожей. В ванной пахнет сандалом и мятой.

Я отмываю волосы, намыливаю тело душистым гелем, выбираюсь и высушиваюсь. Полотенце мягкое, как мимоза.

Халат, в котором я ходила утром, действительно висит тут же на крючке. Надеваю его, ощущая приятную прохладную гладь скользящей по телу ткани.

Вниз идти не хочется, так что вынимаю телефон и собираюсь проверить, не перевели ли мне деньги с работы. Пора бы уже. Сажусь на край кровати и устанавливаю Сбербанк на телефон. Логинюсь без проблем, проверяю баланс и замираю на месте. Забываю, как дышать.

На счёте — миллион и две с хвостиком тысячи.

Миллион.

Пересчитываю знаки — не привиделось. Шесть цифр после единицы.

Смотрю в историю переводов — Владислав Аркадьевич Г.

Подскакиваю и быстро иду вниз. Спускаюсь босиком, едва не путаясь в длинных полах халата.

Градов сидит за барной стойкой, пьёт кофе. Взгляд ровный. Сам спокойный. И чертовски красивый.

Я останавливаюсь в дверях и перевожу дыхание.

— Вы считать не разучились? — спрашиваю с издевкой. — Вы перевели на пятьсот тысяч больше.

— У меня со счетом все в порядке, Василия, — мой подкол его нисколько не задел. Напротив, по довольной улыбке он ждал и этой моей вспышки. — Я нарочно перевел на пятьсот тысяч больше.

— Это ещё зачем? — спрашиваю уже не так возмущенно, но и не покладисто.

— Это аванс, — отвечает он. — За работу. Которую мы вскоре обсудим.

— Да вы издеваетесь! А вдруг работа мне не подойдет?

— Насколько я помню, ты била себя пяткой в грудь, что отработаешь, — да он не человек, а параграф чертов. Робот! И оборачивает все слова против меня. — Просто так жить в моем доме ты не хочешь, принимать мои деньги без отработки тебе тоже западло. У меня есть к тебе рабочее предложение. Других не будет. Как и других вариантов взаимодействия тоже.

Я внутри медленно вскипаю. Он встаёт и снова подходит вплотную. Его тепло пробивает воздух и заставляет меня упереться спиной в стену.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ты наслаждаешься этим, да? — голос скрипит гневом. — Властью?

— Наслаждаюсь тем, что ты тут, — отвечает он тихо, но так, что у меня по позвоночнику мурашки бегут. — И тем, как с каждым часом ты всё глубже вязнешь в моей паутине.

Я делаю микрошажок вбок, проверяю, он не держит. Но и не отступает взглядом.

— Василия… — Он склоняется к моему уху. — Мне безумно интересно, сколько ты выдержишь, прежде чем попросишь.

Живот сжимается от внутреннего жара. Я отвожу взгляд, но щеки предательски горят, а внутри всё трещит от напряжения. Он это чувствует — и наслаждается каждой моей попыткой сохранить лицо.

Я не отвечаю. Ухожу. А точнее, убегаю.

В комнате беру телефон и набираю номер маминого врача.

— Анатолий Петрович, здравствуйте! — громко и четко говорю в трубку. — Я нашла деньги, когда можно приехать оплатить? Мы готовы на операцию!

В трубке повисает долгая пауза.

— Простите, Василия… — врач медлит. — Я больше не веду вашу маму. Вас перевели. Ей назначен новый лечащий врач.

18.

Василия

— Что значит — новый врач? — говорю медленно, будто это поможет лучше понять смысл фразы. — Почему? Когда?

— Буквально… Только что. Вам, наверное, не успели сообщить, — голос у врача усталый. Ему явно неловко. — Операция полностью оплачена, вашу маму перевели в другое отделение и назначили ведущего хирурга.

— То есть? — выдыхаю. — А известно, кто оплатил?

Спрашиваю, хотя знаю ответ. Некому больше. Родственников у нас нет или мы с мамой о них не знаем. Так что вывод только один — это Градов. И мне миллион перевел.

По позвоночнику струятся мурашки.

Врач что-то говорит, я прощаюсь на автомате.

Скидываю звонок и опускаю телефон на кровать. Сердце стучит медленно и тяжело и будто проваливается в живот.

Я все понимаю. Могу принять подарок или услугу. Но для этого надо, чтобы человек был знакомый или я хотя бы понимала его мотивы.

Хех. Мотив Градова я тоже понимаю. Но это так… подло. И мне нужно поблагодарить. Так делают воспитанные люди.

Я выхожу из комнаты, сбегаю по лестнице со странным коктейлем ярости и облегчения в груди. Я ненавижу себя за то, что чувствую к этому человеку. Слишком противоречиво. Выносит мозг. Не дает сосредоточиться.

Градов на кухне. Так и сидит за барной стойкой, пьёт кофе и что-то читает в планшете. Совершенно спокойный. Безмятежный. Как будто не перевернул только что мою жизнь в очередной раз.

Я останавливаюсь у входа и опираюсь о косяк. Скрещиваю руки.

— Вы оплатили операцию, — говорю без предисловий.

— Да, — он даже не поднимает глаз. — У твоей мамы теперь другой врач. Специалист по астроцитомам. Сделает всё возможное.

Я подхожу ближе.

— Вы не имели права, — в голосе яд, который я не могу скрыть. И язык благодарить отказывается.

Он поднимает взгляд. Не удивлённый. Спокойный.

— Я имел возможность, — говорит он. — А с правом ты сама определилась. Сегодня. Когда приняла правила игры.

— Это была помощь. Деньги. Я собиралась… — я запинаюсь. И что? Вернуть? Заработать? Возместить? Ни один из вариантов сейчас не звучит правдоподобно.

— Ты думала, что помощь закончится на переводе? — он ставит чашку. — Нет, Василия. Теперь это — мой вопрос. Я не спасаю. Я решаю.

Я отвожу взгляд. Внутри меня буря. Злость, унижение, тревога. Но вместе с этим — облегчение. Которое я ненавижу. Потому что именно оно — самая страшная форма зависимости.

— Мне не нужна решённая жизнь, Владислав Аркадьевич, — выдыхаю. — Я хотела только дать маме шанс.

— Ты дала. А теперь ты в этом доме. — Он встаёт. — И пока ты здесь, ты не просто гость.

— А кто я? — поднимаю бровь. — Домашний питомец? Проект?

Он подходит ближе. Его пальцы чуть касаются моей щеки. Осторожно, почти невесомо, но в теле отзывается электричеством.

— Пока — женщина, которую я хочу. — Он смотрит мне прямо в глаза. — Которая ещё сопротивляется. Но уже не бежит.

Я отступаю. Полшага. Он не настаивает.

— Миллион не поможет меня купить, — скрежещу я, пытаясь вернуть себе контроль. — Я не…

— Продаешься. — Его голос — сталь. — Я помню. Миллион тебе для комфортной жизни.

— А не страшно, что я сбегу? — вздергиваю подбородок.

По сути, он дал мне денег на год жизни в приличной квартире не работая и решил ситуацию с мамой. Меня тут вообще ничего не держит.

— Ты не сбежишь, Василия. — Он снова подходит ко мне. И я снова у стены так, что некуда отступать. — Знаешь, почему?

Его голос становится более низким и хриплым. Он наклоняется, нюхает волосы, а потом берет мою ладонь и прикладывает к твердому бугру на брюках в районе паха.

Я так опешиваю, что замираю.

— Потому что ты хочешь меня, — его голос — почти шепот, но такой остро очерченный, что я все идеально слышу, он вибрирует у меня внизу живота, и снова внутри разгорается пожар.

Я ловлю себя на желании. Хочется чуть сжать пальцы, ощутить толщину и упругость его члена. И я тут же вырываю руку из его захвата.

Сердце бешено колотится. Я резко дергаю головой, мол, нет, ничего я не хочу. А соски позорно топорщатся под халатом.

Градов вдруг отступает на шаг. Невозмутимо поправляет член через штаны и втыкает в меня цепкий взгляд.

— А ещё ты честная, Василия, — он идет к кофеварке, будто ничего не произошло. — Ты хочешь со мной расплатиться. И я тебе позволю.

Он ловит мой взгляд, который, видимо, снова наполняется ядом при этом слове. Я не проститутка, чтобы спать за деньги!

— Не телом, разумеется, — Градов усмехается, нажимая кнопку на белом с черным корпусе. — Это мы тоже уже обсудили.

Кофеварка начинает шумно молоть зерна, запах кофе наполняет кухню. Потом с шипением в чашку наливается сам напиток. Градов переставляет его на стол и указывает мне место напротив.

— Пришло время обсудить работу, — добавляет он. — Садись.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

19.

Василия

— Что это? — смотрю на планшет, не веря глазам, и машинально провожу пальцем по экрану, будто это поможет убедиться, что я не сплю.

Передо мной открыта финальная визуализация. Наш проект. Вернее, уже не наш. Из моей бывшей компании. Тот самый, который мы ему адаптировали и считали.

Я помню каждый пиксель, каждый рендер. Сейчас мозг соотносит ландшафт с участком около этого дома.

Голый бетонный забор, дикий газон, бассейн, который должен был появиться в финальной стадии. Всё до малейших деталей. Даже теневой навес, увитый диким виноградом, который я придумала сама.

Градов сидит напротив, локти на столешнице. Кофе остывает в чашке, а взгляд — цепкий, сосредоточенный.

— Один из ваших лучших проектов, — говорит он, не отрываясь от меня. — Я хочу, чтобы ты довела его до конца. Реализовала всё под ключ.

Я ошарашенно откидываюсь на спинку стула. В голове снова складывается некрасивая картинка. Будто пазлинки на место встают.

— Подождите, — выдыхаю. — Вы пришли к нам в студию, помахали перед лицом этим проектом, чтобы что? Развернуться и уйти? И меня заодно уволить?

Он отставляет чашку и смотрит спокойно, с иронией в глазах, но в ней нет ни тени сожаления.

— Я не просил тебя увольнять, — произносит чуть раздраженно, как человек, уставший повторять одно и то же. — Это решение твоего трусливого и невыдержанного босса. Меня не касается. И мы это уже обсудили.

Я сжимаю зубы, пытаясь справиться с подступающей обидой. Правда, обсуждали. И правда, он не лгал. Но всё равно — в груди клубится злость. И что с ней делать, я не знаю.

Просто рассматриваю эскиз, вспоминая, как работала над ним.

— Ну так что? Берёшься? — он чуть наклоняется вперёд, будто подталкивает меня к краю.

Я прищуриваясь недоверчиво.

— Это шутка? Вы просто издеваетесь? — спрашиваю, не в силах не пустить в голос досаду.

— Никаких шуток. — Он делает глоток кофе, не сводя с меня взгляда. — Сколько ваша компания хотела за проект?

— Полтора миллиона, — отвечаю честно, наблюдая за лицом Градова.

На нем только привычный азарт хищника. Он и правда плетет вокруг меня паутину, и я уже не знаю, где выход.

— Отлично, — он тихо хлопает в ладоши, будто заключил выгодную сделку. — Вот тебе и цена. Сделаешь — получишь.

Я моргаю. Один раз. Второй.

— Вот так просто? — спрашиваю, пытаясь скрыть недоверие за язвительностью.

Он хмыкает и чуть поднимает бровь.

— А надо сложнее? — улыбается фирменным оскалом. — Тебе нравится страдать?

Я замолкаю. Всё, что он говорит, режет, как стекло. Но не придерешься. Всё чётко. Трезво. Беспощадно. А для меня каждое движение — как новый шаг к бездне.

— Просто… я не доверяю вам, — признаюсь. — Жду подвоха каждую минуту.

Он опускает ладони на столешницу и чуть склоняет голову.

— А его нет, — произносит с легкой простотой в голосе. — Работа — деньги. Утром стулья, вечером деньги.

Пытается шутить. Только мне не смешно. Не оставляет ощущение, что я захожу в мышеловку.

— А где работать? — спрашиваю так, будто это поможет мне определиться.

— Здесь. В моем доме, — Градов совершенно серьезен. — Нужен кабинет? Оборудую на мансарде. Вся площадь твоя.

Я зависаю. Буквально. Мозг скрипит, пытаясь осознать услышанное.

— У меня инструментов нет, — говорю наконец. — Ни графического планшета, ни принтера, ни плоттера… ничего.

— Список, — отзывается он, стуча пальцем по столу. — Положи — и всё получишь.

Не понимаю. Клинит. Это похоже на то, как человек, который только что завел хомячка, обустраивает ему клетку.

— Зачем вы это делаете? — спрашиваю тихо. Голос звучит сдавленно.

Он откидывается на спинку стула, спокойно, будто у нас обычный деловой разговор.

— Я же говорил. Я питаю слабость к сломанным вещам, — выглядит сейчас неприлично соблазнительно. — Я её реализую.

Меня, кажется, должно задевать то, что он ещё раз напоминает, что я сломанная вещь. Но не задевает. Внутри позорно теплеет. Не от ощущения его поддержки или жалости, а оттого, что он говорит так, будто я уже его.

Во мне есть небольшая часть, которая кайфует от этого знания. Подлая часть, которую надо заткнуть и выкинуть, но она слишком настойчива, чтобы это получилось.

Несколько секунд я просто сижу. Молча. Смотрю в одну точку.

Джек Пот? Богатый, влиятельный, опасный мужчина вдруг селит меня в своём доме, оплачивает мамину операцию, переводит миллион, предлагает работу, а теперь ещё и мастерскую обустраивает?

Только не Джек Пот. Западня. Но я всё равно не вижу всей картины.

Градов — это не человек. Это вопрос. Огромный, непостижимый и… чертовски сексуальный вопрос.

Но эту сторону я старательно не трогаю. Обжигает.

Он замечает мой заторможенный взгляд и резко встаёт.

— Пойдём, покажу кое-что, — бросает он через плечо. — Тебе понравится!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

20.

Василия

Я поднимаюсь и иду следом. Лестница будто ведёт вверх не к мансарде, а в другой мир — тот, где моя жизнь уже никогда не будет прежней.

Градов шагает впереди — уверенно, размеренно, у него-то всё под контролем. Будто я — его проект. Или сувенир, который он уже присвоил.

Мы поднимаемся — лестница приходит в мансардное помещение. Двери нет, сразу комната. Я замираю.

Тут много места. Свет заливает пространство через огромное окно во всю стену и несколько наклонных в кровле. Под потолком открытые балки. На полу отшлифованные доски. Пахнет солнцем и свежестью.

Ощущение, будто это место и правда ждало только меня.

Внутри поднимается волна неверящего трепета. Но вряд ли Градов каким-то образом узнал мою сокровенную мечту о кабинете на мансарде.

Я этого вообще никому не говорила, даже в дневник не писала. Просто думала, что было бы неплохо сидеть под наклонным потолком, смотреть на небо сквозь окна в крыше.

Просто так совпало. Это просто совпадения. Но я ловлю себя на дебильном желании действительно работать тут.

Он проходит по мансарде, разведя руки в стороны.

— Если согласишься, все твое! — Оборачивается. — Разве не шикарная мастерская?

Я недоверчиво смотрю на него. Просто боюсь сказать да, будто продаю душу Дьяволу.

— Свет поставим здесь, чтобы не отсвечивал в монитор, — он указывает рукой и вдруг добавляет с полувзглядом: — Хотя ни один светильник, конечно, не затмит твоего блеска.

Говорит всё спокойно, деловито, но комплименты вворачивает походя. Как что-то само собой разумеющееся. Будто он разговаривает не с будущей сотрудницей. В офисе я бы пошла в отдел персонала и пожаловалась на харассмент, пусть даже в наших реалиях это почти бесполезно. А тут даже пожаловаться некому.

Я делаю вид, что не слышу.

— Рядом поставим стойку с кофеваркой. Чтобы ты могла пить кофе не отвлекаясь от работы, — Градов понижает голос. — Ты ведь любишь кофе? Возбуждает… Точнее, бодрит.

При этом он смотрит на меня. Считывает реакцию. А я краснею. И от интимности всей ситуации, и от его голоса, который пробирается под кожу, застревает в ней дрожью.

Он подходит, и я напрягаюсь до кончиков волос. Выглядит и говорит почти пошло.

— Мансарда тёплая. Если станет жарко — открывай окна. Или снимай... напряжение пальцами, — добавляет с улыбкой.

От откровенного подтекста я окочательно краснею как помидор. И внизу живота тянет. Медленно втягиваю воздух.

Нет, ну это уже наглость. Он издевается. Нарочно дразнит. Получает удовольствие от каждой фразы. А я ведусь!

— Вам не кажется, что вы перегибаете? — бросаю, сложив руки на груди. — Всё это, вся ваша благотворительность, ваши двусмысленные комментарии…

Он оборачивается через плечо, усмехается.

— Я просто создаю тебе комфортные условия, — бросает невозмутимо, а смотрит горячо, обжигающе.

— Угу. Очень комфортные, — фыркаю. — Особенно когда вы в десяти сантиметрах и дышите в ухо.

Градов делает пару плавных шагов ко мне. И сейчас как никогда похож на хищника.

— Тебе же нравится, — произносит тихо и вкрадчиво. — Ты не отступаешь. Ты дрожишь, но не уходишь. Значит, хочешь, чтобы я подошёл ближе.

Я будто обжигаюсь.

— Не льстите себе. Это — страх. Вы играете на инстинктах. — Отвечаю жёстко, срывающимся голосом. — Вы держите всех под контролем, да? Это ваш фетиш?

Он смотрит оценивающе. Словно примеряет, как далеко можно зайти.

— И твои инстинкты тебе говорят, что я тот, кто присвоит тебя, правда? — в голосе хриплость.

Я ненавижу себя за то, что его слова меня возбуждают. Что я за идиотка? Почему мне нравится слышать о том, что он присвоит меня? Будто я этого уже хочу! Будто это правда.

— Вы мне не хозяин, — выговариваю сердито, в груди уже кипит. — Вы просто… напыщенный, заскучавший богатей. И нашли себе удобный способ развлечься.

Он делает последний шаг. Теперь он совсем рядом. Тепло от его тела обволакивает. Дышать трудно.

— И развлекаться я буду тобой, — с довольными нотками тянет он.

— Вы не настоящий, — бросаю резко. — Всё это — образ. Вы просто играете в благодетеля, потому что вам скучно.

Его взгляд темнеет и тяжелеет. Будто теперь я сказала то, что его задело.

— Да? — жестко, но горячо выговаривает он, ставя руку на стену рядом с моей головой, смотрит в глаза. — А ты, значит, настоящая? В свитере из ада, с глазами жертвы и губами, которые не умеют молчать?

Он вдруг хватает меня за затылок. Пальцы горячие и резкие, забираются в волосы. И он впивается мне в рот поцелуем, от которого подкашиваются колени. Острым. Властным. Без церемоний. Без разрешения.

Его язык толкается внутрь. Это не поцелуй, а вторжение.

Я задыхаюсь. Сердце колотится в ребра.

Я упираю ладони ему в грудь, ощущая тепло тела и упругость мышц. С ним у меня одна ассоциация — гепард. Смертоносный, сотканный из сплошной угрозы.

Пытаюсь его оттолкнуть, но не получается. Другая его рука ныряет под халат, расталкивая полы, и ложится мне между ног. Где все подло горячо и влажно. Хлюпает.

Я сжимаю бедра — слишком поздно.

Всхлипываю, но не от слёз. Он медленно двигает пальцами, нащупывает всё, что нужно. Там — жарко. Влажно. Позорно.

Запретное удовольствие бьет в мозг эндорфинами.

А Градов разрывает поцелуй, но не убирает руку. Я хочу его оттолкнуть. Так нужно. Так правильно. Но изголодавшееся по сексу тело не подчиняется.

Чувство, что сознание заперто в физической оболочке, которая живет своей жизнью, цепляется в могучие плечи Градова, почти повисает, на нем, боясь пошевелиться.

— А говоришь, не хочешь, — произносит мне в ухо Градов. — Голодная, как мартовская кошка. Но я это исправлю.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

21.

Василия

Он двигает пальцами медленно, уверенно, будто изучает меня изнутри. Нащупывает не только плоть, но и стыд. Но эти точки не болят — они пульсируют, горят, сдаются. Там всё горячо, до ужаса мокро. И он чувствует это. Каждый миллиметр — его территория. Он знает, что я хочу. Что желание изнутри рвётся на волю.

Руки как разваренные макароны. Я бы хотела его оттолкнуть, но не получается.

Открываю рот, чтобы хотя бы сказать «нет». Но в животе так сжимается, что выдох застревает в горле.

Градов не торопится. Не груб. Он — хирург моей похоти. Точен. Сосредоточен. Его вторая рука всё так же держит меня за затылок, не давая отвести голову. Он сдавливает, но не больно. Он владеет мной — всем телом, каждым стоном, каждым сведённым мускулом.

— Кончи, — шепчет он, облизав мочку уха. — Ты же хочешь. Ты же течёшь мне на пальцы. Кончи. Сейчас.

Я качаю головой. Нет. Нет. Это унизительно. Это грязно. Я не шлюха. Не его игрушка. Но всё, что я чувствую — желание. Неправильное, обжигающее. Тело само подаётся ему навстречу. Само двигается, жаждет. Предаёт.

Он находит самую чувствительную точку и нажимает — не резко, но настойчиво. Круговыми движениями.

Словно знает точный ритм. Словно он тот, кто писал инструкцию по запуску моего тела.

Вскрывает меня, как кодовый замок.

Я захлёбываюсь дыханием. Прикусываю губу. Пальцы дрожат. Колени подгибаются.

— Не держи, — голос опускается ещё ниже, становится шелестом. — Позволь себе. Никто не осудит. Никто не услышит. Только я. Только ты. Покажи мне, как ты таешь. Как тебе хорошо. Я хочу это видеть.

Он ускоряется. Пальцы точно, методично, без промаха находят точку кипения.

Ещё немного — и я взрываюсь. Внутри разливается лава. Она захватывает, бьёт в мозг. Я не выдерживаю. Я кончаю.

— А-ах… — вырывается вскрик, а я прикусываю руку, чтобы не застонать слишком громко.

Оргазм проносится по телу огненной волной. Колени сдаются. Я бы упала, если бы он не держал. Внутри все сжимается и пульсирует на его пальцах. Он не убирает руку. Ловит каждый спазм, проживает это вместе со мной.

Я… кончила.

На его пальцах. В его руках.

Я. Сдалась.

Он медленно вынимает ладонь. Подносит к губам. Облизывает.

— Вкусная, — говорит он, спокойно, будто оценивает вино. — Как и ожидалось.

Я не могу дышать. Лоб мокрый. Бедра дрожат. Хочется ударить его. Или себя. Или просто провалиться сквозь землю.

Я вжимаюсь в стену, будто он ударил меня в грудь. В голове звон. В теле — только послевкусие моего позорного, но такого сладкого падения.

— Урод! — выдыхаю я, хрипло. — Вы…

— Без «вы», — перебивает он строго. — После такого мы определённо перешли на «ты».

— Ты… не имел права, — я почти шепчу. Потому что дыхание только что вернулось, а с ним пришёл стыд. — Это… это было…

— Сильно? Мощно? Волшебно? — подсказывает он лениво. И, не дожидаясь ответа, добавляет: — Я и не сомневался. Ты огненная девочка. Я в тебе не ошибся.

— Это было подло! — срываюсь я. — Ты использовал… Ты…

— Что? — он снова делает шаг ближе. — Тебя? Которая стояла и хлюпала на моих пальцах? Не хотела? Правда?

Я сжимаю губы. Сдерживаю слёзы. Не даю себе вцепиться ему в лицо.

— Ты — чудовище.

Он усмехается, обводит языком губы.

— Может быть, — улыбается. — Но я очень ласковое чудовище, и тебе понравилось быть моей жертвой, Василия. Особенно в тот момент, когда ты всем своим видом умоляла меня, чтобы я не останавливался.

Я туже затягиваю кушак. Халат пристает к телу, между ног влажно и липко.

Градов все ещё смотрит на меня сверху вниз.

— Жду список всего необходимого, — добавляет он уже легко, собирается развернуться к выходу. — И закажи себе одежду уже. А то в этом халате ты выглядишь слишком… доступной.

И уходит из мансарды, даже не оглянувшись.

А я стою. Сбитая с толку. Возбуждённая. Влажная. И ненавижу себя за то, что мне понравилось.

Он прав в одном: я пришла сюда за деньгами. За шансом. И я получила его. Пусть с грязью, пусть с унижением — но я всё ещё в игре. Я не упала окончательно.

Я спускаюсь в свою комнату и открываю заметки в телефоне. Пальцы дрожат, но я заставляю себя писать.

Графический планшет. Штатив под макеты. Принтер А3. Лазерная рулетка. Офисное кресло. Рабочий стол с регулировкой высоты. Чертёжные материалы. Мольберт. Всё.

Следом иду на сайт одежды. Открываю, листаю, выбираю базу: джинсы, майки, бельё, удобные кроссовки. Куртка. Платье трикотажное простое. Заказываю на ближайшую доставку, жму «оформить». Сайт просит адрес.

Спускаюсь на первый этаж. Градов выходит ко мне в гостиную, в дверном проеме виден массивный стол. Стало быть, в кабинете сидел.

— Список готов. В заметках. Куда отправить? — говорю, останавливаясь у дивана. — И я заказала одежду. Надо адрес, куда всё это…

— Давай телефон, — протягивает руку.

Я вкладываю гаджет в раскрытую ладонь. Он что-то набирает, потом возвращает мне.

— Я переслал себе твою заметку и вбил адрес в заказ, — отвечает с улыбкой победителя. — Можешь не париться.

Я поворачиваюсь уже уходить, но он вдруг бросает мне в спину?

— И по поводу твоей мамы…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

22.

Василия

— И по поводу твоей мамы… — бросает Градов.

Я замираю.

Тело напрягается. Холодок бежит по спине. Живот скручивает.

— Что с ней? — спрашиваю быстро.

Голос вздрагивает. Я только вчера говорила с врачом. Только вчера всё было стабильно.

Он стоит, как всегда, спокойно, прямо, будто знает, что держит всю реальность за горло.

— Операция прошла успешно, — говорит ровно. — Мне сообщили. Всё под контролем.

— Что?.. — я хватаюсь за спинку дивана. — Ты… ты что сделал? Без меня?!

— Я решил вопрос, — он подходит ближе. Спокойный, как скала. — Ты же сама сказала — хочешь ей помочь. Это было нужно сделать срочно. И я сделал.

Мир чуть наклоняется. Я не понимаю, как это… Уже? Уже прошло? Сердце то замирает, то бешено колотится.

— Ты даже… ты не сказал! — я смотрю на него, ощущая, как дрожит грудная клетка. — Это же… моя мама. Я должна была быть рядом!

— Ты была занята, — он говорит это почти с усмешкой. — Я же пообещал, что решу.

Я отхожу на шаг. Градов не идёт следом. Просто стоит. Властный, спокойный. Как будто я не человек, а чей-то котёнок, которому просто сделали укол, пока он спал.

— Ты лишил меня этого! — кричу я. — Я не видела её перед операцией! Не держала за руку! Не попрощалась!

— Она не умирала, — в голосе хладнокровие. — Она даже не была под наркозом. Спросила о тебе. Врач сказал, что ты скоро будешь. Всё.

Я не могу сдержать слёзы. От облегчения. От злости. От того, как легко он обращается с моей жизнью. И, боже, ведь он всё сделал правильно. Он спас. Он выбил операцию, врачей, оплатил… но всё это — без меня.

— У твоей мамы новая палата. Всё оплачено. Завтра утром, когда тебе будет в чем поехать, я отправлю тебя туда. Тебя отвезут.

— Отвезут? — я сдавленно смеюсь. — У меня и водитель теперь? И телохранитель, может, будет?

— Если захочешь. — Он подходит ближе. Берёт мой подбородок пальцами. Легко, но так, что дёрнуться невозможно. — Но сейчас ты не думаешь. Ты переживаешь. Тебе страшно.

Я отдергиваю голову, вглядываюсь в его глаза. Они тёмные, как ночь. Как кофе. Как всё, что ломает и заставляет хотеть.

— Я не игрушка, — шепчу. — Я не вещь, Владислав.

Он склоняет голову. Тихо выдыхает. Его пальцы на моей щеке — обжигают.

— Поверь, никто не обращается с вещами так бережно, как я с тобой, Василия.

На этом он-таки разворачивается и уходит.

Я поднимаюсь к себе в комнату как в бреду. Захлопываю дверь и, стоя спиной к ней, пытаюсь дышать. Операция прошла. Всё хорошо. Мама в порядке.

Слёзы всё-таки льются. Я сажусь на кровать, кутаюсь в одеяло. Дрожь уходит, но легче не становится.

К вечеру мне доставляют одежду.

Коробки приносят в комнату, и я набрасываюсь на них, как на спасение. Дрожащими пальцами разрываю упаковку. Изнутри — мягкое, свежее, чужое и моё одновременно: трикотажное платье, новые джинсы, базовые майки, хлопковое бельё. Я хватаю первое попавшееся, иду в ванную, моюсь наспех и переодеваюсь.

Халат я бросаю в корзину для белья. Он пахнет Градовым. Его руками. Его пальцами. Меня саму от этого запаха бросает в жар.

Теперь на мне простое, серое платье, чуть приталенное, длиной до колена. Оно ничего не обещает. Простое и удобное.

В дверь раздается стук.

— Спускайся ужинать, Василия, — голос Градова.

Сам барин снизошел до меня! Но я голодная, поэтому спускаюсь вниз. Нахожу его за столом в столовой. На нём белая рубашка, расстёгнутая на пару пуговиц. Рукава закатаны. От такого его вида снова всё переворачивается внутри.

Он как обычно читает в телефоне.

— Идёшь как кошка, — бросает, не поднимая взгляда. — Я едва услышал.

— Удивительно. Я вообще-то старалась топать, как слон, — парирую. — Чтобы весь дом сбежался.

Он всё же поднимает взгляд. Медленно. Смотрит внимательно. Обжигающе.

— Юбка не длинновата для высокого шага? — усмехается. — Подними подол, потопай, Василия.

Я прикусываю язык. Он снова играет. Властно. Уверенно. Так, что хочется вцепиться ногтями ему в лицо.

К столу выходит ещё один человек. Мужчина лет сорока, в белом кителе.

— Это Алексей, — говорит Градов, поднимаясь. — Мой повар. Он был в отъезде, теперь будет готовить здесь. Надеюсь, ты не привередлива?

— Я? Нет, — отвечаю сходу, только потом соображаю, что следовало сказать какую-то колкость. Поспешно исправляюсь. — Только к мужчинам, которые забывают слово «нельзя». К еде — нет.

