Разные постели. Сборник эротических рассказов или Эротические истории

Двойное искушение

Галерея «Экслибрис» была переполнена. Алиса поправила прядь тёмно-каштановых волос, нервно наблюдая, как гости рассматривают её картины — смелые, чувственные, наполненные скрытым напряжением. Её последняя работа, «Связанные желанием», изображала две мужские фигуры, сплетённые с женской в страстном танце.

— Иронично, — раздался низкий голос за спиной.

Алиса обернулась и замерла. Перед ней стояли двое мужчин, словно сошедшие с её холста. Один — в идеально сидящем тёмно-синем костюме, его взгляд холодный, оценивающий. Второй — в чёрной рубашке, расстёгнутой настолько, что виднелся тёмный завиток волн на груди.

— Что иронично? — спросила она, чувствуя, как учащается пульс.

— То, что ты нарисовала нас, ещё не зная, что мы существуем, — ответил второй, его губы растянулись в медленной, обжигающей улыбке.

— Марк, — представился первый, слегка наклонив голову. Его пальцы едва коснулись её ладони, но даже это лёгкое прикосновение заставило её кожу слегка вспыхнуть.

— А я Данила, — второй взял её руку и намеренно задержал, его большой палец провёл по внутренней стороне запястья, где пульс бился учащённо.

Между её бёдер пробежал тёплый трепет.

— Вы… близнецы? — её голос звучал чуть хриплее, чем обычно.

— Да, но мы очень разные, — Данила наклонился ближе, его дыхание коснулось её шеи. — Он — контроль. Я — импульс.

— И мы обожаем… искусство, — Марк скользнул взглядом по её декольте, и она поняла — речь не только о картинах.

Лимузин плавно тронулся. Алиса сделала глоток шампанского, но напиток не смог заглушить тепло, разливающееся внутри.

Данила сидел так близко, что его бедро касалось её через тонкую ткань платья. Его пальцы играли с её локоном, накручивая прядь на палец, затем отпуская.

— Ты дрожишь, — прошептал он, положив ладонь на её колено.

Алиса резко вдохнула, когда его рука медленно скользнула выше по бедру, останавливаясь у края платья.

— Я… не ожидала такого поворота, — выдавила она.

— А чего ты ожидала? — Марк напротив наклонился вперёд, его дорогие часы холодно блеснули в полумраке. Он взял её руку и поднёс к губам, слегка прикусив кончик пальца.

Она ахнула.

Данила тем временем провёл пальцем по шёлковой ленте подвязки, скрытой под тканью.

— Такая нервная… — его голос звучал как тёплый шёпот. — А мы только начали.

Марк расстегнул верхние пуговицы рубашки, обнажив ключицы и начало грудной мышцы.

— Хочешь убедиться, что мы настоящие? — спросил он, поймав её взгляд.

Алиса медленно протянула руку, коснувшись его кожи. Она была горячей, почти обжигающей.

В тот же момент Данила притянул её ближе, его губы коснулись шеи, и она невольно выгнулась.

— Не торопись, — проворчал он, целуя её за ухом.

Лимузин резко остановился.

— Мы приехали, — Марк провёл пальцем по её раскрасневшейся щеке. — И вечер только начинается.

Пентхаус встретил их простором и холодным блеском. Панорамные окна во всю стену открывали вид на ночной город — море мерцающих огней, в которых тонули очертания небоскребов.

— Ну, как тебе? — Данила провел рукой по ее плечу, оставляя за собой мурашки.

— Ошеломляюще, — Алиса сделала шаг вперед, босые ступни тонули в мягком ковре.

Марк прошел мимо, его пальцы скользнули по мраморной стойке бара.

— Виски? — предложил он, доставая хрустальный бокал.

— Позже, — она улыбнулась, оглядываясь. — Сначала покажите мне все.

Братья переглянулись.

— Как пожелаешь, — Данила взял ее за руку и повел через гостиную.

Он показал ей камин, встроенный в стену из черного мрамора, библиотеку с книгами в кожаных переплетах, террасу с бассейном, где вода сливалась с горизонтом.

— А это? — Алиса остановилась у двери из матового стекла.

— Зал для тренировок, — Марк приоткрыл ее, и она увидела зеркальную стену, боксерские мешки, тренажеры. — Данила обожает бокс.

— А ты? — она повернулась к нему.

— Я предпочитаю… другие виды борьбы, — его пальцы скользнули по ее запястью.

Она засмеялась, но не отстранилась.

Дальше была кухня — огромная, с островом из полированного камня.

— Ты умеешь готовить? — спросил Данила, прижимая ее к столешнице.

— Умею, — она положила ладонь ему на грудь. — Но только если мне не мешают.

— О, мы будем мешать, — Марк подошел с другой стороны, его голос звучал прямо у ее уха.

Они продолжили экскурсию. Спальня — огромная кровать, простыни цвета темного льна. Кабинет с видом на город. Домашний кинотеатр.

— А это? — она тронула ручку еще одной двери.

— Гардеробная, — Данила распахнул ее, и Алиса увидела ряды костюмов, платьев, обуви.

— Вы держите здесь женские вещи? — она подняла бровь.

— Нет, — Марк подошел ближе. — Но, возможно, скоро появится повод.

Она задержала дыхание.

Они вернулись в гостиную. Виски все же налили. Алиса пригубила, чувствуя, как тепло разливается по телу.

— Так кто вы на самом деле? — она откинулась на диван.

— Бизнесмены, — сказал Марк.

— Охотники, — поправил Данила.

— На что?

— На все, что стоит нашего внимания, — его пальцы коснулись ее шеи.

Она не отстранилась.

— А я просто случайная добыча?

— Нет, — Марк сел рядом, его колено коснулось ее бедра. — Ты исключение.

Данила наклонился, его губы почти касались ее кожи.

— Хочешь узнать нас ближе?

Ее ответом стало молчание.

Но они и так уже все поняли.

Алиса сделала еще один глоток виски, чувствуя, как напиток обжигает горло, но не так сильно, как их взгляды.

— Исключение, говорите? — она медленно провела пальцем по краю бокала. — А что именно во мне такого… исключительного?

Данила усмехнулся, откинувшись в кресле напротив. Его поза была расслабленной, но в глазах — та же хищная внимательность, что и раньше.

— Ты не убежала.

— Пока что, — парировала она.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Марк, сидевший рядом, перехватил инициативу:

— Большинство либо пугаются, либо сразу пытаются что-то выгадать. Ты же… наблюдаешь. Как будто сама решаешь, стоит ли нам доверять.

— А стоит?

— Нет, — оба ответили синхронно, и это заставило ее рассмеяться.

Тишина растянулась, но не неловкая — наполненная чем-то вроде любопытства. Алиса оглядела пентхаус еще раз, теперь уже замечая детали:

— Вы живете здесь вдвоем?

— Пока что, — на этот раз ответил Данила, зеркая ее слова.

Она хмыкнула:

— Загадочно.

— На самом деле, нет, — Марк покачал головой. — Просто мы редко кого-то пускаем в свое пространство.

— Тогда я польщена.

— Еще бы, — Данила встал и подошел к окну, его силуэт четко вырисовывался на фоне ночного города. — Но хватит вопросов про нас. Теперь твоя очередь.

— Что вы хотите знать?

— Почему ты сегодня одна в таком месте? — спросил Марк.

— Искала приключений, — она улыбнулась.

— Нашла?

— Пока не решила.

Данила обернулся:

— А что обычно останавливает тебя от… риска?

Она задумалась, неожиданно серьезнея:

— Инстинкт самосохранения.

— А он молчит сейчас?

— Нет, — Алиса встретила его взгляд. — Он просто шепчет, а не кричит.

Марк рассмеялся, низко и глухо:

— Значит, мы не кажемся тебе откровенно опасными.

— О, вы кажетесь

очень

опасными, — она откинула волосы назад. — Но, видимо, не для меня.

Тишина снова повисла в воздухе, на этот раз более плотная.

— Может, все-таки закончим экскурсию? — Данила подался вперед.

— Что осталось?

— Самое интересное.

Он протянул руку, и после секундного колебания Алиса приняла ее. Марк встал следом, его пальцы легли на ее поясницу — нежно, но так, чтобы она чувствовала каждое прикосновение.

— Куда мы идем?

— Покажем, — ответил Марк у нее за спиной, его голос скользнул по шее, как шелк.

Они повели ее обратно в коридор, но свернули не к спальне, а к неприметной двери, которую она не заметила раньше.

— Секретная комната? — Алиса приподняла бровь.

— В каком-то смысле, — Данила ввел код на панели, и дверь бесшумно отъехала в сторону.

За ней оказалась небольшая студия — звуконепроницаемая, с профессиональным музыкальным оборудованием: синтезаторами, гитарами, микрофонами.

— Вы… музыканты?

— Иногда, — Марк прошел внутрь, включая приглушенную подсветку.

— Это хобби, — пояснил Данила.

— Или способ выпустить пар, — добавил Марк, проводя пальцами по клавишам рояля.

Алиса медленно вошла, оглядываясь:

— А играете вместе?

— Редко. Обыпенно порознь.

— Почему?

— Потому что у нас… разные стили, — Данила взял гитару, перебирая струны.

— Покажи ей, — внезапно сказал Марк.

— Не думаю, что…

—

Покажи

, — повторил тот, и в его голосе появились нотки приказа.

Данила замер на секунду, затем резко дернул плечом и начал играть.

Мелодия была резкой, хаотичной, но в ней чувствовалась ярость, сдерживаемая усилием воли. Алиса завороженно смотрела, как его пальцы рвут струны, а в глазах вспыхивает что-то неконтролируемое.

И вдруг — остановка.

Тишина.

— Вот почему мы редко играем вместе, — сухо сказал Марк.

Алиса медленно выдохнула:

— А ты?

Марк сел за рояль. Его мелодия была совсем другой — холодной, точной, выверенной до каждого звука. Как алгоритм. Как приговор.

Она слушала, чувствуя, как мурашки бегут по коже.

Когда он закончил, в комнате повисло молчание.

— Вы… дополняете друг друга, — наконец сказала Алиса.

— Или разрушаем, — поправил Данила.

— Почему вы мне это показываете?

Марк встал и подошел к ней вплотную:

— Потому что теперь ты тоже часть этого.

— Часть чего?

— Нашего мира.

Данила приблизился с другой стороны:

— Ты можешь уйти прямо сейчас.

— Или остаться, — добавил Марк.

Они ждали.

Алиса посмотрела на одного, потом на другого.

— А если я останусь… что дальше?

Данила улыбнулся, но в его глазах не было веселья:

— Это уже твой выбор.

Марк протянул руку, ладонью вверх.

Она медленно положила свою в его.

— Тогда покажите мне… что значит быть частью вашего мира.

И дверь за ними закрылась.

Дверь закрылась с тихим щелчком, оставив их в полумраке звуконепроницаемой студии. Только мягкая подсветка выхватывала из темноты черный рояль, гитару на стойке и... их лица, на которых играли тени.

Алиса почувствовала, как сердце участило ритм.

— "Быть частью нашего мира" — это не просто слова, — Марк все еще держал ее руку, его пальцы медленно скользили по ее ладони, вырисовывая невидимые узоры.

— А что тогда?

Данила подошел сзади, его дыхание обожгло шею:

— Это значит — чувствовать.

Его руки легли на ее плечи, сильные пальцы начали медленный массаж, разминая напряженные мышцы.

— Вы говорите загадками, — голос Алисы дрогнул, когда пальцы Марка добрались до ее запястья, пульс под кожей явно выдавал волнение.

— Тогда перестанем говорить, — прошептал Марк.

Он потянул ее к себе, их губы встретились в поцелуе — нежном, но полном скрытой силы. Данила тем временем продолжал работать с ее плечами, затем его руки опустились ниже, скользнув под тонкую ткань ее платья.

Холодный металл его колец заставил ее вздрогнуть, контрастируя с теплом кожи.

— Вы... — она прервала поцелуй, чтобы перевести дыхание.

— Мы, — поправил Данила, его губы коснулись ее уха, зубы слегка задели мочку.

Марк не отпускал ее руку, но теперь его пальцы двигались выше, исследуя внутреннюю сторону предплечья — нежно, почти неосязаемо.

— Вы знаете, что сводите меня с ума? — Алиса выдохнула, когда Данила нашел особенно чувствительную точку у основания шеи.

— Это и есть цель, — Марк притянул ее ближе, его свободная рука обвила талию.

Они двигались в странном, почти танцевальном ритме — Марк спереди, Данила сзади, их прикосновения дополняли друг друга, как те две мелодии, что они играли.

Данила медленно расстегнул молнию на ее платье, ткань соскользнула с плеч, но не упала — он удерживал ее, как будто играя в какую-то изощренную игру.

— Холодно? — он прошептал на ухо, его руки теперь скользили по ее обнаженной спине.

— Нет... — но мурашки на коже говорили об обратном.

Марк тем временем опустил голову, его губы коснулись ключицы, затем медленно спустились ниже.

— Ты уверена, что хочешь продолжить? — его голос звучал как искушение и предупреждение одновременно.

Алиса закрыла глаза, чувствуя, как ее дыхание становится прерывистым:

— А вы?

Данила рассмеялся у нее за спиной, его руки крепче обхватили ее талию:

— Мы уже сделали свой выбор.

Марк поднял голову, его глаза в полумраке казались почти черными:

— Последний шанс, Алиса.

Она посмотрела на него, затем перевела взгляд на Данилу, чье отражение виделось в зеркальной стене студии.

— Я остаюсь.

Марк улыбнулся — впервые по-настоящему, без привычной холодности.

— Тогда добро пожаловать в наш мир.

Его губы снова нашли ее, а руки Данилы уже скользили по ее животу, медленно, неспешно поднимаясь выше...

Резкий сигнал тревоги оборвал момент, оставив в воздухе электрическое напряжение. Марк с раздражением снял трубку, его пальцы сжали телефон так, что костяшки побелели.

— Какого чёрта? — его голос прозвучал как лезвие, скользящее по льду.

Данила не отрывал взгляда от Алисы. Его руки всё ещё обнимали её талию, но теперь в них появилась новая жесткость — словно он готов был в любой момент броситься на защиту.

— Сбой системы, — через минуту процедил Марк, опуская телефон. — Охранное агентство принесёт извинения лично.

Тишина повисла тяжёлым покрывалом. Алиса чувствовала, как её сердце колотится — уже не от желания, а от адреналина.

— Напугали? — Данила провёл большим пальцем по её обнажённому плечу.

— Нет, — она солгала, но тут же поправилась: — Немного.

Марк медленно вернулся к ним. Его движения были точными, как у хищника, возвращающегося к добыче.

— Жаль прерываться, — он остановился в сантиметре от неё, его дыхание смешалось с её.

— Кто сказал, что мы прерываемся? — Алиса подняла подбородок, бросая вызов.

Данила рассмеялся — низко, глухо, и в тот же миг его руки снова ожили. Одна скользнула под платье, ладонь обхватила её бедро, пальцы впились в кожу.

— Правильный ответ, — прошептал он ей в ухо.

Марк наблюдал за ними, его глаза потемнели. Он не торопился, снимая часы, аккуратно кладя их на рояль. Каждое движение было обдуманным, как будто он давал ей время передумать.

— Ты всё ещё дрожишь, — заметил он, касаясь её запястья.

— Не от страха, — она поймала его руку, прижала к своей груди, чтобы он почувствовал бешеный ритм сердца.

— Докажи, — бросил Данила.

Марк наклонился, его губы коснулись её шеи, но не для поцелуя — он просто почувствовал пульс под кожей, затем провёл языком по тому месту, где он бился сильнее всего.

Алиса зажмурилась, её пальцы вцепились в его рубашку.

Данила тем временем разобрался с молнией платья — ткань наконец соскользнула на пол, оставив её в одном только кружевном белье.

— Красиво, — он оценивающе провёл взглядом сверху вниз, но не прикоснулся, заставляя её ждать.

Марк отстранился, снимая пиджак. Его пальцы неторопливо расстёгивали пуговицы рубашки, обнажая рельефный пресс и шрамы, о которых она так много гадала.

— Кровать или здесь? — спросил Данила, его голос стал хриплым.

— Здесь, — Алиса вырвалась из его объятий и шагнула к роялю.

Она села на крышку, холодный лак мгновенно пробрал кожу бёдер.

— Смело, — Марк подошёл первым, встал между её ног, его руки легли на клавиши по обе стороны от неё.

— Я же сказала — не от страха, — она потянулась к его ремню, но он перехватил её запястье.

— Не торопись, — он прижал её ладонь к своей груди, заставив почувствовать жар кожи.

Данила подошёл сзади. Его пальцы распустили её волосы, затем потянули голову назад, обнажая горло.

— Закрой глаза, — приказал он.

Она повиновалась.

Сначала только дыхание — Марка у её губ, Данилы за ухом. Потом прикосновения — пальцы Марка скользят по рёбрам, ладонь Данилы сжимает её грудь.

Кто-то расстёгивает её бюстгальтер — она не видит, кто именно, и это сводит с ума.

— Открой, — наконец говорит Марк.

Она подчиняется и видит — Данила на коленях перед ней, его руки на её бёдрах, а Марк...

Марк смотрит прямо в глаза, снимая с себя последнюю преграду.

— Ты уверена? — он задаёт вопрос в последний раз.

Её ответом становится поцелуй.

Холодный лак рояля обжигал обнаженные бедра, но Алиса уже не чувствовала ничего, кроме их рук, губ, дыхания. Данила стоял на коленях между ее ног, его пальцы впивались в кожу бедер, оставляя легкие следы. Марк не отрывал губ от ее шеи, медленно опускаясь к ключице.

— Расслабься, — прошептал Данила, его голос звучал хрипло.

Она не успела ответить — его рот накрыл ее, горячий и влажный, заставив спину выгнуться. В тот же момент Марк прикусил сосок, пальцы сжали второй, и мир взорвался белым светом.

— Ты так реагируешь на каждое наше прикосновение, — Марк провел языком по ее груди, — как будто боишься пропустить что-то важное.

— Может, потому что так и есть? — она едва выдавила слова, когда Данила добавил пальцы, растягивая ее, готовя.

Они двигались в странном, идеальном ритме — пока один работал ртом, второй занимал руки, и наоборот. Она уже не понимала, где заканчивается одно тело и начинается другое.

— Готовься, — Данила поднял голову, его губы блестели.

Марк в этот момент подхватил ее под колени, раздвинул шире.

— Смотри на меня, — приказал он, и она повиновалась, не в силах оторваться от его темных глаз.

Данила вошел первым — медленно, давая ей привыкнуть, но без лишней нежности. Его пальцы впились в ее бедра, когда он погрузился до конца.

— Боже... — ее ногти вонзились в плечи Марка.

— Ты выдержишь нас обоих? — он наклонился, его губы скользнули по ее уху.

Ответом стал стон, когда Марк прижался к ней спереди, его твердое тело прижало ее к Даниле.

— Дыши, — прошептал Данила, его руки обхватили ее талию, помогая принять ритм.

Марк не торопился. Его пальцы скользнули между их тел, нашли ту самую точку, и Алиса закинула голову назад.

— Вот так, — он улыбнулся, наблюдая, как ее зрачки расширяются.

Данила ускорился, его движения становились резче, глубже, и она поняла — они не просто занимаются с ней сексом.

Они

делят

ее.

Марк контролировал каждый ее вздох, каждый стон, в то время как Данила заполнял ее, заставляя забыть обо всем, кроме этого момента.

— Смотри на меня, — снова приказал Марк, и она повиновалась, даже когда волны удовольствия начали накрывать.

Данила зарычал у нее за спиной, его пальцы впились в кожу.

— Вместе, — прошептал Марк, и в тот же момент его пальцы нажали сильнее.

Мир взорвался.

Широкое ложе кровати, застеленное мятыми шелковыми простынями, теперь казалось единственным безопасным местом во вселенной. Алиса лежала между ними, ее спина прижата к груди Данилы, а ноги переплелись с Марком. В комнате царил мягкий полумрак — только свет ночного города пробивался сквозь полупрозрачные шторы, рисуя на их телах причудливые узоры.

— Ты еще жива? — Данила провел пальцами по ее боку, оставляя мурашки.

— Еле-еле, — она повернула голову, чтобы посмотреть на него. Его глаза в темноте казались почти черными, ресницы отбрасывали тени на скулы.

Марк лениво провел рукой по ее бедру:

— Жалко, что рояль не пострадал.

— Очень смешно, — Алиса фыркнула, но тут же застонала, когда его пальцы нашли чувствительное место на внутренней стороне бедра.

— Ты же сказала, что жива, — он ухмыльнулся, но не стал продолжать, просто оставил ладонь там, где она была, согревая кожу.

Данила обнял ее крепче, его губы коснулись плеча:

— Ты сегодня кричишь громче, чем на концертах.

— Может, потому что вы оба — ужасные эгоисты? — она приподняла бровь.

— Ой, — Данила притворно обиделся, — а кто три раза подряд...

— Четыре, — поправил Марк.

— ...просил "еще"? — закончил Данила, щипнув ее за бок.

Алиса засмеялась, но смех тут же превратился в стон, когда Марк неожиданно перевернул ее на себя. Теперь она лежала на его груди, а Данила пристроился сзади, обнимая их обоих.

— Вы вообще когда-нибудь устаете? — она спросила, чувствуя, как сердце Марка бьется ровно и спокойно под ее щекой.

— Только если очень постараться, — ответил Данила, его голос уже звучал сонно.

Марк провел пальцами по ее спине, рисуя невидимые узоры:

— Тебе понравилось?

Алиса подняла голову, чтобы посмотреть ему в глаза:

— Это риторический вопрос?

— Нет, — он был серьезен.

Она задумалась, затем мягко поцеловала его в уголок губ:

— Да. Очень.

Данила что-то неразборчиво пробормотал у нее за спиной и прижался лицом к ее шее. Его дыхание стало глубже, ровнее.

— Похоже, кто-то выбыл из игры, — прошептала Алиса.

Марк улыбнулся:

— Он всегда так. Разрядится как батарейка и отключается.

Она рассмеялась, но тут же зашикала, когда Данила во сне недовольно заворчал и притянул ее ближе.

Марк медленно гладил ее волосы, его пальцы запутывались в каштановых прядях:

— Ты останешься до утра?

— А вы хотите, чтобы я осталась?

— Да, — ответил он просто, без привычной иронии.

Алиса закрыла глаза, вдыхая его запах — дорогой парфюм, смешанный с чем-то своим, теплым и мужским.

— Тогда останусь.

Марк ничего не ответил, только крепче обнял ее. За окном мерцали огни города, где-то далеко проехала машина, но здесь, в этой комнате, время словно остановилось.

Данила тихо захрапел у нее за спиной.

— Спокойной ночи, — прошептала Алиса.

— Спокойной, — ответил Марк, но она уже не слышала — сон накрыл ее, как теплая волна.

Первые лучи солнца пробивались сквозь шторы, раскрашивая спальню в золотисто-розовые тона. Алиса открыла глаза, чувствуя тяжесть на руке — Данила крепко обнимал ее во сне, его дыхание было ровным и глубоким. Марк лежал на спине, одна рука закинута за голову, другая все еще покоилась на ее талии.

Она замерла, боясь пошевелиться.

"Как красиво они выглядят, когда спят"

, — промелькнуло в голове.

И тут же — резкий укол трезвости:

"Это ошибка. Ты не из их мира."

Алиса аккуратно приподняла руку Данилы, затаив дыхание, когда он хмуро пробормотал что-то во сне. Но не проснулся.

Одежда валялась по всей комнате — ее черное платье на рояле, кружевное белье у двери. Она собрала все на цыпочках, украдкой оглядываясь на спящих.

"Просто исчезни. Пока не стало сложнее."

В ванной, умываясь холодной водой, она поймала свое отражение в зеркале — растрепанные волосы, следы от поцелуев на шее, синяк на бедре (откуда он взялся? Она даже не помнила).

— Идиотка, — прошептала себе, намеренно делая больно, когда расчесывала спутанные пряди.

Но пальцы предательски дрожали.

Такси мчалось по утреннему городу. Алиса прижалась лбом к холодному стеклу, наблюдая, как ночные огни сменяются будничной суетой.

"Они проснутся. Увидят, что тебя нет. Пожалеют, что впустили в свой дом какую-то..."

Она резко оборвала поток мыслей.

В кармане жужжал телефон — неизвестный номер. Она выключила его, не отвечая.

Художественная мастерская встретила ее запахом масляных красок и скипидара. Алиса заперлась изнутри, налила крепкий кофе из старой эмалированной кружки и уставилась на чистый холст.

Пальцы сами потянулись к кистям.

Сначала — абстракция. Беспорядочные мазки, гневные, резкие. Потом линии стали четче, формы — узнаваемее.

Данила появился первым — его хищный профиль, полуприкрытые веки, едва заметная улыбка в уголке губ. Она выписала его скулы так тщательно, будто боялась забыть.

Марк родился на холсте строгим — прямой взгляд, жесткая линия подбородка, но в глазах... в глазах она добавила то, что видела только ночью — ту самую скрытую уязвимость.

Кисть выпала из пальцев, когда она осознала, что рисует их по памяти, не делая ни единой ошибки.

— Черт, — Алиса отшвырнула палитру, оставляя сиреневый след на полу.

Телефон снова зажужжал. На этот раз сообщение:

"Где ты?"

Неизвестный номер. Но она знала.

Алиса закрыла глаза, представляя, как они сейчас — проснулись, нашли квартиру пустой. Данила, наверное, злится. Марк... Марк просто достанет телефон и напишет. Без эмоций. Точно зная, что она прочтет.

"Мы из разных вселенных. У них — пентхаусы и рояли за полмиллиона. У меня — съемная мастерская и долги за учебу."

Она потянулась к телефону... и перевернула его экраном вниз.

На мольберте незаконченный портрет смотрел на нее упрекающе.

Алиса резко накрыла холст тканью, как будто могла так спрятаться от правды.

Но правда была проста:

Она сбежала не потому, что боялась их мира.

А потому, что боялась, как бы этот мир — их мир — не стал ей слишком дорог.

Три резких стука в дверь мастерской.

Алиса вздрогнула, кисть замерла в воздухе. Сердце бешено заколотилось – она

знала

, кто за дверью.

— Открывай, Алиса. — Голос Данилы звучал сквозь дерево низко и властно.

Она не дышала.

— Мы знаем, что ты там. — На этот раз Марк. Холодный, четкий, как приговор.

Пальцы сами сжали подол свитера.

Сбежать. Сейчас же. Через черный ход...

БАМ.

Дверь содрогнулась под ударом плеча.

— Черт! — Она отпрыгнула, опрокинув банку с разбавителем. Едкий запах разлился по мастерской.

БАМ.

Замок треснул.

Данила вошел первым – в черной кожанке, с взъерошенными волосами, будто мчался сюда без остановки. Его глаза метнулись к мольберту, где под тканью угадывались очертания портрета.

— Ты

сбежала

, — он произнес это не как вопрос, а как обвинение.

Марк закрыл дверь (точнее, то, что от нее осталось) и прислонился к косяку. В его позе была смертельная усталость.

— Мы звонили. Тридцать семь раз.

Алиса отступила к окну.

— Я... мне нужно было подумать.

— О чем? — Данила шагнул вперед. — О том, как ловко ты использовала нас?

— Нет!

— Тогда почему?! — Его кулак обрушился на стену, отчего тряхнулись баночки с красками.

Она сжалась.

— Потому что вы –

вы

. А я... — голос сорвался, — я продаю картины в подземке, Данила! У меня долги за аренду этой дыры! Вы понимаете, что между нами пропасть?!

Тишина.

Марк вдруг рассмеялся – сухо, беззвучно.

— Боже, ты и правда так думаешь.

Он подошел к мольберту и резко сорвал ткань.

— Посмотри.

Алиса зажмурилась.

— Я не хочу...

—

Посмотри

, — это уже было похоже на рычание.

Она открыла глаза.

На холсте –

они

. Но не такими, какими их видел мир. Данила – без привычной насмешки в глазах, с обнаженной уязвимостью. Марк – без ледяной маски, с тем самым редким выражением, которое он показывал только в темноте.

— Ты

видишь

нас, — прошептал Данила. — Настоящих.

Марк достал из кармана смятый чек.

— Это твоя мастерская теперь. Мы выкупили здание.

Она остолбенела:

— Вы... что?

— Ты больше не убежишь, — Данила схватил ее за подбородок, но поцеловал так нежно, что подкашивались ноги. — Потому что теперь это

твой

дом.

Марк обнял их обоих, его губы коснулись ее виска:

— И мы – твои.

Алиса расплакалась.

— Идиоты... Я же испортила портрет...

Данила вытер слезы большим пальцем:

— Ничего. У тебя будет время дописать.

— Сколько?

— Всю жизнь, — ответил Марк.

И за окном, впервые за много дней, выглянуло солнце.

Конец.

По правилам его игры

Алиса почувствовала его присутствие ещё до того, как он вошёл. Воздух в переговорной стал гуще, напряжение натянулось, как струна. Когда дверь открылась, она невольно замерла, пальцы сжали папку с документами так, что костяшки побелели.

Николас Вольнов.

Его имя звучало как предупреждение.

Он вошёл неспешно, словно давая всем время осознать, кто теперь здесь главный. Тёмный костюм идеально сидел на его широких плечах, а галстук был слегка ослаблен — единственная деталь, выдававшая в нём человека, а не холодную машину для принятия решений.

—

Господин Вольнов

, — засуетился менеджер проекта, —

мы как раз обсуждали…

—

Я вижу

, — Николас перебил его, даже не взглянув. Его глаза — тёмные, почти чёрные — медленно скользнули по Алисе.

Она не отвела взгляд.

Глупая ошибка.

Уголок его губ дрогнул в едва уловимой усмешке.

—

Мисс Соколова

, — произнёс он её фамилию нарочито медленно, будто пробуя на вкус. —

Вы что-то хотели добавить?

Голос у него был низкий, бархатистый, но с железной ноткой.

—

Нет

, — ответила она, но не опустила глаза.

Вызов.

Он заметил. И, кажется, одобрил.

—

Остальные могут идти

, — сказал Николас, не отрываясь от неё. —

Мисс Соколова останется.

Сердце Алисы ударило где-то в горле.

Когда дверь закрылась за последним коллегой, в комнате повисла тишина. Николас подошёл к окну, за его спиной раскинулся ночной город — холодный, безразличный, как и он сам.

—

Подойди сюда.

Это не было просьбой.

Алиса встала, ноги слегка дрожали, но она заставила себя идти твёрдо. Остановилась в шаге от него.

—

Ближе.

Она сделала ещё шаг. Теперь между ними оставалось совсем ничего. Он повернулся, и его пальцы скользнули по её запястью, медленно, почти нежно.

—

Ты сегодня утром не ответила на моё сообщение.

—

Я… была занята.

—

Занята?

— Его брови чуть приподнялись.

Пальцы сжали её запястье чуть сильнее.

—

Я не люблю, когда меня игнорируют.

Она проглотила комок в горле.

—

Простите.

—

"Простите" — это не то, что я хочу услышать.

Его другая рука скользнула по её талии, притягивая её ещё ближе. Она почувствовала тепло его тела, запах дорогого парфюма с нотками кожи и чего-то опасного.

—

Что вы хотите услышать?

— её голос дрогнул.

Он наклонился к её уху, губы едва коснулись мочки.

—

Что ты сожалеешь. Что будешь послушной.

Горячая волна пробежала по её спине.

—

А если я не буду?

Он рассмеялся — тихо, глубоко, будто уже знал, чем это закончится.

—

Тогда мне придётся научить тебя.

Его рука опустилась ниже, ладонь легла на её бедро, пальцы впились в ткань юбки.

—

Последний шанс, Алиса. Извинишься?

Она закусила губу.

—

…Нет.

Глаза Николаса вспыхнули.

—

Хорошо.

Он наклонился, и в следующий момент его губы прижались к её в жёстком, властном поцелуе. Она вскрикнула, но он не отпускал, прижимая её к себе так, что она чувствовала всё — его силу, его контроль.

И самое ужасное?

Ей это нравилось.

Когда он наконец оторвался, её дыхание было сбито, а губы слегка горели.

—

Вот что бывает с непослушными девочками

, — прошептал он, проводя большим пальцем по её нижней губе.

Она хотела ответить что-то дерзкое, но его рука вдруг сжала её затылок, заставляя встретить его взгляд.

—

Ты вся дрожишь.

—

Это не от страха

, — выдохнула она.

—

Я знаю.

Его пальцы скользнули под тонкий шёлк её блузки, коснувшись оголённой кожи выше линии бюстгальтера. Алиса зажмурилась, но он тут же приказал:

—

Смотри на меня.

И она не смогла ослушаться.

—

Завтра. В моём кабинете. Ровно в семь.

—

А если я не приду?

Он наклонился, чтобы прошептать на ухо:

—

Тогда я приду за тобой сам. И на этот раз никто не помешает нам закончить.

Алиса знала, что он придет.

Она не явилась в его кабинет в семь, как он приказал. Не ответила на звонки. Даже не открыла сообщения — просто удалила их, будто это могло стереть сам факт их существования.

Но Николас Вольнов не из тех, кого игнорируют.

Дождь стучал по окнам её квартиры, когда раздался звонок в дверь. Три резких, отрывистых удара — не просьба, а требование.

Она замерла.

"Не открывай"

, — шепнул внутренний голос.

Но ноги сами понесли её к двери.

— Я знаю, что ты там.

Его голос прозвучал сквозь дерево — низкий, твёрдый, без права на отказ.

Алиса медленно повернула ручку.

Он стоял на пороге, весь в чёрном, капли дождя стекали с его пальто. Взгляд — тяжёлый, неумолимый — впился в неё, словно физически ощущался на коже.

— Ты не пришла.

Это не был вопрос.

Она сделала шаг назад, но он уже пересёк порог, захлопнув дверь за собой.

— Я… передумала.

— Лжешь.

Он сбросил пальто, не торопясь, давая ей время осознать: теперь она в его власти.

— Ты хотела, чтобы я пришёл.

— Нет.

— Опять врёшь.

Он шагнул вперёд, и Алиса отступила, пока спина не упёрлась в стену.

Николас медленно провёл пальцем по её щеке, потом по губам, заставив её сглотнуть.

— Ты знала, что я найду тебя.

Она не ответила.

— Знаешь, что будет теперь?

Его рука скользнула к её шее, пальцы слегка сжали — не больно, но достаточно, чтобы она почувствовала его силу.

— Ты будешь наказана.

Она закрыла глаза, но он тут же приказал:

— Смотри на меня.

И она не смогла ослушаться.

Его губы прижались к её шее, зубы слегка сжали кожу — не укус, но обещание.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ты думала, что сможешь убежать?

— Я… не убегала.

— Тогда почему не пришла?

Она молчала.

Он рассмеялся — тихо, без тени веселья.

— Потому что боишься.

— Нет.

— Боишься, как сильно ты этого хочешь.

Его рука опустилась к её талии, резким движением притянув её к себе.

— Ты дрожишь.

Она не могла отрицать — её тело реагировало на него вопреки разуму.

— Я не просила тебя приходить.

— Но ты ждала.

Он был прав.

— Я решаю, когда и как. Ты — подчиняешься.

Его губы накрыли её рот в жёстком поцелуе, лишая возможности думать. Она хотела сопротивляться, но её руки сами вцепились в его плечи.

Когда он оторвался, её дыхание было сбито, а в голове — туман.

— Теперь ты поняла? — прошептал он, проводя пальцем по её нижней губе.

Она кивнула.

— Слова, Алиса.

— Да.

— "Да" что?

Она закусила губу, но его взгляд требовал ответа.

— Да… я поняла.

Он улыбнулся — медленно, торжествующе.

— Хорошая девочка.

И в следующий момент её ноги оторвались от пола — он подхватил её на руки, не оставляя выбора.

— Теперь мы закончим то, что ты сама начала.

И Алиса поняла: бежать уже поздно.

Она не хотела.

Николас внезапно отпустил её, и Алиса едва удержала равновесие, опершись о стену. В голове пронеслось:

"Вот сейчас он..."

— но вместо этого он просто провёл рукой по её волосам, поправил выбившуюся прядь и… отошёл.

— Ужин.

Она моргнула.

— …Что?

— Ты слышала.

Он расстегнул манжеты, закатал рукава, обнажив сильные предплечья с тонкими тёмными линиями вен. Сел за кухонный стол, развалившись с видом человека, который

не привык ждать

.

— И учти, я не ем полуфабрикаты.

Алиса застыла на месте, не веря своим ушам.

Он что, серьёзно?

— Ты ворвался ко мне домой, прижал к стене, довёл до дрожи… чтобы я тебе

ужин

приготовила?!

Уголок его губ дрогнул.

— А что, ты ожидала чего-то другого?

Глаза его светились едва уловимым

"попалась"

, и она поняла: он

наслаждается

этим.

— Я… ничего не ожидала. — солгала она, чувствуя, как жар поднимается к щекам.

— Врёшь.

Он откинулся на спинку стула, оценивающе оглядывая её с ног до головы.

— Но если ты так торопишься перейти к десерту… может, стоит сначала заслужить его?

Она скрестила руки на груди.

— И что, по-твоему, делает ужин "заслуженным"?

— Послушание.

Он произнёс это так просто, будто обсуждал погоду.

Алиса закатила глаза, но развернулась к холодильнику.

"Ну ладно, чёрт с тобой. Ужин так ужин."

Она резко открыла дверцу, изучая содержимое.

— Паста с грибами и соусом. Устраивает?

— Смотря как приготовишь.

Она стиснула зубы.

— Ты невыносим.

— Но ты всё равно будешь стараться, — он ухмыльнулся, и ей захотелось швырнуть в него дуршлагом.

Разделывая шампиньоны, она чувствовала его взгляд на своей спине, на изгибе талии, на движениях рук… Будто он

трогал

её, даже не прикасаясь.

"Чёрт, почему это так… напрягает?"

— Ты часто готовишь? — его голос раздался прямо за спиной.

Она вздрогнула, не оборачиваясь.

— Когда голодна.

— А сейчас голодна?

Его дыхание коснулось её шеи.

— Я… занята.

Он рассмеялся и отошёл, пока она помешивала соус.

Через двадцать минут Алиса поставила перед ним тарелку.

— Доволен?

Николас взял вилку, попробовал.

— Приемлемо.

— О, спасибо за высшую оценку, — она язвительно улыбнулась.

— Не за что.

Он отпил вина, затем медленно провёл пальцем по краю бокала.

— Теперь десерт.

Она ахнула.

— Я не собиралась…

— Но я — да.

Его глаза были тёмными, твёрдыми, но в глубине —

эта чёртова искорка

.

— Я не твоя повариха!

— Нет. Ты девушка, которая не выполнила моё условие.

Он встал, приблизился.

— И теперь отрабатывает доверие.

Она отступила, но столкнулась со столешницей.

— И что, если я откажусь?

Он наклонился, губы в сантиметре от её уха.

— Тогда никакого "сладкого".

Она замерла.

— Ты…

— Я что?

Его рука скользнула по её талии.

— Ты ведь

хочешь

, да?

Она сглотнула.

— Но я не стану торопиться.

Его пальцы впились в её бедро.

— Потому что самое вкусное…

Он поднёс её руку к своим губам, слегка коснулся кожи.

— …это ожидание.

Алиса почувствовала, как дрожь пробежала по спине.

— Так что, мисс Соколова…

Он отпустил её, шагнул назад.

— Я жду свой десерт.

И с этими словами развалился на стуле, будто король на троне.

"Ненавижу его,"

— подумала она, доставая шоколад для фондю.

Но когда он рассмеялся — низко, глубоко,

довольно

— она поняла:

Он знает.

И

ей это нравится.

Алиса поставила перед ним небольшую керамическую пиалу, где густой шоколад медленно плавился над пламенем свечи. Аромат ванили и тёмного какао заполнил кухню.

— Фондю? — бровь Николаса едва заметно приподнялась. — Оригинально.

— Я же сказала, что не собиралась... — начала она, но он перебил:

— Ложку.

Она замерла.

— ...Что?

— Ты будешь кормить меня. — Это не было просьбой. Его пальцы обхватили её запястье, подтягивая ближе. — Или забыла, кто здесь кого наказывает?

Алиса почувствовала, как по спине пробежали мурашки.

"Чёрт, почему он всегда должен добиваться своего?"

— подумала она, но всё же взяла длинную десертную ложку, зачерпнула растопленный шоколад.

— Рот открывай, — пробормотала она, стараясь звучать раздражённо.

Но Николас лишь усмехнулся:

— Какая ты сегодня сердитая.

Он не спеша облизнул губы, явно наслаждаясь её смущением. Алиса поднесла ложку к его рту, но в последний момент он отклонился.

— Не так быстро.

— Ты невыносим! — она чуть не пролила шоколад. — То "корми", то "не так"...

— Потому что ты делаешь это без души, — он поймал её руку, заставив замереть. — Разве это похоже на извинение?

Она закатила глаза, но всё же вздохнула и поднесла ложку снова — на этот раз медленнее. Николас наконец позволил шоколаду коснуться своих губ, но не отпустил её руку. Его язык скользнул по металлу, собирая сладкие капли, а взгляд при этом не отрывался от неё.

— Неплохо, — произнёс он низко, и от его голоса у неё ёкнуло в животе. — Теперь попробуй сама.

— Я не...

Но он уже перехватил ложку, зачерпнул ещё шоколада и поднёс к её губам.

— Открой рот, Алиса.

Она колебалось секунду, но подчинилась. Тёплый шоколад растёкся по языку, сладкий, с лёгкой горчинкой. Николас наблюдал, как она глотает, и в его глазах читалось явное удовольствие.

— Вкусно? — спросил он, проводя большим пальцем по её нижней губе, собирая случайную каплю.

— ...Да, — признала она, невольно облизнувшись.

— А теперь моя очередь. — Его голос стал ещё ниже. — Но я хочу попробовать по-другому.

Прежде чем она поняла, что он задумал, Николас наклонился и поймал её губы в поцелуй. Шоколадный вкус смешался с его собственным, горячим и настойчивым. Алиса ахнула, но он не отпускал, пока не убедился, что разделил с ней каждый сладкий оттенок.

Когда он наконец оторвался, её дыхание участилось.

— Так гораздо лучше, — прошептал он, всё ещё держа её за подбородок. — Но десерт ещё не закончен.

Он взял со стола клубнику, окунул её в шоколад и поднёс к её губам.

— Кусай.

