Проклятые-3: Танец смерти

Божественный пантеон

Луминея — Царица

Богиня страсти, любви, гнева, войны, мести и огня.

Илайя — Знающая

Богиня жизни, исцеления, пророчества, искусств и истории.

Миракл — Мудрый

Бог земли, богатства, магии, правды и лжи, знания, растений и плодородия.

Элаан — Безмятежный

Бог воды, лунного света, мира, бурь, изобретений, открытий и океанов.

Аиста — Жница

Богиня духов, судьбы, души, времени, снов, тьмы и смерти.

Кайрос — Ликующий

Бог воздуха, неба, легкомыслия, надежды, света, смеха, перемен и вторых шансов.

Сафр — Судья

Не считается частью пантеона. Вечный судья душ, пожинаемых его сестрой-близнецом, Аистой, когда она приводит их в Запределье.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Пролог. Эвелин

ТРИ ГОДА НАЗАД

Вкладываю Фанг в ножны на бедре, пока Виола заворачивает очередной каравай овсяного хлеба. Разговоры — пустая трата энергии, но её нервозность просачивается наружу безостановочной болтовней.

— …что, конечно, в духе фейри, — продолжает она, укладывая хлеб в мешок, сшитый из обрезков старой одежды.

Передо мной проплывает прозрачный человекоподобный силуэт, машущий призрачной рукой, чтобы привлечь моё внимание. Я точно знаю, кто это. Она преследует меня семь лет, с самого инцидента.

Не реагирую.

Моя опекунша начинает беспокоиться, когда я взаимодействую с блуждающими огнями.

Виола принимается за последний каравай, сдувая с лица прядь светлых вьющихся волос.

— И помнишь, я рассказывала тебе про глупые фильмы о любви? Они были моими

любимыми

, но Алистер их не выносил. Думаю, всё дело в его воспитании, ведь большинство семей фейри такие прагматичные. Они упорно трудятся, чтобы сохранить свою культуру. Алистер любил повторять, что только его семья помнит, как готовить

настоящий

фейрийский мёд…

Её тревога достигла критической точки. Если она завела шарманку о бывшем муже из своей давно минувшей жизни в мире смертных, значит, её страх сильнее, чем я предполагала.

Она суёт в мешок помятый кусок пергамента, исписанный фейрийскими рунами с переводом на общий язык, и завязывает его. Прохожу сквозь блуждающий огонь, чтобы забрать мешок, и перекидываю его через плечо.

— Перестань беспокоиться. Я справлюсь.

Моя опекунша смотрит на меня своими добрыми, обеспокоенными голубыми глазами и вздыхает.

— Знаю, тебе будет неприятно это слышать, но то, что ты делаешь, — это очень мило и по-доброму. Это показывает, что ты заботишься гораздо больше, чем когда-либо готова признать.

Я — милая и добрая?

— Едва ли.

— О, правда? Тогда почему ты снова рискуешь ради них жизнью?

— Нельзя рисковать тем, чего у тебя нет, — отмечаю я.

Виола возражает, что ей не нравится, когда я так говорю, а потом качает головой.

— Я просто не думаю, что сегодня лучшая ночь для очередной вылазки. У тебя был долгий,

ужасный

день, мой ворон. Меня заставили наблюдать за большей его частью, так что даже не пытайся притворяться, что это не так.

Мой день ничем не отличался от любого другого дня с тех пор, как два с половиной года назад Теодор вырвал моё сердце: тренировки до тех пор, пока я в буквальном смысле не падала замертво.

Однако Виола права, сегодня было небольшое отличие: некроманты привязали меня к столу в своей лаборатории для «укрепительной тренировки». Дхолен, главный некромант, вскрывал мою кожу, чтобы капать кислотой на обнажённые вены — по одной капле за каждое прикосновение его кожи к моей.

Даже я вынуждена неохотно признать, что этот метод пытки был до отвращения артистичен. Давно я так не кричала.

Почти ностальгия.

Но некроманты исцелили меня после, как и всегда, не оставив ни единого шрама. Так что я в порядке — не нужно тратить время на то, чтобы Виола меня нянчила. Кроме того, мне нужна эта информация как можно скорее. Теодор в последнее время медитирует над своей местью больше обычного, и сейчас он особенно зол.

Это лишь вопрос времени, когда меня наконец отправят в мир смертных.

Бросаю взгляд в окно без стекол, забранное ставнями, в уединённой хижине на окраине королевства Теодора, возле искажённого леса, которая всегда была моим домом. Освещение в Пустоши всегда слабое, но ночью для глаз смертного здесь царит кромешная тьма. Если я буду ждать дольше, то не смогу найти вход в систему пещер, которую тайно использую уже больше года, чтобы добираться до ближайшего поселения людей — с тех самых пор, как я дала кровавую клятву вытащить их из Пустоши.

— Я иду сегодня. Еда не может ждать, — тихо напоминаю Виоле.

Пустошь далека от процветания. Теодор и его двор, твари, нежить и всё остальное, что обитает в этом адском плане бытия, в основном плотоядны. Виола упорно трудилась, чтобы вырастить дикий овёс и грибы, а Теодор заставляет пленных людей ухаживать за небольшими фермами вокруг своего королевства, чтобы кормить других пленников, но еда здесь всегда была дефицитным ресурсом.

Несколько месяцев назад две из этих ферм сгорели. Теперь достаточно еды получают только слуги в цитадели и те, кого заставляют сражаться насмерть на арене ради развлечения.

Ближайшее поселение голодает.

Виола обдумывает ситуацию и наконец долго и медленно вздыхает.

— Хорошо. Я буду молиться всем богам, чтобы ты добралась туда и обратно в целости и сохранности. — Она видит выражение моего лица и приподнимает бровь. — Ты можешь думать, что молитвы бесполезны, но уверяю тебя, это не так. Боги…

— Давно прокляли всех в этой дыре, — заканчиваю за неё, в последний раз перепроверяя всё, что на мне.

Оружие — на месте.

Мешок с домашней и украденной едой, за обнаружение которой нас жестоко накажут, — на месте.

Фейрийские руны — на месте.

Назойливый блуждающий огонь, который теперь пытается похлопать меня по плечу, — на месте.

И наконец, один таинственный, прозрачный осколок.

На месте.

— Эвелин, — голос Виолы останавливает меня у двери.

Когда смотрю на неё, её взгляд становится таким пылким, какого я никогда не видела, словно она пытается передать что-то важное, но не знает как.

— Боги нас не оставили. Вот почему

ты

здесь. Ты — долгожданное благословение. Хотела бы я рассказать тебе, насколько ты важна, мой ворон.

Точно.

Потому что свобода и жизни тысяч людей лежат на моих обречённых плечах.

Никакого, блядь, давления.

Ухожу без единого слова. Два часа и несколько опасных моментов спустя, убеждаюсь, что путь свободен, и, хромая, выхожу из устья пещеры к уродливым, древним каменным строениям. К этому моменту за мной следует горстка бормочущих призраков, которые притянулись ко мне, когда я проходила мимо них в искажённом лесу по пути к этому поселению.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Огней здесь не зажигают. Место кажется тихим и пустым.

Теодор не утруждает себя выставлением стражи у людских поселений, потому что все знают: если попытаться уйти, безопасного места не найти. Твари, что бесчинствуют в этом мире, сожрут их задолго до того, как они доберутся до Раздела.

Даже если бы они дошли, у людей не хватит сил, чтобы выжить, пройдя через этот плотный барьер магии в мир смертных — не без серьёзного магического вмешательства чего-то вроде лича. Его придётся значительно истончить и ослабить, чтобы смертные смогли пройти, когда придёт время для моей рискованной игры.

А пока они чувствуют себя в наибольшей безопасности в своих поселениях, где постоянные магические обереги защищают от диких опасностей.

Не то чтобы «безопасность» здесь вообще, блядь, существовала, но каждый довольствуется тем, что есть.

Когда приближаюсь к рушащейся каменной стене, рядом движется тень. Выхватываю кинжал, ожидая обезглавить вампира или расчленить очередную нежить, но худая однорукая фигура выходит вперёд, чтобы я могла её разглядеть.

Люк выглядит ещё более измождённым, чем обычно, а это о многом говорит. Полагаю, он отдаёт свою скудную порцию еды больной матери. Его отца сожрала нежить шесть месяцев назад после того, как он сломал ногу на принудительных работах в цитадели, так что теперь Люк — неофициальный лидер здешних людей.

— Кого я вижу, сама

оружие

, — приветствует он. — Привет.

Наклоняюсь, чтобы выдернуть отрубленный коготь из задней части бедра, стараясь не скривиться от боли.

Боги, как больно.

Это замедлит меня на обратном пути. У меня также несколько глубоких порезов от когтей гарпии на левой руке, которые до сих пор кровоточат.

Веселье здесь никогда не кончается.

— Знаю, ты избегаешь разговоров, как нежить — прямого солнечного света, но как насчёт простого „привет“? Это называется светская беседа — и тебе придется ею пользоваться, чтобы слиться с толпой, когда тебя отправят в мир смертных, — указывает он. — А это значит —

говорить

с людьми, о ужас из ужасов.

Молча бросаю мешок с припасами к его ногам. Люк подбирает его, и его лицо тут же светлеет так, что мне хочется, чтобы это Виола доставила его. Это она тайно печёт для людей, и я уверена, она оценила бы взгляд чистой благодарности Люка гораздо больше, чем я.

Проявление эмоций раздражает нежить и многие виды теневых демонов — вот почему Люк, как и я, вырос, подавляя свои чувства. Но сейчас он не скрывает эмоций, прижимая мешок с украденной едой к себе единственной оставшейся рукой.

— Спасибо. Серьёзно, ты не представляешь, что это значит для нас. Для меня.

Люк, впадающий в сентиментальность, — это странно. Должно быть, дела у людей здесь хуже, чем я думала. Отворачиваюсь, ожидая, пока он придёт в себя, чтобы мы могли перейти к делу.

Пара блуждающих огней недовольно шепчут, пытаясь пройти сквозь меня, словно я — решение их беспокойной судьбы. Чувствую лишь лёгкий холод. Люк, конечно, их не видит. Он прочищает горло и смотрит на мою кровоточащую руку, снова ставя мешок на землю и открывая его.

— Я рад, что ты пришла, но прикрой это, пока запах крови не привлёк вампиров. Ты подвергнешь опасности людей, которые мне дороги, если не будешь осторожнее.

Вот.

Это тот Люк, которого я знаю.

Отрываю кусок от подола своей рубашки, чтобы перевязать раны на руке.

— Жаль, что ты не некромант, а то мог бы исцелить меня, и дело с концом.

Он хмурится, оглядываясь по сторонам, словно мёртвые деревья или кости, разбросанные за пределами поселения, могут подслушать его секрет — что магия проявилась в его крови, когда ему было шесть лет. И на удивление сильная магия. Если Теодор узнает, Люка ждёт та же участь, что и всех проявившихся заклинателей в Пустоши: его убьют в зрелищном ритуале и вернут к жизни в качестве лича.

Эти твари — одни из любимцев Теодора.

Люк тщательно скрывал свою магию семнадцать лет.

— Слава богам, я не некромант, — бормочет он. — Мерзкие твари. Этот вид магии не для меня и не для тех, у кого есть эти надоедливые штуки под названием

мораль

.

Спасибо, блядь, что у меня больше нет этого груза.

Люк достаёт пергамент с переводами фейрийских рун, и его лицо снова светлеет.

— Передай Виоле мою благодарность за помощь в изучении языка фейри. Это было невероятно полезно для освоения сложной целительной магии для моей матери.

— Как она?

Он удивлённо моргает, глядя на меня.

— Э-э… тебе правда есть дело? Не хочу показаться грубым, просто не думал, что это вообще возможно, учитывая твоё отсутствие сердца.

По Пустоши быстро разнёсся слух о том, как Теодор решил официально превратить меня в своё

оружие

. Должно быть, твари, которые приходят забирать невинных из поселения, распускали сплетни, потому что эти люди знают, что я больше не одна из них.

Хотя они всё ещё добры, когда я появляюсь, теперь они боятся меня гораздо сильнее.

Они достаточно умны для этого.

— Это называется светская беседа, — повторяю за ним, прежде чем сменить тему. Вытащив осколок из кармана, поднимаю его.

Он морщится.

— Ты принесла кусок стекла?

— Это не стекло.

— Да? Выглядит точь-в-точь. Откуда ты знаешь, что это не так? — с усмешкой бросает он вызов.

— Потому что я выковыряла его из короны Теодора.

Усмешка Люка тут же гаснет, и он с трудом сглатывает.

— Ты серьёзно? Ты, должно быть, безумна.

— Да, и то, и другое.

Он трёт лицо.

— О боги. Не уверен, что это было мудрое решение. Разве он не станет его искать в конце концов?

Теодор уже ищет виновника. Если он узнает, что это была я, уверена, моя судьба будет вечно хуже смерти. Я почти восхищаюсь тем, насколько креативен мой самопровозглашённый «отец» в наказаниях.

Он держит свою замысловатую адамантиновую корону под замком в своих обширных покоях за несколькими чрезвычайно тяжёлыми защитными заклинаниями, которые я взломала так, чтобы не оставить следов. В корону были вставлены три куска этого вещества.

Когда увидела его впервые, я знала, что это не может быть стекло. Что-то в этом прозрачном, безупречном элементе притягивало меня, так что вот мы здесь.

Бросаю осколок Люку, который едва успевает его поймать.

— Скажи мне, что это.

Он ворчит, пытаясь рассмотреть его в полутьме.

— Не уверен. Может, если бы я смог посмотреть на него утром при лучшем освещении, я бы понял. То есть, не было бы смысла вставлять в его корону прозрачный кварц или что-то дешёвое. Это должно быть что-то невероятно ценное, вроде…

Он внезапно обрывает себя на полуслове, уставившись на меня.

— Подожди.

Подожди

, а что если… блин. Должно быть, это оно. О, мои

боги

, не могу поверить.

— Я не из тех тварей, что умеют читать мысли, — многозначительно сообщаю ему.

Люк снова забыл о самоконтроле и теперь оживлён от волнения.

— Ладно, начну по порядку. Ты знала, что это поселение построено на руинах замка фейри тысячелетней давности — ещё до того, как явилась Сущность и превратила Пустошь в царство смерти?

— А ты знал, что я пришла сюда не на лекцию по истории?

— Это имеет отношение к делу, обещаю. За эти годы я откопал бесчисленное множество старых, разбитых каменных плит с выгравированными на них древними письменами и иллюстрациями фейри. Думаю, у них здесь когда-то была впечатляющая библиотека. Именно по ним я и учился магии. У фейри можно столько всего узнать о сельском хозяйстве, искусстве, дипломатии, фольклоре, и особенно об их уникальных способах обработки минералов и…

Боги.

Кто бы знал, что в нём сидит такая жажда знаний.

Мой тяжёлый взгляд заставляет его замолчать.

— Хорошо. К делу. Боже упаси, если я скажу что-то, что не способствует тому, на чём ты зациклилась. У тебя просто астрономический случай туннельного зрения, ты в курсе?

— Я вся горю, — мой голос ровный, как лёд. — К сути.

— Ладно, вот оно. Мастера фейри пытались встроить

это

… — он поднимает осколок, — ...в свои изделия, но не могли найти способа работать с этим веществом. Оно называется эфириум и происходит из Рая. Предположительно, его можно наделить чрезвычайно высоким уровнем магии и зачаровать для всевозможных целей. Фейри были им очарованы, но почти не использовали, потому что на эфириум действует только святая магия. О — святая магия исходит от богов… так что только их избранные святые, пророки, жрецы и так далее могут её использовать, — добавляет он.

Другими словами, это абсолютно, блядь, бесполезно.

Фантастика.

Люк задумчиво наклоняет голову.

— Но знаешь что? Сомневаюсь, что они когда-либо проверяли на нём

твой

тип магии. В записях фейри говорилось, что эфириум был чрезвычайно редок. Интересно, почему он был в его короне. Хотя, думаю, никто толком не знает о его прошлом, да?

Это правда.

Как Теодор пришёл к власти в Пустоши, давно забыто — вот почему я рыскала в его покоях в поисках ответов.

Киваю на осколок в его руке.

— Спрячь это. Может, мы сможем поэкспериментировать с ним, чтобы увидеть, может ли он всё ещё быть полезен.

Он кивает, но изучает меня.

— Ты имеешь в виду, может ли он быть полезен, чтобы помочь тебе вытащить нас, людей, из Пустоши?

— Очевидно.

— Ты действительно собираешься попытаться освободить нас? — бормочет он, и выражение его лица меняется на что-то…

нежное

. Это такой чувствительный, по-братски заботливый взгляд, дополненный мягкой улыбкой и гордыми, сияющими карими глазами.

Мерзость.

Любая форма товарищества, кроме той, что исходит от Виолы, вызывает у меня лишь отторжение, поэтому я вскидываю подбородок.

— Я не

попытаюсь

. Я сделаю. Но если ты ещё раз так на меня посмотришь, я выпотрошу тебя, как грёбаную рыбу, и оставлю твои кишки на съедение нежити.

Любой другой в Пустоши отшатнулся бы от моего тона, но Люк лишь тяжело вздыхает.

— Серьёзно? Тебя бы убило хотя бы

притвориться

, что у тебя всё ещё есть сердце? Вся твоя личность — как проклятый чертополох. Да смилуются боги над всяким, кто когда-нибудь попытается к тебе приблизиться.

Шутка. Только идиот попытается «приблизиться» ко мне, как он выразился.

Он прав.

Я бессердечна — и намерена такой оставаться. Чем меньше позволяю себе чувствовать, тем меньше будет боли, когда я завершу свою миссию и наконец присоединюсь к остальным беспокойным мертвецам.

Глава 1. Эвелин

НАСТОЯЩЕЕ

Бей или беги.

Первое — это всё, что я знала в своей жизни, а второе всегда влекло за собой невыносимое наказание.

И всё же, стоя здесь, наблюдая за Лироем, который без сознания с трудом дышит, и зная, что это затишье перед очередной бурей…

Бой не вариант.

Нам нужно бежать.

Это трусость, но та пророчица была права. Множество свидетелей сбежало, увидев, как я убила Мальгоса Де Стара, так что каждая проходящая секунда — ещё одна, за которую правда разносится, как лесной пожар:

оружие

находится в мире смертных.

Бессмертный Квинтет пришлёт наёмных убийц.

Совет Наследий пришлёт охотников за головами.

Другие попытаются прикончить меня просто из спортивного интереса.

Я в смертельной опасности.

Хотелось бы насладиться этим чувством в полной мере, но вступать в открытый бой сейчас — значит рисковать Лироем.

Он слишком уязвим.

Невозможно сказать, когда он очнётся — а он

очнётся

, или, клянусь всеми проклятыми богами, я сама вытащу его душу из Запределья.

Опустив взгляд, снова изучаю тёмный символ Дома Тайн, что начинается на пару сантиметров ниже моей яремной впадины и заканчивается у верхней части живота, прямой линией проходя по центру груди прямо над бледным шрамом. Это резкое заявление о том, что я связана с этим безжалостным фейри.

Мне нравится.

Но в этом всё ещё нет никакого смысла.

Была ли допущена ошибка? Это какая-то уловка, которую боги разыгрывают со мной?

Я никогда не скрывала, что считаю их полной фигнёй, так что сомневаюсь, что они подкинули бы мне случайное благословение или что-то в этом роде.

— Сконцентрируйся, — приказываю себе вслух, поворачиваясь, чтобы порыться в комоде в поисках новой, удобной для боя одежды, в которую я быстро облачаюсь, не забыв про новую пару перчаток. Заметив на комоде свой адамантиновый кинжал, прикрепляю его к бедру. Должно быть, Грэйв забрал и его, прежде чем отнести меня сюда.

Пора браться за дело. Нам нужно как можно скорее убираться отсюда и найти безопасное место, чтобы затаиться, пока Лирой превращается в некроманта — что иногда может занять несколько дней.

Выйдя в коридор, едва не сталкиваюсь с поджарой, бледной, прекрасно вылепленной грудью. Кристоф удерживает меня, его проникновенный голубой взгляд скользит по мне, словно в поисках малейших повреждений. Одна из его прохладных ладоней накрывает моё лицо — вторжение, от которого всё внутри сжимается, — и он выдыхает с облегчением.

— Вот ты где. Я должен был убедиться, что ты в порядке.

Мой самый безупречный партнер всё ещё в потёках засохшей крови и грязи после Первого Испытания. Должно быть, он только что очнулся после исцеления Лии, которое не оставило на нём видимых шрамов. Полагаю, мне стоило догадаться, что мой партнёр, бывшая супермодель, будет выглядеть именно так, но… Проклятье. Идеально вылепленный торс, рассеянно отмечаю про себя.

«А мой пресс, по-твоему, более или менее достоин того, чтобы его облизали, ma sangfluish?»

— слабые, невнятные слова Лироя на языке фейри просачиваются в мой разум, затихая в конце.

О, мои боги.

Широко раскрытыми глазами смотрю на Кристофа. Его взгляд опускается туда, где моя рука инстинктивно ложится на центр моей новообретённой метки, и он напрягается.

— Блин… что случилось? Тебе больно?

— Это снова её теневое сердце?

Голос Драксара застаёт меня врасплох, и вот уже оборотень-дракон оказывается рядом с нами в коридоре, заполняя собой это тесное пространство. Он смыл с себя худшие следы крови и грязи, оставшиеся после Первого Испытания, но снова облачился в свою боевую одежду. Очевидно, он, как и я, осознаёт, что рано или поздно нас ждёт новый бой. Переодеваться было бы излишним.

— Ты в порядке, Тучка? — настаивает он, нахмурив брови.

Поднимаю палец, чтобы пресечь их беспокойство, и снова заглядываю в свою комнату, ожидая увидеть Лироя, сидящего на кровати с понимающей ухмылкой. Но он всё так же неподвижен, прислонённый к подушкам, теперь испачканным засохшей кровью и пеплом. Его лихорадочное, тяжёлое дыхание — единственный звук в комнате.

«Лирой?»

— пытаюсь послать ему мысль.

Ответа нет.

Я настолько озадачена, что вскрикиваю от неожиданности, когда прямо передо мной в комнате появляется Грэйв. В отличие от Драксара, он ещё не оделся после душа, так что мне предстаёт восхитительное зрелище его наготы — светлые и тёмные вихревые узоры, покрывающие большую часть его тела, мышцы, с которых стекают капли воды, и пирсинг, поблёскивающий в дневном свете, льющемся из окна.

Инкуб хмурится.

— Что заставило тебя так нервничать, дорогая?

Колеблюсь, переводя взгляд с одного на другого. Времени у нас действительно нет, но эта странность на моей груди касается нас всех. Нет смысла держать это в секрете. Приняв решение, стягиваю чёрную футболку. Закатив глаза на одобрительный свист Драксара, приподнимаю свой серый спортивный бюстгальтер, чтобы они могли увидеть полную картину происходящего.

Его свист обрывается, а Кристоф заметно перестает дышать. Грэйв ошеломлён не меньше.

— Как это вообще возможно? — наконец выдавливает из себя Драксар, протягивая руку, чтобы осторожно провести тёплым пальцем по моему новому символу. Он ловит мой взгляд. — Больно, детка? Ты чувствуешь себя как-то иначе?

— Не знаю, нет, и не особо. — Делаю паузу. — Не считая того, что я слышу его у себя в голове.

К моему удивлению, у Грэйва на это самая сильная реакция. Он ругается и бросает на бессознательного фейри в комнате впечатляюще убийственный взгляд, словно собирается затеять драку ещё до того, как Лирой очнется.

— Ясно. Кто-нибудь ещё сейчас безумно, блядь, ревнует? — выплёвывает он.

Драксар соглашается, но когда Кристоф молчит, я замечаю, что он смотрит на новый символ на моей груди с неприкрытой надеждой, написанной на его красивых чертах.

Наши взгляды встречаются.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Значит ли это… что его проклятие снято? — спрашивает он.

Боги, надеюсь на это.

Лирой едва держался.

Его проклятие беспокоило меня больше всего — то, для которого я была полна решимости найти лекарство.

Означает ли эта случайность, что он очнётся в здравом уме, без голосов в голове?

— Может быть, — уклончиво отвечаю, натягивая одежду.

Кристоф сглатывает, подходя ко мне ближе.

— Тогда, если мы сможем понять, как ты сняла проклятие Лироя… если мы сможем покончить с моим проклятием, прежде чем оно причинит тебе ещё больше вреда… может быть, я смогу наконец принадлежать тебе, не разрушая всё вокруг, — шепчет он, закрывая глаза и прижимаясь лбом к моему.

Он никогда не подходил ко мне так близко по собственной воле, и от неприкрытой тоски в его голосе у меня всё внутри переворачивается. Давление его лба на мой — это чужеродное тепло, нарушение последнего барьера. Мысль о том, чтобы причинить мне боль, очевидно, приводит его в ужас. Эту его часть я понимаю. По той же причине я так яростно отталкивала их поначалу. Отчаянно пыталась уберечь их от того хаоса, в который вот-вот превратится моя не-жизнь.

Серьёзно, проклятие Кристофа — наименьшая из моих забот, не говоря уже о том, что у меня есть некоторые сомнения по поводу этого «пророчества», которое он получил так давно. Об этом стоит поговорить с ним позже. Может, он даже позволит мне самой его прочитать.

Но сейчас не время в это углубляться.

— Этот разговор может подождать, — тихо говорю, протягивая руку, чтобы смахнуть полоску засохшей крови предвестника с челюсти Кристофа. От этого крошечного контакта моё сердце начинает колотится, но желудок больше не ухает вниз, и к этому факту я всё ещё привыкаю. — Прямо сейчас мы слишком уязвимы. Нам нужно убираться отсюда и найти место, чтобы затаиться.

Драксар берёт мою руку с лица Кристофа, нежно поглаживая её тыльную сторону круговыми движениями. Он игнорирует смертоносный взгляд, который бросает на него ледяной элементаль.

— Ты хочешь сказать, мы собираемся спрятаться и переждать эту бурю, пока твой новоиспечённый некромант приходит в себя?

Это… и ещё подготовить почву для следующей части моего плана.

Моя теория о тотеме Мальгоса Де Стара оказалась верной. Он был сделан вовсе не из стекла, а из эфириума. Амулет души Форреста, вероятно, был таким же, что наводит меня на мысль, что души всех членов Бессмертного Квинтета могут быть привязаны к объекту из эфириума. Возможно, боги решили, что лучший способ поддерживать Раздел с помощью их жизненных сил — это привязать их к физическому якорю.

Это значит, что мне нужно выследить трёх бессмертных

и

их якоря.

А ещё мне нужно найти больше эфириума.

Эфириум стал неотъемлемой частью моего плана после того, как мы с Люком провели с ним бесчисленные тесты и сошлись во мнении, что он исправит существенный недостаток в моей авантюре по освобождению людей. Вот почему в первые две недели в Академии Эвермонт я тщательно искала слухи о другом дилере с чёрного рынка, который, как известно, обладает эфириумом. У меня нет ни его местонахождения, ни способа связаться с ним, но мне необходимо заполучить это вещество.

Именно так я планирую сдерживать Пустошь после того, как убью большую часть Бессмертного Квинтета. Без него я потерплю неудачу.

А это не вариант.

— Да, — наконец отвечаю Драксару. — Но сначала мне нужно проверить, выбралась ли Зои из лабиринта. Ждите здесь.

Когда я пытаюсь обойти их, руки Кристофа ложатся на мои бёдра и застывают, словно сталь. Его ранее нежный голос становится ледяным.

— Драксар мне всё рассказал. Мы чуть не потеряли тебя сегодня, и этого больше не повторится. Просто оставайся здесь и присматривай за Лироем. Мы найдём твою подругу.

Они чуть не потеряли меня?

Какая, блядь, жалость, ведь я сегодня чуть не потеряла

их всех

. Чем больше я об этом думаю, тем сильнее тёмная ярость закипает под моим самообладанием. В сочетании с остаточным приливом силы после убийства Мальгоса Де Стара я чувствую себя бомбой с часовым механизмом.

Но я не могу позволить себе использовать жизненную силу этого монстра, теперь хранящуюся во мне как топливо. Мне нужно приберечь её до тех пор, пока я не доберусь до эфириума.

Качаю головой.

— Вы остаётесь. Я иду.

— Бёрч, пожалуйста, просто…

Прежде чем наш спор успевает разгореться, громкий стук во входную дверь заставляет нас всех замереть. Грэйв исчезает, и мгновение спустя я слышу визг у двери, которую он, очевидно, открыл.

— А-а! Где, блин, твоя одежда? И почему твои татуировки все… о мой бог, это что,

пирсинг

? О, бля. Я… я так извиняюсь, я

не

хотела смотреть вниз, и клянусь, я так

не

хотела этого знать. Я просто ищу…

Зои.

Слава вселенной.

Выбегаю из своей спальни, за мной по пятам следуют Драксар и Кристоф. Оборотень-львица стоит в коридоре академии у входной двери, опираясь на Дамиана. Её оранжевый боевой костюм местами порван и опален. Они оба покрыты таким же слоем грязи, крови и пота, как и мы ранее. Похоже, Зои в какой-то момент получила неприятную рану на голове, судя по количеству крови, испачкавшей её светлые волосы и запёкшейся на щеке. Рана уже зажила благодаря её регенерации оборотня.

Она выглядит как чёрт знает что и, должно быть, измотана, но её ярко-голубые глаза загораются, когда она замечает меня.

— Эв! Слава богам, ты в порядке! Прости, что прошу, но… — начинает она, делая шаг вперёд.

Но в тот момент, когда она пытается пересечь порог, она врезается в невидимый барьер, который отбрасывает её назад на Дамиана с удивлённым

«уф»

.

— Зои! — Вампир сверлит нас злобным взглядом, словно это было сделано намеренно. — Какого хрена?

На мгновение я не понимаю, почему она не может войти, так как она не сифон, которого нужно было бы приглашать, но Грэйв хмыкает.

— Признаю, магия этого остроухого ублюдка внушает доверие.

А, точно.

Лирой наложил на это место внушительное количество оберегов, чтобы никто, кроме нас, не мог войти.

Хотя, если подумать… как тогда Лия попала сюда?

Вижу, как то же самое осознание осеняет остальных: Грэйв любопытно склоняет голову, Кристоф хмурится, а Драксар морщится.

— Вот тебе и «внушает доверие», — фыркает оборотень-дракон. — Как, блядь, она сюда попала? В смысле, она, вероятно, спасла нам жизнь и всё такое, но всё же. Может, его старые заклинания ослабевают из-за его превращения или что-то в этом роде? У заклинателей такое бывает?

У меня нет ответов, но я замечаю, как Дамиан оглядывается на коридор, который теперь заполнен дымом и далёким эхом криков из какого-то отдалённого крыла. Очевидно, в Академии царит хаос после того, как Бессмертный Квинтет сбежал посреди смертельного испытания.

Холодок пробегает по моей спине, и мои чувства обостряются до боли. Снова смотрю на Зои.

— В замке теневые демоны.

Она моргает.

— Да, есть. Как ты… а, точно! Ты их чувствуешь, как того уродливого упыря в Сталтауне. Это будет очень полезно, чтобы выбраться отсюда, потому что, когда мы наконец сбежали из этого дурацкого лабиринта и бросились к замку, куча теневых демонов тоже вырвалась на свободу. Там полный хаос, и мы собирались укрыться в нашей квартире, но потом Элиару окружила нежить и…

Голос Зои срывается, и она делает глубокий, дрожащий вдох. Дамиан целует её в макушку. Я знаю, что она пытается быть сильной ради своего квинтета. На первый взгляд она кажется легкомысленной и причудливой, что не те качества, которые наследия считают идеальными для хранителя. Но я наблюдала за ней достаточно, чтобы понять, что в ней больше стержня, чем многие могут предположить.

Она поднимает подбородок.

— В общем, я знаю хороший способ выбраться отсюда. Катакомбы.

Это ещё что такое?

— В смысле, я думала, что знаю об этом замке

всё

, — быстро говорит Зои, видя, что привлекла моё полное внимание. — Но пока мы убегали от других наследий и какой-то нежити, я увидела, как Хлоя Купер ведёт кучу паршивых заклинателей к секретному входу в одном из дворов, и мы последовали за ними. Оказывается, под этим местом есть древние подземные катакомбы, которые соединяют его с теми старыми руинами в Лесу. Тарен и Элиара ждут там. Думаю, это самый быстрый способ сбежать из академии прямо сейчас, так что я правда считаю, что нам всем стоит объединиться и…

Поднимаю руку, мой разум лихорадочно прокручивает следующие шаги, чтобы обеспечить безопасность моего квинтета.

— Ты убедила меня на слове «катакомбы». Где именно этот секретный вход?

Она выпаливает описание крошечного сарая в углу самого маленького двора академии, который, кажется, предназначен для хранения садового инвентаря, но скрывает узкую каменную лестницу, ведущую в подземные погребальные ходы. Пока она говорит, коридор наполняется ещё большим количеством дыма. По всему замку раздаются новые крики и вопли.

Киваю.

— Мы пойдём с вами.

— Не то чтобы я указывал на очевидное, но всё могло бы быть

гораздо

проще. Разве мы не можем просто телепортироваться отсюда с помощью магии? Для твоего парня-вундеркинда это должно быть проще простого, — замечает Дамиан, оглядываясь за наши спины, словно ищет Лироя. — Хм. Если только он не пережил испытание. Хреново.

Если он

не

переживёт…

Мой желудок сжимается от острого страха. Я уверена, что всё ещё контролирую выражение лица, чтобы казаться невозмутимой, но Грэйв бросает на меня один взгляд и сверлит Дамиана так, что вампир вздрагивает.

— Я отчётливо помню, как обещал скормить тебе твои же кишки, если ты откроешь свой идиотский рот…

— Будешь угрожать ему позже, когда у нас будет больше времени, — прерываю, чтобы уйти от этой щекотливой темы, и смотрю на Драксара. — Сможешь нести Лироя?

— Детка, я вдвое больше этого ублюдка. Конечно, смогу.

— Хорошо. Я доверяю тебе доставить его в катакомбы невредимым.

Кристоф начинает что-то говорить, но обрывается, когда все бледные узоры на теле Грэйва ярко вспыхивают. Инкуб шипит от боли, отшатываясь от двери. Мгновенно оказываюсь рядом, чтобы поддержать его — и чтобы встать перед ним, так как он всё ещё голый, и, хотя я доверяю Зои, нельзя отрицать, что тело Принца Кошмаров — чистое наслаждение для глаз.

— Эти проклятые блуждающие огни, — хрипит Грэйв. Его фиолетовый взгляд с серебряными искрами останавливается на мне, челюсти сжимаются. — Дела хуже, чем мы думали. Отведи своего фейри в безопасное место, дорогая. Я смогу последовать за вами, как только удостоверюсь, что эти маленькие ублюдки больше вам не угрожают. Я быстро.

Я хочу потребовать, чтобы мы держались вместе, но, видя гримасу боли на лице Грэйва, вспоминаю, что не имею права вести себя как собственница. Он — стюарт Эфириона. Если там неспокойно, это отражается на нём.

В этом вопросе мои руки связаны. И не в том смысле, который доставляет удовольствие.

— Ты будешь

в безопасности

, — твердо поправляю.

Грэйв наклоняется, чтобы поцеловать меня за ухом.

— Я буду кем угодно, дорогая. Только доберись до безопасного места ради меня.

Ненавижу эмоции, подступающие к горлу, но ничего не могу поделать. У моего квинтета не было времени восстановиться после Первого Испытания.

Они измотаны.

Мысль о том, что они снова бросятся в неприятности, выводит меня из себя.

Я могу оправиться после хорошей драки. Я была создана, чтобы принимать удары и возвращаться сильнее.

Но если сильно ударят их, они не вернутся. Тогда у меня не останется выбора, кроме как потерять себя в мстительной ярости, обрушивая ад на тех, кто их у меня отнял, — и как бы весело ни звучала последняя часть в теории, мой график слишком, блядь, забит для ещё одной вендетты.

Грэйв исчезает, когда он перемещается в Эфирион. Делаю глубокий вдох и поворачиваюсь к остальным.

— Кристоф, прикрывай спину Драксара, пока он будет нести Лироя в катакомбы.

— Я буду прикрывать твою спину, — настаивает Кристоф. Когда он скрещивает руки, я вижу иней, покрывающий его кожу чуть выше запястий. — Драксар может защитить Лироя и сам, подальше от тебя.

Боги, его обнажённый торс так отвлекает.

Драксар фыркает.

— По крайней мере, ты признаешь, насколько я способен.

— Дело не в способностях, Мозги Ящерицы.

— Да? А в чём тогда, Сосулька-Заноза?

— В том, что ты

обуза

. Случайно или нет, но как только ты потеряешь самообладание — что неизбежно, так как тебе отчаянно нужны курсы управления гневом, — ты, блядь, сожжёшь её заживо, — огрызается Кристоф, и температура вокруг нас неуклонно падает.

Оборотень-дракон рычит в ответ, теперь уже в ярости. Прежде чем дело доходит до драки, бросаю Зои взгляд в духе «потерпи немного» и встаю между ними.

— Вы оба тратите время. Кто здесь хранитель?

Золотой взгляд Драксара опускается на меня.

— Ты, цветочек, но…

— Никаких, блядь, «но». Вы двое будете работать вместе, чтобы

безопасно

доставить Лироя в катакомбы, и если я отстану, вырывая сердца всем, кто встанет на пути, оставьте меня, потому что иначе вы только испортите мне всё веселье. Понятно? — смотрю на одного, потом на другого.

Это как торговаться с капризными детьми. Ни один из них не рад, но они не спорят.

Поворачиваюсь к Дамиану и Зои.

— Держитесь с ними. Я буду следовать за вами, но не слишком близко. Если будет ещё драка, есть большая вероятность, что я начну… ну, вы знаете.

Глаза Зои расширяются, когда она улавливает мой намёк. Когда я рассказала ей всё о том, во что меня превратили, я объяснила про состояние берсерка. Она знает, что я не контролирую себя, когда теряю рассудок в бою, — я отключаюсь, движимая жаждой крови и чудовищным желанием отнимать жизнь. Я не смогу отличить друга от врага.

— Э-э, нет, я, блядь, не знаю, — нетерпеливо встревает Дамиан. — Нет нужды в этой дурацкой драме. Просто держись с нами, паршивая заклинательница.

Драксар рычит, но я обращаюсь к Дамиану приторно-сладким голосом:

— Если не хочешь драмы, дай себе фору, прежде чем я вступлю в бой, иначе я могу случайно вытащить твой позвоночник через задницу.

— Блядь, — вздрагивает Дамиан. — Она иногда бывает страшной.

— Да, да, бывает, — мудро кивает Зои, глядя на меня. — Готова, Эв?

— Одну минуту, — ворчит Кристоф, идя за рубашкой, пока Драксар собирает всё, что ему понадобится, плюс Лироя. Я спешу в свою комнату и хватаю оставшийся порошок корня паслёна в его крошечной бутылочке, ещё несколько ножей, дополнительную пару перчаток, два флакона чернил кракена и всё остальное, что можно разумно рассовать по карманам. Когда мы снова выходим, Зои видит Лироя, перекинутого через плечо Драксара, — грязного, без сознания, покрытого лихорадочным потом. Она ловит мой взгляд.

«С ним всё в порядке?»

— беззвучно спрашивает она, нахмурив брови.

Киваю, потому что я, блядь, очень надеюсь, что он борется с лихорадкой. Когда они собираются покинуть апартаменты квинтета, возможно, в последний раз, Драксар поправляет Лироя на плече и наклоняется, чтобы поцеловать меня в шею, вдыхая мой запах.

— Будь настолько в безопасности, насколько это, блядь, возможно, сорвиголова. Я знаю, ты любишь хорошую драку, но избегай её сейчас, если можешь, хорошо? Пожалуйста.

Его хриплая мольба добивает меня. Я такая слабачка, когда он просит меня о чём-то.

Но он прав: я также слабачка, когда дело доходит до хорошей драки, и сомневаюсь, что мы выберемся отсюда без кровопролития.

Это восхитительно неизбежно.

Целую его в щеку в знак успокоения. Когда он отстраняется, удивляюсь, когда Кристоф наклоняется и клюет меня прямо в губы. Целомудренно и резко, в основном потому, что он тут же отдёргивается. Когда я изгибаю бровь, он густо краснеет.

— Я просто хотел… я всё ещё не привык… прости, — бормочет он, постоянно поправляя рукав.

Зои тоже издаёт умилённый звук из коридора, напоминая мне, что у нас есть зрители и мы ограничены во времени.

Они покидают апартаменты.

Смотрю на своего фейри, который борется просто за то, чтобы дышать, пока они не сворачивают за угол. Затем решительно направляюсь вглубь Замка.

Глава 2. Грэйв

Разрубаю очередной блуждающий огонь, но ещё десяток впивается мне в спину и ноги, их зубы, острые как у пираний, рвут мою плоть. Раскалённая боль вспыхивает по всему телу, и я посылаю сквозь Эфирион ещё одну волну безумия, чтобы оглушить обезумевшую орду, с которой бьюсь.

Давно я не видел столько блуждающих огней в одном месте, и они неестественно разъярены. Их дикость почти не уступает свирепости Теней, которые, я уверен, тоже сбились в стаи в этой части Эфириона, поджидая меня в засаде.

Эта мысль лишь распаляет ярость. А я и без того был в гнусном настроении с тех пор, как узнал, что Кроу может нашептывать нежности прямо в прекрасный разум моей одержимости, когда ему только вздумается.

Я никогда прежде не испытывал ревности, уж точно не такой силы.

Ощущение… омерзительное.

И всё же, сегодняшний день принёс и нечто хорошее. Несмотря на сквозное ранение и два сердечных приступа от того, что я едва не потерял свою хранительницу —

дважды

за один час, — Мальгос Де Стар наконец-то мёртв, и да будет так благословенно. Пусть он сгниёт в вечных муках, ибо это чудовище не заслуживает даже подобия покоя. Всё, что не кромешный ад, будет для него непростительной милостью.

И раз уж речь зашла о недопустимом... Эвелин уже больше получаса не появлялась в поле моего зрения.

Добиваю последних блуждающих огней и перехожу в мир смертных, чтобы лучше оценить обстановку, игнорируя обжигающую боль в теле от смены миров. Я оказываюсь в главном холле Замка, где разбросаны трупы нескольких наследий. По замку эхом раскатываются леденящие кровь вопли, смешанные с пронзительными визгами, которые могут принадлежать только теневым демонам. Похоже, кого-то сейчас зверски вырезают.

Из Эфириона я наблюдал, как Академия погружается в хаос. Студенты, пережившие Первое Испытание, либо спасаются бегством, либо сражаются друг с другом — скорее от страха и растерянности, чем по какой-то иной причине. Преподавателей почти не осталось.

Поднимаю руку с мечом и вижу, как кожа тщетно пытается затянуть тысячи крошечных ран, оставленных разъярёнными блуждающими огнями. Сейчас у меня не хватает сил на исцеление. Перед тем как вступить в бой с ордой, я успел захватить в квартире простую чёрную футболку и джинсы, но теперь от них остались одни лохмотья.

К счастью, один из трупов наследий поблизости кажется подходящего мне размера. Жаль только, этот бедняга не носил кожаную куртку, когда испустил дух.

Как раз успеваю переодеться в на удивление чистую одежду, когда массивные двустворчатые двери Академии за моей спиной распахиваются, и воздух разрывает оглушительный рык. Инстинкт заставляет меня провалиться в Эфирион — и это спасает мне жизнь. Замешкайся я хоть на мгновение, и моя голова оказалась бы в глотке громадной адской гончей, которая пронеслась по воздуху там, где я только что стоял.

— Блин. Почти уверен, это был Принц Кошмаров, — раздаётся чей-то скрежещущий голос.

Поворачиваюсь, чтобы рассмотреть прибывших, и прячу в карман меч, вновь сжавшийся до размеров зажигалки. Говоривший — рыжий, ростом почти с Децимано. На его яремной вене — татуировка охотника за головами Совета Наследий, у остальных она на тыльной стороне ладоней. Судя по выражению решимости и брезгливости на их лицах, по оружию наизготовку и по натасканным адским гончим, что рыщут по залу, они явились сюда явно не на встречу выпускников.

Один из охотников за головами бросает взгляд на рыжего.

— Тебе, должно быть, показалось. Какого хрена Принцу Кошмаров делать здесь?

Рыжий носком сапога переворачивает труп, который так любезно пожертвовал мне свой наряд — за вычетом ботинок и нижнего белья.

— В официальном задании об этом не говорилось, но мой дядя работал здесь на Бессмертный Квинтет и оказался в первом ряду, когда всё пошло по одному месту. Он только что позвонил и предупредил, чтобы я остерегался так называемого «квинтета-джекпота», в котором состоит ублюдок Де Стар и кучка других шишек. Сказал, их хранительница —

оружие

, что бы это ни значило.

Я уже собирался незаметно уйти, чтобы выяснить, отчего в замке воцарилась такая жуткая тишина — все крики таинственным образом стихли. Но упоминание Эвелин заставляет меня замереть.

Другая охотница за головами, девушка-фейри с заострёнными ушами, резко выпрямляется, её глаза расширяются.

— Что? Это невозможно. Ты уверен, что правильно его расслышал, Кассиан?

Кассиан.

Хм.

Почему это имя кажется мне знакомым?

— Ага.

— О боги. Пророки веками предупреждали нас об

оружии

. Моя семья всегда говорила, что это просто страшилка, чтобы держать наследия в узде, но… — Фейри сглатывает. —

Оружие

… здесь?

Кассиан гладит одну из адских гончих, словно это щенок, а не чудовище с пристрастием к плоти наследий. Совет десятилетиями выводил их, добиваясь фанатичного послушания своим хозяевам-охотникам. Им достаточно один раз попробовать чью-то кровь, чтобы выследить жертву за тысячу километров.

Пока он ласкает зверя, замечаю, что его зелёные глаза светятся, когда он осматривает зал.

А.

Должно быть, это тот самый Кассиан Локлен, о котором я слышал. Охотник за головами, известный своей способностью отслеживать магию на огромных расстояниях. Магическая ищейка, если угодно, что выслеживает цели по их следам магии. Должен сказать, он не слишком похож на других Локленов. Если он почувствует уникальную магию Эвелин, то сможет с лёгкостью выследить её.

— Расслабьтесь. Уверен, эта девица, Эвелин Бёрч, сдохнет, как и любой другой осуждённый из наследий, — тянет он. — А если нет, мы её схватим, и пусть с ней разбирается начальство. Живой или мёртвой — за её голову назначена адская награда. И если кто-нибудь из вас снова увидит Принца Кошмаров, он —

мой

, ясно? А теперь — за дело.

Из Эфириона наблюдаю, как они выстраиваются для зачистки академии. С одной стороны, у меня чешутся руки свернуть Локлену шею за то, что он посмел произнести имя моей хранительницы таким тоном. Но с другой… медленно распутывать его разум на нити было бы куда большим наслаждением.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мои знаки вспыхивают яростным пурпуром. Как обычно, я чувствую резкий рывок в ту сторону, где очередной рой блуждающих огней пытается прорваться в мир смертных. Стиснув зубы, сопротивляюсь этому зову и взмываю в воздух, полный решимости найти Эвелин.

Это не занимает много времени.

Прохожу сквозь потолок на следующий этаж Замка, прямо над главным холлом, и замираю в воздухе. Неудивительно, что крики и вопли прекратились.

Коса Аисты.

Они все мертвы.

Парю над побоищем, которое даже для меня выглядит… чрезмерно. Нежить, враждующие наследия и разнообразные твари были в буквальном смысле разорваны в клочья. Их многочисленные тела устилают пол или пригвождены к стенам кинжалами. Кровь повсюду — она забрызгала окна, стекает с разных поверхностей. Несколько сердец вырваны и разбросаны. Картина почти так же ужасна, как та, что остаётся после орды блуждающих огней, которая проносится через человеческий город, словно миллион безликих пираний, оставляя за собой лишь кровавое месиво.

Неужели это единственный коридор, где произошло такое?

Взгляд цепляется за какой-то блеск, и я возвращаюсь в мир смертных, чтобы вытащить адамантиновый кинжал Эвелин из отрубленной головы небольшого василиска — редкого чудовища из Пустоши, которым Бессмертный Квинтет, должно быть, запасся для Первого Испытания.

Ухмыляюсь.

Так вот они, мрачные мазки кисти моей хранительницы?

Пугающе впечатляет.

Но улыбка сползает с моего лица, когда в мёртвой тишине коридора раздаётся тихий стон —

её

стон. Бросаюсь туда, где раньше не заметил её, — она лежит, полускрытая за обрушившимся декоративным столиком.

Зрелище, надо сказать, то ещё. Она вся пропитана кровью и сонно моргает, когда я помогаю ей сесть. Осматриваю её в поисках повреждений. Слава богам, она невредима. В тот же миг мы оба замечаем забытое, всё ещё бьющееся сердце, зажатое в её руке.

Недурной сувенир.

— Вижу, ты устроила вечеринку и не позвала меня, дорогая, — поддразниваю, осторожно стирая кровь с её прелестного лица.

Её расфокусированный взгляд скользит по коридору, пока она отбрасывает сердце в сторону.

— Упс.

— Ты впала в ярость берсерка, — осознаю я.

Эвелин потирает живот, словно проверяя рану, которой больше нет.

— Я не помню боя, так что да. Довольно удобно, что я истекла кровью именно в тот момент, ведь смерть — единственный способ остановить меня, когда я так срываюсь.

Она очевидно всё ещё приходит в себя после того, что называет «смертью», а я — моим личным сортом ада. Возможно, мне следовало бы испытывать благодарность за то, что моя хранительница способна возвращаться из временной смерти, но знание, что я потерял её даже на эти мгновения, пробуждает во мне желание самому устроить резню.

По замку раскатываются леденящие душу завывания, с каждой секундой становясь всёе ближе.

— О, смотри, ещё гости, — задумчиво произносит она и делает в воздухе нетерпеливые хватательные движения в сторону своего кинжала, который всё ещё у меня в руках.

Обожаю её, но она не в том состоянии, чтобы продолжать.

— В другой раз, дорогая. Если хоть одна из этих Адских гончих попробует твою кровь, они смогут выследить тебя отсюда и до самого Региона Великих равнин.

Она позволяет мне помочь ей встать. Мне не нравится, как нетвёрдо она держится на ногах — должно быть, воскрешение отняло у неё куда больше сил, чем она показывает.

— Мы не собираемся в Регион Великих равнин. Семья Зои живет на Земле плоских рек.

Я бы спросил, какое это имеет значение, но не могу сосредоточиться ни на чём, кроме необходимости увести отсюда мою хранительницу, пока вой раздаётся всё ближе. Как бы мне ни претили риски, ситуация требует отчаянных мер.

— Могу я пригласить Вас на вальс по Эфириону, дорогая?

— Только если ты проводишь меня вальсом до самого маленького внутреннего дворика замка.

Её желание для меня — наслаждение. Когда Адские гончие уже мчатся вверх по ближайшей лестнице, поворачиваю Эвелин к себе и серьезно смотрю на неё.

— Держи глаза закрытыми. Эфирион сводит с ума смертных, находящихся в сознании, а я бы не хотел, чтобы ты лишилась своего восхитительно тёмного разума.

Она ухмыляется.

— Слишком поздно. Пойдём.

Ухмыляюсь в ответ и, заключив её в объятия, увлекаю за собой в Эфирион — как раз в тот момент, когда в коридор врываются адские гончие, а за ними и охотники за головами. Их крики тревоги и ужаса при виде беспорядка, оставленного моей хранительницей, быстро затихают, пока я, прикрыв глаза Эвелин ладонью, скольжу сквозь опустевший замок.

Сердце колотится в груди — и от восторга, что я держу Эвелин в своей стихии, и от растущего страха, что мы вернёмся в мир смертных, а её разум будет разбит на осколки.

— Хорошее сердцебиение, — бормочет она, прижавшись головой к моей груди. — Можно подсмотреть?

Меняю направление, двигаясь к дворику, о котором она просила, и игнорирую вспышку боли во всём теле — Эфирион пытается утянуть меня в другую сторону.

— Тебе так нравится безумие?

— Раз уж мне нравишься

ты

, ответ должен быть «да».

Она дразнит, но я всё равно счастливо смущён.

— Осторожнее, дорогая. Мне слишком нравится это слышать.

— Можешь убрать руку. Я уже бывала в Эфирионе и вышла оттуда целой и невредимой.

Останавливаюсь перед двориком, глядя на неё сверху вниз.

— Когда это?

— Когда убила твоего отца. Он притащил меня сюда, пытаясь сбить с толку во время боя.

Очевидно, это ему не помогло.

Она тянется вверх, убирает мою руку со своих глаз и с любопытством смотрит на меня. На мгновение меня охватывает паника, что она вот-вот растворится в психотическом припадке и сломается под давлением этого чуждого мира, как это случалось с бесчисленным множеством других.

Вместо этого она склоняет голову набок.

— Почему твои знаки светятся?

— Они сообщают мне, что Эфирион нуждается в присмотре, иначе между мирами появятся разрывы. Но это подождёт. Ты в порядке? — спрашиваю я, заворожённый.

Эвелин кивает, оглядываясь по сторонам, пока пряди её тёмных волос развеваются вокруг забрызганного кровью лица.

— Эфирион странный и потусторонний. Искажённый. Некоторые назвали бы его тревожным.

— Значит, тебе нравится.

— Я это и сказала.

Улыбаюсь. То, что Эвелин способна выдержать Эфирион, — необычно. С другой стороны, она выросла в куда более тёмном и, без сомнения, жестоком мире. Возможно, неудивительно, что её разум переносит этот мир снов легче, чем большинство.

И всё же тот факт, что она искренне

наслаждается

моими владениями, радует меня больше, чем я мог себе представить.

Эвелин высвобождается из моих объятий, но берёт меня за руку и тянет к выходу.

— Пойдём. Остальные ждут.

— Здесь не нужны двери, дорогая.

Провожу её сквозь стену замка и осматриваю крошечный дворик. Он такой же, как и всегда, но Эвелин тянет меня к старому садовому сараю. Мгновение спустя мы проходим сквозь заплесневелый люк в полу и оказываемся в узком, тёмном, вызывающем клаустрофобию проходе.

Катакомбы, понимаю я.

Где-то далеко впереди виднеется тусклый свет, и мы плывем к нему, миновав пару поворотов.

Свет исходит от факела в руках Тарена. Их элементаль воздуха без сознания и довольно сильно изранена. Зои суетится над ней, пока Кристоф и Драксар хмуро смотрят друг на друга, словно посреди ожесточенного спора — что, я уверен, никого не удивляет. Лирой лежит на пыльной земле, дыша прерывисто и надсадно.

Он выглядит ужасно.

— А я-то думал, этот фейри уже не может стать бледнее, — мурлычу я.

Эвелин в Эфирионе опускается рядом с ним на колени и стягивает пропитанные кровью перчатки.

— Не возражаешь?..

Точно.

Я наслаждался нашей уёдиненной прогулкой по Эфириону, но, по крайней мере, эта часть никогда не надоедает.

Когда я появляюсь, оба члена моего квинтета вздрагивают и, как я и ожидал, чертыхаются, что я их до смерти напугал. Драксар быстро приходит в себя, увидев, что Эвелин тоже появилась и теперь щупает лоб Лироя.

— Блин, он что… вы только что были в… ты в порядке? — ошарашенно бормочет он, притягивая её в объятия и зарываясь лицом ей в шею. Но тут же отстраняется и рычит: — Погоди-ка, мать твою. Блин, Бу, это

твоя

кровь?

— Расслабься. Не вся, — она ободряюще хлопает его по плечу. — Отпусти меня. Нам нужно уходить, пока охотники за головами не догнали.

Кристоф напрягается и смотрит на меня.

— Ни одна из их адских гончих не попробовала её кровик?

Начинаю качать головой, но тут же хмурюсь. Она ведь истекала кровью в том коридоре.

Есть ли шанс, что они смогут выделить её запах среди всей этой крови и смерти?

Зои вскакивает и с улыбкой приветствует Эвелин, когда Драксар наконец ставит её на землю.

— Ты смогла! Я уже начала беспокоиться… о, фу. Без обид, Эв, но тебе нужен душ. И я имею в виду, больше, чем всем нам, а это, на данный момент,

серьёзное

заявление. Кстати, когда мы доберёмся до руин, мы просто побежим или… ещё магия перемещения?

Она смотрит так, словно боится ответа, но её идиот-пара вампир встревает, поворачиваясь к Эвелин:

— Как я уже говорил, почему мы не можем, блин, просто переместиться? Ты же можешь хотя бы это сделать, да? Убраться отсюда к чёртовой матери.

Его тон по отношению к ней действует мне на нервы, и не мне одному. Кристоф сверкает на него глазами, а Драксар скалит зубы. Если бы он не был важен для той, кто важен для Эвелин, я бы отделил голову этого вампира от тела ещё в первый раз, когда он оскорбил мою хранительницу.

— Если не хочешь, чтобы я голыми руками провёл тебе ларингэктомию, ты больше не произнесёшь ни слова в присутствии моей хранительницы, — мрачно предупреждаю его.

Хотя Зои бросает на меня раздражённый взгляд за угрозу её паре, я не упускаю из виду, как губы Эвелин подрагивают в ухмылке, когда вампир бледнеет от моих слов. Её наслаждение чужим страхом восхитительно, и я намерен исследовать это в будущем.

— Он прав в том, что переместиться отсюда практично, — размышляет Эвелин. — Зои, ты понадобишься мне для заклинания.

— Я? Почему?

— Потому что мы направляемся в твой родной город.

— Правда? Почему… о! Ты пытаешься отправить меня домой, потому что знаешь, что мои родители, наверное, ужасно за меня волнуются после всего, что здесь произошло в Эвермонте, и с тех пор, как они не получали от меня вестей ещё до того, как академию закрыли на изоляцию, так? Не говоря уже о том, что ты, вероятно, знаешь, как сильно они хотят, чтобы я была дома на Канун Звездопада, да? Это очень заботливо и мило с твоей стороны, Эв!

Моя хранительница морщит нос.

— Прекрати. Я просто отвожу тебя в относительно безопасное место. Раз уж ты из глуши, это будет хорошим местом, чтобы нам всем затаиться.

— Ага-ага, конечно. Просто признай, что глубоко,

очень глубоко

внутри, под всей этой крутизной, ты та ещё милашка.

— Будешь и дальше меня оскорблять, оставлю тебя здесь на съедение адским гончим.

Зои смеётся и подходит к Эвелин, но я напрягаюсь.

— Подожди, дорогая. Давай не будем творить заклинание так близко к замку, иначе Локлен сможет его отследить.

Кристоф ругается.

— Кассиан Локлен здесь? Если они послали его, значит, не жалеют ресурсов.

— Эвелин только что прикончила чертова Мальгоса Де Стара. Конечно, они в панике, — замечает Драксар.

Голова Дамиана дёргается назад. Тарен ошарашенно смотрит на Эвелин, его глаза становятся идеально круглыми.

— Что? Она…

что сделала?

Температура резко падает, когда Кристоф пригвождает его взглядом.

— Так что? Что ты выберешь? Держать пасть на замке или смерть от переохлаждения?

— Хватит! — с неожиданным огнём рявкает Зои. Даже когда я бросаю на неё испепеляющий взгляд, она не съёживается, как обычно. Лишь с трудом сглатывает и вскидывает подбородок. — Конечно, мы никому не скажем, так что прекратите угрожать моему квинтету, слышите меня? Все здесь устали и чертовски злы, так что насчёт того, чтобы вы трое держали

свои

пасти на замке, пока не успокоитесь?

Она только что повысила на меня голос?

Мне стоит напомнить ей, почему меня называют Принцем Кошмаров.

Но смех Эвелин мешает мне страхом выбить из светловолосой оборотнихи извинение. Температура возвращается в норму, когда Кристоф бросает на неё взгляд, а Драксар смотрит на неё, как влюбленный щенок. Большому зверюге приходится слегка горбиться, потому что этот туннель был построен не для его роста.

Зои смущённо выдыхает.

— Простите. Я не хотела срываться.

— Ты сорвалась. Не извиняйся за это. — Моя хранительница смотрит на меня. — Этот парень, Локлен, сможет отследить мою магию из леса?

— Не так легко, как если бы ты сотворила заклинание здесь, в такой близости от него.

Она кивает, бросая взгляд на Лироя, которому с каждой минутой становится всё хуже. Она, как всегда, тщательно скрывает свои эмоции, но её голос слегка дрожит.

— Хорошо. Нам нужно доставить его в безопасное место, и всем вам нужен отдых.

Драксар хмурится.

— Тебе тоже нужен отдых, Бу.

— Я же просила тебя так меня не называть, — бормочет она, направляясь по туннелю, но в её голосе нет обычной борьбы, потому что оборотень-дракон прав. Сегодняшний день был утомительным, особенно для неё.

Мы быстро продвигаемся по катакомбам. Дамиан держит фонарь, Тарен несёт их элементаля, и хотя Драксар ворчит, что ему приходится тащить «занудную задницу» Лироя на руках, как невесту, он, по крайней мере, следит, чтобы Эвелин не услышала его жалоб.

Через несколько минут я проскальзываю сквозь Эфирион и появляюсь рядом с Эвелин. Когда смотрю на свою одержимость, на её прекрасном лице застыла хмурая гримаса, а её такая соблазнительная нижняя губа слегка надута.

— Что-то не так, дорогая?

— Всё в порядке.

— Скажи мне.

Эвелин вздыхает.

— Ни одного призрачного шёпота, ни одного ожившего трупа, ни одного мстительного духа или проклятого гроба. Отстойные катакомбы.

Смеюсь.

Она просто очаровательна, когда дуется.

Глава 3. Эвелин

В моих жилах гудит сила от недавних убийств. Сомневаюсь, что в Замке остался кто-то живой. Если размышлять об этом достаточно долго, можно дойти и до угрызений совести.

Но те теневые демоны, чудовища и наследия убили бы меня без колебаний, поменяйся мы местами.

Так что к чёрту совесть.

Когда мы появляемся в Лесу Эвермонт, возле старых руин, тишина кажется неестественной, тревожной. Мглистый, тёмный лес обычно скрывает бесчисленных опасных тварей и случайных теневых демонов, чьи зловещие крики разносятся вдалеке. Возможно, после Первого Испытания они затаились от страха.

В сотый раз мой взгляд возвращается к Лирою. Он по-прежнему недвижим на руках Драксара, но теперь его кожа приобрела тревожный, землистый оттенок. Кончики его пальцев почернели — плата за некромантию, но либо Зои и её квинтет этого не заметили, либо предпочитают молчать.

Лирой

, — снова пробую. —

Мы покинули Эвермонт. Считай это досрочным выпуском

.

Ответа нет.

Тарен нервно оглядывается, поправляя Элиару, чтобы яростно почесать затылок.

— Эм. Не хочу давить, Эвелин, но…

Верно.

Время перемещаться.

Собираюсь с духом и, стянув испачканные перчатки, протягиваю руки к Зои.

— На подготовку уйдёт время. Когда заклинание будет готово, каждый должен касаться того, кто касается меня.

Они занимают свои места, а я беру Зои за голые руки. В тот же миг все мои внутренности стягивает в тугой узел. Борюсь с желанием отшатнуться, когда привычная волна отвращения захлёстывает меня от ощущения её обнажённой кожи, так чудовищно неправильно скользящей по моей. В животе сворачивается тошнота, и несуществующий пульс отбивает панический ритм.

Какого хрена?

Я думала, что справляюсь с этим.

Возможно, барьер слабеет только рядом с моим квинтетом.

Пытаясь вернуть контроль, сталкиваюсь взглядом со светло-голубыми глазами Кристофа, в которых плещется мягкость, неуместная, как перья в буре.

«Ты в порядке?» — беззвучно спрашивает он, и его брови сходятся на переносице.

Киваю и стараюсь сосредоточиться на чём угодно, кроме физического контакта. По крайней мере, голос звучит ровно.

— Зои, мысленно представь точное место в своём родном городе, куда мы должны прибыть.

— Поняла.

Закрыв глаза, шепчу слова заклинания, необходимого для начала стандартной общей магии. Сейчас я переполнена силой, настолько, что не боюсь случайно затронуть жизненную энергию Мальгоса Де Стара. Вскоре нас окружают символы, похожие на руны, гудящие от энергии.

Воздух в лесу разрывает вой, и руки Зои напрягаются.

— Это адские гончие? О боги. Они так близко. Блин, может, нам…

— Заклинание готово, — объявляю я. — Всем держаться.

Пять секунд спустя ослепительно яркий свет гаснет, и Зои тут же отдёргивает руки, чтобы её стошнило. Тарен зеленеет, Дамиана бьют сухие рвотные позывы, а Кристофу приходится на мгновение опереться на колени, но я с облегчением вижу, что все переместились и все части тела на месте.

Моё облегчение сменяется тревогой, когда в нескольких метрах от нас кто-то визжит. Оглянувшись, понимаю, что мы стоим под какой-то многоярусной металлической конструкцией и только что прервали двух подростков, которые, судя по отсутствию на них одежды, несмотря на зимний холод, были весьма увлечены друг другом. Они смотрят на нас с ужасом, но в основном на меня, поскольку я с ног до головы покрыта кровью.

— Используйте защиту, — роняю, проверяя, на месте ли Фанг, пристёгнутый к моему бедру, не потерялся ли он во время перемещения.

Они хватают брошенные рубашки и куртки и с криками убегают.

Кристоф трёт шею.

— Уверен, они решили, что ты им только что угрожала.

Это объясняет крики.

Смотрю на Лироя в сто первый раз. Всякая надежда на то, что заклинание его разбудит, сменяется тревогой, когда я вижу, что Драксар опустил фейри на землю и проверяет его пульс.

— Он в порядке, детка, — быстро говорит он, одаривая меня тёплой улыбкой. — Просто хотел перепроверить.

Слава чёртовой вселенной.

Зои наконец выпрямляется, постанывая и осматриваясь.

— Простите, не хотела отправлять нас под школьные трибуны. Просто у меня тут много веселых воспоминаний с тех времен, когда я тайком сбегала в город от родителей, — добавляет она, подмигивая.

Это приносит ей шутливый тычок от Дамиана, прежде чем тот замечает Лироя.

— Он… болен или что-то в этом роде?

— Что-то в этом роде.

Зои смотрит на меня с выражением, которое я бесчисленное множество раз видела на лице Виолы. Смесь беспокойства и надежды.

— Слушай, раз уж мы выбрались из леса — в буквальном смысле — и вам, ребята, просто нужно затаиться, может, остановитесь у моих родителей? Их дом довольно далеко от города, сама знаешь, эти дурацкие законы о том, что наследия должны жить за пределами официальных городских границ, так что они в основном вдали от людей и всего такого. Это даст вам место для отдыха.

Взвешиваю предложение, изучая свой квинтет. Драксар ухмыляется — ему идея нравится. Кристоф качает головой, а Грэйву, кажется, всё равно: он закуривает очередную сигарету, поводя плечом, будто оно болит. Все они всё ещё в плохом состоянии.

Нам нужно место, где Лирой сможет отдохнуть, где нас не найдут. Но как бы мне ни нравилась Зои, я не знаю её родителей, а значит, не доверяю им. Всё, что мне известно, — они могут принадлежать к одной из фракций, выступающих против наследий. Сомневаюсь, что они обрадуются, если на их пороге появится

оружие

.

К этому времени, уверена, большинство наследий уже слышали, что я в мире смертных.

Кроме всего прочего… перед перемещением раздавался вой. Этот тип, Кассиан Локлен, должно быть, один из охотников за головами и, очевидно, как-то чувствует магию, так что он мог быть достаточно близко, чтобы ощутить моё заклинание, когда мы уходили. Если это так, и они идут по нашему следу, я не хочу быть слишком близко к Зои или её квинтету, иначе их могут втянуть в перестрелку.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Спасибо, но нет. Мы ненадолго останемся в этом районе и двинемся дальше как можно скорее, — решаю я. — Здесь есть гостиница или что-то подобное? И место, где можно достать ингредиенты для заклинаний?

— Ингредиенты для заклинаний? — хмурится Драксар. — Зачем?

— Вы четверо неудобно известны и знамениты. — Не говоря уже о том, что Кристофа особенно легко узнают люди, учитывая его карьеру супермодели в их мире. — Нам нужно будет как-то изменить вашу внешность.

Зои ухмыляется.

— Я бы с радостью помогла преобразить ваших парней, но мне нужно остаться с Элиарой. К тому же моя семья устроит

истерику

, когда мы появимся, так что сомневаюсь, что я куда-то смогу пойти в ближайшее время. Здесь нет магазинов для заклинателей или наследий в целом, так что насчёт ингредиентов не уверена… но есть пара хороших отелей, которые вы могли бы попробовать.

Элиара стонет и морщится, шевелясь на руках Тарена. Зои тут же переключает всё внимание на неё, её лицо омрачает беспокойство. Оборотень-львица выпаливает адрес своих родителей, заставляет меня пообещать хотя бы сообщить ей, когда мы уедем из города, и мы прощаемся.

Как только она уходит со своим квинтетом, я поворачиваюсь к своему.

— Слава богам, — ворчит Драксар, заключая меня в очень тёплые объятия. — Они, конечно, милые, но я, блин, умирал от желания тебя обнять. Я знаю, как ты ненавидишь публичные проявления нежности, поэтому ждал. Не благодари. Можешь меня похвалить.

Подавляю улыбку и на мгновение позволяю себе расслабиться в его объятиях. По крайней мере, его прикосновение, кажется, больше не вызывает приступа гафефобии.

К моему изумлению, Кристоф обнимает меня со спины и мягко целует в шею. Внезапный контраст его прохладного прикосновения вызывает мурашки, и мой мозг возвращается к предложению Зои попробовать температурные игры с этими двумя. Тогда я не рассматривала эту идею, но сейчас…

Нет.

Ни за что.

Я не могу позволить себе даже

думать

об этом сейчас, когда Драксар слишком хорошо умеет унюхать малейший намёк на моё возбуждение. Кроме того, рядом на земле лежит Лирой в лихорадке, и он — мой главный приоритет. Никаких, блин, развлечений, пока я не буду уверена, что он в порядке.

Грэйв ловит мой взгляд через плечо Драксара и криво ухмыляется.

— Я бы с радостью присоединился к объятиям, но у тебя такой вид, будто ты что-то замышляешь. Поделишься?

Высвобождаюсь из объятий соблазнительного дуэта и прочищаю горло.

— Да. Сегодня мы останемся в отеле, пока Лирой отдыхает. Мне также нужно купить телефон.

Брови Драксара взлетают вверх.

—

Ты

хочешь купить телефон? Ты же ненавидишь телефоны. Почему бы тебе просто не воспользоваться зачарованным телефоном Грэйва, который настроил Лирой?

— Потерял где-то, — поправляет Грэйв.

Драксар фыркает.

— Ты такой же, как Эвелин. Просто воспользуйся моим, Бу. Я взял его на всякий случай.

Качаю головой.

— Это должен быть одноразовый телефон. Не хочу, чтобы у демона был твой номер.

Кристоф отшатывается.

—

Демон?

Нет. Категорически нет. Ты не будешь связываться с проклятым демоном.

Сверлю его взглядом.

— Позволь освежить твою память. Я выросла в Пустоши. Всю свою жизнь я провела в окружении демонов и знаю, как они устроены. Я убила больше, чем достаточно, каждый раз платила за это цену и нахожу их полезными. Так что не смей ставить под сомнение мои решения.

Он открывает рот, дважды закрывает его и, наконец, тяжело вздыхает.

— Хорошо, Бёрч. Ты права, и мне жаль. Но можем ли мы хотя бы убедиться, что ты вымыта, отдохнула и о тебе позаботились, прежде чем бросаться с головой в новую опасность?

Задумываюсь.

— Ладно.

В основном потому, что хочу увидеть, как Лирой откроет свои рубиновые глаза, прежде чем нам придётся столкнуться с новыми врагами.

Почти час спустя мы входим через чёрный ход в отель, где Драксар забронировал самый большой номер-люкс за наличные, которые дал Кристоф. Они подводят меня к металлической двери, которая сдвигается в сторону и открывает… крошечную комнату.

Хмурюсь в замешательстве.

Драксар взрывается смехом, протягивая руку, чтобы прикрыть что-то над дверью внутри маленькой комнаты.

— Это лифт. Никогда не видела, да?

Не видела, но смутно припоминаю, что Виола мне о них рассказывала. Она рассказывала мне о многом, с чем я до сих пор не сталкивалась в мире смертных. Честно говоря, большая часть моих знаний о человеческом мире почерпнута из рассказов Виолы, просмотра фильмов с Зои и случайных обрывков информации, подхваченных в Эвермонте. В моих знаниях об этом мире всё ещё зияют огромные пробелы, и мне это не нравится.

Хотя, полагаю, теперь я узнаю гораздо больше, раз уж мы не сидим взаперти в изолированном готическом замке.

Мы все заходим внутрь, но я наклоняю голову, когда Драксар продолжает прикрывать что-то рукой.

— Что ты делаешь?

— Это камера, — объясняет он. — У людей они повсюду. Не хочу, чтобы они тебя засняли.

Интересно.

Придётся за ними следить.

Когда мы добираемся до

настоящего

номера-люкс, я впечатлена. В нём две комнаты с огромными кроватями, соединенные общим пространством с телевизором, диваном, мини-кухней и стеклянной стеной с видом на город.

Хотя меня эта обстановка устраивает, Кристоф морщится.

— Не обращай на него внимания. Он привык, чтобы его кормили икрой с ложечки и чтобы он ссал в золотые унитазы, — закатывает глаза Драксар, укладывая Лироя на одну из кроватей.

— Просто он какой-то маленький, — возражает элементаль, толкая дверь в ванную. Мне она кажется чистой и просторной, но Кристоф хмурится.

Драксар смеётся из другой комнаты.

— Это то же самое, что скажет Эвелин, когда ты наконец вытащишь свой…

— Заткнись, блин, дракон.

Поворачиваюсь и накладываю несколько простых, но эффективных защитных оберегов на входную дверь. То же самое проделываю с окнами. Как только чувствую, что силы меня покидают, Грэйв обнимает меня сзади, нежно шепча на ухо.

— Время отдохнуть, дорогая.

— Мне ещё нужно вымыться. Лироя тоже нужно привести в порядок. Мне нужно найти чистую одежду и еду, достать телефон и средство для маскировки вас четверых… — начинаю перечислять все пункты из своего списка дел в уме, борясь с зевком.

Он хмыкает.

— Звучит так, будто

нам

есть чем заняться, пока ты отдыхаешь.

Прежде чем успеваю возразить, слева от меня появляется Драксар и выхватывает меня из рук Грэйва.

— Я её купаю.

Грэйв жестоко улыбается.

— Только если ты и фейри обмоешь губкой. Всё по-честному. Не пропусти его нежные места, потому что, вопреки всякой логике, Эвелин они нравятся.

Драксар вздрагивает и начинает протестовать, но тут вмешивается подошедший Кристоф.

— Я могу достать еду и одежду для всех нас.

— Тебя узнают, — возражаю, пытаясь вырваться из сильных рук Драксара. Проклятье, я гораздо более измотана, чем думала, потому что мои попытки жалки и слабы. Они все с удивлением наблюдают, как я сдаюсь, вздыхая и позволяя голове откинуться на его руку.

— Хорошо. Но мы всё переиграем. Драксар пойдёт за едой, одеждой и простым телефоном, потому что его с наименьшей вероятностью узнают —

или

напугают людей до чёртиков и распустят ненужные слухи, — добавляю, когда Грэйв открывает рот.

Инкуб смеется.

Драксар полностью согласен.

— Грэйв может подежурить, пока мы не узнаем, что обстановка спокойная.

— С радостью, дорогая.

Замолкаю, хмурясь.

— Тебе было больно раньше. У тебя достаточно мелантиса, чтобы с этим справиться?

Он моргает, словно не ожидал, что я заметила.

— На данный момент хватит.

—

На данный момент

быстро закончится, когда мы будем в бегах, так что собери больше из Эфириона, пока мы здесь. Кристоф, ты останешься здесь и приведёшь себя в порядок, потому что вся эта грязь и кровь сводили твой бедный чистюльский мозг с ума последние несколько часов, — говорю со знанием дела.

Его щёки слегка розовеют.

— Да ладно, Бёрч. Это не приоритет. Позволь мне хоть как-то помочь.

— Хорошо. Ты поможешь мне вымыться.

Теперь его румянец пылает.

— Я… эм, хорошо. Если… если ты хочешь.

Не понимаю, почему Драксар пытается сдержать смех. Грэйв беззвучно говорит что-то элементалю, чего я не разбираю, и Кристоф показывает ему средний палец.

Неважно.

Продолжаю.

— Хорошо. Тогда мы поедим, отдохнём, а позже поищем способ замаскировать вас четверых, так как я сомневаюсь, что мы здесь надолго. Надеюсь, мы выиграли Лирою немного времени, придя сюда, но они будут преследовать нас, так что мне нужно, чтобы вы все хорошо отдохнули.

Замечаю, что Драксар, держа меня на руках, ухмыляется.

— Что?

— Просто возбуждает, когда ты берёшь всё в свои руки. Ты очень хороший хранитель, Эвелин.

Грэйв ухмыляется.

— Это точно, дракон.

— Идеальный, — тихо соглашается Кристоф, всё ещё краснея и постоянно поправляя рукава.

Прекрасно.

Теперь ещё и я чувствую, как щёки заливает краска. Не говоря уже о том, как моему квинтету удаётся выглядеть так великолепно после такого хренового дня? Это несправедливо, когда я знаю, что выгляжу как ходячее пятно из засохшей крови. Тем не менее, перевожу взгляд с одного на другого и прочищаю горло.

Я редко это делаю, но…

— Простите.

— За что? — спрашивает Грэйв.

— С этого момента у вас будут серьёзные проблемы. Бессмертный Квинтет и Совет Наследий попытаются убить вас четверых за то, что вы сбежали со мной. Я хотела уберечь вас от всего, что влечёт за собой мой статус

оружия

, но… искушение оказалось слишком велико, — коряво заканчиваю я.

Драксар фыркает, неся меня в ванную, усаживает на столешницу и приподнимает мой подбородок, заставляя смотреть в его янтарно-золотые глаза.

— Так, во-первых? К чёрту всех, у кого с тобой проблемы. Да, ты — Оружие, но не то чтобы это был твой выбор. А во-вторых, мы знаем, что ты на самом деле пытаешься сделать. Ты хороший человек. На самом деле, ты самый раздражающе самоотверженный, готовый к самопожертвованию человек на свете, так что тебе не позволено ни за что извиняться. Никогда.

Он целует меня в лоб.

— Ты прошла через ад, и, может быть, тебе пришлось делать херню, которая тебе не нравилась, просто чтобы выжить, но это не меняет того факта, что ты герой для всех тех людей в Пустоши. Если хочешь знать моё мнение, мне повезло дышать с тобой одним воздухом. Поняла, цветочек?

Глава 4. Эвелин

Слова Драксара пробивают брешь в моей обороне. Я внезапно не могу смотреть ему в глаза, потому что опасно приблизилась к тому, чтобы испытать эмоции. Одно дело — делать то, что считаешь правильным, чего бы это ни стоило и кто бы меня за это ни ненавидел. И совсем другое, когда кто-то видит тебя —

по-настоящему

видит — и говорит, что ты всё ещё хороший человек.

Я годами не чувствовала себя человеком, не говоря уже о хорошем.

Странно это слышать.

Но в то же время… в этом есть что-то правильное.

Грэйв возникает из ниоткуда, садясь на столешницу рядом со мной. Драксар вздрагивает и ругается. Грэйв подмигивает, словно мы делим тайну, глубоко целует меня — и снова исчезает. Мгновение спустя я больше не ощущаю его присутствия поблизости.

— Проклятый инкуб, — бормочет Кристоф, тоже входя в ванную. Он протягивает Драксару пачку денег, а затем включает душ, проверяя температуру.

— Разве такая сосулька, как ты, может правильно определить температуру? — замечает Драксар.

— Кто бы говорил, ходячая печь. Иди принеси одежду, чтобы ей было что надеть, когда выйдет.

— Или мы могли бы просто оставить её милой и обнажённой, — ухмыляется Драксар, покусывая мочку моего уха. Он шепчет так, чтобы слышала только я: — Пожалуйста, скажи, что я смогу обнять тебя сегодня ночью, детка. Мне очень нужна моя пара.

Киваю, с трудом сглатывая.

Боги, мне нравится этот нуждающийся во мне дракон. От рокота его голоса я сжимаю бёдра, пытаясь скрыть инстинктивный всплеск желания в своём теле, но он всё равно стонет и прижимает меня к себе, крепко обнимая.

— Я принесу тебе еды, пока ты будешь приводить себя в порядок, но в основном потому, что мне отчаянно нужно, чтобы твой запах

не

смешивался с кровью. Ты понятия не имеешь, каким козлом был мой дракон из-за этого с тех пор, как мы покинули Академию. Я, блин, ненавижу осознавать, что недостаточно хорошо о тебе заботился.

Обвиваю руками его шею и целую в челюсть.

— Скажи своему дракону, что я почти не возражаю носить кровь наших врагов. И возвращайся ко мне скорее.

Когда Драксар уходит, вижу Кристофа, неуверенно ожидающего у душа. И всё ещё полностью одетого.

— Ты не войдёшь со мной?

Он прочищает горло.

— Ты измотана. А значит, мне, вероятно, следует придерживаться… ну, ты знаешь. Строго методичного подхода.

Для модели, позировавшей во всевозможных нарядах, включая полуобнажённые для обложек журналов, которые я видела в руках студентов и даже преподавателей в Академии, он ведёт себя странно застенчиво. Или он так неуклюж из-за близости со мной, потому что всё ещё считает своё проклятие проблемой?

В любом случае, методичный подход меня устраивает, потому что кажется, будто мои кости весят десять тонн. Сегодня я трижды воскресала и чуть не умерла

по-настоящему

. Не говоря уже о впадении в ярость, которое всегда требует огромной платы. Я заставляла себя идти вперёд, чтобы привести нас в безопасное место, но теперь, когда мы здесь, у меня нет сил даже пытаться выглядеть соблазнительно, пока стаскиваю с себя изорванную одежду и забираюсь в душ.

Когда тёплые струи касаются моей кожи, вздыхаю от удовольствия и закрываю глаза.

— Спасибо.

На мгновение воцаряется тишина, а затем я слышу шелест снимаемой одежды Кристофа. Он входит в душ позади меня, и от холода его кожи пара становится значительно больше.

Он колеблется.

— Моё прикосновение не из приятных. Ты уверена, что хочешь, чтобы я?..

Приоткрываю один глаз и тут же распахиваю второй, чтобы рассмотреть получше.

О, боги.

Он

великолепен

.

Раньше я закатывала глаза, глядя на девчонок, пускавших по нему слюни в академии, но теперь я понимаю. Вся эта идеальная кожа, рельефные мышцы, это ангельски красивое лицо и поразительные белые волосы, эти льдисто-голубые глаза…

Кристоф краснеет так сильно, что пытается прикрыть лицо.

— Прекрати, Бёрч.

— Я тебя смущаю? — ухмыляюсь я.

— Ты меня слишком возбуждаешь, чтобы я мог даже думать о прикосновениях к тебе, — бормочет он так тихо, что я едва разбираю слова.

Мой взгляд тут же скользит ниже, и мне снова приходится сжать бёдра. Я ублажала его плоть ртом в темноте, и мне это нравилось, но я впервые вижу её по-настоящему.

Безупречна, как и всё остальное в нём.

И

очень

тверда.

Облизываю губы.

—

Бёрч

. Пожалуйста. Ты меня убиваешь, — хрипит он. — Просто скажи, удобно ли тебе, если я прикоснусь, чтобы помыть тебя. Я не… мы не будем делать ничего другого, хорошо? Я хочу, чтобы это было особенным, когда случится, так что сейчас ты не можешь позволить мне…

— Оттрахать тебя?

Потому что, какой бы измотанной я ни была, все это напряжение между нами наводит на мысль, что это отличная идея.

Кристоф снова закрывает лицо, бормоча молитву Луминее, которую я не разбираю.

— Слушай. Я очень,

очень

хочу позаботиться о тебе сегодня, но сейчас не лучшее время для моего первого…

нашего

первого… чёрт. Может, мне просто уйти.

Как он может быть таким растерянным? Это очаровательно, но сбивает с толку.

И тут до меня доходит.

Его первый.

То есть Кристоф сходит с ума, потому что… у него никогда не было секса. А значит,

я

буду его первой, но он не хочет делать это здесь и сейчас. Он хочет, чтобы это было особенным.

Странное, собственническое тепло гудит во мне при мысли о том, что я буду его первой. Отнимаю его руки от лица и киваю.

— Мой меня. Мне нравится твоё прикосновение.

Его щёки и уши очаровательно розовеют.

— Даже несмотря на то, что я холодный?

Перевернув одну из его рук, прижимаю его ладонь к своему лицу.

— Скорее, освежающий.

Кристоф с трудом сглатывает, кивает и приступает к делу. Я позволила мыть меня, чтобы дать ему возможность внести свой вклад. Но чем дольше его умелые руки осторожно смывают с меня все следы грязи, намыливая волосы и разминая уставшие мышцы, тем более расслабленной я себя чувствую.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Боги, кажется, мне это было нужно. Я могла бы растечься лужицей и уснуть на полу душевой.

Его руки дрожат, когда он приближается к моей груди, а затем он отстраняется.

— Ты уверена…

— Кристоф. Я брала в рот твой член. Это значит, что мы миновали стадию формальностей.

Он настолько ошеломлён, что у него вырывается настоящая улыбка, демонстрируя до смешного фотогеничные ямочки.

— Без обид, но откуда у тебя такие выражения?

— Зои научила.

Тянусь за мылом, намыливаю руки и касаюсь его. Он вздрагивает, как только я дотрагиваюсь до его груди, и закрывает глаза.

— Блин… я не знаю, стоит ли тебе… о, великие боги, это так

хорошо

.

Почти смеюсь, когда его голова откидывается назад с выражением восторга на лице. Неужели ему настолько нравится, когда я прикасаюсь к нему, даже не в сексуальном плане? Мою его руки, грудь и спину. Но когда рука начинает опускаться ниже, его хватка смыкается на моих запястьях.

Смотрю на него, наслаждаясь отчаянной борьбой на его безупречном лице.

— Я буду придерживаться методики.

— Слишком поздно для этого, — цедит он, и в следующее мгновение его губы впиваются в мои.