Алексей вежливо кивает и уходит в сторону кухни. Градов пододвигает мне стул.

— Устраивайся. Сегодня курица под апельсиновым соусом. И обуздание характеров.

Алексей ставит на стол две умопомрачительно пахнущие тарелки. Еда выглядит так, что у меня желудок сжимается от голодного предвкушения. Я беру вилку, но все же отвечаю:

— Ты кого собрался обуздывать? — вскидываю бровь.

— Тебя, — облизывается как кот. — Но медленно. Я кайфую от процесса.

Он говорит это спокойно, и это бесит больше, чем если бы он повысил голос.

— У тебя был плохой день? Или ты всегда настолько мудак?

— У меня был прекрасный день, — он улыбается уголками губ. — Ты кончила на моих пальцах, потом написала список и наконец оделась. Всё идёт по плану.

Я едва не роняю вилку. Он это выдохнул, как шутку — но глаза… тёмные. Взгляд снова пугает.

— Но ты сейчас перегибаешь, — добавляет он уже строго, с металлом. — Если продолжишь в том же духе, я перестану быть с тобой добрым.

Прикусываю язык и замолкаю. У него этот тон… скользкий, опасный, и ужасно… сексуальный. И опасный.

Градов не злой. Но и не добрый. Он — именно тот, кто получает, что хочет. На будущее не стоит обзываться.

Ночью я долго ворочаюсь. Постель — слишком мягкая. Одеяло — слишком свежее. Пижама, купленная из коробки — чужая. Я думаю о маме. О том, как она спит в больнице, так и не повидавшись со мной после операции. Думаю о себе. О том, как стояла в мансарде, раздвинув ноги под пальцами мужчины, который не просил разрешения.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И гадаю — придёт ли он. Он не приходит.

От этого вроде легче. Но почему-то пусто и немного обидно.

Утром Градов встречает меня на кухне уже одетым. Кофе в руках. Бокал прозрачный, как его намерения.

— Завтракай, — говорит, даже не поздоровавшись. — Виктор тебя отвезет.

— Спасибо, — выдыхаю. Невольно. Всё же… я благодарна.

— Не благодари, — он обрывает. — Просто начни работать. И не сбегай.

Я хмурюсь. А он уходит.

Во дворе стоит черный седан, окна тонированные. Водитель по имени Виктор ждёт у машины. Он кивает мне, открывает дверь.

Долетаем с ветерком.

Когда захожу в клинику, на стойке мне улыбаются. Пропускают. Провожают как важную персону. Градов везде свои щупальца запустил. Как — уму не постижимо. Но факт. Он вертит жизнь как кубик Рубика и собирает в нужной последовательности

Мама лежит на кровати. Белая, как простыня, но дышит ровно. Спит. На голове повязка. В локте капельница. На подоконнике красные тюльпаны.

Я сажусь рядом. Беру её пальцы. Глажу.

— Всё будет хорошо, мам. Обещаю, — шепчу.

Я верю в это. Потому что Градов пообещал. И сделал.

И теперь я в ловушке, из которой нет выхода, кроме как дойти до конца по пути, который он мне обозначил.

23.

Василия

Водитель везёт меня обратно. Чёрный седан с матовым блеском скользит по асфальту, как по маслу. Я смотрю в окно и впервые за долгие дни чувствую что-то похожее на равновесие.

Мама жива. Я дождалась, пока она проснулась, и она мне улыбнулась, впервые за последние недели. Сказала, что я выгляжу лучше, чем в юности. Спросила, чем питаюсь. Я соврала — что здоровое питание. На самом деле в доме Градова все нездоровое. Начиная с него самого.

В доме меня встречает тишина. Ощущение такое, будто я прихожу не домой, а в музей. Всё идеально расставлено, ни пылинки. Только воздух пахнет Градовым. Его парфюм, его кожа, его контроль.

Поднимаюсь наверх. Захожу в мансарду. И замираю.

Тут уже всё готово. Офисный стол с подъёмной системой. Лазерная рулетка. Принтер, планшет. Даже подставка для чашки и мягкий плед на спинку кресла. Всё, как в списке. Даже больше.

Он не спрашивал. Он просто сделал.

— Рабочее место готово. — Его голос доносится из-за спины.

Я подпрыгиваю от неожиданности. Градов подкрался, как хищник. Беззвучно.

Я оборачиваюсь. Он стоит у проёма на лестницу, опирается на стену. Белая рубашка, рукава закатаны. На запястье серебристые часы.

Лицо без эмоций. Только взгляд, который скользит по моему телу, задерживается на лице, губах, потом возвращается к глазам.

— Работай. Я изредка буду проверять, что ты тут наваяешь.

— Чем меньше мы контактируем, — говорю я холодно, поворачиваясь к столу, — тем лучше мне работается.

— Если ты думаешь, что в моём доме ты можешь меня игнорировать, — голос у него ровный, но жёсткий, — ты ошиблась домом.

На этом Градов уходит. Просто так. Оставляет меня наедине с дрожью в животе и мурашками по коже.

Рутина приходит, как спасение.

Утром — душ, кофе, машина. Водитель — всё тот же Виктор, вежливый и молчаливый. Он привозит меня к маме, ждёт, отвозит обратно.

Мама поправляется. Каждый день — лучше. Ест. Шутит. С аппетитом к ней вернулся румянец, даже голос стал прежним. Я живу и отдыхаю душой на этих встречах.

Днём я в мастерской. Рисую. Черчу. Думаю. Тишина. Солнечные лучи. Но иногда скрип шагов Градова, от которого я каждый раз напрягаюсь.

Он всегда заходит без предупреждения.

Один раз просто встал у меня за спиной и молчал, пока я пыталась построить линию по перспективе.

— Руку ниже, — сказал тогда. — И не дави на стилус. Ты портишь линию.

Я про себя фыркнула. Ещё учить он меня будет!

Но он оказался прав. Перестала давить на стилус — линия получилась ровнее.

В другой день Градов подошёл вплотную. Встал за спиной, наклонился так, что его грудь почти коснулась моего плеча. Он взял мою руку, повёл ею по планшету, как будто учил рисовать.

Вот как у него получается, что у меня дыхание перехватывает от его близости?

— Так лучше, — сказал он тихо. Его губы были в сантиметре от моей шеи. — Когда ты слушаешься.

Он ушёл, а я полчаса не могла нарисовать ни одной линии. Рука дрожала.

На третий день он просто сел за кресло напротив и смотрел, пока я работала.

— Что? — не выдерживаю, оборачиваясь. — Что-то не так?

— Нет, — он чуть усмехается. — Просто интересно, в какую именно точку ты мысленно меня отправляешь, когда вот так поджимаешь губу.

Я сжала зубы. А он ушел, оставив меня с пульсом в горле и недосказанностью, которая сжирает изнутри.

И так — каждый день. Немного слов. Много взглядов. Контроль, присутствие, напряжение.

Сегодня вечером он заходит и придирчиво смотрит в спецификацию материалов.

— Почему тут дерево? — спрашивает строго. — Я хочу бетон.

Я привожу аргументы, а он ни в какую.

— Сырость его убьёт, — твержу. — Не в первый же сезон, но через два ты всё снесёшь.

— Я люблю, когда что-то разрушается красиво, — усмехается он, медленно подходя. — Это как раз про тебя, Василия. Ты — красиво разрушаешься.

— Спасибо, сомнительный комплимент, — я хмурюсь. — Ещё чуть-чуть, и ты станешь моим любимым типом клиентов: хам с деньгами.

— А ты станешь моей любимой подчинённой: та, которая дерзит, но всё равно выполняет.

Он стоит вплотную. Я чувствую его дыхание, тепло его руки, когда он касается спинки кресла. Я откидываюсь. Не знаю, напасть на него или сбежать. Он смотрит мне в глаза и а потом опускает взгляд на губы. Задерживается.

— Ты такая горячая, когда злишься, — говорит он. — И ты злишься каждый раз, когда я рядом.

— Потому что ты бесишь, — отвечаю шёпотом.

Он улыбается.

— Хорошо. Значит, я на верном пути.

И снова уходит. А я стою, дрожу, злая, возбуждённая. Внутри смятение.

Наутро я привычно выхожу в столовую. Алексей ставит на стол кофе. Градов выходит следом. Одетый с иголочки. Как всегда. Белая рубашка. Чёрные брюки. Запонки на манжетах поблескиваюют натуральными камнями.

Он усаживается за стол напротив меня, откусывает тост с авокадо и творожным сыром, потом смотрит на меня.

— Мне нужно, чтобы завтра ты сопровождала меня на встречу, — говорит спокойно, но так, что я сразу понимаю, возражения не принимаются. — По проекту. Ужин с инвестором.

Он смотрит внимательно. Будто оценивает реакцию. А я молчу. Мизерной частью души я даже хочу вырваться куда-нибудь, развеяться. Но в идеале не с Градовым, конечно.

Он добавляет:

— Платье уже доставили. Забери коробку в гостиной, — он переключает внимание на телефон. — И не удивляйся. Я хочу, чтобы ты блистала.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

24.

Василия

Платье лежит в коробке, как сокровище. Черный шелк. Длинное. Открытая спина. Глубокий вырез. Подкладка мягкая, как облако. А сам крой... боже, это не просто платье. Это оружие. Оно подчёркивает грудь, сужает талию, и движется, как вино по стеклу — струится, обтекает, дразнит.

— Ты нормальный?.. — шепчу в пустоту, вытаскивая его из коробки. — Это что, на бал?

Никаких бирок. Идеальный размер. Как он так точно попал — остаётся только гадать. Но не спросишь. Потому что он — Градов. У него всё сидит как надо. Все, к чему он прикоснулся. Даже я.

Днём я работаю в мастерской. Черчу, отмечаю в спецификации мелочи, которые подправлю завтра. Умудряюсь отвлечься, даже сосредоточиться. Мама идёт на поправку, и эта рутина вдруг стала якорем. Я за него держусь, чтобы не вспоминать, как в его руке я забыла, как дышать.

К шести спускаюсь к себе. Душ, волосы, макияж. Платье надеваю осторожно, будто оно может обидеться, если дёрнуть молнию слишком резко. На ногах — тонкие босоножки с ремешками. Макияж — лёгкий. Волосы — спадают на плечи, чуть волной. Все зеркала говорят одно: не девочка. Женщина. Притягательная.

Спускаюсь по лестнице — медленно. От того, что ступени крутые, и оттого, что знаю, кто ждет меня внизу.

Градов стоит у входа, в тёмно-синем костюме и белой рубашке, ворот расстёгнут, запонки поблескивают в свете лампы. Но это всё — фон. Главное — глаза. Они останавливаются на мне и скользят вниз медленно. Будто не верят, что я настоящая. Будто он сдирает с меня платье взглядом прямо здесь, пока я иду по лестнице.

— Вау, — выдыхает наконец. Взгляд жадный. — Ты точно хочешь, чтобы я держал себя в руках? ы выглядишь так, что сам чёрт бы передумал вести переговоры.

Я прохожу мимо, поднимаю бровь.

— Это всего лишь ткань, Владислав Аркадьевич. Не более.

Он усмехается. Но не спорит. Снимает с вешалки в шкафу тем же незримым манером купленный для меня плащ и накидывает мне на плечи.

Машина ждёт. Садимся. Он рядом, слишком близко. Колено касается моего. Я делаю вид, что не замечаю. Еду ровно. Нервничаю — молча.

Как я и полагала, встреча не на объекте. Или на объекте, если им является стол в самом дорогом ресторане города.

Мужчины в дорогих костюмах. Белые скатерти. Бокалы сверкают. Мы садимся в отдельной ложе. К Градову подходит трое. Один — лысоватый, но живой. Второй — с каменным лицом. Третий — молодой, с искрой во взгляде.

— Это Василия, — говорит Градов, глядя на них, а не на меня. — Мой архитектор.

Архитектор. Не спутница. Не гостья. Но тон — собственнический, между строк читается, мол, не трогайте. Мол, позаритесь — руку оторву.

Мужчины кивают. Но молодой — Тарас, кажется, — обращается к мне.

— Сажите, Василия, а архитекторы всегда такие красивые архитекторы? Или только по случаю?

Я смеюсь. Легко. И делаю вид, что не чувствую, как Градов напрягся.

— Вне случаев я опаснее, — отвечаю. — Карандаш тоже может быть оружием, слыхали?.

— Опасная женщина — это красиво, — улыбается Тарас. — Особенно когда знает, как подать идею. И себя.

— Я, кстати, не только идеи подаю, — говорю с полуулыбкой. — Я их ещё и довожу до воплощения. Без жертв, если повезёт.

Начинается обсуждение. Тот, который с лысиной, Сергей, похоже, из госструктур. Говорит про разрешения и инстанции. Второй, каменный — девелопер. Градов ведет себя с ними уверенно, даже немного свысока, и они не возражают. Он здесь босс, хотя, судя по разговору, отношения больше партнерские.

Тарас почти не участвует в обсуждении, пьёт вино, но не сводит с меня глаз. Мне от такого пристального внимания становится немного неловко.

— Значит, вы не просто красивая, а ещё и результативная, — произносит он, когда за столом повисает пауза на смену блюд. — Гроза инвесторов, выходит?

— Зависит от инвестора, — отзываюсь ровно. — С умными у меня мир. С упёртыми — война. У всех свои методы, Тарас.

Градов молчит, но это — молчание с острыми краями. Он смотрит на Тараса. Ему бы поежиться и отвернуться, но этот парень, похоже, из борзых. Как мой бывший.

— Надеюсь, я попаду в первую категорию, — он прищуривается. — Или мне стоит заранее побояться вас?

Воздух вокруг Градова становится плотнее и удушливее. Над столом тишина, которую не нарушают даже Лысоватый и Каменный.

Он медленно ставит бокал на стол, и даже это звучит громко.

— Тебе следует побояться меня, Тарас, — его голос мягкий, но металлический. — Когда сманиваешь моего архитектора, рискуешь нарваться на мой гнев. Ты сюда по делу пришёл? Или на свидание?

— Конечно, по делу, Владислав Аркадьевич, — быстро говорит он, уже не глядя на меня. — Простите.

И весь вечер больше не обращается ко мне ни с одним словом.

Переговоры заканчиваются на благожелательной ноте с утвержденными сроками продвижения по проекту. Градов прощается с партнерами, потом берет меня за локоть и выводит из ресторана.

Я знаю, что внутри он кипит, и отчасти мне даже приятно. И внизу живота снова разливается тепло от этой ревности. Я ненавижу себя за это ощущение, но постыдно кайфую в предвкушении грома и молний, которые я ожидаю увидеть в машине.

Нарочно ли я отвечала Тарасу менее сдержанно, чем могла? Да.

Флиртовала ли я намеренно? Нет.

Но статический заряд, который буквально искрит на коже Градова, мне нравится.

Водитель закрывает за мной дверь. Градов садится рядом. Молчит, но такой злой, что мне невольно хочется стиснуть бедра плотнее. Трусики мокрые. Это постыдно и одновременно сладостно.

Я делаю вид, что смотрю в окно. Но внутри скручивается горячая пружина.

— Вить, остановись через квартал, — спокойно произносит Градов, когда мы немного отъезжаем от ресторана. — Покури минут десять.

Я резко поворачиваю голову.

— Что?.. — голос срывается.

— Виктор покурит, а мы поговорим, Василия, — поясняет он тоном, от которого во рту собирается слюна. .

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Машина плавно съезжает на обочину. Виктор выходит, закрывает дверь. И всё. Мы остаемся вдвоём.

Градов разворачивается ко мне. В глазах испепеляющий жар, гнев, собственничество. То, чего я не хотела замечать этим вечером.

— Думаешь, это было умно? — спрашивает тихо. Опасно тихо.

Мне слишком нравится эта игра.

— Что? — я делаю вид, что не понимаю. — Это была встреча. Я улыбалась. Разговаривала. Работала.

Он тянет руку, сжимает моё бедро. Сильно. Тепло его ладони прожигает сквозь тонкую ткань.

— Когда ты флиртуешь в моём платье и с моими партнёрами, — ты не работаешь, Василия.

— Я не… — начинаю, но он резко подаётся ближе.

— Ты провоцируешь. — Его голос хриплый, тёмный, а рука поверх платья скользит вверх. — И если ты продолжишь, ты дождёшься, что я поставлю тебя на колени и научу манерам.

Он совсем рядом. Его рука на моем бедре, губы в сантиметре от моих, пересохших.

Воздуха не хватает. Я замираю, не знаю — то ли ударить, то ли… Пульс грохочет в ушах. И вдруг Градов убирает руку и спокойно откидывается на сиденье. Смотрит с прищуром и дьявольской улыбкой.

— Но не сегодня, — добавляет с усмешкой. — Сегодня ты будешь гореть сама. Без моей помощи.

Я в ступоре. Сердце бьется в горле. Между ног печет. Внутри животное, липкое, горячее навязчивое желание, которое я ненавижу, кажется, даже сильнее самого Градова.

25.

Василия

Остаток пути проходит в тишине. Я смотрю в окно, но кожей чувствую его самодовольный взгляд.

Между бедер кипяток. Пальцы немеют от дикого желания, которое никак не падает. Оно только разгорается, потому что он смотрит на меня.

Когда машина останавливается у дома, я выхожу первой. Точнее, выпрыгиваю из машины, хлопая дверью. Порывистыми шагами иду к дому.

В спину долетает мягкий хлопок второй двери. Я чувствую Градова спиной. Он идет следом, но не окликает. И я не оглядываюсь. Не позволяю себе встретиться с ним взглядом.

Поднимаюсь к себе в спальню, топая по лестнице. В каждый шаг вдавливаю свою злость, унижение, пронзительное возбуждение, которое я ненавижу всеми фибрами души.

Между ног — пульсирует, пульсирует, пульсирует. И Градов, ублюдок, знает это. И пользуется этим. Наказал? Получилось!

В комнате я сразу раздеваюсь и иду в ванную. Душ — спасение. Горячая вода обжигает плечи. Я стою под струёй, не шевелясь.

Идея коснуться себя приходит мгновенно. Я знаю, как сделать себе хорошо. Как прямо сейчас выплеснуть все напряжение.

Я знаю, какие движения... какие фантазии. Я знаю, кого представлять. Это суровое четко очерченное лицо само встает перед глазами. С самодовольной усмешкой и горячим взглядом.

Но я не должна.

Я упираюсь лбом в кафель и шепчу себе: «Ты не будешь этого делать. Не из-за него. Ты ему ничего не должна. Ни одной капли удовольствия».

Руки дрожат. Но я не прикасаюсь к себе. Усилием воли заставляю себя взять мочалку и вымыться. А потом высушиваюсь и ныряю в постель.

Спасительный сон приходит быстро, но я-то знаю, что это временное спасение. Утро снова столкнет меня с Градовым.

Я спускаюсь в столовую позже, чем обычно. Специально. Не потому что проспала. Нарочно сидела в комнате, тупила в телефон. Я не хотела столкнуться в Градовым.

Я в простом чёрном платье-толстовке. Ни грамма косметики. Ни грамма игривости.

Градов, конечно, уже за столом. Перед ним планшет и чашка кофе. Привычно. И взгляд, цепкий, черный, опасный привычно скользит по мне от лодыжек до лица, а потом возвращается к планшету.

На нем черная рубашка. Рукава закатаны, и я заставляю себя отвести взгляд от предплечий.

Алексей подает мне завтрак. Яичница с авокадо и тост.

Я сажусь, не глядя на Градова. Смотрю в тарелку. Молчу. Делаю вид, что его нет.

Он, конечно, замечает.

— Доброе утро, Василия, — голос ровный. — Ты сегодня такая... колючая. Плохо спалось?

Я не поднимаю головы. Накрываю тост яйцом и отрезаю кусочек. Ем.

— Молчит... — он наклоняется чуть вперёд. — Может, обиделась? Или думает, что если будет молчать — я исчезну?

Эти размышления вслух бесят до дрожи. Я продолжаю есть. Тихо. Методично. Словно если прожевать достаточно быстро — гнев уйдёт.

— Алексей, — вдруг говорит Градов, продолжая прожигать меня взглядом, я вижу боковым зрением, — выйди покури.

Повар замирает. Потом беззвучно кивает и выходит. Дверь закрывается.

Я кладу вилку. Поднимаю голову.

— Угроза такая? У тебя на все случаи жизни выставить обслуживающий персонал на перекур? — спрашиваю тихо, но колко.

Он улыбается. Лениво. Волчий оскал.

— Ты играешь в игнор. Я начинаю действовать, — голос низкий, вибрирует под кожей. — Я хочу знать, чем пробивать твою броню.

— А я хочу знать, в какой момент ты начнёшь уважать личные границы, — шиплю я. — Или тебе плевать, потому что ты заплатил?

Он встаёт. Медленно обходит стол. Я вскакиваю.

— Не надо, — говорю резко. — Не п-подходи. Не снова.

А у самой в животе горячий спазм. Рот полон вязкой слюны. Черт.

Он приближается. Становится вплотную.

— А кто это решает, Василия?

— Я, — кидаю в ответ. — Потому что я не твоя кукла.

Он улыбается. Почти снисходительно.

— Правда? — он поднимает бровь. — Я буду великодушен. И снова предложу тебе: сдайся красиво.

Я ничего не отвечаю. Резко разворачиваюсь и выхожу из столовой. По спине — холод. Между ног — жар. В кулаках — дрожь.

Плевать, что не доела. Зато не сидела рядом с Градовым. В обед утолю голод.

Поднимаюсь в мастерскую. Принимаюсь за работу. Чем быстрее закончу проект, тем быстрее отсюда уйду. А работы — ещё непочатый край.

Работаю как машина. Вношу правки. Отмечаю узлы, меняю световые схемы. Я злая. Я сосредоточенная. Я напряжённая.

Но нет-нет, а в голове проскакивает мысль — зайдёт или нет.

Нет. Градов не заходит.

Проходит три часа. Я обедаю в пустой столовой. Потом ещё четыре. Ни шагов, ни скрипа лестницы, ни голоса.

Он уехал. А я ловлю себя на том, что... расстроена.

Черт. Что со мной? Откуда эта болезненная тяга к нахалу и негодяю, который меня сминает носорожьим напором и из раза в раз пробивает границы? Зависимость какая-то. С этим надо что-то делать.

Вечером я заканчиваю все правки, сохраняю проект, спускаюсь в столовую. Алексей приготовил овощной крем-суп и лазанью. Всё вкусно.

Я почти доедаю, когда слышу, как открывается дверь. Звук тяжёлых шагов. В столовой появляется Градов. Все в той же тёмной рубашке, с распахнутым воротом. Взгляд сосредоточенный и цепкий. Такой, от которого чувствуешь себя под прицелом.

— Ты изменила схему дорожек возле бассейна, — говорит он.

Я киваю.

— Да. Стекло будет играть, если оставить прямую, — отвечаю со знанием дела. — Угол мягче.

— Почему не согласовала?

Я встаю.

— Потому что это мелочь, — говорю с вызовом. — Кроме того, я уверена, что так лучше.

В его глазах загорается черное пламя. Пугающее и будоражащее одновременно. Будто хищник решил, что видит добычу.

— Ты был наверняка занят, — добавляю я уже менее уверенно. Кровь уходит из лица. — Я не думала…

— Зайди ко мне в кабинет, — перебивает он. — Жду там.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

26.

Василия

Я ведь знаю, что он устроит разбор полетов. И готова отстоять свое решение, но все равно иду к его кабинету медленно. Каждым шагом оттягиваю момент.

Сердце бухает в пищеводе. Страх и возбуждение спутались в горячий комок внизу живота.

Он сказал «зайди ко мне в кабинет» таким тоном, от которого хочется либо подчиниться, либо укусить. Я переделала без согласования. Но я уверена в своем решении. Я все сделала правильно.

Только почему-то сейчас уже кажется, что Градов этого с рук не спустит. И ничего не обойдется. Уже нет.

Дверь его кабинета приоткрыта. Я стучу и вхожу.

Он стоит у окна, спиной. В рубашке с закатанными рукавами. В руке бокал с виски. Свет приглушенный, будто хозяин кабинета пришел сюда поработать, но так и не собрался.

Он некоторое время так и стоит ко мне спиной. Я встаю перед столом. Жду. И все же не выдерживаю тишины:

— Ты звал, — произношу утвердительно.

Он поворачивается. Глаза темные, бездонные. Он медленно ставит бокал на подоконник.

— Садись, — кивает на кресло для посетителя.

Я выполняю. Он подходит ближе. Ходит вокруг. Медленно. А у меня чувство, что я в клетке с хищником. С голодным тигром, которые примеряется к свежей добыче.

— Объясни, — голос ровный, но в нём металл. — Почему ты переделала дорожки и освещение? Не поставив в известность меня.

— Потому что ты уехал, — я сжимаю колени, чтобы не выдать дрожь. — Так правильнее для светотеней. И я — архитектор, или у меня тут просто декоративная роль?

Он резко останавливается у спинки кресла.

— Осторожно, Василия. Ты преступаешь мои границы.

Его дыхание на волосах будит внутри тревогу и предвкушение, от которых в горле что-то щекотится.

— А ты мои не преступаешь? — я резко встаю и поворачиваюсь к нему лицом. — Каждой фразой. Каждым взглядом. Каждым прикосновением!

Он делает шаг и прижимает меня к столу. Так внезапно и порывисто, что я отклоняюсь назад, упираюсь ладонями в гладкую столешницу.

— Ты нарушаешь правила, Василия, — рокочет Градов в ухо. — А потом визжишь, что я слишком близко. Так кто из нас врёт, а?

— Отпусти, — голос рвётся. Горло пересыхает. Но бёдра уже сводит.

Он наклоняется ближе.

— Если я сейчас задеру тебе подол, ты кончишь мне на руку, как в тот раз.

Я замираю. Внутри жар. Сердце стучит как бешеное.

Градов вдруг хватает меня за талию, вжимает в свое тело, а губами находит шею. Впивается в кожу горячим кусачим поцелуем, от которого подкашиваются ноги.

— Думаешь, я не вижу, как ты течешь, пока строишь из себя неприступную? — его шепот касается уха, зубы прикусывают мочку.

Головой я знаю, что надо сейчас же его оттолкнуть, но руки не слушаются.

— Ты меня бесишь, — рычит он мне в ухо и разворачивает меня к себе спиной. Так быстро, что я не успеваю среагировать и уже лежу грудью на столе.

Он задирает мое платье. Одним порывистым движением срывает трусики, резинка лопается по шву. Холодный воздух лижет разгоряченную кожу между ног. Я пытаюсь выпрямиться, но он кладет тяжелую руку мне между лопаток, а потом я слышу, как звенит пряжка ремня.

— Ты раздражаешь, — выдыхает Градов, и приставляет горячий напряженный член к моей дырочке. Не входит, дразнит.

А я уже как мартовская кошка изнываю от желания, которое сильнее здравого смысла, сильнее меня.

— Ты провоцируешь, — хрипло добавляет Градов и входит наконец. Глубоко и резко. До самого донышка. Заполняет и растягивает.

Я вскрикиваю. Но не от боли. Скорее от неожиданности. И порочного удовольствия. Он делает первый толчок, жесткий и присваивающий. Я опускаю лоб на стол. Дрожу от смеси наслаждения и злости, которую оно вызывает. Я снова ненавижу себя.

Градов выходит и врывается снова. И ещё. Впивается пальцами в бедра, двигается жёстко, глубоко. Будто пытается выбить из меня остатки сопротивления.

У меня мысли отключаются. Голодное тело ловит крышесносный кайф, а сознание посыпает волосы пеплом.

— Ты моя, — сверху доносится рык. — И я делаю с тобой, что хочу.

Он невероятный. Дико темпераментный. Невыносимо сексуальный. И его член творит с моим тело непотребное волшебство.

— Ненавижу тебя, — выдыхаю я, вцепляясь в столешницу ногтями.

— Врёшь, — рычит он, вбиваясь в меня с яростью отбойного молотка. — Кончи. Сейчас. На моём члене.

Порочные слова падают в сознание и разъедают последние остатки самообладания.

Напряжение в теле достигает апогея. Низ живота сводит судорогой, а перед глазами взрываются фейерверки искр. Оргазм накрывает лавиной. Яростной, сокрушительной. Тело выгибается само, будто пытается пустить его ещё глубже.

— Вот так, — хрипит Градов сверху, не сбавляя темпа. — Хорошая девочка. Послушная. Шикарно кончаешь. Я хочу ещё!

Он не останавливается. Скользит ладонью под мое тело, раздвигает влажные складочки и безошибочно находит самое чувствительное местечко.

О боже. Это верх моего падения. Я не могу сдержать стонов. Все тело дрожит. В нем ещё не отзвучал прошлый оргазм, а новый уже на подходе.

Градов двигает пальцами, будто играет музыку. Кружит, надавливает. Явно наслаждается тем, как это действует на меня.

Я взрываюсь второй раз. С хриплым криком, с дрожащими бедрами. Падаю лбом на стол. Внутри дико пульсирует.

— М-м-м, какая ты горячая девочка, — довольно произносит Градов, проводя пальцами по моему позвоночнику через платье.

Точки ослабевают, и он выходит. А потом вдруг срывает меня со стола и ставит на колени на полу.

— Открой рот, — приказывает, водя рукой по блестящему от моих соков члену.

Я подчиняюсь. Просто не думаю. Не могу думать. В полутрансе - в полубреду.

Он входит в рот так же жёстко. Я принимаю его. Обхватываю губами, не потому что хочу, а потому что другое в голову не приходит. Он забирается руками в волосы, направляет. Стискивает пряди.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Полная талантов, — выдыхает он хрипло. — Превосходный рот.

От этой похвалы внутри иррационально теплеет. Щеки заливает лавой.

Он кончает. С глухим удовлетворенным рыком, как зверь, дорвавшийся до своей самки. Заливает рот горячей, на удивление, приятной на вкус жидкостью.

Я глотаю. Это как-то само получается.

Он отступает. Невозмутимо поправляет одежду. Застёгивает ремень. Смотрит сверху вниз.

— Вот так ты споришь, Василия? — звучит надменно-насмешливо. — На коленях, с моим вкусом на губах?

Я поднимаюсь, облизываю губы, медленно вытираю рот. Поправляю платье.

— Понравилось? — спрашиваю с максимальной язвительностью, какую могу в себе найти сейчас.

Градов кивает, поднимая уголки губ.

— Этого больше не повторится, — отвечаю и направляюсь к двери.