Алиса послушно впилась зубами в сочную ягоду, но Николас не дал ей откусить полностью — он держал плод, пока она вынуждена была тянуться за ним, пока их лица не оказались в сантиметре друг от друга.

— Жадная, — усмехнулся он, позволяя ей наконец забрать клубнику. — Но мне нравится.

Он поймал её за талию, притянул к себе, и Алиса почувствовала, как её сердце бешено заколотилось. Шоколадная пиала между ними тихо пузырилась, свеча отбрасывала тени на его резкие черты.

— Теперь скажи "спасибо", — приказал он, проводя пальцем по её щеке.

— За что? — она попыталась звучать дерзко, но голос дрогнул.

— За то, что научил тебя получать удовольствие... — его рука скользнула ниже, — ...не торопясь.

Алиса захотела что-то возразить, но он снова поймал её губы в поцелуй, на этот раз ещё более глубокий, оставляющий вкус шоколада, клубники и чего-то запретного.

И она поняла, что проиграла.

Но почему-то ей это совсем не было обидно.

Шоколадное фондю осталось забытым на столе, свеча догорала, отбрасывая трепетные тени на стены. Николас не отпускал её губы, а когда наконец оторвался, его дыхание было горячим и неровным.

— Ты знаешь, за что сейчас будешь наказана? — прошептал он, проводя пальцем по её нижней губе, всё ещё сладкой от шоколада.

Алиса хотела ответить что-то дерзкое, но его рука уже сжимала её бедро, предупреждая:

"Попробуй только соврать"

.

— За то, что не пришла... — начала она.

— Недостаточно.

Он резко развернул её, прижал к краю стола. Его ладонь легла на её поясницу, твёрдо, без возможности вырваться.

— Ты ослушалась. Игнорировала мои сообщения. Думала, что сможешь избежать последствий.

Его голос звучал как обжигающий шёпот в темноте.

— Я передумала, вот и всё, — попыталась бунтовать Алиса, но сердце бешено колотилось.

— Врёшь.

Его рука опустилась ниже, ладонь легла на её ягодицу — сначала просто касание, потом сжимание, предупреждение.

— Считай до трёх.

— Николас...

— Раз.

Удар был резким, но не слишком сильным — скорее унизительным, чем болезненным. От неожиданности Алиса вскрикнула.

— Два.

Второй шлепок прожёг кожу через тонкую ткань юбки. Она сжала зубы, но между её бёдер уже пробежала горячая волна.

— Три.

Третий удар заставил её податься вперёд, прямо в его ожидающие руки. Николас тут же притянул её к себе, его губы нашли её шею.

— Теперь ты поняла, кто здесь главный?

— Да... — её голос дрогнул.

— "Да" что?

— Да, я поняла...

Он повернул её лицом к себе, заставив встретить взгляд.

— Кто?

— Ты...

— Недостаточно.

Его пальцы впились в её подбородок.

— Скажи, чья ты.

Алиса закрыла глаза, но он тут же приказал:

— Смотри на меня.

И она не смогла ослушаться.

— Твоя...

Он улыбнулся — медленно, торжествующе.

— Хорошая девочка.

Его губы снова нашли её, но на этот раз поцелуй был нежным, почти ласковым. Руки скользили по её телу, снимая с неё одежду, не торопясь, будто разворачивая подарок.

— Теперь ты получишь свою награду, — прошептал он, прижимая её к себе.

— Я не заслужила, — она попыталась звучать дерзко, но её голос был уже прерывистым.

— Я решаю, что ты заслужила.

Он поднял её, усадил на край стола, раздвинул её бёдра.

— И сегодня ты получишь ровно столько, сколько я решу дать.

Его пальцы скользнули по её коже, медленно, наслаждаясь каждой её дрожью.

— Ты вся дрожишь...

— Не от страха...

— Я знаю.

Он наклонился, губы коснулись её груди, зубы слегка сжали нежную кожу.

— Но если захочешь, чтобы я остановился...

— Я не захочу.

Он усмехнулся.

— Посмотрим.

И тогда его руки, губы, зубы — всё стало инструментами её медленного, сладкого уничтожения.

А когда он наконец вошёл в неё, заставив её вскрикнуть, он прижал её к себе и прошептал:

— Запомни: следующее непослушание будет наказано гораздо строже.

Но она уже не могла думать.

Только чувствовать.

И он

заставил

её чувствовать

всё

.

Его руки скользили по её телу, словно изучая каждый изгиб заново. Губы обжигали кожу — то нежные, то резкие, оставляя следы влажных поцелуев и лёгких укусов. Алиса впилась пальцами в его плечи, когда он приподнял её с края стола и перенёс в спальню, не разрывая контакта ни на секунду.

— Ты так красива, когда покорна, — прошептал он, укладывая её на кровать.

— Я не покорна, — попыталась огрызнуться Алиса, но её голос звучал прерывисто, а тело уже отвечало на каждое его прикосновение.

— Врёшь.

Он сжал её запястья, прижал к матрасу, заставив выгнуться. Его взгляд скользнул вниз, по её обнажённому телу, и в его глазах читалось явное наслаждение.

— Ты вся горишь. И знаешь, что принадлежишь мне.

Она хотела возразить, но он не дал ей шанса — его губы снова нашли её, а свободная рука опустилась между её бёдер, заставив её вскрикнуть.

— Тише, — приказал он, слегка сжимая её кожу пальцами. — Или тебе нравится, когда тебя слышат?

— Нет...

— Опять врёшь.

Его пальцы двигались медленно, то усиливая нажим, то ослабляя, доводя её до грани, но не давая переступить её.

— Николас... — её голос звучал как мольба.

— Что, Алиса?

— Пожалуйста...

Он наклонился к её уху, зубы слегка сжали мочку.

— Пожалуйста что?

— Я не могу...

— Можешь.

Он убрал руку, заставив её стонать от разочарования, но тут же перевернул её на живот, прижал к матрасу.

— Ты думала, что наказание закончилось?

Его ладонь снова опустилась на её кожу — шлепок был несильным, но унизительным, заставляя её сжиматься.

— Ты ещё не заслужила конец.

Его руки скользили по её спине, вниз, к бёдрам, сжимая, заставляя её дрожать.

— Но если будешь очень хорошей девочкой... может, я смилостивлюсь.

Она закусила губу, но не ответила.

— Скажи, чего ты хочешь.

— Ты знаешь...

— Скажи. Словами.

Алиса закрыла глаза, чувствуя, как жар разливается по всему телу.

— Я хочу... тебя.

Он рассмеялся — низко, глубоко, будто уже знал, что она сдастся.

— Как именно?

— Всё... Всё, что ты захочешь.

— Хороший ответ.

Он наклонился, губы коснулись её плеча, затем шеи, заставляя её выгибаться.

— Но ты всё равно получишь только то, что я решу дать.

И когда он наконец вошёл в неё, заставив её вскрикнуть, он прижал её к себе, не позволяя двигаться.

— Тише. Ты вся дрожишь...

— Это не от страха...

— Я знаю.

Его руки сжали её бёдра, контролируя каждый толчок, каждый вздох.

— Теперь ты поняла?

— Что?

— Что ты моя.

Она не ответила, но её тело говорило за неё — сжималось вокруг него, подчинялось каждому движению.

И когда волна накрыла её, заставив забыть обо всём, он прижал её к себе, не отпуская.

— Запомни это чувство, — прошептал он. — Потому что в следующий раз, когда ослушаешься... будет гораздо хуже.

Но она уже не слышала.

Она только чувствовала.

И это было

совершенно

.

Тишину спальни нарушал только их синхронный тяжелый пульс и мягкий шелест простыней. Николас лежал на спине, одна рука закинута за голову, другая все еще обнимала Алису, прижимая ее к себе. Она устроилась на его груди, слушая, как его сердце постепенно успокаивается.

— Ну что, мисс Соколова, — его голос звучал глубже обычного, слегка хрипло от недавнего напряжения, — вам понравилось ваше наказание?

Алиса приподняла голову, оперлась на локоть и посмотрела на него. В его глазах больше не было той ледяной властности — только тепло, смешанное с едва уловимой усмешкой.

— Господин Вольнов, вы слишком самоуверенны, — она провела пальцем по его груди, чувствуя, как под кожей снова пробегает дрожь.

— А ты слишком плохо врешь, жена.

Он перевернул ее на спину, навис над ней, но теперь его прикосновения были нежными, почти ласковыми. Пальцы скользнули по ее щеке, откидывая прядь волос.

— Хотя сегодня ты держалась неплохо. Особенно когда умоляла меня остановиться.

— Я не умоляла!

— Ах да, точно. Ты просто очень убедительно говорила "пожалуйста".

Она фыркнула и легонько ударила его по плечу, но он только рассмеялся и поймал ее руку, прижал к губам.

— Признайся, тебе нравится, когда я такой.

— Может быть... чуть-чуть.

— Чуть-чуть?

Он наклонился, губы коснулись ее шеи, зубы слегка сжали кожу, заставляя ее вздохнуть.

— Ладно... больше, чем чуть-чуть.

— Вот и хорошая девочка.

Он поцеловал ее, уже без прежней жесткости, медленно, сладко, как будто напоминая: игра закончилась, теперь они снова просто

они

.

— Но все же в следующий раз я не стану так легко с тобой церемониться, — пробормотал он, когда их губы наконец разомкнулись.

— Обещаешь?

Она поймала его взгляд, и в ее глазах снова вспыхнул тот самый огонек — вызов, который сводил его с ума уже десять лет брака.

Николас усмехнулся.

— Ты просто неисправима.

— Зато твоя.

Он притянул ее ближе, их тела снова сплелись, уже без спешки, просто наслаждаясь близостью.

— Всегда.

За окном шел дождь, в комнате пахло шоколадом, кожей и их смешанными дыханиями. И где-то в глубине души они оба знали: завтра все начнется снова.

Потому что в этом и была их любовь — страстная, властная, иногда жесткая, но всегда

их

.

И это было

совершенно

.

Конец.

Искушение в аудитории

Аудитория была почти полной, когда Милана вошла, слегка запыхавшись от быстрой ходьбы. Она выбрала место в первом ряду — не из-за особого рвения к учебе, а потому что слышала… о

нём

.

Профессор Роман Захарьев.

Молодой, амбициозный, с репутацией строгого, но невероятно харизматичного преподавателя. Говорили, что на его лекции ходят даже те, кто не числится в его группе — просто чтобы послушать.

Дверь открылась, и в аудиторию вошёл он.

Высокий, в идеально сидящем тёмно-синем пиджаке, подчеркивавшем его осанку. Его шаги были уверенными, размеренными. Милана невольно задержала взгляд, когда он прошёл мимо её стола, оставив за собой едва уловимый шлейф парфюма — тёплого, с лёгкой пряной нотой.

Он поставил папку на кафедру, снял очки и провёл рукой по волосам, слегка взъерошивая их.

— Доброе утро, — его голос был низким, чуть хрипловатым. — Надеюсь, все готовы к погружению в искусство?

В аудитории засмеялись. Милана почувствовала, как учащается её пульс — от того, как он произнёс слово

«погружение»

, или от его взгляда, она не могла сказать.

Роман начал лекцию, двигаясь вдоль доски с лёгкой, почти кошачьей грацией. Когда он поворачивался, ткань пиджака натягивалась, на мгновение выдавая силу его плеч.

— Искусство эпохи Возрождения… — он сделал паузу, его взгляд скользнул по рядам и остановился на Милане. — …это не просто техника. Это страсть. Жажда. Желание запечатлеть не только форму, но и… её глубину.

Он смотрел на неё. Не просто в её сторону —

видел

её.

Милана почувствовала, как по спине пробежал лёгкий озноб. Её пальцы сжали ручку чуть сильнее, чем нужно.

— Кто-нибудь может назвать мне главный символ чувственности в работах Тициана?

Тишина.

— Милана?

Он знал её имя. С первого дня.

Она слегка прикусила губу, прежде чем ответить:

— …Золотые волосы. И… полуоткрытые губы.

Роман медленно улыбнулся.

— Правильно. — Он сделал шаг ближе к её столу, и его пальцы легли на край, почти касаясь её конспекта. — Но главное — это взгляд. Тот момент, когда зритель понимает, что перед ним — не просто картина.

Его глаза скользнули вниз — на её шею, на складки блузки, где кожа чуть порозовела от волнения.

— Спасибо за ответ, — он сказал тихо, так, чтобы слышала только она. — Очень… точный.

И прежде чем отойти, его мизинец едва заметно скользнул по краю её тетради.

Милана замерла.

Это

точно

было не случайно.

Лекция закончилась, но Милана не спешила уходить. Она медленно складывала конспекты, будто ждала… чего-то. Аудитория пустела, и только эхо шагов за дверью напоминало, что время всё-таки идёт.

— Вы всегда так внимательно слушаете или сегодня особый случай?

Голос заставил её вздрогнуть. Роман стоял у кафедры, перекладывая бумаги. Он не смотрел на неё, но уголок его губ дрогнул — он

знал

, что застал её врасплох.

— Зависит от лектора, — она позволила себе улыбнуться, пряча тетрадь в сумку.

— И как я справился?

Он поднял глаза. Тёмные, с золотистыми искорками при свете ламп.

Милана почувствовала, как в груди что-то ёкнуло.

— Пока не решила. Возможно, понадобится… дополнительное занятие.

Слова сорвались сами, смелее, чем она планировала. Роман замер на секунду, затем медленно обошёл кафедру и приблизился.

— Обычно я не занимаюсь индивидуально, — он остановился в шаге, и запах его парфюма — древесный, с лёгкой горчинкой — окутал её. — Но для особенно мотивированных студентов делаю исключения.

Он протянул визитку. Чёрная, матовая, с выгравированными инициалами.

— Мой кабинет. Завтра, после шести. Если серьёзно интересуетесь искусством.

Его пальцы слегка задержались на её ладони — намеренно или случайно?

Кабинет 312.

Милана пять раз передумала, прежде чем постучать.

— Входите.

Роман сидел за столом, в очках, при свете настольной лампы. На столе — раскрытый фолиант с гравюрами.

— Я начала сомневаться, что вы придёте, — он снял очки и откинулся в кресле.

— А я сомневалась, что вы

действительно

здесь будете.

— Опасная игра, — он улыбнулся. — Проверять преподавателя на честность.

— Я не играю, — она сделала шаг вперёд. — Я изучаю.

Роман встал, подошёл к книжному шкафу.

— Тогда что вас интересует? Тициан? Караваджо? — он провёл пальцем по корешкам. — Или… что-то менее очевидное?

— То, что не разбирают на лекциях.

Он повернулся, опершись о полку.

— Например?

— Как художники изображали…

недоговорённости

. То, что скрыто между линиями.

Тень улыбки скользнула по его лицу.

— А вы уверены, что готовы это увидеть?

Он взял с полки тонкий альбом, раскрыл на странице с набросками. Обнажённая фигура, лишь намёком обозначенная углём.

— Иногда главное — не штрих, а пустота вокруг него.

Его рука легла рядом с её на странице, почти касаясь.

Милана задержала дыхание.

— Может, хватит намёков? — прошептала она.

Роман наклонился чуть ближе.

— А что вы предлагаете?

Через неделю.

Они сидели в пустой аудитории после семинара. Милана листала его конспекты — испещрённые пометками, с закладками из обрывков газет.

— Вы везде видите символы, — она ткнула в его заметку на полях. — Даже в кофе?

— Всё может быть метафорой, — он взял её чашку, оставив на столешнице влажное кольцо. — Вот. Круг. Бесконечность. Или… ловушка.

— Или просто пятно, — она провела пальцем по краю.

Роман поймал её руку.

— Или начало чего-то.

Они замерли. Его большой палец провёл по её запястью — медленно, словно вырисовывая невидимый узор.

— Мы… это серьёзно? — она спросила, не отводя глаз.

— Если вы имеете в виду университетские правила, то нет, — он притянул её ладонь к своей груди. — Но если спрашиваете,

чувствую ли я это

— то да.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Сердце под её пальцами билось учащённо.

— Это безумие, — прошептала она.

— Искусство

всегда

безумно, — он наклонился, и его губы едва коснулись её виска. — Иначе оно не стоит того.

За окном закат окрасил стены в алый. Где-то в коридоре засмеялись студенты.

А они оставались там, в этом мгновении — на грани между «ещё нет» и «уже почти».

Афиша попалась ей на глаза случайно:

«Ночь искусств. Особые экспонаты из запасников. Только 12 октября»

. Милана уже собиралась пройти мимо, когда заметила мелкий шрифт внизу:

«Куратор вечера — профессор Р. Захарьев»

.

«Совпадение? Или знак?»

— её пальцы сжали край листовки.

Она не собиралась идти.

Но вот чёрное платье, которое он ещё не видел. И духи — не те, что носит обычно, а с ароматом тёмного шоколада и сандала.

«На всякий случай»

.

22:47. Главный зал.

Музей был полон, но не людно. Полумрак, приглушённая музыка, голоса, звучащие как шёпот. Милана медленно шла мимо античных статуй, будто рассматривая их, но краем глаза искала

его

.

— Я знал, что вы придёте.

Голос раздался за спиной, низкий и тёплый. Она обернулась: Роман стоял в трёх шагах, руки в карманах тёмно-зелёного пиджака. Без галстука, верхняя пуговица рубашки расстёгнута.

«Он специально так оделся? Или просто устал после дня?»

— Вы выглядите… — он сделал паузу, оглядев её, — как персонаж картины, которая не вписывается в экспозицию.

— Это комплимент?

— Констатация факта. — Он шагнул ближе. — Вы затмеваете всё вокруг.

Мурашки пробежали по её спине.

— Я просто пришла посмотреть на экспонаты, — она опустила глаза, играя складкой своего платья.

— Ложь, — он улыбнулся. — Вы пришли

проверить

, правда ли я здесь.

Она закусила губу.

«Чёрт, он читает меня как открытую книгу»

.

— Допустим. И что теперь?

— Теперь, — он протянул руку, — я покажу вам то, что не показываю студентам.

23:15. Зал эпохи Возрождения.

Роман провёл её мимо охраны по служебному коридору — его пропуск открывал все двери.

— Вы часто так делаете? — прошептала она, когда они свернули в узкий переход.

— Что именно? Провожу тайные экскурсии по ночам? — он оглянулся через плечо, глаза блестели в полумраке. — Впервые.

Они вышли в небольшой зал, освещённый лишь одной витриной. Внутри — наброски, эскизы, незаконченные работы.

— Это…

— Черновики гениев, — он подошёл к стеклу. — То, что они не хотели показывать миру. Слишком личное.

Милана приблизилась. На одном из листов — женская фигура, едва намеченная углём. Линии нервные, страстные.

— Караваджо, — сказал Роман. — Он уничтожал такие наброски. Но один уцелел.

— Почему вы мне это показываете?

Он повернулся к ней.

— Потому что вы

видите

. Не просто смотрите — чувствуете.

Тишина. Только их дыхание нарушало её.

— А что

вы

чувствуете сейчас? — она не узнала свой голос — такой тихий, такой смелый.

Роман медленно поднял руку, пальцы едва коснулись её щеки.

— То же, что и вы.

Его губы были так близко, что она ощущала тепло.

«Поцелует? Или отстранится?»

Но вдруг где-то в коридоре раздались шаги.

23:48. Тёмная галерея.

Они замерли за колонной, прижавшись друг к другу.

— Нас ищут? — прошептала Милана.

— Охрана делает обход, — его дыхание обжигало шею. — Надо подождать.

Она чувствовала каждый его мускул, каждое движение груди. Его рука лежала на её талии, пальцы впивались в ткань платья.

— Роман…

— Тсс, — он прижал палец к её губам.

Шаги приблизились, затем удалились.

Они остались одни. В темноте.

— Теперь мы

сообщники

? — она попыталась шутить, но голос дрогнул.

— Хуже, — он наклонился, и на этот раз его губы

действительно

коснулись её кожи — не рта, а места за ухом. — Теперь у нас

тайна

.

Милана закрыла глаза.

«Это уже не игра»

.

00:23. У выхода.

Они вышли через служебный вход. Улица была пустынна, только фонари мерцали в тумане.

— Я могу вызвать вам такси, — сказал Роман, но его рука не отпускала её.

— Не надо.

— Тогда…

— Тогда просто проводите меня, — она посмотрела на него. — Хотя бы до угла.

Он кивнул.

Они шли молча, их тени сливались на асфальте.

— Завтра на лекции… — начал он.

— Мы незнакомы, — закончила она.

Он остановился.

— Милана.

— Да?

— Это было

идеально

.

И прежде чем она успела ответить, он повернулся и исчез в ночи.

Аудитория гудела, как растревоженный улей. Милана сидела на своём обычном месте в первом ряду, но сегодня её конспект оставался пустым. Пальцы нервно перебирали ручку, а взгляд раз за разом возвращался к дверям.

«Он войдёт. Улыбнётся. Или сделает вид, что ничего не было?»

Дверь распахнулась.

Роман вошёл с привычной уверенностью, но сегодня его взгляд сразу нашёл её. Всего на секунду — но Милана почувствовала, как по спине пробежали мурашки.

«Он помнит. Каждый наш вчерашний вздох»

.

— Доброе утро, — его голос прозвучал чуть хриплее обычного, будто он не спал всю ночь. — Продолжим тему символизма в живописи.

Он начал лекцию, расхаживая перед доской, но сегодня его движения были… другими. Более резкими. Более нервными. Когда он поворачивался, чтобы что-то записать, Милана заметила, как его пальцы сжимают мел до белизны костяшек.

«Он тоже на грани»

.

— Символизм, — он обернулся к аудитории, — это язык намёков. То, что нельзя сказать прямо.

Его взгляд скользнул по её губам.

Милана невольно прикусила нижнюю губу.

— Например, — он медленно подошёл к её ряду, — яблоко. В руках Адама — это грехопадение. В руках Париса — раздор. — Он остановился в шаге от её стола. — А в руках влюблённого?

Аудитория затихла.

— Милана?

Она подняла глаза. Он стоял так близко, что видела тень ресниц на его скулах.

— Искушение, — прошептала она.

Роман замер.

— Правильно, — его голос стал тише, только для неё. — Но иногда… искушение стоит того.

Он протянул руку, будто чтобы взять её конспект, и его пальцы скользнули по её запястью. Милана едва сдержала вздох.

«Он делает это нарочно. Он знает, что я горю»

.

Лекция тянулась мучительно долго. Каждое его слово, каждый жест будто проходил по её коже. Когда он наклонялся над столом другого студента, она не могла отвести взгляд от линии его спины под пиджаком.

«Как там было его тело в темноте? Твёрдое? Горячее?»

Звонок прозвенел, как избавление.

Коридор. Перемена.

Милана вышла под предлогом звонка. Ей нужно было воздуха. Она распахнула окно в коридоре, вдыхая прохладный ветер.

— Бежите?

Она обернулась. Роман стоял в двух шагах, опираясь о стену. Без пиджака, рукава рубашки закатаны до локтей.

— Я… мне нужно было подышать.

— Я тоже, — он подошёл ближе.

Коридор был пуст.

— Вчера… — начала она.

— Я не жалею, — он перебил. — Ни секунды.

Его рука поднялась, почти коснувшись её лица, но в последний момент он опустил её.

— Мы не можем здесь, — прошептал он.

— А где можем?

Роман посмотрел на часы.

— Через два часа у меня консультации. Кабинет будет пуст.

Милана почувствовала, как учащается пульс.

— Это безумие.

— Да, — он наклонился, будто поправляя что-то у неё в волосах, и его губы едва коснулись её уха. — Но мы уже прошли точку возврата.

Его дыхание обожгло кожу.

— Не заставляй меня ждать, — прошептала она.

Роман отстранился, его глаза потемнели.

— Не собираюсь.

Он развернулся и ушёл, оставив её одну — с дрожащими коленями и мыслями, путающимися в голове.

Кабинет 312. 14:00.

Милана стояла перед дверью.

«Последний шанс повернуть назад»

.

Она вошла.

Кабинет был пуст. Шторы прикрыты, на столе — стопка бумаг и чашка остывшего кофе.

— Я начала думать, что ты передумала.

Роман вышел из тени книжных стеллажей. Без пиджака, без галстука.

— Я здесь, — она сделала шаг вперёд.

— Да.

Он закрыл дверь на ключ.

Первый поцелуй был как удар тока. Грубый, жадный, без прелюдий. Его руки впились в её бёдра, прижимая к столу.

— Ты представляешь, как я мучился сегодня на лекции? — он прижал губы к её шее. — Видя тебя там. Зная, что не могу прикоснуться.

Милана вцепилась в его волосы.

— А теперь можешь.

Его пальцы скользнули под край её блузки.

— Мы точно должны это делать здесь? — она задыхалась.

— Нет, — он приподнял её, усаживая на стол. Бумаги полетели на пол. — Но я больше не могу ждать.

Его губы снова нашли её, а руки раздвигали бёдра с такой уверенностью, будто знали их годами.

«Боже, он действительно собирается… прямо здесь»

Милана откинула голову, когда его пальцы добрались до резинки её юбки.

— Роман…

— Только скажи «стоп», — он приподнялся, глядя ей в глаза.

Она ответила поцелуем.

Дверь в коридоре скрипнула.

Они замерли.

— Кто-то… — прошептала она.

Роман прикрыл её рот ладонью.

— Тише.

Шаги прошли мимо.

Он медленно выдохнул.

— Нам нужно остановиться.

— Нет, — она притянула его ближе. — Нам нужно пойти туда, где нас не услышат.

Его глаза вспыхнули.

— Мой дом. Через час.

Он написал адрес у неё на ладони, обведя каждую цифру так, будто выжигал их.

Милана поправила юбку, чувствуя, как дрожат пальцы.

— Я буду.

Роман распахнул окно.

— Тогда уходи сейчас. Через коридор — слишком рискованно.

Она посмотрела вниз — всего второй этаж.

— Ты серьёзно?

— Абсолютно.

Милана перелезла через подоконник, чувствуя его руки на своей талии.

— До встречи, профессор, — она бросила ему последний взгляд.

— Не задерживайся, — его голос звучал хрипло.

Её ноги коснулись земли.

«Это либо лучшая, либо худшая идея в моей жизни»

.

Но она уже знала — назад дороги нет.

Дождь начался ровно в тот момент, когда Милана подняла руку, чтобы позвонить в его дверь. Капли стекали по шее под воротник пальто, но внутри всё горело.

«Последний шанс сбежать»

Дверь открылась сама, будто он ждал её за ней.

Роман стоял в полумраке прихожей — без пиджака, в рубашке с расстёгнутыми двумя верхними пуговицами. Босые ноги, следы влажных волос на лбу.

— Ты промокла, — его голос звучал густо, как тёплый мёд.

— Не заметила, — она сделала шаг внутрь, и дверь захлопнулась за её спиной.

Его квартира пахла старыми книгами, кожей и чем-то пряным — возможно, виски, возможно, сам Роман. В приглушённом свете настольной лампы она разглядела высокие стеллажи с книгами, винтажный граммофон, чёрно-белые фотографии в деревянных рамках.

«Ничего общего с казённым кабинетом в университете»

— Покажи мне остальное, — она не узнала свой голос.

Роман медленно провёл пальцем от её запястья до локтя, смахивая капли дождя.

— Всё, что захочешь.

Он повёл её через гостиную — мимо дивана с потрёпанной кожей, стола с недопитой рюмкой и разбросанными бумагами. В спальне было темно, только свет из окна рисовал серебристые полосы на деревянном полу.

— Ты уверена? — он остановился у кровати, его руки лежали на её плечах, но не сжимали.

В ответ Милана сама притянула его к себе, впиваясь губами в его нижнюю губу.

«Твёрдый. Горячий. На вкус как грех»

Роман застонал, его руки скользнули под её мокрое пальто.

— Ты не представляешь, как я этого хотел, — он прижал её к себе, давая почувствовать всю силу своего желания через тонкую ткань рубашки.

Милана откинула голову, когда его губы нашли её шею.

— Покажи.

Он сбросил её пальто на пол, затем медленно, слишком медленно расстёгивал пуговицы её блузки. Каждое прикосновение к оголённой коже заставляло её вздрагивать.

— Такая красивая, — он провёл ладонью по её животу, чуть касаясь края юбки. — И вся дрожишь.

— Не мучь, — она вцепилась в его волосы.

Роман улыбнулся и опустился на колени перед ней.

«Боже, он не собирается...»

Его пальцы скользнули под юбку, снимая её вместе с колготками.

— Я должен был попробовать тебя с первого дня, — он прижал губы к внутренней стороне её бедра, заставляя её задрожать.

Милана вцепилась в его плечи, когда его язык провёл по самой чувствительной точке.

— Роман!

Он поднял глаза, не прекращая движений.

— Да?

Она не смогла ответить — только глухо застонала, когда его пальцы вошли в неё.

«Так... так нельзя... я сейчас...»

Её ноги подкосились, но он поймал её, уложив на кровать.

— Ты вся горишь, — он сбросил рубашку, обнажая рельефный торс со шрамом над ребром.

Милана потянулась, чтобы прикоснуться к нему, но он поймал её запястье.

— Нет, — его голос звучал твёрдо. — Сейчас я исследую тебя.

Он прижал её руки к матрасу и продолжил целовать её живот, грудь, шею — медленно, методично, будто запоминая каждую реакцию.

— Ты... издеваешься, — она выгнулась, когда его зубы слегка задели сосок.

— Ммм, — он поднял голову, его глаза блестели в полумраке. — Просто растягиваю удовольствие.

Его рука скользнула между её ног снова.

— Ведь ты хочешь этого, да?

Милана могла только кивнуть, теряя рассудок от его прикосновений.

— Тогда проси.

Она закусила губу.

— Я...

— Слова, Милана, — он замедлил движения пальцев, доводя её до грани, но не давая переступить её.

— Пожалуйста... — она выдохнула.

Роман улыбнулся и наконец снял брюки.

«О боже...»

Он вошёл в неё медленно, давая привыкнуть к каждому сантиметру.

— Всё в порядке? — он прошептал, заметив, как она зажмурилась.

Милана кивнула, обвивая его бёдра ногами.

— Тогда держись.

Он начал двигаться — сначала осторожно, затем всё быстрее. Милана впилась ногтями в его спину, чувствуя, как внутри разливается тепло.

— Я не... я не выдержу...

— И не надо, — он прижал лоб к её плечу, его дыхание стало прерывистым. — Летим вместе.

Когда волна накрыла её, Милана вскрикнула, кусая его плечо, чтобы заглушить звук. Роман последовал за ней через мгновение, прошептав её имя так, будто это была молитва.

Поздний вечер.

Милана лежала на боку, рассматривая его квартиру при свете уличного фонаря.

— Этот шрам... — она провела пальцем по отметине у его ребра.

— Фехтование. Университетские годы, — он поймал её руку и поцеловал запястье.

— А это? — она указала на старую фотографию на тумбочке. Молодой мужчина с женщиной, оба в винтажной одежде.

— Мои родители. В день их свадьбы.

Милана подняла бровь.

— Ты не похож на маменькиного сынка.

— Потому что им не был, — он перевернулся, заслоняя её от света. — Но кое-чему у них научился.

— Например?

— Например... — он притянул её к себе, — ценить прекрасное.

Его губы снова нашли её, и Милана поняла — эта ночь ещё не закончена.

Луч солнца пробился сквозь щель в шторах, упав прямо на лицо. Милана зажмурилась, пытаясь сообразить, где она. Теплое дыхание на затылке, тяжелая рука на бедре — и тогда все вернулось.

Роман.

Она осторожно приподнялась на локте, оглядывая его спящее лицо. Без привычной сдержанности, с растрепанными волосами, он казался моложе. Почти беззащитным.

"Как странно видеть его таким..."

Ее телефон на полу тихо вибрировал. Сообщение от подруги:

"Ты где? Вчера пропала!"

Милана закусила губу.

"Боже, что я наделала..."

— Уже жалеешь?

Голос с хрипотцой от недавнего сна заставил ее вздрогнуть. Роман приоткрыл один глаз, потом второй, медленно фокусируясь на ней.

— Я... — она потянулась за одеждой, внезапно осознавая свою наготу. — Нет.

— Врешь, — он сел, простыня сползла, обнажая торс. — Я вижу по твоим глазам. Ты уже строишь планы побега.

Его рука скользнула по ее спине, заставив вздрогнуть.

— Это не побег. Просто... — она обернулась к нему, — что теперь?

Роман нахмурился, его пальцы замерли на ее талии.

— Что значит "что теперь"?

— Ты профессор. Я студентка. Это...

— Запретно? — он резко встал, и внезапно между ними возникла дистанция. — Поздно об этом думать.

Она наблюдала, как он натягивает брюки, движения резкие, сердитые.

— Я не говорю, что жалею, — Милана встала, накидывая его рубашку, которая пахла им, кофе и вчерашним дождем. — Но мы должны быть реалистами.

Роман замер у окна, распахнул штору. Свет залил комнату, обнажая следы их страсти — смятые простыни, ее колготки на торшере, его пиджак на полу.

— Знаешь, что самое смешное? — он повернулся, и в его глазах было что-то новое — уязвимость. — Я думал, ты боишься последствий для учебы. А ты боишься, что это для меня просто интрижка.

Милана почувствовала, как сжимается горло.

— А разве нет?

Он пересек комнату за три шага, схватил ее за подбородок — не больно, но твердо.

— Если бы я хотел просто переспать со студенткой, у меня были сотни возможностей.

Его губы грубо прижались к ее, на грани между поцелуем и наказанием.

— Я рискнул всем ради одной ночи с тобой. Не смей сомневаться.

Милана закрыла глаза, чувствуя, как ее сердце колотится.

— Тогда что мы делаем?

Роман отступил, провел рукой по лицу.

— Завтрак. Потом... — он взглянул на нее, — решим.

Она кивнула, вдруг осознавая, как сильно хочет, чтобы он снова прикоснулся.

— Только... — она поймала его руку, когда он повернулся уходить. — Никаких сожалений.

Его пальцы переплелись с ее.

— Никаких.

Кухня. 10:17

Она сидела на барном стуле, наблюдая, как он жарит яичницу. Его спина — сильная, с едва заметными царапинами от ее ногтей — напрягалась с каждым движением.

— Ты умеешь готовить, — она пробормотала, подпирая подбородок рукой.

— Удивлена?

— Думала, профессора питаются академическими званиями и пылью от книг.

Он фыркнул, переворачивая бекон.

— Моя мама считала, что мужчина должен уметь три вещи: читать Гомера, фехтовать и не умереть с голоду.

— А что насчет четвертой? — она улыбнулась, когда он обернулся.

— Какая же?

— Удовлетворять женщину.

Сковорода грохнула. Роман наклонился к ней, запах бекона и его кожи смешиваясь в головокружительный коктейль.

— Это, — он прошептал, целуя ее за ухом, — было само собой разумеющимся.

Милана засмеялась, но смех застрял в горле, когда его рука скользнула под рубашку.

— Ты же сказал — сначала завтрак...

— Я передумал, — он приподнял ее, усаживая на кухонный стол.

Яичница пригорела.

Календарь на стене Романа был испещрен красными крестами — 19 дней до конца семестра. Милана провела пальцем по сегодняшней дате, чувствуя, как за спиной разливается тепло.

"Всего 19 дней. И тогда..."

— Ты считаешь минуты? — Его голос, густой от недавнего пробуждения, обжег шею. Голые ступни замерли в полушаге от нее, запах мыла и сна еще витал в воздухе.

— Часы, — она обернулась, упираясь ладонями в его голую грудь. — 456, если точнее.

Роман приподнял бровь, его пальцы впились в ее бедра поверх тонкой шелковой рубашки — его рубашки, в которой она спала.

— Невыносимо, — прошептал он, прижимаясь губами к тому месту за ухом, что всегда заставляло ее колени подкашиваться.

— Что именно? — она запрокинула голову, давая ему больше доступа.

— Знать, что прямо сейчас в моей постели лежит самая блестящая студентка факультета... — его зубы легонько сжали мочку уха, — и я не могу похвастаться этим перед коллегами.

Милана рассмеялась, отталкивая его к кровати.

— Ужасное положение.

— Пытка, — он повалился на спину, закинув руки за голову. Простыня сползла, обнажая бедра. — Особенно когда эта студентка носит мои рубашки лучше, чем я.

Она медленно подошла к кровати, чувствуя, как шелк скользит по коже.

— Может, стоит ее раздеть? Чтобы не мучиться...

Роман молниеносно усадил ее сверху, его руки уже расстегивали пуговицы.

— Гениальная идея.

16 дней до конца семестра

Дождь стучал в окна университетской библиотеки. Милана делала вид, что конспектирует, но на самом деле писала в блокноте:

"Твой диван жестче, чем кажется. Придется провести сравнительный анализ на твоей кровати. Сегодня. 21:00."

Она отодвинула листок к краю стола. Через минуту чья-то рука забрала его.

Когда она подняла глаза, Роман уже уходил между стеллажами, но его ухо явно покраснело.

13 дней до конца семестра

— Ты опять не спала? — он провел большим пальцем под ее глазами, где легли синеватые тени.

Кафе за углом от университета было пустынным в этот час. Милана прикрыла его руку своей.

— Экзамены. Ты же знаешь, какой у меня строгий преподаватель.

— Ужасный тип, должно быть, — он пригубил кофе, оставив на чашке отпечаток губ.

— Самый худший. Заставляет меня думать о нем 24/7.

Его нога под столом зацепила ее.

— Может, тебе стоит пожаловаться?

— Может, — она лизнула пенку с его ложки, наблюдая, как его зрачки расширяются. — Но я люблю... сложные задачи.

Роман резко встал, оставив деньги на столе.

— Идем.

— Куда? У тебя же...

— Я передумал насчет лекции.

9 дней до конца семестра

Его пальцы выводили ноты на ее спине, пока она лежала, раскинувшись поверх него.

— Что это? — она повернула голову.

— Шопен.

— Ты играешь?

— На пианино. Моя бабушка учила.

Милана приподнялась, чтобы увидеть его лицо.

— Ты никогда не говорил о семье.

Роман замер, затем перевернул ее, прижимая к матрасу.

— Сегодня не тот день.

Его поцелуй оборвал все вопросы.

5 дней до конца семестра

— Мы не сделали ничего плохого, — Милана сжала стакан с вином так, что костяшки побелели.

Роман стоял у окна, силуэт напряженный.

— По университетскому уставу...

— Через пять дней устав нас не касается!

Он резко обернулся.

— А если кто-то уже знает?

Тишина повисла между ними.

Милана подошла, сняла с него очки, положила ладони на грудь.

— Тогда пусть знают.

Его сердце билось часто-часто под ее пальцами.

Последний день

Аудитория взорвалась аплодисментами после финальной лекции. Студенты неслись к выходу, смеясь и поздравляя друг друга.

Милана задержалась у двери, оглянувшись.

Роман стоял у окна, свет падал на его профиль.

Он не смотрел ей вслед.

Но его рука в кармане сжимала телефон — тот самый, на который только что пришло сообщение:

"Теперь мы свободны. Жду в 19:00. Без одежды."

И в уголке его губ дрогнуло то, что могло бы стать улыбкой.

Дверь в его квартиру была приоткрыта — как обещание. Милана вошла босиком, ступая по прохладному паркету. В гостиной горели свечи, их отблески танцевали на стенах, смешиваясь с последними лучами заката.

"Больше никаких тайн. Никаких отсчётов"

, — подумала она, сбрасывая куртку на диван.

Из спальни доносился шум воды. Она пошла на звук, задерживаясь у каждой фотографии на стене — вот он, лет десяти, с медалью за пианино; вот выпускной в университете; вот...

— Ты решила изучить всю мою жизнь до того, как войти?

Роман стоял в дверном проёме ванной, обёрнутый в полотенце. Капли воды стекали по груди, исчезая где-то ниже.

— Я просто проверяла, нет ли где спрятаных жён, — она сделала шаг вперёд.

— Только ты, — он поймал её за талию. — Навсегда.

Его губы нашли её шею, влажные от душа, горячие от желания. Милана вцепилась в его плечи, чувствуя, как полотенце развязывается между ними.

— Я передумала, — прошептала она.

Роман отстранился, брови сведённые:

— О чём?

— Насчёт одежды, — она стянула футболку через голову. — Она мне мешает.

Его смех превратился в стон, когда её руки скользнули под полотенце.

Постель.

Они падали на простыни, сплетаясь, как две реки, наконец-то слившиеся в одну. Роман целовал каждую родинку, каждый шрам, каждую изгиб, будто заново составляя карту её тела.

— Ты так дрожишь, — он прижал её ладонь к своей груди, где сердце билось в том же бешеном ритме.

— Это от тебя, — Милана провела ногой по его икре, чувствуя, как напрягаются его мышцы.

Он перевернул её, прижимая спиной к матрасу.

— Теперь у нас есть целая жизнь, — его губы скользнули по ключице, — чтобы я доказал, как сильно...

— Докажи сейчас, — она захватила его нижнюю губу зубами.

Роман вошёл в неё медленно, глаза не отрывая от её лица.

— Всё ещё дрожишь?

— Ты... — её слова рассыпались на звуки, когда он начал двигаться.

Больше не было таймеров, не было запретов — только их тела, наконец-то свободные.

Первый снег за окном кружился в предрассветном свете, когда Милана проснулась от нежных поцелуев в плечо.

— Ммм... ещё так рано... — потянулась она, чувствуя, как его руки обвивают её талию.

— Открой глаза, — прошептал Роман, его голос дрожал непривычной ноткой.

Она перевернулась и замерла.

Он стоял на одном колене у кровати, в его руке — маленькая бархатная коробочка. В утреннем свете его глаза казались прозрачными, уязвимыми, без привычной профессорской маски.

— Мы нарушили все правила, — начал он, проводя пальцем по её ладони. — Но есть одно правило, которое я хочу соблюсти.

Коробочка открылась. Внутри лежало кольцо — простое, из белого золота, с тёмным сапфиром, окружённым крошечными бриллиантами.

— Это... — Милана подняла дрожащие пальцы к губам.

— Камень с того самого перстня Караваджо, что мы видели в музее, — он вынул кольцо. — Ты говорила, что в его работах главное — страсть, выходящая за рамки.

Он взял её руку.

— Милана, выйдешь за меня? Нарушим все правила вместе.

Снег за окном закружился быстрее, как и её сердце.

— Да, — она бросилась в его объятия, смеясь сквозь слёзы. — Тысячу раз да!

Роман надел кольцо, его пальцы дрожали.

— Я обещаю, — он прижал лоб к её, — каждый день буду доказывать, что это не ошибка.

