Охотник на откровенных 1. Начало игры. Из сборника Очень откровенные рассказы

Глава 1: Flira — территория тела

Часть 1: Утро начинается с возбуждения

Офис Эми находился на четвёртом этаже жилого дома с лифтом, пахнущим железом и старым кофе. За дверью с замком на код — совсем другой мир. Просторный лофт с зеркалами, чёрными шторами, световым оборудованием и акустической отделкой. Здесь не жили — здесь возбуждали. Это была её личная студия. Сюда не пускали мужчин без цели. Только съёмка, только команда. Только контроль.

Эми вошла первой — чёткий шаг, телефон в одной руке, стакан с кофе в другой. Чёрная водолазка без лифчика, узкая юбка, волосы в пучке, алая помада. Пока студия просыпалась, она уже смотрела метрики: 83 тысячи просмотров ночного голосового поста и 340 комментариев под фото в белом белье. «Ты — огонь в трусиках», «Сними этот голос», «Я не ел, я слушал тебя три часа». Она усмехнулась и медленно сняла пальто.

— Сегодня грудь или спина? — спросила Алиса, коротко стриженная блондинка в очках и с планшетом. Сценаристка, 26 лет, всегда с иронией и сдержанным цинизмом.

— Бедро и голос, — ответила Эми. — Без визуального шока. Только ритм.

— Хорошо. Тогда без слов типа «кончать» — пусть сами додумают.

Камилла — их визажистка, пухленькая и сияющая, уже настраивала косметику у зеркала.

— Ты снова в чёрном?

— Чёрный всегда идёт тем, кто хочет, чтобы их слушали, — Эми слегка улыбнулась и села в гримёрное кресло.

— А я думала, чтобы их трахали.

— Это побочный эффект, Кам.

Олег стоял за камерой — бледный, сухощавый, в чёрной футболке и с пустым лицом. Оператор, монтажёр, немногословный и наблюдательный. Он подвинул штатив, молча включил свет и кивнул, как будто всё уже снято. Он редко говорил, но всегда знал, где фокус. Его движения были точны до отвращения.

— Вчерашний выпуск — плюс 1200 платных подписчиков, — вставил Рамиль, их аналитик. Хрупкий, с тёмными глазами, всегда с ноутбуком и банкой энергетика. — Больше всего сохранили и переслали момент, где ты просто выдыхаешь.

— Потому что они слышат себя, — кивнула Эми и встала. Она уже успела переодеться для съемок.

На ней был шёлковый халат цвета шампанского поверх белья. Она подошла к креслу, поправила волосы, наклонилась чуть вперёд — проверяя свет на коже. Съёмка начиналась с простого: кадр без слов. Бедро. Голос. Дыхание. Желание без прикосновений.

— Снимаем, — сказал Олег, не повышая голоса.

Эми села, закинула ногу на ногу, чуть приоткрыла халат и заговорила:

— Твоё тело может просить тишины. Или давления. Или просто того, чтобы его заметили…

Пауза. Взгляд в камеру. Потом она медленно провела пальцами от внутренней стороны бедра вверх, не прикасаясь к белью.

В этот момент она была не просто женщиной. Она была продуктом, идеей, вызовом. И она кайфовала от этого.

Часть 2: Один кадр, три удара в сердце

Камера шла бесшумно, только лёгкий щелчок автофокуса выдавал её дыхание. Эми сидела в кресле в белье цвета сливочного тела. Шёлковый халат сполз с плеча, оголив лопатку и край груди, но не полностью — достаточно, чтобы воображение зрителя начало дрожать. Она не торопилась. Каждое движение — как команда. Каждое слово — как вызов.

— Ты ждёшь прикосновения. Но оно не приходит. И тело начинает требовать. Не ласки. Внимания, — произнесла она с расстановкой, глядя в объектив, словно прямо в чью-то душу.

Олег чуть наклонился. Он знал, в какой момент нужно приблизить кадр. Крупный план на лицо, потом медленный спуск по шее, к линии ключиц, и дальше — на мягкий изгиб бёдер. Камера задержалась там, где халат был небрежно распахнут. Виднелись тонкие бретели, розоватая ткань, сквозь которую угадывался цвет соска. Эми провела рукой по бедру — нежно, но с нажимом, большим пальцем подцепив поясок.

Внутри офиса на секунду стало слишком тихо.

— Вот здесь, — шепнула она, наклоняясь вперёд. — Здесь ты держишь себя, когда больше никто не может. И если ты отпустишь — всё кончится быстрее, чем хочется.

На её лице не было пошлости. Только игра. Игра с тем, кто будет пересматривать это видео сто раз, замедляя каждый кадр. Алиса выругалась шёпотом:

— Блядь… Ну ты ведь знаешь, как это звучит?

— Именно поэтому я и говорю, — отозвалась Эми, не оборачиваясь.

Олег сменил ракурс. Теперь она стояла. Свет падал под углом, выделяя линию талии и нижнюю часть живота. Она слегка оттянула трусики и провела кончиком пальца по коже, не заглядывая под них, но оставляя нужную паузу. Камера дрогнула — буквально на долю секунды — и Олег сжал кулак. Он никогда не позволял себе ошибаться.

Эми встала ближе к камере. Её дыхание усилилось. Она заговорила тише, почти шёпотом:

— Ты ведь знаешь, что я чувствую тебя? Даже сквозь экран. Даже если ты в носках и с рукой в штанах. Всё равно чувствую.

И в этот момент она провела пальцами по внутренней стороне бедра вверх — медленно, намеренно, до самой линии лобка. Не коснулась себя, нет. Просто заставила всех, кто смотрит, захотеть прикоснуться. Комната была в тишине, напряжённой, как струна. Даже Рамиль не щёлкал мышкой.

Пауза. Эми выдохнула и посмотрела прямо в объектив.

— Стоп, — сказал Олег. — Есть.

Алиса первая заговорила:

— Это завирусится.

— Только обрежь паузу перед словом «лобок». Пожалуйста, — бросила Эми, заворачиваясь в халат. — Они не готовы к таким буквам без дрочки.

Рамиль взглянул на графики.

—На прошлом видео шесть тысяч в онлайне. И они только слышали дыхание. Эми, это ад. Это видео еще лучше!

Она улыбнулась и взяла воду.

— Это не ад. Это работа.

Часть 3: Секс как продолжение сцены

Для Эми секс никогда не был про чувства. Ни про влюблённость, ни про слабость. Это было про тело, про власть и про ту точку в голове, где всё затихает. Иногда, когда съёмки шли день за днём, сторисы собирали десятки тысяч просмотров, а от уведомлений хотелось разбить телефон, она позволяла себе сброс — как ледяной душ после бани. Один вечер, один мужчина, никаких разговоров на утро. Только чёткий выбор — с её стороны.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Она выбирала таких, как Вадим. Тридцать с небольшим, спортивное тело, сдержанная манера общения, платная подписка на Flira уже почти год. Его фото были без пошлых намёков, комментарии — аккуратные, иногда даже умные. Он не просил встречи. Он просто был, молча, где-то внизу списка. И в какой-то момент Эми написала сама:

«Мне нравится, как ты выглядишь. Если хочешь — можем встретиться. Только один раз. Только секс. Без вопросов.»

Он не переспросил. Ответил сразу. И приехал вовремя.

Номер она выбрала заранее — просторный, с приглушённым светом, зеркалом в рост человека и плотными шторами. В нём было то, что ей нравилось: белое бельё, гладкие простыни и тишина. Когда он вошёл, она уже стояла у окна — в кружевном чёрном белье и чулках, босиком, с распущенными волосами. Он остановился в дверях, не зная, что сказать. И правильно сделал.

— Проходи. Закрывай дверь. И сними рубашку, — сказала она, не оборачиваясь.

Он повиновался. Разделся молча, но немного неловко, будто боялся дышать громко. У него было красивое тело — сухое, подтянутое, без перегиба. Эми подошла ближе, провела рукой по его груди, потом — ниже, к ремню. Пальцы расстегнули пряжку, медленно, уверенно. Ткань шуршала в тишине. Она опустилась на колени — так, как это делала только по желанию, не по привычке.

Его пах пах свежестью и лёгким мускусом. Она провела языком по внутренней стороне бедра, не глядя вверх. Чувствовала, как он напрягся. Ласково, но плотно, обхватила губами головку, втянула в себя половину длины. Он выдохнул, тихо. Пальцы в её волосах дрогнули, но остались в воздухе. Она задавала ритм — то медленный, то чуть резче, с паузами, с влажным щёлком губ на выходе. Это был не просто минет. Это был контроль — без унижения, но с правилом: ты здесь, потому что я так решила.

Через пару минут она остановилась, вытерла уголок губ пальцем и поднялась. Смотрела на него — напряжённого, дрожащего.

— Ложись, — произнесла тихо, — на спину.

Он подчинился сразу.

Эми медленно сняла лиф, оставив только подвязки и чулки. Залезла на него сверху, провела ладонью по груди, потом — ниже, снова беря его в руку. Направила в себя — без спешки, глубоко, до самого конца. Его стон был сдержанным, но честным. Она начала двигаться — плавно, с короткими задержками, потом чуть быстрее. Контролировала дыхание, наклонялась ближе, шептала ему в ухо фразы, которые нельзя было бы опубликовать даже на Flira.

Он хотел обнять её — она остановила.

— Не трогай меня. Только смотри.

И он смотрел.

Её бёдра двигались с точным, отмеренным ритмом. Вниз — резко, до удара. Вверх — медленно, оставляя воздух. Иногда она останавливалась в самой глубине, сжимала мышцы, чтобы почувствовать, как он пульсирует внутри. Она играла с ним, как с кадром — увеличивая напряжение, не давая разрядки.

Когда чувствовала, что близко, изменила ритм — стала медленнее, ниже, влажнее. Прикусила нижнюю губу. Её спина выгнулась, пальцы вцепились в его плечи. Она кончила молча, с лёгкой дрожью, будто через неё прошёл электрический ток. После — замерла на нём, тяжело дыша, и, не глядя, сказала:

— Теперь можешь.

Он не выдержал и минуты. Его тело дёрнулось, дыхание сбилось. Он прижался к её груди — почти инстинктивно, как будто хотел остаться в этом ощущении. Эми медленно встала, надела халат, пошла в душ. Без слов.

Когда вышла — он уже собирался.

— Спасибо… — начал он.

— Тебе — да, — коротко кивнула Эми. — Мне — за тело.

На тумбочке осталась записка. Всего три слова:

«Ты была настоящей»

.

Эми не взяла её. Просто провела ногтем по бумаге, смахнула в мусор и села на край кровати. Её лицо было спокойным, дыхание ровным. Всё было так, как она хотела. Ни разочарования, ни угрызений. Только тепло между ног и тихое удовлетворение от того, как правильно закончился день.

Часть 4: Ощущение правильной жизни

Утро началось с тепла. Не с кофе, не с будильника, не со звонка Алисы — а с приятной тяжести в мышцах бёдер, с еле ощутимой боли в животе и влажного следа между ног, который всё ещё напоминал о прошедшем вечере. Эми потянулась, выгибаясь в постели, позволив себе остаться обнажённой под тёплым пледом ещё пару минут. Свет пробивался сквозь шторы лениво, будто и он не спешил. Телу было хорошо. Голова — пустая. Всё произошло по сценарию: как нужно, когда нужно и с тем, с кем нужно.

Она встала, прошла босиком по деревянному полу в ванную, включила воду в душе. Горячие струи стекали по плечам, по спине, по животу. Она провела пальцами по груди, по внутренней стороне бедра, пониже — слегка, только чтобы почувствовать, что ещё жива. Без нужды, без возбуждения — просто контакт с собой. Эми не нуждалась в утреннем оргазме. У неё всё было.

На кухне — овсянка, кофе, йогурт. Пока завтракала, открыла ноутбук: пришёл отчёт от Рамиля. Метрики вчерашнего видео за первые 10 часов — 92 000 просмотров, 4700 сохранений, 1800 репостов. Пик вовлечённости — момент, когда она медленно проводит пальцами по бёдру, не касаясь белья. Она усмехнулась. Люди были предсказуемы. Но в этой предсказуемости и был её бизнес.

В офисе было пусто. Алиса обещала прийти к обеду, Камилла опаздывала, Олег монтировал с дому. Эми решила записать короткий видеомонолог — "Женское возбуждение в тишине". Без плана, без сценария. Просто она, в чёрной майке без лифчика, сидящая на подоконнике, ноги подтянуты, голос мягкий.

— Иногда ты не хочешь ласки. Иногда ты просто хочешь, чтобы тебя не трогали, но замечали. Быть видимой — тоже возбуждение.

Потом Эми включила телевизор на фоне. Новости не интересовали — до тех пор, пока диктор не произнёс знакомую фразу:

— …и снова Собиратель. Уже десятая жертва за последние шесть месяцев. Молодая блогерша, 24 года, исчезла вечером, вернулась только через сутки, в состоянии шока, с ожогом на шее. Всё, как у предыдущих.

Картинка сменилась. На экране — лицо девушки. Размытое. Голос журналистки ровный, почти холодный:

— По версии следствия, маньяк действует выборочно. Он находит женщин, которых считает «распущенными» — сексуальные образы в социальных сетях, видео с откровенными позами, тексты про возбуждение. Жертв он не убивает. Он сначала их насилует, потом с помощью укола усыпляет и затем выжигает на шее слово «Развратница».

Эми нахмурилась. Села ближе. В кадре мелькнули скриншоты из какой-то блогерской ленты — девушка в нижнем белье, девушка на фоне кровати, девушка с подписью

«я хочу, чтобы меня трогали глазами»

. Голос диктора продолжал:

— На шее каждой — одно и то же слово. Выжженное. Грубое. «Развратница». Но ни одна из девушек не может вспомнить лица нападавшего. Только фраза, повторяющаяся у всех:

«Тебе больше нельзя возбуждать. Только страдать».

Эми выключила звук. Села обратно на подоконник. Не из страха — из интереса.

Маньяки всегда играли с символами. Кто-то душил, кто-то писал стихи, кто-то выжигал слова. Это был новый жанр. Психоэстетика насилия.

Она посмотрела на экран камеры. На паузе — её лицо, чуть наклонённое, губы приоткрыты, глаза полузакрыты. Картинка выглядела почти святой. Почти.

— Они боятся желающих женщин… — прошептала Эми, поднося кружку ко рту. — Интересно.

В этот момент она всё ещё не связывала происходящее с собой. Она была выше. Стала тем, на кого смотрят, а не тем, кого преследуют.

Но новость осталась внутри. Как капля вина на белом белье — почти незаметная, но всё равно запомнившаяся.

Часть 5: Команда и её сцена

В офисе пахло кофе и духами Камиллы — ванильными, приторными, как сладкий плед на голом теле. Эми сидела у окна, на подоконнике, с ноутбуком на коленях и лениво листала комментарии к вчерашнему ролику. Уже больше 130 тысяч просмотров, 6200 сохранений, десятки горячих репостов в закрытых каналах. Видео разошлось. Как и планировала.

— Пик по вовлечённости — момент, где ты шепчешь про запретные касания, — отчиталась Алиса, сидя с планшетом в кресле. — Хочу пойти дальше. В следующем ролике показать не только голос, но и тело в движении. Не секс. Просто сцена, как ты раздеваешься, стоя у зеркала. Трусы останутся. Но кадр будет дерзкий.

— Не пошло? — уточнила Эми.

— На грани. И именно это работает. Не хватай — дразни.

Камилла добавила, тихо, но с огоньком в глазах:

— Я бы сняла, как ты надеваешь чулки. Медленно. А потом просто ложишься на кровать. И ничего не делаешь. Но от этого только хуже.

— Лучше, — поправила Эми, усмехнувшись. — У мужчин это хуже. У нас — власть.

Олег стоял у своего монтажного пульта, без слов просматривая отснятые куски с утренней съёмки. Он редко вмешивался в обсуждение. Но сейчас бросил взгляд на Эми и сказал:

— Утро получилось. В тебе не было ни капли игры. Только настоящая ты. Это пугает.

Эми задержала на нём взгляд, кивнула.

— Потому что я ни о чём не думала. И именно это и включается на камере.

Рамиль подключился по видеосвязи — как всегда с графиками, хриплым голосом и аналитикой вместо эмоций:

— Женская аудитория начала возвращаться. После последних двух выпусков — плюс 11 процентов. Знаешь, почему? Потому что ты перестала быть недосягаемой. Ты дышишь в кадре, ты замираешь, ты иногда путаешь слова. Женщины учатся у тебя. Следующее видео нужно сделать контрастным. Не таким гладким.

— Что-то в темноте? — предположила Эми.

— Или в душной комнате. В голосе должен быть жар. Другая влажность.

— Тогда я запишу про «места, где хочется». Локации, которые возбуждают без касания, — сказала она. — Ванная. Тёплое кресло. Обувной магазин. Очередь в аптеку.

Алиса кивнула.

— Я знаю, как это визуализировать. Снятую одежду мы будем показывать, но не тело. Только голос и куски ткани. И звук дыхания, если дашь.

Камилла смотрела на Эми широко распахнутыми глазами.

— Я бы никогда не подумала, что возбуждение может быть… ну, не только из-за прикосновений.

— Оно из-за контроля, — сказала Эми. — Ты знаешь, что можешь дать. Но не даёшь.

Молчание повисло в воздухе. Олег включил экран, показал нарезку кадров: обнажённые плечи, тени на коже, пятка, соскальзывающая с туфли. Ни одного полного лица. Только детали. Только намёки. Видео было словно поцелуй, прерванный до губ.

— Это как раз про это, — сказал он. — Твоё отсутствие — сильнее, чем твоё присутствие.

— Отлично, — заключила Эми. — Снимаем завтра. Название будет:

«Там, где я жду».

Они вернулись к работе. Без паники, без суеты. Это был её офис, её правила, её ритм. Эми управляла всем. Даже своим возбуждением. Пока что.

Часть 6: Последняя строка эфира

К вечеру студия опустела. Алиса уехала на ужин с подругой, Камилла — в студию визажа, где преподавала по выходным, Олег просто исчез, как всегда — без прощаний, просто выключился, как свет. Эми осталась одна. Она не любила тишину, но иногда в ней было легче слушать саму себя.

Дома она приняла душ, надела свободную футболку, под которую не надела ничего, и села на кухне, заварив мяту. Телевизор работал фоном. Она смотрела в окно, где огни города дрожали в жарком воздухе. Но репортаж, начавшийся слишком холодным голосом, заставил её повернуться.

— …десятая жертва за шесть месяцев. Следственный комитет подтверждает, что речь идёт об одном и том же преступнике, известном как «Собиратель». Его почерк — неизменен. Жертвы не убиты. Но каждая — изнасилована.

На экране — кадры с зала пресс-конференции. Полковник МВД, женщина-психолог, молодой специалист по кибербезопасности.

— Мы имеем основания считать, что выбор жертв не случаен, — говорил полковник. — Все пострадавшие вели активную сексуализированную деятельность в социальных сетях. Мы не говорим о прямом контенте для взрослых. Но… вызывающие фото, эротические намёки, участие в закрытых пабликах и платформах. Таких как Flira, NSFWR и другие.

Эми нахмурилась. В животе будто на секунду щёлкнуло. Тепло исчезло. Но она не двинулась. Только смотрела.

На экран вывели силуэты девушек. Без лиц. Только профили: возраст, род занятий, «блогерка, контент: чувственные посты о теле», «модель белья», «танцовщица эротического направления». У всех — похожая статистика. Много подписчиков. Закрытые сторис. Провокационные цитаты.

— Особенность преступлений — ритуальность. Каждой жертве на шею выжжено слово «Развратница». Следы ожога указывают на использование предмета, похожего на металлический штамп.

— Мы не исключаем, — вмешалась психолог, — что преступник считает себя «очистителем». У него патология, связанная с контролем и подавлением сексуальной женской экспрессии. Он не убивает — он «воспитывает». Его слова:

«Они должны запомнить».

Эми выпрямилась. Голос стал тише. Психолог продолжала:

— Мы также предполагаем, что он отслеживает их не только в онлайне. Некоторые жертвы заявили, что за неделю до нападения видели следящий взгляд. Или находили странные комментарии. Но всё слишком тонко. Как будто он хочет, чтобы они начали бояться — заранее.

Журналист за кадром спросил:

— Есть ли у полиции подозреваемые?

— Пока нет. Но есть цифровые следы: часть девушек получала странные письма — физически. В конвертах. Без марки, без адреса. С цитатами из их же постов. Мы обращаемся ко всем блогерам и активным пользователям платформ: если вы получали подобные послания — сообщите нам. Это важно.

Эми выключила звук. Её дыхание было ровным. Но мысли уже бежали впереди.

Цитаты из постов? Вырезки на теле?

Всё это звучало… извращённо-логично.

Она поставила чашку в мойку и пошла в спальню, но перед этим открыла ноутбук.

На Flira — всё было как обычно. Подписчики писали:

«Ты — богиня возбуждения».

«Я хочу быть твоим поводом дрожать».

«Ты слишком настоящая, это опасно».

Она закрыла крышку и легла. Спать не хотелось.

Глава 2: Твоя фантазия. Моя власть

Часть 1:

До включения света

Такси везло её сквозь город, будто разрезая пульсирующую ткань улиц и рекламных огней. Эми сидела на заднем сиденье, закинув одну ногу на другую, и водила пальцем по внутренней стороне бедра, проверяя гладкость кожи под тонким шёлком. Мысли не блуждали — они были направлены, остры, как свет на съёмочной площадке. Сегодняшний выпуск должен был стать особенным. Не просто возбуждающим — управляющим. Темой были женские оргазмы: не вульгарно, не поверхностно, а как точка власти — внутренней и внешней. Через дыхание, голос, ракурсы, паузы — всё должно было соблазнять, но не предлагать, властвовать, но не умолять.

Офис находился на верхнем этаже старого здания с винтажными лифтами и облупленным фасадом. Внутри всё было иным: стекло, металл, насыщенный бордовый, свет, льющийся с потолка мягкими потоками. Пространство принадлежало ей — от контрактов до диванов. Это была территория Эми: здесь рождались желания, из которых другие потом делали фантазии. Камилла — пухленькая визажистка с обожанием в глазах — уже ждала её в гримёрке, держа в руках палитру с тенями и коробку от нового комплекта белья.

— Чёрное кружево с лёгким блеском, — с придыханием сообщила она. — На фоне твоей кожи будет как тонкая угроза.

Эми кивнула. Угрозы она умела подавать эстетично.

Алиса появилась следом — с планшетом, короткой чёлкой и сухой аналитической подачей.

— Мы делим выпуск на три блока, — сразу начала она. — Вступление про чувствительность. Второй — объяснение разницы между видами оргазма. И третий — твой голос, крупные планы, и монолог о том, что женщина, знающая себя, перестаёт быть игрушкой.

Она говорила уверенно, почти безэмоционально, но Эми слышала: внутри горит азарт. Даже у неё, скептика.

Раздеваясь, Эми двигалась медленно, но не нарочито — каждая её привычка была отточена годами контента и самонаблюдения. Сначала пальцы на пуговицах, потом юбка, скользнувшая вниз, следом топ — под которым не было бюстгальтера. Камилла подошла ближе, поправила локоны, надула губы, оценивая.

— Не сексуальность, а угроза власти, — снова шепнула она. — Ты как запрет, на который все молятся.

Эми рассмеялась.

— Запрет — это когда нельзя. Я — когда слишком страшно попробовать.

Она надела комплект: тонкие трусики, почти прозрачные, и топ, который едва прикрывал соски. Всё сидело идеально. Потом босиком прошла по деревянному полу до зеркала в полный рост, остановилась, посмотрела. Сильное тело. Худая, гибкая, с выраженной линией талии и плеч. Это была не просто внешность — это была броня. За которой пряталась холодная ясность: каждый кадр, каждый вдох, каждый намёк — часть стратегии.

Когда она вошла в съёмочную, там уже был Олег. Он как всегда работал молча — короткие волосы, заострённые скулы, чёрная футболка с пятном пыли от техники. Он не смотрел прямо, но замечал всё. Переставил лампу. Подвинул отражатель. Отрегулировал свет так, чтобы он ложился на лицо Эми мягко, но подчеркивал ключицу и изгиб губ.

— Два шага назад, — сказал он, впервые за утро. — Там ты опаснее.

Она остановилась в нужной точке.

— Хорошо. Пусть боятся.

Офис наполнился молчаливой готовностью. Камеры стояли, как внимательные мужчины. Свет дрожал в воздухе, как возбуждение перед поцелуем. Алиса подошла к пульту, включила таймер.

— Десять секунд. И ты — не женщина. Ты — зона их желания.

Эми поправила плечи. Закрыла глаза. На секунду задержала дыхание.

Свет включился.

Часть 2: Под прицелом камеры

— Три… два… один… — шепчет Алиса.

Камера замирает, и Эми входит в кадр. Сначала — просто тело. Потом — голос. Обволакивающий, чуть влажный, с вибрацией возбуждения, которая не звучит в словах, а просачивается между ними. Она стоит на тонкой грани: не актриса — хозяйка, не жертва — соблазнительница. В этом выпуске она не просто рассказывает. Она даёт команду чувствовать.

— Оргазм… — её губы расплываются в почти ленивой улыбке, — …не всегда про «конец». Иногда — это способ почувствовать, что ты живая. Что ты настоящая.

Она делает шаг ближе, свет ложится на грудь под полупрозрачной тканью. Видна округлость сосков, видно дыхание. Но больше всего видно — власть. В её голосе нет просьбы. Есть приказ:

слушай меня и возбуждайся

.

— Начнём с простого. Клиторальный оргазм. Быстрый. Острый. Иногда — грубый. Когда ты лежишь на спине, с раздвинутыми ногами, в одной руке вибратор, в другой — твоя фантазия. Движения — по кругу. Или вправо-влево. Ты знаешь, как тебе нравится. Ты держишь себя под контролем. И в какой-то момент — всё сжимается. Бёдра напрягаются. Пульс уходит в промежность. И ты либо отпускаешь… либо дразнишь себя ещё. Это оргазм, где ты — хозяйка. Он подчинённый. И тебе достаточно три минуты.

Камера слегка смещается. Крупный план. Эми подаёт корпус вперёд, волосы ложатся на плечо.

— Но есть и другой… тот, который женщины часто боятся искать. Вагинальный. Не сразу. Не быстро. Там нужно не двигать — а чувствовать. Он рождается в глубине. Иногда — после долгого, медленного проникновения. Когда ты не торопишься. Когда партнёр рядом. Или игрушка. Когда ты позволяешь себе быть открытой. По-настоящему. И вдруг — ты ловишь волну. Живот сжимается изнутри. Грудь тяжелеет. Ты будто растворяешься. И не можешь остановиться.

Она задерживает дыхание, будто снова вспоминает это чувство.

— И если ты позволила себе этот оргазм — ты уже не захочешь вернуться назад.

Свет переходит в тёплый. Тени скользят по коже Эми, подчеркивая её тонкую талию и изгиб позвоночника.

— Дальше — точка G. Она спорная. Кто-то говорит — её нет. А кто-то плачет от неё каждый раз. Это оргазм, похожий на рыдание. Он не про возбуждение. Он про отдачу. Ты теряешь контроль. Ты не можешь сдержаться. Иногда — хлюпаешь. Иногда — смеёшься. Иногда — дрожишь. Он как слом. Но сладкий. И страшный.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Эми делает паузу. Камера улавливает, как её грудь поднимается при вдохе. Она не просто рассказывает. Она вспоминает. И делится этим воспоминанием — как частью власти.

— Но самый опасный… — голос становится ниже, почти шепчет, — …это оргазм от слов. Когда ты ничего не трогаешь. Просто слушаешь. Он начинается в ушах. Проходит по шее. Опускается в грудь, ниже, ниже… И ты уже чувствуешь: ты возбуждена. Только от того, что кто-то шепчет тебе: «Хорошая девочка. Я рядом. Я тебя слышу. Твоя кожа под моей рукой…»

Она замолкает, только губы ещё двигаются, беззвучно, будто продолжая ту самую фразу.

— Женский оргазм — не миф. Он — оружие.

Эми смотрит прямо в объектив. Её зрачки расширены, лицо пылает.

— Остановить женщину, которая кончает — невозможно. Потому что она знает, чего хочет. И не стесняется этого хотеть.

Олег едва заметно сглатывает за камерой. Алиса не шевелится. Камилла прижимает ладонь к груди.

Эми делает шаг назад. Провела рукой по бедру, медленно, вдоль трусиков.

— А теперь, — её голос снова стал чуть громче, — расскажи мне, как ты кончаешь.

Пауза.

— Снято, — говорит Олег.

Но никто не двигается. Сцена всё ещё вибрирует в воздухе.

Часть 3: Разговор с Олегом

Офис постепенно пустел. Шаги Камиллы стихли первыми — она всегда уходила быстро, будто боялась задержаться в пространстве, где только что звучала обнажённая женская власть. Потом Алиса — с планшетом, с фразой «сценарий напишу утром». За ней закрылась дверь с лёгким щелчком. В зале остались только двое. Эми и Олег. Свет над съёмочной зоной был выключен, но рабочая лампа над пультом всё ещё горела, обрисовывая его скулы и плечи мягким, почти интимным свечением.

Монитор включён. На экране — она. Говорит. Дышит. Показывает.

Эми села рядом, не спрашивая. Запах Олега был еле уловим: немного кожи, немного пыли от техники, немного кофе, который он всегда пил без сахара. Он не смотрел на неё. Не улыбался. Не говорил. Но в этом молчании было больше плотности, чем в любом диалоге.

— Пролистни назад. На шестую минуту, — тихо сказала она, глядя в экран.

Олег послушно перемотал. Пальцы двигались быстро, точно. Щелчок — стоп-кадр. Её лицо в замедлении, губы приоткрыты, глаза влажные, голос начинает вибрировать — именно на словах о словесном оргазме.

— А теперь вперёд. Ты вырезал. Почему? — голос Эми звучал мягко, но настойчиво. Она чувствовала: этот момент был важен. Там был кусочек истины. Маленький, хрупкий, но настоящий.

Олег задержал дыхание. Он явно не хотел отвечать. Но и не мог молчать.

— Потому что это не для зрителей.

— Я решаю, что для зрителей.

— Это не ты говорила. Это ты дрожала. Слишком честно. Ты позволила себе чувствовать — и потеряла маску.

Он посмотрел на неё впервые за весь вечер. Не в глаза. В губы. В изгиб шеи. В ту самую дрожь, которая ещё жила в теле.