Он не останавливает. Я не знаю, в каком состоянии счет, но сейчас я почти не чувствую себя проигравшей. Только в том, что отдалась. Но больше я не позволю ему себя взять.

Я ухожу к себе. В ногах вата. В коже дрожь. В душе́ — буря.

В своей спальне я сбрасываю платье, иду в душ. Горячая вода, как ни обжигает, не смывает ощущений пальцев Градова на теле и в волосах. Возбуждение не отпускает. Между ног все так и горит огнем. Я хочу ещё. Мне мало.

Как бы это ни было порочно, я опускаю руку и зарываюсь пальцами

И я снова касаюсь себя. Зарываюсь пальцами между набухших складочек.

И мысли возвращаются в кабинет Градова, на тот стол, где он меня только что взял. Он дьявол во плоти, и уже въелся мне в кожу. Проник в кровь. Впитался в волосы. Как его теперь вытравить — уму непостижимо.

Я кончаю в третий раз за этот вечер от собственных пальцев с мыслями о Градове. Я влюбляюсь. Чёрт бы его побрал. Это катастрофа. Он поиграется и вышвырнет.

Ему на хрен не сдался проект, он может нанять сто других архитекторов и получить то же самое. Это лишь предлог. А я повелась. Заключила сделку, которая меня сожжет.

Я выхожу из душа с тяжелыми мыслями, которые крутятся вокруг слова «безысходность». Вытираюсь. Выдыхаю. Переодеваюсь в пижаму, забираюсь в кровать и напоследок проверяю телефон.

На экране — три сообщения. Я читаю первые слова — и у меня леденеют пальцы.

27.

Василия

Я разблокирую экран и читаю сообщения. От Егора.

«Вася, ты всё ещё моя жена. Я даю тебе возможность вернуться по-хорошему».

Я замираю. Он начинает угрожать.

Комната будто становится меньше. Воздух — вязкий, как мазут. Горло сдавлено. Сердце — не бьётся, а лупит изнутри, как сумасшедшее. Ладони ледяные.

«Василия, ты всё ещё моя жена». Вот он. Настоящий кошмар. Я не забыла. Не забыла ни крика, ни стен, ни разодранных бумажников с моими деньгами. Ни ночей, когда засыпала в гостиной под грохот телевизора и пьяные крики. И этот тон — холодный, как ледяная вода в морге.

Следом — второе.

«Ты забыла, кому обязана всем? Кто тебя вытянул? Без меня ты никто».

Я вжимаюсь в спинку кровати. Потому что мерзость этих слов ползёт по коже, как грязные пальцы.

«Без меня ты никто». Блевотная классика.

Я обязана. Я благодарна. Я должна терпеть. Ага, конечно. Только я сама себя сделала. Это вранье и манипуляция.

Третье:

«Что скажет твоя мама, когда узнает, что ты меня бросила? Я заеду проведаю её. Может, она отрезвит тебя».

Меня накрывает. Настоящая паника приходит именно с этим сообщением.

Мама. Он знает, что для меня это святое. Он никогда не угрожал ей раньше. Никогда. Пальцы в судороге хватают телефон. Я печатаю на автомате:

«Я подам на развод при первой же возможности. А к маме не смей соваться»

.

Палец не дрожит, когда нажимаю «отправить». Я уверена. Но внутри — всё дрожит. Я больше не та, которая жила с ним. Не та, которая молчала. Но в такие моменты… я всё ещё чувствую себя той маленькой женщиной, которую унижали шёпотом.

Внезапно телефон начинает вибрировать в руке. Имя на экране — Егор.

Желудок скручивает. Но я отвечаю. Внутри плещется злость. Ярость.

— Ты совсем охренела, Василиса?! — Егор сразу орет. — Думаешь, тебя кто-то защитит?!

— Я защитила себя сама. Я ушла! — отвечаю в тон громко. — И теперь живу без тебя. Слышишь? Без.

— Ты моя жена! По документам! Я могу тебя в два счёта…

— Что?! — взрываюсь. — Побить? Запугать? Или ты опять собираешься толкать мою мебель с пятого этажа?!

Он хрипит. Дышит в трубку.

— Да ты без меня ничто! Думаешь, если с каким-то бизнесменом потрахаешься, он тебя спасёт?

— Иди к чёрту! — кричу. — Просто исчезни.

— А мама твоя? — раздается в трубке насмешливо. — Она знает, что ты шалава?

Я хватаю ртом воздух от оскорбления и от упоминания мамы, и вдруг распахивается дверь в мою комнату. Градов влетает как вихрь. Без стука.

Я не слышала его шагов. Но, похоже, он слышал этот разговор. В матерчатых брюках, с голым торсом и мокрыми волосами, будто только что из душа.

Я замираю на полуслове, прослеживаю взглядом приближающуюся фигуру, и частью сознания восхищаюсь его опасной грацией и очень красивым телом.

Градов подходит стремительно и выхватывает телефон из моей замершей руки.

— Не звони сюда больше, — говорит в трубку. Жестко. Отчетливо. И от этого — страшно. — Иначе зубы будешь собирать сломанными пальцами. Понял?

Слушает ответ. У меня внутри все падает.

Чем слабее мужчина, тем гадливее он поступает. А в Егоре гадливость и слабость перешкаливают просто.

Две секунды. Градов коротко кивает, отключает звонок. Бросает телефон на кровать, как кусок хлама.

— Он больше не позвонит, — сообщает Градов. Просто. Уверенно.

И я взрываюсь.

— Ты что наделал?! — вскакиваю. — Ты с ума сошёл?! Я бы сама разобралась!

— Я слышал, как ты с ним разбиралась, — строго выговаривает он.

У меня жгутся слезы в глазах. Это нечестно.

— Ты всегда вламываешься и все портишь! — я дрожу. — Теперь он точно к моей маме припрётся! Мне надо будет судиться, разводиться, а ты… ты…

Я захлёбываюсь. Размазываю слезы по щекам. Слишком много эмоций для одного вечера. Слёзы так и катятся. Горячие, злые, унизительные. Я не хотела плакать. Не при нём. Но теперь — поздно.

Градов не говорит ничего. Просто подходит и обнимает. Плотно, молча. Рукой накрывает затылок. Я слабо бью его по груди. Он не двигается.

— Я сама бы… — выдыхаю ему в грудь.

— Успокойся, — шепчет. — До твоей мамы никто не доберётся. А с разводом я всё решу.

Мы ещё несколько мгновений так стоим. Потом Градов ласково разворачивает меня к кровати:

— Ложись спать. Завтра все наладится, — голос несвойственно ему теплый. — Съездишь к маме, пообщаешься, отдохнешь.

Я подчиняюсь, потому что нет сил сопротивляться. Он укрывает меня одеялом, и я отворачиваюсь от него набок. Слышу удаляющиеся шаги, потом свет гаснет и раздается щелчок двери.

Градов ушел. И будто забрал с собой часть моей тьмы.

Я засыпаю разбитой. Пустой. Хотелось бы мне сказать, что Градов не справится. Но раз сказал, сделает. Потому что это Градов. И именно по этой причине он возьмет свою плату за эти услуги. Он не встал рядом. Он нашел, чем ещё увеличить мой долг.

Утром просыпаюсь рано. Комната залита мягким светом. Тело болит как после хорошей тренировки. Сажусь. Провожу рукой по лицу. Бросаю взгляд на тумбочку и замираю.

Кажется, Градов оставил мне подарок?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

28. 

Василия

Я сижу на кровати и тупо смотрю на прикроватную тумбу.

На ней коробочка.

Красивая, чёрная, с тисненой лентой. На ощупь как бархат. Похожа на футляр для кольца, но по размеру не подходит. В такую ключи от машины поместятся.

Беру. Верчу. На крышке — ничего. Ни открытки, ни наклейки, только моё имя, выведенное серебром.

Открываю. И понимаю, что сердце сжалось зря. Внутри действительно ключи. Но не от автомобиля.

На брелоке адрес. Это квартира в многоквартирном доме. Район хороший. Очень. У меня там знакомая по работе живет. Кладка у всех домов кирпичная. Тамошние новостройки сдаются под чистовую отделку.

У меня перехватывает дыхание. Пальцы сжимаются. Не могу поверить. Это даже для Градова слишком щедро. Или не слишком?

Вынимаю ключи, под ними записка, отпечатанная на глянцевой картонной бумаге, по размеру как визитка.

«Это ключи от квартиры, Василия. Сдашь проект — она твоя. Захочешь уйти — тоже. Но только после завершения проекта. В.Г».

Я откидываюсь назад. Смотрю в потолок. Ключи в ладони жгут кожу,

Вот ты какой, Градов. Нарочно дарит настолько дорогой подарок? Чтобы что? Я вовек жизни не расплатилась? Чтобы сделать мой долг таким неподъемным, чтобы я сдалась?

Внутри просыпается благодарность. Кому в наше время не нужна квартира? Я бы маму из коммуналки могла переселить туда.

Я злюсь. На себя. Я не должна чувствовать благодарность. Это уловка, ещё один способ втянуть меня в игру, где он диктует.

Возвращаю ключи в коробочку. Закрываю крышку.

На завтрак спускаюсь в джинсах и сером худи. Волосы убраны в хвост. Никакого миловидного «спасибо», никакой фальши.

Градов уже за столом. Планшет на столе, чашка кофе в руке. Он замечает моё появление. Поднимает на меня изучающий, внимательный взгляд.

— Что с лицом? — изгибает бровь. — Не нашла послания от меня?

— Нашла, — говорю спокойно. — Зачем?

Он отставляет чашку. Совершенно невозмутим.

— Мотивация, Василия, — отвечает ровным голосом. — Ты работаешь лучше, когда чувствуешь почву под ногами.

— Моя работа столько не стоит, — бросаю и сажусь за стол, куда Алексей уже ставит тарелку с тостами и кофе для меня. — Не надо меня задаривать.

— Это не подарок, Василия, — произносит он, ни один мускул на лице не дрогнул. — Это бонус. Я привык заключать сделки. Для меня это нормальная форма общения.

— А я привыкла сначала спрашивать, — огрызаюсь.

— Это не тюрьма, — бархатисто говорит он. — Ты можешь отказаться.

— Конечно. А потом ты просто сделаешь что-то, от чего я всё равно соглашусь, — я резко откусываю тост. — Привычки у тебя — чудо просто!

Он усмехается. Мерзавец. Красиво, зараза. И улыбка у него сейчас мягкая, красивая. Не хищный оскал, как раньше.

— У тебя сегодня выходной, Василия, — произносит он ласково. — Можешь решить всё, что накопилось. И не строй планов на вечер. Я уже построил.

Он встает из-за стола и уходит. Дела у него. Деловой же бизнесмен.

Ну а я… раз уж он дал мне выходной, собираюсь к маме. Виктор, который каждый день ждет меня в машине на участке, отвозит меня к ней в больницу. Привычный маршрут, привычное время в пути.

Мама в новой просторной палате. Она сидит на кровати с журналом. Волосы собраны, на щеках — румянец. Она улыбается при виде меня. По ней видно, что она идет на поправку.

— Врач сказал, можно выписываться, — говорит она. — Завтра. Главное — не забывать про наблюдение и витамины.

Я киваю.

— Я подготовлю комнату, — заверяю её сходу. — Всё будет. Отдохнёшь дома.

Потом мы пьем чай из пластмассовых стаканчиков. Мама спрашивает про работу.

— Я занимаюсь одним проектом, он денежный, но руководство… — замолкаю на середине фразы, не зная, как более ласково сказать о Градове. — Босс самодур, в общем.

— Ну ты держись за это место, доченька, — сочувственно говорит мама. — В наше время без работы оставаться страшно.

Киваю.

— А Егор к тебе не заезжал? — нахожу в себе мужества таки задать этот вопрос.

— Нет, а что? У вас что-то произошло? — мама мгновенно считывает по моему настроению, что что-то не так.

И я принимаю волевое решение рассказать ей правду. По счастью, она встает на мою сторону и поддерживает мое решение развестись.

— Но он тебе кровушки-то попьет, ох попьет, — сокрушается она по поводу его последних выходок.

— Я сама ему кровушки сколько надо попью, мам, — заверяю и целую её в щеку.

Мы расходимся на ласковой ноте, и я ухожу.

Прошу Виктора отвезти меня в коммуналку. Надо проверить, чтобы в комнате все было хорошо.

Скрипучая дверь привычно не хочет нормально открываться, оглашает коридор надрывным срывающимся воем сухой древесины. Виктор поднимается со мной, полагая, что может понадобиться его мужская сила.

Виктор, как тень, молча идёт сзади.

Стоит нам только приблизиться к моей двери, как распахивается соседняя.Мария Вениаминовна не дремлет. Цербером хранит покой квартиры.

— А-а, Вася! То-то я слышу, шаги, как у воришки!

Останавливается, когда видит мужчину.

Виктор просто выходит чуть вперед. И смотрит на нее. Глаза — серые, холодные. Лицо — как камень.

— Вы что... это кто? — Мария Вениаминовна мгновенно сдувается. — А я просто хотела сказать, что... там с водой что-то.

Виктор делает шаг вперёд.

— Если ещё раз позволите себе открыть рот на мою нанимательницу, мы поговорим иначе, — говорит тихо, но так, что даже у меня мурашки. — Вы меня поняли?

У соседки перекашивается лицо.

— Д-да конечно... просто недоразумение... вы не подумайте…

Она пятится, спотыкается о свой порог, но выравнивает равновесие и захлопывает дверь своей комнаты.

Я в шоке. Слегка дрожащими руками открываю дверь комнаты, вхожу. Порядок, только пыль лежит.

— Это было... эффектно, — говорю Виктору, который заходит следом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Она вам больше не скажет ни слова, — подтверждает он. — Завтра перевезём вашу маму сюда. Я помогу.

Я быстро пробегаюсь по комнате, протираю пыль, меняю постельное белье, Виктор помогает, хотя я не просила. Мы вместе выходим в коридор.

— Отвезете меня в поместье? — спрашиваю, ощущая, что утомилась.

— Боюсь, уже нет, Василия, — произносит он немного совестливо. — Вас Владислав Аркадьевич ждет.

Время пролетело незаметно, и вот он вечер, на который Градов уже построил планы. Только вздыхаю.

Сажусь в машину с тяжелым ощущением, что Градов снова что-то отмочит. Когда машина останавливается, я удивленно хлопаю ресницами, видя, куда мы приехали. Что ещё за планы такие у Градова на этот вечер?

29.

Василия

Виктор останавливает машину у причала на набережной. Выходит, открывает мне дверь.

— Выходите, Василия, — говорит он. — Владислав Аркадьевич ждёт.

Он смотрит на меня сдержанно-иронично, и только выйдя, я понимаю, почему. Потому что вижу катер, пришвартованный у причала.

Чёрный, длинный, как стрела. Подсвечен мягкими лампами.

Выдох. Трап. Я прохожу по чуть шатающемуся мостику и поднимаюсь на палубу. Меня встречает лёгкий солоноватый воздух и аромат... розмарина?

На палубе — ужин. Пастельная скатерть, бокалы, вино, несколько блюд и свечи. Всё без вычурности, но идеально.

Градов стоит у поручня. Спина прямая, руки в карманах. Рукава белой рубашки закатаны до локтя. Выглядит мощно и сексуально, вызывает мурашки своей мужественной брутальностью.

— У нас деловая встреча? — изгибаю бровь. — На неё совсем не похоже.

— Это свидание, Василия, — с мягкой улыбкой отвечает он.

Я смеюсь. Резковато, нервно. Защищаюсь.

— Серьёзно? Свидание? После всего, что ты вытворил?

Не знаю, куда себя деть, стою на полдороги от входа к столу.

Он не парирует. Только подходит ближе и отодвигает мне стул. Я сажусь. Скрещиваю колени. Подбородок выше, чем стоило бы, но все во мне вопит о том, что это очередная уловка.

— Мы уже переспали, — говорит Градов, наливая вино. — Так что, думаю, можем позволить себе начать сначала. Я молчу. Он добавляет:

— Я предлагал это в самом начале. Только ты, я и вино. По-хорошему. Но ты отказалась.

Он садится напротив, поднимает бокал.

— Поэтому я сделал иначе.

— Какой ты благородный, — я тоже беру бокал и добавляю с нескрываемым сарказмом. — Просто образец порядочности.

— А ты — образец дерзости, — говорит он и хитро улыбается.

Я опускаю взгляд. Не знаю, как реагировать.

Не потому что он прав, хотя и это тоже. Но больше потому что чувствую себя глупо. Я ожидала нового удара. А он — положил оружие.

Градов сейчас и правда не такой, как всегда. Будто мягче, что ли. Или это только так кажется, стоило ему немного отодвинуть свой ледяной щит.

— Зачем всё это? — спрашиваю, указывая подбородком на стол. — У тебя ж не ресторан.

— Мне надоело, что ты смотришь на меня, как на врага, — говорит он. — Я хочу, чтобы ты увидела не только тирана. А мужчину, который тобой интересуется.

Он выдерживает паузу.

— Не по контракту. Не по расчету. А по-настоящему.

— Может, не стоило… — запинаюсь.

Что я ему скажу? Ломать меня? Так проблема не в нем, а во мне. Это я не хочу соглашаться на его условия и сопротивляюсь изо всех сил. Он давит, но не уничтожает. И уже несколько раз помог. По-настоящему.

— Стоило, Василия, — Градов улыбается. — Сидеть вот так с тобой на катере и ужинать — ради этого можно было сделать куда больше.

Катер отчаливает, и Градов начинает есть. Я тоже голодная, как оказалось, и ароматы еды растравили аппетит.

— Ты удивительно красивая, когда не злишься, — говорит вдруг Градов, откладывая вилку и протирая рот салфеткой. В этом столько эротики, что я невольно подвисаю. Но быстро спохватываюсь.

— Это должно меня растрогать? — спрашиваю иронично.

— Нет, — он едва заметно улыбается. — Это должно быть правдой.

Кардинально другой. Противоположный тому, каким я привыкла его видеть. Не авторитарный, не давящий, не преследующий.

Потом он вдруг спрашивает:

— Ты всегда смотришь на мужчин как на врагов?

Я застываю. Он не продолжает. Ждёт. Я опускаю глаза.

— Не всегда, — говорю. — Только когда боюсь.

На лице Градова проскакивает сожаление, будто ему стало совестно за то, какой образ он создал в моей голове.

— Тогда перестань бояться, Василия, — произносит бархатисто. —. Я тебе не враг.

Черт. Мне есть чем возразить. Мне есть что сказать, но я молчу. Потому что не хочу портить момент. Мне хочется, чтобы этот вечер отличался от других. И если сейчас не начать выяснять отношения, то появляется шанс.

Градов больше не говорит. Не давит. Только ест, молча. И в этой тишине я чувствую себя в безопасности. Впервые. Потому что он ни к чему не принуждает. Ни на что не намекает. Просто сидит напротив.

Я не понимаю, почему он так себя ведёт. Спокойствие. Уважение. Мягкость. Он же обычно другой. Но, чёрт возьми, сейчас я забываю, какой он обычно.

Я беру бокал. Пью. Сладкое вино, слишком вкусное — на языке, на коже, в груди.

— У тебя есть семья? — спрашиваю вдруг, будто это должно меня волновать. — Ну, кроме офисной.

Он поднимает взгляд.

— Нет. Родителей нет давно. Отец умер, когда мне было двадцать пять. Мать следом. Недолго после прожила.

Он говорит об этом спокойно, но в голосе слышится горечь.

— А ты? — живо спрашивает он. — Про своего отца ты ничего не говоришь.

Слова бьют, как пуля. Резко. В живот.

Я отодвигаю тарелку. Встаю. Подхожу к борту, вглядываюсь в воду. Темнота гладкая, как зеркало.

— Я его не знаю, — говорю. — Просто ушёл. Мне было три года или вроде того. Ни звонков. Ни писем. Ни денег. Только пустота, где должен быть родной человек.

Я не поворачиваюсь. Стыдно. Не люблю об этом. Не хочу, чтобы жалели.

Слышу шаги. Градов подходит. Не говорит ни слова. Просто встаёт за спиной. Греет теплом тела. И обнимает. Плавно кладет руки мне на живот. Ладони тёплые. Сильные. Я не двигаюсь. Нет сил вырываться, но и не хочется.

Его странная поддержка сейчас кстати.

Мы так стоим. Молча. Только вода шуршит под корпусом. Вдалеке набережная мигает огнями города.

— Мне не стоило трогать эту тему, — говорит он у самого уха. — Прости.

— Ты не виноват, — шепчу. — Просто…

— Просто больно, понимаю. Я киваю. Щека касается его плеча. Его губы совсем рядом. Он вдруг целует меня в висок. Нежно. Почти как ребенка.

Я вздрагиваю. Не от страха — от неожиданной, тихой ласки.

Он поворачивает меня к себе. Смотрит в лицо. Не вглубь, не сквозь, в глаза. Наклоняется и целует. Мягко. Уверенно. Без спешки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Губы тёплые, вино на языке. Я отвечаю. Осторожно. Потому что не уверена, что хочу. Хотя вру. Хочу. И его внезапная нежность обезоруживает. Выбивает почву из-под ног. Я так привыкла защищаться, что сейчас этот поцелуй как откровение.

Мы несколько мгновений целуемся, но до того, как этот поцелуй станет жадным, я отстраняюсь. Губы горят.

— Отвези меня домой. Пожалуйста, — говорю тихо.

Он смотрит пару секунд, будто что-то взвешивает. И я готовлюсь к тому, что сейчас снова встречу привычное давление. Но Градов все-таки кивает:

— Хорошо, — отвечает мягко и бархатисто.

Отправляется в кабину он велит капитану развернуть катер. Мы возвращаемся к берегу. Я так и остаюсь у борта, а он просто стоит рядом. Больше мы не говорим.

На набережной он ведет меня к своему внедорожнику. Открывает мне дверь. Я сажусь, опираясь на его руку. И сейчас его галантность не кажется ловушкой. Или это моя уставшая психика готова принять желаемое за действительное?

Он садится за руль, включает тихую музыку. Мы едем.

Тело расслабляется. Вино, ночь, вода — всё сплетается в коктейль-релакс, и глаза закрываются сами собой.

Просыпаюсь от мягкого прикосновения к плечу.

— Василия. Мы приехали, — голос Градова, но будто не его. Непривычно ласковый. Будто сочувствующий.

Я открываю глаза. Смотрю на него. Ловлю взгляд — терпеливый, выжидающий.

— Спасибо, — произношу, выбираясь из машины. — За вечер.

Он кивает и провожает меня на второй этаж дома. Мы останавливаемся у двери в мою спальню.

— Спи сладко, Василия, — Градов улыбается уголками губ.

— И тебе спокойной ночи, Влад, — отвечаю из приличия, но имя вырывается как-то само.

Он открывает мне дверь, и я проскальзываю внутрь. Сразу закрываю. Это не был Градов, которого я знаю. Это был кто-то другой. Или, может, он, но настоящий, которого он прячет под масками, чтобы никто не мог найти уязвимость?

Короткий душ и спасительный сон выгоняют тревожные мысли. Я сплю как младенец. А просыпаюсь от вибрации телефона. Смотрю в экран, едва разлепив глаза, и мрачнею. Меньше всего мне хочется слышать Егора, но я отважно тяну зеленый ползунок. Я не буду всю жизнь от него прятаться.

30.

Василия

— Алло, — хриплю, не успев как следует разлепить глаза.

— Пожалуйста, останови всё это, — голос Егора взрывает утро паникой. — Я всё подпишу. Всё, что хочешь.

Я поднимаюсь на локтях, потом сажусь. Куда подевалась его самоуверенность? Голос дрожит. Я прижимаю телефон к уху крепче.

— Что за спектакль? — спрашиваю спокойно. — Что случилось?

— Будто ты не знаешь! — вспыхивает он. — Хватит, слышишь?! Передай своему… своему Градову, чтобы оставил меня в покое. Будет тебе развод. Всё будет! Только пусть... просто прекратит!

Он бросает трубку.

Я сижу с телефоном в руке, в полной тишине. Удивлённая. Настороженная.

Выходит, Градов… снова сдержал слово. И оставил визитку. Я ловлю себя на том, что улыбаюсь. В этом весь Градов. Снова помог. Поставил точку в вопросе, где у меня дрожали руки.

Я чувствую себя… удивительно защищённой.

И Градов таким же удивительным образом в моей голове перестает быть тираном. Да, жесткий. Да, прет как танк. Но только от меня зависит, буду я внутри этого танка или под ним. Я лучше выберу первое. Потому что скрыться от этого танка возможности нет.

Спускаюсь на кухню. Градова нет. В столовой — пусто. Только Алексей в белоснежном фартуке возится у плиты.

— Доброе утро, Василия, — говорит он, не оборачиваясь. — Что вы пожелаете на завтрак?

Я поднимаю бровь. Сталкиваюсь с ним взглядом, когда он поворачивается. Алексей смотрит просто с легким оттенком внимательности.

— А я могу выбрать что угодно? — спрашиваю осторожно.

Повар кивает.

— Да, если есть ингредиенты, я сделаю, а если нет, приготовлю вам завтра, — отвечает с невозмутимым спокойствием.

— А можно сырники? — прошу, не веря в возможность исполнения. Но мало ли.

— Конечно, — отвечает буднично и направляется вглубь кухни к холодильнику.

Спустя четверть часа он ставит передо мной тарелку с очаровательными высокими сырниками идеальной круглой формыы с идеально очерченными бортиками. Высший пилотаж. Мои всегда расползаются. Выглядит тарелка невероятно живописно, украшена сочно-бордовым сиропом и сахарной пудрой, а посредине листочек мяты.

— А с чего вдруг такая щедрость? — спрашиваю я, когда он собирается уйти обратно на кухню.

Алексей задерживается на мгновение.

— Владислав Аркадьевич поручил мне впредь уточнять ваши предпочтения и готовить то, что вы просите, — отвечает с той же учтивостью.

Сердце делает лёгкий кульбит. И почему-то внутри расползается нежность, хотя сама я не разрешала себе чувствовать ничего подобного.

Сырники безумно вкусные. Нежные, воздушные, упругие, в меру сладкие, так что малиновый сироп идеально их дополняет. Они будто нарочно сделаны для того, чтобы я почувствовала себя… любимой.

Чёрт, мне нельзя так думать.

После завтрака Виктор ждёт у машины. Мы едем в больницу. Забираем маму. Она выглядит прекрасно — лицо розовое, в глазах свет. В машине она говорит тихо, с благодарностью, и спрашивает, надолго ли я задержусь у «работодателя».

— Пока проект не сдам, — отвечаю. — А там видно будет.

Мама добродушно соглашается.

Мы подъезжаем. Поднимаемся. Я уже жду появления вредной соседки, но Мария Вениаминовна не высовывается.

Я чувствую себя хозяйкой. Всё готово — постель, плед, даже чайник на месте. Мама радуется уюту. Я помогаю ей устроиться, а Виктор без слов заносит сумку и уходит в коридор, будто никогда не был телохранителем, а просто заботливый человек.

— Спасибо тебе, доченька, — говорит мама, глядя с кровати. — Ты у меня теперь совсем взрослая. Надёжная.

Я отворачиваюсь, чтобы она не увидела, как я расплылась в улыбке сквозь слезы. Чувствую себя маленькой, но нужной. И это… греет.

После Виктор везет меня обратно в поместье.

День проходит в мастерской. Я погружаюсь в чертежи, в проект, в расчёты. И будто забываю про всё. Работа всегда меня успокаивает, а тут я падаю в полутрансовое состояние, потому что на душе наконец ровно.

Слыша шаги, вздрагиваю.

Градов заходит. Молчит, подходит со спины. Я чувствую его взгляд затылком, но делаю вид, что занята.

Он приближается неуклонно, и вскоре я уже ощущаю его тепло кожей. Рука ложится мне в основании шеи, но не сжимает, просто лежит. Градов склоняется надо мной, заглядывая в экран.

— Красиво получается, — говорит мягко. — Ужин через пятнадцать минут. Жду тебя внизу. Алексей приготовил пасту.

Он уходит, и я замираю. Сердце выстукивает ритм, как перед прыжком в воду. Кожа под его прикосновением до сих пор горит, а от обычной фразы по коже ползут мурашки.

Это его «Жду внизу» — властно, в его духе, но сейчас не отталкивает, а напротив — манит как магнитом. И дело не в пасте. А в нем.

Я спускаюсь ко времени. Он уже за столом. Бокалы с красным вином, приборы, в столовой играет тихая музыка. Расслабляющая атмосфера. И мне хочется расслабиться.

Присаживаюсь напротив, ловлю его голодный взгляд, но делаю вид, что не заметила.

Паста — ароматная, горячая. Мы едим молча, но Градов постоянно метает в меня взгляды, от которых внутри все вспыхивает, словно факел. Мне становится все сложнее держать невозмутимое лицо.

После еды он кладёт приборы, вытирает рот салфеткой — привычно, но я снова вижу в этом секс. Щеки горят от порочных мыслей, от воспоминания о его губах на моем теле.

Градов смотрит на меня так, что я отчетливо осознаю. Ужин закончился. Началась охота. Он мягко откидывается на стуле и приковывает меня опасным взглядом.

В этом взгляде — всё: власть, голод, уверенность, с которой палачи выбирают момент удара.

— Знаешь, — произносит он лениво, — ты плохо прячешь желание. Особенно, когда ешь.

Он поднимается и направляется ко мне.

— Ты облизываешь губы так, как будто это я у тебя на языке.

Горло перехватывает. Я не двигаюсь. Не могу. Он подходит за спину. Склоняется. Не прикасается — но я ощущаю жар его тела шеей.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я могу трахнуть тебя прямо сейчас, — шепчет он, — но хочу, чтобы ты сама пошла за мной.

Его пальцы едва касаются моей шеи спереди. Легкий нажим, чуть придавливает пульс. Как обещание.

— Дай себе разрешение, Василия, — он откидывает мои волосы и проводит губами у меня за ухом. — Ты ведь хочешь.

Я сжимаю колени. Сердце — как молот. Между ног — вспышка. Жар, разливающийся мокрым и скользким.

Градов выпрямляется и идет к выходу из столовой. А я… поднимаюсь и иду за ним. Потому что правда хочу. Потому что хочу дать себе разрешение. И… пусть я потом пожалею, но сейчас не могу отказаться.

31.

Василия

Мы поднимаемся на второй этаж. Я слышу только собственные шаги, стук сердца и как клацает в замке дверь его спальни.

Он открывает. Молча. Я прохожу внутрь, и кажется, что оказываюсь в клетке с хищником. Комната просторная, лаконичная, но всё внимание притягивает не интерьер, а её хозяин.