— Единственная наша ошибка, — прошептала она, целуя его, — это ждать так долго.

Они засмеялись одновременно, и в этот момент где-то внизу заиграло пианино — кто-то наигрывал "Лунную сонату".

Роман вдруг поднял её на руки и закружил по комнате, их смех смешивался со звуками музыки.

— Я научусь играть для тебя, — обещал он, опуская её на кровать.

— А я научусь терпеть фальшивые ноты, — поцеловала она его в нос.

Снег за окном падал всё гуще, укрывая город белым покрывалом. Но в этой комнате было тепло навсегда.

Конец.

P.S. Через год Милана защитит диплом по символизму в работах Караваджо. На защите в первом ряду будет сидеть мужчина с тёмно-синим галстуком, прячущий улыбку. А на её пальце будет сверкать тот самый сапфир — как напоминание, что иногда страсть становится вечностью.

Тайные узы

Виктория сидела на подоконнике своей комнаты, обхватив колени, и смотрела на дождь за окном. Капли стучали по стеклу, словно пытались что-то сказать, но она не слушала. Её мысли были заняты другим.

"Он вернулся"

— повторялось в голове снова и снова.

Максим. Её сводный брат, которого она не видела три года. Он уехал учиться за границу, и за это время они почти не общались. Только редкие формальные сообщения по праздникам. А теперь он здесь, в их общем доме, и Виктория не знала, как себя вести.

Дверь в комнату приоткрылась, и её сердце замерло.

— Можно? — его голос был глубже, чем она помнила.

Виктория медленно обернулась. Максим стоял на пороге, опираясь о косяк. Он вырос, стал шире в плечах, а в глазах появилась какая-то новая глубина.

— Конечно, — она отвела взгляд, чувствуя, как тепло разливается по щекам.

Он вошёл и сел рядом с ней на подоконник, их плечи почти соприкасались.

— Скучала? — спросил он, глядя на дождь.

Виктория сжала пальцы.

"Больше, чем должна была"

.

— Было тихо без тебя, — ответила она нейтрально.

Максим усмехнулся.

— А мне без тебя было слишком шумно.

Она подняла на него глаза, не понимая.

— В чём смысл?

Он повернулся к ней, и его взгляд скользнул по её губам на долю секунды дольше, чем следовало бы.

— В том, что ты всегда была у меня в голове, Вика.

Её дыхание участилось. Это была всего лишь фраза, ничего особенного… но от его низкого голоса по коже пробежали мурашки.

Он протянул руку и убрал прядь волос с её лица, пальцы едва коснулись кожи.

— Ты стала ещё красивее.

Виктория замерла. Это было… неправильно. Они брат и сестра. Пусть и сводные. Но почему тогда её тело реагировало так остро?

— Максим… — она хотела сказать

"остановись"

, но слова застряли в горле.

Он медленно отстранился, словно давая ей передышку, но в его глазах всё ещё горел тот же огонь.

— Просто констатирую факт, — сказал он, вставая. — Ужин через час. Не опоздай.

Когда дверь закрылась за ним, Виктория выдохнула и прижала ладонь к груди. Сердце бешено колотилось.

"Что, чёрт возьми, только что произошло?"

Но ещё страшнее было осознавать, что она хочет, чтобы это повторилось.

Ужин обещал быть неловким.

Виктория сидела напротив Максима, стараясь не смотреть в его сторону, но её взгляд всё равно скользил к нему против её воли. Он был таким…

другим

. Взрослым. Его руки — широкие, с тонкими шрамами от давних порезов — лежали на столе расслабленно, но пальцы слегка постукивали по скатерти, будто он тоже чувствовал это напряжение.

— Ну как, Макс, расскажи, как там в Швейцарии? — спросил отчим, накладывая себе салат.

Максим медленно поднял глаза, и на секунду его взгляд встретился с Викой.

— Холодно, — ответил он, слегка улыбаясь. — Но красиво.

— А люди? — встряла мама, передавая хлеб. — Там же много иностранцев?

— Да, — он взял кусок, и его пальцы ненадолго коснулись Викиных, когда она тянулась за тем же. Она резко отдернула руку, словно обожглась.

"Чёрт, он сделал это нарочно?"

Максим продолжил, как будто ничего не заметил:

— Со всеми находил общий язык. Хотя… — он сделал паузу, — с некоторыми — сложнее.

Его взгляд снова скользнул к Вике, и она почувствовала, как тепло разливается по шее.

— Вика, ты вся красная, — заметила мама. — Тебе душно?

— Нет, — она резко потянулась за водой и чуть не опрокинула бокал.

Максим ловко поймал его, его пальцы обхватили стекло раньше, чем она успела среагировать.

— Береги себя, — сказал он тихо, так, чтобы слышала только она.

"Это уже откровенная игра"

, — подумала Вика, сжимая салфетку на коленях.

— Спасибо, — пробормотала она, избегая его глаз.

— О, вы уже так мило общаетесь! — умилилась мама. — А я боялась, что за три года вы стали чужими.

Максим улыбнулся, но в его глазах было что-то хищное.

— Нет, мы…

очень

хорошо помним друг друга.

Виктория чуть не поперхнулась вином.

— Да, — быстро сказала она. — Конечно.

Отчим что-то рассказывал о работе, мама смеялась, а Вика чувствовала, как нога Максима

случайно

касается её под столом. Сначала легонько, будто невзначай. Потом — намеренно, проводя вдоль её голени.

Она резко втянула воздух.

— Всё в порядке? — спросил отчим.

— Да! — её голос прозвучал выше, чем обычно. — Просто… вспомнила, что не выключила утюг.

— Ты же не гладила сегодня, — удивилась мама.

— Точно! — фальшиво рассмеялась Вика. — Какая я растяпа.

Максим прикрыл рот рукой, но она

видела

, как дрожат его губы от смеха.

— Может, сходишь проверишь? — предложил он с мнимой заботой. — А то вдруг пожар.

Она бросила на него убийственный взгляд, но встала.

— Хорошая идея.

Как только она вышла из столовой, за её спиной раздались шаги.

— Вика.

Она обернулась. Максим стоял в полуметре от неё, его глаза горели в полумраке коридора.

— Ты играешь с огнём, — прошептала она.

Он шагнул ближе.

— А ты

дрожишь

.

Его рука поднялась, и он провёл пальцем по её запястью — медленно, намеренно.

— Почему?

Виктория не могла ответить. Потому что её тело реагировало на него вопреки разуму. Потому что он

знал

, что делает.

Из столовой донёсся смех родителей.

Максим наклонился к её уху, его дыхание обожгло кожу.

— Беги, если хочешь остановиться.

Он отошёл, оставив её одну в темноте, с бешено стучащим сердцем и одной мыслью:

"Я не хочу бежать."

Виктория сделала глубокий вдох, сжала кулаки и вернулась в столовую. Максим уже сидел на своём месте, невозмутимо допивая вино, будто ничего не произошло.

"Как он умеет это делать?!"

— мысленно выругалась она, опускаясь на стул.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Всё в порядке с утюгом? — спросила мама, подливая себе ещё вина.

— Да, я просто… перестраховалась, — Вика нарочито громко взяла вилку, чтобы руки не дрожали.

— Помнишь, как Вика в детстве утюгом себе платок спалила? — вдруг сказал отчим, смеясь.

— Па-ап! — Виктория закатила глаза, но губы сами потянулись в улыбку.

— О, да! — мама захлопала в ладоши. — Она тогда ревела, что «это была любимая вещь», хотя ненавидела этот платок!

Максим тихо рассмеялся, его тёплый взгляд скользнул по Викиному лицу.

— А помнишь, как она пыталась поджечь мне волосы зажигалкой?

— Это был

эксперимент

! — возмутилась Вика, чувствуя, как напряжение понемногу спадает. — Ты сам сказал, что они не горят!

— И очень зря поверил, — он провёл рукой по своим тёмным волосам, и Вика невольно представила, какими они были бы мягкими на ощупь.

— О боже, а помните их первую драку? — отчим откинулся на спинку стула, вспоминая. — Из-за чего это было?

— Из-за шоколадки, — одновременно ответили Вика и Максим.

Они переглянулись, и в воздухе снова повеяло чем-то тёплым и опасным.

— Я её

честно

разделила пополам, — сказала Вика, отломив кусок хлеба с преувеличенной аккуратностью.

— Ну да, — Максим поднял бровь. — Если считать, что 30% — это половина.

— Лжец!

— Можешь проверить мои школьные тетради по математике, там всё расписано.

Родители смеялись, а Вика чувствовала, как её нога снова касается его под столом — уже не случайно.

"Остановись. Сейчас же".

Но она не отодвигалась.

— А помнишь, как ты пряталась в моём шкафу, когда к тебе пришла та твоя подружка, с которой вы поссорились? — Максим прищурился.

Вика вспыхнула.

— Я была

ребёнком

!

— Мне вот что интересно, — он наклонился вперёд, положив подбородок на сцепленные пальцы. — Как ты там вообще поместилась? Шкаф-то маленький.

— Я… гибкая, — выпалила Вика и тут же пожалела.

В глазах Максима вспыхнул огонёк, и она

точно

почувствовала, как его ботинок медленно скользит вверх по её голени.

— Да уж, — он сделал глоток вина, не отрывая от неё взгляда. — Это я помню.

Мама вздохнула, умилённо глядя на них.

— Как же хорошо, что вы снова вместе. Прямо как раньше.

"Если бы ты знала…"

— Да, — голос Максима звучал глубже обычного. —

Прямо как раньше

.

Его нога наконец отодвинулась, но напряжение осталось — густое, сладкое, как недопитое вино в бокале.

Вика поймала себя на мысли, что ждёт момента, когда они останутся одни.

И это было

совершенно

неправильно.

Зеркало отражало её растрёпанные волосы, а щёки всё ещё горели от пары бокалов вина. Виктория медленно проводила расчёской по прядям, когда за спиной скрипнула дверь.

"Не оборачивайся. Не оборачивайся. Не..."

— Можно? — голос Максима прозвучал как тёплый шок.

Она обернулась, и расчёска выскользнула из пальцев. Он стоял в дверях, опираясь о косяк, в простой футболке, которая обтягивала рельеф груди. Дверь тихо щёлкнула за ним.

— Ты... — голос Вики предательски дрогнул. — Ты не должен здесь быть.

— Почему? — он сделал шаг вперёд, и свет от лампы упал на его скулы, подчеркнув хищную линию челюсти. — Мы же

брат и сестра

. Разве нам нельзя... поболтать?

Его взгляд скользнул по её телу: тонкая ткань майки, тени под ней, бледная кожа бёдер, обнажённых под шортами. Вика почувствовала, как по спине пробежали мурашки.

— О чём? — она намеренно потянулась за расчёской, зная, как изгибается при этом спина.

Максим сел на край её кровати, и пружины тихо заскрипели.

— Помнишь, как ты в семнадцать залезла ко мне в комнату за учебником?

— Ты тогда чуть не прибил меня дверью.

— Потому что ты была в одном полотенце. — Его пальцы сжали край матраса. — И я

почти

не сдержался.

Тишина повисла густым мёдом. Вика подняла глаза через отражение в зеркале.

— Ты... что?

— Ты слышала. — Он встал, подошёл так близко, что её колени почти касались его бёдер. — Я думал, это пройдёт. Три года. Три чёртовых года, Вика.

Его рука поднялась, пальцы едва коснулись её плеча, провели по ключице. Она затаила дыхание.

— А теперь ты здесь, — он наклонился, и губы почти коснулись её уха, — в этой... полупрозрачной майке.

Вика закрыла глаза.

— Это неправильно...

— Правильно, — его дыхание обожгло шею. — Когда ты впервые поняла?

Она открыла глаза. В зеркале он стоял за её спиной, его руки лежали на её плечах, а взгляд в отражении был тёмным, как ночь за окном.

— Поняла что?

— Что хочешь меня.

Её сердце ушло в пятки.

— Я не...

— Лжёшь, — он провёл пальцем по её шее, и она вздрогнула. — Твоё тело не врёт.

Вика резко встала, разорвав контакт.

— Нам нельзя этого.

— Почему? — он не отступал. — Мы не кровные. Мы...

—

Родители за стеной!

— она прошептала отчаянно.

Максим замер, затем медленно улыбнулся.

— Значит, если бы их не было...

Она не ответила. Не могла. Потому что ответ был

да

.

Он сделал шаг назад, к двери, но его глаза обещали:

— Это не конец, Вика.

Когда дверь закрылась, она опустилась на кровать, дрожащими пальцами касаясь места, где только что были его губы.

"Чёрт. Чёрт. Чёрт".

Но тело горело, а внизу живота пульсировало

предательское

тепло.

Неделя.

Семь дней украденных взглядов, случайных касаний и слов, обёрнутых в двусмысленность.

Виктория стояла на кухне, разминая затекшие плечи после тренировки. Спортивные леггинсы обтягивали каждую линию тела, а топ оставлял полоску кожи открытой на пояснице. Она знала —

он это заметит

.

Шаги в дверном проёме. Тяжёлые, уверенные.

"Не оборачивайся"

, — приказала себе Вика, но тело уже отреагировало мурашками по коже.

— Устала?

Голос Максима прозвучал прямо за спиной, ближе, чем она ожидала. Тёплое дыхание коснулось шеи.

— Обычная нагрузка, — она потянулась за бутылкой воды, специально выгибая спину.

Его пальцы вдруг легли на её поясницу, едва касаясь.

— Здесь напряжено.

Вика замерла.

— Ты... массажист теперь? — голос звучал хриплее, чем хотелось.

— Могу быть, — он начал медленно водить большими пальцами по её спине, надавливая ровно настолько, чтобы заставить её дыхание участиться.

"Господи, он точно знает, что делает"

.

— Родители... — слабо попыталась протестовать Вика.

— В городе. До вечера. — Его губы почти коснулись её уха. — Расслабься.

Она закрыла глаза, позволив себе эту слабость. Его руки двигались выше, к плечам, сильные пальцы разминали узлы напряжения, а потом...

Пальцы скользнули под тонкие бретели топа.

Вика резко обернулась, отрываясь от него.

— Максим...

Он стоял так близко, что она видела, как расширяются его зрачки. Его взгляд медленно скользнул вниз, по её шее, груди, открытому животу...

— Ты делаешь это специально, — прошептал он.

— Что?

— Носишь эту... — он жестом обозначил её одежду, — когда мы одни.

Вика чувствовала, как горит под этим взглядом.

— Я не...

— Врёшь, — он шагнул вперёд, заставляя её отступить к столу. — Ты знаешь, что сводишь меня с ума.

Его руки упёрлись в столешницу по бокам от неё, запирая в ловушке.

— Я считал дни до возвращения, — голос Максима был низким, хриплым. — Три года, Вика. Три года я пытался забыть, как пахнут твои волосы.

Она задрожала.

— Почему... почему ты говоришь это только сейчас?

— Потому что, — он наклонился ближе, их губы почти соприкоснулись, — я больше не могу притворяться.

В доме внезапно раздался звук открывающейся двери.

— Ребята, мы дома! — донёсся голос мамы из прихожей.

Максим медленно отстранился, но его глаза говорили ясно:

"Это не конец"

.

Когда он вышел из кухни, Вика наконец выдохнула и провела дрожащей рукой по лицу.

"Мы играем с огнём. И я уже не хочу останавливаться"

.

Дождь хлестал по окнам уже третий час. Родители уехали на ночь — непредвиденное совещание отца в другом городе, мать поехала с ним.

"Они остались одни"

.

Вика сидела на диване, сжимая в руках книгу, которую не могла читать уже двадцать минут. Максим стоял у окна, наблюдая за потоками воды, стекающими по стеклу. Его профиль в полумраке казался вырезанным из мрамора — резким, неумолимым.

— Боишься грозы? — спросил он, не поворачиваясь.

Гром грянул прямо над домом, заставив Вику вздрогнуть.

— Нет, — солгала она.

Максим обернулся. В темноте его глаза казались черными.

— Всегда боялась. Помнишь, как в четырнадцать лет залезла ко мне в кровать во время урагана?

Жар разлился по ее груди.

— Я была ребенком.

— А теперь? — Он сделал шаг вперед.

Ее пальцы впились в обложку книги.

— Максим...

Еще один шаг. Еще ближе.

— Ты все еще можешь убежать, — его голос звучал как обещание и предупреждение одновременно. — Сейчас. Пока я не коснулся тебя.

Гром грохнул снова, и свет на мгновение погас. В темноте Вика услышала его шаги.

"Беги. Останься. Боже, я не знаю..."

Теплые пальцы коснулись ее щеки.

— Последний шанс, Вика.

Она подняла глаза. Вспышка молнии осветила его лицо — напряженное, прекрасное в своем желании.

Книга со стуком упала на пол.

Ее руки сами потянулись к нему, пальцы вцепились в его футболку. Максим издал низкий стон, прежде чем его губы наконец нашли ее.

Это не был нежный поцелуй. Это было столкновение — горячее, отчаянное, как будто они пытались наверстать все потерянные годы за один миг.

Его руки скользнули под ее бедра, легко подняв ее. Вика обвила его ногами, чувствуя, как твердое тепло его тела прижимается к ней.

— Ты уверена? — он прошептал, отрываясь от ее губ.

В ответ она провела рукой под его футболкой, ощущая рельеф мышц, дрожащих под ее прикосновением.

Максим застонал и понес ее в спальню.

Дождь бил в окна, гром гремел над крышей, но Вика слышала только их учащенное дыхание и шепот его губ на своей коже:

— Я так долго этого ждал...

Дождь за окном превратился в глухой шум, словно весь мир растворился за стенами этой комнаты. Максим медленно вел её к кровати, его губы не отрывались от её шеи, оставляя горячие следы на влажной коже.

— Ты такая... — его голос сорвался, когда её пальцы впились в его волосы, — такая красивая, когда теряешь контроль.

Вика чувствовала, как дрожат его руки, расстегивая пуговицы её блузки. Каждое прикосновение обжигало, будто он оставлял на ней невидимые отметины.

— Мы не должны... — она прошептала, но её тело выгнулось навстречу его ладоням.

— Должны, — он прикусил её нижнюю губу, заставив её вздохнуть. — Мы должны были сделать это давно.

Её спина коснулась прохладных простыней, а его тело накрыло её, тяжёлое, тёплое,

родное

и в то же время совершенно новое.

— Ты дрожишь, — он провёл пальцем по её ключице, наблюдая, как её кожа покрывается мурашками.

— Это ты заставляешь меня... — её слова превратились в стон, когда его рука скользнула ниже.

Максим прижал лоб к её груди, его дыхание стало прерывистым.

— Я столько раз представлял этот момент... Но реальность... — он поднял на неё глаза, и в них горело что-то дикое, — реальность в тысячу раз лучше.

Вика провела руками по его спине, чувствуя, как напрягаются мышцы под её пальцами. Она

хотела

запомнить каждую линию его тела, каждый звук, который он издавал.

Когда он вошёл в неё, они оба замерли на мгновение — слишком много чувств, слишком много лет ожидания.

— Боже... — он прошептал её имя, как молитву.

Она закрыла глаза, чувствуя, как её тело подстраивается под него, как будто они были созданы для этого.

Максим начал двигаться медленно, почти невыносимо, каждый толчок заставлял её видеть звёзды.

— Смотри на меня, — он приказал тихо.

И когда она открыла глаза, она увидела в его взгляде не просто страсть — а что-то глубже, что-то, что заставило её сердце сжаться.

— Я твой, — прошептал он, ускоряя ритм. — Всегда был.

Её ногти впились в его плечи, когда волна нарастающего удовольствия стала слишком сильной.

— Максим... я...

— Я знаю, — он прижал её к себе, его губы нашли её шею. — Просто отпусти себя.

И она отпустила — с его именем на губах, с его телом, слитым с её телом, с чувством, что, несмотря на всю греховность этого момента, ничего в жизни не было

правильнее

.

Когда буря за окном стихла, в комнате остались только их переплетённые тела и тихий шёпот:

— Это только начало, Вика.

И она верила ему.

Золотистые лучи утреннего солнца струились через кухонные шторы, окрашивая все в теплые, медовые оттенки. Вика сидела за столом, сжимая кружку с чаем обеими руками, словно пытаясь согреть пальцы, которые все еще дрожали от вчерашних прикосновений.

"Как будто ничего не изменилось. Но все изменилось. Навсегда."

Стук ножа о разделочную доску заставил ее вздрогнуть. Максим стоял у плиты, нарезая фрукты для завтрака. Его спина, широкая и сильная под тонкой футболкой, двигалась в такт его действиям. Она знала, какая кожа скрывается под этой тканью. Знала, как она нагревается под ее ладонями.

"Боже, что мы наделали..."

— Ты что, собирается прожечь дыру в моей спине взглядом? — он обернулся, и уголок его губ дрогнул в полуулыбке.

Вика быстро опустила глаза.

— Я просто... думала.

— О чем? — он поставил перед ней тарелку с идеально нарезанными яблоками и грушами.

"О том, как ты вчера шептал мое имя. О том, как родители вернутся сегодня вечером. О том, что мы совершили огромную ошибку."

— О погоде, — она взяла дольку яблока, избегая его взгляда.

Максим сел напротив, его нога намеренно коснулась ее под столом.

— Врешь.

Она подняла глаза. Его взгляд был таким... спокойным. Уверенным. Как будто вчерашнее не было грехом, а стало чем-то естественным.

— Максим, — она понизила голос до шепота, хотя в доме кроме них никого не было, — что мы будем делать, когда...

— Когда приедут родители? — он допил свой кофе, не отрывая от нее глаз. — Ничего.

— Как это ничего?!

— Мы не сделали ничего плохого, Вика.

Она замерла, ее пальцы сжали край стола.

— Мы...

— Любим друг друга, — он закончил за нее. Его рука накрыла ее ладонь. — Разве это преступление?

Ее сердце бешено заколотилось.

"Любовь? Он сказал "любовь"?

— Ты...

Звонок телефона разорвал момент. Мамин номер на экране.

Вика вскочила, как ошпаренная.

— Алло?

— Доченька, мы выезжаем, будем через пару часов, — мамин голос звучал бодро. — Как ваши выходные?

Максим наблюдал за ней, медленно доедая фрукт.

— Отлично! Все отлично, — Вика почувствовала, как ее щеки горят.

Когда она положила трубку, в кухне повисла тишина.

Максим встал, подошел к ней и взял ее лицо в ладони.

— Ничего не изменится, кроме одного, — он прошептал, касаясь ее губ своими. — Теперь мне не придется притворяться, что я не хочу тебя каждую секунду.

И когда он поцеловал ее, Вика поняла — бежать уже поздно.

Осталось только принять этот грех... и наслаждаться каждым его мгновением.

Губы Максима обжигали её кожу, оставляя влажные следы по линии декольте. Вика вцепилась пальцами в его волосы, сдерживая стон, когда его зубы слегка сжали тонкую цепочку на её шее.

"Мы должны остановиться…"

— слабая мысль терялась в тумане желания.

Его ладонь скользнула под её топ, касаясь рёбер.

— Макс… диван скрипит… — прошептала она, но её бёдра сами приподнялись навстречу его руке.

— Ты хочешь, чтобы я остановился? — он дышал неровно, его голос звучал хрипло.

Ответом стало её тело — выгнувшееся, отзывчивое, предательски говорящее «нет» без единого слова.

Щелчок входной двери.

Они замерли одновременно.

— Кажется, кто-то… — Вика не успела договорить.

— Ребята, мы вернулись раньше! — раздался мамин голос из прихожей.

Ледяной ужас пронзил Вику. Она резко оттолкнула Максима, но было уже поздно.

Тени в дверном проёме.

Тишина.

— Боже… мой… — мамин шёпот прозвучал как удар.

Отчим стоял как вкопанный, лицо постепенно багровело.

"Невидимые часы тикали: раз… два… три…"

— ЧТО ЭТО ЗА ЧЕРТОВЩИНА?! — рёв отчима сотряс стены.

Максим мгновенно закрыл Вику своим телом, его спина напряглась как щит.

— Пап, успокойся…

— НЕ СМЕЙ ГОВОРИТЬ МНЕ «УСПОКОЙСЯ»!

Вика видела, как мама схватилась за дверной косяк, её лицо стало пепельным.

— Вы… вы же брат и сестра… — её голос дрожал.

— Мы не кровные, — твёрдо сказал Максим, не отступая.

Отчим сделал шаг вперёд, кулаки сжаты:

— Вы живёте под одной крышей! Я растил ее как родную дочь!

"Щёлк"

— в голове Вики сработал какой-то механизм.

— Мы любим друг друга, — услышала она свой голос, чужой и спокойный.

Мама закачалась.

— Это… извращение…

Максим резко поднялся, но Вика схватила его за руку.

— Нет, — она встала рядом с ним, чувствуя, как дрожат его пальцы. — Это любовь. Просто… любовь.

Отчим вдруг схватил вазу со стола и швырнул её в стену. Осколки дождём рассыпались вокруг.

— Вон из моего дома! Сейчас же!

— Папа…

— Я ТЕБЕ НЕ ОТЕЦ!

Тишина.

Максим медленно выпрямился.

— Хорошо. Я ухожу. Но Вика… — он повернулся к ней, и в его глазах она увидела вопрос.

"Выбор. Сейчас. Навсегда."

Её сердце разорвалось пополам.

— Я… — она посмотрела на маму, которая плакала молча, на отчима с перекошенным лицом…

И сделала шаг вперёд.

— Я иду с ним.

Мама вскрикнула.

— Ты выбираешь ЭТО вместо семьи?!

Вика почувствовала, как Максим берёт её руку в свою. Тёплую. Надёжную.

— Я выбираю правду, — она подняла голову. — Мы скрывали это годами. Больше не буду.

Отчим задышал как загнанный зверь.

— Тогда чтобы твоя нога здесь больше не ступала.

Максим резко дёрнул её за собой к выходу.

— Нам нечего больше слушать.

Когда дверь захлопнулась за ними, Вика впервые поняла —

Свобода пахнет не счастьем. А болью.

Но его пальцы, сплетённые с её пальцами, говорили:

"Это того стоит"

.

Дождь. Он лил как тогда, в первую ночь, когда они переступили черту. Вика прижалась лбом к холодному стеклу такси, наблюдая, как капли сливаются в причудливые узоры.

"Мы оставили всё. Ради этого. Ради нас."

Максим сидел рядом, его пальцы мертвой хваткой сжимали её руку. В темноте салона его профиль казался вырезанным из камня — резким, непоколебимым.

— Куда едем? — хрипло спросил водитель.

— На вокзал, — ответил Максим, не отрывая взгляда от Вики.

Она почувствовала, как её горло сжалось.

— Макс… а если…

— Нет «если», — он повернул её лицо к себе. В его глазах горела та же решимость, что и тогда, когда он впервые поцеловал её. — Только «когда».

Такси резко затормозило у светофора, и она врезалась в его плечо. Тёплое. Твёрдое.

Его

.

"Дом. Вот что он для меня теперь."

— Билеты, — Максим достал из кармана два смятых листка, когда они вышли на перрон. — До Сочи. Ночной поезд.

Вика взяла один из них, разглядывая расплывчатые буквы.

— Почему Сочи?

Он вдруг улыбнулся — по-настоящему, впервые за этот кошмарный вечер.

— Потому что там море. И нет никого, кто будет смотреть на нас с осуждением.

Громкий гудок поезда заглушил её ответ. Они вошли в вагон, и только когда дверь купе захлопнулась за ними, Вика позволила себе разрыдаться.

— Я… я даже не взяла… ничего…

Максим притянул её к себе, и она уткнулась лицом в его грудь, вдыхая знакомый запах.

— Всё, что тебе нужно — здесь.

Она подняла на него заплаканные глаза.

— А родители?

— Простят. Или нет. — Он провёл пальцем по её щеке, стирая слезу. — Но мы не можем жить ради их одобрения.

Поезд тронулся, и Вика почувствовала, как что-то щёлкнуло внутри.

"Этот звук — я, отпускающая прошлое."

Она потянулась к нему, и их губы встретились в поцелуе, который был одновременно и прощанием, и обещанием.

— Я люблю тебя, — прошептала она, впервые говоря это вслух.

Максим прижал её руку к своей груди, где сердце билось в бешеном ритме.

— Это навсегда, Вика.

За окном мелькали огни города, который они оставляли позади. Но в этом тесном купе, вперемешку с запахом железа и старых одеял, рождалось что-то новое.

Их жизнь.

Их правила.

Их любовь — запретная, грешная,

идеальная

.

Конец.

Искусство обмана

— София, за мной. Сейчас.

Голос Данилы Воронова прозвучал у неё за спиной так внезапно, что она вздрогнула, едва не расплескав бокал с вином. Корпоратив в самом разгаре — вокруг смех, музыка, десятки людей, но его низкий, чуть хрипловатый тембр выделялся из общего шума, будто нож, разрезающий воздух.

София медленно обернулась.

Он стоял слишком близко.

Тёмный костюм, идеально сидящий на широких плечах, растрёпанные чёрные волосы (будто он только что вышел из постели, а не с важных переговоров) и этот взгляд — холодный, расчётливый, но с едва уловимым огнём где-то в глубине.

— Что случилось? — спросила она, стараясь звучать равнодушно.

— Не здесь.

Его пальцы обхватили её запястье, и прежде чем она успела возмутиться, он уже вёл её через зал к выходу на террасу. Ладонь горячая, хватка твёрдая — не больно, но так, что сразу ясно: сопротивляться бесполезно.

"Чёрт, что ему нужно? Мы же почти не общаемся…"

Терраса оказалась пустынной. Прохладный вечерний воздух обжёг щёки, и София наконец вырвала руку.

— Воронов, объясни, что за театр?

Он прислонился к перилам, изучая её. В свете фонарей его глаза казались почти чёрными, а губы — подозрительно мягкими для человека с такой жёсткой репутацией.

— У меня к тебе предложение, — наконец сказал он.

— Если это про сверхурочные, то я…

— Сыграешь мою невесту?

София замерла.

— …Что?

— Год. Максимум. Публичные мероприятия, светские рауты, пара интервью. После — свобода и очень щедрая компенсация.

Она рассмеялась.

— Ты пьян?

— Ни капли.

— Тогда почему я?

Он сделал шаг вперёд, сокращая дистанцию. От него пахло дорогим виски и чем-то древесным — тёплым, опасным.

— Потому что ты не лезешь ко мне с глупыми намёками, не краснеешь, когда я рядом, и умеешь держать язык за зубами.

— Лестно, — фыркнула София.

— Кроме того… — Его взгляд скользнул по её фигуре — облегающее чёрное платье, каблуки, слишком много кожи — и вернулся к лицу. — Ты красивая. Это важно для образа.

"Охренеть. Он это серьёзно."

— А если я откажусь?

— Тогда я найду кого-то другого. Но… — Он наклонился, губы почти коснулись её уха. — Ты не откажешься.

Мурашки побежали по спине.

— И почему же?

— Потому что ты уже считаешь, на что потратишь эти деньги.

"Чёрт. Он прав."

Квартира. Путешествия. Наконец-то открыть своё дело…

— А что насчёт… — она запнулась, — физической части?

Данила усмехнулся.

— Что, сразу об этом?

— Не корчи дурака, — она скрестила руки на груди. — Ты ожидаешь, что я буду целовать тебя на камеру?

— Только если захочешь.

— Ты невозможен.

— Зато честен. — Он откинулся назад. — Никаких обязательств. Только игра. Но если захочешь больше…

— Не дождёшься.

Он ухмыльнулся, словно знал что-то, чего не знала она.

— Итак, каков твой ответ?

София глубоко вдохнула.

"Это безумие. Но…"

— Детали. Сроки. Гарантии.

— Всё будет в контракте.

— И… — она закусила губу, — никакого секса.

Данила рассмеялся — громко, искренне, будто она сказала что-то смешное.

— Обещаю не набрасываться на тебя в постели… если только ты сама не попросишь.

— Всё, я передумала.

Он поймал её за руку, когда она развернулась к двери.

— Шучу. Никакого секса. Только фальшивые объятия и невинные поцелуи в щёку. Довольна?

София вздохнула.

— Чёрт с тобой. Да.

Его пальцы сжали её руку чуть сильнее.

— Отлично. Тогда начинаем завтра.

— Что?!

— Пресс-релиз о нашей помолвке выходит утром.

— Ты сволочь, — прошипела она.

— А ты моя очаровательная невеста, — он поднял её руку к губам и лёгко коснулся кожи. — Спокойной ночи, София.

И прежде чем она успела что-то ответить, он исчез в толпе, оставив её с бешено стучащим сердцем и миллионом вопросов.

"Во что я ввязалась?.."

— Не дёргайся.

Голос Данилы прозвучал прямо у неё в ухе, его горячее дыхание обожгло кожу. София едва не вскрикнула, когда его пальцы скользнули по её спине, застёгивая слишком откровенное платье, которое он сам же и выбрал для этого вечера.

— Я не дёргаюсь, — прошипела она, сжимая зубы. — Просто мне кажется, или это платье состоит из одних лямок и воздуха?

Он рассмеялся — низко, глухо, и его руки на секунду задержались на её талии.

— Тебе идёт.

— Мне идёт не чувствовать себя голой перед сотней репортёров!

Данила развернул её к зеркалу.

Отражение сразило наповал.

Шелковая тёмно-синяя ткань облегала каждый изгиб, подчёркивая линию бёдер, глубокий вырез сзади оставлял слишком много кожи открытой, а разрез на бедре…

— Ты специально? — она резко повернулась к нему.

— Специально. — Он стоял слишком близко, в идеально сшитом смокинге, с лёгкой небритостью, делающей его похожим на голливудского негодяя. — Ты — моя невеста. Пусть все видят, что я не могу устоять.

— Это игра, — напомнила она, но голос дрогнул, когда он провёл пальцем по её обнажённому плечу.

— И я играю в полную силу.

Лимозин остановился у красной дорожки.

София глубоко вдохнула.

"Ты справишься. Просто улыбайся и не дай ему понять, что дрожишь."

Дверь открылась, и вспышки камер ослепили её.

— Готовься, — прошептал Данила, прежде чем его рука крепко обхватила её талию, прижимая к себе.

Она заставила себя улыбнуться, но внутри всё сжалось в комок.

"Боже, все эти люди… Они действительно верят, что мы…?"

— Данила! Кто ваша прекрасная спутница?

— София Орлова, — его голос звучал властно и гордо, словно он представлял драгоценность. — Моя невеста.

Его пальцы слегка сжали её бок, будто напоминая:

"Играй".

— Как вы познакомились?

— Она работала на меня, — ухмыльнулся Данила, — пока я не понял, что хочу, чтобы она осталась навсегда.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

София чуть не подавилась слюной.

"Какой же ты мерзавец…"

Но она прижалась к нему ближе, закинув руку ему на плечо.

— Он настаивал три месяца, прежде чем я согласилась, — сказала она сладким голосом, глядя ему в глаза.

В его взгляде мелькнуло что-то горячее.

— О, поверьте, она стоит того, — прошептал он, но так, чтобы услышали все.

Затем его рука сползла ниже, к самому началу разреза на её бедре, и её дыхание перехватило.

"Это уже слишком…"

Но камеры щёлкали, и она не могла оттолкнуть его.

Внутри было ещё хуже.

Шампанское, громкая музыка, десятки любопытных взглядов.

— Ты перегибаешь, — сквозь зубы сказала София, когда он притянул её к себе под предлогом «фото для таблоидов».

— Я? — он притворно-невинно поднял брови. — Просто выполняю условия контракта.

— Контракт не предусматривает твои руки у меня на бёдрах!

— Но предусматривает правдоподобность, — его губы коснулись её виска. — А разве настоящий жених не стал бы так трогать свою невесту?

Она замерла, чувствуя, как её тело предательски откликается на его прикосновения.

— Ты делаешь это специально.

— Может быть.

И тогда она решила дать отпор.

София резко повернулась к нему, обвила руками его шею и прижалась всем телом.

— Ну что, дорогой, тебе нравится, как я играю? — София едва успела прошептать эти слова, когда по залу пронесся шепот.

Она почувствовала, как рука Данилы внезапно напряглась на ее талии. Его пальцы впились в шелк платья так сильно, что она чуть не вскрикнула.

— Не оборачивайся, — его губы едва шевельнулись, но голос звучал как стальная проволока.

Но София уже видела - через отражение в хрустальном бокале.

Она.

Высокая блондинка в облегающем красном платье, которое кричало "посмотри на меня" так громко, что даже оркестр замолчал на секунду.

— Даниэль... — голос прозвучал за спиной, сладкий как сироп и острый как бритва.

София почувствовала, как Данила медленно разворачивается, его рука непроизвольно потянула ее за собой, будто прикрывая своим телом.

— Елена.

Одно слово. Всего одно слово. Но София никогда не слышала, чтобы он говорил так - будто выплевывал яд.

— Какая... неожиданная встреча. — Елена скользнула взглядом по Софии, от макушки до разреза на бедре. — Ты всегда любил доступных.

София почувствовала, как по спине пробежал ледяной холод. Но прежде чем она успела открыть рот, Данила шагнул вперед, отрезая Елену от нее буквально своим телом.

— Ты переступила черту. — его голос был тихим, но каждый вокруг невольно замер. — Уходи. Пока я позволяю.

Елена засмеялась - высоко, неестественно.

— Всего три года назад ты стоял на коленях и умолял меня вернуться!

София увидела, как сжались его челюсти.

— Перед тем, как узнал, что ты спала с моим братом за неделю до свадьбы? — Данила произнес это так громко, что несколько пар вокруг откровенно обернулись. — Да. Я помню.

Елена побледнела.

— Ты никогда не простишь...

— Нет. — он перебил ее, поворачиваясь к Софии. Его рука скользнула по ее спине, горячая даже через шелк. — Потому что у меня есть кое-что лучше.

И тогда он поцеловал ее.

Не фальшивый поцелуй для камер. Не вежливый чмок в щеку.

Настоящий.

Его губы жгли, пальцы впились в ее волосы так, что боль смешалась с чем-то сладким и опасным. София забыла дышать, забыла где они, забыла все, кроме этого ощущения.

Когда он наконец отпустил ее, в зале стояла мертвая тишина.

Елена смотрела на них с открытым ртом.

— Ты...

— Уходи, Елена. — Данила даже не взглянул на нее, его глаза были прикованы к Софии. — Ты проиграла.

Когда София рискнула обернуться через плечо, Елены уже не было.

Но в ее ушах все еще звенело от того поцелуя.

— Это... было частью игры? — она прошептала.

Данила медленно провел пальцем по ее распухшим губам.

— Какой игры?

И в его глазах она увидела нечто, от чего перехватило дыхание.

Лимузин мчался по ночному городу, а София все еще чувствовала жжение тех губ на своих. Ее пальцы непроизвольно коснулись рта, будто проверяя - действительно ли это случилось.

Данила сидел напротив, его профиль резко вырисовывался на фоне мелькающих огней. Он смотрел в окно, но София видела - его челюсть напряжена, пальцы сжимают телефон так, что кажется, вот-вот раздавят.

— Объясни. — Ее голос прозвучал громче, чем она планировала.

Он медленно повернул голову. В темноте салона его глаза казались совсем черными.

— Что именно?

— Не притворяйся! — Она резко наклонилась вперед. — Этот поцелуй. Весь этот спектакль. Ты использовал меня, чтобы унизить ее?

Его губы искривились в чем-то, что не было улыбкой.

— А если да?

Сердце Софии упало.

— Тогда ты хуже, чем я думала.

Лимузин резко остановился у его дома. Данила не двигался, просто смотрел на нее тем невыносимым взглядом, от которого по коже бежали мурашки.

— Выйди со мной. — Неожиданно сказал он.

— Что?

— Выйди. И я все расскажу.

Она колебалась. Это было глупо. Опасно. Но...

"А что, если это не было игрой?"

— ...Только объяснения. — Наконец сказала София. — Ничего больше.

Он кивнул, но в его глазах промелькнуло что-то опасное.

Его пентхаус поражал — холодный, минималистичный, совершенно безличный. Как будто здесь никто не жил.

— Садись. — Он скинул пиджак, обнажив затянутую в рубашку грудь. — Выпьешь?

— Нет. — Она осталась стоять. — Говори.

Данила вздохнул, наливая себе виски.

— Елена была моей первой любовью. — Он сделал глоток. — Я купил тот самый бриллиант. Арендовал весь Лазурный берег для свадьбы. — Еще глоток. — А потом нашел ее в постели моего брата.

София сжала руки.

— И сегодня... это была месть?

Он поставил бокал с таким усилием, что стекло треснуло.

— Нет. — Его голос сорвался. — Это было прощание.

Он шагнул к ней. Один. Два.

— А поцелуй... — Его пальцы коснулись ее подбородка. — Это не было игрой.

София перехватила дыхание. Его губы пахли виски и чем-то еще — чем-то, от чего кружилась голова.

— Докажи. — Прошептала она.

И он доказал.

Этот поцелуй был совсем другим — медленным, исследующим, настоящим. Его руки скользнули по ее спине, прижимая так близко, что она чувствовала каждый мускул его тела.

Когда они наконец разошлись, он прижал лоб к ее.

— Останься. — Прошептал он. — Хотя бы... на эту ночь.

И София...

Согласилась.

Его спальня оказалась неожиданно теплой - темные шелковые простыни, приглушенный свет через панорамные окна, и этот невыносимый запах его кожи, смешанный с дорогим парфюмом.

— Ты дрожишь, — его губы коснулись ее ключицы, когда он расстегивал проклятую молнию на ее платье.

София хотела ответить что-то остроумное, но все слова застряли в горле, когда его пальцы впервые коснулись обнаженной спины.

— Я... мы не должны...

— Должны, — он перебил ее, прижимая ладонь к ее оголенной талии. — Потому что это уже не игра.

Платье бесшумно соскользнуло на пол. Его взгляд обжигал кожу, медленно скользя по каждому изгибу.

— Прекрати смотреть так, — она попыталась прикрыться руками, но он поймал ее запястья.

— Почему? Ты совершенна, — его голос звучал хрипло, непривычно.

Когда он наклонился, чтобы снять с нее последние дразнящие лямки нижнего белья, его дыхание обожгло кожу живота. София вцепилась в его волосы, не понимая - тянет его к себе или пытается оттолкнуть.

Постель оказалась мягче, чем она ожидала. Его тело - тяжелее, горячее. Когда его губы нашли ее шею, она застонала, ногти впиваясь в его плечи.

— Ты представляла это? — он заставил ее посмотреть в глаза, один локоть поддерживая вес, другая рука... Боже, эта рука...