Эми отвела взгляд. Тепло внутри поднималось не стремительно, а будто разливалось каплями — по груди, животу, внутрь бёдер. Она не привыкла, что кто-то распознаёт её слабость. Её власть — в образе, в голосе, в кадре. Но не в истине.

— Ты странный, — сказала она тихо, полуулыбаясь.

— А ты — слишком прозрачная, — бросил он. — Даже когда думаешь, что ты броня.

Молчание. Даже жужжание техники исчезло.

— Думаешь, я прозрачная?

— Нет. Думаю, ты боишься быть настоящей.

Они оба знали, что эта сцена могла бы закончиться сексом. Быстро. Сильной вспышкой на фоне гудящей монтажки. Её рука на его молнии. Его губы на её шее. Но ни один не двинулся. Не потому что не хотели. А потому что ещё не время. Ещё слишком интересно наблюдать.

Эми встала медленно, чувствуя, как юбка натягивается на бёдрах. Пальцы чуть скользнули по ремню плаща. Его взгляд всё ещё был прикован к экрану, но она знала: он чувствует её движение. Слышит, как ткань шуршит.

— Завтра в девять. Хочу, чтобы ты оставил этот момент. — она кивнула на сцену, где голос её дрожал.

— Не советую.

— Это не просьба.

Она уже стояла в дверях, когда он сказал:

— Твоя власть не в словах. Она в том, как ты их замираешь.

Эми остановилась на секунду. И улыбнулась. Так, чтобы он не видел.

Часть 4: Разбор комментов

Офис заливало полуденное солнце. Внутри пахло кофе, духами Камиллы и разогретым пластиком от техники. Эми сидела за столом с ноутбуком, на экране — их вчерашний выпуск: 94 тысячи просмотров за сутки, почти восемь тысяч комментариев. Алиса, как всегда быстрая и собранная, щёлкала по графикам — вырисовывались линии роста: вовлечённость, сохранения, репосты.

— Взлёт на третьей минуте, когда ты говоришь: «Мы заслуживаем не ласки, а рвущей страсти», — прокомментировала Алиса, подвинув планшет ближе. — Вот тут всплеск лайков, и почти сто репостов.

— Неудивительно, — отозвалась Эми, откидываясь в кресле. — Женщины это чувствуют. Мужчины боятся.

— Или притворяются, что не чувствуют, — усмехнулась Камилла, перебирая кисти у зеркала.

В этот момент к ним подошёл Рамиль. Он выглядел, как всегда, будто только что вышел с хакерского форума: худой, в чёрной толстовке с капюшоном, с тату в виде математических формул на шее и линейным блокнотом в руках.

— Я не лезу, — начал он осторожно, — но... есть одна странность.

— У нас всё — странность, — отрезала Алиса. — Даже название ролика вчерашнего.

— Нет. Я про комментарии. Под последними тремя выпусками повторяются фразы. Не часто, но с интервалом — через каждые 300–400 комментариев. Вставлены как будто нарочно. Один и тот же стиль: «Грязь наружу — и разврат не спрячется», «Слова жгут сильнее плеток», «Твоё лицо — это исповедь развратницы».

Наступила пауза. Даже Камилла подняла голову.

— Подожди… — Эми подалась вперёд. — Ты уверен, что это не просто хейтеры?

— Не уверен. Но у них недавно созданные аккаунты. У некоторых только один комментарий за всё время. И это — под тобой.

— И что? — отмахнулась она, стараясь не выдать напряжения.

— Просто… — Рамиль понизил голос. — Я сравнил их с комментариями, что были под видео других блогерш, пострадавших от… ну, ты знаешь. У нескольких — те же слова. Почти дословно.

В тишине щёлкнул выключатель лампы. Камилла выпрямилась, глаза округлились:

— Я бы с ума сошла, если бы за мной вот так следили.

— Так тебя никто не смотрит, — съязвила Алиса.

— А может, наоборот. Может, ты следующая, — хмыкнула Эми, пытаясь перевести всё в шутку. Но голос дрогнул, слишком легко.

Никто не продолжил.

Рамиль только пожал плечами. Камилла вернулась к своим теням. Алиса — к планшету.

А внутри Эми — словно холодный ветер провёл по спине. Не страх. Но нечто близкое.

Часть 5: Вечерняя разгрузка

В квартире было полумрак и мягкое поскрипывание половиц под босыми ступнями. Эми шла, чуть наклонив голову, как будто в себе, в ощущениях, в остатках света, что ещё вибрировал под кожей после съёмки. Она сняла серую футболку без лифчика, проведя руками по бокам, словно подтверждая — она дома. Она — одна. И может, наконец, расслабиться.

Проходя мимо зеркала, задержала взгляд на отражении. Волосы немного растрёпаны, соски напряжены, живот подрагивает в ритме дыхания. Она наклонилась ближе — и тихо улыбнулась самой себе. В этих глазах была власть. Но сейчас она была только для неё.

Она прошла в спальню, отбросила всё с кровати — плед, подушки — легла на простыню, раскинув ноги и руки, как будто готовясь к чему-то важному. Возбуждение было не внезапным — оно тлело весь день. От первых слов перед камерой. От того, как смотрел Олег. От того, как сжались внутренности, когда она прошептала:

— Женский оргазм — это способ забрать контроль. Даже если ты думаешь, что отдаёшься.

Её пальцы легли на внутреннюю часть бедра. Медленно скользнули вверх, едва касаясь кожи. Она задержала дыхание. Подняла колени, раздвинув бёдра шире. Кожа уже была горячей, но между ног — влажной. Она провела указательным пальцем по складке вульвы, затем чуть ниже, прямо по входу — и почувствовала, как оттуда уже сочится тепло. Влажность, как нега, заполнила ладонь.

— Боже… — выдохнула Эми и снова коснулась клитора. Аккуратно. Кругами. Сначала медленными, ленивыми, будто дразня сама себя. Потом чуть быстрее.

Она сжала грудь второй рукой, поиграла с соском, оттянула его и снова отпустила. Тело выгнулось. Дыхание стало резким, рваным. Она не торопилась — наоборот, растягивала удовольствие. Пальцы скользили всё глубже, мокрые, хрустящие от сока, что выделялся из неё густо, горячо, щедро.

Она подогнула одну ногу, зажала между бёдер руку и начала двигаться. Медленно — вверх, вниз, нажимая то на клитор, то уходя внутрь. Её соки уже стекали по ладони. Простыня под тазом была мокрой. Она сжала зубы, запрокинула голову назад и зашептала себе слова, которых никто не услышит:

— Да… вот так… ближе… глубже…

Она не представляла мужчину. Она чувствовала своё тело как вселенную. И в этой вселенной всё было возможно.

Оргазм накрыл её, как молния. Тело задрожало, пальцы застыли внутри, а клитор вспыхнул огнём. Волна подкатила снизу, прошла через живот, грудь, шею. Эми вскрикнула — яростно, как животное. Волна накрыла, отступила… и снова накрыла.

Она не кончала так давно. Настояще. Без камеры. Без слов. Только с собой.

Когда она открыла глаза, её ноги ещё подрагивали. Между бёдер было мокро, и не только от пальцев. Она провела рукой — соки стекали по внутренней стороне бедра.

Эми усмехнулась и вытерлась простынёй. Сильной, голой, выгоревшей от удовольствия.

Часть 6: Точка сборки

Эми лежала на широкой кровати, полуобнажённая, с растрёпанными волосами, которые щекотали ей плечи. Простыня сдвинулась к ногам, одна лодыжка была вывернута наружу, как у балерины, уснувшей в гримёрке. Она не включила ночник — пускай свет фар с улицы медленно проползает по потолку. Красный, зелёный, жёлтый — как старый проектор, крутящий бесконечную плёнку.

Её тело было расслаблено. Но не до конца. Мысли будто тихо ходили кругами, как кошка перед прыжком. Что-то внутри сопротивлялось сну. Ни возбуждения, ни отчаяния. Просто внутреннее гудение, будто под кожей — моторчик, работающий вхолостую.

Она потянулась рукой к телефону, но не включила экран. Провела пальцами по холодному корпусу и положила обратно.

Никаких сторис, никаких сообщений. Хватит на сегодня.

Она должна была чувствовать себя удовлетворённой. Сегодняшний выпуск уже набрал почти двести тысяч просмотров. Алиса предложила блестящую тему, Камилла уложила волосы так, что даже она — придирчивая, как хирург — осталась довольна. Олег поймал свет, как всегда. Он вообще всегда ловит нужный свет. И даже та сцена с игрой голосом вышла точно так, как она хотела. Чуть дрожи. Чуть власти. Чуть желания. Столько, сколько нужно.

Но почему мне не по себе?

— подумала она и провела рукой по животу. Кожа была тёплой, гладкой, аромат лосьона ещё ощущался — жасмин с чем-то перечно-пыльным, её любимая смесь. Она чувствовала себя телом. Тонким, управляемым, красивым. Но внутри — не всё складывалось.

Эми закрыла глаза. Всплыли слова Рамиля, от которых она тогда отмахнулась. Эти фразы — одинаковые, точные, выверенные. Не просто хейт. Не агрессия. Что-то иное. Письма без адреса, но с целью.

Разврат не спрячется…

— она вспомнила, как он сказал это почти шёпотом. И как в тот момент что-то дёрнулось внутри. Как будто её обнажили не камерой, а чужим взглядом, скрытым за цифрами.

Почему именно я?

— мелькнуло. —

Что они хотят увидеть?

Она резко выдохнула, села на постели, сдвинув волосы с лица.

Хватит. Психуешь, потому что тебе слишком хорошо. Всё идёт по плану. Просто они не могут видеть женщину, которая не стыдится себя. Они не понимают, что власть — это не контроль, а искренность.

Она встала, прошла на кухню босиком. Холодный пол отрезвлял. Налила воды. Сделала несколько медленных глотков. В зеркале на стене — своё отражение. Нагота без вуали. Ни игры, ни позы. Просто женщина. Просто тело.

А если он уже рядом? Если он подписан? Если он давно знает, как я выгляжу, как я думаю, как я сплю?..

Сердце чуть дернулось. Но Эми снова взяла себя в руки.

Нет. Я не жертва. Я — сценарист. Я задаю правила. Я открываю границы — но сама решаю, кто их пересекает.

Она вернулась в кровать. Натянула простыню до груди. Закрыла глаза. Сконцентрировалась на дыхании.

Вдох — на четыре. Выдох — на пять. Спокойно. Контролируй.

Как в кадре, когда надо собраться за секунду, даже если внутри ад.

Но покой не приходил. Только странная тяжесть внизу живота, не возбуждение — нет. Скорее, сгусток тревоги. Как будто кто-то уже нажал на плей, но ещё не вошёл в кадр.

Что, если вся эта игра с желанием — ловушка? Не для меня. Для кого-то. Или наоборот?

Впервые за много месяцев Эми почувствовала неуверенность. Не перед публикой. Не перед партнёром. А перед самой собой. Перед тем, что может быть ближе, чем она готова признать. И всё, что раньше казалось безопасной сценой — теперь отбрасывало слишком длинные тени.

Глава 3: Продукт и женщина

Часть 1: Без подачи

— Ты никогда не говоришь "я" просто так, — сказал Марк, глядя на Эми сквозь камеру ноутбука. — У тебя каждое "я" — с подачей, с контролем. Не как у женщины. Как у ведущей. Ты не рассказываешь. Ты подаёшься.

Эми сидела в своей спальне, в полумраке. На ней был свободный халат, который соскользнул с плеча, открывая изгиб ключицы. Волосы — влажные после душа, запах её любимого масла с нотами сандала и ванили наполнял воздух. Она слушала его голос, почти не мигая. В этом сеансе, как и в других, ей было спокойно, но что-то внутри покалывало. Как будто он видел слишком глубоко.

— Ты снова анализируешь меня, — сказала она, скрестив ноги. — Но я ведь тебя для этого и плачу.

Он чуть улыбнулся. Голос Марка был как прохладная вода: ровный, без напора, но освежающе честный. На заднем плане — книжные полки, приглушённый свет, лёгкий джаз. Он не пытался нравиться. Не флиртовал. И именно поэтому она ему доверяла.

— Скажи честно, — продолжил он. — Когда ты в последний раз делала что-то просто потому, что хотела? Не ради кадра. Не ради комментариев. Не для Flira. А просто так. Без зрителя. Без съёмки.

Эми отвела взгляд. За окном были огни ночного города, реклама нового сериала, далекий свет уличных фонарей. Всё двигалось. Всё горело. Кроме неё.

— Я не помню, — призналась она. Голос был низкий, чуть хрипловатый. Без намёков. Без подачи.

— Вот и я об этом. У тебя нет интимности. Есть только продукт. Даже оргазм — как тизер. Даже шёпот — как стратегия.

Она молчала. Долго. Потом просто выключила камеру. Без слов. Без паузы. Монитор потемнел, отражая её лицо. Уставшее. Красивое. Но чужое.

Эми встала, подошла к окну и провела рукой по стеклу. Ни одна капля не сбежала. Ни одной эмоции не прорвалось. Там, внизу, люди ругались, целовались, звали такси. Кто-то шёл босиком, кто-то с цветами. Они жили. А она — подбирала свет и сценарии.

Вернувшись к столу, она взяла планшет. На экране — набросок следующего выпуска. Название: «Женщина без слов». Иронично. Там был только свет, камера, дыхание. Никакого текста. Никакого «я». Только тело. Как товар.

Она провела пальцем по экрану. Линия — быстрая, почти нервная. Потом закрыла планшет, глубоко выдохнула и легла на кровать, уткнувшись в подушку.

Марк был её постоянным психологм. Единственным. Дорогим. Не по цене — по ощущению. Он знал её. Не Эми Лайт. Не блогершу. А ту, кто каждый день держится на грани. Ту, кто боится не маньяков, а тишины. Ту, кто хочет чувствовать — но боится потерять контроль.

И всё же даже он не знал, как часто ей хотелось исчезнуть. Пропасть на день. Выключить себя, не только камеры. Исчезнуть — не ради внимания, а ради себя. Хотя бы на одну ночь.

Часть 2: Метрики и молчание

Офис был холоден — не по температуре, по ощущению. Утро началось с цифр.

Рамиль сидел у большого экрана, щёлкая между слайдами. На нём — графики, охваты, процент удержания. Он был в своей привычной чёрной толстовке, капюшон слегка прикрывал затылок, а под глазами — вечные тени, как у человека, который не спал целую эпоху. На шее виднелась татуировка — формула логарифма, вытянутая вдоль сонной артерии. Он говорил спокойно, чуть в нос, почти без эмоций:

— У трёх последних выпусков — максимальное удержание именно в середине. Когда ты молчишь. Когда ты просто смотришь в кадр. Или двигаешься медленно. Слов — минимум.

Он щёлкнул ещё раз. Появилась разбивка по демографии.

— У мужчин 25–45 лет — рост почти на 17%. Удержание выше, если ты не говоришь. Даже дыхание усиливает вовлечённость. А как только начинаешь объяснять — кривая идёт вниз.

Эми стояла у кофейного автомата, держа в руках чашку с водой. Кофе она уже почти не пила — от него начинало трясти. От воды — только горечь во рту.

— То есть… — начала Алиса, поправляя очки. — Они не слушают. Они смотрят. Им не ты интересна — им нравится то, что они себе дорисовали.

— Точнее не скажешь, — кивнул Рамиль. — Они приходят не за личностью. А за проекцией. За фантазией.

Алиса перелистнула планшет. На экране — названия выпусков, миниатюры. Почти везде: бельё, руки на коже, приглушённый свет. Только в одном — Эми крупным планом, серьёзная, говорящая о стыде и власти. Этот выпуск провалился.

— Почти все ролики, которые выстрелили, — там, где ты выглядишь возбуждённой. Но не говоришь, — добавила она спокойно. — Люди не хотят слышать, как ты думаешь. Они хотят чувствовать, что ты доступна. Без слов.

Камилла, стоявшая у зеркала с кисточкой в руке, нахмурилась. Она была сегодня особенно аккуратна — светлая рубашка, собранные волосы, немного хайлайтера в уголках глаз. Она выглядела младше своих двадцати трёх, но её взгляд стал серьёзным:

— Мне от этого… холодно, — сказала она тихо. — Будто мы делаем не про секс. А про зависимость. И одиночество.

Наступила пауза. Даже шум кулера стих, как будто воздух тоже слушал.

Эми обернулась. Она поставила стакан на стол, обошла команду и встала у окна. Солнечный свет падал на её лицо, делая кожу почти фарфоровой.

— Контент не должен вас согревать, — сказала она, стараясь держать голос ровным. — Он должен возбуждать.

Но в голосе была трещина. Её заметили все. Даже Рамиль мельком поднял взгляд от графика.

Слова, произнесённые уверенно, не цепляли. Но голос — срывался. Не в истерику. А в правду.

Эми поняла это в ту же секунду. И отвернулась. Потому что у лидера не должно быть дрожи в голосе. У продукта не должно быть души.

Но в груди уже царапало.

Часть 3: Мужчина в кафе

Он казался слишком правильным. Даже по переписке.

Подписчик по имени Артём — тридцать четыре, аналитик в IT-компании, «читаю вас давно, уважаю за смелость». В отличие от других — не сыпал комплиментами, не просил интимных фото, не намекал на секс. Говорил об интервью, о голосе, об идее свободы. И когда Эми предложила встретиться — не повёлся на агрессию, не дернулся от инициативы. Просто написал:

«Я рад. Давайте где вам удобно».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Она выбрала кафе с винтажными светильниками и мягкими диванами. Там всегда пахло жасмином и корицей, а официантки были похожи на студенток с режиссёрских курсов — в клетчатых рубашках и с нарочито усталыми глазами.

Артём пришёл заранее. Сидел за столиком у окна, в бежевом свитере и джинсах, листал меню. Он не заметил её сразу — казался погружённым в себя. И в этом была странная трогательность.

— Привет, — сказала Эми, снимая плащ. — Не замёрз?

Он поднял глаза, быстро встал. Не попытался обнять. Просто кивнул, улыбнулся почти смущённо:

— Привет. Ты... реальная. Даже более.

Эми села напротив, заказала бокал красного. Артём — то же. Он говорил негромко, чётко выговаривая слова. Смотрел в глаза, не перебивал. Не пытался казаться остроумным. Просто был. Мягкий, уравновешенный, сдержанный. Почти... идеальный.

Он рассказывал, как случайно нашёл её блог, как в какой-то момент понял, что не о сексе там главное. А о боли. И одиночестве. Она слушала, кивала, слегка улыбалась — но внутри было пусто. Слова не трогали. Даже если были искренни.

— Я уважаю твою откровенность, — сказал он чуть позже, делая глоток. — У тебя есть то, чего боятся большинство женщин. Свобода не оправдываться.

— Это не свобода, — сказала Эми, глядя на его руки. — Это продукт.

Он не понял. Или сделал вид, что не понял. Просто кивнул и повторил:

— В любом случае... спасибо, что пришла.

Спасибо, что пришла

— звучало как

спасибо, что сошла с пьедестала

.

Эми снова улыбнулась. На автомате. Она должна была быть благодарной — за то, что он нормальный. За то, что не полез руками. За то, что не пялился, не шептал похабности, не требовал. Он был уважительный, доброжелательный, спокойный. А она — холодна.

Внутри что-то скручивалось.

Когда официантка подошла с десертом, Эми уже знала, чем всё закончится. Не потому, что хотела. А потому что не хотела ничего. И потому — можно.

Она наклонилась вперёд, легко коснулась его руки. Медленно, чтобы он не подумал, будто она влюблена. Он взглянул на неё, растерянно, будто не верил в происходящее.

— У тебя есть вечер?

Он снова смутился. Но кивнул.

Интеллигентность ведь не отменяет желания,

— подумала Эми.

Она не испытывала возбуждения. Лишь привычную власть. А за ней — лёгкую скуку. Он был слишком мягким, слишком правильным, чтобы завести её. Но и слишком вежливым, чтобы отвергнуть.

И потому — она поедет с ним. Раздеваться будет первой. Смотреть в глаза — вежливо. Сжимать бедрами — машинально.

Просто чтобы не чувствовать тишину в голове.

Часть 4: Без контроля

Кровать была застелена тёмным льном, плотным, с лёгкой фактурой. Он предложил ей бокал вина, но она отказалась — не хотелось разбавлять ощущение реальности. Здесь и сейчас. Не в кадре. Не для контента. Просто ночь, мужчина и она — всё без сценария, без света, без монтажных склеек.

Артём сел на край кровати, как будто боялся потревожить. Эми осталась стоять, снимая платье медленно, будто это и было началом прелюдии. Она не делала это намеренно — просто так было удобно. Но даже в этом движении была грация: шёлк скользнул по бёдрам, прилип к коже, повис на лодыжках. Без белья, как почти всегда. Она любила чувствовать, как воздух касается кожи, как ткань не сдерживает движение.

Артём замер. Глаза — внимательные, почти нежные. Не хищные, не голодные, не оценивающие. Это сбивало. Он не смотрел, как мужчины из съёмок. Не возбуждённо, а будто восхищённо.

— Ты красивая, — сказал он тихо.

— Я знаю, — ответила она спокойно, ложась на кровать.

Он потянулся к ней, медленно. Поцелуй — мягкий, на шее, под ухом. Руки — чуть влажные, касаются талии, скользят вдоль рёбер. Он не торопится. Не вламывается в пространство, не берёт инициативу. И это одновременно раздражает и… расслабляет.

Эми закрывает глаза. Позволяет. Он целует живот, кругами, как будто изучает карту. Спускается ниже. Язык касается её внутренней стороны бедра — тёплый, едва ощутимый. Её ноги чуть дрожат. Он целует медленно, будто бы целует святыню. Не знает, что делать дальше — и это видно.

Она хочет сказать ему:

быстрее

,

смелее

,

не бойся

. Но не говорит. Пусть делает, как умеет. Ей любопытно — почувствовать, как это: быть не режиссёром, а просто телом.

Он касается её клитора — сначала губами. Потом языком. Осторожно. Нежно. Слишком нежно. Почти неощутимо. Но у Эми уже скользит тепло между ног — не от действий, от мысли: он хочет доставить удовольствие, а не взять его. Это редкость. Это трогает. Немного.

Он продолжает. Язык делает круги, ловит её пульс, как будто подстраивается под дыхание. Она тяжелеет. Становится горячей. Сок начинает стекать, и он чувствует это. Сначала — губами, потом — вкусом. Он слегка всасывает клитор, потом выпускает. Его пальцы остаются на её бёдрах, крепко, но без давления.

Эми изгибается. Сначала чуть. Потом сильнее. В её голове — ни одной мысли. Только тело. Мокрое, напряжённое, тянущееся к оргазму, как к центру.

Он чувствует её темп — и усиливает. Начинает работать языком быстрее, увереннее. Касания становятся точнее. Он будто нащупал ритм, который ей подходит. Эми зарывается пальцами в простыню. Бёдра двигаются навстречу. Она чувствует, как его щетина царапает её кожу. Чуть. Возбуждающе.

Оргазм приходит резко. Не растекается — врывается. Она выгибается, громко выдыхает. Её живот поднимается, соски напрягаются. Он продолжает ещё пару секунд — и только потом отрывается.

Влажная. Горячая. Распахнутая. Сок стекает между ног, блестит на её коже. Он смотрит на неё. В глазах — смесь восхищения и ожидания.

Эми дышит часто. Её лицо — не расслаблено, как обычно после секса. Оно напряжено. Будто она ждала не этого. Или ждала — но не знала, зачем.

— Всё хорошо? — спрашивает он.

Она поворачивает голову и смотрит на него.

— Да, — отвечает просто. И добавляет после паузы: — Ты старался.

Он улыбается.

— Это плохо?

— Нет. Просто… это редко.

Они лежат рядом. Он не прикасается. Она не тянется. Между ними — телесная память. Но ни привязанности, ни игры. Только опыт. Один из многих.

Когда она оделась и вышла на улицу, в прохладную ночь, её тело всё ещё хранило тепло от его языка. Но внутри было пусто. Не разочарование. Не усталость. Просто… ничего.

Часть 5: Без следа

Эми сидела на подоконнике, босыми ногами упираясь в холодный кафель ванной. Халат сполз с плеч, но ей было всё равно. Влажность между ног уже высохла, но воспоминание о его языке ещё щекотало кожу. Артём старался. Он был терпелив, ласков, почти благоговейно склонён над ней, как будто боялся испортить момент неловким словом.

Но он не вошёл в неё.

Даже не попытался.

И вот теперь, глядя в полутемноту ванной, Эми ощущала странную пустоту. Не от оргазма — он был, яркий, телесный, с тёплой волной, захлестнувшей её в самом конце. А от отсутствия настоящей близости. Как будто всё закончилось до того, как началось.

Почему он не захотел меня целиком?

— думала она, лениво проводя пальцами по колену. —

Не осмелился? Не возбудился? Или… не счёл нужным?

Она вспоминала его взгляд, когда он опустился между её ног. Почти благоговение. Как будто не женщину трогал — богиню. И чем больше он её ласкал, тем больше ощущалась пропасть. Он был там, внизу, весь во внимании, в заботе, в старании. Но не было голода. Не было желания взять. Не было мужского

«я хочу её»

— было

«я хочу, чтобы ей было хорошо»

.

И в этом был подвох.

— Он хотел, чтобы я почувствовала себя особенной, — прошептала она в полголоса. — А я хотела — чтобы меня хотели.

Не как личность. Не как блогершу. Не как звезду с голосом и сценариями.

Как женщину. Целиком. С жадностью. С риском. С пронзительной неуверенностью — вдруг откажет, вдруг выгонит, но всё равно пойти на это. Войти. Не спросив.

Эми прикрыла глаза.

Он сделал мне куни — потому что боялся испортить

. Потому что хотел быть идеальным. Без конфликта. Без напора. Без страсти, которая может быть грубой. Потому что хотел заслужить её признание, а не взять её.

И именно в этом была ошибка.

Он её слушал. Но не слышал. Гладил. Но не трогал. Ласкал клитор, как будто боялся задеть что-то лишнее. Довёл до оргазма — да. Но потом… убрался. Как воспитанный гость. Даже не попытался остаться.

Я не хочу нежных

. Эта мысль кольнула неожиданно.

Я хочу честных. Жадных. Таких, кто знает, что они тоже важны. Не только я.

С этими словами она соскользнула с подоконника и пошла к кровати. Не включала свет. Укрывшись одеялом, Эми поняла — Артём ей нравился. Он был приятный. Интеллигентный. Чистый. Всё как надо.

Но всё не то.

Потому что

мужчина, которого она захочет

, не станет спрашивать разрешения на страсть.

Часть 6: В новостях — не ты

В кафе было тепло и лениво. За окнами моросил дождь, капли скользили по стеклу, как пальцы по телу. Эми сидела за угловым столиком с командой: Камиллой, Алисой и Рамилем. Небольшая пауза между съёмками, короткий выдох. Стол был уставлен тарелками: у Камиллы — мисо-суп и мятный чай, у Алисы — салат с киноа, у Эми — паста с артишоками и бокал белого. Рамиль, как обычно, только пил чёрный кофе и щёлкал по телефону, сверяя цифры просмотров.

Музыка играла фоном, медленный кавер, почти неуловимый, но густой. Всё казалось привычным. Обыденным. Эми лениво покручивала бокал, слушала, как Алиса обсуждает концепт следующего выпуска: что, если сделать сценарий без слов? Только тело, взгляд, жест. И Эми почти улыбалась — ей нравились такие идеи.

И тут на плазме над барной стойкой кто-то включил новостной канал. Звук вначале был приглушён, но дикторский голос пробился сквозь музыку. Бармен машинально прибавил громкость — и всё в кафе на мгновение сдвинулось.

— …по последним данным, пропала известная блогерша, выкладывавшая эротический контент в закрытой социальной сети Flira. Последний раз она выходила на связь три дня назад…

Эми замерла. Рамиль тоже перестал печатать. Камилла, всё ещё держа ложку, не донесла её до рта. На экране появилась фотография: девушка в кожаных трусиках и воротнике, ракурс снизу, взгляд — дерзкий. Подпись:

Лиса Найт, 26 лет. Блогер Flira.

— О боже, — прошептала Камилла. — Я на неё подписана…

— Она делала озвучки. Голос был крутой, — добавила Эми, не отрывая глаз от экрана. — Один раз она репостила мой выпуск про контроль.

— …вещи и техника обнаружены на месте. Следов борьбы нет. Последний пост: «А если я исчезну?» — диктор делал паузы, как будто нарочно. — Полиция не исключает связи с предыдущими случаями исчезновения сексуальных блогеров. Расследование продолжается…

Тишина в кафе стала осязаемой. Как плотная ткань, обтянувшая плечи. Эми посмотрела на Алису — та смотрела на экран, прикусив губу. Камилла отвела взгляд и прошептала:

— Что за ужас… Выходит, это уже третья за 2 недели? За пол года у него 10 было — темп увеличивается.

— Четвёртая, — поправил Рамиль, сухо. — Если считать ту, с надписью на шее.

— Не начинай, — отрезала Алиса. — Мы сейчас просто обедаем.

— Просто обедаем, — повторила Эми и снова взялась за бокал. Вино уже не казалось освежающим.

Но в животе закрутила тонкая холодная спираль. Не страх — ещё нет. Скорее… предчувствие. Как будто ты открыла окно, а воздух стал на пару градусов холоднее. Почти незаметно. Но тело — уже почувствовало.

— Интересно, — пробормотала Камилла, — а вы не думаете, что кто-то их именно

выбирает

?

— Прекрати, — перебила Алиса. — Никто никого не выбирает. Это не сериал.

Эми посмотрела на неё. И вдруг поняла, что говорит в точку: это

не

сериал. Это — реальность. Их реальность. Где девушкам платят за возбуждение, за голос, за кожу, за намёк. И кто-то за этим

смотрит

. Не как подписчик. Как хищник.

— Совпадение, — сказала она вслух. — Просто совпадение.

Но внутри, почти между рёбер, что-то сжалось. Как будто невидимая рука нажала на грудь. Мягко. Медленно. Но с нарастающей силой.

Глава 4: Точка дрожи

Часть 1: Письмо без обратного адреса

День начался как обычно: кофе, уведомления, короткий зум с командой. Эми сидела у окна в кресле, босые ноги поджаты, глаза полуприкрыты. Алиса что-то бодро рассказывала про рост на Flira — очередной успешный пост с записью «Мужчины боятся влажных женщин». Эми слушала вполуха. Внутри — знакомое, липкое чувство, будто кто-то держит ладонь на её горле, но не сжимает. Пока.

