Охотник на откровенных 2. Вечеринка без правил aka Откровенные рассказы

Пролог

Прошла неделя с той встречи в подъезде. Без формы, без визитки, без слов лишнего — только взгляд и одна фраза: «Ты интересна ему». С тех пор — тишина. Ни новых тел, ни новостей, ни слухов. Как будто город выдохнул и решил, что всё закончилось. Только она знала: ничего не кончилось. Это было просто затишье.

Эми спала плохо. Её будили скрипы, тени, мелькнувшие силуэты в стекле. Она не вскакивала — просто лежала с открытыми глазами, пока за окном не светлело. Телефон всегда под подушкой, рядом с ним — складной нож, который она ни разу не открыла. В душ она теперь заходила с включённой камерой. Офис она покидала последней, проверяя окна и провода. Но самое странное — это не пугало её. Она как будто ждала.

Контент стал другим. Честнее. Она убрала нежные фильтры, перестала улыбаться в каждом кадре. Новое видео начиналось с того, как она стонет себе в грудь — медленно, громко, вызывающе. Не подыгрывая. «Ты хочешь быть услышанным, когда входишь в женщину? Тогда сначала научись слушать её дыхание», — шептала она в микрофон. Десять тысяч сохранений за час. И сотни комментариев, в которых мужчины пытались услышать её заново.

Потом был ролик о мастурбации в паре. Она говорила в полутоне, сидя на полу в расстёгнутой рубашке, пальцы скользили по бедру. Камера не показывала ничего лишнего, но в этом и был эффект — всё ощущалось ближе, чем раньше. «Ты смотришь, но не прикасаешься. Ты дрочишь, но не рядом. А я делаю это медленно — потому что знаю, ты не выдержишь». Некоторые писали: «Смотрю шестой раз подряд». Один — «Ты сломала мне ночь». Другой — просто: «Найди меня».

Алиса была первой, кто поднял бровь. «Ты перегибаешь», — сказала она. Эми только кивнула. Да. И именно этого она хотела. Перестать быть просто фантазией. Начать быть угрозой.

Она пробовала на себе рубашку незнакомца, чужой голос в наушниках, стеклянную игрушку между съёмками. Всё ради кадра. Всё ради правды, которую невозможно смонтировать. Когда Рамиль задал ей вопрос про просмотры, она ответила: «Они не смотрят — они ждут. Кто-то конкретный — тоже».

По вечерам она пересматривала свои старые выпуски. Там была другая Эми — мягче, игривее, с заготовленными паузами и вздохами. Сегодняшняя не дышала в кадре. Она смотрела прямо в камеру и говорила: «Ты будешь дрочить по моей команде. Ты не отвернёшься». Некоторые сторис удаляли. Некоторые оставались в теневом бане. Но она чувствовала — кто-то всё равно это видит.

Иногда ей казалось, что за ней идут. У кафе, у метро, у дверей студии. Один и тот же силуэт. Мужчина в сером. Она не оборачивалась. Она просто снимала дальше. Потому что чем откровеннее становился её блог, тем отчётливее она слышала дыхание за спиной. Она не знала, это наблюдение или охота. Но была готова быть приманкой. Уже была.

И самое страшное — ей это нравилось. Не вожделение. А власть. Она чувствовала, как что-то чужое втягивается в неё через объектив. Как если бы страх был топливом. А возбуждение — приманкой. Она больше не играла. Она — звала.

И где-то в этой тишине, между записью и дрожью в груди, она поняла: он уже смотрит.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 1: Пальцы как обещание

Олег стоял у штатива, наклонившись к экрану, будто считывал не изображение, а пульс. На нём — чёрная футболка, лицо сосредоточенное, как у человека, который не просто снимает, а впитывает. Он молчал, как всегда, но его молчание чувствовалось — тяжёлое, точное, как лампа, направленная только на одну зону тела. Камера была выставлена низко, почти у пола. Свет — холодный, без бликов. Эми сидела на диване, босиком, с обнажёнными ногами, медленно двигая пальцами — будто не для кадра, а для кого-то, кто смотрит.

— Мы точно с пятки начинаем? — Алиса появилась с планшетом и недопитым кофе. — Или с подъема? Там более чувственный изгиб.

— Пятка. Потом медленно вверх. Без рваных движений. Пусть это будет как прикосновение, — ответила Эми, не отрывая взгляда от объектива.

Олег на секунду поднял глаза. Их взгляды пересеклись — и остались там, в этом напряжении. Он не улыбнулся, не кивнул. Просто смотрел, пока Эми не отвела взгляд.

— В тексте добавим про уязвимость, — тихо сказала Алиса, делая пометку. — Типа «когда женщина обнажает подошву, она уже не играет».

— Или про контроль, — Эми поправила рубашку, оставляя ключицы на виду. — Не каждый может дотронуться до того, что ближе к земле. А значит — и к сути.

Камера продолжала писать — тестовая запись. Олег шагнул чуть вбок, меняя ракурс. Его шаги были почти бесшумными. Он двигался, как тень. Но всё, что он видел, попадало в кадр с хирургической точностью. Он всегда знал, где фокус — и как долго на нём держать.

— Ты в кадре... как будто злишься, — заметила Алиса. — Не мягко.

— Я и не мягкая, — отрезала Эми. — Сегодня не флирт. Сегодня — открытая кожа и взгляд в лоб.

Олег переключил объектив. Камера приблизилась к ступне, потом — к щиколотке, где кожа чуть темнее. Эми пошевелила пальцами, будто что-то пробуя.

— Он будет это монтировать? — прошептала Алиса, кивнув на Олега.

— Он уже монтирует в голове, — усмехнулась Эми. — Он всегда так.

В этот момент свет чуть мигнул. Эми поймала себя на мысли, что дыхание затаилось. Не от страха. От ощущения, что всё — на пределе. Кожа, голос, взгляд. Даже ступня стала не телом, а знаком. Для кого-то — вызовом. Для кого-то — обещанием.

Олег подошёл ближе, чтобы настроить петличку. Молча. Его пальцы не коснулись её кожи, но Эми почувствовала, как кожа среагировала. Как будто уже было касание. Он застегнул микрофон на краю её рубашки — и ушёл обратно в тень.

— Готово, — сказал он тихо. Первый раз за утро.

— Тогда пишем, — кивнула Эми. — С одной попытки.

Камера замерла. Свет выровнялся. Она сделала вдох и заговорила:

— Не все целуют губы. Некоторые выбирают то, чем ты касаешься пола. Стопа — это не слабость. Это доступ. Если он у тебя есть — не теряй.

Олег смотрел в экран. И, возможно, глубже.

* * * * *

Кадр открывается шёпотом света: объектив ползёт от подушечек пальцев к изгибу свода, будто зритель сам лежит у её ног. Эми сидит на низком пуфе в распахнутой мужской рубашке; одна ступня прижата к коже бедра, вторая словно подставлена под чужой поцелуй. Олег двигает камеру бесшумно, придерживая штатив так, будто это чьё-то горло — сильнее одного лишнего рывка, и дыхание сорвётся. В зале ­— ни заставок, ни музыки, только её ровный вдох. Она улыбается уголком рта и говорит:

— Фут-фетиш — самый частый из «не-классических» фетишей. В анализе трёхсот восьмидесяти тематических форумов именно стопы заняли первую строку по числу групп, участников и сообщений.