— Нет, — солгала она.

Он усмехнулся, прекрасно зная правду.

— А теперь представь, — его губы скользнули к уху, — что все это по-настоящему.

И когда его пальцы нашли то самое чувствительное место, София перестала понимать, где заканчивается притворство и начинается нечто большее...

Утро застало их в запутанных простынях, его рука невозмутимо лежала на ее бедре, как будто имела на это право.

София осторожно приподнялась, но его рука сжала ее крепче.

— Не уходи, — он даже не открыл глаз. — Еще пять минут.

И она...

Осталась.

София проснулась от звука хлопнувшей двери. Данила уже встал с кровати, его тело напряглось, как у хищника, почуявшего опасность.

— Останься здесь, — приказал он, натягивая брюки.

Но она не послушалась. Завернувшись в простыню, София вышла в гостиную — и замерла.

В дверях стоял мужчина.

Высокий, как Данила, с такими же черными волосами, но взгляд у него был… другой. Холодный. Расчетливый. И в то же время — знакомый.

— Привет, брат, — произнес незнакомец, и его губы растянулись в улыбке, которая не дошла до глаз.

Данила не двинулся с места, но София почувствовала, как воздух вокруг него наэлектризовался.

— Кирилл.

Имя прозвучало как выстрел.

— Ты не звал меня на свадьбу, — Кирилл сделал шаг вперед, его взгляд скользнул по Софии — слишком медленно, слишком оценивающе. — Жаль. Я бы с радостью познакомился с твоей невестой… раньше.

Данила блокировал его путь, но Кирилл лишь рассмеялся.

— Расслабься. Я не за твоей девочкой.

— Тогда за чем?

Кирилл достал из кармана конверт и бросил его на стол.

— Мать больна. Требует, чтобы ты приехал.

Данила не пошевелился, но София увидела, как сжались его кулаки.

— Врешь.

— Проверь.

Тишина.

Кирилл повернулся к выходу, но на пороге остановился, бросив Софии последний взгляд.

— Интересно… — его голос стал тише, опаснее. — Она знает, что ты не умеешь любить?

Дверь захлопнулась.

София не дышала.

Данила стоял неподвижно, его спина была напряжена, плечи — каменные.

— Это… твой брат? — наконец выдохнула она.

Он резко обернулся. В его глазах горело что-то дикое, неконтролируемое.

— Да.

— А что он имел в виду…

— Забудь.

Он перекрыл дистанцию за два шага, его руки впились в ее плечи.

— Это не твое дело.

Она попыталась вырваться, но его хватка стала жестче.

— Ты врешь мне с самого начала, Данила.

— А ты? — его губы искривились. — Ты действительно думаешь, что вчера было только "по сценарию"?

София замолчала.

Потому что не знала ответа.

Потому что боялась его.

Потому что чувствовала, как предает ее собственное тело, вспоминая его прикосновения.

— Я ухожу, — прошептала она.

Данила не остановил ее.

Но когда дверь закрылась, что-то в нем сломалось.

А внизу, у выхода, Кирилл ждал.

— Ну что, сестренка, — он улыбнулся, слишком широко. — Пора домой.

София отпрянула.

— Что?..

— О, он тебе не сказал? — Кирилл рассмеялся, и этот звук резанул, как стекло. — Мы с тобой — родня. По матери.

Мир перевернулся.

— Ты… лжешь.

— Проверь.

И он сунул ей в руки старую фотографию.

На ней — молодая женщина с двумя мальчишками.

И девочкой.

Своими глазами.

София задрожала.

— Нет…

— Да, — Кирилл наклонился, его дыхание обожгло ухо. — Ты играла в любовь с собственным братом.

И он знал.

С самого начала.

София сидела на краю кровати в своем квартире, сжимая фотографию так, что пальцы побелели.

"Это невозможно…"

Но чем дольше она смотрела на снимок, тем больше деталей всплывало в памяти.

Женщина с теплыми глазами. Ее мать?

Два мальчика. Данила и Кирилл.

И… маленькая девочка в белом платьице.

"Это я?"

Голова раскалывалась, будто кто-то вбивал в нее эти воспоминания насильно.

Телефон завибрировал в очередной раз. Данила.

18-й пропущенный звонок.

София швырнула телефон в стену.

— ВРУН!

Она вскочила, начала метаться по комнате, как загнанный зверь.

"Он знал… Он знал с самого начала!"

Но хуже всего было другое.

Она чувствовала его.

Даже сейчас.

Его руки на своей коже.

Его губы, обжигающие в поцелуе.

Его голос, шепчущий:

"Ты совершенна."

— Боже…

София схватилась за голову, пытаясь вытравить эти мысли.

Но не получалось.

Потому что тело помнило.

И предательски сжималось от желания.

Стук в дверь.

Тяжелый. Нетерпеливый.

София замерла.

— Открой. Сейчас же.

Его голос. Грубый. Без права на отказ.

Она не дышала.

— Уходи.

Тишина.

Потом — удар.

Дверь задрожала под тяжестью его плеча.

— Последний шанс, София.

Она отступила.

Еще удар.

Дерево треснуло.

— Я НЕ УЙДУ!

И тогда она рванула к окну — побег.

Но было поздно.

Дверь распахнулась.

Данила стоял на пороге, дикий, с расцарапанными костяшками пальцев.

Его глаза полыхали.

— Ты веришь ему?

София сжалась.

— Я… не знаю.

Он шагнул вперед.

— Ты действительно думаешь, что я мог…

— ТЫ МОГ! — она взорвалась, внезапно ощетинившись. — Ты использовал меня с самого начала!

Данила стиснул зубы.

— Нет.

— Докажи!

Он внезапно достал телефон, швырнул его ей.

— Читай.

София недоверчиво взглянула на экран.

Переписка с частным детективом.

"Найденные данные подтверждают: София Орлова — не родственница Вороновых. Кирилл подделал документы."

Мир закачался.

— Но… фотография…

— Старая любовница отца, — прошипел он. — Ее дочь погибла в аварии. Кирилл просто нашел похожую."

София уронила телефон.

— Зачем?

Данила подошел вплотную.

— Чтобы разрушить нас.

Она закрыла глаза.

— Почему… ты не сказал сразу?

Его пальцы коснулись ее щеки, смахивая слезу.

— Потому что хотел убедиться…

— В чем?

Он притянул ее к себе, лоб прижался к ее лбу.

— Что ты выберешь меня.

Даже когда весь мир скажет "не верь".

И тогда она поняла.

Это не игра.

И никогда ею не было.

София стояла в центре комнаты, дрожа.

Слова Данилы все еще гудели в голове.

"Ты не моя сестра. Ты никогда ей не была."

Но что это меняло?

Он лгал.

Или нет?

Его пальцы все еще прижимались к ее щеке, горячие и грубоватые.

— Ты веришь мне сейчас? — его голос был низким, почти хриплым.

Она не ответила.

Потому что не знала.

Но ее тело знало.

Оно помнило его прикосновения.

И хотело их снова.

— Докажи, — прошептала она.

— Что?

— Что это не игра.

Его дыхание перехватило.

Потом он резко притянул ее к себе, захватив губы в жестоком поцелуе.

София вскрикнула в его рот, но не оттолкнула. Наоборот — впилась пальцами в его волосы, прижимая ближе.

Он оторвался, пытаясь прочитать в ее глазах сомнение.

Но там было только желание.

— Ты уверена? — он задыхался, его руки дрожали на ее талии.

— Перестань думать.

И тогда что-то в нем сорвалось.

Он поднял ее на руки, не отрывая губ, и шагнул к кровати.

София упала на спину, чувствуя, как матрас прогибается под его весом.

Данила навис над ней, зажимая ее запястья над головой.

— Ты помнишь, как было вчера? — его голос обжигал.

— Да.

— А теперь забудь.

Его губы соскользнули на шею, кусая нежно, но до боли.

София застонала, выгибаясь под ним.

Его рука проскользнула под ее футболку, огромная и горячая, сжимая грудь.

— Ты такая… мягкая… — он прошипел, перемещая ладонь ниже, к животу.

София сжала зубы, чувствуя, как закипает внутри.

— Данила…

— Что?

— Я хочу тебя.

Он замер, его глаза вспыхнули.

— Ты уверена?

— Я никогда не была так уверена ни в чем.

Это сорвало последние тормоза.

Он сорвал с нее одежду, не церемонясь.

Его губы опустились на грудь, захватывая сосок в горячий рот.

София вскрикнула, впиваясь ногтями в его спину.

— Ты сводишь меня с ума… — он прошептал, продолжая ласкать ее языком.

Его рука скользнула между ног, найдя то, что искала.

София зажмурилась, чувствуя, как теряет контроль.

— Не останавливайся…

Он не собирался.

Его пальцы двигались уверенно, доводя до края.

— Кончай для меня.

И она не смогла сопротивляться.

Волна накрыла с такой силой, что она закричала, вцепляясь в простыни.

Данила наблюдал, его глаза горели животным удовлетворением.

— Ты прекрасна.

Потом сбросил свои джинсы, обнажая всё.

София облизнула губы.

— Ты… большой.

Он усмехнулся, прижимаясь к ней всем телом.

— Боишься?

— Нет.

— Врешь.

Но она не испугалась.

Наоборот — сама притянула его к себе, чувствуя, как напряженный член прижимается к бедру.

— Перестань говорить.

Он зарычал, захватив ее губы в поцелуе, и вошел медленно, давая привыкнуть.

София закинула ноги ему на спину, глубже принимая.

— Боже… — он закатил глаза, сжимая ее бедра. — Ты идеальна.

Потом начал двигаться.

Сначала медленно, мучая их обоих.

Потом быстрее, грубее.

София забыла, как дышать.

Каждый толчок забрасывал ее выше.

Его руки впились в ее талию, фиксируя, удерживая под собой.

— Ты моя.

— Да…

— Скажи.

— Я твоя!

Он вонзился в последний раз, заставляя ее кончить с тихим стоном.

Сам последовал за ней, вгрызаясь зубами в плечо.

Они лежали, сплетясь, оба не в силах пошевелиться.

Данила провел пальцем по ее потной спине.

— Теперь ты веришь?

София улыбнулась, прижимаясь к его груди.

— Это было… убедительно.

Он рассмеялся, переворачивая ее на себя.

— Это только начало.

И она знала — правда.

Потому что это уже нельзя было назвать игрой.

София проснулась от звонка в дверь.

Рядом шевельнулся Данила, его рука рефлекторно потянулась к ней, как будто даже во сне не желая отпускать.

— Кто это? — прошептала она, но он уже встал, натягивая джинсы.

— Не открывай.

Но дверь уже распахнулась.

Елена.

В черном пальто, с ледяной улыбкой.

— Какая милая картинка.

Данила шагнул вперед, заслоняя Софию.

— Ты здесь лишняя.

— О, я так не думаю. — Елена бросила на кровать конверт. — Посмотрите.

София медленно развернула его.

Фотографии.

Кирилл и Елена.

В объятиях.

В постели.

На фоне свадебных планов с именем Данилы.

— Мы работали вместе, — тихо сказала Елена. — Он хотел твои деньги. Я — тебя.

Данила не дрогнул, но София чувствовала — его тело напряглось, как стальная пружина.

— Зачем ты это показываешь?

— Потому что Кирилл меня предал. — Елена засмеялась, но в глазах стояли слезы. — Он решил, что София ему интереснее.

София вскочила.

— Что?

— Он хотел тебя с самого начала. — Елена пожала плечами. — А ты так легко поверила в его сказки…

Данила резко шагнул к ней.

— Убирайся.

Но Елена уже повернулась к двери.

— Не волнуйся. Я ухожу. — На пороге она остановилась. — Но знайте… Кирилл не остановится.

Дверь захлопнулась.

Тишина.

София сжала фото в руках.

— Она… говорила правду?

Данила подошел, обнял ее сзади, прижав губы к виску.

— Неважно.

— Как это неважно?!

Он развернул ее к себе, глядя прямо в глаза.

— Потому что я тебя не отпущу. Ни из-за Кирилла. Ни из-за Елены. Ни из-за чего.

И в этот момент она поняла — это и есть правда.

Месяц спустя.

Вилла на берегу моря.

София лежала на шезлонге, щурясь от солнца.

Данила сидел рядом, листая контракт с новой подписью — "София Воронова".

— Ну что, жена, довольна?

Она улыбнулась, отнимая у него документ.

— Еще не привыкла к этому слову.

— Привыкнешь.

Он наклонился, целуя ее медленно, вкусно.

Где-то далеко звонил телефон — Кирилл, Елена, деловые партнеры — но они уже не слышали.

Потому что это — было настоящее.

Игра окончена.

Конец.

Два босса для Насти

Настя нервно поправила облегающее платье, проверяя отражение в зеркале лифта. Сегодня был важный день — презентация её проекта перед генеральными директорами.

Максим и Кирилл.

Два самых влиятельных мужчины в компании. Два самых опасных.

Она знала их репутацию: жесткие, требовательные, бескомпромиссные. Но ещё она слышала шепотки по коридорам о том, как они смотрят на некоторых сотрудниц. Особенно на тех, кто не боится смотреть в ответ.

Лифт плавно остановился, двери раздвинулись, и Настя шагнула в просторный холл, ведущий в переговорную. Сердце бешено колотилось, но она держала осанку. Высокие каблуки, соблазнительный изгиб губ, взгляд, полный вызова.

— А вот и наша звезда, — раздался низкий, бархатный голос.

Настя обернулась.

Максим.

Высокий, с пронзительными серыми глазами и едва заметной ухмылкой. Он стоял слишком близко, и от его дорогого парфюма кружилась голова.

— Мы уже начали волноваться, — добавил второй голос, глубже, с легкой хрипотцой.

Кирилл.

Темноволосый, с хищным прищуром и мощной фигурой, подчеркнутой идеально сидящим костюмом.

Они оба смотрели на неё так, будто она была не сотрудницей, а… добычей.

— Извините, если заставила ждать, — Настя намеренно замедлила речь, заметив, как взгляд Максима скользнул по её декольте.

— Ты заставляешь ждать многое, — прошептал Кирилл, приближаясь с другой стороны.

Они окружили её, и пространство внезапно стало слишком тесным. Горячее. Опасное.

— Готова показать, на что способна? — Максим провел пальцем по её запястью, вызывая мурашки.

Настя почувствовала, как между её бёдрами вспыхнул огонь.

Они играют. И я тоже могу.

— О, я ещё не начала, — она закусила губу, наблюдая, как темнеют их глаза.

Игра только начиналась.

Переговорная оказалась пустой. Ни совета директоров, ни коллег — только массивный стеклянный стол, за которым обычно решались судьбы корпораций. И сейчас здесь решалась её судьба.

Настя медленно прошла к проектору, чувствуя на себе их взгляды. Два пары глаз, два разных, но одинаково опасных темперамента. Максим — холодный, расчетливый, с острым умом. Кирилл — горячий, импульсивный, с дикой энергетикой.

Она включила презентацию, но прежде чем успела начать, Кирилл перебил её:

— Мне кажется, или ты сегодня специально выбрала это платье? — Его голос звучал как медленный поглаживающий жест, от которого по спине пробежали мурашки.

Максим усмехнулся, откинувшись в кресле. Его пальцы лениво постукивали по столу.

— Кирилл, не пугай её. Хотя… — Он пристально посмотрел на Настю. — Ты не из тех, кто пугается, да?

Она почувствовала, как между её ног стало влажно.

Чёрт, они знают, что делают.

— Если бы я боялась, то не стояла бы сейчас перед вами, — Настя намеренно провела языком по нижней губе, наблюдая, как Кирилл напрягся.

Максим встал и медленно подошёл к ней. Его пальцы скользнули по её плечу, сдвигая тонкий ремешок платья.

— Ты уверена, что хочешь играть в эту игру? — прошептал он прямо в ухо.

Кирилл тоже поднялся, приближаясь с другой стороны. Его ладонь легла на её талию, горячая даже через ткань.

— Потому что если начинаем… — его губы почти коснулись её шеи, — …останавливаться уже не будем.

Настя зажмурилась. Сердце колотилось так, что, казалось, его слышно. Она знала, что делает выбор здесь и сейчас.

— А кто сказал, что я хочу останавливаться?

Максим глухо рассмеялся.

— Тогда презентация откладывается.

Его руки схватили её за бёдра, резко посадив на край стола. Кирилл тут же наклонился, захватывая её губы в жёсткий поцелуй.

Их пальцы скользили по её коже, срывая ткань, обнажая, исследуя. Она чувствовала, как теряет контроль.

И поняла — это только начало.

Настино платье уже сползло с одного плеча, обнажая округлую грудь в кружевном белье. Кирилл прикусил её сосок через тонкую ткань, заставив её вскрикнуть, а Максим тем временем резко раздвинул её бёдра, вставая между ними.

— Так… это твой проект? — он провёл пальцем по мокрой полоске трусиков, заставив Настю вздрогнуть. — Кажется, тут есть над чем поработать.

Кирилл оторвался от её груди, его глаза горели.

— Разреши нам провести… аудит, — он грубо рванул её юбку вверх, обнажая бёдра.

Настя едва успела перевести дух, как пальцы Максима впились в её кожу, резко стаскивая последнюю преграду. Холодный воздух переговорки обжёг влажную плоть, но тут же его заменило горячее дыхание Кирилла.

— Подожди, ты не думаешь… — она попыталась приподняться, но Максим прижал её к столу.

— Ты же хотела показать, на что способна? — его голос звучал как приказ.

Кирилл не стал ждать. Его язык тут же коснулся её киски, медленно, с наслаждением проводя по всей длине. Настя вскрикнула, её ноги задрожали.

— Тише, — Максим прикрыл её рот ладонью, — а то кто-то услышит.

Но ей было уже всё равно. Кирилл ел её так, будто это последний ужин в его жизни — жадно, с мокрыми, громкими звуками, заставляя её бёдра непроизвольно двигаться навстречу.

— Она вся течёт… — прохрипел он, отрываясь на секунду.

Максим усмехнулся и наконец расстегнул ремень. Его член уже был твёрдым, напряжённым.

— Можешь взять её первой, но помни — второй раунд мой.

Внезапно дверь переговорки дрогнула.

— Там кто-то есть? — раздался голос секретарши.

Настя замерла. Они замерли.

— Игнорируй, — прошептал Максим, — или хочешь, чтобы тебя нашли вот такой?

Настя резко дернулась, пытаясь соскользнуть со стола, но Кирилл крепко держал её за бедра, а Максим перекрыл ладонью её рваный вдох.

— Тссс… — его горячее дыхание обожгло ухо, — Ты же не хочешь, чтобы тебя увидели вот так? Раздвинутую, мокрую… с нами?

За дверью снова раздались шаги.

— Мне кажется, там кто-то есть… — задумчиво произнесла секретарша.

Сердце Насти бешено колотилось. Она потянулась к своему платью, но Максим перехватил её запястье, прижимая к холодному стеклу стола.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ты точно хочешь остановиться? — прошептал Кирилл, его пальцы медленно скользнули между её ног, заставляя её содрогнуться.

Настя резко перевела взгляд между мужчинами, её ум лихорадочно искал выход. Внезапно в её глазах вспыхнул огонёк дерзкой идеи.

— Вы же не хотите, чтобы вашу будущую любовницу уволили за непристойность? — прошептала она, облизывая губы. — Помогите мне — и я сделаю для вас всё в ваших апартаментах… без ограничений.

Максим замер, оценивающе глядя на неё. Кирилл хрипло рассмеялся:

— Ох, чертовка… Ты умеешь торговаться.

Максим рывком поднял Настю со стола, пряча её раздетое тело за ширмой проектора.

Кирилл же в это время громко кашлянул, направляясь к двери: "Никого нет, Марья Ивановна, просто документы ронял!"

Когда дверь закрылась, в воздухе повисло напряжение.

— Ну что, Настя… — Максим медленно расстегнул манжеты, — Теперь твоя очередь выполнять обещание.

Лифт на приватный этаж двигался мучительно медленно. Настя стояла между ними, сгорая от стыда и возбуждения одновременно. Платье еле держалось на ней, а под ним не было

ничего

— Кирилл нарочно оставил её мокрые трусики у себя в кармане, иногда доставая их, чтобы понюхать с томной ухмылкой.

Максим провёл ключ-картой, и тяжёлая дверь распахнулась, открывая просторную гостиную с панорамными окнами во всю стену.

— Нравится вид? — он обнял Настю сзади, прижимая к холодному стеклу.

Внизу мерцал ночной город, а их отражения — разгорячённые, полураздетые — выглядели непристойно красиво.

Кирилл подошёл с бокалом вина, медленно выпил глоток и провёл влажными губами по её плечу:

— Теперь раздевайся. Полностью.

Максим провёл ладонью по её спине, резко расстёгивая молнию платья. Ткань соскользнула на пол, оставив Настю полностью обнажённой перед огромной кроватью с высоким изголовьем из чёрной кожи.

— Ложись, — приказал он, доставая из тумбочки пару блестящих наручников.

Настя почувствовала, как ноги стали ватными, но она не сопротивлялась. Мягкая ткань простыни коснулась её кожи, а затем — холодный металл браслетов, защёлкивающихся вокруг её запястий.

Кирилл стоял в ногах кровати, медленно снимая галстук. Его взгляд скользил по её телу, останавливаясь между бёдер.

— Так… а теперь давай проверим, насколько ты была честна в переговорке, — он провёл пальцем по её внутренней стороне бедра, заставляя её вздрогнуть. — Всё ещё мокрая?

Максим тем временем снял пиджак и расстегнул рубашку, обнажая рельефный пресс. Он сел рядом с Настей, его пальцы впились в её волосы, откидывая голову назад.

— Ты ведь хотела этого, — прошептал он, прежде чем грубо захватить её губы в поцелуй.

Кирилл не стал ждать. Его язык снова коснулся её киски, но на этот раз медленнее, мучительно-нежно, заставляя её стонать в рот Максиму.

— Тише, — Максим оторвался, ухмыляясь. — Или ты хочешь, чтобы нас услышали соседи?

Но Настя уже не могла сдерживаться. Её бёдра приподнимались навстречу Кириллу, а наручники звенели, ограничивая движения.

— Какая нетерпеливая… — Кирилл отстранился, снимая ремень. — Может, накажем её за это, Макс?

Максим провёл рукой по её животу, останавливаясь чуть ниже пупка.

— Я думаю… она заслужила кое-что повкуснее.

Он потянулся к тумбочке и достал вибратор с дистанционным управлением.

— О, это будет интересно, — засмеялся Кирилл.

Максим провел пальцем по пульту, и тихий

жужжащий

звук заполнил комнату. Настя вздрогнула, почувствовав, как вибратор оживает у неё между ног —

едва заметно

, но этого хватило, чтобы её живот сжался от предвкушения.

— Нравится? — Максим ухмыльнулся, наблюдая, как её бёдра непроизвольно подрагивают.

Кирилл склонился над ней, его губы скользнули по шее, оставляя влажные следы.

— Ты же не думала, что всё будет так просто? — прошептал он, удерживая её за талию, чтобы она не могла сильнее прижаться к вибрирующему устройству.

Настя закусила губу, пытаясь сдержать стон. Вибрация была безумно слабой — достаточно, чтобы раздражать, но недостаточно, чтобы дать хоть какое-то облегчение.

— Про…прошу… — она дернула наручниками, но Максим лишь прибавил немного мощности, не выпуская пульт из рук.

— Просишь? А чего именно? — он приподнял бровь, наслаждаясь её мучениями.

Кирилл тем временем расстегнул брюки, освобождая свой твёрдый член. Он провёл им по её внутренней стороне бедра, оставляя липкий след.

— Может, она хочет, чтобы ты выключил эту штуку… и заменил её на что-то настоящее? — предложил он, ухмыляясь.

Максим задумался, нарочито медленно поглаживая пульт.

— Ну что, Настя? Ты готова вежливо попросить нас обоих?

Настя зажмурилась, чувствуя, как вибратор продолжает

безумно

медленно сводить её с ума. Её тело уже дрожало от напряжения, а наручники не давали даже прикоснуться к себе.

— Х…хорошо, — её голос звучал хрипло, почти шёпотом. — Я прошу. Пожалуйста.

Максим приподнял бровь, обмениваясь взглядом с Кириллом.

— "Пожалуйста" — это хорошо. Но… — он наклонился ближе, его губы почти коснулись её уха, — мы же не чувствуем, насколько ты этого хочешь. Докажи.

Кирилл ухмыльнулся и провёл пальцем по её нижней губе.

— Да, например… скажи, как именно ты хочешь, чтобы мы тебя трахнули.

Настя почувствовала, как её щёки пылают, но между ног пульсировало ещё сильнее.

— Я… я хочу, чтобы Максим выключил эту дрянь… а Кирилл… — она замолчала, глотая воздух.

— Кирилл что? — тот сжал её подбородок, заставляя закончить.

— Чтобы Кирилл наконец вставил в меня свой член, — выдохнула она, и тут же Максим щёлкнул выключателем.

Тишина. Только её тяжёлое дыхание.

— Ну раз так вежливо просишь… — Кирилл резко раздвинул её ноги шире.

Но прежде чем он успел что-то сделать — Максим перехватил инициативу.

— Ах нет, дружок. Ты уже был первым в переговорке. Теперь моя очередь.

Он грубо перевернул Настю на живот, так что её грудь прижалась к кровати, а наручники заставили выгнуться.

— Но поскольку она так мило просила… — Максим провёл рукой по её спине, — …ты можешь помочь ей подготовиться.

Кирилл рассмеялся и сразу прижался губами к её киске сзади, заставляя Настю вскрикнуть.

— Расслабься, красотка… Теперь ты наша.

Максим не стал ждать. Одним резким движением он ввел себя в Настю до конца, заставив её вскрикнуть в подушку. Наручники звенели, удерживая её запястья, а его руки впились в её бёдра, прижимая к себе с каждым мощным толчком.

— Тебе нравится, когда так? — его голос звучал хрипло, почти зверино.

Настя не успела ответить. Кирилл, стоя на коленях перед ней, провёл большим пальцем по её раскрытым губам, затем грубо втолкнул его в её рот.

— Не забывай и про меня, — прошипел он, наблюдая, как её щёки втягиваются.

Максим ускорился, его удары становились жёстче, глубже. Каждый раз, когда он входил до конца, Настя чувствовала, как её тело вздрагивает от переполняющего удовольствия.

— Она так тесно обхватывает тебя… — Кирилл провёл пальцем по её спине, — Интересно, выдержит ли она нас обоих?

Кирилл не стал медлить. Его пальцы вцепились в бёдра Насти, отстраняя Максима ровно настолько, чтобы занять своё место. Губы обнажились в хищной ухмылке, когда он приставил свой член к её уже растянутому влагалищу.

— Расслабься, красотка... если сможешь, — прошипел он, прежде чем медленно, с мучительным сопротивлением её тела, начал входить.

Настя завыла в подушку, её пальцы судорожно сжали простыни. Она чувствовала каждый сантиметр, каждый прожилок, каждую пульсацию — их обоих.

Максим, всё ещё внутри, замер, его лицо исказилось от наслаждения.

— Боже... она как раскалённый тиски... — его голос сорвался, когда Кирилл сделал первый полный толчок.

Ритм задал Кирилл.

Сначала медленно, вытягивая каждое движение, заставляя Настю чувствовать всё. Затем быстрее, жёстче, пока их тела не начали биться друг о друга в слаженном, почти животном ритме.

— Посмотри на неё... вся дрожит, — Максим схватил Настю за волосы, откинув её голову назад.

Её глаза были закатившимися, губы приоткрыты в беззвучном крике. Слюна стекала по подбородку, смешиваясь со слезами перегрузки.

Кирилл наклонился, прикусив её плечо:

— Кончай. Сейчас же.

И её тело взорвалось.

Оргазм прокатился волной — судороги, цепляющиеся за их члены, горячие струйки между бёдер, дикий вопль, заглушённый Максимовой ладонью.

Но они не остановились.

— Разве мы сказали, что уже закончили? — Максим пришлёпнул её по мокрой от пота спине.

Кирилл засмеялся, специально сжимая её бёдра сильнее:

— Теперь наша очередь.

Настя уже не понимала, где верх, а где низ. Наручники сняли, но её тело теперь удерживали

их руки

— грубые, требовательные, ненасытные.

Максим перевернул её на спину, вновь входя в неё с одним глубоким,

разрывающим

толчком.

— Ты думала, мы позволим тебе просто лежать? — он схватил её за шею, не перекрывая дыхание, но заставляя почувствовать свою власть.

Кирилл тут же пристроился сверху, его член скользнул по её перемазанным сокам губам.

— Открывай, — приказал он, и когда она послушалась, грубо протолкнул себя в её горло.

Они использовали её без ограничений.

Каждый раз, когда Максим выходил из неё почти полностью, Кирилл глубже вгонял себя в её рот, заставляя давиться. Её тело вздрагивало, но они не останавливались — только меняли ритм, угол, интенсивность.

— Посмотри на себя, — Максим вытащил себя из неё, перевернул на живот и снова вошёл, теперь уже в её тугую, неиспользованную дырочку.

Настя вскрикнула, но крик превратился в стон, когда Кирилл приподнял её голову за волосы и снова заполнил её рот.

Они не давали ей передышки.

Меняли позы. Менялись местами. То растягивали её одновременно, то заставляли концентрироваться только на одном — но всегда доводили до края, прежде чем оттащить, перевернуть, начать заново.

Когда она кончила в третий раз, её тело обмякло, но они лишь засмеялись.

— Разве мы сказали, что ты можешь отдыхать? — Кирилл провёл пальцем по её дрожащему клитору.

Максим уже стоял на коленях, его член снова твёрдый, блестящий от её соков.

— Ты наша. До конца ночи.

И они продолжили.

Утро застало Настю в огромной кровати, закутанной в шелковистые простыни. Первые лучи солнца скользили по ее обнаженным плечам, а вокруг царила непривычная тишина.

Она потянулась и наткнулась на теплое тело.

Максим

. Он спал на боку, одна рука все еще покоилась на ее талии, как будто даже во сне не хотел отпускать. Его черты, обычно такие резкие, сейчас казались удивительно мягкими.

С другой стороны раздалось сонное ворчание. Кирилл, свернувшийся калачиком у ее ног, как большой сторожевой пес, приоткрыл один глаз:

— Ты уже проснулась? — его голос был хриплым от сна. Он потянулся и нежно укусил ее за лодыжку, заставляя вздрогнуть.

Максим зашевелился, его пальцы начали медленно водить по ее боку:

— Как ты себя чувствуешь? — в его голосе прокралась необычная забота.

Настя замерла. После вчерашней ярости страсти эта нежность казалась почти нереальной.

— Я... — она покраснела, — ...хорошо. Лучше, чем хорошо.

Кирилл перекатился к ним, теперь они оба окружали ее, касаясь, но уже без вчерашней жадности.

— Мы были слишком грубы? — он приподнялся на локте, изучая ее лицо.

Максим не дал ей ответить:

— Конечно были. Но теперь... — он наклонился и очень мягко коснулся губами ее плеча, — ...теперь у нас есть время исправиться.

Первый луч солнца золотил край шелковой простыни, когда Настя проснулась от аромата свежесваренного кофе и... чего-то сладкого. Она приоткрыла глаза и увидела Кирилла, стоящего у кровати с подносом в руках.

— Сюрприз, — он ухмыльнулся, но в его взгляде была непривычная нежность.

На подносе дымились круассаны, свежие фрукты и два идеальных капучино с сердечками из пены. А посередине — хрустальная пиала со взбитыми сливками и клубникой.

— Это всё... ты? — Настя приподнялась, чувствуя, как простыня сползает с её груди.

— Не смейся, — Кирилл покраснел, ставя поднос ей на колени. — Я шесть раз переделывал эти чёртовы кофейные сердечки.

Из ванной вышел Максим, босой, с ещё мокрыми от душа волосами. В руках он нёс веточку жасмина — видимо, сорванную с зимнего сада на террасе.

— Она тебе больше подойдёт, чем розы, — он вложил цветок ей в пальцы, пальцы, специально коснувшись её ладони дольше, чем нужно.

Завтрак превратился в нежную пытку.

Кирилл кормил её клубникой, намеренно позволяя губам касаться своих пальцев.

Максим подносил ей чашку, каждый раз поправляя её волосы за ухо.

А когда крошка круассана упала ей на грудь... они одновременно потянулись убрать её — и их руки встретились на её коже.

— Вы... — Настя чувствовала, как горит всё её тело, — ...сегодня совсем другие.

Максим отложил салфетку и очень серьёзно посмотрел ей в глаза:

— Вчера мы взяли твоё тело. Сегодня хотим заслужить всё остальное.

Кирилл, неожиданно смущённый, добавил:

— Если ты, конечно, не против...

Лимузин скользил по заснеженным улицам, а Настя, закутанная в белый кашемировый плед Максима, никак не могла понять, куда они едут.

— Это сюрприз, — Кирилл прижал палец к её губам, прежде чем она успела задать вопрос. Его рука, тёплая и уверенная, лежала на её колене поверх пледа.

Максим, сидевший напротив, наблюдал за ней с лёгкой улыбкой. В тёмном пальто и шарфе он выглядел как герой классического романа — только взгляд выдавал в нём того самого хищника, который вчера не оставил от неё камня на камне.

Машина остановилась у старинных кованых ворот.

— Закрой глаза, — попросил Максим, помогая ей выйти.

Холодный воздух обжёг щёки, но через мгновение она почувствовала тепло Кирилла, прижавшегося сзади, и Максима, ведущего её за руку.

— Теперь открывай.

Она ахнула.

Перед ними расстилался заколдованный сад. Казалось, сама зима украсила его:

Ледяные скульптуры — лебеди, застывшие в вечном танце.

Кусты зимних роз — алые бутоны, цветущие вопреки морозу.

Миллион огней — в ветвях деревьев мерцали хрустальные фонарики.

— Как... — Настя не нашла слов.

— Ты говорила, что любишь "Щелкунчика", — Кирилл обнял её сзади, его губы коснулись виска. — Мы слушали.

Максим подошёл к ледяной арке, где висело два маскарадных плаща — алый и тёмно-синий.

— Выбирай, — в его глазах играли искорки. — Или мы можем разделить тебя... как вчера.

Алый плащ скользнул по плечам Насти, когда Максим подвел ее к центру ледяного сада — туда, где хрустальные фонарики освещали площадку, усыпанную замёрзшими лепестками роз.

— Ты умеешь вальсировать? — его дыхание коснулось её губ, пахнущее мятой и дорогим коньяком.

— Только если мой партнёр не против наступить мне на ноги, — Настя игриво прикусила губу, чувствуя, как Кирилл снимает с её плеч плед, освобождая её спину для руки Максима.

Из невидимых колонок полилась "Kissing You" Des'ree — медленная, чувственная, совсем не похожая на классический вальс.

— Обманул, — она засмеялась, но Максим уже притянул её к себе, заставив замолчать.

Они закружились.

Его ладонь жгла кожу на её спине даже сквозь ткань платья. Шаги — уверенные, властные — вели её без единой ошибки. Настя чувствовала, как её тело вспоминает вчерашнюю ночь: эти руки знают каждую её кривую, каждую родинку...

— Моя очередь, — Кирилл внезапно перехватил её, развернув так, что её спина прижалась к его груди.

Теперь они двигались втроём: её босые ноги на его ботинках, руки Максима, скользящие по её талии поверх рук Кирилла.

— Вы совсем не играете по правилам, — прошептала Настя, чувствуя, как её сердце вот-вот выпрыгнет из груди.

— Правила, — Максим наклонился, чтобы облизать каплю глинтвейна с её ключицы, — ...мы пишем сами.

И вдруг...

Настя почувствовала, как Кирилл напрягся. Его пальцы впились ей в бёдра.

— Не оборачивайся, — тихо прошипел он.

За спиной у них, в тени ледяного лебедя, мелькнул красный огонёк — сигарета? Камера?

Максим, не прерывая танца, провёл рукой по её шее, как бы лаская, но его пальцы остановились на её сонной артерии — предупреждение.

— Кто-то очень настойчивый, — он сделал вид, что поправляет её плащ, наклонившись к уху. — Хочешь, чтобы мы его прогнали? Или...

Глаза Кирилла метнули стальные искры:

— ...или мы покажем ему, как выглядит настоящий танец?

Максим резко развернул Настю, накрыв её тело своим плащом, а Кирилл шагнул вперед, закрывая их собой.

— Не оглядывайся, — его голос звучал как сталь, обёрнутая в шёлк.

Они двинулись к боковой аллее, но не спеша — будто просто решили сменить локацию. Настя чувствовала, как пальцы Максима впиваются ей в запястье, но не от боли, а чтобы она запомнила этот момент.

— Вы... планируете его разозлить? — Настя дрожала не от холода.

Максим провёл пальцем по её шее:

— Нет. Мы планируем его уничтожить. Но сначала...

Они свернули за высокую живую изгородь, где их ждала чёрная машина с затемнёнными стёклами.

— ...сначала мы доведём тебя до крика там, где никто не услышит, — Кирилл открыл дверцу, его глаза горели в темноте.

Но прежде чем они успели войти...

Из-за деревьев раздался щелчок затвора. Вспышка осветила:

Настю с растрёпанными волосами и перепуганными глазами

Максима, чья рука уже лезла во внутренний карман

Кирилла, готового броситься вперёд

— Васильев? — Максим узнал папарацци. — Ты мёртв.

Но фотограф лишь ухмыльнулся:

— Ваш отец уже видел снимки, Кирилл Сергеевич. Ждите гостей.

Машина рванула с места, оставляя за собой только снежную пыль...

Машина резко остановилась перед старинным особняком в стиле сталинского ампира. Настя через тонированное стекло разглядела двух мужчин у парадного входа —

и сразу поняла, кто они

.

Сергей Воронцов (отец Максима) стоял как монолит в черном пальто, его лицо не выражало ничего, кроме холодного презрения.

Дмитрий Соколов (отец Кирилла) нервно курил, пепел с сигареты сыпался на снег кроваво-красными пятнами — ровно как тени под его глазами.

— Выходи, — Максим резко распахнул дверцу, но его пальцы неожиданно нежно сжали Настину руку на прощание.

Кирилл вообще ничего не сказал — просто прикусил её мочку уха так больно, что она вскрикнула. Предупреждение.

Хлопок дверцы прозвучал как приговор.

— Так это та самая... сотрудница? — Сергей Воронцов осмотрел Настю с ног до головы, будто разглядывал подпорченный товар. — Вы хотя бы презики использовали? Или мне теперь ждать внука от офисной шлюхи?

Настя вспыхнула, но прежде чем она ответила, Дмитрий Соколов резко одернул коллегу:

— Прекрати. Она не шлюха.

— О, значит, ты уже проверил?

Хлоп!

Настя сама не поняла, как её ладонь оставила красный отпечаток на щеке Воронцова-старшего.

Тишина.

Потом ледяной смешок:

— Неплохо... Максим, это твой вкус?

Дверь особняка распахнулась, и на пороге появилась Алина Воронцова — мать Максима. Её взгляд немедленно нашёл Настю.

— Входите, — её голос звучал как обжигающий лёд. — Мы как раз к чаю... и к разговору о том, как вы трое угробите наши семьи.

В холле их ждал стол с изысканными десертами... и три стула посередине. Без одного.

— Садитесь, — Алина указала на стулья мужчинам. — А вы... — она повернулась к Насте, — ...встаньте у камина. Чтобы мы все хорошо рассмотрели, за что наши сыновья готовы потерять наследство.

Тиканье старинных часов в холле казалось невыносимо громким. Настя стояла у камина, чувствуя, как жар огня прожигает ей спину, а взгляды — грудь.

— Вы действительно намерены превратить это в цирк? — неожиданно раздался спокойный голос Дмитрия Соколова.

Он встал, отодвинув стул с таким скрежетом, что даже Алина вздрогнула.

— Мы что, в XVIII веке? Осматривать девушку как лошадь на аукционе? — его пальцы сжали край стола так, что побелели костяшки.

Максим и Кирилл переглянулись — они никогда не видели отца таким.

— Дмитрий, ты что, её... знаешь? — Сергей Воронцов прищурился.

Ответ пришел откуда не ждали.

Из тени библиотеки вышла женщина в строгом сером костюме — и Настя ахнула:

— Мама?!

Лера Соколова (бывшая Третьякова) прошла к дочери, специально встав между ней и Алиной:

— Да, Сергей. Он знает её. Потому что Настя — моя дочь. И его крестница.

Тишина взорвалась.

— Ты... её МАТЬ? — Кирилл вскочил, смотря то на Настю, то на Леру. — Ты что, ПОДСТАВИЛА её нам?!

— Нет, — Лера холодно улыбнулась. — Я 15 лет скрывала, что у меня есть дочь. Пока вы двое не начали крутить с ней роман.

Дмитрий вдруг рассмеялся — горько, почти истерично:

— Вот оно! Конец прекрасной эпохи! — он швырнул в камин хрустальный бокал. — Мой сын и сын Сергея... делят мою крестницу. Которую я не видел с её пяти лет.

Алина Воронцова побледнела.

— Значит... если Максим женится на ней... — её голос дрогнул.

— Она унаследует 25% ваших акций, — Лера вынула из портфеля документ. — По договору, который мы с Дмитрием подписали, когда я уходила.

Максим медленно поднялся, его глаза не отрывались от Насти:

— Ты... знала?

Она покачала головой, чувствуя, как мир рушится.

— Я думала, мама умерла.

В этот момент зазвонил телефон Кирилла.

Он глянул на экран и резко выдохнул:

— Фотографии уже в сети.

Тяжелые дубовые двери кабинета Воронцова-старшего захлопнулись, оставия Настю одну в зеркальной гостиной. Через стеклянную стену она видела, как Максим и Кирилл стоят навытяжку перед отцами, а их матери сидят в креслах, словно судьи.

На экране телевизора уже крутили слитые фото: Настя в наручниках на кровати Максима, Кирилл, целующий её в саду зимних роз, их общий ужин при свечах.

— "Скандал в элите: наследники Воронцова и Соколова делят одну любовницу", — вещал телеведущий.

Дверь приоткрылась. Вошла Лера, держа в руках два конверта.

— Они сделали выбор, — её голос звучал странно отстранённо.

Настя сжала кулаки:

— Какой выбор? Меня даже не спросили!

— В нашем мире не спрашивают, — Лера положила конверты на стол. — Прочти.

Первый конверт — от Максима:

"Я отказываюсь. Если тебя нельзя открыто любить — мне не нужно их состояние."