Курьер пришёл без предупреждения. На пропуске в офисе просто сказали: «На имя Эми Лайт. Без подписи». Пакет оказался обычным серым конвертом, плотно запаянным. Не бренд, не подарок, не фан-почта. Просто чужой предмет в её личном пространстве. Что-то в нём сразу показалось лишним — не страшным, а неправильным. Как забытая деталь, которая смотрит прямо на тебя.

Эми открыла конверт на кухне. Внутри был лист бумаги. На нём — её фотография. Скрин с последнего голосового поста. Она сидит в белье, полуразвернута к камере, волосы растрёпаны, рот чуть приоткрыт. Под фотографией — жирным шрифтом напечатано:

«Разврат не скрыть. Даже когда выключаешь свет»

— Что за херня... — выдохнула она и скомкала бумагу. Но потом, через пару секунд, осторожно развернула обратно.

Бумага была плотной, печать чёткая. Принтер — скорее офисный, чем домашний. Фото не из архива Flira, значит — скачано кем-то, кто знает, где искать. Фраза... будто отсылка. К чему-то, что она уже слышала. Но где?

Олег зашёл на кухню, увидел, как она держит лист двумя пальцами.

— Проблема?

— Прислали. Без подписи. Посмотри.

Он подошёл ближе, взглянул на фото. Ни слова не сказал, но рука на мгновение сжалась в кулак.

— Надо показать Алисе, — сказал он наконец. — И Рамилю тоже. Это не фанатская фигня.

Совещание в офисе собрали быстро. На экране — фотография из письма, отсканированная Рамилем. Камилла, глядя на неё, поморщилась:

— Жуть какая. Как будто это не про тебя, а про манекен.

— Или про куклу, — добавила Алиса. — Метафорично, мрачно, но, кстати, визуально сильно. Это можно в контент обернуть.

Эми молчала. Она стояла у стены, облокотившись плечом, руки скрещены на груди. Ни одна мышца на лице не двигалась.

— Слушайте, — начал Рамиль, — это не вброс. Я прогнал фото через поиск — его нигде не было. Это вырезка с Flira, но без водяных знаков. Кто-то её чисто технически вырезал. Слишком качественно. И текст… тоже не из её публичных цитат. Я прогнал фразу — совпадений нет. То есть он сам это написал.

— Или она это уже говорила, но не помнит, — предположила Камилла. — Ты же иногда просто говоришь... ну, от себя.

— Возможно, — кивнула Эми. — Но у меня всё записано. Я хочу понять — это просто псих или...

— Или он тебя знает, — оборвал её Олег.

В комнате повисло напряжение.

Когда все разошлись, Алиса осталась сидеть у компьютера. Олег мыл кружки на кухне. Эми подошла к окну. Внутри — не страх, а предвкушение чего-то, что дышит за спиной. Ей хотелось закричать, но вместо этого она достала телефон и сделала сторис. Простое видео, без фильтров:

— А вы когда-нибудь получали письма от тех, кто не называет себя? Только фото. Только фраза. Только отражение. Иногда — это страшнее, чем реальность.

Загрузила в Flira. Добавила хештеги: #анонимность #страх #возбуждение #смотретьвглаза

Через три минуты — сто комментариев.

Один из них:

«Ты включаешь свет не чтобы видеть, а чтобы тебя видели. Это твоя ошибка»

Эми перечитала эту фразу дважды. Потом ещё раз. И впервые за долгое время почувствовала: кто-то

точно

её читает. Не просто смотрит — он в неё заходит. Без спроса. И без обратного адреса

Часть 2: Совещание. Стратегия или страх

Утро следующего дня началось напряжённо. Алиса пришла раньше всех, с кофе в обеих руках, и уже успела отправить три сообщения в командный чат: "Есть идея по тревожному письму", "Можно сделать серию", "А если пойти дальше?" Эми прочла их молча, в телефоне, не отвечая. Она сидела в своей студии у окна, глядя в серое небо. Было ощущение, будто воздух густеет от мыслей, которых никто не произносит вслух.

Олег пришёл с обычным лицом, но в руке у него была флешка — он вынул записи с камер в офисе за вчерашний день. Пока Камилла готовила свет на площадке, а Рамиль грузил скрипты в облако, он подключил ноутбук к экрану и, не говоря ни слова, включил видео. Показал курьера. Тот в бейсболке и с капюшоном, лицо почти не видно. Доставил конверт, расписался сам за себя и ушёл. Фамилия в журнале — “Александров”. Неизвестный.

— Фейковая фамилия, — сказал Рамиль, не отрываясь от клавиатуры. — А лицо у него либо своё, либо кто-то нанял статиста. Платные курьеры с анонимной подачей — это вообще несложно. Я проверю трек по доставке.

— Проверяй, — коротко кивнула Эми. — Но мы не будем паниковать. Пока что — это просто сигнал.

Алиса подняла голову от планшета.

— Сигнал? Эм, ты серьёзно? Это идеальная зацепка. Напряжение, загадка, атмосфера слежки. Мы можем это развернуть в сторителлинг: серия постов, формат «письма без подписи», обратная сторона популярности. Это же может взорваться.

— Мы не делаем из угроз контент, — сказал Олег спокойно, но сдержанно. — Это не формат, это вторжение. Если ты не видишь границы — её скоро не станет.

Алиса нахмурилась, но ничего не ответила. Эми встала, подошла к доске, где обычно крепились карточки с контент-планами, и медленно отклеила один из них. Вместо новой идеи она прицепила пустой лист. Пауза. Все переглянулись.

— У нас всё на грани, — произнесла она, не оборачиваясь. — Я не знаю, фейк это или начало чего-то. Но вы знаете, что нас читают. Не только подписчики. Не только те, кто дрочит на экран. Кто-то там — слишком внимательно слушает. И мы пока не знаем зачем.

— Но ты же сама всегда говоришь: быть настоящей — значит быть уязвимой, — осторожно вставила Камилла.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Быть настоящей — это контролировать свою уязвимость. А не отдавать её в чужие руки, — ответила Эми.

В комнате воцарилась тишина. Только слышно было, как капли дождя бьют по подоконнику. Алиса откинулась в кресле, закусив губу. Олег смотрел в сторону. Рамиль продолжал копаться в коде. Каждый чувствовал: это уже не просто проект. Это стало чем-то, что может вылезти за границы экрана и приползти в реальность. Вопрос лишь — когда.

Позже, уже вечером, Эми подошла к Олегу в студии. Он стоял у монтажного стола, за спиной — окно, где отражались огни города.

— Ты думаешь, это он? — спросила она тихо.

Олег не сразу ответил. Он только взглянул на неё, и в его взгляде было то, что она уже видела раньше. Нечто, что не нуждалось в словах. Согласие. Предчувствие. И что-то ещё — страх, который он прятал лучше, чем она.

— Думаю, что да. Но я не дам ему быть первым, кто тронет тебя по-настоящему.

Она кивнула, будто приняла это как обещание. Потом отвернулась. Но на секунду — ей показалось, что в отражении за стеклом мелькнул силуэт. И снова исчез.

Часть 3: Сессия у Марка. Сними маску

Эми не любила видеозвонки с психологом. Не потому что не доверяла, а потому что он видел больше, чем она показывала. Марк Черкасов всегда был слишком точным в формулировках, слишком спокойным, будто разглядывал её не как женщину, а как карту с маршрутом. Она однажды сказала ему: «Ты ведёшь себя так, будто знаешь, где у меня лежит яд». Он улыбнулся и ответил: «Я просто помню, где ты его спрятала». Сегодня она особенно не хотела говорить. Но всё равно нажала кнопку «Принять».

— Привет, Эми. Рад, что вышла на связь, — голос был ровным, бархатным. Он сидел в мягком кресле у тёмной стены, сзади — книги и настольная лампа. Всё как всегда.

— Ты ведь знаешь, что не рад, — отозвалась она и сделала глоток воды. — Ты просто хочешь понять, насколько я развалилась.

— Я хочу понять, сколько у тебя ещё ресурсов, — поправил он. — Ты держишься. Но держаться — это не то же самое, что жить. Что случилось?

Она рассказала. Без деталей, но суть передала. Письмо, фраза, повторяющиеся комментарии. Тревога. Сторис. Его лицо не дрогнуло ни разу.

— Это первый сигнал, — сказал он после паузы. — Я давно хотел предложить тебе это, но, видимо, момент настал. Детокс.

— Без еды, без секса, без слов? — усмехнулась она.

— Без контента, — спокойно уточнил он. — Неделя. Без публикаций. Без Flira. Без ролей. Просто ты. Настоящая. Без сценариев.

Она молчала. Мысли крутились как воронка. Без контента — это значит без контроля. Без образа. Без реакции. Она не знала, кто останется, если выключить свет и не включить камеру.

— А если я исчезну за эту неделю? — тихо спросила она. — Если меня вообще больше никто не вспомнит?

— Ты исчезнешь только в одном случае: если сама решишь, что тебя нет, — ответил Марк. — Ты боишься быть забытой. А я боюсь, что ты забудешь, кто ты.

Он замолчал, оставляя ей пространство. Эми смотрела в экран, как в зеркало. Видела в нём не себя. А маску. Уставшую, но всё ещё красивую.

— Ты же понимаешь, — сказала она наконец, — я не могу просто исчезнуть. Меня кормит реакция. Меня держит внимание. Я не человек. Я продукт.

Марк слегка покачал головой.

— Нет, Эми. Продукт — это то, что можно продать. А ты — женщина, которая боится чувствовать. Потому что тогда ты не сможешь никем управлять.

Эта фраза ударила точно. Больно. Глубоко. Эми хотела выключить звонок, разорвать эту связь, закричать: «Ты не понимаешь!» Но вместо этого она выдохнула и закрыла глаза.

— Я подумаю. Про детокс. Но не обещаю.

— Это уже больше, чем ничего, — мягко сказал он. — Увидимся через неделю. Или раньше, если позовёшь.

Звонок отключился. Эми осталась в темноте. Только слабое сияние экрана освещало её лицо. На секунду ей показалось, что она слышит своё дыхание — впервые за долгое время. Глубокое. Живое. Одинокое.

Часть 4: Взрыв подавленного желания

Офис был тёплым, как кожа после душа. Глухой шум улицы заглушался стеклопакетами, и в этой тишине каждый шорох казался громким. Эми сидела на подоконнике, в тонком домашнем платье, которое легко соскальзывало с плеч, стоит чуть наклониться. Олег монтировал: его пальцы двигались точно, без пауз, но взгляд всё чаще соскальзывал на отражение Эми в экране. Камера, свет, куски её голоса, вырезанные из эфиров — это была работа. Но сегодня между ними возникло что-то другое. Густое. Напряжённое. Не терпящее слова.

Она встала и подошла к нему. Без сигнала. Просто встала рядом и смотрела, как он жмёт горячие клавиши. Потом обошла его, опустилась на колени, развязала пояс платья и позволила ему раскрыться. Грудь без белья, соски — тугие, возбуждённые. Она медленно провела пальцем по животу, потом вверх, к шее, и посмотрела на него снизу вверх. Без намёка на игривость. Только вызов. Только голая воля.

— Раздень меня, — сказала она тихо. — И не будь добрым.

Он не стал отвечать. Просто встал, сорвал с неё платье резким движением, схватил за волосы и заставил её встать. Грудь напряглась от прикосновений. Он целовал грубо, кусал, будто голоден. Потом поднял её, усадил на монтажный стол и раздвинул ноги. Она не сопротивлялась. Смотрела прямо, не отводя взгляда. Её ладони легли ему на плечи — не чтобы обнять, а чтобы удержаться.

Олег провёл рукой по её внутреннему бедру. Она уже была мокрой. Настолько, что пальцы скользили легко, без усилий. Он погрузил два пальца внутрь — Эми закусила губу, не из боли, из желания. Затем наклонился и начал лизать. Быстро, грубо, языком по клитору, по складкам, по самому входу. Она застонала, запрокинув голову. Дыхание стало хриплым, будто у неё в груди сидело животное.

— Трахай меня — и целуй, — выдохнула она. — Я хочу забыть, кто я.

Он поднялся. Расстегнул ремень. Его член был твёрдым, налитым, с явной жилой сбоку. Она взглянула вниз и провела пальцами по нему, будто проверяя качество. Потом повернулась, встала на колени на стол, уперевшись руками в экран. Жопа была высоко, спина прогнута, как у кошки. Он подошёл, провёл головкой между её губ, намазывая по всей длине. Потом чуть отстранился и ударил по ней ладонью — коротко, звонко. Эми не вскрикнула — она задышала чаще.

— Ещё, — прошептала она.

Олег снова ударил. Сначала по ягодице, потом по другой. Лёгкие красные полосы проступили на коже. Затем, наконец, он вошёл. С одного толчка. Глубоко. До упора. Эми громко выдохнула, её пальцы вцепились в край стола. Он начал двигаться — резко, с ритмом, будто бил её о поверхность. Каждый толчок отдавался в животе, в груди, в шее. Она стонала — не как актриса, а как женщина, у которой вырывают страх изнутри.

— Быстрее, — бросила она, глядя на отражение в чёрном экране.

Олег ускорился. Его руки сжали её бёдра, он врезался в неё с силой, заставляя стол дрожать. Эми хваталась за поверхность, оставляя царапины. Её волосы слиплись от пота, соски терлись о прохладный металл. Он вытащил член, ударил им по её ягодицам, снова вошёл. Она закричала — не от боли, от того, что не сдержалась. Её оргазм пришёл как обрушение: волна напряжения, а потом — пустота. Она обмякла, но не просила остановиться.

Олег продолжал. Дольше. Жёстче. Второй оргазм у неё был почти болезненным — с рывками, с дрожью в коленях, с криком, в котором не было слов. Когда он кончил — это было в ней, до последней капли. Глубоко. Уверенно. С хриплым стоном. Он упёрся лбом в её спину и замер.

Долгие секунды — только дыхание. Потом он вышел из неё медленно, почти нежно. Взял салфетку, вытер сперму с её ног. Она не двигалась. Только закрыла глаза и сказала:

— Ни один фанат не умеет так. Потому что ты не фанат. Ты... забытье, в которую можно провалиться.

Он не ответил. Только обнял её за талию, крепко. На секунду. И снова отпустил.

Часть 5: Заявление вне кадра

Эми стояла у двери отделения полиции №9 больше минуты, прежде чем решилась войти. На ней был капюшон, очки, шарф закрывал половину лица. Она выглядела не как медийная фигура, а как женщина, уставшая бояться. Конверт лежал в сумке, отдельно, не помятый — с того самого дня она не прикасалась к нему без нужды. Внутри дрожала не уверенность, а подозрение: не фантазия ли это? Или… всё-таки знак?

Дежурная за стеклом глянула на неё рассеянно. Эми тихо сказала:

— Мне нужно поговорить с кем-то по делу… возможно, связанному с нападениями на девушек. У меня есть… материал.

Женщина потянулась за телефоном, сказала: «Сейчас, подождите». Через пару минут появился офицер в форме — невысокий, с мягким взглядом, немного взъерошенный. Он вежливо кивнул и пригласил в кабинет.

Там было прохладно. На стене — портрет, старые папки, кофейная кружка. Он представился:

— Капитан Корнеев. Слушаю вас.

Эми достала конверт, положила на стол.

— Это я получила на днях. Анонимно. Курьер. Без подписи. Внутри — моё фото, которое не публиковалось. И фраза: «Разврат не скрыть. Даже когда выключаешь свет». Я не знаю, что это. Но что-то в этом… не просто странное.

Корнеев аккуратно надел перчатки, развернул бумагу. Внимательно посмотрел. Снова на неё.

— Вы блогер, да?

— Да. Закрытая платформа. Контент — откровенный. Иногда… на грани. Но я никогда не публиковала эту фразу. И фото — из черновиков. Такое ощущение, что он взял его откуда-то, где его быть не должно.

Офицер хмурился, смотрел долго. Потом, медленно, проговорил:

— У нас есть дело. Вы, наверное, знаете. Маньяк. Уже много жертв. Все — женщины, в возрасте от двадцати до тридцати пяти. Почти у всех — онлайн-присутствие. Блог, платформа, открытые профили. На теле каждой — выжжено слово

«Развратница»

. Только это. Больше ничего. Ни улик, ни отпечатков.

Эми почувствовала, как пересохло во рту. Сжала пальцы.

— И вы думаете… это может быть связано?

— Я не утверждаю. Но почерк похож. Фраза — в духе метки. Целевая группа — совпадает. Анонимность. Подбор фото. И попытка влезть в вашу лексику, голос. Знаете, как это называется у нас?

— Как?

— Поведенческое зеркалирование. Преступник старается говорить как вы, дышать как вы. Чтобы вам казалось, что он рядом. Или… внутри.

Корнеев отодвинулся, сложил руки на столе. Уже без перчаток. Голос стал тише:

— Если вы не против, я зафиксирую это письмо и фото как потенциальную улику. Неофициально. Прикрепим к текущему делу по “Собирателю”. Вы заявление писать не хотите?

— Пока — нет. Я… просто хочу быть в курсе. Если вдруг появится что-то похожее.

— Понимаю. Но, Эми… — он посмотрел прямо, — будьте осторожны. Это может быть просто пугающий фанат. А может — то, что кажется только игрой, станет реальностью. Мы не знаем, по какому принципу он выбирает. Но вы, судя по всему, уже в его поле зрения.

Она кивнула. Вышла молча. На улице ветер был резким, волосы выбились из-под капюшона. Где-то вдалеке промигал синий автобус, дети смеялись. Всё было как обычно. Только теперь всё казалось чуть ближе к грани.

Часть 6: Страх рядом

Она вышла из метро на три станции раньше, чем нужно. Просто… захотелось идти пешком. Серые улицы, редкие витрины, фонари, мокрый асфальт. Всё будто замедлилось. Шаги отдавались глухо в голове, как сердцебиение, только не её — чужое. Она шла, не доставая телефон, не слушая музыку. Плечи напряжены, капюшон натянут, ладони в карманах. Внутри — ощущение, что кто-то смотрит. Не из-за спины, не с крыши. А как будто из воздуха.

К подъезду подошла в темноте. Ни одной машины возле дома. В окнах — пара огоньков. Ключ вставила в домофон, но не нажала сразу. Почувствовала странную тишину. Слишком плотную. Потом услышала: кто-то выдохнул. Или показалось? Повернулась — улица пуста. Лестница пуста. Тени — только от неё.

Когда дверь за ней закрылась, стало тише. Подъезд был пуст, лампа в углу мигала. Она сделала шаг, второй. Остановилась. Повернулась назад.

И увидела — отражение.

Зеркальная панель старого почтового ящика напротив входа отразила силуэт. Мужчина. Стоял на улице. Позади. Лицо — в тени, но чётко видно улыбку. Странную. Растянутую. Невыразительную и тем самым страшную. Он не шевелился. Просто смотрел.

Эми застыла. Дыхание перехватило. Не страх — паралич. Глаза не моргали. Она не знала, сколько прошло — секунда? Десять? Потом резко распахнула дверь обратно — улица пуста. Никого.

Она стояла там минуту. Слушала своё дыхание. Сердце било в горле. Ни шагов. Ни хруста. Только она. Только тишина. Но ощущение — будто кто-то успел уйти за угол. На шаг раньше. Или раньше этого дня.

Поднявшись в квартиру, она заперла дверь на два замка. Села в коридоре. Долго. Не включая свет. Слушала. Прислушивалась. Стала смотреть видео с камер — ничего. Пусто. Но когда дошла до момента своего входа… на два кадра — силуэт у двери. Пятно. Не лицо. Но… тень от головы и плеч.

Эми закрыла ноутбук. Сделала фото экрана. И выложила в сторис:

«А что, если я не одна в кадре? Просто он не хочет лайков. Он хочет быть ближе».

На следующее утро этот сторис посмотрели больше 200 тысяч человек. И среди реакций был один комментарий:

«Я ближе, чем ты думаешь. Свет мне не мешает».

Глава 5: Незаметное напряжение

Часть 1: Рабочий ритм

День начался в чётком ритме: студия работала, как отлаженный механизм. Камилла раскладывала кисти на подносе, проверяя чистоту ворса, Алиса листала Notion на планшете, сверяясь с графиком. Рамиль уже сидел в наушниках, с привычным видом вгрызался в таблицы: охваты, воронки, поведенческий анализ подписчиков. В воздухе пахло кофе и гелем для укладки. Утро в офисе всегда было странным коктейлем из рутины и предвкушения — как будто все знали, что-то будет, но не знали, что именно.

Эми вошла в чёрной кофте, без макияжа, с убранными назад волосами. На ней были джинсы, серые кроссовки и серьги с чёрным камнем. Выглядела просто. Но в её походке было всё то же — безапелляционное «я здесь — значит, всё будет по плану». Алиса подняла глаза и без предисловий начала:

— Смотри. «Минет» ставим на сегодня, в два блока. Первый — анатомия и техника, второй — разговорный, с инсайтами. Потом короткая вставка с вопросами от подписчиков. По графику — 28 минут чистого контента. Рамиль говорит, этот формат дико заходит.

— Заходит, — подтвердил он, не поднимая головы. — Особенно с визуалом. Если будет масло и чулки — вообще разорвет.

— Будет, — кивнула Эми. — Камилла, ты подготовила платье?

— Нет платья. Только тело, — улыбнулась та. — Масло, чулки, тёплый свет и кое-что на соски. Я сделаю красиво.

Эми кивнула. Напряжение, которое сидело в ней с утра, слегка ослабло. Когда всё идёт по плану, страх отступает. Ненадолго.

В комнате раздался короткий звук — технический. Олег зашёл в соседний отсек и хмуро взглянул на одну из студийных камер. На дисплее мигало: «Error 21 — AutoLens Interrupt». Он покрутил объектив, отсоединил и снова подсоединил.

— Что там? — спросила Камилла.

— Ничего. Перегрелся стабилизатор. Перезапустится.

— Надеюсь, не подведёт, — фыркнула Алиса. — Сегодня хочется гладкой съёмки. Без сюрпризов.

Олег ничего не ответил. Только включил вентилятор и занялся калибровкой.

Эми прошлась по студии. Пальцами провела по бархатному покрывалу, уложенному на съёмочной кровати. Всё было готово: мягкий рассеянный свет, три камеры с разными фокусами, объектив 50 мм для интимных крупняков. Она посмотрела на планшет с тезисами, но отложила. Говорить будет не по бумажке. Это тело — лучше любого сценария.

— Как у тебя с голосом? — спросила Алиса.

— В норме, — ответила Эми. — Я вчера мало говорила.

Она не уточнила, что почти весь вечер провела в одиночестве, без сторис, без эфиров. Просто лежала в ванной, слушая, как вода стекает по плитке. Ей казалось, что тишина сжимает горло сильнее, чем любой хейтер.

Олег подошёл к ней, остановился на секунду ближе, чем обычно.

— Тебе нужно несколько секунд для адаптации. После фразы «Привет, котики», выдержи паузу. Пусть на тебя посмотрят. Дольше.

— Ты хочешь, чтобы они разглядели? — усмехнулась она.

— Я хочу, чтобы они захотели остаться.

Эми посмотрела на него. Без улыбки. Только кивнула.

Часть 2: Минет — анатомия власти

— Привет, котики, — голос Эми был чуть ниже обычного, с влажной теплотой, будто она уже знала, что будет с тобой делать. — Сегодня мы говорим про минет. Но не про «пососать по-быстрому». А про то, как управлять мужчиной, не вставая с колен.

Она лежала на кровати, тело блестит от масла, кожа натянута, грудь открыта, соски украшены крошечными наклейками в форме крестиков. Красные чулки доходили до середины бедра, под ними — плотное, идеальное тело, вызывающее дрожь ещё до прикосновения. Она приподнялась на локтях, потом встала на колени. Рядом на подушке — реалистичный

резиновый член с яичками

, тёплого телесного цвета, толстый, с выпуклой веной и полной детализацией. Она провела по нему пальцем — вдоль ствола, потом обвела яички и прижала ладонью.

— Вот он. Красавец. В меру длинный, уверенно толстый. И с яичками, чтобы ласкать, как положено. Потому что если ты не придаёшь значения яйцам — ты недоучка, а не минетчица.

Она ухмыльнулась и облизнула губу.

— Минет — это не техника. Это власть. Контроль. Унижение. Искусство. И наслаждение. Всё вместе. И сегодня я покажу тебе пять видов минета, которыми можно не просто довести до оргазма — а стереть мужчину с лица земли.

Камера сделала наезд. Олег держал фокус на её лице, потом на члене в руке. Его дыхание уже ускорилось. Он не говорил, но весь был напряжением.

— Первый. Минет-запрет.

Она провела головкой по нижней губе, медленно. Лизнула, потом отстранилась.

— Тут ты не сосёшь. Ты — обещаешь. Дразнишь. Слюна на губах. Взгляд в глаза. Язык скользит — по бокам, по венке. Но ты не берёшь его внутрь. Никогда. Он пульсирует, он готов — а ты только касаешься. И уходишь.

Эми провела языком по венке сбоку, очень медленно. Потом по головке — кругами. И снова отстранилась. В глазах — вызов.

— Он должен страдать. В тебя уже вонзается напряжение. Но ты — не даёшь. Смотришь и улыбаешься, будто спрашиваешь: «Ты заслужил?»

Она снова провела пальцами по яйцам. Погладила снизу. Подняла член вертикально и провела языком по основанию, к самой мошонке.

— Яички — не мебель. Они — твой инструмент. Массируешь. Дышишь на них. Касания пальцами — как будто проверяешь хрупкое сокровище. И он умирает, потому что чувствует: ты знаешь больше, чем он.

Второй. Минет-захват.

Эми перешла в движение. Обхватила член обеими руками, опустилась ртом резко. Щёки втянулись. Влажный звук. Голова двигалась быстро — вверх-вниз, с чмокающим хлопком. Слюна потекла по подбородку.

— Здесь ты не спрашиваешь. Ты берёшь. Сосёшь с силой, как будто хочешь выдрать контроль. Он сидит, ты стоишь на коленях — и трахаешь его ртом. Без права на остановку. Ты — жадная сука, которой надо сейчас.

Её движения стали агрессивными. Она заглотила почти до основания, захрипела, отодвинулась, сплюнула.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Иногда нужно сделать так, чтобы он боялся кончить — потому что знает, что ты не дашь ему слабости.

Третий. Минет-наказание.

Теперь она поменялась в лице. Выражение стало холодным, отчуждённым. Она взяла член в рот, не глядя вверх. Ровно. Без страсти. Как будто выполняла работу.

— Это когда он был мудаком. Когда ты хочешь, чтобы он чувствовал вину. Ты сосёшь — но не с удовольствием. Без стонов. Без ритма. Только равномерно, бесчувственно. И он чувствует это. Ему хочется вернуть твою страсть. А ты держишь дистанцию.

Она отпустила член. Взгляд снова в камеру — уже тёплый, снова с улыбкой.

Четвёртый. Минет-исповедь.

Эми легла на бок, обняла член и прижалась губами к головке. Провела языком. Медленно. Затем заглотила почти всю длину — медленно, с влажным хлюпом. Подержала. Снова отпустила.

— Это когда ты —

вся

в нём. Без позы. Без театра. Только язык, губы и дыхание. Он чувствует, что ты не играешь. Ты — внутри него. С каждым движением. Он закрывает глаза, и ты — его единственный мир.

Она поцеловала головку. Потом скользнула языком по яйцам, дыша горячо.

— Да, и не забывай. Лижи яйца. Дыши на них. Пососи. Возьми в рот, по одному. Осторожно. Там миллионы его слабостей. Это не про скорость — про интимность. Про то, что ты знаешь: не только член важен. А всё. Весь он.

Пятый. Минет-переворот.

Теперь Эми поднялась на колени, член в руке, прижала его к лицу. Камера ловит её глаза — хищные, игривые.

— И это мой любимый. Когда ты сосёшь так долго, что он дрожит — а потом садишься ему на лицо. Ты отдаёшь ему — и тут же забираешь. Ты дрочишь ему на животе, а сама скользишь писькой по его рту. Это не просто минет. Это симфония власти.

Она медленно вела член между грудей, потом по губам, потом снова заглотила до половины, задыхаясь. Мокрый звук. Потом отпустила, посмотрела в камеру и сказала:

— Минет — это не услуга. Это нападение. Это диалог. Это игра, где ты ведёшь, даже если на коленях.

Она лизнула яйца ещё раз, медленно. Затем положила член на грудь, провела по соску. Тело блестело, дыхание учащалось. Губы мокрые, подбородок блестел от слюны.

— Если ты хочешь, чтобы он никогда тебя не забыл — не давай ему просто кончить. Дай ему умереть у тебя во рту.

Сцена закончилась медленным шепотом:

— И в следующий раз, когда ты сядешь на колени, не забудь спросить себя…

Ты пососать хочешь? Или разрушить его?

Камера отключилась. В воздухе повисла тишина. Влажная, пульсирующая, возбуждённая. А Олег стоял за камерой, сжав зубы и кулак в кармане, и впервые за всё время —

не смог сразу выдохнуть

.

Часть 3: После вкуса

В студии повисла тишина. Съёмка закончилась, но никто не двигался. Только Эми, медленно стянув с себя чулки, вытирала масло с живота, ног, груди — аккуратно, будто разоружая оружие. На лице ни следа усталости. Ни гордости. Только глубокое внутреннее напряжение, похожее на лёгкое похмелье после слишком сильного удовольствия. Олег выключил камеру и, не говоря ни слова, достал флешку. Его рука дрожала едва заметно. Он не смотрел на Эми. Просто кивнул и вышел из студии, будто нуждался в воздухе.

Камилла зашла через несколько минут, держа в руках пижаму и бутылку с водой. Она бросила быстрый взгляд на то, как блестит съёмочная кровать, и вскинула бровь.

— Тут будто траха не хватало. — Она засмеялась, но смех не был лёгким. — Ты, блядь, разнесла Flira.

— Все заводятся, если я открываю рот, — хрипло отозвалась Эми и отпила воды.

Камилла закатила глаза и ушла, оставив вещи на пуфике. Эми осталась одна. Переоделась не спеша. Надела чёрную пижаму, вытерла лицо, волосы убрала назад в пучок. Масло всё ещё чувствовалось на коже — сладкий запах, липкость, тепло. Она подошла к экрану, села перед монтажным пультом и запустила отснятый материал.

Сцена была безупречна. Свет играл на изгибах, камера медленно скользила по её телу, звук дыхания был чистым, влажным, возбуждающим. Монтаж можно было почти не трогать. Но Эми смотрела не на себя. А на отражения.