Он не торопится. Просто закрывает дверь на ключ. Слышно — щёлк.

Я замираю. Но не потому, что боюсь. Потому что тело уже помнит, каково это быть с ним.

Градов медленно подходит. Взгляд тяжелый. Он тянет руку и стягивает с меня резинку. Волосы рассыпаются.

— Так лучше, — тихо говорит он.

Его пальцы обхватывают подбородок, поднимают лицо.

— Ты сама пришла, Василия.

— Потому что знала, что ты не остановишься, — выдыхаю.

Он усмехается. Властно, собственнически.

— Правильно знала.

И целует.

Не нежно. Не мягко. А как мужчина, который дождался, пока его добыча сдастся.

Я отвечаю, не открывая глаз. Его язык пробирается внутрь, как змея — ловко, уверенно, с претензией на всё.

Он отступает на шаг, смотрит.

— Каждый раз, когда ты дерзишь, я думаю о том, как ты будешь стонать подо мной.

Он смотрит с таким дьявольским огнем в глазах, что у меня в животе все стягивает горячий спазм.

Градов, не отводя взгляда, начинает медленно расстёгивать рубашку. Пуговица за пуговицей. Каждое движение — как предупреждение.

Я не двигаюсь. Не могу. Наблюдаю жадно, как завороженная. Это не просто избавление от одежды. А ритуал подчинения.

Он скидывает рубашку — на рельефном торсе перекатываются мышцы, кожа чуть влажная, пахнет солью и им. Его исключительно мужским ароматом, который хочется вдыхать глубже.

Потом он тянет за ремень. Сухой щелчок пряжки.

— Раздевайся, — говорит Градов хрипло. — Я хочу видеть всё.

Я стягиваю платье через голову. Он — брюки и боксеры. И теперь мы стоим почти на равных. На мне все ещё белье, но я чувствую себя ещё более обнаженной, чем Градов, голый и возбужденный. Его взгляд сковывает движения, а во рту от вида его вздыбленного члена собирается слюна.

Градов владеет мной ещё до прикосновения.

Он подходит. Захватывает затылок. Целует снова на грани грубости и жажды. Скользит пальцами по лопаткам и расстегивает лифчик. Снимает.

— На кровать. Живо, — шепчет он, но это очередной приказ.

Я выполняю. Во мне все трепещет от предвкушения, в котором мне стыдно признаваться. Между ног точно лава разливается.

Градов ложится сверху. Давит телом, захватывает рот новым поцелуем, раздвигает ноги. Пальцы скользят по внутренней стороне бедра вверх.

Я вскрикиваю. Он смеётся тихо.

— Уже течёшь? — голос хриплый, низкий. — Даже когда я только рядом, ты горишь. Хочешь. Хорошая девочка.

Он выпрямляется и снимает мои трусики, забрасывает мои ноги себе не плечи.

Надавливает членом мне между ног. Я захлёбываюсь воздухом.

— Я возьму тебя, Василия. Глубоко. Жадно. До визга.

— Делай, — шепчу.

Градов врывается. Проскальзывает внутрь совершенно без сопротивления. Мое тело готово, оно ждет, хочет. Он замирает, войдя на всю длину.

Мозг выключается. Тело горит. Дыхание тут же становится рваным.

Градов начинает двигаться. Но это не про любовь. Он берёт. И делает это в ритме медленного наказания. Смыкает пальцы на моих запястьях, поднимает над головой, прижимает к простыням.

— Вот так. Моя. Вся. Целиком.

Первый оргазм накатывает внезапно. Я закусываю губу, но он замечает.

— Не смей сдерживаться, — рычит мне в шею и кусает. — Я хочу слышать, как ты кончаешь на моем члене.

Ускоряет движения. Толчки становятся более резкие, жесткие, невыразимо приятные. Тягучее наслаждение сменяется дикой скачкой. Он снова доводит меня до оргазма, помогая пальцами, пока продолжает двигаться внутри.

Я взрываюсь и кричу. Меня бьет мелкая дрожь. Дыхание прерывистое. Дурацкие слезы счастья подкрадываются к глазам. Я раньше не знала, что секс может быть настолько крышесносным.

Градов выходит и переворачивает меня на живот. Коленями расталкивает бедра и входит снова. Жадно, будто он неделю шел по пустыне, а я — долгожданная вода. Вбивается как отбойный молоток. Его пальцы снова пробираются мне между ног, кружат вокруг точки удовольствия, надавливают, щекочут.

В третий раз я кончаю одновременно с ним. Он резко выходит и разбрызгивает по моей спине горячие капли. Я медленно прихожу в себя, все ещё ощущая яростную пульсацию между ног, а он ложится рядом.

— Ты создана, чтобы сводить с ума, — говорит он, убирая прядь волос с моего лица.

— А ты — чтобы ломать? — спрашиваю с хриплой усмешкой.

— Чтобы получать. Всё. Что хочу. И кого, — невозмутимо поправляет он.

Я медленно поднимаюсь на четвереньки, чтобы отправиться в душ.

— Больше не повторится, — бросаю шутливо.

Он только улыбается — хищно.

— Конечно, Василия, — отвечает он и поднимается. Легко, будто только что ничего не было. — Идем в душ, я тебя помою.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

32. 

Василия

Я просыпаюсь не от его пальцев, не от голоса, даже не от света. От тишины.

Той редкой, плотной тишины, в которой слышно собственное сердце.

Комната залита утренним солнцем. Простыни тёплые. Воздух — сладкий, как после близости. Тело ломит приятной тяжестью. Между ног — глухая, наглая пульсация, от которой я кутаюсь в одеяло, будто кто-то может меня за это упрекнуть. Но я одна. Влада нет. На подушке — легкая вмятина и его аромат, который я с удовольствием вдыхаю.

И поднос на тумбочке.

Чашка кофе. Апельсиновый сок. Румяный круассан. Всё свежее. Ещё тёплое.

А рядом записка. Его почерк, сильный, чёткий, чуть угловатый.

«Ты прекрасно спишь. Не хотел будить. Вернусь к ужину. В.Г.»

От этой строчки внутри поднимается что-то тёплое. Может, потому что он не потребовал? Не приказал. Просто позаботился. Без фанфар. Без пафоса.

И это, чёрт побери, пугает. Потому что приятно, западает в душу.

Я ем медленно. Пью кофе, разглядываю крошки. Не могу отогнать ощущение, что я влезаю туда, где мне не место. Что мне нельзя влюбляться во Влада, потому что мы из разных миров. Проект закончится, и я пойду дальше, а он останется тут. И никакого «долго и счастливо» не будет.

Но тут же я трагично осознаю, что он уже впитался в кожу. И сейчас у меня два варианта — насладиться тем, как всё поворачивается, или сопротивляться и рвать себе душу ещё до того, как я завершу проект.

Я выберу первое.

Странно, но я не испытываю угрызений совести о том, что было вчера. Посопротивлялась на словах, но получила удовольствие от секса и мне впервые не хочется себя придушить. В конце концов, мы оба взрослые люди, которые испытывают друг к другу симпатию. Надо просто жить. Хватит страдать.

После душа и зарядки я поднимаюсь в мастерскую. Градова нет. Ни шума, ни тени, ни хищного взгляда в дверях. Только тишина и чертежи.

Я сажусь за стол и начинаю правки. Погружаюсь с головой и отрываюсь, только когда вибрирует телефон. Входящее сообщение:

«Ты обедала?»

Без прелюдий. Без ненужных «привет, как дела». Только вопрос. Простой. Но от него сердце делает кувырок.

У меня так и не сохранен номер телефона Градова. Исправляю это, подписывая контакт коротким именем «Влад».

Я отвечаю:

«Почти»

Через десять минут со спины доносятся шаги, и я уже надеюсь увидеть Влада, но в мастерскую входит Алексей с подносом. Кофе, салат из лосося и креветок с каперсами и салатом-айсбергом, свежие ягоды, миндальное печенье. Без слов оставляет поднос на высокой стойке рядом с кофеваркой.

— Это… ты сам решил меня покормить? — спрашиваю с приподнятой бровью.

Он качает головой.

— Владислав Аркадьевич велел принести вам обед, — говорит он. — И, если вас не затруднит, напишите мне список блюд, которые вам особенно нравятся.

Я киваю и обещаю дать ему список до вечера.

А сама сижу в легком шоке и с дурацкой улыбкой. Градов, как ни крути, умеет заботиться. Да, делает это немного авторитарно, но всё равно чувствуется, что ему не плевать на мой комфорт.

Он перестал ломать. Начал… слушать?

После обеда я решаю проведать маму. Справиться, не мешает ли ей Мария Вениаминовна. Виктор без возражений везет меня в коммуналку.

Мы заходим в квартиру вместе. Виктор снова сопровождает меня. Склочная соседка даже не шуршит в своей комнате, будто её сдуло.

Мама встречает меня с румянцем и довольной улыбкой.

— Ты выглядишь счастливой, доча, — говорит мама, вглядываясь в меня. — Глазки блестят. Это всё твоя новая работа? Нашла ключик к начальнику?

Эх, мама всё видит. Она проницательная женщина. А я… просто молча улыбаюсь и перевожу тему. Потому что в её вопросе — слишком много правды.

Через пару часов я возвращаюсь в поместье. Влада всё ещё нет, Алексей открывает мне дверь и спрашивает, буду ли я ужинать.

— Дождусь Владислава Аркадьевича, — отвечаю мягко и иду в мастерскую.

Разумеется, мои слова не останавливают Алексея от того, чтобы принести мне кофе с домашним маффином. Таким нежным, будто это облако шоколадного цвета с вкраплениями свежих ягод.

Остаток вечера я работаю. Рисую. Занимаюсь стеклянными модулями. Это ответственная часть, важно, чтобы не было ненужных бликов от солнца, и они не слепили пользователей.

Я ощущаю Градова ещё до того, как он входит в мастерскую. Его тяжелая аура накрывает точно свинцовым пледом. Я чувствую это всем телом. Даже не видя его.

— Спускайся к ужину, — говорит он. — Алексей готовил пасту с лососем. Сказал, что ты оценишь.

Я киваю не поворачиваясь. Градов тихо уходит. Я спускаюсь через пять минут и обнаруживаю, что есть мы будем на террасе.

Там удивительно спокойно и тихо. Мягкий свет. Едва заметный ветер. Влад пододвигает мне стул и набрасывает на плечи плед. Я сижу за столом, скрестив ноги, смотрю, как он наливает вино. Его движения небрежные, немного вальяжные, как у хозяина положения. А мне впервые не хочется сбежать. Я позволяю ему хозяйничать.

Сначала мы едим молча. Но это не тяжёлая тишина. Это спокойствие. Градов умеет быть просто рядом и не давить.

В какой-то момент он отвлекается, делает глоток.

— У меня к тебе просьба, — говорит серьезно, но не давит. — Когда я подхожу, не делай вид, что меня не существует.

— Это рефлекс, — признаюсь. — От страха.

Он кивает. Не спорит. Только накрывает мою ладонь своей.

— Я никогда не пробовал быть нежным, Василия. Я получаю всё по щелчку. Так сложилось. Я так привык, — произносит он так, что у меня внутри что-то сжимается. Он сейчас настоящий. Без щита властной бравады. — Переставай меня бояться. Я не причиню тебе вреда.

Я смотрю в наши руки. Он не сжимает. Не держит крепко. Он просто рядом.

— Проще сказать, чем сделать, — вздыхаю. — Ты успел показать себя жестоким и авторитарным.

— Значит, дай время, и я покажу тебе другого себя, — отвечает он ласково.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мы заканчиваем ужин, и Влад провожает меня наверх. Я на мгновение застываю в нерешительности, не зная, в какую спальню мне идти, а он, будто уловив мои мысли, подхватывает меня под бедра и прижимает к стене у лестницы. Жадно целует. Но не грубо. И я мгновенно вспыхиваю. Вся. Воспоминания о прошлой ночи вихрем проносятся по телу, цепляя самые эрогенные зоны, и вот — у меня уже мокрые трусики, и я страстно отвечаю на поцелуй.

— Хочу тебя, Василия, — шепчет Влад мне в губы. — У тебя или у меня?

— У тебя, — отвечаю чуть дрожащим от предвкушения голосом. — Мне понравилось засыпать в твоих объятиях.

33.

Влад

— У тебя, — шепчет она, и её голос ломает мой самоконтроль в щепки.

Я веду её в свою спальню, крепко удерживая за талию. Даже если бы захотел отпустить — не смог бы.

Василия не понимает, что превратилась в мою зависимость. Я начинал всё ради мести, чтобы её отец ощутил боль. Хотел разрушить то, что ему дорого. Собирался сделать из красивой женщины бледную тень с потухшими глазами.

Но, как только она сказала, что они не общаются, Игорь Вольский исчез из уравнения. Мой план стал бессмысленным. Растворился, как дым в воздухе.

Всё, что я делал, потеряло смысл. Только я уже зашёл слишком далеко. И завяз. Сам не заметил, как Василия поселилась в мыслях и просочилась в кровь.

Я открываю дверь, пропуская её в спальню, затем закрываю на замок.

Василия ждёт. В глазах нет страха. Только желание. Она хочет меня. Сама. Добровольно.

— Раздевайся, — говорю хрипло, наблюдая, легкую дрожь в её пальцах, пока она стягивает платье. Оно соскальзывает на пол. Бельё под ним кружевное. Наказание для любого мужчины.

Я тоже раздеваюсь. Не спеша. Растягиваю этот момент. Пусть смотрит. Пусть знает, что принадлежит не просто хищнику. А мужчине, который жаждет её — каждой частью тела. Каждой мыслью.

Подхожу к ней и сам расстегиваю её лифчик. Стягиваю трусики по бедрам, и она их переступает. Теперь мы оба обнаженные и жаждущие. В спальне пахнет грядущим сексом и жарким желанием.

Она ложится на кровать, и я ложусь сверху. Захватываю её губы поцелуем, как войной. Впитываю её дыхание. Потом целую её шею. Жадно, словно хочу укусить.

Она проводит ногтями по моей спине, разбрасывая мурашки под кожей.

— Не дразни меня, Василия, — шепчу ей в ухо. — Я слишком долго сдерживал себя.

Она сладко дрожит, обвивает мое тело ногами. И я больше не могу ждать. Врываюсь в неё одним толчком. Жадно. Глубоко. Больше не растягиваю прелюдию, но этого и не требуется — она уже вся мокрая. Готовая. Моя.

Я снова целую ее, и начинаю двигаться. Каждый толчок как выпуск ярости. Но не на неё. На себя. Потому что я не могу её отпустить. Хотел разрушить — в итоге связал себя по рукам и ногам. Теперь каждый её стон — моя слабость.

Она взрывается с криком, с громкими стонами, с моим именем на губах. Это срывает последние предохранители, и я кончаю следом, успев выйти в последний момент. Разбрызгивая сперму по её животу и груди.

Беру её за затылок, ловя затуманенный оргазмом взгляд.

— Моя. Слышишь? — хрипло рычу. — Моя.

Мы вместе принимаем душ и ложимся спать в моей постели. Василия засыпает, свернувшись, как котёнок, у меня под боком. Тихо сопит мне в грудь.

Я не сплю. Смотрю в потолок.

Внутри — каша. Чёртова каша. Я не должен чувствовать то, что чувствую. Василия была только средством. Но когда я вижу её спящей с мягкой полуулыбкой на лице, чувствую её тёплое дыхание на коже, всё рассыпается. Логика летит в бездну. Всё пошло не по плану.

Я хочу её не как вещь, не как разменную монету. Я хочу, чтобы она осталась. Добровольно. Чтобы просыпалась рядом. Чтобы спорила. Чтобы дрожала от моих прикосновений. Чтобы принимала мои подарки не как долги, а как заботу.

Проклятье. Это уже не месть. И единственное, что я могу сейчас сделать, чтобы противоречия не рвали мне мозг — просто расслабиться.

Меня отпустит. В какой-то момент это неизбежно произойдет. Не было ещё женщины, которая пробралась бы в сердце и там осталась. Василия наскучит мне, как и все её предшественницы. Однажды.

А пока буду наслаждаться её телом и характером. Чертовски привлекательным телом и характером редкой занозы, которую хочется приручить и пригладить иголки.

Часы в телефоне показывают семь.

— Доброе утро, — наклоняюсь шепчу в висок Василии.

Она шевелится, тянется, прижимается ко мне всем телом.

— Уже? — голос мягкий и ломкий. Нежно-беззащитный.

— Уже, — отвечаю бархатно.

— А можно ещё пять минут?.. — бормочет и удобнее укладывается на моё плечо.

Я целую её в лоб. Не потому что надо. Потому что хочется. Потом убираю руку из-под Василии и иду в душ. На коже все ещё держится мягкий шлейф её запаха.

Безжалостно смываю и одеваюсь. По-рабочему. Графитовая рубашка, брюки, ремень. Строгость — мое второе имя. Это позволяет не выпускать жизнь из-под контроля.

Потом всё-таки бужу свою девочку. Сам натягиваю на неё свой свитшот, чтобы она выглядела по-домашнему. Мы спускаемся завтракать.

Василия без макияжа, с растрёпанными волосами в моем свитере выглядит… божественно.

Садимся за стол, Алексей подает кофе.

— Твой муж больше не сопротивляется разводу? — спрашиваю, бросая ей в чашку пару кубиков сахара.

— Нет, благодаря тебе. — Она кивает и размешивает. — Что ты с ним сделал?

Я спокойно улыбаюсь.

— Зачем тебе это знать? — добавляю голосу ленивого звучания. — С ним просто вежливо поговорили пара людей в форме. Рассказали, что бывает, когда мужчина слишком настойчив в отношении женщины, которая не хочет с ним общаться.

Она опускает голову.

— Твоей женщины, — поправляет меня тихо.

Я внутренне торжествую. Она сама это сказала. Больше не сопротивляется. Совсем.

— Не тяни с разводом, Василия, — говорю по-деловому. — Съезди в ЗАГС. Егор уже это сделал.

— Ты и это знаешь? — Василия вскидывает на меня изумленный взгляд.

— Я знаю всё, что касается тебя, — произношу весомо. — Потому что мне это важно.

Мы молчим. Алексей жарит что-то на кухне. Кофе остывает.

— Как тебе идея съездить куда-нибудь на выходные? — спрашиваю незатейливо, из разряда идей, которые не обязательно реализовывать.

— Куда? — В глазах Василии появляется живой интерес.

— Франция. Голландия. Италия, — спокойно перечисляю. — Смотря что тебе ближе.

— У меня загранки нет, — кисло отвечает она.

— Это не проблема. — Я допиваю свой кофе. — Ты не ответила на вопрос.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Она смотрит вбок.

— Можно, — тянет тихо. — Я нигде не была.

— Тогда я всё устрою, — говорю с улыбкой, в которую вкладываю уверенность и обещание. Сделать ей загранку — раз плюнуть. Это даже не вопрос. Не задача, а проходной момент.

На столе вибрирует мой телефон. Смотрю на экран. Костя. Друг, помощник, соратник, безопасник, все в одном флаконе.

— Извини, мне пора. — Встаю, целую Василию в висок. — Хорошего дня.

Уже в машине жму «перезвонить».

— Что у тебя? — спрашиваю сходу.

— Нашёлся Вольский, — отвечает он. — Выполз из тени. Ты был прав, окучивая его дочурку.

— Следи за языком, — цежу строго. — Всё, что по Вольскому будет, сразу мне.

— Только не говори, что… — начинает Костя, я обрываю:

— Ничего я не говорю. Дочку из уравнения вычеркиваем, понял? Просто следи за Вольским. Найдем другой способ поквитаться.

34.

Василия

Влад уходит. Красивый, статный, занятой. Что-то есть соблазнительное в его манере держаться — с хищной уверенностью, будто он уже все решил. Для себя. За всех, кто рядом.

И сейчас мне это приятно. Я вдруг ловлю себя на мысли, что мне нравится, что он решает за меня. Наверное, потому что я ощущаю — его решения направлены мне на благо.

Я допиваю кофе, ощущая растущую решимость порвать с Егором раз и навсегда. Прямо сегодня.

Поднимаюсь в комнату, чтобы переодеться в приличную одежду. Снимаю свитшот Влада и подношу к лицу. Соблазнительный аромат. Пахнет им, властью и харизмой. Владом.

Взвихряет воспоминания о ночи.

Я хочу повторения. И хочу засыпать в его объятиях.

Всё-таки одеваюсь, беру паспорт и спускаюсь. Виктор ждет в машине. Привычно выходит, чтобы открыть мне дверь. Вся моя жизнь сейчас окружена тем, что воздвиг вокруг меня Влад. И я не хочу освобождаться из «окружения».

— Отвезите меня в ЗАГС, — говорю Виктору и называю район.

Я не знаю адреса, но Виктор сам его находит по району и выкатывает машину с участка.

Через некоторое время мы останавливаемся у казенного невысокого здания. В голове мелькают картинки воспоминаний. Я ведь была счастлива с Егором. Или мне так казалось. А потом постоянное безденежье и регулярные пивные марафоны мужа напрочь убили во мне все чувства.

Виктор сопровождает меня внутрь. Открывает мне скрипучую дверь.

За стойкой женщина приветливо улыбается. Я обозначаю, что хочу подать заявление на развод. Подаю паспорт. А она вчитывается в имя фамилию и поднимает посветлевший взгляд.

— Василия Сергеевна! Мы вас ждем! — она ещё шире улыбается и показывает на дверь с надписью «Начальник отдела ЗАГС». — Пожалуйста, проходите.

Я оторопело киваю и направляюсь к кабинету. Виктор снова открывает мне дверь, входит следом и остается у входа.

— Здравствуйте, я Василия Никитина, — произношу, обращаясь к полноватой женщине в строгом бордовом костюме за столом. Седеющие волосы идеально уложены, на лице профессиональный макияж.

— Василия Сергеевна! — она тоже расплывается в улыбке. — Заявление готово, к вам только один вопрос. Вы какую фамилию хотите оставить после расторжения брака? Никитина по мужу или девичью Вольская?

Я тупо смотрю на неё. Я и забыла, что надо выбирать это. Но самое главное — я не заполняла никаких заявлений. Похоже, это уже сделано за меня. Влад и тут все устроил. Если он к чему-то прикасается, он контролирует всё от и до.

— Никитина, — выдыхаю.

Я не хочу носить фамилию отца, который меня бросил.

Женщина что-то набирает на компьютере и протягивает мне заполненный бланк со всеми данными и правильно указанной фамилией.

Я подписываю. Рука не дрожит. А в груди только лёгкость. Даже запах бумаги в кабинете становится свежее.

— Когда можно будет забрать свидетельство?

— Уже можно. Сейчас я его вам напечатаю, — отвечает она с улыбкой и вынимает из ящика стола гербовый бланк. Сует его в специальный принтер.

Спустя несколько минут она протягивает мне плотную бумагу.

— Проверяйте, — говорит начальница ЗАГС. — Вы официально свободны. Поздравляю!

Я смотрю на неё, не веря. Так просто?

— А почему мне не пришлось ждать месяц? — всё-таки не удерживаюсь от вопроса.

— Вы же сами понимает. У нас нельзя, но когда очень надо для нужных людей, становится можно.

Я выхожу из здания счастливая. Мне не пришлось видеть Егора. Не пришлось ничего ждать. Влад оградил меня от кучи неприятностей. Уж сам он повлиял на ситуацию или поднял связи, но факт. Я получила развод в день подачи заявления. Это ли не чудо нашей бюрократии?

Виктор отвозит меня обратно. Я сразу поднимаюсь в мастерскую и принимаюсь за работу. Эмоциональный подъем от быстрого развода хочется пустить в дело. В такие моменты всегда работа спорится.

Проект готов уже процентов на сорок. Оглядываю уже сделанное и ловлю себя на гордости. Крутой проект, классная идея! Я уверена, Влад будет доволен. И от предвкушения его улыбки внутри теплеет.

Как бы я ни сосредотачивалась на проекте, мысли так или иначе возвращаются к нему. К утренней беседе о поездке, к тому, как он смотрит на меня, уверенный, что я уже никуда не денусь. И понимаю, что он прав. Я не хочу никуда деваться.

После того ужина на яхте что-то изменилось. Я не могу понять, что, но факт. Я перестала сопротивляться и просто получаю удовольствие.

Вечером Влад возвращается домой. В обычной своей манере — без суеты, но его прибытие ощущается сразу, как шепот грозы. Только на этот раз... он заходит ко мне с коробкой в руках. По размеру как ящик шампанского, но явно легкая и подарочная.

— Что это? — спрашиваю, разгибая спину от стола. Потягиваюсь, разминая мышцы.

Он протягивает мне коробку.

— Это подарок, — обаятельно улыбается. — Открой.

Я открываю. Внутри — плюшевый тигр, сидящий на попе, передняя лапа поднята с растопыренными пальчиками. Рыженький, мягкий, пушистый, с добрыми стеклянными глазами и с маленькой табличкой на груди: «Твоя злость — твоё оружие. Но иногда можно и спрятать когти».

Я улыбаюсь. И не знаю, смеяться или плакать. Он серьёзно это купил? Градов? Человек-контроль? Игрушку? Тем более… я никогда не видела таких.

— Ты издеваешься? — спрашиваю хрипло, но улыбку с лица не стереть.

— Нет, — отвечает с серьёзным видом. — Мне показалось, он на тебя похож. Колючий снаружи, но мягкий внутри.

Я рассматриваю лапку с растопыренными пальчиками — коготки убраны. Табличка на груди полностью оправдана. Если приглядеться, он не замахивается лапой, а приветствует.

— Где ты такого нашел? — всё-таки спрашиваю.

— Заказал у друга, который занимается мягкими игрушками, — мягко отвечает Влад. — Так что этот тигрик уникален. Как и ты.

Я прижимаю игрушку к груди, в которой разгорается щемящее пламя. Вроде безделица. Плюшевая игрушка. Но не избитый медвежонок с ладонь, с сердцем в лапах, которых Егор притащил мне из автоматов целых три штуки — безликих и бесполезных. Только пыль собирали.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Спасибо, мне ценно, — отвечаю тепло. — Я назову его Вася.

Влад бархатисто усмехается.

— Я могу уже начинать ревновать? — милейше изгибает бровь. — Алексей подает ужин. Спускайся. Я собираюсь украсть тебя на этот вечер.

35.

Василия

— Форма одежды? — я поднимаю бровь.

— Что-то легкое, удобное и… стильное, — отвечает Влад.

Я спускаюсь к ужину в чёрном платье и туфлях на шпильке. Волосы собраны, только пара прядей выбиваются у висков. Устойчиво держусь на каблуках, хотя внутри всё дрожит — предвкушение, неизвестность и чуть-чуть стыда за то, как сильно мне хочется быть с ним сегодня.

На кухне пахнет паром и лимоном. Алексей сервирует лёгкий ужин: рыба на пару с зеленью и салатом из свежих овощей. Влад уже за столом, в рубашке с закатанными рукавами, смотрит на меня с одобрением. Он ничего вслух не говорит, но так щупает взглядом, что мне хочется выпрямить спину и прикусить губу.

— Куда ты собираешься меня утащить сегодня? — спрашиваю, присаживаясь напротив за стол.

— Это сюрприз, — отвечает он, стреляя в меня игривым взглядом.

— Опасный сюрприз?

— Для тебя? — он наклоняется, глаза блестят. — Ты уже знаешь, что с тобой я не играю в лёгкие прогулки.

Я фыркаю, отламываю кусочек рыбы.

— А я-то надеялась на пикник в парке. С корзинкой и пледом.

— В другой раз, — он усмехается. — Сегодня у тебя дресс-код как раз под место.

Я бросаю на него взгляд исподлобья.

— В платье и шпильках?

— В возбуждающе коротком платье и убийственных шпильках, — уточняет он, и у меня по телу пробегают мурашки. — Я же тебя сегодня ворую, Василия. Ты оделась идеально.

После ужина мы садимся в его машину. Он ведёт сам. Быстро, уверенно. И, кажется, точно знает, куда ехать. Когда автомобиль плавно останавливается у входа, я приподнимаю бровь.

— Ты привёз меня в… «L’Empire»?

— Угу, — отвечает он, выходя и открывая мне дверь.

— А ничего, что это самый дорогой клуб в городе?

— Привыкай, Василия. Я люблю дорогие развлечения, — он улыбается, берёт меня под локоть и ведёт ко входу, где охранник без слов открывает вторую ВИП-дверь, к которой не стоит очередь.

Я ошарашена. Никогда не бывала в подобных местах. И, если честно, не тянуло. Это не мой стиль и метод. Хотя, возможно, я никогда не хотела в такие клубы, потому что мы с Егором не могли себе это позволить?

Влад уверенно проводит меня на второй этаж. На лестнице тоже стоит охранник и с кивком пропускает нас.

ВИП-зона, не иначе. Внутри всё сверкает. Полумрак подсвечен золотистыми лампами. Столики из чёрного стекла, кресла обиты белой кожей. Танцпол чуть ниже основного уровня, и он выглядит как сцена — подсвечен снизу, переливается светом. Девушки в дизайнерских платьях, мужчины — в дорогих костюмах, всё будто снято с глянцевой обложки.

Влад берёт виски. Я выбираю Секс на пляже. Сижу, пью, слушаю музыку. В голове начинает слегка шуметь, и тело просится танцевать. Музыка тут шикарная, современная и модная. Которая звучит в чартах Европы Плюс.

— Я на танцпол, — заявляю Владу и встаю.

Он кивает.

— Иди. Я посмотрю.

Я спиной чувствую его взгляд, и внутри от этого разливается легкое торжество. Мне приятно нравиться ему.

На танцполе чужие тела, яркие вспышки света, ритм, который проникает под кожу. Я танцую и где-то внутри знаю, что делаю это для Влада. Изредка поглядываю на него. Дразню, потому что он смотрит, и каждый раз ловлю его взгляд. Пристальный. Тяжёлый.

Он сидит, откинувшись в кресле, с бокалом. Пожирает меня глазами, будто на людях это ничего не значит.

Я маню его пальцем.

Он улыбается, но качает головой. Ну да, конечно, мужики же не танцуют, как когда-то сказал один диджей.

Я смеюсь. И вдруг замечаю ещё один пристальный взгляд. Из-за столика чуть сбоку. Крепкий, самодовольный, одетый с иголочки мужчина поднимается и, глядя прямо на меня, направляется в мою сторону.

Подходит близко. Я пытаюсь отойти, но он вроде не жестко, но берет меня за локоть. Говорит что-то — но я не слышу, музыка гремит. И вдруг рядом оказывается Влад, и тот сразу меня отпускает.