Слова ложатся на кожу, как масло: скользят и оставляют блеск.

— Почему так? — шепчет она, проведя ногтем вдоль ахилла. — Потому что в мозге зона, отвечающая за гениталии, граничит с зоной стоп. Иногда между ними случается «короткое замыкание», — она щёлкает пальцами, и Олег ловит этот звук крупным планом дрогнувших пальцев. — Нейроны путают сигналы, и прикосновение к ступне отзывается там, где обычно — только секс. Шаг назад, мягкий зум вперёд: зритель почти чувствует запах тёплой кожи.

Камера фиксирует, как её пальцы подаются вперёд, а голос становится тише.

— Исследования Леммиллера показали: каждый седьмой взрослый хотя бы раз фантазировал о ногах — даже если никогда не говорил об этом вслух.

Она делает паузу, будто даёт зрителю время вспомнить собственный сон, где чья-то пятка покоится на его губах.

— И это не «диагноз». Фетиш превращается в проблему только, когда ломает жизнь, а не когда дарит ярость желания.

Олег меняет ракурс: теперь в кадре только стопа и тень от пальцев, похожая на раскрытый веер.

— Сегодня культ ног в ленте так силён, что существует целый сайт-каталог, где ранжируют ступни знаменитостей, — ведёт дальше Эми. — Миллионы просмотров в месяц, отдельные телеграм-каналы, и даже Марго Робби шутит, что её ноги живут своей жизнью. Она чуть выгибает лодыжку, как будто проверяет, на сколько лайков тянет этот изгиб.

— Плюсы? — голос отдает страстью. — Во-первых, это безопасно: никакого проникновения, а нервных окончаний больше, чем на ладонях. Во-вторых, контроль: женщина может дать только кончик пальца — и держать мужчину внизу сколько захочет. В-третьих, эстетика: ступня сочетает хрупкость костей и силу мышц, это анатомический оксиморон. В-четвёртых, аромат: лёгкая кислинка пота действует как персональный парфюм, а мозг считывает феромоны быстрее, чем ты успеешь закрыть рот. В-пятых, это ритуал: поцелуй стопы изначально о союзе «владыка-вассал», и тот, кто понимает символ, уже наполовину обнажён словами.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Олег приближает макрообъектив почти вплотную: кожа крупным планом, линия арки будто лезвие. Он не говорит ни слова, но дышит чаще; Эми улавливает это по колебанию фокуса.

— Смотри дольше, — шепчет она вне сценария. И Олег подчиняется, задерживая кадр на микротрещинке у основания пальца — неполированный реализм, который возбуждает сильнее глянца.

— Если ты целуешь мои стопы, — заканчивает она, глядя прямо в стекло объектива, — ты не становишься меньше. Ты просто опускаешься туда, где начинается настоящая гладь тела. И если тебе позволено дотронуться до земли моего желания, значит, дальше можно лишь расти вверх — к небесам между моих бёдер.

Клик выключателя. Свет гаснет резче, чем хочется. Олег прямит спину, опускает камеру и впервые за съёмку говорит:

— Материал горячий.

Эми стягивает прядь волос со лба, ловит его взгляд и улыбается одними уголками губ. В комнате пахнет кожей, маслом и чем-то ещё — смесью фактов и телесной правды, которая уже ищет себе зрителя.

* * * * *

Экран телефона светился бледно-зелёным, пока Эми лежала на спине, поджав одну ногу под себя. Плед сполз на пол, чашка с остывшим чаем стояла у изголовья, но она не обращала на это внимания. В комнате было темно, кроме свечи на подоконнике и экрана, на котором мигало уведомление от Flira. Сообщение от подписчика. Ник. Без фото. Только буквы и зацикленный взгляд.

—

Можно я скажу тебе кое-что, Эми? Только не выкладывай это. Мне стыдно.

Она сделала скрин, как делала со всеми такими сообщениями, и отложила. Но не закрыла.

—

У тебя самые красивые ноги из всех. Я не про педикюр. Я про форму пальцев. Про линию между вторым и третьим. Про то, как ты поджимаешь мизинец, когда нервничаешь. Я это заметил ещё месяц назад.

Эми чуть подалась вперёд, скользнув рукой по икре. Нога отозвалась лёгкой дрожью. В сообщениях не было пошлости. Но было что-то другое — как будто он не фантазировал, а вспоминал. Не выдумывал, а знал.

—

Когда ты выкладываешь видео, где сидишь босиком, я не дрочу сразу. Я сначала просто смотрю. Минут десять. Потом выключаю свет. Включаю снова. И уже тогда...

Она провела пальцем по экрану, но не открыла остальное. Сердце билось чуть быстрее. Её возбуждали не слова. Возбуждало внимание — та степень одержимости, в которой она чувствовала себя настоящей. Не девочкой с фильтрами, а женщиной с пятками, которые кто-то целует в своей голове.

—

Я представляю, что лежу на полу, а ты просто кладёшь ноги мне на лицо. Без слов. Без глаз. Только кожа. Только запах. Только ты сверху.

Эми откинулась на подушку, выдохнула. Рука скользнула по бедру, но остановилась. Это было не то возбуждение, где хочется кончить. Это было глубже. Пугающе близко к уязвимости. Потому что он не просил секса. Он хотел её присутствия.

—

Если бы ты была у меня, я бы ничего не просил. Просто держал бы твои стопы на ладонях, как амулет. Я знаю, как ты пахнешь. Масло ванили, немного кожи, немного жара. Я чувствую это. Через экран.

Олега не было. Алиса спала. Камилла не писала. Эми медленно встала, включила свет и пошла к зеркалу. Сняла шорты, села на край кровати, посмотрела вниз. Ступни. Голые. Живые. Теплые. И сейчас — будто не её.

—

Я не хочу тебя трахать. Я хочу поклоняться. Только ступням. Только тебе. Можешь не отвечать. Я уже счастлив, что могу писать тебе. И что ты, возможно, читаешь босиком.

Эми ничего не ответила. Закрыла чат. Но на следующее утро — выложила сторис, где лежала в кресле, вытянув ноги на подлокотник. Снизу — только подпись:

«А ты бы поцеловал?»

Ответов было много.

Но тот подписчик — не писал.

Он, видимо, уже поцеловал. Внутри себя.

* * * * *

Она написала ему ночью. Без предисловий, без стикеров, без привычной игры в кокетство. Просто одно предложение:

«Хочешь поцеловать мои ноги — сегодня вечером. Отель “Эридан”, 308 номер. Без слов. Только ты и я. И мои ступни».

Он ответил через две минуты: «Я буду». Больше ничего. Ни просьб, ни вопросов. Только это «я буду» — как клятва.

Эми долго выбирала, в чём пойти. Не платье. Не бельё. Никаких масок. Только чёрные прозрачные чулки с плотной резинкой на бедре, свободная сорочка до середины бедра и туфли на тонкой шпильке, которые она сняла у самой двери. Волосы — в пучок, чтобы ничто не отвлекало от сути. Лицо — без макияжа. Только ступни — вымытые, намазанные кремом с лёгким ароматом грейпфрута и сандала.