Она остановила фрагмент на 12:46. Крупный план. Её рот на члене. Камера чуть дрогнула. Незаметно. Но Эми заметила. Перемотала на несколько секунд назад. Снова прокрутила. Та же вибрация. Чуть позже — в углу кадра, в отражении декоративного зеркала на задней стене — как будто мелькнул силуэт. Не чётко. Не в фокусе. Просто сдвиг света.

Она сделала стоп-кадр. Увеличила. Размыла. В отражении — не лицо, а скорее пятно. Но оно двигалось. Не от камеры. Не от света. Будто кто-то прошёл за стенкой.

Эми сидела неподвижно. Дыхание стало чуть глубже. Она не стала звать Олега. Не стала никому показывать. Просто сделала скрин. Сохранила. Назвала файл:

06_MouthControl_finalFULL.mov

. Обычное название. Только она знала, что внутри — не просто минет. А момент, когда что-то

могло быть

рядом.

Позже, когда команда собралась на мини-совещание, Алиса комментировала реакцию аудитории на прошлый выпуск. Рамиль показывал графики. Камилла обсуждала новый образ для следующей недели — идея была снять серию «Что делает мужчину рабом желания». Все говорили как обычно. Но Эми молчала. Только иногда поднимала глаза. И взгляд её становился колючим. Будто она знала, что за всем этим глянцем, за всеми графиками и светом —

кто-то уже дышит

в ту же сторону.

Вечером, когда все ушли, Олег снова остался в студии. Монтировать. Но теперь он поставил дополнительную камеру. Смотрящую не на кровать. А

в сторону входа

.

И не сказал об этом никому.

Часть 4: Вечер в напряжении

— Ну скажи честно… — Камилла потянулась за коктейлем, — ты реально получаешь кайф, когда вот так, по три камеры, резиновый хуй, всё в масле, все смотрят?

Они сидели у окна в кафе на втором этаже, напротив студии. Уютный тёмный интерьер, бархатные кресла, фонарики под потолком и музыка, которую нельзя распознать — только чувствовать. Эми пила зелёный чай. Камилла — вино. На столе лежал чизкейк, который никто так и не начал.

— Иногда, — ответила Эми. — Иногда — это способ дышать. Иногда — просто контроль. Когда ты сосёшь — ты не уязвима. Ты управляешь.

— Ага, особенно когда говоришь про яйца, — фыркнула Камилла. — Я чуть не обоссалась. У тебя там была такая интонация… «не мебель, а инструмент». Блять, мне хочется это на футболку нанести.

Эми усмехнулась, но взгляд её был где-то в глубине улицы. За стеклом мелькали прохожие, машины. Один мужчина остановился напротив. Не смотрел на кафе — просто курил, отвернувшись. Потом ушёл. Незаметно. Как фон.

— А ты когда последний раз была с кем-то? — вдруг спросила Камилла. — Я не про контент. Не про Flira. А просто… с живым телом. Без камеры.

— А это уже важно? — Эми не отрывала взгляда от улицы.

— Нет. Просто ты иногда выглядишь так, будто тебя трогают только линзы.

Эми перевела взгляд. Камилла уже смотрела в бокал. Губы влажные, взгляд — нетрезвый. Она красивая. Молодая. Вечно притворяющаяся глупее, чем есть.

— А ты? — спросила Эми. — Тебя кто трогает?

Камилла замерла. Потом выдохнула и улыбнулась.

— Да никто. Парень из спортзала, пару раз. Потом начал фотки слать своей жопы. Я сказала «мальчик, давай досвиданья». Всё. Классика.

Они замолчали. Музыка сменилась. Где-то рядом посмеялись. Бариста стучал молотком по рожку кофемашины. Всё было мирно. Нормально. Только в голове Эми — снова картинка: кадр из видео, то зеркало, где мелькнуло нечто. Не свет. Не отражение. А

чей-то шаг

.

— Ты чего молчишь? — спросила Камилла мягко. — В тебе будто сквозняк пошёл.

Эми допила чай. Медленно, как будто отмеряла время.

— Знаешь, — сказала она наконец, — мне иногда кажется, что мы не знаем, для кого всё это. Кто там по ту сторону. Не фанаты. Не клиенты. Не хейтеры. А кто-то, кто просто… ждал.

— Ждал чего?

— Чтобы мы сами сняли с себя одежду и сказали: «Забери».

Камилла промолчала. Потом протянула руку через стол, дотронулась до пальцев Эми. Тёпло. Почти по-настоящему.

— Если что, ты скажи. Окей? Не будь сильной круглосуточно.

— Слишком поздно, — ответила Эми и улыбнулась. Но в глазах не было улыбки.

Они расплатились и вышли. Камилла вызвала такси. Обняла её на прощание. На секунду дольше обычного.

Эми осталась стоять у пешеходного перехода. Ветер тянул под пальто. Ночной город сиял, как декорация. Всё было на месте.

Но внутри неё — что-то

зашевелилось

. Не страх. А готовность. К тому, что скоро придётся

перестать быть продуктом

и стать женщиной, у которой реально

хотят что-то забрать

.

Часть 5: Новость

Утро в студии началось с экрана, на котором все молчали. Ни Алисы с её подколами, ни Камиллы с кофе, ни Рамиля с графиками. Просто новостной выпуск. Репортёр с микрофоном на фоне клиники, с лицом, будто он сам не верит в то, что говорит:

— …по данным следствия, вчера поздно вечером была найдена пропавшая несколько дней назад блогерша Лиса Найт. Девушку обнаружили в состоянии сильного нервного шока. Она была раздетой, с признаками насильственных действий. Медики подтвердили: факт изнасилования установлен, но без внешних повреждений. Исключение — выжженное слово «Развратница» на левой стороне шеи. Это совпадает с серией нападений, приписываемых «Собирателю».

Камилла медленно опустилась на диван, обхватив колени. Алиса стояла, прижав ладонь к губам. Олег — в углу, скрестив руки. Эми не отрывала взгляда от экрана. Лицо её было каменным, почти отрешённым. Внутри — холод, смешанный с бешеной пульсацией в животе.

На экране — затемнение, закадровый голос врача:

— Пострадавшая не помнит лица преступника. По её словам, незадолго до нападения она почувствовала укол в шею, после чего наступило странное состояние: лёгкость, податливость, ощущение безопасности. Всё происходящее ей казалось «правильным», «естественным». А затем — полный провал в памяти. Она очнулась уже после…

В кадре — размытая фигура девушки на больничной койке. Плечи дрожат. Плед скомкан. Видны следы паники, ужаса. Только затылок. Только чужая кожа и чувство, что смотришь туда, куда нельзя.

Репортёр продолжает:

— Это первый случай, когда жертва помнит хоть какие-то подробности. Полиция придаёт большое значение её показаниям. Следствие предполагает, что преступник использует вещества, отключающие волю и блокирующие память. Детали не раскрываются.

Экран погас.

— Блядь… — только и выдохнула Камилла.

— Это значит, он может выбрать кого угодно, — тихо сказала Алиса. — И никто даже не поймёт, когда. Ни следа. Только метка.

— Он не кого угодно выбирает, — жёстко бросила Эми. — Он выбирает тех, кто открывается. Кто не прячется. Кто делает желание публичным.

Все молчали.

Рамиль медленно проговорил:

— Лиса вела Flira. Писала тексты о границах, о том, как важно быть собой. Последнее видео было про страх и возбуждение. Очень похоже на твою линию.

Олег кивнул. Глухо.

— Это предупреждение.

Эми подошла к монитору. Наклонилась. На паузе — застывшее лицо врача, говорящего про «правильное» состояние, про то, как жертва не сопротивлялась, потому что ей казалось, что всё так и должно быть.

Она выпрямилась.

— Он не просто насильник. Он — режиссёр. Он пишет сценарии, где ты — соглашаешься. Где ты не кричишь, а принимаешь. И где потом тебе остаётся только жечь стыдом своё имя.

Часть 6: Пост

Эми долго смотрела в экран. Сначала хотела ничего не писать. Просто молчать, работать, сделать вид, что это не касается её. Но после новостей о Лисе — невозможно было делать вид, что всё по-прежнему. Она не хотела хайпа. Не хотела превращать чужую боль в контент. Но и промолчать — значило предать то, чем они с Лисой делились: голосом, телом, правом быть услышанной.

Она открыла Flira и начала набирать. Медленно. Без позы.

Я не знаю, как правильно говорить в такие моменты. Но я рада, что Лису Найт нашли живой.

Я помню её тексты. Помню голос. Помню, как она рассказывала о теле как о пространстве свободы.

И мне страшно — потому что именно за это её пытались сломать.

Я хочу, чтобы каждая из нас знала: даже если кто-то пытается превратить твоё желание в обвинение — ты всё равно имеешь право на него.

На возбуждение. На голос. На выбор.

Лисе — силы. А нам — тишины внутри. Хотя бы на день. Без страха.

Пост вышел без прикреплённых фото. Только чёрный фон и белый текст.

Спустя час — почти 4000 комментариев. Женщины благодарили. Писали:

«Спасибо, что сказала это»

,

«Я тоже боюсь, но теперь не стыжусь»

,

«Ты сильная, но мягкая — в этом твоя сила».

Мужчин было меньше. Среди них — обычные фразы, и парочка мерзких. Но один комментарий — остановил её дыхание.

Без имени. Без фото. Профиль без подписок.

"Она помнит запах своего тела. Но не свое лицо. Это будет иначе с тобой."

Эми перечитала. Сердце стукнуло сильнее. Она нажала на профиль.

Пусто. Только дата регистрации: вчера. В описании — одна строчка:

"Разврат — не всегда выбор."

Она закрыла телефон. Положила на стол. Села на пол, обняв колени.

Всё было сказано мягко. Без вызова. Без провокации.

Но он уже услышал.

Глава 6. Пауза перед штормом

Часть 1: Воздух большого города

Летний рассвет застал Эми на крыше высотки. Город внизу гудел приглушённо, как усталый зверь после долгой охоты. Машины ползли по шоссе, огни тускнели, уступая солнцу, которое разливало медовый блеск по стёклам небоскрёбов. Воздух пах разогретым асфальтом, первыми булочными, влажными вентиляционными шахтами и чем-то неуловимо сексуальным — ожиданием. Она знала этот запах. Он рождался только тогда, когда тело просыпалось раньше головы.

На ней была только тонкая белая рубашка, без белья. Она не надевала её, а обернула наспех, как шелковое прикрытие для приличий. Подол прилип к животу от жары, грудь едва угадывалась под тканью, соски затвердевали от лёгкого ветра, проходившего между бетонными выступами крыши. Камера стояла напротив — включённая, ждущая, послушная.

— Пять утренних запахов, которые будят желание, — прошептала Эми, глядя прямо в объектив.

Она провела пальцами по ключицам, замедлилась в ложбинке между грудей. Голос был чуть охрипшим, будто она не спала всю ночь — и это возбуждало сильнее, чем крик.

— Первый... запах кожи, когда просыпаешься после секса. Горячей, влажной, с привкусом соли и мускуса. — Её рука медленно опустилась на живот, задержалась у лобка. — Второй... запах кофейного пара, который скользит по шее, когда кто-то целует тебя сзади.

Она облизнула губы. Пальцы тронули внутреннюю сторону бедра. Рубашка распахнулась чуть сильнее, обнажая мягкий изгиб груди, лёгкую тень соска, которую подхватило утреннее солнце.

— Третий... запах железа на кончиках пальцев. От того, как ты вцеплялась в простыню. — Она усмехнулась. — Или в волосы.

Комментарии начали появляться мгновенно. «Я чувствую это», «Мурашки», «Ты богиня утра». Алиса в студии записывала таймкоды вдохов и шорохов — в этих паузах было больше смысла, чем в длинных монологах.

— Четвёртый... когда между ног всё ещё влажно, а ты сидишь у окна, как будто это просто утро. — Эми провела рукой по внутренней части бедра, не скрываясь от камеры. Движение было медленным, мягким, но с подтекстом: она знала, что делает, и знала, что это видят.

— И пятый... запах страха, который превращается в возбуждение. Когда ты не знаешь, кто наблюдает, но не боишься.

Она подняла глаза в объектив, рубашка окончательно сползла с плеч. Тело было изящно освещено утренним светом: грудь полуприкрыта волосами, живот дрожал от дыхания, кожа блестела — не потная, а живая, как у женщины, только что пережившей оргазм.

— Ты ведь сейчас дышишь быстрее, да? — прошептала она, глядя прямо в камеру.

А потом выключила запись.

Ещё несколько минут она просто стояла, чувствуя ветер между ног — тонкий, влажный, летний. Она медленно натянула трусики — чёрные, тонкие, кружевные — и завязала рубашку узлом под грудью. На лице — ни улыбки, ни маски. Только ровное, уверенное дыхание.

Спускаясь вниз по пожарной лестнице, она чувствовала: тело снова принадлежит ей. Не маньяку. Не камере. Не подписчику. А ей.

Пока.

Спустя час видео было в трендах Flira. Тысячи комментариев от женщин: «Ты дала мне право на себя», «Я не стесняюсь больше просыпаться голой», «Я тоже теперь снимаю с себя страх, как рубашку». И почти не было мужчин. Ни одного — с угрозой, с пошлостью, с издёвкой. Они будто исчезли. Или притворились мертвыми.

Рамиль зашёл в студию позже обычного. Улыбался так, как улыбаются те, кто долго не верил в удачу, но теперь не может её отрицать.

— У нас сейчас пик. Без мата, без сосков, без крика. Только ты. Только дыхание. — Он показал график вовлечённости, и даже Алиса оторвалась от планшета.

— Тогда пора сделать новый цикл, — сказала Эми и потянулась, показывая полоску живота. — Назовём его… «Женщина до прикосновения».

Но внутри у неё шевельнулось другое название. Глухое, дрожащее. Оно ещё не рождалось вслух, но уже пряталось где-то в районе копчика.

"Возбуждение без причины."

Как предчувствие. Или как утро, где в воздухе всё ещё остался чей-то запах.

Часть 2: Сахар и мята

К полудню жара сгущалась, как сироп, а в воздухе висел приторный аромат растаявшего мороженого, ванили и чего-то обещающего. Эми вошла в небольшую частную кондитерскую, где пахло, как в дорогом детстве: мята, жжёный сахар, апельсиновые цукаты. Навстречу вышла Марта — одна из её старых подписчиц, ставшая шеф-кондитером. Высокая, с короткими ногтями и руками, вечно в муке. Эми нравились такие — настоящие, грубоватые, без пафоса.

— Ты готова к самой липкой съёмке в своей жизни? — усмехнулась Марта, застёгивая фартук.

— Я всегда готова к чему-то липкому, — ответила Эми с полуулыбкой и разложила технику на столе.

Формат назывался «Умбиликус вкуса» — полуигровое кулинарное шоу, где тело было не просто инструментом, а ингредиентом. Сегодня тема: «Губы и грудь — как вкусовые рецепторы». Звучало дерзко, почти вызывающе, но концепция была проста — они лепили леденцы в форме губ, сосков, языков, и параллельно обсуждали, почему телесное и сладкое — это не стыд, а радость.

Тёплый карамельный сироп в кастрюле бурлил, испуская едва слышный треск. Эми стояла у плиты в короткой майке и с голыми руками, закатав джинсы до колен. На ней не было лифчика, и под мягкой тканью грудь двигалась в такт её дыханию.

— Осторожно, — сказала Марта, подливая сироп в формочки. —Это может обжечь, но если медленно… — она не договорила.

Эми взяла деревянную ложку, провела её по краю формы, потом подняла — карамель стекала тонкой нитью, тянулась, как слюна с губ, и она провела кончиком пальца по капле.

— Обожаю, когда горячее прилипает к коже. Главное — не отдёргивать. Тогда вкус раскрывается до конца.

Палец блестел золотом. Она медленно, вызывающе подняла его ко рту и слизнула. Не играя. Не торопясь. Словно это был последний сладкий вкус в мире. Камера выхватила каждый миллиметр движения — от раскрытия губ до мягкого всасывания.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Чистая мята, — выдохнула она. — И немного боли. Но в этом вся суть.

Марта работала молча, но украдкой посматривала на Эми, словно та была не соведущей, а частью рецепта.

Когда они начали лепить леденцы в форме губ и сосков, Эми нарочно вдавливала пальцы глубже в массу, играя текстурой. Её ладони блестели, прилипали к поверхности, и в какой-то момент она провела ими по внутренней стороне руки — оставив тянущиеся следы.

— Мы привыкли, что сладкое — это про рот, — сказала она в камеру. — Но разве пирожное не заслуживают такой же нежности? Разве это — не идеальное место для капли мёда?

Олег в монтажке смотрел без звука. Ему не нужен был текст — он видел главное: не пошлость, а разрешение. То, как Эми позволяла себе быть медленно заляпанной, сладкой, обволакивающей. Без фильтра. Без защиты.

Формочка с грудью не задалась с первого раза — один сосок получился смазанной, и Эми засмеялась, потом медленно провела по ней пальцем и, не раздумывая, положила в рот. Камера дала крупный план: она жевала медленно, в уголках рта блестел сахар, и с каждым движением челюсти было слышно хруст.

— Я всегда любила, когда сладость не заканчивается за один укус, — прошептала она. — Когда нужно разжёвывать, терпеть, чувствовать.

В конце выпуска они устроили «слепую дегустацию» — Эми закрыла глаза, а Марта давала ей на язык леденцы. Один был с чили, другой — с лавандой, третий — с имбирём. Эми угадывала вкус, реагировала телом: от леденцов у неё дрожали пальцы, мышцы живота сокращались в микросудорогах, а язык двигался жадно, как будто в нём было больше желания, чем слов.

Самым последним оказался леденец с мятой и ромом. Он обжёг ей небо, и в тот же миг тело отреагировало — соски напряглись, и она, не стесняясь, провела ладонями по груди поверх майки.

— Этот… — выдохнула она. — Этот как поцелуй на лестничной клетке. Когда знаешь, что тебя могут услышать. Но не хочешь останавливаться.

Звук её голоса дрожал, как застывающий сироп.

Комментарии под эфиром взрывались. И впервые женщины писали больше мужчин:

«Хочу так же ощущать».

«Ты напомнила, как вкусно быть телом».

«Сахар больше не стыд».

Мужчины молчали. Либо стыдились возбуждения, либо просто не знали, что сказать.

В финале Эми подняла палец — большой, блестящий от остатков карамели. Камера приблизила. Она медленно, вызывающе, с глухим стоном провела им по губам… и облизала.

— Никто не запрещал вам быть сладкими. Даже вы сами.

Олег остановил просмотр. Сжал губы. Закрыл ноутбук.

Он не знал, чего в нём сейчас больше: уважения или желания.

Часть 3: Ритм на двоих

Вечер наступил как-то незаметно: в городе зажглись фонари, воздух стал плотным, как звуковая волна, а в закрытом чате Flira всплыло новое сообщение. Отправитель — Нико. Она знала его давно — контент-продюсер музыкального фестиваля, подписан молча уже два года. Ни флирта, ни пошлостей. Только редкие, идеально выверенные отзывы на её эфиры. Он писал как мужчина, который умеет читать тело между строк.

«У тебя точное чувство ритма. Особенно в тишине. Проверим, насколько мы синхронизированы?»

Эми улыбнулась. Ответа не требовалось. Через час они уже сидели в маленьком баре на окраине — с кирпичными стенами, низким потолком и винилом, играющим через усилитель. Нико оказался выше, чем на аватарке. Сильное тело под чёрной рубашкой, ладони с длинными пальцами, лёгкая небритость и запах — морской ветер и можжевельник, с тонкой нотой мускуса.

— Я думал, ты будешь играть, — сказал он, рассматривая её профиль в полумраке.

— Я не играю. Я настраиваю, — ответила Эми и провела пальцем по краю бокала.

Они говорили о ритме. Он — о бас-лайнах и тишине между ударами, она — о пульсации внизу живота, когда дыхание совпадает с музыкой. Разговор шёл, как джазовая импровизация: с намёками, поворотами, смехом.

Когда он предложил «проверить теорию синхронизации» у него дома, Эми не притворялась недоступной.

Его квартира была на последнем этаже. Потолки — высокие. Свет — только из колонок: мягкие розовые и синие всполохи, реагирующие на звук. Она вошла первой, сбросила каблуки и огляделась — комната была почти пуста, только колонка, диван и виниловый проигрыватель. На полу — пушистый ковёр.

— Музыка? — спросил он.

— Тело, — ответила она и включила медленный трек с глубоким, жирным басом.

Эми встала в центре комнаты. Потянулась. Медленно расстегнула жакет. Под ним — чёрное бельё: прозрачный лиф с полосками, трусики с вырезами и плотные чулки.

Она двигалась медленно. Как будто бас был её позвоночником.

Сначала — круги бёдрами.

Потом — плечи.

Затем она опустила руки вниз, провела по внутренней стороне бёдер, выгнулась.

Нико молчал. Только наблюдал, вжавшись в кресло.

— Ты ведь слышишь, — шептала она, двигаясь к нему, — что я танцую тебе, не для себя. Не для камеры.

Она встала перед ним, поставила каблуки по обе стороны от его ног, медленно опустилась, положив руки ему на грудь. Музыка гудела внизу живота.

— Сними меня… как хочется тебе.

Он потянулся, медленно расстегнул лиф. Соски напряглись, встречая прохладный воздух. Она прикусила губу и провела грудью по его щеке. Его руки сжались на её бёдрах.

— Всё ещё про ритм? — хрипло спросил он.

— Про импровизацию, — ответила она, садясь к нему на колени.

Он поцеловал её резко, почти грубо, но она не отстранилась. Они царапали друг друга дыханием, не телом. Только потом — руки: его пальцы прошлись под поясом трусиков, заскользили по влажной коже.

— Хочешь узнать, когда я с тобой синхронизируюсь? — выдохнула Эми.

— Уже.

— Нет. Когда кончу. В том же ритме, в каком ты войдёшь.

Она сползла с него, встала на четвереньки перед диваном, не оглядываясь. Он встал сзади, скинул одежду быстро, как будто она мешала дышать. Его тело было жёстким, тёплым, пахло потом и пряностями.

Он вошёл в неё резко, но не грубо. Движения были в темпе баса.

Внутри — жарко, тесно.

Он держал её за талию, пальцы вжимались в кожу.

Она стонала, сдержанно, низко, как будто проглатывала звуки.

Музыка усиливалась. Он ускорился.

— Не сбивайся, — прошептала она. — Мы почти совпали.

Он наклонился, укусил её за лопатку. Она кончила резко — тело выгнулось, как будто электрический ток ударил отнутри. Через секунду он зарычал и вжал её сильнее, заполняя до конца.

Они упали вместе на ковёр, вспотевшие, запыхавшиеся, но… ровно дышащие. В унисон.

— Теперь ты знаешь, — выдохнула она. — Ритм тела — не в музыке. В нас.

Он ничего не ответил. Только положил руку ей на живот.

Там всё ещё вибрировал бас.

И она поняла: впервые за долгое время её тело звучит. Не фонит. Не скулит. А поёт.

Часть 4: Контент-детокс для команды

— Мы берём паузу, — сказала Алиса, подкинув планшет на ладони. — Неделю. Полный детокс. Только монтаж и сборник "Молчание возбуждает сильнее". Без новых съёмок. Без прямых. Без сторис.

Она улыбалась, но глаза были усталыми. Не выгоревшими — натянутыми, как струна, что вот-вот лопнет. Эми кивнула, чуть задержав дыхание.

— Ты уверена? — тихо спросила она.

— Твой голос — это кислород, — ответила Алиса. — Но кислород тоже можно передозировать. Пусть тело отдохнёт от рта.

Камилла, сияя, собрала вещи и уехала в горы. Её чемодан звякнул на ступеньках, как звонок о перемене. Олег отправился в провинцию, к родителям — отрываться от экранов, варить компоты и чинить антенны. Рамиль остался, но закопался в чёрные скрипты, как в капсулу: строчки кода, формулы трафика, графики конверсий — его способ сбежать от реальности.

К полудню студия опустела. Пространство, ещё утром бурлившее жизнью, стало слишком правильным. Слишком стерильным. В воздухе висел запах протёртых поверхностей, канцелярского клея и пыли на линзах.

На стене висела доска со стикерами: жёлтые, как мёд, чуть закрученные от жары. Там были надписи:

«Сцена на полу в тишине»

«Латекс + шелест листвы»

«Голос шёпотом через простыню»

Мечты. И амбиции.

Эми не стала их срывать. Она подошла к столу, взяла камеру — старую, надёжную, с объективом 35 мм. Не для Flira. Не для контента. А для себя. Без сценария. Без света. Только кожа, свет и тени.

Она пообещала себе снимать простые вещи: как танцует собственное отражение на стене, как капли дождя ползут по окну, как рука сжимает подушку, не зная зачем.

Вечером она не включала свет. Только окно. Только дождь.

Он шёл ровно, как метроном. По подоконнику. По стеклу. По коже.

Эми сидела на полу в трусиках и майке, босая, с камерой на коленях. Подняла объектив, навела на себя. Сняла, как губы касаются колена. Как глаза не фокусируются. Как тело замирает, не дыша.

Впервые за много недель тишина

не грызла

.

Она не звучала, как угроза.

Не казалась паузой перед атакой.

Просто была.

Она заварила чай с мятой. Записала диктофонную заметку:

«Сегодня всё на паузе. Даже я.

Не снимаю. Не выкладываю. Просто ощущаю.

И, кажется, я всё ещё умею быть телом,

не превращённым в продукт».

Ночью она легла в постель одна. Ни рук. Ни экранов. Ни комментаторов.

И впервые не чувствовала, что кто-то смотрит.

Не думала о тенях за дверью.

Даже не проверила, закрыт ли балкон.

Покой был, как плотное одеяло. Тёплый. Слегка душный. Настоящий.

Эми уснула лицом к стене, с камерой на подушке рядом.

Во сне она видела только свет.

И ни одного кадра.

Часть 5: Маленькие праздники

Иногда счастье приходит тихо, босиком. Без вспышек. Без драм. Оно не требует новых постов, взрывов в статистике или резких движений. Оно просто начинает складываться из мелочей, как будто Вселенная решает: «Ты заслужила передышку».

Эми жила почти без графика. Без тяжёлых съёмок. Только лёгкие, спонтанные прямые эфиры: рецепты афродизиаков, где она нарезала инжир, облизывала пальцы, растирала специи между ладонями — медленно, как будто массировала чьё-то воображение. Она не строила из себя богиню. Просто была женщиной, которой вкусно самой с собой.

На рынке винтажных платьев она проводила часы, перебирая кружево и бархат, нюхая чужие истории. Продавцы уже знали её и хранили для неё «самое странное»: платье с вышитой грудью, туфли на платформе из 80-х, халат, в который когда-то, по слухам, завернули актрису перед абортом. Эми всё это трогала, примеряла, смеялась.

Вечером она шлялась по улицам. Иногда встречала незнакомцев — чаще мужчин за сорок, с хорошими голосами и тревожными глазами. Говорили о книгах 70-х. О Ротах и Буковски, о Бёлле и сексуальности, спрятанной между строчек. Один из них сказал:

— Ты похожа на женщину, которую читаешь, даже когда она молчит.

Эми улыбнулась и не взяла его номер.

Фолловеры привыкли к новому ритму. Ролики стали мягче, сторис — медленнее. Но вовлечённость не падала. Напротив — письма стали длиннее. Женщины писали:

«Ты впервые показала, что можно просто быть. Не возбуждать. Не удовлетворять. А быть».

«Я чувствую, как ты дышишь. Это как будто я тоже умею».

Олег из деревни присылал короткие видео. Его племянник — пухлощёкий мальчик лет пяти — смеялся, слушая записи дыхательных практик Эми. В одном видео он повторял за ней:

— Вдох... держим... выдох... и... пук!

Эми смеялась вслух. Она даже сохранила это видео в «избранное». Странно, но было в этом что-то правильное.

Алиса вернулась из отпуска — загорелая, с веснушками, пахнущая солнцезащитным кремом. Они встретились в кафе без камер, ели клубнику, пили белое сухое.

— У меня идея, — сказала Алиса, жмурясь. — Новый цикл. Называется "Воздержание как возбуждение". Сюжеты — только ожидание. Только тело, которое не даёт.

Эми засмеялась. До слёз. Она даже уронила бокал, и клубника выкатилась на асфальт.

— Ты хочешь, чтобы я не кончала в эфире? — фыркнула она. — Это опаснее, чем порно.

— Именно. Пусть зрители дрочат на твоё «ещё нет».

Так родилась новая концепция: вожделение без финала. Вдох. Но без выдоха.

И никто не вспоминал о маньяке.

Ни одна новость.

Ни одного тревожного письма.

Никаких выжженных меток.

Слово «Развратница» исчезло. Будто его никогда не было. Будто кошмары были только частью бренда, а не её ночей.

Тело Эми перестало вздрагивать от каждого щелчка двери.

Стены студии снова пахли светом.

Сон стал глубоким, как горячая ванна.

И даже если что-то подспудное шевелилось — оно затаилось.

И давало ей время пожить.

Пусть и маленькими праздниками.

Но в своём ритме.

Часть 6: Шорохи за кадром

Эми проснулась резко, будто кто-то выдернул её из сна за волосы. Часы показывали 04:07. В комнате было темно, но не совсем — свет фонаря с улицы просачивался сквозь щели в шторах, превращая потолок в серо-молочное пятно. Тишина стояла плотная, но внутри неё — что-то звучало.

Глухой хлопок — как будто металлическая дверь ударилась о стену. Не резко. Без паники. Просто звук, который не должен был случиться ночью.

Эми встала. Босиком прошла по холодному полу. Пальцы ног сжались от неожиданного напряжения. На кухне — темно. В окне — пустой мокрый двор. Свет отражался в лужах, как в зрачках. Ни движения. Ни одного силуэта. Только дрожащие тени от качающегося фонаря.

Телефон на столе мигнул. Уведомление:

«Ваша посылка доставлена. Курьер оставил у двери».

Эми нахмурилась. Она ничего не заказывала. Никому не давала адрес. Не в последние недели.

Дверь в коридор — тяжёлая, с двойным замком. Но она открылась без усилия. Свет изнутри вылил на пол квадрат жёлтого тепла, и в нём — коробка. Простая, белая, из-под обуви. Без логотипов.

Она наклонилась. Стук сердца совпал с треском позвоночника.

Внутри — тюльпан. Молочно-белый. Идеально гладкий. Стебель срезан под углом. Цветок был завернут в газету. Бумага серая, промокшая. Ни логотипа, ни даты. Только напечатанные строчки о погоде в Риме.