Второй конверт — от Кирилла:

"Я согласен на их условия. Но это ложь. Встречайся у фонтана в полночь."

Настя почувствовала, как лёд заползает в грудь.

— Они... по-разному?

Лера вдруг улыбнулась — и это была не материнская улыбка:

— Идеальный раскол. Теперь слушай меня внимательно...

Она наклонилась и прошептала:

— Кирилл играет их игру, чтобы выиграть время. Максим — твой козырь. А я... — её ноготь постучал по третьему, невидимому конверту в кармане, — ...я знаю, как сделать тебя богаче их всех.

Но прежде чем Настя успела ответить...

В комнату ворвались охранники с чемоданом:

— Ваш рейс через час, мисс Третьякова. Вас ждёт машина.

Лера резко встала между ними и дочерью:

— Она никуда не—

— Это приказ самого Соколова, — охранник положил руку на пистолет. — Или вы предпочитаете скандал в прессе?

Белый лимузин резко остановился у частного терминала аэропорта. Настя, закутанная в чужое норковое манто (чтобы папарацци не узнали силуэт), чувствовала, как Лера незаметно суёт ей в руку золотой кулон с гравировкой: "Сожги их всех".

— Не открывай, пока не останешься одна, — мать прошептала так тихо, что губы даже не пошевелились.

Охранник в тёмных очках грубо взял Настю под локоть:

— Самолёт ждёт.

Через шесть часов она стояла перед коваными воротами виллы «Эдельвейс» — роскошной альпийской крепости с панорамными окнами и... решётками на них.

— Ваши вещи уже внутри, — сказал швейцар с лицом робота. — Вам запрещены звонки, интернет и выход за территорию до особого распоряжения.

Единственным намёком на человечность была записка на подушке:

"Фонтан в саду включается в полночь. Будь там. — K."

Первые 72 часа Настя вела себя идеально:

Ела изысканные блюда с трюфелями

Читала (вернее, делала вид) первозданные книги из библиотеки

Принимала ванну с лепестками роз (где наконец вскрыла кулон — внутри был микрочип)

Но в ночь, когда должен был включиться фонтан, виллу окружили чёрные джипы без номеров.

Из главного вышла Алина Воронцова в сопровождении двух незнакомцев:

— Надеюсь, вам комфортно? — её улыбка напоминала трещину в льду. — Мы привезли... развлечения.

Один из мужчин открыл кейс — внутри документы о передаче акций и шприц с розовой жидкостью.

— Подпишешь — улетишь обратно с чеком на $10 млн. Откажешься... — она кивнула на шприц, — ...получишь диагноз "нервное истощение" и будешь лежать в местной клинике лет пять.

В этот момент забили струи фонтана.

Из-за мраморной колонны вышел Кирилл — но не тот, которого знала Настя. В чёрном костюме, с ледяным взглядом, он держал пистолет у бедра:

— Опоздали, мамочка. Она уже подписала... со мной.

Алина побледнела:

— Что?

— Контракт на мою долю в обмен на её свободу, — он бросил на стол папку. — Ваши юристы уже проверили. Теперь она моя проблема.

Но когда Настя шагнула к нему...

Кирилл отстранился:

— Машина ждёт вас у ворот, мисс Третьякова.

Ледяной ветер с Альп обжигал лицо, когда Настя стояла перед черным Maybach, не веря своим ушам.

— Ты... всё это время притворялся? — её голос дрожал, но не от холода.

Кирилл поправил перчатки, даже не взглянув на неё:

— Бизнес, дорогая. Ты думала, я всерьёз увлёкся какой-то офисной мышкой?

Его телефон загорелся уведомлением: "Сделка закрыта. 28% акций твои".

— Спасибо за помощь, — он вдруг по-волчьи оскалился, — Без тебя я бы никогда не выманил у отца его долю.

В этот момент из машины вышла... Лера.

— Отличная работа, сынок, — она потрепала Кирилла по щеке.

Настя почувствовала, как земля уходит из-под ног:

— Сынок?!

Лера закурила, равнодушно выпуская дым:

— Кирилл — мой сын от первого брака. Твой сводный брат, если угодно. Мы с Дмитрием разыграли целый спектакль, чтобы вернуть своё.

— А Максим? — Настя сглотнула ком в горле.

— Сентиментальный дурак, — Кирилл фыркнул, садясь в машину. — Он действительно влюбился. Теперь его карьера труп.

Дверь захлопнулась. Машина тронулась, оставив Настю одну на заснеженной дороге — без денег, документов... и иллюзий.

Но когда фары растворились во тьме...

Из кустов вышел истощенный Максим с окровавленной повязкой на плече:

— Всё... правда? — его голос звучал хрипло.

Он упал на колени, и Настя увидела ножевую рану под повязкой.

— Они... пытались меня убить...

Дождь бил по грязным стёклам дешёвого мотеля где-то под Генуей. Максим, бледный от потери крови, судорожно сжимал в кулаке последние 500 евро — украденные у охранника, когда он бежал из больницы.

Настя промокала его рану окровавленной футболкой:

— Нужен врач...

— Врачи сделают вопросы, — он кашлянул, выплевывая розовую слюну. "Разрыв лёгкого", — подумала Настя и впервые за сутки разревелась.

— Почему ты не бросил меня? — она уткнулась лбом в его горячее плечо.

Максим медленно достал из кармана сломанный кулон — тот самый, что дала Лера:

— Потому что я нашёл это... в её кабинете.

Внутри, под слоем золота, была микрофотография: маленькая Настя на руках у настоящего отца — Сергея Воронцова.

— Они... они украли тебя у моего отца. Чтобы вырастить "идеальную мстительницу".

За окном завыла полицейская сирена.

Максим вдруг схватил её за руку:

— Бежим. Сейчас.

Но Настя вырвалась — и подошла к окну.

— Нет, — её голос звучал спокойно. — Я устала бежать.

Резкий стук в дверь оборвал тишину. Настя замерла, чувствуя, как Максим судорожно сжимает её руку.

— Polizia! Ultimo avvertimento!

Но прежде чем она успела сделать шаг, стекло окна разбилось — внутрь влетел дымовой шарик. Комната мгновенно заполнилась едким дымом.

— Вниз! — Максим рванул её на пол.

Из дыма возникла женская фигура в чёрном тактическом костюме. Знакомый голос прошипел:

— Если хотите жить — не дышите 30 секунд.

Это была Арина, бывшая любовница Кирилла и... тайный агент Дмитрия Соколова.

Три минуты спустя они уже мчались в фургоне по серпантину, пока Арина, не сводя глаз с дороги, бросила Насте телефон:

— Набери 3.

Голос в трубке заставил её похолодеть:

— Здравствуй, дочь.

Дмитрий Соколов говорил хрипло, будто после долгой болезни:

— Лера обманула всех. Ты не моя крестница. Ты — моя кровь. И теперь я дам тебе выбор беги и начни новую жизнь. Или...

Следующее фото заставило её сердце остановиться: Лера и Кирилл в наручниках в каком-то подвале.

— ...приди и закончи то, что они начали.

Максим молча взял её за руку. Его глаза говорили: "Я пойду с тобой куда угодно".

Белый песок обжигал босые ноги, когда Настя вышла на берег частного острова. Полгода с тех пор, как они выбрали побег.

— Опять не спишь? — Максим обнял её сзади, его шрамы от ножевых ранений уже затянулись под загаром.

Настя потрогала кулон — тот самый, с фото. Единственная нить к прошлому.

— Интересно, что с ними теперь? — она смотрела на горизонт.

Максим достал спутниковый телефон:

— Одно нажатие кнопки — и мы узнаем.

Но Настя выключила телефон и бросила в океан.

— Пусть наши тени останутся в тени.

Искушение под солнцем

Лина ненавидела семейные ужины.

Особенно те, где все делали вид, что им хорошо вместе.

Она потянула бокал прохладного белого вина к губам, наблюдая, как ее сестра Катя смеется над шуткой мужа, а родители переглядываются с тем выражением, которое всегда означало:

«Они так милы, когда-то и у тебя будет так же»

.

Нет, не будет

, — мысленно ответила она.

— Лина, ты даже не представляешь, кто сегодня приедет! — Катя хлопнула в ладоши, перебивая ее мысли.

— Если ты скажешь, что это очередной «очень перспективный парень» из окружения Степана, я сломаю эту бутылку о стол, — проворчала Лина, но сестра лишь закатила глаза.

— Это Даниэль. Друг Степана. Испанец.

— Итальянец, — раздался низкий голос с порога.

Лина обернулась.

В дверях стоял мужчина. Высокий, с темными, слегка растрепанными волосами, в белой рубашке, расстегнутой на две пуговицы. Его загар выдавал в нем человека, привыкшего к солнцу, а уверенная поза — того, кто знает, какое впечатление производит.

— Половина испанец, половина итальянец, — уточнил он, шагнув внутрь. Его взгляд скользнул по столу, задержался на родителях, на Кате, на Степане… и наконец — на ней.

Лина почувствовала, как по спине пробежал горячий трепет.

— Даниэль Ривас, — представился он, подходя к ней.

— Лина, — ответила она, не протягивая руку.

Он ухмыльнулся, как будто ее холодность его только развлекала.

— Я знаю.

И сел прямо напротив нее.

Ужин проходил под рассказы Степана об их с Даниэлем «диких временах» в Барселоне, под смех Кати и довольные взгляды родителей. Лина молча ковыряла вилкой рыбу, изредка поднимая глаза — и каждый раз ловила на себе его взгляд.

Не просто взгляд.

Взвешивающий

.

Оценивающий

.

Как будто он уже знал, какая она на вкус.

— Так что, Лина, — внезапно обратился к ней Даниэль, — Катя говорит, ты здесь всего на две недели?

— Да, — коротко ответила она.

— А что планируешь посмотреть?

— Ничего. Читать, плавать, спать.

— Скучно, — он откинулся на спинку стула, и его нога под столом

случайно

коснулась ее.

Лина резко отдернула свою.

— Мне так нравится.

Даниэль медленно провел языком по нижней губе, не отрывая от нее глаз.

— Может, передумаешь?

— Вряд ли.

— Хорошо, — он улыбнулся. — Тогда я просто подожду.

Когда ужин закончился, и все разошлись по комнатам, Лина вышла на террасу, чтобы подышать воздухом.

— Не спится?

Она вздрогнула. Даниэль стоял в дверях, освещенный лунным светом.

— Ты что,

ждал

меня здесь? — фыркнула она.

— Да.

Его откровенность застала ее врасплох.

— Я хочу пригласить тебя завтра в город.

— Это свидание? — спросила она, скрестив руки на груди.

— Если ты согласишься — то да.

Лина закусила губу. Она знала, что это плохая идея.

Но когда он подошел ближе, и его пальцы слегка коснулись ее руки, она поняла — она уже ответила.

— Завтра в восемь, — прошептала она.

Даниэль улыбнулся.

— Я буду ждать.

Лина проснулась от того, что солнечный луч пробился сквозь щель в ставнях и упал прямо на лицо. Она зажмурилась, потянулась, и… вспомнила.

Свидание. Сегодня вечером. С ним.

Сердце резко стукнуло где-то в районе горла.

Она встала, накинула шелковый халат, который скользнул по голой коже — спать в пижаме в такую жару было невозможно — и тихо спустилась вниз.

Кухня была пуста — родители еще спали, Катя с мужем уехали на ранний рынок за свежими фруктами. Лина налила себе чашку крепкого эспрессо и вышла в сад.

Утро было теплым, воздух пах жасмином и морем. Она устроилась в плетеном кресле, поджав под себя босые ноги, и закрыла глаза.

Даниэль.

Его имя обожгло изнутри, как глоток крепкого ликера.

Он был…

слишком

. Слишком уверенный. Слишком наглый. Слишком

мужской

.

Лина прикусила губу, вспоминая, как он смотрел на нее за ужином. Не так, как смотрят на сестру жены друга. А так, будто уже знал, как она будет стонать, когда его пальцы вцепятся в ее бедра.

"Тогда я просто подожду"

.

Голос у него был низкий, с легким акцентом, и когда он говорил, казалось, будто он

ощупывает

каждое слово языком.

Испанец. Итальянец. Черт возьми, эта помесь — смертельно опасна.

Она сделала глоток кофе, но он не смог перебить вкус воспоминаний.

Его нога под столом. Случайно? Нет, он все сделал нарочно. Он хотел, чтобы она почувствовала этот легкий, едва заметный контакт. Хотел, чтобы она замерла. Чтобы ее кожа вспыхнула.

Лина провела ладонью по шее, будто пытаясь стряхнуть его незримое прикосновение.

А что, если он…

Мысль оборвалась сама собой, потому что дальше шли картинки, от которых пульс участился.

Его руки. Широкие ладони, на которых так четко проступали вены. Как они будут скользить по ее телу? Грубо? Или медленно, словно он наслаждается каждым сантиметром?

Его губы. Он явно знал, как ими пользоваться. Будет ли он целовать ее жадно, с голодом, или сначала только слегка касаться, дразня, заставляя млеть от нетерпения?

И его голос… Боже, как он будет звучать, когда она…

Лина резко вдохнула, почувствовав, как между ног вспыхнуло тепло.

Нет. Нет, нет, нет.

Она поставила чашку с таким звоном, что чуть не разбила.

Это просто свидание. Один вечер. Ничего больше.

Но когда она закрыла глаза снова, то представила, как он прижмет ее к стене где-нибудь в темном переулке, как его зубы вцепятся в ее шею, а руки поднимут ее юбку…

"Я буду ждать".

Лина открыла глаза.

Солнце поднялось выше. До вечера оставалось еще десять часов.

Слишком долго.

День тянулся невыносимо медленно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Лина улыбалась за семейным завтраком, кивала в ответ на рассказы отца о местных достопримечательностях, даже помогла Кате накрыть стол к обеду — но мысли её были далеко. Где-то между вчерашним взглядом Даниэля и его обещанием:

«Я буду ждать»

.

К пяти вечера она не выдержала и закрылась в своей комнате, распахнув перед зеркалом гардероб.

Что надеть?

Легкие брюки? Слишком буднично.

Льняное платье? Слишком просто.

Шорты и топ? Выглядело бы так, будто она совсем не старалась.

Лина закусила губу, перебирая вещи, пока взгляд не упал на

то самое

платье — алый шелк, струящийся по фигуре, с разрезом до середины бедра. Она купила его в Милане полгода назад и ни разу не надела — не было повода.

А сегодня — есть.

Платье легло на кожу, как вторая плёнка, подчеркивая каждый изгиб. Она повернулась перед зеркалом, оценивая отражение: стройные ноги, тонкая талия, декольте, достаточно откровенное, чтобы притягивать взгляд, но не вульгарное.

Он не сможет отвести глаз.

Босоножки на каблуке — белые, с завязками, обвивающими щиколотку. Они делали ноги бесконечными.

Локоны, рассыпавшиеся по плечам.

И, наконец, помада —

красная, как её платье, как её мысли о нём.

— Лина, ты готова? — раздался голос Кати за дверью.

Она глубоко вдохнула.

— Да.

Дверь открылась, и сестра замерла на пороге, глаза округлились.

— О… Боже.

— Что? — Лина сделала вид, что не понимает.

— Ты выглядишь… — Катя медленно обвела её взглядом. — Как будто собралась не на ужин, а на грех.

Лина усмехнулась, проверяя в зеркале, не стерлась ли помада.

— Может быть, так оно и есть.

Катя закатила глаза, но ухмылка выдавала её.

— Только скажи мне одно: это из-за Даниэля?

Лина не ответила. Но и не стала отрицать.

— Будь осторожна, — Катя вдруг стала серьёзной. — Он не из тех, кто играет по правилам.

— Может, мне это и нужно.

Внизу раздался звонок.

Сердце Лины резко рванулось вперёд, будто пытаясь вырваться из груди.

Он здесь.

Она задержала дыхание, услышав его голос — низкий, чуть хрипловатый, смешавшийся с приветствиями родителей.

— Лина! — позвал отец. — Твой кавалер пришёл!

Мой кавалер.

Она медленно спустилась по лестнице, чувствуя, как его взгляд поднимается к ней —

медленно, намеренно, с самого низа.

Даниэль стоял в холле, замерший, с бокалом вина в руке. Чёрные брюки, белая рубашка с расстёгнутыми пуговицами, открывающими загорелую кожу.

И

взгляд.

Горячий. Голодный.

—

Dio mio…

— прошептал он по-итальянски, и эти два слова прозвучали лучше любого комплимента.

Лина почувствовала, как между её бёдер вспыхнуло тепло.

Игра началась.

Даниэль открыл перед ней дверь Aston Martin – черного, блестящего, такого же роскошного, как и его владелец.

"Конечно, у него такая машина"

, – подумала Лина, скользнув в кожаное сиденье.

Он сел за руль, и в замкнутом пространстве его присутствие ощущалось еще острее. Запах дорогого парфюма с нотками сандала и чего-то древесного, мужского. Руки на руле – сильные, с выступающими венами, пальцы слегка постукивали в такт джазу, лившемуся из динамиков.

Лина украдкой наблюдала за его профилем: резкая линия скулы, тень щетины, губы, которые вчера шептали ей

«Я буду ждать»

.

А теперь он везет тебя бог знает куда, и ты даже не спросила, куда именно.

— Ты всегда так молчишь? – вдруг спросил Даниэль, не отрывая глаз от дороги.

— Ты всегда так уверенно ведешь машину? – парировала она.

Он рассмеялся, и в этом смехе было что-то хриплое, заставляющее кожу покрываться мурашками.

— Только когда на соседнем сиденье сидит красивая женщина в красном платье.

Лина почувствовала, как тепло разливается по щекам.

Черт, он даже не смотрел на нее, а уже заставил покраснеть.

Ресторан оказался маленьким, уютным, спрятанным от туристов – терраса на скале, с видом на закат над морем. Стол у самого края, где волны, разбиваясь о камни, создавали романтичный шум.

— Как ты нашел это место? – спросила Лина, позволяя официанту подвинуть ее стул.

— Я бываю здесь часто, – ответил Даниэль, его пальцы слегка коснулись ее плеча, когда он помог ей сесть.

Слишком недолго, чтобы быть вежливым, но достаточно, чтобы она почувствовала жар.

Он заказал вино – насыщенное, с глубоким бархатным вкусом.

— Ты разбираешься в вине, – заметила Лина, делая глоток.

— В хорошем вине, хорошей еде и красивых женщинах, – он приподнял бокал в ее сторону. – Но особенно – в последних.

Она закатила глаза, но улыбка выдавала ее.

— Ты всегда такой самоуверенный?

— Только когда уверен в том, что мне нравится.

Их взгляды встретились, и в его глазах было столько

обещаний

, что Лина вынуждена была отвести взгляд, делая вид, что рассматривает меню.

Морепродукты были идеальными – свежими, с легкими специями. Даниэль рассказывал о своем детстве в Барселоне, о том, как его отец-итальянец учил его разбираться в вине, а мать-испанка –

разбираться в женщинах

.

— И что же она тебе говорила? – спросила Лина, поднимая бокал.

— Что если женщина смотрит на тебя так, как ты сейчас – значит, она уже твоя.

Лина чуть не поперхнулась вином.

— Я на тебя

так

не смотрю.

— Врешь, – он ухмыльнулся. – Ты смотришь на меня и думаешь, как бы я целовал тебя.

Боже, он читает ее как открытую книгу.

— А ты всегда такой… прямолинейный?

— Только когда знаю, что не ошибаюсь.

Его нога под столом коснулась ее, на этот раз

совсем не случайно

.

Лина не отодвинулась.

Когда подали десерт – шоколадный фондан с малиной – Даниэль вдруг спросил:

— Почему ты так боишься отпустить контроль?

Вопрос застал ее врасплох.

— Я не боюсь.

— Врешь, – он отломил кусочек шоколада вилкой. – Ты даже сейчас сидишь с прямой спиной, как будто боишься расслабиться.

Лина нахмурилась.

— А ты всегда анализируешь людей за ужином?

— Только тех, кто мне интересен.

Он поднес вилку к ее губам.

— Попробуй.

Она колебалась секунду, но затем открыла рот. Шоколад растаял на языке, сладкий и горький одновременно.

— Нравится? – спросил он, наблюдая, как она смыкает губы.

— Да, – прошептала она.

— Я знал, – его глаза темнели. – Ты любишь все…

насыщенное

.

Лина почувствовала, как между ее ног

сжимается

что-то горячее.

Когда ужин закончился, Даниэль не стал спрашивать, хочет ли она домой.

Он просто встал, протянул руку и сказал:

— Пойдем.

И Лина, к своему удивлению,

послушалась

.

Ночь была тёплой, пропитанной запахом моря и цветущих олеандров. Даниэль остановился у парапета, достал сигарету и прикурил. Огонь зажигалки осветил его резкие черты на мгновение — золотистым, почти демоническим отблеском.

Лина засмотрелась.

— В чём дело? — он выпустил дым, наблюдая за ней через полуприкрытые веки.

— Ты выглядишь... кинематографично, — призналась она.

Он усмехнулся:

— Говоришь так, будто никогда не видела, как мужчина курит.

— Не такого мужчину.

Сигаретный дым вился вокруг них, смешиваясь с её духами.

Чёрт.

Лина вдруг почувствовала, как одна из лент её босоножек окончательно развязалась и вот-вот соскользнёт с щиколотки.

— Что-то не так? — Даниэль нахмурился.

— Да нет, просто... — она уже наклонилась, собираясь поправить ремешок, но он резко перехватил её движение.

— Дай-ка я.

Прежде чем она успела возразить, он сунул ей в пальцы свою сигарету и

опустился на колени

прямо перед ней на тротуаре.

Лина замерла.

Его пальцы скользнули по её икре, обхватывая лодыжку. Прикосновение было нарочито медленным, словно он наслаждался моментом. Шёлковая лента скользила между его пальцев, обвивая её кожу, будто пленяя её.

— Ты часто так делаешь? — голос её звучал хриплее, чем она планировала.

— Впервые, — он потянул ленту чуть туже, заставляя её непроизвольно переступить с ноги на ногу. — Но, кажется, мне нравится.

Когда он поднялся, его лицо оказалось опасно близко. Он взял сигарету из её пальцев, затянулся, не отрывая взгляда.

— Знаешь, что?

— Что? — она едва слышно прошептала.

Дым вырвался из его губ вместе со словами, когда он наклонился к её уху:

— Ты выглядишь

безумно

сексуально с сигаретой в руках.

Губы его скользнули по её мочке уха — настолько легко, что это можно было принять за случайность.

Но они оба знали — ничего случайного между ними больше не было.

Лина закрыла глаза, чувствуя, как её тело

вспыхивает

от этого мимолётного прикосновения.

— Куда теперь? — спросила она, когда он отошёл, предлагая ей руку.

Даниэль улыбнулся так, что у неё перехватило дыхание:

— Туда, где нам никто не помешает.

Тенистые фонари набережной рисовали золотые дорожки на тротуаре, а море шепталось с камнями где-то внизу. Они шли неспешно, плечом к плечу, и каждый случайный взгляд, каждое прикосновение локтей отзывалось в Лине горячей волной.

— Ты так и не рассказала, чем занимаешься, кроме соблазнения друзей семьи, — Даниэль слегка коснулся ее пальцев, будто невзначай.

— Event-менеджер. Организую чужие праздники, чтобы забыть, что у меня нет своих, — она усмехнулась, но тут же пожалела о своей откровенности.

— Значит, ты привыкла все контролировать, — он подался ближе, его дыхание обожгло ее шею. — Интересно, что будет, если этот контроль…

отпустить?

Лина задержала дыхание. Его голос звучал как обещание чего-то запретного.

— Ты говоришь так, будто уже знаешь ответ.

— Догадываюсь, — его рука скользнула по ее спине, едва касаясь шелкового платья.

Они остановились у парапета. Внизу волны разбивались о скалы, и этот ритм совпадал с бешеным стуком ее сердца.

— Почему Италия? — спросил он вдруг, поворачиваясь к ней.

— Потому что здесь… все по-другому. Жарче. Ярче.

Безрассуднее.

Даниэль медленно провел пальцем по ее обнаженному плечу.

— А ты можешь быть безрассудной, Лина?

Она не успела ответить. Его губы коснулись ее кожи — легкий, едва ощутимый поцелуй чуть ниже уха.

Мир вокруг перевернулся.

В машине было тихо, только хриплый джаз лился из динамиков. Лина украдкой наблюдала, как его руки лежат на руле — сильные, с выступающими венами. Она представляла, как эти пальцы будут скользить по ее телу: грубо или нежно? Будет ли он сжимать ее бедра, оставляя следы?

— Ты смотришь на меня так, будто хочешь съесть, — его голос вырвал ее из грешных фантазий.

— Может, и хочу, — она не узнала свой собственный голос — низкий, хриплый.

Даниэль резко свернул на пустынную дорогу, ведущую в горы.

— Тогда у меня для тебя сюрприз.

Машина остановилась на смотровой площадке. Внизу раскинулся весь город — огни, море, звезды.

— Красиво, — прошептала Лина.

— Не так красиво, как ты, — он повернулся к ней, его глаза горели.

И прежде чем она поняла, что происходит, его рука уже обхватила ее шею, а губы нашли ее губы.

Это был не поцелуй. Это было

заявление

.

Его язык вторгся в ее рот, горячий, настойчивый. Она вцепилась в его волосы, чувствуя, как теряет контроль.

— Ты представляешь, что я буду с тобой делать сегодня? — он оторвался, чтобы прошептать это ей в губы.

Лина вся дрожала.

— Покажи.

Его ухмылка в темноте обещала

все

.

Лифт медленно поднимался, наполненный гулом механизмов и их прерывистым дыханием. Лина прижалась спиной к зеркальной стене, чувствуя холод стекла сквозь тонкий шелк платья. Даниэль стоял так близко, что его тело жгло ее, даже не касаясь.

— Ты уверена, что хочешь подняться? — его голос был низким, хриплым от желания.

В ответ Лина схватила его за воротник рубашки и притянула к себе.

Их губы столкнулись в жгучем поцелуе. Даниэль не стал сдерживаться — его руки впились в ее бедра, подняли ее, прижали к стене. Она обвила его талию ногами, чувствуя, как твердое напряжение его тела давит на самое сокровенное место.

—

Dio...

— он прошептал что-то по-итальянски, но Лине уже не нужны были слова.

Его зубы впились в ее шею, ладонь рванула разрез платья — шелк с треском разошелся по шву.

Дверь квартиры захлопнулась за их спинами.

— Спальня... — успела прошептать Лина, но Даниэль уже срывал с нее платье.

— Не успеем.

Он толкнул ее к стене в прихожей. Его пальцы впились в кожу бедер, рванули вниз хрупкие кружева трусиков. Лина вскрикнула, когда его ладонь шлепнула по ее обнаженной плоти — резко, больно, унизительно сладко.

— Ты вся дрожишь, — он провел пальцем по ее мокрым складкам, заставив ее скулить. — И вся

моя

.

Она хотела ответить, но в этот момент он вогнал в нее два пальца — глубоко, до боли. Ее голова ударилась о стену, тело выгнулось навстречу его руке.

— Даниэль...

— Проси.

— Пожалуйста...

Он расстегнул ширинку, освобождая напряженную плоть. Лина успела мельком увидеть —

Боже, он огромный

— прежде чем он поднял ее, прижал спиной к стене и

вошел

одним резким толчком.

Боль.

Блаженство.

Всесожжение.

Она вскрикнула, впиваясь ногтями в его плечи. Даниэль замер на секунду, позволяя ей привыкнуть, но потом его бедра начали двигаться — резко, безжалостно, заставляя ее терять рассудок с каждым толчком.

— Смотри, как ты меня принимаешь, — он хрипел ей на ухо, одна рука сжимала ее бедро, другая вцепилась в волосы. —

Ты создана для этого.

Лина чувствовала, как стена давит на лопатки, как его тело вгоняет ее в нее снова и снова. Она видела их отражение в зеркале напротив — ее ноги, обвитые вокруг его талии, ее грудь, выгнутая навстречу его губам, его мускулистая спина, покрытая каплями пота.

Оргaзм накатил внезапно — волной жара, спазмом, криком, сорвавшимся с губ. Даниэль не остановился, продолжая двигаться, пока ее тело не затряслось от переизбытка ощущений.

— Еще раз, — приказал он. — Кончай на мне.

И, как будто ее тело принадлежало только ему, волна накрыла снова — в тот самый момент, когда он вонзился в нее в последний раз, заполняя горячим трепетом.

Они рухнули на пол в коридоре — спутанные конечности, прерывистое дыхание, липкая кожа.

Даниэль провел ладонью по ее животу, оставляя следы влаги.

— Мы даже не дошли до кровати.

Лина слабо рассмеялась, чувствуя, как дрожит все ее тело.

— А ты думал, я позволю тебе дойти?

Он приподнял бровь, его пальцы уже снова скользили по ее бедру.

— Это... было только начало.

И по тому, как загорелись его глаза, Лина поняла — ночь только начинается.

Горячие струи воды обрушились на них, пар затянул стеклянную дверь душевой, превратив пространство в дымное, обжигающее убежище. Лина запрокинула голову, чувствуя, как вода стекает по ее шее, груди, бедрам. Даниэль стоял перед ней — мокрый, могущественный, с голодом в глазах.

— Ты думала, мы здесь просто

освежимся

? — его голос звучал как обещание наказания.

Его руки скользнули по ее талии, развернули к стене. Холодный кафель прижался к ее груди, а его тело — к спине. Он пригнул ее слегка вперед, и Лина почувствовала, как его твердость упирается в ее мягкость.

Но вместо того, чтобы войти в нее, он опустил руку между ее ног, пальцы впились в нежную плоть, заставив ее вскрикнуть.

— Ты уже снова мокрая, — прошептал он, проводя пальцем по ее складкам, собирая ее соки, смешивая их с водой. — И все для меня.

Лина дрожала, ее колени подкашивались, но он не давал ей упасть — его другая рука сжимала ее бедро, удерживая на месте.

— На колени, — приказал он.

Она опустилась перед ним, горячая вода лилась ей на плечи, на спину. Даниэль стоял над ней — мощный, властный,

ее

.

Лина взяла его в руку, почувствовав, как он пульсирует от желания. Она провела языком по головке, наслаждаясь его резким вдохом, прежде чем взять его в рот полностью.

—

Mierda...

— он вцепился в ее мокрые волосы, слегка направляя ее движения.

Она сосала его медленно, чувственно, то отпуская, то снова поглощая, пока его бедра не начали двигаться навстречу ее губам.

— Остановись, — внезапно приказал он, резко вынимая себя из ее рта.

Прежде чем она успела опомниться, он поднял ее, прижал к стене, обхватил ее ногу вокруг своего бедра и

вошел

в нее одним мощным толчком.

Лина вскрикнула, ее голова ударилась о кафель, но боль тут же растворилась в волнах удовольствия. Он двигался в ней жестко, безжалостно, вода лилась на них, смешиваясь с их стонами.

— Ты моя, — рычал он ей на ухо, его руки сжимали ее ягодицы, пальцы впивались в плоть. — Скажи это.

— Я твоя... — прошептала она, чувствуя, как внутри нее все сжимается, как волна наслаждения накрывает с головой.

Он заставил ее кончить первой, наблюдая, как ее тело трепещет в его руках, прежде чем позволить себе отпуститься — горячо, глубоко, с ее именем на губах.

Они лежали потом в постели, мокрые, уставшие, но неутолимые. Даниэль обнимал ее сзади, его губы касались ее плеча.

— Ты разрушаешь все мои принципы, — прошептала Лина.

— Хорошо, — он улыбнулся в ее кожу. — Значит, завтра начнем с чистого листа.

И по тому, как его рука скользнула вниз по ее животу, она поняла —

чистый лист

будет испачкан снова.

Утро разливалось золотом по простыням, а Лина лениво потягивалась, чувствуя приятную тяжесть в мышцах. Даниэль лежал рядом, его рука лежала на ее бедре, пальцы лениво чертили круги по коже.

— Ты выглядишь... довольной, — он ухмыльнулся, притягивая ее к себе.

— Это потому, что я довольна, — она рассмеялась, но смех превратился в стон, когда его губы нашли ее шею.

Они занимались любовью медленно, неспешно, как будто у них была вечность.

За завтраком Лина вдруг вспомнила:

— Мое платье...

Оно лежало в углу комнаты — шелковое, красное,

безнадежно испорченное

. Разорванный шов, оторванная бретелька...

— Оно не пережило вчерашнего, — Даниэль поднял его, явно довольный собой.

— И в чем же я поеду домой? — она задрала бровь.

В ответ он достал из шкафа свою рубашку — белую, дорогую, пахнущую им.

— Это временное решение, — сказал он, помогая ей надеть ее.

Лина застегнула рубашку на манер платья, подвязав поясом от халата. В зеркале она выглядела

явно

переспавшей — растрепанные волосы, следы поцелуев на шее, губы, слегка припухшие от вчерашних страстей.

— Идиотка, — прошептала она своему отражению, но улыбка выдавала ее.

Даниэль подвез ее к вилле, но не стал заходить внутрь.

— До вечера, — он поцеловал ее на прощание — долго, сладко, обещающе.

Лина еще чувствовала вкус его губ, когда открыла дверь.

В гостиной была только Катя.

— Ну что, как твое сви— — сестра обернулась, и ее глаза округлились.

Лина замерла на пороге — в мужской рубашке, с синяком на шее и выражением

"да, я знаю, как это выглядит"

на лице.

Катя медленно подняла бровь.

— Платье не пережило ночи?

— Оно... пострадало при исполнении, — Лина попыталась сохранить серьезность, но тут же рассмеялась.

Катя закатила глаза, но ухмылка выдавала ее.

— Ладно, рассказывай

все

. Но сначала... — она бросила сестре футболку. — Переоденься, а то родители скоро вернутся.

Лина схватила футболку, но Катя не отпускала.

— Он хорош?

Лина улыбнулась так, что сестре больше не нужны были слова.

—

Черт возьми

.

Вечером Даниэль прислал сообщение:

"Рубашку можешь оставить. Но только если вернешься за ней сегодня ночью."

Лина взглянула на висящую на стуле белую ткань и почувствовала, как между ног снова пробежал горячий трепет.

Он точно знает, как соблазнять.

Она уже набирала ответ, когда в дверь постучали.

Катя стояла на пороге с бутылкой вина и двумя бокалами.

— Ладно, сестренка, начинай рассказ.

С самого начала.

Лина вздохнула, но улыбка выдавала ее.

Это была

очень

долгая ночь.

И, похоже, впереди была еще одна.

Катя налила вина в бокалы, устроившись поудобнее на диване. Её взгляд был одновременно насмешливый и любопытный.

— "Пострадало при исполнении", — повторила она, едва сдерживая смех. — Ты хотя бы попытаешься сделать вид, что тебе не плевать, что он о тебе подумает?

Лина отхлебнула вина, чувствуя, как алкоголь разливается тёплой волной по телу.

— Он ничего не думает. И я тоже. Это просто курортный роман, Кать. Две недели, горячий итальянец, море, вино… Зачем усложнять?

— Потому что ты не такая, — сестра прищурилась. — Ты всегда всё контролируешь. А с ним…

— С ним я просто хочу перестать думать.

Катя закатила глаза.

— О, Боже, ты даже звучишь как героиня дешёвого романа.

— Зато чувствую себя богиней, — Лина рассмеялась, но тут же задумалась. — Он… Ты даже не представляешь.

— О, я представляю, — Катя сделала глоток. — Судя по тому, как ты ходишь, будто три часа верхом на коне.

Лина швырнула в неё декоративную подушку.

— Он бог секса. Красивый, умный, с руками, которые…

— Хорошо, хорошо, я поняла! — Катя засмеялась. — Но ты уверена, что он так же легко отпустит тебя?

Лина замолчала.

Вспомнила, как он держал её за шею в душе, как шептал по-испански что-то грязное, как смотрел на неё утром — будто хотел съесть ещё раз.

— Он не рассматривает меня всерьёз. У таких мужчин не бывает длительных историй.

— А если он захочет продолжения?

— Не захочет.

— А если ты захочешь?

Лина замерла.

Потом налила себе ещё вина и фальшиво рассмеялась.

— Да брось. Это просто секс.

Но когда она ловила себя на мысли о том, как он сегодня вечером снова прижмёт её к стене, в груди щемило что-то опасное.

Что-то больше, чем просто секс.

Тем временем, на другом конце города…

Телефон Даниэля вибрировал. Сообщение от Степана:

"Ну что, как твоя "курортная история"?"

Он ухмыльнулся и ответил одним словом:

"Не закончена."

Потом открыл галерею и ещё раз просмотрел фото, сделанное сегодня утром — Лина, спящая в его рубашке, с её губами, полуоткрытыми в улыбке.

Он не планировал отпускать её так легко.

Но она ещё не знала об этом.

Лина стояла перед зеркалом, затягивая пояс чёрного шелкового халата. Ткань скользила по коже, подчёркивая каждый изгиб. Чёрные кружева нижнего белья просвечивали сквозь разрез, а чулки с ажурными стрелками делали её ноги бесконечно длинными.

— Ты уверена, что хочешь туда идти? — Катя сидела на кровати, наблюдая, как сестра наносит капли духов на ключицы.

— Абсолютно.

— Лина… — Катя вздохнула. — Ты же знаешь, чем это закончится.

Лина повернулась к ней, глаза блестели, а губы, подкрашенные тёмной помадой, растянулись в опасной улыбке.

— Тем, что я проведу ещё одну безумную ночь с мужчиной, от которого схожу с ума. И да, я знаю, что он не останется. Но мне это не нужно.

Катя покачала головой.

— Врешь.

— Нет.

— Тогда почему ты так стараешься? — Катя махнула рукой в сторону её образа. — Чёрное бельё, чулки, этот халат… Ты же видишь, как он на тебя смотрит. Ты ему уже не нужна для простого секса.

Лина замерла.

Правда била прямо в сердце.

Она не хотела признаваться, что каждое прикосновение Даниэля оставляет не только следы на коже, но и трещины в её защите.

— Мне нравится чувствовать себя желанной, — наконец сказала она.

Катя встала и подошла к ней, поправив сбежавшую прядь.

— Просто… Не теряй себя.

Лина улыбнулась, но в этот момент внизу раздался звонок.

Даниэль ждал у входа.

Чёрная рубашка с расстёгнутыми пуговицами, тёмные джинсы, взгляд, от которого перехватило дыхание.

— Dannazione… — прошептал он, окидывая её горящим взглядом. — Ты выглядишь так, будто собралась убить меня с первого взгляда.

Лина почувствовала, как дрожь пробежала по спине.

— А вдруг и так?

Он шагнул ближе, его пальцы обхватили её талию, губы коснулись уха:

— Тогда мы не доедем до моей квартиры.

Она рассмеялась, но дрожь в голосе выдавала её.

— Уверен, что справишься?

В ответ он прикусил её мочку уха, заставив вскрикнуть.

— Проверим?

Катя наблюдала из окна, как они исчезают в темноте.

Она знала — Лина врёт себе.

Но сердцу не прикажешь.

А Даниэль…

Он смотрел на Лину так, будто она уже принадлежала ему.

И самое страшное?

Возможно, так оно и было.

Квартира Даниэля тонула в полумраке — только свечи да синий отсвет луны через панорамные окна. Они лежали на огромном диване, Лина — спиной к его груди, его пальцы лениво перебирали пряди её волос. На полу валялась пустая бутылка бордо, бокалы с остатками винных следов, чёрное кружевное бельё, сорванное с неё час назад.

— Ты когда-нибудь задумывался, что будет через год? — Лина провела пальцем по краю бокала, не глядя на него.

Его рука замерла у её плеча.

— Нет.

— Я тоже, — она притворилась, что это её устраивает.

Даниэль перевернул её к себе, заставив смотреть в глаза.

— Ты врёшь.

Лина засмеялась, но в глазах — тревога.

— А тебе какая разница?

Он не ответил. Вместо этого притянул её к себе, губы нашли её шею, зубы впились в кожу.

— Ты моя. Хотя бы сейчас.

И снова не было слов — только стон, только вспышка, только его руки, которые знали её тело лучше, чем она сама.

Они говорили между этим.

О книгах (он любил Борхеса, она — Набокова).

О путешествиях (он ненавидел туристов, она смеялась, что сама такая).

О жизни, которая разбросала их так далеко — он, испанец с итальянской кровью, она — русская, которая притворяется, что не ищет большего.

— Почему ты одна? — спросил он вдруг, перебивая её рассказ о работе.

Лина замолчала.

— Потому что не хочу делить себя с кем попало.

— А со мной?

Она не ответила.

Вместо этого прижалась губами к его груди, целуя шрам над сердцем.

— Это не ответ, — прошептал он.

— Это всё, что ты получишь.

Утром она ушла первой.

Не потому, что стыдно.

А потому, что боялась — если останется, скажет то, что нельзя забирать с собой в реальную жизнь.

На столе оставила его рубашку.

Но следы зубов на его плече — забрала с собой.

Даниэль стоял на пороге родительской виллы, его взгляд прожигал Лину насквозь.

— Я ещё не насытился тобой, — сказал он просто, как будто это было очевидно.

И всё.

Никаких объяснений. Никаких обещаний.

Но её тело уже отвечало ему, прежде чем она успела подумать.

Остаток отпуска растворился в золотых часах.

Они жили в его квартире — она перевезла туда косметику, платья, даже любимую книгу.

Они завтракали на балконе — она в его рубашке, он — совсем голый, с довольной ухмылкой.

Они гуляли по ночной набережной — его рука на её талии, её смех, смешивающийся с шумом волн.

Они говорили — о детстве, о мечтах, о страхах.

И конечно, они занимались любовью — на кухне, в душе, на полу перед камином, как будто завтра не существовало.

Но завтра наступило.

Лина стояла перед открытым чемоданом, её пальцы цеплялись за вещи, как будто они могли остановить время.

Даниэль наблюдал с порога, его лицо было непрочитаемо.

— Ты не должна уезжать, — сказал он наконец.

Она замерла.

— У меня нет выбора.

— Всегда есть выбор.

Она подняла на него глаза — и увидела то, чего боялась все эти дни.

Он не отпускал её.

Но её мир был там — офисы, встречи, графики.

А его — здесь, где пахло морем и свободой.

— Это просто сказка, Даниэль.

— Тогда продли её.

Она закрыла чемодан.

— Я не умею жить в сказках.

В аэропорту он целовал её так, будто хотел оставить след на всю жизнь.

— Это не конец, — прошептал он.

Лина не ответила.