Он вошёл точно в восемь. Молодой, но не мальчик. Уверенный, но не развязный. Взгляд сразу упал вниз — и застыл там, у её ног, будто он пришёл не к женщине, а к алтарю. Эми не встала. Сидела на кровати, одна нога на полу, вторая — согнута, пятка упирается в край матраса. Ткань чулка едва поблёскивает в свете прикроватной лампы. Она молча кивнула:

можно

.

Он опустился на колени так, будто всегда это делал. Осторожно поднёс губы к её ступне — прямо к пальцам, закрытым тонким нейлоном. Дыхание стало горячим. Он не торопился. Начал с поцелуя в мизинец, через ткань, мягко, будто целовал шёлк, а не кожу. Потом — чуть выше, к своду стопы. Его язык скользнул по ней сквозь нейлон, влажно, медленно, с благоговением. Он стонал тихо, почти неосознанно.

Эми закрыла глаза. Не от удовольствия — от власти. Чувствовать, как мужчина теряет себя в прикосновении к её ногам — это было больше, чем секс. Он облизывал каждый палец через чулок, втягивал их в рот, тёрся щекой о подошву. Его рука дрожала, когда он дотронулся до её лодыжки. Она позволила. Но только до лодыжки.

— Сними их, — прошептала она.

Он послушно подцепил резинку и начал медленно стягивать чулок, сантиметр за сантиметром, как будто раздевал не ногу, а её душу. Когда пятка освободилась, он поцеловал её сразу, голую, чуть шершавую от ходьбы, настоящую. Потом облизал изгиб между первым и вторым пальцем. Эми вздрогнула. Он не пропускал ни миллиметра: языком прошёл вдоль всей стопы, вдохнул её запах, прижался носом к тыльной стороне. Он дышал часто, прерывисто, будто уже почти не сдерживал себя.

— Ложись, — сказала она. И он подчинился.

Она встала, вторая нога всё ещё в чулке. Медленно села на его грудь, её ступни оказались прямо у его лица. Он посмотрел на неё снизу — зрачки расширены, губы влажные, руки вжаты в простыню. Эми взяла его член между пальцами ног. Он уже был твёрдый, мокрый на кончике, пульсирующий. Она сжала — и начала двигаться. Медленно, с грацией танцовщицы.

Сначала — кончиками пальцев. Потом всей стопой. Меняла ритм, силу, скользила по головке, проводила подушечками по венам. Он стонал. Бессвязно. Губы хватали воздух. Один раз он попытался дотронуться до её бедра — и она тут же резко опустила пятку ему на грудь.

— Только ноги, — прошипела она.

Он застонал ещё громче, выгнулся. Эми чувствовала, как дрожит его живот под её пятками. Ещё пару движений — и он начал кончать. Не сдерживаясь. Много. Громко. В лицо ей — только восторг. Он схватился за её лодыжки, словно боялся отпустить.

Она не улыбнулась. Только встала, стянула с другой ноги чулок и бросила ему на грудь.

— Это было не для тебя. Это было для меня. Чтобы знать, что кто-то способен молиться на мои ступни.

Он ничего не сказал. Просто остался лежать — с пятнами на животе, с влажным чулком на губах, с глазами, в которых была благодарность. И поклонение.

* * * * *

Камилла появилась в студии чуть раньше обычного — без макияжа, с капюшоном на голове и нервным движением руки, сжимающей лямку рюкзака. Она не подошла к гримёрному столу, не поцеловала Эми в щёку, как делала всегда. Только скинула куртку и замерла у стены, будто что-то внутри её останавливало. Эми это заметила сразу — взгляд Камиллы не искал света. Он прятался.

— Всё нормально? — спросила она, не поднимая глаз от экрана. На монтаже как раз шла сцена, где её пальцы обхватывают стопу. Олег за спиной молчал, как всегда.

— Лана... — Камилла сглотнула. — Она не выходит на связь уже три дня.

Эми подняла глаза. Внутри что-то дрогнуло — не страх, но узнавание. Это имя давно звучало слишком близко. Лана — одна из немногих, кто могла говорить с Эми на равных: популярность, темы, стиль. Они вместе планировали новую серию — обсуждение темы

"Стыд как возбуждение"

. Обмен голосами, инсценировки, параллельные сторис. Всё было запланировано до мелочей.

— Ты ей писала? Звонила? — голос Эми стал тише.

— Конечно. Везде. Ноль. Телефон выключен. Последняя сторис — три дня назад. Просто фото её ноги в ванной. Без подписи. Без звука. Я сначала подумала — арт. А потом поняла, что нет. Это не её стиль.

Олег всё ещё молчал. Только чуть сильнее надавил на мышку, когда выровнял цветокор. Эми чувствовала его внимание, даже если он делал вид, что в кадре для него только баланс белого.

— Она обещала записать голос для моего блога, — тихо сказала Эми. — Отрывок из новой темы: «Ты трогаешь меня стыдом. Я дрожу не от возбуждения, а от осознания, что ты наблюдаешь». Она хотела с этим выйти в понедельник.

— И не вышла, — подтвердила Камилла. — Я посмотрела её комментарии. Последний — от мужчины с ником

dirtyfriday

. Он просто написал: «Ты не стыдишься — ты зовёшь».

В комнате воцарилась пауза. Такая, в которой даже свет казался громким.

— Может, это совпадение, — попыталась вяло пошутить Эми. — Просто отпуск, детокс, провайдер умер.

Камилла мотнула головой. — Нет. Лана бы предупредила. Она всегда предупреждает. Даже если у неё температура, она пишет: «Буду в эфире молча». Она — как ты. Она не исчезает.

Олег всё-таки встал. Медленно, сдвинув кресло, вышел из монтажной и скрылся в коридоре. Эми проводила его взглядом. Не спросила, куда. Просто снова взглянула на Камиллу.

— Ты думаешь, это он? — шёпотом.

— Я думаю, это

опять

, — ответила та. — И мне страшно, Эми. Очень.

Эми встала и подошла к шкафу. Достала старую флешку. На ней — только один файл. Черновик прошлого коллаба с Ланой. На нём — голос девушки, шепчущий в темноте:

«Если ты чувствуешь стыд — значит, кто-то уже смотрит».

Файл был датирован за день до исчезновения.

* * * * *

Они не планировали задерживаться в офисе допоздна. Но никто не уходил. Алиса застряла над текстом про фетиш власти. Камилла перематывала блёклое видео, в котором Эми полушёпотом объясняет разницу между желанием и поклонением. А Эми просто смотрела в окно, не двигаясь, будто что-то ждала. Было слишком тихо. Даже Олег не вернулся. Его место у монитора оставалось пустым — и это ощущалось, как прореха в реальности.

Новости включили случайно. Телевизор в гримёрке зашипел и ожил сам, будто устал ждать внимания. Голос диктора был резкий, как удар током:

— …тело молодой женщины было обнаружено в лесопарковой зоне в районе Тимирязевской. Личность установлена — это Лана Рей, популярная блогерша эротической платформы Flira…

Камилла замерла, Алиса уронила ручку. Эми не пошевелилась. Лишь наклонилась ближе к экрану.

— …на теле имеются следы насилия. Согласно предварительным данным, смерть наступила от удушения. Особый признак — выжженная метка на шее с надписью «Развратница». Ранее преступник, предположительно один и тот же, оставлял метки на жертвах, но впервые — убил…

Голос стал тише. Эми потянулась к пульту, но пальцы дрожали. Она выключила звук, не экран. Просто чтобы изображение осталось без слов.