И короткая записка, вырезанная из другого листа, аккуратно вложенная в бутон:

«Твои редкие паузы готовят вкуснее, чем твои слова.»

Ни подписи. Ни смайликов. Ни угроз. Но каждая буква будто шевелилась.

Эми не закричала. Не отшатнулась. Она просто вдохнула. Цветок пах нежно. Сливочно. Как грудь, только что вытертая молоком.

Её руки дрожали, но не от страха — от злости. На себя. На память. На то, что ей снова что-то напоминают.

Она занесла тюльпан внутрь. Поставила в стакан с водой. Переоделась в рубашку. Зашла в спальню. Села на кровать. Взяла диктофон.

Запись 04:19:

— Дыхание ровное. Вдох. Два счёта. Задержка. Выдох. Три счёта. Снова вдох.

Пауза.

— Это просто цветок. Просто кто-то с фантазией.

— Просто шорох.

— Просто память о том, что я не должна расслабляться.

Она выключила запись. Закрыла глаза. Села в позу лотоса. Ровно. Спокойно.

Но внутри неё уже ползли мурашки — не по коже. По воспоминаниям.

Через час она снова подошла к цветку. Он стоял тихо, чисто, как будто ни при чём. Ни огня. Ни выжженной надписи. Ни крови.

Но рядом с ним — на столе — тонкая дорожка пыльцы, которой не было раньше. Белая, как сахар. Или прах.

Эми медленно стёрла её пальцем. Провела по запястью. И вдруг поняла: она больше не уверена, что это просто флористическая игра.

В этом был ритуал.

В этом было наблюдение.

Не нападение. Пока.

Но он — где-то рядом.

Не в теле. Не в кадре.

За кадром.

И ей это больше не казалось прошлым. Это было прелюдией.

Глава 7. Сон с открытыми глазами

Часть 1: Возвращение к блеску

Новый сезон начался в гулком павильоне, где воздух пах резиной, потом и чем-то возбуждающе стерильным. Ярмарка фетиш-моды не пряталась за эвфемизмами — кожа, латекс, гипюр, металлизированная сетка, бондажные аксессуары и шлейки свисали с потолка, как обрядовые атрибуты нового культа.

Свет софитов отражался от глянцевых поверхностей, превращая каждую ткань в блеск пота. Всё дышало телесностью — не навязчивой, не агрессивной, а ждущей, готовой быть прочитанной пальцами.

Эми шла по рядам в длинном чёрном плаще, надетом на голое тело. Камера в руке включена, голос диктофона уже записывал:

— «Ткани, которые шепчут». Выпуск первый. Текстура как прелюдия.

Она не торопилась. Позволяла себе останавливаться, проводить пальцами по шипам, замкам, молниям, кожаным кольцам. Закрывала глаза. Шептала:

— Латекс пахнет страхом и разогретым сахаром. Как будто кто-то поджёг карамель и решил, что боль — это форма десерта.

Рядом проходили модели — андрогинные, высокие, с выбритыми висками и украшениями в самых неожиданных местах. Кто-то смотрел на неё в упор. Кто-то — словно молился.

Музыка была низкая, техно с тяжёлым басом. Звук бил не в уши, а в живот. Он как будто заранее готовил мышцы к чему-то интимному. Эми двигалась в ритме, чуть расстегнув плащ у горла — так, чтобы виднелась ключица, влажная от жары.

Пол под ногами блестел, как залитый машинным маслом. Каблуки цокали медленно, гулко. На секунду всё вокруг стало похоже на ритуальный проход.

Именно в этот момент к ней подошла женщина.

Высокая, с кожей цвета горького шоколада и лицом, как будто вылепленным из мрамора. Серебряный пирсинг сверкал в носу и на ключице, глаза — холодные, но завораживающие. Владелица бренда.

— Ты не просто снимаешь, — сказала она на французском. — Ты касаешься. Я хочу, чтобы ты примерила кое-что. Для VIP-контента. Вещь, которую никто не надевал.

— Ты умеешь продавать интригу, — ответила Эми на том же языке. — Покажи.

Их провели в закрытую зону за кулисами. Там было темнее, прохладнее. Пространство напоминало церковь, превращённую в гримёрку: высокие зеркала, бархатные занавеси, манекены в масках.

На одном манекене висел корсет. Тёмно-бордовый латекс. Плотный, как броня. Стянутый на спине девятью ремнями. Он блестел, как натянутый язык.

Ассистентка — молчаливая японка с тонкими запястьями — подошла ближе, помогая снять плащ.

Эми осталась в чёрных трусиках и чулках. Без бюстгальтера. В комнате было холодно, соски напряглись от воздуха и возбуждения. Она не отводила глаз от зеркала, пока ассистентка застёгивала ремень за ремнём. Каждый щелчок — как плеть по коже.

— Дыши животом, — прошептала женщина. — Этот корсет усиливает голос, но забирает контроль.

Когда последний ремень защёлкнулся, Эми вдохнула — и поняла, что теперь каждое движение будет медленным. Но в этом была власть. В этом было… соблазнение через ограничение.

Камера снова включена. Она поворачивалась перед зеркалом, трогала свои бёдра сквозь латекс, прогибалась, чтобы показать, как материал ложится в складки спины.

— Ты не носишь его, — шептала она. — Ты становишься его содержимым. Он не украшает. Он требует.

Запись уже шла в прямой эфир для закрытых подписчиков.

Комментарии взрывались:

«Это гипноз»

«Я ощущаю плотность даже через экран»

«Скажи, как пахнет внутри»

Она провела рукой по груди, по шву, вдоль ребра.

— Пахнет… кожей, маслом и последним выдохом человека, которого ты удерживаешь в себе.

В какой-то момент она остановилась. Смотрела в зеркало, и не узнавала отражение. Оно было слишком цельным. Слишком неуязвимым.

— Маньячные тени? — пробормотала она, выключая запись. — Плохой сериал. Неинтересный. Снят без ритма.

И она шагнула обратно в свет павильона. Плотно затянутая, блестящая, дышащая реже — но, наконец, живущая.

Возвращение состоялось.

Не к камере.

К коже.

К блеску.

К себе.

Часть 2: Кожа говорит громче

Подиум был низким, почти вровень с полом, но от этого казался опаснее. Свет бил по центру, будто туда вызывали не модель, а ведьму на исповедь. В зале — десятки глаз, но Эми чувствовала их как один:

наблюдающий, оценивающий, возбуждённый

.

На ней был тот самый латексный корсет — туго затянутый, глянцевый, будто натянут на тело слой тишины. Под ним — ничего, кроме чёрных трусиков с тонкими ремешками. Бёдра блестели от масла, грудь вздымалась высоко, ограниченная, подчёркнутая.

Её каблуки — на тонких шпильках, с кожаными ремнями вокруг щиколоток. Шаги были замедленными. Вся она — как сцена, поставленная на медленное перематывание.

Микрофон не давили в руку — его прикололи к груди, чуть ниже ключицы. Она подошла в центр света. Зал затаил дыхание. Даже музыка стихла, оставив только низкий вибрационный бас, как возбуждённое горло перед стонами.

Эми подняла глаза, провела рукой по своей талии — от линии ребра до бедра. Пауза.

— Что такое БДСМ? — её голос разнёсся хрипло, влажно, с лёгкой усмешкой. — Это не про боль. Не про власть. Не про верёвки.

Она провела пальцем по ребру корсета, медленно, как будто ласкала остриё ножа.

— Это про… внимание. Про желание быть внутри чьей-то воли. Про то, чтобы отдаться настолько полностью, что твоё

“нет”

— станет его

“ещё”

.

Публика молчала. Кто-то замер, не отрывая глаз от её груди. Кто-то — уже держал руку на бёдре, в кармане, будто стыдливо сдерживал себя.

— Это не игра, — продолжила она. — Это ритуал. Как причастие. Только вместо вина — слюна, пот, сперма и капли, стекающие по внутренней стороне бедра.

Голос стал тише. Почти шепотом.

— Вы хотите услышать, как звучит подчинение? Вот оно.

Она встала на одно колено, выгнула спину, и микрофон уловил её

вдох

— глубокий, дрожащий, как будто перед тем, как в неё входят.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— А это — крик, который никто не слышит. Потому что ты сама попросила. Потому что ты дала ключ, а потом — встала на цепь.

Она поднялась. Плавно. Без слов. Повернулась спиной к залу. Подняла волосы вверх, оголив шею.

— На мне нет ошейника. Но если ты сейчас подойдёшь — я позволю.

Где-то на последних рядах кто-то выдохнул — громко. Воздух в зале стал густым, как сперма на губах после долгого ожидания.

— Я не играю в грязь. Я — само совершенство. Отфильтрованная, отпаренная, упакованная. Но всё ещё — липкая.

Она медленно, почти развратно провела рукой между грудей, пальцы скользнули вниз — по животу, по низу живота, остановились у ремешка.

— Когда ты даёшь себя — не ради любви, не ради флирта, а ради власти… ты становишься больше, чем телом. Ты — механизм. Платформа. Служение.

Она облизнула губу, оставив на ней след масла. Камера щёлкнула — кто-то снимал.

— Мне не нужен хлыст, чтобы управлять. Мне достаточно сказать:

встань на колени и молчи, пока я тебя не замечу.

Её голос дрожал не от волнения. От возбуждения. И это возбуждение было настоящим.

— В БДСМ нет феминизма. Нет демократии. Есть только тело.

— Твоё. Моё. Прижатое к полу. Распятое на стуле. С закрытым ртом, но с открытой плотью.

Она развернулась к залу. Лицо блестело. Взгляд — острый, как нож.

— Я не ваша фантазия. Я — ваша инструкция.

И с этими словами медленно спустилась с подиума. Ни аплодисментов. Ни музыки. Только тяжёлое, влажное дыхание зала, которое догоняло её до самых закулисных коридоров.

Позади неё осталась тишина, в которой всё уже случилось.

А на телефоне начала расти новая волна подписчиков.

Название нового эфира уже писалось в голове:

«Служи красиво».

Часть 3: Встреча без сценария

Поздно ночью, когда липкий день наконец отпустил, Эми спустилась в лобби отеля barefoot — без макияжа, без белья, в свободной рубашке и пальто, пахнущем улицей. Её волосы были влажными от душа, а тело — чуть распаренным, будто готовым ко всему. В кресле у входа сидел мужчина: британец, как она поняла сразу. Озарной взгляд, чуть обветренная кожа, грубые ладони и камера Leica в руках.

— Хочу снять тебя в свете одного фонаря, — сказал он вместо приветствия. Голос у него был низким, будто бас, впитавший виски.

Она не спросила имени. Он не стал притворяться романтиком. Через пятнадцать минут они уже сидели в такси, где молчали, но дышали одинаково — в живот. Водитель смотрел вперёд, а Эми чувствовала, как в ней просыпается то самое: не возбуждение, не азарт — вкус момента, который ничем не испорчен.

Скейт-парк оказался пуст, зарос травой, но фонарь действительно был один — тусклый, оранжевый, как гниющее солнце. Он мигал, будто подмигивал.

Сэм поставил камеру на штатив, а Эми сбросила туфли. Осталась босиком, в коротком пальто, под которым не было ничего. Подняла руки, закрутилась — тело рисовало спираль в воздухе. Танец не был для него. И даже не для камеры. Он был —

для себя

, для кожи, которая хотела быть увиденной.

— Пальто — лишнее, — шепнул Сэм, подойдя ближе. Его рука не дотронулась — просто висела в воздухе рядом.

Эми расстегнула ремешок. Пальто упало у её ног. Свет фонаря залил её, как жидкое золото. Тень от груди падала на живот. Бёдра блестели, кожа покрылась мурашками.

— Не двигайся, — прохрипел он и нажал кнопку спуска.

Фотосессия началась. Она стояла, как статуя. Потом двигалась, плавно, хищно. Приседала, прогибалась, выгибала спину так, что соски смотрели в небо. Он снимал в молчании. Только затвор щёлкал — звук возбуждающий, словно чьи-то шаги в спальне.

Потом она подошла ближе. Дотронулась до камеры, потом до его лица. Её ладони были горячими. Он поцеловал её быстро, словно боялся, что остановится. Рот Эми раскрывался медленно, жадно, как будто она давно не пила.

— Здесь и сейчас, — прошептала она и развернулась к контейнеру.

Он не стал тянуть. Поднял её, усадил на край. Дерево было холодным, шершавым. Она раздвинула ноги сама — без стыда, без позы. Он опустился на колени, провёл языком от внутренней стороны бедра до самого центра. Язык скользил, тёплый, влажный. Она выгнулась, пальцы сжались в волосы у него на затылке.

— Глубже, — выдохнула она.

Он подчинился. Язык вошёл в неё медленно, кругами, дразня, пробуя на вкус. Она сжалась, выдохнула резко, и сама потянула его за волосы наверх. Теперь — внутрь.

Он вошёл резко. Без прелюдий. Так, как будто она ждала только этого. Дерево под ней заскрипело, её грудь поднималась вверх, соски напряглись. Он держал её за талию, двигался глубоко, без слов.

Эми положила руку на рот — чтобы не закричать. Пальцы дрожали, тело билось в ритме вспышек. Сэм включил авто-съёмку — кадры щёлкали, ловя момент, когда её волосы раскидывались, когда пальцы вцеплялись в край контейнера, когда она выгибалась, открывая себя целиком.

— Говори, — прошептал он, — скажи, что хочешь.

— Держи… не отпускай… трахай меня, как будто я — кадр, который исчезнет…

Он ускорился. Тело Эми дергалось в его руках, как электрический провод. Оргазм пришёл резко — вместе с очередной вспышкой. Она закричала в его плечо. Он — выдохнул ей в ухо и отпустил себя внутрь.

Они остались так — переплетённые, тяжело дыша. Камера продолжала снимать. Фонарь мигнул, как будто устал.

Она медленно слезла, натянула пальто на голое тело. Под ним она дрожала, но не от холода. От послевкусия.

— Без драм, — сказала она, глядя ему в глаза. — Без подписок.

— Только кадры, — ответил он.

И засмеялся. Тихо. Усталый смех мужчины, который знает: в эту ночь ему повезло больше, чем он рассчитывал.

Скейт-парк опустел, но в кадре осталось главное: живое тело, которое не нуждается в сценарии, чтобы быть настоящим.

Часть 4: Домой к экранам

Студия встретила её как старый любовник— с терпким запахом ламп, прогретых линз и пыли, в которой застряли сотни часов дыхания. Свет был рассеянным, мягким, будто воздух сам знал, кого ждал. Эми разулась прямо у порога и прошла по деревянному полу босиком — ступни липли к лакированной поверхности, будто она возвращалась в собственную шкуру.

На фоне негромко играла техно-композиция — без слов, только ритм, будто сердцебиение в вакууме. Олег сидел у монтажного стола, загорелый, с глазами, в которых снова появилась концентрация. Он кивнул коротко, не вставая. Его руки двигались по панели, как будто гладили пленку — осторожно, с уважением. На экране мелькало название проекта: «Фетиш без страха».

— Ты всё-таки сняла его, — тихо сказал он, не отрываясь от таймлинии.

— Я сняла себя, — ответила она, облокотившись о дверной косяк.

В монтажной пахло кофе, сгоревшей пылью и чем-то тёплым — возможно, прошлым. Эми прошла мимо, заглянула в соседнюю комнату, где Камилла листала лук-бук. Девушка замерла на одном развороте — там была Эми, смеющаяся, в корсете, освещённая сбоку, словно богиня. Корсет сверкал, как жидкий металл, а в глазах был не вызов, а удовольствие. Камилла зажала рот ладонью. Глаза наполнились слезами.

— Это не просто красиво, — прошептала она. — Это… как будто ты дала разрешение. Быть яркой. И не извиняться.

Эми присела рядом, взяла кадр, провела пальцем по изгибу своей талии.

— Это была я. Без сценария. Без защиты. — Она выдохнула. — Страшно, но не стыдно.

В этот момент в комнату влетела Алиса — в джинсах, майке, с кофе и айпадом. Она была взволнованной, как всегда, когда что-то придумала.

— Новая серия. Название: «Честная похоть». Суть — никаких фильтров, никакого цвета. Только один дубль, один свет, одна женщина.

— Только одна? — усмехнулась Эми.

— И одна правда, — отрезала Алиса. — Без фальши. Без театра. Только тело и голос. Даже прыщики не ретушируем.

Спор завязался мгновенно — Камилла за естественность, Рамиль, подключившийся по видеосвязи, предложил всё-таки оставить «лёгкую градацию тона», а Олег кивнул:

— Делайте. Но звук будет ключевым. Запишу на петличку, как дыхание. Без перезаписей. Как будто шепчет в ухо.

Они работали весь день: обсуждали, спорили, меняли ракурсы. Всё казалось настоящим, снова текучим, живым. Ужас трёхмесячной давности будто выветрился из стен, как неприятный запах после грозы. Комментарии под последними видео были тёплыми, цепкими: «Ты исцеляешь», «Теперь я знаю, где заканчивается чужое мнение и начинается моё тело».

Вечером, когда город начинал остывать, Эми осталась одна в комнате. Камера стояла напротив неё. Она включила стрим. Свет был только один — тёплый, мягкий, из-под потолка.

— Сегодня я хочу поговорить о границах удовольствия, — сказала она негромко. — Есть люди, которым нельзя прикасаться к животу. К стопам. К шее. И не потому, что там щекотно. А потому что это интимнее, чем вагина. Или рот. Потому что это — про доверие.

Она провела рукой по ключицам. Камера не дрожала.

— Когда я впервые испытала оргазм вслух — громко, без сдерживания — я подумала, что нарушаю закон. А потом поняла: я просто молилась. Только молилась телом.

Пауза. Дыхание. Тишина.

— Иногда оргазм — это единственный бог, которому ты действительно доверяешь.

В чате повисла секунда мёртвой тишины. А потом хлынули комментарии. Женщины писали, как стояли голыми у экрана, не отрываясь. Мужчины — почти не появлялись. Ни угроз, ни пассивной агрессии. Ни одного «развратница».

Покой казался настоящим.

Словно кто-то дал миру команду: «Пауза».

И мир послушался.

Пока.

Часть 5: Музыка и тефлон

Студия была пуста, но не молчалива — пахла химией, влажными тряпками и чем-то, что невозможно описать иначе, как «готовностью». Полы скользили, как стекло: воск и тефлоновое покрытие блестели под софитами, отражая свет полосами, будто туда пробралась сломанная радуга. Каждое движение пятки Эми оставляло на ламинате лёгкий потожировой след, исчезающий за секунду — как прикосновение к чужой спине.

Олег установил новую поворотную камеру — чёрную, глянцевую, как глаз дрона.

— Режим медленный. Будет следить за каждым движением, даже за морганием. Автофокус — как у порно-стримов, только умнее, — бросил он, проверяя стабилизацию.

Рамиль, наблюдавший подключение через Zoom, усмехнулся в камеру:

— Если зритель моргнёт, алгоритм подумает, что это live-sex. Реакция будет физическая. Мы не показываем секс, но даём телу почувствовать, что он возможен. Даже нужный.

Эми подняла бровь, смотря на технику:

— Ну, теперь каждая моя тень — не просто свет. Это приглашение.

Камилла тем временем варила латексные перчатки на кухне. Небольшая кастрюля булькала на плите. Эми подошла ближе, приподняла крышку — аромат талька, резины и чего-то химически сексуального ударил в нос.

— Слишком долго — и прилипнут, — сказала Камилла, сдувая пар. — Слишком быстро — потеряют форму.

— Как чужие обещания, — ответила Эми, зацепляя одну перчатку деревянными щипцами. — Надо вовремя вытаскивать.

В комнате пахло влажным латексом и дезинфекцией. Прямо как в больнице или в секс-студии — где между удовольствием и чистотой есть тонкая грань.

Из окон лился рассеянный, почти мокрый осенний свет. Он был нежным, сероватым, как одеяло после бессонной ночи. За стеклом виднелся город, спокойный, ровный, будто затихший. Машины скользили по лужам, люди прятались под зонтами. И всё казалось на месте.

— Город не пугает, — сказала Эми, опираясь на подоконник. — Пока ты не идёшь по его правилам. Пока ты держишь свет в себе.

Камилла кивнула, разливая раствор из кастрюли. Вся эта сцена выглядела абсурдно-сексуальной: две женщины, в резиновых перчатках, промывающие латекс, обсуждающие контроль и ускользание. Как будто сцена из фетиш-фильма в slow motion.

Алиса зашла позже, в капюшоне, с запотевшими очками.

— У нас есть шесть новых заявок на приватные эфиры, — сообщила она, — и два бренда белья готовы на коллаб. Один просит сцену "на грани" — чтобы дрожь была, но без сисек.

— Дрожь мы гарантируем, — хмыкнула Эми. — А сиськи — по вдохновению.

В студии снова шёл монтаж, обжигались чайники, стерилизовались игрушки, подготавливались текстуры: кожа, резина, бархат, пластик. Эми с командой не просто создавали кадры — они строили ощущения.

Весь день играл один и тот же плейлист: треки, где бас был, как чужое дыхание в затылке, а мелодия — как поцелуй без языка, но с напряжением. Музыка не давала расслабиться, но и не напрягала.

В какой-то момент Эми поймала себя на мысли:

Я хочу, чтобы это не кончалось.

Покой — это тоже зависимость.

Когда солнце ушло, а свет в студии стал искусственным, всё вокруг выглядело, как сцена театра, в котором не было зрителей. Только актрисы. И тишина.

Олег выключил камеры.

Рамиль попрощался из чата.

Алиса ушла в туалет с телефоном, чтобы написать кому-то, кто был «почти интимным».

Эми осталась одна.

Она надела только одну перчатку — чёрную, латексную, тёплую от варки.

Провела ей по шее, потом по груди.

— Не липнет, — шепнула она. — Всё правильно сварила.

Город за окном оставался тихим.

Студия — ровной.

А она — на месте.

Казалось, Вселенная подписала контракт на тишину.

Но в глубине души Эми знала:

любая тишина — это пауза, а не финал.

Часть 6: Собиратель вернулся

Вечером студия казалась странно тихой. Эми осталась одна — с кружкой кофе без сахара, залитым экраном ноутбука и пледом на коленях. На столе лежал планшет с новыми сторис, черновиками, отложенными записями дыхательных практик. Она смотрела их как чужая: без оценки, без восхищения, просто отслеживая ритм — где сердце ускоряется, где глаза блестят, где губы раскрываются не от слов, а от ощущения.

На видео с крыши она была в белой рубашке, с волосами, развевающимися на фоне солнца. В другом — облизывала карамель с пальца, медленно, с тёплым стоном. В третьем — сидела на контейнере с закушенной губой, пока вспышка ловила оргазм. Всё выглядело красиво. Честно. Жадно.

Но сейчас в этих кадрах что-то не давало покоя. Как будто… слишком красиво. Слишком гладко.

Эми нажала паузу и откинулась назад. Студия была пуста. Лишь мягкий гул холодильника и тихое гудение монитора. И в этой тишине она вдруг услышала, как открылась входная дверь.

Обернулась.

Рамиль.

Он вошёл быстро, но без спешки. Не сказал ни слова. На нём была тёмная толстовка, очки, лицо спокойное. Только пальцы дрожали. В руке — распечатка, скомканная, но аккуратная. Он положил её перед Эми.

— Только что обнаружил, — сказал он тихо. — Они не всплывали в общей выдаче. Скрыты. Пролезли через платные репосты.

Эми взглянула. Десять скриншотов комментариев. Разные посты. Разные даты. Разные аккаунты. Все фейковые: ноль подписчиков, пустые профили. Но один и тот же текст. Одно слово.

Развратница.

Внизу страницы стояло время последнего коммента — 22:09. То самое время, когда она выкладывала видео из скейт-парка.

Губы Эми дрогнули.

— Это точно не боты? — спросила она, хрипло.

— Нет. Ручная настройка. Разные IP. Вброшены в разное время, но с алгоритмом задержки. Кто-то ждал. И знал, когда ты выложишь.

Она провела пальцами по скриншотам. Слово «Развратница» напечатано то капсом, то строчными. Иногда с точкой. Иногда — без. Но в этом было что-то почти интимное. Как если бы кто-то дышал ей в затылок.

— Они не всплывали в уведомлениях, — прошептала Эми. — Почему я не видела?

— Потому что ты не должна была. Это не про крик. Это про контроль. Про метку.

В этот момент зазвонил телевизор — старый экран в углу студии, на который иногда выводили фоны для съёмок. Он был настроен на новостной канал, и Эми по привычке включила звук.

— …всё произошло в районе Южного вокзала. Девушка — двадцать шесть лет. В тяжёлом состоянии. Неизвестный напал поздно ночью. На шее — выжженная надпись. Цитата, по словам следователей, может быть связана с популярным блогом о сексуальности…

Эми застыла. Глаза впились в экран.

Ведущая продолжала:

— Слово, которое нашли на теле жертвы — "Развратница". Следствие возобновляет серию расследований по делу так называемого "Собирателя". Напомним, что последние три месяца новых жертв не было.

Рамиль молчал. Он уже знал. Просто смотрел на Эми.

— Он вернулся, — выдохнула она. — Чёрт. Он ждал.

На экране появилось размытое фото улицы, полицейская лента, желтая, как старая пижама.

Эми потянулась к своему телефону. Руки дрожали. Она хотела… нет, нуждалась — проверить все комменты. Стереть. Найти. Зацепиться. Но в душе она уже знала — поздно. Кто-то снова смотрит. И он не просто наблюдает.

Он ждёт.

Когда она снова захочет быть увиденной.

И в ту же секунду на её экран пришло новое уведомление:

«Ваш контент вдохновляет. Пожалуйста, продолжайте. Мы смотрим».

Без подписи. Без аватара. Только это.

Эми не отреагировала. Просто выключила свет.

И сидела в темноте.

Голая. Заметная.

Словно кто-то уже смотрит — через стекло. Через камеру. Через слово.

Развратница.

Она снова стала целью. Только теперь — не просто за откровенность.

А за то, что перестала бояться.

Глава 8. Шёпот под кожей

Часть 1: Нервный фокус

Утренний свет в офисе был белым и плоским, как больничное освещение. Эми сидела перед камерой, глядя в объектив, будто в чужие глаза. Камера мигнула, дернулась — и снова сфокусировалась не на её лице, а на шее. Это происходило уже третий раз. Сначала она подумала, что это просто баг, но теперь каждый сбой казался преднамеренным. Как будто техника знала, где нужно акцентировать внимание. Как будто она сама подсказывала.

— Камилла, проверь ещё раз настройки автофокуса, — голос Эми был ровным, но в нём чувствовалась сталь.

Камилла стояла рядом с монитором, жуя дольку яблока, и лениво кивнула. Она выглядела сонной, как будто всю ночь листала соц сети.

— Он цепляется за контраст. Шея у тебя белая, фон тёмный, вот и ловит, — пробормотала она, щёлкая мышкой. — Или просто твоя шея сексуальнее лица.

— Очень смешно, — отрезала Эми. — Я не хочу, чтобы на стриме кто-то залипал на мою трахею.

Олег подошёл молча. Он не смеялся и не шутил. Просто наклонился к объективу и начал вручную крутить кольцо фокуса. Его пальцы коснулись корпуса камеры, потом скользнули мимо, задели край кофты Эми и на мгновение — её кожу. Короткий электрический толчок.

— Фокус норм, — сказал он, не глядя в глаза. — Но он сбивается сам. Может, кто-то шевелит стол.

— Или кто-то дёргает реальность, — усмехнулась Камилла и снова укусила яблоко. Его хруст прозвучал слишком громко.

Эми встала, откинула волосы, оголив шею. Посмотрела на монитор — автофокус тут же снова перескочил именно туда. Чётко, точно. Как будто кто-то смотрит и управляет.

— Я серьёзно. Камера словно гипнотизирована, — тихо сказала она. — Как будто хочет, чтобы на меня кто-то… нацелился.

Камилла замерла. Даже яблоко не дожевала. Потом резко выключила экран.

— Всё. Репетиция окончена. Настроим потом. Не перегревайся.

— Я не перегреваюсь, — Эми взяла планшет. На экране — десятки комментариев под прошлым стримом. Среди них повторяющееся слово. Одно. Всего одно.

Развратница.

И снова.

Развратница.

И снова.

— Это кто-то поиграться решил? — спросила Камилла, заглянув через плечо. — Или у нас новый фетиш пошёл?

Эми не ответила. Она просто выключила планшет и пошла к гримёрке. Пока уходила, автофокус камеры, стоявшей в углу, медленно и плавно скользнул за ней. И снова задержался на её шее. Как будто ставил прицел.

Часть 2: Интервью с нажимом

Редакция журнала

"Грань"

располагалась в бывшем заводском корпусе, превращённом в модный хаб для медиа и дизайнеров. Бетон, стекло, запах краски и кофе — типичная обёртка прогрессивной провокации. Эми приехала без команды: решила, что это всего лишь интервью, а не съёмка, и не стоило устраивать из этого шоу. Лифт снова застрял на пятом, и два пролёта она поднималась пешком, чувствуя, как лента от сумки врезается в ключицу. Всё внутри сжималось от какого-то невидимого напряжения, но лицо — как всегда — оставалось уверенным.

Журналистку звали Лея. Молодая, с цепким взглядом и подчёркнуто мужскими пиджаками в гардеробе. Она не представилась, просто указала на кресло и включила диктофон.

— Спасибо, что пришла. Мы в редакции считаем, ты — одна из немногих, кто сегодня действительно говорит о женском желании без стыда.

— Я говорю не о нём, — поправила Эми, устраиваясь поудобнее. — Я говорю из него.

Лея не засмеялась. Просто сделала пометку в блокноте и задала следующий вопрос:

— Ты часто упоминаешь возбуждение как путь к свободе. Но не думаешь ли, что ты... провоцируешь? Осознанно.

Эми улыбнулась, чуть приподняв бровь. Этот вопрос звучал почти в каждом втором интервью.

— Провокация — это приглашение. Не обязан откликаться, — сказала она. — Но если ты возбуждён, то, может, проблема не во мне?

Лея слегка поджала губы, как будто ей не нравился этот ответ. Она не останавливалась.

— Ты не боишься, что твоя открытость может стать опасной? Десять девушек. Один и тот же почерк. Выжженная метка на шее. Это уже не абстракция.

Воздух между ними стал плотнее. Эми на миг отвела взгляд, но тут же вернулась глазами к журналистке. Не показать слабость — это было правилом.