Но когда самолёт взлетел, её пальцы сами потянулись к тому месту на шее, где ещё оставался запах его духов.

Конца не было.

Была только тишина.

И боль — острая, как обещание.

Эпилог.

Три месяца спустя.

Лина сидела в кафе после работы, когда официант поставил перед ней бокал красного.

— Я не заказывала...

— Это от господина за тем столиком.

Она обернулась.

Тёмные волосы. Уверенная улыбка. Глаза, которые знали её наизусть.

— Я говорил, это не конец.

И её сердце забыло, что когда-то пыталось убежать.

Тепло твоих объятий

Метель кружила за окном машины, превращая дорогу в белую пелену. Алина ёжилась на пассажирском сиденье, нервно перебирая складки своего глупого, слишком лёгкого платья.

«Ну почему я не надела что-то теплее?»

— мысленно ругала себя. Но кто знал, что вместо весёлого корпоратива её ждёт эта… ловушка?

— Ну что, Алиночка, — голос Владислава стал маслянисто-мягким, — может, перед праздником немного… разомнёмся?

Его ладонь скользнула по её колену, и её тело сжалось, как пружина.

— Влад, прекратите. — Она резко отодвинулась, прижавшись к дверце.

— Не будь занудой, — он притормозил, и машина встала на обочине. — Всего один новогодний поцелуй…

— Я сказала нет.

Его лицо исказилось.

— Тогда выходи.

Дверь распахнулась, и ледяной ветер впился в кожу.

— Вы с ума сошли?! Здесь же…

— Мне плевать. Раз не понимаешь, кто тут главный — иди пешком.

И прежде чем она успела схватить телефон или сумку, дверь захлопнулась, а «Лексус» рванул вперёд, оставив её одну в кромешной тьме.

Снег забивался в туфли, куртка не спасала от пронизывающего холода. Алина шла, сжимая зубы, но с каждой минутой силы таяли.

«Господи, неужели я замерзну насмерть в канун Нового года?»

Машин не было. Совсем.

И вдруг — свет фар.

Она замахала руками, едва не падая от волнения. Внедорожник остановился, стекло опустилось.

— Вы живы? — Голос был низким, спокойным.

В свете фонаря она разглядела мужчину: тёмные волосы, резкие скулы, тень щетины. Взгляд — оценивающий, но без намёка на опасность.

— М-мне нужно в город… — её зубы стучали.

— В город не проехать — дерево перегородило дорогу. — Он нахмурился, глядя на её дрожь. — Мой дом в пяти минутах. Там тепло.

Алина колеблется. Селиться к незнакомцу? Но выбор невелик: либо рискнуть, либо превратиться в сосульку.

— Хорошо…

Дом оказался большим, пахнущим хвоей и корицей. Но когда она переступила порог, из гостиной вышли ещё двое.

— Ого, Марк, ты не говорил, что везёшь нам подарок, — усмехнулся высокий брюнет, его глаза скользнули по её фигуре.

— Замолчи, Илья. Она замёрзла.

Третий, помоложе, молча протянул ей плед. Его пальцы ненадолго коснулись её руки — и почему-то стало ещё жарче.

— Спасибо, — прошептала Алина.

Марк налил ей коньяку.

— Выпей. Согреешься.

Она сделала глоток, и пламя разлилось по жилам. Но было ли это от алкоголя… или от того, как трое парней смотрели на неё?

…А в камине трещали дрова, и где-то далеко били куранты.

Алина прижала ладони к чашке с чаем, вдыхая терпкий аромат имбиря и мёда. Тепло медленно возвращалось в её пальцы, но внутри всё ещё дрожало — то ли от холода, то ли от странного напряжения, витающего в воздухе.

— Вот, попробуй ещё печенья, — Артём подвинул к ней тарелку, и его пальцы на мгновение задержались рядом с её рукой.

— Спасибо… — она улыбнулась, но тут же потупила взгляд.

«Боже, я сижу за столом с тремя незнакомцами, в платье, которое сейчас на мне выглядит откровеннее, чем нужно…»

— Так значит, твой босс просто выкинул тебя на дороге? — Илья откинулся на спинку стула, его взгляд стал жестче. — Настоящая мразь.

— Да… — Алина вздохнула. — Я думала, он просто подвезёт меня к месту корпоратива. Оказалось, у него другие планы.

— Его бы самого оставить в таком виде на морозе, — проворчал Марк, наливая себе вина. — Посмотреть, как ему понравится.

— А тебе повезло, что мы тебя нашли, — Илья ухмыльнулся, и в его глазах вспыхнул тот самый опасный огонёк. — Хотя… может, это нам повезло?

Алина слегка покраснела и сделала глоток чая, чтобы скрыть смущение.

— Я… я правда не хочу вас обременять. Как только дорогу расчистят, я сразу же уеду.

— Куда спешить? — Артём мягко перебил её. — Сегодня же Новый год. Ты точно хочешь встретить его одна в каком-нибудь холодном такси?

— Ну… — она заколебалась.

— Останься, — Марк сказал это не как просьбу, а как констатацию факта. Его тёмные глаза приковали её к месту. — Раз уж судьба тебя к нам занесла…

Илья протянул ей бокал шампанского, нарочно коснувшись её пальцев.

— Выпьем за случайности?

Алина взяла бокал, чувствуя, как её сердце бьётся чаще.

— За случайности…

Атмосфера накалялась.

— А ты часто так… рискуешь? — Илья провёл пальцем по ободку своего бокала, не отрывая взгляда от её губ.

— В смысле?

— Ну, садишься в машины к незнакомцам, — он усмехнулся.

— Обычно — нет, — она фыркнула, но голос дрогнул, когда Марк встал и прошёлся за её стулом, его рука на секунду коснулась её плеча.

— Значит, мы — исключение?

— Пока что вы просто… менее страшные, чем мой начальник.

— О, это уже что-то, — засмеялся Артём.

Марк наклонился к её уху, и его дыхание обожгло кожу:

— Может, мы сможем стать для тебя чем-то большим, чем просто «менее страшные»?

Алина замерла.

Шампанское ударило в голову, а взгляды троих мужчин грели куда сильнее, чем камин.

И тут Илья небрежно бросил:

— Кстати… ты так и не рассказала, что будешь делать, если мы не захотим тебя отпускать?

Тишина повисла натянутой струной.

Алина медленно обвела взглядом всех троих… и улыбнулась.

— Может, мне и не нужно уезжать?

Алина не узнавала себя. Всего час назад она дрожала от холода и страха, а теперь… смеялась, откинув голову назад, чувствуя, как шампанское разливается теплом по венам.

«Что со мной?»

— мелькнула мысль, но тут же растворилась в гуле голосов и музыке, доносящейся из колонок.

— Так вы все…

друзья детства

? — она качнула головой, глядя на троих мужчин.

— Да, — Марк лениво провёл пальцем по краю бокала. — Только Артём младше, мы с Ильёй его в детстве не давали в обиду.

— Зато теперь он нас по уму превосходит, — Илья хмыкнул, наливая себе ещё вина. — Наш «тихий гений».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Артём покраснел и отвёл взгляд, но Алина заметила, как его глаза блеснули в её сторону.

— А ты? — Марк наклонился вперед, его локти упёрлись в стол. — Расскажи о себе. Красивая девушка, в новогоднюю ночь одна на дороге… Неужели нет того, кто ждёт?

Алина закусила губу.

— Был. Год назад. Но оказалось, что его больше интересовала моя подруга.

— Идиот, — буркнул Илья.

— Согласна, — она рассмеялась. — Зато теперь я сосредоточена на карьере.

— И вот как тебя «благодарит» начальник, — Артём покачал головой.

— Да уж… — Алина вздохнула, но тут же улыбнулась. — Хотя, может, это и к лучшему?

— О? — Марк приподнял бровь.

— Ну… иначе бы я не сидела здесь с вами.

Тишина. Потом Илья громко рассмеялся:

— Мне нравится, как ты мыслишь.

Артём вдруг встал и направился к ней.

— Тебе… точно тепло? — он аккуратно поправил плед на её плечах, его пальцы едва коснулись кожи.

— Да, — она прошептала.

— Можешь соврать лучше, — Марк усмехнулся. — Ты дрожишь.

— Но не от холода, — вырвалось у неё.

Трое мужчин переглянулись.

— Тогда от чего? — Илья приподнялся, опираясь на стол.

Алина почувствовала, как сердце колотится где-то в горле.

— От… неожиданности.

— А что если… — Марк медленно обошёл стол, — мы сделаем эту ночь

запоминающейся

? Чтобы утром ты точно не сомневалась —

это не сон

.

Он остановился за её стулом, его руки легли на её плечи.

— Играем?

Алина замерла.

— Во… что?

— В правду, — сказал Артём.

— Или в ложь, — добавил Илья, пожирая её взглядом.

Марк наклонился к её уху:

— Твоя очередь решать.

Тишина в комнате стала густой, как мед. Даже треск дров в камине звучал приглушенно, будто затаив дыхание. Алина обвела взглядом троих мужчин – их глаза горели в полумраке, отражая пламя и что-то еще...

Опасное

.

— Я слушаю правила, — ее голос дрогнул, но она подняла подбородок.

Марк, все еще стоя за ее стулом, провел пальцами по ее обнаженному плечу, заставив мурашки побежать по спине.

— Все просто. Мы задаем вопросы. Ты отвечаешь – честно или нет. Но... — его губы почти коснулись ее уха, — если мы поймаем тебя на лжи... ты выполняешь

любое

наше желание.

Илья хмыкнул, перевалившись через стол:

— А если не поймаем – исполняем твое.

Алина почувствовала, как между ее бедер пульсирует тепло.

"Боже, что я делаю?"

— Я... согласна.

Первый ход – Марк.

Он медленно обошел стул и опустился перед ней на колени, зажав ее ноги между своих. Его ладони легли на ее колени, медленно раздвигая их...

—

Правда или ложь

: ты сейчас мокрая?

Алина резко вдохнула. Шелковое платье действительно стало влажным между ног, но признаться в этом...

— Л-ложь, — выдохнула она.

Марк усмехнулся и

провел пальцем по тонкому шелку

между ее бедер.

— Врешь, — он поднес палец к ее губам, заставляя попробовать себя, —

наказание

– ты снимаешь платье.

Второй ход – Илья.

Он встал за ее спиной, внезапно

завязав ей глаза

своим шарфом.

—

Правда или ложь

: если бы здесь был только один из нас... ты бы выбрала

меня

?

Темнота обострила ощущения. Алина почувствовала, как

Артем

берет ее руку и прижимает ладонь к чему-то твердому под его джинсами...

— Я... — ее голос сорвался.

— Торопись, — прошептал Марк, кусая ее шею.

— Ложь!

Илья рассмеялся и

сорвал повязку

.

—

Наказание

– ты целуешь того, кого

не

выбрала...

Третий ход – Артем.

Он молча

притянул ее к себе

, заставив почувствовать его жесткую грудью сквозь тонкую ткань.

—

Правда или ложь

: ты хочешь, чтобы мы

втроем

тебя трахнули?

Алина задрожала.

— Я...

—

Говори правду

, — прошептал Марк, срывая с нее последний лоскут стыда.

—

Да

.

В комнате повисла тишина.

Потом

часы пробили полночь

...

И

игра закончилась

.

Теперь начиналось

нечто другое

.

Ковер с высоким ворсом обжигал голую кожу, но Алине было все равно – ее тело уже горело изнутри. Марк прижал ее к полу, его грудь давила на ее спину, а горячее дыхание обжигало шею.

—

Ты дрожишь

… — он провел языком по ее уху, заставив ее вскрикнуть.

—

П-прекрати

… — ее протест звучал слабее шепота.

—

Лжешь

, — Илья опустился перед ней, его пальцы впились в ее бедра. –

Ты хочешь, чтобы мы не останавливались.

Артем, все это время молча наблюдавший, наконец прикоснулся к ней –

ласково, почти нежно

, кончиками пальцев скользя по животу, ниже,

ниже

…

—

Мм…

– Алина выгнулась, не в силах сдержать стон.

—

Какая чувствительная…

– он усмехнулся, но его голос дрогнул.

Марк не давал ей передышки – его руки скользили по ее груди, сжимая, щипля, заставляя соски набухать еще сильнее.

—

Ты даже не представляешь, как мы тебя хотим…

– он прикусил ее плечо, и она вскрикнула.

Илья не терял времени – его пальцы

уже были там

, где она пульсировала от желания,

скользили

,

растягивали

,

входили

…

—

Нет… Д-да…

– Алина закусила губу, но ее бедра сами двигались навстречу.

—

Как же ты течешь…

– Илья прижал ее лобок, заставляя вздрогнуть. –

Хочешь больше?

Она могла только кивнуть,

задыхаясь

.

Артем наклонился и

впервые поцеловал ее

– медленно, глубоко,

забирая дыхание

, пока его рука заменяла пальцы Ильи…

—

Я… Я не…

– ее мысли путались, тело вздрагивало от каждого прикосновения.

—

Проси

, – Марк повернул ее лицо к себе. –

Скажи, чего ты хочешь.

—

Я…

—

Громче.

—

Я хочу вас!

– она выдохнула, наконец сдаваясь.

Илья рассмеялся,

грубо стаскивая с себя джинсы

.

—

Тогда получай.

Они не заставили себя ждать.

Ковёр под бёдрами напоминал живое существо — каждая из ворсинок будто цеплялась за кожу, усиливая ощущения. Алина лежала на спине, её руки вцеплены в шерстяную текстуру, а взгляд метался между тремя мужчинами, сбрасывающими последние детали одежды.

Марк первым подошёл, его ладонь скользнула по её животу вниз, заставив мышцы пресса дрогнуть.

—

Ты уверена?

— его голос звучал как скрип двери в запретную комнату.

В ответ она лишь развела колени шире, и это было красноречивее любых слов.

Илья не стал ждать. Он опустился за её спиной, приподняв её торс, чтобы его грудь прижалась к её лопаткам. Его пальцы впились в её бёдра, резко раздвигая их, пока Артём устраивался между ними, его дыхание уже обжигало внутреннюю поверхность её бедра.

—

Посмотри на него,

— Марк придержал её подбородок, заставляя наблюдать, как Артём целует её там, где пульсирует вся её сущность. —

Он мечтал об этом с той секунды, как увидел твои дрожащие пальцы на стакане.

Язык Артёма

разделил её пополам

— сначала нежно, пробуя, потом

жадно

, с нарастающим давлением. Алина вскрикнула, её ноги свело судорогой, но Илья удерживал их, прижимая колени к ковру.

—

Не зажмуривайся,

— прошептал Марк, его пальцы

входили в её рот

, пока она стонала. —

Ты должна видеть, как он это делает. Как ты ему нравишься.

Артём

углубился

, его нос уткнулся в лобок, а пальцы

вонзились в ягодицы

, раздвигая их. Где-то сзади Илья

кусал её шею

, одновременно

крутя соски

— боль смешивалась с наслаждением, пока её живот не начал

судорожно сжиматься

.

—

Я... не могу...

— она завыла, чувствуя, как волна накрывает с головой.

—

Можешь,

— Марк резко

сжал её горло

, не перекрывая дыхание, но добавляя головокружения. —

Кончай ему в рот. Сейчас же.

Тело послушалось

с первого приказа

.

Спазм

выкрутил её изнутри

, заставив выгнуться так, что позвоночник затрещал. Артём

не отстранялся

, продолжая

ласкать её

, пока Илья

сжимал её бёдра

, не давая дёргаться.

—

Теперь... наша очередь,

— Марк

ввёл в неё два пальца

, проверяя, как она

всё ещё пульсирует

.

Они вошли в неё одновременно.

Марк —

сзади

, его руки

обхватили талию

, каждый толчок

прижимал её к Артёму

, заставляя

глубже брать его в рот

.

Илья —

сбоку

, его пальцы

раздвинули её ягодицы

,

головка члена

терлась о запретное место

, обещая

неизбежное

.

—

Расслабься...

— Илья

плюнул

между её ягодиц,

втирая

пальцами.

Они двигались в унисон.

Марк

углублялся

, Илья

готовил

, Артём

страдал

у неё во рту, его пальцы

запутались в её волосах

.

—

Я не... выдержу...

— стонал Артём, но Алина

сжала губы

, не давая ему кончить.

Марк

ускорился

, его яйца

бились о её клитор

, а Илья

наконец вошёл

туда

—

медленно

,

неумолимо

.

Они заполнили её

целиком

.

Боль

распирала

, но где-то между рёбрами

вспыхнул огонь

—

грязный

,

неприличный

,

восхитительный

.

—

Кончайте...

— она

зашипела

, чувствуя, как

всё внутри

сжимается

.

Они послушались.

Горячее

заполнило её

в двух местах сразу, пока она

сама дрожала

в немом крике,

сжимая

Артёма

губами

.

Когда они рухнули на ковёр,

сплетясь конечностями

, в комнате пахло

сексом

,

потом

и...

—

Ёлкой?

— хрипло рассмеялась Алина.

—

Новогоднее чудо,

— Марк

укусил её за плечо

.

Горячая вода каскадами стекала по телу Алины, смывая следы их общей страсти. Она закрыла глаза, прислонившись лбом к кафельной плитке, пытаясь унять дрожь в коленях.

Что со мной?

Всего пару часов назад она дрожала от холода на пустынной дороге, а теперь…

Заскрипнула дверь душевой.

—

Не замерзла?

— голос Ильи прозвучал прямо у уха, заставив её вздрогнуть.

Она не успела ответить — его ладони уже скользнули по её мокрым бёдрам, прижимая к себе.

—

Илья…

—

Ты дрожишь,

— он провёл губами по её мокрому плечу. —

Но не от холода, да?

Алина потупила взгляд. Да, она дрожала — от переизбытка чувств, от стыда, от

желания

, которое, казалось, не утихло, а лишь притаилось.

—

Мне… немного стыдно,

— прошептала она.

Илья рассмеялся — низко, грубо, и

вжал её

в стену,

ощущая каждую линию её тела

сквозь потоки воды.

—

Стыдно? После того, как ты стонала, умоляя нас тебя трахнуть?

— его пальцы

впились в её ягодицы

, раздвигая. —

Лжёшь.

Она хотела возразить, но он

уже поднял её

, заставив обвить его талию ногами.

—

Покажи мне, как сильно тебе «стыдно»,

— прошипел он,

входя в неё одним резким толчком

.

Алина вскрикнула, её ногти

впились в его плечи

.

—

Т-так грубо…

—

Ты же любишь грубо,

— Илья

замедлился

, наслаждаясь тем, как она

сжимается

вокруг него. —

Иначе не просила бы нас втроём.

Вода лилась на них, смешиваясь с их

тяжёлым дыханием

, а Илья

двигался

— сначала

медленно

,

мучительно

, заставляя её

сходить с ума

от каждого

недостаточного

толчка, потом

быстрее

,

яростнее

,

забивая её в угол душевой

, пока её

стон

не стал

визгом

.

—

Кончай,

—

приказал

он,

кусая её шею

. —

Сейчас же.

И она

послушалась

— её тело

взорвалось

,

сжимая

его так, что он

зарычал

и

затолкал её глубже

,

кончая

вместе с ней.

Они стояли так ещё минуту,

цепляясь друг за друга

, пока вода не стала прохладной.

—

Всё ещё стыдно?

— Илья

провёл пальцем

по её покусанной губе.

Алина

улыбнулась

—

развратно

,

вызывающе

.

—

А ты проверь…

Алина едва успела переступить порог спальни, как Марк и Артём синхронно подняли головы. Их взгляды —

тёмные, голодные

— скользнули по её мокрому телу, задержавшись на свежих следах от зубов Ильи на её шее.

—

Ну-ну…

— Марк медленно встал с кровати, его голос звучал как скрежет стали по льду. —

Ты что, решил, что она только твоя?

Илья лишь усмехнулся, швырнув полотенце в угол:

—

Не смог устоять. Она в душе… слишком соблазнительно кряхтела.

Артём

тихо

подошёл сзади, его пальцы

вплелись

в её мокрые волосы, резко

откинув

голову назад:

—

Значит, мы пропустили самое интересное?

Они окружили её.

Марк

прижал

ладонь к её животу,

заставляя

выгнуться.

—

Надо было звать.

—

Или дождаться нас,

— добавил Артём,

кусая

её плечо.

Алина

засмеялась

— хрипло,

нервно

, но её бёдра

сами

прижались к Марку,

ощущая

его

возбуждение

сквозь тонкую ткань боксёров.

—

Вы… ревнуете?

— она

провела

пальцем по его груди.

Ответом стал

резкий

толчок — Марк

подхватил

её,

швырнув

на кровать.

—

Покажи, чему он тебя научил в душе,

—

приказал

он,

срывая

с себя штаны.

Они не стали ждать.

—

На колени,

—

прошипел

Артём,

заводя

её за волосы.

—

Раздвинь шире,

—

ворчал

Илья,

шлёпая

по внутренней стороне её бедра.

—

И не смей кончать без разрешения,

—

завершил

Марк,

входя

в неё

сразу

,

без прелюдий

.

Алина

взвыла

, её тело

вспомнило

каждое прикосновение, каждый

шёпот

, каждый

укус

— и

загорелось

с новой силой.

Они взяли её

по-новогоднему

—

богато

,

жадно

,

без остатка

.

Марк

трахал

её

сзади

, его пальцы

впились

в её бёдра, оставляя

синяки.

Артём

глубоко

заходил ей в

рот

,

следил

, чтобы она

не забывала дышать.

Илья

играл

с её

клитором

, то

лаская

, то

щипля

, доводя до

грани

.

—

Кто тебе нравится больше?

—

спросил

Марк,

ускоряясь

.

—

Н-не знаю!

—

Врёшь,

—

засмеялся

Илья,

сжимая

её

грудь

.

—

Тогда наказание,

—

простонал

Артём,

сжимая

её

волосы

.

Они

перевернули

её,

заставив

лечь

на спину

.

—

Смотри,

—

приказал

Марк,

входя

снова.

Алина

увидела

себя в зеркале на потолке —

раскрасневшуюся

,

измятою

,

облизанную

…

Такой

она себя

никогда

не видела.

—

Теперь… кончай,

—

прошептал

Илья,

прижимая

палец к её

пульсирующему

бугорку.

И она

закричала

—

громко

,

бесстыдно

,

чувствуя

, как они

все трое

наслаждаются

её

разрушением

.

Когда волна

отпустила

, они

улеглись

вокруг неё,

обнимая

,

целуя

следы своих

побед

.

—

С Новым годом,

—

хрипло

рассмеялся Марк.

Алина

закрыла

глаза.

Где-то

за окном

падал

снег… а она

понимала

—

эта ночь

ещё

не закончена

.

Солнце било в глаза, заставляя Алину морщиться. Она потянулась, и тут же замерла —

тело болело так, будто её переехал грузовик

.

Она была не в своей постели.

Мгновение паники — и затем

всё

обрушилось на неё:

снежная трасса, трое незнакомцев, их руки, их рты, их…

—

Боже…

— она прикрыла лицо ладонями, чувствуя, как жар разливается по щекам.

Парни спали: Марк раскинулся на спине, Илья уткнулся лицом в подушку, а Артём свернулся калачиком у края кровати.

"Что я наделала?!"

Она осторожно выбралась из-под одеяла, стараясь не разбудить их. Одежда —

где чёрт возьми её одежда?

— валялась на полу,

помятая, местами порванная

.

Телефон.

Разряжен.

Алина украдкой взяла первый попавшийся смартфон (Ильи, судя по яркому чехлу), быстро вызвала такси и

бесшумно

выскользнула из дома.

Дома было тихо.

Она

три раза

вымылась под душем,

выстирала

платье (хотя, возможно, его стоило просто

сжечь

),

зарядила

телефон и

упала

на диван.

Уведомления.

—

"Где ты? Мы волнуемся"

— от подруги.

—

"Ты вообще жива?"

— от коллеги.

—

"Алина, это непрофессионально! Годовой отчёт…"

— от Влада.

Она

заблокировала

номер начальника.

Новогодние каникулы прошли в тумане: сериалы, еда, сон, воспоминания...

4 января.

Телефон

завибрировал

.

Незнакомый номер.

—

Привет, снежная королева.

— Марк.

Алина

уронила

чашку.

—

Откуда…

—

Ты оставила в моей машине серёжку. Хочешь вернуть?

Пауза.

—

…Да.

—

Тогда одевайся потеплее. Мы за тобой заедем через час.

Она не сказала "нет".

Ночной прием

Госпиталь никогда не спит. Особенно в пятницу вечером, когда город напивается до скотского состояния и начинает выяснять отношения кулаками. Виктория уже привыкла к этому безумию — три года ночных смен в травматологии научили её сохранять ледяное спокойствие даже перед самыми жуткими переломами.

Она поправила стерильные перчатки, закинула волосы в небрежный хвост и взглянула на часы. Четыре утра. Ещё пара часов — и можно будет передать смену и наконец-то выспаться.

— Доктор Соколова, к вам пациента! — крикнула медсестра, распахивая дверь приёмного покоя.

Виктория даже не подняла голову, продолжая заполнять историю болезни предыдущего пострадавшего.

— Что там? Очередной пьяный с рассечённой бровью?

— Нет, — голос медсестры странно дрогнул. — Перелом носа. И… ммм… он очень настойчивый.

Только тогда Виктория оторвалась от бумаг и обернулась.

На каталке сидел мужчина. Вернее, не сидел — развалился, будто это был не больничный стул, а его личный трон. Широкие плечи, мощные руки, покрытые татуировками, и лицо… Даже разбитое и залитое кровью, оно было чертовски привлекательным.

— Ну что, доктор, — его низкий голос прокатился по её коже, как прикосновение, — будете меня спасать?

Виктория нахмурилась.

— Ложитесь. Сейчас осмотрю.

Он не двинулся с места, лишь усмехнулся, обнажив белые зубы.

— А если я скажу, что мне нравится, когда со мной строго?

— Тогда я скажу, что вам повезло, — она резко натянула перчатки, — потому что сегодня у меня очень строгая смена.

Он рассмеялся, но наконец лёг. Виктория наклонилась, аккуратно касаясь его лица. Кровь. Отёк. Нос явно сломан.

— Драка? — спросила она, стараясь звучать нейтрально.

— Не совсем, — он прищурился, и его тёмные глаза поймали её взгляд. — Просто не понравилось, как один тип смотрел на мою девушку.

В её груди что-то ёкнуло.

Девушка

. Конечно, у такого парня она есть.

— Придётся вправлять, — сказала она, отводя глаза. — Будет больно.

— О, доктор, — он ухмыльнулся, — а мне нравится, когда больно.

Виктория сжала челюсти.

— Если будете продолжать в том же духе, я оставлю вам кривой нос.

Он засмеялся, но замолчал, когда она взяла инструменты.

Процедура прошла быстро — щелчок, стон, ещё один щелчок. Он даже не дрогнул, лишь стиснул зубы, но его пальцы впились в край каталки так, что побелели костяшки.

— Готово, — Виктория отстранилась. — Не сморкайтесь, не трогайте, через неделю снимут шину.

Он медленно сел, его взгляд скользнул по её фигуре, задержавшись на губах.

— Спасибо, доктор. Как-нибудь отблагодарю.

— Оплатите лечение в регистратуре, — сухо ответила она.

Он рассмеялся, поднялся и, уже уходя, обернулся:

— Я не про деньги.

Дверь закрылась за ним, но в воздухе осталось напряжение, будто после удара молнии. Виктория глубоко вздохнула и потёрла виски.

Чёрт

.

Этот пациент пробыл здесь всего пятнадцать минут, а она чувствовала себя так, будто пробежала марафон.

Медсестра хихикнула:

— Ну что, доктор, понравился?

— Заткнись, Марина, — буркнула Виктория, но щёки её горели.

Где-то в подсознании уже шевелилась мысль:

Он вернётся

.

И это пугало больше, чем должно было.

Три дня пролетели незаметно — между сном, бесконечными сериалами и попытками не думать о том, как тёмные глаза незнакомца прожигали её насквозь. Виктория даже заглянула в зеркало в ванной, чего обычно избегала после ночных смен.

— И что ты в нём нашла? — пробурчала она своему отражению, пока кот Морис недовольно тыкался мордой в голую щиколотку, требуя еды.

Но холодильник снова оказался пустым.

«Чёрт. Надо было вчера сходить в магазин»

, — мысленно выругалась она, натягивая джинсы и чёрный свитер.

Супермаркет возле дома был почти пуст — редкие покупатели, уставшие кассиры и гулкая тишина между стеллажами. Виктория механически кидала в корзину молоко, пасту и что-то, что хотя бы отдалённо напоминало ужин.

— Доктор Соколова, вот неожиданность.

Голос за спиной заставил её вздрогнуть. Она обернулась — и сердце резко ударило где-то в районе горла.

Перед ней стоял

он

.

Без крови, без повязки на носу, в чёрной кожаной куртке, которая подчёркивала ширину плеч. Нос, кстати, был идеально ровным — она не зря потратила те пятнадцать минут в травмпункте.

— Вы… — она попыталась собрать лицо в профессиональную маску, но он уже ухмылялся, заметив её замешательство.

— Артём. Но вы, наверное, не запомнили.

— Запомнила, — слишком быстро выпалила Виктория и тут же пожалела.

Его глаза вспыхнули.

— Ого. Значит, я произвёл впечатление?

— Вы произвели впечатление

пациента

, который чуть не сломал нос из-за какой-то девушки, — она скрестила руки на груди.

— Бывшей, — поправил он, лениво перебирая упаковку кофе на полке. — Расстались как раз после того, как я ушёл от вас.

— Как трогательно.

— Не то слово. Она решила, что я слишком… — он сделал паузу, подбирая слово, —

интенсивный

.

Виктория почувствовала, как по спине пробежал горячий холодок.

— И что вы тут делаете? — поспешно сменила она тему.

— Кофе покупаю. А вы?

— Видите же.

— Вижу, — он кивнул на её корзину. — Молоко, паста, пельмени… Доктор, у вас очень грустный холодильник.

— У меня очень грустный график.

Он рассмеялся, и звук был таким тёплым, что Виктория невольно расслабила плечи.

— Тогда, может, позволите исправить ситуацию? — он наклонился чуть ближе. — Я как раз умею готовить.

— Это что, предложение прийти ко мне? — она подняла бровь.

— Это предложение

пригласить вас

. В ресторан. Или куда угодно, где еда вкуснее, чем пельмени из супермаркета.

Виктория открыла рот, чтобы отказать.

Но вместо этого сказала:

— Только если без драк. Мне не хочется снова вправлять вам нос.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Его губы растянулись в победной улыбке.

— Обещаю. Только если вы сами не спровоцируете.

— Вряд ли.

— Тогда договорились. — Он вытащил телефон. — Дайте номер.

Она колебалась секунду. Потом протянула руку — пусть сам наберёт.

Когда он вернул ей телефон, на экране горело новое сообщение:

«Завтра. 8 вечера. Я вас жду.»

Виктория сунула телефон в карман, стараясь не обращать внимания на то, как странно ёкнуло сердце при его прикосновении.

— Я не давала согласия, — пробормотала она, но Артём только усмехнулся, медленно облизнув нижнюю губу.

— Но и не отказали.

Он взял с полки дорогой итальянский кофе и бросил в свою корзину.

— Вы пьёте эспрессо? — неожиданно спросил он, изучая её лицо.

— Что?

— Врачи обычно любят крепкий кофе. Или вы из тех, кто пьёт латте с сиропом?

— Эспрессо. Двойной. — Она нахмурилась. — Как вы догадались?

— У вас глаза кофейного цвета. Только очень уставшие.

Виктория невольно прикусила губу. Этот человек видел слишком много.

— Мне пора, — резко сказала она и развернулась к кассе.

Артём не стал её удерживать, но она чувствовала его взгляд на своей спине всё время, пока расплачивалась. Когда она вышла из магазина, холодный ночной воздух обжёг лёгкие.

"Идиотка", —

мысленно обругала себя Виктория, шагая к дому.

"Зачем согласилась?"

Морис встретил её у двери громким "мяу" и тут же устремился к своей миске.

— Да-да, голодный тиран, — вздохнула она, насыпая коту корм.

Пока Морис уплетал ужин, Виктория поставила пакет на стол и замерла. Телефон. Он лежал в кармане куртки, будто раскалённый.

Она медленно достала его.

«Завтра. 8 вечера. Я вас жду.»

Никаких новых сообщений. Ни намёка на то, что он будет её преследовать. И почему-то это разочаровывало.

— Чёрт, — прошептала Виктория, включая чайник.

Она не собиралась отвечать. Не собиралась идти.

Но когда чай был готов, она всё ещё стояла у окна, всматриваясь в тёмную улицу.

Где-то там был он.

И завтра в восемь он её ждёт.

Чай остыл. Виктория так и не сделала ни глотка.

Утро началось с необычного ритуала — Виктория стояла перед шкафом дольше обычного, перебирая вещи с непривычной нервозностью.

"Это просто ужин. Ничего особенного"

, — убеждала она себя, но пальцы все равно задержались на кремовых брюках и шелковом корсетном топе.

— Ну и что, — вслух пробормотала она, набрасывая поверх пиджак. — Просто хочется выглядеть... нормально.

Морис, свернувшийся калачиком на кровати, лишь презрительно прищурился, будто видел её насквозь.

В больнице её встретили удивленными взглядами.

— Ого, Соколова, — присвистнула медсестра Марина, оглядывая её с ног до головы. — Ты что, на свидание собралась?

— Нет, — слишком резко ответила Виктория. — Просто... сменила стиль.

— Ага, конечно, — засмеялась Марина. — И кто этот счастливчик?

— Никакого счастливчика нет, — буркнула Виктория, поспешно скрываясь в ординаторской.

Она быстро переоделась в медицинский костюм, но даже его просторный крой не смог скрыть лёгкое дрожание рук.

"Соберись, Соколова"

, — мысленно выругала она себя, завязывая волосы в тугой хвост.

День потек своим чередом — перевязки, осмотры, бумажная работа. Но сквозь привычную рутину то и дело прорывались мысли о нём.

Как он пахнет. Как улыбается. Как смотрел на неё в супермаркете...

— Доктор Соколова? — Голос медбрата вырвал её из грёз. — У вас пациент, перелом челюсти.

— Сейчас, — Виктория встряхнулась, пытаясь сосредоточиться.

Но даже когда она вправляла кость крикливому парню, её мысли упорно возвращались к Артёму.

Как он стонал, когда она вправляла ему нос...

— Ой, доктор, полегче! — взвыл пациент.

— Извините, — Виктория поспешно убрала руки.

К концу смены она чувствовала себя измотанной — не столько от работы, сколько от собственных мыслей.

В ординаторской она снова стояла перед зеркалом, снимая медицинский халат.

— Ну что, побежала к своему таинственному ухажёру? — подколола Марина, заглядывая в дверь.

— Я просто... — Виктория вздохнула. — Ладно, да.

— Ух ты! — Марина широко улыбнулась. — Надо же, наш айсберг растаял.

— Заткнись, — буркнула Виктория, но без злости.

Она снова надела утренний наряд, поправила макияж и глубоко вдохнула.

Телефон молчал. Ни одного сообщения.

"Может, он передумал?"

Но когда она вышла из больницы, её ждал сюрприз.

Возле выхода, прислонившись к чёрному внедорожнику, стоял Артём. В тёмном костюме, без галстука, с двумя стаканами кофе в руках.

— Опоздала на три минуты, доктор, — ухмыльнулся он. — Я уже начал волноваться.

Виктория почувствовала, как по спине побежали мурашки.

— А если бы я не пришла? — спросила она, останавливаясь в шаге от него.

Артём протянул ей один стакан.

— Но ты пришла.

Кофе пахло корицей и чем-то ещё — опасностью, авантюрой, обещанием.

Виктория взяла стакан.

— Куда мы идём?

— Увидишь, — он открыл перед ней дверь машины. — Доверься мне.

И странное дело — она вдруг поняла, что уже доверяет.

Хотя, возможно, ей просто следовало выспаться.

Но было уже поздно.

Она села в машину.

Дверь машины закрылась с глухим стуком, отрезая Викторию от привычного мира. В салоне пахло кожей, дорогим парфюмом и чем-то неуловимо мужским — как будто сам воздух здесь был гуще, насыщеннее.

Легкий джаз лился из динамиков, но Виктория едва слышала музыку. Ее внимание приковали руки Артёма — сильные, с выступающими венами, уверенно лежащие на руле. И нос — ровный, без следа недавней травмы.

— Ну что, доктор, — его голос вырвал ее из наблюдений, — осматриваете пациента?

Виктория резко отвела взгляд в окно.

— Мне просто интересно, — сказала она, стараясь звучать сухо, — почему вы не послушали рекомендаций и сняли шину раньше времени.

Артём рассмеялся, и звук его смеха заполнил салон, будто тёплый мёд.

— На мне всё заживает, как на собаке. Да и достала эта штука — ходишь, как урод.

— Вы могли повредить хрящ, — она повернулась к нему, уже профессионально возмущённая.

— Но не повредил, — он бросил на неё быстрый взгляд, и уголок его рта дрогнул. — Хотите проверить?

Виктория почувствовала, как тепло разливается по щекам.

— Я не для этого согласилась на ужин.

— А для чего? — он замедлил ход, останавливаясь на светофоре, и повернулся к ней полностью.

Его глаза вблизи оказались ещё выразительнее — тёмные, с золотистыми искорками.

Виктория открыла рот, чтобы ответить что-то резкое, но светофор переключился, и машина рванула вперёд.

— Для чего, Вика? — повторил он, уже не глядя на неё.

Она молчала, глядя на мелькающие за окном огни.

— Чтобы убедиться, что вы не психопат, — наконец сказала она.

Артём рассмеялся снова.

— Ну что, убедились?

— Пока нет.

— Тогда у нас есть целый вечер, — он свернул на узкую улицу, где в конце виднелось здание с неоновой вывеской. — А теперь закройте глаза.

— Что?

— Закройте.

Она нехотя подчинилась.

Машина остановилась. Дверь открылась, и тёплый вечерний воздух коснулся её кожи.

— Можно смотреть, — сказал он уже рядом.

Виктория открыла глаза.

Перед ней был маленький ресторанчик, скрытый от главной улицы. На вывеске горело одно слово:

«Тайно.»

— Никаких драк, как и договаривались, — Артём протянул ей руку. — Только ужин.

И Виктория, к собственному удивлению, взяла её.

Его пальцы сомкнулись вокруг её ладони — тёплые, твёрдые, чуть шершавые.

"Опасность"

, — прошептал внутренний голос.

Но было уже поздно.

Она шагнула вперёд — навстречу этому странному вечеру, этому мужчине, этому запаху, который уже не выветривался из головы.

Дверь ресторана закрылась за ними.

Где-то вдали завыла сирена — может, "скорая", а может, и нет.

Но Виктория уже не слышала ничего, кроме биения собственного сердца.

Дверь ресторана закрылась за ними с мягким щелчком, отрезая последнюю связь с внешним миром. Виктория замерла на пороге, позволяя глазам привыкнуть к полумраку.

Здесь царила особая атмосфера — густой аромат дорогих духов, пряностей и чего-то запретного витал в воздухе. Каждый столик был скрыт за высокими перегородками, увитыми живыми растениями, создавая иллюзию полной изоляции. Где-то вдальнем углу тихо позвякивали бокалы, чей-то сдавленный смешок, смутный шепот — но ни лиц, ни подробностей разглядеть было невозможно.

"Куда, черт возьми, он меня привел?"

Легкая, чувственная мелодия лилась откуда-то сверху, будто обволакивая каждого гостя невидимыми руками.

— Нравится? — Артём наклонился к ее уху, и его горячее дыхание заставило Викторию вздрогнуть.

— Это... необычно, — она постаралась, чтобы голос не дрожал.

Он провел ее к самому дальнему столику, скрытому особенно тщательно — за плотной ширмой из вьющихся орхидей. Как только они уселись, из тени материализовался официант в безупречном черном костюме, беззвучно протянув им меню.

— Вино? — спросил Артём, даже не глядя в список.

— Красное. Сухое, — ответила Виктория автоматически, все еще озираясь по сторонам.

Официант кивнул и так же бесшумно исчез.

— Ты все еще думаешь, что я психопат? — Артём откинулся на спинку кресла, его глаза блестели в свете крошечной лампы на столе.

— Это место не добавляет тебе баллов доверия, — она попыталась шутить, но пальцы сами собой сжали край скатерти.

Он наклонился вперед, и теперь его лицо было так близко, что она различала каждый ресничный луч, каждую микроскопическую царапину на месте недавнего перелома.

— А что, если я скажу, что выбрал его специально? — его голос стал низким, почти вкрадчивым.

— Почему?

— Потому что, — он медленно провел пальцем по краю ее бокала, прежде чем продолжить, — здесь никто не увидит, как доктор Соколова теряет контроль.

Виктория резко вдохнула.

В этот момент вернулся официант с вином. Он налил им по бокалу, поставил на стол закуски и снова растворился в полумраке, будто понимал, что нарушил нечто важное.

Артём поднял бокал.

— За случайности.

— Какие, например? — она все же взяла свой, стараясь, чтобы стекло не дрожало в руке.

— Ну, скажем... что я разбил нос именно в твою смену.

Они чокнулись.

Вино оказалось темным, терпким, с послевкусием чего-то запретного.

— А если это не случайность? — неожиданно для себя спросила Виктория.

Артём замер на мгновение, потом поставил бокал и улыбнулся — медленно, как хищник, который наконец дождался вопроса.

— Тогда, доктор, это была судьба.

Где-то в глубине ресторана застонал саксофон, и Виктория вдруг осознала, что больше не хочет быть врачом, не хочет быть сильной — только бы его руки сейчас коснулись ее кожи, только бы эти губы...

Но Артём лишь отпил вина, наблюдая за ней через край бокала.

Игра только начиналась.

Темное вино оставляло на губах терпкий след, а разговор тек легко и непринужденно, будто они знали друг друга годами.

— Так почему хирургия? — Артём перебирал пальцами по ножке бокала, его взгляд скользил по ее шее, останавливаясь на пульсирующей вене.

Виктория пригубила вино, чувствуя, как алкоголь разливается теплом по жилам.

— Хотелось чего-то... осязаемого. Результата, который виден сразу. А ты? Почему строительный бизнес?

Он усмехнулся, откинувшись на спинку кресла. Мерцающий свет свечи вырисовывал жесткие скулы, играл в темных глазах.

— Люблю создавать что-то своими руками. — Он намеренно медленно сжал кулак, и Виктория невольно представила эти сильные пальцы на своем теле. — И разрушать, если нужно.