— Убил, — прошептала Алиса. — Он начал убивать.

Камилла закрыла лицо ладонями, губы задрожали. — Мы ведь только сегодня о ней говорили. Сегодня, Эми...

Эми не ответила. Внутри было глухо. Как после удара в грудь — ты ещё стоишь, но воздух уже не входит. У Ланы была сильная шея, она часто выкладывала фото в развороте, с головой, откинутой назад, и пальцами на горле.

Ты не задушишь меня — я сама держу свою плоть

, — говорила она. И теперь — задушена.

Эми подошла к столу и достала старую карточку с фразой, которую они готовили для их общего видео. Лана написала её фломастером, по-детски криво:

«Стыд — это когда ты живая, но тебе не разрешают дышать».

Теперь стыд — это мёртвая. С меткой. И с телом, лежащим в ленте новостей.

— Надо позвонить... — начала Алиса.

— Не надо, — перебила Эми. — Он сам придёт.

— Кто?

Эми подняла глаза. Холодные. Прямые.

— Тот, кто сказал мне: «Ты интересна ему». Он знал. Уже тогда.

На улице загудел ветер. Камилла вскрикнула, когда дверь гримёрки хлопнула. Но никого не было. Просто сквозняк. Или кто-то оставил дверь открытой. Или кто-то уже был здесь.

Эми подошла к зеркалу. Посмотрела на своё отражение — с растрёпанными волосами, блёклой кожей, пересохшими губами. И всё равно — она выглядела возбуждающе. Потому что возбуждение теперь пахло страхом. А страх — становился её телом.

Она набрала в заметках:

«Следующая тема — страх как фетиш. Ты дрожишь, а он смотрит. А если тебе это нравится — кто из вас маньяк?»

И нажала

Сохранить

.

Внизу экрана — новое уведомление:

"dirtyfriday: Я тоже хочу прикоснуться к твоему горлу"

Глава 2: Я хочу. Часто

В студии было слишком тихо. Даже кофемашина в углу казалась в этот день ненужной — как будто никто не решался нарушить паузу, ставшую общей. Алиса сидела с планшетом у окна, нервно листая заметки, но не вчитываясь. Камилла раскладывала кисти по цветам, будто от порядка в косметичке зависело её внутреннее равновесие. Рамиль молчал и щёлкал ручкой: щелчок — пауза, щелчок — вдох, щелчок — страх. Он был единственным мужчиной в комнате, и с каждым новым случаем это ощущалось всё отчётливее. Только Эми, войдя, не остановилась у порога. Сняла пальто, прошла мимо всех и села за стол, не бросив ни одного взгляда. Она будто замкнулась — как электросхема, в которой не работают лишние провода.

— Мы продолжаем, — сказала она, не поднимая глаз. — Контент готовится по графику. Темы не меняем.

— Даже сейчас?.. — Алиса осторожно потянулась за чашкой. — Лана...

— Лана мертва. — Эми произнесла это чётко, как диагноз. — А мы живы. Пока.

Она смотрела прямо перед собой, в пустоту, но в голосе слышалось что-то странное: не безразличие, нет. Уверенность. Как у человека, который уже сжёг внутри себя мосты и теперь идёт только вперёд.

— Если мы остановимся — мы позволим страху диктовать нам сценарий. А я сценарии пишу сама.

Камилла сжала губы. Она выглядела так, будто не спала трое суток — под глазами темнота, на губах — тишина.

— Но ведь он рядом, — прошептала она. — Он знал Лану. Он мог быть в студии. Может быть, и сейчас...

— Страху плевать, где он. — Эми встала. — А мне — нет. Поэтому завтра мы пишем. Видео — по плану. Без масок. С новой темой.

Она подошла к флипчарту и быстро написала: "Ты не шлюха, если хочешь часто". Почерк был резкий, как порез. Никто не стал спорить.

— Мы начнём с простого: с желания. Без фильтров, без намёков.

— Это будет резонанс, — тихо сказала Алиса. — Нас точно заметят.

— Вот и хорошо, — кивнула Эми. — Может, именно на этом он и выйдет.

— Ты хочешь, чтобы он увидел?.. — Рамиль замер.

Эми обернулась. В её глазах не было испуга. Только вызов.

— Я хочу, чтобы он не смог не увидеть. И чтобы понял: я — не развратница. Я — отражение его страха.

На секунду в комнате воцарилась абсолютная тишина. Даже лампа, чуть мерцавшая у гримёрного столика, будто замерла. Только потом Алиса встала, подошла к столу и положила планшет.

— Тогда я добавлю в текст фразу: «Тебе не стыдно хотеть, если ты умеешь держать за это ответ».

— Запиши, — кивнула Эми. — И пусть монтаж будет грубее. Без нежности. Только прямой текст, кожа, и мой голос.

— Фут-фетиш, латекс, покорность, контроль, желание — всё, что было, — теперь под другим углом? — спросил Рамиль.

— Под моим, — жёстко ответила Эми. — Теперь это не про игры. Это про реальность, которую они смотрят через экран. И которую я готова показать.

Камилла тихо подошла к ней, остановилась в полуметре.

— Эми… Ты уверена, что выдержишь?

— Нет, — честно ответила она. — Но лучше дрожать от напряжения, чем исчезнуть в тишине.

Она взяла маркер, обвела надпись на флипчарте, добавила снизу: «Часто — это не стыд. Это пульс». А потом резко повернулась и направилась в студию — словно тело пошло раньше, чем разум. Алиса переглянулась с Рамилем. Камилла осталась стоять.

Работа продолжалась.

И кто-то уже монтировал их страх в реальном времени.

* * * * *

— Камера, — бросил Олег. Свет мягко залил её тело: плечи, колени, щиколотки. Эми сидела на полу, облокотившись на край дивана. На ней — только мужская сорочка, слишком свободная, чтобы скрыть изгибы. Под ней — ничего. Волосы собраны в низкий хвост, губы чуть блестят — не от блеска, от дыхания. Она не играла образ. Она была им. Образом женщины, которой уже не стыдно.

— «Ты не шлюха, если хочешь часто», — начала она прямо в камеру. Голос тёплый, ровный, с той глубиной, где дрожь не маскируется. — Не шлюха, если просыпаешься мокрой. Не шлюха, если думаешь о сексе, когда ешь, когда едешь, когда смотришь на пальцы другого человека. Желание — не упрёк. Не диагноз. Это ритм тела, которому не нужно разрешение.

Камера приблизилась. Олег двигался плавно, будто сам стал частью её ритма. Эми чуть развела ноги, поставила ступни на ковёр. Один палец подогнула — как в сторис, что набрала двести тысяч просмотров.

— Мне говорили: «Ты слишком хочешь. Это видно». И я улыбалась. Потому что да — видно. На губах. На коже. Между ног.

Она скользнула ладонью по внутренней стороне бедра. Медленно. Как женщина, которая не торопится, потому что знает — её смотрят. И не могут остановиться.

— В двадцать два я впервые услышала фразу: «С такими — не женятся». Я тогда даже не поняла, о чём он. Я просто стонала громко. Я не стеснялась того, что кончаю первой. И хотела второй раз.