Влад громадой встаёт между мной и незнакомцем. Смотрит на него. Молча.

Мужчина чуть бледнеет и отступает на шаг, а потом уходит с танцпола. Будто приказ получил.

— Умеешь отпугивать, — говорю, когда возвращаемся за стол.

— А ты — провоцировать, — он бросает на меня взгляд и отпивает виски.

Я улыбаюсь. До сих пор немного дрожу от того, как он за меня заступился. Он не сказал ни слова, но бугай всё понял и так.

Вдруг мимо нашего столика проходит высокая девица, с длинными ногами и искусственными губами. В платье с декольте до пупка. Пошатываясь останавливается и вглядывается в лицо Влада.

— Влад! Я думала, давно тебя не видно… — она пошло наклоняется, заглядывает ему в глаза. Касается ладонью плеча. Меня будто не замечает, дрянь.

От такой наглости перехватывает дыхание. Я смотрю, не моргая. Брови сами поднимаются. Мне хочется встать и оттаскать её за волосы. Или вытолкать с лестницы. Или как-то ещё наказать… потому что ревную. Черт. Я ревную. Ну все, барышня пропала.

Влад не встает. Но говорит:

— Убери руку, — звучит жестко и отчетливо даже на фоне музыки.

Она зависает.

— Сейчас, Илона! — добавляет Влад.

Девица наконец доезжает до того, что он ей сказал.

— И не приближайся ко мне, чтобы тебе не закрыли вход в этот клуб.

Девица краснеет. Потом бледнеет.

— Извини, я не хотела… — мямлит пьяным языком и уходит.

Я смотрю на него.

— Знаешь, мне что-то больше не хочется тут сидеть, — говорю строго.

— Потому что на меня тут всякие вешаются? — он усмехается.

Черт, раскусил. Надо не показать, что на самом деле ревную.

— Потому что я не хочу это видеть, — бросаю, будто это ничего не значит. Мол, пусть на него вешаются, а я просто знать не хочу.

Он поднимается.

— Значит, этот клуб только что лишился клиента, — добродушно говорит он. — Поехали домой.

В дороге молчим, но в машине витает напряжение. Едва мы входим в дом, Влад прижимает меня к стене.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ты выгялдишь слишком потрясающе, чтобы я терпел до спальни, — рычит он мне в ухо. Кусает шею. Потом целует губы. — Надо примерно наказать тебя за то, что ты такая соблазнительная.

Влад подхватывает меня под бедра, задирает платье. Я стону ему в губы и обвиваю ногами талию. Мы целуемся взахлеб, а потом он несет меня на второй этаж в свою спальню.

Ночь, кровать, страсть, дыхание, жар. Мы занимаемся любовью, будто завтра конец света. Мир замолкает и отходит на задний план, и тут остаемся только мы. Только Влад и я.

Когда всё заканчивается, я задыхаюсь от удовольствия и прижимаюсь к нему. Он гладит меня по спине. Спокойно. Мягко. Будто мы уже давно живем вместе и это просто очередной эпизод нежности.

— Василия, закажи себе одежду для отпуска, — говорит он мне в волосы и целует макушку. — Для пляжа и ресторанов. Загранпаспорт будет готов на следующей неделе. Мы полетим в Италию.

36.

Василия

До вылета я работаю над проектом, Влад каждый день пропадает в офисе. Вместе проводим теплые вечера и горячие ночи. Вылет назначен на пятницу. Днем Виктор отвозит нас в аэропорт. Бизнес-терминал, отдельный вход. Передняя часть салона в самолете, приветливые стюардессы, отличная еда и даже вино в маленьких бутылочках.

Мы выходим из аэропорта в Италии. Воздух здесь пахнет иначе. Солнце светит мягко, но ярко, а в небе нет ни единого облачка — словно само пространство решило быть декорацией для моей новой главы.

Влад идет чуть впереди. На нем солнцезащитные очки, и даже тут, в другой стране, он производит то же впечатление, что и в Москве — опасный, контролирующий, сексуально-магнетический. Только… кажется, чуть более расслабленный. Почти довольный.

Водитель с табличкой «Mr. Gradov» забирает у нас чемодан. Мы садимся в просторный внедорожник с мягкими кожаными сиденьями. Через сорок минут подъезжаем к вилле.

Это не просто дом, это… мечта архитектора. Белоснежная, с колоннами и стеклянными фасадами, она стоит на холме с видом на море.

Внутри прохлада, идеальный стиль, панорамные окна, запах цитрусовых и чего-то свежего, будто её только построили.

— Хочешь посмотреть террасу? — спрашивает Влад, и я киваю.

Мы выходим, и я замираю. Перед нами голубая гладь моря, внизу бассейн, рядом плетеные шезлонги, столик с вином и фруктами, а с другой стороны стеклянная беседка, в которой стоит кровать. Да, кровать. На улице.

— Это безумие, — выдыхаю.

— Это отпуск, — усмехается Влад. — У нас с тобой два с половиной дня. Я не собираюсь их тратить на приличия.

Он подходит ближе, берёт меня за талию и тянет на себя. Его губы касаются моего уха:

— У нас нет времени на раскачку, Василия. Снимай платье.

Он сдерживает обещание — за эти два дня он как будто жадно впитывает меня. Вечером первого дня мы занимаемся любовью у бассейна. Утром второго — в душевой кабине, в обед — в беседке на улице.

Он смеётся, когда я жалуюсь на дрожь в ногах, и приносит мне мороженое, целует колени и говорит: «Ты знала, на что шла». Я не возражаю. Я довольна. Я не хочу отсюда уезжать.

Вечером воскресенья Влад приводит меня в ресторан на краю скалы. Там всего пять столиков.

Он держит мою руку всю дорогу. Мы ужинаем под музыку, которую играют живые скрипачи. Он заказывает мне любимый десерт — тирамису, хотя я не говорила об этом. И вдруг достает маленькую коробочку. Я цепенею.

— Не бойся, — говорит он с улыбкой. — Это не кольцо, про которое ты подумала. Я не настолько безумец. Пока.

В коробочке — кольцо с крупным аквамарином, как капля моря. Изящное, но при этом с характером. Я не могу оторвать взгляд.

— Почему? — только и могу спросить.

— Я хочу, чтобы ты носила мой символ, — отвечает он.

— Символ твоей власти? — переспрашиваю, чуть поднимая бровь.

— Символ того, какой я тебя вижу, Василия, — Влад заглядывает мне в глаза серьезно. — Потому что когда ты злишься, ты буря. Когда молчишь — глубина. А когда смеешься, ты всё море. И я хочу, чтобы у тебя был его кусочек. Хотя бы на пальце.

Я не могу удержаться и целую его. Прямо там, на террасе. Под музыку, над обрывом, над светящимся вечерним морем. Он — мужчина, которого я хотела бы любить. Уже, наверное, люблю. Но боюсь признаться даже себе.

В Россию вылетаем ночью. Перед посадкой в терминале Влад покупает мне кофе, и я с удивлением чувствую себя... женщиной, о которой заботятся. По-настоящему, не чтобы присвоить и не ради картинного жеста.

В самолете я засыпаю на плече Влада и просыпаюсь только от лёгкого прикосновения его пальцев к щеке.

— Приехали, Василия, — шепчет он. — Домой.

— Уже Москва? — спрашиваю сонно.

— Увы.

У выхода из терминала нас уже ждёт Виктор. Как всегда, сдержанный, вежливый, с отточенной мягкостью движений открывает передо мной дверцу машины. Я чувствую себя важной. Нужной.

Дорога проходит в молчании. Я прижимаюсь к Владу, и он кладёт руку мне на бедро. И этот жест не кажется подчиняющим. Он просто рядом и дарит мне прикосновение, нежность, тепло.

Дома я принимаю душ и без сил валюсь на кровать, но не успеваю закрыть глаза — звонит мама.

— Васюш, вы уже вернулись? Как добрались? — голос у неё бодрый, ласковый.

— Всё хорошо, мам, — отвечаю, разлепляя глаза. — Только с дороги. Можно я к тебе часам к четырем заеду?

— Конечно, родная, — тянет мама. — Я испеку твой любимый пирог.

Влад уезжает на работу — героический мужчина — а я отсыпаюсь после перелета.

В три привожу себя в порядок и сажусь в машину к Виктору.

Он довозит до дома маминой квартиры .

— Не ждите меня тут, — говорю ему мягко. — Я до вечера с мамой останусь. Доберусь до поместья на такси.

— Владислав Аркадьевич давал указание не оставлять вас, Василия, — спокойно возражает водитель.

— Передайте ему, что это мое требование, — складываю губы в дружелюбную улыбку. — Если что, я вступлюсь за вас перед Владом.

Виктор качает головой, но, видя, что я непоколебима, всё же кивает нехотя и уезжает. А я поднимаюсь к маме.

Она встречает меня на пороге, будто не лежала месяц в больнице — на ней яркий фартук, щеки в румянце, в руках — лопатка для пирога.

— Ну заходи, путешественница! — смеётся она. — Пирог с вишней тебя ждёт.

Я захожу, разуваюсь и ловлю себя на том, что впервые за долгое время мне уютно не только у мамы. Я не скучала по дому. Не скучала по одиночеству.

Мы сидим на кухне, пьём чай, я рассказываю про Италию — осторожно, поверхностно, без подробностей, но мама понимающе улыбается. Видно, что ей нравится видеть меня счастливой.

— Он хороший, да? — вдруг спрашивает она, и я на долю секунды замираю.

— Владислав Аркадьевич… своеобразный, — отвечаю с лёгкой улыбкой. — Сложный. Но я его понимаю.

Мама кивает.

— Главное — не теряй себя, дочка.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Солнце уже клонится к горизонту, когда я прощаюсь. Мама целует меня в щеку, и я выхожу из подъезда, на ходу поправляя ремешок сумки.

Внезапно меня окликает хриплый мужской голос.

— Василия?

Я вздрагиваю. Тут не может быть мужчин, которые бы называли меня таким именем. Все соседи обращаются Васюша или Вася.

Оборачиваюсь.

У тротуара стоит мужчина. Лет пятидесяти, в дорогом пальто, с холёным лицом и ледяными глазами.

В груди что-то больно сжимается. Будто получила удар под дых.

Мужчина хищно улыбается.

— Ты выросла. Похорошела. На мать похожа.

37.

Василия

Мужчина хищно улыбается. Лицо кажется мне незнакомым, но по первой фразе я догадываюсь, кто это. Тот, кто бросил нас с мамой и не объявлялся пару десятков лет.

Нас разделяет метра четыре, тусклые фонари дома вытягивают его высокую фигуру из полумрака.

Я отступаю на шаг, инстинктивно мне хочется сбежать. Сердце глухо бухает в груди.

— Кто вы? — спрашиваю настороженно.

— Я… твой отец, Василия, — отвечает он.

В горле встает ком. Слова режут слух. Не потому, что он произнес это, а потому, что он посмел это сказать.

— Вы ошиблись, — отрезаю и хочу уйти, но мужчина держит меня вниманием.

— Не ошибся, — отвечает он но с нажимом. — Мне не нужно тебя обманывать. Я пришёл, потому что должен.

— Должны кому? —

Он делает шаг в мою сторону.

— Не бойся. Я не причиню тебе зла, — голос становится мягче, почти успокаивающим. — Мне просто нужно… кое-что, что хранится у твоей матери. Это старое, моё.

— Вы нас бросили, — перебиваю его, во мне взрывается возмущение. — Ушли, когда были нужны. И теперь явились за вещами?

— Тогда были другие времена, — отвечает он, чуть дергая плечом. — Я…

— Я не собираюсь вам помогать! — выговариваю резко. — И к маме лезть не смейте!

Мне неуютно. Пальцы дрожат, будто тело помнит что-то, чего я сама не могу назвать. Я делаю шаг назад, но развернуться и уйти почему-то не могу.

— Василия, я знаю, с кем ты… — начинает он, и вдруг всё заливает свет.

Ослепительные фары, глухой рокот мотора врезается в уши.

Из тьмы выкатывается чёрный внедорожник и останавливается между нами, отрезая меня от отца своей махиной. Скрежет тормозов такой, будто сам воздух трескается.

Распахивается пассажирская дверь. Внутри Влад, злой и сосредоточенный, как вихрь из стали.

— Садись в машину, — бросает он.

Я замираю, но его голос не оставляет пространства для колебаний.

Он пару мгновений смотрит на меня и, когда я сажусь и захлопываю дверь, обращает холодный, чужой, уничтожающий взгляд в водительское окно. Глядит на мужчину, который назвался моим отцом.

Влад сжимает руль так, что костяшки белеют. Потом срывает машину с места задним ходом, и я вижу полные досады глаза отца.

Сердце колотится, как бешеное.

— Почему ты отпустила Виктора? — свирепо спрашивает Влад.

Я открываю рот, но не сразу обретаю голос:

— Я… хотела провести время с мамой.

— Он должен был тебя дождаться и отвезти, Василия! — рычит он.

— Я не хотела… чтобы он ждал, — признаюсь тихо. — Чувствовала бы себя неуютно и спешила бы, а так хоть с мамой вдоволь наговорилась. Прости.

— Угу. — Он смотрит только на дорогу, но в тоне льдинки. Потом добавляет чуть мягче, но всё равно строго: — Кто это был? С кем ты разговаривала?

У меня по позвоночнику бегут мурашки. Кажется, сейчас я ещё и на ссору ревности нарвусь.

— Он сказал… что он мой отец, — отвечаю кротко. — Я не уверена. Я впервые его видела. Может, и отец, а может, и солгал.

В салоне повисает тяжелое молчание. Машина едет гладко, но в ней будто гудит напряжение.

Влад снимает ладонь с рычага переключения передач и берет мою руку. Бросает на меня ласковый на удивление взгляд.

— Испугалась? — спрашивает с заботой в голосе.

— Было… неуютно, — признаюсь.

Он поворачивает голову. Взгляд — не как у мужчины, который ревнует, а как у зверя, который охраняет свою территорию.

— Всё позади. Я не позволю, чтобы он к тебе приблизился.

Я киваю. Меня странно успокаивает это хищное спокойствие Влада. Мне нравится знать, что он защитит. Всегда. Даже если это… просто инстинкт.

Мы приезжаем в поместье. Виктор встречает у ворот, но Влад смеряет его ледяным взглядом и ведёт меня в дом. Ужинать я отказываюсь, и мы идем наверх. В его спальню. Влад отпускает мою ладонь, только доведя до кровати.

Я иду в душ, уверенная, что он не станет ждать, но, выйдя, обнаруживаю его в кресле. Как в тот первый вечер, когда он смотрел за мной, вышедшей из душа.

— Решил уложить тебя спать, — мягко поясняет он. — Или хочешь, выпьем вина? Посидим на террасе?

— Устала, — честно отвечаю я, подходя к кровати в полотенце.

Влад укутывает меня одеялом как заботливый родитель, целует в лоб. Такая нежность кажется чересчур даже для него, но я не решаюсь ничего спрашивать.

— Отдохни, — коротко говорит он, направляясь к двери. — Я скоро.

Он выходит, гася за собой свет, и направляется к лестнице. Я слышу его шаги, а потом… звук его голоса.

— Он добрался до неё, — негромко, но жестко. Ожесточенно.

Я замираю… о ком он? О ком и ком? Ставлю себе мысленную зарубку спросить об этом утром и погружаюсь в мягкие объятия сна. В коцне концов, говорить он мог о ком угодно. Я лучше сначала спрошу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

38.

Владислав

За спиной гаснет тёплый свет спальни. Василия спит. А я нет. В трубке голос Кости. Обеспокоенный. Потому что прошляпил.

— Он добрался до неё! — рычу на безопасника, входя в кабинет. — Ты говорил, если он появится, сообщишь.

Останавливаюсь у окна в кабинете, наблюдаю тьму. И думаю о человеке, который наконец выполз из тени.

— Прокол вышел, — коротко отвечает он. — Он от моих ребят слинял в метро. Пока греется в гостинице у Якиманки. Зарегистрировался под фамилией Колосов. На измене весь. Паспорта у нас оба — оригинал и липа.

— Пытается вычислить, что я знаю? — спрашиваю, выискивая взглядом сигареты.

— Думаю, да. Смотрит через плечо, проверяет хвосты. Но главное — мы можем его теперь прихлопнуть.

Я молчу. Месть — блюдо, которое подается холодным. Настал момент вынести его на стол.

Костя продолжает:

— Для ареста все готово? — прикуриваю таки последнюю Марлборо из давно валяющейся на полке пачки.

— Всё, что собрали. Подстава с твоим отцом. Бухгалтерия, которую он вёл, отчёты с ложными активами. В восемьдесят девятом — подставной сводный отчёт, который слил твоего отца. Мы можем доказать, что он держал финансы и дал слив.

— Плюс?

— Две подставные фирмы в Ирландии, три счёта в Панаме, одна действующая структура в Дубае. С этим любого навечно закрыть можно.

— Только раньше предъявить было некому, — мрачно улыбаюсь.

Вольский всё-таки выполз именно из-за дочери. Как узнал, что она у меня, пришел. Какая ирония. Я отказался от плана мести через Василию, а он всё равно сработал!

Я молчу, курю. Костик терпеливо ждет. Потом тушу сигарету и говорю:

— Завалим его. Чисто. Без шума. Чтобы его даже прессовать не пришлось. Только факты. Только дело.

— Сразу с ОБЭП?

— ОБЭП, налоговая и наши.

Костя усмехается, но в голосе холод. Он знает, я не шучу в этом тоне.

— Тогда брать надо в кофейне на Тверской. Ни дня не пропускает. Сидит там по часу, кофе тянет.

— Завтра утром. Организуй.

Я заканчиваю звонок. Наливаю себе воды. Не виски — вода. Месть — дело трезвое.

Выхожу на улицу. Не могу сидеть в четырёх стенах. Еду без маршрута, просто по Москве. Расслабляю мозг. Многолетняя история мести завтра закончится. Я уничтожу человека, из-за которого умер мой отец. А следом и мать.

Возвращаюсь домой и все равно не могу уснуть. Мой внутренний зверь чует запах крови врага. И теперь не успокоится, пока не растерзает его.

Ложусь спать на диване. Чтобы не разбудить Василию. Чтобы проснуться не рядом с ней.

Утро начинается с костюма. Тёмный, серый, гладкий. Без галстука. Я не в суд — на казнь.

Выхожу в семь. Сам сажусь за руль. Смотрю на себя в зеркало — идеальное спокойствие.

Костя ждёт на парковке у кофейни. Он в куртке, с планшетом, сигарета дотлевает на асфальте. На часах начало десятого.

— Он зашёл пятнадцать минут назад, — говорит. — Как обычно. Заказывает двойной эспрессо и пирог с черникой. Привычки у него постоянные, как у старой крысы.

— Внутри кто?

— Наши. И двое из ОБЭП. Как только ты дашь знак, всё начнётся.

Я смотрю на окна. За стеклом — фигура у столика. Сутулится, щёлкает пальцами по экрану. Не знает, что осталась последняя минута вольного существования.

— Начинаем, — бросаю.

Костя кивает. Достаёт гарнитуру.

— Пошли.

Они подходят без лишних слов. Служебные удостоверения.

— Игорь Вольский, вы задержаны по подозрению в совершении экономических преступлений, в том числе уклонении от уплаты налогов, отмывании доходов, полученных преступным путём, и ведении фиктивной отчётности…

Он пытается вскочить, но руки ему выкручивают, и тут он поворачивает голову — видит меня. Замирает, открывает рот, будто хочет что-то сказать, но не может. Как рыба, выброшенная на берег.

Я стою спокойно. Смотрю прямо в глаза. Я качаю головой. Медленно.

Нет, Игорь. Ты проиграл. Ты вылез из-за Василии — и сам подписал себе приговор.

Вольского вяжут и уводят. Через двадцать минут мы с Костей сидим в машине.

— Всё по плану, — говорит он. — Показания он вряд ли даст, но и не нужно. Главное — процесс запущен.

— Он не выйдет? — спрашиваю, хотя сам знаю ответ.

— Если только на пенсию. В тюрьме.

Я киваю. Не чувствую восторга. Не чувствую триумфа. Только освобождение.

Один узел прошлого разрублен. Без крови. Без лишних слов.

Мы с Костей расходимся. Я не в том состоянии, в котором стоит показываться Василии. Всё ещё на взводе. Боль старых ран взвихряет внутри ярость, которая должна была улечься с арестом главного врага. Но не улеглась. Наверное, нужно время, чтобы свыкнуться, что мстить больше некому.

Еду без маршрута, просто по Москве, пока не ловлю себя на том, что машина сама сворачивает к Тверскому бульвару. Здесь ювелирный.

Останавливаюсь у витрины. Я не собирался сюда ехать. Не планировал.

В голове всплывает Вольский и Василия, с которой рвать даже после завершения не хочется. Похоже, она уже не просто женщина, с которой я сплю. Она — моя зона риска.

Моя ключевое.

Захожу в магазин.

— Мне нужно кольцо, — произношу в пустом магазине. .

— Какое именно? — оживляется стройная консультант и строит мне глазки.

— Обручальное, — бросаю. Раздражает приторная улыбка на её лице.

— И когда свадьба? — девушка улыбается ещё шире.

Я смотрю на неё, и улыбка на её лице вянет.

— Не знаю, — отвечаю. — Может, никогда.

— Тогда, может, символическое? — не унимается. Какая же она настырная!

— Вы слышите плохо? — рявкаю на неё. — Именно. Обручальное.

Она вздрагивает и перестает задавать тупые вопросы. Приносит три варианта.

Я выбираю не по цене. По ощущениям. С матовым платиновым ободком. Без блеска. Тяжёлое. Надёжное.

Не романтика — смысл.

Оплачиваю и забираю коробочку. Складываю в карман пиджака. Нет, сегодня я её точно не достану. Но пусть будет.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Возвращаюсь в дом и, едва войдя, ощущаю запах парфюма, которого здесь никогда не должно было появляться! Ярость вспыхивает в груди. Мы же договаривались! Сука!

39. 

Василия

Я просыпаюсь одна.

Провожу ладонью по прохладной простыне — Влада рядом нет. Окно распахнуто, в комнату проникает лёгкий ветер. Солнце льётся золотом по постели, но всё равно пусто. Сегодня пустота кажется особенной и слишком тихой.

Я встаю, накидываю халат, выхожу в коридор. Тихо. Ни шагов, ни голосов.

На кухне Алексей уже ждёт, как обычно, с идеально поданным завтраком. Улыбается вежливо, но без фамильярности.

— Владислав Аркадьевич уехал? — спрашиваю, отпивая ароматный кофе.

— Да, с утра, — отвечает Алексей. — Сказал, выспитесь — и никуда не торопитесь.

Я завтракаю и собираюсь подняться в мастерскую, когда звучит звонок в дверь. Алексей сразу идёт открывать. Я не встаю — вряд ли это ко мне.

— Доброе утро, — слышится женский голос. Бархатный, с хрипотцой.

Через пару мгновений в сопровождении Алексея в столовую входит женщина. Высокая, ухоженная, в деловом брючном костюме и с идеальной укладкой. Из тех, кто умеет в своем возрасте выглядеть на десять лет моложе. Несет себя так, будто всё в этом доме принадлежит ей.

— Инна, — представляется она, подходя ближе. — Знакомая Влада. Он дома?

Я встаю. Не протягиваю руку, но сохраняю вежливость.

— Нет. Уехал утром. Я могу что-то передать?

Инна чуть улыбается. Смотрит на меня с интересом и каплей превосходства.

— Нет, я просто хотела его проведать. Посмотреть, как у него дела, — в её лице появляется усмешка. — А вы особенная. Он обычно не держит здесь женщин.

Я сохраняю хладнокровие. Она ждёт реакции, но я не даю ей ни грамма.

— Я работаю на него, — отвечаю ровно. — Проект озеленения участка.

— Архитектор? — удивляется она на полном серьезе.

— Агроинженер, — поправляю. — Но это почти одно и то же. Чай или кофе?

Она, кажется, только и ждала приглашения.

— С удовольствием! — отвечает с улыбкой и усаживается за стол.

Я опускаюсь на свое место. Алексей приносит кофе, но она его не пьёт, не притрагивается к угощению. Просто сидит. И смотрит. Спрашивает, чем я занимаюсь. Где училась. Где жила раньше.

Я отвечаю коротко, но не грубо. Мне неуютно, но я не могу выставить её. Раз охрана пустила — значит, у неё есть право тут находиться. А я в этом доме пока что не хозяйка.

Я почти расслабляюсь, когда в гостиной звучат шаги. Злые. Решительные.

Влад входит в столовую, как буря в стеклянный павильон. Молча. Смотрит сначала на меня, будто оценивая мое состояние, потом на Инну.

— Что ты тут делаешь? — спрашивает у неё строго.

— Зашла проведать старого знакомого, Влад, не кипятись, — отвевчает она снисходительно.

— Проведала, — говорит с натянутой вежливостью. — В мой кабинет. Сейчас.

Инна встаёт, грациозно направляется к нему. Ведёт себя как ни в чём не бывало. Но я на кончиках пальцев чувствую кокетство. Как у женщины, которая до сих пор считает себя хозяйкой положения.

Я отвожу взгляд. В груди колется ревность, но я отталкиваю это чувство. Я помню, как Влад отшил ту блондинку в клубе. Знаю, как он смотрит на меня. Я не должна ревновать. И уж точно пытаться выяснять отношения. Я доверяю Владу. А когда доверяешь, не проверяешь.

Владислав

Я закрываю за нами дверь кабинета.

— Что тебе надо? — спрашиваю без предисловий, опираясь бедрами о стол. Сесть Инне не предлагаю.

Инна сама садится в кресло. Скрещивает ноги. Улыбается, будто мы с ней любовники, и только что у нас был кофе в постели.

— У меня закончились деньги, муж, — выговаривает, жеманно хмуря брови на последнем слове..

Я прищуриваюсь.

— Твой бизнес прогорел? — говорю ровно.

— Нет. Я хочу его расширить, — невозмутимо отвечает она. — И ты дашь мне сто миллионов рублей.

Я фыркаю. Наглости этой твари не занимать.

— Нет, — отрезаю. — Возьми кредит. Или попроси у кого. Хоть у бандитов займи.

Она скрещивает руки на груди.

— Ты ведёшь себя плохо, Влад, — тянет журящим тоном.

— Ты нарушила договоренность. Мы договаривались, что я тебя больше никогда не увижу. Я имею право вести себя как угодно.

Инна смотрит на меня с теплом. Фальшивым, как весь этот визит вежливости.

— Ты перестал обо мне вспоминать, — снова жеманный тон. — Я соскучилась.

— А я никогда о тебе не вспоминал, Инна, — цежу.

— Жду перевод. У тебя неделя, — она поднимается, одергивает юбку. — И передавай привет своей рыжуле. Милая девочка. Глупая только, раз связалась с тобой.

Я выпрямляюсь.

— Вон.

Она дефилирует к двери, покачивая бедрами. Красивая, опасная, ядовитая, как кобра. И знает себе цену. Но не знает, что я давно вырос из нужды в нашем браке.

Я провожаю её до ворот лично. Захожу в дом охраны.

Сегодняшняя смена вытягивается по стойке смирно.

— Мою жену больше не пускать, — приказываю им жестко. — Ни при каких обстоятельствах.

Выйдя во двор, звоню Косте.

— Подними всё, что есть по Инне, — сам слышу глухую ярость в голосе. — И пробей, всё по её финансам. До копейки. До последней сделки.

— Конечно, Влад, уже делаю, — рапортует Костя с готовностью. За это я его и ценю.

Я возвращаюсь в дом. В голове ещё гудит. Но внутри ясно. Ясно, что Василию надо оградить от Инны кардинально. И лучше последнюю уничтожить, чтобы она до моей девочки больше не добралась.

Василия сидит в гостиной. Листает что-то на планшете. Я подхожу, обнимаю её за плечи.

— Кто она? — спрашивает Василия, поднимая ко мне голову.

— Тень прошлого, — бросаю походя. — Больше не побеспокоит. Обещаю.

Она кивает.

— Похоже, тебе сегодня надо выпить, — мурлычет с улыбкой.

Я усмехаюсь.

— Нет. Выпить — это если больно, — глажу её по волосам. — А у меня хорошее настроение.

— В честь чего? — спрашивает Василия.

Я смотрю на неё. На рыжие волосы, прижатые к шее. На родинку на ключице. В глаза, в которых нет страха. Только сила.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— В честь тебя. Потому что ты рядом. И потому что ты красивая. Очень.

40.

Василия

Мы проводим совершенно прекрасный день. Вместе. Всё вместе. Влад удивительно расслаблен. Будто сбросил с плеч каменную глыбу и счастливо отдается нашей близости. Минутам, которые мы можем провести вдвоем.

Я нежусь в его тепле днем и тону в жаре вечером. Снова засыпаю на его плече, и оно мне кажется самым красивым, самым лучшим плечом в мире.

Просыпаюсь оттого, что кто-то гладит меня по плечу. Ладонь тёплая, широкая, тяжёлая.

Влад. Он уже проснулся, лежит рядом, опираясь на локоть, не встает. Просто рядом, дышит мне в висок, пальцами скользит по коже.

— Ты не замёрзла ночью? — спрашивает чуть хрипло со сна.

— Нет. — Я улыбаюсь и тянусь. — Ты тёплый.

— Я опасный, — усмехается он.

Я тянусь и целую его в нос. И в его глазах вспыхивает темный огонь. Тот, от которого у меня слабеют бедра и дыхание становится прерывистым.

Влад нежно целует меня в губы. Потом в плечо. Переходит на ключицу, опускается к обнаженной груди.

Мы не говорим. Потому что с Владом не нужны слова. А ещё потому что это утро не для слов. Это утро — для тишины, тяжёлого дыхания и сбитых нашими телами простыней.

Влад не торопится и двигается нежно, как это только возможно. В его неторопливых движениях столько контроля, что я растворяюсь. Будто он не просто хочет меня, а знает каждую мою мышцу. Каждую точку удовольствия. Каждый стон. Каждый всхлип.

Потом мы лежим рядом. Он гладит мои волосы, я утыкаюсь в его грудь.

— Мне надо уехать, — говорит он.

Я не сразу понимаю, о чём он. Поднимаю голову.

— Куда?

— В Москву. По делам. На неделю, может, больше, — в его голосе появтяется тяжелая озабоченность. — Хочешь поехать со мной?

Он смотрит на меня выжидательно.

— А что я буду там делать? — провожу пальцем по его накачанной груди.