Мы тут же сплетаемся в объятиях под дождевыми струями воды, исследуя друг друга, пока я дразню его язык своим. Невероятно приятно ощущать, насколько он чувствителен ко всему. Когда мои пальцы скользят по его боку, он вздрагивает, а когда легонько покусываю его нижнюю губу, он стонет и прижимает меня к стене душа.

Это нечаянно прижимает его эрекцию к моему животу, и он отстраняется, чтобы выругаться, понурив голову.

— Боги, помогите мне, ты такая

тёплая

. Я не могу насытиться тобой. — Когда он снова смотрит на меня, его бледно-голубые глаза снова становятся омутами тоски. — Ты хоть представляешь, как сильно я тебя хочу? Это пытка с тех пор, как я увидел тебя на той сцене. Я, блин,

изнываю

от желания быть твоим. Если бы мы только могли обойти моё проклятие, чтобы я знал, что не причиню тебе вреда…

Снова накрываю его губы своими.

— Ты не причинишь мне вреда. Просто целуй меня.

Кристоф стонет и становится грубее и смелее, пока мы целуемся в наполненном паром душе. Его губы скользят по моей челюсти, он осыпает поцелуями мою шею, прижимая меня к себе плотнее, чтобы ему не приходилось так сильно наклоняться, пока его руки соскальзывают на мою задницу и сильно сжимают её. Закрываю глаза, голова кружится от нехватки кислорода и блаженного гула желания в моих венах.

Для кого-то без опыта он невероятен в этом. Я настолько поглощена им, что не сразу слышу обрывки слов.

Я запомнил их… да, три флакона крови огра… две щепотки звёздной пыли…

Напрягаюсь и отстраняюсь от Кристофа. Он дышит так же тяжело, как и я, пытаясь взять себя в руки, но, на моё счастье, он, кажется, не может убрать руки с моей задницы. Он прижимается своим лбом к моему с тихим, мучительным стоном.

— Прости. Я не хотел так…

— Дело не в тебе, — быстро говорю я.

Странная эмоция захлёстывает меня, когда понимаю, что пока я здесь пробую на вкус своего ледяного элементаля, мой фейри всё ещё в ужасном состоянии.

Думаю, это чувство называют… виной.

— Я услышала Лироя в своей голове. Мне нужно его проверить, — объясняю я.

Кристоф кивает, когда я выхожу из стеклянного душа, но остаточный голод на его лице заставляет меня затаить дыхание. Он облизывает губы и проводит рукой по волосам, которые кажутся серебряными, когда мокрые. Его ледяной взгляд обводит каждый обнажённый сантиметр моего тела, и мой рот приоткрывается, когда я наблюдаю, как его свободная рука скользит вниз и медленно поглаживает его мокрую, напряжённую плоть.

Боги.

Мне следовало бы потянуться за полотенцем, чтобы прикрыть свою наготу, но я не могу оторвать от него взгляда.

Встречаюсь с ним глазами, решив получить то, что хочу, прежде чем уйти.

— Быстрее. Я хочу посмотреть, как ты кончишь.

Дыхание Кристофа сбивается.

Я ожидаю, что он будет спорить, продолжать сопротивляться. Вместо этого леденяще красивый мужчина упирается одной рукой в стекло душа и начинает всерьёз ласкать себя, пока пар продолжает клубиться вокруг него.

Это офигенно эротично — видеть его таким. Мокрым, с румянцем на щеках, шее и плечах, пока он гонится за своим наслаждением, устремив на меня свои кристальные радужки.

— Эвелин, — шепчет он, не сводя взгляда с моего тела.

— Близко? — бормочу, наблюдая, как его кулак летает по его толстому члену.

Он кивает, тяжело дыша и постанывая. Боги, как мне нравится видеть его таким. Раскрасневшимся и переполненным чувствами, на грани удовольствия. Вся та тщательно выстроенная, ледяная выдержка, что была при нашей первой встрече, растаяла, оставив это греховно красивое существо, распадающееся на части под моим взглядом.

— Великие боги, твоё тело, — стонет он. — И… блин, мне

нравится

, что ты смотришь.

Нас таких двое.

Я и не подозревала, что мне так нравится наблюдать — не то чтобы это было шоком, когда он до смешного привлекателен. Но очевидно, что Кристофу нравится публика.

Интересно, что ещё ему нравится. Когда мы дойдём до этого, я действительно хочу сделать его первый раз особенным.

Мой собственный первый раз был быстрым, болезненным, безрадостным и закончился чуть менее весёлой версией удушения. У меня не было возможности исследовать, что мне нравится или не нравится с партнером, которому я доверяю — блин, я переспала с Таддеусом только из болезненного любопытства и чтобы заставить его заткнуться о своих воображаемых чувствах.

Теперь?

Я хочу исследовать гораздо больше со всеми моими избранными.

— Ты великолепен, — шепчу, позволяя своей руке скользнуть вниз и коснуться новой влаги между моих ног. Я не могу сдержать тихий стон от импульса удовольствия, который пронзает меня.

Кристоф тихо ругается.

Наблюдаю с восторженным изумлением, мой пульс жадно бьётся, когда его член дёргается, и сперма пачкает запотевшую стеклянную стену душа между нами. Он дрожит и задыхается, когда наши взгляды снова встречаются, но теперь его взгляд полон таких эмоций, что пригвождает меня к месту.

— Никаких ограничений, Бёрч, — шепчет он. — Я серьёзно. Если мы сможем избежать моего проклятия, ничто не помешает мне наконец-то принадлежать тебе.

Слишком поздно.

Он уже мой, готов он это принять или нет.

Наконец выхожу из невероятно чувственного транса, в котором пребывала последние несколько минут, заворачиваюсь в большое белое полотенце и спешу из ванной.

Трудно успокоить дыхание, и теперь

я

вся раскраснелась.

Но когда проскальзываю в комнату, куда Драксар положил Лироя, моё остаточное возбуждение и зарождающаяся надежда испаряются. Он всё ещё без сознания, борется за каждый вздох с влажной тряпкой на лбу.

Лирой

, — снова пробую я.

Семь сушёных призрачных орхидей… два клыка вампира,

— невнятно отзывается его голос.

Это бессмыслица.

Он полностью не в себе.

Но, по крайней мере, я снова его слышу.

Сделав глубокий вдох, беру полотенце и миску с водой, чтобы хотя бы убедиться, что он чист, пока я жду, сколько бы ни потребовалось времени, чтобы вернуть моего фейри.

Глава 5. Лирой

ГОЛОСА ИСЧЕЗЛИ.

Когда бесконечная, мучительная, парализующая агония наконец отступает, я остаюсь лежать, пропитываясь тёмной тишиной. Она до странного безмятежна. Впервые с самого детства в моей голове звучит лишь мой собственный голос. Паранойя больше не рвёт меня на куски, нет насмешливого шёпота, и если я закрываю глаза дольше, чем на мгновение, меня больше не охватывает тот зловещий, невыразимый ужас.

Так вот каково это — быть в здравом уме?

Слава богам

, — думаю я.

От этих идиотов никакого толку. Лучше благодари меня.

Моё сердце замирает.

Это была Эвелин.

Смутные воспоминания и озарения медленно складываются в единую картину, пока я вытаскиваю себя из тёмной бездны, не похожей ни на что, с чем я когда-либо сталкивался. Моя изнуряющая паранойя исчезла, я слышал свою хранительницу в туманном аду, через который только что прошёл, и… я чувствовал себя иначе.

Не плохо. Просто иначе.

Возможно, даже сильнее.

Открываю глаза и смотрю в незнакомый потолок. Кровать, на которой я лежу, мне тоже неизвестна. Всё ещё пытаюсь понять, где могу быть, когда надо мной появляется лицо Драксара, нарушая тишину громким хлюпаньем, с которым он втягивает через трубочку какой-то коктейль.

— С возвращением, Ли. На секунду я уж было подумал, что ты не выкарабкаешься, но приятно видеть, что я не зря таскал на себе твою горячечную, бесчувственную тушу.

Засранец.

Но его отталкивают, в поле моего зрения появляется лицо Эвелин, и всё остальное в мире тут же исчезает, остаёмся только мы. В ней тоже что-то изменилось. Что-то, что я не могу выразить словами, словно в её присутствии появилась насыщенная тьма, которая притягивала меня.

Её чарующий тёмный взгляд держит меня в плену. Когда её пальцы нежно скользят по моему лицу, я на мгновение перестаю дышать, осознавая.

Мы связаны. Эвелин — моя.

Моя.

Губы моей хранительницы дёргаются, когда она это слышит. К моему абсолютному восторгу, следующие слова, которые она посылает мне, звучат на языке фейри, прямо у меня в голове.

Как ты, мой прекрасный безумец?

У меня должна была быть тысяча вопросов. Возможно, мне следовало бы скорбеть о том, что я только что очнулся некромантом — одним из самых ненавистных существ всех времён, чьё существование в мире смертных было под запретом.

Но всё это не имеет значения, потому что,

боги всемогущие

, я связан с Эвелин. Я чувствую это между нами — близость иного рода. Сверхъестественную, необратимую связь, которая проникает в самую мою суть.

Я чувствую… восторг. Такую, мать вашу, эйфорию, что это кажется почти нереальным.

А ещё я чувствую невыносимую жажду.

Жажду её.

Потребность быть с ней как можно ближе возникает так внезапно и так сильно, что я без колебаний притягиваю Эвелин к себе. Знаю, что мой кровавый цветок испытывает то же непреодолимое желание, что и я, — эту жажду. Рычу ей в шею, крепко сжимая в объятиях.

Я больше никогда тебя не отпущу.

Она вздрагивает, когда я легонько покусываю мочку её уха. Одна эта крошечная реакция заставляет меня чуть ли не слюной изойти. Меня всегда влекло к Эвелин, но сейчас это влечение граничит с болью. Я хочу её так по-разному, что одновременно и потерян, и обретён.

— Проклятые новосвязанные, — ворчит где-то рядом Кристоф. — Снимите комнату.

— Они

уже

в комнате, придурок, — замечает Драксар.

Покрываю поцелуями её челюсть и шею, упиваясь тем, что она обнимает меня так же крепко. Тону в облегчении, ликовании и углубляющемся желании, от которого у меня текут слюнки.

Или… это от её шеи у меня текут слюнки?

Нет, не может быть. Я больше не кровавый фейри, так что должен прекратить это слюноотделение.

Я настолько настроен на Эвелин, что меня словно молотом по голове бьёт, когда она едва заметно напрягается. Только тогда понимаю, как крепко она обвила меня, и что любые остатки её гафефобии могут снова дать о себе знать.

Немедленно разжимаю объятия, но не могу удержаться и оставляю её у себя на коленях, садясь.

Прости меня, сангфлуиш

, — извиняюсь через нашу связь.

Эвелин игнорирует извинение, словно её затянувшийся страх не стоит внимания. Вместо этого она изучает моё лицо. Пока она смотрит на меня, я оглядываюсь. Понимаю, что мы в отеле, и теперь в этой комнате только мы с Эвелин. Дверь открыта, а Драксар и Кристоф находятся в центральной части того, что, должно быть, является номером люкс. Похоже, они ушли, чтобы дать нам уединиться, а Грэйва нигде не видно.

Это нехарактерно тактично с их стороны, но сейчас я хочу больше моей хранительницы.

Поднимаю руку и пытаюсь сосредоточиться, чтобы закрыть дверь, но вместо этого мышцы охватывает жжение. То же самое ощущение, которое я испытывал, пытаясь использовать магию крови, когда был совершенно истощён.

Эвелин покидает мои колени, несмотря на мой протест, чтобы самой закрыть дверь. Когда она поворачивается ко мне, то ухмыляется и одним плавным движением стягивает с себя рубашку. Мой член вздымается от желания, но затем взгляд останавливается на её груди.

И на моём символе.

О, чёрт. Как же мне

нравится

это видеть.

— Иди сюда,

сангфлуиш

, — хрипло произношу, сгорая от желания вновь прикоснуться к ней.

Она медленно приближается, сбрасывая с себя одежду одну за другой, так чувственно и расчётливо, что, клянусь, к тому времени, как она доходит до кровати и смотрит на меня в упор, она меня загипнотизировала.

— Ты не должен был, — просто говорит она.

Стягиваю свою рубашку, настолько очарованный ею, что мне требуется мгновение, чтобы понять, о чём она говорит. Затем я ухмыляюсь.

— Думаешь, я бы не пожертвовал ради тебя своей магией? Я бы пожертвовал ради тебя

всем

. Даже если бы я никогда не очнулся, этот риск стоил того…

В следующее мгновение она набрасывается на меня, её губы сталкиваются с моими, и вот мы оба голодны, ненасытны,

сгораем

от желания. Перекатившись, прижимаю её к кровати и завладеваю поцелуем, рыча, когда её руки запутываются в моих волосах. Качаю бёдрами, и жар простреливает позвоночник, когда она в ответ прижимается ко мне с тихим стоном.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Эвелин, — шепчу, пытаясь стащить с себя штаны как можно, блядь, быстрее. — Я хочу лелеять тебя. Хочу провести каждый день до конца наших жизней, поклоняясь твоему телу, но прямо сейчас…

— Секс сейчас. Разговоры потом, — соглашается она, настойчиво обвивая меня ногами.

Боги, я влюблён в неё.

Я никогда этого не ожидал.

Всю мою жизнь пребывание в квинтете было для меня данностью. Это был способ разрушить моё проклятие и стать ещё сильнее. Ничего большего, особенно когда я подозревал, что буду слишком безжалостным и неистовым, чтобы быть романтически совместимым с кем бы то ни было, кого подберут мне боги.

Но Эвелин — это стихия. Она непоколебима, упряма и жестока.

Моя.

Моя, моя, моя.

Твоя

, — отвечает она, а затем задыхается и выгибает спину, когда я пристраиваюсь и вхожу в неё одним диким толчком.

Чёрт.

Это так хорошо.

Её удовольствие и моё, сплетаясь воедино, пожирают меня заживо так, что я никогда не оправлюсь — да и не захочу. Толкаюсь в неё снова, сильнее. Когда она стонет и впивается ногтями мне в спину, теряю контроль, трахая свою хранительницу с дикой яростью, пока наша всепоглощающая жажда топит каждую крупицу здравомыслия, которую я только что обрёл.

Удовольствие слишком интенсивно, чтобы я мог продержаться столько, сколько нужно, поэтому я пытаюсь замедлиться, целуя её шею, полностью растворяясь в Эвелин. На самом деле, я настолько в ней растворился, что мне требуется мгновение, чтобы осознать, что я вылизываю и сосу кожу над её сонной артерией.

Отстраняюсь, замирая.

— Лирой, — выдыхает она, настойчиво качнув бёдрами.

— Со мной что-то очень не так.

— Я уже настроилась. Можешь не пытаться соблазнять меня ещё больше.

Качаю головой, изнывая от желания двигаться, но в то же время сбитый с толку.

— Эвелин, я… я хочу. Отчаянно.

Эвелин бросает на меня раздражённый взгляд.

— Я тоже, но

кое-кто

опять пытается, блядь, довести меня до грани.

— Нет, не пытаюсь. Я имею в виду, что я жажду… — Смотрю на её шею, разрываемый противоречиями.

Теперь я некромант. Разве нет?

Так какого хрена со мной не так? Почему мысль о крови Эвелин заставляет меня изнывать от вожделения? Почему ноют зубы, как это всегда бывало перед тем, как прорежутся клыки?

Эвелин понимает, что я имею в виду, и кажется, задумывается.

— Попробуй.

— Нет. Это неправильно. Если я больше не кровавый фейри, я не должен…

— Кто сказал? — бросает она вызов. Она убирает тёмные волосы со своей прекрасной шеи, протягивает руку, чтобы подразнить один из своих сосков, и вот я снова возбуждён до безумия и захлебываюсь слюной. — Укуси меня, Лирой.

Клыки опускаются в тот самый миг, когда я впиваюсь в её шею.

Опьяняюще насыщенный вкус магии Эвелин обжигает мой язык, и я стону, тут же жадно втягивая её силу и снова начиная толкаться. Опьяняющий прилив удовольствия от кормления и секса одновременно ввергает меня в необузданное безумие, и вскоре Эвелин уже пытается заглушить свои крики, пока изголовье кровати бьётся о стену.

Сангфлуиш

, — неистово думаю, не в силах сдержаться, кусая другую сторону её шеи и сжимая в кулаке её волосы. Её дурманящая кровь капает с моего подбородка, её запах толкает меня в объятия нового вида безумия.

Эвелин резко вздыхает.

Её киска сжимает меня так сильно, что я не могу дышать, пока её накрывает оргазм. Врезавшись глубоко и наконец отпустив её шею, стискиваю зубы, находя собственную разрядку. Резкая волна удовольствия лишь укрепляет мою вечную потребность в ней.

Жаркая жажда новосвязанных между нами немного спадает. Как только перевожу дух и начинаю ясно мыслить, морщусь при виде шеи Эвелин.

Я потерял всякий контроль

, — сокрушаюсь мысленно. —

Я снова причинил тебе боль

.

Моя хранительница улыбается, её глаза светятся удовлетворением.

— Мне нравится, когда ты теряешь контроль. Но если тебя это беспокоит, попробуй.

Она имеет в виду… попробовать исцелить её.

Облизав губы, выхожу из неё и не могу сдержать волну удовлетворения при её виде. Чтобы переключиться, требуется мгновение, но я провожу руками над её шеей и бормочу некромантическое исцеляющее заклинание, которое я давным-давно выучил из запретных книг.

Слова на вкус едкие. Ледяной холод проносится по телу, пока мои почерневшие кончики пальцев покалывает, но раны от укусов на шее Эвелин начинают затягиваться, пока не остаются лишь полоски её восхитительной крови.

Притягательная тёмная сущность Эвелин становится глубже, и я мгновение изучаю её, снова тщетно пытаясь понять, что я от неё ощущаю. Что бы это ни было, оно меня влечёт.

Моя хранительница понимающе кивает.

— Некроманты говорили, что я источаю смерть. Это ты и чувствуешь. Ты будешь ощущать это сильнее рядом со свежими трупами, как и я. Но теперь, когда ты подкрепился…

Она многозначительно смотрит на дверь. Моё сердце колотится, когда я поднимаю руку и снова пробую открыть ручку на расстоянии. К моему изумлению, она медленно распахивается в багровом вихре красной магии крови.

Моргаю, глядя на Эвелин.

— Теперь ты гибридный заклинатель, как и я, — тихо заключает она, нахмурившись.

Очевидно, она права.

Но

как

? Потому что моя хранительница так сильна? Это дало мне такую способность, или это какая-то другая причуда природы? Это недостаток, который создаст нам проблемы в будущем?

Я был более чем готов пожертвовать ради неё своей магией. Я был готов потерять всё, никогда больше не открыть глаза, лишь бы знать, что она осталась в этом мире — к чёрту мою прославленную магию крови.

Так что, моя магия действительно не пострадала?

Как… прозаично.

Совершенно странно, но в то же время волнующе.

Жужжащий звук с ближайшего комода привлекает наше внимание, и моя соблазнительная хранительница соскальзывает с кровати, чтобы взять старую раскладушку.

Она проверяет номер.

— Это Зои. Я пыталась дозвониться ей, чтобы убедиться, что с её квинтетом всё в порядке. Она, наверное, поняла, что это мой запасной.

Когда она смотрит на меня, словно раздумывая, стоит ли снова оставлять меня одного, успокаиваю её.

— Я способен за себя постоять,

сангфлуиш

. Видимо, даже больше, чем когда-либо.

Я всё ещё зла на тебя за то, что ты пытался пожертвовать собой ради меня

, — строго говорит она через нашу связь.

Прикажи мне искупить вину извинениями меж твоих прекрасных бёдер, и я с радостью это сделаю.

Её глаза вспыхивают, прежде чем она снова натягивает рубашку и трусики и уходит.

Глава 6. Лирой

Снова натягиваю те же штаны, в которых очнулся, — всё, что осталось от моего боевого облачения, опалённого и запятнанного кровью после Первого Испытания. Выйдя из спальни, ловлю на себе три взгляда, полных чистейшей ненависти.

— Завидно? — усмехаюсь, и эта ухмылка — лишь тонкая корка льда над бушующей внутри усталостью.

— Ещё одна насмешка, и я сломаю каждый палец, которым ты её касался, — предостерегает Грэйв. Он сидит за столиком и сворачивает папиросу, от которой тянет горьковатым дымом мелантиса. Его голос режет, как зазубренное стекло.

— Значит, все до единого, — всё равно язвлю.

Драксар с дивана показывает мне средний палец.

— Единственная причина, по которой я не вышиб эту дверь и не вышвырнул тебя к чертям, чтобы самому дать нашей хранительнице всё как

следует

, в том, что Эвелин заслужила этот момент наедине с тобой. После всех переживаний и дерьма, через которые ты её протащил.

Эти слова вонзаются в меня острее любого клинка.

Вина.

Знание, что моя хранительница так за меня волновалась, скручивает нутро тугим, холодным узлом.

— Поверить не могу, что ты не удержался и набросился на неё, едва очнувшись. Ты же выглядишь и пахнешь…

вот так

, — с откровенным омерзением добавляет Кристоф и отворачивается к окну, которое — вот ведь загадка — покрывается лёгкой изморозью.

Драксар поднимается и скрещивает руки на груди, разглядывая меня.

— Хм. Я думал, став некромантом, ты будешь выглядеть иначе. Как скелет, что ли. Так какого хрена ты можешь использовать оба вида магии?

Конечно, он подслушал.

Опускаю взгляд на свои руки, на чуть онемевшие, потемневшие кончики пальцев. Возможно, мне тоже придётся начать носить перчатки, как Эвелин.

— Сам не знаю. Но важнее другое: как долго я был в отключке? И где мы?

Кристоф раздражённо бормочет краткую сводку: с момента Первого Испытания прошло три дня, и мы скрываемся в родном городе Зои, пока я не приду в себя. Слежки пока не заметили. Но, судя по всему, на наши поиски бросили Кассиана, мать его, Локлена и бесчисленное множество других охотников за головами.

А значит, это лишь вопрос времени.

Закончив, он бросает взгляд через плечо.

— Так что… оно и вправду исчезло?

Двое других впиваются в меня взглядами, и я понимаю — речь о моём проклятии. Какое же странное, оглушающее облегчение — смотреть на этих троих и не видеть в них неизбежных предателей, которые только и ждут, чтобы меня уничтожить. Не то чтобы они стали приятнее на вид, но, по крайней мере, мне больше не грозит перспектива сойти с ума и убить одного из связанных Эвелин.

Или, что хуже, снова причинить боль

ей

.

— Исчезло, — подтверждаю, и слова эти кажутся чужими на моём языке.

Все трое отводят глаза. Наступает непривычная тишина, нарушаемая лишь приглушённым голосом Эвелин из соседней комнаты. Подозреваю, Драксар со своим драконьим слухом разбирает каждое её слово.

— У меня есть теория, — задумчиво тянет Грэйв.

Драксар начинает мерить комнату шагами.

— У меня тоже.

— Значит, нас трое. Мы собираемся делиться этими теориями, или каждый сам за себя, как обычно? — спрашивает Кристоф.

Грэйв отвечает, растворяясь в Эфирионе.

Драксар пожимает плечами.

— Давайте не устраивать из этого очередное идиотское соревнование. Но следующим на Эвелин будет мой символ.

Кристоф закатывает глаза и снова погружается в мрачные думы. Я же иду в душ, приводя себя в порядок и прокручивая всё в голове. Если на нас охотятся, Эвелин будет сложно добраться до Бессмертного Квинтета. Не могу сказать, что меня это огорчает. Одна мысль о том, что их убийство ознаменует конец её предназначения, а значит, и конец её жизни, наполняет меня безмолвной, ледяной яростью. И пусть в её сложном плане по освобождению людей из Пустоши есть пункт о том, чтобы оставить одного в живых, я бы предпочёл просто унести её прочь. Подальше от всех, кто хочет причинить ей вред.

Но Эвелин дала кровавую клятву освободить тех людей. И я помогу ей всем, чем смогу. Если это не подвергнет её ещё большему риску.

Как раз выхожу из ванной, когда появляется Эвелин. Её губы плотно сжаты. В одних трусиках и этой рубашке она выглядит до боли прекрасно. Широкий вырез открывает верх моего символа на её коже. При виде этой метки, моего клейма, во рту снова собирается слюна, а в крови просыпается древняя жажда.

— Мы уходим завтра, — объявляет она.

Драксар тут же оказывается рядом с ней и, испепеляя меня взглядом, пытается стереть с её шеи оставшиеся засохшие полоски крови.

— Куда уходим, Тучка?

— Пока не решила. Куда-нибудь в ещё большую глушь.

Драксар целует её в висок.

— Территория моей семьи у горного хребта — отличное уединённое место. Только конченый идиот сунется на земли Децимано, чтобы добраться до тебя. Моя мать поджарит их заживо. Не говоря уже о том, что она, уверен, умирает от желания с тобой познакомиться.

Эвелин медлит.

— Свидетели, сбежавшие вместе с преподавателями, наверняка уже растрепали всё, что видели. Твоя мать уже знает, что я —

оружие

. Моя личность больше не тайна.

Кристоф ругается.

— Чёрт. Ты права.

— Моим родителям будет плевать, — уверенно заявляет Драксар.

— Я — Оружие некой Сущности. Я в буквальном смысле бессердечное, противоестественное чудовище, вскормленное смертью. По-твоему, это звучит как «приведи её знакомиться с родителями»? — сухо спрашивает она.

Грэйв внезапно материализуется рядом и ухмыляется.

— Вообще-то, да. Я, например, сгорал от нетерпения познакомить тебя со своим родителем.

— И теперь он мёртв, — замечает наша хранительница.

Он наклоняется и целует её в кончик носа.

— Именно. И это ещё одна причина, по которой я тебя обожаю.

Конченый ублюдок.

Хотя в этом случае я его не виню. Мальгос был настоящим чудовищем.

— Почему мы должны уходить именно завтра? — спрашиваю, пытаясь вернуть разговор в нужное русло.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Это звонила Зои. Сказала, какой-то старый наследник стучался в дверь к её родителям и спрашивал, не видели ли они людей, подходящих под наши описания. Её родители не выдали, что Зои здесь со своим квинтетом, и сказали, что нас не видели. Но, скорее всего, это значит, что охотники за головами уже близко. Так что уходим завтра с утра пораньше.

Кристоф кивает, потом хмурится.

— Это все новости? Ты долго разговаривала.

— Зои пятнадцать минут рассказывала, как знакомила своих связанных с родителями, и ещё десять минут убеждала меня, что нам нужно сходить на свидание в её любимую местную закусочную. Она настаивала, что нашему квинтету необходима хоть какая-то видимость нормальной жизни после всего, через что мы прошли, и что на мне, как на хранительнице, лежит ответственность за это, и так далее, и тому подобное, — Эвелин пожимает плечами. Она колеблется, бросает на нас быстрый взгляд и отворачивается, прокашлявшись. — Это, наверное, дурацкая идея, но… вы, ребята, не хотели бы?..

Она что… приглашает нас на свидание?

Почти забавно видеть, как нервничает наша обычно несокрушимая хранительница. Но одна мысль о том, что

ma sangfluish

предлагает устроить свидание, заставляет кровь в жилах бежать быстрее. Она так яростно боролась с этим квинтетом, что осознание того, что она не просто принимает нас, а

хочет

быть с нами, до сих пор кажется чем-то новым, почти нереальным.

— Да, — произносим мы четверо в один голос.

Грэйв стонет от отвращения при виде такой синхронности и картинно стреляет себе в висок.

— Хорошо. Значит, свидание.

Драксар озаряет её яркой, взволнованной улыбкой.

— Чёрт возьми, да! Я до смерти хочу заняться с тобой обычными квинтетскими делами. Может, поужинаем и посмотрим кино? Можно какой-нибудь кровавый слэшер. Всё что угодно для моей Красотки-Бу.

— Ещё раз так меня назовёшь — и можешь оставаться дома.

— Ладно. Хочешь новое прозвище? Как насчёт… — Драксар трёт подбородок, изображая глубокую задумчивость. — Ангел…

Мы все взрываемся хохотом при виде бесценного выражения лица Эвелин.

— Ты шутишь? Ты вообще со мной знаком?

— Я не закончил, — смеется он. —

Смерти

. Ты наш прекрасный маленький Ангел Смерти.

Грэйв подмигивает Эвелин.

— Признай, дорогая, тебе подходит.

Она борется с улыбкой и поворачивается ко мне.

—

В любом случае

. Если вы четверо идёте со мной сегодня вечером, нужно сделать так, чтобы вас было труднее узнать. Особенно Кристофа. Лирой, у тебя есть доступ к ингредиентам для маскирующего заклинания?

Призвав магию крови на кончики пальцев, просовываю руку в пространственный карман, который создал, когда мне было шесть. На удивление простое заклинание: сворачиваешь пространство само в себя и получаешь небольшое хранилище, доступное в любой момент. Внутри чего только нет. Замираю, когда мои пальцы касаются бесцветного растения, что Грэйв принес из Раздела.

Тот эликсир не сработал во время её последнего приступа, потому что я по глупости создал его с помощью магии крови. Я чувствовал себя до боли беспомощным, когда она ускользала, растворяясь в небытии.

Но теперь, когда я могу использовать некромантию…

— Ли? — окликает Драксар. — Ты ещё с нами?

Стряхиваю с себя оцепенение и достаю всё необходимое: глаз тритона, пыль из рога единорога, горсть сушёных листьев моли, ступку с пестиком и прочее.

Лицо Эвелин светлеет при виде этого многообещающего набора. Это такое редкое выражение на её лице, что я не могу отвести взгляд. Видеть хотя бы проблеск её счастья — всё равно что влить эликсир чистого блаженства прямо в душу.

От этого я…

Не могу понять, то ли ты возбуждён, то ли жаждешь крови… то ли благоговеешь,

— звучит её мысль в моей голове, и она вопросительно изгибает бровь.

Всё сразу.

Драксар щурится, переводя взгляд с Эвелин на меня.

— Вы что?..

— Они ведут телепатический разговор, — с горечью подтверждает Грэйв.

Может, он и спятивший маньяк, но в наблюдательности ему не откажешь.

Все три ублюдка снова сверлят меня ревнивыми взглядами, но Эвелин лишь поднимает листья моли.

— Поможешь?

Я тут же начинаю помогать ей отмерять ингредиенты для маскирующего зелья, которого должно хватить на несколько часов, но замечаю, что порций всего четыре.

— А тебе не понадобится?

Эвелин разглядывает пыль из рога единорога.

— Вы все — известные наследия с самого рождения. Я точно знаю, что вас легко найти в информационных сетях как людей, так и наследий — Зои устроила вам цифровую слежку после Поиска. Единственная моя фотография — на устройстве Драксара, сделанная в те времена, когда я пыталась заставить вас всех меня ненавидеть. Он сфотографировал меня на занятии, думая, что я не замечу.

Драксар беззастенчиво ухмыляется.

— Ты заметила, да?

— Ты не особо и скрывался. К тому же, это изображение у тебя на заставке.

— Что я могу сказать, милашка? Ты не щадила моё сердце, и мне хотелось иметь что-то, на что можно постоянно дрочить, кроме твоего восхитительного запаха.

Кристоф что-то бормочет себе под нос, а я закатываю глаза.

Грэйв кивает, словно находит выходки дракона совершенно понятными.

— Знаешь, Децимано, мог бы и поделиться.

— Как будто ты сам не ублажал себя при виде неё из Эфириона, Сталкер, — закатывает глаза Драксар. — К тому же, у тебя тогда не было этого чёртова устройства, как бы я тебе что-то прислал?

— Это неважно. Нам определённо нужно больше фотографий нашей девочки.

— В кружевах, — кивает Драксар. — Или вообще в чем угодно.

— Или без всего, — возражает Грэйв.

— Блин, да. Я выбираю третий вариант.

— Я

хотела сказать

, — быстро продолжает Эвелин, игнорируя наши ухмылки и её явное желание сменить тему, — что я неузнаваема. Мне маскировка не нужна.

Смотрю, как она умело растирает в ступке глаза тритона и листья моли. Она, очевидно, без труда сварит это зелье и сама. И мои мысли снова возвращаются к бесцветному растению в моей карманной пустоте.

Некромант я или нет, но я больше никогда не буду беспомощно смотреть, как страдает

ma sangfluish

.

Когда мы отправляемся на это свидание?

— спрашиваю мысленно.

— Как только эти зелья подействуют, — бормочет она, кажется, не осознавая, что ответила вслух, продолжая растирать листья.

Остальные с любопытством смотрят на неё, а я удаляюсь в одну из комнат. Попробовать усовершенствовать эликсир, который может снова ей понадобиться.

И очень скоро.

Глава 7. Эвелин

Из всех моих проблем две требуют полного внимания, пока мы идём по ветреной, холодной декабрьской ночи в центре города к закусочной, о которой мне рассказала Зои.

Моя первая проблема в том, что я начинаю... что-то ощущать. Некие нити, тянущиеся ко всем четверым из моего квинтета.

Не чувства.

Скорее, уязвимости, которые могут стать оружием против меня.

Каждый раз, когда Лирой смотрит на меня или говорит в моей голове, я ощущаю этот всплеск... правильности. Словно наша связь, скрепившая нас, — это оружие, которое теперь направлено в обе стороны, в обход всех физических барьеров.

Когда Кристоф оказывается рядом, я чувствую не желание прикоснуться, а холодный укол анализа. Он держит дистанцию, бормоча, что и без него достаточно холодно. Я вижу его борьбу, его проклятие, отражающееся в моём собственном ледяном самоконтроле.

Драксар же ищет любой предлог, чтобы нарушить барьер, коснуться меня под предлогом согреть. И я… я позволяю это. Это цена контроля над его зверем.

А ещё я постоянно чувствую, как Грэйв наблюдает за каждым моим движением оттуда, где он идёт позади нас, так же одержимо, как и всегда, когда находится в Эфирионе…

Всю свою жизнь я тщательно запирала эмоции, так что понятия не имею, как справляться со всем

этим

. Неужели все эти идиотские спазмы в животе не могут подождать, пока я не перебью остаток Бессмертного Квинтета и у меня не появится больше времени на их анализ?

Проявление чувств — крайне неудобная вещь.

Но моя вторая проблема в том, что нас преследуют.

Я заметила это два квартала назад и пока ничего не сказала остальным. Лучше сохранять хладнокровие, пока у меня не будет больше информации об этой потенциальной угрозе, тем более что мы отлично сливаемся с другими людьми, снующими по этому маленькому городку, где из каждого магазинчика гремит праздничная музыка.

Драксар открывает дверь в оживлённую закусочную.

— После тебя, Бу.

— Однажды это прозвище должно исчезнуть.

Он подмигивает и пытается поцеловать меня, когда я прохожу мимо, но Кристоф отталкивает оборотня-дракона назад, понижая голос.

— Помните о нашем прикрытии. Люди, как правило, моногамны, так что мы притворяемся, будто она со мной. Если вы, остальные идиоты, начнете её лапать, они поймут, что мы — квинтет наследий.

Вдобавок к маскирующему заклинанию, которое на несколько часов должно сделать их черты и внешность не поддающимися запоминанию для окружающих — за исключением меня, поскольку зелье готовила я, — я решила принять дополнительные меры предосторожности с Кристофом. Чтобы попытаться приглушить его модельную внешность, на нём мешковатое пальто, огромный шарф и ушанка на меху, к которым мой следящий за модой партнёр по квинтету не скрывает своего крайнего отвращения.

Драксар показывает ему средний палец.

— Спасибо за напоминание, Профессор Обломов.

Проскальзываю в угловую кабинку вместе со своим квинтетом, быстро осматриваясь.

Семь потенциальных выходов.

Если начнётся бой, я выведу нас отсюда в мгновение ока, чтобы не подвергать этих невинных людей слишком большой опасности.

Тот, кто шёл за нами, в закусочную не вошёл.

Любопытно.

Если бы это был охотник за головами, общественное место его бы не остановило.

За нами охотится кто-то ещё? Они просто ждут снаружи, когда мы выйдем?

Что такое, ма сангфлуиш?

— мягко спрашивает голос Лироя в моей голове.

Пока ничего,

— отвечаю телепатически, бросая взгляд на своего связанного партнёра по другую сторону круглого стола. На фейри тёмно-бордовый свитер, который каким-то образом идеально ему подходит.

Пока?

— Если бы вы могли прекратить свою телепатию, пока мы, остальные, не придумали, как к вам присоединиться, — протягивает Грэйв, сверля взглядом Лироя, — это значительно уменьшило бы моё желание раздавить твой череп. Не хотелось бы, чтобы ты лишился головы так скоро после возвращения рассудка.

— О, если бы я мог так же легко лгать, — парирует Лирой, открывая меню.

Грэйв одет в чёрное худи, забрызганное фальшивой кровью, с надписью: «Я вставил смех в обойму». Я точно знаю, что Драксар не покупал эту вещь, когда ходил за одеждой для нас, но я и так знала, что у моего Принца Кошмаров длинные руки.

Зато Драксар купил мне симпатичную большую чёрную толстовку и нечто под названием «джеггинсы», которые гораздо теснее всего, что я обычно ношу, но почему-то удобны. Я не могу доказать, что он купил эти обтягивающие штаны только для того, чтобы пялиться на мои ноги и задницу, но постоянно ловлю их всех за этим занятием.

Жалоб нет.

Драксар закидывает руку на спинку сиденья и придвигается ко мне, открывая меню на столе передо мной и шепча на ухо:

— Проголодалась, фурия? Умираю, как хочу накормить тебя.

Кристоф смахивает руку Драксара, чтобы вместо него обнять меня, но мы все вздрагиваем от удивления, когда из горла Драксара вырывается звериное рычание, и он скалит зубы на элементаля. Его взгляд сменился на огненно-золотые щели драконьих глаз.

Блин.

Он сегодня не охотился.

Великолепный оборотень тут же вздрагивает и прячет голову в руках на столе, словно пытаясь заставить своего дракона замолчать.

— Блин. Прости, Бу, — тихо хрипит он.

К счастью, никто из сидящих рядом людей, кажется, не заметил этой вспышки.

Под столом я заставляю себя опустить руку ему на колено. Контакт обжигает, мой собственный холод против его звериного жара. Ткань джинсов — тонкий, ненадежный барьер. Я не потираю. Просто держу. Давление — это якорь, тактический ход, чтобы удержать его дракона в узде.

— Может, тебе стоит пойти поохотиться на белку или что-то типа того.

— Я не отойду от тебя.

— Но…

— Я

не могу

отойти от тебя, — цедит он, его голос приглушён. — Мой дракон не позволит. Просто продолжай касаться меня. Это помогает держать его в узде, когда больше ничего не помогает.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Видеть своего обаятельного, жизнерадостного партнёра таким измученным глубоко меня раздражает. Прежде чем успеваю потребовать, чтобы Драксар пошёл и убил что-нибудь, чтобы усмирить своё проклятие, к столу подходит официантка. Хотя она улыбается, приветствуя нас и начиная наполнять стаканы водой, в её взгляде, скользящем по столу, читается безошибочное подозрение.

— Счастливых праздников и добро пожаловать в «Закусочную Беллы». Что я могу принести вам…

пятерым

?

Да.

Она определённо подозревает, что мы — квинтет наследий.

За исключением Грэйва, остальные делают заказы, пока я пытаюсь расшифровать меню. Когда доходит моя очередь, я всё ещё понятия не имею, что входит в большинство перечисленных блюд. Решаю не рисковать и заказать то, что заказывала для меня Зои, когда мы бывали в Сталтауне.

— Мне картофель.

— Пюре или запечённый?

Ни то, ни другое не звучит правильно.

Как там эти штуки назывались?

— Она имеет в виду зажаренную картошку, — предлагает Грэйв, от скуки вращая на столе нож для масла.

Официантка хмурится.

— В смысле, просто пакет чипсов? У нас такого нет.

— Картофель фри, — уточняет Кристоф.

Точно, так они и называются.

Мой ледяной элементаль продолжает:

— Давайте большую порцию картофеля фри с пармезаном, салат «Юго-западный» абсолютно без курицы и бекона, и фирменный веганский бургер с чёрной фасолью. Что ещё? — он смотрит на остальных.

— Она никогда не пробовала горячий шоколад. Давайте ещё добавим французский тост, — говорит Лирой. Он смотрит на меня и телепатически спрашивает:

«Да или нет взбитым сливкам к этому?»

Что такое взбитые сливки?

— С двойными взбитыми сливками, — решает он вслух.

— И мороженое с горячей помадкой, — добавляет Драксар, наконец-то выпрямляясь. — Или ты хочешь молочный коктейль, цветочек?

Погодите.

Они пытаются заказать всё это только для меня?

Уже собираюсь напомнить им, что я не бездонная яма, как Драксар, но тут замечаю настороженное выражение лица официантки. Очевидно, увиденное лишь укрепило её подозрения. Теперь она смотрит на нас так, будто у нас на глазах растут рога и хвосты. Если я что-нибудь не предприму, она попросит у всех нас официальные удостоверения наследия.

Лучший способ отвлечь кого-то от подозрений — это поставить его в крайне неловкое положение. Быстро соображая, вспоминаю мюзикл, который Зои заставила меня досмотреть несколько недель назад, и бросаю на официантку раздражённый взгляд, как будто я бы предпочла здесь не быть.

— Неловко, правда? Я пытаюсь выяснить, кто из них папаша ребёнка.

Кристоф давится водой, которую пьёт, а Драксар ошарашенно смотрит на меня. Лирой и Грэйв одновременно понимают мою игру. Фейри торжественно кивает — это максимум, что он может сделать, чтобы подыграть. Тем временем Грэйв картинно вздыхает.

— Хотя я уверен, что он мой, возможно, нам стоит сделать тест на отцовство, когда появится наш очаровательный маленький кошмар. Если только ты не предпочтешь прибегнуть к помощи наследия, чтобы определить отца прямо сейчас? — Он изображает неодобрительный хмурый взгляд.

Корчу преувеличенную гримасу.

— Наследия? Мерзость.

— Жуткие мелкие ублюдки, — плавно соглашается Драксар, теперь тоже в теме. — Вот идея: давайте просто предположим, что он мой.

— Точно, ведь твоя семья известна своими сильными пловцами, — ворчит Кристоф.

Драксар напрягается, и я убираю руку с его колена, чувствуя внезапный прилив жара, исходящего от него, когда его самообладание дает сбой.

— Следи за своим грёбаным языком,

профессор

. По крайней мере, мои родители не кошмарные контрол-фрики, которые пытаются контролировать каждый аспект моей жизни.

Боги.

Эти двое просто не могут перешагнуть через всю эту тему огня и льда?

Не упускаю из виду, как лицо Кристофа вспыхивает гневом, прежде чем он отключается, глядя в окно, как будто это тема, которую он не станет затрагивать. Официантка кажется такой же сбитой с толку и смущённой, как я и надеялась, когда поворачиваюсь к ней, пытаясь быстро сменить тему, прежде чем кто-то ещё потеряет самообладание.

— Если вы не хотите остаться и судить соревнование в мужественности, которое неизбежно произойдёт между этими четырьмя, то на этом наш заказ всё.

Официантка быстро качает головой и спешит прочь с нашим заказом, натыкаясь на стол и обильно извиняясь в спешке убраться подальше от этой разыгранной неловкости. Бедняжка понятия не имеет, как забавно мне за этим наблюдать. Не могу скрыть тёмную ухмылку, когда поворачиваюсь к остальным.

Фиолетовые глаза Грэйва полны озорства, когда он ухмыляется в ответ.

— Браво, дорогая.

— Наша умная маленькая садистка, — соглашается Драксар, его эмоции оборотня меняются с гнева на смех в мгновение ока.

Лирой поднимает свой бокал, который, как я замечаю, теперь наполнен тёмным вином, которое он быстро осушает, не оставляя никаких улик для официантки, когда она вернётся.

Если бы он не был фейри, я бы немного обеспокоилась его пристрастием к выпивке.

После этого ужин проходит без сучка без задоринки. Официантке приходится возвращаться несколько раз, чтобы принести все блюда. Хотя я и указываю, что ни за что не смогу съесть всё, что они заказали для меня, мои партнёры с нетерпением наблюдают каждый раз, когда я пробую что-то новое. Это на грани абсурда, как сильно они хотят, чтобы я получила удовольствие.

В их защиту, вся еда чертовски хороша.

Тем не менее, мороженое — безусловно, мой фаворит. Тот, кто изобрёл мороженое, заслуживает собственного Рая.

Когда собираюсь попробовать дымящуюся чашку горячего шоколада, отшатываюсь от того, какой он горячий. Кристоф быстро забирает у меня кружку. Незаметно оглядевшись, чтобы убедиться, что никто не смотрит, он дует на чашку, как будто охлаждает её. Я вижу белый иней на его дыхании, и когда он возвращает кружку, она идеальной температуры.

Ледяное дыхание.

Почему это кажется мне таким возбуждающим?

Бросаю взгляд на Драксара, который вгрызается в бургер. Это уже второй, что неудивительно. Он заказал почти столько же еды для своего метаболизма оборотня, сколько они все вместе заказали для меня. Когда он ловит мой взгляд, протягивает бургер мне.

— Хочешь попробовать?

— Нет, если это мясо.

Кристоф наклоняет голову, выковыривая ещё одну оливку из своего салата. Очевидно, он их не любит.

— Почему ты вообще решила не есть мясо? Тебе от него плохо?

Это конкретное воспоминание не стоит того, чтобы им делиться.

— Что-то вроде того.

К тому времени, как все заканчивают есть — кроме Грэйва, который лишь раз лизнул мою ложку от мороженого, после того как она побывала у меня во рту, чтобы вызвать у меня реакцию, — действительно кажется, что это обычное человеческое свидание. Официантка подходит, чтобы принять оплату, прежде чем снова поспешно удалиться, очевидно, не желая иметь ничего общего с фальшивой драмой, которую я ей скормила.

Драксар крадёт кусочек моего оставшегося мороженого.

— Итак, чем закончится это свидание, фурия? Дам подсказку: правильный ответ — ты сидишь на моём лице, пока я не отключусь.

Моя шея внезапно горит.

— Ты, я вижу, на этом зациклился.

— Если я не умру, задохнувшись под тобой, я сочту свою смерть полной неудачей.

Опасно легко представить эту сцену… не как акт желания, а как уравнение власти. Его лицо подо мной, его подчинение. Остальные — переменные в этой формуле контроля. Я могла бы играть с пирсингом Грэйва, слушать их стоны, видеть этот почти панический румянец на лице Кристофа, проводя языком по его головке…

Боги.

Всего несколько часов назад они владели моим телом.

Откуда во мне уже столько жара?

Их взгляды на мне темнеют, когда они все, кажется, чувствуют греховное направление моих мыслей. Уголок рта Лироя приподнимается, когда его багровый взгляд скользит по мне.

— Ты хоть представляешь, какое привыкание вызывает твоё желание, Эвелин?

Прежде чем успеваю решить, что сделаю с ними, чтобы утолить эту нарастающую потребность, за одним из передних окон закусочной движется тень. Мгновенно сосредотачиваюсь, узнав лицо за мгновение до того, как оно скрывается за углом.

— Нам нужно идти. — Подталкиваю Кристофа, чтобы он выскользнул из-за стола. — Сейчас же.

Драксар напрягается, выглядывая в то же окно, пока мы все встаём.

— В чём дело?

— Увидите. Делайте в точности, что я скажу.

Мгновение спустя мы выходим из закусочной. Драксар и Лирой поворачивают налево, а мы с Кристофом — направо. Мы проходим мимо высокого мужчины в красном костюме с фальшивой густой белой бородой. Я совсем не понимаю этого праздничного персонажа, но мы сворачиваем в переулок, как я ему и сказала.

Грэйв с нами, невидимый в Эфирионе. В тот момент, когда мы заворачиваем за угол закусочной на небольшую заднюю парковку, которая, кажется, представляет собой лишь несколько переполненных мусорных баков и битые бутылки на асфальте, я чувствую его — резкий гул ловушечного заклинания.

Мир переворачивается, когда мы с Кристофом повисаем вверх ногами в магическом силке. Рядом со мной взрывается холод, когда он пытается использовать свои силы, чтобы освободиться, но когда я лишь слегка касаюсь тёмной, злой силы в своих венах, заклинание рассыпается, и мы падаем на асфальт.

На меня прыгает тень. Инстинктивно откатываюсь в сторону, но не раньше, чем в моём левом плече взрывается острая боль, делая левую руку бесполезной, пока я принимаю защитную стойку. Лирой и Драксар выбегают из-за противоположного угла на парковку, мчась к нам. Грэйв материализуется в мире смертных, сбивая фигуру сзади.

Раздаётся удивлённое кряхтение, и из мага вырывается ещё один всплеск магии. Лирой легко отражает заклинание ослепительной вспышкой красной магии крови, и, наконец, Грэйв и Драксар прижимают заклинателя к земле.

Грэйв срывает капюшон с лица мужчины, и Драксар рычит.

—

Гиллис?

Глава 8. Эвелин

Внимание!

Текст содержит сцены насилия, пыток и жестокости, которые могут быть неприятны для некоторых читателей.

***

Временный заместитель директора Академии извивается в их крепкой хватке, хныча при виде светящихся меток Грэйва и оскалившегося оборотня-дракона. Подхожу, намереваясь полностью игнорировать кровоточащую руку, но, когда Кристоф замечает рану, он хмурится и оттягивает рукав моей теперь уже разорванной толстовки, чтобы рассмотреть, чем меня проткнул заклинатель.

Хор яростных проклятий срывается с губ всех четверых, когда они видят вечный лёд, застрявший в моём плече. Тот самый осколок, что я видела в кабинете Кристофа. Должно быть, он украл его оттуда.

Заклинатель целился в сердце. Можно с уверенностью сказать, что он знает, кто я.

Меня ещё никогда не пронзали вечным льдом, но вся моя левая рука теперь настолько холодна, что горит, нервы обжигает ледяная боль. Заключаю это ощущение в отдельный отсек сознания и приседаю рядом с поверженным заклинателем, впиваясь в него взглядом. Ужас и отвращение исходят от него волнами, и это мешает сдержать улыбку.

Этот заклинатель мне никогда не нравился. В нём есть что-то, что я не могу определить.

Вздувшаяся вена на лбу Гиллиса выглядит так, будто вот-вот лопнет.

— Т-ты… ты… — заикается он.

— Возвращенец. Оружие. Противоестественная, полумертвая сука. Называй меня как хочешь, потому что говорить тебе осталось недолго.

Заклинатель кривится.

— Ты, может, и развратила самых многообещающих наследий этого поколения, но ты никогда не выпустишь Сущность в этот мир, ты, грязная, проклятая

мерзость

!

На этот раз я не могу сдержать усмешку, которая появляется на моём лице при мысли о «развращении» моего квинтета.

Интересная перспектива.

Грэйв снова смотрит на вечный лёд в моей руке и тут же ломает заклинателю плечо. Изумленный крик Гиллиса приносит удовлетворение, но затем я с извращённым любопытством наблюдаю, как кончики пальцев Грэйва впиваются в плоть вокруг одного из глаз заклинателя.

— Какого хрена ты творишь, больной ублюдок? — хмурится Кристоф.

— Аура этого типа тошнотворна, и он слишком долго пялился на нас своими поросячьими глазками.

— Мне не нравится, как он смотрит на мою пару, — соглашается Драксар.

Крики Гиллиса становятся громче, и я бросаю взгляд на Лироя.

— Для того, что я задумала, нам понадобится уединение.

Он кивает и колет палец, чтобы сотворить заклинание магии крови. Руны вспыхивают, образуя вокруг нас большой круг. Хотя я всё ещё слышу слабое эхо праздничной музыки с парковки, пробивающееся сквозь крики временного заместителя директора, уверена, что теперь нас не подслушают.

— Теперь, когда мы в приятном уединении… — начинаю я.

— Погоди, Бёрч. Лирой, подойди, — говорит Кристоф, осторожно поднимая меня на ноги и пытаясь вытащить осколок из моего плеча кончиками пальцев.

Боль пронзает рану.

Пытаюсь отмахнуться, но он пригвождает меня ледяным взглядом, какого я ещё у него не видела.

Мой элементаль в ярости.

— Не двигайся. Тебя нужно исцелить.

— Это может подождать. Лирою нужно сберечь магию для того, что я приготовила для Гиллиса.

Восхитительные крики боли Гиллиса переходят в рыдания, когда Грэйв небрежно отбрасывает в сторону одно из его глазных яблок. Драксар снова скалит зубы.

— У меня есть несколько идей насчёт этого подхалима за то, что он пытался тебя убить. К чему спешка?

— Вот это настрой, ящер, — с маниакальным одобрением ухмыляется Грэйв, надавливая на сломанную руку заклинателя так, что Гиллис снова кричит. — Давай не будем торопиться, чтобы наша девочка могла насладиться его криками.

Вид мстительной, извращённой ярости на их лицах, обращённой на защиту меня, заставляет что-то внутри трепетать.

Как я и сказала. У меня появляются чувства.

— Готов? — уточняет Кристоф у Лироя, который стоит позади меня с уже подготовленным некромантическим исцеляющим заклинанием. Он снял зимние перчатки, обнажив почерневшие кончики пальцев, что вызывает у Гиллиса испуганный вздох.

— Некромант! — хрипит старый заклинатель, хныча и снова пытаясь освободиться. — Нет, нет, не может быть! К-как мог самый блестящий студент стать одним из проклятых, бездушных…

— Заткнись, — рявкает Драксар.

Кристоф наконец вытаскивает вечный лёд из моего плеча, пока я стараюсь не выдать боль. В тот момент, когда осколок освобождается и хлещет кровь, заклинание Лироя впивается в мою кожу. То же колючее, неестественное ощущение, которое я испытывала бесчисленное количество раз от рук некромантов в Пустоши, но почему-то… более интимное.

Вероятно, из-за нашей связи.

Лучше?

— спрашивает Лирой в моей голове, его внимание всё ещё сосредоточено на исцеляемой руке.

Киваю.

Надеюсь, у тебя осталось достаточно магии для того, что будет дальше.

А что именно?

Я собираюсь развратить тебя ещё больше. Надеюсь, ты не против.

Он ухмыляется и легко целует меня в лоб, как раз в тот момент, когда заканчивает заклинание. Моя рука всё ещё болит, а пальцы ледяные, но худшее позади.

Снова приседаю рядом с временным заместителем директора. Он — кровавое, одноглазое месиво, которое смотрит так, словно хочет меня убить.

— У меня к тебе три вопроса.

Его губы кривятся от отвращения.

— Я тебе ничего не скажу. Ты — предсказанная гибель мира смертных, плеть для всех людей! Мерзкий, гадкий маленький ужас…

Грэйв наклоняется и одним движением руки ломает заклинателю нос.

— Ещё одно слово, которое не будет ответом на вопросы моего хранителя, и ты станешь кормом для блуждающих огней.

Гиллис издаёт сдавленный звук, пытаясь сдуть кровь.

—

Хорошо!

Хорошо, я буду говорить. Я скажу всёе, что вы хотите, если вы потом меня отпустите!

Морщу нос. Союзник или враг, нет ничего хуже человека без принципов.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Первый вопрос. Как ты узнал, кто я?

— Б-Бессмертный Квинтет догадался. Они разослали официальное предупреждение наследиям на высоких постах. Нам всем приказано держать это в тайне от людей, чтобы избежать массовой паники.

Мудрое решение.

— Ты всё ещё на связи с Советом Наследий?

Его взгляд метнулся к Кристофу.

— Да. Я на связи с Эдриком Сноу с того дня, как его сын вернулся в Академию. Он дал мне видящую печать, чтобы я докладывал ему обо всём.

Видящие печати — древняя практика. Временная магическая метка на коже, похожая на татуировку, которая позволяет общаться на любом расстоянии. Их больно наносить, и они держатся не дольше года или двух, но они эффективны.

Особенно потому, что в них встроены и отслеживающие заклинания. Что в данном случае было именно тем, на что я рассчитывала.

Кристоф не выглядит удивлённым, узнав, что отец шпионил за ним, но всё равно бросает на заклинателя свирепый взгляд.

— Спасибо и на этом.

— Уверяю Вас, это не было личным, профессор Сноу! Он просто беспокоился о Вас.

Кристоф ухмыляется.

— Если ты в это верил, то у тебя дерьмо вместо мозгов.

Лицо заклинателя краснеет.

— Он сказал, что Вы проявляете тревожные, позорящие семью качества с тех пор, как ушли из дома, и он беспокоился, что Вы ввяжетесь в постыдные дела. И, очевидно, он был прав! Поразительно, что Вы, из всех людей,

добровольно

остались в паре с этим адским, неживым трупом…

Грэйв хватает Гиллиса за сломанный нос и с силой поворачивает.

—

Манеры

.

Заклинатель взвизгивает и снова начинает вырываться. Чувствую слабый импульс магии, но он, очевидно, выдохся.

Это неважно.

Мне не нужна его магия. Только он сам, раз уж на его теле есть видящая печать.

— Последний вопрос. Кому ты сказал, что мы здесь?

— Всем, — немедленно отвечает он. — Совету Наследий и охотникам за головами. О-они будут здесь с минуты на минуту.

Смотрю на него, наблюдая за его расширенными зрачками, пока по лбу катится пот. Его правый глаз слегка подёргивается, а взгляд постоянно блуждает.

— Ты лжёшь. Ты ещё никому не сказал.

Он сплевывает ещё немного крови, прежде чем сглотнуть.

— Нет. Нет, хорошо? Я отправил сообщение Эдрику, чтобы сообщить ему, что у меня есть срочные новости о вашем местонахождении, но он, должно быть, занят последним прорывом в Пустоши. Никто ещё не знает, что вы здесь, но это лишь вопрос времени, когда лучшие охотники за головами обрушат на вас адский огонь…

Рык Драксара прерывает его, голос становится более хриплым, чем обычно.

— Позволь мне убить его сейчас, моя пара.

Он нечасто так ко мне обращается. Не говоря уже о том, что он кажется гораздо более кровожадным, чем обычно. Либо ему

действительно

не нравится этот чрезмерно любопытный заклинатель, либо его дракон снова даёт о себе знать.

Смотрю вниз на кипящего от злости, окровавленного заклинателя.

— У тебя два варианта. Принеси мне кровавую клятву полной верности, и мы оставим тебя в живых… или мы сделаем это по-весёлому.

— К-кровавую клятву? Я не могу! — задыхается Гиллис. — Здесь нет жреца или жрицы, чтобы благословить такое от имени богов!

Наклоняюсь, чтобы лучше рассмотреть его единственный оставшийся глаз.

— Вот тебе секрет: они не нужны. Даже грязная, проклятая мерзость вроде меня может заключить обязывающую кровавую клятву. Так что ты выбираешь? Присягнёшь мне на верность до последнего вздоха, или мой квинтет прикончит тебя здесь и сейчас?

Гиллис в ужасе качает головой, снова отчаянно вырываясь.

— Н-нет! Я дал вам ответы за свою свободу! Я напал на вас только ради будущего мира смертных. К-как вы можете оправдать моё убийство теперь, когда я сотрудничал? Это неправильно! Вы

знаете

, что это неправильно! Как вы можете так поступить с уважаемым, старым наследием, как я?

Он надувает окровавленные губы, пытаясь казаться хрупким и жалким.

Закатываю глаза.

— Если ты надеешься на моральную дилемму с моей стороны, то это серьёзная ошибка. С акцентом на слове «серьёзная». Кроме того, мёртвым ты будешь нам полезнее.

Кристоф хмурится.

— Но… как? Он же будет просто мёртв.

— Вообще-то, он станет марионеткой, как только Лирой использует заклинание, которому я могу его научить.

Воскрешение обычно требует нескольких попыток, но, учитывая, насколько Лирой силёен как заклинатель, у меня большие надежды.

Все четверо моих партнеров переваривают эту информацию, и Кристоф закрывает лицо руками.

— О, боги. Нет. Это

слишком

мрачно, Бёрч.

Такой ребёнок.

Кроме того, не то чтобы я заставлю Лироя это делать, если он не захочет. Когда я смотрю на него, рубиновый взгляд фейри расфокусирован, словно он глубоко задумался.

Я хочу использовать его, чтобы сбить Бессмертный Квинтет с нашего следа ещё на несколько дней, но если тебе это неприятно...

— говорю ему через нашу связь. —

С моральной точки зрения, я знаю, это немного…

Он ухмыляется.

— Как будто это проблема для кого-то из нас. Дай мне минуту. Я просто пытаюсь вспомнить нужное заклинание. Уверен, что где-то читал о нём.

Гиллис снова начинает кричать, в ужасе от своей новой судьбы. Остальные смотрят на него сверху вниз. Прежде чем я успеваю решить, как покончить с проблемным временным заместителем директора, Драксар наклоняется и со злобным рыком сворачивает заклинателю шею.

Это так внезапно и неожиданно, что даже Грэйв приподнимает брови. Лирой вздрагивает, уставившись на место над телом Гиллиса. Я знаю достаточно некромантов, чтобы понять: он смотрит на призрак Гиллиса.

В тот момент, когда тело перестаёт дёргаться, Драксар хватает себя за голову, трясёт ею, словно пытаясь прояснить мысли, а затем удивлённо моргает, глядя на мёртвого заместителя директора.

— Ого. Блин, это моя вина.

— Ты серьёзно хочешь сказать, что это всё твой дракон? — возмущённо спрашивает Кристоф.

Драксар смотрит на меня, его золотой взгляд одновременно извиняющийся и облегчёенный, как будто теперь он может ясно мыслить.

— Честно? Последние несколько минут у меня в памяти как в тумане. В смысле, я помню, что хотел убить его за то, что он причинил боль Эвелин, но… я не собирался делать это

на самом деле

. Хотя чувствую себя намного лучше.

Грэйв с резким шипением отпускает мёртвое тело, и его метки вспыхивают.

— Будь оно всё проклято, — бормочет он, вставая и свирепо глядя в случайном направлении.

Его метки вспыхивают гораздо чаще.

Неужели его проклятие как-то усугубляется?

И тут до меня доходит.

Блин.

Конечно, усугубляется.

Поскольку двое членов Бессмертного Квинтета теперь мертвы, Раздел ослабевает, что создаёт больше турбулентности в Эфирионе, с которой ему приходится справляться в одиночку.

Что станет с Принцем Кошмаров, когда останется только один член Бессмертного Квинтета?

Меня охватывает беспокойство.

Хмуро смотрю на Грэйва, но, когда он это замечает, лишь натянуто улыбается.

— Я быстро, дорогая. Надеюсь, к моему возвращению у нас будет новая марионетка для игр, если Кроу не напортачит.

Лирой не отвечает, продолжая смотреть на то, что видят только некроманты.

Грэйв пожимает плечами и целует меня в макушку, прежде чем исчезнуть.

Ворчу, как капризный ребенок, из-за его ухода. Теперь, помимо тщательного выполнения следующих шагов моего плана, мне также нужно придумать способ удержать Эфирион от превращения в вечную войну, иначе ему придется заплатить цену за мою авантюру.

Кристоф проводит успокаивающими, нежными пальцами по коже моей свежезажившей раны, глядя на Лироя.

— Ну? Если мы собираемся с головой окунуться в тёмные искусства, давай просто покончим с этим.

Лирой продолжает бледным лицом смотреть на место над Гиллисом, широко раскрыв глаза, словно только что увидел… ну, призрака.

Хмурюсь.

Неужели он так боится призрака?

Это на него не похоже.

Драксар вздыхает.

— Отлично, он опять ушёл в себя. Ли? Эй, земля вызывает Лироя!

— Я… кажется, я только что видел богиню-жнеца, — наконец выдавливает фейри охрипшим голосом.

Кристоф вздрагивает.

— Что, прости?

— Аисту. Она только что забрала душу Гиллиса прямо передо мной. Я мельком увидел лишь плащ и косу, но… — Лирой выдыхает, содрогаясь и протирая лицо. — Это было крайне жутко.

Интересно.

— Никто из некромантов в Пустоши никогда не видел Аисту, потому что по какой-то причине души там не забирают, — размышляю вслух.

Кристоф хмурится.

— Если их не забирают, что происходит с призраками?

— Они бродят по Пустоши в поисках способа перейти в Запределье. Когда я была маленькой, по ночам не спала, слушая их шёпот. Они собирались под моим окном, плакали и молили о последнем пристанище. Некоторые из них преследовали меня какое-то время.

На самом деле, они постоянно ходили за мной по пятам. Некромантов раздражало, что я вижу духов, пока Дхолен наконец не наложил на меня мощное проклятие, чтобы я больше не могла их воспринимать. Мои призрачные поклонники, предположительно, ушли, когда поняли, что я не могу их слышать или помочь им.

Мои парни смотрят на меня, пока Драксар тяжело не вздыхает.

— Нам нужно отправить тебя на терапию, Бу.

Странный вывод после того, как я только что поделилась одним из своих самых ностальгических воспоминаний.

— Все видели призраков в Пустоши, или только ты после того, как тебя превратили в… ну, ты знаешь? — спрашивает Кристоф, стряхивая иней с кончиков пальцев.

Пожимаю плечами, но правда в том, что это была только я — и я всегда могла видеть призраков, даже задолго до того, как они начали ставить на мне эксперименты. Виола, казалось, не удивлялась, когда я рассказывала ей о призраках, но велела никому больше о них не упоминать.

Может, она знала, что это будет беспокоить некромантов.

Наконец, Лирой расправляет плечи и смотрит на труп на асфальте. Теперь идёт лёгкий снег, и тихие переливы праздничной музыки вдалеке придают этой ситуации несколько жутковатый оттенок.

— Хорошо. Я помню заклинание. Не стойте слишком близко.

Кристоф отходит дальше всех. Мы все наблюдаем, как Лирой начинает тихо петь на языке Пустоши. Чувствую знакомый колючий холод, пробегающий по рукам, когда слышу, как он начинает ритуал воскрешения трупа. Я слышала его столько раз, что могла бы повторить во сне.

Когда Лирой завершает ритуал, его глаза полностью темнеют, не оставляя белков. Кончики его пальцев чернеют там, где они протянуты над мёртвым телом Гиллиса, которое начинает дёргаться и биться в конвульсиях. Последняя волна неземного ужаса проносится по холодному воздуху, прежде чем Лирой отшатывается назад.

Драксар поддерживает его.

— Ты в порядке?

С носа Лироя капает кровь. Хмурюсь при этом признаке напряжения, но он быстро вытирает её и стряхивает руку оборотня-дракона.

— Отпусти меня, громадина.

Кристоф резко вдыхает, когда тело Гиллиса дёргается. Оно извивается и сгибается, медленно поднимаясь на ноги, его голова всё ещё свисает под сломанным углом. Наконец, кости в его шее со щелчком встают на место, и мы остаёмся смотреть на бездушную нежить, которая смотрит в никуда одним угольно-чёрным глазом.

Если бы его воскресил любой другой некромант, он бы попытался нас съесть. К счастью, нежить — идеальные марионетки, которые не причинят вреда тому, кто их воскресил, или его предполагаемым союзникам.

— Вот дерьмо, — хрипит Драксар. — Это чертовски жутко.

Кристоф бормочет молитву богу Мираклу, прося прощения за то, что мы использовали такую магию.

— Да уж, прощай, мой сон сегодня ночью. Что теперь?

Протягиваю руку и поворачиваю лицо Лироя, чтобы лучше рассмотреть его в тусклом свете. Из носа всё ещё идёт кровь, но глаза вернулись к норме.

Ценю твою заботу обо мне, ma sangfluish, но я в полном порядке.

Изгибаю бровь.

Как я могу быть уверена? Ты можешь лгать телепатически?

В его взгляде вспыхивает любопытство.

Давай выясним. Задай мне очевидный вопрос.

Хорошо. Кто я?

Любовь всей моей жизни.

О, чёрт.

Я не была готова к интимной напряжённости в его прекрасных рубиновых глазах.

И то, как он бросил это слово на «Л», совершенно невозмутимо и без колебаний?

Моё лицо горит.

Всё

моё тело горит.

Быстро откладываю эту тему на потом и поворачиваюсь к воскрешенному трупу, прочищая горло.

— Дальше всё должно быть просто. Поскольку Гиллис сказал отцу Кристофа, что у него есть новости о нас, это лишь вопрос времени, когда Эдрик попытается снова связаться с Гиллисом.

Почему тебе так не по себе, мой кровавый цветок?

— спрашивает Лирой на языке фейри в моей голове, ухмыляясь, словно моя отговорка его забавляет. —

Это потому, что я упомянул любовь?

Давай не будем использовать слово на «Л»,

— хмурюсь через связь.

Любовь? Не говори мне, что ты филофоб.

Делаю вид, что не слышу его.

— Как нежить, Гиллис теперь не может говорить. Когда связь оборвётся, Эдрик отследит местонахождение Гиллиса по видящей печати, чтобы получить новую зацепку. Всё, что нам нужно сделать, — это отправить его по ложному следу, чтобы выиграть больше времени.

Остальные кивают, но Лирой тихо смеётся, понимая, как сильно я хочу избежать этого конкретного разговора.

По крайней мере, теперь мы знаем, что я не могу лгать даже через нашу связь,

— размышляет он. —

Ты ведь знаешь, что это неизбежный разговор, который тебе придётся провести четыре раза, верно? Возможно, мне стоит предупредить остальных, что ты будешь избегать любых признаний в чувствах…

Сосредотачиваюсь на том, чтобы отключиться от него, пока не почувствую, как между нами в связи закрывается дверь, прерывая всё, что он говорит.

Он снова смеется.

Теперь, когда его не мучают голоса и паранойя, он собирается постоянно меня дразнить?

Чёртов негодяй.

Драксар хмурится, переводя взгляд с Лироя на меня, понимая, что что-то упускает.

— Больше времени для чего, Тучка? Мы пришли сюда, чтобы дождаться, пока Лирой восстановится, так какой теперь план?

Теперь мне нужно достать эфириум.

— Завтра утром мы уедем, чтобы найти другое место для укрытия, пока я не найду способ связаться с дилером с чёрного рынка, которого я ищу. Его сложно отследить.

Кристоф изучает меня.

— У меня есть связи. Они могут знать, кого ты ищешь.

— Нихрена себе сюрприз, что у

Сноу

есть теневые связи, — усмехается Драксар. — Бьюсь об заклад, твоя семья практически владеет чёрным рынком.

— И что с того? Связи бывают полезны.

Элементаль снова поворачивается ко мне, пытаясь поправить мою порванную толстовку, чтобы лучше прикрыть меня. Когда это не удается, он снимает своё громоздкое пальто и укутывает меня в него. Оно не теплое, только что снятое с его тела, но его мягкий мятный аромат успокаивает меня.

— Отслеживание дилера может подождать до завтра. Давай закончим с

этим

… — Кристоф морщится, глядя на неподвижную, одноглазую нежить. — Чтобы мы могли вернуться к нашему настоящему свиданию.

Его брезгливость по отношению к нежити слишком забавна, чтобы не поддразнить.

— Это

и есть

наше настоящее свидание. Пока что это лучшее свидание, на котором я когда-либо была. Может, нам стоит пригласить нашего друга-нежить присоединиться к нам.

— Мерзость. Прекрати.

— Взять его домой — это меньшее, что мы можем сделать после того, как воскресили его из мёртвых.

—

Прекрати

. Ты знаешь, что меня это пугает, Бёрч, — ворчит он.

— Это «нет» на приглашение его в постель? Вы могли бы устроить пятерничок, пока я смотрю.

Кристоф давится и вскидывает руки, поворачиваясь, чтобы уйти.

— Всё, вы двое разбирайтесь с ней. Я пойду блевану.

Взрываюсь смехом, а затем ахаю, когда меня тут же прижимает к себе Драксар. Он убаюкивает меня у своей тёплой груди и трётся носом о мою шею. Чувствую его улыбку на своей коже.

— Вот дерьмо, я обожаю твой смех. Просто обожаю в тебе всё.

Тревога, тревога — это слово сегодня вечером звучит

слишком

часто. От него сжимается грудь, а желудок скручивается в узел.

Снова отчаянно пытаюсь игнорировать это и смотрю на Лироя, обнимая Драксара за шею.

— Отправь Гиллиса ждать где-нибудь возле Раздела в Вайне.

— Почему в Вайн?

— Именно там я впервые попала в мир смертных, когда покинула Пустошь. Совет Наследий сложит дважды два, отследит там Гиллиса и предположит, что у меня есть связь или союзник в том районе. Это должно сбить охотников за головами со следа ещё на некоторое время.

Он кивает и поворачивается к нежити, отдавая ей указания на языке Пустоши. Хотя он не говорит на нём так бегло, как некроманты, которые годами ставили на мне эксперименты, я всё равно удивлена, как много он усвоил, просто изучая его.

Тем временем Драксар укутывает меня поплотнее, целует в щёку и направляется обратно к гостинице. Его запах обожжённого кедра окутывает меня, уютный и тёплый.

— Хорошо, чертовка. Давай найдём какой-нибудь страшный фильм, чтобы ты смотрела его, пока мы будем обниматься.

Глава 9. Драксар

— Они выбрали самое тупое место для укрытия, какое только можно было придумать, — фыркает Кристоф, морщась, когда монстр на экране разрывает на части ещё двоих людей.

Мы наткнулись на этот старый ужастик на праздничную тематику, щёлкая каналы. В нём есть всё: бездарная актёрская игра, тонны фальшивой кровищи и до смешного ненастоящий монстр, гоняющийся за визжащими людьми и наследиями по заброшенному особняку, увешанному гирляндами и омелой.

Это именно тот фильм, над которым я обычно бы потешался, особенно из-за едва завуалированной идеи, что люди, мол, лучше наследий.

Но, о боги, я ни на чём не могу сосредоточиться, когда Эвелин вот так сидит у меня на коленях. Она пахнет до безумия хорошо, её тонкий полуночный аромат окутывает меня, когда она убирает тёмные волосы с лица. Я хочу наклониться и лизнуть её шею, чтобы узнать, смогу ли ощутить на вкус этот запах, который сводит меня с ума.

Или я мог бы вылизать её киску.

Блин, я так сильно хочу её попробовать.

Единственное, что удерживает меня от того, чтобы утащить её в одну из комнат и умолять позволить мне доводить её до оргазма, пока она не отключится, — это то, что ей действительно нравится этот фильм. Она одета в удобную пижаму, которую я для неё выбрал, — майку и шорты, едва доходящие до середины бёдер, а это значит, что я не могу перестать пялиться на всю эту обнажённую кожу. На ней нет лифчика, и, блин, так трудно удержать руки от её великолепной груди.

Она повернулась боком, положив ноги на колени Кристофу. Её тёмный взгляд прикован к телевизору. Когда горстка людей в фильме сбегает из особняка и мчится в лес, она неодобрительно улюлюкает.

Кристоф косится на неё, сдерживая улыбку.

— Ты болеешь за монстра?

— Конечно. Все остальные в этом фильме слишком тупы, чтобы жить.

Снова зарываюсь носом в её шею, и моё сердце начинает биться вдвое быстрее, когда её запах поглощает меня. Я не могу им насытиться. Мой член напрягся и стоит уже минут пятнадцать, но Эвелин этого не замечает, потому что у меня на коленях ещё и толстое одеяло, служащее буфером.

— Ты такая милая, Бу, — хриплю я.

Она бросает на меня строгий взгляд, от которого мой член дёргается, и говорит достаточно тихо, чтобы сквозь шум фильма её слышал только я.

— Если ты продолжишь называть меня так, я

действительно

тебя накажу.

— Боги, да. Пожалуйста.

Держать её в объятиях — настоящее спасение. Это помогает мне оставаться в своём собственном разуме, когда альфа-козёл, живущий под моей кожей, сегодня снова и снова вырывал у меня контроль. Столько всего навалилось — Первое Испытание, закончившееся катастрофой, её таинственная связь с Лироем, бегство, — и я всё ждал подходящего момента, чтобы сказать Эвелин, что начал отключаться на пару минут.

Потому что мой дракон выясняет, как захватить контроль над моим

человеческим

телом.

Такого никогда раньше не было. И это пугает меня до усрачки. Пока что этот козёл не сделал ничего ужасного, насколько я знаю, и никто не заметил… по крайней мере, до тех пор, пока он не убил Гиллиса. Устранение этого надоедливого мага, кажется, на время успокоило моего дракона, но я всё ещё комок нервов, пока фильм заканчивается и мы смотрим на бегущие титры.

Эвелин зевает.

— Было неплохо, пока они не убили монстра.

Не глядя, я слышу, как Лирой выходит из одной из дальних комнат, чтобы положить что-то в холодильник гостиничного номера. Он занимался своими заклинательскими делами с тех пор, как мы вернулись с ужина. Когда он подходит и останавливается у дивана, я улавливаю его запах.

Он пахнет той бесцветной травой, которую Грэйв нашел в Разделе. Встречаюсь с ним взглядом и киваю, ценя то, что он всё ещё работает над чем-то на случай, если теневое сердце моей пары снова причинит ей боль.

Взгляд Эвелин скользит к одному из окон, и её губы сжимаются. Это едва заметное выражение, поскольку она всё ещё опасается показывать свои чувства даже рядом с нами, но ясно, что она беспокоится о своём психованном инкубе.

Беру пульт и щёлкаю каналы, чтобы отвлечь её.

— Поищем что-нибудь ещё или наконец-то наступило время сесть мне на лицо?

Это срабатывает.

Эвелин уже собирается отпустить какую-то колкость, когда телевизор останавливается на новостном канале, который заставляет нас всех замолчать.

— …анонимный источник, бывший сотрудник Бессмертного Квинтета, сообщил, что Совет Наследий начал охоту на наследие по имени Эвелин Бёрч, — сообщает ведущая, стоя у Академии на фоне виднеющегося вдали Замка. Мой пульс подскакивает при упоминании имени моей пары. — Хотя у нас нет никаких записей, фотографий или видеозаписей этого наследия, вот физическое описание, которое нам предоставили.

Кристоф ругается, хмуро глядя на экран, пока она зачитывает описание.

Не знаю, какой идиот побежал к человеческим СМИ, чтобы слить информацию об Эвелин, но когда из-за описания ведущей она предстает какой-то невзрачной, неприятной замухрышкой, решаю, что позволю своему дракону убить этого стукача, если мы до него доберёмся.

— Остаётся неясным, почему именно была начата эта охота, но главная обязательная аспирантура для наследий, Академия Эвермонт, сейчас полностью заброшена, и нам, людям, остаётся лишь гадать, что происходит. Источники в Сталтауне, ближайшем к Эвермонту городе, сообщают о постоянных передвижениях специальных отрядов, посланных Советом Наследий, который отказался официально комментировать эту ситуацию или местонахождение Бессмертного Квинтета. Другой анонимный источник утверждает, что в этом центре обучения наследий произошла кровавая бойня эпических масштабов, не оставившая никого, кого могла бы допросить группа реагирования Совета Наследий.

— Преувеличенный отчёт, я уверен, — размышляет Лирой.

Эвелин качает головой, но ничего не объясняет.

Ведущая новостей продолжает:

— Отсутствие реакции со стороны правительства наследий сильно встревожило президента и министра обороны, поскольку мы приближаемся к кризисному уровню всплесков активности у Раздела. Местные власти распорядились о многочисленных эвакуациях вдоль Восточного побережья, так что, к сожалению, многим семьям в этом году придётся провести праздники в пунктах экстренной помощи и отелях. Кроме того, поступило бесчисленное множество панических сообщений о появлении нового вида теневых демонов. Пока не было представлено ни видео, ни фотодоказательств. Тем не менее, отчёты указывают, что эта безликая новая угроза вызывает ужасающие галлюцинации и провоцирует крайнюю степень паники — настолько сильную, что жертвы буквально оказываются парализованы от страха. Госпитализации из-за этой неизвестной угрозы происходят с огромной скоростью…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Резко замечаю, каким неподвижным стало тело Эвелин. На её лице то же каменное выражение, которое появляется всякий раз, когда она скрывает сильную реакцию на что-то.

— Эй. Ты в порядке, Бу? — спрашиваю я.

Она соскальзывает с моих колен и встаёт, как раз когда ведущая прощается со зрителями. Кристоф забирает у меня пульт и выключает телевизор, тоже поднимаясь на ноги и оценивая реакцию Эвелин.

— Если ты беспокоишься о том, что люди теперь знают твоё имя…

Она качает головой, но всё ещё молчит.

— Дело в новой угрозе? — спрашиваю, осторожно притягивая её ближе, чтобы обнять за бёдра и посмотреть на неё снизу вверх. — Полагаю, ты знаешь, что это такое?

Эвелин, кажется, обдумывает, что сказать, прежде чем потереть лицо.

— Есть несколько теневых демонов, которые могли бы такое вызывать. Мне нужно позвонить. Сейчас вернусь.

— Кому ты звонишь? — спрашивает Кристоф.

— Демону, о котором упоминала. Надеюсь, на этот раз он ответит. Если нет, я всё равно позвоню Зои и скажу ей, что мы уезжаем. Она угрожала рассказать мне откровенные подробности своей прошлой сексуальной жизни, если не будет получать регулярных отчётов о том, что я ещё жива.

Она собирается уйти, но останавливается, бросив взгляд на Лироя.

— Исцели Грэйва.

Он кивает.

— Когда он вернётся…

— Он здесь уже некоторое время, — бормочет она, прежде чем скрыться в комнате справа.

До сих пор странно, что она может чувствовать его в Эфирионе. На секунду я задаюсь вопросом, почему он остаётся невидимым, а потом вспоминаю, как расстроилась Эвелин, когда он в прошлый раз вернулся раненым.

Как по команде, в тот момент, когда она выходит из комнаты, на другом диване с тихим хрипом появляется рухнувший Грэйв.

Блин, как же много крови. Он покрыт огромным количеством мелких порезов, а его одежда разорвана в клочья так, что он больше похож на швейцарский сыр, чем на могущественного инкуба. У него почти нет одного глаза, а одна рука серьёзно покалечена. Я почти уверен, что из неё торчит кость.

Неудивительно, что он прятался.

Грэйв откидывает голову на подлокотник, морщась, когда его метки на мгновение вспыхивают. Голос у него напряжённый, но саркастичный.

— Хотя всё это пяленье чрезвычайно полезно, либо послушайте нашу хранительницу и исцелите меня, либо валите на хер.

— Какого хрена с тобой случилось? — пялится на него Кристоф.

Грэйв пытается показать ему средний палец, но вместо этого хрипло кашляет, стиснув зубы. Инкубы должны исцеляться так же быстро, как и оборотни, но раз его тело не заживает, это, должно быть, означает, что ему нужно срочно подкрепиться.

Я подслушал разговор Грэйва и Эвелин. Я знаю, что он, по сути, главный в Эфирионе. Остальные не знают, но должны — может, мы и не нравимся друг другу, но мы всё ещё квинтет.

Колеблюсь, не зная, стоит ли рассказывать о его проклятии. С самого детства я всегда ненавидел Грэйва Де Стара. Он был жесток и слишком похож на чистокровного монстра. У него не было ни сочувствия, ни эмоций, ни каких-либо положительных качеств.

По крайней мере, так я думал.

Теперь я знаю, что он по-своему, по-ублюдочному, присматривал за мной. Он всё ещё урод, но… я ему обязан. Блин, я даже могу сказать, что уважаю его. Частично за то, что он прикрывал мою спину ещё до того, как я понял, что мне это нужно, но в основном потому, что ясно: он сделает всё что угодно для Эвелин.

Мы всё сделаем, и мы все это знаем. Вот почему Лирой не произносит ни слова, начиная латать инкуба, которого он ненавидел годами гораздо сильнее, чем я когда-либо.

Как и ожидалось, Кристоф не оставляет Грэйва в покое.

— Куда ты ходил?

— Колядовать.

— Выкладывай, мать твою, Де Стар, — требует элементаль.

— Следи за тоном, когда говоришь со мной.

Этот ублюдок будет упираться до последнего, но пора внести ясность.

— Он ходил разбираться с дерьмом, которое творится в Эфирионе. Это его проклятие. Он стюарт царства снов, поэтому ему приходится иметь дело с блуждающими огнями и тенями, прежде чем они смогут повлиять на мир смертных, — объясняю я.

Грэйв сверлит меня убийственным взглядом. По крайней мере, пытается. Взгляду не хватает жара, потому что у ублюдка нет одного глаза, и он не в том состоянии, чтобы затевать со мной драку.

— Произнеси ещё хоть слово, Децимано, и…

— Да-да, я знаю. Ты нашлёшь на меня кошмары, пожрёшь моё безумие, завяжешь мои органы в бантик, бла-бла-бла. Угрожай мне сколько твоей грёбаной душе угодно, но они должны знать, потому что, очевидно, твоё проклятие становится всё дерьмовее, как и все наши.

Пересказываю то, что узнал о проклятии Грэйва. Лирой продолжает исцелять его с помощью магии крови, периодически прокалывая себе пальцы. Когда заканчиваю, инкуб хмуро смотрит в никуда, а остальные молчат.

Кристоф переминается с ноги на ногу, потирая затылок.

— Если оно усугубляется по мере ослабления Раздела… я имею в виду, если бы мы могли как-то помочь…

— Предлагаешь мне скормить вас троих теням, да? — Голос Грэйва мрачен и зол. — Я как раз об этом и фантазировал.

— По крайней мере, теперь мы все знаем проклятия друг друга, — бормочет Лирой, вытирая окровавленные руки о разорванную толстовку Грэйва. — Вернее, ваши три оставшихся проклятия. Приятно знать, что твоё не подвергает Эвелин риску, как у Кристофа.

Кристоф бросает взгляд в коридор. Смутно слышу, как Эвелин в другой комнате терпеливо ждёт, пока её подруга закончит длинную тираду о неловких семейных ужинах.

Надолго задумываюсь над словами Лироя, прежде чем вздохнуть.

— Знаете что? Все проклятия — полное дерьмо, но проклятие Сосульки действительно может отнять у меня мою пару. Тогда мне придется зажарить его заживо, только это будет в миллион раз менее приятно. Так что… может, нам стоит попытаться связать его с ней следующим.

Кристоф удивлённо моргает, его бледно-голубые глаза насторожены.

— Почему ты это предлагаешь? Какая тебе от этого выгода?

— Безопасность Эвелин, — бормочет Грэйв, закрывая глаза. Что хорошо, потому что его отсутствующий глаз наконец-то пытается регенерировать с черепашьей скоростью, и смотреть на это было крайне тошнотворно. — Другими словами, единственное, что действительно имеет значение.

Мы все согласно киваем.

Вздыхаю.

— Ладно. Время делиться теориями.

Никто не произносит ни хрена.

— Задрот-сталкер, ты первый, — предлагаю я.

Грэйв приоткрывает свой мерзкий, полузаживший глаз и смотрит на меня.