Она провела пальцами по шее — линия до ключицы, мягкая, обнажённая.

— Потом были другие. Те, кто говорили «достаточно». Или «ты ненормальная». Или просто смотрели так, будто я грязная.

Пауза. Она смотрит в объектив.

— Я грязная. От желания. От жара. От того, что хочу не один раз. Не в неделю. Не когда «можно». А когда чувствую. Когда просыпаюсь и тянусь. Когда сижу в кафе и вспоминаю, как ты входил в меня.

Олег меняет ракурс. Камера захватывает изгиб шеи, мягкий свет на её коже. Эми чуть запрокидывает голову — не играючи, а как будто там, за объективом, кто-то, кто заслуживает видеть.

— Я дрочу. Часто. Да. И не всегда до оргазма. Иногда просто, чтобы почувствовать — я есть. Моя плоть — живая. Моя плоть — хочет.

Она берёт подол сорочки двумя пальцами, чуть приподнимает. Только бедро. Только намёк. Этого достаточно.

— Иногда я хочу просто от того, что кто-то смотрит. Не касается. Только взгляд. Только дыхание с экрана. Ты, например. Сейчас. Ты ведь не отвернулся?

Камера задерживается на её лице. Её взгляд — прямой, обнажающий.

— Ты не шлюха, если хочешь много. Сильно. Внезапно.

— Ты не шлюха, если не просишь ласки, а берёшь её. Или, наоборот, молчишь — и ждёшь, когда он подползёт к твоим стопам.

Она касается губ. Подушечкой пальца. Оставляет след.

— Ты — женщина, которая дышит в своём ритме. И если этот ритм сильнее, чем у него, пусть догоняет. Или дрочит на расстоянии.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Олег молчит. Но фокус камеры дрожит чуть больше обычного. Он не сдерживает дыхание.

— Это не исповедь. Это напоминание.

— Что желание — не повод для обвинений. А частое желание — не отклонение. Это просто ты.

Эми улыбается уголком рта.

— И если ты хочешь сейчас, пока смотришь это — не стыдись. Просто сделай это. Для себя. Для тела. Для меня.

Клик. Камера гаснет. Олег опускает руки. В комнате пахнет ладаном и потом.

— У тебя голос... как вибрация, — тихо говорит он.

— Потому что я не играла, — отвечает она. — Я была собой.

— И что теперь?

— Теперь они не забудут. Ни одну фразу. Ни один изгиб.

* * * * *

Олег смонтировал видео за вечер. Молча. В наушниках. С лицом, от которого хотелось отвернуться — настолько сосредоточенное, что казалось: он не кадры сводит, а вскрывает вены на петле времени. Он оставил каждый взгляд, каждое дыхание, даже щелчок пальца по бедру. Без титров. Без музыки. Только её голос. И его ритм. Он выложил ролик в два часа ночи — без подписи, только заголовок, который она придумала: «Ты не шлюха, если хочешь часто».

К утру — восемьсот тысяч просмотров. К девяти — сайт начал лагать. В комментариях — сотни фраз, которые невозможно забыть.

— «Это про меня. Я думала, я сломанная».

— «Плакал. И возбуждался. Странное, сильное чувство».

— «Я хочу, как ты. Часто. И больше не боюсь».

— «Смотрю в седьмой раз. Почему ты знаешь, что внутри меня?»

Некоторые писали с чужих аккаунтов. Некоторые — анонимно. Один написал:

— «Ты говоришь, как будто уже внутри меня. Я не дрочу. Я дрожу».

Эми не отвечала. Только смотрела на цифры. И на тех, кто писал.

Ник, ник, ник...

Dirtyfriday — молчал.

Алиса пришла в студию в обед. В руках — кофе и список идей.

— Это вирус. В хорошем и плохом смысле, — сразу сказала она. — У нас почти миллион за десять часов. Тебя репостят даже те, кто раньше называл «слишком».

— Я знаю, — спокойно ответила Эми.

— И ты как будто... спокойная, — заметила Алиса, присаживаясь.

— Потому что я выдохнула, — Эми опустила глаза. — Я не играла. Я была. И они почувствовали.

Олег прошёл мимо них, коротко кивнул, поставил планшет с графиками.

— Удержание — сумасшедшее. Тридцать секунд и выше. Комментарии растут быстрее, чем система успевает фильтровать.

— Минусы? — спросила Алиса.

— Некоторые жалуются. Типа, «чрезмерно», «это не про искусство», «где эстетика».

— А ты что думаешь? — Эми смотрела на него.

Олег замер.

— Это — чисто. Без прикрас. Значит, будет жить.

Эми взяла телефон. Открыла Flira. Лента пестрила реакциями. Девушки снимали видеоответы, мужчины оставляли голосовые, в которых слышалось сдавленное дыхание. Одна блогерша написала:

— «Я проснулась и захотела. И не стало стыдно. Спасибо тебе».

Другая —:

— «Ты назвала то, о чём мы молчали годами. Мой муж впервые понял, почему я сжимаю колени даже в обнимку».

Кто-то сделал нарезку — фразы Эми под ритм.

Ты не шлюха. Если хочешь. Часто.

Она стала триггером. Не трендом. И это было страшнее.

Камилла прислала сообщение:

— «Ты меня спасла. А ещё — это видео кто-то залил на Pornhunt. Его уже там качают».

Эми зажмурилась.

— Конечно, — прошептала она. — Они всегда превращают боль в дрочку.

Олег вдруг вернулся. В руках — коробка.

— Курьер на ресепшене сказал: для тебя. Без обратного.

Коробка была белая. Лёгкая. Без надписей. Только ленточка. Чёрная.

Эми знала уже заранее, что внутри.

Она разрезала ленту. Подняла крышку. И замерла.

Внутри — пара новых белоснежных чулок. С тонкой чёрной резинкой и вышивкой на внутренней стороне. Едва читаемая надпись, будто выведенная горячей иглой:

Хочешь — кричи. Страдай — без звука.

Олег посмотрел на неё. Она — на него. И всё, что прозвучало между ними — это дыхание. Слишком громкое. Как будто кто-то снова был в комнате. Или всегда оставался.

* * * * *

Эми провела пальцами по ткани. Чулки были гладкие, как стекло. Белизна — ослепляющая, неестественная. Та, что не для носки. Та, что для ритуала. Она достала один — почти невесомый. Приложила к щеке. Он пах новыми коробками, пластиком и чем-то сладким, слишком сладким. Как дыхание на коже, которого не ждала.

— Кто подписал? — спросила она, не поднимая глаз.

— Ничего. Ни чека, ни накладной. Только адрес и твоё имя, — ответил Олег. Он стоял, не приближаясь. Как будто чувствовал: сейчас она — не в комнате.

Эми села на край стола. Натянула чулок на руку — медленно, как делают в кадре. Внутри — дрожь. Не от страха. От узнавания.

Эта ткань не просто гладкая. Она похожа на те, что она заказывала год назад — когда снимала цикл «Женщина сверху». Та же линия, та же плотность. Но таких в продаже больше не было. Она проверяла. Значит, это... её. Или чей-то архив.

— Хочешь — кричи. Страдай — без звука, — прошептала она, снова глядя на надпись.

Олег вздрогнул. — Что?