Под столом его нога нечаянно — или намеренно? — коснулась ее лодыжки. Виктория не отодвинулась.

— Должно быть, в детстве ты разбирал все машинки, чтобы посмотреть, как они устроены, — она провела языком по нижней губе, заметив, как его взгляд следит за этим движением.

— Не только машинки, — его голос стал глубже.

Официант принес закуски — устрицы, капающие лимонным соком, тонкие ломтики прошутто, обвивающие спелые дольки инжира. Артём взял одну устрицу, поднес к ее губам.

— Попробуешь?

Виктория наклонилась, взяла моллюска с кончиков его пальцев, не сводя с него глаз. Соленый вкус моря смешался с кислинкой лимона на ее языке.

— Вкусно?

— Еще бы, — она облизала губы, наблюдая, как его зрачки расширяются.

Разговор тек дальше, но с каждым мгновением слова теряли смысл, уступая место иному языку — взглядам, случайным прикосновениям, паузам, которые говорили больше, чем фразы.

— Ты знаешь, — Артём налил ей еще вина, его пальцы ненадолго сомкнулись вокруг ее запястья, — я представлял тебя другой.

— Обычной занудой в белом халате?

— Холодной. Недоступной. — Он приблизился, его дыхание обожгло ее кожу. — А ты вся...

Его рука скользнула по ее колену под столом, и Виктория резко вдохнула.

— ...такая горячая.

Где-то вдали звонко хлопнула дверь, раздался смех, но в их укрытии из орхидей и полумрака время будто остановилось.

Виктория наклонилась ближе, так что их губы почти соприкоснулись.

— Это профессиональная деформация. Мы, врачи, — она сделала паузу, чувствуя, как его рука движется выше по бедру, — знаем толк в анатомии.

Артём глухо засмеялся, его пальцы впились в ее кожу сквозь тонкую ткань брюк.

— Доктор, это звучит как угроза.

— Обещание, — прошептала она.

В этот момент официант появился с основным блюдом, но еда уже не имела значения. Вино, смех, прикосновения — все слилось в единый коктейль желания.

Артём заплатил, не глядя на счет, и помог ей встать. Его рука плотно обхватила ее талию, прижимая к себе.

— Ты уверена, что хочешь знать, как быстро у меня все заживает? — он прошептал ей в ухо, пока они шли к выходу.

Виктория повернулась к нему в дверях ресторана. Улица была пустынна, лишь фонари рисовали золотые пятна на асфальте.

— Это нам предстоит проверить, — она провела рукой по его бывшему перелому, затем опустила пальцы к воротнику рубашки, резко потянув его к себе.

Их первый поцелуй был как удар тока — внезапный, жгучий, оставляющий вкус вина, греха и чего-то безудержно нового.

Машина ждала в двух шагах, но казалось, они никогда до нее не дойдут.

Двигатель машины рычал низким, мощным звуком, сливаясь с учащенным дыханием Виктории. Она чувствовала, как каждый нерв под кожей будто наэлектризован, как кровь пульсирует в висках и между бедер.

— Куда мы едем? — ее голос звучал хрипло, чужим.

Артём не ответил. Его пальцы сжимали руль так крепко, что костяшки побелели. Уличные фонари мелькали на его резком профиле, подсвечивая сжатые челюсти.

Виктория знала, что играет с огнем. И от этого становилось только жарче.

— Черт, как душно... — томно протянула она, пальцами расстегивая верхнюю пуговицу пиджака.

Артём лишь сильнее сжал руль, не отрывая глаз от дороги.

— Кондиционер на максимуме, — сквозь зубы бросил он.

Виктория медленно стянула пиджак с плеч, позволив ткани скользнуть по коже.

— Лучше?— его голос звучал напряженно.

— Не особо, — она нарочито медленно сложила пиджак на заднем сиденье, выгибаясь в кресле.

— Вика... — его голос звучал как предупреждение.

— Да? — она прикусила губу и наклонилась, будто поправляя каблук, позволяя вырезу топа открыть еще больше кожи.

Резкий визг тормозов.

Машину резко бросило на обочину темной лесной дороги. Виктория вскрикнула, хватаясь за панель, но было поздно — Артём уже выключил двигатель, развернулся к ней, его глаза горели в темноте.

— Последний шанс, — он прорычал, его голос был грубым, чужим. — Прекрати.

Сердце Виктории бешено колотилось. Она чувствовала опасность, исходящую от него, но это только подстегивало.

— Или что? — она вытянула ногу, касаясь носком его бедра. — Ты выбросишь меня здесь одну?

В следующий миг его рука схватила ее за шею, не сдавливая, но властно удерживая. Его дыхание обожгло губы.

— Или я сделаю то, о чем ты умоляешь с момента, как села в эту машину.

Виктория задрожала, но не от страха.

— Докажи, — прошептала она.

Это было все, что нужно.

Его губы накрыли ее с жадностью, в которой не было ничего нежного. Зубы врезался в нижнюю губу, язык заполнил рот.

Виктория впилась ногтями в его волосы, отвечая той же дикостью. Год воздержания, профессионального хладнокровия — все это взорвалось в один миг.

— Здесь, — она задыхалась, пытаясь расстегнуть его ремень. — Сейчас.

Артём оторвался, его глаза метали молнии.

— Нет.

— Что?

— Ты думала, это будет так просто? — он откинулся на сиденье, его грудь вздымалась. — Я не трахаюсь на обочинах, как подросток.

Виктория почувствовала, как ярость смешивается с желанием.

— Ты...

— Я довезу тебя до дома, — он завел машину, его голос снова был под контролем. — И если ты все еще захочешь меня, когда мы будем у твоей двери...

Он бросил на нее взгляд, от которого сжалось все внутри.

— Тогда я покажу, что значит настоящая выдержка.

Машина рванула вперед. Виктория, все еще дрожащая, с разорванным пиджаком и растрепанными волосами, поняла, что проиграла эту партию.

Но игра только начиналась.

Машина остановилась у её дома. Тишина. Только их дыхание нарушало ночную атмосферу.

Артём вышел, обошёл капот и открыл ей дверь. Его пальцы обхватили её запястье, когда он помогал ей подняться — тёплые, твёрдые, чуть шершавые.

— Ну что, доктор, — его голос звучал низко, почти шёпотом, — доведём этот вечер до логического завершения?

Виктория взглянула на него. Лунный свет скользил по его скулам, подчёркивая хищный профиль. Вспышка желания снова пробежала по её телу, но теперь её сдерживали сомнения.

Стоит ли?

Они молча подошли к подъезду. Лифт был пуст, зеркальные стены отражали их фигуры — она, слегка растрёпанная, с блестящими глазами; он, высокий, подавляющий своим присутствием.

Двери закрылись.

Артём внезапно прижал её к стене, его тело горячим грузом навалилось на неё.

— Последний шанс передумать, — он наклонился, и его губы едва коснулись её шеи.

Виктория закрыла глаза. Год без секса. Год холодных вечеров и пустой кровати. А перед ней — мужчина, от которого сходили с ума, наверное, десятки женщин.

Она открыла глаза и посмотрела ему прямо в лицо.

— Я не передумала.

Его губы накрыли её с жадностью. Лифт остановился, открываясь на её этаже, но они не спешили выходить.

Только когда двери снова начали закрываться, Артём резко оторвался, схватил её за руку и вытащил в коридор.

— Номер квартиры, — потребовал он, голос хриплый.

— 58.

Ключ дрожал в её пальцах, но он выхватил его и сам открыл дверь.

Прихожая поглотила их, и в следующее мгновение её спина ударилась о стену. Его руки рвали пуговицы на её пиджаке, зубы впились в плечо.

— Ты такая... — он прервался, чтобы снять с неё топ, — долгая...

Виктория впилась пальцами в его волосы, откинув голову.

— Год, — прошептала она.

— Что? — он отстранился.

— Я не занималась сексом год.

В его глазах вспыхнуло что-то первобытное.

— Тогда, доктор, — он подхватил её на руки, направляясь в спальню, — сегодня мы наверстаем упущенное.

Дверь в спальню захлопнулась за ними.

На кухне кот Морис только приподнял ухо, но, услышав первый стон своей хозяйки, философски махнул хвостом и ушёл под диван.

Наконец-то в этом доме снова было тепло.

Лунный свет струился сквозь шторы, окутывая спальню мягким серебристым светом. Артём шагнул ближе, его пальцы скользнули по её плечам, заставив кожу покрыться мурашками.

— Этот топ... — он провёл указательным пальцем по кружевному краю корсета, — сводил меня с ума весь вечер.

Виктория затаила дыхание, когда его руки обхватили её талию, большие пальцы упёрлись в нижний край корсетного топа.

— Покажи, как ты его снимаешь, — прошептал он, губы в сантиметре от её уха.

Её пальцы дрожали, когда она потянула за шнуровку спереди. Корсет медленно ослаблял хватку, обнажая сначала живот, затем нижние рёбра.

Артём наблюдал, как его глаза темнели с каждым освобождённым сантиметром кожи. Когда шнуровка полностью развязалась, он подхватил тонкую ткань и медленно, слишком медленно, стянул её вниз.

— Боже... — его голос стал хриплым.

Грудь наконец освободилась, соски сразу же затвердели от прохладного воздуха. Артём не спешил прикасаться — сначала лишь водил кончиками пальцев в сантиметре от кожи, заставляя её выгибаться навстречу.

— Ты так красиво дрожишь, — он наконец коснулся, обведя указательным пальцем вокруг одного соска, — как будто боишься.

— Не боюсь, — выдохнула Виктория, — просто...

Его губы закрыли её рот, заглушив слова. В то же время ладонь наконец сомкнулась вокруг груди, большой палец провёл по соску — сначала легко, потом с нарастающим давлением.

— Просто что? — он оторвался от поцелуя, его зубы впились в её нижнюю губу.

— Просто забыла... каково это...

Артём застонал, его руки скользнули к её брюкам, расстёгивая пуговицу.

— Тогда я напомню. Каждый сантиметр.

Его пальцы потянули за пояс брюк, медленно стягивая их вниз вместе с трусиками. Каждый сантиметр обнажающейся кожи встречал поцелуи — он целовал её живот, внутреннюю сторону бёдер, оставляя влажные следы.

— Ты вся дрожишь, — он провёл языком по внутренней поверхности бедра, чувствуя, как её ноги вздрагивают.

— Пожалуйста... — она застонала, когда его пальцы скользнули между её ног, обнаруживая влажность.

— Пожалуйста, что? — он поднял голову, его пальцы продолжали играть с её складками, то надавливая, то едва касаясь.

— Не мучай...

Артём усмехнулся, опустился между её ног и провёл языком по всей длине её щели. Виктория вскрикнула, впиваясь пальцами в простыни.

Его язык был настойчивым, методичным — он исследовал каждую складку, каждый уголок, останавливаясь на самом чувствительном месте, заставляя её выгибаться и стонать.

Когда её тело затряслось в первом оргазме, он не остановился, лишь прибавил интенсивности, доводя до крика.

— Теперь, — он поднялся над ней, его член твёрдо упёрся в её живот, — ты готова?

Виктория кивнула, не в силах говорить.

Он резко перевернул её, прижав к матрасу. Его руки зафиксировали её запястья над головой, а горячее дыхание обожгло ухо:

— Тогда получишь всё, о чём просишь.

И он вошёл в неё резко, без предупреждения, одним глубоким толчком.

Виктория вскрикнула, её ногти впились ему в спину.

— Боже... — она зажмурилась, чувствуя, как её тело растягивается, принимая его.

Артём не дал ей привыкнуть. Он начал двигаться — жёстко, властно, без намёка на нежность. Каждый толчок выбивал из неё воздух, каждый уход почти до конца заставлял стонать.

— Открой глаза, — приказал он хрипло.

Она повиновалась. Его лицо над ней было напряжённым, на лбу выступили капли пота.

— Ты такая тугая... — он прошептал, ускоряя темп.

Виктория уже не могла думать. Только чувствовать. Его тело в ней. Его руки на её бёдрах. Его голос, хриплый и грубый, шепчущий непристойности на ухо.

Когда волна накрыла её, она буквально увидела звёзды. Тело затряслось, ноги свело судорогой, а из горла вырвался стон, который, казалось, слышали во всём доме.

Артём не останавливался. Он продолжал двигаться, продлевая её оргазм, пока сам не достиг предела.

— Вика... — его голос сорвался, когда он в последний раз толкнулся в неё, заполняя её теплом.

Они рухнули на кровать, дыша как марафонцы.

Артём перевернулся на бок, увлекая её за собой, не выпуская из объятий.

— Ну что, доктор, — он провёл пальцем по её потной спине, — как ваш пациент?

Виктория слабо рассмеялась, прижимаясь к его груди.

— Потребуется повторное обследование.

Он засмеялся, и его грудь дрожала под её щекой.

— Завтра.

— Почему не сейчас? — она подняла голову, игриво кусая его подбородок.

Артём приподнял бровь, а затем резко перевернул её под себя.

— Потому что сейчас, — он прикусил её нижнюю губу, — мы только разогреваемся.

И Виктория поняла — эта ночь будет долгой.

А кот Морис, забившись глубже под диван, только тяжко вздохнул.

Когда Виктория наконец открыла глаза, за окном уже близился вечер. Пространство в кровати рядом с ней было пустым, но еще теплым, а подушка сохранила вмятину от его головы.

Запах кофе проникал сквозь приоткрытую дверь спальни. Виктория потянулась, ощущая приятную ломоту во всем теле.

Три раза...

— уголки ее губ дрогнули в улыбке при этом воспоминании.

Она накинула шелковый халат и босиком вышла на кухню.

Картина, которая предстала перед ней, заставила сердце странно сжаться:

Артём стоял у плиты в одних черных боксерах, его мощная спина играла мышцами при каждом движении. На столе уже стояла чашка дымящегося двойного эспрессо — он запомнил.

Но самое удивительное — Морис. Ее капризный кот, который обычно шипел на любого мужчину, переступившего порог, теперь сидел рядом с Артемом и преданно смотрел ему в лицо, будто ожидая подачки.

— Предатель, — фыркнула Виктория, облокачиваясь о дверной косяк.

Артём обернулся. Его глаза медленно скользнули по ее фигуре в полупрозрачном халате, и в уголке рта заплясала та самая наглая ухмылка.

— Доброе утро, доктор. Как самочувствие?

— Как после марафона, — она подошла к столу и взяла чашку, вдыхая горьковатый аромат. — Ты втерся в доверие к моему коту. Это почти невозможно.

— У меня талант находить подход к строптивым созданиям, — он бросил кусочек бекона Морису, который с благодарностью урчал.

— Это объясняет вчерашний вечер?

— Отчасти. — Артём выключил плиту и шагнул к ней. Его пальцы обхватили ее талию, притягивая к себе. — Кофе крепкий?

— Идеальный.

— Тогда теперь моя очередь, — он забрал у нее чашку, отпил глоток и поцеловал ее, передавая кофе через поцелуй.

Виктория рассмеялась, отстраняясь:

— Ты вообще когда-нибудь перестаешь?

— Пробовал вчера — не получилось, — он провел пальцем по ее шее, где еще виднелся след от его зубов.

На кухонном столе зазвонил телефон. Виктория потянулась к нему, но Артём был быстрее.

— "Главврач", — прочитал он и поднял бровь.

— О черт! — Виктория схватила телефон. — Я же сегодня на смену в...

Она взглянула на часы и застонала. Через сорок минут начинался обход.

— Можешь опоздать, — Артём обнял ее сзади, целуя плечо.

— В моей профессии не опаздывают, — она выскользнула из его объятий и бросилась в душ.

Через пятнадцать минут, мокрая и торопливая, она вылетела из ванной, на ходу застегивая халат. Артём стоял у двери, уже одетый, с ключами в руке.

— Я отвезу.

— Ты не знаешь, где...

— Знаю адрес твоей больницы, — он открыл дверь. — Я ведь не просто так появился в твоем отделении в тот вечер.

Виктория замерла:

— Что?

Но он лишь подмигнул и вывел ее в коридор.

Морис, оставшийся на кухне, равнодушно наблюдал, как захлопывается дверь. Похоже, в его жизни наконец-то появился человек, достойный открывать банки с тунцом.

А в больнице Викторию ждал сюрприз — букет черных роз на столе и записка:

"До следующего перелома. Твой А."

И странное дело — впервые за долгое время она с нетерпением ждала ночной смены.

Ночная смена началась непривычно тихо. Виктория вошла в приемное отделение, поправляя стетоскоп на шее, и сразу почувствовала на себе любопытные взгляды медсестер.

— О, смотрите, наша Соколова сегодня сияет! — не удержалась медсестра Таня, принимая у нее сумку.

Виктория лишь покачала головой, стараясь сохранить профессиональное выражение лица. Но уголки губ предательски подрагивали, когда она заметила черные розы, стоявшие на ее столе.

Марина подкралась бесшумно, как кошка:

— Ну что, доктор, признавайся — он так же хорош в постели, как выглядит?

— Марина! — Виктория резко отвернулась, делая вид, что проверяет график дежурств.

— Ой, да ладно тебе! — коллега не отставала. — Весь персонал уже обсуждает, как ты сегодня пришла с сияющими глазами и этими... — она кивнула на розы, — мрачноватыми цветами.

Виктория провела пальцем по бархатистому лепестку:

— Они не мрачные. Они...

— Страстные? — подсказала Марина.

— Яркие, — поправила Виктория, но краска залила ее щеки.

Ночной обход прошел спокойно. Главврач, заглянувший проверить дежурных, лишь кивнул Виктории и прошел дальше — ни слова про цветы, ни намека. Вика вздохнула с облегчением.

Но ближе к утру, когда она сидела за документами, в ординаторскую заглянула младшая медсестра:

— Доктор, вам передали... — девушка замялась, протягивая бумажный стаканчик.

Виктория удивленно приняла его — через пластиковую крышку пробивался знакомый горьковатый аромат. Двойной эспрессо.

— Кто...?

— Мужик в черной машине, — медсестра покраснела. — Сказал, что вы пьете без сахара.

Виктория прикрыла глаза, вдыхая любимый запах. Когда она выглянула в окно, на парковке уже никого не было — только следы шин на асфальте.

Марина, появившаяся как из-под земли, присвистнула:

— Ну что, доктор, похоже, у тебя появился персональный кофе-мальчик?

Виктория сделала глоток, скрывая улыбку в стаканчике:

— Просто пациент. Который знает, как я люблю кофе.

— Пациент, — фыркнула Марина. — А розы — это за хорошую работу?

Когда смена закончилась, Виктория задержалась у выхода, невольно оглядывая парковку. На столе в ординаторской остался пустой стаканчик с надписью:

"До следующего перелома. А."

И странное дело — впервые за долгое время она ловила себя на мысли, что с нетерпением ждет именно ночных дежурств.

Прошла неделя.

Семь долгих дней без единого сообщения.

Виктория сначала проверяла телефон каждые пять минут — вдруг пропустила звонок? Потом начала злиться — наглый тип, использовал и бросил. А теперь... теперь в груди было только пустое место.

Она сидела на кухне, механически помешивая остывший кофе. Морис терся о её ноги, будто чувствуя её настроение.

— Ну что, Морис, — она почесала кота за ухом, — похоже, нас снова двое.

Телефон молчал.

На работе Виктория снова стала холодной и собранной. Даже слишком собранной. Марина перестала спрашивать про "того самого парня", увидев её взгляд.

Чёрные розы на столе завяли. Виктория всё не могла заставить себя их выбросить.

Ночная смена. Пустой коридор. Виктория проверяла карты пациентов, когда услышала шум у приёмного покоя.

— Срочно нужен врач!

Её сердце ёкнуло — этот голос...

Но когда она вышла, перед ней стоял незнакомый мужчина с окровавленной рукой.

— Доктор, помогите...

Виктория автоматически перешла в рабочий режим.

— Что случилось?

— Драка в баре...

Она обрабатывала рану, а в голове крутилась одна мысль:

"Почему не он? Почему не Артём?"

Глупо. По-детски глупо.

Под утро, когда смена заканчивалась, Виктория наконец выбросила мёртвые розы.

— Всё, хватит, — сказала она вслух.

Но когда она вышла из больницы, её ждал сюрприз.

На скамейке у входа сидел Артём. В помятой рубашке, с синяком под глазом.

— Привет, доктор, — хрипло сказал он.

Виктория замерла. Сердце бешено колотилось.

— Ты... где ты был?

Он встал, слегка пошатываясь.

— В командировке. В другом городе. Без телефона. — Он сделал шаг к ней. — Я вернулся первым рейсом.

— И синяк?

— Аэропорт. Лестница. Неудачное падение. — Он слабо улыбнулся. — Думал, придётся снова вправлять нос.

Виктория сжала кулаки.

— Ты мог хоть как-то дать знать!

— Знаю. — Он шагнул ближе. — Но я хотел сказать это лично.

— Что?

— Что я не умею красиво объясняться. — Его руки обхватили её лицо. — Поэтому просто скажу — я скучал.

Их поцелуй был горьким от слёз, солёным от крови с его разбитой губы, бесконечно правдивым.

— Идиот, — прошептала Виктория, прижимаясь к его груди.

— Твой идиот, — ответил он, целуя её волосы.

А где-то в кармане его куртки молчал телефон с двадцатью неотправленными сообщениями, которые он писал ей всю неделю, но так и не решился отправить.

Искушение доктора

София нервно провела ладонью по юбке, проверяя, не помялась ли ткань.

Глупо

, конечно, волноваться из-за такого — ей предстоял всего лишь первичный осмотр у репродуктолога, обсуждение анализов, плана ЭКО. Ничего личного.

Но почему тогда пальцы дрожали, когда она взялась за ручку двери кабинета?

Потому что это точка невозврата.

Она глубоко вдохнула и вошла.

Кабинет был просторным, светлым, с мягким запахом антисептика. У окна, спиной к ней, стоял мужчина в белом халате, изучая что-то на мониторе.

— Проходите, — сказал он, не оборачиваясь.

Голос…

знакомый

.

София замерла.

— Садитесь, пожалуйста, — продолжил врач и, наконец, повернулся.

Время остановилось.

Нет. Не может быть.

Перед ней стоял Данила Воронцов.

Тот самый Данила, который когда-то был лучшим другом её мужа. Который исчез из их жизни за полгода до развода. Который…

смотрел на неё так, как будто хотел раздеть взглядом

.

— София, — произнёс он медленно, словно пробуя её имя на вкус. — Должен признаться, я не ожидал… такого сюрприза.

Она сглотнула.

Бежать.

Но ноги не слушались.

— Я… не знала, что вы здесь работаете, — выдавила она.

— Очевидно, — его губы дрогнули в полуулыбке. Он подошёл к столу и сел напротив, открыв её карту. — Так… Планируете ЭКО. Интересно, что вас с

мужем

привело к такому решению?

Глаза Софии сузились.

— У меня нет мужа.

Перо в руке Данилы замерло. Он поднял взгляд.

— Прости?

— Вы ослышались, доктор? — её голос стал ледяным. — Я сказала: у меня

нет

мужа.

Тишина повисла между ними, густая, как сироп.

Данила отложил ручку, скрестил руки на груди.

— Когда это случилось?

— Два года назад.

— И… — он сделал паузу, выбирая слова. — Ты решила, что ребёнок

без мужчины

— лучший вариант?

— Я решила, что

ребёнок

— лучший вариант, — резко парировала она. — А остальное — не ваше дело.

Он откинулся в кресле, изучая её.

— София…

— Доктор Воронцов, — она встала, сжимая сумку так, что костяшки пальцев побелели. — Если вы не собираетесь обсуждать мои анализы, я найду другого специалиста.

Он внезапно улыбнулся — не той лёгкой усмешкой, а

по-настоящему

, с тёмным блеском в глазах.

— О, мы обязательно обсудим твои анализы. Но сначала… — он медленно поднялся, и её тело напряглось. — Скажи мне одно.

Она молчала.

— Ты

действительно

хочешь, чтобы этим занимался кто-то другой?

Его голос был низким, почти шёпотом, и от этого слова будто касались её кожи.

София резко развернулась к двери.

— Запишите меня к другому врачу.

— Как скажешь, — он не стал её останавливать. Но когда её рука уже лежала на ручке, добавил: — Но учти… Я всё ещё лучший в этом городе.

Она вышла, не оборачиваясь.

Но даже через закрытую дверь слышала его тихий смех.

Ненавистный, самоуверенный…

И почему её сердце бешено колотилось?

Дома София налила себе бокал красного вина, но даже его терпкий вкус не смог заглушить беспокойство. Она опустилась на диван, закрыла глаза — и перед ней снова возник

он

.

Данила Воронцов.

Его пронзительный взгляд, который когда-то, еще в те времена, когда она была замужем, заставлял её опускать глаза. Тогда она делала вид, что не замечает, как он наблюдает за ней, когда думает, что никто не видит. Как его пальцы чуть дольше, чем нужно, задерживались на её руке при встрече. Как в его голосе появлялись тёплые нотки, когда он обращался именно к ней.

Он всегда хотел меня.

София резко встряхнула головой, отгоняя мысли.

— Чёрт, — прошептала она, допивая вино.

Она не должна была так реагировать. Не после всего, что случилось.

Развод.

Измена.

Предательство.

Она

научилась

не доверять мужчинам. Научилась полагаться только на себя.

Но вот в чём проблема — Данила действительно был лучшим репродуктологом в городе. Если она пойдёт к другому врачу, шансы на успешное ЭКО уменьшатся.

А ребёнка она хотела

сильнее

, чем боялась столкнуться с ним снова.

София взяла телефон, открыла браузер.

«Клиника „Экомед“ — отзывы о врачах»

Первые же строки подтвердили её догадки:

«Доктор Воронцов — профессионал высшего уровня»

«После трёх неудачных попыток у других врачей забеременела с первого раза у него»

«Строгий, но результат того стоит»

Она закусила губу.

Строгий.

Да, он был строгим. И властным. И…

…и чертовски привлекательным.

София с силой отложила телефон.

— Нет.

Она не позволит этим мыслям взять верх.

Но когда она легла в постель и закрыла глаза, её подсознание сыграло с ней злую шутку.

Его руки на её талии.

Горячее дыхание на шее.

Шёпот: «Ты уверена, что хочешь ЭКО?»

София резко открыла глаза и села на кровати, сердце бешено колотясь.

— Что со мной не так?

Она не должна была так реагировать.

Но, кажется, её тело думало иначе.

Завтра она позвонит в клинику.

И выберет другого врача.

Должна же она наконец проявить хоть немного здравого смысла.

Но когда она снова легла и потушила свет, последней мыслью перед сном было:

А что, если…

Консультация у докторши Мельниковой длилась ровно двадцать минут, и Софии хватило первых пяти, чтобы понять — это не её вариант.

Холодные стены кабинета, папки с бумагами, разложенные в идеальном порядке, и сама врач — сухая, безэмоциональная, будто вырезанная из картона. Она говорила заученными фразами, даже не глядя Софии в глаза, лишь механически просматривая анализы.

«Показатели в норме, процедура стандартная, шансы средние»

— и всё это монотонным голосом, словно она читала инструкцию к микроволновке.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

София вышла из кабинета с тяжёлым чувством.

Неужели это тот человек, которому я доверю самое важное?

Она стояла в холле клиники, сжимая папку с документами, когда мимо прошла медсестра — та самая, что вчера записывала её к Воронцову.

— Всё хорошо? — участливо спросила она.

София колебалась секунду, затем выдохнула:

— Запишите меня снова к доктору Воронцову.

Уголки губ медсестры дрогнули, будто она знала что-то такое, чего не знала София.

— Конечно. Через неделю, в четверг, у него есть окно.

Четверг.

София нервничала сильнее, чем в первый раз.

Зачем я это делаю?

Но ответ был прост: потому что Данила — профессионал. Потому что он

вкладывается

в своих пациенток. Потому что…

Потому что ты не можешь выбросить его из головы.

Она вошла в кабинет, подняв голову.

Данила сидел за столом, на этот раз без халата, в тёмно-синей рубашке, закатанной по локтям. Его взгляд мгновенно нашёл её.

— Ну что, передумала? — спросил он, и в его голосе не было ни капли злорадства. Только лёгкая усталость и…

ожидание

.

— Я передумала насчёт врача, — чётко сказала София. — Но не насчёт ЭКО.

Он кивнул, отложил ручку.

— Тогда давай начистоту. Ты хочешь ребёнка. Я могу тебе помочь. Но сначала — честный разговор.

— О чём?

— О том, почему ты

действительно

развелась.

София замерла.

— Это не имеет отношения к процедуре.

— Имеет, — он встал, подошёл к окну, спиной к ней. — Потому что если ты идёшь на ЭКО, чтобы убежать от прошлого — это одна история. Если ты делаешь это осознанно — другая.

Она стиснула зубы.

— Ты теперь ещё и психолог?

Данила обернулся. Его глаза горели.

— Нет. Я просто человек, который

знал тебя

до того, как мир сломал тебе сердце. И я не хочу, чтобы ты принимала решения из страха.

Тишина.

София не знала, что ответить.

— Я… — её голос дрогнул.

— Не сейчас, — он вдруг смягчился. — Дай мне твои анализы. Давай работать.

И в этот момент она поняла:

Он не просто врач.

Он — испытание.

И она только что согласилась пройти его до конца.

Прием прошел на удивление… спокойно.

Слишком спокойно.

Данила вел себя безупречно: внимательно изучил анализы, объяснил этапы процедуры, ответил на все вопросы. Ни одного двусмысленного взгляда, ни одного лишнего жеста. Только когда его пальцы случайно коснулись ее руки, передавая брошюру, София почувствовала легкий электрический разряд — но тут же отдернула ладонь, решив, что ей показалось.

Может, в прошлый раз она все выдумала?

Но нет. Иногда, когда он думал, что она не видит, его взгляд становился

горячим

, почти

голодным

. Будто за маской идеального врача скрывался совсем другой мужчина.

В конце приема Данила закрыл папку с ее анализами и неожиданно спросил:

— Оставь свой номер.

София подняла бровь.

— Зачем?

— Пациентка и врач всегда должны быть на связи, — ответил он ровным тоном, доставая телефон. — На случай, если понадобится срочно скорректировать препараты или перенести обследование.

Он говорил так убедительно, что она на автомате продиктовала цифры. Только когда его пальцы быстро пробежали по экрану, а в ее сумочке завибрировал телефон, София осознала:

Он только что получил ее номер.

— Проверь, — он едва заметно улыбнулся. — Чтобы убедиться, что я не ошибся.

Она достала телефон. На экране горело уведомление:

Новый контакт: «Доктор Воронцов»

— Теперь ты тоже можешь звонить мне в любое время, — добавил он, и в его голосе вдруг появились опасные нотки. — Если

возникнут вопросы

.

София резко сунула телефон обратно в сумку.

— Спасибо, но вряд ли они возникнут.

— Уверена? — он наклонился чуть ближе, и его дыхание коснулось ее кожи. — Протокол ЭКО — сложная штука. Гормоны, эмоции… Иногда пациенткам даже

снятся

странные вещи.

Она резко встала.

— Я справлюсь.

— Не сомневаюсь, — он тоже поднялся, но не стал ее провожать. Просто стоял и смотрел, как она идет к двери.

София уже взялась за ручку, когда его голос остановил ее:

— Кстати…

Она обернулась.

— Ты забыла подписать согласие на обработку данных, — он протянул листок.

Она машинально взяла ручку и наклонилась над столом.

И тут поняла свою ошибку.

Платье было с декольте.

А он сидел

прямо перед ней

.

София почувствовала, как его взгляд скользнул по ее шее, ниже, к открытому вырезу…

Он даже не скрывает этого.

Она резко выпрямилась и швырнула подписанный документ на стол.

— Все?

— Все, — он улыбнулся, как кот, слизавший сливки. — До следующей недели, София.

Она вышла, хлопнув дверью.

Но не успела сделать и трех шагов, как телефон в сумке снова завибрировал.

Сообщение от «Доктор Воронцов»:

«Забыл сказать. Перед следующим приемом — никакого кофе. Он искажает результаты анализов.

…И красное платье тоже не надевай.

А то я не отвечаю за свою профессиональную адекватность.»

София замерла.

Это же…

Она резко нажала «удалить».

Потом передумала и сохранила.

На всякий случай.

И только в лифте осознала самое страшное:

Она уже ждет следующей недели.

Неделя пролетела в напряженном ожидании.

София убеждала себя, что черное платье выбрала случайно. Что разрез на бедре — просто стильно. Что отсутствие лифчика — лишь потому, что кружевные швы раздражали кожу.

Ложь.

Глубоко внутри она знала правду: ей хотелось, чтобы он

смотрел

. Чтобы его обычно уверенные пальцы дрогнули, когда он будет листать ее карту. Чтобы он забыл на мгновение, что он врач, а она — пациентка.

Кабинет Данилы встретил ее прохладой кондиционера, но уже через секунду стало невыносимо душно.

Он сидел за столом, но встал, как только она вошла. Его взгляд скользнул по ней — медленно, намеренно,

осязая

каждый изгиб.

— Привет, София, — произнес он низко, и ее имя на его губах звучало как что-то запретное.

Красные губы. Декольте. Разрез на бедре — все было замечено,

оценено

.

Но больше всего его внимание привлекло другое.

Соски, твердо выступившие под тонкой тканью платья.

Данила замер на секунду, затем обвел взглядом ее лицо, поймал испуганное осознание в ее глазах.

— Холодно? — спросил он, едва заметно ухмыляясь.

София почувствовала, как по ее спине пробежал горячий трепет.

— Кондиционер, — пробормотала она, скрестив руки на груди.

— Да, — согласился он, не отводя глаз от ее сжатых рук, которые только сильнее подчеркивали грудь. — Мне стоит его выключить.

Тишина повисла между ними, густая, как мед.

София не знала, куда девать руки, куда смотреть, как дышать. Она пришла на прием, а оказалась в ловушке собственного тела.

— Садись, — наконец сказал он, указывая на кушетку.

Она села, стараясь прикрыть разрез на бедре, но платье упрямо сползало, обнажая кожу.

Данила взял карту, сделал вид, что изучает записи. Но она видела — его взгляд снова и снова возвращается к ней.

— Надо сдать еще пару анализов, — произнес он, но голос звучал глубже обычного.

— Каких? — прошептала она.

Он подошел ближе, и теперь стоял прямо перед ней, так близко, что она чувствовала тепло его тела.

— Тебе нужно проверить уровень эстрогена, — он наклонился, будто для того, чтобы взять что-то со столика рядом, и его губы оказались в сантиметрах от ее уха. — Он явно зашкаливает.

София задержала дыхание.

— Это... это невозможно узнать без анализов, — попыталась она шутить, но голос дрогнул.

— О, София, — он выпрямился, держа в руках бланк направлений, и его глаза горели. — Это видно невооруженным глазом.

Она почувствовала, как между ее ног вспыхнуло тепло.

Боже, что он со мной делает?

Данила протянул ей бумагу, и их пальцы соприкоснулись.

— Лаборатория на первом этаже. Результаты будут у меня завтра.

— Завтра? — удивилась она.

— Я перенес встречу, — сказал он просто. — Чтобы обсудить их сразу.

София кивнула, не в силах произнести ни слова.

Когда она выходила из кабинета, его голос догнал ее:

— И, София?

Она обернулась.

— Завтра надень лифчик.

Дверь закрылась, оставив ее одну с бешено стучащим сердцем и одной мыслью:

Он играет с ней. И она проигрывает.

Но самое страшное было в том, что ей это нравилось.

Черное кружево впивалось в кожу, но София даже не думала жаловаться.

Она знала, что делает.

Неправильно. Очень неправильно.

Полупрозрачная блузка, юбка, обтягивающая каждую линию ее бедер, каблуки, от которых ноги казались бесконечными — все это было

намеренно

.

Пусть смотрит. Пусть сходит с ума.

Кабинет Данилы встретил ее легким ароматом его парфюма — древесного, с нотками чего-то пряного.

Он стоял у окна, спиной к двери, но обернулся, как только она вошла.

И

замер

.

Его взгляд потемнел, губы сжались.

— Да ты издеваешься... — прошептал он так тихо, что она едва расслышала.

София сделала вид, что не заметила.

— Вы сказали прийти за результатами, — произнесла она, стараясь звучать деловито, но ее голос дрогнул, когда он медленно,

очень медленно

провел глазами по ее фигуре — от каблуков до разрезов юбки, от тонкой ткани блузки, сквозь которую угадывалось кружево лифчика, до ее губ.

— Закрой дверь, — сказал он.

Не

«закройте»

.

Закрой.

Она повиновалась, почувствовав, как сердце колотится где-то в горле.

Данила подошел к столу, взял папку, но не открыл ее.

— Результаты в норме, — сказал он, не глядя на бумаги.

— Как... как это понять?

— Это значит, — он отложил папку и шагнул к ней, — что у тебя нет медицинских препятствий для ЭКО.

— О, — она не знала, что сказать.

— Но есть другие.

— Какие?

Он оказался так близко, что она чувствовала тепло его тела.

— Ты.

— Я?

— Ты не хочешь ЭКО, София.

— Я...

— Ты пришла сюда два раза в нарядах, от которых у любого мужчины откажет разум. Ты смотришь на меня так, будто ждешь, что я сорвусь. Ты

дразнишься

.

Она открыла рот, чтобы возразить, но он не дал.

— Я врач. И если ты действительно хочешь ЭКО — завтра же ты получишь направление. Но сначала ответь мне честно...

Он наклонился, и его губы почти коснулись ее уха.

— Это

действительно

то, чего ты хочешь?

Его дыхание обожгло кожу.

София закрыла глаза.

Нет.

Она не хотела ЭКО.

Она хотела

его

.

И он знал.

— Я... — ее голос предательски дрогнул.

Данила выпрямился, и его лицо снова стало профессионально-нейтральным.

— Подумай. Решишь продолжить — напишешь.

Он повернулся к столу, явно давая ей понять, что прием окончен.

София стояла, чувствуя, как ноги подкашиваются.

Она сделала шаг к двери, потом обернулась.

— А если... если я решу иначе?

Он не сразу ответил. Потом медленно повернул голову, и в его глазах она увидела тот самый

голод

, который так жаждала.

— Тогда ты вернешься сюда.

— И?

— И мы обсудим...

альтернативные

варианты.

София вышла, дрожащими пальцами придерживая сумку.

Она знала, что завтра не напишет.

Не завтра.

Но

очень скоро

.

Черное кружево слетело с ее тела на пол, оставив на коже красные следы — будто отметины его взгляда. София стояла перед зеркалом в ванной, изучая свое отражение: распущенные волосы, разгоряченную кожу, слишком яркий блеск в глазах.

Почему он?

После мужа — после его лжи, его измен, его предательства — она клялась себе, что больше никогда не позволит мужчине даже

прикоснуться

к ней. Два года холодного одиночества. Два года, в которых не было ни поцелуев, ни прикосновений, ни этого безумного, стыдного

желания

, что сейчас сжигало ее изнутри.

И все же...

Данила.

Она провела пальцами по своему отражению, вспоминая, как он смотрел на нее сегодня. Не так, как смотрел ее бывший муж — не с собственническим удовлетворением, а с

голодом

. С тем самым опасным блеском в глазах, который говорил, что он готов растерзать ее, но... только если она сама этого захочет.

Капли воды из душа скользили по ее шее, словно заменяя его пальцы. София закрыла глаза, представив, как его руки скользят по ее бедрам, как его губы находят ее грудь...

"Ты не хочешь ЭКО, София."

Он был прав.

Она хотела

этого

.

Жар разлился по животу, и она прислонилась к холодной плитке, чтобы остыть. Но даже ледяная вода не могла остановить дрожь, пробегающую по коже при одной мысли о нем.

Что со мной не так?

Может, потому что Данила никогда не принадлежал к тому миру, где царил ее бывший муж? Может, потому что он

видел

ее настоящей — еще до того, как брак сломал ее?

Или просто потому, что его прикосновения — даже мысленные — заставляли ее

чувствовать

снова.

София вытерлась полотенцем, завернулась в халат и вышла в спальню. Телефон лежал на тумбочке, экран темный.

Она взяла его в руки.

Открыла контакты.

Доктор Воронцов

Палец замер над кнопкой вызова.

Нет. Не сейчас.

Но когда она легла в постель и потушила свет, последней мыслью перед сном было:

Завтра.

Завтра она решится.

Потому что больше не могла терпеть эту пытку.

Потому что впервые за два года...

Она снова хотела быть желанной.

Кабинет Данилы сегодня пах не антисептиком, а чем-то древесным и горячим, будто он специально зажег ароматические свечи. Или, может, это просто кровь стучала в ее висках, затуманивая сознание.

София вошла, чувствуя, как шелк ее платья скользит по бедрам, как тонкие бретельки лифчика впиваются в кожу, как каблуки делают походку соблазнительно неустойчивой.

Данила сидел за столом, но встал мгновенно, как только дверь закрылась за ней. Его тело напряглось, как у хищника, учуявшего добычу.

— Ну что, София, — его голос был низким, почти хриплым, — ты решила?

Она сделала шаг вперед. Потом еще один.

— Да, — прошептала она, томно прикусывая нижнюю губу. — Я долго думала… и все-таки хочу ребенка.

Его глаза потемнели.

— И?

— И я хотела бы узнать… — еще шаг, и теперь она чувствовала тепло его тела, — какие

варианты

может предложить доктор.

Данила не двинулся с места, но все его мышцы были напряжены до предела.

— Вариантов два, — сказал он, не сводя с нее глаз. — Первый: завтра же ты начинаешь протокол ЭКО.

— А второй?

Он медленно провел языком по губам.

— Второй… — его рука поднялась, пальцы едва коснулись ее талии, скользнули вверх, к оголенной спине, — требует более…

интимного

подхода.

София не отпрянула. Наоборот – прижалась к его ладони.

— Это… профессионально? — спросила она, но голос уже дрожал.

— Нет, — он наклонился, и его губы почти коснулись ее шеи. — Это

персонально

.

Его дыхание обожгло кожу.

— Я… — она не могла думать, не могла дышать.

— Ты должна быть уверена, — прошептал он, и его зубы легонько задели мочку уха.

София вздрогнула.

— Я…

—

Говори

.

— Я хочу второй вариант.

Это прозвучало как приговор. Как освобождение.

Данила отстранился, чтобы посмотреть ей в глаза.

— Последний шанс передумать.

Она ответила без слов – схватила его за рубашку и притянула к себе.