— Лично я думаю, что это из-за так называемого

пох

.

— Пох?

— Да. Как в

пох

ерил бы ты отсюда, болтливая ящерица.

Тру лицо.

— Ублюдок, я клянусь…

— Вот моя теория, — прерывает Кристоф, стирая иней с кончиков пальцев. — Думаю, Эвелин может быть святой.

Взрываюсь смехом.

— Ага, ты, очевидно, никогда не был с нашим Ангелом Смерти в постели, потому что, позволь мне сказать тебе, нет ничего святого в том, как она берёт контроль. Боги, она такая горячая, когда становится доминантной.

Поправляю свой полувставший член, пытаясь выкинуть из головы аппетитный образ того, как Эвелин впервые оседлала меня.

Скулы Кристофа темнеют на несколько оттенков, но он качает головой.

— Ты можешь заткнуться и сосредоточиться? Я

имел в виду

, что думаю, что она буквально святая. Кто-то, избранный одним из богов ещё в младенчестве, чтобы творить чудеса от их имени. Подумайте об этом — только боги могут связывать сердца наследий, так что они, должно быть, приложили к этому руку. Они благословили связь Эвелин и Лироя. Не говоря уже о том, что Эвелин… вроде как в моём личном пророчестве. Думаю, она была избрана святой Луминеи.

Это царица Рая и богиня кучи всякого дерьма вроде страсти, огня, любви, войны… и боя.

И это правда, что моя пара очень любит хорошую драку.

— Это здравая теория, — признает Лирой, наконец отходя от Грэйва.

Грэйв хмыкает.

— Или она связалась с Лироем, потому что он использовал на ней большое количество своей силы. Возможно, в наших способностях есть что-то, что связывает нас с ней.

Хмурюсь.

— Ты постоянно жрёшь её сны. По твоей логике, ты бы уже с ней связался, нет?

— Я ещё не пометил её душу как свою музу.

Пока

, — тихо добавляет он, разминая свою теперь уже зажившую руку. — Церемония требует большой силы, что может спровоцировать связь. Я планирую скоро спросить её разрешения.

В каком-то смысле его теория тоже кажется разумной. Но она слишком сложная.

— Вы всё слишком усложняете, — уверенно пожимаю плечами. — Уверен, Эвелин связалась с Лироем первой, потому что технически он трахнул её первым, и в целом он был с ней ближе всех.

Лирой закатывает глаза.

— Твоя теория вертится вокруг секса. Ничего удивительного. — Он делает паузу, размышляя. — Хотя… возможно, всё

действительно

так просто.

— Давайте сначала проверим эту теорию, — соглашается Принц Кошмаров, наконец садясь и вскидывая брови на Кристофа.

Ледяной элементаль заливается краской, пока мы все с ухмылкой выжидательно смотрим на него.

— Абсолютно, блядь, нет. Я не буду заниматься сексом с Эвелин просто чтобы попытаться сломать своё проклятие. Так не пойдёт.

— Дело не в том, чтобы сломать проклятие для

тебя

, придурок. Дело не в тебе — дело в том, чтобы защитить её, раз уж ты, очевидно, уже под каблуком, как и все мы, — указываю я. — Что, если твоё проклятие-обломай-трах настигнет её завтра, и мы вот так просто её потеряем? — Щёлкаю пальцами, чтобы проиллюстрировать свою мысль. — Никто из нас не знает, будет ли метафизическое смертельное проклятие для неё необратимым. Как, блин, ты будешь жить с собой, если это так?

Он вздрагивает, его плечи опускаются, и он отворачивается.

— Поверь мне, это всё, о чем я мог думать. Но это дурацкое проклятие не торопится. Оно должно убить любого, в кого я влюблюсь, и… честно говоря, я почти уверен, что влюбился в неё в ту же секунду, как увидел на той сцене.

Понимаю.

Я был готов сжечь мир ради своей пары, даже когда знал только её запах.

Грэйв проверяет свой восстанавливающийся глаз.

— Твои сопли заставляют меня жалеть, что тени меня не добили. Если мы проверяем эту теорию первой, не облажайся. Эвелин заслуживает не меньшего, чем несравненное удовольствие после всего, через что она прошла, так что сделай это своим приоритетом.

— Я знаю, — огрызается Кристоф.

— Не торопись, — добавляю я. — И если у тебя возникнут проблемы с поиском её клитора, попробуй…

— Ты можешь уже заткнуться? — хмурится покрасневший профессор. — То, что я не участвовал, не значит, что я не видел много секса. Мой первый год в качестве студента в Эвермонте прошёл в приглашениях на каждую грёбаную оргию. Я много наблюдал и учился.

— Извращенец, — шучу я.

Он бросает на меня испепеляющий взгляд.

— Интересно, знает ли Эвелин, в скольких из них ты поучаствовал, запрыгнув туда членом вперёд, трахальщик.

Настала моя очередь вздрогнуть, вспоминая, как Эвелин упоминала, что другие девчонки тыкали ей в лицо моим прошлым. Боги, я был полным идиотом до встречи с ней.

Может, я и сейчас такой, но, по крайней мере, я верный идиот.

— Наблюдать и делать — две разные вещи, Сноу, — протягивает Грэйв. — Попробуй укусить её соски. Нашей девочке нравится немного боли, чтобы оттенить удовольствие.

Кристоф снова пытается возразить против этого непрошеного инструктажа, но Лирой его прерывает.

— Что бы ты ни делал,

не

дразни её. Поверь мне, она это возненавидит и, возможно, попытается уйти.

— Я не просил совета, — кипит Кристоф, направляясь на кухню, чтобы достать из холодильника бутылку воды. Он откручивает крышку, а затем останавливается, задумавшись. — Ей правда не нравится, когда её дразнят?

— Ненавидит, — подтверждает Лирой.

— Если только она не спит крепким сном, — добавляет Грэйв. Когда мы все поворачиваемся, чтобы скорчить ему разные рожи за то, что он подкинул эту крупицу излишней информации, он ухмыляется. — О, пожалуйста. Будто вам ещё есть чем возмущаться, когда Кроу и Сноу с радостью бы смотрели, а Децимано с удовольствием встал бы на колени, чтобы умолять нашу девочку о гораздо меньшем.

Ну… он не ошибся. Я обожаю стоять на коленях перед Эвелин.

Кристоф бормочет, что ему не нужно было этого знать, прежде чем сделать глоток воды и нахмуриться.

— Ей всё ещё тяжело с физическими прикосновениями, даже если она этого не признает. Что с этим помогает?

— Ей нужно двигаться в своём темпе, — говорит Лирой. — Если ей понадобится минутка, она тебе скажет. Поверь мне, командовать парадом будет Эвелин.

— И тебе это понравится. Моя пара в этом абсолютно идеальна, — вздыхаю я.

— Согласен, дракон, — кивает Грэйв, осторожно трогая свой теперь уже заживший глаз.

После нескольких мгновений молчания вижу, что Кристоф, кажется, застрял в своих мыслях, делая ещё один мучительно медленный глоток из бутылки с водой. Он так же делал, когда мы были маленькими, — начинал слишком много думать, пока не впадал в ступор. Бедняга застрянет здесь на ближайшие три-пять рабочих дней, если кто-нибудь его не выведет из этого состояния.

— Знаешь что? Просто сделай это по-быстрому, потому что тебе всё равно никогда не затмить меня в спальне, Сосулька-Заноза, — весело говорю ему. Затем хмурюсь, в голову приходит мысль. — Погоди-ка. А у тебя сперма холодная? Как ледяной коктейльчик?

Это срабатывает.

Кристоф давится так, будто вот-вот умрёт.

Лирой смотрит на меня в ужасе.

— Какого хрена?

— Просто говорю. Если это так… мороженое — любимое лакомство Эвелин. У неё слабость к замороженным десертам, а это значит, что у него может быть нечестное преимущество. Так что, если он выстреливает маленькими снежками…

—

Заткнись

. Не разговаривай со мной сегодня больше, ты, грёбаный урод, — ворчит Кристоф, швыряя в меня открытую бутылку с водой. — И никогда больше не упоминай мою…

это

. Никогда. Фу.

— Мы будем видеть члены друг друга до конца наших дней! — кричу ему вслед, когда он несётся ко второй спальне. — Смирись с этим, пока не сделал ситуацию неловкой для всех!

Он хлопает дверью.

Лирой трёт висок.

— Ты уже сделал её неловкой для всех, Драксар. Невероятно, блин, неловкой.

Он тоже уходит, и я бросаю взгляд на Грэйва на диване.

Он пожимает плечами.

— Я думал, это был вполне разумный вопрос.

Блин.

Серьёзно? Из всех со мной согласен только

Грэйв

?

Может, моё проклятие повредило мне мозг сильнее, чем я думал.

Глава 10. Эвелин

Сижу, скрестив ноги, на кровати в одной из спален номера. Неподвижный центр бури, которую мой квинтет устроил из-за такой тривиальной вещи, как сон. Они спорят, кто будет делить со мной постель, кто займет другую комнату, а кто останется на диване. Лирой, как всегда, плетёт паутину из слов, настаивая, что связанные заслуживают близости и уединения. Это приносит ему грубый толчок от Драксара, который рычит, чтобы Лирой не усугублял ситуацию. Кристоф заявляет, что на одной кровати размера «кинг-сайз» для них обоих не хватит места, не стеснив меня, и называет их обоих придурками.

Ранее я слышала шум душа, но сейчас Грэйв уже здесь, в этой комнате, всё ещё невидимый в Эфирионе. Лирой сказал, что исцелил худшие из его ран, но нам всем нужно спать, чтобы мой инкуб мог питаться моими снами и быстрее восстанавливаться. Меня не радует, что я не могу собственными глазами убедиться в его целости, но, по крайней мере, я доверяю целительским способностям Лироя.

— Ты очень горячий! — огрызается Кристоф в ответ на какую-то реплику Драксара.

— Странное время для подката, Сосулька, но скажи мне то, чего я не знаю.

— Хватит валять дурака. Я говорю, что наша бедная хранительница задохнётся от жары, если ты попытаешься давить на неё всю ночь, ты, громоздкая печка. А если мы не будем следить за Лироем, он ею перекусит…

— Какая ирония, что

ты

оскорбляешь

мой

контроль, — усмехается Лирой, указывая на покрытые инеем руки Кристофа. — И как вообще твоя очевидно недисциплинированная способность так высоко ценится? Это просто дико.

Их спор продолжается.

Обычно я наслаждаюсь хорошей словесной дуэлью, но пора это заканчивать, чтобы мы могли уснуть, а Грэйв — питаться.

— Хотя мне и лестно, что вы трое так переживаете о том, кто будет лежать без сознания рядом со мной следующие шесть-семь часов, — начинаю я, — думаю, нам следует…

Мой голос обрывается, когда в центре груди взрывается агония. Настолько внезапная и жестокая, что я лишь хватаюсь за грудь, а в голове всё плывет. Вокруг раздаются крики, и внезапно я оказываюсь в тёплых руках Драксара — преднамеренный ход, поскольку температура моего тела стремительно падает, а всё вокруг расплывается.

Дыши, ma sangfluish. Я сейчас вернусь

, — торопливо эхом раздаётся в моей голове голос Лироя.

Кристоф проверяет мою температуру, убирая волосы с моего лица, пока Лирой исчезает из комнаты. Он возвращается с флаконом, полным жидкости, но я вижу в его руке ещё одну проклятую иглу.

— Не надо… иглу… — удаётся мне выдавить. Грудь болезненно сжимается, сознание туманится.

Не втыкай в меня эту чёртову иглу

, — пробую снова, телепатически.

Мы должны попробовать, Эвелин. Обещаю, ты ничего не почувствуешь.

Мои судорожные вдохи эхом отдаются в ушах, пока я стискиваю зубы от боли, а он спешит приготовить инъекцию. Сжимаю челюсти так сильно, что кажется, зубы вот-вот сломаются.

Боги, боль намного сильнее, чем обычно. Почти такая же мучительная, как в тот момент, когда Теодор вырвал моё сердце пять лет назад.

Палец Грэйва разжимает мои зубы, проскальзывая между коренными. Не знаю, когда он появился, но его фиалковый взгляд ловит меня в ловушку.

— Кусай, дорогая. Используй меня, чтобы пережить боль.

Так и делаю, но мне стыдно, когда тихий всхлип всё же вырывается наружу.

Зрение пропадает.

На мгновение всё начинает угасать, агония поглощает меня, но затем в груди расцветает тепло. Лирой шепчет некромантическое заклинание, и постепенно моё зрение проясняется. Я снова слышу своё хриплое дыхание.

Боль в груди остаётся, но кажется, этот приступ решил отступить. Учащённое дыхание замедляется, веки тяжелеют.

Вашу ж мать.

Эликсир Лироя работает.

— Ты действительно должен был вводить его туда? — грубо спрашивает Кристоф после долгой, тихой паузы.

— Внутрисердечная инъекция — самое быстрое решение. — На лице Лироя читается облегчение, когда он осторожно извлекает иглу из моей груди так, что я этого даже не чувствую. — Я не был уверен, сработает ли это с её теневым сердцем, но…

Драксар поправляет меня в своих руках, пытаясь согреть обнажённую кожу.

— Чёрт. Просто… чёрт. Ты нас до смерти напугала… и ты

ледяная

. Боль прошла, детка?

Моё тело кажется тяжёлым. Пытаюсь заговорить, но в итоге киваю, потому что боюсь, что ещё один всхлип вырвется, если открою рот, а я и так много раз была слишком слабой за одну ночь.

Чувствую привкус крови.

Мой уставший после приступа мозг не может понять, почему, пока Грэйв осторожно не вынимает палец из моего рта. Он кривит губы в лёгкой улыбке, глядя на меня сверху вниз.

— Вот и она. Уложи её, Децимано. Наша девочка смертельно устала.

Тихо фыркаю, мой голос — царапающий скрежет.

— Смертельно устала. Неплохо.

Они все закатывают глаза на мой свихнувшийся юмор, но я не могу удержать собственные веки от того, чтобы не закрыть их. Драксар осторожно укладывает меня в середину кровати, пока Кристоф суетится рядом. Лирой и Грэйв тихо обсуждают, где достать ещё бесцветного растения, но при этом они не перестают наблюдать за мной, словно ожидая, что я вот-вот испущу дух.

— Я в порядке, — настаиваю я.

— Если только не будет отсроченной побочной реакции, — хмурится Лирой. — Нам нужно понаблюдать за тобой, чтобы убедиться.

— Вам нужен сон. Грэйву — нет. Он может присмотреть и питаться моими снами, пока исцеляется.

Лирой неохотно соглашается с этой идеей, но в конце концов ложится в постель рядом со мной, обвивая мою талию рукой и целуя в шею. Как только мы соприкасаемся, понимаю, насколько сильно мне нужно было быть рядом со своим связанным партнёром. Эта простая близость, которая когда-то ужасала меня, теперь успокаивает что-то глубоко внутри.

Это просто… правильно.

Драксар ложится с другой стороны, кладя мою руку себе на грудь, чтобы я могла чувствовать его успокаивающее сердцебиение. В этой кровати так тесно, что это могло бы спровоцировать остатки моей гафефобии, не будь я так истощена. Их общее тепло убаюкивает меня.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Смутно осознаю соблазнительно-тёмное, вечно бдительное присутствие Грэйва в моих снах, пока он обеспечивает мне глубокий сон.

Мирный.

Пока сон не испаряется полностью, когда мои чувства обостряются до предела, как это всегда бывает, когда рядом теневой демон.

Только этого я знаю.

Это

он

.

Мои глаза распахиваются.

Резко сажусь, мой пульс колотится. Игнорируя сонное бормотание Драксара и Грэйва, выходящего из Эфириона с вопросительным выражением на лице, срываюсь с кровати, чтобы включить свет в комнате.

Кристоф, задремавший в кресле с крылатой спинкой, вздрагивает и тут же вскакивает на ноги.

— Что происходит?

— Мы уходим.

Сейчас же

. Одевайтесь, чтобы я могла нас перенести, — говорю своему квинтету, для верности включая дополнительные прикроватные лампы и свет в маленьком шкафу.

— Ты всё ещё восстанавливаешься после своего почти-приступа, — возражает Лирой, его тёмные кудри растрепаны ото сна, пока он свешивает ноги с кровати.

— Заклинание переноса будет слишком энергозатратным…

— Я знаю свои пределы. Справлюсь.

Шевелитесь

.

Когда в углу комнаты задерживаются тени, призываю слабое, базовое заклинание, чтобы их развеять, но я не могу продолжать использовать магию, когда следующее заклинание переноса сожжёт море жизненных сил, которые я недавно поглотила.

Мне просто нужно убедиться, что я не затрону жизненную силу Мальгоса… но, честно говоря, если это то, что нужно, чтобы убраться от

него

, то будь что будет.

Мои связанные обмениваются потрясённым взглядом, реагируя на моё очевидное паническое состояние, прежде чем бросаются вслепую одеваться — все, кроме Грэйва, который внезапно появляется рядом со мной.

— Дорогая? Скажи мне, что…

Он резко обрывает фразу, разворачиваясь и защитно вставая передо мной. Его бледные вихревые отметины загораются. За окном этой спальни на четвёртом этаже я мельком вижу тёмную массу, движущуюся в беззвёздной ночи, прежде чем она исчезает.

Полагаю, не удивительно, что сводящий с ума Принц Кошмаров может чувствовать другое существо, владеющее страхом. Мои нервы начинают зудеть, как всегда рядом с этим демоном.

Чёрт

.

Я полная идиотка. Я должна была перенести нас в тот момент, когда услышала ту новость.

Драксар тянется к ручке двери спальни, словно собираясь что-то взять из другой комнаты. Я быстро накрываю ручку ладонью, чтобы остановить его.

— Туда нельзя.

— Большая часть наших вещей в другой комнате, Бу. Одежда, еда, деньги… — Качаю головой.

— Всё это можно заменить.

— Что происходит? — требует он.

Свет мигает, и на этот короткий миг, клянусь, у меня случается сердечный приступ, несмотря на то, что у меня нет настоящего сердца.

— Лирой, сотвори заклинание света. Сейчас же. Такое, чтобы в этой комнате не осталось ни малейшего следа теней, — быстро приказываю я.

Зачем?

— спрашивает он телепатически, уже доставая свой кровоточащий кристалл и прокалывая палец.

— Он движется сквозь тьму, даже самую незначительную. Он не может находиться в хорошо освещённом пространстве, — объясняю, натягивая кожаные перчатки, которые сняла ранее. Схватив Фанг и телефон с прикроватной тумбочки и запрыгнув в ботинки, не зашнуровывая их, поворачиваюсь, чтобы отодвинуть стул и освободить место для заклинания переноса.

— Он? Кто он? — спрашивает Кристоф, и иней ползёт по его локтям, а температура в комнате начинает падать в соответствии с его эмоциями.

Что-то тихо царапает дверь, и из коридора доносится хор леденящих душу шепотов.

Все они звучат как искажённая версия

его

.

— Эвелин, Эвелин, мой милый ворон

. — Насмешка становится злее. —

Помнишь нашу игру в прятки?

Этот голос посылает по моему телу слишком знакомую дрожь предчувствия. Как и всегда, замедляю дыхание и повторяю про себя свою мантру.

Я — само смертельное спокойствие. Я ничего не чувствую.

Ma sangfluish?

— требовательно раздаётся в ответ на мои мысли голос Лироя, пронизанный беспокойством.

Глаза Драксара становятся драконьими, и он рычит:

— Какого хрена оно знает твоё имя?

В другой части номера раздаётся громкий грохот, и свет снова мигает. В тот момент, когда он гаснет полностью, пространство заполняется красным светом — заклинание света Лироя вступает в силу. Метафорическая костлявая рука, сжимавшая моё горло, разжимается, и я немедленно произношу слова заклинания переноса.

— Держитесь за меня, — требую, когда царапанье за дверью превращается в удары, а его шёпот усиливается до воя, подобного вою ветра.

Все четверо моих связанных немедленно касаются моей руки, плеча и шеи — в случае Драксара его руки обвивают меня, словно он хочет стать щитом.

Где-то далеко в ночной тьме раздаётся леденящий душу крик женщины, который обрывается, — а затем окно спальни разлетается вдребезги, когда обезглавленное женское тело с грубой силой влетает внутрь.

Глава 11. Эвелин

В один миг нас осыпают осколки разбитого стекла, а в следующий — срабатывает заклинание, и мир выворачивается наизнанку. Когда действие заклинания перемещения заканчивается, мы стоим под падающим снегом, окружённые глубокими сугробами, густыми, покрытыми белым инеем соснами и мягким лунным светом.

Драксар ругается и вытаскивает осколок стекла из своего быстро заживающего плеча, прежде чем повернуть моё лицо к себе. Его янтарные глаза сканируют меня в поисках повреждений, а затем их взгляд становится жёстким и непреклонным.

— Эвелин. Что это, мать его, за тварь была?

— Призрак.

От заклинания перемещения по венам растекается усталость, но я смотрю вверх, на звезды, проглядывающие сквозь сосновые кроны. Полагаю, здесь, в городе-маяке, около часа ночи. Виола жила тут много лет назад и часто об этом говорила.

Лирой прячет в карман свой кровоточащий кристалл, слизывая кровь с пальцев. Зрелище, которое сбивает с толку, пробивая брешь в моей защите.

— Мы изучали призраков. Это безликие, похожие на силуэты фигуры, которые питаются страхом и которых можно убить только оружием из освящённой кости. В остальном они считаются безвредными по сравнению с другими теневыми демонами, поскольку абсолютно нематериальны. Ты уверена, что это не было что-то другое?

— Нет. Это был, блядь, призрак. Просто с дополнительными примочками от некромантов. И он очень даже материален.

Не говоря уже о том, что он гораздо сильнее других призраков и совершенно неуправляем. Теодор не стал бы его посылать — должно быть, он вырвался из Раздела в тот самый момент, когда понял, что тот достаточно ослаб, и смог пойти за мной.

В конце концов, у этого призрака развилась зависимость от вкуса моего страха.

Движусь в том направлении, куда, как мне кажется, нам нужно идти, но Кристоф мягко останавливает меня, положив руку мне на талию. От этого жеста по коже пробегает ледяной холод, не имеющий ничего общего с погодой.

— Ты всё время говоришь

он

. Ты была в ужасе там, в гостинице. Кто это был, Бёрч? Скажи нам.

Все четверо буравят меня взглядом. Они явно не собираются оставлять эту тему.

Я бы скорее проглотила битое стекло, чем рассказала им, но они заслуживают знать.

— Это был Таддеус, — признаю я.

Картина комичная: у всех четверых одновременно отвисают челюсти.

—

Что?

— в один голос рычат Драксар и Лирой. Все руны на теле Грэйва вспыхивают, на его красивых чертах проступает неприкрытая жажда убийства, а Кристоф грязно ругается.

— Ты сказала, что этого больного ублюдка разорвали на куски, — яростно произносит Драксар; под его кожей вспыхивает синее пламя, по мере того как он закипает. Сугроб, в котором мы стоим, быстро тает вокруг него. Делаю небольшой шаг назад, поскольку, как известно, я не огнеупорна.

— Так и было. Руками повелителя Нежити, который редко позволяет кому-либо из своих подданных умереть по-настоящему. — Делаю паузу, обдумывая, как это объяснить. — Когда я стала

оружием

, они не прекратили ставить на мне эксперименты. То же самое касалось и Таддеуса. Теодор хотел знать, можно ли вернуть человека в виде призрака, сохранив его воспоминания. Он хотел наделить его большей силой. Примерно через год ему это удалось, и призрак, некогда бывший Таддеусом, был включён в мою подготовку.

Челюсти Лироя сжимаются, на щеке дёргается мускул.

— Что значит

включён

?

Невозможно забыть те дни, когда меня заставляли бежать через леса, кишащие тварями, во владениях Теодора; страх, густой, как смола, больно пульсировал в венах, пока я чувствовала, как

он

охотится за мной. Убить призрака без освящённой кости невозможно, а этого вещества не существует в Пустоши из-за отсутствия жрецов, пророков и всего прочего, что связано с богами.

Теодор называл это испытанием на выносливость к страху. Он говорил, что для того, чтобы я стала достойным

оружием

, мой болевой порог и устойчивость к страху должны быть непробиваемыми.

К физической боли я выработала терпимость, превзошедшую его ожидания.

А вот страх?

Такого понятия, как истинная устойчивость к страху, не существует. Как только ты учишься справляться с одной фобией, появляется другая, и ещё одна, и ещё. Физическую и психологическую агонию даже сравнивать бессмысленно. Я бы выдержала ещёе тысячу пыток, прежде чем снова позволить Таддеусу терзать мой разум.

Не могу позволить этому призраку сломать мой квинтет так же, как он сломал меня. Я должна убедиться, что он больше никогда к ним не приблизится.

Где твой прекрасный разум, ма сангфлуиш?

— спрашивает Лирой в моей голове.

Понимаю, что отключилась, настолько погрузившись в свои тёмные воспоминания, что они, похоже, оставили эту тему, и это неожиданная победа. Грэйв исчез, а Драксар проверяет свой мобильный, который, видимо, успел захватить из комнаты, прежде чем мы ушли. Кристоф изо всех сил старается не подходить ко мне, так как от холода я и так дрожу, но всё равно наблюдает за мной мягким, печальным голубым взглядом, словно видит боль моего прошлого.

Лирой движется, чтобы заключить меня в объятия, но я отступаю.

— Подожди. Дай мне взять себя в руки…

— Нет. — Его алые радужки невыносимо нежны, когда он подходит ближе, снова протягивая ко мне руки. — Я не хочу, чтобы ты держала себя в руках, Эвелин. Ни одна из твоих версий, ни одна из твоих эмоций не станет для меня бременем.

Sanguis a' sruthadh unus gh'a, tha sinn unum mar

, — бормочет он на языке фейри.

Это древнее изречение фейри, означающее: «

Наша кровь течет как единая любовь, так будем же едины

».

Он заключает меня в свои сильные объятия, ничего не говоря, пока я закрываю глаза и пытаюсь заново рассортировать по полкам дерьмо из своего прошлого.

Лирой просто держит меня, пока я прохожу через это. Его лёгкий аромат пряного бурбона едва уловим, но успокаивает.

И вот оно снова. То мягкое, уязвимое, до боли сладкое чувство, от которого внутри всё переворачивается, а ладони в перчатках внезапно потеют. Наконец, я больше не могу этого выносить и отстраняюсь — и, слава вселенной, именно в этот момент Драксар поворачивает свой телефон, чтобы показать карту, которую он открыл.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ладно, милашка. Грэйв отправился на разведку, а мы прямо здесь…

Телефон у него на беззвучном режиме, но карта на экране внезапно сменяется уведомлением о звонке от «Мамы-Дракона», и он сбрасывает его свайпом. Со вздохом он продолжает:

— Мы примерно в шести километрах от какого-то крошечного городишки под названием Зелёный пик. Довольно глухая местность. Вообще-то, я не уверен, что это можно назвать городом. Скорее, поселение с заправкой, которая по совместительству является местным рынком.

— Там есть отель? — спрашивает Кристоф.

— Есть заведение под названием «Лучший гриль-отель». Уверен, они позволят нам воспользоваться их старой уборной на улице, если ты попросишь вежливо и с сахаром на губах, не воротя при этом свой до омерзения снобистский нос семьи Сноу.

—

Уборная на улице?

Скажи, что ты шутишь. Ни за что на свете я не ступлю в сортир, к которому

ты

имеешь доступ, ты, кусок дерьма размером с дракона.

Чувствую Грэйва за миг до того, как он появляется рядом со мной, мягко стряхивая снег с моих волос и плеч и укутывая меня в удивительно роскошный клетчатый плед. Это он тоже украл.

Он бывает таким заботливым.

— Я нашёл необитаемую хижину на окраине этого маленького людского городка. Кажется, это достаточно приличное место, чтобы затаиться, если только Локлен не отследит заклинание перемещения, которое мы только что использовали, — бормочет он.

Дерьмо.

Я забыла о Кассиане Локлене.

Часть меня была бы не прочь, если бы охотники за головами нас догнали. Я уже несколько дней не участвовала в хорошей драке.

И всё же у нас мало времени. Чем дольше я ищу эфириум, тем дольше мне придётся ждать, прежде чем я смогу выследить и убить следующего члена Бессмертного Квинтета.

Не говоря уже о тикающих часах, которые Теодор установил для каждой из моих «задач». Если я буду устранять Бессмертный Квинтет слишком медленно, по его мнению, он снова начнёт угрожать Виоле и людям.

— Хоть мы здесь и ненадолго, нам понадобится мощное маскирующее заклинание, — говорю, направляясь туда, куда нам нужно. — Если я не доберусь до этого демона в ближайшее время, мы отправимся по следующему следу в страну Анд.

Кристоф вздыхает, идя рядом со мной. В этом лесу пронизывающий холод, но голубой лунный свет придаёт этой зимней, пустынной сцене сверхъестественное сияние, делая её одновременно леденящей и прекрасной. Мой ледяной элементаль идеально вписывается в пейзаж, казалось бы, совершенно не замечая, насколько, блядь, холодно.

— Я знаю, ты сказала, что демоны полезны, но можем мы, пожалуйста, сначала попробовать мои связи?

— Зависит от того, являются ли твои связи наследиями, которые тут же доложат о нас Совету.

— Они торговцы на чёрном рынке. Конечно, они не пойдут в Совет — это поставит под угрозу их бизнес.

— Подумай, Сноу. Зачем им ещё какой-то бизнес, если они получат награду за голову Эвелин? — протягивает Грэйв. — Твой отец, очевидно, вложил кучу денег в вознаграждение. Любой, кто нас сдаст, будет жить как боги.

— В смысле, как тщеславные, переоценённые, апатичные мудаки? — уточняю я.

Можете считать меня язвой.

Это правда.

Грэйв взрывается смехом, но Кристоф бросает на меня неодобрительный взгляд.

Для ледяного элементаля он до смешного горяч, когда отчитывает меня.

— Не богохульствуй.

— Но это так весело.

— Бёрч, я серьёзно. Я хочу помочь тебе достать всё, что нужно, на чёрном рынке, и люди, которых я знаю, по-своему надёжны. — Он делает паузу, хмурясь, пока идеально целые снежинки на его волосах и коже блестят в лунном свете. — Кстати, что именно ты пытаешься достать?

Плотнее запахиваю плед, обходя высокий сугроб.

— Эфириум.

— Это что-то вроде… стекла из Рая? — спрашивает Драксар.

— Ты слышал о нём?

Он пожимает плечами.

— Мой отец-заклинатель, Иван, любит изучать редкую магическую хрень. Он пару раз упоминал эфириум, но говорил, что это вещество всегда конфискуется Советом Наследий, как только оно появляется, так что ему не удалось много о нёем узнать.

Киваю.

— Торговец, с которым мне нужно связаться, известен своей неуловимостью. Говорят, у него значительный запас, но в остальном все на удивление немногословны на этот счёт.

Собираюсь так или иначе развязать Морвину язык.

Мы идём молча с минуту, а затем Кристоф раздражённо фыркает.

— Такими темпами наша хранительница отморозит себе всё на свете. Здесь для неё слишком, блядь, холодно.

— Если бы только у нас был огромный огнедышащий эгоманьяк, чтобы согреть её, — размышляет Грэйв, делая вид, что потрясён, когда поворачивается и замечает Драксара. — Ах, да.

Драксар смотрит на мои заснеженные ботинки и тут же подхватывает меня на руки.

— Принято. Я её согрею.

— Нет, я пойду сама, — твёрдо говорю. — С моими ногами всё в порядке. Нести меня — это перебор.

— Но твои милые пальчики замёрзли.

— Ну и хрен с ними. Поставь меня на землю, Драксар.

Он склоняет голову набок, раздумывая.

— М-м, нет. Я буду нести твою сладкую задницу всю дорогу. Так, когда мы снова начнём изображать моногамию перед людьми, они решат, что

я

— твой мужчина, а Снежинке придётся с этим, блядь, смириться.

Боги.

Этот дракон — нечто.

Сдерживаю ухмылку, пока Кристоф возводит глаза к небу, словно моля небеса о терпении.

Дело не в том, что я против оказаться в тёплых, мускулистых руках Драксара, но даже с силой и выносливостью оборотня, он будет напрягаться сильнее необходимого, неся меня шесть чёртовых километров по глубокому снегу, а мы и так почти не отдыхали. Не говоря уже о том, что я не знаю, не даст ли о себе знать моя гафефобия в самый неподходящий момент.

Так что я сама дойду до Зелёного пика.

— Последнее предупреждение. Поставь меня.

Он ослепительно улыбается и наклоняет голову, чтобы поцеловать меня вдоль линии челюсти, отчего по рукам и ногам пробегает приятная дрожь.

— Да? Иначе что, бестия?

— Иначе я заставлю.

Когда он игнорирует меня и лижет изгиб моей шеи, где оборотни метят своих пар, вздрагиваю от неожиданности и тут же со всей силы скручиваю его сосок через спортивную футболку. Он вскрикивает и ослабляет хватку, так что я легко соскальзываю на землю.

Снова поправляю плед, делая вид, что шея не горит, — но она горит. Боги, они все слишком сильно на меня действуют, когда начинают флиртовать.

— Такая милая и такая злая, — драматично вздыхает Драксар, но то, как он наклоняется, чтобы поцеловать меня в макушку, когда мы снова идём, говорит мне, что его эго ничуть не пострадало.

— На этот счёт вас всех предупреждали, — с ухмылкой замечаю я.

— Не поспоришь.

Глава 12. Кристоф

Проскальзываю в крохотный домик, прижимая к себе бумажные пакеты, чтобы высвободить руку и захлопнуть дверь, сопротивляясь яростному напору воющего ветра.

Мерзкая погода за стеной разительно контрастирует с жизнерадостной праздничной музыкой, льющейся из телефона Драксара где-то в объединенной кухне-гостиной. Сам Драксар стряхивает снег с невысокой голубой ели, которую только что принёс внутрь. По окнам и над камином, в котором потрескивает синее пламя, мерцают праздничные фейские огоньки.

Щурюсь.

Аналитический склад ума мгновенно пытается найти объяснение.

— Как тебе удалось зажечь синий огонь, не обращаясь в дракона?

— Профессиональная тайна, — рычит Драксар, проходя в кухоньку, чтобы проверить, как там выпечка в старинной на вид печи.

В суматохе, царившей со времен Первого Испытания, мы едва не упустили из виду, какой сегодня день. Мы в Зелёном пике уже почти двое суток, и Драксар не солгал — городишко оказался настоящей глушью.

А это означало, что найти достойные подарки для Эвелин на канун Звездопада было крайне сложно.

И всё же, думаю, я справился.

С момента нашего прибытия мы медленно приходили в себя после недавних событий под защитой плотного маскирующего заклинания, которое Эвелин и Лирой наложили на этот маленький домик. Последние тридцать с лишним часов наш квинтет в основном либо спал, либо трахался.

То есть… я сексом не занимался.

Разумеется.

Но это единственное, о чём я мог думать с тех пор, как остальные одарили меня непрошеными советами, настаивая, что это может уберечь Эвелин от моего проклятия.

И, словно этого было мало, сегодня утром я застал Эвелин, сидящей на лице Драксара. Она была совершенно обнажена и, подавшись вперёд, дразнила его член, пока его приглушённые стоны звучали так, будто он умирает самой счастливой на свете смертью.

Теперь я не могу перестать представлять себя на его месте.

Прошлой ночью она была с Лироем, а сегодня утром Грэйв устроил с ней

что-то

в душе. Я знаю, потому что слышал её прелестные, тихие вздохи, когда она кончала.

Они все, один за другим, выжимают из неё эти… до греховности

совершенные

звуки.

Словно слушаешь пение ангелов из рая, до которого никогда не дотянуться.

Я не против слушать.

Или наблюдать.

На самом деле, мне кажется, я никогда не насыщусь зрелищем того, как моя хранительница теряет контроль, если мне случается оказаться в одной комнате с ними — что происходит постоянно, потому что эти засранцы будто нарочно выбирают время и место, чтобы наброситься на неё. Они пытаются доказать мне, что я должен попытаться установить с ней связь.

Весь день я ходил возбуждённый и рассеянный.

Боги Всевышние, я едва держусь, так сильно её хочу.

Что, если остальные правы, и лучший способ защитить её — это попытаться установить с ней связь как можно скорее?

Но… стоп.

Что, если я наконец получу возможность поклоняться Эвелин, и именно это пробудит моё проклятие?

Или… проклятье, что, если я

вообще ничего

не могу сделать, чтобы защитить свою хранительницу? Что, если я по-прежнему рискую всем, чего когда-либо желал, просто находясь рядом с ней?

Голова раскалывается.

— Осторожнее, Снежок. Говорят, если снеговики слишком долго стоят у камина, они тают, — язвит Драксар, выбирая очередную праздничную песню в своём плейлисте.

Моргаю, осознав, что застыл у самого порога, парализованный тревогой. Моё внимание переключается на закрытую дверь спальни. Оттуда не доносится никаких звуков секса. Одновременно испытываю облегчение и горькое разочарование.

И всё ещё

крайне

возбуждён.

— Что в пакетах? — спрашивает Драксар.

— Подарки для Эвелин, — бормочу, потирая лицо.

— Надеюсь, там есть секс-игрушка, которую ты собираешься с ней использовать, чтобы наконец, блядь, проверить теорию, — бодро заявляет он, смешивая что-то в миске.

Всё барахло в этом уютном домике либо было куплено мной вчера на маленьком рынке Зелёного пика, либо украдено Грэйвом хрен знает откуда. Когда мы его нашли, он был пуст и лишь слегка обставлен — вероятно, чей-то летний домик.

— Мне и без твоих комментариев достаточно тяжело, так что закрой свой поганый рот, — выдавливаю я.

— Уверен, ты хотел сказать, что

тебе

достаточно твёрдо, профессор Синие Яйца.

— Заткнись. Лирой всё ещё отвлекает Эвелин?

План состоял в том, чтобы устроить ей сюрприз — миниатюрный канун Звездопада. Несмотря на то что нас считают врагами общества и мы здесь лишь до тех пор, пока не найдём зацепку по эфириуму, мы решили, что это важное первое событие для нашей хранительницы. В конце концов, мы все были уверены, что в Пустоши она этот праздник никогда не отмечала.

Изначально Звездопад был празднованием дня, когда боги впервые прокляли чудовищ. Говорят, когда на молитвы людей был дан ответ, с небес посыпались огни, подобные звёздам, — гнев богов, видимый невооружённым глазом. Все чудовища в мире смертных были поражены жестокими проклятиями, которые смирили и утихомирили их, как только они осознали необходимость найти свои квинтеты. Это привело к перемириям, договорам, смешению с людьми и, в конечном итоге, к появлению наследий.

Сотни лет спустя этот день по-прежнему остаётся главным праздником в году, пусть даже для большинства элементалей он стал слишком коммерциализированным.

Драксар открывает рот, чтобы ответить на мой вопрос, но прямо передо мной из воздуха возникает Грэйв, заставляя нас обоих выругаться.

— Они принимают ванну, — лениво тянет он, пытаясь заглянуть в бумажные пакеты. Отодвигаю их. — Я предложил присоединиться, но там творилось слишком много этой телепатической чепухи. К тому же Кроу весьма драматично заявил, что скорее кастрирует себя, чем залезет в ванну со мной.

— Ещё одно доказательство того, что он теперь в полном рассудке. — Ставлю пакеты на маленький столик и начинаю прибирать беспорядок, оставленный Драксаром на кухне.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он ставит в печь форму с тестом, и его голос становится странно напряжённым.

— Руки прочь. Эта кухня недостаточно велика для двоих.

— Она недостаточно велика для

тебя

, — поправляю я.

Он слегка толкает меня. Толкаю его в ответ, намереваясь убрать рассыпанную муку…

Но внезапно взмываю в воздух и с силой врезаюсь в одну из стен гостиной. Удар вышибает из меня дух, и моя стихия мгновенно выходит из-под контроля.

Лёд взрывается вокруг меня щитом из шипов, что оказывается одновременно и хорошо, и плохо, потому что секунду спустя Драксар насаживается на одну из массивных сосулек. Рык, вырвавшийся из его глотки, совершенно нечеловеческий. Он начинает рвать лёд голыми руками, его изменившиеся глаза впиваются в меня с чистой, животной злобой.

Блин.

Это не Драксар.

Его дракон пытается меня убить.

В тот самый миг, когда ярко-синее пламя начинает проступать сквозь его кожу, а черты лица — искажаться, Грэйв хватает оборотня за загривок и исчезает в Эфирионе.

О, нет.

Неужели этот инкуб его убьёт?

Я часто говорил, что хотел бы видеть Драксара мёртвым, но члены квинтета должны защищать друг друга. Потеря одного из нас причинит Эвелин боль, о которой мне даже думать не хочется.

Дверь ванной с грохотом распахивается, и в гостиную врывается моя хранительница. Тёмная магия потрескивает на кончиках её пальцев, пока она осматривает комнату, вероятно, ожидая увидеть охотников за головами или другую угрозу.

Она совершенно нага и с неё стекает вода, и именно поэтому я остаюсь сидеть на заднице, пялясь на неё вместо того, чтобы сказать что-то дельное, — потому что мой мозг намертво зациклился на каждом изгибе и каждой впадинке её подтянутого, мокрого тела.

Боги Всевышние.

Как можно быть настолько сексуальной?

Эти бёдра, эти соски цвета пыльной розы, нежный изгиб шеи, вспышка опасности в её тёмном взгляде…

Даже капелька крови на её шее, оставшаяся после очевидной трапезы с кровавым фейри, — прекрасный, жутковатый мазок цвета на безупречном полотне.

— Эвелин! — тревожно кричит Лирой, следуя за ней в комнату.

По крайней мере, он обмотан полотенцем. Он моргает, глядя на разрушения, которые я причинил стене.

— Проклятье, что случилось?

Видя, что Эвелин подходит слишком близко к одной из острых как бритва сосулек, немедленно растапливаю лёд вокруг себя и поднимаюсь на ноги, игнорируя ноющую боль в костях. Вроде ничего не сломано, но позже синяками покроется не только моё эго.

— Прости, я не хотел преры…

Её ладони ложатся мне на лицо, она проверяет его на наличие травм, прежде чем осмотреть всего. Убедившись, что я невредим, она облегчённо выдыхает и встречается со мной взглядом.

Не могу сказать, что отвечаю ей тем же. Её обнажённое тело — чувственное оружие, и я не могу перестать смотреть на эмблему Дома Тайн на её покрытой шрамами груди.

Мне нужна на ней и моя метка.

Так сильно нужна.

— Где остальные? — спрашивает она.

Прокручиваю в голове последние пару минут.

— Дракон Драксара только что взял верх, пока тот был в человеческом обличье. Он потерял контроль, и… Грэйв унёс его в Эфирион. Наверное, наружу.

Она поворачивается к входной двери.

— Ты не пойдёшь туда

в таком виде

, — рявкаю в тот же миг, как Лирой хватает её за руку, чтобы удержать.

Чувствую, что наша реакция её раздосадовала. К счастью, прежде чем она успевает поставить нас на место, снова появляется Грэйв, стряхивая снег с растрёпанных тёмных волос и с кожаной куртки, которую он где-то раздобыл.

— Не волнуйся, дорогая. Твоему ручному ящеру просто нужно было поохотиться. Скоро он будет в полном порядке.

— Но ты унёс его в Эфирион.

— Лишь на мгновение. Сомневаюсь, что его разуму грозила реальная опасность, когда дракон полностью владел ситуацией.

Эвелин принимает это к сведению, кивает и переключается, её тёмный взгляд скользит по празднично украшенной комнате.

— Какого хрена здесь делает дерево?

— Это традиция, — поясняет Лирой. — Украшенное к Звездопаду, оно будет выглядеть лучше.

— Украшенное чем? Костями?

— С какой стати нам вешать на него кости? — спрашиваю с тревогой.

Она пожимает плечами.

Это движение снова приковывает моё внимание к её прелестной груди и соблазнительному изгибу бёдер.

— В Пустоши чудовища так метят свои логова. Ещё они развешивают шкуры убитых и мажут стволы деревьев кровью. Вообще-то, из них получаются неплохие декораторы, если они не используют человеческую кожу.

О, Боги Всевышние.

— Драксар был прав. Тебя нужно отправить на терапию.

Она кажется искренне озадаченной этим предложением, но разговор обрывается, когда Грэйв наклоняется, чтобы слизать с её шеи оставшуюся полоску крови.

Лирой тут же оттаскивает Эвелин от инкуба-урода, сверкая на него глазами.

— Что? — невинно спрашивает Грэйв, облизывая губы и глядя на Эвелин, которая, кажется, с трудом сдерживает улыбку. — Всего лишь попробовал. Тебе достаются и её кровь, и её мысли. Считай, я завидую.

— И всё же, какого хрена? Ты не можешь питаться её кровью, — фыркаю, отмечая, что Эвелин теперь разглядывает бумажные пакеты на столе. Тем временем мы все пожираем глазами её с головы до ног.

— И что с того, Сноу?

Да пошло оно всё. Я постоянно забываю, что логика против этого психопата бессильна.

Эвелин наконец замечает, что мы все практически пускаем слюни на её тело. Она скручивает мокрые волосы, убирая их с лица, и поворачивается к спальне. Мне приходится в буквальном смысле прикусить язык, чтобы не застонать при виде её круглой, безупречной задницы.

— Сейчас вернусь, — бросает она через плечо, закрывая за собой дверь.

Лирой тут же сверлит нас взглядом, смахивая со лба всё ещё влажные чёрные кудри.

— Вы трое должны разобраться со своим дерьмом и установить с ней связь.

— Отвали, — хмурюсь я. — Я же сказал, мы не будем просто использовать Эвелин, чтобы избавиться от наших проклятий…

— Дело больше не в проклятиях. — Он проверяет, закрыта ли дверь в спальню, и понижает голос. — Магия в крови Эвелин на вкус стала сильнее после нашей связи. Думаю, завершение связей квинтета поможет ей стать ещё могущественнее, чем она есть, — и если этот

ублюдок

охотится за ней, я хочу, чтобы наш квинтет был максимально сильным и мог её защитить.

Мои зубы стискиваются при упоминании призрака, который приходил за Эвелин. Я не эмпат, а она умеет скрывать свои чувства, но то пустое, измученное выражение, которое было у неё на лице после встречи с ним, было яснее ясного.

Не могу представить себе ужасы прошлого Эвелин, но если от меня хоть что-то зависит, её будущее будет состоять только из комфорта и удовольствия.

Так что, пусть я и близко её не достоин, пусть причинял ей боль и вёл себя как полный мудак… если есть хоть малейший шанс, что связь с ней поможет нам справиться с тем, что ждёт впереди, я попробую всё — любую из теорий.

Моё лицо, должно быть, отражает мою новую решимость, потому что Лирой кивает с ухмылкой.

— Мне нужно собрать в лесу последние ингредиенты для моего подарка Эвелин на канун Звездопада. Иначе я бы остался посмотреть. Только помни: никаких дразнилок.

Краска заливает моё лицо. Этот проклятый кровавый фейри такой же вуайерист, как и я, но этот засранец, кажется, ещё и просёк, что мне нравится идея иметь зрителей.

— Не волнуйся. Я покажу нашему невинному девственнику, как правильно обращаться с нашей хранительницей, — тянет Грэйв, похлопывая меня по плечу.

С силой сбиваю его руку, моё лицо пылает.

— Я не невинен, и заткнитесь к чёрту, оба.

— Я скоро вернусь, — продолжает Лирой, — но если вы трое всё ещё будете заняты, я с радостью…

Символы Грэйва вспыхивают, и он заметно съёживается. Он бормочет что-то о блуждающих огнях, и воздух искажается, когда он исчезает, чтобы разобраться с делами в Эфирионе.

— Проклятья направо и налево, — вздыхаю я.

— Везде, кроме меня, — хвастается Лирой, прежде чем уйти в спальню переодеться.

Закатываю глаза и навожу порядок на кухне, следя, чтобы в отсутствие Драксара ничего не подгорело. К тому времени, как Лирой накидывает одно из пальто с вешалки и покидает домик, снова превращаюсь в комок нервов.

Потому что я остался наедине с Эвелин. О которой не могу перестать думать.

Словно боги испытывают меня, моя хранительница выходит в одной лишь огромной чёрной толстовке — без штанов. Я не уверен, есть ли на ней трусики.

Осознаю, что слишком пристально пялюсь на её ноги, пытаясь разгадать эту маленькую тайну, когда она ухмыляется и запрыгивает на одну из столешниц.

— Так тебе лучше видно? — дразнит она.

Резко разворачиваюсь, делая вид, что проверяю дымящуюся запеканку на столе, чтобы скрыть пылающее лицо.

— Эм… нет, я просто… прости.

Слышу тихий скребущий звук и, обернувшись, вижу, как она вращает на кухонном столе рядом с собой маленький кинжал, её взгляд устремлён куда-то вдаль. Это не Фанг.

Откуда она вообще его достала?

И поскольку я слаб, бросаю взгляд между её ног и вижу, что под толстовкой, задравшейся и обнажившей её бёдра, на ней надеты кружевные чёрные трусики.

Когда моя хранительница заговаривает, я всё ещё застыл от желания, мой взгляд прикован к этим прекрасным бёдрам, умоляющим о прикосновении.

— Если ты не слишком занят разглядыванием, что в пакетах?

Вздрагиваю так сильно, что едва не смахиваю запеканку со стола.

— Блин, я не хотел… эм, это подарки. Для тебя.

Эвелин моргает.

— Зачем ты купил мне подарки?

— Во-первых, я всегда хочу делать тебе подарки. А во-вторых, это традиция кануна Звездопада. Люди уже давно дарят подарки, празднуя конец правления чудовищ. Они даже придумали какую-то старую сказку про старика с бородой в кричащем красном костюме, который раздавал подарки бедным сразу после войн.

— Как тот парень, которого мы видели.

Пожимаю плечами.

— Да, ну… это чрезмерно коммерциализированный праздник, но плюс в том, что в это время года много благотворительности. Что ещё важнее, у меня есть повод тебя побаловать. Не то чтобы это было что-то особенное, раз уж мы в такой глуши, но… вот.

Достаю из одного пакета первый предмет: огромную, удобную чёрную толстовку с узором из черепов. Понятия не имею, понравится ли она Эвелин, но…

Её лицо озаряется.

У меня подкашиваются колени.

Святые небеса, как же мне нравится быть причиной этого выражения на её прелестном лице. Клянусь себе, что как только мы перестанем скрываться, куплю ей весь мир, лишь бы чаще видеть этот её взгляд.

Она с улыбкой принимает толстовку, когда я протягиваю её.

— Спасибо. — Затем она хмурится. — Блин, я тебе ничего не…

— Я ещё вот это тебе купил, — прерываю, потому что моя хранительница ни в коем случае не должна чувствовать себя виноватой за то, что не следовала традиции, о которой ничего не знала.

Она наклоняет голову, читая этикетку на бутылке.

— Массажное масло от боли в мышцах?

Киваю, чувствуя, как теплеют щеки, и осознавая, что этот подарок может ей не понравиться.

— Ты постоянно себя истязаешь. Я подумал, у тебя, наверное, болят мышцы, и это может помочь. Если хочешь. Если тебе не нравится…

— Нравится. Сделаешь мне массаж? — её ухмылка одновременно дразнящая и соблазнительная.

Запинаюсь, с трудом сглатывая, когда сердце начинает колотиться.

— Если… ты хочешь.

— Хочу.

Эвелин соскальзывает со столешницы, хватая мою свободную руку, чтобы остановить её. Только тогда я понимаю, что начал теребить пуговицы своей кофты.

Её гипнотический, тёмный взгляд не отрывается от моего, пригвождая меня к месту, пока она меня изучает.

— Романтика даётся мне нелегко, — нерешительно начинает Эвелин. — Я ужасно выражаю свои чувства, если только не с помощью клинка, но знаю, что ты до смерти боишься причинить мне вред своим проклятием.

Какое преуменьшение.

Даже сейчас тревога заставляет иней ползти вверх по моим рукам, и я незаметно пытаюсь отступить, на случай если сама моя близость к хранительнице каким-то образом навредит ей.

Я не вынесу мысли, что могу разрушить всё, что у нас могло бы быть. Я не должен оставаться наедине с этой великолепной, уверенной в себе, отважной загадкой, и не должен так мучительно желать её.

Массажное масло? О чём я, блин, думал?

Я не могу делать ей массаж — ей не понравятся мои холодные руки на этой гладкой коже. Боги Всевышние, я ненавижу себя за то, как отчаянно её хочу, когда в итоге могу причинить ей боль.

Когда делаю ещё один шаг назад, Эвелин шагает вперёд, пока я не оказываюсь прижатым к одной из столешниц, без пути к отступлению. Снова пытаюсь сглотнуть, но безуспешно.

— Эвелин… — предостерегаю я.

— Я хочу показать тебе, что бояться нечего.

— Но что, если…

— Кристоф. — Она поднимает руку и проводит пальцами по моим волосам. — Я хочу тебя. А ты меня хочешь?

Так сильно, что больно.

Но я лишь умудряюсь кивнуть, мои руки зудят от желания лечь ей на бёдра и сократить расстояние между нами.

— Хорошо. Это всё, что нам нужно, — настаивает моя хранительница.

— Но…

— Твоё проклятие должно убивать любого, в кого ты влюбляешься. Я знаю. — Её взгляд одновременно проницательный и осторожный. — Так скажи мне. Почему оно до сих пор мне не навредило?

Моё сердце бешено колотится.

Она права.

То, что я в неё влюбился, очевиднее некуда, так почему же моё проклятие до сих пор ничего ей не сделало?

Если только… что, если…

Новая идея обретает форму, закаляясь в моём сознании. Осознание, которое должно было осенить меня целую вечность назад, — настолько неприятное, что мне требуется мгновение, чтобы снова начать дышать, когда мой мир перестаёт вращаться вокруг своей оси. Если то, что я подозреваю, правда… Блин, я должен был догадаться.

Ничего не говорю, потому что ни за что на свете не позволю

им

испортить этот момент, когда Эвелин смотрит на меня снизу вверх этим прекрасным калейдоскопом тёмных красок, из которых состоят её радужки.

Вместо того чтобы что-то сказать, наконец притягиваю её ближе, сокращая разрыв между нашими телами. Её совершенное тепло успокаивает холодные осколки боли, которые начали закручиваться внутри меня вместе с моим озарением.

Чувствую себя так, словно нахожусь в каком-то мучительно-соблазнительном сне с этой великолепной женщиной, смотрящей на меня тёмными, игривыми глазами.

Я так сильно этого хочу, но что, если я скажу или сделаю что-то не так и проснусь в холодном поту с дикой эрекцией, осознав, что эта фантазия была всего лишь сном?

Я не могу всё испортить.

— Я не… то есть, если ты… массаж может сделать меня, эм… — Блин. Я уже всё порчу.

Эвелин сдерживает смех, её глаза блестят так, словно ей искренне нравится наблюдать за моими мучениями. Зная её, так оно и есть.

— Ты очарователен, когда нервничаешь.

Выдыхаю, закрывая лицо руками.

— Я никогда в жизни так, блядь, не нервничал. Просто массаж сделает меня ещё более… — умолкаю, понимая, как это прозвучит.

— Возбуждённым?

— Я не ожидаю, что это к чему-то приведёт, — быстро говорю, дважды поправляя воротник. Мой мозг отказывается работать, когда эта прекрасная женщина прижимается ко мне. — Обещаю, я не поэтому купил масло. Просто думаю, что это было бы полезно для…

— Кристоф. Ты слишком много думаешь. Следуй за мной.

Глава 13. Кристоф

Сознание гаснет в тот миг, когда Эвелин стягивает толстовку, оставаясь лишь в этих дразнящих, почти неосязаемых трусиках.

Луминея, спаси меня.

Хотя, если подумать… нет. Я совершенно не желаю спасения от этого.

Огонь потрескивает рядом с ложем из толстых, мягких одеял, на которое Эвелин ложится лицом вниз. Она приготовила это место, чтобы я сделал ей массаж, и теперь ждёт.

Ждёт моих прикосновений.

Святые боги, я сейчас буду делать массаж своей хранительнице.

Сосредоточься. Всё ради её удовольствия. Сохраняй чистоту намерений и не испорть всё, похотливый пёс.

Едва могу мыслить, когда опускаюсь на колени рядом с ней и ненадолго подношу руки к огню, чтобы согреть их. Она говорила, что считает моё прикосновение освежающим, но я всё равно беспокоюсь, что моя природная температура окажется неприятной во время массажа.

Вылив немного масла на ладони, растираю его. Отчаянно пытаюсь отогнать греховные мысли, когда мягко, но уверенно начинаю массировать плечи и верхнюю часть спины Эвелин. Сначала всё её тело напрягается, и я замираю.

— Я могу согреть руки сильнее…

— Не надо. Просто… я не привыкла к таким прикосновениям.

Проклятие, я даже не подумал о её гафефобии. Она казалась спокойной — даже счастливой — от случайных прикосновений квинтета, но это… это определённо нечто более интимное.

— Возможно, это была плохая идея, — отступаю я.

Она приподнимается на локте, поворачиваясь на бок и одаривая меня взглядом с изогнутой бровью.

— Я не говорила останавливаться. Просто привыкаю. Эй? Кристоф? — Блин. Я снова уставился.

Но как мне перестать, когда она лежит на боку в такой позе, будто сошла со страниц каждого моего грязного сна?

Прочищаю горло и киваю.

— Хорошо. Но если тебе станет неприятно, скажи мне немедленно.

Эвелин снова ложится, и я продолжаю. За время работы моделью я кое-чему научился в искусстве массажа, но, святые угодники, как же трудно это делать, когда вся кровь в моём теле так стремительно ринулась на юг, что у меня кружится голова.

Её кожа… она источает такое живое, обжигающее тепло. Изгиб её позвоночника, полушария её великолепных ягодиц, эти ноги…

Когда надавливаю сильнее, чтобы размять, как мне кажется, узел возле лопаток, с её губ срывается тихий стон, полный мучительного наслаждения.

Святые боги, она будто намеренно пытается меня уничтожить, одним этим звуком разрушая до основания ледяные стены моей выдержки. Делаю паузу, пытаясь взять себя в руки, и с трудом сглатываю.

— Я хочу промассировать всё твоё тело. Если ты не против. — Эвелин кивает, удовлетворённо выдыхая.

Перехожу к её ногам и рукам, не удивляясь множеству рельефных мышц, нуждающихся в расслаблении. В конце концов, она тренировала это тело, чтобы превратить его в смертоносное

оружие

. Мне ненавистна мысль о том, через что пришлось пройти моей хранительнице, но когда она снова стонет, а я возвращаюсь к её пояснице, это чистое блаженство.

Снова пытаясь не думать слишком много, позволяю рукам скользнуть по её ягодицам, массируя их как можно методичнее. Но когда дыхание Эвелин учащается и она начинает ёрзать, понимаю, что она заведена не меньше меня.

— Перевернись, — шепчу хрипло.

Она повинуется, и роскошный жар в её взгляде, когда она лежит, готовая к моим ласкам, заставляет мой и без того твёрдый член дёрнуться. Он до боли напряжён в брюках, но я не собираюсь выпускать проклятую штуковину на волю. Всё это ради удовольствия Эвелин, и если начну раздеваться, она подумает, что я жду большего.

Добавив ещё масла, нежно массирую ступни, икры и бёдра Эвелин. Мой отчаянный голод начинает брать верх, поэтому, прежде чем приблизиться к её трусикам, я снова тянусь к одной из её рук.

Но не успеваю ничего сделать, как Эвелин садится, берёт моё лицо в ладони и целует.

Мгновенно оказываюсь на коленях, устраиваясь между её ног и отвечая на поцелуй.

Её губы божественны.

Она отстраняется, чтобы вглядеться в меня, её взгляд горит таким же яростным желанием, как и мой.

— Раздевайся, — шепчет она. — Чтобы я могла отплатить тебе тем же.

Целую её челюсть и шею, надавливая на плечо, чтобы она снова легла, а не садилась.

— Как-нибудь в другой раз. Я слишком наслаждаюсь тем, как сильно тебе это нравится.

—

Раздевайся

, — повторяет она, утягивая меня за собой вниз, чтобы продолжить дразнить и покусывать мои губы.

Быстро избавляюсь от одежды, не прерывая поцелуя, отбрасываю всё в сторону и освобождаю свою яростную эрекцию.

Она хочет меня видеть голым?

Буду голым.

Я буду кем угодно, лишь бы она никогда не переставала меня целовать.

Её тело изгибается навстречу моему, бедро касается моего твёрдого члена, и у меня снова кружится голова. Отрываюсь, давая ей перевести дух, пока сам целую всё ниже и ниже — её шею, ложбинку между грудей, чтобы ощутить губами шрам, её живот, пока не отодвигаю в сторону трусики, чтобы наконец провести языком между её бёдер.

О, блин.

Она такая влажная, тёплая и совершенно, абсолютно

неотразимая

.

Тут же ввожу в неё палец, упиваясь её ощущением. Когда сгибаю его и продолжаю ласкать её, Эвелин ахает, а пальцы впиваются в мои волосы.

Мне нужно больше.

Больше этого, больше её стонов — мне это

необходимо

. И я продолжаю лизать, пощипывать и дразнить, не торопясь, изучая, что именно заставляет Эвелин тяжело дышать, что заставляет её стонать и что заставляет её ещё сильнее тянуть меня за волосы.

— Кристоф, — стонет она, нетерпеливо пытаясь насаживаться глубже.

Прижимаю её бёдра, бросая на неё укоризненный взгляд, прежде чем медленно стянуть с неё трусики и отбросить их в сторону. Затем меняю позу и прочерчиваю языком дорожку по её влаге, мягко подув на неё.

Эвелин резко вздыхает, когда её киска покрывается инеем. Её руки скользят по моим плечам, пальцы впиваются в кожу от неожиданности температурного шока. Этот укол боли от её хватки так хорош, что мой член дёргается в отчаянной жажде большего.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я так же быстро слизываю холод и улыбаюсь ей.

— Милый фокус, — смеётся она, задыхаясь. — И ямочки. Так несправедливо.

Фокус?

Хорошо, если она собирается меня дразнить, она заслуживает большего.

Снова облизываю вход, всасывая её клитор и вводя в неё второй палец. Она снова пытается насаживаться на меня, издавая все эти фантастические, греховные звуки. На этот раз, когда выдыхаю иней и Эвелин напрягается, удваиваю усилия, погружая пальцы глубоко в неё и лаская её киску.

Она ругается и вцепляется в мои плечи, когда внезапный поток пьянящей влаги заливает мне лицо, и мой контроль летит ко всем чертям. Стону, когда наслаждение пронзает моё тело. Вход в её киску пульсирует вокруг моих пальцев, ритмично и едва уловимо.

Боги всевышние.

Я официально зависим.

От неё.

От её наслаждения.

Это стало моей новой, самой греховной религией.

Запыхавшись улыбаюсь ей, но глаза Эвелин расширяются, и она садится.

— Блин. Я что, только что?..

— Это феноменально, так что даже не думай смущаться из-за этого, — предупреждаю я. — А теперь ложись и позволь мне поиграть с тобой.

— Теперь моя очередь играть с тобой, — возражает она.

— Мне понадобится пара минут. — Опускаю голову, готовый повторить один из лучших моментов в моей жизни.

Но тут застываю в изумлении, когда её ноги обвиваются вокруг моих плеч, и она разворачивается, переворачивая меня на спину. Она двигается ослепительно быстро: в одно мгновение её бедра у моей головы, а в следующее она уже сидит на мне верхом с ухмылкой.

— Ты так мило краснеешь рядом со мной, — мурлычет Эвелин.

Затем она наклоняется, чтобы поцеловать мою шею — и кусает.

Клянусь, крошечная искра боли на секунду отправляет мою душу в Рай. И вот так просто мне больше не нужно пары минут.

Когда она выпрямляется, чтобы рассмотреть свою работу, её глаза сверкают.

— А твоя кожа такая… податливая для отметин.

— Так оставь их, — шепчу, как только мой язык снова начинает слушаться. — Она вся твоя. Я весь твой. Просто…

Губы Эвелин скользят по моему горлу, прежде чем она снова целует меня, кусая и всасывая кожу, пока я в экстазе зажмуриваюсь. Одна её рука скользит по моему животу и груди, и когда она дразняще щиплет один из моих сосков, меня пронзает дрожь от нового, незнакомого ощущения.

Всё моё воспитание превратило меня в стеклянный экспонат. Зеркальное отражение отца, бесчувственный наследник Сноу, нечто идеальное, на что можно смотреть, вознеся на пьедестал, но к чему нельзя прикасаться.

Теперь я жажду её прикосновений.

Жестоко.

Неотступно.

Самым интенсивным образом, каким только могу получить их от моей хранительницы.

— Можешь… — Сглатываю, не зная, как облечь это в слова.

Я просто знаю, что хочу…

Эвелин изучает меня, словно пытаясь понять. Затем она изгибает бровь и мягко проводит ногтями по моей груди. Ахаю и стону от острого покалывания.

— Сделай мне больнее, — шепчу я.

Взгляд Эвелин темнеет так, что моё и без того колотящееся сердце пытается вырваться из груди.

— Тебе нравится боль?

Моё дыхание сбивается, слова срываются с губ в спешке.

— Боль от твоих рук — это высшая форма наслаждения. — Затем до меня доходит нечто удивительное, и я улыбаюсь ей. — И… тебе нравится делать мне немного больно. Верно?

Мягкая улыбка касается её губ, и она наклоняется, целуя меня, пока её руки скользят между нашими телами. Чувствую, как она слегка приподнимается, и не понимаю зачем, пока она не наносит короткий, хлесткий удар.

Это мгновенная инъекция боли и удовольствия. Клянусь, у меня кружится голова от того, как мне это нравится.

— Больше, чем немного, — подтверждает она шёпотом, целуя мою челюсть.

— Блин, да, — стону я.

Хочу попросить её о большем, но тут она трётся своей влажной киской о кончик моего члена, и я внезапно перестаю дышать. Она встречается со мной взглядом, словно проверяя, хочу ли я продолжать.

Уверен, я умру, если не окажусь внутри неё, поэтому хватаю её за бедра и тяну на себя. Мой член погружается в её горячую влагу, и мы оба стонем и ахаем.

Толкаюсь вверх в неё, как раз когда она начинает вращать бёдрами.

Блин

, она невероятна.

Такая влажная, горячая и узкая.

Святые боги всевышние.

Честно говоря, мне не следовало бы даже молиться им, настолько греховны и кощунственны мои мысли сейчас.

Потому что теперь я хочу упиваться телом Эвелин, пока она не будет так переполнена удовольствием, что станет молить меня остановиться. Я хочу провести каждую секунду в этой идеальной киске — трахнуть её до бесчувствия на алтаре и почитать её так, как она того заслуживает. Пусть остальные смотрят, пока не придёт их черёд. Эвелин нравится, когда мы все поклоняемся ей, и, боги всевышние, мне нравится видеть, как ей поклоняются.

И особенно я хочу больше её ярости. Больше жгучего покалывания в паре с одурманивающим блаженством.

Когда она начинает по-настоящему скакать на мне, запустив одну руку в мои волосы для идеальной дозы дополнительной боли, зажимаю кулак во рту, чтобы сдержаться.

— Подожди, Эвелин, — выдыхаю я. —

Блин

. Помедленнее. Я хочу, чтобы это длилось…

Она замедляется, наклоняясь, чтобы поцеловать меня. На мгновение мы движемся в томном темпе, моё сердце колотится о её грудь, а руки скользят по её идеальному телу, исследуя. Сама близость с ней — лучшее, что было в моей проклятой жизни.

Плавно перекатившись, оказываюсь сверху, обвиваю её руками свои бёдра и толкаюсь сильнее, стиснув зубы от нарастающей потребности кончить. Она стонет и запрокидывает голову, её глаза закрываются, а рот слегка приоткрывается, и теперь я могу наблюдать, как она прекрасна, когда снова кончает, содрогаясь и тихо ругаясь.

Вой ветра за окном, треск огня рядом с нами, её тихие вздохи у моего уха, пока я вдалбливаюсь в неё снова и снова, обезумев от каждого теплого, пьянящего ощущения…

Идеально

.

Это совершенство.

Она

— совершенство.

Наконец, я больше не могу бороться, и разрядка обрушивается на меня. Я ахаю и ругаюсь, крепко прижимая её к себе и делая ещё несколько сильных толчков.

Клянусь, она только что вытащила мою душу через член.

Я никогда не чувствовал себя так хорошо.

— Боги, — смеётся она, задыхаясь, когда я осторожно выхожу из неё и поворачиваюсь так, чтобы она прижалась к моей груди. Глажу её спину, руки, бок — я просто не могу перестать к ней прикасаться.

— Это было… — У меня нет слов.

— Достаточно особенно? — уточняет она.

Неужели она об этом беспокоилась?

Приподнимаю её голову, чтобы заглянуть в глаза и показать, насколько серьёзно я это говорю.

— С тобой всё особенно. Каждый момент. Так что да, было. И ещё… я рад, что тебе понравилось масло для массажа.

Эвелин ухмыляется.

— Мне очень понравилось.

Мне просто необходимо получить ещё одну дозу дофамина, увидев, как она открывает последний подарок.

Целую её в висок, опьянённый и одурманенный всем.

— Подожди здесь секунду, — шепчу я.

Проскальзываю в примыкающую кухню и быстро возвращаюсь с оставшимся бумажным пакетом, протягивая его ей, когда сажусь рядом. Остро ощущаю, как её прекрасные глаза скользят по каждому обнажённому сантиметру моего тела, прежде чем поймать мой взгляд, словно она составляет карту и моего тела, и моего разума.

— Если ты не перестанешь так на меня смотреть, твоему последнему подарку придётся подождать ещё один раунд, — предупреждаю, не в силах сдержать улыбку.

Она неожиданно наклоняется и целует меня в щёку — прямо там, где у меня ямочка.

— Ещё больше невероятного секса? О, какой ужас.

Она садится, закутываясь в одно из одеял до самых плеч. Я всерьёз пытаюсь придумать, как бы повежливее сказать ей, что мне необходимо нежиться рядом с её обнаженным телом как можно дольше. Теперь, когда я знаю, насколько божественна и

тепла

её киска, мой член, кажется, не может успокоиться. Всё моё тело одновременно наэлектризовано и расслаблено.

Я заставляю себя не ёрзать нервно, пока она потирает грудь сквозь одеяло, прежде чем достать последний подарок. Она моргает и поворачивает его из стороны в сторону, любуясь резьбой на рукояти.

— Это… кинжал из кости?

— Это нож из оленьей кости племени сэлиш, — киваю я. — Человек, который сделал и продал его мне, сказал, что он лучше всего подходит для разделки рыбы или для украшения. Это не совсем оружие, но… я подумал, что он красиво выглядит. Тебе не обязательно его оставлять, если не нравится, — добавляю, говоря очевидное, как идиот.

Кроме того, как только мы выберемся из этого бардака, я куплю ей дюжину лучших кинжалов в мире, если она захочет. Всё, что она захочет, и даже то, о чём она никогда не думала.

Эвелин изучает его ближе, мягкая улыбка изгибает её губы.

— Спасибо.

Затем она щурится, поворачивая лезвие, чтобы показать выгравированное с одной стороны имя

Бёрч

.

Может, пора признаться насчёт моей фальшивой фамилии

, — размышляет она.

— Я знаю, что она фальшивая, — пожимаю плечами. — Честно говоря, я задавался вопросом, не является ли твоя настоящая фамилия Ама…

Обрываюсь на полуслове, когда до меня доходит, что её губы не двигались. Её взгляд резко встречается с моим, она снова трёт центр груди и, наконец, роняет одеяло, чтобы посмотреть вниз.

Волна восторга, от которой перехватывает дыхание, заставляет меня пошатнуться.

Идеальный квадрат расположен прямо на линии шрама на её груди — эмблема Дома Стихий, четыре угла которой представляют каждую из стихий. Это такой разительно новый узор на моей хранительнице, что на мгновение мы оба смотрим на него, и весь мой мир, кажется,

наконец-то

встаёт на свои места.

Наконец-то.

Она моя, а я её, и ничто никогда не отнимет её у меня.

Даже фальшивое проклятие.

Я так ошеломлён, что, не раздумывая, заключаю её в объятия, баюкая, пока во мне бушуют сильные эмоции.

Облегчение.

Волнение.

Радость.

Всю свою жизнь мне говорили, что я всё испорчу. Я оставался один и отталкивал всех ради их же блага, решив спасти их от своего проклятия. Я предполагал, что умру в одиночестве, сгнив в тоске, мучительно холодный и одинокий, и настолько пустой, что с радостью отдам душу, когда Аиста придёт за мной.

Но теперь?

Наконец-то я связан, а это значит… я свободен. Больше никакого проклятия — сфальсифицированного или нет. Я могу дышать впервые с тех пор, как верховный жрец Луминеи открыл рот и разрушил все мои шансы на счастье.

Боги всевышние, благодарю вас.

Эвелин проводит пальцем по новой эмблеме на своей груди, её взгляд становится горячим, когда возвращается ко мне.

— Сработало, но почему?

— Почему? — повторяю, слишком занятый сияющей улыбкой, чтобы вникать в её вопрос.

— Мы просто занялись сексом.

— Далеко не в достаточном количестве, если ты меня спросишь, — честно отвечаю, моё внимание приковано к её пальцу, скользящему по моей эмблеме.

Моей эмблеме.

На Эвелин.

Это лучший день в моей жизни. Я даже не знаю, как справиться с таким уровнем счастья, и, вероятно, поэтому одновременно по уши влюблен и на грани помешательства.

Она смеётся и качает головой.

— Я имею в виду, не то чтобы воздерживалась с остальными. Если для этой не одобренной богами связи нужен только секс, то почему это сработало только сейчас?

Это справедливый вопрос, но, опять же, всё, о чем я могу думать, — это то, что я её. Придвигаюсь ближе к Эвелин, потому что не могу насытиться её теплом, но замираю, когда она едва заметно отодвигается.

Эвелин видит моё выражение лица и быстро говорит:

— Дело не в тебе. Моё тело просто наконец-то реагирует на массаж, но я в порядке. Это быстро проходит.

Меня убивает, что моя хранительница преуменьшает остатки своей гафефобии.

Затем она склоняет голову, хмурясь.

— Что ты имел в виду, когда сказал, что знаешь, что моя фамилия фальшивая?

Колеблюсь.

С тех пор как мы узнали больше о прошлом Эвелин и о том, что в детстве её похитили теневые демоны, я размышлял о человеке, которого привели в ту Палату Правосудия много лет назад. Виктор Моро — так его звали. Он говорил, что его дочь жива в Пустоши, что ему нужно её спасти, что она особенная…

Что, если Эвелин была его дочерью?

И что, если он говорил это потому, что она святая?

Святые избираются своими богами-покровителями при рождении. Они должны жить благочестивой, целомудренной жизнью как представители Рая, способные в определённой степени использовать святую магию, пока они соблюдают правила бога, который их избрал. Они благословляют людей, путешествуют по миру, исцеляют больных и заботятся о храмах. Многие из них стали великими гуманистами, вошедшими в историю.

Если мою хранительницу избрал один из богов ещё в младенчестве, неудивительно, что её отец отчаянно пытался её вернуть.

И я почти уверен, что Моро был её отцом, но что, если я ошибаюсь?

Прежде чем успеваю признаться Эвелин в своих мыслях, она выпрямляется и смотрит в ближний угол комнаты. Напрягаюсь, опасаясь, что этот проклятый призрак снова нас нашёл, но её голос звучит скорее с облегчением, чем с тревогой.

— Ты вернулся.

На секунду воцаряется тишина, затем воздух у входной двери рябит, и я смотрю прямо на очень злого инкуба. Он стоит, скрестив руки на груди, с пятнами крови на руках и разрывами на кожаной куртке, но, по крайней мере, он не выглядит таким дерьмовым, как в прошлый раз, когда вернулся из Эфириона.

— Вы

связаны

, — бормочет он, глядя на меня так, будто хочет убить.

Не то чтобы этот взгляд был для меня в новинку. Я видел его множество раз. И он офигенно быстро надоедает.

— Унеси свою ревность куда-нибудь ещё, придурок. Ты портишь нам весь кайф. — Поправляю одеяла, чтобы лучше укрыть Эвелин и себя.

Грэйв мрачно улыбается, без тени юмора.

— Наслаждайся, пока можешь. Рано или поздно тебе придётся уснуть, и когда это случится, я буду там.

Какой жуткий тип.

Эвелин смеётся над моим выражением лица. Этот звук — чистое небо. Пересаживаю её к себе на колени и улыбаюсь как идиот, когда она клюет меня в щёку.

Я собираюсь избаловать эту женщину до последней капли её божественной души.

Я весь твой, ты же знаешь?

— говорю ей телепатически. —

Как я и сказал. Без каких-либо ограничений. Я знаю, что никогда не буду тебя по-настоящему достоин, но приложу все усилия. Теперь, когда я наконец-то могу любить тебя так, как мне это было необходимо…

Меня прерывают, и я в шоке, когда Эвелин

краснеет

и прикрывает мой рот рукой, словно пытаясь остановить слова.

Ты же понимаешь, что это у нас в головах, верно?

— проверяю, смеясь.

Во всех наших головах, вообще-то

, — вставляет голос Лироя, заставляя нас обоих моргнуть. Он не в хижине, и я вдруг задаюсь вопросом, как далеко простирается телепатическая связь. —

Не то чтобы я хотел соревноваться, но мои признания в любви гораздо лучше. Не так ли, ма сангфлуиш? Может, мне рассказать Кристофу, как ты наслаждаешься сладкими признаниями, нашёптанными тебе в разум?

Тихо, или я тебя заблокирую

, — посылает в ответ Эвелин.

Грэйв что-то бормочет себе под нос, достаёт зажигалку и сигарету с мелантисом, поджигая её, несмотря на мой протест, и идёт к нам.

— Хватит телепатии.

Он садится и тут же стаскивает нашу хранительницу с моих рук к себе на колени, целуя её, прежде чем затянуться сигаретой.

— Не пускай на неё этот чёртов дым. И все знают, что новосвязанные должны держаться вместе, — хмурюсь, притягивая её обратно к себе на колени.

Он сопротивляется, обвивая её талию рукой. Эвелин ухмыляется нам, оказавшись наполовину на его коленях и наполовину на моих, её свежеотмеченная грудь выставлена на обозрение как раз в тот момент, когда Драксар врывается через входную дверь с порывом зимнего ветра. Дракон-оборотень совершенно голый, покрыт грязью, талым снегом, кровью животных и удивительным количеством разорванных перьев. Он останавливается, моргая, глядя на сцену перед ним.

— Святое дерьмо. Снежинка наконец-то перепихнулся? Блин, а засосов-то сколько.

Краснею, но не то чтобы у меня были какие-то сожаления — особенно когда Эвелин ухмыляется и тянется, чтобы коснуться одной из отметин, которые она на мне оставила.

Драксар стряхивает снег с плеч.

— Ладно, Ангел Смерти, у меня к тебе

очень

серьёзный вопрос. Его семя было обычным, или холодным, как…

— Блин, заткнись, дракон, — обрываю его, закатывая глаза.

Глава 14. Эвелин

Канун Звездопада.

Сносное событие.

Когда Драксар уходит в душ, возвращается Лирой и вручает мне новое варево, над которым он работал, — эликсир, способный предотвратить мой следующий приступ.

Это означает — больше никаких проклятых игл.

Мелкое, но значительное облегчение.

Подарок Драксара — аппетитный ужин и несколько новых видов мороженого, благодаря которым я убеждаюсь, что ванильное действительно моё любимое. Грэйв раздобыл для меня красивый, скандальный комплект тёмно-красного белья, который, я на сто процентов уверена, он украл из какого-то магазина в городе-маяке. А ещё — футболку с гробом и надписью: «Садитесь, сучки, мы отправляемся в Запределье».

Я нашла это уместным и забавным, хотя Кристоф и заявил Грэйву, что его чувство юмора ещё более извращённое, чем он сам.

Весь этот обмен подарками был… ожидаем, но он также оставил неприятный осадок. Я не предусмотрела, что на канун Звездопада принято дарить подарки, и теперь у меня для них ничего нет. Лирой уловил моё напряжение и дразняще заверил, что поцелуи — тоже отличный подарок. И всё же, я должна буду восстановить баланс, как только представится возможность.

Сейчас камин в маленькой спальне тихо потрескивает бледно-голубым пламенем, а я слушаю ровное дыхание спящего справа Драксара. Он пытался свернуться вокруг меня. Ощущение было сносным, пока примерно через тридцать минут я не покрылась холодным потом, а воздух не перестал поступать в лёгкие. Он заметил и отстранился, вместо этого положив мою руку себе на грудь, чтобы я могла чувствовать мерный, успокаивающий ритм его сердца, пока он погружался в сон.

Очевидно, моя проклятая гафефобия — это стена, которую не так-то просто разрушить.

По другую сторону от Драксара Кристоф выглядит как умиротворённо спящий ангел. Слабый голубой свет огня придает его белокурым волосам почти потустороннее зимнее сияние. Уголки моих губ дрожат, когда я замечаю на его шее оставленные мной отметины, другие скрыты под тканью рубашки.

Лирой тихо спит в кресле в углу комнаты. Он уснул за чтением книги, которую ранее извлёк из своего пространственного кармана.

Грэйв наблюдает за мной из Эфириона. Уверена, он ждёт, когда я засну.

В этом мы с ним похожи.

Я не готова признаться ему или остальным, что сон ускользает от меня, чем больше я думаю о Таддеусе, который теперь здесь, в мире смертных, и охотится за мной. Не говоря уже о нависшей угрозе отстать от графика моих задач в качестве

оружия

. Я ещё даже не нашла эфириум, не то что выследила следующего члена Бессмертного Квинтета. Морвин не отвечает на звонки, и хотя я с радостью выследила бы другого демона, чтобы выбить из него ответы, я не могу рисковать столкновением с множеством врагов, которые лишь потратят моё время.

И всё же… даже с этим ужасом, нависшим надо мной, словно туча, я не могу не обводить пальцем тонкий квадратный символ Дома Стихий, теперь украшающий центр моей груди, словно изящная руна.

Я официально связана с Кристофом Сноу.

Этот до боли прекрасный, раздираемый противоречиями, угрюмый, до очарования неловкий, одержимый совершенством снежный ангел — полностью мой.

Осознание правильности этого заставляет меня улыбнуться, и наконец появляется Принц Кошмаров. Он сидит на дощатом полу, сложив руки на краю кровати у моей подушки и оперевшись на них подбородком, мечтательно глядя на меня. В его фиолетовых глазах с серебряными искрами также горит неоспоримое пламя похоти.

— Не спится, дорогая? Я с радостью отправлю тебя в царство сна. Единственное, что я попрошу взамен, — позволь мне медленно ласкать твою сладкую плоть, пока ты будешь нежиться в греховных снах.

Жар заливает шею и пульсирует между бёдер.

Боги, его язык — серебряный клинок, и я бы не возражала потакать его страсти к спящим столько, сколько он пожелает. В последний раз, когда он играл со мной, пока я была без сознания, мне приснился самый фантастический эротический сон, и я проснулась от того, что все мои партнеры по квинтету были на грани безумия от желания.

Одно из моих любимых воспоминаний.

Тем не менее я колеблюсь.

— Я была с Кристофом.

Он согласно мычит.

— Ты просишь меня разбудить его, чтобы он присоединился? Если так, я только за. Я не против поделиться, когда так восхитительно наблюдать, как ты распадаешься на части столькими способами. Всё, что пожелаешь сегодня ночью, дорогая, лишь бы мне довелось вкусить тебя, пока ты спишь.

Чёртов поэтичный инкуб. Теперь я вся пылаю.

Пытаюсь скрыть это, закатив глаза.

— Я

имела в виду

, он кончил в меня. — Я приняла душ после, но всё же.

Его губы изгибаются в дьявольской ухмылке.

— Счастливчик. В чём проблема, дорогая?

Как он не понимает?

— В том, что ты не захочешь спускаться ко мне после того, как он…

Улыбка Принца Кошмаров становится шире, и он наклоняется, чтобы прошептать мне на ухо, касаясь губами подушки.

— А разве не захочу?

О, боги.

Этот хриплый голос, его акцент, его сладкий кожаный запах и то, как он медленно целует мою скулу…

Хорошо, этот инкуб может получить всё, что захочет. Его влияние на меня абсолютно несправедливо.

Дважды прочистив горло, наконец киваю, пытаясь игнорировать жгучий жар и возбуждение, просачивающиеся в мою систему. Мысль о нём между моих бёдер, пока я без сознания, творит со мной невообразимое.

Грэйв наклоняется вперёд и целует меня в лоб.

— Используй слова.

— Я уже сказала. У тебя моё полное разрешение использовать меня по ночам. У этого разрешения нет срока годности.

Он тихо стонет, его голос становится сдавленным.

— Закрой глаза. Клянусь, я подарю тебе лишь наслаждение.

Подчиняюсь, и мгновение спустя меня накрывает глубокий сон.

Сначала всё именно так, как я хочу — как мне

нужно

. Глубокий отдых, пронизанный порочными снами, невысказанными желаниями и оргазмами, которые снова и снова затопляют моё подсознание удовольствием, убаюкивая меня всё глубже в чувственную пустоту совершенства.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Но затем грудь внезапно пронзает холод. Пустотелая тьма просачивается в уголки моего разума, затмевая всё, пока я больше не чувствую Грэйва.

Вместо этого я обнаруживаю, что иду по каменному коридору. Не просто по каменному коридору — это огромный вестибюль цитадели, которую я раньше ненавидела посещать.

Это воспоминание?

Я пытаюсь определить его, но оно кажется одновременно знакомым и чужим.

Наконец, во сне я останавливаюсь и оказываюсь лицом к лицу с… детьми. Тринадцать детей разного возраста, вокруг которых стоят стражи-некроманты в серых одеждах. Голос Дхолена эхом раздаётся рядом со мной, посылая мурашки по спине, потому что я слышала его тошнотворный голос слишком много раз.

— Мой повелитель, вот те, кто выжил, перейдя в Ваше великое царство по Вашему приказу. Усилиями посланных вами личей эти немногие смогли выдержать Раздел… но, мой вечный господин, я всё же должен Вас предупредить. Простые смертные не могут здраво пережить то, чему я подвергну этих юнцов.

Мой взгляд цепляется за очень маленькую девочку, стоящую на краю группы смертных. Её чёрные волосы спутаны вокруг серьёзного лица. Остальные плачут, дрожат, рыдают при виде меня, но она абсолютно неподвижна и наблюдает за мной большими тёмными глазами. Страх витает в воздухе, но не вокруг неё.