— Ну… поживешь в гостинице, погуляешь по городу, — отвечает он бархатисто, но с улыбкой.

— Ну уж нет, — я чуть хмурюсь. — Чем тратить время впустую, я лучше поработаю тут над твоим проектом. Между прочим, там всё уже за середину перевалило.

Влад усмехается чуть хрипло

— Я мог бы найти тебе занятие.

— Какое, например? — делаю заинтересованное лицо.

Он опускает ладонь на моё бедро.

— Согревать мою постель холодными московскими вечерами, — Влад сейчас выглядит совсем соблазнительно. С улыбкой на один угол губ, с чуть изогнутой бровью. Боже, какой он красивый! Но надо ответить.

Я прищуриваюсь.

— А потом ты будешь говорить, что я бездельничаю и живу за твой счёт, — грожу ему пальцем. — Нет уж. Я буду делать свою работу. А ты будешь делать свою.

Он качает головой, смеётся.

— Инженериня ты моя.

Он целует меня в лоб, потом откидывает одеяло и отправляется в гардеробную, и я провожаю глазами его тело. Не провожаю. Пожираю. И вздыхаю. Всё же мне будет его не хватать.

— Будем на связи, — договаривает он. — Если соскучишься, прилетишь.

Он уезжает. В доме становится… не пусто, но тихо. Чересчур. Так, что одиночество по капле просачивается в душу. Я тоскую по Владу. Это факт.

Поэтому погружаюсь в работу: черчу, рассчитываю, вникаю в специфику участка. Гуляю по территории, делаю снимки. Время от времени созваниваюсь с мамой.

— Ты, как в санатории, — смеётся она. — Только без массажа.

— Не говори так, — улыбаюсь. — Я правда работаю.

Проходит несколько дней. Я, если честно, уже готова вычеркивать дни на календаре. Без Влада мне даже не работается толком. Тоска гложет сердце. Я иногда захожу в его спальню, ложусь на кровать прямо поверх покрывала, чтобы вдохнуть запах. Он все равно чувствовался, пока Алексей не поменял постельное белье.

Утром пятого дня я сижу в столовой, пью кофе. Алексей приносит вторую чашку — и тут снова раздаётся звонок в дверь. Я полагаю, что это доставка продуктов и даже не вскакиваю. Алексей уходит открывать.

Но из гостиной доносится цокот шпилек. Звук приближается, пока не застывает в дверях столовой. До меня долетает удушливо-сладкий аромат парфюма.

— Доброе утро, — звучит знакомый женский голос. — Влад дома?

Я оборачиваюсь. И застываю. Инна, призрак прошлого Влада, о которой он сказал, что она не побеспокоит больше.

— Он в Москве, — говорю после паузы. — Что вам нужно?

— Я его жена вообще-то, милочка, — говорит она легко. — Разве Влад тебе не сказал?

Мир чуть кренится. Сердце стучит где-то в горле. Я не понимаю, что происходит.

— Вы… кто? — вырывается так удивленно, что она даже усмехается.

— Я Инна Градова. Так в паспорте написано, — улыбается она. — Законная жена твоего любовника.

Она делает шаг внутрь.

— Ты хорошо устроилась, — цедит она. — Влад любит рыженьких. Ты не первая шлюшка, которая попадается на удочку его харизмы.

Слова застревают в горле. Мне хочется её выставить. Приказать больше тут не появляться, но уверенность стремительно снижается до нуля. Я не просто никто в этом доме. Я — лишний элемент. Любовница.

А Инна, похоже, почувствовав, что внутренне я уже не цельная, а превратилась в груду обломков, продолжает елейным тоном:

— Но с тобой, Василия Вольская, у Влада совсем другая история, да?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

41.

Василия

— У меня другая фамилия, — говорю тихо, чтобы не выдать дрожь возмущения в голосе.

— Но нужна ты Владу именно за свое родство с Игорем Вольским, милая, — возражает Инна. — Твой папуля разорил отца Влада в свое время. Тот умер. А следом матушка Влада. Понимаешь, к чему я клоню?

Она злорадно улыбается яркими губами.

А у меня земля уходит из-под ног. Теперь всё идеально встаёт на места. И исключительный интерес Влада ко мне с первой встречи, и исступленное желание каким угодно образом привязать меня к себе, и то, что он дал мне работу и поселил в своем доме. И даже то, что мы начали спать.

Отец ведь появился именно сейчас. И Влад ревностно оградил меня от общения. Потому что не хотел, чтобы его план раскрылся. Я изначально была разменной монетой.

— А теперь, когда он разделался с Вольским, — Инна продолжает с улыбкой. — Ты ему больше не нужна.

Мне хочется возразить ей, что это неправда. Но я нутром чувствую, что она права. Влад меня использовал, а я, дуреха, влюбилась и уши развесила.

К глазам подкрадываются слезы, но я не даю им вытечь. Не хочется выглядеть слабачкой и размазней.

— И, Василия, раз уж об этом зашла речь, — продолжает Инна, — со мной Влад никогда не разведется, потому что любит меня. Так что тебе тут ловить нечего. Собирай вещички и проваливай.

Я молчу. Сжимаю губы. Я уйду. Но не поджав хвост. А с гордо поднятой головой.

— Я нужна Владу не за фамилию, — говорю тихо. — А потому что я другая. И ещё я работаю на него.

— Ах да, — усмехается Инна. — Такая особенная. С проектом, с душой, с мозгами. Только вот одна проблема, милая. Влад любит только меня, остальных он использует.

Она делает паузу. Я не меняюсь в лице, но она смотрит так, будто я расплакалась перед ней.

— Ой, а ты надеялась, да? — она картинно прикрывает рот пальцами, будто ужасаясь чему-то. — Ты думала, что он тебя полюбит. Что у вас будет долго и счастливо? Какой облом, что ты ему нужна лишь как билет к отцу. Глупая маленькая шлюшка!

Я поднимаюсь.

— Я не обязана слушать ваши оскорбления, — выговариваю строго. — Если вы хотите чувствовать себя победительницей, пожалуйста. Но я хотя бы была с ним честна. А вы? Вы всё ещё живёте с его фамилией, хотя он вас вычеркнул.

Инна хмурится. Но быстро восстанавливает надменное выражение лица.

— Что между нами, тебя не касается. Ты ничего не знаешь о Владе, — отрезает она. — Наш брак пережил уже много его интрижек и остался цельным. На твоем месте я бы уходила, пока он не превратил твое сердце в дырявые лохмотья.

Она подходит ближе, почти шепчет:

— Ты для него — красивое приложение к мести. Стройная, рыжая, наивная, — она усмехается. — Он засадил твоего отца за решетку. Всё! План выполнен. И смотри, что произошло? Он уехал окучивать новую желторотую дурилку.

Я делаю шаг назад, злость клокочет внутри ядовитой лавой.

— Тогда зачем вы пришли? — выговариваю с вызовом. — Если я такая ничтожная, чего ж вы так хлопочете?

— Тебя пожалела, дурочка! — она усмехается. — Ты, поди, уже нафантазировала, что Влад на тебе женится, что вы нарожаете детишек и он будет сдувать с тебя пушинки. Мечтай! И плачь в уголке. Потому что по возвращении он тебя выставит. Как мусор. На помойку, где тебе и место!

На этом она разворачивается и уходит, цокая каблуками по мрамору.

Как королева. Как женщина, которая умеет уничтожать словом, походкой, даже ароматом.

А я стою, с трудом не сгибаясь пополам, будто меня ударили под дых.

Больно и сокрушительно. Я поверила в идиллию. А получила ушат ледяной воды. Нет. ушат помоев. Оскорбление, обвинение, жестокую правду об истинных мотивах Влада.

Внутри загустевает отчаяние. А на сердце выжженная пустыня, посыпанная солью. Теперь там уже ничего не вырастет.

И как я могла поверить, что я, простая обычная девчонка, могу заинтересовать такого богатого и влиятельного человека, как Градов?

Алексей не появляется в столовой, будто знает, что произошло. Встретив Инну, он куда-то пропал. Возможно, уже понял, что грядет скандал, и самоустранился.

Я ухожу и поднимаюсь на второй этаж. В свою комнату. Заношу телефон Влада в черный список и принимаюсь молча собирать вещи. Я не плачу. Сейчас нет. Я позволю себе это позже, когда окажусь в безопасном месте.

Я вынимаю из шкафа всё, что успела накупить за это время, оставляю только вечерние наряды. Мне они ни к чему.

Выйдя из дома с дорожной сумкой на плече, я сталкиваюсь с внимательным выжидающим взглядом Виктора. Он привычно ждет меня в машине и выходит, завидев.

— Куда-то собираетесь, Василия? — мягко интересуется он.

— Отвезите меня к в торговый центр «Галерея», пожалуйста, — отвечаю серо, и забираюсь на заднее сиденье.

Дорога привычно проходит в молчании, которое сейчас кажется мне удушливым и угнетающим. Виктор останавливается у дома мамы.

Я прощаюсь с ним и захожу в Галерею лишь для того, чтобы выйти через другие двери и направиться на вокзал, который находится в трех минутах от торгового центра. Внутри ворочается чувство вины, что Виктор будет меня ждать и не дождется. А потом… Влад наверняка сделает ему нагоняй.

От мыслей о Градове к глазам снова подкатывают слезы.

Ничего Виктору не будет. Кроме бесполезного простаивания на парковке возле Галереи.

Телефон жжется в руке от желания написать Владу, но он ведь начнет меня разубеждать, а я так хочу снова обмануться. И обманусь. И поддамся. Поэтому — нет.

Я подхожу к кассе и прошу билет на самый ближайший междугородний поезд. Называю населенный в Московском направлении почти наобум. Я просто слышала слово «Тула». Там пряники и самовары.

Вскоре я загружаюсь в поезд и… меня наконец накрывают слезы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

42.

Владислав

Телефон звонит на втором глотке кофе. Виктор. Правильно перезвонить позже — встреча через пять минут, но его имя на экране заставляет ответить сразу.

— Владислав Аркадьевич, у меня проблема — говорит он. — Василия пропала.

В животе сжимается. Первая мысль — папаня до неё добрался. Но мозг отметает её — Вольский сейчас под следствием. Тогда…

— Что произошло? — вырывается с рыком.

— Василия попросила отвезти её в торговый центр, — виновато отвечает Виктор. — Я привёз.

— И? — наседаю.

— Не вернулась. Уже три часа. Нв звонки не отвечает.

— Бл@дь! — Я сжимаю телефон так, что он хрустит.

— Инна заезжала утром, — добавляет Виктор.

У меня холодеет спина, а внутри поднимается жар гнева. Охрана не должна была её пускать!

Но пустила. Сука! У меня складывается картинка. Похоже, фиктивная жена что-то наговорила Василии.

Завершаю вызов и набираю Василию. Длинные гудки. Не отвечает. Вешаю трубку. Снова набираю. И снова.

Отправляю сообщение:

«Василия. Нам нужно поговорить. Я всё объясню. Не делай поспешных выводов».

Неважно, что сказала Инна. В любом случае, я смогу всё объяснить.

Сообщение не читается. Пишу второе:

«Дождись меня. Я приеду сегодня вечером».

Я не собирался возвращаться. У меня в Москве плотный график и встречи одна за другой. Слишком много дел.

Но сейчас... выбора нет. Всё рушится, и я должен предотвратить крах. Если ещё не поздно.

Василия не отвечает. И это — худшее.

Я срываюсь на ближайший же Сапсан и приезжаю в поместье к семи вечера. Дом будто тот же — и будто нет. Пусто. Вязко. Воздух пахнет не ею.

Я иду в дом охраны.

— Кто пустил Инну? — ору прямо с порога. Мне хочется не орать, а избить кого-нибудь из них. Но это не мой метод.

— Владислав Аркадьевич, она ведь… ваша жена. Мы не…

— Я запрещал! — Кулаки сжимаются. — Прямо. Чётко. Дал прямой приказ!

— Мы думали, что…

— Вам не надо думать! Вам надо выполнять мои указания! — рычу напоследок. — Бестолочи!

Инна умеет пригрозить. Умеет быть убедительной. Сейчас уже неважно, что она им сказала. Возвращаюсь в дом. Иду наверх. В комнате Василии пусто. В моей спальне тоже. Запах Василии всё ещё витает в воздухе, это добивает. Но вещи она собрала. Только пара платьев вечерних осталась.

Поднимаюсь в мастерскую. Техники нет. Увезла ноутбук и планшет.

Внутри у меня всё умирает. Я привык держать контроль, привык управлять. Знать досконально, что происходит в моей жизни в каждый момент времени. А сейчас… Я не контролирую главного. Свою женщину. И не могу привычно оставаться выше эмоций. Меня захлестывает ярость, смешанная со страхом её потерять. Не найти никогда. И навсегда остаться с дырой в сердце.

Я выхожу и сажусь в машину к притихшему Виктору. Самому за руль нельзя. В таком взвинченном состоянии точно в аварию впишусь.

— Вези меня к матери Василии, — бросаю водителю. — Ты должен знать адрес.

Виктор без слов кивает.

Мать встречает меня настороженно. Невысокая, с добрым лицом и тревожным взглядом.

Я представляюсь работодателем Василии. Она приглашает меня в свою комнатушку, где просто и уютно, но очень бедно. Предлагает чай.

— Простите, что без звонка, — говорю. — Это важно.

— Что-то с Васей? — Она мгновенно бледнеет.

Значит, ещё не знает, что дочь свинтила.

— Я этого не знаю. Но она… пропала. Уехала.

— Пропала?! — Мать Василии чуть не роняет чашку. — Почему?!

— Мы повздорили по производственным вопросам, — отвечаю уклончиво. — Вы знаете, куда она могла поехать? Может, адреса подруг?

Мать Васи почти ничего не может сказать. Впадает в панику. Слишком разволновалась. А я злюсь. На себя. На Инну. На всех. И даже на неё. За то, что такая размазня. Хотя… где мне, холостяку, знать, как чувствует себя родитель?

— Думаю, она просто решила сменить место, — успокаиваю её.

Но она не слышит. Только причитает себе под нос.

— Василия не связывалась с вами? — спрашиваю, фокусируя внимание женщины щелчком пальцев. Взгляд становится осознанным.

— Нет. — Она качает головой.

— Когда свяжется, позвоните мне, — я кладу на стол свою визитку. — Мне нужно с ней поговорить. Нужно знать, куда она уехала.

Женщина вдруг обретает сердитое выражение.

— Если Вася от вас сбежала, если вы её обидели… — она поджимает губы. — Я ничего вам не скажу. Если Вася не хочет, чтобы вы знали, я не буду её подводить!

Я понимаю, что дальше вести беседу смысла нет. С каждой минутой Василия от меня все дальше. И мне надо найти её как можно скорее.

Я возвращаюсь в машину к Виктору, велю везти меня в поместье, а сам звоню Косте.

— Василия пропала. Отследи ее, — бросаю в трубку. — Подними данные со спутника. Телефон она, похоже, не сменила.

— Считай, что уже готово, — рапортует друг. — К утру будет.

— И уволь мою охрану, — добавляю в конце. — Эти идиоты. Найди исполнительных людей.

Костя обещает все сделать.

В поместье все не то. Мне душно. Холодно. Стены давят. Это единственное место, где я могу жить, но без Василии в этом доме нет жизни.

Иду в кабинет, чтобы отвлечь себя работой, но вместо этого рука сама тянется к бару и достает бутылку виски. И бокал.

Наливаю половину и выпиваю. Почти залпом. Внутри словно трещина, разлом глубиной до самого дна. И его хочется залить лавой алкоголя. Не помню, когда мне последний раз хотелось напиться.

Сознание медленно мутнеет. Но злость и боль не уходят. Душу заполняет ярость на Инну. Тварь, которая решила, что ей всё можно.

Можно. Пока я не разведусь. И плевать, что она заберет часть бизнеса. Так вышло, что всё, что я имею, было нажито в браке. И чтобы освободиться, мне придется отдать ей половину. Или… Нет. Я по-прежнему не готов опуститься до того, чтобы её заказать. Но я найду, чем её прижать. Как наказать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я тебя уничтожу, — шепчу в темноту. — Мразь.

А потом меня будит рингтон мобильного. За окном светло. Часы телефона показывают десять. Башка трещит. Лютое похмелье. На лице след от покрытия столешницы. Мда.

Звонок от кости ввинчивается в уши и царапает мозг. Снимаю трубку.

— Нашли, — говорит он довольным тоном. — Тула. Пока остановилась в хостеле. Человек из РЖД поднял данные. Она взяла билет именно до Тулы в один конец. Можно полагать, твоя Василия там и осядет.

Моя Василия. Тут Костя чертовски прав.

— Отправь людей. Пусть пасут, — сам слышу, что голос звучит пьяно. — Не приближаются, на глаза не попадаются. Я хочу в любую минуту знать, что она делает и с кем встречается. Отчеты мне лично. Каждый вечер.

— Будет, — рапортует Костя. — Ещё что-то?

— Да. Надо закопать Инну Градову.

45.

Василия

Тула встречает меня чужим воздухом. Влажным, с запахом пыли и железа. Здесь всё не то. Но тут у меня всё будет правильно.

Я снимаю комнату в самом дорогом хостеле города.Только тут сдавались не койкоместа, а комнаты. Место чистое, но тесное. Комната маленькая. Узкий шкаф у стены, стол на одного человека, одноместная кровать. Туалет и душ на этаже.

До вечера я просто туплю. Забиваю эфир. Заставляю себя погулять, пройтись по окрестностям, присмотреть продуктовые, купить еды на вечер — творожок и пару бананов.

Дожидаюсь очереди принять душ, но в бойлере на мне заканчивается горячая вода, приходится лечь спать вымытой наполовину.

Я ложусь на шершавую, старую, отглаженную промышленными аппаратами простыню. Пытаюсь уснуть, и не могу. Без Влада рядом пусто. И без его запаха. Без голоса. Без взгляда, который проникает в душу и заставляет трепетать.

Мне больно. Без него ломает. Я ненавижу его — и хочу вернуться.

Первую ночь я сплю плохо. Во сне Влад открывает дверь, остается в проеме темным силуэтом, но я ощущаю, как он смотрит. Прощально. Тяжело. А потом поворачивается и уходит, не закрыв за собой.

Я просыпаюсь в слезах и злюсь на себя. Я всё сделала правильно. Он использовал меня, чтобы добраться до отца. Мозаика сложилась четко. Инна доходчиво донесла его умысел. И всё равно внутри тоска, как будто я потеряла не мужчину — воздух.

Наутро я завтракаю в столовой хостела. Мюсли. Растворимый кофе из пакетика три-в-одном. Переглядки с девушкой, которая ест вместе со мной.

Потом снова ухожу гулять, забредаю подальше, сажусь на скамейку в сквере. Звоню маме.

— Вася, — выдыхает она после моего приветствия. — Где ты сейчас?!

— Я в порядке, — отвечаю, стараясь делать голос приветливым. — В Туле. Просто… захотелось передышки.

Мама молчит несколько мгновений. Она всё понимает.

— Что у вас произошло с тем мужчиной… Владом? — вдруг спращивает она настороженно.

— Неважно, — выдаю слишком быстро, беру себя в руки. — Просто надо отдохнуть от сотрудничества. Я сняла квартиру, ищу работу. Как устроюсь, буду к тебе ездить.

Мама не ругается и не журит.

— Ты хоть ешь там нормально? — тянет она. Заботливая как всегда.

— Конечно, мам, — улыбаюсь, ощущая тепло. Мама у меня самая лучшая. — Тут нормальные магазины. Всё хорошо.

Я уже собираюсь прощаться, как мама вдруг произносит:

— Этот твой Влад Градов приходил вчера. — Её голос становится тише. — Искал тебя. Спрашивал, куда ты поехала. Вежливый, но напряженный. Оставил мне визитку.

Я замираю. Он меня искал.

Сердце сжимается, но я тут же гашу щемяшее чувство. Конечно, искал. От него сбежала подконтрольная женщина. Как так? Надкушенный бутерброд уплыл и изо рта! Непорядок! Надо вернуть. Вот и возвращает. Как может.

— Я не хочу с ним говорить, — отвечаю резко. — Не сообщай, где я, если ещё спросит.

Мама соглашается, и мы прощаемся. А я сижу ещё какое-то время с телефоном в руке и давлю рвущиеся наружу чувства. Влад меня искал. Он не отпустил. Мне одновременно приятно и больно от этого.

На второй день я начинаю искать нормальное жилье. Выходу на риелтора. Девушка по имени Анастасия с приятным поставленным голосом заверяет меня, что мест много. Квартиры дешевле, чем в Питере. Я прошу не самую экономичную.

И уже к вечеру Анастасия приглашает меня на просмотр. Однушка с балконом, третий этаж, зелёный двор.

Хозяин Сергей, с небольшим пузиком и мягкими вьющимися русыми волосами, одетый в серые брюки и рубашку с коротким рукавом, на удивление вежлив, даже скидку делает на залог, когда узнает, что я одна, с высшим образованием и никого водить не собираюсь.

— Мне лишь бы чисто было и тихо, — говорит. — А вы, видно, приличная.

На третий день я переезжаю. Купила всё, что нужно — постельное бельё, одеяло, полотенце. Тарелки, чайник и какая-то кухонная утварь есть хозяйская.

Деньги есть. Много. Слишком много. Всё ещё на карте. Градов оплатил мне всё. От кофе до одежды.

Я паразитировала на нём, как та самая содержанка, которой он, вероятно, считал меня с самого начала.

Эта ужасная мысль въедается под кожу.

После обустройства жизнь ускоряется.

Как бы там ни было, Влад заплатил мне за работу чересчур много. Я верну на карту все, что потратила, и не буду трогать эти деньги. Они не заслужены. Я не доделала проект.

Именно по этой причине мне нужна работа. Я начинаю ходить по собеседованиям. С моим опытом меня готовы оторвать с руками, поэтому у меня есть выбор. И я устраиваюсь в небольшую ландшафтную фирму.

Владелица — женщина лет сорока, деловая, но без хамства. Зарплата ниже, чем у меня была на последнем месте. Но и Тула не Питер. Мне хватает, этого достаточно.

Трудовую не отдаю, прошу устроить по договору. Потому что не готова осесть в Туле навсегда.

Тула — не мое место.

Это убежище. Здесь нужно лишь переждать непогоду. Однажды я вернусь к жизни. Когда проветрю душу и залечу кровоточащее сердце.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

46.

Васили

я

На работе всё хорошо. Я работаю, медленно, но верно втягиваюсь в коллектив. Он небольшой и спокойный. Мужчин всего двое. Штатный водитель и финансовый директор, муж владелицы фирмы.

Кроме меня, дизайнер только одна, и она не справлялась, поэтому меня и наняли. Мной пока затыкают дыры — и на обмер, и на консультацию с заказчиком. И кроме того, собственно дизайн.

Но я не жалуюсь. Мне не нужен комфорт. Мне нужна стабильность. И стабильности тут хоть отбавляй, хоть и постоянно как белка в колесе.

Время идет. Точнее, летит. Я не успеваю оглядываться, проходит неделя. Ритм такой быстрый, что нет времени задумываться и тосковать.

На третью неделю наведываюсь в Питер, заезжаю к маме. Она радуется нашей встрече, будто меня не было не три недели, а три года.

— Ты там хоть кушаешь? — причитает, подавая мне шарлотку.

— Мама, — скриплю наигранно серьезно, — слова «кушать» не существует.

Улыбаюсь.

— Конечно, я ем. Каждый день. Хотя бы раз, — откусываю кусок самого вкусного пирога во Вселенной.

— Ты мне поумничай, Вася! — так же наигранно мама грозит мне пальцем.

Я рассказываю о работе, а она мне о Марии Вениаминовне, которая теперь стала совсем как шелковая.

Это потому что Виктор тогда её приструнил. А за этим тянется следующее по логической цепочке. Влад.

С работой я не позволяла себе тосковать, но сейчас пауза, и воспоминания лавиной ломятся в мозг.

Мама что-то ещё говорит, а мои мысли улетают далеко.

Прошло три недели. Похоже, я и нужна была ему только ради мести отцу. Наслаждается, небось, выполненным планом. Счастливо попивает виски, чокаясь с Инной, празднуя победу, которая стоила ему всего-то разбитого сердца какой-то девчонки.

Странно, конечно, что Инна, которую он так любит, не жила с ним. Разве нормальная жена стерпит, чтобы муж фактически жил с другой женщиной? Или она была в отъезде? Он тогда сказал, что она из прошлого. Но она сказала, что её фамилия Градова. И была очень убедительна.

В душу просачивается досада — может, зря я вспылила? Зря сбежала? Надо было выслушать? Он писал мне. «Подожди, я всё объясню». Я не смогла. А сейчас…

Нет, если бы он хотел, он бы написал. Объяснился бы в сообщениях. А он не захотел. Потому что через сообщения нельзя снова опутать меня паутиной своего контроля. Не получится подчинить взглядом или горячими прикосновениями.

Нет. Влад в прошлом. Это точно.

— Вась, ты меня слушаешь? — разочарованно тянет мама, возвращая меня в реальность.

— А? Прости, задумалась, — бормочу и встаю из-за стола.

Я и не заметила, как съела три куска шарлотки, пока думала. Стыдоба. Объела маму.

— Мне домой пора, до Тулы путь неблизкий, — произношу совестливо. — Поеду я.

Начинается ещё одна рабочая неделя. Я как обычно встаю в семь. Завтракаю йогуртом. Еду в офис и замечаю изменение. Рядом с моим поставили ещё один стол, за которым уже сидит симпатичный молодой человек.

— Привет, я Виталий, — заметив меня, говорит он. — Дизайнер интерьеров.

— Будем работать, — отзываюсь я. — Василия.

Мы пожимаем руки, как принято деловым этикетом.

А вечером Виталий обращается ко мне:

— Ты тут, в Туле, наверное, всё знаешь? Покажешь, где можно выпить хорошего пива?

И что-то дергает меня ответить «да». Может, я хочу наконец забить эфир новыми отношениями? Или просто хочу провести вечер не в одиночестве в обнимку с ноутбуком?

Этот Виталий неплох собой. Высокий, атлетичный, одет стильно — в белое поло и голубые джинсы с дизайнерскими потертостями, стрижка модная. С таким не стыдно в баре посидеть.

Я на самом деле не знаю, где тут хорошее пиво. Я даже не пыталась его найти, но делаю вид, что знаю, и веду Виталия в ближайший к офису бар. И к моему удивлению, там подают мой любимый бельгийский вишневый Криг.

Я с радостью заказываю себе пинту, Виталий выбирает Лаггер. Мы сидим за столиком у окна, за которым постепенно темнеет, травим байки, делимся историями из жизни.

Всё в Виталии хорошо, наверное. Но чего-то не хватает. У меня ощущение, что вместо вкусного щавеля я жую газонную траву. В нем нет остроты. И за всю нашу встречу он не принял ни одного решения за меня. Что бы ни предлагал, спрашивал, хочу ли я, интересно ли мне…

Градов. Его тень нависает надо мной. Он проник в кровь, поменял мое восприятие. Я отвыкла от вежливых мужчин. С ним для меня стало нормой, что я вообще ничего не решаю. И сейчас, когда Виталий спрашивает, проводить ли меня до дома, я отвечаю «нет». Просто посмотреть, что он сделает.

— Хорошо, я тогда пройдусь, — он пожимает плечами.

Я разочарованно киваю.

Нет, этот Виталий не выйдет из френдзоны.

Вечер провожу в раздумьях. Градов отравил меня. Испортил. Я никогда не буду прежней.

Сплю плохо. Меня накрывают воспоминания. Мне было хорошо с Владом. Даже при всей его авторитарной харизме, он не делал мне зла. Напротив, заботился, и я сопротивлялась, пока не научилась принимать. И на фоне Виталия Влад выглядит значительно выигрышнее.

Встаю по будильнику разбитая. Злая. Меня бесит, что я плохо спала, потому что жалела о расставании с Владом.

Выхожу на работу как обычно и едва не спотыкаюсь о коробку, которая стоит перед дверью. Темно-синяя, перевязанная широкой серебристой лентой. А под бантом — конверт.

Я замираю. Сердце подпрыгивает к горлу, бьется как птичка в клетке. Беру конверт, в нем записка, в которой всего одна фраза, от которой по шее под волосы забираются мурашки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

47.

Василия

Я стою, держа в руках ключи, и не могу заставить себя закрыть дверь. Потому что как только я это сделаю, я должна отправиться на работу, а пока я стою в проеме, я вроде как дома. И коробка под ногами не дает мне покоя.

Я должна прочитать сообщение, хотя я догадываюсь… Нет, я идеально знаю, от кого она. Нет у меня тайных воздыхателей, нет анонимных доброжелателей, есть Градов, от которого я сбежала.

Коробка тёмно-синяя, большая, кубическая, сантиметров двадцать по одной стороне. Глубокий бархатный цвет зимнего неба, и как млечный путь серебристая лента крест-накрест. Это определенно подарок. Но что там может быть?

Уж точно не банальный гель для душа. Поднимаю — И не плед, судя по весу. Заношу в дом, вынимаю конверт из-под банта. Внутри нахожу записку.

Плотная белая бумага, чёрные чернила. Надпись от руки, ровным немного рубленным угловатым почерком. Знакомым до боли.

«Ты ведь не думала, что я тебя отпущу? В.»

Влад.

Воздух мгновенно становится плотным, как вода. Не вдохнуть.

Сердце пропускает удар.

Влад нашел меня.

Внутри вскипает смесь чувств. Злость, боль, тоска, даже радость, смешиваются и затапливают сознание как лавина. Мозг клинит.

Он нашёл меня. Странно было надеяться, что не найдет. Но я ведь думала, что он не будет искать. А он… выходит, следил?

Я не хочу себе признаваться, не хочу допускать эту мысль, но я ждала от него какой-то весточки. И вот она. Чем я теперь недовольна?

Ноги ватные, и хочется сесть. И я вспоминаю, что так и не открыла коробку. Она передо мной, на кухонном столе.

Я развязываю бант, синяя бумага хитро склеена где-то, так что я просто рву её. Нетерпение стирает бережность. Под оберткой вижу кожух из оргстекла, под которым… Макет.

Это беседка во дворе дома Влада, которую я успела разработать и полностью сдать.

Симпатичная круглая каменная беседка с белыми колоннами, полукруглой скамейкой внутри, вьющейся глицинией по карнизу — её я добавила в шутку. А Влад сказал: «Оставь. Это оживляет бетон».

Снимаю крышку, любуюсь на идеально сделанный макет. Внутреннее устройство воспроизведено отлично, крошечные детали, точность до миллиметра.