— Это вышито на внутренней стороне. Мелко. Будто для тех, кто будет снимать с меня. Или — дарить.

Она встала. Пошла к зеркалу. Приложила чулки к ногам. Так, будто репетировала чужую съемку.

В отражении — она. Но не та, что только что говорила о желании. Другая. Слишком тихая. Слишком оголённая. Как будто её тело кто-то примерял до неё.

— У тебя дрожит левая рука, — сказал Олег.

Эми не ответила. Просто кивнула. И пошла в гардеробную.

— Ты хочешь их надеть? — негромко.

— Я хочу понять, чьё это касание. Через ткань. Через кожу.

Она закрыла за собой дверь. И тишина стала гуще.

Когда Эми вышла — на ней были только эти чулки и рубашка. Та же, что в видео. Она встала у стены.

— Сними это, — сказала тихо.

— Съёмка? — уточнил он.

— Нет. Просто сними. Чтобы потом — не забыть. Вдруг я исчезну.

Он поднял камеру. Никакой постановки. Никакого света. Только она — у стены. Босиком, в белых чулках, с волосами, падающими на плечи. Она не позировала. Просто смотрела в объектив.

— Что ты чувствуешь? — спросил он.

— Будто мне завязали горло этой тканью, — прошептала Эми. — Это не подарок. Это — петля. Нежная. С запахом прошлого.

Олег приблизился. Макро. Кружево на бедре. Надпись в кадре — неразборчива. Но она знала: он её видит.

— Кто-то шьёт слова. Для меня. Прямо в бельё. И это — интимнее, чем поцелуй.

Камера опустилась. Он выключил запись.

— Опубликуем?

— Нет, — сказала она. — Только сохраню. Чтобы потом напомнить себе, как это — дрожать не от желания, а от внимания.

Она подошла к коробке. Вынула второй чулок. На нём — ещё одна надпись. Почти стёртая. Только три слова:

"Следующая — ты?"

Эми сжала его в кулак. Глубоко вдохнула.

— Теперь это не фетиш. Это — приглашение.

— В ловушку? — уточнил Олег.

— В игру, — ответила она. — Где на кону — тело. Но цель — душа.

И снова в комнате стало слишком тихо. Только нейлон шуршал, когда она положила чулки обратно в коробку.

Как будто сама завязывала себе горло.

Часть 5: Ложка в капучино

Он уже сидел за столиком, когда она вошла. У окна, как всегда. Без телефона, без ноутбука, без всего, что могло бы сказать: «я здесь по делу». Только чашка кофе, тетрадь в клетку и взгляд, которым он мог остановить сердцебиение. Эми сняла пальто, накинула шарф, заказала латте — чтобы не привлекать внимания. Он не встал. Просто слегка наклонил голову. Приветствие без слов.

— Никто не видел, как ты зашла? — тихо спросил он.

— Это же не спецоперация, — ответила Эми, садясь. — Или уже да?

Ильин не улыбнулся. Он вообще никогда не улыбался.

— Ты нервничаешь.

— Я злюсь. Это разные вещи.

— Почему?

— Потому что кто-то прислал мне белые чулки. Вышитые. Со словами.

— Что за слова?

Она наклонилась ближе. Достала из сумки отрезанный край — тот, где вышивка. Положила на стол, рядом с его чашкой.

— «Хочешь — кричи. Страдай — без звука». И на втором: «Следующая — ты?»

Он не взял. Только посмотрел. Долго. Как рентген.

— Это не копия прежнего поведения. Он меняет стиль.

— Он знает, что я не просто снимаю фетиш. Что я внутри. Что я слышу.

Официантка принесла кофе. Поднос дрожал в её руках. Эми кивнула: всё хорошо. Девушка ушла.

— Ты не сказала команде? — спросил он.

— Нет. Они не готовы. Камилла напугана. Алиса злится. Олег... молчит.

— Хорошо. Так и надо.

— Я хочу знать, вы отслеживаете его?

Ильин поднял глаза. В них не было жалости. Только ледяная оценка.

— Мы — да. Он — тоже.

Эми сжала ложку так, что побелели костяшки.

— Ты серьёзно?

— Ты вошла в игру. Он считает тебя участником. Он изучает.

— Через экран?

— Через слова. Через фразы, которые ты не вырезала. Через жесты, которые ты оставила в сторис. Через тишину между твоими предложениями.

Она не выдержала. Сделала глоток — обожглась.

— Ты был прав, — сказала, не глядя. — Мне нравится, что он смотрит.

— Это и делает тебя интересной. Но не делает тебя защищённой.

Пауза. За окном кто-то смеялся. Внутри — будто тянуло горло резинкой. Эми вытащила из сумки свой планшет, открыла статистику.

— Видео про «часто» — миллион триста. Сотни копий. Кто-то залил на порнофорумы. Меня теперь цитируют даже терапевты.

— И это хорошо.

— Это ненормально. Это выходит из-под контроля.

— А ты когда-нибудь была под контролем? — спросил он.

И она замолчала.

— Что мне делать? — тихо. Почти шёпотом.

Ильин допил кофе. Отставил чашку. Поднялся.

— Будь ещё более публичной.

— Что?

— Он боится света. Дай ему ещё света. Будь в кадре больше. Говори больше. Делай вид, что ничего не боишься. Пусть подумает, что ты не заметила.

— И тогда?..

— Тогда он подойдёт ближе.

Эми встала.

— А ты?.. Ты будешь рядом?

Он посмотрел на неё как хирург на пульс.

— Ты — приманка. А я — след. Иногда рядом. Иногда за углом.

— Ты не даёшь гарантий.

— Зато не даю ложной защиты.

Ильин исчез так, как и появился. Без следа. За соседним столиком сидела пара — парень фотографировал свою девушку. Никто не смотрел на Эми. Никто не понял, кто только что с ней говорил. Никто — кроме того, кто уже смотрел давно.

Эми допила кофе. Вынула платок. Завернула в него обрезанный чулок. И написала себе в заметки:

"Следующее видео — о боли, которую прячут в кружеве. О желаниях, что пахнут страхом. О фразах, что не для всех."

Пальцы дрожали. Но она знала — камера всё равно поймает.

* * * * *

— Я повышаю всем зарплату на полтора раза, — сказала Эми, стоя у флипчарта с маркером в руке. — С сегодняшнего дня.

Алиса застыла с чашкой в руках. Камилла уронила кисть. Рамиль даже выпрямился, что случалось редко. Только Олег не сдвинулся ни на миллиметр — он проверял звук на последней съёмке и будто не слушал. Но слушал. Конечно.

— Серьёзно?.. — Алиса прищурилась. — Это какой-то трюк?

— Это благодарность. И стимул. У нас миллион триста за сутки. Двести тысяч сохранений. Сотни репостов. Тысячи новых платников на Flira.

— И как будто… тише, — заметила Камилла. — Как будто ты отпустила что-то.

— Я наоборот. Сжала, — усмехнулась Эми. — Просто теперь умею это не показывать.

Она подошла к столу, положила блокнот. Развёрнутый: в нём заголовки. Новые темы. Каждая — как вызов.

— Вот что я хочу делать дальше, — сказала она, обводя рукой. —

«Ты хочешь, когда страшно»

«Он целует, а ты молчишь»

«Секс как способ не исчезнуть»

«Ты трогаешь себя — и думаешь о прошлом»

— Жестко, — пробормотал Рамиль. — Это не просто эротика. Это уже… терапия.