— Бояться — нормально. Я боюсь многого. Но чаще — самой себя. — Пауза. — Или... стать скучной. Стать беззвучной.

— Но ты ведь почти порно, Эми, — мягко, но с нажимом добавила Лея. — Сама не чувствуешь, как приближаешься?

— Почти — это и есть возбуждение, — прошептала Эми, не мигая. — Дальше — разврат. А я не развратная. Я настоящая.

Они смотрели друг на друга с полминуты. На диктофоне мигал красный огонёк. В комнате было тихо, как в боксе перед гонгом.

Интервью длилось всего пятнадцать минут. Эми первой встала. Пожала руку — сухо, но уверенно. Спустилась вниз — лифт снова не работал. Вышла на улицу, включила телефон.

На экране — новое уведомление от Flira. Комментарий под вчерашним видео:

Развратница. Следующая. Я рядом. Шея — вкусная.

Профиль — пустой. Аватар — чёрная точка. Ни подписчиков, ни активности.

Эми смотрела на экран, как в чёрную дыру. Потом нажала «удалить». Комментарий исчез. Но чувство — нет. В груди что-то кольнуло. Не страх. Что-то другое. Грязное, липкое, тревожно возбуждающее.

Часть 3: Кафе с Камиллой

Кафе на углу казалось безопасным — тусклый свет, бархатные кресла, запах карамельного сиропа и ванили. Камилла уже сидела у окна, крутила трубочку в айс-латте, вечно залитая каким-то внутренним светом. Без макияжа она выглядела почти наивно, но в глазах была та же смесь усталости и тревоги, что и у Эми. Они обнялись быстро, по-деловому, и тут же перешли к делу — без этих девчачьих «как ты?» и «видела пост?».

— Ну что, у тебя тоже флудят? — первой заговорила Камилла. — Комменты с одним словом?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Эми кивнула. Поставила телефон экраном вниз. Не хотелось, чтобы он мигал.

— «Развратница», да. Уже два дня подряд. Фейки, вбросы, странные вопросы в личку. Один вообще прислал фотографию моей шеи. Со стрелкой.

— Что за... — Камилла подавилась. Сделала глоток, глядя в окно. — У меня тоже. Причём даже под сторис с кошкой. Как будто всё равно, что ты выкладываешь. Главное — ты.

— Я думала, это боты, — сказала Эми, беря ложку, чтобы ковырять чизкейк, который не собиралась есть. — Но они пишут по-разному. С разным временем суток. Некоторые копируют мои цитаты. Это уже не просто тролли.

— Они будто ждут, — прошептала Камилла, глядя в чашку. — Смотрят, как ты дёрнешься. И радуются.

Молчание между ними затянулось. Снаружи моросил мелкий дождь, капли стекали по стеклу, словно пальцы.

— Ты боишься? — спросила Эми, не поднимая глаз.

— Нет. Я злюсь, — ответила Камилла неожиданно резко. — Потому что меня используют, даже не касаясь. Даже не зная.

Эми кивнула. Она знала это чувство. Когда твоё тело — уже не твоё. Когда твои видео кто-то сохраняет, обрезает, переименовывает, делает гифки, фоновые фото, фетиш-папки. И ты — вроде в кадре, но уже и не ты.

— Знаешь, раньше ты играла в страх, — вдруг сказала Камилла, — в ролях, в контенте. Типа «испуганная девочка», «на грани», «вот-вот сорвётся». А теперь... Ты в нём живёшь. Без маски.

Эми усмехнулась. Нервно.

— А ты всегда была слишком наблюдательной.

— Это моя работа. Делать так, чтобы тебя видели красивой. Даже когда ты разваливаешься.

Ещё минута тишины. Потом Камилла встала, надела куртку.

— Только не делай вид, что всё под контролем. Если станет хуже — звони.

— Даже ночью?

— Особенно ночью.

Они разошлись в разные стороны. Эми обернулась, когда перешла улицу. Камилла уже свернула за угол. А рядом с её столиком кто-то сидел. Высокий силуэт. Как будто не был там, когда они уходили.

Часть 4: Подарок от зрителя

Возвращаясь домой после встречи с Камиллой, Эми шла медленно, будто старалась растянуть момент перед тем, как снова окажется одна. Тело вибрировало от переизбытка кофеина и напряжения, а голова гудела от слов — Камилла была права: страх стал фоном. Он больше не приходил приступами, он жил в ней. В каждой улице, в каждом чихе лифта, в каждом комментарии.

Дом казался ближе, чем обычно. Она свернула в узкий переулок между аптекой и кафе с облезлой вывеской. Пахло тёплым хлебом и прелыми листьями. Лужи отражали фонари, и на секунду ей показалось, что по воде прошёл силуэт. Но, моргнув, она увидела только своё отражение.

На подъезде уже тянулась к домофону, когда голос прозвучал за спиной — не резкий, не угрожающий, скорее… смущённый.

— Эми?

Она обернулась. Парень стоял в нескольких шагах. Молодой, с короткими, аккуратно уложенными волосами, в чёрной куртке, джинсах и белых кроссовках. Обычный. Почти невидимый — из тех, кто сливается с толпой. Но что-то в его взгляде заставило сердце Эми сжаться.

— Прости, что так. Я просто… увидел тебя и не смог не подойти. Я — подписчик, давно. Очень давно. Хотел сказать спасибо. И... — Он протянул вперёд руку с небольшим чёрным пакетиком. — Это тебе.

Эми автоматически взяла. Пакет был лёгкий, как пустой. Она покосилась на него, потом снова на парня. Он стоял спокойно, не делая ни шага ближе.

— Спасибо, — коротко сказала она. — А как тебя зовут?

Он чуть улыбнулся, но глаза оставались неподвижными.

— Пусть будет… один из тех, кто помнит твой голос наизусть.

На секунду повисла пауза. Ни машин, ни шагов. Только гудение трансформаторной будки.

— Ты хорошо выглядишь вживую. Почти такая же, как на экране. Только пахнешь... сильнее, — добавил он и шагнул назад, будто растворяясь в темноте.

Эми зашла в подъезд, не оборачиваясь. Сердце гулко стучало. Лифт ехал вяло, как старик после инсульта. Внутри она раскрыла пакет.

В нём лежал флакон духов. Винтажный. Стекло мутное, форма округлая, без этикетки. Название стёрто полностью — только обрывки букв по краям. Крышка тяжёлая, латунная. Она сняла её и осторожно вдохнула аромат.

Запах был странным. Удушливо-сладким, тягучим, будто мёд, подогретый на плите. Внизу — что-то пудровое, почти бабушкино, а поверх — чуть горелое. Пряное, но с металлической ноткой. А ещё — этот запах был знаком. Не конкретный, не из магазина. А как будто из прошлого, из сна, из пота.

На флаконе, если смотреть под светом, была царапина. Она напоминала зубной след. Или коготь.

Эми медленно вдохнула ещё раз — запах начал впитываться в кожу, въедаться в запястье. Словно дышал ей навстречу. Словно хотел поселиться в ней.

Флакон остался в руке до самой квартиры. Даже когда она сняла пальто и включила свет, рука оставалась сжата.

И только на кухне, поставив флакон на стол, Эми заметила, что в коробке под донышком лежал аккуратно сложенный шёлковый платок. Серый, тонкий, почти прозрачный. Он пах теми же духами — сладкими, пудровыми, с лёгкой пряной горечью, которая уже въелась в её ладонь. Ткань была мягкой, чуть шершавой по краю, будто кто-то обрезал его вручную и не обработал.

Она провела пальцем по волнистому краю, потом поднесла платок к носу. Аромат был насыщеннее, чем во флаконе. Он будто уже жил на этой ткани. Ничего странного. Просто элемент стиля. Возможно, винтажный аксессуар из той же коллекции, что и духи.

Эми аккуратно сложила платок обратно, закрыла коробочку и поставила её на стол. Секунду постояла в тишине. Обычный подарок от подписчика. Просто чуть более продуманный, чем обычно.

Слишком личный? Возможно. Но не пугающий.

Она налила себе воды, сделала пару глотков и пошла переодеваться, оставив коробку на подоконнике. Запах всё ещё витал в воздухе — тёплый, сладкий, почти ласковый.

Часть 5: Сквозь тишину

Офис выдыхался. Пространство, наполненное днём голосами, светом, клавишами и звуками монтажа, ночью казалось слишком правильным. Как будто стерильным. Лишь монитор мерцал бледным, синим — на экране застыли кадры с последнего эфира. Камера остановилась на фрагменте, где Эми в кружевном белье поворачивает голову и чуть улыбается. Пауза между словами, полуоткрытые губы. Это не было сексуально — это было гипнотично.

Она сидела на низком пуфе, с бокалом дешёвого вина, прислушиваясь к щелчкам мышки, которыми Олег правит эфир. Не спрашивая, не комментируя. Они работали так много раз — рядом, в тишине, в своём ритме. Но сегодня тишина была другой. Звенящей.

— У тебя это выходит слишком интимно, — сказал он, не оборачиваясь.

Эми посмотрела на него. Его профиль освещался только экраном — чёткие скулы, напряжённая линия шеи. На ней задержался взгляд.

— В каком смысле? — спросила она, ставя бокал.

— Не как блог. Как исповедь. Будто ты показываешь то, чего никто не должен видеть.

— Может, так и есть, — пожала плечами Эми. — А может, мне просто надоело всё контролировать.

Она встала. Медленно подошла. Его рука всё ещё держала мышку, но движения остановились. Эми наклонилась, ладонью скользнула по его плечу, провела пальцами по вороту худи, и чуть ниже — по животу. Он замер.

— Расслабься, — прошептала она. — Это не интимность. Это — тишина.

Её пальцы нашли молнию. Раздался тихий щелчок ткани, будто воздух внутри комнаты стал легче. Эми встала на колени, без театра, без позы. Просто точно, хищно и уверенно.

Её пальцы сжали основание, плотное, тёплое. Язык прошёлся по венке сбоку, чуть надавив, будто исследуя. Потом второй круг — медленнее. Она взяла его в рот, скользнув глубже, намеренно без спешки. Глубокий вдох через нос, и ещё. Она знала, как направлять дыхание, чтобы не отстраняться. Как сжимать губы, чтобы было плотно, почти туго. Его член был у неё полностью — до основания, до горла, и она держала, задерживая воздух.

Он стиснул кулак, сдавил край стола. Но молчал. Только глухо застонал, когда её язык начал двигаться по нижней стороне — вверх, вниз, потом снова вглубь. Она вывела ритм — три глубоких, один медленный, потом с паузой. Слюна потекла по подбородку, но она не вытерлась. Специально.

— Не отвлекайся от кадра, — прошептала она, отстраняясь на секунду, с облизанными губами. — Можешь перемотать до кульминации.

Он дёрнулся. В голосе — рваное дыхание, будто горло забилось дымом. Она не ждала разрешения. Просто снова взяла его глубоко. Сжала основание рукой. Протянула движения. Почувствовала, как он дрожит.

Оргазм прошёл резко. Она не отстранилась — приняла. Только после замерла на пару секунд, держа во рту его последние толчки. Потом медленно, почти нежно, поднялась. Вытерла губы тыльной стороной ладони. Посмотрела на экран — кадр с её полуулыбкой застыл, будто смеялся.

— Видишь? — прошептала Эми. — Просто техника. Просто выпуск.

Она вернулась на пуф, снова взяла планшет. Вино остыло. А в воздухе повисло что-то липкое, между запахом кожи, металла и тех, кто умеет молчать.

Олег не повернулся. Только нажал пробел. И кадр пошёл дальше.

Часть 6: Обожжённый край

Квартира встретила привычной темнотой и лёгким запахом ванили из свечи, которую Камилла когда-то подарила «на случай бессонницы». Эми не включила свет сразу. Прошла босиком по паркету до кухни, сняла пальто, сумку бросила на стул, а коробку с духами поставила на подоконник. В комнате было тихо — до такой степени, что даже шорох её шагов казался инородным.

Она открыла коробку снова, теперь без спешки. Флакон стоял так, будто ждал внимания. Внизу, между тканью и донышком, лежал платок — свёрнутый, почти невесомый. Шёлковый. Серо-пепельный, с тонким, неаккуратно подрезанным краем. Когда Эми развернула его, ткань расправилась, словно оживая.

Запаха было больше, чем она ожидала. Аромат тянулся от платка гуще, чем из самого флакона. Не резкий, не парфюмерный — как будто этот шёлк носили много лет. В нём были и пудра, и что-то древесное, и лёгкий дым. Он не пугал. Но цеплялся. За дыхание, за память, за кожу.

На одном из краёв — неровный завиток. Будто край обожгли или прижгли. В темноте казалось, что он складывается в букву. Потом — нет, просто ткань. Просто волна. Эми провела пальцем. Краска не мазалась, ничего не было вышито или написано. Значит, показалось.

Она сложила платок, аккуратно, как делают с чем-то дорогим. Вернула в коробку, но не смогла сразу закрыть. Сидела за столом, смотрела на флакон. От вина в офисе осталась лёгкая тяжесть в теле, но мысли были ясные.

Это был просто подарок. Без угроз. Без подтекста. Поклонник — странный, но вежливый. Встретил, вручил, ушёл. Ни давления, ни страха. Просто момент, который чуть задержался в её теле.

Но всё равно внутри осталось ощущение, будто что-то прилипло. Не тревога — липкость. Аромат, который не смывается. Ткань, к которой хочется прикасаться ещё. Молчание, которое отзывается эхом.

Эми встала, выключила свет. Поставила коробку в ящик комода. Не спрятала — просто убрала с глаз.

Перед сном она снова зашла на Flira. Открыла комментарии. Внизу, под последним видео — новый ник, без фото. Комментарий короткий:

Спасибо за запах. Он остался.

Эми нажала «удалить». И выключила экран. Не потому что испугалась.

А потому что почувствовала, как та самая сладкая нота снова застряла в горле.

Глава 9. Дрожь стекла

Часть 1: Зеркала и трещины

Гримёрка встретила Эми полутемнотой и тёплым воздухом. Кто-то оставил включённым фен, и он гудел в углу, словно старый кондиционер. Она бросила пальто на спинку кресла, закинула волосы назад и включила подсветку у зеркала. Лампы вспыхнули с короткой задержкой, и на секунду отражение дёрнулось — будто не успело принять форму. Внутри — всё было как обычно. Снаружи — нет.

Тонкая трещина прошла по правому углу зеркала, почти незаметная, как царапина от ногтя. Эми наклонилась ближе. Трещина шла от края, делая плавный изгиб, как будто зеркало не лопнуло — а что-то хотело вырваться наружу. Она не помнила, чтобы в прошлый раз оно было повреждено.

— Камилла! — крикнула она в коридор, не отрывая взгляда. — У нас тут трещина. Кто-то уронил, или оно само?

Через пару секунд показалась Камилла — с заколотыми волосами, в футболке с Микки Маусом, с кистями в руке и кофейным стаканом в другой.

— Само, наверное. Старая рама. Или перепад температуры. Да и вообще, может, ты просто начала влезать в кадр слишком горячо, — усмехнулась она.

Эми не рассмеялась. В отражении лицо казалось слегка вытянутым, словно искажённым. Не от трещины. От чего-то ещё. Она медленно провела пальцами по шее. На коже был след от подушки — мягкая линия. Камера, похоже, снова будет фокусироваться именно туда.

— Может, это не я трескаюсь, а зеркало отказывается врать, — пробормотала она.

Камилла подошла ближе, подула на стекло, будто на линзу объектива.

— Или ты начинаешь видеть себя не в отражении. А как есть.

Они замолчали. Только гудение фена да капельки тонального крема на столике.

— Ты решила по поводу нового выпуска? — спросила Камилла.

— Да. Будет откровенно. Но без тела. Я хочу сделать выпуск про кунилингус — честно, глубоко, без порно. Чтобы мужчины посмотрели и поняли, что женщина — это не «точка G», а целая система.

— И без актёра? — переспросила Камилла.

— Только я и камера. И голос. Он будет вести. Остальное они додумают.

Камилла кивнула. Сделала глоток кофе и вышла.

Эми осталась одна. Вновь посмотрела в зеркало. Трещина чуть изменилась. Или показалось.

Но внутри точно что-то сдвинулось. Как будто кто-то шепнул — не в ухо, а глубже. Внутрь.

Часть 2: Плоть и теория

Студия была затянута в мягкий полумрак: тёплый свет от боковых ламп, свечи в нишах, на полу — пушистый плед, а в центре — кресло с бархатной обивкой. На нём сидела Эми. В полупрозрачном чёрном пеньюаре, босая, с распущенными волосами и ровным, тихим голосом. Камера шла в прямом эфире — «урок для взрослых», как значилось в описании на Flira. Без гостей. Только она. Только голос.

— Все говорят: кунилингус — это просто. Язык, клитор, два движения — и ты герой. Но правда в том, что большинство мужчин делают это либо без души, либо без мозгов, — начала она, проводя ладонью по бедру. — Это не техника. Это внимание. Это терпение. Это ритм. Женское возбуждение — это не кнопка. Это оркестр.

Она сделала паузу. Посмотрела прямо в камеру. И продолжила:

— Давайте по порядку. Первая ошибка — спешка. Если ты сразу идёшь языком на клитор, ты не соблазнитель. Ты глупый мальчик с одной идеей.

Сначала — дыхание. Да, просто дыхание. Обдувать. Легко. Как будто хочешь услышать, как её кожа вздрогнет от того, что ты рядом. А не уже внутри.

Она раздвинула ноги чуть шире. Через пеньюар было видно контур её трусиков, тёмных, тонких, натянутых по линии бёдер.

— Вторая ошибка — давление. Большинство давят, как будто пытаются надавить на дверной звонок. А нужно... слушать. Язык — это не палец. Это вода. Он должен скользить, легко, вдоль внутренней стороны половых губ. Медленно. Сначала вдоль. Потом чуть выше. Потом снова вниз.

Она провела пальцем по животу, вниз, к трусикам, коснулась себя через ткань. Легко. Почти невидимо.

— Клитор — это как крышка гранаты. Если рванёшь резко — испортишь момент. Сначала оближи вокруг. Дай ей подумать, что ты не спешишь. Что ты не нацелен на результат. Что тебе интересно исследовать.

Её голос становился чуть ниже. Медленнее. Плотнее.

— Теперь ритм. Ни в коем случае не равномерный. Не как метроном. Женское тело — это не военный марш. Это музыка с паузами. С ускорениями. Лизнул — остановился. Потом чуть быстрее. Потом задержался. Остановился и снова вдохнул её запах.

Она провела рукой под пеньюар, не торопясь. Приподняла ткань. Камера не шла в откровенность — только силуэт, только её голос.

— И да. Ещё один миф — будто достаточно одного языка. Нет. Руки. Руки должны быть там же. Одна на бедре. Другая — у входа. Двигай пальцами медленно, синхронно. А если чувствуешь, что она начинает дышать глубже — замедлись. Не форсируй оргазм. Заставь её задыхаться.

Эми подалась вперёд. Её дыхание сбилось — не от возбуждения, а от внутреннего накала. От правды, которую она выговаривала.

— И наконец — звук. Не молчи. Не делай вид, что тебе тяжело. Шепчи. Вдыхай в неё. Скажи: «Я хочу, чтобы ты развалилась у меня на лице».

Скажи: «Я не отпущу тебя, пока ты не забудешь, как тебя зовут».

Это не грязь. Это — власть, переданная ей.

Она замолчала. Только дыхание и свет свечей.

Потом снова посмотрела в камеру:

— Если ты делаешь куни, чтобы поставить галочку — лучше не делай вообще. Но если ты делаешь, чтобы она дрожала… Тогда ты достоин быть у неё между ног.

На этом эфир закончился. Но зрители ещё долго не могли оторваться от экрана. И не потому что это было красиво.

А потому что это было слишком реально.

Часть 3: Голос внутри

Свет стал интимнее, как будто воздух в студии нагрелся от слов. Пеньюар мягко разошёлся по плечам, открывая гладкую кожу и острые ключицы Эми. Её поза была расслабленной, но собранной — будто каждое движение, каждый вдох она контролировала до миллиметра. Камера шла в лёгком приближении: лицо, губы, грудь, движения рук по внутренней стороне бедра. На Flira число зрителей росло с каждой минутой. Но Эми будто не замечала. Она говорила не им — она говорила

внутрь

.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Куни — это не бонус. Не прелюдия. Это самоцель.

Если ты не умеешь делать это так, чтобы у женщины подкашивались ноги, ты не мужчина. Ты просто пользователь.

Пальцы скользнули под ткань трусиков. Она не стонала. Не извивалась. Она продолжала говорить — и этим заводила сильнее, чем если бы кричала.

— Мужчины почему-то думают, что достаточно быть снизу и шевелить языком. Но это не работает.

Работает ритм + язык + дыхание + пальцы. И главное —

слушай тело

.

Она провела пальцем по клитору, через ткань. Замерла. И продолжила:

— Начни со взгляда.

Не кидайся между ног, как голодный зверь. Подойди к этой части тела, как к алтарю.

Один поцелуй — над лобком. Один — на внутренней стороне бедра. Затем — выдох.

Медленный, горячий. Пусть она почувствует, как её кожа реагирует до касания.

Камера переключилась на крупный план губ Эми. Она проводила языком по губе, медленно, с нажимом.

— Язык — это не моторчик. Забудь эту жужжащую возню.

Лучше меньше, но точнее.

Три техники, которые работают всегда:

Осьминог

: круги вокруг клитора — не касаясь его, а словно обволакивая. Чем шире круг — тем сильнее накопление.

Часы

: язык движется от 12 к 6, от 3 к 9 — будто ты рисуешь стрелки. Главное — не однообразно. Меняй направление.

Пульс

: лёгкие постукивания кончиком языка по центру, как сердцебиение. Но только если клитор уже набухший.

Она зажала ткань трусиков между пальцами, слегка потянула, обнажив верхнюю линию лобка.

Камера скользнула ниже — только на миг. Показала бедра, изгиб тела, руку, двигающуюся по себе.

— Теперь дыхание. Ты можешь творить только тогда, когда дышишь правильно.

Один выдох — вниз.

Второй — в сторону.

Третий — на клитор. Потом… остановка.

Задержи дыхание. Пусть она почувствует: ты замираешь от возбуждения, а не от усталости.

Пальцы Эми начали двигаться кругами. Медленно, с нажимом. Она прикрыла глаза.

— И не забывай про руки.

Одна — на бедре. Чтобы держать. Вторая — два пальца внутрь.

Сначала — у входа.

Потом — на глубину. Но не просто толкать.

Поищи точку G. Она не глубже пяти сантиметров. Мягкая, чуть шершавая.

Когда ты найдёшь её — делай движение «иди сюда».

Одновременно с языком. Это сводит с ума. Проверено. Сотни раз.

Она чуть застонала. Тихо, в полтона. Пальцы двигались под трусиками всё быстрее. Она не выдавала оргазма, но её лицо красноречиво говорило: возбуждение — настоящее.

— Последнее.

Когда она дрожит, не останавливайся. Наоборот — замедлись. Пусть оргазм придёт к ней на грани безумия.

Она остановила движения. Медленно вынула руку. Посмотрела в камеру. Её голос стал шёпотом:

— Хороший кунилингус — это не когда она кончила.

Это когда она после этого — не может говорить.

Эфир замер. Лампы слегка потрескивали. На экране было только одно лицо.

Тело, научившее любить. Голос, научивший подчиняться.

Часть 4: Тепло экрана

Прошло всего два часа с момента публикации. Эми сидела в кресле, закутавшись в толстовку, с чашкой тёплого чая, но тепло не приходило изнутри — оно исходило от планшета на коленях. Экран пульсировал: комментарии, реакции, шары, сердечки, перепосты. Рекордные цифры. Более 200 тысяч просмотров — и это только в закрытом разделе Flira. Сотни новых подписок. Десятки голосовых сообщений от женщин.

Она включила одно наугад. Голос зрелой, уверенной женщины, с лёгкой хрипотцой.

— Спасибо. Я просто… плакала. Ты сказала то, что мой муж за 12 лет не понял. Спасибо тебе, Эми. Это не видео. Это освобождение.

Следующее сообщение — от парня. Молодой голос, возбуждённый, чуть дрожащий:

— Я… смотрел с девушкой. Она сначала смеялась, а потом просто замолчала. Мы выключили звук, и я попробовал. Как ты сказала. Эми, она кончила у меня на лице. Я сам чуть не заплакал. Это как будто… другое прикосновение стало.

Эми не улыбалась. Она слушала — и чувствовала, как каждый голос ложится под кожу. Там, где трепещет то, что раньше называлось уверенностью. Теперь — просто усталость.

Комментарии сыпались с дикой скоростью.

“Королева языка.”

“Я включил жене. Она сказала: 'Почему ты не такой?'”

“Лучшее, что я видел с 2020-го.”

“Боже, я пришёл просто от твоего голоса.”

“Ты научила меня целовать душу через клитор.”

И среди этой бурной волны — снова они. Фейки. Без фотографий, без подписок, с пустыми страницами. Комментарии одинаковые.

Развратница.

Развратница.

Развратница.

Десятки. Как печать. Как команда из тени.

Эми сжала планшет крепче. Выделила три комментария, нажала «пожаловаться». Ещё десять — удалила. Ещё двадцать — оставила. Пусть висят. Пусть смотрят. Пусть захлёбываются.

— Кто-то всё это архивирует, — сказал Рамиль через плечо. Он подошёл тихо, как всегда. В руках — ноутбук. На экране — график активности фейков.

— Они пишут по минутам. Интервалы ровные, почти как по скрипту. Но часть сообщений… живая. Там эмоции. Ошибки. Паузы. Кто-то ведёт ручную трансляцию.

— Или просто сильно любит меня, — усмехнулась Эми, не отрывая взгляда от экрана. — До одержимости.

— Или следит, — добавил он. — Мы не знаем, где он. Но он точно здесь. Среди зрителей. Среди нас.

Алиса появилась в дверях, как шторм в миниатюре — планшет в руках, на лице нетерпение.

— Ты сделала выпуск года. Уже десятки блогеров просят с тобой коллаб. У Flira идут переговоры с рекламодателями. Нам нужен второй эпизод. Завтра. Максимум — послезавтра.

Эми кивнула. Взгляд всё ещё был прикован к комментарию.

Развратница.

Только теперь с припиской.

Ты открылась. Я почти вошёл.

И всё же в ней не было страха.

Только ощущение, что кто-то реально слышит её слова.

Не как зритель.

Как участник.

Часть 5: Лёгкий след

Ночь в студии была другой. Воздух плотный, почти влажный, будто стены впитали всё сказанное за день. Эми осталась одна — как обычно. Алиса уехала сразу после вечернего брифинга, Рамиль остался в серверной, Олег исчез молча, даже не сказав «до завтра». И тишина легла как ткань — плотная, звукоизоляционная, податливая.

Эми включила повтор эфира. Не чтобы оценить себя — она и так знала, что сделала идеально. А чтобы услышать голос. Свой. Как бы со стороны. Голос, который с каждым выпуском становился ниже, медленнее, насыщеннее. Уже не просто блог. Уже почти мантра.

На экране — её лицо в полутени. Губы, слегка приоткрытые, влажные. Камера фокусируется на словах, на коже, на паузах. Она смотрит в камеру, и кажется, будто не в объектив, а сквозь него — кому-то конкретному.

«Если ты не можешь раствориться между её ног — ты не заслуживаешь её дыхания».

Эми сделала вдох. Сняла пеньюар и осталась в одних трусиках. Тело ещё хранило остатки возбуждения, словно ток, не нашедший выхода. Она не хотела оргазма — хотела прикосновений. Но своих. Без другого. Без свидетелей.

Она легла прямо на диван в уголке, где иногда дремала между съёмками. Медленно провела ладонью по животу, ниже, по линии трусиков. Лёгкое давление — и тело ответило. Не резко. Но честно.

Я жива. Я есть.

Она закрыла глаза, вспоминая комментарии, сообщения. Кто-то писал:

«Я слышал тебя, и у меня дрожали пальцы».

Кто-то:

«Ты научила меня быть ближе, чем я был с женой за 15 лет брака».

И один…

«Ты открылась. Я почти вошёл.»

Её пальцы легли между ног. Никакой спешки. Только тепло. Только круги. Только мягкое нажатие. Не чтобы кончить — чтобы быть. Чтобы почувствовать, что тело — не продукт. Не экран. А ещё — нерв. Кожа. Внутренность.

На потолке мерцала лампа — одна из тех, что иногда моргала сама по себе. Раньше это бесило. Сегодня — казалось правильным.

Она снова посмотрела на экран планшета. Там застыл кадр, где она говорит:

«Иногда язык — это не орган. Это решение».

Эми улыбнулась. Почти нежно. Почти грустно.

Свет выключился автоматически — таймер.

В темноте на стекле окна мелькнуло движение. Не силуэт. Просто смена бликов.

Она не вздрогнула.

Просто натянула пеньюар обратно.

Подняла бокал, в котором осталось немного вина.

И прошептала в темноту:

— Ты можешь смотреть.

Но лизать — это другое.

Часть 6: Без имени

Глубокой ночью, когда город уже дышал ровно, а окна соседних домов гасли одно за другим, Эми лежала в полумраке своей спальни. Телефон скользнул с груди на подушку, экран потух. За окном ветер лениво шевелил жалюзи, и их тени на стене напоминали чьи-то пальцы — длинные, осторожные, будто кто-то трогал её сон, не касаясь тела.

Она не могла уснуть. Голова была тяжёлой, но не от мыслей — от переизбытка чувств. От всех этих голосов, касаний через экран, влажных комментариев, стонов в голосовых. Как будто весь день она не разговаривала, а трахалась. Без проникновения. Только голосом. Только влиянием.

Экран снова загорелся — без звука, без вибрации. Просто ожил.

Сообщение. Личное. От нового аккаунта.

Имя:

пусто

.

Аватар:

нет

.

Подписчиков:

ноль

.

Она приподнялась на локте. Открыла. Там была всего одна фраза. Без обращения. Без точки.

"Ты не учишь. Ты зовёшь. Я почти пришёл"

Эми замерла. Не испугалась — нет. Просто стало немного холоднее. Не от угрозы. От близости. Это было не похоже на обычную похоть. В этом была нежность. Странная, тревожная, липкая, как влажная простыня после плохого сна.

Она закрыла сообщение. Не удалила. Не ответила. Просто потушила экран.

И осталась в темноте, с этим послевкусием в груди — как после чужого прикосновения, которое случилось не на теле, а внутри.