Их губы столкнулись в поцелуе, который больше походил на битву – горячий, жадный, полный годами сдерживаемой ярости и желания.

Данила подхватил ее на руки, поставил на стол, смахнув бумаги на пол. Его пальцы впились в ее бедра, оставляя следы.

— Ты уверена? — он срывал с нее платье, целуя каждую освобожденную часть кожи.

— Да, — она запрокинула голову, чувствуя, как его губы скользят по шее, — абсолютно.

— Тогда, — он расстегнул ремень, и его глаза горели, — начнем

лечение

.

И когда он вошел в нее, София поняла – это не просто секс.

Это месть.

Это исцеление.

Это

начало

.

Его руки сжимали её бёдра с такой силой, что завтра останутся синяки. Стол дрожал под её спиной, стеклянные пробирки звенели где-то на полке, но София слышала только его хриплое дыхание и влажный звук их тел.

—

Ты даже не представляешь...

— Данила вонзился в неё с новой силой, заставив её вскрикнуть, —

...как часто я это представлял.

Его губы обжигали шею, зубы скользили по ключице, а пальцы впивались в её кожу, будто боялись, что она исчезнет. Каждое движение было властным, почти грубым, но когда она слабо вскрикнула —

«больно»

— он мгновенно замер.

— Остановиться? — голос сорвался, глаза потемнели до черноты.

София в ответ лишь сильнее вцепилась ногтями в его спину, притягивая ближе.

Нет. Ни за что.

Он понял без слов — сдавленно застонал и снова начал двигаться, но теперь ладонь легла под её голову, защищая от жёсткой поверхности.

—

Я мечтал об этом...

— губы скользнули к её уху, —

...каждый раз, когда он прикасался к тебе при мне.

София выгнулась, чувствуя, как внутри всё сжимается от этих слов.

—

Хотел...

— он резко перевернул её, прижав к столу спиной, —

...сорвать с тебя всё...

— зубы сжали лямку лифчика, —

...и показать, как надо любить тебя по-настоящему.

Она не узнавала его голос — хриплый, разорванный, полный той самой ярости, что копилась годами.

Его пальцы сплелись с её, прижимая ладонь к столу. Темп ускорялся, стол бился о стену, где-то упал стакан, разбился — но Данила лишь глубже вошёл в неё, вырывая из горла вопль.

—

Ты моя...

— рычал он, и это звучало как заклинание, —

...только моя...

Оргазм накрыл её внезапно — волнами, сжигая всё внутри. Данила не останавливался, доводя до нового пика, пока она не закричала, царапая его спину.

Только тогда он позволил себе потерять контроль.

Горячее, липкое,

настоящее

— он заполнил её, прежде чем она успела вспомнить про контрацепцию.

—

Без ЭКО...

— он тяжело дышал, прижимая её к себе, —

...но ребёнок будет.

София замерла.

Он поднял голову, и в его глазах читалось то же шокирующее осознание.

Они забыли обо всём.

Но вместо ужаса — странное, дикое

ликование

охватило её.

Данила медленно выпрямился, не отпуская её руку.

— Если что... — голос снова стал

врачебным

, но глаза горели, — ...я отлично разбираюсь в ведении беременности.

София рассмеялась — хрипло, без сил, счастливо.

—

Доктор...

— она потянула его за собой на пол, где было мягче, — ...а когда

повторный осмотр

?

Его ответ потерялся в новом поцелуе.

Темнота за окном машины мерцала огнями фонарей, а ладонь Данилы была тёплой и твёрдой — настоящей. София смотрела на их переплетённые пальцы и думала, что всего пару часов назад она не могла и представить, что окажется здесь.

Правильно ли это?

Она украдкой взглянула на него. Его профиль в свете фар казался резким, напряжённым. Он водил машину одной рукой, а другой

держал её

, будто боялся, что она испарится, как мираж.

— Ты слишком тихая, — вдруг сказал он, не поворачивая головы.

— Просто думаю.

— О чём?

Она улыбнулась.

— О том, что ты, наверное, ужасный пациент.

Данила рассмеялся, и его большой палец провёл по её костяшкам — лёгкий, ласковый жест.

— Только если мой врач — такая же обманщица, как ты.

— Я не обманывала!

—

«Хочу ЭКО»

, — передразнил он её, но в голосе не было злости. Только тепло.

София покраснела.

— Я действительно хотела ребёнка.

— А теперь?

Она задумалась.

— Теперь… я хочу посмотреть, как ты готовишь завтрак.

Данила удивлённо поднял бровь.

— Завтрак?

— Ну да. Если ты собираешься быть со мной, тебе придётся научиться делать идеальные тосты.

Он резко свернул на обочину, заставив её вздрогнуть. Машина остановилась, и внезапно его руки были на её щеках, а губы — в сантиметре от её.

—

Со мной

, — повторил он, и в его глазах горело что-то дикое, — это надолго.

— Это… — она попыталась шутить, но голос дрогнул, — угроза?

— Обещание.

Он поцеловал её — медленно, сладко, без той ярости, что была в кабинете. Это был поцелуй, который говорил:

«У нас есть время»

.

Когда они снова поехали, София прижала ладонь к животу.

Слишком рано что-то чувствовать.

Но она

чувствовала

.

И, кажется, он тоже.

— София?

— М-м?

— Если…

вдруг

… — он осторожно подбирал слова, — ты не одна — скажи мне сразу.

Она улыбнулась в темноте.

— Испугался, доктор?

— Нет, — он прижал её руку к своим губам. —

Жду.

И в этот момент все её сомнения растворились.

Потому что впервые за долгие годы…

Она

верила

ему.

Тёплый солнечный луч пробился сквозь щель в шторах, лаская обнажённое плечо Софии. Она потянулась, её пальцы бессознательно искали тепло другого тела, но простыни рядом были уже остывшими. Данила ушёл на утренний обход, оставив после себя лишь вмятину на подушке и едва уловимый аромат дорогого одеколона с нотками мяты.

София прикрыла глаза, позволяя воспоминаниям последнего месяца нахлынуть на неё волной. Как странно, что всего четыре недели назад её жизнь была такой... пустой. А теперь - каждый её день был наполнен:

Его смех, когда она пыталась готовить завтрак...

Его руки, нежно массирующие её ступни после долгого дня...

Его голос, шепчущий "я люблю тебя" в темноте спальни...

Внезапно волна тошноты заставила её резко сесть. "Странно", - подумала София, - "вчерашний ужин был свежим..." Но когда она попыталась встать, ком в горле снова дал о себе знать.

Сердце начало биться чаще, когда она открыла календарь на телефоне. Красные дни должны были прийти... пять дней назад.

Аптека находилась всего в двух кварталах. София набросила первый попавшийся свитер Данилы (он пах им так божественно) и выскользнула из квартиры.

Три теста.

Три положительных результата.

София сидела на краю их постели, не в силах оторвать взгляд от маленьких пластиковых полосок, выложенных перед ней на одеяле. Где-то в глубине живота уже жило крошечное существо - их с Данилой дитя.

Она медленно провела ладонью по ещё плоскому животу, представляя, как через несколько месяцев он округлится. Как Данила будет разговаривать с её животом своими бархатными "докторскими" интонациями. Как они вместе выберут кроватку...

Внезапно телефон зазвонил.

"Мой любимый доктор" - светилось на экране.

— Привет, - её голос дрогнул.

— Ты в порядке? — Данила сразу уловил нотку волнения. — Ты звучишь... странно.

— Всё хорошо, — она улыбнулась в трубку. — Просто... жду нашего ужина.

— Я приду раньше, — сказал он твёрдо. — Люблю тебя.

Когда связь прервалась, София прижала телефон к груди. Нет, она не скажет ему по телефону. Это нужно сделать правильно - глядя в его тёмные, как ночной океан, глаза, чувствуя его руки на своей талии...

Данила выглядел особенно красивым сегодня. Его тёмные волосы были слегка растрёпаны вечерним бризом, а в глазах плавали золотые искорки от свечей.

— Ты сегодня особенно прекрасна, - он прикрыл её руку своей ладонью. - Буквально светишься изнутри.

София глубоко вдохнула.

— У меня есть для тебя кое-что... - она достала из сумки маленькую коробочку, обёрнутую в голубую ленту.

Данила поднял бровь, но взял подарок. Когда он развернул упаковку и увидел три теста, его пальцы вдруг задрожали.

— София... - его голос сорвался.

— Твой "альтернативный метод лечения" оказался очень эффективным, доктор, - она прошептала, чувствуя, как слёзы наворачиваются на глаза.

Данила встал так резко, что его стул упал назад. Не обращая внимания на официантов и других посетителей, он опустился перед ней на колени, прижимая её ладони к своим губам.

— Я... - он закрыл глаза, собираясь с мыслями. Когда он снова посмотрел на неё, в его глазах стояли слёзы. - Мы будем родителями.

София кивнула, не в силах говорить.

Данила осторожно, как драгоценность, прижал ладонь к её животу:

— Здравствуй, малыш. Я твой папа. И я уже люблю тебя больше жизни.

В этот момент, под шум прибоя и мерцание звёзд, София поняла - это и есть настоящее счастье. А всё, что было до этого - лишь подготовка к встрече с ним. С их любовью. С их будущим.

Он поцеловал её под аплодисменты всего ресторана.

На грани запретного

Кристальный звон бокалов, смех гостей, белоснежные скатерти – всё это казалось Анне каким-то злым фарсом. Она стояла у окна в гостиной их общей с Максимом квартиры, сжимая в руках телефон, на экране которого застыло сообщение:

«Жду в отеле, как договорились. Комната 407. Приходи поскорее, скучаю»

.

Отправитель – «Катюша».

Сердце Анны бешено колотилось, а в висках стучало:

«Это ошибка. Должно быть, ошибка»

. Но рациональные доводы разбивались о холодную реальность – сегодня утром Максим сказал, что задержится на работе.

— Анна, ты чего там застыла? – окликнула её Кристина, подходя с бокалом вина. – Гости ждут тост!

Анна медленно повернулась. Взгляд её был пустым.

— Крис… – её голос дрогнул. – Ты знаешь, кто такая Катюша?

Подруга нахмурилась, но через секунду её глаза расширились от догадки.

— О нет… Ты нашла что-то?

Ответом стало молчание. Анна протянула телефон. Кристина пробежалась глазами по переписке, и её лицо исказилось в гримасе ярости.

— Этот мудак! – вырвалось у неё.

Анна не плакала. Она чувствовала лишь ледяную пустоту внутри.

— Я поеду, – тихо сказала она.

— Куда?

— В этот проклятый отель.

Номер 407. Анна стояла перед дверью, рука сжата в кулак. Она не знала, что будет делать, когда увидит их вместе. Разрушить всё? Устроить сцену? Или просто… убедиться?

Дверь оказалась приоткрытой.

Тихий смех. Шёпот.

Анна толкнула дверь.

И увидела

их

.

Максим сидел на краю кровати, а полуголая блондинка – та самая «Катюша» – обнимала его сзади, целуя в шею.

— Макс… – Анна прошептала его имя, и он резко обернулся.

Его лицо стало маской ужаса.

— Анна?! Что ты…

Она не стала слушать. Развернулась и выбежала в коридор.

— Всё, хватит рыдать! – Кристина влила в Анну третий бокал вина. – Ты не виновата, ты слышишь? Он – мразь, а ты – королева, которая сегодня устроит себе вечер по полной!

Анна сидела на кухне, обхватив колени. Слёзы, наконец, высохли. Осталась только странная, почти болезненная пустота.

— Я не хочу никого видеть…

— Вот именно! – Кристина резко встала. – Поэтому мы едем туда, где тебя никто не знает. Где ты можешь забыться.

— Куда?

Подруга ухмыльнулась.

— В «Гранат».

Анна широко раскрыла глаза.

— Это же тот самый…

— Да. Элитный клуб, где все друг друга хотят, но делают вид, что просто пьют коктейли. – Кристина подмигнула. – Ты будешь королевой вечера.

Анна не была уверена, что хочет этого. Но ещё меньше она хотела оставаться наедине со своими мыслями.

— Ладно, – вздохнула она. – Но только на пару часов.

Кристина засмеялась.

— Ох, милая… Ты ещё не знаешь, чем это закончится.

Клуб «Гранат» встретил их густым ароматом дорогих духов, низкими ритмами музыки и тёплым полумраком. Анна машинально потягивала мартини, чувствуя, как алкоголь разливается по телу тёплыми волнами.

— Расслабься, – прошептала Кристина ей на ухо. – Сегодня ты можешь всё.

Анна закрыла глаза, позволив музыке унести её подальше от боли.

И тогда

он

появился.

Сначала – лишь лёгкое прикосновение сзади. Потом – твёрдые руки на её бёдрах. Горячее дыхание на шее.

— Танцуешь красиво, – низкий голос прозвучал прямо у неё в ухе.

Она не обернулась. Не хотела видеть его лицо.

Потому что в этот момент ей нужно было только одно –

забыться

.

И его руки, скользящие по её телу, казались идеальным способом.

Музыка пульсировала в такт бешеному ритму сердца Анны. Его руки – сильные, властные – сжимали её бёдра, заставляя двигаться в такт, будто она была всего лишь марионеткой в этой грешной игре.

— Ты такая... податливая, — его губы скользнули по её шее, голос звучал густо, как выдержанный виски.

Анна не ответила. Она лишь откинула голову, давая ему больше доступа к своей коже, и почувствовала, как её тело предательски откликается на каждое прикосновение. Его пальцы скользнули под тонкую ткань её платья, обнажая бёдра, и она... не остановила его.

"Боже, что со мной?"

— мелькнуло в голове, но мысль тут же растворилась, когда его ладонь плотно прижалась к её животу, прижимая её спиной к его телу.

Она почувствовала его.

Твёрдого. Горячего.

Огромного

.

Его член напряжённо пульсировал, упираясь в её мягкую плоть, и Анна невольно потёрлась о него, услышав, как он тихо застонал ей в ухо.

— Чёрт... Ты специально так делаешь? — его голос дрогнул, пальцы впились в её кожу.

Анна не знала, что делает. Она лишь чувствовала, как внутри всё сжимается от желания, как влага предательски проступает между ног.

— Я... — она попыталась что-то сказать, но он перебил её, резко развернув к себе.

И тут свет из VIP-зоны упал на его лицо.

Анна замерла.

Перед ней стоял Арсений Каменев.

Отец Максима.

Его тёмные глаза, обычно такие холодные и надменные, сейчас пылали чем-то диким, животным.

— Анна? — его голос звучал хрипло.

Она должна была оттолкнуть его. Должна была убежать.

Но её тело... её

предательское тело

уже было не остановить.

— Продолжай, — прошептала она.

И он продолжил.

Вип-ложа была погружена в полумрак, лишь слабый свет синих неоновых ламп очерчивал контуры их тел. Арсений налил Анне коньяк – крепкий, выдержанный, как и он сам.

— Пей, — приказал он низким голосом, протягивая бокал.

Анна сделала глоток, обжигаясь, но не от алкоголя – от его взгляда. Он усадил её к себе на колени, и она почувствовала, как его мощные бёдра напряглись под её весом. Его пальцы скользнули по её обнажённым коленям, медленно поднимаясь выше, под подол короткого платья.

— Так что же ты забыла в таком месте, крошка? — его губы почти касались её уха. — И где мой непутевый сын?

Анна вздохнула, чувствуя, как его ладони сжимают её кожу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Он... он мне изменил, — прошептала она.

Руки Арсения на мгновение замерли. Потом он резко развернул её лицом к себе. Его глаза, обычно холодные, сейчас пылали чем-то тёмным и опасным.

— Этот щенок не заслуживает тебя, — прошипел он. — Но я разберусь с ним позже.

Его пальцы впились в её бёдра, заставляя её прижаться к нему ещё сильнее. Анна почувствовала его возбуждение – твёрдое, горячее, пульсирующее под тонкой тканью брюк.

— Арсений... — её голос дрогнул.

— Ты дрожишь, — он провёл пальцем по её нижней губе. — Боишься?

Она покачала головой.

— Нет... Я просто...

Он не дал ей договорить. Его губы накрыли её рот в жгучем поцелуе, а рука резко рванула подол платья вверх. Анна вскрикнула, но не отстранилась – её тело уже горело, предательски отвечая на каждое прикосновение.

— Ты вся мокрая, — прошептал он, проводя пальцем по тонкому кружеву её трусиков. — И так отчаянно трёшься о меня...

Анна не могла думать. Её мозг отказывался работать, в голове пульсировала лишь одна мысль:

Он старше меня на двадцать лет... И я хочу его безумно.

Его пальцы впились в её кожу, когда он резко поднял её и прижал к стене.

— Ты уверена, что хочешь этого? — его дыхание было тяжёлым, горячим.

Анна ответила без слов – она схватила его за волосы и притянула к себе, целуя так жадно, будто боялась, что он исчезнет.

Арсений зарычал.

И в следующую секунду её трусики были сорваны одним резким движением.

Его руки были повсюду – грубые, требовательные, не оставляющие ни сантиметра её кожи без внимания. Арсений прижал Анну к стене вип-ложи, его тело – тяжёлое, мускулистое – полностью подавило её хрупкий стан.

— Так... ты этого хотела, девочка? – его голос звучал хрипло, губы скользнули по её шее, оставляя влажный след.

Анна не успела ответить. Он резко развернул её, заставив упереться ладонями в зеркальную стену. Его пальцы впились в её бёдра, грубо стаскивая с неё последние лоскуты одежды.

— Арсений... – её голос сорвался в стон, когда его ладонь шлёпнула по её мягкой плоти.

— Тише, – он прижался к её спине, горячее дыхание обжигало кожу. – Ты теперь моя. И я сделаю с тобой всё, что захочу.

Его пальцы резко вошли в неё, и Анна вскрикнула, её ноги затряслись.

— Боже... ты вся сжалась, – он засмеялся низко, по-звериному. – Так сильно хочешь меня?

Она не могла говорить. Её тело горело, каждый нерв будто был оголён. Он вынул пальцы, и она услышала, как расстёгивается его ремень.

— Смотри, – он прижал её голову к зеркалу, заставляя смотреть на их отражение. – Видишь, какая ты развратная?

Его руки сковывали её, как стальные капканы. Арсений прижал Анну к зеркальной стене вип-комнаты, его мощный торс полностью подавлял её хрупкое тело.

— Ни мой недоумок-сын, ни кто-либо другой больше не посмеет прикоснуться к тебе, — прошипел он, впиваясь зубами в её плечо. — С этого момента ты принадлежишь только мне.

Анна взвизгнула, когда он шлёпнул её по мягкой плоти, оставив горящий след.

— Арсений, мы не можем... — её протест растворился в стоне, когда его пальцы резко проникли в неё.

— Молчи, — он прижал её лицо к холодному зеркалу. — Разве не этого ты хотела? Пришла сюда, чтобы забыться в чужих руках?

Его движения становились всё жёстче, пальцы мастерски играли с её телом, доводя до исступления. Анна видела их отражение - его властную ухмылку, своё разгорячённое лицо, полуприкрытые глаза.

С резким звуком расстегнувшегося ремня её сердце заколотилось чаще.

— Смотри, — он вонзился в неё одним мощным движением, заставив вскрикнуть.— Видишь, как твоё тело принимает меня? Ты создана для этого. Для меня.

Каждый толчок лишал её остатков рассудка. Он владел ею безраздельно, как хозяин, а она лишь стонала, цепляясь за зеркало.

— Ты думала о таком, когда встречалась с тем мальчишкой? — его губы обжигали шею. — Он даже не догадывался, какая порочная девочка у него в постели.

Анна чувствовала, как нарастает волна наслаждения. Его пальцы нашли чувствительный бугорок, мастерски доводя её до предела.

— Кончай, — приказал он.

Её тело взорвалось в экстазе, но Арсений не остановился. Он продолжал двигаться, его дыхание становилось прерывистым.

— Принимай всё, — прохрипел он, вонзаясь в неё в последний раз. — Это только начало.

Когда он отпустил её, Анна едва стояла на дрожащих ногах. Его руки подхватили её, не давая упасть.

Где-то за дверью раздались шаги и смех.

— Одевайся, — резко сказал Арсений, поправляя манжеты. — Мы ещё не закончили.

В его глазах читалось обещание - это было только первое звено в цепи запретных наслаждений.

Анна торопливо застёгивала платье, пальцы предательски дрожали. В зеркале отражалось её раскрасневшееся лицо, опухшие от поцелуев губы.

"Отец Максима... Боже, что я наделала..."

— мысль билась в голове, но низ живота предательски сжался при воспоминании о его грубых руках на её теле.

Она украдкой взглянула на Арсения. Тот спокойно завязывал галстук, его профиль в полумраке ложи казался высеченным из мрамора.

— Мне... мне нужно идти, — прошептала Анна, делая шаг к выходу.

Он молнией перехватил её у двери. Тёплые ладони обхватили её талию, притягивая к себе.

— Я тебя не отпускал, — его голос звучал как шёлк по лезвию. Губы коснулись её виска. — Мы только начали.

От этого тона у Анны затряслись колени. В нём звучала не просто страсть — а обещание. Обещание всего, чего она боялась и жаждала одновременно.

— Я... просто предупредить подругу, — выдохнула она.

Арсений изучающе посмотрел на неё, затем медленно отпустил.

— Жду у выхода. Не задерживайся.

Его взгляд говорил яснее слов — он знал, что она вернётся.

Кристина чуть не опрокинула бокал, увидев Анну:

— Где ты пропадала?! Я уже собиралась... — её взгляд скользнул по растрёпанному виду подруги, и глаза округлились. — О мой бог. Ты переспала с тем типом?!

Анна потянула её в сторону, подальше от любопытных ушей.

— Крис, это... сложно объяснить.

— Попробуй! — Кристина схватила её за запястье. — Кто он?

Анна глубоко вдохнула.

— Арсений Каменев.

Брови подруги поползли к линии волос.

— Как... отец того...

— Да. — Анна закрыла лицо руками. — Отец Максима.

Кристина открыла рот, но Анна перебила:

— Не спрашивай, как это вышло. Я сама не понимаю.

— Ты в курсе, что он один из самых влиятельных людей в городе? — Кристина понизила голос. — И что ему 42?

Анна взглянула в сторону выхода, где у стойки непринуждённо опирался на барную стойку Арсений. Его взгляд был тяжёлым, как свинец.

— Это не просто секс, — неожиданно для себя сказала Анна. — Это...

— Гигантская ошибка? — закончила за неё Кристина.

Анна не ответила. Вместо этого она обняла подругу:

— Я позвоню тебе завтра.

Кристина хотела возразить, но Анна уже шла через зал — туда, где ждал он.

Арсений встретил её прищуренным взглядом.

— Рассказала подруге все пикантные подробности? — в его голосе звучала лёгкая насмешка.

Анна почувствовала, как жар разливается по щекам.

— Она... догадалась сама.

Он рассмеялся — низко, бархатисто.

— Милая, после того как ты выглядишь, догадался бы даже слепой.

Его рука скользнула по её спине, властно направляя к выходу.

— Куда мы... — начала Анна.

— Ты действительно хочешь, чтобы я объяснял это при всех? — он приподнял бровь, и Анна почувствовала, как между её бёдер пробежала тёплая волна.

Лифт на парковку прибыл как раз вовремя, чтобы скрыть её смущение.

Когда двери закрылись, Арсений прижал её к зеркальной стене.

— Ты уверена, что готова продолжать? — его дыхание обжигало губы.

Вместо ответа Анна сама потянулась к нему, поймав его рот в жадный поцелуй.

Он застонал ей в губы, его руки уже скользили под её платьем.

Лифт мягко дёрнулся, начиная движение.

Их игра только начиналась.

Тёмный Mercedes плавно тронулся с места, скользя по ночным улицам города. Анна сидела, зажатая между кожей сиденья и тёплым массивным телом Арсения. Его пальцы лениво скользили по её обнажённым коленям, то поднимаясь к резинке трусиков, то опускаясь вниз, заставляя её вздрагивать.

— Ты вся дрожишь, — прошептал он, его губы коснулись её уха. — Боишься?

Анна покачала головой, но не смогла выдавить ни слова. Водитель сидел в полуметре от них, и хотя тёмная перегородка отделяла их, она чувствовала себя одновременно и возбуждённой, и смущённой.

— Арсений... — она попыталась остановить его руку, когда пальцы слишком смело проникли под кружевную ткань.

Он только усмехнулся и продолжил, теперь уже более настойчиво.

— Расслабься, — его голос звучал как шёпот, но в нём чувствовалась сталь. — Никто не видит.

Анна закусила губу, стараясь не издавать звуков, но когда его пальцы нашли нужное место, тихий стон всё же вырвался из её груди.

Дом Арсения возвышался как тёмная гора в элитном районе города. Они вышли из машины, и Анна едва успела опомниться, как он уже вёл её к лифту.

Двери закрылись.

И в тот же миг Арсений прижал её к зеркальной стене, его губы накрыли её рот в жгучем поцелуе. Это было не просто прикосновение — это был захват, заявление прав. Его язык проник внутрь, исследуя каждый уголок, а руки уже срывали с неё платье.

— Арсений, лифт... камеры... — попыталась протестовать Анна, но он только глубже впился в её губы.

— Пусть смотрят, — прошептал он, отрываясь на секунду. — Пусть видят, как ты горишь для меня.

Его ладони обхватили её грудь, большие пальцы прошлись по соскам, уже твёрдым от желания. Анна выгнулась, её тело предательски отвечало на каждое прикосновение.

Лифт мягко остановился.

Арсений оторвался, его глаза горели тёмным огнём.

— Ты уверена, что хочешь войти? — спросил он, проводя пальцем по её опухшим губам. — Последний шанс сбежать.

Анна посмотрела на распахнутую дверь его пентхауса, за которой виднелись тёмные просторы гостиной и дальше — огромная кровать.

Она сделала шаг вперёд.

Ответ был очевиден.

Арсений резко подхватил Анну, его сильные руки сжали её упругую попку, а она мгновенно обвила его бёдра ногами, впиваясь губами в его рот. Их поцелуй был битвой — властный, требовательный, без намёка на нежность. Он нёс её через просторную гостиную, не отрывая губ, пока не почувствовал под собой мягкую кожу дивана.

— Ты такая... нетерпеливая... — прошептал он, срывая с неё платье.

Но Анна внезапно выскользнула из его объятий и опустилась перед ним на колени. Её пальцы дрожали, расстёгивая его ремень, но глаза горели решимостью.

— А ты... слишком много говоришь... — она прошептала, освобождая его твёрдый член.

Арсений зарычал, когда её горячий рот обхватил его. Сначала медленно, осторожно, пробуя, но с каждой секундой её движения становились увереннее.

— Чёрт... — он вцепился в её волосы, но не стал торопить.

Анна работала губами и языком, наслаждаясь его стонами, но в какой-то момент Арсений не выдержал.

— Хватит играть, — его голос звучал хрипло.

Он резко встал, поднял её и развернул к дивану.

— Обопрись, — приказал он.

Анна послушалась, чувствуя, как её сердце колотится.

Один резкий толчок — и он вошёл в неё сзади, заполняя полностью.

— Боже! — она вскрикнула, её ногти впились в кожу дивана.

Арсений не дал ей опомниться. Его движения были жёсткими, властными, будто он хотел проникнуть в самую глубину её существа.

— Ты хотела взять инициативу? — он наклонился, кусая её плечо. — Но здесь командую

я

.

Анна могла только стонать, её тело уже приближалось к пику.

— Кончай, — приказал он, ударяя по самому чувствительному месту.

И она взорвалась, крича его имя.

Арсений продолжил, его ритм стал ещё жёстче.

— Принимай... всё... — он стиснул её бёдра, заполняя её горячей волной.

Анна рухнула на диван, её тело дрожало от пережитого.

Арсений опустился рядом, его рука легла на её вздымающуюся грудь.

— Мы только начали, — прошептал он.

И в его глазах было обещание — этой ночи будет мало.

Первые лучи солнца застали их в сплетении уставших тел. Последний раз они соединились под утро – медленно, почти нежно, в контрасте с бурной страстью ночи. Арсений вёл себя неожиданно мягко: его прикосновения были осторожными, поцелуи – долгими, а движения – плавными, будто хотел запомнить каждую линию её тела.

Когда Анна проснулась, в спальне царила тишина. Полуденное солнце пробивалось сквозь полупрозрачные шторы, рисуя золотые полосы на простынях. Арсений спал рядом, его мощная рука тяжело лежала на её талии.

Она осторожно повернулась, чтобы рассмотреть его. В свете дня он казался другим – менее властным, более человечным. Тёмные ресницы бросали тени на скулы, губы были слегка приоткрыты, а грудь медленно поднималась в такт дыханию.

"Боже, он красив..."

– подумала Анна, и в груди что-то сжалось.

Неважно, что он отец Максима. Неважно, что между ними двадцать лет разницы. В эту минуту существовал только он – мужчина, который за одну ночь перевернул её мир с ног на голову.

Арсений зашевелился, его пальцы лениво провели по её бедру.

— Ты пялишься, – его голос был хриплым от сна.

Анна покраснела, но не отвела взгляд.

— Просто... запоминаю.

Он приоткрыл один глаз, затем усмехнулся и потянулся, обнажая мощный торс.

— Иди в душ. Я приготовлю завтрак.

— Ты? Сам? – Анна не смогла сдержать удивление.

— Что, думала, у меня слуги на кухне стоят? – он шлёпнул её по бедру. – Или считаешь, что кроме как трахать тебя, я ничего не умею?

Анна засмеялась и потянулась к нему, но он уже встал с кровати, демонстрируя всю свою великолепную наготу.

— Пятнадцать минут, – бросил он на ходу, направляясь к двери. – Иначе завтрак остынет.

Анна осталась лежать, слушая, как его шаги затихают в коридоре.

Она должна была чувствовать стыд. Должна была сожалеть.

Но всё, что она ощущала – лёгкое головокружение и странное, тёплое чувство где-то под рёбрами.

Анна спустилась ровно через пятнадцать минут, как он и велел. Влажные волосы оставляли мокрые следы на плечах, а белое полотенце, намотанное вокруг тела, подчеркивало каждый изгиб её фигуры.

Кухня пахла свежесваренным кофе и подрумяненными тостами. Арсений стоял у стола, закатывая рукава рубашки, обнажая мощные предплечья. Увидев её, он медленно провел взглядом сверху вниз, и в уголках его губ появилась довольная ухмылка.

— Точно пятнадцать, — отметил он, открывая объятия.

Анна шагнула к нему, и он притянул её к себе, обхватив за талию. Его губы коснулись её лба, затем спустились к носу, и наконец — к её губам. Поцелуй был сладким, неторопливым, совсем непохожим на те жгучие объятия, что они делили ночью.

Анна рассмеялась, отстраняясь.

— Ты что, решил вдруг стать романтиком?

Он не ответил. Вместо этого сильные руки подхватили её и усадили на кухонный стол, а сам он встал между её разведённых ног. Полотенце приоткрылось, обнажая бедро, но Анна даже не попыталась прикрыться.

— Неужели ты меня соблазняешь, малышка? — прошептал он, проводя пальцем по её колену.

Анна фыркнула, указывая на полотенце.

— Какой-то дикий зверь порвал всю мою одежду. У меня просто нет выбора.

Арсений засмеялся — низко, искренне.

— Врёшь. Ты прекрасно знаешь, что в шкафу есть халат.

Его руки скользнули под полотенце, обхватив её бёдра. Анна затаила дыхание, но он лишь наклонился и взял со стола чашку кофе.

— Пей, пока не остыл.

Он протянул ей чашку, и их пальцы соприкоснулись. В его глазах читалось что-то новое — не просто желание, а... интерес? Привязанность?

Анна сделала глоток, не сводя с него глаз.

— Что будем делать с тем, что у меня нет одежды? — спросила она, кокетливо наклоняя голову.

Арсений приподнял бровь.

— Думаю, мы найдём решение.

И по тому, как его взгляд скользнул вниз, было ясно — это решение не подразумевало походов по магазинам.

Кухонная идилия разбилась в одно мгновение.

— Пап, я так сильно облажался... — голос Максима раздался из коридора, и прежде чем Анна и Арсений успели отреагировать, он уже стоял в дверях.

Тишина.

Три пары глаз встретились в шоковом молчании.

Анна, полуголая, сидела на столе, её бледные пальцы вцепились в край полотенца. Арсений стоял между её разведённых ног, его рука всё ещё лежала на её бедре.

— Что... Что за ху... — Максим побледнел, его глаза метались от Анны к отцу и обратно. — Ты... С моей девушкой?!

Анна открыла рот, но слова застряли в горле.

— Она уже не твоя, — холодно заметил Арсений, не меняя позы.

Максим рванулся вперёд, но Арсений одним движением преградил ему путь.

— Выйди, — его голос звучал как стальной клинок.

— Ты серьёзно?! Ты, мой отец, трахаешь мою...

— Я сказал, выйди, — Арсений сделал шаг вперёд, и даже разъярённый Максим инстинктивно отступил.

На секунду они замерли — сын, дрожащий от ярости, и отец, холодный, как лёд.

Затем Арсений повернулся к Анне. Его пальцы мягко коснулись её подбородка.

— Иди в спальню, — прошептал он так тихо, что слышала только она. — Ни о чём не волнуйся.

Его губы коснулись её носа — нежно, почти по-отечески.

Анна сползла со стола, крепче затянула полотенце и, не глядя на Максима, выскользнула из кухни.

За её спиной раздался рёв:

— ТЫ ПРЕДАТЕЛЬ!

Дверь спальни захлопнулась, заглушая остальное.

Анна металась по спальне, дрожащими руками собирая остатки своей одежды. Кружевное бельё уцелело, но платье…

«Чёрт, он буквально разорвал его!»

Лиф висел лоскутами, но юбка почти не пострадала.

Она натянула её на бедра, затем схватила с кресла брошенную накануне рубашку Арсения. Шёлковая ткань пахла его парфюмом – тёплым, древесным, с горьковатой ноткой.

«Как будто я завернута в него…»

Голоса из-за двери доносились приглушённо:

–

"Ты предал меня!"

– орал Максим.

–

"Она уже не твоя с того момента, как ты полез в чужую постель"

– ледяной тон Арсения.

Анна поймала себя на том, что совершенно равнодушна к этой сцене. Максим? О, она вычеркнула его из жизни ровно в тот миг, когда увидела его в постели с той блондинкой.

"А вот его отец..."

Воспоминания хлынули волной: его сильные руки, сковывающие её запястья; горячий шёпот на ухо; то, как он владел её телом... Анна почувствовала, как между ног предательски потеплело.

Анна осторожно выглянула в коридор. Пусто.

«Они ушли в кабинет…»

Сердце колотилось так, будто хотело вырваться из груди.

«Я должна уйти. Пока они там выясняют отношения…»

Она схватила сумочку, на цыпочках прошла к входной двери и…

Замерла.

«А что потом?»

Она обернулась, бросив последний взгляд на роскошную спальню.

"Это не конец"

– промелькнуло в голове.

Улица встретила её свежим ветром. Анна глубоко вдохнула, поправляя на себе его рубашку.

"Но уж точно не начало сожалений"

– усмехнулась она про себя, ловя взгляд таксиста.

Анна захлопнула дверь своей квартиры и, не раздумывая, набрала Кристину.

— Приезжай. Срочно. С бутылкой.

Через сорок минут подруга ворвалась в квартиру, размахивая бутылкой Просекко и упаковкой трюфелей.

— Ну, рассказывай! — Кристина плюхнулась на диван, с хрустом откупоривая вино.

Анна выпила первый бокал залпом.

— Мы занимались сексом. Всю ночь. На кухонном столе тоже.

— Боже мой, — Кристина закатила глаза. — Ты хоть понимаешь, что спала с самым влиятельным и опасным мужчиной в городе?

— И самым горячим, — добавила Анна, наливая второй бокал.

Она рассказала все. Каждый поцелуй. Каждое прикосновение. Как Арсений разорвал ее платье. Как он приказывал ей кончать. Как утром их застал Максим.

— Он орал как резаный, — усмехнулась Анна. — А Арсений просто сказал ему выйти.

Кристина ахнула:

— И ты просто... сбежала?

— Да. Надела его рубашку и свалила.

— А что теперь? — спросила подруга, пристально глядя на нее.

Анна откинулась на спинку дивана, ее пальцы лениво обводили край бокала.

— Теперь? Жить.

— Ты влюбилась в него, да?

Анна засмеялась:

— Нет. Я просто хочу его снова.

Они допили бутылку под рассуждения Кристины о том, что жизнь порой пишет сценарии круче любого эротического романа. Когда подруга уехала, Анна осталась одна с мыслями и пустым бокалом.

На кухонном столе лежала его рубашка — последнее доказательство, что всё это действительно было.

Жизнь постепенно возвращалась в привычное русло. Вещи Максима Анна выбросила в подъезд, его номер – заблокировала. Даже когда на экране телефона однажды высветился номер Арсения, она без колебаний добавила его в чёрный список.

Прошла неделя.

Анна выходила из университета, поправляя ремень сумки, когда её взгляд упал на знакомый силуэт у тротуара.

Арсений.

Он стоял возле чёрного Mercedes, руки в карманах дорогого пальто, взгляд – тяжёлый, пронизывающий.

Анна замерла.

"Уйти? Игнорировать?"

Но ноги сами понесли её к нему.

— Что ты здесь забыл? – спросила она, стараясь, чтобы голос звучал холодно.

Арсений усмехнулся.

— Пришёл за своей девочкой.

— Твоя девочка? – Анна скрестила руки на груди. – Ты дал мне неделю наиграться в "истеричку", которая добавляет тебя в блок?

— Именно, – он сделал шаг вперёд, сократив дистанцию. – А теперь игра закончена.

Анна покачала головой.

— У нас ничего не выйдет. Ты – отец моего бывшего.

Арсений медленно провёл пальцем по её щеке.

— Тебя не должно волновать, чей я отец, – его голос звучал тихо, но с непоколебимой уверенностью. – Только то, что ты – моя. И что я люблю тебя.

Эти слова повисли между ними, как вызов.

Анна почувствовала, как подкашиваются колени.

— Ты… что?

Он не ответил. Вместо этого наклонился и прижал губы к её уху:

— Садись в машину. Или мне придётся закинуть тебя туда через плечо.

В его тоне не было шутки.

Анна вздохнула.

— Ты невыносим.

— Зато твой, – он открыл дверь.

И она села.

Дверь Mercedes захлопнулась, отрезая Анну от внешнего мира. В салоне пахло кожей, дорогим парфюмом и чем-то неуловимо

его

.

— Почему ты сказал, что любишь меня? — Анна повернулась к Арсению, впиваясь пальцами в кожаное сиденье. — Все три года, пока я встречалась с Максимом, ты только хмурился в мою сторону.

Арсений завел двигатель, но не тронулся с места. Его пальцы сжали руль так, что костяшки побелели.

— Я захотел тебя в первую же секунду, когда Максим привел тебя к нам домой.

Анна ахнула.

— Что?

— Ты стояла в прихожей, — его голос стал низким, хриплым, — в этом дурацком розовом платье, смеялась над его шуткой и поправляла волосы. А я смотрел на твои губы и думал, как они будут выглядеть, когда ты будешь стонать подо мной.

Анна почувствовала, как между ног предательски потеплело.

— Но... ты же даже не разговаривал со мной.

— Потому что ты была девушкой моего сына. И младше меня на двадцать лет. — Он резко повернулся к ней, глаза горели. — Но ты

сама

виновата. Своими улыбками. Своими невинными прикосновениями, когда подавала мне бокал. Своим смехом, который сводил меня с ума.

Анна вспомнила, как всегда старалась понравиться отцу Максима. Как специально наклонялась, когда наливала ему вино. Как ловила его взгляд и кокетливо отводила глаза.

— Я... я не специально...

— Врешь, — он резко провел пальцем по ее нижней губе. — Ты знала, что делаешь. А уж когда я увидел тебя в клубе...

Его рука опустилась на ее бедро, сжимая его так, что должно было остаться синяки.

— Такая развратная. Такая

моя

. У тебя не было ни единого шанса уйти после этого.

Анна почувствовала, как влага проступает на трусиках.

— И что теперь?

— Теперь, — он нажал на газ, машина рванула с места, — я покажу тебе, что значит

настоящая

любовь.

Лифт в квартиру Арсения двигался мучительно медленно. Его руки уже скользили под её юбкой, горячие губы жгли кожу шеи, а низкий голос шептал пошлые обещания на ухо.

— Ты представляешь, как я сходил с ума все эти дни? — его зубы впились в мочку уха. — Каждую ночь мечтал снова почувствовать, как ты сжимаешься вокруг меня.

Двери лифта открылись. Арсений вынес её на руках, не прерывая поцелуя. Она не помнила как они дошли до спальни. Шагнув к кровати, он резко опустил её на шелковистые простыни.

— Никакой одежды. Никаких правил. Только ты и я, — его пальцы мастерски расстегнули блузку одним движением.

Анна выгнулась, когда его рот закрылся вокруг соска. Одной рукой он прижал её запястья к изголовью, другой — срывал остатки одежды.

— Я твоя, — прошептала она, чувствуя, как его член давит на бедро. — Полностью.

Он вошёл в неё одним резким толчком, заставив вскрикнуть. Их тела слились в идеальном ритме — страстном, неистовом, но теперь с новой нотой нежности.

— Люблю тебя, — прошептал Арсений, целуя её шею. — Моя девочка. Моя женщина. Моя единственная.

Анна обвила его шею руками, встречая каждый толчок.

— Навсегда.

Когда волны удовольствия накрыли их одновременно, он прижал её к себе, не отпуская.

За окном зажглись огни города, но им было не до вида. Они наконец нашли то, что искали — друг друга.

Конец.

P.S. Через год Арсений сделал предложение на том самом кухонном столе. Максим не пришёл на свадьбу, но прислал дорогой сервиз. Анна родила двойню — мальчика и девочку. А в их спальне до сих пор рвутся платья...

Благодарность

Дорогие мои читатели!

Огромное спасибо за то, что прочитали мой сборник эротических рассказов! Ваша поддержка для меня невероятно важна — именно она вдохновляет меня творить и делиться с вами новыми историями.

Я рада, что вы отправились в это чувственное путешествие вместе с моими героями, и спешу обрадовать: совсем скоро выйдет вторая часть сборника! Вас ждут новые персонажи, ещё более страстные, откровенные и захватывающие сюжеты. Надеюсь, они подарят вам не меньше эмоций и удовольствия.

Оставайтесь со мной — впереди много горячих страниц!

С любовью и благодарностью,

Лиса Райн!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Конец