— Нет, — перебила Эми. — Это реальность. Просто раньше мы её маскировали шёлком. А теперь — не будем.

Алиса кивнула.

— Тогда надо работать с голосом. У тебя появился новый тембр. Глубже. Грязнее. Не только сексуально — почти опасно.

— Потому что я знаю, что говорю, — тихо ответила Эми. — Больше не сочиняю. Не имитирую. Только живу.

Камилла потянулась за планшетом.

— Я могу собрать референсы под каждую тему. И визуал. Цвета, текстуры, тени.

— Сделай. Без блёсток. Без нежности. Холодные оттенки. Грязь под ногтями, а не розовые фильтры.

Олег наконец повернулся.

— А «тело в петле» — будет темой?

Эми замерла. Медленно посмотрела на него.

— Будет. Но позже.

— Почему?

— Потому что сначала они должны влюбиться. Только потом — бояться.

Пауза затянулась. Рамиль заговорил первым:

— Я могу проверить, были ли похожие подарки у других блогерш до исчезновения. Если найду совпадения — это уже будет зацепка.

— Действуй, — кивнула Эми. — Но тихо. Мы не паникуем. Мы становимся ещё громче.

Она повернулась к флипчарту и жирно, почти злобно вывела маркером:

«Следующая тема: Секс как способ не исчезнуть»

— Когда будем снимать? — спросила Камилла.

— Завтра, — сказала Эми. — Утром. Свет — холодный. Голос — шёпотом. Кожа — открытая.

— И в кадре ты?

— Конечно. Кто, если не я?

Команда начала расходиться. По своим задачам, по рутинным процессам, по экранам. Но воздух остался сгустившимся. Олег задержался у двери.

— Ты не выглядишь счастливой, — заметил он.

— Я не за счастьем сюда пришла, — ответила Эми, не оборачиваясь. — Я пришла, чтобы он смотрел.

Когда она осталась одна, выключила свет в комнате. На столе осталась коробка. Пустая.

Внутри неё — нет больше чулок. Только запах. И надпись, которую Эми уже знала наизусть.

Она провела пальцами по столешнице, достала телефон и включила запись.

— Ты не шлюха, если дрожишь от своих желаний. Шлюха — та, кто перестала чувствовать.

Она выключила запись.

И осталась в темноте.

Где кто-то, возможно, уже писал ей.

И смотрел.

Слишком близко.

Глава 3: Контроль сверху

Они шли молча. Осень разливалась по асфальту лужами, будто город потел под одеждой. Олег нёс камеру в чехле, как всегда, будто оружие. Эми шла чуть впереди, плечи прямые, волосы распущены, глаза — пустые. Не от усталости. От перенапряжения. Она больше не говорила в пустоту. Её слышали. Слишком много. Слишком жадно. И это разъедало не хуже страха.

— Ты не ешь целый день, — сказал он вдруг.

— Не хочу.

— Не ври.

— Не вру. У меня теперь другой голод.

Он не ответил. Только шагал рядом — уверенно, не касаясь. Но слишком близко, чтобы не считать это вторжением.

Когда они подошли к дому, Эми остановилась.

— Пойдёшь ко мне? — просто. Без флирта.

— Нужно? — так же просто.

Она повернулась.

— Я не зову, когда не нужно.

Квартира встретила тишиной. Не уютной — выжидающей. Эми не включила верхний свет. Только бра у кухни. Полутон. Обстановка — как в кадре: всё на своих местах, но дышит чем-то другим. Не домом. Клеткой. Или студией, где кто-то уже смотрел.

— Хочешь воды? — спросила она.

— Нет. Хочу знать, зачем я здесь.

Эми подошла ближе. Сняла пальто. Рубашка под ней — тонкая, почти прозрачная. Без белья.

— Чтобы не думать. Хотя бы час.

— Ты хочешь секса?

— Нет. Я хочу взять. И ты мне это дашь.

Он кивнул.

— Тогда — без камеры.

— Без всего, — прошептала она.

Они не целовались. Не прикасались. Просто стояли друг напротив друга, пока тишина не стала невыносимой. Она первая сделала шаг. Потом второй. Потом — прикоснулась. Не к щеке. К шее. Сильной, тёплой. Проверяя пульс.

Он не шелохнулся. Только дыхание стало грубее.

— Ты всё ещё хочешь знать, зачем ты здесь? — спросила она.

— Нет. Я уже понял.

И тогда она пошла в спальню. Не оборачиваясь. Он — за ней. Как звук, который не отключить.

* * * * *

Комната пахла кожей и приглушённым светом. Не свечами — светом, который будто сам хотел спрятаться в углах. Эми не включала музыку. Не говорила. Она просто подошла к кровати и скинула рубашку — не как приглашение, а как приказ. Под ней — только тело. Без одежды. Без украшений. Только светлая кожа, родинка под левой грудью и след от ногтя на бедре, который она не заметила раньше.

Олег застыл у двери. Смотрел — как смотрят в экран: без права тронуть.

— Раздевайся, — сказала она. Тихо, без нажима, но так, что воздух между ними сразу сжался.

Он молча снял футболку, потом штаны. Его тело было напряжённым, как провод, по которому пустили ток. Ни взгляда вниз. Только в её глаза.

— Ложись, — добавила Эми.

И он подчинился.

Она залезла сверху. Медленно. Коленями упёрлась по обе стороны его бёдер, руки поставила на его грудь. Смотрела — в упор, изучающе, как будто проверяла на выдержку. Его член был уже твёрдым, влажным на кончике, будто тело знало всё заранее. Но она не торопилась.

— Ты знаешь, почему ты здесь? — прошептала она, опускаясь ближе.

— Чтобы ты взяла, — хрипло.

— Нет. Чтобы я сломала.

Она села — не резко, но сразу глубоко. Его член вошёл в неё полностью, горячо, туго. Эми выгнулась. Не закрыла глаза. Держала контакт. Он сжал простыню.

Движения были рвано-точными. Она не ласкала. Она трахала. Медленно, но с давлением, как будто хотела продавить в него всю свою злость, всю власть, весь страх, что накопился.

— Ты внизу. И это не поза. Это место, — выдохнула она, наклонившись к уху. — А я решаю, когда ты двинешься.

Он застонал. Не от боли. От того, как сильно это возбуждало.

Она скользнула рукой вниз, провела по его животу, по грудной клетке, по шее.

— Столько силы. Но ты не используешь её. Потому что знаешь — я сильнее. Сейчас.

Её бедра двигались быстрее. В ней всё пульсировало. Он был глубоко, почти невыносимо. Но она не замедлялась. Напротив — ускорялась. Тело горело. Как будто весь страх последних недель выжигался через трение.

— Эми… — выдохнул он.

— Молчи. Только дыши.

Она сжала его запястья и прижала к матрасу. Он не сопротивлялся. Он был весь в ней — внутри, под ней, под глазами, под контролем.

Оргазм накрыл её резко. Без предупреждения. Как волна, которая не шумит, а обрушивается. Она не закричала — только выдохнула, запрокинула голову и продолжала двигаться. Ещё. Сильнее. Он стонал. Дрожащим голосом. Как мужчина, который хотел бы кончить — но не осмеливался без разрешения.