Странная гордость наполняет меня, но она не кажется моей собственной.

— Начните с той, — гремит дребезжащий глубокий голос… из моего рта.

От этого по моим венам пробегает страх. Боль пронзает грудь, шок пронизывает мою систему, когда я резко просыпаюсь, мгновенно сбрасывая сон. Я тут же чувствую руки Грэйва, обхватившие моё лицо, пока он склоняется надо мной. Его фиолетовые глаза с серебряными искрами широко раскрыты от паники.

Остальные тоже проснулись и собрались вокруг меня на кровати. Единственный звук в комнате — моя борьба за дыхание и треск камина. Смутно осознаю, что совершенно обнажена ниже пояса и всё ещё невероятно влажная от того, что делал со мной Грэйв.

— Что это… — замолкаю, дезориентированная.

— Я больше не мог проникнуть в твоё подсознание. Нет… меня

вытолкнули

из твоего подсознания, — рычит Грэйв, его лицо темнеет от чистой ярости, а его светящиеся вихревые узоры слабо мерцают.

— Много от тебя, блядь, пользы, — огрызается Драксар, его зрачки сузились в драконьи щели. — Может, если бы ты больше заботился о защите снов Эвелин, а не об использовании её для своих фантазий со спящей блядской куклой…

— Смени тон, пока я не вырвал твой язык, дракон.

Никогда

прежде такого не случалось ни в одном из снов, в которых я бывал, — рявкает Грэйв, прежде чем снова повернуться ко мне. — Что это было, дорогая?

Сглатываю, пытаясь успокоить голос, и прихожу в ещё большее замешательство, увидев солнечный свет, льющийся через маленькое окно этой спальни.

— Это был сон о воспоминании. Но не моём.

— Чьём тогда? — требует Лирой.

— Теодора.

Они все отшатываются.

Грэйв ругается.

— Я не могу пересечь Раздел даже во сне. Должно быть, это и вырвало меня из твоего подсознания и помешало разбудить тебя. Если ты делишь сны с этим ублюдком из нежити, значит, твоя психика как-то с ним связана.

Кристоф напрягается.

— Через теневое сердце в её груди?

— Возможно, — бормочет Принц Кошмаров, проводя пальцами по моему лицу и глядя на меня с нежной тревогой.

На самом деле, они все четверо выглядят обеспокоенными.

Слишком обеспокоенными.

Сажусь, нахожу свои брошенные трусики и штаны, чтобы натянуть их.

— Нам нужно в страну Анд.

Драксар хмурится, его нрав оборотня вспыхивает.

— Ты серьёзно собираешься отмахнуться от этого, как будто это, блядь, ничего не значит? Ты только что разделила сон с ублюдком, который пропустил тебя через ад! Не делай вид, что тебя это тоже не напугало. Нам нужно…

— Что? — прерываю, впиваясь в него суровым взглядом. — Что нам нужно? Впасть в панику и извергать теории о том, почему это происходит? Вскрыть мою грёбаную голову, чтобы посмотреть, что там творится?

Он снова рычит, более злобно и гораздо меньше походя на Драксара. Его дракон, должно быть, отчаянно борется за контроль.

— Даже не смей, блядь, шутить об этом сейчас, — предупреждает он.

— У нас есть более серьёзные проблемы, — указываю, глядя на каждого из них, пока мои собственные эмоции зашкаливают после этого тревожного сна. — Если я скоро не добуду эфириум, мой план пойдёт к чёрту. Мне нужно обезопасить вас четверых, но если я в ближайшее время не убью ещё одну из своих целей, Теодор начнёт убивать людей, начиная с… — Мой голос срывается, и я закрываю глаза.

— Эвелин? — тихо спрашивает Кристоф.

— Начиная с Виолы, — заканчиваю, пытаясь взять себя в руки. — Я не могу этого допустить. Просто… не могу. Так что да, я пока отмахиваюсь от этого.

На мгновение воцаряется тишина, и я чувствую тот же беспокойный избыток энергии, что и всегда при пробуждении. Я бы с удовольствием погрузилась в свою обычную утреннюю рутину, чтобы сжечь тревогу — или, боги, я бы убила за хорошую драку.

Наконец Лирой кивает, потирая лицо.

— Хорошо,

ма сангфлуиш

. Давай придумаем, как добраться до страны Анд, не используя магию. Последнее, что нам нужно, — это чтобы Кассиан Локлен выследил нас отсюда до твоей новой зацепки.

Кристоф предлагает зафрахтовать несколько частных самолётов, чтобы доставить нас туда, но Драксар всё ещё раздражён и рявкает, что полетит только на своих двух крыльях. Лирой велит оборотню-дракону взять себя в руки и начинает убирать все необходимые вещи в свой пространственный карман. Грэйв молча хмурится, всё ещё злясь, что его вышвырнули из моего сна.

Драксар резко напрягается, его голова поворачивается к окну.

— Что такое? — спрашиваю, просовывая руку под подушку и находя там Фанга. Они все знают, что я люблю спать со своим любимым кинжалом под рукой. Интересно, кто из них его сюда положил.

— Вой, — цедит он.

Адские гончии.

Мы немедленно начинаем одеваться для боя так быстро, как только можем. Я не осознаю, что улыбаюсь, пока Кристоф не видит этого и не моргает.

— Великие боги. Скажи, пожалуйста, что ты не в восторге от этой драки.

Ухмыляюсь.

— Зачем лгать?

Грэйв целует меня в щёку на выходе из комнаты, крикнув через плечо:

— Пусть наша девочка повеселится. Но если её ранят, я с превеликим удовольствием убью вас всех троих.

Кристоф фыркает и приседает, чтобы завязать мне шнурки на боевых ботинках.

— Я могу сама, — протестую я.

— Знаю. Просто позволь мне, пожалуйста, — ворчит он, очевидно, не в духе с самого утра из-за грядущей засады.

Драксар наклоняет голову, его слух оборотня улавливает гораздо больше, чем мы.

— Они приближаются.

Может, ты останешься здесь…

— начинает Кристоф телепатически, бросая на меня умоляющий взгляд.

И позволю вам четверым забрать всё веселье? Ни за что.

Лирой хватает мою свободную руку и целует кончики пальцев.

Имей в виду, мы все сейчас на тонкой грани, ма сангфлуиш,

— говорит он через связь. —

Ты хочешь, чтобы мы работали как команда, но когда только половина из нас связана с тобой, а Драксар стремительно теряет контроль…

— Он замолкает, но я понимаю его.

— Вы четверо могли бы остаться здесь, пока я разберусь, — предлагаю я. — Есть лишь высокая вероятность, что я потеряю контроль, а это значит, вам придётся убить меня, чтобы привести в чувство, как только я начну…

Яростный рёв, вырывающийся у Драксара, совершенно нечеловеческий, и он хватает себя за голову, морщась от боли.

— Нет. Блин, нет. Это, блядь, не вариант.

Изучаю его, замечая напряжение вокруг глаз и то, как он стискивает зубы. Обычно он борется со своим внутренним драконом время от времени, но сейчас это похоже на непрерывную битву.

Мой жизнерадостный, обаятельный оборотень-дракон борется гораздо сильнее, чем хочет мне показать.

Если бы только знала причину, по которой мы с Кристофом и Лироем оказались связаны, я бы попыталась разрушить и его проклятие.

Даже если бы это было временно.

— Хорошо. Позвольте мне разобраться с Кассианом Локленом, — говорю им, пытаясь отогнать эту ноющую мысль, надевая перчатки и хватая всё, что может понадобиться в случае быстрого отступления.

Не проходит и трёх минут, как вой снаружи становится заметно громче, а затем вся хижина оказывается в окружении леденящего душу хора.

Снаружи вспыхивает магия.

Я чувствую их атаку на магические обереги за долю секунды до того, как адская гончая влетает в окно гостиной.

Кристоф немедленно замораживает её, но тут они врываются через входную дверь и другие окна, воя снаружи, пока охотники за головами кричат и гремят выстрелы. Поскольку начался хаос, я не теряю времени, выбегая на улицу и замечая лидера.

Это крупный, дородный рыжий мужчина, который немедленно целится из своего металлического оружия и стреляет.

Пуля вонзается высоко в моё левое плечо. Дёргаюсь назад, мельком взглянув на жалящую рану. Виола рассказывала мне об огнестрельном оружии много лет назад, но это мой первый раз, когда я вижу и чувствую его в действии. Полагаю, было бы больнее, если бы я не была сертифицированным монстром, который более десяти лет тренировался выдерживать высокий уровень боли.

Первое впечатление?

Это оружие лишено всякой элегантности.

Что за удовольствие в битве, если ты не можешь вблизи наблюдать, как плоть твоего врага расходится и его кровь сочится вокруг ножа?

Адская гончая бросается на меня слева, и инстинкты заставляют меня действовать. Ныряю под чудовищного пса, уворачиваюсь от его когтей, затем поворачиваюсь и перепрыгиваю через него, оседлав, чтобы обхватить руками его шею.

Хруст

.

Он падает замертво, а свежий гул наполняет мои вены. Вскакиваю на ноги и срываюсь с места в сторону Кассиана Локлена. Я ожидаю, что он запаникует, закричит о помощи или попробует какую-нибудь другую идиотскую стратегию, но он стоит на своём, не сводя с меня прицела.

Бах. Бах. Бах.

Три выстрела, все в живот. Больно, но со знакомым приливом адреналина, который приходит с боем, я отключаю боль, чтобы не сбавлять темп. Как только подбираюсь достаточно близко, бросаюсь вперёд, хватаю его оружие и впечатываю ему в лицо.

Треск.

Глава 15. Эвелин

Сломать нос Кассиану Локлену — это дать предсказуемый результат. Но куда больший интерес вызывает то, что новая травма не выводит его из строя.

Он роняет огнестрельное оружие, но в руке уже сверкает кинжал из освящённой кости, нацеленный туда, где у других бьётся сердце. Выбиваю его из захвата, но в поразительном проявлении ловкости вторая рука Кассиана перехватывает оружие, и он снова пытается вонзить его мне в грудь.

Уклоняюсь.

На моём лице появляется нечто, что можно принять за ухмылку. Движения Кассиана точны, его техника выверена. До сих-пор он не начал извергать монологи или визжать, как делают многие в бою.

— Приятно познакомиться, — говорю я, и это почти правда. Достойный партнёр по бою — редкость.

— Пошла ты, — бросает он, повторяя атаку.

Он наносит удар, я уворачиваюсь. Когда проверяю его оборону резким ударом ноги в бок, он пытается схватить меня за ногу.

Я позволяю ему.

Это нарушение дистанции — необходимое зло. Отвращение вспыхивает холодом, но я использую его импульс, одновременно обвивая вторую ногу вокруг его руки, чтобы повалить его в снег. Он быстро высвобождается, пытаясь ударить меня рукоятью кинжала по голове, но я откатываюсь в сторону.

— Мы нашли твою одноглазую, гниющую приманку. Ты безумна, — выплёвывает он.

— Благодарю. — Уклоняюсь от очередного выпада.

— Где этот твой развратный мелкий инкуб?

За нашими спинами раздаются крики — настолько пронзительные, что мы оба оборачиваемся как раз вовремя, чтобы увидеть, как один из охотников за головами буквально сдирает лицо своему товарищу.

Другой охотник рвёт на себе волосы, маниакально хохочет и стреляет во все стороны, пока из его носа, ушей и глаз сочится кровь. Мгновение — и он там, а в следующее — из ниоткуда появляется рука Грэйва, и они оба исчезают.

Как чудовищно.

Ухмыляюсь.

— Похоже, он играет с твоими друзьями.

Кассиан взбешён, и его следующий удар вдвое яростнее. На мгновение мы оказываемся в ловушке выверенной геометрии насилия — старой доброй ножевой драки. Он режет воздух, я делаю шаг в сторону. Наношу удар, он уворачивается. Наши движения можно было бы принять за скоординированные, если бы кто-то наткнулся на эту сцену без контекста.

Боги, как мне не хватало хорошего боя.

Другие охотники за головами и адские гончие кричат, без сомнения, падая под натиском моего грозного квинтета. Я не прилагаю всех усилий, но Кассиан держится так хорошо, что я решаю его проверить. Высвободив Фанг из рукава, бью его навершием в лоб и, пользуясь его секундным замешательством, делаю выпад в грудь. Я не собираюсь убивать его.

Пока.

Этот бой слишком освежает.

Он отступает, чтобы восстановить равновесие, но слишком поздно.

Он упустил момент.

— Разочаровывающе. Ты упустил прекрасную возможность, — вздыхаю я.

Он вытирает кровь с лица, пока мы кружим друг против друга, и я замечаю, как его зелёные глаза на мгновение вспыхивают, когда один из охотников-заклинателей поблизости произносит заклинание.

— Сука, о чём ты говоришь?

— Когда я атаковала твою грудь, моя была полностью открыта. Полагаю, ты держишь этот кинжал из освящённой кости не для смеха. Старайся лучше.

На этот раз, бросаясь на него, я делаю ложный выпад вправо, прежде чем присесть и подсечь его, ударив по подколенным сухожилиям, так что он падает в густой снег. Он кричит, но в тот момент, когда я оказываюсь над ним, готовая нанести удар, он наконец находит новую брешь и вонзает кинжал туда, где должно быть моё сердце.

Блин

, это больно.

Я не ожидала, что он действительно нанесёт удар.

И всё же острое ощущение от встречи с кем-то, с кем стоит сражаться, заставляет меня ухмыльнуться, пока агония расползается по груди, и моя кровь капает на него.

— Гораздо лучше.

Кассиан смотрит на освящённую кость в моей груди, затем щурится.

— Что ты за урод природы? Они сказали, ты ревенант. Это должно было тебя убить.

Возможно, и убьёт.

Временно.

Я слишком увлеклась, и теперь рискую потерять сознание от потери крови, что было бы крайне неудобно.

Вместо того чтобы развеять его недоумение, пожимаю плечами.

— Я бы ответила взаимностью, но с тобой на удивление интересно драться. Между нами говоря, мне не хватает ежедневных боёв. Так что я прощу твою маленькую засаду, но в следующий раз, когда найдёшь меня, если тронешь кого-нибудь из моего квинтета, я вырву твоё бьющееся сердце и скормлю его тебе. Понял?

Прежде чем мои слова успевают дойти до его рыжей головы, бью навершием Фанга ему в висок достаточно сильно, чтобы он отключился. Кровь ровной струйкой стекает из его носа, пока я встаю, чтобы оценить обстановку. Несколько охотников за головами лежат замороженные или мёртвые в снегу рядом с адскими гончими, но я всё ещё слышу бой на другой стороне хижины.

Хочу проверить свой квинтет, но сначала нужно убедиться, что у них не случится синхронный инфаркт при виде меня с ножом в груди.

Снова.

Выдернув клинок из освящённой кости из груди, смотрю, как он рассыпается в прах. В этом и заключается особенность оружия из освящённой кости — оно одноразовое. Поморщившись оттого, что зрение плывет, использую жизненную силу адской гончей для грубого исцеляющего заклинания, чтобы избавиться от худших повреждений в груди.

К тому времени, как появляется весь забрызганный кровью Грэйв, я уже не на грани обморока. Кристоф оказывается рядом со мной мгновение спустя. Осматриваю их обоих на предмет травм, но, кроме укуса адской гончей на руке Грэйва, который уже почти зажил, они в порядке. Грэйв делает шаг, чтобы заключить меня в объятия, но замирает под моим взглядом.

Дистанция.

Где вы с Драксаром?

— посылаю мысль Лирою.

Недалеко. В него выстрелили транквилизатором для оборотней, который мешает ему исцеляться, но я это исправляю.

Мои зубы стискиваются при мысли, что Драксар ранен, но Кристоф осторожно приподнимает край моей толстовки и ругается.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— В твоём животе

пули

, — шипит он.

Опускаю взгляд и выковыриваю одну, отбрасывая окровавленный металл. Голова кружится, я потеряла больше крови, чем предполагала, но я игнорирую это, как меня учили. Так же, как игнорирую затяжные волны боли в животе и груди.

— Они не задели ничего важного. Что важнее, это была слишком маленькая группа охотников за головами для той угрозы, которую мы представляем. Другие, вероятно, скоро прибудут.

Мне нужно, чтобы ты перенёс нас отсюда,

— говорю Лирою телепатически.

У тебя заканчиваются жизненные силы, мой яростный ревенант?

— дразнит он.

Да, вообще-то. Не хочу рисковать, черпая жизненную силу Мальгоса Де Стара, пока мы не найдём эфириум.

В таком случае, я, конечно, могу…

— он внезапно замолкает.

Напрягаюсь.

Лирой?

Его голос напряжён, даже телепатически.

Боги всевышние, я никогда не привыкну видеть, как жнут души. Я ещё не видел лица богини-жнеца, но боюсь того дня, когда это случится.

Тем временем бурный взгляд Грэйва опускается на Кассиана, который всё ещё без сознания лежит в снегу.

— Может, заберём голову этого в качестве трофея, прежде чем уйти, дорогая? Это меньшее, чем он может отплатить за то, что причинил тебе вред.

Качаю головой, пока Кристоф осторожно извлекает ещё одну пулю из моего бока. Он так расстроен моими травмами, что дрожит, но, к его чести, по рукам не ползет иней. Единственный иней здесь — тот, что расцветает там, где он осторожно проводит пальцами в миллиметре от кожи, искусно запечатывая мои раны онемевшим холодом, который каким-то образом успокаивает боль.

Никогда не видела, чтобы его способность была такой точной.

Интересно.

— Кассиан пока может пожить, — говорю Грэйву. — Он забавный противник. Кроме того, теперь он думает, что я

не

ревенант, о чём он доложит Совету Наследий. Чем больше они запутаются, тем лучше для нас.

Жужжание из одного из моих карманов заставляет меня вздрогнуть, и я вожусь с телефоном, прежде чем наконец ответить на эту чёртову штуку. Прежде чем успеваю что-то сказать, в трубке раздаётся знакомый голос.

—

Сорок восемь, мать его, звонков?

Ты издеваешься? Ладно, звонилка-маньяк. Тебе лучше быть реально горячей сучкой с огромными сиськами и страстью к демонам, потому что если я узнаю, что ты просто какой-то спамер, пытающийся рассказать мне о расширенной гарантии на мою машину, я…

— Дай угадаю. Оторвёшь мне голову? — холодно произношу я.

Морвин замолкает.

Тем временем Кристоф забирает телефон у моего уха, чтобы нажать кнопку. В следующий раз, когда демон заговорит, его голос будет намного громче, так что они оба смогут услышать лёгкую дрожь в голосе Морвина.

— О! Я… это ты. Я, эм… думал, ты сказала, что я тебе больше не понадоблюсь,

оружие

. — Он нервно усмехается. — Слушай, детка, насчёт всей этой истории с подменышем — клянусь хвостом, я понятия не имел, что эти из Движения Возвращенцев отправят его в Академию, чтобы испортить твои планы. Я бы никогда не продал ему ни крупицы порошка корня паслёна, если бы знал…

— Ты паршивый лжец, Морвин.

Кристоф недовольно ворчит, услышав запретное имя демона.

Грэйв наклоняется вперёд, чтобы говорить чётче в телефон.

— Морвин, так ведь?

Демон шипит.

— Кто это, чёрт возьми? Хватит уже бросаться адскими именами…

— О, едва ли. — Тон Грэйва становится чёрным как смоль, его метки зловеще светятся. — Наше прекрасное Оружие, кажется, думает, что ты намеренно ввёл её в заблуждение, что привело к довольно мучительному воспоминанию для меня. Так что молись аду, или гедонизму, или во что там верят демоны, чтобы у тебя была полезная информация для неё. Если нет, я выслежу тебя, сведу с ума, вырву твои рога и засуну их в твой вялый маленький член.

Ухмыляюсь угрозе в тоне моего партнера по квинтету — и потому, что не могу не находить встревоженное выражение лица Кристофа забавным.

Морвин слышно сглатывает.

— Горящие говнюки. Это… это ты! Никогда не думал, что поговорю с

самим

Принцем Кошмаров. Ты теперь с

оружием

бегаешь, да? Слушай, я

огромный

фанат, но тебе нужно быть конкретнее в том, что ты от меня хочешь.

— Есть неуловимый торговец на чёрном рынке с запасом эфириума, — ровно говорю я. — Расскажи мне всё, что ты о нём знаешь.

Морвин звучит так, будто закурил.

— А, а это что такое?

Оружие

хочет божественных камней? Странно. Но знаешь, если бы моя шлюховатая подружка это услышала, она была бы в восторге. Видишь ли, она поверила во все эти диковинные слухи, что ходили в демоническом сообществе много лет назад…

Он тянет время.

Когда замечаю Лироя с измученным видом и уставшего Драксара, идущих к нам через деревья, обходя трупы и массивные осколки льда, которые, должно быть, оставил Кристоф, я решаю ускорить процесс.

—

Invoco te Morvin, filium tenebrarum, filium gehennae

, — произношу на языке Пустоши.

Это самое начало демонического ритуала, который я бесчисленное количество раз наблюдала в исполнении некромантов, когда была юной. Морвину, должно быть, не нужен кусок моей тёмной души в обмен на вечное рабство, потому что он издаёт испуганный, нечеловеческий крик.

— Нет! Стой! Прекрати немедленно. Торговца, которого ты ищешь, зовут Феникс, и это всё, что я знаю! Понятно? Вот и всё!

Лирой и Драксар наконец останавливаются рядом с нами, и я с облегчением вижу, что Драксар исцелился. Но, словно боги хотят проверить, сколько они могут на меня свалить за раз, вдалеке раздаётся вой.

Ещё адские гончие.

Чертовски здорово.

— Ну? — требует Морвин, всё ещё злой из-за того, что я чуть не призвала его сущность. — Я сказал тебе: Феникс. Всё, что я знаю, это его грёбаное имя, клянусь. И если ты снова попытаешься напугать меня до усрачки…

— Не угрожай моей паре, — рявкает Драксар.

Морвин замолкает.

— Ого, полегче.

Пара?

Погоди-ка, мать твою, секунду.

Оружие

, только не говори мне, что ты… завела

квинтет

? — Он взрывается хохотом. — Поэтому и Принц Кошмаров с тобой? Адище! Люби их или ненавидь, но у богов дикое, блин, чувство юмора, а? Эй, знаешь, ты страшная мелкая засранка, но довольно горячая, так что если хочешь пополнить свой букет из членов, мой не так уж и плох…

Вешаю трубку, прежде чем четыре крайне взбешённых члена квинтета, окружающие меня, успевают сломать мой телефон пополам. Приближаются новые охотники за головами, а всё, что я получила от Морвина, — это дурацкое имя, так что пора двигаться дальше.

Вот только рубиновые радужки Лироя ловят мой взгляд.

— Этот демон сказал, что твоего торговца зовут Феникс?

Киваю.

Я практически вижу, как мысли щёлкают у него в голове, пока он бормочет себе под нос.

— Символ жизненного цикла. Перерождение. Умно, и если это правда, я всегда подозревал…

— Если что-то знаешь, выкладывай, — огрызается Кристоф, раздражённый после звонка демону.

На этот раз вой раздаётся тревожно близко, но моему ледяному элементалю достаточно лишь взглянуть в ту сторону, и мимо нас проносится резкий порыв льда. Громкий треск эхом разносится по лесу, прежде чем вой сменяется испуганным лаем. Охотники за головами тревожно кричат, а затем всё обрывается, и в лесу снова воцаряется жуткая тишина.

Мы все смотрим на Кристофа.

— Они переходили замерзшее озеро, которое я заметил вчера. Облегчает заморозку, — бормочет он.

Впечатляюще.

И снова, гораздо лаконичнее, чем обычно.

Лирой снова смотрит на меня, он напряжён.

— Феникс это… — его рот движется, но голос обрывается, и он фыркает. — Я знаю, кого мы ищем и где его найти. Я могу сотворить заклинание перемещения, но мне нужно будет подкрепиться…

Не успевает он договорить, как я вкладываю Фанг в ножны, делаю шаг вперёд и отвожу волосы с одной стороны шеи.

— Бери.

— Нет, — вмешивается Кристоф, становясь передо мной. — Она и так потеряла достаточно крови. Пей у кого-нибудь другого.

Начинаю спорить, что он мог бы выпить буквально

всю

мою кровь, и я всё равно рано или поздно очнулась бы, но Грэйв протягивает своё запястье.

— Быстрее, Кроу. Пока не нагрянули новые назойливые псы.

Лирой морщится, но, будучи прагматичным фейри, впивается в запястье инкуба. Грэйв даже не вздрагивает.

Но в тот момент, когда Лирой сглатывает, он отстраняется, давится и тут же извергает кровь Грэйва в ближайший сугроб.

Дерьмо.

Что, если…

Стою неподвижно, пока Лирой перестаёт задыхаться. Затем предлагаю ему то, что он примет за ободряющую улыбку, и краем слишком длинного рукава моего тёмного свитера вытираю оставшуюся красную каплю с его губ, сохраняя максимальную дистанцию.

— Думаю, тебе придётся пить мою.

Он обдумывает это и устало кивает, прежде чем бросить на Грэйва полный отвращения взгляд.

— Твоя кровь отвратительна, кстати. На вкус как газированная аккумуляторная кислота.

Грэйв хмыкает.

— Не так хороша, как у Эвелин, как я обнаружил. Её кровь так же прекрасна, как и она сама.

Он говорит это только для того, чтобы вывести Лироя из себя, и, похоже, это работает. На самом деле, похоже, его провокации начинают раздражать и остальных, поскольку они все ещё злы после того телефонного разговора.

Смотрю на Кассиана и замечаю, что он начинает шевелиться, тихо постанывая. Со вздохом достаю Фанг и подхожу к нему, как раз когда его глаза распахиваются.

— Слишком рано. Спать.

Ударив тупым концом кинжала в его противоположный висок, наблюдаю, как он снова отключается. Он очнётся с крайне неприятным сотрясением и дикой головной болью. Встряхнув рукой, поворачиваюсь к остальным. Они все хмуро смотрят на меня.

— Зачем оставлять его в живых? — хмурится Лирой. — Это на тебя не похоже.

Пожимаю плечами.

— Не похоже, но он мне нравится.

Драксар рычит.

— Он тебе

что?

Всё, я с Ли. Давай убьём парня.

— Медленно и жестоко, — соглашается Грэйв. — Чур, я первый.

— Меня устраивает. Думаю, он нам всем больше

понравится

, когда будет мёртв, — резко добавляет Кристоф.

Боги.

Они все такие ревнивые, это почти токсично.

Это полезный инструмент.

— Мы беспокоимся, что Кассиан отследит твою магию туда, куда мы направляемся? — спрашиваю Лироя.

Он качает головой, его зрачки расширяются, когда я снова предлагаю ему шею. Он обхватывает другую сторону моей шеи рукой, его пальцы — лишь призрак тепла на моей холодной коже, прежде чем он нежно касается губами места, которое собирается укусить.

Нет, мой кровавый цветок,

— говорит он телепатически на языке фейри. —

Никто не сможет проникнуть туда, куда мы идём.

Хорошо. Тогда кусай. Пора встретиться с Фениксом.

Глава 16. Драксар

Когда алая магия Лироя тает, мы оказываемся под тёмным небом, словно в сумерках. Вокруг нас кружит снег, скользя по белому ландшафту, усеянному редкими елями. За годы охоты я облетел немало диких мест, и, если бы я был азартным наследием, то поставил бы на то, что мы где-то за Полярным кругом.

Это объяснило бы минусовую температуру.

Грэйв тут же проваливается в Эфирион на разведку. Порыв ветра доносит до меня дурманящий, тонкий аромат Эвелин, и я, опустив взгляд, вижу, что она уже дрожит. Холод меня не берёт, но моя пара, хоть и самая крутая из всех, кого я встречал, срочно нуждается в пальто.

— Держи, Бу. — Обнимаю её.

Она стонет с облегчением, хотя всё ещё дрожит.

— Блин, какой ты тёплый.

Вжать её в себя. Пометить. Моя, моя, моя…

Стискиваю зубы, борясь с острым желанием впиться клыками в шею Эвелин. Мой внутренний дракон начинает рычать и беситься, требуя охоты и убийства, раз уж не может прямо сейчас навсегда пометить нашу пару.

Даже то, что я прикончил пару адских гончих, не особо помогло. Мой дракон всегда был нетерпеливым козлом, но в последнее время стал в десять раз хуже. Когда он снова давит на границу в моей голове, пытаясь взять контроль, зажмуриваюсь и изо всех сил борюсь, чтобы не дать ему снова попытаться убить Кристофа или кого-то из остальных.

Рука Эвелин в перчатке мягко сжимает мою. Понимаю, что она смотрит на меня снизу вверх с вопросом в глазах, нахмурив брови.

— Я в порядке, — говорю, не желая её тревожить.

Хотя на самом деле я ни хрена не в порядке.

Лирой просит меня поднять руку, чтобы проверить раны Эвелин.

— Прости,

ма сангфлуиш

. Мне следовало предупредить тебя о холоде, но, обещаю, это ненадолго. Нас будет невозможно отследить к тому времени, как Кассиан очнётся и найдёт мой магический след.

Кристоф снимает своё пальто, и я помогаю ему укутать в него Эвелин. Очевидно, ходячей Сосульке оно не нужно, так что, бьюсь об заклад, он надел его на случай, если оно понадобится ей.

В каком-то смысле, я это уважаю.

Она принимает его, с любопытством оглядывая окрестности своим тёмным взором.

— Мы на самом севере, — объясняет Лирой, прежде чем прошептать ещё какие-то жутковато звучащие слова, медленно исцеляя живот нашей хранительницы и её шею, куда он её укусил.

От этих магических манипуляций у него из носа начинает идти кровь, но он быстро вытирает её, не обращая внимания на острый взгляд Эвелин.

— Сейчас разгар полярной ночи, отсюда и темнота. Солнце ещё несколько недель не поднимется высоко над горизонтом.

Она всё ещё пристально смотрит на него. Он вздыхает и бросает на неё умиротворяющий взгляд.

Кристоф закатывает глаза.

Ещё один, мать его, безмолвный разговор. Я начинаю понимать, почему Грэйва это так бесит.

Кстати о сталкере, появляется Грэйв и кивает Лирою.

— На многие километры вокруг нет ничего, кроме бесплодной пустоши, куда я не могу проникнуть. Словно это обитаемое жилище. Не хочешь объяснить?

Лирой берёт руку Эвелин в перчатке и начинает идти в нужном нам направлении.

— Если бы я мог, я бы уже это сделал. Все, кто сюда приходят, клянутся хранить строжайшую тайну.

Я беру её за другую руку, надеясь, что так ей станет немного теплее. Мне хочется подхватить её на руки и укрыть её маленькое тело от холодного ветра, но после прошлого раза я усвоил урок — моя свирепая маленькая хранительница не любит, когда с ней нянчатся.

Что лишь сильнее разжигает во мне желание баловать её сладкую задницу.

Пройдя несколько минут сквозь белое ничто, Эвелин замедляется, всматриваясь в пустоту перед нами.

— Сейчас что-то произойдёт.

Лирой кивает.

— Мы вот-вот пройдем через первые обереги, как только я использую ключевое заклинание.

— Что с другой стороны? Драка? — спрашивает она с надеждой в голосе.

— Возможно. Защита внешнего кольца постоянно меняется, так что это может быть опасная местность, стража, чудовища, теневые демоны… и всё же, чтобы попасть в следующий слой… — Он обрывает фразу, словно его голос просто перестал работать, и вздыхает. — Это слепой риск, на который мы должны пойти.

Милый носик Эвелин морщится.

— Я не иду на слепые риски. Погодите.

Мы наблюдаем, как Эвелин отходит от нас, снимает перчатки и складывает руки в тот же странный символ, что и во время охоты на подменыша — кажется, это было целую вечность назад. Тьма клубится вокруг неё, поднимаясь по ногам и талии, пока она шепчет непонятные мне магические слова.

И затем, как и во время охоты на подменыша, она впадает в какой-то транс.

— Какого хрена она делает? — шепчет Кристоф, словно боится её прервать.

— Собирается принести тебя в жертву тёмным духам, — предполагаю я. — Вероятно, потому что была дико разочарована вашим первым разом, но эй. Не переживай, профессор. Меня трудно превзойти.

Он бросает на меня злобный взгляд.

— Ты чёртов идиот.

— Ага, но я её любимый идиот.

Грэйв фыркает, стряхивая снег с плеча своей кожаной куртки.

— Даже не мечтай. Все знают, что любимчик — я.

— И всё же ты до сих пор не связан с ней, — ухмыляется Лирой.

Член.

Мог бы и не напоминать нам об этом постоянно.

Но раз уж зашла речь…

— Ну, и что ты сделал? — спрашиваю, поворачиваясь к ледяному элементалю.

— Прошу прощения?

Нетерпеливо машу ему рукой.

— Когда лишился своей ледяной девственности с Эвелин. Что именно ты сделал, чтобы связь установилась? И ты прислушался к тому, что мы тебе советовали?

Лицо Кристофа краснеет.

— Это не твоё дело, так что отвали.

— Вообще-то, связь с Эвелин — дело нашего квинтета, — тянет Грэйв. — Как и её удовольствие. Если ты не обошёлся с ней как следует, мы оставим твоё тело гнить прямо здесь, в снегу.

— Я обошёлся с ней как следует, — ворчит Сноу.

Лирой изгибает бровь.

— Правда? Скажи-ка, ты продержался достаточно долго, чтобы она кончила, или ей пришлось делать это самой?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ледяные глаза Кристофа вспыхивают от оскорбления, и он вскидывает подбородок.

— Не все из нас трахаются и треплются об этом, как вы с драконом, так что если вам нужен детальный отчет, можете пойти к чёрту. И было совершенно очевидно, что Эвелин никогда раньше не сквиртила ни с одним из

вас

, козлов, так что можете все заткнуть свои грёбаные рты.

Брови Грэйва взлетают вверх, а Лирой удивлённо моргает. И не только они.

— Что? — выпаливаю в восторге. — Ты шутишь. Моя пара — сквиртер? О да... Ладно, но как, блин,

ты

заставил её сквиртануть? Это был какой-то трюк со льдом или… хотя нет, забудь. Вместо того чтобы рассказывать, ты мне покажешь, как только мы найдём для неё уединение и кровать. Боги, я дождаться не могу, когда увижу, как Эвелин сквиртит.

Слишком поздно замечаю, что все остальные начали жестами показывать мне «заткнись» и качать головами, потому что… Эвелин вышла из транса и теперь смотрит на меня, изогнув одну тёмную бровь.

Ухмыляюсь.

— Привет, мой прекрасный Ангел Смерти. Не обращай на нас внимания. Это были просто мужские разговоры.

Она закатывает глаза, но на её щеках появляется явный румянец, прежде чем она достаёт свой любимый кинжал.

— Ладно. Давайте сделаем это. Оставьте драку мне, потому что я знаю, чего ожидать.

— Что? Как? — озадаченно спрашивает Кристоф.

Эвелин, говоря, собирает свои чёрные волосы в хвост, что говорит мне о том, что сейчас начнется какая-то хрень.

— Когда дело касается смерти, битв или страданий, Теодор может предчувствовать будущее и соответственно менять свою тактику. Это делает его невероятно трудным противником. Когда я на грани смерти, могу подключиться к этой способности. Полагаю, это побочный эффект сердца, которое он создал для меня.

Погодите-ка, мать вашу.

— Это заклинание было для того, чтобы ты приблизилась к смерти? — сквозь зубы цедит Лирой, так же расстроенный, как и я, когда до него доходит.

— Угомонитесь. Я в порядке, и эта драка продлится меньше пяти минут. Готовы? — проверяет она, её тёмные глаза сверкают, пока она умело вращает кинжал.

Мне нравится, что моя пара наслаждается боем, но,

чёртовы боги

, эта бесстрашная женщина сведёт меня в могилу.

Лирой вздыхает, но поворачивается и шепчет заклинание, делая жест одной рукой.

Словно дверь в никуда открывается прямо посреди холодной аляскинской пустыни, и мы все моргаем, глядя на пышное зелёное поле и массивные клёны вдали. Небо всё ещё тёмное от полярной ночи, но мы с таким же успехом могли бы смотреть на живописный летний пейзаж.

— Блин, — выдавливаю, заглядывая в дверь.

Но как только это делаю, я их вижу. Три фигуры в чёрной одежде стоят в нескольких десятках метров от нас. Они тут же посылают в нашу сторону шквал заклинаний, и мои волосы встают дыбом, а внутренний дракон предупреждающе рычит.

Я не эксперт в магии, но даже я чувствую, что эти трое — могущественные заклинатели.

Эвелин бросается вперёд, в зелёную зону, поднимая руку без перчатки. Тёмные щупальца вырываются из её ладони, разбивая вдребезги летящие в нас атакующие заклинания. Зловещая, потрескивающая тёмная энергия гудит вокруг нас, пока новая магия вспыхивает вокруг её обнажённых рук.

Трава под её ногами умирает, выцветая до неестественно белого цвета.

Хм.

Полагаю, наша хранительница может черпать силу из растений в крайнем случае.

Полезно знать.

Один из нападавших пытается сделать ещё один ход, но Эвелин уже на нём, сворачивает ему шею и тут же посылает гораздо более мощный заряд тёмной магии в двух других.

Каждое их движение она явно знает наперёд. На мгновение мы все застываем, наблюдая, как она грациозно уклоняется от физической атаки, прежде чем прикончить заклинателя несколькими умелыми ударами своего кинжала. Последний падает замертво мгновение спустя, его магия иссякает, а из перерезанного горла доносятся тревожные булькающие звуки.

Три могущественных заклинателя, и для неё разнести их заклинания было проще простого. Она была права — это заняло меньше пяти минут.

Когда Эвелин поворачивается к нам, она улыбается. Боги, я

обожаю

её улыбку. Увидеть её снова стало моей официальной целью в жизни. Видеть Эвелин, забрызганную кровью, с глазами, сверкающими после свежих убийств, похожую на тёмную, мать её, королеву…

Боги, я стану её троном в любой день. Она моя грёбаная королева.

— Впечатляюще, — произносит голос с акцентом.

Мы все оборачиваемся и видим мужчину средних лет, который неторопливо выходит на поле с блестящей золотой тростью. Он одет в яркую одежду, которая, похоже, была модной лет двести назад, в комплекте с изумрудным жилетом, заправленным в странные штаны, шейным платком и даже цилиндром.

Инстинктивно становлюсь перед Эвелин, чтобы скрыть её от взгляда, но всё его внимание приковано к Лирою, пока он подходит ближе. Мужчина замечает почерневшие кончики пальцев фейри и фыркает.

— Подумать только, мой самый блестящий ученик обратился к некромантии. Словно твоей магии было недостаточно. Если бы это было ради большей силы, можно было бы понять, но пожертвовать таким несравненным даром без видимой причины…

Эвелин выходит из-за меня, чтобы взглянуть на незнакомца, который обрывает фразу, оглядывая её с ног до головы. Он смотрит на мёртвую траву, почему-то вопросительно глядит на небо, а затем разражается смехом.

— Беру свои слова обратно — я определённо понимаю, почему ты так сменил род деятельности. А теперь к делу. Тебе следовало написать, знаешь ли, — он снова поворачивается к Лирою. — Ты ведь знаешь, что я делаю с незваными гостями.

— Как будто Вы не просили меня мелодраматично нанести Вам последний визит в течение нескольких месяцев, — сухо говорит Лирой, прежде чем взять Эвелин за руку. —

Ма сангфлуиш

, это мой наставник, Изумрудный Волшебник. Очевидно, также известный как Феникс.

О, чёрт.

Это

и есть Изумрудный Волшебник?

Моя мать всегда говорила, что, хотя он и может быть полезен и она согласна с ним в некоторых политических вопросах, он также опасный эксцентрик, которому нельзя полностью доверять. По её словам, этот хрен слишком уж наёмник в душе.

Изумрудный Волшебник откидывает голову назад и смеётся.

— Ага! Я вижу, ты наконец узнал о моей роли на чёрном рынке. Весьма подходящее прозвище, правда?

Лирой кажется удивлённым.

— Да.

Волшебник кивает и поворачивается, чтобы изучить остальных из нас, словно он на сафари, а мы — дикие звери.

— Ну, конечно, я помню

Вас

, — говорит он Кристофу. — Единственный Сноу, который когда-либо осмеливался со мной торговаться. Скажите на милость, сколько Вам тогда было — всего восемнадцать? Какая наглость.

Кристоф игнорирует наши любопытные взгляды, пока волшебник наклоняется слишком близко, чтобы рассмотреть мои глаза.

— Хм. Сын Брин Децимано… такой же чешуйчатый и гордый, как и она, я вижу. — Он кивает Грэйву, который курит, ни о чём не заботясь. — А, и нынешний стюарт Эфириона — очевидно, конечно, по этим глазам. Это всегда явный признак.

Хмурюсь.

— Я думал, его татуировки — знак стюарта.

— У меня нет татуировок, — говорит Грэйв на выдохе дыма, но волшебник перебивает его.

— Да, да, и они тоже. Однако у каждого стюарта на протяжении истории были совершенно разные знаки, настолько, что по одним лишь знакам нельзя определить, дарованы ли они богами. Глаза, однако, всегда безошибочны. В конце концов, фиолетовый — избранный цвет богов. И последнее, но, безусловно, не менее важное…

Изумрудный Волшебник наклоняется, чтобы лучше встретиться взглядом с Эвелин. Она смотрит на него в ответ с тем непроницаемым покерфейсом, который она довела до совершенства.

Мне не нравится, как это наследие изучает мою пару, словно она какое-то редкое и захватывающее существо, поэтому притягиваю её ближе к себе.

— Моя хранительница, — говорит Лирой с резкой ноткой в голосе, словно он тоже настороженно относится к реакции могущественного заклинателя.

Волшебник улыбается, не отводя от неё взгляда. Случайно замечаю, что в его волосах гораздо больше седины, чем я заметил раньше.

— Твоё истинное имя,

оружие

? — спрашивает он.

— Эвелин.

— Эвелин, кто?

— Просто Эвелин.

Хмурюсь.

Подождите, Бёрч — это не её фамилия?

Он цокает языком, как будто это был неправильный ответ.

— Твои родители. Давай, скажи мне их имена. Уверен, ты уже знаешь. Или нет?

Она пронзает его взглядом, её тон ровный и твёрдый.

— Кончай нести хрень. Судя по твоей ухмылке, ты думаешь, что уже знаешь, кем были мои родители. Но если ты считаешь, что я заинтересована в том, чтобы потакать тебе ради этой бесполезной информации, ты ошибаешься. Мы здесь только за эфириумом. Если ты готов заключить сделку, мы останемся. Если нет, не трать моё время.

Я, блин, обожаю её прямоту, но немного беспокоюсь, что это весьма почитаемое наследие сейчас попытается убить её за дерзость. Вместо этого на его лице расплывается улыбка, растягиваясь всё шире, пока он не начинает смеяться.

— Эфириум, говоришь?

— Да.

— Ты, — он многозначительно указывает на Эвелин, продолжая смеяться. Никто из нас не понимает, в чём дело, но он явно наслаждается своей собственной шуткой. —

Ты

хочешь эфириум? Великие боги, это просто слишком интересно.

Он обходит нас кругом, задумчиво постукивая тростью.

— Знаете, несмотря на мою симпатию к Лирою, я всё же собирался содрать с вас всех кожу живьём и облить жидкой медью, или серебром, или чем-то ещё, пока оно не застынет чуть ниже шеи. Затем я бы смотрел, как вас всех медленно пожирает клан големов за вторжение в моё Святилище.

— Креативно, — признает моя пара.

— Я тоже так думал. Но теперь… что ж, как я могу устоять? Конечно, мы обсудим сделку,

Эвелин

. Давайте пока разместим вас пятерых, я вижу, вы только что из боя. Идёмте.

Волшебник поворачивается и уходит, весело насвистывая, перешагивая через один из трупов, оставленных Эвелин. Бросаю взгляд на Лироя.

— Я не доверяю твоему сумасшедшему наставнику.

— Я тоже.

— Он всегда был таким сообразительным, — кричит Изумрудный Волшебник через плечо. Он потирает поясницу, словно она внезапно начала его беспокоить. И его волосы

определённо

светлее, чем были раньше.

Мы следуем за волшебником через зелёное поле, все держась близко к Эвелин на случай, если из ниоткуда выскочит ещё какая-нибудь хрень. Это как гулять по тёплому парку ночью, за исключением того, что отблески Северного сияния начинают очень медленно пробиваться на тёмное небо над головой.

Наконец, волшебник останавливается и открывает ещё одну невидимую дверь, указывая нам вперёд своей тростью.

— Добро пожаловать во внутреннее кольцо Святилища. Осторожнее на мосту.

Мы все смотрим на пышный зелёный ландшафт. Похоже, кто-то взял кусок мирной английской деревни и бросил его посреди нигде. Старые ветряные мельницы лениво вращаются под сумеречным небом, ручей журчит под каменным мостом, который мы собираемся пересечь, а за ним — несколько домов в стиле коттеджей с соломенными крышами, сгруппированных вместе, с освещёнными окнами, отбрасывающими слабое тёплое свечение. Другие старые здания разбросаны по округе. Вдалеке раскинулся густой лес рядом с чем-то, похожим на старую ферму.

Двое парней в тёмной одежде ждут сразу за мостом, наблюдая за нами с глубокими хмурыми взглядами. Один тощий, с тёмными волосами, а у другого вьющиеся светлые волосы и неправильный прикус.

Когда Зубастик замечает Лироя, он сильно хмурится. Совершенно ясно, что он знает кровавого фейри и ненавидит его.

Знакомая история.

Мы проходим через магический дверной проём, но Грэйв врезается в невидимый барьер. Он идёт впереди Эвелин, и я не могу сдержать смех при виде его раздражённого выражения лица.

— Хреново быть сифоном, — ухмыляюсь я.

— Ах, да, — размышляет волшебник. — Его нужно пригласить.

— Не надо! — быстро говорит темноволосый заклинатель, глядя на Грэйва. — Я слышал о нём — мы все слышали. Это же грёбаный Принц Кошмаров. Он проникнет в наши умы, если мы не будем осторожны.

Изумрудный Волшебник сверлит послушника взглядом.

— Тогда будьте осторожны. Вы знаете первое правило моего Святилища.

— Позволь идиотам умереть, — подсказывает Лирой.

— Именно. Любой, кто не вооружится оберегом от кошмаров и позволит этому подсознательному пиявке проникнуть в свой разум, заслуживает любого безумия, которое он на них обрушит. Можете войти, Де Стар.

Грэйв щелчком отправляет окурок в ближайший ручей, ухмыляясь возмущённой реакции, которую это вызывает у двух заклинателей. Он проходит через магический дверной проём, но когда Эвелин входит последней, Зубастик злится.

— И она тоже?

— Проблемы с моей парой? — требую я.

Он закатывает глаза.

—

Пара?

Какие вы, оборотни, примитивные. Конечно, у меня к ней претензии — она не только, очевидно, та

тварь

, за которой охотится Совет Наследий, но она ещё и

она

. Самкам не разрешается находиться в Святилище, за исключением крайних случаев.

Пялюсь на абсолютную тупость слов, только что слетевших с его уродливого лица, прежде чем повернуться к Лирою.

— Значит, ты вырос в тайном поселении задротов-девственников-сексистов, которые называют женщин

самками

? Вот уж кто тут примитивный.

Лирой пожимает плечами, как бы соглашаясь, но теперь двое заклинателей по-настоящему разозлены. Темноволосый поворачивается к Изумрудному Волшебнику.

— Мы все слышали слухи об

оружии

. Вы же не можете всерьёз намереваться позволить

этому

укрыться здесь? — говорит он, с отвращением указывая на Эвелин.

Он только что назвал мою пару «

этим

»?

Мой дракон рычит, готовый вырвать ему глотку.

Эвелин никак не реагирует на это. Она занята изучением окрестностей, словно составляет карту потенциальных будущих выходов. Изумрудный Волшебник поправляет свою трость, глядя на своего послушника. Клянусь, он медленно покрывается морщинами с каждой минутой.

— Увы, твой цинизм и предрассудки ослепляют тебя, Росс. Используй свой редкий дар на ней, и ты увидишь то, что я уже определил. Давай.

Идиот Росс ворчит, но поворачивается к Эвелин. Я чуть не обсираюсь, когда прямо посреди его лба появляется третий глаз, моргая и открываясь со светящимся синим зрачком. Кристоф тоже подпрыгивает, ругаясь на то, как это жутко.

Тем временем послушник становится невероятно бледным, словно видит Эвелин в совершенно новом свете. Его третий глаз исчезает, и он падает на колени.

— Клянусь небесами, — шепчет он. — Я… я понятия не имел. Пожалуйста, простите меня, ибо клянусь, если бы я знал…

Волшебник прерывает его, шепча строчку слов, прежде чем на горле послушника появляется красная руна. Росс морщится.

— Вот. Это сохранит эту игру в тайне для моего собственного развлечения, — улыбается волшебник.

Подождите… какого хрена он несёт? Это из-за того, что Эвелин — ревенант? Этот парень заглянул в её прошлое и увидел, насколько она на самом деле благородна, или это было что-то другое?

Я, блин, в полном замешательстве.

Когда я украдкой смотрю на остальную часть моего квинтета, они, кажется, в той же замешанной лодке — за исключением Эвелин, которая остаётся тщательно собранной, наблюдая за заклинателем. Если она и не уверена в том, что только что произошло, она не показывает ни малейшего намёка на это.

Изумрудный Волшебник беззаботно говорит двум послушникам, куда нас отвести на время нашего пребывания. Зубастик всё ещё кажется злым, но мы следуем за ним и Россом через мост и по длинной мощёной дорожке к коттеджу вдали, рядом с кажущимся бесконечным простором зелёных полей.

Пока мы идём, мой телефон громко гудит в кармане. Моргаю.

— Какого хрена? У вас здесь есть связь?

Зубастик бросает взгляд через плечо.

— А как ещё? Магия. Однако непроверенные, незащищённые мобильные телефоны запрещены. Давай сюда.

— Заставь меня, Зубастик, — бросаю ему вызов, позволяя своим глазам на мгновение измениться.

Он тут же отворачивается, бормоча что-то под нос, пока мы добираемся до коттеджа. Росс идёт позади нас, но проскальзывает вперёд, чтобы открыть дверь, низко склоняя голову в знак уважения к Эвелин.

— Пожалуйста, дайте нам знать, если эти покои вам не по душе. Только лучшее для Вас, моя госпожа.

Моя госпожа?

— Ладно, какого хрена ты там увидел? — требую я в то же время, как Зубастик шипит:

— Что с тобой не так? Она же Оружие!

Росс игнорирует нас обоих. Когда Эвелин проходит мимо, он ловит её руку без перчатки, словно собираясь поцеловать её тыльную сторону. Когда она теряет самообладание и заметно вздрагивает от неожиданного, нежеланного физического контакта, я слетаю с катушек…

И Грэйв тоже, потому что он тут же достает свой зачарованный меч и отрубает руку заклинателя, посмевшую коснуться нашей хранительницы.

Глава 17. Эвелин

— Руки

прочь

, — шипит Грэйв.

Хм. Забавно.

Интересно, это намеренная игра слов или он слишком взбешён, чтобы заметить?

Судя по его убийственному выражению лица, которое в точности повторяют остальные, склоняюсь ко второму варианту.

Росс вскрикивает, зажимая кровоточащую культю на запястье. Светловолосый заклинатель разворачивается к нам, магия уже светится на кончиках его пальцев, готовая к бою, но Кристоф замораживает его так быстро, что я едва успеваю моргнуть.

Как бы мне ни нравилось наблюдать, как эти великолепные наследия вступаются за меня, мы здесь лишь потому, что Изумрудный Волшебник нашёл во мне что-то забавное. Если мы будем наживать врагов или убивать учеников направо и налево, нас могут вышвырнуть прежде, чем я поговорю с волшебником об эфириуме.

Прикосновение Росса было таким же отвратительно-нежеланным и мучительным, каким для меня всегда было любое касание, но я быстро беру себя в руки. Наклоняюсь, подбираю отрубленную кисть и протягиваю ему как жуткое подношение мира.

— Полагаю, вы, ученики, знаете более сложные исцеляющие заклинания.

Он кивает, сдерживая боль, и принимает свою руку.

— Хорошо. Иди и немедленно приведи себя в порядок. Отрубленные конечности болят адски, но если затянуть с их присоединением, будет только хуже.

Он благодарит меня напряжённым голосом и спешит прочь от коттеджа.

Ты говоришь так, будто испытала это на себе

, — рычит Лирой в моей голове. —

Скажи, что это не так, ма сангфлуиш.

Ну конечно.

Если они так реагируют на то, что кто-то просто коснулся меня, я ни за что не посвящу их в более мрачные аспекты моего прошлого.

Бросаю взгляд на замороженного ученика, решаю, что он может подождать, пока мои парни немного остынут, и проскальзываю в дверь.

Внутри — студия, простая, но со вкусом. Большая спальня переходит в гостиную зону рядом со столовой, а кухня кажется неплохой, судя по моим скудным познаниям о кухнях. Святилище при нашем прибытии выглядело крайне старомодным, но здесь есть холодильник, современная печь и даже небольшой телевизор, закреплённый на стене рядом с дверью в маленькую ванную.

Драксар был прав насчёт приёма, потому что мой телефон начинает вибрировать. Проверяю, не перезванивает ли Морвин, но, узнав номер Зои, отвечаю.

—

О мои чёртовы боги!

Ты ещё жива! — визжит она на том конце.

Лирой начинает накладывать дополнительные магические обереги, Грэйв чистит свой меч о кухонное полотенце, что выводит Кристофа из себя, а Драксар падает на большую кровать, с любопытством наблюдая за мной.

— Я ещё жива… вроде того, — подтверждаю.

— Давай, — шмыгает она носом. — Лучше бы тебе придумать феноменальное извинение за то, что не отвечала мне и исчезла с лица земли на последние пару дней. Ты хоть знаешь, как я волновалась? Я была так уверена, что тебя выследили, что не могла ни есть, ни спать, ни трахаться, ни…

ничего

.

— Ты… не трахалась? Должно быть, я и вправду предзнаменование конца времён, — шучу, садясь на кровать рядом с Драксаром.

Он целует моё бедро, глядя на меня снизу вверх глазами цвета расплавленного золота, словно…

Ну да, словно он испытывает те же самые ошеломляюще-сладкие, переворачивающие всё внутри чувства, которые я отчаянно пытаюсь игнорировать.

Зои искренне раздражена.

— Ты не писала мне два чёртовых дня, у Раздела были рекордные всплески, мир людей в полном смятении, и всё, что я знаю, — это то, что за моей лучшей подругой охотятся одни из самых могущественных наследий и монстров во всём проклятом мире. Поставь себя на моё место, Эв. Ты бы не паниковала?

Ёрзаю, рассеянно перебирая волосы Драксара, отчего он довольно улыбается. Благодарю вселенную за то, что прикосновения моего квинтета хотя бы больше не вызывают у меня отторжения. Я научилась терпеть их, выстраивая внутреннюю стену, но это хрупкое перемирие.

— Ты права. Мне следовало ответить раньше, но мы действительно в порядке.

Оборотень-львица вздыхает.

— Ты прощена, но только потому, что ты моё любимое, очаровательное, мрачное маленькое не-человеческое существо. Где ты вообще? Нет, стой, не отвечай. Наверное, мне не стоит знать, на случай, если появится какой-нибудь охотник за головами и попытается вытянуть из меня информацию, верно? Ладно, тогда как насчёт… как твой квинтет? Как у вас с ними дела? Ты наконец готова признать, как безумно влюблена в них?

Она дразнит, но Грэйв появляется с другой стороны от меня с лукавой улыбкой.

— Поведай же нам, как ты очарована, дорогая, — шепчет он, накручивая пряди моего тёмного хвоста на палец и целуя мой подбородок.

Драксар легонько покусывает мою ногу, его пальцы скользят вверх и вниз по моему животу, отодвигая рубашку, и моё дыхание сбивается. Кристоф и Лирой смотрят на меня оттуда, где стоят, их глаза — резкий контраст кроваво-красного и нежно-голубого.

— Я… эм…

Блин.

Мне нужно сменить тему. В этой комнате становится слишком душно, и я бы предпочла снова оказаться прикованной в лаборатории Дхолена, чем сидеть здесь и говорить о

чувствах

.

— Как сейчас Элиара?

— Ой, да ладно! — смеётся Зои. — С ней всё отлично, но ты так очевидно уходишь от вопроса.

Именно так

, — телепатически соглашается Лирой, ухмыляясь. —

Посмотри, как ты смутилась. Ты краснеешь.

— Заткнись, — бормочу, намереваясь ответить ему, но это заставляет всех рассмеяться, включая Зои.

— Девочка, серьёзно. Мой квинтет постоянно говорит мне «я люблю тебя», потому что, знаешь ли, мы только что пережили серьёзную травму, и лучше сказать это сейчас, пока не накрыла следующая волна дерьма и не стало слишком поздно, я права? Я имею в виду — очевидно, что вы все одержимы друг другом, и я готова поспорить на свой шикарный новый маникюр, что ты

наконец-то

переспала с ними со всеми. Так ведь?

О, мои боги.

— Зои…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ещё как, — вставляет Драксар, хихикая, когда я хватаю подушку, чтобы ударить его по голове.

Зои замолкает.

— Подожди, я на громкой связи?

— Нет, — уверяю её.

Все мои парни взрываются хохотом. Я не понимаю почему, пока Грэйв не целует меня в щёку.

— Ты на громкой связи, дорогая. Разве ты не слышишь разницу? Вот эта кнопка. Видишь?

Блин.

Ненавижу телефоны.

Зои тоже заливается смехом.

— Это должен был быть девичий разговор! Неудивительно, что вытащить из тебя признание в чувствах — всё равно что клещами тянуть.

— Если честно, с ней всегда так, — добавляет Лирой. — Она боится так называемого слова на «Л».

Хватаю ещё одну подушку, чтобы швырнуть в него.

— Лирой, чёртов Кроу. Я сказала,

заткнись

.

— Подожди, серьёзно? — Кристоф склоняет голову набок, улыбаясь так, что видны его совершенно несправедливые ямочки. — Но почему? Ты ведь уже должна знать, что мы чувствуем, так почему это…

— Давайте поговорим о чём угодно другом, — прерываю, хватая Драксара за запястье, чтобы его рука не забралась под мою рубашку. Он лишь бесстыдно улыбается и подмигивает.

В дверь коттеджа стучат.

Благодарю вселенную за это спасение.

— Блин. Зои, мне нужно идти, — вздыхаю я.

— Ладно, ладно, — обиженно говорит она. — Но подожди — вы, ребята, пожалуйста, проследите, чтобы ваша слишком практичная пара поддерживала связь со своей лучшей подругой. Девичьи посиделки

обязательны

. Она не может всё время быть окружена одержимыми, дико возбуждёнными, пышущими тестостероном связанными, иначе у неё начнётся членотоксикоз.

Не похоже, что это реальное слово, особенно потому, что они все снова взрываются хохотом. Зои обзывает их несколькими отборными словами, а затем заставляет меня пообещать скоро написать или позвонить. Соглашаюсь и вешаю трубку, испепеляя взглядом своих развеселившихся спутников, пока иду открывать дверь.

— Боги. Вы все идиоты, — ворчу, все ещё раздражающе раскрасневшаяся.

— Которые до чёртиков влюблены в тебя, — вставляет Драксар, внезапно посерьёзнев.

Умираю внутри, особенно потому, что остальные не спорят. Это невыразимое чувство пытается подняться, и даже без сердца что-то в моей груди болит.

Быстро отворачиваюсь, открывая дверь, чтобы отвлечься от этих проклятых чувств.

Это Росс.

Его рука на месте, перевязана бинтами, и он склоняет голову слишком низко, почти в поклоне.

— Моя госпожа.

— Зови меня Эвелин.

— Э… Эвелин, — поправляется он, бросая взгляд на замёрзшего блондина рядом. — Изумрудный Волшебник официально приглашает вас на деловую беседу, после которой весь ваш квинтет приглашён в Великий Зал по случаю нашего грандиозного ужина в День Звездопада. А ещё… не могли бы вы, эм… разморозить Питера?

Оглядываюсь через плечо на Кристофа.

Он вздыхает и подходит, чтобы встать рядом со мной в дверях. В тот же миг лёд вокруг светловолосого ученика тает. Паркер давится и хватает ртом воздух, падая на крыльцо дрожащим комком. Росс помогает ему встать, но зубастый заклинатель презрительно ухмыляется мне.

— Ты, чёртова…

— Остановись, если хочешь жить, — советую я.

Он фыркает, всё ещё дрожа, с посиневшими губами. Он бросает злобный взгляд на Кристофа, у которого на лице застыло скучающе-высокомерное выражение профессора.

— Твои мальчики-игрушки, может, и грозные, но я один из сильнейших учеников третьего ранга, когда-либо приходивших в Святилище. Я могу с ними справиться.

— Во-первых, я не знаю и не хочу знать, что означает этот ранг. Во-вторых, заткнись, твою мать.

Он собирается сказать мне что-то ещё, но Росс со вздохом закрывает ему рот.

— Мне так жаль. Он понятия не имеет, что вы, ну, вы знаете…

Как и раньше, понятия не имею, о чём он говорит. Могу только гадать, а это кажется пустой тратой времени, которое я могла бы использовать для торга с Изумрудным Волшебником.

— Хорошо. Пойдём, — говорит Кристоф, выходя на улицу.

Росс неуверенно переминается с ноги на ногу, наконец отпуская Паркера.

— Только вашей хранительнице будет позволено говорить с моим наставником наедине. Вас пригласили только на ужин.

Принц Кошмаров материализуется перед Россом, который взвизгивает и отскакивает назад.

В голосе Грэйва звучит чистое предупреждение.

— Она никуда не пойдет одна.

— О,

она

не пойдёт? — бросаю ему вызов, изогнув бровь. — Я иду, и со мной всё будет в порядке.

Его фиолетовый взгляд бушует, когда он поворачивается спиной к заклинателям — оскорбление в мире наследий, указывающее на то, что он не считает их реальной угрозой. Он обхватывает моё лицо ладонью и говорит тихо:

— То, что с тобой всё будет

в порядке

, и то, что за тобой будут должным образом присматривать, — это две совершенно разные вещи, дорогая. Оставлять тебя без присмотра — не вариант. Кроме того, если ты оставишь меня одного с этими болванами, я, скорее всего, разорву их всех троих на куски от скуки, пока буду ждать.

Ухмыляюсь.

— Чушь. Если бы они тебе действительно не нравились, ты бы свёл их с ума много лет назад. Вместо этого ты прикрывал им спины. Большинство людей назвали бы это трогательным.

Он изучает меня, его губы изгибаются в улыбке.

— А как это называешь ты?

— Удобным. Это значит, что мне не нужно

на самом деле

беспокоиться о том, что ты убьёшь их, или наоборот.

— Как будто он вообще, блин, смог бы, — доносится голос Драксара из коттеджа.

Лирой тоже подходит к порогу, нежно целуя меня в шею. Он игнорирует тот факт, что Питер сверлит его взглядом, будто у него личная вендетта против кровавого фейри.

— Ты не будешь

по-настоящему

одна, — шепчет мне в ухо Лирой, достаточно тихо, чтобы, сомневаюсь, даже Драксар его услышал.

Он продолжает телепатически.

Мы с Кристофом на расстоянии одной мысли. И хотя у моего наставника есть свои причуды, им движет одержимость знанием. Ты для него — диковинка, и как таковой, он не позволит причинить тебе вред. Если кто-то другой попытается…

Я убью их

, — заверяю его, прежде чем уйти на разговор с волшебником.

Глава 18. Эвелин

Недовольство моего квинтета — ощутимая, но несущественная помеха. Двадцать минут спустя Росс открывает дверь в просторный кабинет, расположенный в одном из многочисленных зданий Святилища.

Это нечто среднее между библиотекой, алхимической лабораторией и оранжереей. Книги выстроились вдоль всех стен, а рядом с буйно разросшимися растениями притаилась небольшая зона отдыха. Росс снова склоняет голову, его манера держаться со мной до отвращения формальна, и закрывает за собой дверь, оставляя меня наедине с Изумрудным Волшебником.

Который за последние полтора часа заметно постарел.

При нашей первой встрече я бы дала ему под пятьдесят. Теперь ему определённо за пятьдесят, и седина тронула даже его брови. Он сидит на одном из мягких диванчиков, потягивая чай, и улыбается, заметив, как я его анализирую.

— Лирой не предупредил вас о моём проклятии, потому что связан клятвой о строжайшей тайне, как и все, кто входит в моё Святилище.

Он кивает на чайник и чашку, ожидающие меня на низком столике рядом со стопкой древних на вид книг. Мельком пробегаю глазами по названиям на их старых, потрескавшихся корешках.

Полная история Рая

Божественный компендиум: Всё, что мы знаем о богах и святых, ходящих среди нас

Sancti, Semidei et Prophetae

Я всё ещё перевожу в уме последнее название, когда он снова указывает на чайник.

— Чаю?

Не доверяю ничему, что предлагают даром, но сажусь на стул напротив и изучаю его, складывая детали воедино.

— Это Ваше проклятие. Вы быстро стареете.

— Четыре года в час, если быть точным. Мой жизненный цикл обнуляется каждую полночь… вернее, обнулялся. Веками, с тех пор как я потерял своего хранителя и квинтет, всё было неизменно, но в последнее время цикл старения стал крайне нестабилен. Я могу, к примеру, проснуться утром стариком и начать молодеть. Чрезвычайно утомительно и, как я полагаю, является знаком моей вероятной скорой кончины.

Теперь я понимаю, почему Лирой связал это проклятие с прозвищем. Это одно из самых жестоких проклятий, о которых я слышала, так что неудивительно, что Лирой хочет заполучить чешую Драксара, чтобы попытаться излечить своего наставника.

И всё жё.

Крайне странно, что он так открыто говорит мне о столь запретной теме.

Волшебник замечает мой выжидающий взгляд и пожимает плечами, ставя чашку на стол.

— Это был мой способ предложить Вам прозрачность, ибо я не из тех, кто ходит вокруг да около.

— Я тоже.

— Превосходно. Тогда давайте будем откровенны друг с другом. Я давно перестал заботиться о том, чтобы удерживать Пустошь за пределами этого мира. По сути, моёе неотслеживаемое Святилище — это мой собственный мир. Оно защищено от любого монстра, человека или теневого демона, которого я не желаю впускать. Только я и мои глубоко преданные ученики знаем, как входить и выходить с помощью двух редких заклинаний, которые я могу изменить в любой момент. Если пророчества верны и Вы несёте конец равновесия между пятью планами и хаос в этот мир, я и моя коллекция знаний будем здесь в полной безопасности.

Усваиваю информацию.

По крайней мере, теперь я знаю, что Таддеус не сможет проникнуть в Святилище, даже если выследит нас. Это также означает, что Кассиан Локлен и любые другие преследователи пока до нас не доберутся.

— Всё это к тому, что мы не враги, — уточняет волшебник.

— Но и не союзники.

— Согласен. Мы просто существуем и можем извлечь выгоду друг из друга, если представится возможность. Если Вам понадобится эфириум или моя помощь, я потребую лишь одного взамен.

Опускаю взгляд на свои руки, которые кажутся странно незащищёнными без перчаток.

— Знания. Лирой говорит, это то, что Вами движет.

Он улыбается.

— Сущая правда. Он всегда был весьма сообразителен — мой единственный официальный ученик за последние двести лет, и, смею сказать, тот, кого я почти мог бы считать другом. А ведь я едва не отказался его принять. Эти проклятые бессмертные забрали бы его, если бы не вмешался ваш элементаль.

Моргаю.

— Что?

Изумрудный Волшебник изучает пирожные на столе.

— Именно. Я беру непомерную плату за обучение, не говоря уже о воспитании и наставничестве на протяжении многих лет. Состояние и поместье Кроу должны были перейти к этому юному вундеркинду, когда его родители убили друг друга, но их завещание было подозрительно изменено, и его дальние родственники из семьи Кроу налетели, словно волки. Он бы никогда не выжил на те крохи, что они ему оставили, и он это знал. Он отправил мне прошение, но я проигнорировал мальчика из-за его острой нехватки средств.

Он презрительно фыркает.

— Не говоря уже о том, что я знал, как сильно Бессмертный Квинтет хотел сделать одного из Кроу своей послушной, промытой марионеткой. Видите ли, я предпочитаю их полностью избегать, поэтому был полон решимости игнорировать так называемого вундеркинда и жить как прежде.

— Но… Кристоф вмешался? — настаиваю, всё ещё зациклившись на этом. — Как?

— Он связался со мной несколькими годами ранее и весьма щедро заплатил за одну особенную безделушку — предназначенную, я полагаю, для эмпата. Он снова связался со мной после смерти Кроу, но вместо денег предложил вечный лёд. В то время это стоило гораздо больше, чем любое состояние могло бы значить для меня. После долгих торгов, в ходе которых я осознал, что он, похоже, унаследовал свою раздражающе острую деловую хватку от этого болвана-отца, я согласился взять Лироя в ученики. — Он смеётся. — Оглядываясь назад, это одно из лучших решений, что я принял за свою очень долгую жизнь. Славный малый, ваш кровавый фейри.

О, боги.

Знать, что жизнь Лироя могла сложиться совершенно иначе в руках Бессмертного Квинтета, и что Кристоф вот так вмешался…

— Лирой не знает об этом, — осознаю я.

— Нет, разумеется. Секретность была частью уговора. Я полагал, элементаль в конце концов ему расскажет.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Пытаюсь подавить улыбку, но это на удивление сложно.

Эти проклятые наследия.

Они все втайне просто кучка слабаков, не так ли?

Они могут сколько угодно огрызаться друг на друга и драться, но то чувство братства, наличие которого они отрицают, очевидно, сыграло роль в жизни каждого из них.

Сегодня ночью ты получишь минет,

— посылаю мысль только Кристофу.

Наступает ошеломлённая тишина, за которой следует очень смущённое:

Я… ты… эм, что?

Просто скажи «да» и «спасибо».

Да. Спасибо. Но только если мне позволят ответить взаимностью. И ещё, пожалуйста, скажи мне, что ты в безопасности.

Уверяю его, что всё в порядке, и наконец наливаю себе чаю. Если бы Изумрудный Волшебник собирался причинить мне вред, он бы уже это сделал.

Слава богам. Но продолжай говорить. Мы тут с ума сходим без новостей, Подснежник,

— звучит в моей голове мягкий голос Кристофа.

Так.

Стоп.

Подснежник?

Только не ты. Тебе нельзя давать мне прозвища,

— протестую телепатически. —

Зови меня Эвелин или Бёрч, как обычно.

Как мы уже обсуждали, твоя фамилия не Бёрч.

В последний раз говорю, я не позволю называть себя в честь какого-то грёбаного цветка.

Но это символично. Я долго над этим думал, в отличие от Драксара с его нелепой вереницей прозвищ. Если ему можно называть тебя всем, что под солнцем светит, позволь хотя бы мне называть тебя «Подснежник» и «моя».

Боги.

Что, блин, мне делать со всеми этими прозвищами?

Это абсурд.

— Вернёмся к делу, — бормочу, понимая, что отключилась, пока Изумрудный Волшебник попивал свой чай. — Какие знания Вы хотите в обмен на эфириум? И что более важно, что Вы будете делать с информацией, полученной от

меня

?

Изумрудный Волшебник улыбается.

— Вижу, Вы научились задавать правильные вопросы, Эвелин. Вы ведь из Пустоши, не так ли?

— Так и есть.

— Вы хоть представляете, какие противоречивые теории о Пустоши пронизывают светский мир? Она долго мучила меня своей таинственностью. Я хочу знать о ней правду.

— То есть Вы хотите знать о Сущности.

Он фыркает.

— Только если Вы сочтёте эту информацию интересной. Нет-нет, я бы предпочёл узнать о

вас

, на самом деле, и о том, кем Вы себя считаете. Вы производите впечатление особы, у которой есть собственный план, не говоря уже о весьма занимательной истории. Расскажите мне всё, просто чтобы удовлетворить моё любопытство, и я обещаю, Вы получите столько эфириума, сколько пожелаете.

Это кажется слишком лёгким и слишком хорошим, чтобы быть правдой.

Что, если он хочет получить всю эту информацию, чтобы передать её Бессмертному Квинтету и Совету Наследий?

Не то чтобы он казался их поклонником, но всё же.

Моё подозрение, должно быть, очевидно, потому что волшебник кивает и встаёт, опираясь на трость и жестом приглашая меня следовать за ним.

— Вижу, вас не так-то просто обвести вокруг пальца. Аплодирую Вашему нежеланию доверять, ибо это лучший способ выживания. Пойдёмте. Я покажу Вам кое-что в знак доброй воли.

Мы выходим из кабинета через двойные двери, и Изумрудный Волшебник непринуждённо болтает, пока мы идём по длинной мощёной дорожке к колоссальной стене из живой изгороди с воротами в центре.

Кровавый цветок,

— обращается ко мне Лирой телепатически, только мне, чтобы Кристоф не услышал. —

Скажи, что ты ещё дышишь. Сейчас же, пожалуйста.

Какой властный. Я думала, твоя паранойя прошла,

— дразню я.

Я никогда не буду в здравом уме в твоё отсутствие, не говоря уже о том, что само твоё существование сводит меня с ума от нужды. Где ты сейчас?

Мы останавливаемся перед воротами, и Изумрудный Волшебник бормочет что-то о своей больной спине, прежде чем взглянуть на меня.

— Вы кажетесь особой деятельной. Предупреждаю, не реагируйте опрометчиво.

— Принято.

Мы просто входим в сад. Ничего особенного,

— сообщаю Лирою.

Когда ворота в сад открываются, застываю, глядя на пару, сидящую на скамейке перед зачарованным прудом с карпами кои.

Один из них — вампир, судя по струйке засохшей крови на подбородке, когда он кладёт голову на плечо женщины. Он красив, с копной рыжих волос и россыпью веснушек. Он подносит руку женщины к губам, чтобы поцеловать тыльную сторону ладони.

Когда он поднимает взгляд и встречается со мной глазами, я не отвожу взгляда, несмотря на тревожный холод, который окатывает меня. Это напоминает ощущение, которое я испытываю, когда чувствую поблизости смерть — или когда использую способности Теодора, чтобы видеть будущее.

Но мой интерес к вампиру и этому чувству быстро смещается.

Потому что женщина — Амара Зулани.

Она одета в старомодное платье. Увидев меня, она остается неподвижной, словно не знает, кто я и что я должна с ней сделать.

Какого хрена?

Что такое? Что случилось?

— немедленно спрашивает Лирой.

Ты ранена?

— требует Кристоф.

Упс.

Я не собиралась отправлять это через связь.

Я в порядке,

— быстро отвечаю, прежде чем заблокировать их, потому что вся эта телепатическая связь отвлекает.

Этот волшебник знает, что я —

оружие

, а значит, должна убить эту бессмертную… и всё же он нас знакомит?

— Минуту вашего времени, Амара? — зовёт он.

Монстр-элементаль земли выходит из сада, останавливаясь передо мной. На её шее видны свежие следы от укусов. Всякий раз, когда я сталкивалась с ней в Академии, от неё исходило странное, тревожное чувство, но теперь оно исчезло. Она кажется более настоящей, что ли, более сосредоточенной, когда осматривает меня без враждебности.

— Кто это?

Хмурюсь.

— Мы встречались.

Её взгляд становится отстранённым, словно она пытается вспомнить.

— Да, встречались? Полагаю… Вы можете быть той, от кого они прячутся. Надин и Маркос, я имею в виду.

— А Вы с ними не прячетесь?

Амара качает головой, её выражение одновременно печально и мудро.

— Нет. Я сбежала, как только увидела свой шанс. Если я вернусь к ним, Надин будет лишь вмешиваться в мой разум, пока я не перестану чувствовать и думать, как это было последние несколько веков. Я бы предпочла провести свои последние дни с тем, кто мне по-настоящему дорог, прежде чем меня наконец заберут в Запределье. Если Вы та, кем я Вас считаю… я принимаю свою судьбу. Прошу лишь ещё несколько дней с моим Альбертом, прежде чем Вы сделаете то, что должны.

Что ж.

Это крайне неожиданно.

Бросаю взгляд на вампира, который терпеливо ждёт на скамейке. Если он и знает, что я должна убить его подругу, он никак этого не показывает. Он просто наблюдает, излучая ту же странную энергию, которую я не могу расшифровать.

— То есть Вы не против умереть? — повторяю, снова глядя на Амару. — Вы ожидаете, что я поверю, будто Вы были под ментальным контролем Вашего хранителя, когда пронзили моего оборотня-дракона грёбаной горой?

Она изучает сумеречное небо, испещрённое ещё большим количеством всполохов северного сияния.

— Прошу прощения, если ранила его, хотя и не помню этого. Но верите Вы или нет, правда есть правда. Я так долго не была в своём собственном, незапятнанном разуме, что едва могу вспомнить, когда это началось. Знаю, что это было после того, как я встретила Альберта, по крайней мере, — добавляет она, оглядываясь через плечо с лёгкой улыбкой. — Я благодарю Луминею, что он вернулся ко мне после столь долгой разлуки.

Она снова смотрит на меня. В её речи всё ещё есть лёгкая нечеловеческая натянутость, доказательство того, что она не обычный элементаль, а пришедший из Пустоши.

— Я прожила сотни смертных жизней с монстрами, которые заставляли меня ничего не чувствовать. Я видела зверства, которые они заставляли меня забыть, и была вынуждена делать то, что хотела бы, чтобы они

заставили

меня забыть. Во всём этом небытии моего существования лишь переживание смертной любви принесло мне… это. Безмятежность. Мне не нужны целые жизни,

оружие

. Всего нескольких дней будет достаточно, ибо это больше, чем я смела надеяться получить за очень долгое время. И когда Вы сочтёте, что время пришло, я с радостью покину эту жизнь.

Долго её изучаю.

Она не кажется лгущей, но на всякий случай…

— Докажите. Вы знаете, что мне нужно.

Улыбка Амары мягкая, прежде чем она достаёт что-то из кармана своего платья.

На первый взгляд это похоже на дорогой браслет, усыпанный бриллиантами. Но затем я чувствую, что одна из декоративных бусин сделана из стекловидного вещества, которое я ищу.

Значит, я была права. У них у всех есть якорь из эфириума.

Долгое мгновение смотрю на браслет, обдумывая всё.

Наконец возвращаю его Амаре, встречая её тёмный взгляд.

— Скажите мне, где двое других, и мне это не понадобится.

Она удивлена, как и Изумрудный Волшебник. Но когда я не забираю браслет, Амара прячет его в карман и задумывается.

— Как я уже сказала, в мой разум вмешивались очень долго. У моего квинтета много убежищ, и они могли найти новые укрытия. Я составлю Вам список их наиболее вероятных местонахождений, а также их жизненных связей из эфириума, но предупреждаю, они попытаются убить Вас задолго до того, как Вы сможете их найти.

Тем веселее для меня.

Пусть попробуют.

Амара поворачивается, чтобы вернуться к своему возлюбленному, но останавливается, глядя на меня через плечо с почти печальным выражением.

— Ваш инкуб. Сын Мальгоса.

— Его имя

Грэйв

, — произношу подчеркнуто, настороженно.

Мой Принц Кошмаров мало говорит о своём прошлом, но я догадалась, что Бессмертный Квинтет жестоко обращался с ним в детстве. И всё же Амара передавала нам от него сообщения. Может, это что-то значит.

— Я прошу Вас передать Грэйву мои извинения за любую роль, которую я могла сыграть в его прошлом, — тихо говорит она. — Я перестала бороться с ними задолго до его появления, иначе за ним бы кто-нибудь присматривал. Вместо этого, боюсь, он отказался от всех чувств и стал совершенно сломанным, просто чтобы выжить.

Она возвращается к своему возлюбленному в саду, и на мгновение я смотрю на карпов кои в пруду.

Я тоже стала сломанной, чтобы выжить.

Как и остальные.

Теперь мне просто нужно убедиться, что они продолжат выживать, когда всё это закончится.

Поворачиваюсь к Изумрудному Волшебнику.

— Эфириум за знания. Я принимаю Вашу сделку с ещё одним условием.

— Каким же?

— Амара Зулани должна быть здесь в безопасности. Она должна оставаться под этой надёжной защитой, пока я не смогу заново стабилизировать Раздел.

Его брови взлетают вверх.

— Стабилизация Раздела — часть Вашего плана?

— Соглашайтесь на условие и узнаете.

Изумрудный Волшебник улыбается.

— Договорились,

оружие

.

Глава 19. Лирой

Она не впускает меня.

Нетерпеливо расхаживаю перед гостевым коттеджем, оглядывая расположение других зданий. Святилище ничуть не изменилось с тех пор, как я покинул его месяцы назад.

Не могу представить, чтобы мой наставник мог быть опасен для Эвелин, особенно учитывая, сколько вопросов у него возникнет к ней, но другие ученики… они могут представлять угрозу. Им прекрасно известно: если они смогут одолеть кого-то здесь и им это сойдет с рук, наказания не будет, даже если пострадавший — гость самого Волшебника.

Изумрудный Волшебник — превосходный наставник, но также он научил меня, насколько жесток этот мир для наследий. Здесь нет безопасности, кроме той, что я могу обеспечить себе сам.

Я с трудом могу назвать это место домом. Вдали от Эвелин у меня нет дома.

— Эй, Кроу, — зовёт враждебный голос.

Вздыхаю, видя троицу последователей, быстро приближающихся в полумраке.

Легки на помине.

Я ожидал чего-то подобного по возвращении, но это всё равно раздражает, когда я предпочитаю сосредоточить всё своё внимание на том, в порядке ли Эвелин.

— Развернитесь сейчас же, господа, — протягиваю я.

Один из учеников поднимает руки, призывая сияющее янтарное заклинание, что лишь подчёркивает отвращение на его лице.

— Так это правда? Теперь ты, блядь, некромант?

— Ты не должен был обращаться к магии смерти, и наш наставник никогда не должен был впускать твою гниль сюда, — добавляет другой, готовя собственное заклинание.

Они никогда не учатся, правда?

Будто моей паранойи недостаточно! За годы, проведённые здесь, я усвоил: единственный способ выжить — не проявлять милосердия. Многие ученики, даже те, кого я когда-то считал друзьями, ясно дают понять, что хотят быть лучшими и с радостью убьют меня ради этой чести. Щадить их из сентиментальности приведёт лишь к худшим покушениям на мою жизнь, поэтому я предпочитаю быть безжалостным.

Эти заклинатели с радостью убили бы меня, чтобы избавить мир от некроманта, которым я стал. К несчастью для них, они не могут нанести удар первыми. Как сказал бы наш наставник, звон без укуса лишь могилу роет.

Мне нужно снова насытиться Эвелин, прежде чем я смогу использовать больше магии крови.

Значит, некромантия.

Призвав леденящую, неестественную силу к кончикам пальцев, обрушиваю на двух учеников некромантические заклинания костной гнили, которые быстро валят их на землю. Они бьются в судорогах и кричат, пока их внутренности распадаются. Первый ученик, заговоривший ранее, наконец метает в меня свою магию, но я отражаю её лёгким движением запястья.

На мгновение мы застываем в леденящем кровь магическом поединке: его янтарные вспышки света затмевает тьма, которой я теперь владею.

Наконец, одна из моих атак пронзает его насквозь. Он падает, задыхаясь и хрипя, пока не затихает, и лишь тогда мутная, полупрозрачная, гуманоидная фигура призрака поднимается из его павшего трупа.

Вечер вновь погружается в тишину, пока я опускаю взгляд и потираю пальцы, изучая почерневшую кожу. Словно обморожение или сильный ожог, хотя моя способность чувствовать лишь слегка притуплена. Ощущаю себя относительно нормально.

Пока снова моя голова не кружится, сердце не бьётся неестественно быстро, а кровь не капает из моего носа. Вздыхаю и стираю её. Полагаю, было бы слишком наивно надеяться, что я смогу владеть обоими видами магии без какой-либо платы.

Благодаря тому, что я стал некромантом, ощущаю трёх духов, витающих поблизости. Богатый, дразнящий запах смерти висит в воздухе, но хотя призраки и завораживают меня, я отвожу взгляд, когда чувствую, что прибывает

она

.

Аиста.

Богиня-жнец.

Мои волосы встают дыбом, и я не могу дышать из-за этой близости к самой богине смерти. Пустой, леденящий свист прорезает воздух — раз, два, три раза. Усваиваю, что этот звук сопровождает каждый взмах её косы, когда она пожинает души.

Едва моргнув, чувствую, что она исчезает. Наконец глубоко вдыхаю, прочищая горло, пытаясь остановить дрожь в руках.

В этом мире очень короткий список вещей, которые меня пугают. И хотя я ещё не видел её лица, богиня смерти быстро становится первым пунктом в этом списке.

Грэйв появляется из Эфириона, прислоняясь к стене коттеджа и хрустя шеей. Его знаки засветились почти час назад, и он тут же исчез, но до сих пор слабо мерцают, пока он наблюдает, как я начинаю расхаживать. Это заставляет меня задуматься, отправлялся ли он приводить в порядок Эфирион, или же, по правде, ждал снаружи той комнаты, защищённой оберегом от кошмаров, где находится наша хранительница.

— Что нового? — требует он, игнорируя свежие трупы поблизости.

Потираю лицо.

— Эвелин перестала мне что-либо давать. Это крайне раздражает.

Он ухмыляется.

— Не нравится не иметь доступа к её прекрасному разуму? Добро пожаловать в клуб, Кроу.

— Заткнись и будь полезен. — Указываю на тела. — Их сожрут в Эфирионе, так ведь? Эвелин не должна видеть их, когда вернётся.

— Мы оба знаем, что ей понравится такой приветственный приём, — бормочет Грэйв, но хватает два трупа и исчезает с ними. Мгновение спустя исчезает и третий, а затем Принц Кошмаров возвращается, чтобы лениво потянуться и прислониться к коттеджу.

Драксар выходит на улицу. Ясно, что он только что принял душ.

— Кажется, я слышал здесь драку.

— Это была не совсем драка, уверяю тебя, — бормочу я.

Оборотень-дракон хмыкает и прищуривается вдаль.

— Какой из них Великий Зал? Я чертовски голоден. Здесь будет настоящий ужин в День Звездопада, или всё как обычно… какая-то странная дрянь?

— Почему бы им не устроить обычный ужин в День Звездопада?