Флакон духов всё ещё стоял на подоконнике. Даже в закрытой коробке от него тянулся запах — терпкий, тёплый, тяжёлый. Эми вдохнула глубже. И поняла: он уже на её коже. Уже в её постели. Уже с ней.

Она легла на спину. Закрыла глаза.

Я почти пришёл.

Эти слова не пугали.

Но они звенели в голове, как предостережение, переодетое в ласку.

А в следующий момент... она почувствовала, как в комнате вдруг стало чуть теплее. Будто кто-то дышал рядом.

И, не открывая глаз, она прошептала:

— Я не зову. Я просто говорю правду. А ты — сам приходишь.

Глава 10. Обнажённый нерв

Часть 1: После «затишья»

Эми проснулась раньше будильника — не от звука, а от той странной дрожи, что начиналась внутри, как лёгкий зуд под кожей. За окном было ещё темно, только экраны рекламных билбордов мерцали краснотой, отбрасывая на стены спальни пятна, будто прожжённые ожоги. Она медленно провела рукой по животу, проверяя: всё ли на месте, никто ли не тронул её ночью, пока она спала. Пусто. Тело — как будто в порядке. Но дыхание сбивалось, а грудь, казалось, вспоминала прикосновения, которых не было. Эми встала, не включая свет, взяла телефон и прошла в кухню, босиком, будто опасаясь разбудить нечто. Кофе она не заварила — просто нажала «Запись» в приложении и тихо заговорила.

— Утро начинается с трогательного… страха. — её голос звучал хрипло, сексуально, но в нём явно вибрировала усталость. — Знаете, иногда тело помнит тревогу до того, как ты осознаешь, что боишься. Оно просыпается первым. Оно дрожит, сжимается, напрягается... и, чёрт возьми, возбуждается. Да, возбуждение — это тоже симптом страха. Только мы его путаем. Мы думаем, что хотим секса, а на самом деле — хотим контроля. Или защиты. Или хотя бы объяснения.

Она выключила запись, переслушала фрагмент и добавила в описание: «Утренний голос. Тема — возбуждение как сигнал тревоги. Берегите себя». Через пару минут пост уже ушёл в подписку, а количество прослушиваний ползло вверх быстрее, чем кружка в её руках наполнялась тёплой водой. Комментарии сыпались даже в шесть утра — кто-то соглашался, кто-то просил «разобрать на пальцах», кто-то просто присылал сердечки. Но среди них Эми зацепила одна фраза:

«А если я возбуждаюсь, когда ты боишься — это нормально?»

Она сжала пальцы на чашке крепче, чем стоило. Эту реплику не лайкнули. Она не исчезла, не была удалена системой. Просто висела. Один комментарий из сотен, но именно он казался ей написанным будто прямо в темноте её спальни, откуда-то сбоку. Может, совпадение. Может, очередной умник. Но что-то в формулировке, в интонации — будто автор

знал

, что её действительно разбудил страх. Эми встала и подошла к окну, приподняв жалюзи. Во дворе — тишина. Только один человек шёл по дорожке в сторону парковки, не оглядываясь. Но она почти уверена: он посмотрел в камеру домофона.

В течение часа Эми уже была в студии: мокрые волосы, тёмный водолазка, никакой косметики. Она не нуждалась в броне — наоборот, хотела быть обнажённой в кадре, но по-своему. Села за микрофон, и вместо сценария включила поток: рассказала, как мозг подменяет эмоции, как возбуждение может быть маской страха, а оргазм — бегством. Её голос звучал мягко, но напряжённо. Без наигрыша, без привычной игры с интонациями. И именно это видео за два часа вышло в топ Flira. Она даже не удивилась. Просто закрыла ноутбук и тихо сказала:

— Значит, снова начинается.

Часть 2: Вирусное пике

Новый ролик разлетелся, как оголённый провод в лужу. За утро его досмотрели до конца почти восемьдесят процентов зрителей — редкость, почти аномалия. В аналитике Рамиля экран пестрел зелёными стрелками: вовлечённость, сохранения, комментарии — всё ползло вверх. Особенно зацепил фрагмент, где Эми произносила: «Мы думаем, что возбуждение — это желание. А оно — маска». Она не кричала, не играла, не провоцировала — просто говорила, и именно это цепляло больше, чем её голая грудь или облизанный палец. Команда в студии радовалась, но без обычного восторга — в воздухе витало что-то другое. Слишком острое, будто за этим успехом пряталась чья-то рука, незаметно подталкивающая волну.

— Это уже не про секс, — тихо заметила Алиса, оторвавшись от планшета. — Это про неё. Про то, что она теперь уязвима. Люди чувствуют это.

— Зато настоящая, — ответил Рамиль, не отрывая взгляда от графиков. — Пульс у зрителя синхронизируется. Они дрожат вместе.

Внутри ролика, ближе к середине, был вырезанный кусок съёмки с прошлого вечера. Эми в серебристом корсете стояла у зеркала и проводила пальцами по коже живота.

— Кожа говорит громче слов, — шептала она. — В неё впечатываются руки, голоса, взгляды. Не все прикосновения одинаково невинны. Некоторые — остаются навсегда.

Съёмка шла в режиме света — только один направленный свет от фонаря за спиной. Тень ложилась на шею, подчёркивая изгиб. Это видео изначально планировалось для вечернего контента, но Эми настояла на вставке именно в дневной выпуск. «Пусть знают, что кожа может быть свидетельством», — сказала она, глядя в монитор. После — ушла на улицу курить, хотя не курила почти полгода. Возвращаясь, заметила в телефоне ещё один странный комментарий.

"Если кожа говорит — значит, я могу оставить ей послание?"

— написал кто-то с фейкового аккаунта. Ни имени, ни фото, только ник:

@собиратель27

. Комментарий не нарушал правил, не содержал прямой угрозы. Но Эми, читая, почувствовала, как пальцы похолодели, несмотря на тёплую чашку в руках. Она скопировала фразу, отправила её Рамилю. Через минуту он ответил:

— Уже был похожий текст у жертвы номер восемь. Прямо на шее. Фраза: «Кожа — мой альбом».

Эми не ответила. Только закрыла переписку и медленно потёрла левую сторону шеи. В голове всплыла картина: она в тёмном коридоре, кто-то сзади, рука касается её шеи — холодно, точно, как метка. Хотя этого не было. Наверное. Может быть. Она уже не была уверена. Слишком многое слилось. Тело и тревога, страх и возбуждение, кадр и реальность. Всё плавало.

Днём они планировали записать ещё один стрим, но Эми отказалась. Вместо этого она открыла старый черновик — идею, которая раньше казалась слишком абстрактной: «Как слышать шёпот кожи». Это была не просто метафора — это был курс. 5 техник, 3 практики, 1 ролевой элемент. Вещание — только голос, в кадре — её тело в фокусе макро: затылок, ключицы, шея. Она говорила в микрофон почти шёпотом, как будто кого-то успокаивала:

— Чтобы услышать кожу, нужно сначала отдать ей своё внимание. Не глаза. Не руки. Только намерение. Пальцы, которые не торопятся. Дыхание, которое не вторгается. Молчащая, нежная, упорная близость. Понимаете?..

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Фанаты были в восторге, но некоторые реплики в комментариях вызывали у Эми внутренний холод.

"Я уже слышал твою кожу. Она скрипит, когда ты напрягаешься".

"Я знаю, где у тебя настоящая граница — и скоро её перепрыгну."

"Ты сама зовёшь. Только не притворяйся, что не хочешь быть пойманной."

Эти фразы были тонко замаскированы под комплименты, но читались, как сигналы. Особенно одна — она пришла не в комментариях, а в личные:

"Когда ты в серебре — ты слабее всего. Даже металл не защитит тебя от жара."

Она была в серебре на вчерашней съёмке. Эту запись не публиковали полностью. Только короткий отрывок. Но кто-то явно видел больше. И это «больше» не должно было попасть в чужие руки. Эми закрыла ноутбук, встала и позвала Олега:

— Сегодня мы не снимаем. Но ты не уходи. Мне... надо будет кое-что обсудить.

Его глаза задержались на ней чуть дольше обычного. И впервые за долгое время он кивнул — не машинально, а с чем-то вроде понимания. Она смотрела на него пару секунд. Потом отвернулась, и всё в ней снова стало холодным и собранным. Только под ногтями ещё пульсировал чужой текст.

Часть 3: Перегрузка

Студия опустела к одиннадцати. Алиса и Рамиль ушли — «монтаж завтра, всё под контролем». Камилла исчезла без звука, как будто чувствовала: не стоит оставаться. Остались только Эми и Олег. Он сидел за пультом, перебирая отснятые фрагменты, не включая звук. Эми стояла у окна, курила, хотя не держала сигарету с апреля. На ней был тонкий лонгслив без белья и кожаные леггинсы, плотно обтягивающие бёдра. Свет сверху превращал её силуэт в почти фетишистский контур — агрессивно женственный и уставший одновременно.

— Ты можешь выключить всё это? — голос Эми был тихим, но в нём чувствовался прицел.

Олег кивнул. Несколько кнопок — и мониторы погасли. Только приглушённый свет в углу оставался — как сцена в ожидании жеста.

— Мне нужно… — Эми подошла ближе. — …выключить дрожь.

Она встала между ним и пультом, глядя прямо в его лицо. Глаза её блестели, но не от слёз — от перегрева. Она не просила. Она заявляла. Он встал, не говоря ни слова. Она взяла его за запястье и потянула к съёмочному столу — массивному, чёрному, с гладкой поверхностью.

— Без слов, Олег. Просто сделай это. Сделай, как в прошлый раз. Только жёстче.

Он молча толкнул её к столу. Она упёрлась руками, не снимая лонгслив, и выгнула спину. Леггинсы были настолько обтягивающими, что сдёргивать их пришлось рывком — с характерным звуком натянутой кожи. Эми только всхлипнула — не от боли, а от удара воздуха по обнажённой коже.

Олег вошёл резко. Без подготовки, без романтики, без вступлений. Но попал сразу — точно, глубоко, будто знал траекторию с рождения. Она выгнулась, но не закричала. Только выдохнула «да», коротко и резко. Его руки схватили её за грудь сквозь ткань — сильно, без нежности. Он не ласкал — он вдавливал, сжимал, давил пальцами, как будто проверял, можно ли стереть ей память через тело.

Стол скрипел. Её локти соскальзывали. Волосы упали на лицо, и она вытерла их запястьем, не теряя ритма. Она не просила поцелуев. Она не хотела слов. Её трясло — не от ужаса, а от того, что это был единственный способ почувствовать, что она живая. Его движения были грубыми, почти безумными — он трахал не женщину, а страх.

— Не думай, — прошипела она, выгибаясь сильнее. — Только трахай.

Он не отвечал. Но усилился. Стук бёдер о кожу звучал, как удары по барабану тревоги. В глазах у неё плыло, дыхание рвалось на короткие хрипы. В какой-то момент она упала грудью на стол и просто держалась за край — как будто её тело могло соскользнуть в темноту, если он остановится.

Оргазм настиг её внезапно — в момент, когда он толкнулся особенно резко. Она закусила губу до крови, чтобы не заорать. После — всё стихло. Он стоял внутри неё, тяжело дыша, держась за её талию. Её пальцы дрожали, но глаза были спокойны. Она повернулась, посмотрела на него через плечо:

— Спасибо. Больше не надо. Сегодня достаточно.

Он молча застегнул ширинку, сел обратно к монитору, будто ничего не было. А она натянула леггинсы, провела рукой по груди и медленно подошла к зеркалу. На груди остались следы его пальцев. Эми улыбнулась.

— Вот теперь кожа говорит.

Часть 4. Тонкий лёд

Утро началось тишиной — странной, липкой, как паутина между пальцами. Офис ещё не проснулся, монтажка гудела в фоновом режиме, и только кофе-машина бодро щёлкала паром, будто пытаясь разбить замершую атмосферу. Эми сидела у окна, листая комментарии — пальцем, не глазами. Мысли были где-то в другом месте. Она не чувствовала ничего конкретного, но кожа отзывалась — как будто внутри тела дрожала тонкая натянутая струна, и кто-то тронул её ногтем.

Алиса появилась, как всегда, с планшетом под мышкой и полуприклеенной улыбкой. Но сегодня что-то в её лице было другим — напряжение, которое она не умела скрывать. Она подошла молча, положила на стол жёлтую распечатку и ничего не сказала. Эми оторвала взгляд от экрана, медленно посмотрела на лист. Там был кадр. Из прямого эфира. Тот самый, где она в серебряном корсете, стоя у зеркала, проводит пальцами по животу. Кадр был зёрнистым, будто снят не с экрана, а с монитора — как делают, когда наблюдают, а не смотрят.

Под кадром — надпись чёрным маркером:

«Разврат не спрячешь»

.

Ни подписи, ни отправителя, ни конверта. Просто лист, вложенный в утреннюю доставку с кофе и техникой. Алиса пыталась говорить спокойно, но голос всё равно дрожал:

— Это было в коробке от поставщика. Вместе с зарядками. Пакет был запаян. Склад сказал — просто забыли переложить. Но... — она замялась. — Я проверила. На складе никто не заказывал печать. И формат странный. Бумага плотнее, чем их стандарт.

Эми взяла лист двумя пальцами. Бумага пахла типографией, но что-то в ней было… не так. Она поднесла ближе, вгляделась в пиксели кадра. Чёткое лицо. Позу. Свет. Кто-то знал, какой момент вырезать. Кто-то

смотрел

, когда она этого не знала.

— Он видел всё, — прошептала она. — Даже то, что не вошло в эфир.

Алиса стояла рядом, не зная, что делать. Эми отложила распечатку, подошла к окну. Вниз, во двор. Там стояли две машины: одна с надписью доставки, вторая — тёмная, без маркировки. Сидел ли там кто-то? Или это просто совпадение?

Она обернулась.

— Где Олег?

— На втором этаже. Переписывает звук.

— Позови его.

Когда Олег спустился, она уже держала распечатку в руках, не пряча. Он посмотрел. Ничего не сказал. Только бровь едва заметно дёрнулась.

— Ты проверял камеры у меня дома? — спросила Эми. — Доступ остался?

— Остался. Но я не трогаю их. Без команды.

— Сейчас — тронь. Хочу знать, не было ли кто-то в подъезде. Или рядом с дверью.

Олег кивнул. Молча. Он понимал, что вопросы — не про техническое. Это был запрос на защиту. Или хотя бы иллюзию её.

Эми осталась одна. Снова взглянула на кадр. На своё тело. На то, как она стоит — открытая, незащищённая. И на чёткие пальцы, скользящие по коже. Как будто сам момент был вырезан скальпелем. Без монтажа. Без эффекта. Просто… точно.

Она села, потёрла виски и тихо произнесла:

— Кто-то хочет сказать: я знаю, кем ты становишься, когда выключаются камеры.

И это пугало гораздо больше, чем любое «я тебя найду». Потому что это знание — уже было внутри. И тонкий лёд, на котором она жила — начал трещать.

Часть 5: Ритм падения

Олег спустился спустя двадцать минут. Эми всё это время сидела на подоконнике, босая, с кружкой остывшего кофе в руке. Она не писала сторис, не листала ленту, не выдавала себя движением. Только смотрела в одну точку — на окно офиса напротив. За стеклом кто-то шевелился, поднимал шторы, опускал жалюзи. Но она не видела людей. Она проверяла ритм.

— Ну? — спросила она, не оборачиваясь.

Олег встал у двери. На нём была та же футболка, что утром, но плечи опустились — будто сдались. Он говорил медленно, как всегда, но на этот раз голос звучал странно пусто.

— Записи нет. Ни с лестничной площадки, ни с входной.

— Ошибка?

— Нет. Стерто. Чисто, без фрагментов. Логи удалены.

Эми медленно повернулась.

— Когда?

— Ночью. В три сорок.

— То есть… ровно в тот момент, когда я проснулась от этого чертового страха?

Она встала. Поставила кружку на подоконник, подошла ближе. Они стояли почти вплотную, но не касались. В комнате повисло напряжение, будто кто-то натянул струну между ними и забыл отпустить.

— Кто мог это сделать?

Олег пожал плечами.

— Кто-то, у кого есть доступ. Или кто умеет брать доступ.

Эми не моргала.

— Ты думаешь, кто-то вошёл в дом?

— Возможно. Или не входил. Может, просто смотрел. Через дверь. Через глазок. Или уже был внутри.

Он сказал это спокойно, как человек, который привык к технике, не к страху. Эми почувствовала, как у неё пересохло во рту. Она провела языком по губам и отступила. Пальцы на ногах вцепились в пол, как будто она стояла на краю чего-то невидимого.

— Сними, пожалуйста, все камеры. Все. — голос её был твёрдым. — Я не хочу, чтобы даже ты смотрел на меня в пустой квартире.

Он молча кивнул. Не спорил. Не оправдывался. Не предлагал оставить хотя бы одну. Только ушёл наверх, и через несколько минут прислал короткое сообщение:

«Готово. Удалено всё. Даже резерв.»

Эми закрыла глаза. Сначала на секунду. Потом — глубже. Она села обратно, закинула ноги на подоконник, включила тихую музыку. Электронные удары, ритм, пульсация — как искусственное сердце. Она не хотела думать. Она хотела только почувствовать, как звук заменяет тревогу.

Но в этот момент в телефоне всплыло уведомление от новостного канала.

«Исчезла ещё одна девушка. Блогер. Последний пост — видео о границах телесности. Город: тот же.»

Эми включила запись. Девушка, молодая, с чёрными дредами, говорила в камеру:

— Иногда мне кажется, что границы — это выдумка. Всё, что нас защищает, может быть просто иллюзией. Главное — быть собой. Даже если это опасно.

Видео прервалось. Эми сжала телефон, словно могла выдавить из него обратный ответ. Грудь сдавило — не от страха, от узнавания. Это был тот же манифест, который она выкладывала два месяца назад. Та же риторика. Те же интонации. Та же дерзость.

И теперь — пустота.

Эми снова открыла музыку, добавила громкости. Но ритм уже не помогал. Он бил по вискам, как обратный отсчёт. Она почувствовала, как начинает терять контроль.

Никто не должен был знать, что она боится. Ни подписчики. Ни команда. Ни тем более — кто-то, кто умеет стирать камеры.

Часть 6. Слепая точка

Эми вышла из офиса ближе к полуночи. Она не хотела оставаться одна, но и чужое присутствие стало невыносимым. Олег предложил подвезти — она отказалась. Её тело жаждало одиночества так же остро, как раньше жаждало прикосновений. Сумка через плечо, капюшон на голову, шаг — размеренный, почти вызывающе уверенный. Только глаза двигались чуть чаще обычного — проверяли отражения, тени, встречные силуэты.

У входа на парковку стоял тёмный седан. Завёлся, когда она прошла мимо. Мотор работал тихо, фары не включались. Эми не остановилась, не оглянулась, но спина напряглась — как будто по ней скользнули пальцы. Машина не тронулась сразу. Только когда она дошла до перекрёстка — медленно поехала следом.

Внутри такси она села на переднее сиденье, попросила не включать музыку. Дорога казалась длиннее обычного, хотя пробок не было. В зеркале заднего вида она заметила: тот же седан едет сзади. Без сигналов, без обгонов. Просто рядом.

Когда такси свернуло к её подъезду, машина продолжила ехать прямо. Но на мгновение — замедлилась. Эми это почувствовала, даже не глядя. Она вышла, не поблагодарив водителя. Поднялась по ступеням. Сердце било в виски.

Дверь в подъезд была приоткрыта. Обычно она закрыта на магнит. Сегодня — нет. Внутри было темно. Лампочка над лифтом мигала. Пахло влажным бетоном, как в старых санаториях. Она сделала шаг, потом ещё один. И вдруг резко остановилась.

Где-то на втором этаже — щелчок. Может, почтовый ящик. Может, чья-то дверь. Может… просто звук. Но он был. Реальный. Безошибочный.

Она достала телефон, набрала Марка — своего психолога. Внутренний рефлекс. Он не отвечал. Тогда она открыла диктофон и прошептала:

— Время 00:43. Я в своём подъезде. Кто-то рядом. Звук на втором. Камера у лифта моргает, не включается.

Она пошла дальше. Ключи держала в руке между пальцами — как нож. Поднялась на свой этаж быстро, стараясь не думать. Вставила ключ, щёлкнула замок, вошла внутрь и резко захлопнула за собой дверь.

Только когда все засовы были закрыты, она позволила себе выдохнуть. Облокотилась на стену, закрыла глаза. В квартире — тишина. Полная, тёплая. Спасительная.

Через час Марк перезвонил.

— Ты дома?

— Да.

— Всё в порядке?

— Не знаю. У подъезда была машина. За мной ехали. Камеры отключены.

— Ты хочешь, чтобы я приехал?

— Нет. Я хочу… чтобы кто-то это объяснил. Почему каждый шаг — как по стеклу? Почему даже дома не безопасно?

Марк молчал. Потом сказал:

— Ты знаешь ответ. Просто не хочешь произносить его вслух.

Эми выключила звонок. Открыла ноутбук. Посмотрела в домашнюю камеру. Файл — пуст. Только последняя зафиксированная секунда: входная дверь, а за ней — тень. Человеческая. В профиль. Но лицо чётко заслонено краем косяка. Как будто специально. Как будто кто-то

знал

, где проходит граница кадра.

Она выключила экран. Прошептала:

— Я слепа. Но он — нет.

Глава 11. Паутина без звука

Часть 1: Без звука, без глаз

Проснулась Эми резко — без зевка, без сладкого растягивания тела, будто кто-то внутри нажал тревожную кнопку. В квартире было тихо, как бывает только глубокой ночью или в момент, когда всё ещё не вернулось в мир. Но на экране телефона светилось: 9:07. Поздно. Не как обычно. Никто не звонил, не писал, не просил «отправить рилс на согласование». Уведомлений — ноль. Даже Камилла не кинула привычный смайл с кофе. Это было не просто странно — это было лишено жизни.

Эми села на кровати, прислушалась. За окном шуршали шины, кто-то кричал собаке, в лифте что-то прощёлкало. Мир жил. Но в её мире всё будто зависло. Телефон был холодный, будто мёртвый. Даже голосовой помощник не отозвался с первого раза.

— Алиса? — голос Эми прозвучал глухо. — Алиса, включи музыку.

Тишина. Потом — треск и плейлист сработал, но слишком тихо. Прибавив громкость, она услышала старый трек, где женский голос звучал, как будто его поймали в ловушку и теперь прокручивают вечно.

На кухне Эми наливала себе кофе и заметила — морозилка подала сигнал. Не звук, не гудение. Она щёлкнула — резко, как будто внутри сработал спусковой механизм. Из лотка вылетел кубик льда, упал в пустой поддон. Эми подскочила, не удержала чашку. Кофе плеснул на край плиты. И сердце — прыгнуло в горло. Так не должно быть. Это просто холодильник. Просто автоматический лёд.

Она смыла кофе, вытерла тряпкой — но дрожь в руках не исчезала. На уровне кожи — будто что-то тянется изнутри наружу. Тело реагировало раньше разума. Как будто заранее знало.

На экране телевизора — режим ожидания, но без её привычного фото. Обычно стояла заставка с её кадром из Flira: полураспущенные волосы, тень от пальцев на бедре. Сейчас экран просто был серым. Глухим. Без приветствия. Она открыла ноутбук — тот завис на обновлении. 84%. Уже тридцать минут.

— Где вы, блядь? — сказала она в пустоту.

Всё её окружение — команда, контент, сообщения — исчезло. Даже Камилла накануне говорила: «Устроим день детокса, отключим всё, только маски и медитации». Эми тогда кивнула, поддержала. Но теперь это был не детокс. Это была тишина. Без связи. Без глаз.

Когда она зашла на страницу Flira — увидела, что её последняя история кто-то сохранил. Не репостил, не отметил. Просто значок «сохранено». Один раз. И это выглядело как отпечаток пальца на стекле. Кто-то тронул её. И ушёл.

Стук в дверь выбил её из ступора. Быстрый, как будто курьер. Но она ничего не заказывала.

Открыла — пусто. Только газета на полу и конверт. Внутри — обычная флешка без маркировки, чёрная, матовая. Как будто её стерли.

Сердце билось в горле. Она закрыла дверь, проверила замки, включила антивирус на ноуте и только потом вставила флешку. Одна папка. Один файл. Без имени. Видео.

Она нажала «плей».

Часть 2: Первое движение сети

Видео открывалось медленно. Как будто не файл, а дверь, за которой давно никто не бывал. Первые секунды — тьма. Потом свет — дрожащий, словно отражённый от воды. Изображение слегка мылит, будто снято на старый телефон, но звук кристально чистый. Слишком чистый. Слышно, как кто-то дышит, затаив воздух — выдох прерывается на третьем такте. Не Эми. Кто-то другой.

Камера смотрит на неё. На её лицо. Только не так, как она привыкла — не под выгодным углом, не с мягким светом. Снято сверху, как будто с вентиляционной решётки. Она на кровати. В красном белье. То самое утро, когда они с Олегом снимали сцену «тело без смысла». Она говорит текст, смеётся, наклоняет голову. Но камера на флешке будто ждёт не этого — она улавливает паузы между словами, взгляд, когда Эми молчит.

На пятой секунде картинка меняется. Уже другая сцена. Кухня. Эми пьёт воду из бутылки, смотрит в окно. Камера — с другого угла, из-за шкафа. Тот день она даже не выкладывала — был перерыв. Никто не должен был снимать. Она на кухне, босиком, волосы собраны в пучок. И тут —

ещё один ракурс

, с балкона. Тот же момент. Кто-то снял одновременно с двух точек.

Она отшатнулась от экрана. Закрыла видео. Руки тряслись. Внутри уже не страх — какое-то холодное удивление. Как будто внутри неё что-то встало и вышло в коридор.

Но файл сам открылся снова. Прокрутился до конца. И последний кадр — не она. Не кухня. Не кровать.

Это её подъезд.

Сегодня.

Ночь. Камера установлена на уровне пояса. Слышны шаги. Кто-то входит в подъезд. Не видно лица. Только рука — в серой перчатке. Касается перил. Поворачивает к её этажу. Потом — стоп. Камера будто делает зум на дверь. На её дверь.

Эми узнала коврик. Он немного сдвинут. Тот самый вечер, когда она возвращалась и подумала, что будто бы кто-то его трогал. Тогда она списала всё на ветер.

На экране — белый кадр. Потом — чёрный. Потом — цифры.

15:34:12

15:34:13

15:34:14

Видео обрывается.

Эми закрыла ноутбук, встала. Её колени не слушались. Страх теперь был не вспышкой, а ровным, длинным гудением. Она проверила окно. Закрыто. Балкон — закрыт. Дверь на цепочке.

И всё равно — этого было мало.

В этот момент телефон завибрировал. Сообщение от Рамиля:

«Ты дома? У тебя интернет живой?»

Она набрала его, но не дозвонилась. Он сбросил и тут же скинул фото. Скрин экрана. Программа мониторинга входящих IP на их Flira-сервер.

Там был вход. Ночью. Через зашифрованный адрес. И — шок.

В исходнике IP стоял фильтр гос.уровня.

Рамиль написал второе сообщение:

«Это не левый псих. Это кто-то с доступом. Или был с ним».

Эми почувствовала, как что-то в позвоночнике окаменело. Пульс в висках застучал в два раза быстрее. Это не просто извращенец. Не просто преследователь. Это сеть. И она — в центре.

Она села на диван, провела пальцами по коже на шее. Как будто хотела нащупать, не выжжено ли что-то там.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Вдруг раздался лёгкий стук в окно.

Она вздрогнула, подскочила. Медленно подошла. За окном никого. Только тень от дерева и пыль на стекле. Но на подоконнике снаружи — что-то было. Крохотная белая точка. Бумажный кружок. Этикетка от тюльпана. Таких больше нет.

Эми прижала пальцы к стеклу.

Она больше не была уверена, кто именно на неё смотрит.

Часть 3. Погоня без бега

Она вышла на улицу не для прогулки. Это был акт сопротивления. Желание убедиться, что всё ещё под её контролем. На ней — серое пальто, чёрные очки, наушники без музыки. С закрытыми ушами легче вслушиваться в тишину. Словно внутренний слух обостряется.

Сначала всё казалось обычным. У подъезда сидел знакомый кот, в мясной лавке воняло специями и влажным перцем, бабка на углу курила «беломор» с таким видом, будто в этом мире она бессмертна. Но за этим — что-то неуловимое. Невидимый нерв в воздухе.

На остановке Эми села на скамью, достала телефон. Ни сообщений, ни новых видео. Она впервые в жизни чувствовала: если сейчас запишет что-то в сторис — не будет лайков. Не потому, что никто не посмотрит. А потому что за ней смотрят те, кто не ставит лайки.

Слева — витрина аптеки. В отражении она заметила мужчину. Он стоял на другом углу улицы, вроде бы смотрел на экран. Куртка с капюшоном, чёрная маска. Но когда она повернулась — его уже не было. Ни на углу, ни в зеркале.

— Прекрати, — шепчет себе. — Это просто триггер. Просто страх после видео.

Она идёт дальше. До сквера, где летом снимала сцену «тело в свете». Там, под бронзовой статуей девушки с книгой, они тогда с Олегом выставили свет так, чтобы контур её тела «вписался» в город. Тогда всё было под её контролем.

Сейчас — нет.

У подножия статуи кто-то положил одиночный белый тюльпан. Цветок лежал на чёрном камне, будто случайный жест. Но у него был срезанный стебель, короткий — как будто цветок был вырван, а не подарен.

Эми замерла.

Это был уже второй. Один — на флешке. Второй — здесь.

Она достаёт телефон, делает снимок. Затем отступает назад, чтобы посмотреть на композицию в целом. И только тогда видит: на бронзовой фигуре, прямо у плеча, закреплён маленький значок — чёрная точка с красным кружком внутри. Где-то она уже такой видела.

Поднимает голову — ища камеры. На деревьях, на фонарях. Но не может точно сказать, какая именно направлена на неё. Вдруг кажется, что все.

Прохожие идут мимо. Молодой парень в капюшоне улыбается, будто узнал. Женщина с коляской быстро отводит взгляд. Девушка с наушниками проходит рядом, и на мгновение пальцы её касаются руки Эми — случайно. Но тело отзывается дрожью.

Она идёт дальше, к кофейне. Там, где они с Камиллой обычно обсуждали съёмки. Где она вела прямой эфир под названием «Может, мы слишком свободны?». Сегодня она просто хочет спрятаться в шуме.

Бариста узнаёт её, кивает. Говорит:

— Эми? Вам как обычно?

Она кивает. Голос не слушается.