Этот макет — знаковый подарок. Такой макет стоит прилично, хотя для Влада это не имеет значения. Он нашел то, что меня с ним связывало. И прислал мне.

Я бросаю взгляд на часы — опаздываю на работу. И плевать.

Бросаю сумку, сажусь за стол, ставлю макет по центру. Смотрю, как дура. Пять минут. Десять. Пятнадцать. Глаза щиплет.

«Ты ведь не думала, что я тебя отпущу?»

Я вообще не думала. А если правду, хотела, чтобы не отпустил.

Но после всего его вранья, разве можно снова ему поверить?

Спустя полчаса всё-таки заставляю себя поехать на работу.

Меня никто не ругает за опоздание. Коллеги даже не спрашивают, где была. Знают, что без веской причины не стала бы опаздывать.

Я сажусь за стол и принимаюсь за работу. Но руки дрожит. Макет так и стоит в голове. Записка — жжется под кожей. И теперь в теле появилось ощущение, что Влад на меня смотрит даже в эту секунду.

Виталий весь день настырно крутится рядом. Шутит, приносит мне кофе, предлагает помощь с презентацией. Я благодарю, но держу дистанцию. Он вроде бы всё понимает, но в обед догоняет меня в небольшой столовой рядом с офисом:

— Надеюсь, я не раздражаю тебя?

Я гляжу на него.

— Немного, — честно отвечаю.

Он смеётся, кивает.

— Хорошо. Я прекращу. Но только после того, как ты сходишь со мной поужинать.

Я качаю головой.

— Нет, Виталий. Не сегодня.

— Почему?

— Потому что я не в том настроении.

Он замолкает. И наконец отстает. Не обиженно — просто вежливо. Но я чувствую его разочарование даже на расстоянии.

Вечером, у выхода из здания, он снова догоняет меня.

— Я подумал… — тянет он мечтательно. — Вчера я зря тебя не проводил. Сегодня готов исправиться! А ты меня ещё и чаем напоишь, так ведь?

— Нет, я сама дойду, спасибо, — отвечаю уже чуть раздраженно.

— Василёк, ну чего ты?.. Я ж с миром.

Он подходит, протягивает руку, чтобы я взялась за ладонь. Раздражение растет. Я уже набираю в грудь воздуха, чтобы прямым текстом его послать, как вдруг воздух вспарывает глубокий знакомый голос. Низкий и опасный. И любимый.

— Девушка явно дала понять, что не хочет.

Я оборачиваюсь, и мир проваливается под ноги.

Влад.

Он стоит в нескольких шагах. В черном тренче поверх дорогого костюма, руки в карманах, воротник поднят. Угрожающе спокойный. Взгляд — огонь подо льдом.

Виталий отступает

— Я просто хотел… — начинает Виталий и осекается.

— Я услышал, — жестко произносит Влад. — Василия сказала «нет».

Он делает паузу и делает угрожающий шаг вперед.

— Ты умеешь уважать чужие границы? Или научить?

Я стою как вкопанная. Сердце молотит. Дыхание перехватывает.

Виталий кивает и поспешно уходит. А Влад направляется ко мне. Не торопясь.

Шаг. Второй. Я никуда не двигаюсь. Только ощущаю — сейчас обнимет. Или врежет. Или скажет что-то, от чего я окончательно рухну.

— Мы поговорим, — произносит он тихо. — Сейчас.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

48.

Василия

Дыхание сбивается, и в груди разливается колючая боль. Я ведь почти смирилась с тем, что мы расстались. А он явился и бередит рану, которая ещё не зажила.

— Зачем ты приехал? Зачем ты меня преследуешь, Влад? — изо всех сил делаю голос ровным.

— Ты не дала мне возможности объясниться, — строго говорит он. — Я приехал поговорить.

— Нам не о чем говорить, — шиплю, не скрывая раздражения.

— Есть о чем. Ты это знаешь, — отрезает Влад. Голос жесткий, строгий. — Если бы было не о чем, я бы не искал тебя.

Фыркаю.

— Ты искал меня, потому что контролер до мозга костей, — выговариваю гневно. — Я ушла. Всё. Между нами всё кончилось.

— Василия. — Он свирепо втягивает носом воздух. — Прекрати ломать комедию и садись в машину. Я не отниму много времени.

Вот ещё!

— В машину не сяду ни при каких обстоятельствах, — чеканю безапелляционно. — Чтобы ты меня просто увез? Я тебе не верю, Влад.

Он закатывает глаза.

— Хорошо, не в машину, — соглашается с досадой. — Покажи любое кафе. Давай просто поговорим. Без криков, без истерик, по-людски.

Последнее он говорит уже ровно, даже тише. Сердце сжимается. Щемит от его тона. Я кожей ощущаю, что ему этот разговор нужнее, чем мне. А ещё я боюсь. Боюсь, что не смогу отказать и поддамся его чарам.

Даже сейчас, злясь на него, я не могу не отметить разворот плеч, статный вид, идеальный костюм. Влад прекрасен и ужасен одновременно.

— Хорошо, — соглашаюсь нехотя. — Я дам тебе десять минут. В кафе за углом.

— Десять минут, — он кивает и чуть улыбается. Продавил и доволен. Классический Влад. — Веди, Сусанин.

Если бы я была Сусаниным…

Он ждёт, пока я сделаю первый шаг. И я иду. Он — следом. В полушаге сзади. Молча. Не торопит. Не касается. Но я чувствую, как он сдерживает рвущееся изнутри. В нем всё кипит.

— Сюда, — говорю, открывая дверь маленького кафе в торце дома. — Здесь почти никого не бывает.

Влад молча кивает, придерживает мне дверь и входит следом.

Он идет слишком близко. Я чувствую его позади, как жаркий поток. Он идёт с таким видом, будто всё ещё владеет мной. И этим моментом.

А я пытаюсь держать себя в руках, хотя внутри уже всё скомкалось.

Я выбираю столик у окна. Влад садится напротив. Не снимает пальто. Не улыбается. Лицо напряжённое, челюсть сжата.

Мы заказываем по капучино. Молчим, сверля друг друга взглядами, пока официант не появляется у столика с подносом.

— Мы на месте. Говори, — бросаю, стараясь держать голос ровным, когда он уходит.

— Скажи, зачем был весь этот цирк с побегом? — спрашивает резко, постукивая указательным пальцем по столу. — Думаешь, я тебя не нашёл бы? А ты смогла бы просто исчезнуть?

Я резко поднимаю голову.

— Думаю, имею на это право.

— Лево! — рычит Влад. — Ты принадлежишь мне, и ты это знаешь.

Он вбивает в меня эти слова как гвозди.

А я не хочу это терпеть.

— Тогда этот разговор окончен, — говорю, поднимаясь.

— Сядь, — тихо приказывает Влад, прожигая меня взглядом. В голосе острая сталь. — Пожалуйста.

Это слово ломает сопротивление. Я снова сажусь.

— Ты злишься, — выговариваю я. — А я должна улыбаться, потому что ты приехал? Или плакать? Или сразу раздеться, чтобы стало проще?

Он моргает.

— Не делай из меня чудовище, — бросает с досадой.

— Ты сам себя таким сделал, Влад, — произношу без злости, но с искренней усталостью. — Ты манипулировал мной, втянул в жизнь, которую я не выбирала. И всё это ради мести моему отцу. Ты лгал!

Он молчит. Смотрит в глаза. Принимает мои претензии и не пытается перебивать.

— Ты ломал меня своим контролем, только для того, чтобы выманить из тени моего отца, Влад! — восклицаю возмущенно. — Как после такого тебе верить? Не говоря уже, что ты женат. Я встречалась с женатым мужчиной. Это против моих принципов.

Влад ещё немного молчит, будто давая мне возможность выговориться. Потом вздыхает.

— Да, — произносит он наконец. — Сначала ты была пешкой.

Я замираю.

— Ты была мне нужна, потому что ты — дочь Вольского, — он говорит это как приговор. — Я пришел в твою архитектурную компанию с проектом, который не был мне нужен. Вызвал тебя на собеседование. Но ты уперлась рогом. А потом сначала твой начальник, а потом твой муж сыграли мне на руку.

Я почти не дышу. Это откровение выбивает почву из-под ног. Он не случайно обратился в нашу компанию. И собеседование было не с ключевыми, а только со мной.

— Но потом всё изменилось, — продолжает он. — Не сразу. Не резко. Но поменялось всё.

Влад держит меня вниманием, а мне хочется стечь под стол — настолько много лжи было вокруг.

— Начиная исполнять свой план, я не знал, какая ты на вкус. Как ты пахнешь. Как ты смеёшься. Как ты будешь выглядеть в той своей мастерской, которую я оборудовал. Я ведь не планировал. Просто вдруг захотелось. Я сам не заметил, как прикипел к тебе.

Грудь сжимает точно стальным обручем. Не вдохнуть. Эти слова рвут душу на части.

— Это нечестно, сейчас такое говорить! — выговариваю обрывающимся голосом. — Просто подло!

— Я понял, что отказываюсь от плана, когда ты сказала, что не общаешься с отцом. Тогда на яхте, — он продолжает тем же тоном. Будто меня вообще не слышал. — И больше не копал под Вольского. Просто жил и не хотел ничего менять.

Боже, режет без ножа. К глазам подкатываются слезы.

— Я не знал, как мне будет без тебя. — Его голос становится ниже, чуть хрипловатым. — Я не жил весь этот месяц. Я существовал. Все встречи, все поездки — мусор. Костя сразу определил, куда ты уехала. Я все это время знал, что ты тут. Весь месяц меня держала и грела только одна мысль — увидеть тебя.

У меня в голове что-то не складывается. Месяц же прошел.

— А почему… — тяну, пытаясь понять. — Почему не приехал раньше?

Он молчит.

— Почему, Влад? — выдыхаю. — Почему только сейчас? Почему я должна была целый месяц жить с мыслью, что ты использовал меня?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он долго смотрит на меня. Потом медленно тянется к внутреннему карману.

— Поэтому.

Он кладёт передо мной сложенный пополам лист. Бумага сразу видно — гербовая. Какое-то свидетельство. Но мне это ничего не говорит.

— Что это? — шепчу.

— Посмотри, — произносит он. — Это ответ.

49.

Влад

Месяц назад

— Что именно ты хочешь сделать? — Костя переспрашивает, явно оживляясь.

Инна ему никогда не нравилась.

— Закопать, Костя, — почти рычу. — Глубоко.

Внутри всё кипит. Вулкан моей ярости ищет выход.

— Готовить налоговую? — уточняет Костя в трубке.

— Нет. Налоговая — это необратимо, пока рано, — возражаю. — Мне нужно, чтобы она подписала развод.

— Понял. Тогда старый пакет. Покупка «Гранд-Бетон» через подставное лицо, взятка главбуху, офшор, махинации.

— Именно. Всё, что мы хранили. Готовь. Сегодня.

— Она сломается, — кровожадно отвечает Костя.

— Она уже сломалась, — усмехаюсь. — Просто ещё не в курсе.

Моя цель проста: вычеркнуть Инну из своей жизни навсегда. Без дележки, без утечек, без последствий. И наказать — за то, что посмела сунуться в мою территорию. За вторжение в мою жизнь, за удар по Василии.

Неужели Инна думала, что у меня нет рычагов воздействия на неё? Конечно, есть. Я не совершаю сделок без подстраховки. А сделка с её отцом была рискованной. Первые несколько лет я только и делал, что собирал компромат.

И его на Инну накопилось достаточно. Всё, что нужно, лежит в банковской ячейке много лет. Я не трогал это, потому что не видел смысла. Пока она молчала и не лезла, нас устраивало всё. Но теперь — совсем другое кино.

Через два дня я вызываю Инну к себе домой. Через секретаря. Она легко соглашается приехать. Как всегда — в тонком кашемировом пальто, в туфлях за восемьсот евро, уверенная, будто это она здесь вершит судьбы.

Я встречаю её в кабинете. Один. Сижу за столом. Папка — серая, толстая — уже на нем. Её личный ад.

— Присаживайся, — киваю ей на стул напротив.

Инна садится, скрестив ноги, и с лёгкой улыбкой смотрит на меня.

— Ты пригласил меня, чтобы извиниться за свои левые интрижки, дорогой муж? — тянет с ехидцей. — Уже можно. Я готова.

Я пальцем толкаю папку вперёд. Она щурится.

— Это что?

— Открой.

Внутри фотокопии договоров.

— Ты следил за мной? — визгливо вскидывается Инна.

— Я сохранял, — парирую невозмутимо. — Для будущего.

Вынимаю первый документ. Постукиваю пальцем бумаге.

— Фиктивная сделка на двадцать миллионов, — поясняю. — Деньги выведены в офшор.

Показываю вторую копию.

— Схема, по которой твой бухгалтер получал бонусы на левую карту за «корректную» отчётность. Внизу твоя подпись.

Третий документ — гвоздь программы.

— А вот договор аренды складских помещений, которые ты сдаешь самой себе — через «филиал». Двойной оборот, фальшивые акты, махинации с НДС.

Инна белеет до состояния офисной бумаги. Потом резко откидывается на спинку кресла и смеется:

— Пугаешь, Влад? Думаешь, не выкручусь? — храбрится, блефует. Актриса.

— Я не думаю. Я знаю. Ты сядешь, — холодно отвечаю. — Я легко передам всё это в налоговую и ОБЭП. Если не подпишешь вот это.

Я кладу перед ней заявление на развод. Без раздела имущества.

— Ты угрожаешь мне? — в голосе неподдельное возмущение.

— Я даю тебе выбор, Инна, — отвечаю терпеливо. — Либо ты подписываешь заявление о разводе и отказываешься от претензий, либо всё это уходит в ФНС и ОБЭП.

— Это шантаж, Влад, — шипит она.

— Это последствия, — говорю холодно. —. Ты полезла в мою жизнь. Я давно должен был сепарироваться от тебя.

— Да пошел ты, Влад! Наказать меня вздумал?!

— Один шанс, — Игнорирую её вспышку. — Подписываешь — всё исчезает. Не подписываешь, жди суда.

Она встает.

— Ты мудак, Градов! — её голос внезапно хрипнет, звучит как клёкот гарпии. — Думаешь, можешь так просто выкинуть меня?

— Заметь, Инна, ты сама себя выкинула, — поднимаю указательный палец. — Как только пришла к Василии. Это был твой последний спектакль.

— Неблагодарная свинья! Я тебя сделала, — шипит она. — Ты забыл, кто привёл тебя в мир большого бизнеса? Кто дал стартовый капитал?

— Твой отец. Он уже мертв, — парирую строго. — А ты — просто жена по бумажке, которую я больше не читаю.

— Я это не подпишу… — от возмущения у неё дрожит голос. — Я не дам тебе всё забрать! Ты обязан мне!

Я не отвечаю. Смотрю, не мигая. Молчание давит. И она ломается. Опускается обратно в кресло. Плечи дрожат.

— Влад… пожалуйста… — в голосе слышатся слезы и уже нет прежней надменности. — Мне нужно твоё имя. Без него я потеряю всё!

— Ты уже всё потеряла, Инна, — говорю с ледяной ясностью. — Подписывай. Добровольно. Без раздела имущества. Всё, что у тебя есть — твоё. Всё, что у меня — моё. Иначе я превращу твою жизнь в пепел.

Она долго смотрит на меня ненавидящим взглядом. Потом берет ручку. Рука у неё дрожит, но она подписывает.

Я не улыбаюсь. Только забираю лист.

— Умница.

Инна поднимается и порывистым шагом вылетает из моего кабинета. Она найдет дорогу прочь. Вот и славно.

Я остаюсь.

Смотрю на бумаги.

Развод, можно считать, в кармане. Но остался один нерешенный вопрос. Мне мало развода. Инна будет уничтожена.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

50.

Влад

— Запускай, — велю юристу, вручая документы, которые подписала Инна.

Он молча берёт папку со стола и выходит. Внутри — её подпись, без раздела имущества. Всё, что нужно, чтобы вычеркнуть Инну из моей жизни.

Но этого недостаточно после того, как она вошла в мой дом. Как позволила себе подойти к Василии. Как открыла рот и попыталась раздавить её, как конкурентку. Это было не просто нарушение границ — это было осквернение.

Я сижу в тишине и медленно наливаю себе виски. Один кубик льда. Один глоток. Холодный, как решение, которое я уже принял.

Звоню Косте.

— Что, Инна не подписала? — он изумляется, когда я завожу разговор о ней.

— Подписала. Но я всё ещё хочу её уничтожить, — отвечаю кровожадно.

— Красиво? — он усмехается.

— Железобетонно, чтобы не поднялась, — бросаю я, делая ещё один глоток.

— С музыкой? — уточняет Костя. — Или просто ударно?

— С симфонией, Костя. С ОМОНом. С постановлением.

— Ну, значит, не зря собирали! — воодушевляется он.

— И бухгалтер. — Я жму переносицу. — У него найдёшь всё. Та ещё падаль. Сделаем ему предложение, от которого он не откажется.

Костя устраивает встречу с бухгалтером через пару дней. Олег Петлинский. Полноватый, в хорошо сидящем костюме. Мы садимся к нему в машину на парковке, пока он не успел отъехать. Костя вперед, я на заднее сиденье.

Он узнает меня. Конечно, узнает. Он знает мое лицо. И сглатывает, понимая, что просто так я бы не пришел. Тем более так.

Я выкладываю ему суть сделки. На документах, которые отправятся в прокуратуру и налоговую, кроме Инниной, его подпись. И я могу сделать так, что буря обойдет его стороной.

Он вытирает пальцами мокрый лоб. Дрожит так, что это заметно.

— Владислав Аркадьевич… я просто… я не хотел в это лезть, честно…

— Ты уже влез, — перебиваю. — Твоя подпись стоит под фальшивыми актами. Под договорами с подставными. Под двойной отчётностью. Следствие не спрашивает — хотел ты или нет. Оно спрашивает, что ты делал.

Он поёживается. Молчит. Смотрит на руль, будто хочет сорваться и уехать.

— Но я могу сделать вид, что тебя там не было, — продолжаю тихо. — Могу. Если ты подпишешь показания.

— Если я подпишу… Инна меня убьёт, — выдавливает он.

Я усмехаюсь.

— Инна сама окажется под следствием. Ей будет не до тебя. А вот тебе — до себя. Или ты идёшь как свидетель, или как соучастник.

Показания у меня уже есть. Костя протягивает этому слизняку пачку листов, и он подписывается на каждом.

Спустя ещё четыре дня я приезжаю к Инне в офис сразу вместе с ОМОН и следователями.

Я направляюсь в здание в сопровождении двух следователей в штатском. У крыльца Инниной компании — охранник, который бледнеет, как мел.

Группа бойцов врывается первой. Следом заходим мы. Девушка с ресепшена подскакивает с места. Один из бойцов показывает удостоверение. Второй молча изымает у неё смартфон.

— Обыск, — говорит спокойно и показывает бумагу. — Постановление. Пожалуйста, сохраняйте спокойствие.

Бойцы рассредотачиваются, начинается работа. Я со следователями поднимаюсь на третий этаж.

Инна в кабинете. Стоит у окна, курит — развратно красивая, хищная, уверенная в себе. Поворачивается и замирает.

— Что за цирк ты устроил? — голос не поднимается выше хрипа.

— Это о́пера. Ты в главной роли, — сообщаю я и захожу внутрь.

Следом входят следователи и несколько оперативников. Один разворачивает ордер. Второй направляется к сейфу. Третий снимает копии с серверов.

Инна теряет цвет на глазах.

— Ты не можешь! — она идёт ко мне, лицо искажено беспомощной яростью. — Ты пытаешься у меня компанию отжать? Это рейдерство!

— Это справедливость, — невозмутимо парирую я. — За то, что ты сделала. За попытку влезть туда, куда тебе запрещён вход.

— Я подам в суд! Я тебя размажу, Влад!

— Желаю тебе удачи, — я усмехаюсь.

Она хватает меня за рукав — в глазах злость и отчаяние.

— Давай я заплачу́. Скажи, сколько! — говорит она вполголоса. — Я сделаю перевод сегодня же.

— Мне от тебя ничего не надо, — я бросаю взгляд на следователей. — Ты фигурантка налогового расследования. Сама решай, как выкручиваться.

— Я… — она осекается.

— Ты лишилась моей фамилии. И теперь лишишься всего, Инна. — Я окидываю взглядом её кабинет. — Неужели ты не знала, кому объявила войну?

Она дрожит.

— Ты чудовище… — В голосе паника.

— Брак с тобой был ошибкой. А я просто её исправил.

Я выхожу. Дверь захлопывается за мной. А там, в её кабинете, уже разворачиваются криминалисты. Пыль для отпечатков, папки, записи. Фирма Инны Градовой пала.

Прохдит ещё неделя. Я получаю данные от ребят, которых приставил следить за Василией, каждый день. Они не вмешиваются, просто наблюдают. За каждым её шагом, за каждым знаком. Они присылают фото и голосовые сообщения с детальными отчетами.

Я изучаю её жизнь как полевую карту. Это выглядит бредово. Я как извращенец слежу за ней, потому что так, мне кажется, становлюсь ближе. Будто касаюсь через непроницаемое стекло. Со стороны, где она меня не видит. Но я её вижу.

Василия живет простой рабочей жизнью. Устроилась в какую-то шарашкину контору, по утрам пьет кофе в одной и той же кафешке, по вечерам гуляет одна.

Она предсказуема, это облегчает мое беспокойство. Было бы куда хуже, если бы от неё было неизвестно чего ждать.

Пока она не со мной. Пока мы не вместе. Но я знаю, это временно.

У неё всё просто. Скромно. Чисто. Не как у Инны. Не как у других.

Я уже воображаю, как снова встречусь с ней. Я хочу подарить ей что-то, чтобы показать, как ценен мне её профессионализм. И выбираю заказать макет беседки, которую она разработала. Из проекта, который я ей заказал.

Я помню каждый штрих её почерка. Помню, как она сказала: «А давай добавим глицинию… просто так». Я тогда усмехнулся. «Это оживит бетон».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Теперь я оживляю бетон, чтобы оживить нас.

Коробка — тёмно-синяя. Лента — серебро.

Подарок стоит на моем рабочем столе в кабинете. Дожидается момента, когда всё будет готово, когда юрист привезет мне готовое свидетельство о разводе. И вдруг ребята присылают фото — Василия выходит с работы с каким-то парнем. Сидят в баре!

План стремительно меняется. Я отправляю курьера в Тулу этим же вечером, чтобы подарок стоял у дверей Василии с утра. Чтобы напомнить ей о себе. Прикладываю записку:

«Ты ведь не думала, что я тебя отпущу? В».

И наутро я получаю гребаное свидетельство. Этой ночью я даже спать не мог. Узнал от ребят, что парень даже не проводил Василию до дома, но не мог успокоиться всё равно.

Я никогда ничего не боялся. А сейчас поймал себя на пугающей мысли. Я боюсь потерять Василию. Боюсь так, что на спине выступает пот, а в горле встает ком. Я не могу опоздать.

Едва получив бумагу от юриста, прыгаю в машину и гоню в чертову Тулу. Я хочу, я должен успеть до того, как Василия закончит рабочий день.

И вот мы в кафе. Время останавливается. Я выложил перед ней ответ, почему шел за ней так долго.

Василия смотрит на свидетельство, как на мусор, а потом поднимает на меня удивленный взгляд.

— Зачем ты мне это показываешь, Влад?

51.

Василия

Я смотрю на него, и внутри ураган, грохот, точно лавина сходит.

Передо мной лежит прямоугольник тисненой бумаги номерного бланка. Свидетельство о расторжении брака. Настоящее. С подписями, печатями, датой.

— Месяц, — произносит Влад медленно, глухо. — Ушёл на это.

Я не отвечаю. Не дышу. Сердце бьётся медленно, глухо, как молот.

Он проводит рукой по лицу, будто хочет сбросить его как маску. И впервые — не хищник. Просто мужчина. Уставший. Мрачный, но не злой.

— Я не мог прийти к тебе с пустыми руками, — добавляет он, глядя мне в глаза. — Я не мог предложить тебе ничего, пока не разрушил всё, что держало меня там. С Инной.

Он указывает взглядом на бумагу.

— Это был контракт. Старая сделка. Фиктивный брак. Грязь. — Он выдыхает. Тяжело, сдержанно. — А ты была светом, чистотой, в которую я влез в сапогах и оставил грязных следов.

Я сжимаю кулаки. Больно. Больно слышать это, когда время уже ушло. Когда рана разрослась и превратилась в кратер.

— Ты не обязан был ничего делать ради меня, — говорю я тихо.

— Но я сделал, — горячо отвечает он, подаётся вперёд. — И я готов сделать что угодно, чтобы доказать…

Влад осекается. Раздумывает.

— Ты оказалась не просто женщиной. Ты стала моей потребностью. Слабостью. Одержимостью, если хочешь. Я дышу, только когда ты рядом. А без тебя — просто существую. Проживаю время.

Я отвожу взгляд.

— Инна поплатилась за то, что вторглась в мою жизнь, за то, что сделала тебе больно, — добавляет он жестко.

— А не за то, что разрушила твой гениальный план по использованию меня? — вставляю ядовито.

Влад молчит.

— Нет, Василия. Я уже отказался от плана. Я хотел просто жить с тобой. Клянусь. Я собирался рассказать. Не за чем было скрывать это дальше. Твой отец сам вылез из тени. Как оказалось, достаточно мне было засветиться рядом с тобой, он занервничал. Но… Я не привел в исполнение ни единого пункта из плана.

Влад продолжает говорить. Его мысли ходят по кругу. И я понимаю, насколько сильно он жалеет, что всё вышло именно так. Так коряво. Так нескладно.

— Но всё тайное становится явным, Влад, — резюмирую его слова.

— Я даю слово, что у меня от тебя больше не будет ни единого секрета, — почти торжественно говорит он. — А ты уже убедилась, моему слову можно верить.

Я молчу. Я не готова прыгнуть на шею Владу. Мне страшно. Я успела без памяти в него влюбиться. И рвать с ним мне было невероятно больно. Мои чувства к Владу были сильнее, чем к Егору, и расставание принесло куда больше страданий. Я не хочу это повторять.

— Василия, — вдруг тихо и проникновенно произносит Влад. — Ты… стала моей жизнью. Я люблю тебя. Никогда не думал, что испытаю это чувство, я никого до тебя не любил. Я вообще не знал, что это значит. Пока ты не сбежала.

У меня внутри всё рушится. Стены, которые я выстраивала этот месяц, трещат, как лёд весной. Влад криво улыбается и с иронией добавляет:

— Я не мог есть. Не мог работать. Только смотрел в пустую кухню и спрашивал себя, почему там не ты. Почему я допустил, что ты ушла.

Он делает паузу.

— Ты знаешь, я не про чувства. Я про контроль. Про действия. Но с тобой… Я готов мир наизнанку вывернуть, лишь бы ты была рядом.

Мне хочется верить. Так сильно, что тоска стискивает сердце. В горле встает ком.

Но я поднимаюсь.

— Я не знаю, Влад, — говорю тихо. — Мне нужно подумать.

Он кивает. Без упрёка. Без попыток удержать.

— Я знаю. Подумай. Я не тороплю. Я… просто побуду рядом.

— Не провожай, пожалуйста, — произношу строго и направляюсь к выходу.

Внутри ворочаются сомнения. Последние сказанные им слова меня всколыхнули, заставили допустить, что мы можем быть вместе. Снова представить, каково это — быть рядом с Градовым.

Но мне надо проанализировать, что я чувствую. Недавно я пыталась завязать общение с Виталием. Ничего из этого не вышло. Градов задрал мою планку так высоко, что… вряд ли на моем текущем социальном уровне я смогу встретить хотя бы немного удовлетворяющего моим запросам мужчину.

Но и бездумно верить Владу я тоже не могу. Он обещает больше ничего не скрывать, но ведь это касается ответов на вопросы. А если не спрашивать, то и ответы не получить.

Утром я выхожу из подъезда — и замираю.

Узнаю знакомую машину. Это внедорожник Влада. Привычно сверкающий чёрным глянцевым лоском. Стоит у соседнего дома.

И сам Влад появляется из подъезда, будто нарочно ждал, когда я выйду. В худи и слагсах. Совершенно неформальный. Настолько, что его сложно узнать.

Он спокойно направляется ко мне. Улыбается как добрый сосед.

— Доброе утро, Василия! — произносит с благожелательным выражением.

— Ты… — Я не знаю, что сказать.

Он смотрит на меня ровно.

— Я снял жильё напротив, — говорит уверенно. — Вернусь в Питер только с тобой.

Мой мир, который я так старалась выстроить на руинах прошлого, снова рушится. Потому что я знаю, что у него хватка бульдога. За что бы ни укусил, доберется до горла. Градов только что вгрызся в меня. И теперь не отпустит.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

52.

Василия

— Тогда тебе придется долго ждать, — отвечаю и поворачиваюсь, добавляю через плечо: — Я пока возвращаться в Питер не планирую.

Я направляюсь на работу, а у самой сердце бьется под шеей.

— Я буду ждать сколько потребуется, — долетает в спину.

Мне даже интересно, насколько его хватит. Но ещё интереснее, насколько хватит меня. Если честно признаться себе, я тосковала. Я хотела, чтобы он извинился, чтобы всё объяснил, а когда это произошло, ощутила, что не могу доверять.

И как узнать, не предаст ли он снова мое доверие?

Весь день на работе сижу как на иголках. И не знаю, чего во мне больше — предвкушения или страха перед новой встречей с Градовым, которая — я уверена — просто неизбежна.

Так и происходит. Только Влад встречает меня сразу после работы. Конечно, он приехал. Стоит в духе романтических кавалеров, опершись бедрами о капот своего черного зверя, руки в карманах, взгляд направлен на меня.

Но не подходит, не давит присутствием. Просто обозначает «я тут, если захочешь».

Я выхожу на улицу, на плече сумка, на лице — попытка изобразить равнодушие, а в животе ворох порхающих бабочек. И это уже от меня не зависит. Душа радуется при виде Влада, хотя разум и пытается этому сопротивляться.

— А ты не теряешь надежды, да? — подтруниваю.

— Я просто упорный, — мягко отвечает он. — Ты в этом убедишься.

Я знаю, что надо просто развернуться и уйти, но стою. Как дура чего-то жду.

— Может, сходим куда-нибудь? Или ты снова уйдешь? — вдруг спрашивает Влад.

Я не была готова к вопросам. Даже таким простым.

— Можно прогуляться, — выдавливаю первое пришедшее на ум.