— Не знаю, а почему туда не пускают женщин? — парирует он. — Это место настолько отсталое, что ужин в праздник, полностью состоящий из буквального дерьма, меня бы не удивил.

— Женщин не пускают, потому что Изумрудный Волшебник считает, что романтика слишком сильно отвлекает его учащихся.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Что, он думает, что другой романтики, блядь, просто не существует?

Фыркаю.

— Я не согласен с этим правилом, но ему несколько веков, и он сам выбирает, какие современные ценности принимать. Он достаточно уважает женщин, но мысль о совместном обучении приводит его в бешенство.

— Странный хер, — бормочет Драксар.

Я и сам так часто думаю. И всё же, уважаю своего наставника. Нет в мире более могущественного заклинателя.

Мгновение спустя выходит и Кристоф, нахмурившись.

— Что вы трое здесь делаете?

Грэйв закуривает ещё одну сигарету. Он курит их с такой скоростью, что это тревожно — или было бы, если бы мне было на него хоть немного наплевать.

— Наркотики, — весело говорит он, затягиваясь и предлагая Кристофу.

Ледяной элементаль закатывает глаза, но присоединяется к нам снаружи, наблюдая за едва различимыми цветами в тёмном небе, пока Драксар не поворачивается к нему, сложив свои огромные руки.

— Так что Волшебник имел в виду, говоря, что помнит тебя? Ты его знаешь?

Я тоже об этом думаю. Мы все смотрим на Сноу, который притворяется незаинтересованным, отряхивая невидимую пылинку с рукава.

— Наверное, перепутал меня с отцом или что-то подобное.

Фыркаю.

— Мы все знаем, что это ложь. Он говорил о тебе в восемнадцать. Что ты…

— Просто отвали, — огрызается он. — Моё дело — это моё дело, так что, если вы, трое придурков, не хотите стоять вокруг костра, держась за руки и распевая кумбая, оставьте меня в покое.

Вечно такой, мать его, угрюмый.

Но затем я склоняю голову, заинтригованный.

— Покажи мне свои руки.

— Что?

— Ты расстроен. Покажи мне свои руки.

Кристоф бормочет что-то о том, какой я мудак, но вынимает руки из карманов, показывая нам.

— Никакого инея, — бормочет Грэйв. — Значит ли это то, что я думаю?

Это значит, твоё проклятие не то, чем ты его считал

, — телепатически говорю Кристофу, настолько шокированный, что забываю произнести это вслух.

Ледяной элементаль снова бросает на меня гневный взгляд, прежде чем отвернуться.

— Да. Я замечаю это с тех пор, как Эвелин и я… то есть, с тех пор, как она сняла с меня проклятие. У меня стало так намного больше контроля, это смешно. Я не высвобождаю лёд с каждой крошечной мыслью и эмоцией. Я не… я, правда, не знаю, как я не понял этого раньше. Честно говоря, чувствую себя полным идиотом, что не осознал правды.

Мы все молча перевариваем это, пока Драксар, наконец, не начинает складывать кусочки головоломки.

— Погоди-ка. Это просто потому, что ты стал намного сильнее, или… — Его глаза расширяются. — Твою ж мать! А что, если твоё проклятие не то, чем ты его считал? Что, если оно на самом деле заключалось в твоей неспособности контролировать свои силы?

— Молодец, Ящеромозг, дошло наконец, — бормочет Кристоф.

— Но тогда, какого хрена, пророк Луминеи солгал тебе?

Кристоф мрачно смотрит вдаль.

— Я могу придумать пять причин, и они воспитали меня так, что я никогда бы не подумал оспаривать пророчество. Я много раз видел, как мои родители подкупают других. Просто никогда, блядь, не думал, что они подкупят верховного пророка, чтобы тот истолковал пророчество так, как им нужно.

Мы все долго молчим, пока Драксар не свистит.

— Офигеть. Значит… твоё проклятие-преграда было большой, жирной ложью. Они просто пытались тебя контролировать.

— Ага.

— Чтобы ты оставался одиноким и несчастным.

— Они, конечно, меня таким предпочитают видеть, — сухо говорит он. — Всегда говорят, что одиноких людей легче всего сделать полезными.

Драксар качает головой.

— Твои родители поехавшие.

— Ты понятия не имеешь на сколько, — бормочет Кристоф, потирая лицо. — По крайней мере, теперь я знаю правду. Что вся эта тошнотворная паника, которую я испытывал, подвергая опасности свою хранительницу каждый раз, когда был рядом с ней, была просто старой доброй психологической пыткой от моих „золотых" родителей.

Он горько саркастичен, но правда в том, что когда мы были молоды, я думал, что у него

действительно

идеальные родители.

Идеальная жизнь.

Гораздо более идеальная, чем моя когда-либо могла бы быть.

Теперь я тоже чувствую себя идиотом за то, что так думал.

— Я убью их, если хочешь, — предлагает Грэйв, словно предлагает жвачку, выпуская ещё больше дыма.

Свирепо смотрю на него.

— Ты

действительно

эксперт по убийству семей. По крайней мере, на этот раз для этого будет причина.

Драксар издаёт звук, который я не понимаю, бросая взгляд на Грэйва.

— Насчёт этого…

— Держи свой чёртов рот на замке, или я снова затащу тебя в Эфирион, — предупреждает Грэйв, щёлкая ещё горящей сигаретой в Драксара. — Только на этот раз я оставлю тебя там.

Конечно, жар ничего не делает дракону, который смотрит на меня.

— У него была причина.

Глаза Грэйва вспыхивают.

— Не испытывай меня, Децимано.

Перевожу взгляд с одного на другого, не понимая, но Драксар, кажется, решает пока оставить эту тему, закатывая глаза и что-то бормоча себе под нос. На несколько долгих мгновений мы снова замолкаем. Напряжение между Грэйвом и мной сохраняется, хотя он и игнорирует мои гневные взгляды.

— И так… возвращаясь к той закусочной, — Драксар нарушает тишину, потирая шею.

— На Земле плоских рек? — Кристоф хмурится. — Что насчёт неё?

— Как Эвелин вела себя, будто она… ну, вы знаете. Беременна. — Оборотень-дракон прочищает горло. — Я не могу перестать об этом думать. Просто… со всей этой связью, как вы думаете, это действительно может…

Когда он снова замолкает, бросаю на него насмешливый взгляд.

— Что? Выкладывай.

— Некоторые из наших проклятий сняты, — бормочет он.

Мне требуется секунда, чтобы понять, что он говорит, и тогда меня словно ударяют обухом по голове. У Эвелин нет проклятия, которое можно было бы снять, поэтому на неё не влияет та же неспособность к размножению, что есть у нас, наследий.

Или которую мы

имели

.

Когда были прокляты.

Но теперь, когда Кристоф и я с ней, незащищённые, не проклятые…

Боги небесные.

Я даже не думаю об этом.

Кристоф проводит рукой по волосам, и, должно быть, он не обращает внимания на фильтрацию своих мыслей через связь, потому что я улавливаю намёк на его внутренние молитвы как Луминее, так и Мираклу.

О чём вы тут богов призываете и молитесь?

— телепатически спрашивает Эвелин, заставляя и меня, и ледяного элементаля едва не выпрыгнуть из кожи.

Просто… ничего

, — посылает в ответ Кристоф, потягивая воротник рубашки, словно ему жарко.

— Ничего? — фыркаю, свирепо глядя на него. — Нам нужно обсудить это с ней.

Пурпурный взгляд Грэйва мечется между нами, и он нетерпеливо хмурится.

— Вы двое, задницы, теперь говорите только друг с другом, или наша девочка наконец закончила с человеком за занавесом?

Кристоф игнорирует его, свирепо глядя на меня.

— Ладно. Мы поговорим с ней, когда придёт время.

Вы как-то странно притихли

, — замечает она.

— Что-то случилось? Кого мне нужно убить?

Так нетерпелива

, — поддразниваю я. —

Всё в порядке. Ты уже почти здесь?

Насчёт этого. Давайте встретимся в Великом Зале

, — предлагает Эвелин. —

Мой визит к Волшебнику почти заканчивается.

Мы будем ждать тебя там

, — отвечаю, уже направляясь в нужную сторону.

— Сюда, — говорю остальным. — Не хочу, чтобы она пришла на ужин одна. Можете называть меня безжалостным, но другие ученики здесь буквально перерезают друг другу глотки, когда могут. Это лишь вопрос времени, прежде чем кто-то здесь попытается что-то сделать с нашей хранительницей.

Глава 20. Лирой

Тишина, густая и неловкая, окутывает нас четверых, пока я веду их в Великий Зал.

Мы замедляем шаг, приближаясь к огромному трапезному залу под открытым небом, освещённому разноголосицей праздничных магических светильников, что дрейфуют вокруг греческих колонн, окружающих обеденную зону. Остролист, омела и прочие праздничные растения украшают зал, пока изысканная праздничная музыка играет, сотворённая чьими-то чарами. Три или четыре дюжины учеников уже здесь, обсуждают праздники дома, философию, религию, праздничные блюда и так далее. Многие сверлят нас взглядом, когда мы проходим мимо, и я ничуть не удивляюсь, когда один из них швыряет в меня кусок запечённой ветчины.

Он отскакивает от простого заклинания, но я держу руки в карманах, скрывая почерневшие кончики пальцев – метку моей силы, моего проклятия, что всегда грозит вырваться наружу. Меньше всего мне хочется привлекать к ним внимание, пока мы направляемся к грандиозному главному обеденному столу. Уверен, что Изумрудный Волшебник захочет, чтобы мы сели рядом с ним, дабы он мог поговорить с Эвелин.

— Это только мне кажется, или эти задроты тебя на дух не переносят? — спрашивает Драксар, когда мы садимся. — Особенно Прикус.

— Питер, — киваю я. — Он пытался превзойти меня год или два назад. Я унизил его, и он до сих пор не может этого забыть. У остальных похожие истории.

— Ты, без друзей? Я в шоке, — протягивает Грэйв, постукивая по пустой тарелке перед собой. — Где еда?

— Ты не ешь, — напоминает ему Кристоф.

— Моя благодарность за то, что сообщаешь мне очевидное, Сноу, но я имею в виду Эвелин. Я хочу, чтобы для неё был готов пир.

Стучу по его тарелке, активируя наложенные на неё чары. Появляются популярные праздничные блюда: жареная говядина, индейка, запечённая ветчина, картофель гратен, жареная брюссельская капуста, мясные пироги, начинка и соус.

— Только заклинатели могут использовать эти тарелки, — объясняю я.

— Если ты заставишь меня вежливо просить тебя об ужине, я позволю своему дракону съесть тебя, — раздражённо предупреждает Драксар.

Ухмыляюсь и активирую их тарелки, добавляя к каждой из них дополнительные защитные чары по привычке.

Как только преобразую их стаканы с водой в праздничное вино фейри, в Великом Зале воцаряется тишина. Мой квинтет оборачивается, чтобы увидеть Эвелин, входящую вместе с Изумрудным Волшебником.

Выражения лиц других учеников бесценны. Они варьируются от ужаса до ярости и откровенного восхищения, когда те наблюдают, как она присоединяется к нам во главе главного стола, отделённого от остальных.

Замечаю, что внимание одного из зевающих учеников быстро переключается с Эвелин на Кристофа, и на его лице появляется то же отвратительно восторженное выражение, которое бывшая модель постоянно получает в Академии.

Драксар глубоко хмурится, наблюдая, как Изумрудный Волшебник садится во главе стола. Мой наставник гораздо более морщинист и сед, чем прежде. Вижу его на каждой стадии его проклятия — девять лет рядом с ним стирают из памяти само понятие странности.

Ужин продолжается.

Теперь, когда мы более или менее одни, и другие ученики вряд ли могут нас услышать, обращаюсь к своему старому наставнику.

— Что вы знаете о гибридных заклинателях? Тех, кто способен использовать несколько видов магии?

— Я знаю, что ваш хранитель стал таким после многих лет мучительных экспериментов, — задумчиво произносит он, пробуя картофель. — В противном случае это крайне необычно.

Драксар прорезает свою тарелку обеденным ножом, его золотые глаза сужаются до драконьих щелей. Он закрывает лицо, пытаясь унять бурю внутри.

— Бу, — грубо говорит он, явно желая ответов.

— Он выставляет это в худшем свете, чем есть на самом деле.

Она лжёт.

Я всё лучше учусь читать её, но когда она демонстративно игнорирует наши взгляды, притворяясь, будто брюссельская капуста невероятно увлекательна, ощущаю укол отчаяния и вздыхаю, снова повернувшись к своему наставнику.

— Я всё ещё могу использовать свою магию крови. Она не сгорела в лихорадке перехода в некроманта.

Его лицо озаряется восхищением.

— Правда? Покажи мне.

— Не могу, пока не напитаюсь

ею

.

Волшебник трёт свою седеющую бороду.

— Только от

неё

, да? Как же это беспрецедентно. Возможно, всё дело в том, с кем ты связан, ведь она

тоже

весьма беспрецедентна. В конце концов, самые могущественные хранители порождают самые могущественные квинтеты и, как известно, влияют на диапазон способностей своих квинтетов. Или, быть может, это связано с тем, что ты связан с её теневым сердцем.

Хмурюсь, телепатически обращаясь к Эвелин.

Ты сказала ему, что мы связаны? И о своём сердце?

Я много чего ему рассказала. Хорошая новость в том, что мы получим эфириум, как только он прибудет из места, где он его хранит за пределами страны.

Каковы плохие новости?

— надавливаю я. —

Цена?

Она тыкает в росток.

Ему нужны знания. Мне приходится рассказывать ему о том дерьме, которое я так стараюсь забыть.

— Жаль, однако, что тебе пришлось стать некромантом, — ворчит волшебник, прерывая нас.

Смотрю на свою тарелку.

— Я ни о чём не жалею.

— К тому же, это лучшее из обоих миров, — вставляет Драксар, его эмоции оборотня снова становятся весёлыми, когда он доедает ветчину. — Теперь ты можешь исцелять нашего хранителя

и

видеть мёртвых. Я считаю это победой.

— За исключением того, что теперь он — изгой общества, которого боятся, — замечает Кристоф.

Грэйв, конечно, не ест. Он пытается балансировать вилки в башне, усмехаясь.

— Разве не все мы такие?

Очень верно.

— П-простите? — говорит восторженный ученик, нервно приближаясь к нашему столу. Он уважительно склоняет голову перед волшебником, но быстро поворачивается к Кристофу, широко раскрыв глаза. — Вы

тот самый

Кристоф Сноу! Я… боги, я Ваш огромный фанат. Я эмпат-нетипичный заклинатель, — добавляет он почти смущённо. — Вырос в Городе-маяке, и мы с мамой оба любим моду. Она, кстати, редактор модного журнала, так что я бываю на многих показах и… опять же, я просто Ваш большой фанат.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Кристоф скользит в приятную, отработанную персону, которую, я уверен, он отточил для своей карьеры, благодаря фаната, несмотря на то, что Драксар презрительно фыркает, а Грэйв швыряет в них картофель гратен через стол.

— Извините, что беспокою, но… — Ученик с надеждой поднимает перманентный маркер.

Кристоф расписывается на руке заклинателя, вежливо отвечая на пару вопросов, говоря, что не будет на Парижской Неделе Моды в следующем году, и да, он дружит с какой-то известной человеческой певицей, о которой я никогда не слышал.

Когда учащийся наконец благодарит его и поспешно удаляется, Эвелин склоняет голову.

— Зои рассказывала мне об автографах, но я всё ещё не понимаю. Это часто происходит?

— Гораздо чаще среди человеческих фанатов. — Кристоф возвращается к своей еде.

Драксар фыркает.

— Ладно, это крайне странно думать, что

у тебя

есть фанаты. Очевидно, они не знают, какой ты мудак, помимо того, чем, блядь, занимаются модели.

— Я не мудак для всех. Только для вас троих, потому что вы, блядь, этого заслуживаете, — ворчит Кристоф. — Я, кстати, очень хорошо лажу с людьми. Верите или нет, есть причина, по которой сотрудники Академии поручают мне преподавать Продвинутые Человеческие Отношения.

Так

вот

что он якобы преподает.

Драксар продолжает подтрунивать над ним, пока я наполняю чашу Эвелин вином. Ужин продолжается некоторое время с лёгкой беседой, пока, как это случается на каждом праздничном ужине с начала времён, не возникает политика.

Драксар вскользь упоминает о недавних проблемах Академии с антинаследиями, и мой наставник разражается тирадой о своих политических взглядах.

— …конечно, эти бессмертные упиваются своим влиянием в мире смертных, но, по крайней мере, Реформисты не так тупоголовы, как эти проклятые Возвращенцы, — говорит Изумрудный Волшебник, наконец делая глоток вина.

— Реформисты — это другая фракция активистов против наследий? — уточняет Эвелин.

Он хмыкает.

— Совет Наследий называет их антинаследиями, и все в это верят — но это чушь собачья. Реформисты лоббируют, чтобы наследия и люди имели равные права в мире смертных, и они ставят под сомнение всю нынешнюю систему. Они настаивают, что мы гораздо цивилизованнее монстров и, следовательно, должны иметь возможность свободно общаться с людьми, выбирать другие профессии и даже вступать в смешанные браки. — Он фыркает при этом.

— Вы с ними не согласны, — предполагает она.

— Они идеалисты. Мечтатели. Если бы мир мог работать так, как они хотят, это потребовало бы такого масштабного переворота, что создало бы гораздо больше проблем, чем решило. Их намерения благие, но их делу едва ли помогает то, что они основаны человеком, который открыто якшается с демонами. Я не согласен с решением совета казнить Виктора Моро, но он, безусловно, способствует нынешним беспорядкам между людьми и наследиями.

Кристоф давится вином, ругаясь, когда проливает его на себя. Вопросительно поднимаю бровь, но он качает головой, быстро взглянув на Эвелин, прежде чем нахмуриться, глядя на свою еду.

Наша хранительница задумчиво сдвигает стейк и ветчину со своей тарелки на тарелку Драксара. Оборотень-дракон изображает обморок и целует её в щёку.

— Реформисты звучат менее безумно, чем Возвращенцы. В конце концов, система

действительно

архаична, — бормочет Эвелин. Затем она отодвигает свою тарелку, явно закончив, и смотрит на волшебника. — У вас есть тренировочная зона?

Блин.

Я знаю, к чему ведёт этот вопрос. И остальные тоже, потому что мы все синхронно стонем.

— Действительно, есть. Хочешь тренироваться больше,

оружие

? Из всего, что ты мне рассказала, я бы скорее подумал, что тебе мало чего не хватает в этом отношении.

Моя великолепная, порочная хранительница слишком сладко улыбается, глядя на нас четверых.

— Это не для меня.

— Эй, мы пережили Первое Испытание, — протестует Драксар.

— Едва.

— Это искажённый результат, — возражаю я. — Мы сражались с частью Бессмертного, блядь, Квинтета, не говоря уже об их последователях. Учти это, по крайней мере.

Эвелин отпивает вино.

— Вы четверо не отделаетесь от этого. Смиритесь.

Кристоф вздыхает и телепатически говорит:

Всё в порядке. Я люблю даже твою садистскую, безжалостную сторону, так что я принимаю тот ад, который принесёт завтрашний день.

Она допивает остаток вина, бросив на него взгляд.

Перестань использовать это слово.

Признай это,

ма сангфлуиш. Тебе нравится, что мы не можем насытиться тобой.

Позволяю себе ухмылку, когда она показывает мне средний палец.

— Всё это телепатическое дерьмо так надоело. Вы случайно не знаете, что заставило этих двух придурков связаться, когда я этого не сделал, а? — ворчит Драксар волшебнику.

Мой наставник ухмыляется.

— Ты задаёшь не тот вопрос.

— Что, блин, это должно...

Блин

, — ругается Кристоф, вставая, чтобы отодвинуть стул Эвелин.

Мне требуется мгновение, чтобы осознать его панику, ибо, хотя её лицо остаётся бесстрастным, одна из её рук судорожно сжимает грудь. Боль, которую она скрывает, почти осязаема.

Не устраивай, блядь, сцену

, — эхом отзывается в моей голове её напряжённый голос.

Будь оно всё проклято.

Встаю, взглянув на Грэйва. Он один раз кивает и исчезает, не нуждаясь в указаниях.

Тем временем Драксар удивляет меня, не взрываясь эмоциями оборотня в ответ на приступ нашей хранительницы. Вместо этого он поворачивается к Изумрудному Волшебнику, чтобы вежливо извиниться за нас, пока Кристоф уводит Эвелин за руку от стола.

Она перестает сжимать грудь, но я вижу, как пот выступает на её затылке, когда мы идём под праздничными магическими светильниками, проходя мимо столов других учеников, полных пристальных взглядов и злобы.

— Так скоро уходите,

ваша милость

? — насмешливо произносит откуда-то этот ублюдок, Питер.

Я наложу на него ужасное проклятие позже, такое, что изуродует его до неузнаваемости. Сейчас же я беру другую руку Эвелин, пока она продолжает притворяться, что всё в порядке. Я знаю, что она не хочет выглядеть слабой перед учащимися здесь, что мудро, но осознавать, что она испытывает боль, крайне невыносимо. Это разрывает меня изнутри.

— Дыши. Ты отлично справляешься, Подснежник, — нежно бормочет Кристоф.

Странно, как он нежен с ней, когда всегда был таким ледяным придурком.

Как только мы скрываемся из виду Великого Зала, Эвелин шатается, задыхаясь и сильнее сжимая грудь.

— Блин, — цедит она, голос её прерывается. — Что-то не так. По-другому. Я...

Её ноги подкашиваются, но Драксар внезапно оказывается рядом, чтобы подхватить её. Он спешит к гостевому коттеджу, неся её, как драгоценный груз, пока мы следуем за ним.

— Грэйв приготовит лекарство, — обещаю, открывая дверь и затем запирая её за нами. Ранее я дад инкубу порцию моей новой партии, той, которую она, надеюсь, сможет принять перорально, на случай, если нас застанут врасплох именно так.

Лицо Эвелин искажается от агонии, она качает головой, когда Драксар осторожно опускает её на кровать.

— Ч-что-то совсем

не так

, — снова задыхается она.

Грэйв появляется и подносит флакон к её губам, выглядя таким же измученным, как и все мы, видя нашу могущественную хранительницу в таком состоянии.

— Вот, дорогая. Откройся для меня...

Эвелин внезапно обмякает, её глаза закрываются, словно занавес. В то же мгновение что-то так больно дёргает в моей груди, что я невольно вскрикиваю. Кристоф тоже, пошатнувшись, прислоняется к стене, хватаясь за сердце, его лицо искажается гримасой боли. Наша связь, проклятая и благословенная, отзывается в унисон.

Моё зрение затуманивается, когда боль расцветает в самой сердцевине моего существа, а затем леденящий душу глубокий голос гремит в моём сознании, проникая сквозь нашу связь.

В какую игру ты играешь, дитя моё? Ты начинаешь испытывать моё терпение. Я чувствую перемену в тенях внутри тебя. Ты становишься сильнее, но как?

— Лирой? Снежинка? Блин! — ругается Драксар, пытаясь вывести меня из этого транса.

Ужасное ощущение наполняет меня, когда я слышу леденящие душу крики, доносящиеся откуда-то издалека. Хор людей в агонии, и одна женщина в особенности, рыдающая имя Эвелин, словно молящая о спасении.

Я даю тебе пять дней, пока твоя следующая цель не падёт. Подведи меня, и они погибнут и будут поглощены.

Я наконец могу вдохнуть, когда тянущее ощущение исчезает, хотя ужас и боль всё ещё цепляются за мою грудь, обхватив моё колотящееся сердце, словно ледяные тиски. Моя кровь стынет в жилах.

Понимаю, что прислоняюсь к стене, покрытый холодной испариной. Кристоф так же потрясён, как и я.

Эвелин всё ещё без сознания.

Грэйва и Драксара нигде не видно. Если бы мне пришлось рискнуть, я бы осмелился сказать, что оборотень-дракон снова теряет рассудок, видя свою пару в таком состоянии.

В этот момент я, блин, не виню его.

Ругаюсь и тру лицо, словно пытаясь стереть отпечаток пережитого, затем двигаюсь к Эвелин, чтобы ощутить её руку. Она ледяная и бледная, её волосы тёмным беспорядком обрамляют лицо, и она остаётся бездыханной. Моя кровь застывает от ужаса.

Кристоф тихо бормочет молитву Илайе, богине жизни и исцеления.

Когда он говорит со мной, его голос глухой.

— Это Сущность.

Осторожно проверяю пульс Эвелин. Его всё ещё нет.

— Как она и предвидела, он угрожает ей, — говорю, чувствуя, как гнев медленно, но верно вытесняет затяжной, липкий страх.

Моя кровь закипает.

Драконий рёв откуда-то издалека за пределами коттеджа ненадолго привлекает наше внимание, прежде чем Грэйв снова появляется со стоном, опустившись на один из стульев в столовой. Он покрыт ожогами, которые быстро заживают, пока его одежда слегка дымится.

— Как она? — хрипит он, не отрывая взгляда от Эвелин.

— Её нет. — Тру лицо.

Он ругается.

— Я, блин, ненавижу это.

— Мы все, — шепчет Кристоф. Затем он пригвождает нас взглядом. — У Эвелин есть свои планы. Она целеустремлённа и делает всё, что нужно, чтобы довести дело до конца, но сейчас она делает это в одиночку. Что мы делаем для неё, кроме как тащимся следом и стараемся не быть убитыми?

— Очень мало, — соглашаюсь, хмуро глядя в окно, где сгущается тьма. — Она больше не борется с нами, но делает всё необходимое для своего плана совершенно одна. Если бы мы могли хоть что-то внести,

что угодно…

Мы все погружаемся в раздумья, пока Грэйв не склоняет голову, словно прислушиваясь к невидимым шёпотам.

— Предположим, Эвелин преуспеет, и люди из Пустоши сумеют попасть в эту плоскость существования. Полагаю, у нашей умной хранительницы есть тщательный план, чтобы помочь им выбраться из ада, но что потом?

Кристоф хмурится.

— Так много людей, появляющихся из ниоткуда, вызовут массовую истерию, особенно потому, что это считается невозможным. Средства массовой информации и человеческое правительство будут метаться… и знаете что? В этот мир могут проскользнуть не только люди. Чем слабее становится Раздел, тем больше волн теневых демонов вырывается наружу.

— Людям из Пустоши понадобится куда-то идти, не говоря уже о припасах и исцелении. Зная, как мало мы знаем об их жизни там, можно с уверенностью предположить, что они будут в ужасном состоянии, — задумчиво произношу, бросив долгий взгляд на Сноу. — Если бы только мы знали кого-то с глубокими карманами и сомнительными связями, кто мог бы профинансировать подходящую помощь в подготовке к их прибытию.

Он медленно кивает, задумавшись.

— Хотя, будет крайне трудно удержать мои связи от распространения слухов.

— Предоставьте это мне, — мрачно улыбается Грэйв. — Удивительно, как люди становятся молчаливыми, когда на кону их рассудок.

Мы снова замолкаем на мгновение, обдумывая это новое начинание.

— Когда всё закончится — когда люди будут в безопасности, и Эвелин выполнит свою кровавую клятву… — Кристоф вздыхает. — Что произойдёт, если она не выполнит своё предназначение как ревенант?

Этот вопрос тоже давит на мой разум, словно камень на груди. Судя по необычно мрачному выражению лица Грэйва и тому, как Кристоф не может перестать закатывать и распускать один из своих рукавов, мы все одинаково боимся ответа, который она так и не даёт нам.

Это предчувствие рока.

Мы такое мрачное трио, что я вздрагиваю, когда Эвелин говорит.

— Боги. Вы, ребята, выглядите так, будто кто-то умер или что-то типа того, — шутит она.

Грэйв немедленно подходит к кровати, притягивая её в свои объятия. Она выглядывает из-за его плеча на меня, выглядя измученной.

— Как долго я была без сознания?

— Недолго. Но,

ма сангфлуиш

… нам нужно поговорить.

Глава 21. Эвелин

— Что-то тебя беспокоит, — отмечает Изумрудный Волшебник.

Мягко говоря, блядь.

Отставляю чашку утреннего чая, изучая волшебника напротив. Скромный завтрак тоже сервирован, но аппетита нет — игнорирую. Пришла в его кабинет рано утром, так что сейчас ему лет двадцать пять. Хотя

утром

это назвать сложно, учитывая, что небо остаётся в прекрасном унылом цикле сумерек с момента нашего прибытия сюда, в этот северный край.

Мы в Святилище уже два дня. Большую часть времени трачу на тренировки квинтета, ответы на, казалось бы, бесконечные вопросы Изумрудного Волшебника и размышления.

Множество размышлений.

И теперь у меня есть план.

— Я рассказывала тебе о своих приступах, — начинаю.

— Да. О том, как ты «пропадаешь», как ты это называешь.

Киваю.

— В прошлый раз, когда это случилось, пострадали мои связанные. Они слышали послание Теодора через нашу связь, что ещё больше убеждает меня — они привязаны к моему теневому сердцу, которое ведёт обратно к нему. Так что...

Когда замолкаю, волшебник выгибает бровь. В молодости он красив — коротко стриженные чёрные волосы, чисто выбритое лицо, густые брови, хитрые карие глаза.

— Так что? — подталкивает он.

Лучше просто выплюнуть это дерьмо.

— Ты знаешь всё о моём замысле, но я не рассказывала, чем закончится моя история, — говорю, разглаживая перчатки перед встречей с его взглядом. Заставляю голос остаться ровным. — Если я не исполню своё предназначение как восставшая мертвая, случится одно из двух. Либо я буду медленно разлагаться, пока не исчезну и не перейду в следующую жизнь, либо моё теневое сердце сдаст. Оно никогда не предназначалось давать мне жизнь годами, только достаточно долго, чтобы исполнить цель.

Он обдумывает это.

— В таком случае, проклятия твоих связанных не сняты по-настоящему. Когда ты уйдёшь, эти пороки вернутся — и поверь мне: проклятия возвращаются с удвоенной силой, когда хранитель исчезает.

— Ты имеешь в виду, когда

сердце

хранителя исчезает. В конце концов, именно к нему они привязаны — к этому заклинанию в моей груди. А что, если ты сможешь извлечь моё теневое сердце до этого? Как-то сохранить его целым, чтобы их проклятия остались сломанными?

Брови Изумрудного Волшебника поднимаются, и он наклоняется вперёд с интересом.

— Интригующая теория. Я был бы очень заинтересован проверить её на практике.

— Тогда проверь. После того, как свяжусь со всеми и выполню миссию... я вернусь, чтобы ты смог попытаться извлечь моё теневое сердце. Если ты сохранишь его после моего ухода, это может предотвратить возвращение их проклятий.

Он долго молчит, задумчиво глядя в пространство.

— Всё это ты жертвуешь ради людей в Пустоши, — наконец тихо размышляет он. — Почему?

Что за вопрос такой?

— Я рассказывала тебе об их условиях жизни, если это вообще можно назвать жизнью. Я единственная, кто может помочь им сбежать. Это вряд ли жертва, когда я всё равно обречена, так почему бы и нет?

— Они всего лишь люди.

Если он начнёт нести чушь о том, насколько наследия лучше людей, я швырну эту чёртову чашку ему в лицо.

— Я тоже была когда-то человеком, — отмечаю с предупреждающими нотками в голосе.

Он запрокидывает голову в смехе, затем проверяет стоящие рядом старые часы, обвитые буйно растущими лозами.

— Я обдумаю твою теорию, Эвелин. Боюсь, у меня есть другие дела, которые займут большую часть дня, но эфириум, изъятый из моих складов, прибудет сегодня позже.

Слава чёртовой вселенной.

Выходя из кабинета, прокручиваю план.

У меня всего три дня, чтобы убить ещё одного члена Бессмертного Квинтета. С эфириумом теперь могу хранить мощную жизненную силу Мальгоса, которая тяжело сидит в моих венах несколько дней, пока я сопротивляюсь искушению воспользоваться ею.

Как только скопирую заклинание, которое мы с Люком усовершенствовали для хранения жизненных сил в эфириуме, смогу отнести его в храм для благословения, которое понадобится от жреца или пророка для дальнейшего поддержания Раздела.

Но это будет после исхода людей из Пустоши.

В момент, когда убью четверых из Бессмертного Квинтета, Раздел станет достаточно тонким, чтобы люди прошли через него. Люк проскользнёт в смертный мир, чтобы отметить точку их выхода эфириумом, который я украла из короны Теодора, прежде чем начнёт выводить людей из Пустоши. Сейчас Виола, Люк и другие люди следят за знаками, которые укажут пора бежать, как мы и планировали. У них простая система передачи информации по различным поселениям.

Как только они смогут сбежать, начнётся гонка за их выживание. Людям, содержащимся как домашние животные в цитадели, тоже расскажут план. Остаться или сбежать — их выбор.

Сложный план, и так много может пойти не так. Но пока я не облажаюсь, сможем вытащить людей из Пустоши и укрепить Раздел эфириумом, содержащим жизненные силы Бессмертного Квинтета.

Они будут свободны.

Моя кровавая клятва исполнится. И прежде чем исчезнуть, отдам теневое сердце в груди, чтобы проклятия квинтета остались сломанными.

Голос Драксара вырывает из глубоких размышлений, заставляя осознать, что стою на краю огромного зелёного поля, которое мы использовали для тренировок последние пару дней.

— Вот мой прекрасный маленький Ангел Смерти.

В следующий миг он рядом, обнимает меня и тыкается носом в шею. Вздыхает.

— Блядь, скучал по твоему запаху.

Лицо горит, потому что А, он восхитителен без рубашки, и все его тёплые золотые мышцы обвивают меня, и Б, остальные тоже без рубашек.

Четверо нелепо привлекательных наследий без рубашек ждут рядом с горящими взглядами, готовые прижать меня.

Почему они все такие красивые?

Кристоф с его стройными мышцами и безупречностью, мускулистые предплечья Лироя и тёмная ухмылка, завораживающие глаза Грэйва и те светлые и тёмные завитки, вьющиеся по его плечам, рукам и прессу...

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Чёртовы боги.

Может, отменить сегодняшнюю тренировку и заняться голой кардионагрузкой в коттедже.

Драксар стонет, уловив моё возбуждение.

— Проклятье. Детка, я дам тебе всё, что пожелаешь, если ты снова сядешь мне на лицо.

Трудно сглатываю, задыхаясь и пытаясь взять себя в руки.

— Мне действительно стоит натренировать вас.

— В постели? Принимаем, — подмигивает Грэйв. Его отметины слегка светятся, но он не реагирует на них.

Драксар начинает целовать мою шею. Я

действительно

хочу бросить тренировку, чтобы вытрахать из него всю дурь — из

всех

них.

Но нет.

Потому что тренирую их по крайне важной причине.

Пора поделиться этой причиной.

Драксар по сути прижимает мои руки, так что падаю тряпичной куклой. Когда он ловит мою верхнюю часть, цепляюсь ногами вокруг его тела, ударяя в заднюю часть его ног, чтобы нарушить равновесие. Перекатываясь при падении, быстро прижимаю его к траве, запястья над головой, ухмыляясь сверху.

Пока не вижу чистое удовольствие на его лице и не чувствую огромный, твёрдый выступ как раз за тем местом, где сижу на его животе. Дыхание рваное, золотые глаза мерцают от нетерпения.

—

Блядь

, Тучка. Обожаю, когда ты сверху.

Наклоняюсь, дразняще покусывая его челюсть, что вызывает задыхающийся смех.

— Будешь хорошим мальчиком и действительно тренироваться? — шепчу достаточно тихо, чтобы только его чуткие уши уловили.

Он дрожит, трудно сглатывает и кивает.

— Хорошо.

Отпускаю его и встаю, борясь с улыбкой, когда вижу, как все трое моих более вуайеристских партнеров наслаждаются сценой перед ними.

— Можете оставить спальные взгляды на потом. Ваша тренировка важна.

Начинаю стягивать мешковатую верхнюю рубашку, поскольку в этом магическом месте тепло и мы собираемся заниматься. Но Кристоф сразу останавливает меня, бросая хмурый взгляд в сторону близлежащих зданий, где в помещениях занимаются ученики.

— Не надо. Они тебя увидят.

— Темно. К тому же, сомневаюсь, что им есть дело до нашего пребывания здесь.

Он фыркает.

— За последние два дня я постоянно ловлю их взгляды на тебе. Они знают, что мы здесь. Конечно, они захотят увидеть, как ты тренируешься без чёртовой рубашки.

— И что?

Его ледяной взгляд пронзительно собственнический.

— То, что они недостойны наслаждаться твоим видом. Не позволю им смотреть на тебя.

Лирой смеётся.

— Иронично, учитывая, что мы все знаем, как тебе нравится, когда на тебя смотрят.

Он явно говорит о прошлой ночи, когда Кристоф снова кончил просто от того, что лизал меня и заставлял течь, пока остальные смотрели, стонали и иногда поглаживали себя рукой.

Что привело к тому, что я скакала между Грэйвом и Драксаром. Сразу после того, как занималась оральными ласками с Лироем в душе.

Эти воспоминания делают моё лицо почти таким же красным, как у Кристофа, когда он бормочет:

— Заткнись. Это другое, когда речь идёт о ком-то вне квинтета. Им не стоит глазеть на неё.

— Если только они не хотят, чтобы им выкололи глазные яблоки, как нашей дорогой марионетке-нежити, — соглашается Грэйв, лениво потягиваясь так, что я получаю восхитительный вид всех этих мышц.

Чёрт побери этих мужчин за то, что они так отвлекают.

— Ладно, оставлю рубашку.

Лирой вздыхает.

— Такая трагедия.

Он стал более игривым теперь, когда голоса больше не мучают его.

Я рада.

Но теперь, когда привлекла их внимание, поднимаю подбородок.

— Буду откровенна. Я тренирую вас четверых не только для сражения с теневыми демонами или охотниками за головами. Я тренирую вас победить меня, когда я теряю контроль.

Все смотрят на меня долгую секунду.

Затем Кристоф трёт лицо.

— Да, нет. Этого не случится.

— Да, случится...

— Не. Случится, — цедит он.

Остальные кивают, все скрещивая руки.

О,

теперь

они начинают соглашаться друг с другом?

Чёртовы наследия.

— Это случится. В настоящей битве любого приличного размера я теряю контроль и впадаю в состояние берсерка. И если вы четверо позволите мне пролить невинную кровь, потому что слишком боитесь меня остановить, я этого не прощу, — говорю, тоже скрещивая руки.

— Это слишком много, — рычит Драксар, качая головой, пока его гнев нарастает. — Я не могу причинить вред своей паре. Не проси меня делать то, что я буквально не способен делать.

Бросаю взгляд на Грэйва.

— Ты видел последствия. Знаешь, я не являюсь собой.

Когда теряю контроль, становлюсь буквальным монстром.

— Очень красивым монстром, — ухмыляется он. — Я едва ли был против беспорядка, дорогая.

— Это потому, что те не были невинными. Что будешь делать, если я стану берсерком рядом с людьми? Семьями? Беспомощными

детьми

?

Его улыбка умирает.

Отводит взгляд.

— Вот именно. — Смотрю на остальных, пытаясь донести мысль, даже если делиться этим чертовски больно. — Из всех раз, когда просыпалась в крови после потери контроля в Пустоши, худшим был тот, когда поняла — Теодор послал человека на арену, когда я уже была в состоянии берсерка. Ему было одиннадцать.

Голос опасно близок к срыву, так что прочищаю горло.

— Не помню, как убила его, но проснувшись и увидев то малое, что осталось... — Делаю глубокий вдох, пытаясь запихнуть воспоминание обратно в тёмные закоулки разума, смотря на них поочередно. — Не позволяйте мне снова стать этим. Мне

нужно

это. Пожалуйста.

Они обмениваются взглядами, колеблясь. Наконец, Лирой отходит в сторону и принимает боевую стойку.

— Сделаем это для тебя, — бормочет он.

Все четверо недовольны и остаются нехарактерно тихими, пока прогоняем упражнение за упражнением, но по крайней мере больше не спорят со мной.

И впервые Грэйв отнёсся к этому серьезно. Вместо того, чтобы нырять в Эфирион и обратно, подшучивать над остальными и шептать мне на ухо, пытаясь вызвать реакцию, он погружается в сосредоточенное, смертельное спокойствие, которое, признаюсь, что-то во мне затрагивает.

На этот раз, когда наконец дерусь с ним один на один, шокирована пониманием — он на самом деле... хорош.

Действительно хорош.

Фактически, во время ослепительно быстрой боевой последовательности, когда втыкаю локоть в его бок и пытаюсь маневрировать вокруг него, он подсекает мои ноги, блокирует руки, когда пытаюсь поймать себя, отражает инстинктивную атаку и прижимает в жестоком захвате.

Мы оба пытаемся отдышаться, пока изучаю его. Драксар свистит негромко поблизости, потому что это первый раз, когда кто-то из них действительно смог прижать меня без обмана.

Галактический взгляд Принца Кошмаров поглощающий и интенсивный, прежде чем он наклоняется шепнуть мне на ухо. Хотя на нем нет рубашки или куртки, его сладкий кожаный запах, смешанный с солнечным светом и чистым потом, дразнящий.

— Что бы ты ни попросила, дорогая, я стану этим для тебя. Хочешь оружие — используй меня. Нужен воздух — дыши мной. Я защищу тебя от боли в твоём прошлом. Всё, что прошу взамен — чтобы ты

говорила

мне, когда эти воспоминания преследуют тебя.

Закрываю глаза, сосредотачиваясь на его сердцебиении о мою грудь.

Я запомнила все их сердцебиения. Четыре уникальные, стабильные колыбельные, которыми не могу насытиться.

— Ты не можешь защитить меня от воспоминаний, Грэйв.

Он покусывает моё ухо.

— Нет? Увидишь.

Кто-то прочищает горло поблизости. Поняв, что это не один из моих квинтета, поворачиваю шею, чтобы увидеть Росса, отводящего взгляд в ожидании возможности поговорить со мной.

В его защиту, то, как Грэйв меня прижимает, почти неуместно собственнически.

— Вместо простого отрезания руки, следовало бы пронзить его насквозь, — бормочет Принц Кошмаров.

Его жестокость вызывает мурашки.

— Твоя ошибка, — ухмыляюсь, прежде чем поднять голос до нормального уровня. — Что-то нужно, Росс?

— Вы с вашим квинтетом пропустили завтрак, моя леди... Эвелин, — поправляется он. — Я сохранил приготовленные зачарованные тарелки, чтобы вы всё ещё могли поесть. Вы заслуживаете гораздо лучшую еду, конечно, и прошу прощения, что она недостойна...

Он начинает нести чушь. Если не скажу что-то скоро, он в итоге разозлит одного или всех моих партнеров. Они взъерошены каждый раз, когда он появляется, что случается почти раздражающе часто. Уверена, единственная причина, по которой они не посылают его на хер прямо сейчас — надеются, что это избавит их от дополнительной тренировки.

— Спасибо. Скоро будем в Великом Зале, — перебиваю Росса.

Он убегает от взглядов моих партнёров, когда Грэйв наконец отпускает меня. Поднявшись на ноги и отряхивая траву, замечаю задумчивое хмурое выражение Кристофа.

В чём дело?

— спрашиваю телепатически.

Думаешь, он так себя ведёт с тобой, потому что его третий глаз увидел, что ты святая?

Корчу рожу.

Он продался этой теории о святости, и начинаю думать, что остальные могут ему верить. Но по всему, что слышала о святых — а именно, что они добры, бескорыстны, кочующие гуманисты, которые путешествуют по миру, совершая великие дела, восхваляя богов, оставаясь целомудренными и ведя скучную жизнь — Нет.

Я не святая.

Даже если была выбрана стать ею младенцем, в чём сомневаюсь, я теперь чёртова восставшая мёртвая. Если встречу святого, уверена, они попытаются и не смогут изгнать меня.

Направляемся к Великому Залу с Лироем слева и Грэйвом справа, каждый держит одну из моих рук. Все они продолжают находить маленькие способы прикоснуться ко мне, и я рада, что любое ползучее беспокойство, остающееся от моей гафефобии, едва заметно рядом с ними.

Больше никого нет в Великом Зале, когда садимся за один из столов. Даже Росса, хотя он, кажется, оставил всю эту еду дымящейся на блюдах. Не узнаю ничего, кроме фруктов, яичницы и хлеба, но Драксар загорается, оглядывая представление.

— Блядь, да. Я умираю от голода. Попробуй это, Бу.

Он берёт кусок хлеба, намазанный зелёным веществом, и предлагает мне.

— Ни за что. В последний раз, когда ты кормил меня странной зелёной фигней, это было отвратительно. Меня тошнит только от мысли об этом.

— Обещаю, больше никогда не заставлю тебя есть желе, — смеётся он. — Это авокадо-тост. Тебе понравится.

Кристоф занят перераспределением моей тарелки, заменяя мясо другими продуктами.

— Он прав, попробуй.

Со вздохом ем глупый авокадо-тост. Удивительно, но это не ужасно, несмотря на внешний вид. Также нравится «смешанный ягодный медли парфе», который он заставляет попробовать следующим. Наконец, Драксар кажется довольным, что я наслаждаюсь едой, и принимается за свою, как и остальные — кроме Грэйва. Он больше не сидит за столом, вместо этого прислонившись к одному из дальних столбов, курит.

Снова интересуюсь, болит ли его проклятие.

Но мысли резко поворачивают, когда желудок начинает скручиваться. Тошнота так внезапна, что застываю, сбитая с толку. Меня не тошнит — если только не случается приступ. Но теневое сердце не причиняет боль.

Вместо этого желудок болезненно сжимается, когда головокружение накатывает. Рот пересыхает, пока остальное тело пылает, пальцы рук и ног покалывают.

Голова начинает пульсировать.

Это не похоже на приступ. Больше похоже на...

Чёрт.

Мои партнёры кричат в тревоге, когда вскакиваю и шатаюсь от стола, едва умудряясь добраться до края открытой столовой зоны перед тем, как упасть на колени.

Глава 22. Эвелин

Слышу, как Грэйв ругается, прежде чем его руки убирают мои волосы назад. Кто-то ещё успокаивающе водит кругами по моей спине.

Три приступа рвоты спустя, и я готова раз за разом всаживать нож в ублюдка, который это устроил. Когда мой желудок

наконец

прекращает попытки вырваться наружу через горло, вытираю лицо дрожащей рукой и выпрямляюсь, встречая четыре пары глаз, устремлённых на меня.

Кристоф рядом, его рука всё ещё чертит успокаивающие круги на моей спине. Драксар и Лирой стоят неподалеку, на страже, а Грэйв так и не отпустил мои волосы, глядя на меня с… нежной улыбкой?

Какого хрена?

Их странно напряжённые, счастливые лица сбивают меня с толку, пока я не слышу, как Кристоф шепчет тихую благодарственную молитву Мираклу, богу… плодородия.

М-да.

Вот уж точно, поспешили с выводами.

— Через мгновение вы пожалеете о своих улыбках, — сообщаю я своим чрезмерно довольным, глубоко заблуждающимся связанным.

Драксар сияет, его золотые глаза влажнеют.

— Моя

пара

беременна. Как я могу не улыбаться?

О, боги.

Полагаю, нам придется об этом поговорить.

Вздыхаю.

— Успокойтесь. Это не беременность. Это просто яд.

Паслён, если быть точной. Не такой сильный, как порошок его корня, но симптомы мощной дозы были безошибочны. Хорошо, что меня заставили выработать устойчивость к широкому спектру ядов, включая паслён, иначе я бы уже умерла и возрождалась.

Мой квинтет мгновение смотрит на меня, переваривая мои слова. А затем разверзается ад.

—

Что?

— гремит Драксар, в одно мгновение переходя от восторженной эмоциональности к убийственной ярости.

Лирой яростно ругается и бросается к моей тарелке, чтобы найти виновника. Грэйв обманчиво замирает, а Кристоф подхватывает меня на руки, словно боится, что теперь на меня нападёт земля.

То, что меня сорвали с места, не помогает головокружению, с которым борется моё тело. Хлопаю его по груди, сглатывая подступившую желчь.

— Поставь меня. Сейчас же.

— Кто, бля, пытается тебя отравить? — срывается Драксар, и синий огонь мерцает под его кожей. — Росс? Я его, блядь,

убью

.

— Сразу после того, как заставим его молить о пощаде, которой он не получит ни капли, — соглашается Грэйв, исчезая в следующее мгновение.

— Это не Росс, — возражаю, прежде чем инкуб успевает незаметно ускользнуть. — Он считает меня в некотором роде важной. Вероятно, это был…

Не успеваю договорить, как в Великом Зале буквально из ниоткуда появляется огромное, светящееся, похожее на волка существо. Оно прыгает на Драксара, выставив когти. Кричу, но Лирой уже разворачивается, чтобы поразить его яркой вспышкой магии крови.

Волк не издаёт ни звука, лишь скалит зубы, приходя в себя. Не успевает он повернуться ко мне и Кристофу, как из земли вырывается толстый, смертоносный шип льда, пронзая странного зверя и подбрасывая его высоко в воздух. Тот дёргается и испаряется.

— Что это, блядь, было? — рявкает Драксар.

— Мой фамильяр, — раздаётся неподалеку голос Питера, и мы все оборачиваемся, видя, как он, светясь синей магией, сверлит нас взглядом с другого конца Великого Зала. — И у меня таких ещё много.

Он поднимает руки, и с кончиков его пальцев срывается каскад заклинаний. Ярко-синие огни принимают смутные очертания животных, которые тут же бросаются в атаку. Лирой быстро отвечает собственными магическими ударами. Драксар сворачивает шею одному фамильяру, прежде чем броситься на ученика. Его отбрасывает в одну из ближайших колонн с такой силой, что я слышу

треск

.

Выбираюсь из рук Кристофа, игнорируя остаточную тошноту и слабость, и вытаскиваю Фанг из потайного ремня на руке. Это полномасштабная битва, магические звери повсюду. Кристоф посылает волну льда, чтобы отбросить многих в сторону, и я могу броситься к Питеру.

Его внимание сосредоточено на мне, пока Грэйв не появляется в мире смертных и не пытается свернуть ученику шею. Но Питера окружает столько защитных чар, что Грэйва тут же бьёт током, и он падает, содрогаясь, пока по его коже потрескивает синий свет.

Где-то позади меня кричит Лирой. Рискнув взглянуть в его сторону, цепляюсь взглядом за Драксара, который пытается отбиться от другого фамильяра, несмотря на сломанную спину, которая заживает недостаточно быстро. Лирой сильно кровоточит из укуса на руке. Кристоф замораживает ещё одного фамильяра, и на него тут же набрасывается светящийся синий ягуар.

Как он смеет вредить моим связанным?

Гнев захлёстывает меня вместе с жизненными силами стражников, которых я убила несколько дней назад, и я бегу быстрее. Как только приближаюсь к Питеру, он выпускает заклинание, которое было бы мучительным, если бы я не прорвалась сквозь него мгновенно. Обездвиживающее заклинание, заклинание смерти, проклятия безумия, сглазы — я прорываюсь сквозь каждую его атаку, пока вокруг меня потрескивает тьма.

Я была создана, чтобы уничтожать всё. Быть лишь смертоносным спокойствием.

Питер в ужасе кричит, когда я протягиваю руку, игнорируя боль, которая на мгновение пронзает мою систему, прежде чем моя магия разрушает оставшиеся чары, защищающие его. Он падает на задницу. Тут же ставлю ногу ему на грудь, опрокидывая его на спину, так что его голова с гулким стуком ударяется о мозаичный пол Великого Зала.

Когда он пытается поднять руку, чтобы защититься другим заклинанием, бросаю Фанг вниз, и нож пронзает его запястье, пригвождая его к полу. Он кричит, извиваясь, пока остальные его призванные фамильяры рассеиваются.

Голова всё ещё раскалывается, и теперь адреналин смешивается с паслёном в моей системе. Не лучшее сочетание, о чём свидетельствует тошнота, которая снова накатывает на меня, когда мир наклоняется.

Руки, покрытые замысловатыми витиеватыми узорами, обхватывают меня сзади, поддерживая.

— Всё в порядке, дорогая?

Киваю, пытаясь сосредоточиться на ученике, который, как я понимаю, сильно кровоточит из раны на голове. Адамантин Фанга начинает отравлять его вены, черня кожу, пока он нас проклинает.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Грёбаные

монстры!

— выплевывает Питер, когда Лирой подходит ближе. Кристоф не отстаёт, позволяя Драксару опереться на него, поскольку мой бедный, морщащийся от боли дракон-оборотень всё ещё не исцелился. — Ваш паршивый квинтет заслуживает всех несчастий, которые получает, начиная с того, что этот грёбаный ублюдок сдохнет, — добавляет он, свирепо глядя на Грэйва.

Он действительно пытается угрожать Грэйву, когда адамантин высасывает из него жизнь?

Закатываю глаза.

— И всё же он на много переживёт тебя.

Он насмешливо усмехается инкубу, демонстрируя свой неудачный прикус.

—

Надолго?

Ха! Нет. Может, ещё пару лет, пока он не сгорит раньше времени, как и остальные грёбаные стюарты. Не знал, что я это о тебе знаю, да, Принц Кошмаров? Ты, блядь, это заслужил. Это оскорбление, что боги вообще выбрали отродье Мальгоса Де Стара для служения… — Грэйв отпускает меня и бьёт ученика ногой по голове.

Кровь разлетается повсюду. Остальные реагируют хмурыми взглядами и отвращением, но я всё ещё осмысливаю то, что только что сказал Питер.

Другие стюарты Эфириона… сгорели раньше времени.

То есть умерли.

— Сколько? — шепчу я.

Де Стар улавливает ярость в моём голосе, когда остальные замолкают.

— Дорогая…

— Не надо мне сейчас твоего «дорогая». Сколько тебе осталось?

Он колеблется.

— Я не уверен.

— Но ты знал об этом.

— Да. Это неизбежный побочный эффект моего…

— Ты вообще собирался мне говорить? — грубо требую, приседая, чтобы выдернуть Фанг из трупа. Злобно вытираю его об один из рукавов Питера, пытаясь игнорировать жжение в глазах.

Грэйв умирает, и он, блядь, не собирался ничего говорить.

Он сказал мне, что его проклятие отличается от других, потому что его нельзя снять. Это значит, что связь с ним ничего не изменит. Даже если Изумрудному Волшебнику удастся сохранить моё сердце, чтобы сдержать все их проклятия, проклятие Грэйва всё равно сожрёт его заживо.

Как же я, блядь, ненавижу богов сейчас.

Он приседает рядом со мной, мягко поворачивая мой подбородок, чтобы я посмотрела на него. Что раздражает, потому что он великолепен, он мой и он

умирает

, и я ни черта не могу с этим поделать.

Я презираю чувство беспомощности, особенно когда дело касается их.

— Что есть, то есть, дорогая, — шепчет он с тоскливой улыбкой. — Я не хотел омрачать то драгоценное время, что у нас есть. Кроме того, когда весь мир против нас, есть куда лучшие вещи, на которые стоит тратить такие прекрасные слёзы.

— Я не плачу.

Грэйв протягивает руку, чтобы смахнуть предательскую слезинку, и подносит её к губам, чтобы попробовать на вкус.

— Хорошо. Ты не плачешь.

— Я злюсь на тебя.

— Принимается.

Вдалеке кто-то кричит. Это Росс, и он бежит к нам. Смотрю через плечо на других своих связанных. Лирой заканчивает исцелять свою руку, Драксар глубоко хмурится, глядя в пол, а Кристоф смотрит на меня с мягкой печалью в своих бледно-голубых глазах.

Росс резко останавливается, увидев мёртвое тело Питера.

— О, небеса. Что случилось?

— Мы его убили, — бормочу, отворачиваясь на случай, если он сможет заметить, что я только что сдерживала слёзы.

— Да, но я имею в виду, почему… — он обрывает себя, встряхиваясь. — Простите. Вы не обязаны мне отвечать, и, кроме того, я, кажется, знаю почему. Питер сказал мне, что собирается преподнести вас Совету Наследий на серебряном блюде. Когда я попытался предупредить Изумрудного Волшебника, Питер наложил на меня проклятие паралича, и…

пожалуйста

, простите, что я не смог это предотвратить.

Заклинатель кажется искренне расстроенным. Тем временем все четверо моих связанных одаривают его злобными взглядами. Понятия не имею, почему он так уважительно ко мне относится, но я встаю, снова убирая кинжал в ножны на руке.

Хорошо, что он появился именно сейчас. Если мне придётся зацикливаться на положении Грэйва или на том факте, что я не могу придумать ни единой, блядьь, вещи, которую можно было бы с этим сделать…

Что-то внутри меня трескается.

Вскидываю подбородок, натягивая на себя самообладание, как щит.

— Так вот почему ты прибежал сюда?

— О, нет, на самом деле. Я понятия не имел, что Питер здесь. Мой наставник послал меня сообщить, что у него кое-что есть для вас. — Эфириум, должно быть, наконец-то здесь.

Хорошо.

Больше поводов сосредоточиться на чём-то, кроме гнева и беспомощности.

Обхожу Росса и направляюсь к любимому кабинету Изумрудного Волшебника, не удивляясь, когда мои связанные следуют за мной. Учитывая то, что только что произошло, неудивительно, что на этот раз они отказываются отпускать меня одну.

И если честно?

Я и не хочу идти одна. Хочу, чтобы они были рядом.

Наш квинтет всегда жил на одолженном времени, но сейчас я ощущаю эту истину, как наковальню на плечах, пока мы идём по одной из мощёных дорожек, а небо над головой — глубокого королевского синего цвета полярной ночи.

Пока мы идём, последние симптомы отравления исчезают, в конечном счёте бессильные против устойчивости, которую я выработала за эти годы. Когда мы сворачиваем на тропинку у ручья, решаю, что пора разобраться с тем маленьким инцидентом.

— Я не могу забеременеть, — тихо сообщаю им.

Кристоф мягко берёт меня за руку, чтобы немного замедлить мой шаг.

— Ты права, это был бы худший момент. Так что мы примем все необходимые меры предосторожности…

Останавливаюсь, чтобы посмотреть на всех четверых, и качаю головой.

— Нет, я имею в виду, что я

не могу

. Физически не могу. Подумайте сами. Нежить не может размножаться, потому что она мертвы.

— Ты не мертва, — гневно вмешивается Драксар при одной только мысли об этом.

— Но я и не жива. Как полусуществующая

сущность

, я… стерильна.

Колеблюсь, ковыряя край своей чёрной рубашки. Я никогда не задумывалась об этом. Это просто стало фактом после того, как у меня отняли сердце. Никогда не думала, как это может задеть моих связанных — но все знают, что наследия ценят наличие наследников.

— Если это для вас принципиально… — начинаю, нахмурившись.

Кристоф прерывает:

— Ты хочешь детей?

— Мы только что это обсуждали. Это не вариант.

— Но если бы они были. Если бы был способ, ты бы этого хотела,

ma sangfluish

? — настаивает Лирой.

Никогда раньше об этом не думала. Мечтать о будущей семье — не та роскошь, которую я могла себе позволить, когда само выживание казалось маловероятным. Не говоря уже о том, что пытаться представить меня в роли матери — смехотворно.

Но если бы чудеса существовали, моя жизнь продолжалась, и мои связанные хотели бы стать отцами…

Пожимаю плечами.

Любопытство в сторону, это бессмысленный вопрос.

— Единственное, чего я хочу сейчас, — это каждый возможный миг, который я могу провести со всеми вами.

На мгновение я беспокоюсь, что это не тот ответ, которого они ждут, особенно Драксар. В конце концов, он оборотень, и его семья изо всех сил пытается продолжить свой род.

Вместо этого он сияет.

— Погоди-ка. Это прозвучало как признание в любви.

— Именно так, — ухмыляется Грэйв, когда я хмурюсь.

Они все поддразнивают меня, пока мы идём к кабинету Изумрудного Волшебника. Часть меня чувствует облегчение от того, что они, кажется, не разочарованы, но они также явно пытаются поднять мне настроение после всего, что произошло.

Это мило, но мне хочется набить им морды за то, что они так меня дразнят. Разговоры о чувствах — одна из чистейших форм пытки.

Как они этого не понимают?

Лирой открывает для меня дверь кабинета, и я вижу, что Изумрудный Волшебник теперь — мужчина средних лет, который что-то записывает пером и чернилами за столом в одном из углов кабинета. Он поднимает взгляд и указывает на портфель на кофейном столике рядом с той же стопкой книг, что я заметила раньше, — только теперь они испещрены закладками.

— Прошу, угощайтесь,

telum

. У меня кое-что есть для вас, когда закончите.

Мы входим в комнату, но я понимаю, что Грэйв застрял за порогом. Оберег от кошмаров, висящий рядом со столом, не позволяет ему подойти ближе, даже в Эфирионе.

— Я не приглашу

этого

сюда, — говорит волшебник, не отрываясь от письма. — Хотя, по правде говоря, я удивлен, что вообще пустил в дом

кого-либо

из вас, грязных, перепачканных кровью варваров без рубашек. Можно подумать, тебя в сарае вырастили, Лирой.

— Домашний скот мог бы научить меня лучшим манерам, чем ты когда-либо, — парирует Лирой.

Волшебник добродушно смеётся, пока я отщёлкиваю замки портфеля и открываю крышку, изучая завёрнутые в бархат гладкие, похожие на стекло куски эфириума. Куски разной формы и размера. Как и в первый раз, когда я увидела этот элемент в короне Теодора, что-то в нём притягивает меня.

Беру один кусок и разворачиваю его для лучшего осмотра. Он блестит в свете магических светильников, абсолютно прозрачный, но полный обещаний.

Слава вселенной.

Теперь мой план может продолжаться.

— Как вы собрали столько эфириума? — спрашиваю я.

— Несмотря на то, что Совет Наследий пытается всё заграбастать себе, ты имеешь в виду? Что ж, коллекционирование диковинок давно стало моим хобби. У меня всегда была страсть к Раю.

— Очевидно, — многозначительно говорю, глядя на зачитанные книги на его кофейном столике.

Кристоф берёт один из упомянутых томов и с любопытством пролистывает его, пока волшебник отвечает.

— Мои старые любимые книги. Я лишь хотел освежить память. Итак, эфириум вам по вкусу? — Киваю.

Он улыбается, берёт со стола конверт и небольшой пустой флакон и подходит с тростью.

— Отлично. Тогда к делу. Амара Зулани написала для вас это послание. В нём содержатся точные описания

жизненных связей

этих бессмертных, как она их называет, а также многие их убежища и всё, что, по её мнению, может оказаться для вас полезным. Взамен я прошу лишь две унции вашей крови.

Взгляд Лироя мечется к его наставнику.

— Категорически, блядь, нет. Её кровь моя.

— И моя, — нараспев доносится голос Грэйва с порога.

Это заслуживает резкого взгляда от Кристофа.

— Заткнись, урод.

— На хрена тебе нужна кровь моей

пары

? — требует Драксар, развалившись на одной из кушеток. Это антикварный предмет мебели, явно сделанный для людей поменьше, так что он выглядит в нём комично массивным.

Изумрудный Волшебник смотрит на меня.

— Они ужасные собственники. И прилипчивы.

Соглашаюсь с ухмылкой.

— Как дурная сыпь. Я везучая нежить.

Просто признай уже, что любишь нас

, — дразнит голос Кристофа в моей голове.

Закатываю глаза и откладываю эфириум, возвращаясь к просьбе волшебника.

— Вам всем нужно расслабиться. Это всего лишь две унции крови.

Лирой недовольно ворчит и идёт просматривать книги на одной из стен под разделом с надписью «

Глупцам вход воспрещен

».

Что ты ищешь?

— спрашиваю его телепатически.

Всё, что у него есть по некромантии, что я мог бы одолжить. Я должен адаптироваться и изучить новые заклинания, чтобы дополнить то, чем я стал сейчас.

Изумрудный Волшебник не замечает нашего внутреннего разговора, предлагая мне флакон и большую иглу.

— Оставь иглу себе, — ворчу, вытаскивая один из своих кинжалов, чтобы разрезать ладонь.

Держу руку над крошечным стеклянным сосудом, наблюдая, как он наполняется. Драксар недовольно хмыкает, в то время как Кристоф быстро становится наготове с чистой тряпкой, которую он где-то нашёл в этой недо-алхимической лаборатории.

— Зачем вам вообще моя кровь? Кровь нежити точно такая же, как у мертвецов.

Изумрудный Волшебник закидывает голову в раскатистом смехе, снова создавая у меня впечатление, что я чего-то не понимаю.

— Моя дорогая Эвелин, это, безусловно, не так, ибо Лирой ненавидит вкус крови нежити.

Лирой хмурится, отрываясь от старого гримуара.

— Вообще-то, это правда. Магия в твоей крови на вкус совсем не похожа на кровь нежити.

Должно быть, из-за всех экспериментов. Или, может быть, боги сделали меня вкусной специально для тебя, чтобы засунуть нас вместе в квинтет

, — пожимаю плечами, сохраняя телепатический контакт.

Возможно

, — вторит он, теперь погружённый в свои мысли.

Когда флакон наполнен, Кристоф быстро перевязывает мою руку, его прикосновение нежное, как шёлк. Я чищу и прячу кинжал. Когда я это делаю, мой рукав сдвигается, и Изумрудный Волшебник наклоняет голову, увидев Фанг в ножнах на моём предплечье.

— Клянусь богами. Адамантин. Я много изучал оружие, созданное в Пустоши, и должен сказать, что это, похоже, превосходной работы. Ты его сделала?

Качаю головой.

— Мне его подарил один из людей в цитадели Теодора.

Я встретила

её

, когда мне было двенадцать. Мы были одного возраста, и она считалась питомицей одного из кузнецов в цитадели. Её завораживало то, что я пришла из мира смертных, и она тайком приходила ко мне между моими тренировками и лабораторными сессиями. Хотя за всё время, что мы провели вместе, я не сказала ей и десяти слов, она объявила нас подругами и украла Фанга у своего хозяина-лича, чтобы подарить мне. Я думала, что потакать её привязанности ко мне безобидно.

Пока не узнал Теодор.

Она — тот призрак, который преследовал меня чаще всего, пока Дхолен не проклял меня.

Волшебник хмыкает и протягивает мне письмо от Амары, вырывая меня из мрачных воспоминаний.

— Вам следует знать, что один из моих учеников недавно использовал мощное заклинание связи, чтобы поговорить с кем-то за пределами Святилища. Совет, вероятно, знает ваше местонахождение, если ещё не знал.

— Питер заплатил за это жизнью, — бормочет Лирой.

— Бедняга был недостаточно умён, чтобы выжить, — легко пожимает плечами его наставник, возвращаясь к своему столу. Он ещё раз смотрит на меня, закупоривая флакон. — Если вы серьёзно настроены оставить Амару здесь в безопасности, предлагаю вам немедленно уходить. Я получил огромное удовольствие от ваших ответов и с большим интересом понаблюдаю, как всё это будет развиваться дальше, но, как вы знаете, я предпочитаю избегать этих бессмертных простаков.

Киваю, а затем останавливаюсь.

— Вы обдумали, будете ли проверять мою другую теорию?

— Обдумал. Если вы преуспеете, мы поговорим снова.

Киваю и отдаю портфель Лирою, чтобы он спрятал его в своём пространственном кармане для сохранности, прежде чем мы покинем комнату. За мной следует мой квинтет, и все они бросают на меня любопытные взгляды по поводу того, что я имела в виду.

— Мы уходим утром, — говорю им вместо ответа.

В конце концов, теперь, когда у меня есть эфириум, больше нет причин прятаться.

Пришло время охотиться.

Глава 23. Грэйв

БОЛЬ СТАНОВИТСЯ НЕВЫНОСИМОЙ.

Стискиваю зубы, когда мои проклятые символы снова вспыхивают, разгораясь ярче, — это Эфирион настойчиво зовёт меня из-за пределов этого Святилища. Но поскольку я не могу покинуть его обереги без разрешения, да и в любом случае отказываюсь оставлять свою одержимость, ничего не поделаешь.

Конечности горят.

Каждый вдох обдирает горло. Кажется, болит даже кожа.

Сгораю изнутри, истерзанный этим нерушимым проклятием, — и теперь моя хранительница знает, что оно медленно, но верно меня уничтожает.

Интересно, не будет ли Лирой Кроу против воскресить того проклятого ученика, чтобы я мог снова испытать удовольствие, убивая его. Конечно, сейчас чуть за полночь, и я не думаю, что он оценит, если я разбужу его ради такой услуги.

Особенно когда ему повезло этой ночью обнимать Эвелин.

Стою в углу комнаты, наблюдая за ними из Эфириона. Кровать в домике далеко не так велика, как нужно, поэтому наш огромный Децимано дремлет на простом самодельном ложе из одеял на полу. Сноу лежит по другую сторону от Эвелин, напротив Кроу. Все они умиротворены, их подсознания витают в этом пространстве, пока они блуждают по туманным снам — большинство из которых сосредоточены вокруг Эвелин.

Счастливые ублюдки.

Я тоже жажду видеть её во сне.

И я твёрдо намерен это делать, как только она станет моей музой.

Моей дорогой этой ночью не спалось, как и всё время с тех пор, как на земле плоских рек появился тот проклятый призрак. Но как только замечаю, что её сон наконец-то начинает укореняться, боль снова пронзает меня. Я остаюсь один на один с ней, пытаясь дышать и борясь с искушением просто перестать чувствовать вообще всё.

Мало кто знает, что могущественные существа, чья природа — поглощать, способны почти полностью заглушать в себе боль и эмоции. Назовите это защитным механизмом хищника: когда питаешься кровью, эмоциями, возбуждением или снами, довольно назойливо иметь дело с такими тривиальными чувствами, как страх, печаль или вина. Мы можем притуплять физическую боль, чтобы лучше сосредоточиться на охоте, теряя себя в своём более чудовищном наследии.

Я отчетливо помню ту ночь, когда впервые выбрал существовать в этом онемевшем состоянии.

Мне было восемь, и я был так жестоко избит, что напугал других детей, когда поздно ночью пробрался в приют. Частный приют для Маленьких Ангелов находился в шести километрах по дороге от одной из резиденций Бессмертного Квинтета. Это был мой любимый из их постоянно меняющихся особняков, потому что всякий раз, когда Элверин или Мальгос теряли самообладание и срывались на мне, у меня было куда сбежать и притвориться, что я восхитительно свободен от родителей.

Но в тот раз всё было иначе.

Я впервые посетил этих детей ночью, а не днём. Когда я проник в их сны, я стал свидетелем ужасов, преследовавших некоторые из этих беззащитных юных душ. Их тошнотворные кошмары были наполнены подлинным ужасом и агонией от рук взрослых, в которых они надеялись найти защитников.

Их ментальная боль была мучительной.

Пережив их сны — их

воспоминания

, — я вышел из Эфириона оцепеневший, как труп. Отключение эмоций и любой способности чувствовать боль позволило мне выследить их мучителей и всех, кто пользовался невинными, всеми теми дикими, сводящими с ума способами, которых они заслуживали, и я никогда не оглядывался назад.

Наплевать на всё, кроме мести, — это была свобода. Проходили пустые годы, и я ни о чём не заботился и ничего не желал.

Пока не увидел её на той сцене.

Именно тогда я решил снова чувствовать — чувствовать

всё

, включая агонию, голод и любую другую ужасную вещь, от которой я себя отгородил.

Болезненные воспоминания.

Страдания невинных, чьи сны я переживал. Даже ужас тех, кому я мстил.

Но до тех пор, пока могу провести остаток своего существования рядом с моей тёмной одержимостью, я больше никогда не стану бесчувственным.

Когда волна боли немного отступает, перемещаюсь в Эфирионе к Эвелин. У меня слюнки текут, когда я смотрю, как её сон медленно разворачивается в этой плоскости бытия, пропитанный её аурой — словно даже во сне она манит меня.

Как я мог устоять, когда так отчаянно её жажду?

Протягиваю руку к сну Эвелин и удовлетворённо стону, когда вкус её подсознания наполняет мой рот. Вкус её снов преследует меня.

Боль в теле немного утихает, и я оказываюсь в смутном сне, действие которого происходит в нашей общей квартире в Академии. Эвелин сидит в кинозале, свернувшись на диване между Сноу и Кроу, пока Децимано просматривает фильмы.

— О! Этот — классика, — настаивает Децимано. — В смысле, главная героиня там человек, так что она ломается, не зная, кого из двух парней выбрать, хотя, по-моему, могла бы просто взять обоих, да ещё и свою горячую подружку прихватить.

Но

там есть отличная сексуальная сцена под дождём. Могли бы её воспроизвести. — Он кокетливо поигрывает бровями.

Она морщится.

— Они улыбаются на обложке. Выглядит слащаво.

— Ты ведь согласилась посмотреть один из этих глупых фильмов о любви, да? Они все слащавые, — уточняет Кроу.

— Я согласилась только потому, что они любимые у Виолы, — бормочет она, лениво протягивая руку и запуская пальцы в белые волосы Сноу.

Сцена продолжается, сменяясь другими обыденными моментами. Так редко сны моей хранительницы бывают настолько нормальными или мирными. Какое-то время я с удовольствием нежусь в пространстве её сна, насыщаясь вволю.

Но потом я это чувствую.

То самое холодное, тёмное присутствие, что вышвырнуло меня из её подсознания в прошлый раз.

Стискиваю зубы, сопротивляясь давлению, и борюсь за то, чтобы остаться во сне Эвелин, игнорируя предупреждающую вспышку моих символов. Это душераздирающее ощущение, когда её сон сливается с чем-то совершенно иным — с чужим воспоминанием, холодным и жестоким, вторгающимся в пространство её сна. Всё вокруг меня содрогается, пока я цепляюсь за душу Эвелин.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я не оставлю её беззащитной, как в прошлый раз.

Когда слияние прекращается, на мгновение замираю в тёмном, зловещем месте. Оно тревожно незнакомо, и я пытаюсь сориентироваться, всё ещё крепко цепляясь за ауру Эвелин.

Наконец, начинает разворачиваться сотканный из памяти сон. Он совсем не похож на сны Эвелин, но я всё ещё чувствую её рядом, она тоже это переживает.

Наблюдаю, как смутная, возвышающаяся фигура ждёт в большом каменном зале. Двое едва одетых пожилых людей с железными ошейниками на шеях дрожат и молчат на полу рядом с ним. Безликие стражи стоят по периметру комнаты. Всё тёмное и блёклое, словно цвет боится существовать в этой тусклой плоскости бытия.

Наконец, двойные двери распахиваются, и в комнату входит парень в длинных тёмных одеждах, отвешивая глубокий поклон. Судя по черноте на кончиках его костлявых пальцев, он, должно быть, некромант.

— Мой повелитель. Ещё один из твоих избранных смертных принял самую славную смерть.

Сущность не выказывает никаких эмоций.

— А моя дочь?

— Она ждёт снаружи.

— Впусти её.

Пульс стучит у меня в ушах, когда некромант вводит юную версию Эвелин, лет четырнадцати. Задыхаюсь при виде моей хранительницы в этом возрасте — в синяках и грязи, с волосами, убранными с измождённого лица так, что её пронзительные глаза кажутся ещё больше. Она вся в чёрном, в перчатках, и бросает взгляд на перепуганных людей, но её лицо не выражает ничего.

— Один может жить. Выбери, кто умрёт, и нанеси удар, — гремит глубокий голос Теодора.

Лицо юной Эвелин остаётся непроницаемым.

— Я выбираю?

— Да, дочь.

Ослепительно быстрым движением Эвелин выхватывает кинжал из ножен на бедре и вонзает его в горло одному из стражников, стоящих за Теодором и людьми. Стражник исчезает из сна, но Сущность, кажется, не удивлена.

— Вот. Руки этого монстра больше не будут распускаться, — бормочет Эвелин, поворачиваясь, чтобы уйти.

Двери захлопываются прежде, чем она успевает выйти. Хотя голос Сущности остаётся странно безэмоциональным, в нём слышится воркование.

— Моя кровожадная, моя правильная маньячка. Ты меня разочаровываешь.

Тени во сне приходят в движение, окутывая людей и поднимая их с земли. Оставшихся стражников душит тьма, и они с глухим стуком падают на пол, в то время как руки Теодора вонзаются в груди закованных в кандалы людей. Он бросает их сердца на землю, и тени отпускают трупы.

Всё произошло в мгновение ока. Юная Эвелин изо всех сил пытается скрыть свой шок, стараясь сохранить самообладание, несмотря на влагу, собирающуюся в её глазах.

Сущность наклоняется, чтобы прошептать ей, и я едва могу разобрать слова.

— Ты слаба. Если бы ты подчинилась, они всё ещё были бы живы.

— Я не убиваю невинных, — говорит она срывающимся голосом.

— Не существует истинно невинных. У каждого существа есть тёмная сторона — а ты должна стать

только

своей тёмной стороной. Тогда ты будешь моим

оружием

.

Он выпрямляется, двигаясь к дверям.

— Ты провалила это испытание. Дхолен отведёт тебя в подземелье для наказания.

Когда за ним закрываются двери, чувствую перемену во сне. Теперь это воспоминание Эвелин, и её лицо искажается. Она падает на колени рядом с двумя мёртвыми людьми и, давясь рыданиями, пытается схватить одно из сердец. У меня сжимается горло, когда я смотрю, как она шепчет тёмные слова, какой-то ритуал, пытаясь вернуть сердца их владельцам.

Снова и снова она пытается.

Они остаются мертвы.

Её рыдания сотрясают моё тело мучительной скорбью.

Мне нужно забрать этот сон, чтобы он перестал причинять ей боль, но когда пытаюсь дотянуться до неё своим подсознанием, пространство сна сотрясает удар тревоги и ярости. Боль калечит меня, ставя на колени, когда истинный владелец этого сна — сама Сущность — понимает, что этой ночью его разум не один.

Внезапно меня вышвыривает.

Вываливаюсь из Эфириона, опираясь на стену тёмного домика и пытаясь отдышаться. Спящая сцена передо мной так же безмятежна, как и прежде, за исключением того, что теперь Эвелин просыпается, её глаза ищут меня в темноте.

Она видит не так хорошо, как я, но я подхожу ближе, чтобы коснуться пальцами её щеки.

— Я здесь, дорогая.

Её голос хриплый.

— Что только что произошло?

— Мы снова уступили твой сон этому ублюдку.

Она дезориентирована и осторожно высвобождается из объятий Кроу. Он спит мёртвым сном, так крепко, как не спал с тех пор, как его проклятие было снято. Полагаю, ему нужно наверстать весь тот сон, что он потерял, будучи параноидальным безумцем, хотя жаль, что я больше не вижу, как его глаз дёргается так часто.

Беру Эвелин за руки в темноте, чтобы поддержать её, когда она встаёт с кровати.

— Боги, — выдыхает она, слегка содрогаясь. — Мне нужно избавиться от этой ужасной энергии.

Киваю.

— Тогда пойдем?

Мы выходим из домика, но успеваем сделать всего несколько шагов, когда я понимаю, что на ней только огромная чёрная футболка и восхитительно скандальные тёмно-красные трусики из комплекта белья, который я подарил ей на канун Звездопада.

Она выглядит съедобной.

И хотя в этом умеренном климате Святилища ей может быть и не холодно, моё внимание опускается на её босые ноги.

— Я принесу твои ботинки, — предлагаю я.

— Не стоит. Трава приятная.

Эвелин делает глубокий вдох, убирая волосы с лица и любуясь полуночно-синим небом. Крошечные полосы северного сияния начинают пробиваться сквозь небеса, создавая неземную картину, пока мы уходим от гостевого домика в, казалось бы, бесконечное, на удивление ухоженное травяное поле.

Моя хранительница долго молчит, вышагивая свое беспокойство, но это молчание уютно. Наконец, когда домик почти скрывается из виду, она останавливается и с любопытством поворачивается ко мне.

— Еда для тебя необязательна, но можешь ли ты спать? — спрашивает она.

— Только после того, как обрету свою музу. — Склоняю голову. — Кстати, когда мы назначим церемонию?

— Церемонию?

— Когда инкуб берёт себе музу, он может сделать это только через церемонию в одном из храмов Аисты.

В конце концов, богиня жатвы — это также богиня судьбы, снов и самого времени.

Эвелин обдумывает это.

— Что для меня будет означать — быть твоей музой?

Всё.

По крайней мере, для меня.

— Мы будем делить сны во время сна и острее чувствовать друг друга, — шепчу, проводя кончиками пальцев по тёмным волосам, обрамляющим её лицо. — Я не смогу питаться ничьими снами, кроме твоих, но это и так уже моё предпочтение. И... моя душа будет открыта для тебя, так же как твоя открыта для меня в Эфирионе. Говорят, это чрезвычайно уязвимая, интимная связь, не похожая ни на какую другую.

Именно то, чего я жажду с Эвелин.

Она задумчиво изучает меня, прежде чем обвить руками мою шею. Прикосновение гибкого тела к моему заставляет возбуждение пронестись по венам, когда её губы скользят по моей челюсти.

— Сколько муз может быть у инкуба?

— Одна. — На вечность.

Опять же, именно то, чего я жажду с ней.

Она слегка отстраняется, чтобы рассмотреть меня.

— А если твоя муза умрёт?

Тёмный гнев вспыхивает у меня в груди. Бросаю на неё самый предостерегающий взгляд.

— Ты не умрёшь.

— Я постоянно умираю.

Это всё, что она имеет в виду?

Лучше бы так.

— Это не настоящая смерть.

— А если бы была?

Вздыхаю, готовый поскорее покончить даже с мыслью о её потере.

— Инкубы умирают, когда умирает их избранная муза. В обратную сторону это не работает, так что если Кроу, Сноу или Децимано когда-нибудь попытаются меня прикончить, ты будешь в полной безопасности.

Эвелин фыркает.

— Этого не случится. Вы все друг для друга — размазня.

Какая ужасно тревожная фраза. Драксар ещё куда ни шло, но мне придётся почаще вздувать тех засранцев, если она думает, что мы так сдружились.

Затем выражение её лица меняется, и она смотрит на меня снизу вверх.

— Если я стану твоей музой, это как-то поможет твоему проклятию?

Это прекрасная агония — знать, что мысль о моей потере тоже причиняет ей боль. Хотел бы я успокоить её и пообещать целую жизнь этой порочной одержимости, но всё, что я могу, — это покачать головой, поцеловать в висок и отпустить тему, которая причиняет боль моей хранительнице.

— Так каков твой ответ? — шепчу, мои руки скользят по её бокам. Зацепляю пальцы за края её трусиков, ухмыляясь, когда она от этого вздрагивает.

Взгляд Эвелин теперь прикован к моим губам.

— Мой ответ?

— Ты будешь моей музой, дорогая?

Когда она встречается со мной взглядом, в нём такая глубина и эмоции, что я не могу их расшифровать.

— Ты ведь мой, ты знаешь, — шепчет она. — Связаны мы или нет, твоя я муза или нет, достанешься ли ты мне на годы или лишь на дни... ты, блядь,

мой

. Если я когда-нибудь снова заговорю с ублюдками из Рая, мне придётся поблагодарить их за то, что они нашли другие души, такие же сломанные, как моя. Твои повреждённые грани идеально подходят к моим.

Глава 24. Грэйв

Сердце бешено заходится от слов Эвелин. Прижимаюсь лбом к её лбу, притягивая её к себе ещё крепче.

— Ты так и не ответила на мой вопрос, дорогая.

— Если мы переживём ближайшие несколько дней, я дам тебе ответ, — обещает она и касается моих губ своими.

Этого достаточно, чтобы мы впились друг в друга в неистовом поцелуе. Её язык скользит по моей нижней губе, дразня, а мои пальцы путаются в её роскошных волосах, запрокидывая её голову, чтобы я мог углубить наш поцелуй.

Наконец моя хранительница отстраняется, жадно хватая ртом воздух.

— Почему на тебе до сих пор есть одежда?

Превосходный вопрос.

Быстро исправляю эту новоявленную проблему, срывая с себя вещи и отбрасывая их в сторону. Прежде чем успеваю снова притянуть её к себе, Эвелин грациозно опускается на колени, проводя ладонью по моей груди и дразняще трогая пирсинг в левом соске. Резко выдыхаю от восхитительного ощущения, а она обхватывает рукой мой твёрдый член и медленно проводит по нему вверх-вниз.

Её прикосновение — одновременно и облегчение, и мука, но что-то в её позе, в том, как она стоит на коленях, не даёт мне покоя. Моя дорогая — могущественная, тёмная, властная сила природы, властительница всего моего существа.

Она не должна преклонять колени ни перед кем.

Эвелин усмехается, глядя на меня снизу вверх, словно знает, отчего я нахмурился.

— Я делаю это, потому что хочу. В следующий раз ты будешь стоять на коленях передо мной.

Улыбаюсь, очерчивая её прекрасное лицо.

— Идеальная поза, чтобы насладиться каждым мгновением твоего удовольствия.

Она отвечает на улыбку, прежде чем наклониться и провести мягкими губами по головке моего члена, увлажняя её.

Божественное чувство.

Вздрагиваю, задыхаясь, когда она легонько тянет зубами за один из моих пирсингов. От этого ощущения по позвоночнику пробегает дрожь первобытной потребности, а Эвелин смотрит на меня своим озорным, мерцающим взглядом, которым я не могу насытиться.

Она медленно облизывает кончик, исследуя его всё глубже и глубже, пока я больше не могу сдерживать стоны блаженства. Затем она отстраняется и шепчет:

— Я хочу почувствовать тебя целиком.

Блядь.

Киваю и запускаю руку в её волосы, отчаянно пытаясь сохранить остатки разума, чтобы не сорваться и не стать с ней слишком грубым.

— Откройся для меня шире, — хрипло шепчу, прежде чем она опускается ниже по моему члену.

Когда она мычит в знак согласия, ругаюсь и кусаю костяшки свободной руки, чтобы хоть на что-то отвлечься от всепоглощающего удовольствия, которое дарит её восхитительно тёплый рот, так идеально ласкающий мой член. Эвелин опускается ниже, принимая в себя почти всего меня.

Стону и запрокидываю голову, тяжело дыша. Боги всемогущие, спасите меня... этот её восхитительный рот.

— Дорогая... помедленнее, иначе я...

Она мычит и обхватывает губами мою головку, и у меня почти белеет в глазах.

— Чёрт, — проклинаю, как можно быстрее вырываясь из её райского рта, чтобы остановить это острое, предательское покалывание в основании позвоночника.

Какая дерзкая искусительница.

Будто я, блин, позволил бы себе кончить раньше неё.

Моё внимание переключается на руку Эвелин, которая скользнула под её трусики и теперь выводит круги, пока она облизывает губы, глядя на мой влажный, ноющий член.

— На спину, — хриплю я.