Садится в угол. Лицом к стене. Смотрит в экран ноутбука, но не включает его. Улавливает отражения в витрине. Кто-то сел за стеклом. Мужчина. Спокойный, в чёрном пальто. Он пьёт американо. Но держит чашку в правой руке, хотя ложку взял левой.

Эми замечает это. Потому что в её памяти всплывает кадр: на видео с флешки, в самом конце, рука в серой перчатке тоже брала что-то — именно левой.

Её пальцы сжимаются в кулак.

Он встал. Отошёл. Не посмотрел в её сторону.

Но на его столе остался чек.

На нём — время и слово: «Маяк».

Это не заказ. Не напиток. Не кофе.

Это имя.

Она делает снимок чека. И впервые за всё утро чувствует, что кто-то хочет не напугать — а привлечь внимание.

Часть 4: Разрыв с экраном

На обратном пути Эми будто двигалась по плёнке. Знакомый город стал казаться декорацией — всё на местах, но немного не то. Знаки чуть сдвинуты. Цвета — приглушённые. Даже прохожие будто повторялись, как в симуляции: та же пара, та же походка, тот же рюкзак. Она трижды видела одну и ту же рыжую собаку у разных улиц.

В студии было прохладно. Кондиционер работал в автоматическом режиме, окна закрыты, двери — заперты. Всё казалось правильным. Но снова — что-то не совпадало. Под ногами похрустывал песок, хотя она мыла полы. И в монтажной комнате — слегка сдвинут стул. Маленькие сдвиги, которые могли быть ничем. Или всем.

Эми включила компьютер, открыла панель управления Flira — для админов своего канала. Программа сразу показала всплеск активности в 3:47 ночи. Кто-то зашёл под её паролем и смотрел папку с черновыми записями, ту, где хранятся «сырые» дубли до публикации.

Зазвонил телефон. Рамиль.

— Я нашёл хвост, — сказал он сразу. — Там, на той флешке. Откуда файл залит.

— Ну?

— IP заглушен, но прокси ушёл через гос-сервер. Не просто в РФ — на узел в системе защиты связи.

— Какой, чёрт возьми, прокси? Ты уверен?

— Эм, я тебе так скажу: обычный хакер туда не сунется. Это кто-то, у кого есть или был доступ. Служебный.

Эми замолчала. Молчание не было растерянным. Оно было... отстранённым. Впервые за долгое время она не чувствовала паники. Только холодный анализ.

— То есть ты думаешь...

— Я не думаю. Я знаю. Этот «маньяк» может быть не просто маньяком. Или он — не один.

Эми закрыла глаза. Глубоко вдохнула. Открыла. И только теперь поняла, почему ей стало легче после этих слов. Потому что если за ней следит система, пусть даже страшная — она хотя бы существует. Она не безлика. У неё есть структура. Правила. Пусть извращённые — но логика в них есть.

— Ты заскринь все адреса. И не присылай мне в мессенджеры. Только лично, — сказала она тихо.

— Эми... — Рамиль колебался. — У тебя есть кто-то рядом?

Она усмехнулась.

— Кроме камер — никто.

— Это уже не игра.

Эми посмотрела на экран. Сверху было открыто её недопубликованное видео: «Границы желания». Она в нём говорит в камеру:

«Женщинам часто внушают, что они должны быть скромными. Но скромность — это не добродетель. Это соглашение со страхом».

И тут экран дёрнулся. На секунду погас. Когда снова включился — окно видео было закрыто. И мышка медленно двигалась по экрану. Не по её команде.

Эми отпрянула от ноутбука.

Через мгновение — всё остановилось. Мышка замерла. Экран замерцал — и всё вернулось на место.

Она встала. Подошла к камере видеонаблюдения на потолке. Открутила крышку. Там — красный огонёк. Камера работала. Всё ещё.

Словно кто-то всё это время не просто смотрел. А ждал, пока она догадается.

Эми выключила свет. Студия утонула в полумраке. Только мониторы светились. В отражении экрана она увидела себя. И вдруг поняла: больше не уверена, кто в этом зеркале смотрит на неё.

Взгляд был её. Но выражение — уже другое.

Часть 5: Ощупывать страх

Свет выключился резко. Без характерного понижения напряжения, без мерцания ламп — будто кто-то нажал рубильник. Абсолютная тьма. Даже индикация на роутере исчезла. Молчали кондиционер, кофемашина, даже холодильник, который обычно жил своей жизнью, — будто затаил дыхание.

Эми замерла. Стояла посреди монтажной. Руки вытянуты немного вперёд, как будто касалась воздуха. Ни шагов. Ни сигналов. Тишина. Не пустая — напряжённая. В ней словно кто-то ходил. Тихо, босиком, по ковролину её студии.

Она медленно двинулась вперёд, ощупывая пространство. Знала — рядом, в двух метрах, лежал удлинитель с аварийным фонарём. Только бы не споткнуться. Только бы...

Щёлк.

Резкий, как капкан. Автофокус.

Щёлк.

Ещё один. Где-то ближе. Слева.

Эми замерла. Это звук, который она знала наизусть. Звук, с которого начинались съёмки. Камера на штативе. Или — камера, установленная кем-то без её ведома. Автоматическая. Умная. Реагирующая на движение и приближение.

Щёлк.

Ещё один. Прямо за спиной. Потом — короткий писк. И всё.

Мир снова провалился в тишину.

В горле — вкус железа. Сердце билось в ушах, как барабан. Она не могла закричать, не могла шевельнуться. Было чувство, что любая резкость с её стороны даст сигнал — «начинай».

Внезапно щёлкнул холодильник. Потом — вернулся свет.

Не вспышкой, а ступенчато: сначала загорелся потолочный светильник, потом монитор, затем мигание сетевого экрана. Воздух снова наполнился техникой. Но это не успокаивало. Потому что теперь Эми увидела главное.

Все камеры, что были в студии — на штативах, под потолком, на стойках — повернулись.

На неё.

Их было восемь. Она никогда не устанавливала столько. Две были временными. Одна — резервной. Остальные... Она не знала, откуда они. Чёрные, гладкие, будто из другого комплекта. Без наклеек. Без маркировок.

Они смотрели. Все. Молчаливо, точно, безотрывно.

Эми подошла к одной. Медленно, с опаской. На экране индикации — мигающий красный круг. Запись шла. Но к какому хранилищу? Где она сохранится? Кто её получит?

В углу студии — экран, подключённый к центральной системе. Она включила его. Появилось окно с изображением. Она увидела себя. В прямом эфире. С задержкой в доли секунды. Затем — в нижнем углу экрана, мелькнул логотип, которого не должно быть.

Тонкая, белая надпись на чёрном фоне:

V-Sigma Network // level 2

Этого не было ни в одной из её систем. Ни в её платформах. Ни в Flira. Ни в техническом регламенте.

Она включила все свои панели. Начала отрубать источники, сбрасывать соединения, вытаскивать штекеры, отключать питание. Камеры продолжали светиться. На одной из них — индикатор поменял цвет. С красного на зелёный. А потом — снова на красный.

Как будто кто-то подтвердил вход.

Эми села на пол. Прижалась спиной к стене. Руки дрожали. Тело будто ощущало невидимые пальцы, которые скользили по коже, не касаясь, но обещая это сделать.

С потолка еле слышно гудел проектор. Когда она подняла взгляд — изображение на стене начало проявляться.

Не видео. Слово.

“Привет, Эми.”

Просто это. Белыми буквами. Без запятых. Без точки. И в этот момент ей стало хуже, чем когда-либо.

Потому что это уже не был след. Это было обращение. Личное. Прямое. И значит — за ней наблюдают не просто потому, что могут. А потому что

она — цель

Часть 6: Клик замка

Она не двигалась. Минуту. Десять. Возможно, полчаса. Сидела на полу, у стены, под проекцией слова «Привет». Белые буквы уже почти исчезли — проектор погас. Воздух был влажный, как будто кто-то дышал рядом. Но в помещении, кроме неё, никого не было.

Эми встала, на ватных ногах прошла к окну. Улица — пуста. Светофор мигает в одиночестве. Даже кошки нет на парковке. Она выключила проектор. Проверила электросеть. Всё работало. Камеры тоже, но теперь — без движения. Как будто наблюдатель

уже получил своё

.

Она закрыла студию, поставила на сигнализацию, спустилась по лестнице — лифт вызывал паническую атаку. Шаги отдавались эхом. Каждый шаг — как вопрос без ответа.

На улице пахло дождём. Хотя капель не было. Свет фонаря у подъезда мигал, как будто подмигивал. Она прошла внутрь, поднялась к себе. И в тот момент, когда ключ почти коснулся замочной скважины, за спиной —

щёлк

.

Дверь за её спиной — та, из студии.

Щёлк. Замок.

Она обернулась. Но коридор был пуст.

Нет. Это был не тот замок.

Это был

её замок

. Он сработал

изнутри

.

Ручка дёрнулась. Медленно. Без резкого толчка. Не как грабитель. Не как маньяк. Как человек, который

имеет право войти

.

Эми отшатнулась. Сердце в горле. Дверь перед ней — всё ещё закрыта. Но та, которую она только что покинула, открылась.

Из студии вышел мужчина.

Высокий. В тёмном пиджаке. Без маски. Без капюшона. Волосы короткие, лицо чёткое. Лет сорока пяти. Спокойный. Не торопится. В руке — ничего. Ни оружия, ни телефона. Только взгляд — прямой, тяжёлый, взрослый.

Он прошёл по коридору к ней. Остановился в двух шагах. Не приблизился. Не вторгся в её зону. Но и не отступил.

— Добрый вечер, Эми, — сказал он тихо. — Давно хотел познакомиться. Без камер. Без стримов.

Она не ответила. Только держалась за ключ, как за нож.

— Не бойтесь. Я не тот, кого вы ждёте, — добавил он. — Я — тот, кто смотрел, чтобы он не пришёл раньше.

Она моргнула. Медленно. Осознанно.

— Кто вы?

Он чуть усмехнулся.

— Сейчас это не важно. Для протокола — майор Ильин.

Он поднял руку, показал удостоверение. Не на вытянутой руке, не с угрозой. Просто — как факт.

ФСБ.

Эми не сразу поняла, что именно чувствует. Не страх. Не облегчение. Не злость. Что-то другое. Как будто её обнажили, но не тронули. Оставили стоять — на холоде. И только сказали:

«мы знали»

.

— Мы следили за вами не потому, что вы жертва, — продолжил он. — А потому, что вы — наживка. Очень хорошая, кстати. Он вас выбрал. А мы выбрали — не дать ему успеть.

Эми прижалась спиной к двери. Её рука скользнула по поверхности, нащупала глазок. Всё, что она могла — дышать. Неглубоко. Ровно.

— Вы врёте, — прошептала она.

— Нет, — спокойно ответил он. — Но вы можете так думать. У вас ещё будет время передумать.

Он повернулся. Медленно пошёл к лестнице. Ни одного лишнего жеста. Уверенный, взрослый, не опасный снаружи — и именно поэтому страшный.

Перед тем как исчезнуть за поворотом, он бросил через плечо:

— А код от студии мы поменяли обратно. На тот, что вы придумали в июле. Вы ведь любите контроль?

Дверь за ним закрылась. Щёлк. Один и тот же звук. Но теперь — он значил другое.

Эми стояла. На холодной плитке. Всё ещё с ключом в руке. Но теперь уже знала — он был внутри дольше, чем она думала.

Глава 12. Выбор наживки

Часть 1: За гранью дыхания

Ночь не наступила — она просто стёрла день. Плавно, как графический редактор, выключающий свет одним сдвигом ползунка. За окном ничего не двигалось. Даже фонари больше не моргали. Всё застыло, как кадр на паузе. Лишь часы тикали. Монотонно. С вызовом.

Эми сидела на полу, облокотившись о стену. На ней был чёрный халат из плотной ткани, который она обычно надевала, когда мёрзла внутри. Пальцы скользили по клавишам ноутбука без цели — то увеличивая масштаб фрагмента видео, то возвращая его в начало, то замедляя почти до миллисекунд. Она открыла старые архивы с камер: не те, что для Flira, а внутренние — сервисные, которые редко использовала. Камеры, которые смотрели на неё, пока она снимала тех, кто смотрел в экран.

Она искала след. Не лицо. Не движение. Не мужчину в пиджаке. А момент, когда началась игра.

03:44 — она на кухне. Режим паузы между съёмками. Пьёт воду, облокачивается на стол. Камера дрожит. Но не потому, что она шевельнулась — а потому что где-то рядом с камерой дрожала поверхность. Воздух. Как будто в вентиляции что-то прошло.

Эми перемотала. Ещё. И ещё. На 03:46 — в отражении окна мелькнула тень. Не человек. Не силуэт. Искажение. Как будто кто-то смотрел через стекло, не двигаясь, но оставляя вибрацию.

Она закрыла файл.

Долго сидела, прислушиваясь к себе. Тело было неподвижно, как будто она лежала под прозрачной кожей тревоги. А внутри — кипела формула. Расчёт. Кто, когда, зачем. Почему она.

Мысли не были хаотичны. Они были — жёсткие, как гвозди. Не было слёз. Ни одной. Это не был страх. Это был вызов.

Она встала. Подошла к зеркалу. Долго смотрела на себя. Тёмные волосы, подчёркнутые скулы, зелёные глаза — всё на месте. Но взгляд был чужим. Или — слишком настоящим.

Эми открыла старую коробку с распечатками. Когда-то она вела дневник — по совету психолога. Записывала ощущения после съёмок: возбуждение, усталость, отвращение, власть. И страх. Тот самый, первый — когда один из фанатов написал:

«Ты не просто возбуждаешь. Ты будишь во мне то, что не просыпалось раньше.»

Она тогда смеялась. Записала в блокнот:

«Может, я терапия?»

Теперь это звучало иначе.

Рядом с блокнотом — фото. Она с командой. С Камиллой, с Олегом, с Алисой. Все улыбаются. Лёгкая одежда. Весна. Но взгляд её — уже тогда был настороженным. Уголки губ приподняты. А глаза — как будто ищут, кто держит объектив.

Она снова села.

Открыла голосовую заметку. Прокрутила до середины — момент, где она говорит на микрофон:

«Контроль — это не про власть. Это про безопасность. Когда ты знаешь, в чьих ты руках — можно расслабиться. Но если руки невидимы…»

Она не договорила. Тогда — вырезала. Слишком лично. Слишком без кожи. Но сейчас — включила снова.

Потом нажала «запись» и произнесла:

— Я не боюсь. Я просто хочу знать, как давно вы здесь. И зачем я вам. Если вы ждёте моего страха — придётся подождать.

Сохранила. Без названия. Без обложки. Просто файл. Как нож без ручки.

Она легла. Без одеяла. На прохладные простыни. И не закрыла глаза.

Потому что теперь знала: ночь — это не отсутствие света. Это момент, когда кто-то дышит рядом. Но ты не видишь, кто.

Часть 2: Один противник — много лиц

Утро пахло не кофе, а чем-то стерильным. Как в лабораториях или судебных залах. Воздух был ровным, холодным, сухим. Эми открыла глаза, не двигаясь. Только взгляд — по комнате, по теням, по стыкам стен. Всё на месте. И всё не так.

В телефоне — только одно новое сообщение. От Рамиля. Только PDF.

Она нажала — и увидела таблицу. Три имена. Не настоящие. Никнеймы.

@blush_lana

@una_in_shadows

@milfvoice_xx

У всех — Flira. Все — блогеры с подпиской «ультра». И у всех — странности в активности.

????Первую две недели назад начали массово смотреть фейковые аккаунты.

????У третьей — под постом о фэнтези-ролях появилось 47 комментов с одним словом: "Развратница".

Рамиль дописал внизу:

«Тот же паттерн. Те же слова. Но это не толпа. Это копия. Один мозг, много рук.»

Эми читала это на кухне, босиком, с чашкой, которая давно остыла. Она не чувствовала, как сжимает керамику до хруста. Только взгляд — чёткий, сухой. Не дрожащий. Скорее — математический.

@blush_lana — вела курс по секс-медитациям. Эми когда-то лайкала её. У той — в январе пропал один день в расписании. После этого — перерыв. Две недели. Молча.

@una_in_shadows — была провокационна. Эми даже считала её граничащей с фейком. Но она исчезла из сети три дня назад. Никто не написал об этом. Просто — ушла.

@milfvoice_xx — была популярна в среде зрелых. На одном эфире она произнесла:

«Я даю голос тем, кто всю жизнь шептал».

После этого — волна комментариев. Фейки. Троллинг. Потом тишина.

Их трое.

Но может быть больше.

Эми закрыла файл. Села на подоконник. За окном — дети, собаки, мусорка, голуби. Обычный мир. И — что-то параллельное. Как будто по той же улице идёт вторая реальность, тонкая, как плёнка, которую никто не снимает.

Рамиль позвонил сам.

— Прости, не могу молчать. Это не совпадения. Это набор. Отбор.

— Кем?

— Не знаю. Но он работает не по жертвам. А по типажу.

— Объясни.

— Он выбирает женщин, которые говорят о сексе вслух. Красиво. Уверенно. Публично. Это не просто возбуждение. Это будто провокация для него. Как будто он хочет их... наказать. Но не за сам акт. А за право иметь голос.

Эми молчала.

— Он не убивает, — продолжал Рамиль. — Но он метит. Ты видела. Метка — "Развратница". Это не слово. Это диагноз.

— Он не лечит. Он собирает.

— Да, — кивнул тот. — Именно это меня пугает. Он — Собиратель. Не маньяк. Архиватор. Он как будто строит коллекцию. Не из тел. А из слабостей.

Эми провела пальцами по губам. Слово «развратница» в её голове звучало иначе. Как будто шёпотом. Из тёмной комнаты. Откуда-то из детства. Где это слово означало стыд, но с привкусом власти.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ты ещё хочешь вести Flira? — спросил Рамиль.

— Да.

— После всего?

— Особенно после этого.

И в этот момент она поняла: её никто не может заставить быть наживкой. Но именно поэтому она может сама выбрать — стать ею. Не как жертва. А как приманка, которая тоже держит крючок.

Часть 3: В зеркале не отражается страх

Сеансы с Черкасовым никогда не были для Эми терапией в классическом смысле. Без мягких подушек, без «давайте подышим». Он всегда говорил прямо, без снисходительности, без «я понимаю». И именно поэтому она продолжала к нему возвращаться. Он не лечил — он смотрел. И от этого становилось неловко. Как будто ты обнажён, хотя одет.

На экране он появился в чёрной водолазке, с чашкой чая, как всегда — на фоне старинных полок и открытого окна, откуда иногда врывался ветер. Свет падал сбоку, делая его лицо наполовину скрытым. Почти символично.

— У тебя двадцать минут, — сказал он. — Потом у меня клиент, который думает, что он ведьма.

Эми усмехнулась. Лёгкая тень улыбки — и сразу исчезла.

— Мне не нужен разбор. Мне нужен фокус, — сказала она. — Я не в истерике. Я просто не знаю, что с этим делать.

— С чем?

— С тем, что я больше не чувствую страха. А должна бы. Наверное.

Он кивнул. Не записывал. Просто смотрел.

— Что ты чувствуешь?

— Ясность. Остроту. Как будто кто-то сорвал завесу. И теперь всё слишком отчётливо. Я понимаю, почему он выбрал меня. Я понимаю, что за мной наблюдают. Я даже понимаю, что, возможно, вся эта история с ФСБ — часть другой игры. Но... я не в панике. Я — в сборке. В готовности. И это пугает.

— Пугает, что ты не боишься?

— Нет. Пугает, что мне это... нравится.

Он не моргнул.

— Что именно нравится?

— Быть в фокусе. Быть центром. Быть ключом.

Она отвела взгляд. Сделала глоток воды. Говорила чётко, как будто диктовала самой себе.

— Мне не хочется быть жертвой. Но и просто умыться и уйти я тоже не могу. Он — кто бы он ни был — начал игру. А теперь... я хочу её закончить.

Черкасов смотрел на неё ещё несколько секунд. Потом сказал:

— Ты всегда была в кадре. Но теперь впервые хочешь попасть в сюжет.

Эми подняла взгляд. Их глаза встретились. Экран не мешал. Он не играл с ней. Он просто задал то, что боялась сама сформулировать.

— Я хочу поймать его, — сказала она.

— Зачем?

— Чтобы закрыть петлю. Чтобы не остаться просто телом. Просто продуктом. Чтобы хоть раз быть... действием.

Он молча кивнул.

— Тогда это не про безопасность.

— Это про выбор, — ответила Эми.

Черкасов посмотрел в сторону, потом снова на неё.

— Ты знаешь, что этот выбор может стоить тебе больше, чем ты готова отдать?

— Да.

— Тогда сделай паузу. День. Не контент. Не эфир. Ни с кем. Только ты. И тишина.

— Тишина — это и есть причина, по которой я здесь.

Он чуть улыбнулся.

— Тишина — это единственное место, где ты не будешь ролью.

Сеанс завершился. Экран погас. А в отражении на тёмной поверхности появилось её лицо. Но теперь, впервые за долгое время, Эми увидела не маску. Не бренд. Не блогершу. Просто себя.

И она не отвернулась.

Часть 4: Разговор без камеры

Кафе было почти пустым. Утро, середина недели, обычный район. Никакого пафоса, ни следа драмы. За стойкой скучающая бариста водила пальцем по экрану телефона, делая вид, что изучает меню. За окном моросил мелкий дождь — почти невидимый, но липкий, въедливый. Такой не снимают. Он вне кадра. Он как реальность — всегда рядом, но без спецэффектов.

Ильин сидел у окна. Рубашка, закатанные рукава, никакого пиджака. В руках — чёрный чай. Ни сахара, ни лимона. Его образ говорил: здесь нет агентуры, нет допроса, нет «дела». Только разговор.

Эми вошла молча. Он кивнул, не вставая. Она села напротив.

— Спасибо, что пришли, — сказал он спокойно.

— Я пришла, потому что хочу понимать, во что вы меня втягиваете, — коротко ответила она. — А не потому что вы так решили.

— Справедливо, — кивнул он. — Я не приказываю. Я предлагаю.

Она молчала. Он продолжил:

— Через два месяца состоится закрытая вечеринка. Её проводят организаторы из Flira. Сексуальный формат: блогеры, контент-мейкеры, часть подписчиков и пара десятков так называемых «гостей». Тема вечера — «без границ». Там будет всё: игра, телесность, псевдотерапия, ролевые сцены, кураторы, анонимные маски. Но главное — будет концентрация людей, которые давно привлекают его внимание.

Эми слегка приподняла бровь.

— Вы уверены, что он придёт?

— Нет. Но он всегда рядом. Такие встречи — это кормовая база. Он не просто выбирает жертв — он наблюдает, как они ведут себя, что говорят, кого касаются. И мы знаем, что

тебя уже внесли в список приглашённых

. Под твоим именем. Он это увидит. Если ещё не увидел.

Она сделала глоток кофе. Горький. Без сахара. Горло чуть сжалось, но голос остался ровным.

— А если он не появится?

— Тогда, возможно, появится кто-то от него. Или кто-то, кто знает, где искать. Нам не нужен арест на месте. Нам нужен вход. Доступ. Шанс войти в его структуру, даже если она — тень.

— Вы хотите, чтобы я была там... кем?

— Собой, — ответил он. — Ты не сможешь скрыться. Там все знают, кто ты. Ты просто должна быть. Смотреть. Чувствовать. И если появится момент — дать нам знак.

— Защита?

— Будет. Но не очевидная. Мы не вмешаемся без сигнала. Ты будешь выглядеть свободной. Открытой. Желанной. Именно так, как он хочет видеть.

— А если я не подам сигнал? Если не успею?

— Тогда мы не успеем. И ты останешься одна.

Она откинулась назад. Дождь за окном усилился. Бариста включила музыку, но слишком тихо, чтобы она отвлекала.

— У вас ведь уже были попытки, — произнесла Эми. — И что, никто не согласился?

— Были. Но не такие, как ты. Они боялись. Или играли. Ты — другая. Он это чувствует. Мы тоже.

Она усмехнулась. Не от удовольствия. От узнавания. Её всю жизнь хотели использовать. Кто с любовью. Кто с выгодой. Кто с интересом.

— И что будет, если я скажу нет?

— Мы продолжим наблюдать. За тобой. За местом. Но тогда — ты останешься в центре. И ты не будешь знать, когда он приблизится. Может, во время съёмки. Может, в коридоре. Может, во сне.

Она встала. Медленно. Собранно.

— Это не «да», — сказала она.

— И не «нет», — спокойно отозвался он.

Она вышла в серый день. Снег мешался с дождём. Липкие капли стекали по пальто, за шиворот, по шее. Но Эми не ускорила шаг. Внутри всё было тихо.

Слишком тихо, чтобы это было просто размышление.

Часть 5: Контроль в отражении

Она вернулась в студию ближе к ночи. Пустое здание встретило её тишиной, слишком правильной, слишком спокойной. Охранник у входа спал, прижавшись к газете. Эми прошла мимо бесшумно, как будто сама была тенью.

Внутри всё было на месте: техника, ровный свет, рабочие экраны, даже резерва на сервере не отключена. Пространство не казалось чужим, но и своим больше не было. Оно ждало — не человека, а решения.

Она не стала раздеваться. Просто прошла в гримёрку, включила зеркало. Усталая кожа, голые глаза, губы сухие. Без фильтра. Без блика. Просто женщина. Не блогерша. Не секс-кураторка. Не образ.

На вешалке — платье, которое надевала когда-то давно, для одной из первых фотосессий. Тогда оно казалось бронёй. Сейчас — просто ткань, в которой удобно дышать.

Она переоделась. Собрала волосы. Не стала краситься. Камеры — включила вручную. Знала, куда ставить свет. Знала, как словить тень. Но впервые всё это не имело значения.

Села. Диван под ней был чуть прохладным, как всегда по ночам. Спина прямая. Колени вместе. Дыхание — медленное. Камера — пошла.

— Привет, — сказала она. — Это не урок. Не провокация. Не очередная рубрика.

Пауза. Ровная. Без драмы.

— Это просто голос. Женский. Простой. Без маски. Без сценария.

Её голос звучал глухо, но точно. Он не шептал — он резонировал. В теле, в кадре, в воздухе.

— Сегодня я поняла одну вещь. Мы все играем. Мы надеваем кружево, свет, звук, красивые речи — чтобы казаться теми, кем нас хотят видеть. И я умею это. Я умею казаться. Но сейчас — не об этом.

Камера слегка дрогнула автофокусом. Она не отвела глаз.

— Я буду продолжать снимать. Да, про секс. Да, про желания. Да, про то, о чём боятся говорить вслух. Потому что это — моё. Это — про нас.

Её голос стал тише. Но не слабее.

— Я говорю сейчас девушкам. Тем, кто смотрит, молчит, боится. Тем, кого называют развратницами, шлюхами, «слишком открытыми». Я говорю вам: вы не обязаны ничего объяснять. Ни им. Ни ему. Ни даже себе. Но если вы решите говорить — говорите. Так, как хотите.

Она замолчала на секунду. Потом посмотрела в объектив ещё прямее.

— Потому что мудаков хватает. Тех, кто шепчет, наблюдает, оценивает. Тех, кто мечтает заставить вас замолчать. Но пока вы сами выбираете, что и как говорить — вы не в их власти.

Она выдохнула. Слегка наклонилась вперёд.

— Я не ухожу. Я не прячусь. Я буду в кадре. Как была. Как есть. Как хочу.

Щёлк. Камера остановилась.

Файл сохранился автоматически. Без названия. Без тегов. Только дата и время. Она даже не посмотрела на экран. Просто встала, выключила свет, осталась в полумраке.

В отражении чёрного стекла монитора — её лицо. Усталое, живое, собранное. И впервые — не для кого-то. А для себя.

Контроль — это не кадр. Это выбор: остаться собой, даже если кто-то надеется, что ты испугаешься.

Часть 6: Дайте мне подумать…

Она вернулась домой поздно. За окном дрожали фонари, капли стекали по стеклу, оставляя мутные следы, будто кто-то провёл пальцем. Никаких шагов за спиной. Ни звонков. Ни сообщений. Даже внутри — тишина. Спокойная, но не мёртвая.

В лифте зеркало чуть мутнело от перепада температуры. Эми смотрела на себя: бледная кожа, тёмные круги под глазами, волосы в лёгком беспорядке. Усталая. Но не разбитая. Не пустая. Скорее — собранная. Как до съёмки. Как перед сценой.

На этаже свет не горел. Тонкий свет фонаря из окна едва подсвечивал дверь. Она достала ключ. И в тот момент, когда вставила его в замок, за спиной прозвучало:

— Эми.

Она не вздрогнула. Только выпрямилась. Повернулась медленно.

Он стоял у стены. Спокойный. В том же пиджаке, что и в первый раз. Ровный взгляд, руки в карманах. На лице — ни тени угрозы. Но и ни одного лишнего жеста.

— Простите, что без звонка, — сказал Ильин. — Хотел убедиться, что вы не передумали.

— А если бы передумала?

— Я бы ушёл. Без давления.

Она кивнула. Медленно сняла шарф. Стала ближе. Почти на расстоянии дыхания.

— Я не передумала, — тихо сказала она. — Я просто... думала. Всё это время.

— И?

Эми посмотрела в сторону, потом снова на него. Улыбнулась. Не кокетливо. По-настоящему. Снизу вверх. Лёгко. Усталой улыбкой человека, который знает, куда идёт.

— Я иду. На своих условиях. Без иллюзий. Без игр. Я буду в доме. Я буду в кадре. И если он появится — я заговорю первой.

Ильин кивнул. Почти незаметно. Как будто услышал не «да», а

пароль

.

Он достал из внутреннего кармана маленькую карту. Без эмблем, без имени. Только номер. И строка под ним:

«Никто не спасёт тебя лучше, чем ты сама. Но мы можем помочь.»

Он не протянул её. Просто положил на подоконник.

— Вещи для связи пришлём через день. Ты в списке. Всё остальное — зависит от тебя.

— Как всегда, — сказала Эми.

Он развернулся. Ушёл, не оглядываясь. Ступеньки не скрипели. Даже дверь внизу не хлопнула. Как будто исчез.

Эми подняла карту. Повертела между пальцами. Потом убрала в карман.

Открыла дверь. Зашла. Свет не включала. Прошла вглубь квартиры. Включила одну камеру. И села перед ней.

Голос — уверенный. Тихий.

— Добрый вечер, котики. Сегодня мы поговорим о желании. И о том, почему иногда оно спасает жизнь.

Запись пошла.

Конец