— Веди! — бросает он с уверенностью танка.

— А ты умеешь просто гулять? — я указываю рукой направление ближайшего сквера. Он в километре отсюда, десять минут пешком, и за поворотом будет городской оазис с деревьями и скамейками.

— Я быстро учусь, Василия, — бархатисто рокочет Влад.

Я и раньше слышала этот тон, но сейчас он особенно проникновенно звучит, забирается под кожу.

Мы доходим до парка, людей нет, недавно прошел дождь. Скамейки пустые, но уже успели просохнуть. Мы опускаемся на одну из них в тени раскидистого дерева. Молчим.

Это молчание вроде не напрягает, но и не способствует спокойствию. Потому что ещё не все сказано. Хотя у нас уже был момент, когда вдвоем можно было молчать, и всё было хорошо. Сейчас я понимаю, что хочу вернуться в то время или вернуть нас в то состояние.

— Знаешь, — говорю я, — я не могу просто так взять и снова довериться тебе.

— Я и не жду, — спокойно парирует он.

— Но ты и не уходишь, — наседаю. ж Ты всё равно остаешься рядом. Как акула, которая ждет, пока жертва устанет и перестанет барахтаться.

— Не акула, Василия, — увещевающим тоном отвечает Влад. — У меня нет цели взять тебя измором. Я хочу доказать, что мне можно доверять. Потому что хочу, чтобы однажды ты проснулась и не испугалась, что я рядом, а обрадовалась.

— Ты настолько уверен, что я проснусь однажды рядом с тобой?

— Я нацелен вернуть тебя, добиться, убедить в собственных чувствах, — говорит он тихо. — Я надеюсь, что ты оттаешь, Василия, потому что ты — единственное, что делает меня живым.

Я замолкаю. Он все говорит так, что мне снова хочется верить. А ещё он говорит это таким голосом… не пафосным, не обвиняющим, просто честным, что сердечко замирает.

— А если у меня не получится? — шепчу. — Если я не смогу снова тебе доверять?

Он поворачивается ко мне.

— Я всё равно останусь. Даже если ты не откроешь дверь. Потому что мне важнее быть рядом, чем быть победителем. Я не хочу победить тебя. Я хочу быть с тобой.

Мы расходимся у моего подъезда.

Он снова не просит ничего. Даже не пытается обнять. Просто тихо и с мягкой улыбкой говорит:

— Доброй ночи, Василия. Я рядом, если захочешь поговорить. Или не говорить. Просто… помолчать. Посидеть. Ты знаешь, где меня найти.

Я поднимаюсь к себе в квартиру и уже понимаю, что плыву. Меня тянет к Владу. Но что-то мешает довериться снова. Будто я жду какого-то знака или чего-то подобного.

Утром я не встречаю Влада у подъезда, зато вечером он снова встречает меня после работы. На этот раз с кофе. В руках подставка на два стакана.

Я прохожу мимо. Даже не останавливаюсь. Хочу посмотреть, что случится. И снова удивляюсь. Влад не преследует меня. Не догоняет. Я лишь чувствую на себе его взгляд, садясь в автобус.

Так проходит несколько дней. В субботу я снова еду в Питер, к маме. На ночь не остаюсь, возвращаюсь в Тулу. Между дверью и косяком нахожу воткнутую записку:

«В следующий раз скажи, я тебя отвезу. Быстрее и с комфортом. В.»

.

Выкидываю в ведро, а у самой в душе разливается тепло. Конечно, он догадался, куда я ездила. И ненавязчиво предложил помощь.

Очередной рабочий день начинается как обычно. С короткой планерки, на которой… я узнаю, что клиент отменил заказ, которым я уже начала заниматься. На обеде я обливаюсь кофе по задумчивости и хожу в блузке с пятном. А вечером ко мне подходит коллега и отчитывает по первое число, будто я какая-то зеленая стажерка.

— Здесь не только мой косяк, Ирина, — отвечаю я сдержанно.

— За косяк Виталия я спрошу с него, — чеканит она. — Может, прекратишь уже считать ворон и будешь внимательнее?!

Ирина уходит с гордо поднятой головой, будто так и надо, а у меня в душе оседает тяжелая муть, поскольку это первый косяк за больше месяца безупречной работы, и эта продажница докопалась до мелочи, а раздула из мухи слона.

Я выхожу из офиса ближе к восьми, злая, измотанная, и понимаю — я просто хочу с кем-то побыть. Чтобы мне не говорили, что я сама виновата, а просто помолчали рядом.

Влад снова ждет меня, опершись на свой внедорожник.

— Тяжелый день? — спрашивает, мгновенно считав настроение по лицу.

— М-м, — мычу утвердительно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Подвезти? — он отерывает пассажирскую дверь машины, и я без слов сажусь.

У подъезда он собирается со мной попрощаться, я уже знаю это его лицо. Но сегодня я не хочу расходиться вот так.

— Зайдешь? На чай. Без продолжения? — спрашиваю робко.

53.

Василия

— На чай. Без продолжения. — Влад улыбается. — Зайду. Выпью чаю и не буду ничего продолжать.

Мы поднимаемся ко мне в квартиру. Она просто обставлена, но Влад не ведет носом, спокойно разувается и усаживается в кухне за столом. И, кажется, полностью занимает её маленькое пространство.

Я ставлю чайник, достаю печенья. Влад что-то кликает в телефоне.

Но в кухне слишком тихо и слишком горячо от его присутствия.

— Спасибо, что проводил, — говорю негромко. — Без тебя я бы, наверное, расплакалась.

Чайник шумит, закипая. Влад переводит на меня взгляд и гасит экран. Снова улыбается. А в глазах знакомый стальной огонь, от которого у меня в животе скапливается тепло.

— С тобой можно не быть сильной, — добавляю зачем-то и тут же злюсь на себя за эту слабость.

Но Влад не ухмыляется. Не комментирует. Просто встает, подходит и обнимает меня за плечи. В этом жесте нет секса. Просто тепло.

В этот момент в дверь кто-то звонит, и я вздрагиваю.

— Ты кого-то ждешь? — спрашиваю я, сама поражаясь значению этого вопроса.

Влад. Ждет. Кого-то. У. Меня. В квартире? Бред.

— Подожди секунду, — мягко говорит он.

Спокойно отстраняется и направляется в коридор. Открывает кому-то дверь. Я настораживаюсь, но напоминаю себе, что у него всегда все под контролем. И вскоре он возвращается с пакетом из какой-то пекарни, судя по логотипу.

— У тебя сегодня был тяжёлый день, — говорит он тихо и вынимает из пакета несколько контейнеров с пирожными — чизкейк, тирамису, что-то шоколадное. — Надеюсь, сладкое сможет чуть исправить твое состояние.

И мне достаточно его улыбки и этих пирожных.

Мы сидим на кухне, едим сладкое, запиваем дешевым чаем из пакетиков. Удивительно тепло сейчас. И Влад сейчас не выглядит богатеем, который живет в дорогущем доме и пьет только коллекционный чай. Он сейчас обычный. Свой.

Он рассказывает пару глупых историй, чтобы меня отвлечь. И я смеюсь. А он смотрит на меня так, будто каждый мой смешок — как глоток воздуха после глубины.

Чашки пустеют, пирожные заканчиваются. Внутри светлеет. От присутствия Влада и от глюкозы в организме.

— У тебя одежда мокрая, — я вдруг замечаю, что его джемпер промок под дождем. — Дай хоть свитер посушу.

Он не возражает, стягивает свитер. Под ним — простая футболка, которая обтягивает его рельефный торс. Я скучала по этому виду, но отвожу глаза, и он замечает. Правда никак не комментирует, лишь хитро улыбается.

Я вручаю ему плед.

— Завернись. Будешь как бабушка.

Он смеётся. И в этой улыбке — столько домашнего, родного, что во мне что-то крошится. Оборона сыпется.

Я подхожу, чтобы забрать его чашку — и он берёт меня за запястье. Осторожно.

— Только скажи, что хочешь, чтобы я ушел, и я уйду, — говорит он сдержанно, но тепло.

Я смотрю на него. Он совсем близко. Сердце разгоняется, дыхание сбивается.

— А если не скажу?

Он отвечает не словами. Просто притягивает к себе. Медленно, будто даёт мне шанс передумать. Но я не передумываю.

Мы целуемся.

Сначала нежно. Будто осторожно, вспоминая, как это было. Потом всё глубже, горячее. Его ладони ложатся мне на талию, я зарываюсь пальцами ему в волосы. Страсть расцветает между нами, как пламя. Её не остановить.

Он сбрасывает плед, подхватывает меня на руки и несёт в единственную спальню, даже не спрашивая. Вопросы излишни. Всё читается. Я хочу этого. Я согласна.

Влад раздевает меня не торопясь, а я не сопротивляюсь. Не тороплю и не препятствую. Просто позволяю ему сделать всё так, как он хочет.

— Я скучал по тебе, — хрипло шепчет он мне в ухо. — И хочу до безумия.

— Тогда возьми, — отвечаю на грани слышимости.

Он — всё, чего я ждала. И всё, чего боялась. Но теперь уже не боюсь. Теперь просто хочу раствориться.

Влад наклоняется, обводит языком соски так, будто играет музыку. Скользит рукой по животу вниз, забирается пальцами между бедер. Улавливает влажность, готовность.

Он больше не ждет. Но и не торопится — ласково укладывает меня на кровать, устраивается между бедер, целует живот, грудь, потом шею, облизывает губы.

— Насколько же ты сладкая и красивая, когда возбужденная, — рокочет он мне в ухо и плавно погружается в меня.

Тело принимает его с ликованием. В животе сразу зреет тяжелый горячий ком. Я обхватываю его ногами, прижимаю, будто не хочу отпускать.

Мы занимаемся любовью медленно. Без спешки. Движения Влада ласковые и плавные. Никаких рывков, никакой грубости.

Я кайфую от его запаха, и от его напора, который никуда не делся. Это неотъемлемая часть Влада — он берет меня как свою, жадно, горячо, но при этом не потребительски. Исключительно предупредительно. Ловит мои стоны, подстраивается под мой ритм.

Он скорее даже не берет меня, а признает. Возносит к вершинам блаженства, одновременно воздвигая на пьедестал. И я чувствую, что я — его центр, его приоритет. Я наконец не сомневаюсь, что любима.

***

Утро приходит незаметно. Я просыпаюсь в объятиях Влада. Лежу щекой на его груди, накрытая его крепкой рукой. Я поднимаю взгляд и встречаюсь с его глазами. Он не спит. Просто смотрит на меня.

— Что? — шепчу, едва сдерживая улыбку.

Он слишком внимательно смотрит на меня, будто хочет сказать что-то, что меня уничтожит.

— Ты выйдешь за меня, Василия?

У меня округляются глаза.

— Что-о? — удивленно выдыхаю я.

— Замуж, — поясняет он спокойно. — Не сейчас. Когда будешь готова. Но я прошёл слишком многое, чтобы тебя снова потерять. Я хочу, чтобы ты знала: я больше не просто хочу быть с тобой. Я хочу быть твоим мужем.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

54.

Влад

Утро пахнет её кожей. Я не двигаюсь — боюсь спугнуть. Василия спит у меня на груди, рука на моём боку, лицо уткнуто в шею. Спокойная, тихая. Моё спокойствие.

Я не знаю, как я жил без неё до этого. И не понимаю, как мог не понимать, что она — моя жизнь.

Но я всё ещё на краю. Всё ещё не знаю, простила ли Василия. Осталась ли она со мной по-настоящему.

Когда она поднимает голову и смотрит на меня из-под ресниц, я собираю в кулак всю волю, всё, что есть, и произношу:

— Ты выйдешь за меня, Василия?

Слова повисают в воздухе. Василия, кажется, в шоке. Не ожидала.

— Что-о? — удивленно тянет она.

— Замуж, — поясняю спокойно, но не могу остановиться, продолжаю как заведеннй. — Не сейчас. Когда будешь готова. Но я прошёл слишком многое, чтобы тебя снова потерять. Я хочу, чтобы ты знала: я больше не просто хочу быть с тобой. Я хочу быть твоим мужем.

Василия долго смотрит мне в глаза, словно ищет в них подтверждение, что это не очередная манипуляция.

— Да, — говорит она наконец. — Но у меня есть одно важное условие.

Я готов к чему угодно.

— Говори, — я провожу пальцами по её лицу. На самом деле мне хочется сжать её в объятиях и затискать до визга, но сейчас серьезный момент.

Она поднимается на локте, прижимает простынь к груди. Всё ещё не улыбается. Всё серьёзно.

— Ты больше не будешь мне лгать, Влад. Никогда, — в её голосе строгость граничит с жесткостью. — Никаких недомолвок. Не надо пытаться защитить меня от правды.

Я киваю.

— Я не хочу, чтобы ты становился другим. Ты мне нравишься таким, какой ты есть. Жестким, безапелляционным, требовательным… Но мне нужно знать тебя настоящего. Даже если твоя правда жестокая или пугающая.

Я медленно сажусь. Она сейчас открывает опасную дверь. Но я и правда не хочу ничего от неё скрывать. За мной водится много грешков, но я готов признаться в каждом.

— Лучше расскажи сейчас, Влад, — добавляет Василия. — Если есть что-то, что мне нужно знать. До того, как я снова позволю себе поверить. Потому что я не смогу простить второго предательства.

И снова я испытываю страх. Человек, который разучился его испытывать. Я не белый и пушистый зайчик. И в своей жизни сделал много чего, чем не горжусь. Но я согласен с Василией, что начинать надо с честности.

— Хорошо, — выдыхаю. — Тогда слушай.

Я рассказываю о том, что никогда не был верен Инне. И не скрывал этого, потому что я не считал себя связанным узами брака с ней. У меня достаточно связей, чтобы кого угодно отправить в тюрьму, но к своей чести я добавляю, что никогда никого не заказывал. Мои враги заканчивают жизнь за решеткой.

Я рассказываю и о том, что не питаю сантиментов к семьям тех, кто пытался встать у меня на пути. Я вырастил империю, потому что никому не позволял играть против меня.

— А если кто-то навредит тебе, я сотру его с лица земли, — заканчиваю я свой длинный рассказ.

Василия смотрит на меня не как на чудовище, не как на исповедующегося — просто как на мужчину, который впервые разделся догола. Без маски. Без щита. Без пыли в глаза.

— Спасибо, — говорит она просто. — Я хочу, чтобы впредь так и было. Ни у меня, ни у тебя не должно быть секретов.

— Значит, станешь моей женой? — я добавляю голосу шутливости, но прячу за ней волнение. Я хочу услышать однозначное да.

— Да, Влад, — шепчет Василия, тянется и целует меня.

Нежно и ласково, как умеет только она.

Мы ещё какое-то время целуемся

— Если у тебя есть планы на утро, то следует прекратить, — говорю ей в губы хрипло в какой-то момент. — Ещё чуть-чуть, и я наброшусь на тебя. И твое утро продолжится только через несколько часов.

Василия хихикает и отстраняется.

Я встаю, одеваюсь, иду на кухню. Хочу приготовить ей завтрак, но не обнаруживаю ни яиц, ни хлеба. Поэтому снова заказываю в доставке. Сырники. Омлетам в контейнерах я не доверяю.

Василия выходит в халатике. Домашняя, красивая, свежая, как утренняя лилия.

— Когда ты готова вернуться в Питер? — спрашиваю, когда она включает чайник.

— Хочу уволиться по-человечески, — тянет она.

— Я могу всё устроить. Всего пару звонков, и они тебя отпустят в тот же день, — фыркаю, подходя к окну. Субботний город медленно просыпается.

— Ты не посмеешь! — Василия швыряет в меня в меня прихватку. — Я помню увольнение на прошлом месте. Второй раз ты меня не уволишь.

— Я и первого-то не увольнял, — ворчу. — Но, ладно. Сделаем по-человечески.

Она улыбается.

Выходные мы проводим вместе. Я забираю кольцо из дома, зайдя переодеться. Вечером субботы во время прогулки в парке встаю на одно колено, как полагается, преподношу кольцо в раскрытой коробочке. Василия соглашается стать моей женой теперь по всей форме. На глазах у половины парка. Вытирает застывшие в уголках глаз слезы.

В понедельник я скрепя сердце подвожу её до офиса. А я уже думаю, как мне прожить эти две недели. Потому что отпускать её на работу каждый день — это пытка.

Днем она звонит. Начальница попросила отработать две недели.

— Я остаюсь здесь на все две недели, — говорю ей в трубку. — Ни дня без тебя. И потом помогу тебе перевезти вещи. Я хочу, чтобы ты стала хозяйкой нашего дома.

— Сможешь отпустить меня в Икею? — спрашивает с прищуром.

— Что угодно.

— Даже если я перекрашу весь второй этаж?

— Даже если ты перекрасишь меня вместе с домом.

Она смеётся. Смеётся так, что у меня щемит за грудиной. Я смотрю в экран. На неё. Мою. Мою Василию. И понимаю, что выиграл в этой жизни всё. Потому что она сказала «да».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

55.

Влад

Проходит две невыносимо долгих недели. Я маринуюсь в Туле, провожаю Василию на работу и забираю из офиса каждый будний. По выходным мы валяемся в постели.

Она расслабилась и приняла меня. А мне остается только дарить ей радость. Мне нравится готовить ей кофе по утрам. Только для того, чтобы увидеть её улыбку.

Сегодня последний день её работы.

Я жду у офиса. Смотрю, как она выходит — лёгкая, сосредоточенная, немного усталая, но всё такая же Василия. Моя.

Мы здороваемся, обмениваемся приветственными поцелуями, и я открываю ей дверь внедорожника.

— Ну что, поехали? — спрашивает она, когда я сам сажусь за руль.

— Поехали домой, — подтверждаю и завожу двигатель.

Но к её удивлению, поворачиваю не к её съёмной квартире и не к дому, где я снял квартиру, а сразу на выезд. На федеральную трассу.

— Подожди… — Она касается моего плеча. — Мы едем в Питер?

— Ага, — отзываюсь с улыбкой.

— А как же мои вещи?

— Я всё собрал, — спокойно отвечаю. — У тебя тут оказалось не так много скарба, так что всё уже в коробках, в багажнике.

Василия задумывается.

— Куда ты так спешишь? — спрашивает, прищуриваясь.

— Жениться на тебе, конечно, — стреляю в неё взглядом и возвращаю внимание дороге.

— И поэтому мы рванули в Питер на ночь глядя? — Василия удивляется.

— К утру приедем, сразу в ЗАГС, — отвечаю я. — Ты сможешь поспать в дороге.

— Ты сумасшедший, ты знаешь об этом? — она снова улыбается.

Мы какое-то время болтаем, обсуждаем планы, проект, который Василия с упорством енота хочет доделать. А потом ближе к полуночи у неё начинают слипаться глаза. Я помогаю ей опустить спинку кресла, и она сворачивается на нем калачиком, укрытая пледом, который я заранее положил в машину.

У меня нервный бодряк и спать вообще не хочется. К тому же я люблю дорогу. Ночью ехать одно удовольствие.

Василия открывает глаза, когда я проезжаю последнюю развязку на пути к Питеру.

— Уже утро? — спрашивает она, потягиваясь.

— Да, и мы почти доехали до ЗАГСа! — отвечаю я.

Я выбрал районный, который подходит территориально. Мы обсуждали. Василия наотрез отказалась от церемоний и пафоса. А я только обрадовался. Через дворцы всегда дольше, а в ЗАГС ближайшая дата обычно через месяц.

Василия тянется за сумочкой назад, вынимает расческу, приводит себя в порядок. Я с удовольствием наблюдаю, как она расчесывает волосы. Она очень красивая. Я не перестаю на неё любоваться.

Я останавливаю машину у муниципального здания. Обычный ЗАГС, обычный день.

— Влад, ты спал вообще? — с легким беспокойством спрашивает Василия, когда я открываю ей дверь машины. — Зачем такая спешка? Что ты задумал?

— Я не хочу ждать ни единого лишнего часа, — подмигиваю ей. — Вдруг ты передумаешь!

Она смеется. И мы заходим в здание.

Женщина за стеклом смотрит на нас с дежурной усталостью во взгляде, протягивает бланки. Мы заполняем, ставим подписи. Это удивительно волнительно — самостоятельно подавать заявление на бракосочетание.

С Инной нас женили юристы. Мы только подписи поставили в просторном переговорном зале. Никаких походов в ЗАГС за ручку, никаких перешептываний о том, что куда писать. У меня чувство, что с Василией я живу по-настоящему. А не отгораживаюсь от мира армией помощников всех мастей.

Мы выбираем ближайшую дату через месяц и выходим на улицу.

— Так, ты срочно везешь меня домой, — командным тоном говорит Василия.

— Почему именно домой? — мы идем к машине, и на меня начинает наваливаться сонливость.

— Потому что тебе надо спать, — строго отвечает она.

Да, мне надо спать.

— Только если в одной постели с тобой.

Василия молчит всю дорогу, смотрит в окно. От неё исходит спокойствие и внезапно обострённая чувствительность. Мы оба знаем, что всё изменилось. И уже будет по-новому.

Я веду аккуратно. Не спеша. Без резких манёвров. Мы — те, кто больше не торопится, потому что успели. Всё самое важное мы уже решили. И теперь не просто «мы», а наше общее совместное будущее.

Дорога занимает сорок минут. Я подъезжаю к дому. Автоматические ворота открываются с тихим шелестом. Сад пострижен, в особняке всё готово. Это больше не моя крепость — это наш дом.

Паркуюсь прямо у крыльца, открываю дверь Василии и, когда она выходит, подхватываю на руки.

— Что ты делаешь? — вскрикивает она с изумленной улыбкой.

— Ношу тебя на руках, будто не очевидно, — я поднимаю бровь.

Она смеется. А я открываю дверь магнитным ключом и переношу свою будущую жену через порог.

— Добро пожаловать домой, невеста, — говорю и замечаю влажный блеск в её глазах.

Теперь я всё сделал правильно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

56.

Василия

Подготовка к свадьбе — это не стресс, когда рядом Влад.

Он делает так, что всё даётся легко. Нет метаний, паники, бессонных ночей. Только плавное течение — будто мы давно женаты, и это не что-то новое, а просто естественный шаг.

Утром он варит мне кофе, а потом вручает планшет с выбором торта. Я тыкаю пальцем в самый минималистичный — белоснежный, гладкий, без лишнего декора, только веточка лаванды сверху.

— Вот этот, — говорю.

— Я знал, — кивает Влад. И отправляет заказ без вопросов.

Мы выбираем музыку в спальне. Я сижу в пижаме, обнимаю колени, а он включает композиции и следит за моей мимикой. Он не говорит «хочешь эту?» — просто смотрит, и когда я чуть улыбаюсь, делает пометку.

— Ты будто считываешь меня, — замечаю я.

— Я просто запоминаю, как ты улыбаешься. Это навигация.

За день до свадьбы вечером, когда мы доедаем ужин, Влад вдруг говорит:

— Поехали.

— Куда? — удивляюсь.

— Я хочу показать тебе кое-что, — звучит заговорщически.

Мы едем в центр. Я узнаю улицу — это старинный особняк, рядом с деловым районом. Влад открывает дверь, пропускает меня внутрь — и я замираю.

Офис.

Светлый, отремонтированный, с фирменным логотипом, который я когда-то нарисовала в блокноте. Рабочие места уже стоят. Витражи. Переговорная с чертежным столом.

— Что это?.. — шепчу я.

— Это твоё архитектурное агентство, — спокойно говорит Влад. — Оно официально зарегистрировано, лицензия получена, счета открыты. Только людей наймёшь сама.

Я стою, и у меня перехватывает дыхание. От счастья, от ужаса, от того, что он меня действительно видит. Понимает. Верит.

Я поворачиваюсь и смотрю на него.

Влад не улыбается. Просто стоит, руки в карманах, спокойный. И в этом спокойствии вся его любовь.

Я подхожу и обнимаю его. Молча. Он притягивает меня крепко, целует в висок.

— Свадьба будет завтра. Я просто хотел сделать тебе свадебный подарок до, хозяйка своего бизнеса.

Утром я просыпаюсь рано, сижу в белом халате в спальне, и мама расчесывает мне волосы. Она приехала вчера, переночевала у нас с Владом, как в детстве перед экзаменами.

— Ты счастлива, доченька? — спрашивает она

— Да, мама, — отвечаю, разглядывая себя в зеркале. —. Я… да. Очень.

Она улыбается и тихонько благословляет меня.

Такси доставляет нас за город. Церемония будет выездной. Влад поехал отдельно, чтобы не видеть невесту до свадьбы.

Просторная поляна, деревянная арка, ленты на ветру. Мой наряд — шёлковое платье с закрытым лифом и спущенными рукавами. На голове тонкая диадема. Без фаты.

А он…

Он в белом костюме. Волосы аккуратно зачёсаны. Взгляд направлен на меня. Такой, будто я — единственное, что существует.

Церемония проходит быстро. Его друзья и партнёры стоят в отдалении. Мама — ближе. И когда мы говорим друг другу «да», я слышу её дрожащий выдох.

Влад надевает мне кольцо. Я — ему. Наши пальцы чуть дрожат. Он целует меня как Влад — властно, без паузы, словно ставит подпись.

На банкете всё по минимуму. Бокалы, свечи, открытая веранда. Я не пью — шампанское даже не пригубливаю. У меня есть подозрение, что скоро тест покажет две полоски, но это пока неточно.

— Нервничаешь? — шепчет Влад в ухо.

— Нет. Просто берегу себя.

Он всё понимает, брови на мгновение взлетают, лицо озаряется радостью. Но он не торопит признание, просто кивает и сжимает мою талию крепче.

Ночью мы возвращаемся домой. Он несёт меня на руках — снова, как тогда, через порог. Я смеюсь, а он не отпускает.

В спальне всё готово: лепестки, свечи, приглушённый свет.

Я стою у зеркала, и Влад расстёгивает моё платье. Медленно. Нежно. Горячо дышит мне в шею.

— Ты выглядишь как мечта, — шепчет. — Но теперь ты моя. Не мечта. Жена.

Платье падает на пол. Он поворачивает меня к себе, целует жадно. Как в первый раз. Как в последний. Будто у него нет времени ждать.

Я знаю этот взгляд. Он властный. Голодный. Мой Влад всё ещё альфа. Всё ещё зверь, который может задать ритм без слов.

— Ложись, — говорит он, хрипло, вкрадчиво, указывает на кровать. — Сейчас ты узнаешь, что значит быть моей женой.

И я ложусь. Потому что хочу. Потому что доверяю. Потому что люблю.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

ЭПИЛОГ

Василия

Спустя два года.

Утро начинается не с кофе. Сначала — крошечные пяточки, упирающиеся мне в живот, смешной лепет. Потом кормление. Потом уже — кофе. В тишине, с Владом, когда Мишка играет в машинки и кубики в детской под присмотром няни.

Нашему сыну год и три. Он — огонь в нашем доме. Наша стихия. Любопытный, шумный, смешной. Уже вовсю бегает, хлопает по шкафам, залезает в коробки. Влад называет его «мой наследник» и каждый раз выпрямляется, когда слышит, как малыш пытается произнести «папа».

Мишка унаследовал отца решительность, сосредоточенность и внезапные вспышки негодования, когда что-то не получается с первого раза. От меня — разве что уши. И интерес к строительным наборам.

Мы живём в том же загородном доме. Я обставила его сама, в точности как мечтала. Здесь всё — наше. Даже воздух. Влад больше не называет его своим поместьем. Только — нашим домом.

Влад до сих пор готовит мне кофе. Даже в те дни, когда я спешила и не успевала даже к нему притронуться, он всё равно ставил чашку на стол, просто чтобы она была. Как напоминание: «Ты важна. Даже если торопишься. Даже если не успела. Я о тебе помню».

Моё агентство живёт. Оно не просто работает — оно растёт. Сейчас я больше управляю, чем проектирую. Отбор заказчиков, переговоры, стратегия. Иногда хочется снова встать к чертёжному столу, но я понимаю — я вырастила что-то большее, чем один проект. Я вырастила свой мир.

Команда сплоченная — дизайнеры, проектировщики, ассистенты. А в сердце офиса переговорная, где висит моя первая авторская планировка. Влад настоял, чтобы её оформили как картину. «Это твоя точка отсчёта», — сказал он.

Иногда я думаю, что Влад больше любит быть отцом, чем владельцем десятков компаний. Но и бизнес он не бросил — наоборот. За эти два года его империя выросла. Вышла за границы России. Его знают в Дубае, в Сингапуре, в Барселоне. Его уважают.

Но Влад не стал другим. Просто научился переключаться. Днём — переговоры, стратегические встречи, вечеринки для партнёров, а вечером — папа, муж, мой защитник и единственный, с кем я абсолютно могу быть собой.

Моя мама приезжает к нам часто. Она любит Влада. Называет его «мой зять-кремень». А когда Миша засыпает, она говорит мне тихо:

— Ты счастлива. Я вижу это по твоим глазам.

А я и правда счастлива.

Сегодня утром я сижу у окна, обнимаю чашку с чаем и глажу живот. Он пока не виден, но внутри — вторая жизнь. Я жду ребёнка. И пока ещё не сказала Владу. Хочу сделать это наедине, когда мы не будем никуда спешить.

Сегодня Влад обещал приехать рано. Но я жду его с особенным нетерпением. Очень хочу посмотреть, как изменится его лицо, когда я скажу.

Он заходит в дом, снимает пиджак, осматривает всё привычным внимательным взглядом.

— Где мои? — спрашивает, заглядывая в кухню.

— Миша с бабушкой на прогулке, — отвечаю.

— А ты чего такая задумчивая? — Он подходит, обнимает меня за талию, мягко прижимает к себе. Я смотрю ему в глаза с тенью улыбки на лице.

— Ты же знаешь, что твой сын гений, да? — спрашиваю чуть хитро.

— Само собой, — ухмыляется Влад.

— А если их будет двое? — улыбаюсь шире.

Он замирает. Его глаза сначала распахиваются, потом щурятся, будто он боится поверить.

— Ты…

— Да. Мы снова ждём малыша, — я киваю. — Только знай, теперь заботы мне потребуется в два раза больше. По количеству детей.

Влад хватает меня на руки, кружит по гостиной. Он смеётся, целует, шепчет в висок:

— Я буду лучшим отцом. Ещё лучше. Ты подарила мне всё. Всё, Василия.

А я улыбаюсь. Потому что знаю — это правда. И потому что у меня тоже есть всё.

Семья. Любовь. Дом. И мужчина, который каждый вечер целует меня, как в первый раз.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Конец