Она изгибает бровь и двигается так быстро, что у меня перехватывает дыхание, когда я внезапно оказываюсь лежащим на траве. Она садится на мою грудь, и моему взору открывается аппетитный вид между её бёдер, когда она спускает трусики ровно настолько, чтобы я мог видеть её прелестную киску.

— Нет. Это ты ложись на спину, — шепчет она.

Такая чувственно-порочная.

Она сводит меня с ума этой сладкой жестокостью.

Обожаю её дразнящие игры и могу лишь наблюдать, сгорая заживо, как моя одержимость медленно раздевается надо мной. Стянув свою огромную рубашку, она мягко проводит пальцами по обнажённой коже, очерчивая бока. Слава богам, на ней нет лифчика.

Нуждающе стону, когда она начинает играть со своими идеальными сосками, закрыв глаза, а затем медленно скользит рукой вниз и погружает пальцы в свою влажную, прекрасную киску. Её голова откидывается назад с тихим стоном.

Я безумец.

И уже довольно давно.

Но хоть я и наслаждаюсь каждой секундой её дразнящих игр, в тот момент, когда Эвелин вынимает мокрые пальцы и касается ими моих губ, срываюсь. Больше не могу терпеть. Протягиваю руку, срываю трусики с её бёдер и бросаю их на свою куртку неподалёку.

Оставлю их себе.

Как проклятый сувенир.

Затем подтягиваю её вперёд, обхватываю её задницу и провожу языком по всему восхитительному нектару, который она источает только для меня.

Эвелин ахает, выгибается и трётся о моё лицо, пока я вылизываю её жадную киску. Голова идёт кругом, а мой член плачет и пульсирует, отчаянно желая её.

— Эвелин, — шепчу, прижимаясь к её входу, втираясь лицом, чтобы покрыть себя доказательством её возбуждения.

Она стонет и толкает меня обратно, целуя так же яростно, как и я её. Вкус её тела, смешивающийся на наших губах, — пьянящая зависимость.

Я хочу, чтобы она поглотила меня. Раствориться в ней без остатка. Нет ничего, кроме нас с Эвелин под этим зловещим тёмным небом, испещрённым зелёными и фиолетовыми всполохами. Моя безумная одержимость проникает всё глубже в самые кости, забирая мысли и само дыхание, пока я, наконец, не переворачиваюсь, увлекая её за собой.

— Возьми меня, — кусаю её губы, проводя истерзанной головкой ноющего члена по её влажной, голодной киске.

— Да, — стонет она, выгибаясь мне навстречу.

— Всего, — требую я. — Навсегда.

— Да.

Вхожу в неё, и мы оба ахаем и стонем от этого ощущения. Боги всевышние, я бы жил, погребённый в её совершенстве, если бы мог.

Проникаю глубже, задавая темп сквозь чистое наслаждение. Она обвивает меня руками, прижимая к себе всё теснее, пока я трахаю свою хранительницу сильнее, глубже, в тёмной полуночи этого далёкого поля.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Здесь мы — единственное, что существует. Этот мир наполнен лишь нашим прерывистым дыханием, тем, как её тело принимает моё, как и было задумано богами, и тем, как её глаза впиваются в мои, пленяя меня, словно она сжимает моё чёрное сердце в своих прекрасных руках.

Она может оставить его себе, что бы это со мной ни сделало.

Одержимость завораживает, но она же — агония.

Изнуряющая потребность.

Опасная, бесконечная жажда, которую, я знаю, утолить до конца невозможно.

— Грэйв, — шепчет Эвелин, и от этого задыхающегося звука её голоса я слетаю с катушек и вбиваюсь в неё ещё сильнее. — Чёрт... сильнее. Боги.

Она близка.

Я ещё ближе.

Это нужно быстро исправить.

Стону и подсовываю руку ей под спину, приподнимая её, чтобы она выгнула позвоночник. Её идеальная грудь так близко, что я могу лизать и покусывать её, давая моей великолепной одержимости дополнительную стимуляцию, в которой она нуждается.

Чем грубее становлюсь, тем отчаяннее она жаждет разрядки — и, наконец, получает её, сжимаясь вокруг меня, когда всё её тело напрягается, а дыхание замирает. Вид её лица и тихие звуки, срывающиеся с губ, когда она рассыпается на части, толкают меня за грань.

Безумие овладевает мной, мой член спазматически дёргается в её тугой влажной плоти, и я теряю счёт тому, в какой плоскости бытия мы находимся. Пространство и время перестают существовать — есть только мы. Утыкаюсь лицом в шею Эвелин, стону и дрожу от последних толчков разрядки.

Мы оба тяжело дышим. Её руки гладят мою спину, пока пытаюсь прийти в себя, и когда я не могу перестать её целовать, она пытается отстранить мои губы.

— Дай мне отдышаться.

— Позволь мне

стать

твоим дыханием, — возражаю, снова овладевая её губами.

Она смеётся и снова игриво отталкивает меня, прежде чем пробормотать:

— Мы в Эфирионе.

Проклятье.

Я не хотел.

И всё же, когда я смотрю вниз и вижу, как тёмные волосы моей хранительницы развеваются вокруг её лица, словно мы под водой, эти её завораживающе-прекрасные глаза и то, как её губы изгибаются в удовлетворённой улыбке...

Блин, она — мифическое создание, которому я принадлежу безраздельно. Какая божественная участь — потерять себя в ней.

— Насколько я безвозвратно твой, настолько и ты моя, — предупреждаю её. — Если ты когда-нибудь забудешь об этом, я буду вынужден совершить нечто крайне жестокое.

Эвелин ухмыляется, ей явно нравится эта мысль.

— Боже упаси.

— Боги больше не властны надо мной. Только ты.

Эвелин целует меня.

Крепко обнимаю её и снова поворачиваюсь, вытаскивая нас из Эфириона, так что мы перекатываемся в мир смертных. Она расслабляется на мне, положив голову на мою обнажённую грудь, чтобы слушать биение моего сердца, пока мы оба приходим в себя после пика наслаждения.

Закрываю глаза в полном умиротворении, запоминая, как её идеальное тело прижимается к моему.

Так проходят долгие, блаженные минуты. Я бы подумал, что она уснула, если бы она не начала медленно обводить мои метки на шее, поднимаясь к голове и снова спускаясь по плечу.

Наконец она зевает и садится, устраиваясь на мне верхом и убирая волосы с лица. Моё внимание тут же приковывает её грудь.

Меня заливает экстаз.

Вот он — треугольник моего Дома на её восхитительной коже. Он почти совпадает с квадратом Стихий, а линия Тайн проходит прямо посередине, поверх её шрама.

Это прекрасно.

Она

прекрасна.

— Мы связаны, — хриплю, и меня накрывает волна облегчения.

Эвелин бросает взгляд вниз и расплывается в улыбке, проводя пальцем по своему новому символу.

Так и есть

, — шепчет она… в моей голове.

И вот так просто я снова готов к ней.

Дорогая

.

Да?

Снова притягиваю её для поцелуя, позволяя своим рукам исследовать каждый сантиметр тела, пока она резко вдыхает и начинает покачиваться на мне. Её восхитительно-порочные пальцы снова скользят по моей груди, чтобы ущипнуть и подразнить мой пирсинг.

Боги всевышние.

Позволь мне снова поклоняться тебе

, — мысленно стону, снова переворачиваясь, чтобы целовать её шею и вылизывать место, где теперь гордо красуется мой символ на её прелестной коже.

Боги

.

— Да, — шепчет она, запуская руки в мои волосы, и мы начинаем снова.

Каждый шёпот её голоса в моей голове, каждое прикосновение — мучительно совершенны. Но мне нужно больше. Стону и пристраиваюсь у её входа, проводя кончиком члена по влаге, сочащейся из неё после моего последнего оргазма.

Эвелин стонет, выгибая спину, чтобы усилить трение, пока я продолжаю дразнить её, и отчаянное безумие начинает гудеть в моих венах.

— Чёрт... эти пирсинги, — выдыхает она.

Резко вхожу в неё, стиснув зубы от натиска удовольствия.

Блин

.

Да. Блин. Сейчас же

, — отвечает она, лишь усиливая безумие, нарастающее между нами.

Ругаюсь и закидываю её ноги так, чтобы колени оказались у её головы. Её рот приоткрывается от растяжки, прежде чем я глубоко вбиваюсь в неё. Удовольствие искрами проносится по позвоночнику, сжимая и погружая меня в бездумный туман похоти, пока я самозабвенно трахаю Эвелин, давая нам обоим то, в чём мы так нуждаемся.

Её ногти впиваются мне в спину, царапая. Лёгкая боль заставляет меня шипеть сквозь зубы. Я становлюсь грубее, теряя остатки контроля.

— Такая тугая, — цежу я. — Такая влажная. Такая — бля —

моя

.

Вбиваюсь глубоко с каждым словом, заставляя её вскрикивать.

— Грэйв, — шепчет она, повторяя моё имя. — Грэйв, Грэйв... чёрт, я хочу...

Я всегда буду знать, чего она хочет. Проклиная всё на свете, пока рассудок покидает меня, опираюсь одной рукой рядом с ней, а другую просовываю между нами и безжалостно сжимаю её клитор.

Эвелин ругается, кончая, и крепко зажмуривается, когда самое прекрасное, декадентское блаженство омывает её лицо. Ощущение её совершенства, сжимающегося и пульсирующего вокруг меня, оказывается слишком сильным, и я стону, утыкаясь лицом в её шею. Мой член снова пульсирует в экстазе.

Боги. Я обожаю твой член

, — одурманенно думает Эвелин.

Улыбаюсь, целуя её кожу.

— Моя маленькая тёмная дорогая, ты только что призналась мне в любви?

— Я отчётливо сказала «твой член».

— Насколько я помню, он — часть меня. Придётся сказать остальным, что ты официально призналась в вечной любви первому именно мне. Надеюсь, это приведёт к восхитительно жестокой потасовке.

Она закатывает глаза, но я чувствую довольную сонливость, которая медленно одолевает её. Моей прекрасной новосвязанной хранительнице понадобится больше отдыха, прежде чем мы завтра отправимся на охоту за её добычей.

Целую кончик её носа и осторожно выхожу из неё, стараясь не застонать от этого ощущения. Подхватив её на руки, иду обратно к коттеджу.

— Я могу идти, — возражает она сквозь зевок.

— Я предпочитаю нести тебя.

Она мычит и проваливается в безмятежный сон. Несколько минут спустя, когда я уже подхожу к коттеджу, панический голос Сноу врывается в нашу связь.

Эвелин? Где ты?

Следом за ним — Кроу.

Ты в порядке, сангфлуиш? Что случилось? Где ты...

Хмурюсь, когда Эвелин начинает просыпаться от их глупости. Посылая в неё мягчайшую волну своей силы, снова убаюкиваю её.

Она, как всегда, восхитительна, так что не рвите на себе волосы

, — сообщаю им телепатически, открывая дверь коттеджа.

Их потрясённые лица бесценны, а ещё лучше то, что они оба по-идиотски щурятся, не в силах разглядеть меня в темноте.

Децимано сонно садится.

— Какого хрена происходит?

Шикаю на него и осторожно укладываю Эвелин рядом с Кроу.

— Заткнитесь. Ей нужно поспать.

— Ты что, трахал её

на улице

? — тихо рычит Сноу. — В грязи, где любой мог увидеть? Она заслуживает хотя бы удобной постели, ты...

Закатываю глаза, касаюсь его ноги и посылаю в него куда менее ласковый импульс сонливости, а затем быстро проделываю то же самое с Кроу. Но когда поворачиваюсь к Децимано, он не возмущается, как остальные. Он с тоской смотрит, как спит Эвелин.

— Ну и каково это? Быть связанным с ней?

— Словно уродливо-прекрасные части головоломки встали на свои места, — бормочу и вздыхаю. — Не дуйся. Скоро и ты будешь с ней связан.

Он снова ложится, уставившись в потолок.

— Да, я, блин, на это надеюсь.

Скольжу обратно в Эфирион, выхожу из коттеджа, чтобы собрать нашу одежду, одеваюсь и быстро возвращаюсь, чтобы дождаться, когда Эвелин снова начнёт видеть сны.

Но Децимано не засыпает. Как раз когда я раздумываю, не уложить ли и его, он садится.

— Эй. Грэйв?

Выхожу из Эфириона, чтобы показать, что я здесь, но оборотень-дракон медлит, потирая шею.

— Да выкладывай уже, Децимано.

Он прочищает горло.

— Спасибо, что присмотрел за мной. Тогда, я имею в виду.

Идиот.

Я думал, у нас негласное соглашение не говорить о моей роли в его прошлом, так что я снова закатываю глаза.

— И не думай, что мы друзья. Если ты снова потеряешь контроль над этим своим чёртовым драконом и хоть на шаг приблизишься к Эвелин, чтобы причинить ей вред, я убью тебя не моргнув, — предупреждаю я.

— Я бы этого заслужил, — кивает Децимано. Затем он хмурится в темноте. — Клыкач говорил правду о том, что ты выгораешь от своего проклятия?

— Отвали.

— Перестань ломаться и выкладывай, Сталкер. Потому что если ты умрёшь, это повлияет на квинтет — и это

очень

сильно повлияет на мою пару, так что я имею право спросить, а ты, чёрт возьми, ответишь. В каком возрасте выгорали предыдущие стюарты?

Самонадеянный ублюдок.

Но он прав: моя неминуемая кончина повлияет на квинтет, так что я вздыхаю.

— В среднем, в тридцать лет.

— Херово.

— Точно подмечено.

Он долго молчит, прежде чем взглянуть на кровать.

— Она не приняла душ.

— Не смей её будить ради этого.

— Естественно, урод. Я

имел в виду

, что у неё не было той запоздалой реакции, когда ей становится не по себе от всех прикосновений и она докрасна стирает свою бедную кожу в душе, думая, что мы не видим. Если ты всё ещё помогаешь ей с этой её чёртовой фобией, пока она спит, то это помогает.

Помогаю, но лишь пожимаю плечами.

— Она по-прежнему не выносит прикосновений никого, кроме квинтета. Возможно, она просто привыкает к мысли, что мы — её.

— Мне нравится эта мысль.

Как и мне.

Он снова ложится с драматичным вздохом.

— В любом случае, без обид за сегодняшний вечер. Ты, очевидно, просто оказал Эвелин услугу и оставил лучшее напоследок. Типа закуски из члена.

Поразительно, какие вещи этот оборотень позволяет себе произносить.

Его эго слишком громкое. Пинаю его по ноге, посылая и в него разряд своей силы, погружая в глубокий сон.

Глава 25. Эвелин

Внимание

: текст содержит графические описания насилия, жестокости и пыток, сцены кровопролития и расчленения, психологический хоррор и нецензурную лексику.

***

Мало что в моём не-существовании сравнится с остротой мгновений перед боем.

Пока мы идём к внешнему кругу Святилища, все тепло одетые, я проверяю каждый кинжал на своём теле и пытаюсь укротить рвущуюся наружу улыбку.

Бесполезно.

Мой квинтет, между тем, не в таком восторге.

— Я понимаю, что для тебя это волнующе, но твоя готовность броситься в опасность ничуть не успокаивает наши нервы,

ма сангфлуиш

, — вздыхает Лирой.

Раннее утро, мы стоим перед второй невидимой магической дверью, но бесконечные глубокие сумерки над головой остаются такими же, какими были с нашего прибытия три дня назад. Тревожный полумрак напоминает мне о Пустоши.

За пределами Святилища нас будут ждать враги. Это неизбежно: Питер дал им знать, что мы здесь, а Кассиан Локлен, вероятно, отследил заклинание перемещения Лироя до самого края ледников. Раз наши враги не могут проникнуть в неприступное, невидимое Святилище, они просто дождутся, когда мы выйдем.

А поскольку заклинания перемещения, будь то на вход или на выход, внутри Святилища не работают, вот мы и здесь.

Готовы выйти.

На бой.

Я, блин, дождаться не могу. Когда-то я боялась смертельных поединков на арене Теодора, но теперь скучаю по регулярным сражениям.

Ученики Святилища были рады нашему уходу. Изумрудный Волшебник, тем временем, не смог встать с постели — его проклятие разыгралось, и ему было где-то за первую сотню лет, — но он послал Росса нас проводить.

Заклинатель стоит позади, нервно переминаясь с ноги на ногу.

— Я мог бы помочь в бою, если хотите. Я буду полезен, я почти ученик четвертого уровня.

— Или ты мог бы отвалить, а Эвелин осталась бы здесь, пока мы со всем разберемся, — бормочет Кристоф.

Он с самого утра хмур, но, честно говоря, ему далеко до Драксара, который был тревожно тих и подавлен. Он знает, что прошлой ночью Грэйв связался со мной, оставив его в стороне. Как только мы выберемся отсюда, я уделю своему бедному, падкому на похвалу оборотню-дракону столь необходимое ему внимание.

А потом мы выследим мою следующую цель.

Фыркаю, отвечая своему раздражительному элементалю:

— Хорошая попытка. Я не останусь.

— Там будет жестоко — кровавая бойня, — предупреждает Росс, и на его лице написан ужас.

— Я уже сказала, что иду. Можешь не пытаться меня уговорить.

Грэйв смеётся. Он сегодня в феноменальном настроении, и я заметила, что его метки светятся гораздо реже. Позже я спрошу своего Принца Кошмаров, что это значит.

А пока наслаждаюсь тем, насколько правильной ощущается связь с ним.

— Ладно, — ворчит Кристоф. — Давайте просто покончим с этим.

— Если только вы четверо не хотите остаться здесь, — предлагаю я. — Таким образом, если я потеряю контроль…

— Заткнись, твою мать. Мы остаёмся с тобой, и это

окончательно

, — свирепо рычит Драксар, совсем на себя не похожий. Затем он зажмуривается, потирая виски. — Святые угодники. Мне так,

так

жаль, цветочек. Господин альфа-козел сегодня совсем разбушевался.

— Держись от Эвелин на расстоянии во время боя, — советует Лирой.

— И следи за своим грёбаным тоном, когда говоришь с нашей девочкой, пока не превратился в шашлык со вкусом ящерицы, — Грэйв достает свою зажигалку, которая быстрее, чем успеваю уследить, превращается в меч.

Я ожидаю, что Драксар огрызнётся, но он согласно ворчит, не встречаясь со мной взглядом.

Должно быть, ему снова приходится тяжелее, чем он показывает.

Лирой вращает плечами, сжимая в одной руке свой кровоточащий кристалл, и подходит к двери. Сегодня утром он пил мою кровь, чтобы подпитать свою магию для этого боя. Возможно, мне нравится, когда он пьёт мою кровь, почти так же сильно, как и ему самому — отчасти потому, что это приятно, но особенно из-за того, как он возбуждается и теряет контроль.

— Мы готовы? — уточняет кровавый фейри.

— Подождите, — говорит Росс, поворачиваясь ко мне. — У вас есть телефон? Потому что, если вам когда-нибудь понадобится помощь с чем бы то ни было, для меня будет величайшей честью в жизни помочь…

Он вскрикивает, когда Драксар хватает его за воротник и сверлит испепеляющим янтарным взглядом.

— Ты серьёзно просишь у моей

пары

её грёбаный номер прямо у меня на глазах?

— Нет, совсем нет! Это не то, о чём вы подумали, клянусь. Я просто пытался…

— Убирайся, пока я не поджарил твою задницу.

Он роняет одарённого ученика, который потирает грудь и морщится, глядя на меня.

— Хорошо. Я пойду. Пожалуйста, будьте осторожны, миледи… то есть, Эвелин.

Он спешит обратно к внутреннему кругу Святилища, а я поворачиваюсь к невидимой двери.

— Ладно, давайте сделаем это.

Сделав общий вздох, чтобы собраться с духом, мы смотрим, как Лирой магически отпирает внешний круг. В тот момент, когда мы все выходим из умеренно-зелёного подпространства на ледяной холод, разверзается хаос.

Воют адские гончие.

В руках десятков заклинателей-охотников за головами и наёмников, окруживших нас, потрескивая, оживает магия. Другие обращаются или целятся из оружия; щелчки предохранителей сливаются в хор посреди зимней глуши, усеянной десятками палаток — доказательство того, что они разбили здесь лагерь в ожидании. Десятки красных лазерных точек, словно крошечные танцующие огоньки, появляются на моей одежде.

Кассиан Локлен впереди всех, он целится Грэйву точно в лоб.

В тот момент, когда его палец движется на спусковом крючке, перед нами вырастает толстый ледяной щит. Воздух наполняется оглушительными выстрелами, их громоподобное эхо разносится по суровой дикой местности, но пули вязнут в толстом льду.

Как только первая очередь заканчивается, Кристоф опускает ледяную стену и взмахом руки посылает волну ледяных шипов в сторону огромной группы охотников. В то же время Драксар бросается вперёд, чтобы сбить с ног оборотня-льва, мчащегося на нас; Лирой выпускает заклинание магии крови, которое нейтрализует несколько вспыхнувших магических атак, а Грэйв проваливается в Эфирион, чтобы сеять тотальный хаос.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Теперь они работают гораздо слаженнее. Я позволяю себе испытать гордость на полсекунды, прежде чем увернуться от очередного выстрела и рвануться к Кассиану. Он, вероятно, самый способный противник здесь, так что лучше покончить с ним побыстрее на этот раз.

Выхватив Фанг из укрытия, делаю обманный выпад, а затем целюсь ему в живот. Он уклоняется, но вместо того, чтобы ответить на атаку, откатывается в сторону и мчится к той части уже бушующей битвы, где другие охотники за головами начинают рвать друг друга на части, любезно организованные Принцем Кошмаров.

Видимо, у Кассиана Локлена есть свои счёты с моим инкубом.

Мои чувства обостряются, и я отпрыгиваю в сторону за мгновение до того, как волна огня прочерчивает раскалённый след на том месте, где я только что стояла. Огненный элементаль пытается снова, но волна снега, подобная боковой лавине, обрушивается на пламя, гася его и самого элементаля.

Спасибо

, — передаю Кристофу через связь, бросаясь в гущу схватки. —

Все помнят план?

Не оставить в живых ни души

, — весело подсказывает Грэйв, всё ещё находясь где-то в Эфирионе.

Нет, чёртов ты социопат

, — возражает Лирой, сражаясь один на один с тремя заклинателями. —

План — быстро сбежать, даже если придётся бросить бой.

А ты

, — добавляет Кристоф, —

должна избегать убийств, чтобы не пробудить в себе берсерка.

А Грэйв?

— многозначительно напоминаю я.

Он вздыхает через связь.

Да, да. Я ещё и за нашим драконом присматриваю.

Я больше не вижу Драксара в оглушительной схватке, но тот факт, что он не обратился в дракона, чтобы обрушить на всех огненный дождь, говорит мне, что он борется за контроль. Как бы ни был полезен дракон в бою, не хочу потерять его из-за проклятия, когда нам нужно будет уносить ноги.

Уворачиваюсь от одного из оборотней-волков, смутно осознавая, что шальная пуля задела моё бедро. Перекатившись на бок, перерезаю ахилловы сухожилия фейри-охотнице, чтобы прервать её жестокую магическую атаку, нацеленную на Драксара. Она падает с криком, прежде чем я быстро добиваю её, чисто по привычке.

Полагаю, можно вытащить тварь с арены, но арену из твари — никогда.

Восхитительное, пьянящее возбуждение начинает разливаться по моему телу.

Грэйв смеётся из своего укрытия в Эфирионе.

Я видел.

Упс.

По мере того как бой усиливается, нарастает и извращённое желание, которое всегда овладевает мной, когда я углубляюсь в битву. Хотя я должна искать способ оставить всё это позади, убиваю ещё одного противника в целях самообороны.

Затем ещё одного.

И ещё.

Тёмная магия пульсирует во мне, и это волнующее небытиё начинает овладевать мной, пока я отбрасываю ногой очередного оборотня. Смерть густо висит в воздухе, дразнящая каденция финалов и криков, которая проникает в самую мою суть, и улыбка расползается по моему лицу.

Я сражалась всю свою жизнь. Через все сломанные кости, потерю крови и агонию, трепет танца со смертью стал неотъемлемой частью меня. Вытираю чужую кровь с лица, когда жажда убийства начинает пульсировать в моих мышцах и в голове.

Вот для чего я была создана.

И я хочу больше.

Больше крови. Больше кайфа. Больше.

Эвелин

, — предостерегающе звучит голос Лироя.

Где она?

— требует Кристоф.

Я в порядке

, — настаиваю я. —

Я просто…

Обрываюсь, когда все мои чувства внезапно сходят с ума, сосредотачиваясь на чём-то поблизости. Быстро приближается теневой демон.

Нет, не просто какой-то теневой демон… а тот, от которого у меня зудят нервы.

Он.

Он нашёл нас.

Я настолько отвлечена приближающимся ужасом, что не замечаю вовремя атаки. Кассиан наносит жестокий удар по затылку приклáдом своего ружья. Мир переворачивается, падаю в снег, горячая влага уже капает откуда-то с моей пульсирующей головы.

Он целится, чтобы выстрелить мне в грудь, но я прихожу в себя, перекатываюсь на бок и вскакиваю, чтобы сбить его с ног. Выбив ружьё из его рук, прижимаю его к земле.

Чёрт побери — почему ветер несёт запах твоей крови?

— требовательно спрашивает Лирой через связь, его голос напряжён. Далеко в битве я вижу багровые вспышки его безошибочной магии.

У нас проблема посерьёзнее

, — говорю ему и остальным. Мой желудок сжимается от ужаса, чувствую, как призрак приближается с каждой секундой. —

Таддеус идет.

Их хор ругательств в моей голове заглушается криком Кассиана, когда я быстро ломаю ему руки. Встаю и наношу дикий удар точно в нужное место на его бедре, для верности ломая бедренную кость.

Он ругается так изобретательно, что я почти впечатлена.

— Лежи смирно, или он нацелится на тебя, — приказываю я.

— Кто? И какого хрена ты меня не добиваешь? — требует он, стиснув зубы от боли. — В прошлый раз ты сделала то же самое. Ты что, какая-то грёбаная садистка?

Игнорирую его, лихорадочно пытаясь найти всех своих связанных в продолжающейся кровавой бане. Нам нужно переместиться отсюда как можно быстрее, пока…

Тёмные тени скользят по снегу, отбрасывая в стороны свежие трупы. Некоторые щупальца обвивают охотников за головами, которые вскрикивают от тревоги, прежде чем побледнеть и замертво упасть, парализованные ужасом, с широко открытыми глазами. Кассиан резко вдыхает, когда один из его друзей поблизости внезапно обезглавлен лезвием тьмы. Отрубленная голова с силой ударяется о череп другого перепуганного охотника.

Из собирающихся змееподобных теней, словно холодное, капающее масло, поднимается теневая фигура — безликое, зловещее, слишком знакомое присутствие, окутанное неестественной тьмой.

—

Что нашёл, то моё. А проигравших заберёт Жнец

, — с ликованием шепчет Таддеус.

— Что за… — Кассиан Локлен бледнеет как смерть.

— Эвелин!

Голос Кристофа доносится откуда-то поблизости. Страх забивает мне горло, так что я могу достучаться до них только через связь.

Бегите. БЕГИТЕ.

И затем, хотя я чувствую себя чёртовой трусихой, делаю то же самое.

За спиной раздаются крики, резко обрываясь, когда способность призрака владеть страхом либо оставляет их застывшими в ужасе, либо вовсе мёртвыми. Тени змеятся за мной, а леденящий смех танцует на ветру — тот же смех, который я слышала каждый раз, когда он ломал меня в прошлом.

Заставляю себя бежать изо всех сил, мои ботинки вгрызаются в снег. Холод жалит лицо и лёгкие, но горячая влага от раны на голове продолжает капать, зрение плывет.

Едва успеваю покинуть окраину угасающей битвы, когда появляется Грэйв, бегущий рядом со мной.

— Нет, оставайся в Эфирионе! — кричу ему. — Там безопаснее!

— Если это так, то…

Он тянется ко мне, чтобы затащить меня в свою плоскость снов. Но прежде чем мы соприкасаемся, между нами взрываются тени, швыряя меня в снег.

Я не вижу Грэйва, но его хриплый крик пронзает полярную ночь.

Драксар и Кристоф кричат где-то рядом. Я хочу сказать им, чтобы они

убирались к чёртовой матери

, но прежде чем успеваю заговорить или даже пошевелиться, огромная, похожая на сороконожку тень обвивает моё тело. Её десятки крошечных ножек оставляют иглоподобные проколы на моей коже, где бы они ни ползали, но когда пытаюсь стряхнуть её, мои руки проходят сквозь неё, как сквозь дым. Когда она приближается к моей голове, я паникую и начинаю бороться.

Я не могу позволить ему снова копаться в моей голове.

Не могу.

Но это бесполезно, его сущность сгущается вокруг меня, как гнилостный, чернильный сироп. Тёмная тень обвивает мою голову, удлиняясь, чтобы закрыть мой рот, покалывая губы и челюсть. Другой конец скользит вниз и заползает мне в ухо, просачиваясь в голову.

На мгновение зрение пропадает, а затем я оказываюсь обнажённой, покрытой извивающимися насекомыми. Крик застревает в моём горящем горле, пока я пытаюсь убрать их.

Кислород вышибает из моих лёгких, когда невыносимая тяжесть давит со всех сторон, заживо погребая меня. Земля набивается в рот, нос, глаза, она давит на грудь, пока мне не кажется, что глаза вот-вот вылезут из орбит.

—

Продолжим нашу игру в «кто нашёл, тот и владеет».

Не могу пошевелиться, когда призрачная рука Таддеуса скользит в мою грудь, ища сердце, которое он не найдёт. То, что он находит, — это мои раздавленные лёгкие, которые он начинает медленно вырывать.

Но как раз в тот момент, когда внутренняя боль и ужас начинают затмевать все мои мысли, я слышу это.

Мои связанные.

Кричат.

Нет.

Безумный смех Таддеуса скребётся у меня в голове, словно он пытается выпотрошить мои мысли изнутри.

—

Они никогда не были твоими, сломанный ворон. Теперь они мои.

— Нет, — хриплю, отчаянно пытаясь добраться до них.

Они

мои

.

Я не позволю этому извращённому эху моего прошлого причинить им ещё больше вреда.

*Они.

Мои.

Весь адреналин, страх и тьма, бушующие в моих венах, достигают апогея, когда мой гнев закипает. Но он ощущается иначе, как-то по-другому — меньше пьянящего кайфа смерти и больше похоже на… нечто могущественное, чего я никогда раньше не испытывала.

Что бы это ни было, в следующий раз, когда моя психика восстаёт против контроля Таддеуса, я вырываюсь из ужасов, которые он навязывает моей голове. Зрение проясняется, я перекатываюсь на ноги, инстинктивно выхватывая единственный оставшийся у меня нож, даже не успев на него взглянуть.

Лирой корчится в снегу рядом с Драксаром, оба запутались в тенях, которые скользят в их уши, рты и носы, искажая их разум, пока они кричат. Грэйв неподвижен в окровавленном снегу. У него не хватает руки и ноги, словно его медленно разрывали на части, прежде чем Таддеус решил сосредоточиться на…

Кристофе. Который лежит в безмолвной агонии, пока призрак копается в его разуме. Одна из лезвиеподобных теней поднимается в воздух, ониксовая гильотина, занесённая над шеей моего элементаля.

Моё зрение заливает красным.

— Нет! — кричу, бросаясь вперёд и вонзая нож в теневого демона.

Это не должно было сработать.

Но сработало.

Призрак визжит от боли, когда я наношу удар за ударом, ярость бурлит в моём теле. Та странная новая сила сжигает меня заживо, пока я погружаю лезвие глубоко в центр призрака.

Таддеус кричит так громко, что у меня звенит в ушах, прежде чем вырваться из-под ножа и рассеяться, его тени ускользают в далёкую тьму полярной ночи.

Падаю на колени, дрожа после всего, пока адреналин и странная новая сила медленно утихают. Меня покрывает тёмная жидкость, и я понимаю, что это, должно быть, кровь призрака.

Но как?

Лезвие в моей руке начинает крошиться. Моргаю, глядя вниз, и успеваю увидеть, как нож из кости, подаренный мне Кристофом, рассыпается в прах.

Точно как оружие из освящённой кости.

Какого хрена?

Может быть… блин, может быть, я всё-таки святая.

Не понимаю, но сейчас мне всё равно. Ползу по снегу к Кристофу, который лежит совершенно неподвижно с пепельно-серой кожей. Мои руки дрожат, когда я проверяю его пульс.

Он жив.

Как и Лирой с Драксаром, когда я их проверяю. Только Лирой смутно в сознании, но он не может сфокусировать на мне свои прекрасные багровые радужки. А когда спешу к своему Принцу Кошмаров, и горячая жидкость капает с моего подбородка, я почти задыхаюсь от количества потерянной им крови. Его прекрасная, покрытая метками, отрубленная рука и нога лежат рядом с телом.

Когда проверяю его пульс, его голова склоняется набок. Он несколько раз моргает, прежде чем его глаза закрываются, и он прерывисто выдыхает.

— Ты… кровь… — бормочет он.

— Ш-ш-ш.

Разговоры ему сейчас не на пользу. Вытираю дурацкую влагу, бесполезно сочащуюся с моего лица, и осторожно придвигаю его руку и ногу ближе к телу.

— Больно, дорогая, — шепчет он, его лицо искажается такой агонией, что у меня сжимается грудь. — Хочу… заглушить… но… буду чувствовать тебя меньше… если остановлю…

Его слова сливаются и не имеют смысла. Снова мягко успокаиваю его, прежде чем подозвать остальных, чтобы придвинуть их поближе. В своём полуистерическом состоянии я думаю, что удобно, что мне была дана неестественная сила, иначе таскать моих связанных было бы намного сложнее.

Поле боя, ранее наполненное выстрелами и волнующими звуками битвы, погрузилось в жуткую тишину. Все, кто остался в живых, либо не могут двигаться и, вероятно, умирают от переохлаждения, либо тяжело ранены и истекут кровью, прежде чем их убьёт холод.

Кроме Кассиана Локлена.

Когда я, наконец, с трудом укладываю Драксара рядом с остальными тремя, мой взгляд встречается с охотником за головами вдалеке. Ему удалось сесть, и он исцеляет свои сломанные руки мягкой зелёной магией, наблюдая за мной, с ружьём на коленях.

Он мог бы застрелить меня прямо сейчас. Отвести меня в Совет Наследий и оставить моих связанных здесь гнить.

Вместо этого он отводит взгляд, осматривая бойню вокруг.

Как только все члены моего квинтета соприкасаются, призываю жизненные силы, всё ещё пульсирующие в моих венах. Тёмная магия вспыхивает вокруг меня, и после короткой, ослепительной вспышки мы внезапно оказываемся в том же гостиничном номере, который мы снимали на земле плоских рек.

Это первое место, о котором я смогла подумать. Вселенная на этот раз милосердна, и в номере нет людей. Подняв руку, дважды запираю входную дверь с помощью обычной магии.

Затем сажусь и смотрю на своих связанных, пока с меня капает кровь.

Грэйв истекает кровью на ковре, теперь он без сознания, как и остальные. В одной из рук Драксара застряли серебряные пули, а Кристоф истекает кровью от укуса оборотня-волка в плечо. У Лироя кровь идет только из носа — признак магического перенапряжения мозга, — и он выглядит ужасно. Они все выглядят ужасно.

Вот почему я должна бороться изо всех сил, чтобы защитить их.

Нет — вот почему они должны были принять мой грёбаный отказ с самого начала. Если бы они это сделали, они, возможно, были бы в полной безопасности и связаны с каким-нибудь другим наследием, если бы просто обратились к чёртовым богам, как я им велела.

— Я вас предупреждала, — сердито шепчу, и мой голос срывается.

Но мой гнев недолговечен.

Эти наследия всегда должны были стать моими. Сейчас не время пребывать в шоке или жалеть себя. Мне нужно помочь им восстановиться, обеспечить им максимальную безопасность и, чёрт возьми, продолжать выполнять свой план.

Я прочла письмо Амары Зулани ранее. Она сомневается, что двое оставшихся членов её квинтета будут прятаться в одном и том же месте. Я почти уверена, где может быть Маркос Сальгарай, благодаря подробным отчётам Амары, но я также уверена, что не возьму с собой свой квинтет на это дело.

Им понадобится время, чтобы исцелиться, но я должна убрать ещё одного члена Бессмертного Квинтета, прежде чем Теодор причинит вред Виоле или людям. И всё же мысль о том, чтобы оставить их…

Боги.

Это будет хреново.

Новосвязанным наследиям нужно время со своими парами, чтобы насладиться последствиями связи и сблизиться по мере её укрепления. Я не наследие, но, если бы у нас только было на это время.

Что ж.

Жизнь — сука, как и смерть.

Планируя свой следующий шаг, я работаю. Я не одарённый целитель с обычной магией, но сейчас в моих венах пульсирует столько силы после битвы, что я использую её, чтобы пришить руку и ногу Грэйва обратно к его телу. Его целительские способности инкуба медленно справятся с тяжестью ранений. Осторожно извлекаю серебряные пули из Драксара, прежде чем очистить и перевязать плечо Кристофа.

Подснежник…

Замираю, изучая лицо Кристофа, но он не выходит из ступора, в котором их оставил Таддеус. Скривившись, касаюсь своего затылка и шепчу некромантические слова, чтобы исцелить худшую из ран. Без ингредиентов заклинание гораздо слабее, но кровотечение останавливается.

Затем укутываю Лироя и Грэйва в одеяла из двух спален, чтобы помочь им оправиться от пронизывающего холода края ледников, накладываю тяжёлые защитные обереги на весь номер и оставляю весь свет включенным. Для верности добавляю несколько световых заклинаний и медленно отступаю от них, изучая все четыре их красивых, испачканных кровью и грязью лица.

Если предположить, они, возможно, очнутся через пару часов. Возможно, раньше — особенно Грэйв, у которого, должно быть, серьёзная устойчивость к настоящему ужасу, учитывая его прошлое.

Но это всё равно даёт мне время, чтобы разобраться с делами, не подвергая мой квинтет ещё большей опасности.

— Я скоро вернусь, — тихо говорю своему бессознательному квинтету, готовя заклинание перемещения, и неестественная магия гудит вокруг моих потемневших от крови перчаток. — Приходите в себя, потому что я…

Я не переживу, если потеряю кого-то из вас.

Слова застревают у меня во рту, и вместо этого бормочу:

— Потому что я разозлюсь, если вы этого не сделаете. А когда вернусь, мы отправимся в край великих озёр.

Глава 26. Эвелин

Внимание!

Текст содержит графические описания насилия, жестокости, кровавых сцен и нецензурную лексику.

***

Выхожу из оружейной лавки, сканируя улицы и незаметно пряча только что купленные ножи. Один в сапог, напротив Фанга, два в рукава, один за пояс брюк.

Подготовка заняла два часа. Теперь солнце низко над горизонтом в этой части мира. Как бы мне ни хотелось растянуть удовольствие и насладиться убийством, нужно закончить быстро и вернуться к своему квинтету.

Боги, мысли о них — назойливый шум, который я не могу заглушить. Знаю, они ещё не очнулись, иначе я бы уже услышала их в своей голове.

Смертные снуют туда-сюда, наслаждаясь закатом, прогуливаясь по тротуарам или покупая дымящуюся еду у уличных торговцев. Они заняты своими делами, пока я иду к побережью, где улица, которую ищу, должна идти параллельно океану.

Маркос Сальгарай здесь, на севере страны солнца, в этом городишке.

Я убью его.

Несмотря на смертельную усталость.

После перемещения в столицу, а затем сюда, топливо для моей магии на исходе. Схватка на краю ледников, столкновение с Таддеусом и неотступный образ моих связанных, истекающих кровью в снежной глуши, — всё это свинцом давит на веки и ломит кости.

По крайней мере, теперь у меня есть всё необходимое, чтобы эффективно расправиться с бессмертным оборотнем-гидрой.

Я магически смешала крошечную дозу порошка корня паслёна с транквилизатором, который украла из комнаты охраны посольства в столице. Пришлось вырубить кучу людей, обойти магические обереги и несколько камер наблюдения, чтобы добраться до него, но я справилась.

Это стандартный, но мощный экстренный транквилизатор, который власти обязаны иметь под рукой на случай появления дикого оборотня. Он не даёт цели сменить облик, независимо от размера, и принудительно возвращает в человеческую форму.

В сочетании с порошком корня паслёна он должен ослабить Сальгарая настолько, что его убийство не составит труда.

Игнорируя давящую на меня усталость, сворачиваю на улицу, описанную в письме Амары Зулани, и поправляю солнцезащитные очки. На мне также большая чёрная шляпа — для маскировки, поскольку смертные слышали моё описание в новостях.

Справа от меня по склону горы взбираются красивые пастельные дома, ярко сияющие в золотом свете заката. Слева улица резко обрывается дорогой и невысоким забором, за которым простирается тёмно-синий океан.

Никогда раньше не видела океан. Он безмерен — прекрасный в своей жестокости, непобедимый аспект природы.

Если мы всё это переживем, я бы хотела побывать с моим квинтетом на каком-нибудь уединённом пляже, как однажды говорила Зои. Я легко могу представить, как Кристоф будет намазывать солнцезащитным кремом себя и меня, пока Драксар отпускает шуточки про нудистские пляжи. Лирой, вероятно, читал бы мне вслух под зонтом, прячась от солнца. Грэйв пошёл бы со мной плавать и утащил бы верх от моего бикини.

Блин.

Мне нужно вернуться к ним.

Я хочу каждую грёбаную секунду, которую только смогу провести со своим квинтетом, потому что знаю — у того, что мы можем пережить вместе, есть предел, прежде чем я растворюсь в небытии.

Если бы я только могла найти способ продолжить существовать после выполнения своей миссии…

Останавливаюсь в нескольких домах от особняка, где у парадной двери болтают двое мужчин. Они идеально играют свои роли, одетые как смертные туристы, но я замечаю, как они сканируют местность.

Они — охрана.

Скорее всего, сильные наследия.

Хорошо, что эта прибрежная улица пуста, кроме нас троих.

Один из них замечает, что я медлю. Как только его глаза подозрительно сужаются, бросаюсь к ним, размахивая руками и крича, потому что один из лучших способов сбить противника с толку — быть как можно более громкой и заметной.

— Здравствуйте! Прошу прощения, кто-нибудь из вас говорит на фейри?

Наследия всё ещё моргают от удивления, когда я добираюсь до калитки перед убежищем Сальгарая. Я подхожу достаточно близко, чтобы можно было проскользнуть между прутьями, будь они расставлены шире.

— Какого хрена ты… — начинает один из них, протягивая ко мне руку.

В тот миг, когда его рука касается меня, ломаю ему запястье и выворачиваю руку, разворачиваясь так, чтобы он оказался передо мной, когда второй охранник реагирует, выпуская рвущее проклятие. Оно мгновенно убивает того, кого я держу как щит. Бросаю его, уворачиваюсь от удара и вонзаю Фанг в грудь второго охранника.

Он падает, царапая свою вздувающуюся, чернеющую грудь. Он пытается закричать, но я не могу привлекать внимание со стороны дома, поэтому зажимаю ему рот и нос, пока ищу в его карманах охранный амулет. Я нахожу его как раз в тот момент, когда он перестаёт дергаться, и по мне проносится гул свежего убийства.

Проверяю, не подняла ли тревогу. Какая-то пара как раз заворачивает за угол, но один останавливается, чтобы сфотографировать один из очаровательных домиков, а второй что-то проверяет в телефоне. Пока они отвлечены, быстро оттаскиваю обоих наследий к краю улицы и перебрасываю их через забор в океан.

Спустя несколько мгновений мимо проходит пара смертных, в полном неведении. Когда снова остаюсь одна, использую украденный охранный амулет, чтобы как можно тише проскользнуть через парадные ворота Сальгарая.

Большинство этих домов стоят вплотную друг к другу, но чудовищное убежище Сальгарая окружено садами. Заметив движение занавески в одном из окон, прячусь за большим каменным фонтаном.

Чувствую магический гул мощных оберегов поблизости. Амулет проведёт меня через них. Слава богам, потому что, хоть в моих жилах и пляшут свежие жизненные силы, я хочу сберечь энергию для решающей схватки.

К тому же, я слишком устала, чтобы делать сейчас больше необходимого.

Дорогая?

Хриплый, усталый голос Грэйва просачивается ко мне через связь, заставая врасплох. Он очень слабый — полагаю, из-за физического расстояния между нами.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я в безопасности,

— обещаю, по привычке вытирая Фанг о рукав и выжидая, чтобы убедиться, что меня не заметят.

Почему я не могу отследить твою ауру?

Наверное, потому что я перемещалась. Ты исцелился?

Жду его ответа несколько мгновений, но его нет. Это меня немного беспокоит, но сейчас не время отвлекаться на телепатию, поэтому подавляю тревогу и выглядываю из-за фонтана, чтобы спланировать лучший путь в дом. Прежде чем успеваю двинуться, парадная дверь открывается. Снова прячусь, пока голоса проходят мимо в сторону ворот.

— Они же

только что

были здесь. Что, пошли отлить вдвоём, что ли?

— Да хрен его знает. Грант просто сказал поискать их снаружи, потому что Сальгарай снова начнёт убивать людей, если вытащит свою капризную гидра-задницу из этого грёбаного крытого бассейна и поймёт, что они ушли за очередной порцией выпечки.

Значит, Сальгарай сейчас внутри, в форме гидры.

Хорошо знать.

Как только они поворачиваются ко мне спиной, огибаю фонтан и проскальзываю в парадную дверь. Охранный амулет позволяет мне пройти сквозь удушающе тяжёлые обереги. Замираю, сканируя прихожую. Она, должно быть, ведёт к крытому бассейну, так как впереди слышится тихий плеск воды. Делаю шаг в том направлении, но кто-то с рычанием бросается на меня с крутой лестницы слева.

Вампирша впивается зубами мне в горло, но прежде чем она успевает вгрызться, вырываю ей сердце. Она оседает на кафельный пол, её голова звучно ударяется.

Наверху кричит ещё охрана. Плеск воды становится громче, а за глубоким рокотом следует несколько змеиных шипений впереди.

Ладно, к чёрту скрытность.

Начнём.

Несусь по коридору, анализируя окружение, и влетаю в огромный сводчатый зал с бассейном, занимающий весь этот уровень дома. Здесь дежурят два крупных охранника-наследия в противогазах, которые кричат, увидев меня.

Но мой приоритет — Маркос, грёбаный, Сальгарай.

Теодор много раз рассказывал мне о слабостях Бессмертного Квинтета. Он рассказал мне всё о гидре.

Её многочисленные головы извергают ядовитые испарения и отрастают вдвое, если их отрубить. Её огромные зубы и когти калечат, но не забывай об истинной смертоносности этого водного зверя: ядовитой крови. Один лишь её запах смертелен для живых.

Как бы я ни наслаждалась кровопролитием, не хочу тратить ещё больше времени вдали от своего квинтета, умирая в агонии оттого, что вдохнула кровь гидры Сальгарая. Его кровь в человеческой форме не представляет опасности, поэтому транквилизатор в моём кармане крайне необходим.

Девять голов гидры визжат в унисон. Звук отвратителен, как и всё остальное в нём. Он не такой огромный, как дракон Драксара, но всё же большой, чешуйчатый и змееподобный.

Как только эти девять голов открывают пасти и начинают извергать зеленоватый газ, бросаюсь в невероятно большой крытый бассейн, где зверь Сальгарая наполовину погружён в воду.

Вода вздымается, когда гидра разворачивается, пытаясь раздавить меня своими драконьими лапами. Её змеиный хвост хлещет по бассейну в поисках меня, но я вцепляюсь в него. С трудом удерживая хватку на чешуйчатом отростке под водой, снимаю колпачок с транквилизатора в кармане и глубоко вонзаю длинную иглу между чешуйками зверя.

Сальгарай визжит и наконец стряхивает меня, отправляя в подводное вращение. Мой лоб ударяется о край бассейна, а затем кинжальные когти вспарывают мне спину. Острая боль взрывается в позвоночнике, и вода заливает рот, когда тело рефлекторно пытается закричать.

Развернувшись под водой, отталкиваюсь ногами, чтобы наконец вырваться на поверхность, откашливая воду и хватая ртом воздух. К этому времени испарения гидры достаточно рассеялись, но девять голов Сальгарая всё ещё кричат, шипят и скрежещут зубами. Он шатается, меньше сосредоточенный на мне и больше на том, что я только что с ним сделала.

Один из охранников-наследий, стоящий у бассейна, целится в меня заклинанием. Игнорируя жгучую боль в спине, хватаюсь за край бассейна, чтобы выпрыгнуть из воды и откатиться от атаки. Отбросив мокрые волосы с лица, снова достаю Фанг и вонзаю в шею заклинателя.

Импульс стихии воздуха врезается в меня, швыряя в одну из стен дома. Слышу отчётливый треск ломающихся рёбер, но не могу тратить время на осознание новой боли. Вместо этого быстро наношу несколько атак тёмной магии подряд.

Одна попадает в воздушного элементаля. Он кричит и падает в бассейн, захлебываясь, пока гидра продолжает биться и визжать, борясь с эффектами принудительной смены облика.

Зрение затуманивается от боли и усталости, но меня наполняет новый гул.

Двое охранников с верхнего этажа вбегают в комнату. Слышу уже знакомый звук взводимого курка и отпрыгиваю в сторону, как раз когда женщина открывает огонь. Используя свою неестественную скорость ревенанта, мчусь вокруг бассейна, чтобы добраться до неё, но не раньше, чем одна из пуль застревает у меня в бедре.

Больно

.

Сворачиваю ей шею.

Она падает, как тряпичная кукла.

Я хотела провести всё это быстро и профессионально, но между приливом свежих убийств и боем, пульсирующим в моих жилах, не могу сдержать безумную ухмылку, расползающуюся по лицу, когда другой охранник поворачивается и пытается бежать. Вытащив один из моих новых ножей, швыряю его ему в спину. Он глубоко входит в то место, где находится его сердце, и мгновение спустя он безжизненно падает вперёд.

Ещё одна волна тёмной, упоительной силы наполняет мою систему. Зрение снова плывёт, но на этот раз потому, что моя ярость берсерка рвётся на свободу.

Если бы я не была так решительно настроена вернуться к своему квинтету как можно скорее, я бы ей позволила.

Вместо того, чтобы сохранить контроль, повторяю список мантр, которые вбили в меня Теодор и некроманты, приближаясь к бассейну, где оборотень-гидра теперь сжимается до своей человеческой формы.

— Я ничего не чувствую. Я сама по себе. Мне никто не нужен. — Вытерев кровь с шеи, я делаю глубокий вдох и проверяю сломанные ребра — могло быть и хуже. — Я лишь оружие, единое со смертью. Я — само смертельное спокойствие.

Повторение этих старых мантр сдерживает ярость берсерка, пока я приседаю у бассейна. Маркос Сальгарай наконец вырывается из воды с прерывистым вздохом, обнажённый после смены облика.

Он бросается вперёд в воде, скаля острые зубы, готовый к атаке. Опережаю его, вонзая серебряный кинжал ему в правое плечо. Он кричит, с трудом удерживаясь на плаву из-за боли и действия порошка корня паслёна.

Схватив его за руку, вытаскиваю его на край бассейна. Бессмертный шипит и пытается укусить меня, но у меня уже наготове нож поменьше, которым я провожу по его рту, разрезая щёки.

Он шипит от агонии.

—

Оружие

, — он брызжет кровью, когда говорит, его раздвоенный язык мелькает, пока он морщится от боли. — Это бесполезно. Ты не можешь убить…

— Ах, да. Твоя жизненная связь. Совсем вылетело из головы, но дай мне минутку. — Перерезаю ему горло. Он хрипит и дёргается, прежде чем замереть.

Гул, конечно, не наполняет мои вены. Сначала мне нужно уничтожить его эфириумный якорь. Поморщившись, вытаскиваю пулю и накладываю простое некромантическое исцеляющее заклинание на ногу и спину, игнорируя пульсацию в голове, и иду искать жизненную связь Маркоса.

Это кольцо.

Амара Зулани подробно описала его, а также все способы, которыми он его прячет.

Обыск всего дома занимает двадцать минут. За это время ещё пять охранников либо возвращаются, либо приходят на смену, только чтобы присоединиться к пьянящему гулу, курсирующему по моей системе, — что удобно, поскольку требуется чертовски много разрушительной магии, чтобы вскрыть зачарованный сейф, который Сальгарай прятал под одной из гостевых кроватей наверху.

Хватаю маленькое кольцо из эфириума, зевая, и тащусь обратно вниз, в заваленный трупами зал с бассейном. Приседаю рядом с Сальгараем и жду.

И жду.

Вообще-то, мне следовало бы просто убить ублюдка прямо сейчас. Я могла бы уничтожить кольцо из эфириума до того, как он очнётся, а затем вернуться к своим парням.

Но я хочу сперва перекинуться парой слов с этим чудовищем.

Глаза Сальгарая трепещут, его взгляд на мгновение становится белёсым, а рана на шее начинает затягиваться. Прежде чем она полностью заживёт, просовываю указательный палец в перчатке в оставшееся отверстие, так что, когда он приходит в себя, он задыхается и борется, шипя от боли.

ЖЯ жду, пока его взгляд не вернётся в норму и он не уставится на меня. Убедившись, что он обращает на меня внимание, заношу Фанг над кольцом из эфириума и с силой опускаю его, разбивая дарованную богами жизненную связь.

Чудовище кричит.

Боги.

Какой прекрасный звук.

Теперь, когда он не может вернуться к жизни с помощью эфириума, улыбаюсь кипящему от ярости бессмертному.

— Скажи мне, где эта ясновидящая сука.

Рычание Сальгарая вибрирует через мой палец, пока он пытается сопротивляться, но он всё ещё слишком ослаблен от остаточных эффектов порошка корня паслёна.

— Старый добрый Теодор послал, да? — плюёт он, слегка задыхаясь, когда я шевелю пальцем, чтобы увидеть, как он морщится. — Я не скажу тебе, где мой хранитель…

— И не надо, — безразлично пожимаю плечами. — Амара Зулани мне и так сказала, где она.

Он скалит острые зубы.

— Амара не могла знать, эта проклятая предательница. Мы ничего ей не доверяли — она была слишком слаба и легко поддавалась манипуляциям. Где бы, по её словам, ни была Надин, это совершенно неверно.

— Так она не в городе огня и воды?

Вижу, как на его лице проскальзывает гримаса сквозь попытку сохранить самообладание.

Киваю.

— Спасибо за подтверждение. А теперь у меня к тебе вопрос, потому что, каким бы злом ты ни был, ты ещё и умен. Ты точно знаешь, кто я, и знаешь, что моё лицо — последнее, что ты увидишь в этой жизни. Если не хочешь, чтобы я это растягивала, отвечай. Как ревенанту пережить провал своей цели?

Другими словами… как, блин, мне остаться с ними?

Он грубо смеётся, но смех выходит сдавленным.

— Ты жалкая.

— Знаешь, всегда хотела препарировать глаз, всё ещё прикреплённый к функционирующему мозгу, — болтливым тоном говорю я, вынимая серебряный нож из его плеча и поднося его к его глазу в качестве предупреждения.

Сальгарай шипит.

— Чтобы такой ревенант, как ты, продлил своё неудавшееся, ничтожное существование, тебе понадобится прямое благословение Илайи, самой богини жизни. Или, может быть, если какое-нибудь другое божество сжалится над таким существом, как ты…

Он резко обрывает фразу, вдыхая, его ноздри раздуваются. Затем отвратительно влажный смех вырывается из его повреждённого горла, а его мутно-жёлтые глаза смотрят вдаль.

— Я мог бы догадаться. Какая изящная расплата.

— О чём ты, черт возьми, говоришь? — требую я.

Усмешка Сальгарая уродлива.

— Эта игра, в которую играют боги, и твоё срежиссированное существование. С меня хватит. Прикончи меня,

оружие

.

— Я ещё не закончила с вопросами.

— Закончила, ибо больше ты от меня ничего не получишь. И когда твоё время скоро придёт, Сафр будет судить тебя не по тому, кто ты есть, а по тому, кем ты стала. Ты будешь гнить за свои преступления в Запределье…

—

Мои

преступления?

Глубже вонзаю палец в шею оборотня-гидры, выкручивая, пока он не закричит. Затем наклоняюсь, чтобы встретиться с его бледным, нечеловеческим взглядом, чтобы он ничего не упустил.

— Мы оба чудовища, так что избавь меня от этой фальшивой праведности. Я знаю, каковы

твои

преступления. Надин может быть и хранитель, но ты — мозг. Это была твоя грёбаная идея отправить тот отряд людей в Пустошь, а значит, когда ты умрёшь через несколько секунд, Сафр будет судить

тебя

за каждую смерть тех невинных на протяжении поколений. Говорят, некоторые наказания в Запределье жестоки — гораздо более жестоки, чем я могла бы устроить здесь и сейчас. — Снова улыбаюсь, медленно, смакуя боль и страх в его глазах.

— И всё же. Попытаться стоит. Это за все мучения, которым ты подвергал моего Принца Кошмаров все эти годы.

Вырезаю его раздвоенный язык, пока он кричит.

— А это за то, что нацепил грёбаный ошейник на

мою пару

.

Мой гнев нарастает, пока я запихиваю его извивающийся язык ему в глотку, заставляя задыхаться. Он начинает паниковать, кашляя кровью и пытаясь вдохнуть. Смотрю на него в упор, вытаскивая палец из его шеи, пока остатки моей долго сдерживаемой мстительной ярости ревут у меня в ушах.

— А это за всех страдающих, невинных людей в Пустоши, ты, трусливый ублюдок.

Добавляю дополнительный поворот, вырывая его сердце, просто чтобы усилить его предсмертную агонию.

На мгновение месть сладка.

Но когда несравненный гул силы наполняет мою систему с обжигающей мощью, роняю его сердце, хватаясь за собственную грудь. Делаю глубокий вдох, пытаясь удержаться на ногах, несмотря на две мощные бессмертные жизненные силы, едва сдерживаемые внутри меня.

Именно в тот момент, когда я думаю, что достигла своего предела, слышу их, словно издалека.

Эвелин

, — зовёт Кристоф, его телепатический голос пропитан паникой.

Лирой почти сразу за ним.

Где тебя черти носят? Отвечай. Сейчас же.

Облегчение от их голосов притупляет обжигающую силу в моих жилах. Медленно выдыхаю, поднимаясь на ноги.

Скоро вернусь

, — обещаю я.

Но куда ты, блин, де…

Парадная дверь убежища Сальгарая с грохотом распахивается. Немедленно блокирую свой квинтет, поворачиваясь к следующей угрозе, когда в комнату врывается горстка охотников за головами.

Адские гончие воют и рычат, вскакивая внутрь, но, к моему удивлению, их хозяева приказывают им стоять. Когда охотники видят мёртвого члена Бессмертного Квинтета, они в тревоге кричат и ругаются, целясь в меня и слаженно окружая меня. Их красные лазерные лучи пляшут по моей коже, сосредоточенные на моей голове и груди.

Один из охотников фотографирует меня на телефон.

Отлично.

Полагаю, скоро это будет во всех новостях.

Ну и ладно.

По крайней мере, он запечатлел меня в моей стихии, покрытую кровью, с Фангом наготове.

— Не двигаться, — приказывает женщина-фейри. — Пойдёшь с нами по-хорошему, и нам не придётся причинять тебе боль.

Снова зеваю, усталость начинает по-настоящему накатывать, пока я щурюсь, глядя на этих охотников за головами. Боги, помогите им, они даже не представляют, насколько не страшны. Они могли бы все выстрелить в меня прямо сейчас, и я бы всё равно возродилась, имея достаточно времени, чтобы вырезать их всех, прежде чем они смогли бы доставить меня в Совет Наследий.

— Если собираетесь угрожать мне боем, приведите хотя бы того, кто знает, что делает. Где Локлен?

— Всё ещё разгребает бардак, который ты устроила на краю ледников, — рычит другой охотник. Ужасное отвращение на его лице подсказывает мне, что его палец на спусковом крючке уже зудит. — Он хочет, чтобы тебя доставили живой для допроса, но если будешь сопротивляться, мы наконец-то сможем тебя убить. Только я считаю, что мы должны прикончить тебя прямо здесь и сейчас.

— Отставить, Брэдли, — рявкает девушка-фейри.

— Да посмотри вокруг! Она только что, блин, всех здесь перебила! — кричит он. — Ты забыла, что твоего кузена эта сука только что убила на краю ледников? Мне плевать, что говорит Локлен. Нам не нужны ответы — нам нужно, чтобы

оружие

было мертво!

Из-за этого все они начинают кричать. Ответственная девушка злится, оглядываясь на них и рявкая, что у Локлена есть план, и им нужно заткнуться.

Их жалкое подобие единства — идеальная возможность. Посылаю волну тёмной магии по воздуху, отбрасывая их всех назад с криками боли и тревоги. Адские гончие лают и скулят, попав в запутанную сеть агонии, которую вызывает моя уникальная магия.

Использую самое быстрое заклинание перемещения, на которое способна, чтобы отправить себя в переулок в столице. Спотыкаюсь, опираясь на кирпичную стену рядом, пытаясь отдышаться.

Я могу залечить больше ран, прежде чем вернуться на землю плоских рек. Так мои парни не сойдут с ума, когда увидят меня.

А потом нам придётся исчезнуть как можно дальше от любых следов моей магии, прежде чем за нами снова начнут охоту. Убийство Сальгарая выиграло мне ещё немного времени, и я намерена его использовать.

Глава 27. Кристоф

Прошло почти три кошмарных часа с тех пор, как я очнулся от того, что считал смертью.

Первый час я провел в агонизирующей панике, с трудом подбирая слова после того, что со мной сотворил этот призрак. Лирой был в том же состоянии, Грэйв бесследно исчез, а Драксар всё ещё лежал без сознания. Наша связь с Эвелин, наш единственный маяк в этом хаосе, была перекрыта. Когда мы попытались достучаться до неё, в ответ пришло лишь холодное, отстранённое:

«Скоро буду»

.

А потом она, блин, просто отгородилась от нас.

На второй час Драксар наконец очнулся. Вернее, не совсем

он

— скорее, зверь, что жил внутри него. Если я и считал его внутреннего дракона занозой в заднице раньше, то это не шло ни в какое сравнение с нынешним зрелищем. Лирою пришлось дважды подряд оглушать этого здоровяка магией, чтобы тот в слепой, рычащей ярости не обратился прямо здесь.

Что бы тот проклятый призрак с ним ни сделал, потребовалось время, чтобы Драксар, так сказать, смог подойти к телефону. И вот мы — исцеляющееся, матерящееся, разъярённое трио на грани взаимного убийства. Особенно потому, что мы по-прежнему не могли связаться ни с Эвелин, ни, если на то пошло, с Грэйвом.

Пока, наконец, я не провел черту.

Итак, Эвелин решила бросить нас здесь и заняться делами в одиночку?

Я не виню её.

Насколько же мы бесполезны, если после битвы

такого

масштаба и визита моего нового олицетворения ада, ей пришлось в одиночку латать нас и нести всю ношу на себе?

Она, должно быть, измотана, доводит себя до предела, чтобы уложиться в срок, данный ей той Сущностью, и спасти тех, кто ей дорог.

А мы сидим здесь и ноем, как грёбаные сопляки.

Но больше этого не будет. Я ни за что не стану сидеть сложа руки, пока она там, неизвестно где, делает неизвестно что. Мы будем полезны нашей хранительнице, даже если это последнее, что мы, блин, сделаем.

Когда я высказал всё это Лирою и Драксару, их перепалка мгновенно прекратилась.

Последние полчаса мы провели куда продуктивнее.

Все трое.

Работая и планируя вместе.

Боги, неужели и впрямь наступают последние времена?

Откидываюсь на спинку стула за небольшим обеденным столом в номере, бережно придерживая раненое плечо — «подарок» от оборотня-волка, укусившего меня ещё в краю айсбергов. Лирой не может больше использовать магию крови для исцеления, пока не напьётся крови Эвелин, не говоря уже о том, что он и сам в паршивом состоянии. Мы все в нём.

— Ладно, — бормочу. — Я позвоню. Мне понадобится твой телефон, драконье дыхание.

Драксар практически швыряет мне его в лицо, прежде чем скрыться в ванной, чтобы смыть с себя остатки крови. То, что мы стали продуктивны, не значит, что мы перестали быть в ярости от всего, что произошло сегодня.

Ухожу в одну из спален, пока в трубке звучат гудки. Я почти уверен, что он не ответит, но тут раздается щелчок и долгий вздох.

— Ты не можешь дать мне спокойно инсценировать свою смерть, Крис?

— Я миллион раз говорил тебе так меня не называть, — замечаю, глядя в окно на залитый солнцем маленький городок на земле плоских рек. На обочинах лежат сугробы, а люди весело болтают, прогуливаясь туда-сюда. Такие обычные жизни, такое безмятежное течение праздничных дней.

Я завидую им.

Я бы всё отдал, чтобы провести эти дни с Эвелин, просто балуя её, а не скрываясь в бегах.

Мой собеседник фыркает в трубку.

— Да? А я миллион раз говорил тебе вообще мне не звонить. И всё же почему-то я знаю, что когда какой-то неизвестный номер звонит на мой «новый» номер в совершенно безбожный час…

— У тебя сейчас десять утра, — уточняю я.

— Знаешь что? Для твоего звонка любое время — безбожное, потому что, как я уже сказал, я притворяюсь

мёртвым

. Так кто из нас тут мудак?

— Вероятно, я, — признаю я.

— Чертовски верно.

— Мне нужен твой опыт, Виан.

Вампир ворчит, и я слышу, как на том конце что-то падает, будто он роется в холодильнике.

— Это, знаешь ли, должна была быть моя пенсия.

— Двадцать пять — слишком юный возраст для пенсии.

— Только не с таким банковским счётом, как у меня, — хвалится Виан, смеясь. Потом вздыхает. — Блин, на тебя это ведь не производит впечатления, да? Всё равно что сравнивать холмик с грёбаным алмазным рудником. Кстати, я заметил, что вся недвижимость, которую ты купил несколько лет назад, продолжает расти в цене, вопреки тому, что все говорили, включая меня. Ты до раздражения хорош в бизнесе, знаешь? Хваткий, как твой отец.

Морщусь.

Этот так называемый комплимент я слышал уже не раз. Словно мало того, что я выгляжу как член Совета, так ещё и по натуре во многом на него похож, и люди не могут удержаться от сравнений. Даже Виан, который знает, как я не выношу своих родителей.

Особенно теперь, когда я знаю, что они всю мою грёбаную жизнь лгали мне о моём проклятии.

Гнев снова поднимается при мысли о том фальшивом переводе пророчества и о том, как сильно он меня искалечил.

Сжимаю переносицу.

— Это важно, Виан. Действительно, крайне важно. Я звоню тебе лишь по одной причине: мы выросли вместе, и я абсолютно уверен, что ты унесёшь секреты с собой в могилу.

— Именно поэтому ты доверил мне заботу о своих собаках и деликатное наблюдение за твоей сестрой на расстоянии. Кстати, она в безопасности, — добавляет Виан, и его голос смягчается.

Блин.

Грета.

Среди всех этих политических потрясений между людьми и наследиями она должна была стать моей первой мыслью. Но произошло столько всего, что у меня просто не было времени задуматься, как она там, в глухом человеческом городке, где выросла.

— Она только что бросила очередного парня-человека, — добавляет Виан. — Может, ей не помешает кто-то, чтобы подбодрить. Например, не знаю… горячий, очень свободный вампир, который уже всё о ней знает и стал бы идеальным вариантом для утешения, если не больше. Только скажи слово…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— В последний, раз, нет.

— Ой, да ладно. Почему нет? Мы знаем друг друга целую вечность, и ты знаешь, я бы о ней хорошо позаботился, Крис.

Хмурюсь, понижая голос, чтобы Драксар не услышал из другой комнаты. Никто из моего квинтета, кроме Эвелин, не знает о существовании Греты, и я бы хотел, чтобы так и оставалось.

— Моя сестра, — отчеканиваю я, — не предмет для обсуждения. Она хочет мирной, похожей на человеческую, жизни, и она её, блин, получит. Она прошла через слишком многое, чтобы связываться с тобой, из всех возможных вариантов. Присматривай за ней, убедись, что она в безопасности и у неё есть средства на всё, что ей нужно. В остальном — оставь её, твою мать, в покое, или я загоню тебе в задницу сосульку так глубоко, что ты будешь кашлять снежинками. Понял?

Виан снова вздыхает, бормоча что-то себе под нос.

— Ладно, просто скажи, что тебе нужно. И, чтобы было ясно, я выставлю тебе завышенный счёт за свои услуги.

— Меньшего я и не ожидал.

Пятнадцать минут спустя я возвращаюсь к остальным и замираю, увидев, что Грэйв вернулся. Он весь в крови, развалился на диване совершенно голый, курит мелантис, а его меч воткнут прямо в ковёр.

Понимаю, что он только что вернулся из Эфириона, но серьёзно?

У этого придурка нет ни капли уважения к гостиничному имуществу.

Хмурюсь.

— Какого хрена с тобой не так?

— А сколько у тебя времени?

— Это номер для некурящих. И если уж собрался быть голым, то хотя бы прими чёртов душ.

Грэйв игнорирует меня, выдыхая длинную струю дыма и вращая рукой в плече, словно проверяя сустав. Когда смотрю на Лироя и Драксара в поисках поддержки в вопросе голого психопата, заливающего кровью номер, Драксар пожимает плечами. Конечно, нашего здешнего оборотня нагота не смущает.

— Он справляется. Мы все пытаемся, пока она не вернётся. Оставь его в покое.

Я ошеломлён.

— Ты его защищаешь? Я думал, ты его ненавидишь.

— Он меня ненавидит? Вовсе нет. Теперь мы лучшие друзья, — тянет Грэйв.

Драксар закатывает глаза.

Прежде чем успеваю что-либо сказать, сквозь нашу связь наконец-то просачивается голос Эвелин.

Лирой? Можешь приготовить для меня эфириум?

Он уже в движении, извлекая из пространственного кармана чемоданчик и раскладывая на столе гладкие осколки прозрачного, райского на вид вещества.

Ты ранена? Всё в порядке? —

требую ответа. —

Где ты?

Её голос звучит немного напряжённо.

Нет, да, и в стране солнца, но ненадолго.

Словно по команде, комнату заливает яркая вспышка света. Затем, будто груз всего мира спадает с моей груди, и я наконец-то могу дышать, когда заключаю Эвелин в объятия, крепко прижимая к себе.

Она вся в крови, но, кажется, невредима, если не считать уродливого синяка на лбу. Как только замечаю его, позволяю одной из своих ладоней охладиться инеем и осторожно прижимаю к её голове, чтобы снять отёк.

— Эфириум? — зевает она, протирая лицо.

Блин.

Она едва на ногах держится.

Отпускаю её, и мы все наблюдаем, как наша хранительница берёет осколок эфириума и шепчет что-то на незнакомом мне языке. Но, судя по нахмуренному лицу Лироя, даже он не всё понимает.

Осколок темнеет, из стеклянной пустоты превращаясь во что-то похожее на чёрный опал, словно теперь он содержит в себе нечто тёмное. Эвелин выдыхает, будто сбросив тяжесть заключённой в ней жизненной силы. Она берёт другой осколок, вытирает лоб и слабо нам улыбается.

— Можете перестать тихо паниковать. Я просто не осознавала, насколько утомительно носить в себе жизненные силы бессмертных.

Она повторяет действие с другим куском эфириума. Затем поворачивается, чтобы осмотреть нас, словно беспокоясь, что это

мы

вот-вот рухнем, хотя очевидно, что она сама крайне измотана.

Хотя, полагаю, она оставила нас в довольно плачевном состоянии.

— Мы в порядке, детка, — уверяет её Драксар, заключая в крепкие объятия.

Следующим Грэйв оттаскивает её от дракона и глубоко целует, прижимаясь лбом к её лбу, пока она качает головой. Я не слышу, о чем они говорят, должно быть, общаются телепатически.

Наконец, Эвелин смотрит на меня, фокусируясь на моём плече.

— Я в порядке, — быстро заверяю я.

— Расскажи нам всё,

сангфлуиш

, — шепчет Лирой.

Эвелин бросает взгляд на эфириум на столе.

— Я убила Сальгарая.

Мы все в шоке смотрим на неё, прежде чем я нахожу голос.

— Ты

что?

— Я сказала, я…

— Я слышал, что ты сказала, — раздражённо уточняю я. — Откуда ты узнала, где он? Почему ты, твою мать, не сказала нам, что собираешься это сделать?

Она смотрит на меня так, будто я упускаю очевидное.

— Вы были без сознания.

— Я имел в виду

до того

, как мы оказались без сознания. Чёрт побери, Эвелин, — провожу рукой по лицу.

— Ну-ну. Не скрывай подробностей. Надеюсь, это было невероятно кроваво, — вставляет Грэйв, и на его лице появляется болезненная улыбка предвкушения.

— Не так сильно, как мне бы хотелось, — вздыхает она. — Честно говоря, бой разочаровал. Я думала, он окажется более серьёзным противником, — ворчит она, потирая ушибленный лоб. — С Локленом драться гораздо веселее, хотя в прошлый раз он нанёс мне подлый удар по голове. За это он теряет всякое уважение.

Лирой осматривает её лоб, используя некромантию для исцеления. До сих пор странно думать о нём как о некроманте, ведь меня учили, что они хуже демонов.

Но, по крайней мере, он может исцелить нашу хранительницу. На это жалоб нет.

Затем я хмурюсь.

— Погоди. Откуда ты вообще знаешь, что такое «уважение», если выросла в Пустоши?

— Виола часто использовала это слово. Я не совсем понимаю, что оно значит, — пожимает она плечами, прежде чем перевести взгляд с одного на другого. — Я была удивлена, что вы четверо не попытались последовать за мной.

Драксар скрещивает руки на груди, вскидывая подбородок.

— Мы были заняты.

— Чем?

— А тебе бы хотелось знать? — тоже скрещиваю руки.

— Вообще-то, да.

— А вот хрен тебе. Считай это своим наказанием за то, что сбежала и оставила нас здесь, как бесполезные тюфяки, — ворчу, и раздражение возвращается.

Глаза Эвелин вспыхивают.

На долю секунды, когда наша хранительница поворачивается ко мне со смертоносным взглядом, я жалею обо всех своих жизненных решениях.

— Наказанием? Должно быть, я ослышалась.

Нет.

Держись.

Неважно, какой пугающей она может быть, в этом вопросе я буду стоять на своём. Меня до смерти напугало то, что я проснулся, а её снова нет, поэтому наклоняюсь, чтобы одарить её своим самым леденящим взглядом.

— Ты — хранительница этого квинтета, но мы всё ещё его часть. Если ты собираешься делать что-то, не говоря нам, и оставлять нас истекать кровью и паниковать часами напролёт, то мы не обязаны давать тебе ни единого объяснения о том, чем мы занимались, пока были вынуждены тебя ждать.

Брови Лироя взлетают вверх. Драксар тихонько свистит и делает осторожный шаг назад, качая головой, словно думая, что мне конец. Грэйв, тем временем, наслаждается шоу, будто не может дождаться, когда Эвелин надерёт мне задницу.

Эвелин подходит ко мне вплотную, её тёмный взгляд обжигает.

— Я оставила вас здесь, чтобы защитить, пока я разбираюсь с делами…

— О которых ты нам ни хрена не рассказала. Я понятия не имел, что Сальгарай в стране солнца или что он твоя следующая цель. Кто-нибудь из вас знал? — машу рукой в сторону остальных.

— Меня в это не впутывайте, — говорит Драксар, поднимая руки, словно показывая, что он безоружен.

Лирой в ответ качает головой. Грэйв пожимает плечами, рассеянно вращая на столе один из кусков эфириума с заключённой в нём жизненной силой, будто это причудливый волчок.

— Нет, не знали, — снова поворачиваюсь к ней. — И знаешь почему? Потому что ты, блин, нам

ничего

не рассказываешь. Ты так непреклонна в том, что мы теперь твои, и это правда в большей степени, чем ты даже можешь себе представить. Но если мы твой квинтет, то и обращайся с нами как с квинтетом и рассказывай о своих планах

до того

, как они произойдут. А не просто сбегай и заставляй нас гадать, вернёшься ли ты вообще, мать твою.

Мой голос слегка срывается в конце, когда эмоции берут верх. Эвелин всё ещё кажется разъярённой, но отводит взгляд.

— Поставь себя на наше место, — настаиваю я. — Как бы ты поступила, если бы мы поменялись ролями?

Она медленно выдыхает, явно чувствуя себя неуютно.

— Я бы это ненавидела. Я не хотела вас расстраивать, уходя. Просто… вам четверым нужно было время, чтобы прийти в себя, а у меня нет времени, которое можно было бы терять.

— Тогда и

у нас

нет времени, которое можно терять, — мягко поправляет Лирой. — Нет нас четверых и тебя. Как я уже говорил тебе,

сангфлуиш

,

tha sinn unum mar

.

Что бы, блин, это ни значило, Эвелин смягчается ещё больше и наконец вздыхает.

— Ты прав. Мне следовало раньше рассказать вам о нашей следующей цели. Я просто не привыкла делиться планами или… разговаривать. Честно говоря, последние несколько лет я почти не разговаривала, за исключением редких бесед с Виолой и Люком. Я всё ещё привыкаю. — Она встречается со мной взглядом, и в её глазах читается обещание. — Я буду лучше с этим справляться.

Глаза Драксара сужаются.

— Постойте-ка. Кто такой Люк? Он симпатичный? Он пытался с тобой флиртовать? Он ещё жив, и, что более важно, почему?

— О, боги, — Эвелин закатывает глаза, но лёгкая улыбка в ответ на его собственничество разряжает напряжение в комнате. — Люк — нетипичный заклинатель из Пустоши. Он считает себя моим старшим братом. Я считаю его одержимым книгами занудой, но он одарён. Он помогал мне экспериментировать с эфириумом в Пустоши и нашёл какое-то малоизвестное, древнее заклинание фейри, чтобы это сработало, — она кивает на тёмные осколки на столе. — Как только я достаточно ослаблю Раздел, он первым пройдёт через него, чтобы координировать со мной и возглавить исход в мир смертных.

Мы все перевариваем это, кивая, пока Драксар не фыркает.

— Ты так и не ответила, считаешь ли ты его симпатичным, Бу.

Она изгибает бровь.

— А что, ты заинтересован? Не уверена, нравятся ли ему оборотни, но вы двое могли бы поладить. Он довольно хрупкий из-за своего воспитания, так что будь осторожен, не раздави его в постели.

Драксар ухмыляется.

— Тучка, если он попытается приблизиться к кровати, в которой нахожусь я, ему конец. Ты единственная, с кем я буду осторожен в постели. А ещё лучше, давай отбросим

осторожность

и перейдём к грубости и извращениям.

— Я с ящером в этом согласен, — объявляет Грэйв.

— Похоже, вы вернулись в своё обычное состояние. — Ухмылка Эвелин снова гаснет, когда она по очереди осматривает каждого из нас. — Хотя… вы, ребята, правда в порядке? Таддеус…

Он был воплощением ужаса.

Встречаюсь взглядом с Лироем, затем с Драксаром. Даже Грэйв не расположен говорить об этом.

Не знаю, что пережили они, но я точно не собираюсь рассказывать о том, через что заставил меня пройти тот призрак, даже если это было лишь в моей голове. Знание, что он был в разуме Эвелин, что он мучил её годами…

Желчь подступает к горлу, но я делаю успокаивающий вдох.

— Как ты вообще нас оттуда вытащила?

Эвелин теребит свои окровавленные перчатки.

— Я просто… переместила нас.

— Ложь, — мягко говорит Лирой, его красные радужки остры, как всегда. — Скажи правду,

сангфлуиш

.

— Ладно. Я ударила его костяным ножом, который мне дал Кристоф.

Грэйв хмурится, склоняя голову. Он всё ещё голый и покрыт засыхающей кровью, и я с тревогой понимаю, что до этого момента совершенно перестал это замечать.

Значит ли это, что я привыкаю к тому, что эти три урода постоянно ведут себя непристойно?

Ужас.

— Только оружие из освящённой кости может навредить призракам, дорогая, — указывает он.

Она кивает, украдкой взглянув на меня.

О, блин.

Она думает, что моя теория о том, что её при рождении избрали святой, может быть верной.

— В любом случае. Важно то, что его нет. Может, он и не мёртв, но пока будем довольствоваться тем, что есть. Итак, — она отряхивается и смотрит на Драксара, двигаясь дальше, — дом твоей семьи всё ещё безопасный вариант?

Он моргает, пытаясь уследить за мыслью.

— Моей семьи?

— Убийство Сальгарая дало мне больше времени, прежде чем мне понадобится охотиться на Надин. Нам следует найти безопасное место, чтобы залечь на дно, прежде чем охотники за головами снова нас выследят. Не говоря уже о том, что я хочу провести время с вами. В целом, но также и в постели.

Едва не задыхаюсь, когда резкая смена темы выбивает нас всех из колеи. Я, блин, обожаю, насколько напориста моя хранительница, но теперь всё, что я могу себе представить, — это Эвелин в постели.

Обнажённая и готовая к поклонению,

— думаю с тихим стоном.

Пожалуйста, скажи, что ты представляешь её, а не меня,

— язвит Лирой через связь.

Вспыхиваю, понимая, что эта мысль не осталась при мне. Я всё ещё не привык к этой телепатии. Грэйв громко смеётся над моим чистейшим смущением.

Драксар широко улыбается Эвелин, не обращая внимания на телепатическую перепалку.

— Блин, да! Дом моей семьи подойдёт идеально.

Лирой изгибает бровь.

— Ты уверен? Когда ты в последний раз с ними связывался? Сейчас неспокойные времена, а Децимано известны своей болтливостью в отношении политики. У их дверей уже могут стоять враги.

— Во-первых, пошёл ты, потому что наши рты идеальны, — парирует Драксар. — И я давно не говорил со своей семьей, но только потому, что мы были, знаешь ли. Заняты. В бегах. Всякое такое.

— Звучит как оправдание, — скрещиваю руки. — Может, ты просто не уверен, что твоя такая-лояльная, гордая семья

действительно

примет Эвелин как твою пару.

— Ничего страшного, если не примут, — добавляет Эвелин. — Мне говорили, что я — на любителя.

Драксар рычит на меня, его глаза вспыхивают более тёмным оттенком янтаря, словно его раздражительный дракон уже у самой поверхности.

— Они её примут. Не каждая семья — такой же грёбаный кошмар, как твоя.

— В твоей семье тоже хватает вопиющих проколов, — огрызаюсь я.

— Да? По крайней мере, моя не лгала мне о моём проклятии, просто чтобы я всю жизнь оставался несчастным грёбаным одиночкой.

Вздрагиваю.

Эвелин напрягается.

Драксар тут же замолкает, хватаясь за голову.

— Блин. Да, я почувствовал это, как только сказал. Прости, Снежинка.

Пытаюсь быстро сменить тему.

— Если мы собираемся на территорию его семьи, в край великих озёр, нам следует…

Кристоф,

— обращается Эвелин через связь, пригвоздив меня к месту яростным взглядом.

Это действительно неважно, Подснежник. Я связан с тобой, и ничто другое для меня больше не имеет значения.

Её губы сжимаются.

Вот почему твои способности стали намного сильнее и острее. Пророчество было обманом. Твоё истинное проклятие было связано с твоим контролем. Так ведь?

Значит, она тоже уже это подозревала.

Киваю и снова пытаюсь сменить тему, благодарный, когда Эвелин молча обдумывает это и не заставляет меня говорить что-либо ещё об этой крайне неприятной новой информации.

— Как я говорил, нам следует использовать человеческие средства, например, арендованную машину. Магия перемещения слишком легко отслеживается, а отсюда до гор меньше дня пути.

Никто не спорит.

На мгновение воцаряется тишина.

Затем Грэйв ухмыляется.

— Только если мы дадим нашей девочке вести. Я хочу сидеть сзади и смотреть, как паникуют другие машины на дороге.

Драксар смеётся, но Эвелин изгибает бровь.

— Ты задница. Но на самом деле… я бы не отказалась поспать, пока кто-то другой за рулём.

В груди теплеет, когда понимаю, насколько она, должно быть, устала. Грэйв тут же притягивает её для нежного поцелуя.

— Конечно, дорогая. Они всё устроят.

—

Они?

— хмурится Лирой. — А чем, позволь спросить, будешь заниматься ты?

Инкуб ухмыляется и ведёт Эвелин в сторону ванной.

— Приводить в порядок нашу девочку.

Счастливый, блин, ублюдок.

Глава 28. Эвелин

— Эвелин-как-тебя-там-по-батюшке-Бёрч, — трещит в трубке голос Зои.

Звук кажется оглушительным.

Похоже, снова включилась громкая связь, но поскольку я понятия не имею, как убрать её на этой чёртовой штуке, я лишь немного меняю положение на коленях у Драксара, чтобы не так било ему по ушам.

— Зои-не-помню-как-Бэрд, — отвечаю, не понимая, зачем мы затеяли эту игру с выдуманными полными именами.

Мы сидим в просторном среднем ряду автомобиля, который Кристоф с особой тщательностью выбирал в каком-то пункте проката в родном городе Зои. Это самая шикарная машина, в которой я когда-либо бывала. Лирой за рулём, Кристоф на пассажирском сиденье, хмуро вглядывается в сообщения на телефоне, купленном ещё до нашего отъезда из земли плоских рек.

Я настояла, чтобы Лирой выпил моей крови и исцелил плечо ледяного элементаля, прежде чем мы уедем. Он взял самую малость, но, по крайней мере, худшие следы от укуса волка исчезли.

Грэйв, развалившись, вольготно раскинулся на заднем сиденье, которое целиком досталось ему одному. Он смотрит на проносящиеся мимо дикие пейзажи и играет своей зажигалкой. Мысленно отмечаю, как часто вспыхивают его метки. Гораздо реже, чем до того, как мы связались, что совершенно нелогично. Смерть Сальгарая должна была вызвать новые всплески у Раздела, а это, в свою очередь, должно было безумно сказаться на Эфирионе.

Если только… может, связь со мной как-то помогает.

Выглядываю в окно, глядя на бесконечные зелёные сосны, припорошенные снегом. Не знаю, где мы сейчас, но точно знаю, что после долгого сна, в который я провалилась ранее, начинаю чувствовать голод.

— Девочка,

требую подробностей

, — снова привлекает моё внимание Зои. — Немедленно. Или я буду вынуждена начать тебя преследовать.

— Никак нет. Место уже занято, — доносится сзади голос Грэйва.

Оборотень-львица вздыхает.

— Опять громкая связь, да, монашка?

— Ненавижу технику.

— Знаешь, почему-то мне кажется, что она ненавидит тебя ещё больше. Но неважно, поздравляю с устранением этого урода-гидры. Он мне никогда не нравился — вечно облизывал свой раздвоенный язык о собственное глазное яблоко.

Жуткая мерзость.

Хмурюсь и бросаю взгляд на Драксара, чтобы понять, откуда Зои знает о моём недавнем убийстве. Он пожимает плечами и снова утыкается носом в мою шею.

Оказавшись в кольце его огромных, горячих рук, чувствую себя до странности хрупкой и… защищённой. Ощущение незнакомое и тревожное. И хотя Кристоф ворчал, что мы не пристёгнуты, эта поездка мне пока что определённо нравится.

Особенно потому, что сквозь ткань брюк я чувствую, каким твёрдым и напряжённым стал мой оборотень. Меня так и подмывает качнуться на нём, ощутить его твёрдость всем телом, но я сдерживаюсь, чтобы не сорвать нашу поездку — уверена, что Лирой тут же остановит машину, если я что-нибудь начну.

Я могла бы пересесть на своё место, чтобы избежать соблазнов… но всякий раз, когда мы подскакиваем на очередной кочке, он тихо стонет, и этот звук слишком сладок, чтобы от него отказываться.

— Откуда ты узнала? — спрашиваю Зои, возвращаясь к теме разговора.

— Ну… об этом трубят во всех новостях. Вместе с

весьма откровенным

фото тебя с места преступления. Цензурой они себя не особо утруждали.

Этого я и ожидала. Какой бы охотник за головами ни слил фотографию, уверена, Совет Наследий в ярости.

— Мир сходит с ума из-за смерти одного из членов Бессмертного Квинтета, а Совет Наследий всё ещё приказывает наследиям держать всё в тайне, потому что они сами не до конца понимают ситуацию, и… тьфу, это просто бардак, — стонет Зои. — Не говоря уже о том, что несколько часов назад у Раздела был зафиксирован огромный всплеск активности. Говорят, он начинает распространяться вглубь материка, так что вдоль Восточного побережья отдано ещё больше приказов об эвакуации.

— Дерьмо, — морщусь я.

— Не вини себя! — возражает Зои. — Ну, может, самую капельку, потому что для людей это ужасно, и всё больше теневых демонов проникает в мир смертных и всё такое… но если отбросить это, ты делаешь это ради благой цели.

Великой

цели. Эти бедные люди в Пустоши заслуживают того, чтобы жить настоящей жизнью, свободной, в мире смертных, так что я тебя полностью поддерживаю.

— В какой-то момент я начинаю задаваться вопросом, что мне нужно сделать, чтобы ты перестала поддерживать меня так безоговорочно, — шучу я.

Она хихикает.

— Ну, думаю, если ты впадёшь в ярость берсерка и убьёшь кого-то из моего квинтета или семьи, я чертовски разозлюсь.

Ох.

Дерьмо.

Я так и не рассказала ей об убийстве брата Дамиана.

Драксар чувствует моё напряжение и, нахмурившись, отстраняется.

— Ты в порядке, Цветочек?

Быстро киваю, меняя тему.

— В общем… как ты?

Зои некоторое время восторженно рассказывает, как прекрасно провела праздники с семьёй и какой у неё невероятный квинтет.

— Я имею в виду… мы все ещё очень надеемся, что найдём нашего заклинателя на следующем Отборе, — вздыхает она. — Знаю, что до него почти год, но такое чувство, что мы просто…

— Неполноценны?

— Да. Не знаю, как объяснить. Я без ума от своего квинтета, и мы все друг от друга без ума, но динамика всё равно какая-то неправильная. В глубине души мы все знаем, что это потому, что кого-то с нами нет.

Оглядываясь сейчас на Отбор, я очень рада, что все мои связанные были там. Какое удачное стечение обстоятельств — особенно учитывая небольшую разницу в нашем возрасте.

Хмурюсь.

Если подумать, то, что мы все оказались там одновременно, было подозрительно удачно.

Невольно в моей голове всплывают слова Сальгарая о том, что боги играют в игру с моей «срежиссированной жизнью». Сначала Отбор, а теперь мой квинтет, связанный со мной вопреки всему…

В какую именно игру играют боги?

— Вы найдёте своего заклинателя, — утешаю Зои, снова сосредотачиваясь на разговоре.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Боги, я надеюсь, — капризно фыркает она.

Тем временем Лирой сворачивает с главной дороги и останавливается у захудалой заправки, которая, кажется, по совместительству является небольшой забегаловкой с куриной тематикой.

Кристоф морщится.

— Здесь?

— К несчастью для твоей тонкой душевной организации, ближайший загородный клуб находится более чем в ста километрах отсюда, — сухо отвечает Лирой. — Смирись, потому что нам нужен бензин.

— Ладно, но есть мы здесь не будем. Я не позволю, чтобы Эвелин подали жареное во фритюре дорожное месиво, которое соскребли с грёбаного шоссе.

Зои слышит перепалку Лироя и Кристофа.

— Ох, вам нужно идти?

— Возможно.

Мой желудок громко урчит. Драксар тут же подхватывает меня на руки, выходит из машины и несёт к заправке. Серьёзно, этому великолепному оборотню пора бы уже усвоить, что у меня есть две вполне рабочие ноги.

— Я скоро снова позвоню. А ещё лучше, звони сама, — весело говорит Зои. — Я правда беспокоюсь о тебе, Эв.

— Я тоже о тебе беспокоюсь, — признаюсь я. — И я позвоню.

Мы прощаемся, после чего я хлопаю Драксара по плечу.

— Вниз, мальчик.

Он ухмыляется.

— А какая мне за это будет награда?

Чувствуя озорной порыв, наклоняюсь и шепчу ему на ухо:

— Будь хорошим питомцем и опусти меня, и позже я заставлю тебя ползать передо мной. Будешь вести себя особенно хорошо — я позволю тебе кончить, где захочешь.

Он замирает, хрипло стонет и запрокидывает голову.

— Проклятье. Я правда не могу ходить по улице с таким стояком, Бу.

Когда он опускает меня, намеренно скольжу по его твёрдому бугру, ухмыляясь, когда он вздрагивает.

— Вот мой хороший мальчик, — шепчу так, чтобы слышал только он.

Драксар упирается руками в колени, словно пытаясь сдержаться.

—

Твою мать

. Ты такая жестокая. Пожалуйста, никогда не прекращай.

Смеюсь и иду рядом с Грэйвом, который обнимает меня за плечи обтянутой кожанкой рукой и целует в висок. Лирой и Кристоф уже ждут у входа на заправку.

Кристоф открывает для меня дверь, морщась от ручки.

— Фу. Я, наверное, только что подцепил для тебя какую-то неизлечимую заразу. Пожалуйста, не прикасайся ни к чему, если в этом нет необходимости.

— А как насчёт вас? Потому что мне начинает казаться, что прикасаться к вам, ребята, становится необходимостью, — честно сообщаю ему.

Лирой ухмыляется, следуя за мной и Грэйвом в дверь.

— Слава богам за это.

В очередной раз, благодарите меня. От них толку ноль

, — посылаю по связи.

Кристоф вздыхает.

Знаешь, они и вправду карают за богохульство, Подснежник.

— В таком случае, я вызываю богов поразить меня… — начинаю, театрально повышая голос.

Кристоф зажимает мне рот свободной от двери прохладной рукой, бросая на меня предостерегающий взгляд. Смотрю ему прямо в глаза и медленно, вызывающе провожу языком по его ладони. Он вздрагивает, отшатываясь, и краска заливает его щёки.

— Ты сущая заноза, — ворчит он, когда я ухмыляюсь.

Мы все следуем за ним, пока он ищет самый чистый на вид столик в пристроенном полуресторане. Заведение пусто, если не считать скучающей сотрудницы, уткнувшейся в телефон за прилавком рядом со светящейся витриной с различным вращающимся на вертеле мясом.

Драксар наконец присоединяется к нам и хмурится, взглянув на меню за стойкой.

— Не так уж много вегетарианских блюд.

— Ничего страшного. Я снова поем картошки.

Он вздыхает.

— Моя сексуальная пара, Ангел Смерти, любовь всей моей жизни — это называется

картошка фри

.

Опять это слово на букву Л. Стараюсь не морщиться, потому что знаю, что это только подстегнёт их бесконечные подколки на эту тему. Поэтому просто пожимаю плечами.

— Признаю. Не такое уж и плохое прозвище.

— Ни одно из моих прозвищ не плохое, — ухмыляется он.

— Ну, мы-то все знаем, что

это

грёбаная ложь, — закатывает глаза Лирой.

Телефон Кристофа звонит, пока остальные изучают меню. Он морщится, отклоняет вызов и вместо этого отправляет сообщение. Он немного щурится, и это напоминает мне, что я когда-нибудь хочу увидеть его в очках для чтения.

Когда элементаль замечает мой взгляд, он одаривает меня ледяным взглядом и отворачивает телефон, чтобы я не смогла прочитать.

Значит, это касается того, чем они занимались, пока я приканчивала Сальгарая.

— Просто скажите мне, что вы четверо затеваете, — настаиваю я.

— Нет.

— Ты ведёшь себя мелочно.

Кристоф убирает телефон, поправляя куртку.

— Да, веду. Но, как я уже сказал, это тебе за то, что оставила нас в неведении и напугала до усрачки.

Как это может быть одновременно и раздражающим, и привлекательным, что он так крайне упрям в этом вопросе?

Вздыхаю.

— Я уже пообещала исправиться, так что прекращай этот цирк и…

Замолкаю, когда по спине пробегает необычный холодок, и всё моё тело напрягается в ожидании. Это не то же самое, когда рядом теневые демоны, но я всё равно знаю, какого рода отродье Пустоши ожидать, когда бросаю взгляд на прибывших.

Я просто не ожидаю встретиться взглядом с Морвином, который первым влетает в дверь.

Он как раз что-то говорит демону рядом с собой, но, увидев меня, замирает и бледнеет.

— Семь раз меня в ад, — морщится он и пытается выскользнуть за дверь. — А, слушай, может, нам просто…

— Заткнись, твою мать. Я видела именно это место, так что хватит трусить. А ну, заходи, — говорит демоница, заталкивая его внутрь.

Она высокая и потрясающе красива для демоницы: тёмные волосы заплетены в дреды, бандана с черепами скрывает рога, на губах ядовито-синяя помада, а пронзительные чёрные глаза тут же находят меня.

Она расплывается в широкой улыбке, демонстрируя острые зубы.

— А вот и она! Само

оружие

. Все люди в новостях называют тебя Эв…

Оказываюсь перед ней в одно мгновение, прижимая один из моих новых ножей к плоти её горла.

— Не пачкай моё имя своим ртом, — ровно предупреждаю я.

Глаза демоницы расширяются, а затем она запрокидывает голову и разражается громовым хохотом. Чувствую, как за моей спиной напряглись мои связанные, готовые вмешаться, если эти демоны затеют драку, но они не пытаются меня остановить.

Всего здесь четыре демона — Морвин, эта, которая всё ещё смеётся, будто я изобрела комедию, и два демона-близнеца, которые, похоже, задались целью выяснить, сколько своей татуированной кожи они могут покрыть пирсингом.

Демоница изгибает бровь, глядя на Морвина.

— Ты её и вполовину так хорошо не описал, безмозглый хрен.

— Скорее, ты меня просто не слышала за воплями своей маленькой игрушки, когда ты его вовсю дрючишь, шлюхомордая сука, — хмурится он.

Перевожу взгляд с одного на другого, делая вывод.

— Ты подружка Морвина.

Демоны-близнецы шипят от отвращения, что я так свободно использую имя их приятеля, но она лишь ухмыляется.

— Вот что я тебе скажу,

оружие

. Я пришла сюда, чтобы перекинуться с тобой парой слов. Так что, чтобы показать, что я не желаю тебе зла, как тебе такое? Меня зовут Айша.

Морвин ошарашенно давится воздухом. Демоны-близнецы снова шипят, а Кристоф вздыхает и бормочет молитву, чтобы отвести кару богов за демонологию.

Изучаю Айшу.

Не могу придумать ни одной грёбаной причины, по которой она могла бы хотеть со мной поговорить. Гораздо вероятнее, что она, как и большинство демонов, любит соревноваться и хочет попробовать свои силы в устранении Плети Теодора.

— Мне уже можно исполнить свою угрозу, дорогая? — спрашивает Грэйв обманчиво спокойным тоном, его убийственный взгляд прикован к Морвину.

Остальные трое моих связанных выглядят так, будто полностью поддерживают эту идею.

Морвин громко сглатывает.

— Э-э-эй! Погодите-ка, жеребцы. Слушайте, моя безмозглая подружка просто разволновалась, когда увидела

оружие

в новостях. Утверждает, что была одной из союзниц Моро в былые времена, что полная херня, если хотите знать моё мнение…

Айша закатывает глаза.

— Откуда тебе знать, микро-член? Ты всё просрал, потерял рога в девяносто седьмом и не возрождался больше десяти лет. Пропустил всё веселье.

— Погодите, — хмурится Кристоф. — Моро? В смысле, Виктор Моро?

— О да. Спорю, ты всё о нём знаешь, не так ли, красавчик? — мурлычет Айша, разглядывая моего всё более смущённого, ёрзающего элементаля так, что у меня скрипят зубы. — В конце концов, твой отец помог принять решение о его казни. Дьяволы, теперь я понимаю, почему все люди так по тебе слюни пускают. Ты такой хорошенький, что тебя можно насадить на палочку и облизать…

Плавно разворачиваю нож и провожу им по лицу Эйши, оставляя длинный порез, из которого тут же начинает сочиться чёрная кровь. Она с рычанием отшатывается, прижимая руку к новой ране, которая определённо оставит уродливый шрам.

— Ещё раз на него посмотришь, — предупреждаю, понижая голос до смертельно опасного тона. — И если ты позволишь себе ещё хоть одно замечание в адрес любого из моих мужчин, я срежу эти рога с твоей грёбаной башки и задушу тебя твоим же позвоночником.

— О-о-о, — воркует Драксар за моей спиной. — Вы слышали, ребята?

Её мужчины

. Обожаю, когда она становится такой кровожадной и сентиментальной. — Его счастливая ухмылка быстро сменяется яростным взглядом, когда он снова смотрит на Айшу. — Но чтобы было ясно, моя пара тебя в порошок сотрёт, так что держи свои поросячьи глазки подальше от товара.

Мне наконец-то можно изувечить Морвина за то, что он тебя оскорбил, дорогая?

— спрашивает Грэйв по связи, его фиолетовый взгляд умоляюще устремлен на меня. —

Я прослежу, чтобы ты наслаждалась его криками так долго, как пожелаешь.

Как заботливо.

Лирой ухмыляется.

Почему я не удивлен, что ты не язвишь, ma sangfluish?

Бросаю взгляд на Кристофа, возвращаясь к теме.

— Какое, к чёрту, отношение основатель Движения Реформистов имеет ко мне?

Эйша смеётся, приходя в себя и вытирая тёмную кровь с руки о свои кожаные штаны.

— То есть ты не знаешь? Ты дочь Моро.

Глава 29. Эвелин

Я уставилась на демоницу.

— Ты — главная причина, по которой он вообще затеял это движение… и теперь я, блядь, понимаю почему! А запашок-то от нее какой, а? Говорила же тебе, ублюдок, — добавляет Айша, пока Морвин и близнецы принюхиваются к воздуху вокруг нас.

Морвин выглядит озадаченным.

— Дьяволы и хрены! Клянусь твоей лживой шлюшьей дырой, в прошлый раз, когда я был рядом, она пахла не

так

. — Он снова глубоко вдыхает.

— Хватит обнюхивать мою

пару

, — рычит Драксар, оскалив зубы.

Игнорирую их странный разговор о моем запахе, все еще сосредоточенная на словах Айши.

— Ты ошибаешься. Моих родителей медленно и жестоко убили во время прорыва, прежде чем

личи

забрали меня.

Демоница фыркает и жестом приглашает нас к столам, сдвигая их так, чтобы мы могли сесть. По крайней мере, некоторые из нас. Стульев в этой забегаловке не хватает, так что Драксар и Грэйв стоят за нашими спинами, а Кристоф и Лирой садятся по обе стороны от меня.

Защитный периметр.

Или клетка.

Айша занимает место напротив. Остальные демоны идут заказывать еду у совершенно растерянного работника, который, по-видимому, не заметил ничего странного в происходящем.

Айша изучает меня, качая головой.

— Адская преисподняя, не могу поверить, что этот мужик говорил правду. Я-то считала его похотливым хреновым мечтателем, а вот и ты.

— Твои туманные ответы испытывают мое терпение. Повторяю, оба моих родителя мертвы.

Она ухмыляется.

— Да ни хрена. Как пить дать, ты дочь Виктора Моро, детка. Тебе было всего два года, когда тебя утащили, так что ты не можешь помнить своих родителей, и уж тем более их смерть. А значит, все, что ты знаешь, — это то, что тебе наплели придурки в

Пустоши

, верно?

Это… правда.

Хмурюсь, обдумывая возможность того, что мои родители каким-то образом выжили в том прорыве, о котором мне рассказывал Дхолен.

— Что заставляет тебя быть такой уверенной, что я его дочь?

К столу возвращаются другие демоны с несколькими доверху набитыми тарелками с курицей, каким-то мясом, завернутым в хлеб, другими дымящимися блюдами и газировкой.

Айша подталкивает ко мне тарелку.

Отодвигаю ее обратно.

— Уж точно не твой характер, это я тебе гарантирую! Спорим, эту дрянь ты унаследовала от матери. — Она смеется и качает головой, откусывая огромный кусок курицы и кивая моему

квинтету

, стараясь больше не смотреть на них. — Они хотят?

— Ну, если вы предлагаете… — начинает Драксар.

Грэйв грубо толкает его локтем.

— Нет. Мы сами покупаем себе

падаль

, — говорит Кристоф, с явным отвращением наблюдая, как близнецы набрасываются на еду, будто их морили голодом десятилетиями.

Айша пожимает плечами и улыбается мне.

— Слушай,

оружие

. Твой отец был чертовски крутым парнем.

Секунду.

— Если ты сейчас скажешь, что трахалась с ним, я сблюю тебе на еду.

Она взрывается оглушительным хохотом, как и трое других демонов.

— О, черт, нет, — наконец, вытерев слезу, произносит Айша, качая головой. — Моро был по уши влюблен в твою мать, как никто другой. Если хочешь знать мое мнение, отчасти поэтому он и был так одержим идеей вернуть тебя из

Пустоши

— он говорил, что ты ее точная копия. Бедняга был полон решимости стать лучшим отцом во всем проклятом мире. Хотел в одиночку вырастить тебя как гребаную принцессу.

Это отвечает на мой вопрос.

Матери нет.

Умерла или бросила нас до того, как меня забрали.

— И он каким-то образом ладил с вашим видом? — уточняю, бросая взгляд на демонов. Не уверена, что близнецы умеют говорить. Некоторые демоны не очень-то хорошо осваивают человеческие языки.

— Он был гораздо более широких взглядов, чем большинство людей, — кивает Айша.

Она снова предлагает мне курицу, более настойчиво, словно ее раздражает, что я не ем. На этот раз Лирой забирает ее у нее и швыряет через плечо, чтобы донести мысль.

Демоница фыркает.

— Знаешь, поначалу мы, демоны, считали Моро проклятым идиотом. Чертовски мягкотелый был парень. Раньше был каким-то крутым доктором, и ему было дело до всех и всего — отдал бы незнакомцу последнюю рубашку, если бы думал, что это поможет. Всегда готов был поболтать о чувствах, морали, смысле жизни, улучшении мира…

— Звучит утомительно.

— Да, спасибо! — хохочет она. — Именно это я и сказала этому ублюдку. Честно говоря, он сводил нас с ума, но был далеко не так плох, как большинство смертных. Более того, он был готов попробовать любую мутную хрень, чтобы вернуть тебя. Поиск по крови,

некромантические ритуалы

, гадание по душе — что ни назови, он все перепробовал в течение семи гребаных лет. Этот парень был так одержим идеей вернуть тебя, что я наконец заставила его рассказать мне, почему. И знаешь, что он мне сказал?

Выжидающе изгибаю бровь.

—

«Моя дочь — это весь мой мир. Без нее этот мир не имеет смысла»,

— драматично цитирует Айша, сопровождая это резким смехом и громко отхлебывая газировку. — А потом он начал плести то, что я сочла самой нелепой хреновой небылицей, которую я когда-либо слышала, распинаясь о том, какая ты о-о-особенная. Конечно, теперь-то я понимаю, что он не водил меня за нос.

Интересно, она говорит о том, что я

святая

?

Это все еще не тот ящик Пандоры, который я готова открыть, поэтому просто склоняю голову.

— Но ты никогда не встречала мою мать?

— Не, такого неудовольствия не имела. Судя по тому, что я слышала, она вращалась не в тех кругах, что твой отец, за то недолгое время, что была рядом. Настоящая карьеристка — и далеко не таких широких взглядов, как Моро, по большинству вопросов, не говоря уже о демонах.

Я обращаюсь телепатически только к Кристофу.

Значит, твой отец помог вынести смертный приговор моему предполагаемому отцу. Чем больше я узнаю о твоих родителях, тем меньше мне хочется с ними встречаться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

О боги, нет. Они не заслуживают встречи с тобой. Не говоря уже о том, что у них какое-то психотическое желание заполучить оружие, чтобы манипулировать им по своему усмотрению. Драксар не шутил, когда говорил, что они — кошмар.

— Он делает паузу. —

Я, наверное, должен сказать тебе, что я был там. Когда казнили Моро. Это сделала Надин.

Смотрю на тарелки с едой перед нами, пока демоны продолжают пожирать свою трапезу.

Как странно думать, что в те первые, полные жестокости и одиночества годы выживания в

Пустоши

маленькой девочкой, кто-то здесь, в этом мире, отчаянно боролся, чтобы вернуть меня. Какой-то идеалистичный, добрый отец, который, возможно, даже любил меня.

В моей жизни с отцовскими фигурами все было странно — потому что, пусть и в крайне нечеловеческой, причудливой манере, Теодор искренне заботился обо мне. Я не лгала Драксару, когда говорила, что мой приемный отец хотел детей. Какие бы тайны ни скрывались в прошлом Теодора, уверена, что когда-то он был человеком, и какое-то заброшенное эхо его давно ушедшей человечности заставило его выделить меня как ту, кого он хотел бы считать своей.

Вот почему он так баловал меня — даже если его метод «баловства» означал экстремальные тренировки, хвастовство мной в кровавых битвах перед его подданными-

нежитью

, обучение меня бессердечию и, в конце концов, вырывание моего сердца, чтобы сделать меня такой, какой он хотел.

И все же, будучи тем, кто он есть, Теодор пытался построить со мной нечеловеческие, отцовские отношения.

Очевидно, я не вижу его в таком свете.

Если бы этот Виктор Моро каким-то образом спас меня и вернул в мир смертных, чтобы стать мне настоящим отцом — боги, даже представить не могу, каково бы это было. Это слишком чуждо и странно.

Но какая-то часть меня почти…

печалится

, что я так и не встретила человека, который, как говорят, так упорно за меня боролся.

Вероятно, он был бы разочарован, увидев, кем я стала теперь.

Я не осознаю, что полностью выпала из очередного разговора, пока Лирой не наклоняется вперед с хмурым видом.

— Что значит, ты знаешь кого-то в

Святилище

? Я хорошо знаю

Святилище

, и все там чураются демонологии. Ты, должно быть, лжешь.

К моему удивлению, фыркает один из близнецов. Его голос грубый, с акцентом.

— Да брось, я не вру. Благодаря слабеющему

Разделу

, мы с братом недавно сбежали из

Пустоши

. Сначала мы приняли предложение о сделке, чтобы сбежать из цитадели, и все, что нам нужно было сделать, — это заставить одно хитрое наследие здесь, в мире смертных, принять большую, секретную миссию прямо от…

Другой демон с пирсингом толкает брата локтем.

— Заткнись, твою мать! Что я тебе говорил о том, чтобы держать свой уродливый рот на замке? Все испортишь.

— Что «все»? — спрашиваю, изгибая бровь.

Близнецы с пирсингом мнутся и объявляют, что закончили есть, после чего поспешно выходят из закусочной.

Морвин закатывает глаза.

— Демоны, только что выбравшиеся из

Пустоши

, — это гребаная заноза в заднице. Просто неуклюжие ублюдки, которые не могут отличить свои хвосты от членов, — но такова уж семья, верно? — он ухмыляется мне.

— Я бы не знала. Но если они твои родственники, то все сходится.

Он смеется и толкает локтем свою подружку.

— Готова идти, адская шлюха? — Айша закатывает глаза и толкает его так, что он едва не падает со стула. — Иди уже и прекрати тявкать на меня. Я следом.

Морвин начинает протестовать, но, увидев, как Грэйв все еще смотрит на него, словно представляет самый болезненный способ содрать с демона кожу, он быстро уходит. Я смотрю в окно закусочной, как он садится на блестящий мотоцикл на парковке рядом с близнецами на их собственных мотоциклах. Четвертый пустой байк, должно быть, принадлежит Айше.

Зои рассказывала мне о мотоциклах несколько недель назад, но я впервые вижу их вживую.

Выглядят забавно.

Кристоф, Лирой и Грэйв прослеживают мой взгляд. Кристоф фыркает, говоря телепатически.

Я бы предложил купить тебе один, но эти штуки — смертельные ловушки.

Кажется, ты не считаешь, что это их достоинство.

Смотрю, как один из близнецов заводит свой байк и газует.

Вождение громоздкой, неуклюжей машины не дается мне естественно.

Но

это

?

Да, пожалуйста.

Драксар переводит взгляд с нас на мотоциклы и хмурится.

— Что я, блядь, упускаю?

Это выводит меня из оцепенения, и я снова смотрю на Айшу.

— Ты только и говорила, что о Моро. Но так и не объяснила, зачем хотела со мной поговорить, так что выкладывай.

Один уголок ее губ приподнимается. Она кажется почти задумчивой, что крайне странно для демона.

— Вот и все,

оружие

. Просто хотела сама с тобой познакомиться.

— Брехня.

Айша смеется.

— Думай, что, блядь, хочешь, но я просто должна была увидеть, на что похожа дочь моего старого приятеля. Должна сказать, я не разочарована. Ты кажешься куда веселее, чем был Моро, — но я бы все равно с удовольствием сама оторвала голову этой бессмертной суке за то, что она его убила. Кстати говоря, надеюсь, ты знаешь, что мы тебя поддерживаем. Большинство из нас, демонов в этом мире, — твои ярые фанаты, детка.

— Ты хочешь сказать, что кучка неверных, лживых, коварных, пожирающих невинность отродий

Пустоши

каким-то образом на моей стороне? — уточняю.

— Как пить дать, так и есть.

Я не доверяю демонам, но мысль приятная.

— Последний вопрос. Как ты меня здесь нашла? — требую я.

Айша ухмыляется.

— Отследила телефон, с которого ты звонила Морвину пару дней назад. Было нелегко, но сработало.

Блин.

Мне следовало догадаться.

Со вздохом достаю из кармана раскладушку, ломаю ее пополам и бросаю в газировку демоницы.

Айша оглушительно хохочет, вставая, чтобы уйти, и кивает мне.

— Но серьезно. Если ищешь помощи в том, чтобы разорвать в клочья

Совет Наследий

и принести в мир анархию, дай мне знать,

оружие

.

Наконец она уходит.

Смотрю, как четыре демона с визгом срываются с парковки на этих красивых мотоциклах.

Грэйв без единого слова исчезает в

Эфирионе

, а Драксар кряхтит:

— Знаете что? Для демонов они были не так уж плохи, как я ожидал.

— Ты серьезно? Ты видел, как они ели? — морщится Кристоф. — Они, блядь, челюсти вывихнули.

Драксар фыркает, а затем наклоняется, чтобы поцеловать меня в макушку.

— Ладно. План действий. Мы возьмем здесь картошку и прочее, но так как ехать нам всю ночь, давай купим тебе еще каких-нибудь закусок на заправке, чтобы ты попробовала…

Грэйв снова материализуется, держа охапку конфет, чипсов и напитков в бутылках.

— Но покупать — это так банально, — ухмыляется он.

— Эй, ты. Парень с татуировками, — говорит девушка за прилавком, нахмурившись и впервые обратив на нас внимание с тех пор, как мы вошли. — Вы собираетесь платить за все это…

Она замолкает, ее рот открывается, а глаза расширяются. Сначала я думаю, не попала ли мне на лицо кровь Айши или что-то типа того, но затем она указывает на меня и визжит.

— Стойте! Вы… вы та маньячка из новостей, что убивает

бессмертных

! О боги, о боги, о

боги

…

Она шарит в поисках своего телефона, словно собирается звонить властям смертных.

— Это наш выход, — объявляет Кристоф, хватая меня за руку.

Глава 30. Драксар

Я не был дома несколько месяцев, но не удивился, услышав вдали рёв дракона, как только арендованная машина пересекла границу территории Децимано.

Это точно Рори.

Должно быть, приехал на праздники.

— Я только что почувствовал мощные магические обереги, — бормочет Лирой с пассажирского сиденья, поскольку теперь за рулём Кристоф. — Нам стоит беспокоиться, или они знают, что мы едем?

— Мой отец-заклинатель, Иван, установил их целую вечность назад, чтобы никто с враждебными намерениями не мог проникнуть на нашу территорию. Они его тоже оповещают, так что он, вероятно, прямо сейчас сообщает остальным о нашем прибытии, — бормочу, бросая взгляд на заднее сиденье.

Эвелин навёрстывает упущенный сон, прислонившись к Грэйву, который нежно поглаживает её руку. Она выглядит умиротворенной, когда отдыхает рядом с ним.

Должен признать, я благодарен за это.

До сих пор до жути странно видеть на лице инкуба что-то, кроме апатии или жажды убийства. Это всё, что мы видели от него до появления Эвелин.

А теперь?

Он не так отвратителен, как я думал. Не то чтобы мы стали или когда-нибудь станем «лучшими друзьями», как он выражается.

Когда Грэйв замечает мой взгляд, его глаза сужаются.

— Если они хоть как-то невежливо обойдутся с нашей девочкой…

— Этого не будет.

Остальные трое остаются в напряжении, думая, что у моей семьи возникнут проблемы с тем, кто и что такое Эвелин.

Но я-то знаю свою семью. Они громкие, гордые и крайне нелепые, но никогда не осуждающие и не страдающие слепыми предрассудками. Если уж на то пошло, я больше беспокоюсь, что они будут слишком рады встрече с Эвелин и до смерти замучают меня подколками о том, что у меня есть пара.

Если подумать, из всего квинтета мне определённо повезло с воспитанием больше всех. Лироя растил эксцентричный сексист, который заставил его самого о себе заботиться, Грэйв был буквально сыном монстра, воспитанным Бессмертным Квинтетом, хотя они его и ненавидели, а семья Кристофа — рой эмоционально жестоких манипуляторов в дизайнерской одежде, которая стоит дороже, чем машины большинства людей.

Тем временем Эвелин выросла в крайне жестоком окружении. То немногое, что моя пара рассказала нам о своем прошлом, вызывает у меня тошноту, стоит мне только об этом подумать.

Я почти уверен, что это будет её первое знакомство с тем, что такое настоящая семья.

Боги, надеюсь, они ей понравятся.

Наконец, мы огибаем подножие массивной горы и сворачиваем на длинную дорогу, ведущую в долину, где в ярком утреннем свете гордо возвышаются огромный дом моей семьи, амбар и несколько других построек. Снег покрывает землю и деревья, когда мы въезжаем на большую круговую подъездную дорогу.

Я скучал по этим горам. Возвращение сюда пробуждает желание полетать с мамой и Рори.

И я был бы в восторге, если бы Эвелин прокатилась на моей спине. Держу пари, моей паре понравилось бы летать.

Хотя, может, не сейчас — не тогда, когда обращение несёт риск потеряться в своём внутреннем драконе на бог знает сколько времени.

Он такой неуправляемый козёл. Всю дорогу он молчал, но я чувствую, как он пробуждается. Этот чешуйчатый ублюдок скоро создаст мне ещё больше проблем.

Чувствую запах сосен и чего-то готовящегося на кухне, и не удивляюсь, увидев, как в огромной гостиной моей семьи шевельнулась занавеска. На нас выглядывают шесть или семь знакомых лиц, пара из них машет.

Ага.

Они набросятся на нас, как только мы выйдем.

Кристоф паркуется, его бледно-голубой взгляд недоверчиво скользит по дому.

— Расслабься. Ты бывал здесь кучу раз, Сосулька-Заноза, — напоминаю ему.

Все трое этих наследий постоянно бывали здесь, когда я был маленьким — либо так, либо меня таскали к ним домой. Примерно до девяти лет наши родители постоянно заставляли нас проводить время вместе. В основном потому, что моя мама очень общительная, несмотря на то, какими стервами были матери Лироя и какими снобами всегда вели себя Сноу.

И по какой-то странной причине моей маме всегда нравился Грэйв. Она приглашала его сюда при каждом удобном случае. Оглядываясь назад, я задаюсь вопросом, не знала ли она, какой дерьмовой была его домашняя жизнь, и не хотела ли, чтобы у него было место, куда можно сбежать от Бессмертного Квинтета.

Похоже на неё.

Ресницы Эвелин дрогнув, открываются. Она садится, потягиваясь и выглядывая в окно.

— Блин. Мы на месте.

Улавливаю напряжение в её голосе.

— Нервничаешь, Бу? Не стоит — ты им понравишься.

— Хотя и не так сильно, как мы любим тебя, — добавляет Кристоф с хитрой ухмылкой.

— Прекрати, — ворчит моя пара. — Просто скажи, что сожжёшь мир ради меня или что-то типа того.

— Мы стопроцентно это сделаем, ма сангфлуиш, — соглашается Лирой, поворачиваясь на пассажирском сиденье, чтобы одарить её горячим багровым взглядом. — Но если ты хочешь знать причину, то это потому что…

— Хватит, — раздражённо фыркает Эвелин, отстёгивая ремень, словно хочет убраться отсюда как можно скорее. — Ты просто снова собираешься брякнуть это дурацкое слово на «Л», чтобы посмотреть, как я буду корчиться.

Боги, моя пара такая очаровательная.

Мы все смеёмся над тем, как смутилась наша хранительница, пока выходим из машины и подходим к опоясывающей дом веранде. Как я и ожидал, входная дверь распахивается, и мой биологический отец, оборотень-лев Артур, сияет.

— Вы добрались!

За ним следует Рори, который, очевидно, только что обратился и ещё не успел накинуть рубашку. Он улыбается во весь рот, подходит и хлопает меня по плечу. Он мой старший брат, ему за тридцать, но он всегда старался наладить со мной отношения, несмотря на нашу четырнадцатилетнюю разницу в возрасте.

Помогает и то, что он единственный из моих четырёх братьев, кто тоже является оборотнем-драконом.

— Срань господня! Погляди на себя, совсем взрослый, связанный и в бегах от закона. — Он замечает Эвелин за моей спиной и ухмыляется. — А вот и она! Привет, сестрёнка. Добро пожаловать в хаос, также известный как наша семья.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Словно в подтверждение его слов, двое других моих братьев, Лиам и Эйдан, тоже выходят с широкими улыбками. За ними следуют несколько наследий из их квинтетов. Моя семилетняя племянница, Райли, и трёхлетний племянник, Орин, выбегают на улицу, крича приветствия.

Это шквал ярких улыбок и приветствий, и мне почти хочется рассмеяться, видя, какими круглыми стали глаза Эвелин. Она не привыкла к таким большим, тёплым приёмам, но таков уж обычай Децимано.

— Драксар Финбар Децимано. Скажи мне, что это неправда.

Повышенный голос моей матери заставляет всех замолчать. Они расступаются перед ней, когда она шагает к нам с высоко поднятой головой, её единственный золотой глаз пылает гневом.

Второй глаз она потеряла за много лет до моего рождения, возглавляя оборонительный удар против прорыва на Разделе. Я никогда не видел её без плотной коричневой повязки на глазу. Мне говорили, что я — смесь её и Артура: её драконьи янтарные глаза и улыбка, его тёмно-русые волосы и высокий, крепкий стан.

Ну, очевидно, свой стан я унаследовал не от неё. Моя пугающе сильная, уверенная, прямолинейная мать-командир ростом всего полтора метра, и то если встанет на цыпочки.

И всё же, я снова чувствую себя маленьким ребёнком, когда она складывает руки на груди, разъярённая, и выжидающе смотрит на меня. Смотрю на Рори, безмолвно спрашивая, чем она расстроена. Он пожимает плечами и бросает взгляд на Эвелин, как будто думает, что причина в ней.

Ох, блин.

Не может быть.

— Если это из-за моей пары… — начинаю предостерегающе рычать.

Моя мать фыркает и отмахивается от моих слов, словно это самое глупое предположение из всех возможных.

— То, что я слышала от матери Кита Эриксона о случившемся в Эвермонте, — правда? Этот чешуезадый Дель Мар и впрямь нацепил на тебя ошейник? На проклятого дракона?

Морщусь.

Это было более чем унизительно, но я уже почти забыл. Честно говоря, Эвелин сделала так, что наедине мне в итоге даже нравилось носить ошейник — только для неё.

На публике я всё ещё ненавидел эту чёртову штуку.

— Огромное, блядь, спасибо, что напомнила об этом с порога, — ворчу. — Я тоже рад быть дома. Дела персиково, спасибо, что спросила.

Моя мать хмыкает.

— Пожалуйста. Ты же знаешь, я рада, что мой малыш дома, — говорит она, заключая меня в тёплые объятия, которые ощущаются как моё детство. Затем она отстраняется и сияет. — И в любом случае, мне не придётся беспокоиться о том, чтобы свернуть этому гидре его многочисленные шеи, судя по новостям. Кстати говоря, подвинься — давно пора познакомиться с моей новой невесткой.

Отступаю в сторону, не удивлённый тем, что Эвелин тщательно сохраняет невозмутимое выражение лица, изучая мою мать. Она хорошо умеет притворяться расслабленной, но я замечаю, как её руки слегка сжимаются в перчатках.

Моя хранительница нервничает.

Я хочу успокоить её, но моя мама изучает Эвелин так же пристально, прежде чем на её лице появляется широкая улыбка.

— Боги мои, ты хоть представляешь, как я рада, что ты станешь моей дочерью? Я так давно хотела с тобой познакомиться.

Что теперь?

Эвелин кажется столь же ошеломлённой этим странным комментарием, но затем моя мать заключает её в крепкие объятия. Чистая паника проносится по лицу Эвелин, прежде чем она успевает её скрыть.

Чёрт.

Отталкиваю мать, не в силах сдержать рычание, рвущееся из горла, и притягиваю Эвелин в свои объятия. Моя мама и вся остальная семья выглядят шокированными моей реакцией.

Но я, блядь, ничего не могу с собой поделать. Эвелин напряжена в моих руках, дышит размеренно и тихо. Когда я пытаюсь заглянуть ей в лицо, она едва заметно качает головой. Она не хочет сцены.

Жаль, что я её уже устроил.

Проблема решается быстро, когда Грэйв хмыкает.

— Вы были такой же до смешного территориальной, когда были новосвязанным драконом, командир?

Хорошо.

Да.

Это хорошее оправдание.

Мой отец-сирена, Эксл, ухмыляется.

— Ещё какой.

— Она чуть не сожгла дотла трапезный зал в Эвермонте, когда какая-то девчонка подкатила ко мне через несколько недель после Отбора, — добавляет Артур с громогласным смехом.

— Не волнуйся, Драксар, мы больше не будем вторгаться в личное пространство твоей пары. Очень приятно познакомиться, Эвелин, — добавляет он.

Моя семья начинает представляться. Я бросаю Грэйву благодарный взгляд. Он закатывает глаза.

Почти уверен, это означает, что мы теперь друзья, что крайне странно.

Моя пара тихо приветствует всех по очереди, прежде чем снова посмотреть на мою маму. Я всё ещё не отпустил её.

— Я так понимаю, вы не собираетесь сдать меня Совету Наследий за кругленькую сумму? — уточняет Эвелин.

Моя мама смеётся.

— Даже близко нет. Эти холёные бюрократы могут оставить свои кровавые деньги себе. Вы пятеро будете в полной безопасности здесь столько, сколько захотите остаться.

— Спасибо, Брин, — искренне говорит Лирой.

Моя мама поворачивается к остальным членам моего квинтета, уперев руку в бок.

— Не надо мне тут «Брин», Лирой Кроу. Не забывай, я меняла тебе подгузники, когда твои матери ещё считали меня респектабельным наследием. До сих пор не понимаю, почему они так думали, — шепчет она с заговорщической улыбкой Эвелин.

Губы моей пары дёргаются.

— Респектабельный — синоним скучного.

— Лучше и не скажешь. А теперь, я уверена, вы пятеро были очень заняты с тех пор, как в Эвермонте начался ад, но вот Драксар… — Моя мать бросает на меня укоризненный взгляд. — Уклонялся от моих звонков задолго до этого, так что я не так уж много о тебе слышала.

— В академии была изоляция, — протестую. — Дай мне передохнуть.

Она снова поворачивается к моей хранительнице.

— Мы все хотим узнать тебя поближе, Эвелин. Но прежде всего, пожалуйста, скажи мне, что мой сын вёл себя с тобой как подобает паре с самого начала. Я учила его, что пара и квинтет важнее всего на свете, но если он хоть раз вёл себя как козёл из-за того, что ты — оружие…

— Боги, мам, — прерываю, хмурясь на неё. — Отличный способ просто взять и вывалить это.

— Я просто хочу убедиться, что он был для тебя хорошей парой, несмотря ни на что, — продолжает моя мама, игнорируя меня.

Эвелин удивлена, но запрокидывает голову, изучая меня. Вижу в её глазах тот самый момент, когда её коварный маленький ум решает помучить меня.

— Ангел, нет. Не смей возбуждать меня перед моей матерью, — шепчу ей на ухо, достаточно тихо, чтобы ни один другой оборотень поблизости не услышал.

Она выглядит совершенно невинной, глядя на мою мать.

— Драксар вёл себя очень хорошо со мной. Идеальная пара.

Боги, я обожаю свою маленькую садистку-хранительницу.

Она точно знает, что сводит меня с ума своей похвалой — и называет меня парой?

Это удар ниже пояса.

Буквально.

Чёрт, а у меня там внизу начинает твердеть.

— Хорошо, — ухмыляется моя мать, жестом приглашая нас всех войти. — Заходите — как всегда, ты по-прежнему официально приглашён, Грэйв. Завтрак готов, и несколько месяцев назад мы добавили в дом вторую гостевую спальню для свекрови. Вы пятеро можете пока остановиться там.

Все начинают заходить внутрь, но я на мгновение замираю, используя Эвелин как щит, чтобы скрыть медленно опадающую эрекцию. Она ухмыляется через плечо.

Качаю головой, тыкаясь своим носом в её.

— Бестия.

— Тебе нравится.

— Я обожаю это. Так же, как я обожаю т…

— Я снова скручу тебе сосок, — яростно предупреждает она.

Смеюсь.

Райли подбегает к нам, подпрыгивая на носках. Она дочь моего брата Броди от двух членов его квинтета. Технически, ни одному из моих братьев не удалось завести ребёнка.

Моя племянница и племянник — оба результат связи других членов их квинтетов, но всё же — моя семья не может быть более благодарной за то, что в ней наконец-то появились дети.

Я не видел здесь Броди, так что он, должно быть, всё ещё на Разделе. Его семья остаётся здесь, на территории Децимано, всякий раз, когда он в отъезде.

— Вы останетесь на Новый год? Пожалуйста? — щебечет Райли.

Она — элементаль воды. Когда я был здесь несколько месяцев назад, ей нравилось брызгать людям на колени и громко объявлять, что они описались.

Эвелин смотрит на маленькую проказницу.

— Надеюсь.

— Я тоже! — Затем Райли моргает, глядя на Кристофа. — Эй, а почему у него белые волосы? У старых людей белые волосы, но у него нет морщин.

— Он не выглядит морщинистым, — соглашается Грэйв, приседая и прикрывая рот ладонью, будто делится с ней секретом. — Но обещаю, внутри он гораздо скучнее и морщинистее любого старикашки, которого ты когда-либо встречала.

— Его зовут Снежинка, — услужливо добавляю.

— О! Мне нравятся твои волосы, Снежинка! — говорит она, прежде чем поспешить в дом.

Кристоф вздыхает.

— Я, блядь, вас ненавижу.

Смеюсь и беру Эвелин за руку, ведя её внутрь.

Дом моей семьи такой же оживлённый и уютный, как и всегда: просторный, в деревенском стиле, и всё ещё обильно украшенный к праздникам Звездопада бантами, остролистом, искусственным снегом и всякой другой хренью. В гостиной, прямо рядом с огромным телевизором, который сейчас выключен, сверкает ёлка.

Но я застываю на месте, когда вижу, что на экране. Так же, как Грэйв, Лирой и Кристоф.

Потому что, срань господня.

В новостях показывают слегка размытое изображение огромной комнаты с бассейном олимпийского размера. Вода в нём подозрительно красного цвета. Размытые комки на заднем плане могут быть только телами, но на переднем плане — слегка зацензуренный, голый, окровавленный труп.

Дель Мар.

А перед ним стоит Эвелин, готовая к бою со своим любимым кинжалом. Она вся в крови, на горле след от укуса вампира, а её опасный тёмный взгляд прикован к камере, так что кажется, будто она смотрит сквозь экран прямо мне в душу. Моя пара выглядит могущественной, устрашающей, свирепой и…

— Срань господня, ты до чертиков сексуальна, — вздыхаю, сжимая руку Эвелин. — Как у тебя получается делать насилие таким привлекательным?

Лирой щурится на экран.

— Я ошибаюсь, или в груди гидры зияет дыра? Ты вырвала его сердце?

— Он заслуживал и худшего за то, что нацепил ошейник на Драксара, — сердито бормочет она.

Я чуть в обморок, блядь, не упал.

Она отомстила за меня?

Боги, я везучий дракон.

— Учитывая всё, это на самом деле очень удачная фотография, — размышляет Кристоф.

Грэйв соглашается с улыбкой.

— Я раздобуду оригинал без цензуры, чтобы мы могли вставить его в рамку рядом с любыми другими фотографиями нашей девочки, которые сможем достать. Как успехи, Децимано?

— Скажи «сыр», Цветочек, — говорю, доставая телефон, чтобы сделать с ней селфи.

На фото она закатывает глаза и борется с ухмылкой, что заставляет меня улыбнуться ещё шире.

Райли подбегает и указывает на экран, глядя на Эвелин широко раскрытыми голубыми глазами.

— Эй! Это ты вся в крови!

Внимание Эвелин переключается на остальную часть моей семьи, накладывающей завтрак, словно она думает, что им может не понравиться то, что на экране. Мой брат, оборотень-лев Эйдан, бросает взгляд и ухмыляется.

— Эй, я просто рад, что у меня наконец-то появилась крутая невестка.

— Что значит наконец-то? — фыркает одна из пар Рори. Она бросает в него картофель фри и виновато смотрит на нас. — У нас заканчивается бекон. Налетай, пока Лиам всё не съел.

Лиам протестует, что он бы никогда, пытаясь сгрести последнюю горку бекона себе на тарелку. Мой отец-заклинатель, Иван, шлёпает его по руке, в то время как моя мама предупреждает моих братьев, что заставит их бегать по кругу, если они не усадят свои задницы и не будут вести себя прилично перед новой невесткой.

Дом, милый дом.

Мы все накладываем себе еду — кроме Грэйва, который исчезает — и садимся за до смешного огромный обеденный стол, за которым всё равно тесно. Лиам болтает с одним из членов своего квинтета, Райли показывает, как она может балансировать вилкой на носу, а одна из пар Эйдана, Мэйси, пытается удержать Орина от того, чтобы он не вылил свой апельсиновый сок.

Артур замечает тарелку Эвелин.

— О-оу, у нас закончились сосиски и бекон? У нас, наверное, осталась ветчина с кануна Звездопада…

— Не, она вегетарианка, — говорю, перекладывая яйца со своей тарелки на её, поскольку она сидит слева от меня. Мне нравится следить, чтобы она достаточно ела, а она взяла только маффин и нарезанные фрукты.

Лиам открывает рот за столом. Уверен, что он собирается отпустить какой-нибудь едкий комментарий по поводу пищевых предпочтений Эвелин, поэтому бросаю в него варёное яйцо. Он ловит его и бросает в Рори, который отмахивается.

— Хватит всем швыряться едой за столом, — вздыхает Эксл. — Вы не дети.

Моя мама сидит справа от меня, во главе обеденного стола, и ухмыляется мне, наклоняясь, чтобы прошептать:

— Но очень скоро в нашей семье появятся ещё дети.

Ох, чёрт.

Она намекает на мой квинтет?

Эвелин, должно быть, подумала о том же. Она так удивлена, что роняет вилку, которая отскакивает от стола. Появляется Грэйв, ловит вилку, прежде чем та успевает коснуться пола, и протягивает ей.

Райли хлопает и кричит от восторга, будто это было величайшее представление, а Грэйв драматично кланяется хихикающей девочке, прежде чем снова исчезнуть.

Кристоф сидит по другую сторону от Эвелин и бросает на мою мать многозначительный взгляд.

— Слушайте, это действительно не ваше д…

— Ты там что, все новости портишь? — кричит Эйдан с другого конца стола, бросая на нашу маму раздражённый взгляд.

Она смеётся.

— Ну, Драксар был не в курсе! Он должен знать, что теперь станет дядей для троих.

— Мы снова ждём ребёнка, — объявляет Мэйси, улыбаясь моему квинтету.

На моём лице появляется широкая улыбка от хороших новостей.

— Срань господня!

— Поздравляю, — произносит Лирой, предлагая Эвелин глоток того, что, я почти уверен, стало вином фейри.

Кто-то должен сказать этому ублюдку, что у него будет высокое кровяное давление или что-то в этом роде от такого количества выпивки. Этот кто-то — Эвелин, потому что она бросает на своего пьющего днём партнёра сухой взгляд, меняя свою воду на его вино. Это лишь заставляет его ухмыльнуться.

Почти уверен, что у них очередной телепатический разговор.

Чёрт побери, я хочу иметь возможность так же разговаривать со своей парой. Одна только мысль обо всех бесстыдных инсинуациях и дурацких подкатах, которыми я упускаю возможность её осыпать, заставляет меня вздохнуть.

— Я тоже буду дядей, — взволнованно объявляет Райли.

Моя семья смеётся, и я краем глаза замечаю лёгкую улыбку Эвелин, когда она наблюдает за безумием, из которого состоит моя семья.

— Нет, ты будешь кузиной, — поправляет Иван. — Очень ответственной старшей кузиной, которая не будет брызгать водой на этого малыша, как ты делала с бедным Орином. Верно?

— Ладно, — надувает губы Райли и поворачивается к Кристофу. — Эй, Снежинка, хочешь посмотреть, как я могу балансировать вилкой? Смотри, вот!

Она выполняет свой трюк, пока Кристоф смотрит на меня так, словно хочет меня ударить.

— Знаешь, я слышала, что людям легче зачать, чем наследиям, — начинает одна из пар Лиама с другой стороны стола, поглядывая на Эвелин.

Блин.

Это именно то, чего я хотел избежать.

Открываю рот, чтобы сказать ей отвалить с этой темой, но моя мама наклоняется вперёд, чтобы улыбнуться Эвелин, делая вид, что не слышала партнёршу Лиама.

— Просто чтобы ты знала, здесь обычно не такая большая толпа. Это просто праздники, и я хотела, чтобы мы все были здесь на фоне всего, что происходит в последнее время. Большинство этих сорванцов разлетятся, как только закончатся праздники, а я вернусь на свой пост сразу после Нового года, чтобы следить за Разделом.

Эвелин кивает, прежде чем мой брат Лиам привлекает её внимание.

— Так, погоди, ты правда выросла в Пустоши? Я слышал слух об этом, но как ты выжила?

— Технически — не выжила.

То, как моя жутковатая маленькая пара одним махом затыкает его, заставляет меня разразиться смехом.

Хорошо быть дома.

Глава 31. Грэйв

Тишину комнаты нарушают лишь тусклый свет зари и тихое, безмятежное дыхание, пока я, с трудом сдерживая стон, приподнимаю прелестное бедро моей одержимости выше на своей талии, чтобы войти в ее влажное, божественное лоно еще глубже.

Все это время мой взгляд прикован к ее изысканному лицу.

Глаза Эвелин сомкнуты в блаженном сне, ресницы касаются щек. Губы ее слегка приоткрыты в мечтательном удовольствии — плод эротической фантазии, что я соткал для нее в Эфирионе. Темные волосы наполовину выбились из косы, придавая ей восхитительно растрепанный вид.

Мой взгляд скользит ниже, туда, где я задрал ее свободную футболку, и я любуюсь любовными укусами, оставленными мной вокруг этих смуглых, затвердевших сосков.

Брать Эвелин, пока она спит, — это погружает меня в состояние опьяняющего блаженства.

И осознание того, что я теперь связан с ней — что она носит мой символ, а я принадлежу ей…

Твое существование губит меня столь восхитительными способами, дорогая,

- шепчу я ей через нашу связь, зная, что это не разбудит ее, ибо я убаюкал ее в непрерывном покое.

Но в глубине ее восхитительного подсознания я позаботился о том, чтобы она точно знала, что я делаю. Знала, что я не спеша обожал ее тело, целовал, дразнил и терял себя в этой извращенной одержимости, что питает мое существование.

Когда толкаюсь снова, медленно, сдавленный всхлип, срывающийся с губ моей спящей дорогой, посылает по моему позвоночнику волну горячего безумия. Я вынужден уткнуться лицом в ее шею, в седьмой раз пытаясь побороть острое давление и потребность наполнить ее.

Но когда Эвелин едва слышно стонет во сне, а ее сокровенные мышцы трепещут и туго сжимаются вокруг моего пульсирующего члена, безграничная эйфория вырывается на свободу и проносится сквозь меня. Всю ночь я доводил себя до грани и отказывал себе, так что почти насильственная разрядка заставляет меня задыхаться.

Остальные члены моего квинтета все еще крепко спят в этой до смешного огромной кровати, в безопасности своих снов, благодаря дополнительной дозе силы инкуба, которой я их накачал, чтобы сегодня ночью вволю упиваться поклонением Эвелин.

Переворачиваюсь, осторожно устраивая свою одержимость так, чтобы она удобно лежала, наполовину на мне. Чувствую ее умиротворение в Эфирионе, и меня искушает отправиться туда, чтобы насладиться ее снами еще.

Но если я это сделаю, упущу этот миг, когда могу ее обнимать.

Поэтому остаюсь.

К тому же, ее сны скоро сойдут на нет, ведь утро стремительно приближается. Не пройдет много времени, как они все начнут просыпаться.

Наконец, когда утро за окном набирает силу, Кроу первым пробуждается от глубокого сна, в который я их погрузил. Он тут же садится, чтобы проверить Эвелин, и я не упускаю из виду откровенное желание, что заливает его лицо при виде того, в каком оттраханном состоянии она пребывает.

В полной мере ожидаю, что он взбесится и обвинит меня в том, что я позволил себе вольности с нашей хранительницей, но этот, прежде безумный, фейри удивляет меня, когда без единого слова встает и идет в душ.

Ох, боже.

Значит ли это, что мы достигли нового уровня доверия?

Неужели в нашем квинтете теперь будет меньше жарких перепалок, раз мы все становимся… прости господи,

ближе?

Какая ужасная мысль.

Придется придумать, как еще взбаламутить это болото, пока они не освоились со мной окончательно.

Децимано сонно ворчит, переворачиваясь, чтобы вслепую потянуться к Эвелин. Шлепаю его по руке, прежде чем он успевает коснуться моей ноги. Он приоткрывает один глаз, затем снова закрывает его, улыбаясь.

— Неудивительно, что у меня стоит, как стальной кол. Пахнет здесь просто охренительно. Боги, как же я люблю ее киску.

Я мог бы поклясться, что Эвелин все еще спала, но, должно быть, она уловила последнюю фразу, потому что крепче обвивает меня руками.

— Больше никаких слов на букву «Л», — бормочет она.

Сноу тихо смеется, медленно пробуждаясь от этого обмена репликами.

— Очень упрямая.

Эвелин начинает говорить что-то еще, но затем удивленно открывает глаза и заглядывает между нами.

— Я протекаю.

Целую ее в лоб, говоря через связь.

Это наше общее удовольствие между твоих бедер, дорогая. Ты кончаешь во сне так же прекрасно, как и наяву.

Это заслуживает восхитительно грешной улыбки с ее стороны.

Правда? Интересно. Однажды, если ты заснешь, пока я буду твоей музой, я отплачу тебе тем же.

На мгновение мое сердце забывает, как биться.

До этого момента я и не подозревал, что желаю взаимности в этом запретном стремлении, но,

коса Аисты

, мне это от нее необходимо.

Но я не упустил ее «если».

Эвелин садится, поправляя футболку и зевая, расплетает свою темную, спутанную косу. Поразительно, какой пленительной она может быть, совершая такое простое действие, как пробуждение. Неторопливо наблюдаю за ней, игнорируя настойчивое свечение моих бледных знаков.

Сноу проверяет телефон, вероятно, в поисках новостей о нашей маленькой побочной миссии. Тем временем Эвелин хмуро смотрит на пол.

— Странно.

— Что странно? — бормочет Децимано, все еще наполовину спящий.

— Мне не хочется тренироваться до седьмого пота, — бормочет она.

— Хорошо. Мне нравится твоя задница там, где она есть.

— Возможно, твоя утренняя неугомонность была усмирена, — предполагаю с улыбкой. — Сонное кардио и все такое.

Она ухмыляется, обращаясь только ко мне через связь.

Какая полезная у тебя особенность.

Никогда не устану слышать ее голос в своей голове.

— Голодна? — спрашивает Децимано, проверяя нашу хранительницу сквозь полуопущенные золотые веки. — Моя семья — кучка суетливых хлопотунов. Они, наверное, уже поели, но мы могли бы позавтракать здесь.

Эвелин рассеянно кивает, слишком занятая любопытным наблюдением за Сноу, который заканчивает отправлять какие-то сообщения. Ясно, что ее все еще беспокоит, что мы не признались в своих планах.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он проскальзывает в ванную как раз в тот момент, когда оттуда выходит Кроу в поисках рубашки. Эти апартаменты, которые Брин назвала «бабушкиными», представляют собой небольшую, уютную квартирку, пристроенную к одной из сторон их дома. Кухни здесь нет, но в остальном она оснащена всем необходимым — и, наконец-то, кроватью, подходящей по размеру для квинтета.

Дом Децимано всегда был для меня диковинкой. Вернуться сюда странно… приятно. Полагаю, я каким-то образом проникся симпатией к этому месту, несмотря на то, что все свое детство был совершенно оцепеневшим.

Мои визиты сюда разительно отличались от бесконечных, полных тайн особняков Бессмертного Квинтета. Моя жизнь состояла из метаний с континента на континент, выслушивания бесконечных криков, наблюдения за тем, как убивают и избавляются от слуг, постоянных побоев за неосторожное слово или побеги на охоту за хищниками, и бесчисленных других неприятностей.

Здесь же, когда меня привозили к Децимано, меня оставляли в покое.

Если кто-то из других членов семьи Децимано и относился ко мне с опаской, Брин отчитывала их и настаивала, что мне здесь всегда рады. Однажды я даже наблюдал из Эфириона, как юный Драксар вышел из себя и подрался с одним из своих приезжих кузенов за то, что тот назвал меня пиявкой.

— Они болят? — тихо спрашивает Эвелин.

Моргаю, вырванный из своих мыслей и снова притянутый в ее орбиту.

— Прости, дорогая?

Она проводит пальцем по некоторым моим знакам, и я понимаю, что они засветились. Но, как и всегда с тех пор, как мы связались, я едва чувствую ту же болезненную тягу и ноющую боль моего проклятия, призывающего меня к действию. Ощущаю, что в отдаленных местах Эфирион в беспорядке, но агония настолько притуплена, что я могу от нее отвлечься гораздо легче.

Беру руку Эвелин и целую кончики ее пальцев.

Разве я могу чувствовать что-то, кроме удовольствия, после того как всю ночь наслаждался твоим восхитительным телом?

— спрашиваю телепатически, убедившись, что слышит только она.

Она ухмыляется.

Ты соткал для меня весьма дикие сны.

Скажи слово, и они станут реальностью. Уверен, вчетвером мы сможем дать тебе все, что ты пожелаешь. А если остальные трое все испортят, я с удовольствием посмотрю, как ты их наказываешь.

Эвелин громко смеется и ускользает в ванную, как только оттуда выходит Сноу.

Меня сильно искушает последовать за ней, но есть вероятность, что она занята своими делами. Поэтому вместо этого, от скуки, шагаю в Эфирион и следую за Драксаром, который одевается и уходит, чтобы найти завтрак для нашей хранительницы.

Семья Децимано до смешного большая, со всеми этими братьями, сестрами и их квинтетами, большинство из которых, похоже, приехали на праздники или чтобы избежать назревающих в других местах распрей. У меня нет мнения о больших семьях, кроме того, что поразительно, как они готовят такие огромные порции еды.

Как тот, кто не употребляет пищу, я должен сказать, что это сбивает с толку.

Сначала на кухне пусто, пока Децимано накладывает несколько доверху наполненных тарелок с остатками завтрака, приготовленного его семьей ранее. Но затем в кухню входит Брин, лучезарно улыбаясь своему младшенькому, и наливает себе большой стакан апельсинового сока.

— Если вы пятеро хотите завтрак в постель, я могу помочь донести тарелки, — предлагает она.

Он колеблется.

— Эм…

— Если только вы не все одеты, — дразняще добавляет она. — Меньше всего я хочу видеть кучу голых задниц, бегущих в укрытие, или что-либо еще, что заставит меня выколоть себе оставшийся глаз.

Драксар фыркает.

— Думаю, я унаследовал от тебя полное отсутствие тормозов.

— Не благодари. — Брин наблюдает, как он перебирает фрукты. Ее голос становится нехарактерно мягким. — Она мне нравится, знаешь ли. Эвелин. Она кажется жесткой. Как сильная пара.

— Ты себе даже представить не можешь. Она постоянно сносит мне крышу.

— Она также кажется терзаемой призраками прошлого, — добавляет его мать.

Драксар неожиданно свирепеет, поворачиваясь к ней лицом, его глаза пылают.

— Жизнь моей пары была адом. Конечно, она терзаема. А теперь, ты будешь ходить вокруг да около или скажешь мне, какого черта ты имела в виду вчера, когда говорила, что давно хотела с ней познакомиться?

Брин ухмыляется.

— Этот нрав. Прямо как у меня. Если ты действительно хочешь знать, меня пригласили присутствовать на слушании Совета Наследий около тринадцати лет назад. Они хотели моей помощи в определении судьбы человека…

— Моро? — догадывается он, хмурясь.

Она кивает.

— В то время совет столкнулся с негативной реакцией из-за слухов об аресте человека. Они хотели заручиться поддержкой сильных сторонников для поддержания имиджа и даже пытались подкупить меня, чтобы я проголосовала за казнь. Я отказалась в этом участвовать, но это вызвало мое любопытство. Я навела справки о Викторе Моро и узнала о Движении Реформистов, которое он основал. И узнала, что он утверждал, будто пытался спасти свою дочь из Пустоши. Люди, включая меня, называли его сумасшедшим… но я слишком поздно узнала правду.

Брин отпивает апельсиновый сок.

— Движение Возвращенцев иногда появляется у Раздела. Создают проблемы с войсками, поднимают бучу, ноют. Они хотят, чтобы мы вернулись в Пустошь. Головная боль, эти люди. Но Реформисты… их группа гораздо меньше, но они тоже иногда появляются у Раздела. Большинство из них настолько верят в дело Моро, что просят моей помощи в проведении реформ в правительстве наследий. Они уходят мирно, когда их просят, но другие настаивают, что у них много лет назад забрали детей через Раздел, и умоляют впустить их в Пустошь. Знаешь почему?

— Почему? — настороженно спрашивает Драксар.

— Потому что они верят, что в Пустоши живут люди. Годами я считала это бредом. Но больше нет. — Она ставит стакан и смотрит на него со всей суровой непреклонностью женщины, прошедшей бесчисленные битвы. — Так скажи мне. Была ли Эвелин единственным человеком в Пустоши?

Он напрягается, защищая секреты Эвелин.

— Мам…

— Драксар, я годами не могла перестать думать о казни Моро, — срывается Брин, заводясь и сердито качая головой. — Называй это интуицией, или угрызениями совести, или как хочешь, но когда пыль улеглась, я просто

знала

, что та маленькая девочка, о которой я читала, все еще может быть в этой проклятой дыре. Пройти через Раздел нельзя, если хочешь вернуться, так что я была вынуждена жить с этой ужасной мыслью. Но потом поползли все эти слухи о появлении

оружия

после всплеска в Городе-порубежье, а ты был так немногословен о своей паре — и, черт возьми, я не верю в эту чушь о том, что она — конец времен. Эвелин здесь не просто так. Я просто хочу знать, по той ли причине, о которой я думаю.

Драксар отводит взгляд, явно разрываясь между желанием промолчать, не поговорив сначала с Эвелин. Но если кто и будет на стороне нашей хранительницы, так это его мать. Она заслужила мое уважение, а это значит, что она на много световых лет опережает любого, кому мы могли бы довериться.

Поэтому я выскальзываю из Эфириона и сажусь на столешницу рядом с ними, игнорируя вспышку боли в конечностях от перемещения между планами.

— Вы попали в самую точку, — сообщаю ей.

Они оба вздрагивают и ругаются, но затем Брин задумчиво смотрит на меня.

— Ты хочешь сказать, в Пустоши есть люди?

— Тысячи. — По словам Эвелин.

— Боги. И Эвелин собирается их освободить? — Она смотрит на Драксара.

Он вздыхает, решив довериться моему суждению.

— Да, собирается. И очень, блядь, скоро, на самом деле.

Брин медленно кивает, словно впитывая все это. Затем она улыбается мне.

— По крайней мере, заставить

тебя

говорить — это не как клещами тащить. Хотя, полагаю, я рада, что мой сын так защищает свою пару. Судя по тому немногому, что я о ней поняла, она кажется достойной защиты.

— Она достойна.

— Ты ел, Грэйв?

— Всю ночь. — Между бедер Эвелин, если быть точным.

Драксар улавливает мой истинный смысл и смотрит на меня широко раскрытыми глазами, словно считает меня безумцем за такой намек в присутствии его матери. Но Брин шлепает себя по лбу, делая ожидаемый вывод.

— Ох, точно — инкубы и сны. Я вечно забываю. — Она начинает накладывать себе еду. — Я слышала о твоем отце. Честно говоря, надеюсь, ты не ждешь соболезнований.

— Ни в коем случае.

— Слава богам. Он был ужасен.

Не могу не согласиться.

Но пока Брин обсуждает с Драксаром полеты, и они начинают новый разговор, я не могу отделаться от чувства, что прошло слишком много времени с тех пор, как я в последний раз видел Эвелин. Вернувшись в Эфирион, оказываюсь в спальне и тут же расслабляюсь, увидев ее, сидящую на кровати. Она хмурится, пока Сноу, устроившись сзади, расчесывает ее влажные волосы.

— Я могу сама, блядь, расчесать свои волосы.

— Но ты позволишь мне это сделать, — говорит он, целуя ее в щеку. Он улыбается ей, выражением, которое я редко видел на лице этого угрюмого элементаля. — Верно?

Эвелин немного тает, видимо, перестав спорить. Она бормочет что-то о властных ямочках на щеках, пока он нежно ухаживает за ее волосами.

Но ее внимание быстро переключается на то место, где я нахожусь в Эфирионе.

Вот ты где.

Появляюсь в мире смертных, подмигивая.

— Скучали?

— Ни за что в жизни, блядь, — тянет Кроу оттуда, где он изучает один из старых гримуаров по некромантии, одолженный им в библиотеке Изумрудного Волшебника.

Мгновение спустя появляется Децимано с горой еды для всех, сложенной в почти опасную конструкцию. Пока они разбирают тарелки и готовятся есть, он бросает взгляд на меня, затем на Эвелин.

Прочищает горло.

— Так… моя мама вроде как в курсе.

— В курсе чего? — спрашивает Сноу, поднимая взгляд.

— О людях в Пустоши, — уточняю я.

Эвелин замирает.

— Она и так подозревала. Я лишь подтвердил это. — Колеблюсь. — Я пойму, если ты злишься на меня, дорогая…

— Я не злюсь.

Она откладывает вилку и осматривает нас четверых. Интересно, не заканчивается ли у нашей хранительницы удобная свободная одежда, спрятанная в невидимом кармане Кроу, потому что на ней простая черная майка и темные леггинсы, а на одном бедре пристегнут Фанг.

Выражение ее лица серьезно.

— Я не могу это проебать. Это больше, чем я или какая-то клятва. И сколько бы я ни тренировалась и ни планировала, я знаю, что меня недостаточно. Не в одиночку. Я даю людям выход, и я буду за них драться как в аду, но полумертвая сучка не так уж много может сделать.

— Не называй себя так, — раздраженно обрывает ее Сноу.

— Я пытаюсь сказать, что если у вас четверых есть люди, которым вы полностью доверяете, и вы расскажете им об этом, это может быть к лучшему. Если они готовы помочь, я буду благодарна. Но если вы расскажете кому-то, кто подвергнет людей опасности или попытается остановить исход, я убью этого человека без колебаний, — добавляет она.

— Мы и не ожидали меньшего, — мудро кивает Лирой.

Они едят мгновение, а затем Эвелин делает глубокий вдох и бросает на Кристофа многозначительный взгляд.

— Ладно. В интересах того, чтобы относиться к вам, ребята, как к квинтету, как вы того заслуживаете, вы должны знать, что я считаю, что Надин в Городе-порте. Амара Зулани говорит, что ее жизненная связь из эфириума находится внутри ожерелья-чокера.

Улыбаюсь, взволнованный идеей прикончить эту темпераментную избалованную суку, которую я так долго ненавидел.

— Когда мы отправимся за ней, дорогая?

Эвелин ковыряет яйца на своей тарелке.

— Давайте подождем еще пару дней. Может, после Нового года. — Она смотрит на нас из-под ресниц. — Глупо, что я хочу провести больше времени как квинтет, прежде чем начнется полный ад?

Драксар заметно тает, с яркой улыбкой заключая ее в объятия.

— Нихрена не глупо. Это лучшая идея, что я слышал за последнее время.

— Потому что она моя.

Кроу усмехается ее милой самоуверенности.

— Есть какое-то особое чувство, которое заставляет тебя хотеть проводить с нами время?

— Может быть, то самое страшное слово на букву «Л», — намекаю, ухмыляясь, когда до меня доходит.

Эвелин хмурится, вырываясь из объятий Драксара, чтобы посмотреть нам в глаза.

— О, боги мои. Знаете что? Ладно. Давайте покончим с этим. Да, окей?

— Да, что? — Сноу изгибает бровь.

— Очевидно, я втюрилась. Довольны?

Кроу цокает языком.

—

Сангфлуиш,

наши признания были куда романтичнее. Попробуй выразить свои чувства еще раз.

Эвелин бросает в него виноградину.

— То, что я

чувствую

к вам четверым, это как… — Она делает паузу, подбирая нужные слова. — Это как смерть.

Сноу кашляет.

— Оу. Смерть? Серьезно?

Она кивает, ее темные глаза серьезны.

— Она темная, всепоглощающая, неизбежная и… пугающая, если быть честной.

Улыбаюсь.

Какое меткое описание.

Я полностью понимаю это чувство.

Драксар смеется.

— Конечно, ты бы заставила нечто такое милое звучать так жутко. Хочешь сказать, мы тебя пугаем, Бу?

— Нет. Меня пугает то, на что я готова пойти, чтобы уберечь вас четверых.

Кажется, на этот раз растаяли мы все.

Боги всевышние, какая же у меня очаровательная хранительница. Она возвращается к еде, словно это последнее, что она скажет по этому поводу, и остальные с радостью возвращаются к своей трапезе.

За исключением, как ни странно, Драксара.

Его довольное выражение сменяется мучительной паникой, он хватается за голову. Я едва успеваю заметить синее пламя, лижущее его кожу изнутри, и то, как изменились его глаза, прежде чем бросаюсь вперед, вовремя утягивая его в Эфирион.

Вокруг меня взрывается жар. Стискиваю зубы, когда моя кожа загорается. Рев дракона искажается, эхом отдаваясь в Эфирионе, пока зверь завершает превращение и корчится, не в силах выдержать этот план бытия.

Заканчиваю тушить пламя на руках и животе, прежде чем взмыть вверх и схватить визжащего дракона за один из рогов. Слава богам, законы физики в моих владениях так отличаются от мира смертных, потому что, как и в прошлый раз, когда он потерял контроль, я могу провести агонизирующего зверя сквозь стены и оттащить далеко в горный лес.

Отпускаю его, только когда убеждаюсь, что мы достаточно далеко, и он не представляет угрозы для остальных.

Но когда мы выходим из Эфириона, зверь заваливается на свой огромный, чешуйчатый бок. Он тяжело дышит, из ноздрей поднимается дым.

— Гребаный дракон, — бормочу я.

Хорошо, что прошлой ночью я питался снами Эвелин, прежде чем перейти к самому интересному. Это значит, что моя кожа заживает от ожогов, пока я жду, наблюдая за идиотом-драконом, чтобы убедиться, что он придет в себя.

Проходят минуты.

Он не встает.

Проклятье.

Если я только что по ошибке уничтожил разум Драксара, не уверен, что Эвелин когда-нибудь меня простит.

Глава 32. Эвелин

— Не ешь это мясо, Таддеус.

На нас смотрят.

Скользкие, нечеловеческие, хищные взгляды заполняют бесцветный каменный трапезный зал, усыпанный костями.

Чувствую, как

он

наблюдает за нами.

Он здесь, в этом туманном, ужасном воспоминании — чувствую, как холод расползается в моей груди. Его присутствие затягивает меня глубже, цепляясь за мою душу, словно маслянистая пленка, искажая и удушая то немногое, что от меня осталось.

— Почему нет? Я так голоден. Нас никогда не кормят досыта.

Юный Таддеус тянется к огромному блюду, как и остальные оставшиеся соперники. Они поднимают ножи и вилки, облизывают губы.

Почему он тянется к нему? Неужели он не видит, что происходит?

Я не могу пошевелиться. Тени заливают мою грудь, душат меня, пока я борюсь за ясность. Я

знаю

, что они с нами делают.

— Стой, — пытаюсь я снова предостеречь, и тошнота подкатывает к горлу, когда я вижу, как его пальцы смыкаются на большом куске. — Нельзя. Это...

Прохладная рука касается моего лица. Резко распахиваю глаза, судорожно хватая ртом воздух.

Требуется мгновение, чтобы стряхнуть остатки кошмара, и мой желудок все еще скручивает, когда понимаю, что Лирой, Кристоф и Грэйв собрались вокруг меня на кровати. В полумраке комнаты я различаю на их лицах ужас и гнев.

Возможно, потому, что по моим щекам стекает влага.

Проклятье.

Теперь меня тошнит еще сильнее. Ненавижу плакать при ком-либо.

Сажусь и быстро вытираю лицо.

Грэйв ругается, его голос — скрежет разочарования.

— Меня снова насильно вышвырнули из твоего подсознания, дорогая. Прости, я не смог…

— Все в порядке. Я в норме, — медленно выдыхаю, чтобы унять подступающую тошноту.

— Ты шептала «не ешь мясо» снова и снова, — тихо говорит Кристоф, его обманчиво успокаивающие холодные руки убирают волосы с моего лица. — Что тебе снилось?

Я собираюсь сказать им, что это пустяки, но слова вырываются наружу прежде, чем я успеваю их остановить.

— Когда мне было двенадцать, Теодор узнал, что одна из человеческих девушек в цитадели пыталась со мной подружиться. Та, что украла Фанг и подарила его мне. В наказание он…

Нет. Оказывается, я все еще не могу говорить об этом.

Кристоф выглядит таким же больным, как я себя чувствую.

— Ох. О, святые боги, это…

Лирой тянет меня к себе на колени. Он держит меня так долгие мгновения, пока тихо не заговаривает, меняя тему — слава вселенной.

— Сущность почувствовала изменения в твоем теневом сердце из-за нас, но знает ли он, что ты делишь с ним сны?

Пожимаю плечами.

Если Теодор и знает, то, похоже, не пользуется этой укрепившейся связью.

Но если он догадается — если он почувствует мою уловку через сны…

Бросаю взгляд в окно, позволяя беспокойству сместиться на что-то более насущное. В конце концов, отсутствие моей пары ощущается как зияющая дыра в этой комнате.

— Я снова проверю Драксара.

Вижу, что Лирой и Кристоф хотят возразить; они считают, что сейчас он может быть для меня опасен. Мы полдня наблюдали, как золотой зверь рыскал по лесу, летал, охотился и в целом вел себя совсем не как Драксар. Зверь попытался откусить кусок от своего брата, Рори, когда тот обратился и попытался с ним заговорить.

Тем временем Грэйв согласно кивает. Интересно, исходит ли его поддержка из чувства вины, ведь никто из нас не знает, является ли нынешнее состояние Драксара следствием усугубления его проклятия или прохождения через Эфирион в сознании.

А может, Грэйв просто привязан к Драксару сильнее, чем когда-либо признается.

Не переодевая пижаму, натягиваю ботинки и выхожу из гостевых покоев, остальные следуют за мной. Поскольку уже больше часа ночи, в доме семьи Децимано темно и тихо.

Но когда мы выходим на их огромную заднюю террасу с видом на лес, Кристоф удивленно ругается.

Дракон Драксара смотрит на меня сквозь снег и деревья. Пронзительный, собственнический золотой взгляд зверя следит за каждым моим движением. Его хвост медленно извивается из стороны в сторону, пока он сидит на склоне горы, а корона великолепных рогов и вся его золотая чешуя сверкают в лунном свете.

— Драксар? — с надеждой спрашиваю я.

Зверь комично наклоняет голову, вытягивая длинную шею. Из его ноздрей поднимается дым, пока он складывает и раскладывает свои великолепные, широкие крылья.

— Сейчас это только его дракон, — говорит Брин Децимано, присоединяясь к нам на террасе.

Она все еще в дневной одежде, ее каштановые волосы собраны в свободный пучок. Мать Драксара стоит у края террасы, наблюдая за сыном, ее руки сцеплены за спиной в воинственной позе. Она смотрит на меня своим единственным золотым глазом и мягко улыбается.

— Знаешь, этот дракон не так уж плох, как Драксар любит думать. Бедняга просто проклят.

Киваю, наблюдая, как мой дракон пробирается сквозь деревья, чтобы лучше нас видеть. Есть что-то завораживающее в этих плавных, скользящих движениях, сочетающихся с массивным телом и змеиным хвостом. Эти щелевидные драконьи глаза не отрываются от меня.

— Его дракон однажды спас мне жизнь, — добавляет Брин.

— Я слышала, против вас был переворот. — Хмурюсь, вспоминая, что упоминали Лирой и Кристоф. — Пять лет назад. Тогда Драксару было всего шестнадцать.

Она кивает, проверяя часы с маленьким экраном, прежде чем снова принять ту же прямую позу.

— Да. На его шестнадцатый день рождения, вообще-то. Я получила разрешение, чтобы он ненадолго приехал ко мне туда, где я была расквартирована у Раздела, чтобы мы могли отпраздновать вместе. Я знала, что некоторые из моих новых солдат — смутьяны, и у меня уже были доверенные люди, которые разбирались в ситуации. Чего я не знала, так это того, что эти смутьяны планировали убить меня в тот день. Они застали меня одну, вкололи транквилизатор и начали срезать мою чешую, пока я была без сознания. Дракон Драксара вовремя почуял опасность и убил их.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Дракон подобрался так близко, что когда он поднимает свою длинную шею, чтобы взглянуть на нас, остальные мои связанные делают почти синхронный шаг назад.

Мы с Брин остаемся на месте. Смотрю в звериные янтарные глаза чудовища.

Какой же он ужасающий зверь.

Мне нравится.

— Вы хотите сказать, что ему можно доверять, — тихо заключаю я.

Брин пожимает плечом.

— Возможно, не полностью, учитывая, насколько он проклят. Не раньше, чем вы пятеро будете связаны богами и ваши проклятия сняты, — добавляет она.

Она и не подозревает, что проклятия моего квинтета уже таинственным образом снимаются — скорее всего, потому что боги играют с нами. Мы держали это при себе.

— Хотелось бы только, чтобы Драксар меньше воевал со своим внутренним зверем. Даже проклятый, тот заботится о нем и о тех, кто ему дорог, признает он это или нет. Он яростный дракон, и я не могла бы им не гордиться. И буду еще больше гордиться, когда он наконец-то обретет гармонию с этим проклятым созданием, — добавляет Брин, смеясь.

Дракон Драксара фыркает, обдавая нас горячим сухим воздухом, и сужает взгляд на мне.

Изгибаю бровь.

— Ты собираешься в ближайшее время вернуть мне мою пару?

Он издает скулящий, рычащий звук, который определенно означает «нет».

— Вредина, — бормочу я.

Брин смеется и поворачивается, чтобы улыбнуться мне и моему квинтету.

— Я хотела бы вам кое-что показать завтра. Если вы не против.

Лирой хмурится.

— Пожалуйста, скажите, что это не очередной офигенно длинный поход на четырнадцать километров через горы. Я помню, как Вы обманом затащили нас в такой, когда мне было восемь.

— Ах да, поход из ада, — кивает Грэйв. — Было довольно забавно наблюдать из Эфириона.

— У меня потом несколько дней были мозоли, — морщится Кристоф.

Брин фыркает.

— Это закаляло характер вам, избалованным маленьким наследиям, но это лучше, чем поход. Думаю, это будет полезно.

Она бросает на меня многозначительный взгляд, который говорит мне, что это как-то связано с освобождением людей. Киваю, не уверенная, как она может помочь со сложным планом, о котором ничего не знает.

Брин желает нам доброй ночи и оставляет меня любоваться моим драконом. Остальные члены моего квинтета тихо переговариваются, время от времени споря, как обычно. Тем временем дракон кладет свой огромный подбородок на край террасы, поворачивая его так, чтобы лучше видеть меня одним глазом.

— Мне тоже нравится на тебя смотреть, — ухмыляюсь, поглаживая теплую чешую на его морде. — Такой красивый дракон.

Он довольно урчит где-то глубоко в горле.

— Он на тебя рычит? — спрашивает Кристоф, сверкая глазами на зверя.

— Это называется мурлыканьем.

Вот только теперь мой дракон переключил свое внимание на остальных и, оскалив длинные зубы, предостерегающе зашипел.

— Вам, ребята, лучше зайти внутрь. Мой дракон сейчас проявляет собственничество и капризничает. — Снова глажу его, наслаждаясь теплом этой гладкой, блестящей чешуи. — Правда ведь? Да, это так.

Лирой бросает на меня раздраженный взгляд.

— Это не щенок,

ма сангфлуиш

.

Смотрю на него через плечо.

— Ты прав. Это двадцатипятитонный, огнедышащий монстр с лезвиями вместо зубов, который может поджарить вас всех троих. Я хочу вернуть Драксара, и ваше присутствие не помогает.

Вижу, что они недовольны, но Лирой и Кристоф возвращаются в дом, а Грэйв ускользает в Эфирион. Я все еще чувствую его поблизости, пока продолжаю гладить и успокаивать зверя. Его безраздельное, напряженное внимание снова полностью сосредоточено на мне.

Наклоняюсь вперед, чтобы легонько поцеловать его в кончик морды.

— Слушай. Мне нравится каждая часть Драксара. А раз ты — одна из этих частей, значит, ты мне всегда будешь нравиться. В смысле, ты же мифически ужасающий образец смертоносной красоты. Что в этом может не нравиться?

Дракон урчит громче, теперь уже ласкаясь ко мне.

— Но Драксар —

мой

. Ты не отнимешь его у меня, — серьезно предупреждаю, продолжая гладить его чешую. — Никогда. Понял?

Огромный зверь фыркает.

— Не испытывай меня. Я хочу его вернуть.

К моему удивлению, дракон Драксара содрогается и начинает меняться, сжимаясь и трансформируясь так быстро, что я едва не падаю, когда Драксар, пошатываясь, прислоняется ко мне. Он весь в грязи и очень дезориентирован, судя по тому, как он моргает, оглядываясь по сторонам.

Драк фокусируется на мне и, кажется, испытывает облегчение, но я занята разглядыванием великолепного обнаженного наследия передо мной.

Проклятье.

Мышцы на мышцах.

Он словно стена из золотой силы.

И этот член.

Я хочу его облизать.

Драксар усмехается, все еще приходя в себя.

— Может, мне попозировать, чтобы тебе было лучше видно? Можешь фотографировать, Тучка, сколько влезет — при условии, что я тоже смогу сделать несколько твоих снимков. Тоже голышом.

Ухмыляюсь ему, с облегчением видя, что он — это он. Но он не упускает из виду, что я начинаю дрожать от ночного холода. Быстро подхватывает меня на руки и направляется внутрь.

— С возвращением, — бормочу, смахивая грязь с одного из его широких золотых плеч. — Ты охотился?

— Вообще-то, я не помню, что я…

Драксар обрывает фразу громким рыком и разворачивается лицом к Лирою и Кристофу, которые ждут в коридоре, ведущем в гостевые покои.

— Расслабься, дракон, — начинает Кристоф, закатывая глаза.

Но Драксар накаляется.

Буквально.

Его кожа становится почти нестерпимо горячей, и когда я вглядываюсь в его лицо, я вижу, как он близок к срыву — дикий блеск в глазах, оскаленные зубы.

Он на пределе.

Как можно утешительнее похлопываю Драксара по плечу.

— Чем я могу помочь?

Драк хмурится, отступая из коридора и делая глубокий вдох.

— Не знаю. Моя собственническая сторона сходит с ума. Мне просто… мне нужна секунда наедине с тобой. — Как обычно, эмоции оборотня резко меняются, и он возбужденно сияет, глядя на меня сверху вниз. — Эй, хочешь посмотреть мою старую комнату?

Киваю.

Может, это поможет его зверю успокоиться, но мне и самой интересно посмотреть на его старую комнату. Смотрю на остальных через его плечо, когда он поворачивается и уходит.

— Мы скоро вернемся в постель, — уверяю их.

Скажи своему питомцу, чтобы вел себя прилично. Если он снова потеряет контроль и навредит тебе…

— телепатически предупреждает Лирой.

Не навредит,

— уверяю его.

Драксар сворачивает в темный коридор, которого я еще не видела.

Не засиживайтесь допоздна. Тебе нужно гораздо больше отдыха,

— ворчит Кристоф.

Ухмыляюсь про себя.

Мой ледяной элементаль-перфекционист не любит, когда прерывают наш сон красоты.

— Бедолаги будут неловко лежать на противоположных сторонах кровати в полной тишине, пока ждут твоего возвращения, — смеется Драксар, открывая дверь справа.

Он проскальзывает внутрь, все еще неся меня. Мне, наверное, стоит напомнить ему, что я предпочитаю ходить сама, но к черту. От него исходит тепло, и мне нравится его легкий запах обожженного кедра.

Когда Драксар включает свет, мои брови взлетают вверх.

— Ого.

— Да, я раньше увлекался фотографией. Эй, я быстро приму душ, смою эту грязь, если ты не против.

Киваю, отвлеченная его старой спальней, пока он опускает меня на пол.

Комната простая — большая кровать, комод, письменный стол и небольшая книжная полка. На полке несколько книг соседствуют с сувенирами: песок в бутылке, сувенирные стопки, магниты и так далее.

У двери висит оберег от кошмаров, что объясняет, почему я больше не чувствую присутствия Грэйва в Эфирионе поблизости — он не может войти в эту комнату.

Но мое внимание быстро возвращается к стенам комнаты Драксара.

Они покрыты захватывающими фотографиями диких пейзажей. Внушающие трепет горы, бушующий океан, пустыня, залитая насыщенным солнечным светом, ослепительные грозы, возвышающиеся красные скалы и бесчисленное множество других. Большинство из них сняты с головокружительной высоты, что, полагаю, возможно, когда у тебя есть крылья, чтобы добраться до самых вершин.

Я так увлечена созерцанием невиданных мною сцен, что чуть не натыкаюсь на стол Драксара. На нем лежит чехол для фотоаппарата, брошюра Академии Эвермонт, стопка старых домашних заданий и маленькая банка, полная…

— Это твоя сброшенная чешуя? — спрашиваю, зная, что оборотень-дракон прекрасно меня услышит из небольшой ванной комнаты, где он только что вышел из душа.

— Ага, — говорит он, вытираясь полотенцем, и подходит ко мне сзади. — Странный факт: оборотни-драконы относятся к своей первой сброшенной чешуе примерно как люди к… — Он чешет шею. — Блин, я недостаточно знаю о людях. Как к молочным зубам, наверное? Они сентиментальны, так что мой отец-сирена сложил их в эту банку.

Рассматриваю их, вспоминая свой разговор с Лироем о том, зачем ему чешуя Драксара.

Но когда поворачиваюсь, чтобы затронуть эту тему, снова отвлекаюсь. В основном потому, что Драксар изучает меня с поразительной напряженностью, и он чистый, обнаженный и полностью эрегированный.

То, насколько все мои связанные годятся для секса, должно быть грехом.

— Похоже, светская беседа тебя заводит, — дразняще замечаю я.

—

Ты

меня заводишь. Блин, я просто…

Его дыхание учащается.

Хмурюсь, заметив, что он слегка дрожит.

— Драксар?

— Можно я, пожалуйста, подержу тебя немного? — хрипло шепчет он.

Снова это «пожалуйста».

Он будто знает, как я слаба перед этим словом.

Шагаю в его объятия, и у меня перехватывает дыхание, когда он падает на спину и переворачивается так, что я оказываюсь под ним на большой кровати. Он зарывается лицом в мою шею.

— Я

ненавижу

так терять себя, — тихо признается он, прижимая меня к своей восхитительно твердой груди. — Я понятия не имел, причинил ли я тебе боль, но не мог взять себя в руки, чтобы это выяснить. Я просто был заперт в темном углу где-то в своей голове, без контроля и без малейшего понятия, когда вернусь.

Перебираю его влажные волосы. Он все еще слегка дрожит.

С ним что-то случилось, пока он был в облике зверя, что вызвало это? Или он просто так волновался?

— Ты ничего не помнишь после того, как твой дракон взял верх? — уточняю.

— Ничего. Он крайне жадный до власти.

Когда провожу пальцами по его щеке, Драксар стонет и отстраняется, чтобы посмотреть на меня. Его расплавленный взгляд скользит по всему моему телу, и острый голод на его красивом лице быстро наполняет меня ответным жаром.

Драк стискивает зубы и снова утыкается лицом в мою шею.

— Блин. Что происходит с твоим запахом, цветочек? Он намного сильнее обычного, и, боги, он сводит меня с ума.

Он игриво покусывает мою шею, и по всему телу пробегают мурашки. Окутанная этим чувственным жаром, я не могу удержаться и провожу руками по его гладкой спине, вокруг, а затем вверх по груди и плечам.

Драксар вздрагивает, тяжело дыша, словно мое прикосновение для него — слишком.

А потом он меня кусает.

По-настоящему

кусает

— до крови, в том самом месте, где оборотни метят своих пар.

Глава 33. Эвелин

Внезапный укус заставляет меня вздрогнуть. Упираюсь ладонями ему в грудь, в потрясении моргая и глядя на него снизу вверх.

Какого дьявола?

— Ты только что… заявил на меня права?

Его зрачки сузились в вертикальные драконьи щели. На губах следы моей крови, которые он слизывает с животным рычанием. Но полсекунды спустя он приходит в себя.

Глаза принимают обычный вид, а затем расширяются от ужаса, когда до него доходит, что произошло.

— О боги.

Боги

… я не хотел…

проклятье

, — ругается он, садясь и закрывая лицо руками.

Мне требуется доля секунды, чтобы перестроиться и принять ситуацию.

Более чем принять.

Ну и что, что он оставил на мне метку?

Я его

пара

.

Честно говоря, давно пора, даже если это был его дракон, а не он сам.

— Драксар.

Он срывается в штопор, эмоции

оборотня

берут верх, он паникует, говорит быстро:

— Мне так жаль. Клянусь, я не хотел этого делать, и… боги, я не обратил внимания, когда мы бежали. Даже не подумал взять их с собой, когда мы покидали академию…

Взять что? О чем он говорит?

— Драксар, все в порядке.

Тоже сажусь и убираю его ладони, чтобы заключить его лицо в рамку своих пальцев. Даже это минимальное прикосновение заставляет его снова содрогнуться. Замечаю, что он покрыт тонкой пленкой пота, зрачки расширены, и он трется о мою руку, словно не в силах себя сдержать.

Вот дерьмо.

Подавители

.

Он говорил о том, что не взял с собой

подавители

.

— У тебя начинается гон, — осознаю я.

Драксар морщится и кивает, слезая с кровати. Проведя руками по влажным волосам, он начинает мерить шагами комнату, как загнанный зверь, все еще дыша неровно.

Я мало знала о циклах течки и гона, пока не встретила Зои. Она-то и рассказала мне, через что проходят

оборотни

. У человеческих женщин есть месячный цикл, но все

оборотни

проходят через его более экстремальную версию.

Некоторые виды

оборотней

испытывают это чаще других, но с современной магией и медициной большинство обходится

подавителями

, чтобы усмирить свои

первобытные инстинкты

.

Зои описывала это как овуляцию на «мегастероидах». Она говорила, что если пропускала прием

подавителей

, то впадала в жестокую, всепоглощающую течку, которая всегда приводила к плохим решениям, потому что она буквально не могла мыслить здраво.

Не похоже, что Драксар уже дошел до этой точки, но, полагаю, все к тому идет.

Драксар прерывает мои мысли, упершись руками в изножье кровати и опустив голову.

— Блин. Боги, я не могу… Эвелин, тебе нужно уйти из этой комнаты. Попроси Лироя запечатать дверь заклинанием, запереть меня внутри, чтобы я не добрался до тебя, хорошо?

— Я никуда не пойду, — решаю я.

—

Тучка

, — хрипит он, умоляюще глядя на меня.

Боги.

Его взгляд, скользящий по мне, пока он распаляется и впадает в отчаяние, заставляет меня ерзать от нарастающего возбуждения, что лишь вызывает у него новую волну проклятий.

— Почему я должна уходить?

—

Детка

, я сойду с ума. Я стану ненасытным — уже сейчас единственное, о чем я могу думать, это как заявить на тебя права и трахать до изнеможения. Боги, я просто хочу обладать тобой, метить и наполнять, пока ты не сможешь, блин,

двигаться

, — выпаливает он, с болезненным стоном грубо сжимая свою эрекцию.

Дышать становится трудно, но я пожимаю плечами.

— Не вижу в этом ничего плохого. Если ты пытаешься убедить меня уйти, то у тебя это ужасно получается.

Взгляд Драксара обжигает, когда он возвращается на кровать и подбирается ко мне, словно хищник.

— Гон может длиться несколько дней. Говорят, с

парой

он сгорает быстрее, но у меня никогда не было гона с

кем-либо

— я всегда просто принимал

подавители

, так что понятия не имею, чего ожидать. А значит, понятия не имею, будешь ли ты в безопасности со мной.

У него никогда не было гона с кем-то?

Знание, что я стану его первой, вызывает у меня улыбку.

— Я твоя

пара

. Это должно было случиться. Или ты не хочешь пережить это со мной?

— Ты не представляешь, как сильно я хочу, чтобы ты была здесь, — шепчет он, медленно целуя мою обнаженную ногу и посылая новую волну щекочущего возбуждения по моему животу. Я рада, что надела такие короткие шорты.

— Я просто волнуюсь…

— Я справлюсь.

— Справишься? — Драксар смотрит на меня с полу-несчастным, полу-голодным выражением, качая головой. — Эвелин, а что, если у тебя будет

перегрузка от прикосновений

и тебе понадобится передышка? Что, если я стану слишком агрессивным, и твоя

гафефобия

проявится, и… блин, что, если я не смогу остановиться? Я не буду себя контролировать. Я отказываюсь так с тобой поступать, так что,

пожалуйста

, просто…

Наклоняюсь и накрываю его губы поцелуем. Он тут же подползает и вжимает меня в кровать, содрогаясь и грубо притираясь ко мне.

Блин, какой он твердый.

И огромный.

Он все еще пытается защитить меня от моей же чувствительности, но этому не бывать. Не тогда, когда я помню слова Зои о том, что переживать течку или гон в полном одиночестве для

оборотней

мучительно.

Отрываюсь, чтобы глотнуть воздуха, и встречаюсь с ним взглядом.

— Я хочу этого. Позволь мне помочь своей

паре

пережить это, хорошо?

Драксар стонет, прижимаясь ко мне еще сильнее.

— Ты действительно не должна называть меня своей

парой

, иначе я, клянусь, сейчас сорвусь.

— Так сорвись.

Он качает головой, морщась.

— Но если для тебя это будет

перегрузка от прикосновений

…

— Как насчет такого? Я использую на тебе

обездвиживающее заклинание

, если для меня станет слишком. Потом, когда успокоюсь, я его сниму. Для тебя это будет как моргание, и мы вернемся к тому, чтобы трахать друг друга до изнеможения.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Драк тяжело сглатывает и кивает. Когда касаюсь его сильных плеч, он снова стонет.

—

Боги

. Каждое прикосновение такое интенсивное. Уверен, скоро я не смогу ясно мыслить, так что…

— Так что?

Я удивлена, когда он снова отстраняется. Но на этот раз он опускается на колени рядом с кроватью, тяжело дыша и глядя на меня снизу вверх. Во всем его теле читается пылающее желание, его твердый член выдается вперед, требуя своего.

— Ты сказала, что заставишь меня ползти, если я буду хорошим, — шепчет он, поглаживая себя так, словно отчаянно ищет облегчения. — Я был достаточно хорош для своей награды,

детка

?

Боги.

Он так хорош на коленях.

Подвигаюсь к краю кровати, пока он не оказывается между моих бедер, и, приподняв его подбородок, вскидываю бровь.

— Был. Пока не начал трогать себя без моего разрешения.

Рука Драксара тут же падает с его эрекции, и он сдерживает стон.

— Блин,

детка

. Все, что захочешь. Просто, пожалуйста, используй меня, пока я не перестану себя контролировать.

Изучаю его, запуская пальцы в его влажные, русые волосы, чтобы заставить его посмотреть на меня. Его глаза подернуты дымкой, он все еще слегка дрожит, пока гон нарастает, но знание того, как сильно он хочет, чтобы я им управляла… это очень заводит.

— Встань.

Драксар подчиняется, и я рада, что он такой высокий, потому что, сидя на краю кровати, я оказываюсь на идеальной высоте, чтобы начать медленно поглаживать его уже истекающий смазкой член. Драксар напрягается, сжав руки в кулаки по бокам, и борется с желанием двинуться без моего разрешения.

Наклонившись вперед, слизываю пьянящую, горячую влагу с его головки.

— Моя

пара

такая вкусная, — вздыхаю я.

— Чёрт. Чёрт, — выдыхает он, закрывая глаза.

Медленно провожу языком по головке его члена, наслаждаясь каждой дрожью и каждым проклятием, пока принимаю его невероятную толщину в рот и начинаю ублажать. Мне это нравится — дразнить, пока его отчаяние растет. Я пытаюсь принять его все глубже и глубже, наслаждаясь чувственным ощущением его скользкого, твердого члена, пока едва не задыхаюсь под его стоны.

Это так хорошо, что я начинаю ерзать, ощущая жадную пульсацию между ног.

Наконец, он не может сдержать инстинктивные короткие толчки бедрами.

—

Эвелин

, — задыхается он. — Боги,

детка

, пожалуйста…

Отрываюсь от его члена, облизываю губы и смотрю на своего нуждающегося

оборотня

.

— Ползи на другой конец кровати и ляг.

Драк тяжело сглатывает, не отводя взгляда, и опускается на четвереньки. Наблюдаю, как великолепные мышцы его тела работают в унисон, гладкие и соблазнительные, пока он послушно ползет, чтобы забраться на кровать и лечь по другую сторону от меня.

Его золотой взгляд восхитительно умоляет, пока он ждет, что я сделаю дальше.

Медленно сажусь ему на живот, проводя пальцами по мощным контурам его груди, любуясь своей

парой

. Затем сползаю назад, пока не чувствую его горячий член у своей задницы.

Боги, он такой твердый, что мой живот сводит от предвкушения.

— Такой хороший зверёк для меня, — бормочу, наклоняясь, чтобы поцеловать его теплые губы.

Драксар стонет мне в рот, жадно отвечая на поцелуй, пока я обхватываю его челюсть. Он пытается тереться о меня, задыхаясь в восхитительно-разочарованном отчаянии.

Когда чувствую легкую струйку крови на изгибе шеи от его случайного укуса, прерываю поцелуй. В голову приходит идея.

— Укуси меня снова, — приказываю мягко.

Драк настолько поглощен похотью, что ему требуется мгновение, чтобы сфокусироваться на ранке. Он качает головой, сжимая простыни рядом с собой, чтобы держать руки при себе, как хороший мальчик.

— У тебя уже идет кровь. Мне это не нравится.

— Я хочу, чтобы твой знак был намеренным. Если ты не укусишь меня снова, специально, мы всегда будем помнить это как случайность. — Целую его в подбородок и поворачиваю голову, чтобы ему было удобнее. — Сделай это по-настоящему, Драксар.

Сначала он нежен, скользит губами по ранке на левой стороне моей шеи, пока наконец не кусает снова — сильно.

Заявляя права.

Это острая боль и удовольствие одновременно, но совсем не то, что укус Лироя. Это не подпитка — это метка. Она должна оставить прекрасный, дикий шрам, который я буду носить, чтобы показать, что я его

пара

.

— Вот так, — хвалю я.

Руки Драксара ложатся мне на бедра, пока он слизывает жжение с моей шеи, его дыхание становится все более прерывистым. Его член снова скользит по моей заднице сквозь пижамные шорты, более настойчиво.

— Ты моя, — рычит он. — Вся моя.

Моя пара

.

Киваю и пытаюсь поцеловать его, но внезапно мы меняемся местами. Драксар прижимает мои запястья над головой, его выражение лица свирепое и полное похоти, прежде чем он начинает покрывать поцелуями и укусами мой путь вниз по горлу.

Чувственный адреналин вспыхивает в моих венах, когда его зубы на мгновение смыкаются на моей яремной вене. Он не прокусывает кожу, но этот первобытный жест настолько ошеломляет, что я ахаю.

— Драксар, — шепчу я.

— Какого хрена ты все еще в одежде? — требовательно рычит он, прижимаясь лицом к моей груди, прежде чем сесть и буквально сорвать с меня свободную пижамную рубашку.

Прежде чем успеваю выпутаться из шорт, чтобы ускорить процесс, он срывает и их — вместе с трусиками.

Затем его язык грубо проходится по моей истекающей соком плоти, заставляя меня выгнуться и вскрикнуть от удивления. Он удерживает мои бедра, лаская меня, его пальцы почти болезненно впиваются в мою кожу.

Драк теряет контроль.

И мне это нравится.

— Укуси меня снова, — требую, сильно сжимая его волосы в руках и прижимаясь к его лицу.

Драксар рычит и поворачивается, чтобы вонзить зубы во внутреннюю часть моего бедра. Мой рот открывается от того, насколько это жестоко и восхитительно. И когда я опускаю взгляд, чтобы встретиться с глазами моей

пары

, я вижу это — золотые омуты яростной, животной потребности.

Он потерян.

Драксару, может, и нравится, когда я главная, но прямо сейчас его звериные инстинкты командуют парадом — и эти инстинкты заставляют его перевернуть меня, прежде чем он входит так глубоко и жестко, что я кричу в матрас. Его член вбивается в меня без пощады, пока он ругается и рычит, раздвигая мои ноги шире.

Он кладет большую руку мне на спину, прижимая меня к матрасу, но оставляя мою задницу высоко, пока он дико берет то, что ему нужно от моего тела, спариваясь как животное. Стону и ругаюсь в одеяло, захлебываясь острым, неумолимым удовольствием, и не удивляюсь, когда оргазм накрывает меня из ниоткуда.

— Трахни меня, — задыхаюсь, насаживаясь на него, пока мои внутренности сжимаются, а пальцы на ногах подгибаются. — Да, боги,

трахни

…

Драксар рычит и толкается глубоко в последний раз, мощно кончая. Вздрагиваю от ощущения его тепла, наполняющего меня, но у меня едва ли есть секунда, чтобы перевести дух, прежде чем он снова переворачивает меня, целуя дорожку вверх по моему животу.

Затем он снова скользит в меня. Прижимает мои руки к кровати, постанывая, пока двигается медленно и глубоко, задавая темп, одновременно томный и требовательный.

— Драксар, — хриплю, мой пульс все еще гудит, я не отошла от разрядки.

Он кусает меня за губу, слизывая боль, и становится грубее — задирает одну мою ногу так, что колено оказывается рядом с моей головой. Стону от нового угла, пока он дико рычит и трахает меня сильнее, явно не в силах остановиться даже на мгновение.

О, боги.

Это будет жестоко.

Улыбаюсь.

Глава 34. Драксар

Думаю, я только что проснулся в Раю.

Боги, Эвелин просто до безумия прекрасна. И пахнет она раем.

На самом деле, вся моя комната пропитана ее сладким, темным полуночным ароматом, смешанным с умопомрачительным запахом ее возбуждения, что и неудивительно, ведь мы в этой комнате уже…

Дерьмо. И как долго мы уже здесь?

Понятия не имею, помню лишь смутные, туманные мгновения самого сильного наслаждения, какое только можно вообразить, — но я чувствую, что жгучее, плавящее разум отчаяние моего гона наконец-то утихает.

И все же я не могу оторвать взгляд от Эвелин, которая тихо дышит, свернувшись на боку лицом от меня. Мое внимание переключается на новую метку на левой стороне ее шеи.

Моя метка.

Мое сердце пускается в пляс — потому что, твою мать, я пометил свою пару.

Я одержим засосами, которые оставил на ней повсюду. Ее спутанными темными волосами, легкими синяками на бедрах там, где я не смог сдержать силу, тем, что она все еще влажная между бедрами, которые так и хочется укусить, после того, как я в последний раз трахал ее, грубо и до конца…

Проклятье, я никак не могу насытиться видом моей истерзанной хранительницы.

Не в силах думать сквозь последние волны бешеного жара, целую ее обнаженную спину, продвигаясь все выше. Эвелин довольно мычит, переворачивается и потягивается, открывая мне мучительно возбуждающий вид на все ее тело, созданное для греха, — и на новый символ на ее груди.

Круг Дома Оборотней лег прямо поверх остальных, обрамляя треугольник и квадрат.

Твою ж мать.

Меня захлестывает ликование, так что теперь я одновременно и возбужден до безумия, и готов кричать об этом на весь мир.

Я связан с Эвелин.

Со своей парой.

Эвелин приоткрывает глаза, ее губы изгибаются в улыбке, когда она говорит прямо в моей голове.

Давно пора, черт возьми.

— И не говори, — выдыхаю со смехом, и улыбка расползается по моему лицу, прежде чем я наклоняюсь, чтобы покрыть поцелуями эту метку и ее грудь, облизывая соски.

Вскоре я уже сосу ее грудь, а мои руки скользят вниз, раздвигая ее бедра, чтобы наконец снова вонзиться в теплое, жадное, охуенно

фантастическое

лоно моей пары.

— Боги, — рычу, пытаясь не торопиться. — Блять, до чего же ты хороша.

Она стонет.

Нет, все.

Медленно не получится.

Я слишком взвинчен от осознания того, что связан с ней.

Cмотрю в глаза Эвелин, обожая то, как она наблюдает за мной, когда я поднимаю руку, чтобы дразнить ее клитор, и начинаю вбиваться в нее сильнее. Моя хранительница обвивает меня руками, задыхаясь.

— Так узко, — выдыхаю, целуя ее шею.

Cлучайно целую ее прямо в незажившую метку, и ее дыхание сбивается. Тут же замедляюсь, пытаясь побороть жгучую потребность, что пульсирует во мне.

— Прости. Черт, я тебя порядком покусал, да? — морщусь.

Она смеется.

— Ничего. Я тоже кусаюсь. — И тут же впивается зубами

мне

в шею.

Я тут же вижу звезды, впечатываясь в нее и кончая так сильно, что, блять, не могу дышать. Как только мой член перестает дергаться и меня накрывает облегчение, обвиваю ее, прижимая задницей к своим коленям.

Твою ж мать,

— стону через нашу связь.

Эвелин, затаив дыхание, улыбается мне через плечо — и, боги, эта

улыбка

.

Все еще моя самая любимая вещь на свете.

— Тебе нравится, когда я тебя кусаю.

—

«Нравится»

— это, блять, ничего не сказать, — смеюсь.

Боги, как же мне хорошо. Лучше, чем когда-либо. У меня не раскалывается голова, мысли не прерывает рычание и рев, и я не на таком взводе, чтобы изрыгать пламя.

Вместо этого мой внутренний дракон так же до смешного счастлив, как и я.

Он кажется… другим.

Не хочу тешить себя надеждой, но, может, он больше не тот козел, каким был раньше… теперь, когда мое проклятие, возможно, снято.

Понимаю, что Эвелин задумчиво изучает меня. Провожу пальцами по линии ее челюсти, не в силах перестать к ней прикасаться.

Что напоминает мне…

— Так, и сколько раз тебе пришлось замораживать мою задницу магией, чтобы получить передышку и не дать мне тебя загрызть? — спрашиваю, встревоженный мыслью, что мог доставить своей паре неудобства.

— Трижды, но один раз — чтобы удержать тебя от убийства остальных.

Моргаю.

— Они были здесь?

Она с усмешкой качает головой.

— Между потрахушками ты вдруг забеспокоился, что нужно обо мне позаботиться, и посреди первой ночи пошел за едой и водой. Они ждали снаружи, замышляя твою смерть за то, что ты держишь меня в заложниках — их слова, не мои. Я объяснила, что это была моя идея и что я намеренно их заблокировала. А потом ты унес меня обратно на плече, в стиле пещерного человека.

Моргаю и сажусь, замечая на своем столе небольшую коллекцию протеиновых батончиков, бутылок с водой и прочих случайных закусок.

— Ох, блять. Я ничего из этого не помню. — Потом замолкаю, и до меня доходит смысл ее слов. — Подожди,

первой

ночи?

— Мы здесь два с половиной дня. — Она изучает меня. — Как ты себя чувствуешь?

Если честно, впервые в жизни я разочарован тем, что организм оборотня так быстро исцеляется. Протягиваю руку, чтобы осторожно коснуться запекшейся корочки на месте метки на шее Эвелин.

Хмурюсь, размышляя. А потом ухмыляюсь, осознав простое решение.

Я делаю это впервые, но пытаюсь направить мысль нужному человеку.

Можешь принести мне жидкое серебро?

С какого хрена у меня будет жидкое серебро?

— требует Кристоф телепатически. —

И если я узнаю, что ты трахал нашу хранительницу два дня подряд, не давая ей отдохнуть, я тебя…

Не, не тот.

Блокирую Снежинку и пробую снова.

Ли?

— Что ты делаешь? — спрашивает Эвелин, изогнув бровь. — Ты специально меня блокируешь?

— Не специально, я просто не понимаю, как эта телепатическая хрень должна…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ответ Лироя прерывает меня. Каким-то образом я понимаю, что он говорит только со мной и с Эвелин.

Смотрите, кто наконец решил к нам присоединиться. Ма сангфлуиш, ты там в порядке? Зачем тебе жидкое серебро?

Эвелин хмурится, но потом на ее лице появляется понимание.

Она ухмыляется мне.

Чтобы помочь пометить мою пару.

Ее пара.

Боги, я никогда не устану это слышать.

Лирой ворчит, вероятно, потому что я держал Эвелин при себе два дня. Но через несколько минут я открываю дверь, и он протягивает мне флакон с серебристой жидкостью. Он также вручает мне стопку одежды Эвелин, и я не в первый раз радуюсь, что кто-то в нашем квинтете думает наперед.

Кровавый фейри пытается пройти мимо меня в комнату, но волна яростной, собственнической паники, которую я чувствую, исходит и от меня, и от моего внутреннего дракона. Выставляю руку, останавливая его, и качаю головой.

— Ты серьезно? — усмехается он.

— Попробуй сам пройти через гон, а потом скажешь, насколько я серьезен, — бросаю ему вызов. — Я все еще выхожу из этого состояния, и могу случайно оторвать тебе голову, если моя территориальность снова даст о себе знать.

— Скажи своему дракону-козлу, чтобы смирился, — ворчит он, снова пытаясь проскользнуть мимо.

Отталкиваю его от двери, рыча:

— Мы теперь в гармонии, придурок, так что проваливай к черту.

Если бы проклятие самого Лироя не было снято, он, вероятно, просто напустил бы на меня все свое параноидальное магическое безумие. Так что странно, что он просто сверлит меня взглядом, очевидно, взвешивая угрозу, прежде чем закатить глаза.

— Полагаю, следует сказать

«спасибо»

.

— Спасибо. А теперь проваливай. — Захлопываю дверь у него перед носом и поворачиваюсь к Эвелин, сияя и протягивая флакон.

Она сдерживает улыбку.

— Твои обаяние и манеры резко пошли на убыль с тех пор, как мы встретились.

— Это потому, что меня гораздо меньше заботит, как угодить всяким хренам с горы, и гораздо больше — как угодить

тебе

. Кстати, об этом… — Снова забираюсь на кровать, вновь окружая себя нашими запахами, и протягиваю ей флакон. — Как ты хочешь? Мне встать на колени?

Эвелин ухмыляется и качает головой.

— Оставайся где стоишь.

Мое сердце снова колотится, когда она наклоняется вперед, ее губы скользят по моей шее, прежде чем она облизывает место, которое укусила ранее. Уже одно это ослабляет меня.

Мысль о том, что я до конца жизни буду носить метку от укуса Эвелин на шее, на всеобщее обозрение, делает меня почти диким, и теплое возбуждение снова начинает пульсировать во мне.

Затем она кусает меня снова. Гораздо сильнее, чем в первый раз.

—

Блять

, — шиплю, стиснув зубы, когда Эвелин отстраняется и проливает немного жидкого серебра на свежую метку, прежде чем та успеет зажить.

Дерьмо.

Больно.

Возбуждение официально остыло.

— Адский

огонь

, как жжет, — морщусь, когда она закрывает флакон. Хмурюсь. — Тебе было так же больно, когда я тебя укусил? Потому что я бы не винил тебя, если бы ты пнула меня прямо по драконьим яйцам за такое.

Эвелин смеется, качая головой.

— Было не очень больно.

Ага, может, ей и нет. Увидев, как она отмахнулась от удара ножом из чертова Вечного льда, я решил, что у моей пары адский болевой порог.

Я бы позавидовал, но в основном меня просто бесит, что ей пришлось его развить.

Через мгновение Эвелин ведет меня в ванную, чтобы смыть болезненное вещество. Пялюсь на нас в зеркало. Мы оба помечены, и,

черт

, как же хорошо она выглядит — нагая и покрытая любовными укусами.

Ухмыляюсь, глядя на нее сверху вниз.

— У меня есть твое разрешение использовать слово на букву

«Л»

?

— Никогда.

— Ладно. Тогда мне очень,

очень

понравилось все это… воркование.

Эвелин игриво шлепает меня по плечу, и мы оба заходим под душ, чтобы ополоснуться. Искренне наслаждаюсь, моя свою пару, когда она смотрит на меня снизу вверх.

— Могу я тебя кое о чем попросить?

— Буквально обо всем, что угодно. Скажи мне отрезать крылья, хвост, что угодно, — и все твое.

— А как насчет чешуи? — спрашивает Эвелин, откидывая каскад темных волос назад под струи воды.

— Конечно.

— Так просто? С Лироем ты за это дрался не на жизнь, а на смерть.

— Это потому, что просил

Лирой

, — фыркаю. — Разумеется, я ему ни хрена не дам. — Потом замолкаю, любопытствуя. — Ты просишь чешую для него? Зачем?

Эвелин заставляет меня пообещать, что я не скажу Лирою ни слова, и тихо объясняет, что кровавый фейри пытается разработать для моей семьи. Ему также нужна чешуя для Изумрудного Волшебника, но к тому времени, как она начинает это объяснять, я еще не переварил первую часть.

Лирой пытается помочь моей семье с бесплодием оборотней-драконов?

В смысле, этот придурок, вероятно, просто хочет убедиться, что редкая драконья чешуя не исчезнет совсем, когда нас всех перебьют… но все же.

Ну и размазня, твою мать.

Медленно киваю, когда Эвелин заканчивает.

— Ладно. Как насчет такого? Ты можешь получить всю чешую, которая нужна твоему остроухому зануде, если согласишься как-нибудь со мной полетать. По рукам?

Ее глаза загораются.

— Верхом на твоей спине?

— Определенно на спине, поскольку верхом на мне спереди ты можешь быть, только когда я человек, Бу.

Эвелин смеется, пока мы заканчиваем мыться и начинаем одеваться, чтобы наконец выйти из восхитительно пахнущего сексом логова, в котором я был блаженно счастлив последние пару дней.

Натягивая рубашку, замечаю, что Эвелин снова изучает фотографии на моих стенах.

— Что заставило тебя бросить?

— А?

— Ты сказал, что

раньше

увлекался фотографией, — указывает она.

А, это.

Пожимаю плечами, наблюдая, как она заканчивает одеваться в одежду, принесенную Лироем.

— Это было просто хобби. У наследий нет карьерных перспектив в такой херне, как фотография, — и кроме того, все драконы обязаны сражаться на передовой у Раздела.

— Я не знала, — хмурится она. — Это кажется…

— Несправедливо? Раньше я всегда так думал, но потом понял: логично, что они хотят, чтобы там постоянно были самые большие, сильные и лучшие наследия, — нахально ухмыляюсь, заметая свои старые мечты под ковер и пытаясь подбодрить свою пару.

Не думаю, что она купилась на мою игру.

Эвелин слишком проницательна.

Как только мы оба одеваемся, я тянусь к дверной ручке.

И замираю.

Ох, дерьмо.

Что такое?

— спрашивает она телепатически.

Морщусь.

— В этом доме полно оборотней с чутким слухом. В смысле, мне обычно похер, кто что слышит, но когда это моя семья…

— Я наложила на комнату звуконепроницаемые чары.

— О, слава ёбаным богам, — выдыхаю.

— Или просто поблагодари

меня

. И все же, твоя семья не глупа. Они знают, чем мы тут занимались.

Эвелин ухмыляется моему стону и выскальзывает из комнаты.

Глава 35. Драксар

Едва мы ступаем в коридор, как Кристоф заключает Эвелин в объятия. Он с облегчением выдыхает, но тут же отшатывается и хмурится, глядя на все еще заживающую метку пары на ее шее, не говоря уже о других засосах, которые я оставил.

Он приподнимает край ее футболки, не обращая внимания на то, как Эвелин закатывает глаза, и осматривает ее тело.

Взгляд, которым он одаривает меня, пробирает до костей.

— Я знаю, что в глубине души ты зверь, но зачем нужно было так ее, черт возьми, кусать?

— Как будто

ты

против укусов, — дразнит его Эвелин.

Кристоф густо краснеет, а я вскидываю брови.

— Так, стоп, мать вашу… у Снежинки есть свои тайные пристрастия?

— Заткнись, ящер. Лирой, исцели этот чертов укус на ее шее.

Эвелин поднимает руку, останавливая кровавого фейри.

— Я хочу, чтобы остался шрам. Как еще другие оборотни узнают, что нужно держать лапы подальше от того, что принадлежит мне?

Боги, я обожаю, когда она проявляет свою собственническую натуру.

Я сияю, глядя на нее, и очень горжусь, когда остальные наконец замечают рану и на моей шее.

— Не волнуйся, детка. Они поймут, что я твой.

Кристоф вздыхает.

— Никогда, блядь, не пойму этого желания оборотней шрамировать своих пар.

— Это потому, что элементали — святоши-слабаки, — заявляю, все еще на седьмом небе от счастья после двух дней в раю с моей парой.

Но наша хранительница хмурится, оглядываясь, словно ищет что-то, чего мы не видим.

— Где Грэйв?

— Его метки светились, так что, полагаю, его исчезновение связано с Эфирионом, — говорит Лирой, оттесняя Кристофа в сторону, чтобы поцеловать Эвелин в висок и осторожно проверить, как заживает ее шея. — Тебе нужно поесть нормальной еды. Брин готовит…

— Я слышала! — доносится голос моей матери из дальней кухни. — Даже если мы теперь семья, для тебя я — командир Децимано или мама Драксара.

Смеюсь и веду их на кухню, наполненную сладким ароматом, где мой отец-заклинатель Иван вместе с Орином за столом аккуратно украшают кексы. Мама помогает Артуру замешивать то, что похоже на тесто для брауни.

Никогда не перестану находить забавным вид этой невысокой женщины-командира рядом с моим отцом, который одного роста со мной.

Как только мама замечает меня, она понимающе изгибает бровь и манит меня за собой. Следую за ней из кухни по коридору в одну из гостевых ванных. Она достает из аптечки три упаковки подавителей гона усиленного действия и сует мне в руку, качая головой.

— Ради богов, в следующий раз используй это. Твоя бедная пара, — шипит она достаточно тихо, чтобы я знал: из кухни ее может услышать только Артур.

— О, боги. — Пытаюсь впихнуть упаковки ей обратно. — Слушай, это просто неудачное стечение обстоятельств.

— Неудачное стечение обстоятельств? Нет, это называется отсутствием простого, мать его, здравого смысла. Нельзя просто так сваливать такое на кого-то,

особенно

не на оборотня! Если бы Артур застал меня врасплох до того, как мы связались, я бы сама швырнула его задницу в Раздел, — фыркает она. — Я удивлена, что твоя пара не вышвырнула тебя и…

Она обрывает фразу, ее глаза расширяются, когда она впервые замечает мою шею.

— О. Боги.

Не могу сдержать восторженную улыбку, прорывающуюся на моем лице.

— Да. Это официально.

Могу поклясться, на секунду глаз матери увлажнился, но она тут же шмыгнула носом, возвращая себе непроницаемый вид.

— Жидкое серебро? Жестоко, но в то же время как-то… трогательно.

— Жестокая трогательность — это конек Эвелин, — ухмыляюсь я.

Мама хмыкает, а затем становится серьезной, изучая меня.

— Ты кажешься… другим. Что-то изменилось в твоем драконе. Мой внутренний дракон заметил это сразу.

Пожимаю плечами.

— Просто хороший день.

Она мычит. Я знаю, что она не верит, но быстро переходит к делу.

— Вы двое пропустили Новый год с семьей. Остальные члены твоего квинтета, конечно, были желанными гостями, и все прошло хорошо, но тебе придется извиниться перед Райли. Она рыдала, что

ниндзя-пары дяди Драксара

не было рядом.

— Сожалею, что пропустил.

Она закатывает глаз.

— Нет, не жалеешь.

Ухмыляюсь.

— Ты права. Совсем не жалею.

— Не выгляди таким самодовольным. Ты также пропустил кучу ублюдков, пытавшихся проникнуть на нашу территорию.

Моя улыбка меркнет.

— Дерьмо.

— Да, дерьмо. Они почти прорвались через обереги, пока Рори не обрушил на них огонь. Этот щенок Дуглас был там и настаивал, что просто хочет поговорить с

оружием

. Я сказала ему идти жрать дерьмо, — надменно добавляет она. — До сих пор не могу поверить, что он был настолько глуп, чтобы попытаться вторгнуться на

нашу

территорию. Хотя признаю… Рори пришлось нелегко.

Улавливаю тихие шаги Эвелин и оборачиваюсь, когда она входит в коридор с ванной. Она смотрит на мою маму, нахмурившись, очевидно, услышав последнюю часть.

— Дайте угадаю. Охотники за головами.

Моя мама кивает.

Губы Эвелин сжимаются.

— Мне жаль, что я привела их сюда. Сомневаюсь, что они сдались, так что нам скоро нужно будет уходить.

Моя мама начинает возражать, но Эвелин быстро добавляет:

— В любом случае, у нас есть еще одна метка, к которой нужно добраться.

Командир вздыхает.

— Хорошо. Как я уже говорила, все мои дети норовят вылететь из гнезда раньше, чем я к этому готова. Но прежде чем вы уйдете… помнишь, я хотела тебе кое-что показать той ночью? Я бы все еще хочу это сделать.

— Веди.

Мы с Эвелин следуем за моей матерью мимо кухни к тому, что моя семья в шутку всегда называла Штабом, а на самом деле это был кабинет командира. Лирой и Кристоф быстро присоединяются к нам. Мы входим в просторную комнату, большую часть которой занимает огромный стол с нарисованной на нем картой мира.

Только сейчас он еще и усыпан целой хреновой тучей маленьких фишек, похожих на игровые, и рисунками, сделанными стираемым маркером.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Хмурюсь, увидев на карте скопление из пяти белых фишек на землях моих родителей. Одна из них помечена как «

оружие

».

— Это мы? — спрашиваю я.

Моя мама кивает и собирается сказать что-то еще, но Грэйв появляется из ниоткуда и тут же, прогнув Эвелин в спине, целует ее так глубоко, словно только что вернулся с войны.

Хотя, полагаю, с его проклятием, может, так оно и было. На его ботинках брызги крови, не говоря уже о кровавом разрыве на штанине в районе икры. Его метки слабо светятся.

«Вот и моя девочка»

, — телепатически произносит он, ухмыляясь, когда они выпрямляются.

Он бросает на меня раздраженный взгляд, его фиолетовые глаза мечутся между одинаковыми заживающими метками пары на моей и Эвелин шеях, прежде чем он снова обращается ко мне через связь.

«Последние пару дней я обдумывал множество способов применения драконьей кожи. Но поскольку я, возможно, немного свел твоего дракона с ума в Эфирионе, будем считать, что мы в расчете».

«Спасибо, дружище»

, — дразню я.

Он закатывает глаза.

«Потом сплетем браслеты дружбы, а сразу после — построим с Эвелин Эйфелеву башню».

Эйфелеву?.. А — понял.

«Я — за, если она не против»

, — ухмыляюсь я.

Эвелин явно не понимает, о чем мы говорим, что напоминает мне о пробелах в ее знаниях о мире смертных. Велика вероятность, что она никогда не слышала об Эйфелевой башне.

«Бестия, это когда мы по обе стороны от тебя и…»

— начинаю объяснять телепатически.

— О, боги. Драксар Финбар Децимано, почему ты мне об этом не рассказал? — требует моя мама, глядя то на одного, то на другого… потому что мы, очевидно, вели совершенно безмолвный, телепатический разговор.

Упс.

— Я знала, что твой дракон изменился — это потому, что твое проклятие исчезло. Вы связаны? — требует она, с восхищением глядя на Эвелин. — Как это возможно?

— Потому что мы, черт возьми, идеально подходим друг другу, — уверенно говорю я в тот же самый момент, когда Эвелин бормочет: «Потому что боги играют в игры».

Игры? О чем она говорит?

У моей мамы явно есть вопросы, но когда Эвелин меняет тему, указывая на темный маркер на доске и спрашивая, представляет ли он Пустошь, командир сосредотачивается.

— Да. Как видите, с момента смерти Маркоса она неуклонно росла, охватывая все большую территорию. Правительство людей сейчас в полном кризисе, их военные в режиме ожидания за этими отметками, — она указывает на несколько точек на карте, а затем жестом на несколько других зеленых маркеров на западном побережье. — Это города, где доступна экстренная помощь для эвакуирующихся с восточного побережья.

Мы все изучаем карту. Лирой склоняет голову, указывая на край ледников.

— Вы отметили Святилище.

— После резни охотников за головами там, это стало громкой новостью, — вздыхает она. — Трудно держать такое место в секрете при таком уровне ресурсов, отправленных Советом Наследий. — Затем она смотрит на Эвелин, указывая на скопления оранжевых и синих маркеров соответственно. — Это Движение Возвращенцев. Это Движение Реформистов.

Моргаю, осознавая, что она говорит.

— Вот дерьмо. Все маленькие синие Реформисты все еще на восточном побережье. Почему они не эвакуировались?

— Они ждут решения.

Моего

решения, основанного на том, что Эвелин скажет мне, что ей нужно.

Так, стоп, мать вашу. Я вытаращиваюсь на маму.

— Ты — Реформист?

— Драксар, милый, я люблю тебя, но как ты не сложил дважды два? — Она качает головой. — Ты видел мои стычки с правительством наследий. Ты знаешь, насколько прогнила система и насколько все стало коррумпированным. Конечно, я хочу найти что-то лучшее — и я думаю, что твоя невероятная пара — это врата к переменам, которых мы так долго ждали.

Мы все смотрим на Эвелин, но она изучает карту проницательным взглядом. Я практически вижу, как в ее хорошенькой головке крутятся планы. Она указывает на синие маркеры на Земле плоских рек.

— Это скопление. Это Бейрды?

Моя мама кивает.

— На карте гораздо больше синего, чем я ожидала. Откуда столько Реформистов? — спрашивает Эвелин.

— С ростом политической напряженности наследия массово присоединяются к движению, но и многие люди тоже. Они чувствуют, что грядет что-то большое, особенно потому, что циркулируют два крупных слуха. Один слух — что Пустошь вот-вот вырвется в мир смертных. Другой — что люди из Пустоши вот-вот наконец-то сбегут. Так… какой из них мне им передать?

Эвелин встречается взглядом с моей мамой, размышляя.

— Вы показываете мне это, чтобы выразить… свою поддержку.

Моя мама улыбается.

— Не только мою. Огромную поддержку от самых неожиданных людей, если она тебе понадобится.

— Я думала, все боятся

оружия

. Судя по тому, что мне говорили, я давно фигурирую в пророчествах. Я должна принести конец времен и много смерти и страданий.

Командир пожимает плечом.

— Пророчества изменчивы. Они меняются и их даже можно избежать. Мы все думали, что

оружие

будет каким-то безликим, неописуемым злом, распространяющим чуму и разрушения повсюду. А вместо этого — это

ты

. Похищенная девочка, которую я разыскивала пятнадцать лет назад, выжившая в аду и пришедшая сюда с крайне веской причиной. Я знаю, у тебя есть план. Я также знаю, что Пустошь стала дико нестабильной. Многие люди в ужасе…

— И правильно делают, — тихо заявляет Эвелин, глядя на Пустошь на карте. — Провал моего плана приведет ко всем ужасам из пророчеств. Именно поэтому я не провалюсь.

Она расправляет плечи и снова смотрит на мою маму.

— Есть ли среди Реформистов способные бойцы, которые могут быстро мобилизоваться для боя?

— Да.

— Насколько быстро?

Моя мама склоняет голову набок.

— Учитывая всех заклинателей, способных к перемещению, я бы поставила на то, что они могут собраться в течение часа, если пункт назначения находится где-то вдоль Раздела.

— Хорошо. Если они нам понадобятся, Драксар тебе позвонит. Все остальные Реформисты, не способные сражаться с теневыми демонами, должны отступить на запад со всеми остальными.

Моя мать улыбается.

— Рада это слышать. Это начало чего-то нового. Даже если будет грязно, я верю, что оно того стоит — и давно пора что-то менять. Я видела слишком много ужасов на Разделе, чтобы думать, что этот бесконечный цикл, в котором наследия живут и умирают молодыми, мог быть идеальным планом богов.

Эвелин что-то бормочет себе под нос про богов, а затем замолкает.

— Вы сказали, что искали информацию обо мне.

— Да.

— Были ли какие-либо записи о том, что меня при рождении избрали святой?

Ох, черт. Неужели она думает, что теория Кристофа может быть верной?

Если подумать, может, он

и

прав. В смысле, она пырнула чертова призрака костью, и это причинило твари боль, даже без благословения. Я не могу придумать другого объяснения.

Это серьезный вопрос, и мы все смотрим на командира.

Моя мама хмурится, морщины собираются вокруг ремешка ее повязки на глазу.

— Возможно, такие записи существуют, но у меня нет доступа к храмовым данным. Не говоря уже о том, что живые святые плохо документированы. Почему ты спрашиваешь?

Эвелин теребит свои перчатки, сдувая темную прядь волос с лица.

— Просто так. Из любопытства, можем ли мы рассчитывать на помощь кого-либо из святых? Есть большая вероятность, что еще больше призраков вырвется на свободу, как только Раздел достаточно ослабнет, а с ними могут справиться только заклинатели, владеющие святой магией.

Если они хоть немного похожи на того ублюдка Таддеуса, это ужасающая мысль, от которой я морщусь.

Моя мать кривится.

— Сомневаюсь. Святых удручающе трудно отследить — они славятся тем, что помогают, не требуя признания, и, как правило, полностью исчезают с радаров любых правительственных структур, чтобы выполнять свои божественные миссии, пока сами не решат появиться. К тому же они пацифисты и не захотят вступать в бой. И не помогает то, что любая святая магия не отслеживается, даже для кого-то вроде Дугласа.

«Возможно, это объясняет, как наша подруга-пророчица проскользнула мимо магических оберегов Лироя после Первого Испытания»

, — размышляет Грэйв телепатически.

Лирой хмурится.

«То, что чья-то магия не отслеживается, не означает, что они сами неуловимы. Мои обереги остановили бы обычную пророчицу. До сих пор не понимаю, как она смогла попасть в нашу квартиру».

«Может, твоя магия просто не так впечатляет, как ты думаешь»

, — дразню я.

«Или, может, Эвелин права»

, — передает Кристоф через связь, хмуро глядя на карту и раз за разом поправляя рукав.

«Может, некоторые вещи, которые с нами произошли, связаны с волей богов».

«Эти назойливые ублюдки»

, — ворчит Эвелин телепатически.

«Подснежник»

, — стонет он.

«Знаешь что? Может, они и играют с нами только потому, что ты так много богохульствуешь».

Эвелин игнорирует его, пока моя мама заставляет меня пообещать, что я буду на связи — потому что, по словам Эвелин, все дерьмо, которое вот-вот случится, случится очень, очень, скоро.

Эвелин и моя мама продолжают разговаривать, а Грэйв начинает возвращать на место несколько фишек, которые он стащил с доски, пока никто не смотрел. Он также возвращает пакеты с подавителями, которые, видимо, вытащил из моего заднего кармана от скуки во время этой маленькой встречи.

Чертов карманник.

«Либо используй их, либо в следующий раз пригласи меня хотя бы посмотреть»

, — передает он только мне.

Я собираюсь сказать ему, что он, блядь, никогда не увидит меня в состоянии гона с моей парой, но замолкаю. Учитывая, насколько я был не в себе, было бы, честно говоря, странно успокаивающе знать, что он рядом, если бы Эвелин

действительно

пришлось погрузить меня в стазис.

«Может быть»

, — отвечаю телепатически.

Эвелин заканчивает разговор с моей мамой и объявляет, что мы сделаем все необходимые приготовления и сегодня ночью отправимся в Город-порт за ее последней «меткой».

То есть, за Надин, мать ее, Мальвенто.

Глава 36. Кристоф

Не могу сказать, что многочасовое ожидание в машине меня тяготит. Не тогда, когда Эвелин сидит на пассажирском сиденье рядом, облаченная в этот облегающий черный топ, перчатки и темные леггинсы. У ее ног лежит куртка, но я намеренно поддерживаю в салоне тепло. Все ради этого вида. Ради этого тихого, постыдного греха — созерцать ее.

Еще не рассвело. Мы сидим во внедорожнике без опознавательных знаков, припаркованном на улице, чуть поодаль от роскошного убежища, где, по мнению Эвелин, скрывается Надин. Она сделала такой вывод на основе подробного письма Амары Зулани.

Город-порт практически вымер. Все здания на этих исторических улицах погружены во тьму. На первый взгляд, пустота кажется естественной для предрассветного часа, но что-то здесь не так — ни одна машина не оставлена на ночную парковку. Обычно в это время смертные уже встают, спеша на работу, чтобы миновать городские пробки. Но дороги пусты. Атмосфера эвакуации, а не сна.

Легкие снежинки оседают на оттаивающем лобовом стекле, их танец безмолвен. На заднем сиденье тихо переговариваются Лирой и Драксар. Грэйва не видно, — он, вероятно, слоняется где-то поблизости, если только не занят пожиранием снов тех глупцов, что проигнорировали приказ об эвакуации и остались в Городе-порте.

«Изумрудный Волшебник упомянул, что много лет назад ты покупал у него кое-что для эмпата»

, — доносится до меня мысленный голос Эвелин по нашей связи. Только для меня.

Напрягаюсь. Кончики пальцев мгновенно холодеют — предательский признак стресса. Что еще этот старый чудак ей рассказал? Если он упомянул ту историю с Лироем…

«Это было для твоей сестры, верно?»

— она бросает на меня взгляд. Всегда такая проницательная. Я лишь киваю, не в силах произнести и слова.

«Редкий дар»

, — замечает она.

Кривлюсь.

«Не уверен, что она назвала бы это даром».

«Ты, кажется, очень ее оберегаешь».

Ее слова — не вопрос, а констатация. И я, к собственному удивлению, не пытаюсь это скрыть.

«Да»

, — признаю, и это простое слово дается мне с трудом, словно я откалываю его от ледяной глыбы в своей груди.

«В детстве ей пришлось нелегко. Гораздо тяжелее, чем мне. Будучи эмпатом, она постоянно ощущала чужие эмоции, даже младенцем. Эмпаты склонны к перегрузкам, к тяжелейшим паническим атакам. Большинство в сообществе наследий это понимает, и уже много лет ведется работа по искоренению клейма, будто эмпаты — слабаки. Но до моих родителей эти вести так и не дошли. Они наказывали ее всякий раз, когда она не справлялась с тем, что чувствовала от других, а в том доме этого было непомерно много. Так что, как только у меня появилась возможность вмешаться, я это сделал».

Эвелин изучает меня, ее взгляд смягчается.

«Ты постоянно твердишь, что недостоин меня. Это чушь. Все наоборот».

Ее слова — удар под дых. Тепло, которого я так жажду и так боюсь, разливается в груди, но я тут же гашу его привычным холодом самобичевания. Легче верить в собственную порочность, чем в ее благодать.

Я уже собираюсь возразить, но тут на заднем сиденье между Драксаром и Лироем внезапно материализуется Грэйв, заставив обоих удивленно выругаться. Инкуб наклоняется вперед, просовывая голову между мной и Эвелин. Его пирсинг поблескивает в тусклом свете приборной панели.

«Мне до одури скучно».

«Слежка редко бывает захватывающей»

, — ворчу я.

«Да, если не считать того, что с нами самая сексуальная женщина из ныне живущих».

«Не живущая»

, — поправляет Эвелин, не отрывая взгляда от лобового стекла, хотя в убежище ничего не происходит.

«Но у тебя есть аура, как у всего живого».

«Зато нет гребаного сердцебиения, как у всего мертвого».

Он ухмыляется.

«Что ж, хорошо — самый сексуальный ревенант в мире».

«Я единственная, так что сходится»

, — пожимает она плечами.

«Лирой, кто-нибудь задел невидимые обереги, что ты установил по периметру?»

«Пока нет, ма сангфлуиш».

В кармане вибрирует телефон. Достаю его и вижу очередное сообщение от Иэна. Щурюсь, чтобы прочесть без очков.

Все на месте.

Печатаю ответ.

Даже транспорт?

Ага. Никто ничего не заметил. Дальше все пройдет гладко как по маслу. Можешь не благодарить лучшего в своем деле. Счет вышлю. Кстати, один из твоих полярных псов нагадил мне на ковер, так что за это я тоже выставлю счет.

Закатываю глаза и убираю телефон, снова включаясь в разговор и понимая, что Драксар теперь спорит с Грэйвом о каком-то давнем дне рождения.

«…а тебе было двенадцать, значит, ты на семь лет старше меня, и тебе сейчас двадцать восемь. Если то, что ты говорил о других стюардах Эфириона, которые в тридцать лет отправляются на покой, правда, то у тебя осталось года два…»

«Я соврал, что мне двенадцать»,

— лениво тянет Грэйв.

«Какого черта? Почему?»

«Ты был мелким пятилетним дислексиком, который уверенно заявил мне, что пить разрешено с „один-два“ лет. Ты застал меня за опустошением родительского тайника с выпивкой, так что я просто подыграл и сказал, что мне столько же. Никто из вас больше не спрашивал, а мне, очевидно, было и остается на это плевать».

Лирой хмурится.

«Так ты не самый старший?»

«Кристоф самый старший»

, — вставляет Эвелин.

Драксар хмурится.

«Какого хрена ты узнала это раньше нас?»

«Я же говорила, Зои пробила вас четверых в сети. Очевидно, ее таланты сыщика надежнее, чем ваша способность за почти два десятилетия хоть раз поговорить без споров».

«Черт

, — качает головой Драксар. —

Я бы поклялся именем своей семьи, что Грэйв на семь лет старше нас».

Наша хранительница морщится.

«Нас? Тебе двадцать один».

«Ага, как и тебе».

Она качает головой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он хмурится.

«Двадцать два?»

«Двадцать три. Исполнилось два дня назад»

, — поправляет она.

Что?

Мы все одновременно поворачиваемся и устремляем на нее негодующие взгляды.

«Ты хочешь сказать, что мы пропустили твой день рождения, а ты, блядь, решила нам не говорить?»

— требует Лирой.

Эвелин обводит взглядом наши разъяренные лица и медленно разглаживает перчатки. Жест полон спокойствия, которое кажется почти оскорбительным.

«Нет?»

— пробует она, словно это может оказаться правильным ответом.

Боги проклятые.

«Мы могли бы отпраздновать с тобой

, — сетую я, и в моем голосе звучит больше горечи, чем я хотел бы показать. —

Почему ты не сказала?

»

«Я забыла

, — пожимает она плечами. —

К тому же, дни рождения — это празднование еще одного года жизни, что ко мне неприменимо. Я слежу за возрастом только потому, что Виола придавала этому большое значение. Она хотела, чтобы я чувствовала себя как можно более человечной, и каждый год в один и тот же день непременно пела для меня».

Она замолкает, и ее лицо приобретает тоскливое выражение.

«Я… скучаю по ее голосу»

.

Мы замолкаем, и тишину нарушает вздох Драксара.

«Что ж, мне не терпится познакомиться с этой Виолой, но отныне мы, блядь, будем праздновать твой день рождения, поняла? Более того, как только вся эта херня закончится и смертные будут в безопасности, я устрою вечеринку, чтобы мы могли завалить тебя подарками до чертиков».

Принц Кошмаров снова наклоняется вперед, чтобы хищно ухмыльнуться Эвелин.

«Но на сегодня, я полагаю, на повестке дня двадцать три оргазма в честь дня рождения».

Она давится воздухом.

«Двадцать три? Черта с два. Это даже невоз…»

Лирой напрягается, и вокруг его почерневших кончиков пальцев вспыхивает алая магия.

«Кто-то только что пересек южный периметр и задел оберег».

Мы мгновенно приходим в боевую готовность, следуя плану Эвелин. Грэйв исчезает. Драксар выходит из машины и неспешно направляется к дому, который был нашей целью. Глушу двигатель и следую за ним, пока Эвелин и Лирой отделяются, чтобы попытаться деактивировать обереги у входа в подвал.

У всех нас есть амулеты, созданные Лироем, чтобы Надин не могла проникнуть в наши мысли. Он утверждает, что они будут действовать в течение двух часов, прежде чем магия иссякнет. После этого Надин сможет ощутить наше присутствие по одним лишь мыслям.

Когда мы с Драксаром подходим к фасаду дома, Лирой сообщает по нашей связи:

«Мы в подвале».

«Отлично. Посмотрим, прав ли был наш Ангел Смерти насчет того, что эта сучка наняла кучу огненных элементалей»

, — весело отзывается Драксар.

Этот самодовольный оборотень пребывает в крайне хорошем настроении с тех пор, как наконец-то связал себя узами с Эвелин. И на сей раз я его понимаю. Обрести с ней связь — это как впервые после вечной зимы увидеть солнце. Опасно, ослепительно, но дарует надежду.

Отступаю и наблюдаю, как Драксар вышибает ногой входную дверь и врывается внутрь. Его немедленно охватывает пламя, взрывом выбивая окна на первом этаже. По тихим улицам разносится вой сигнализации. Краем глаза замечаю, как Драксар ломает позвоночник огненному элементалю. Его одежда сгорела, но, разумеется, огнеупорный зверь невредим.

Некогда роскошный дом начинает утопать в дыму. Делаю глубокий вдох, концентрируясь, и направляю в здание мощную волну снега. Лед и пламя встречаются с громким шипением, и я гашу худшую часть пожара, чувствуя, как привычный холод растекается от моих ладоней.

«Наверху никого»

, — докладывает Грэйв. —

«Ну, никого живого. Похоже, Надин высасывала жизнь из всех смертных, что ей попадались».

«Ты внутри?»

— хмурюсь. —

«Почему у них не установлены обереги от кошмаров?»

«Вот это вопрос, правда? Боги всемогущие, эта сигнализация раздражает».

Драксар расправляется с последним элементалем, и я вхожу в разрушенный дом.

«Лирой, Бу? Есть новости?»

— мысленно проверяет дракон.

Тишина длится достаточно долго, чтобы я начал беспокоиться, но затем отвечает Эвелин, и в ее голосе звучит тревога:

«Нашей цели здесь нет. Отступаем».

Блин. Я тут же разворачиваюсь к лестнице, ведущей в подвал, где они должны быть, но Драксар меня останавливает.

«Она сказала отступать. Пошли».

«Но…»

«Убирайтесь отсюда, мать вашу»

, — повторяет Эвелин. —

«Она расставила ловушки. Здесь пусто, если не считать проклятия-растяжки, которое мы только что активировали».

«Что это, черт возьми, такое?»

— требую я.

Драксар и я покидаем задымленное здание, отступая на дорогу, выжидая и наблюдая. Ревущая сигнализация резко обрывается — скорее всего, любезность нашего инкуба.

«Представь себе мину. Только если один из нас сделает неверный шаг, не обезвредив ее с предельной осторожностью, проклятие нас расчленит»

, — раздается напряженный голос Лироя. —

«Разрушительная магия Эвелин его только активирует».

Блин. Это один из способов, которым Эвелин можно убить навсегда. Очевидно, Надин знала об этом и все спланировала.

Стискиваю зубы, пока Драксар мерит шагами дорогу, яростно ругаясь и проводя рукой по волосам.

На одно мгновение меня охватывает гнев — и в тот же миг раздается выстрел, а пуля впивается мне в живот. Хватаюсь за хлынувшую кровью рану и отшатываюсь назад под аккомпанемент новых выстрелов. Драксар валит меня на землю, катится и тащит за собой, пока мы не оказываемся в узком проулке между зданиями, где уже намело сугроб. Сюда пули не долетают.

«Дерьмо»

, — шиплю, замораживая рану, чтобы остановить кровотечение. От пули расходится обжигающий жар, медленно перерастая в боль, пока мое тело осознает последствия удара.

Это очень больно. Как Эвелин умудрилась стерпеть пули охотников за головами, будто это был пустяк?

«Здесь засада»

, — предупреждаю остальных.

«Сиди здесь, Снежинка»

, — бросает Драксар и выбегает обратно на улицу, которая теперь наполнилась грохотом выстрелов и криками.

Этот проклятый оборотень убьется.

По крайней мере, я так думаю, пока не слышу безошибочный, оглушительный рев дракона Драксара. Морщусь от звона в ушах. Все сони, оставшиеся в Городе-порте, теперь точно проснулись, если их барабанные перепонки, к черту, не лопнули.

Поднявшись на ноги, прислоняюсь к кирпичной стене проулка и с отвращением вытираю окровавленную руку о безнадежно испорченное пальто.

«Грэйв? Видишь, что происходит?»

— проверяю я.

«Все прихвостни, что были в Академии, здесь, на вечеринке. Похоже, у них на подходе еще и Пустотник. Бессмертной кровохлебающей суки по-прежнему не видать».

Проклятье.

Все знают о Пустотниках. Они редки и не принадлежат ни к одному из Домов. Они поглощают магию, их присутствие сводит на нет любые чары — а значит, амулеты Лироя станут бесполезны, как только Пустотник подойдет достаточно близко.

«Эвелин?»

— настойчиво спрашиваю, выглядывая из-за угла как раз вовремя, чтобы увидеть, как огромный золотой зверь Драксара в тусклом свете зари наступает на группу кричащих наследий.

«Лирой почти закончил»

, — наконец отвечает она.

Слышу шелест ткани позади себя, оборачиваюсь и вонзаю ледяную саблю в грудь сирены с ножом. Он падает. Создаю новый клинок и выскальзываю из проулка, все еще прижимая руку к животу, где под успокаивающим слоем инея горит пуля.

К счастью для меня, Драксар — очень хороший союзник, теперь, когда он и его дракон не перетягивают канат, борясь за контроль над его разумом. Он рычит, изгибает шею и перекусывает оборотня-леопарда пополам, отбрасывая вторую половину в троицу заклинателей, что швыряют в него заклятия.

Несколько заклинаний отскакивают от его золотой чешуи, но вызванное магическое оружие впивается Драксару под крыло. Он шипит и открывает пасть. Его длинная шея изнутри вспыхивает расплавленным королевско-синим светом — он готовится испепелить их.

Но мы здесь не для того, чтобы сжечь Город-порт. Вскидываю руку и посылаю волну ледяных шипов в заклинателей прежде, чем они успевают меня заметить, оставляя их пронзенными высоко над землей, а затем поворачиваюсь, чтобы заморозить следующего.

И еще одного.

Угрозы не иссякают. Наследия высыпают из огромных фургонов, которые с визгом тормозят на улице. Другие появляются в ярких вспышках магии перемещения, третьи бегут невесть откуда, вооруженные до зубов для этой очевидной засады.

Понимаю, что Грэйв тоже участвует в битве, только когда поворачиваюсь, чтобы защититься от двух вампиров, и вижу, что они впиваются друг другу в плоть, шипя и хохоча, словно убийство товарища — самое веселое занятие в их жизни, а из ушей у них начинает сочиться кровь.

Некоторые другие наследия тоже обращаются друг против друга, но, оглядевшись, осознаю, насколько мы теперь в меньшинстве.

Эвелин была права. Надин подготовилась. Все эти хорошо обученные наследия ждали в засаде — и теперь к битве присоединяются охотники за головами со своими адскими гончими на изготовке.

Вскидываю руки, воздвигая ледяной щит против шквала пуль, а затем посылаю еще одну сплошную волну льда, замораживая ближайшую сирену как раз в тот момент, когда она начинает петь. Драксар рычит на очередную атаку и проносится хвостом по растущему морю врагов. Грэйв продолжает сеять маниакальный, смертоносный хаос в толпе.

Но все равно кажется, что нам повезет, если мы выберемся отсюда со всеми конечностями.

Среди вспышек магии, рычания оборотней, оглушительных выстрелов и воя адских гончих по улице, превратившейся в поле битвы, проносится темный холод. Напрягаюсь, но тут же вижу Эвелин. Она выходит из разрушенного, дымящегося дома с кинжалами в обеих руках, ее волосы собраны, и она выглядит точь-в-точь такой же смертоносной, как на том фото в новостях.

Особенно потому, что она ухмыляется. Так, словно и впрямь наткнулась на вечеринку, а не на масштабное нападение.

—

Оружие

! — кричит вампир неподалеку. — Взя…

Один из ее кинжалов вонзается ему в горло. Морщусь, когда его голова откидывается назад под неестественным углом.

Как только они понимают, что моя хранительница здесь, все силы нацеливаются на нее. Она отражает несколько магических разрядов, уворачивается от оборотня, вырывает сердце элементаля и убивает адскую гончую за считанные секунды.

Невозможно не смотреть, как женщина, которой принадлежат мое сердце и душа, вступает в эту бойню, словно хозяйка этого проклятого места. То, как она движется со смертоносной грацией, как убивает — естественно, словно дышит, — одновременно завораживает и, мать вашу, ужасает.

А может, самое ужасное — это ее улыбка… вот только мне до странности нравится смотреть, как Эвелин наслаждается собой. В этом есть что-то глубоко порочное и притягательное.

— Луминея, благослови мою прекрасную безумицу, — выдыхаю, и это звучит как молитва.

Глава 37. Кристоф

"Справа от тебя"

, – вовремя предупреждает Лирой через нашу связь, и я успеваю развернуться, чтобы обратить в лед адскую гончую.

Бой продолжается, но с появлением Эвелин и Лироя чаша весов начинает склоняться в нашу пользу. Так было, пока я не услышал, как Лирой выругался где-то рядом, его голос потонул в грохоте сражения.

Некромантическое заклинание, которое он сплетал, рассыпается искрами, когда он пытается увернуться от оборотня-койота. Когти зверя все же успевают оставить неглубокие борозды на его груди. Он отшатывается назад, откатываясь от оборотня, и в следующий миг я пронзаю тварь своей ледяной саблей и отшвыриваю в сторону.

– Два вида магии, и все равно бесполезен, – выдыхаю, ощущая, как иней ползет по моим пальцам от напряжения. Он сверкает на меня рубиновым огнем глаз.

– Только вблизи Пустотника.

Блин. Я почти забыл о нем.

Помогаю ему подняться, и мы оборачиваемся, чтобы увидеть, как на улицу выходит высокий, худой мужчина с абсолютно белыми, лишенными зрачков глазами. Вся магия умирает в радиусе нескольких метров от него. Он приближается к тому месту, где Эвелин с мрачным восторгом истребляет наших врагов, осыпая их трескучими взрывами темной магии. Но прежде чем мы успеваем предупредить нашу хранительницу, Грэйв материализуется из Эфириона прямо за спиной Пустотника и сворачивает ему шею.

Что ж. Эта проблема решилась на удивление просто.

Вот только в следующий миг голос Грэйва набатно звучит в нашей связи.

«Наш прекрасный берсерк вышел поиграть»

.

Стоило ему сказать это, и я тоже замечаю. То, как Эвелин прорывается сквозь редеющие ряды врагов, изменилось. Ее движения все так же жестоки, но в них больше нет былой выверенности и точности. Она по-прежнему проносится сквозь наследия и адских гончих, словно сама смерть, только теперь в ней нет ничего, кроме дикой, первобытной ярости. Она бросается на каждую новую угрозу с безумной, захватывающей дух жаждой крови, что сквозит в каждом ее жесте.

Эвелин слишком глубоко в своем безумии, чтобы заметить, как две пули входят в ее тело.

Или как адская гончая смыкает челюсти на ее бедре, разрывая плоть.

«Проклятье»,

– ругается Драксар через нашу связь.

«Она же убьет себя»

.

Дракон Драксара одним взмахом огромного когтя разрубает адскую гончую, вцепившуюся в нашу хранительницу. Хвост дракона обвивает берсерка, пытаясь удержать ее от нового броска в битву. Но он издает потрясенный, полный боли рев, когда новая волна темной магии взрывается из ее тела, трещит на его чешуе, заставляя огромного зверя пошатнуться в агонии.

Наша обезумевшая хранительница немедленно возвращается к резне. Мы с Лироем бросаемся за ней, используя магию и лед, чтобы сметать врагов с пути потерявшей контроль Эвелин, прежде чем они успеют причинить ей вред. Она вырывает сердца, разрывает адских гончих на куски своей магией и обрушивает трескучие волны своей уникальной, богопротивной способности на все живое, что попадается ей на глаза, оставляя за собой след из крови и чудовищных увечий.

Неудержимая, питаемая смертью. Совершенное оружие.

Вот только если мы не будем осторожны, ее могут убить навсегда.

«Мы не можем позволить ей погибнуть здесь»,

– цедит Лирой через связь, уничтожая могущественного заклинателя. Кровь капает у него из носа, но он не обращает на это внимания.

«Надин знает способы убить ревенанта и наверняка передала их своей армии. Если Эвелин погибнет, ее, беззащитную, могут разорвать на куски или сжечь дотла»

.

Шиплю от боли, когда еще одна пуля оставляет на моей правой руке горящий след. Развернувшись, посылаю поток льда в любого врага, что мчится за нами, чтобы обезопасить тыл.

Дракон Драксара ревет и давит очередное наследие, прежде чем заговорить с нами телепатически.

«На тренировке она говорила, что единственный способ вывести ее из этого состояния — дать ей погибнуть, но я, черт возьми, не причиню ей вреда»

.

«У меня есть идея получше»,

– отзывается Грэйв.

Как раз когда я оборачиваюсь, он выпадает из Эфириона — прямо на спину Эвелин.

О, черт. Берсерк разорвет его на части, как и всех, кто совершил ошибку, подойдя к ней слишком близко.

Трескучая черная магия расцветает вокруг жаждущего смерти ревенанта, когда она пытается атаковать Грэйва, но, хотя он, должно быть, корчится в агонии, инкуб протягивает руки и обхватывает голову Эвелин. Он морщится, злобно ругаясь, пока его метки вспыхивают ярким светом.

Мы с Лироем встаем так, чтобы прикрыть их от любых угроз. К счастью, битва идет на убыль, многие противники начали спасаться бегством от ужасающего ревенанта. Те немногие, что остались, сосредоточены в основном на самой большой цели — Драксаре. Мы с Лироем разбираемся с любыми наследиями или адскими гончими, которые пытаются приблизиться, пока Грэйв изо всех сил старается использовать свою усыпляющую способность на берсерке.

Ее темная магия наконец рассеивается. Я рискую бросить взгляд через плечо и с облегчением вижу, что Эвелин, к счастью, без сознания.

– Слава богам, – бормочу я.

Лирой посылает какое-то некромантическое проклятие в двух оборотней-волков, мчащихся к нам, но его взгляд устремляется в небо.

– Эти проклятые богами люди и их любовь к зрелищам, – хмурится он.

Подняв голову, ругаюсь.

Высоко в небе завис новостной вертолет, снимающий бой на улице. Драксар рычит и, прервав погоню за врагами, выпускает в воздух предупреждающий столб ослепительно-синего огня. Он и близко не угрожает идиотам-людям, ищущим сенсацию, но, похоже, пробуждает в пилоте здравый смысл, потому что вертолет медленно удаляется.

Врагов почти не осталось, а те, что есть, атакуют Драксара. Оставляю Лироя на страже и опускаюсь на колени рядом с Эвелин, спящей на черном асфальте залитой кровью улицы.

Грэйв выглядит изможденным, когда наконец убирает руки от ее головы и вытирает пот со лба. Его кожаная куртка исчезла, а на предплечье виднеется уродливый порез, который заживает с видимым трудом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Коса Аисты, до чего же сильна наша девочка, – бормочет он. – Это отняло у меня почти все силы.

– Будем надеяться, она проснется Эвелин, а не тем существом, что устроило все это, – говорю, окидывая взглядом затихающее поле битвы.

Но тут я замираю.

Надин Мальвенто стоит в конце улицы, усыпанной кровью и трупами, одетая в мерцающее, открытое платье, словно она только что собиралась в свой любимый элитный клуб. Ее рыжие волосы кажутся еще ярче в лучах восходящего солнца, а ее светящийся синий взгляд устремлен на Эвелин, все еще лежащую без сознания на земле.

Лирой тоже замечает ее и ругается.

– Она не может проникнуть в наши головы, так почему ее глаза светятся?

«Черт»,

– доносится из нашей связи голос Драксара.

«Это до жути жутко»

.

Не желая отрывать взгляда от последней бессмертной цели Эвелин, я боковым зрением пытаюсь понять, о чем он. Оставшиеся наследия, которые только что отступали, теперь приближаются, их движения и шаги идеально синхронны.

Дюжина заклинателей одновременно поднимают руки. Горстка оставшихся оборотней воет, рычит, шипит и ревет в унисон. Трое охотников за головами взводят курки и целятся одновременно.

Они словно марионетки. Полностью под контролем вампирши.

Идеально скоординированные атаки обрушиваются на нас со всех сторон. Возвожу толстый ледяной щит вокруг Эвелин, как раз в тот момент, когда Грэйв отпрыгивает в сторону, выхватывая свой зачарованный меч, чтобы атаковать ближайшего врага. Драксар разворачивается, его шея опускается низко, когда он устремляется прямо к Надин, но как только он открывает пасть, чтобы выдохнуть пламя, один из управляемых разумом охотников за головами стреляет транквилизатором, который попадает зверю в нёбо.

Он ревет, содрогаясь, и врезается в ряд исторических зданий Города-порта. Я так занят, замораживая всех, кто приближается к моей защищенной щитом хранительнице, что не замечаю рушащееся рядом здание, пока не становится слишком поздно.

– Черт, – выдыхаю я.

Пытаюсь откатиться, но меня по шею погребает под обломками, вес давит на грудь. Боль вспыхивает в правой руке.

Сломана. Прекрасно.

Пытаюсь вырваться, но я полностью обездвижен, пока остальные отбивают жутко скоординированные атаки марионеток Надин. Драксар потерял свою драконью форму и лежит без сознания от транквилизатора. Грэйв и Лирой пытаются удержать управляемых разумом наследий подальше от ледяного кокона Эвелин. Но магия Лироя иссякает, и на моих глазах Грэйва сбивает с ног чертов оборотень-медведь.

Тем временем Надин Мальвенто, используя вампирскую скорость, оказывается там, где я пытаюсь призвать лед, но мои силы тоже на исходе. Не могу дышать под этой тяжестью кирпичей и прочего дерьма.

Надин демонстрирует клыки, изучая меня, красуясь, как и подобает хищнице в дорогом наряде.

– Почему я не могу проникнуть в твою красивую голову?

Никогда я не был так благодарен магии Лироя. Если мы выживем, я его даже поблагодарю.

Бессмертная наклоняется, ее рука обвивает мою шею. Задыхаюсь от боли, когда она вытаскивает меня из-под сокрушительных обломков, словно они для нее ничего не весят, но затем, ослепительно быстрым движением, она прижимает меня к асфальту, заломив мне руки над головой. Бороться с ней — все равно что пытаться разорвать стальные путы.

Проклятая вампирская сила.

Синие глаза Надин все еще светятся, ее зрачки — словно голодные булавки, когда она снова скалится на меня, на этот раз с плотоядной улыбкой. Где-то в гуще боя я слышу громкий треск. Словно ломается лед.

Словно кто-то только что пробился сквозь щит Эвелин.

«Эвелин?»

– в тревоге посылаю через связь, продолжая бороться.

Я пытаюсь создать ледяной шип рядом с головой, чтобы пронзить Надин, но она слишком быстра и с легкостью уворачивается.

– Не волнуйся, я позволю моим новым друзьям разорвать твоего уродливого ревенанта на куски, – мурлычет она. – Это ненадолго, а я просто терпеть не могу пачкать руки, когда их можно занять чем-то куда более

приятным

.

Отстраняюсь от нее, отчаянно изгибая шею, чтобы увидеть, в порядке ли Эвелин, но эта стерва пользуется моментом, чтобы лизнуть мою шею.

Боги, до чего же отвратительно.

Меня выворачивает, и я пытаюсь заморозить ее, но ледяная корка едва успевает покрыть Надин, как она сбрасывает ее с себя так же легко, как змея сбрасывает кожу.

Доказательство того, что я выдохся после боя.

– Убери от меня свои гребаные руки, – цежу сквозь зубы.

Откуда-то из-за пределов этого кошмарного мгновения слышу крик Лироя, а затем наступает тишина.

Пугающая, мертвая тишина.

У Надин хватает наглости хихикнуть, хлопая ресницами.

– Думаю, я оставлю тебя в живых. Всегда хотела поиграть со Сноу. Теперь, когда твои братья пали и я победила, давай посмотрим, как твоя хранительница выглядит в виде кусочков, а?

Она резко выпрямляется, увлекая меня за собой. С трудом удерживаюсь на ногах, отчаянно ища глазами Эвелин.

Я не вижу ее, но понимаю, почему стало так тихо.

Остальные марионетки Надин теперь мертвы, их трупы присоединились к бесчисленным другим на улице. На ногах остались только Лирой и Грэйв, но и они едва держатся. Оба выглядят как ходячие раны, когда поворачиваются к нам.

Как только Надин недовольно шипит, Эвелин, двигаясь быстрее оборотня, оказывается прямо перед нами. Вампирша бросает меня, с разъяренным визгом протягивая руки к Эвелин.

Эвелин движется быстрее. Она уходит в сторону от бессмертной, уклоняется под другой атакой, заводит руку за голову Надин и…

Срывает ее с плеч.

– Это за Моро, – бормочет она, когда бессмертная падает.

Наблюдаю с отвращением и болезненным любопытством, как моя хранительница бросает голову, а затем наклоняется и обыскивает обезглавленное тело Надин. Она извлекает ожерелье-чокер из какого-то потайного кармана внутри юбки платья, кладет его на асфальт и без промедления вонзает в него Фанг.

Когда кулон разлетается на осколки, я понимаю, что это был эфириум.

Тотчас же земля дрожит, словно от далекого землетрясения. Рассвет, кажется, тускнеет, и с облаков, которые незаметно заволокли небо во время засады, начинает легко падать снег. Все вокруг становится темнее, словно краски мира поблекли.

Пустошь просачивается в мир смертных еще сильнее.

– Подснежник, – с облегчением выдыхаю, отбрасывая ногой разбитое ожерелье из эфириума, чтобы заключить ее в свои объятия.

Ну… в объятие. Сломанная рука слушается плохо.

Эвелин слабо обнимает меня в ответ, прежде чем отстраниться. Ее дыхание прерывисто.

Она морщится.

– Ее жизненная сила чертовски мощная.

Черт.

– Лирой…

– Уже занимаюсь, – говорит он, доставая портфель из пространственного кармана и быстро протягивая Эвелин один из прозрачных кусков эфириума.

Она морщится и шепчет странные слова, пока камень не темнеет. Лирой принимает его и кладет к двум другим на хранение, пока они не понадобятся нашей хранительнице позже. На мгновение мы вчетвером стоим избитые, окровавленные и измученные посреди последствий жестокой битвы.

Пока я не замечаю, как Лирой заметно вздрагивает, закрывая глаза и становясь еще бледнее обычного.

– Ты в порядке? – хмурюсь я.

– Здесь много призраков. Аиста жнет, – хрипло бормочет он.

Холод пробегает у меня по спине, и я оглядываюсь. Конечно, я ничего не вижу, потому что я не некромант, но знание того, что богиня смерти, судьбы, времени и многого другого находится поблизости… леденит кровь.

Рядом кашляет Драксар. Мы все оборачиваемся, когда он садится и с гримасой вытаскивает транквилизатор изо рта. Лицо оборотня светлеет, когда он видит нас четверых, а затем замечает обезглавленную бессмертную.

– Вот черт. Мы сделали это!

– Эвелин сделала это, – поправляю, поднимая взгляд к небу, когда слышу приближение еще одного вертолета. – Мы не можем здесь задерживаться, Подснежник.

Она не отвечает, ее глаза закрыты, словно она сосредоточена.

Или… черт, ей больно?

– Дорогая? – проверяет Грэйв, перешагивая через пару тел, чтобы обхватить ее лицо ладонями. Его метки мягко светятся, но он не обращает на них внимания. – Эвелин?

– Что происходит? – требует Драксар, поднимаясь на ноги, чтобы подойти. Как обычно, после превращения он совершенно голый, измазанный пеплом и грязью.

Ресницы Эвелин вздрагивают и распахиваются, на ее лице читается явное облегчение, когда она смотрит на нас четверых. В ее голосе звучит удивительно эмоциональная хрипотца.

– Сработало. Люди могут покинуть Пустошь.

– Откуда ты знаешь наверняка? – хмурюсь, протягивая руку, чтобы смахнуть грязь с ее челюсти.

– У Люка есть кусок эфириума, который я пометила заклинанием-маяком, прежде чем покинула Пустошь. Он только что активировал его. Я перенесу нас туда, где сработал мой маяк. – Она делает глубокий вдох. – И когда мы окажемся там, исход будет уже близок.

Глава 38. Лирой

Небо над пограничьем Раздела, насколько хватает глаз, затянуто плотным одеялом бушующих темных туч. Я заканчиваю исцелять сломанную руку Кристофа — последнее из наших серьезных ранений.

Беловолосый элементаль сидит на старой каменной скамье, на кладбище, куда нас перенесла Эвелин после засады. Кладбище примыкает к огромному, пустому полю, заросшему грязью и колючим кустарником на самой грани подступающего Раздела.

Сам Раздел маячит с одной стороны поля и кладбища — высокая стена тревожного, темно-серого цвета, похожая на туманную завесу.

Я чувствую его даже отсюда. Могущественная, древняя магия гудит в воздухе, едва сдерживая натиск Пустоши.

Эвелин стоит там, где мы появились, ожидая заклинателя по имени Люк. Грэйв ждет рядом с ней, курит мелантис и игнорирует свои светящиеся руны.

Тем временем Драксар мерит шагами землю неподалеку, ожидая, когда на его звонок ответят. Он переоделся в запасную одежду, и я благодарю всех шестерых богов за то, что когда-то бросил ее в свою бездонную сумку, — иначе всех несчастных людей, спасающихся из Пустоши, приветствовал бы голый зад этого идиота.

— Мам? — уточняет он, когда Брин Децимано берет трубку. Я не слышу ее ответа, но он выдыхает с облегчением. — Да, выбрались. Нет, я в порядке… мы все в порядке. Да, было жестко. В смысле, видео? Ох, дерьмо, я и не знал, что они это снимали. — Он слушает мгновение, затем хмыкает. — Ты права. Эвелин хочет, чтобы все Реформисты, кто готов, были здесь как можно скорее, к тому моменту, как отсюда хлынут теневые демоны. Я пришлю тебе координаты.

Пока он говорит, я заканчиваю с рукой Кристофа и выпрямляюсь, морщась от боли в натруженных мышцах. Весь наш квинтет измотан и истощен. Мы латали себя как могли, пока ждали, но, когда все закончится, нам потребуется серьезный отдых для восстановления.

Ранее Эвелин настояла, чтобы я испил ее крови и исцелил остальных. Её пьянящий вкус стал лишь глубже, насыщеннее, еще более притягательным, по мере того как она набирала силу с завершением нашего квинтета.

По правде говоря, было настоящим испытанием оторваться от ее прелестной шеи.

Драксар заканчивает разговор и подходит к нашей ожидающей хранительнице.

— Моя мама сказала, что помощь от Реформистов будет здесь в течение тридцати минут.

Эвелин бросает взгляд через плечо. Как и все мы, она все еще грязна после засады. И все же этот грубоватый вид ей невероятно идет — темные волосы собраны в хвост, оливковая кожа испачкана грязью и кровью, а в глазах сверкает хитрость.

Моя хранительница всегда будет лишать меня дара речи.

— Это быстро, — отвечает она Драксару.

— Они вроде как начали готовиться, когда увидели нас в новостях, — пожимает он плечами, убирая телефон в карман.

Словно его слова их вызвали, мы все слышим в отдалении вертолет.

— Почему эта штука, кажется, ищет именно нас? — спрашивает Эвелин.

— Это новостной вертолет. Люди хотят видеть, что происходит. Не удивлюсь, если они попытаются приземлиться и взять у тебя интервью, — ворчит Кристоф.

Она морщится.

— Лучше нож мне в глотку.

Грэйв смеется.

— Но, дорогая, у меня есть нечто куда более приятное, чем ты могла бы подавиться.

Закатываю глаза. Моя хранительница ухмыляется и уже собирается что-то ответить, но мы все резко замираем, когда вспышка зеленого света предваряет появление фигуры, вышедшей на кладбище из Раздела.

Это худой молодой человек, возможно, ровесник Кристофа или Грэйва. У него каштановые волосы, бледная кожа, темные круги под ореховыми глазами и всего одна рука, в которой он держит почти смехотворное самодельное оружие — кусок эфириума, прикрепленный к палке. Его изможденная одежда выглядит так, словно ее носил средневековый крестьянин.

Тем не менее его голос звучит твердо, когда он, не меняя выражения лица, приветствует Эвелин.

— Ты сделала это.

— Ты сомневался во мне?

Его взгляд скользит к миру за нашими спинами, и его странное, похожее на эвелиновское, самообладание на миг дает трещину, а голос срывается.

— Боги. Это мир смертных? Он… он такой

красочный

. И яркий.

— Это, вообще-то, кладбище в мрачный и пасмурный день, — замечает Драксар.

Это привлекает внимание заклинателя к нам, и он моргает, вновь обретая самообладание.

— Кто эти парни?

— Люк, это мой квинтет, — небрежно говорит Эвелин, указывая на каждого из нас. — Лирой, Драксар, Кристоф и Грэйв. Парни, это Люк.

Его глаза слегка расширяются, словно он не хочет показывать слишком много эмоций.

— Это твои избранные богами? Боги мои, бедные мужчины.

Глаза Грэйва сужаются.

— Ты только что оскорбил мою хранительницу?