— Можешь, — сказала она, и его тело взорвалось. Он выгнулся, руки вжались в матрас, спина напряглась, и он кончил — много, резко, с почти сдавленным рыком, как будто это было не удовольствие, а капитуляция. Эми всё ещё сидела сверху. Дыхание сбивалось. Волосы прилипли к вискам. Она наклонилась ближе, коснулась губами его лба.

— Теперь ты знаешь, как это — быть внизу.

Он не ответил. Только кивнул. Слабым движением головы.

— Спасибо, — прошептал.

Эми не улыбнулась. Просто слезла с него. Медленно. Как будто снимала с седла не тело, а контроль. И легла рядом. Не касаясь.

На какое-то мгновение комната стала идеальной. Только кожа. Только дыхание. Только два тела, одно из которых — забрало себе власть.

* * * * *

Воздух в комнате стал липким. Не от жары — от осадка. Олег лежал на спине, глядя в потолок. Эми отвернулась. Плед сполз с бедра, грудь едва прикрыта рукой, волосы спутаны, дыхание замедлилось. Он не тронул её. Не притянул ближе. Только слушал, как она дышит. Словно считывал ритм — не ради заботы, а чтобы понять: сломалась или нет.

— Ты теперь всегда будешь такая? — вдруг спросил он.

— Какая?

— Говорящая в камеру вместо того, чтобы говорить людям.

Эми приподнялась на локте. Глянула на него. В её глазах вспыхнуло короткое раздражение.

— Люди не слушают. Подписчики — да.

— Подписчики дрочат, — ровно произнёс он. — Это не одно и то же.

Она усмехнулась. Но не из удовольствия.

— А ты что, не дрочишь?

— Нет.

— Никогда?

Он посмотрел на неё.

— Я не трачу энергию на то, что не могу потрогать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Наступила тишина. Неприятная. Как будто между ними упало что-то липкое.

Эми опустилась обратно на подушку.

— Я не просто возбуждаю. Я вытаскиваю. Из них. Из себя.

— А потом что? — холодно.

— Что?

— Когда тебе будет сорок? Ты всё ещё будешь шептать в микрофон про "дрожь в промежности"? Или найдёшь что-то другое?

— Я найду. Себя.

— Себя можно потерять, если слишком долго строить образ. Особенно сексуальный. Особенно для всех.

Он говорил ровно, почти нежно. Но внутри чувствовался контроль. Прямой. Слепой.

Эми посмотрела на него внимательнее.

— Ты судишь меня?

— Нет. Я просто говорю, что со стороны видно больше.

— И что ты видишь?

Он на секунду замолчал.

— Усталость. И странную жажду быть увиденной. Не просто красивой. Глубоко. До мяса. До стыда.

Она не ответила. Потому что это было правдой. Но правдой, которую лучше не слышать от тех, кто был только что внутри тебя.

— Может, ты боишься, что однажды перестанешь быть возбуждающей? — добавил он. — И всё, что ты построила, исчезнет.

— А ты боишься, что я не остановлюсь.

Он усмехнулся.

— А ты ведь не остановишься, да?

Она встала. Пошла к окну. Обнажённая. Бёдра напряжены. Спина прямая.

— Нет.

— Тогда тебе надо быть осторожней, — тихо сказал он, уже одеваясь. — Чем откровеннее ты становишься, тем ближе он подбирается.

Она обернулась.

— Ты про маньяка?

Он не ответил сразу. Застёгивал ремень. Медленно. Потом поднял взгляд.

— Конечно. И ежу понятно, что он смотрит твои эфиры. Я же волнуюсь за тебя

— Думаешь, он уже рядом?

— А если он уже внутри?

Эми замерла. В груди что-то дрогнуло. Но он уже направился к двери.

— Спасибо за вечер, — сказал он, как будто ничего не было. — Камера не нужна, чтобы видеть тебя по-настоящему.

— Ты ведь не просто снимаешь. Ты анализируешь.

— Только то, что интересно. Всё остальное — не имеет смысла.

Дверь закрылась. Эми осталась одна. Возле окна. Голая. И вдруг ощутила — не одиночество.

* * * * *

Камера включилась с задержкой. Несколько секунд — только серый экран, потом — лицо Марка. Чёткий фокус, холодный свет. Фон — нейтральный, книжные полки, жалюзи. Голос — собранный, уставший, как будто он прервал другой звонок, чтобы поговорить именно с ней.

— Вижу, ты снова на экране, — сказал он вместо приветствия.

— А ты снова одет, как похоронщик, — ответила Эми, устраиваясь на диване. На ней — простая футболка, волосы собраны, но в голосе всё равно чувствовалась власть.

— Восемь минут — пошли. Я всё ещё работаю за деньги.

— Я перевела. Даже чаевые.

Марк не кивнул, не улыбнулся. Он вообще не проявлял никаких эмоций, кроме профессиональной настороженности. Именно поэтому Эми звонила ему. Он не гладил по голове. Он срывал кожу. Точно. Нежно. Сухо.

— Что случилось?

— Мне прислали белые чулки.

— Уточни, с подтекстом или просто подарком?

— С вышивкой внутри. «Хочешь — кричи. Страдай — без звука». И ещё — «Следующая — ты?».

Он сделал пометку. Видимо, на планшете.

— Стильный шантаж.

— Это возбуждает.

— Ты хочешь сказать — это тебя не пугает?

— Я хочу сказать, что возбуждает. Пугает — позже.

Марк чуть подался вперёд. На экране это выглядело, как приближение хищника.

— Ты продолжаешь снимать, хотя знаешь, что он где-то рядом.

— А если я именно для него всё это делаю?

Он ничего не сказал. Только смотрел.

— Ты понимаешь, что сейчас звучишь не как охотница. А как трофей, который мечтает быть взятым.

— Он уже взял часть. Через экран. Через кожу.

— Значит, теперь ты даёшь не контент. Ты подставляешься.

Эми поправила прядь волос.

— Я управляю. Пока — да.

— У тебя нет иллюзии, что ты победишь?

— Есть надежда, что он ошибётся. Или влюбится.

Марк усмехнулся. Первый раз. Холодно.

— Маньяки не влюбляются. Они коллекционируют.

Она замолчала. Смотрела в экран.

— Ты считаешь, я психически нестабильна?

— Я считаю, ты давно выбрала насилие как единственный язык связи.

— Это не насилие. Это возбуждение через контроль.

— В котором ты сверху. Но только в кадре. А вне его — под прицелом.

— А может, наоборот?

Он помолчал. Затем ровно сказал:

— У тебя развился перенос зависимости от зрителя. Ты путаешь возбуждение с принятием. Страх — с интересом.

— А ты всё ещё думаешь, что можешь меня разложить?

— Я не думаю. Я просто знаю, как это работает. Ты боишься быть забытой. И твой блог — способ не исчезнуть.

Эми глотнула воду. В горле пересохло.

— Что ты предлагаешь?

— Прекратить. Хотя бы на время.

— Нет.

— Тогда остаётся наблюдать. И ждать, когда он покажет лицо.

— Или когда я перестану его ждать.

На экране Марк остался неподвижным. Только глаза чуть опустились.

— Последнее.

— Что?

— Если он — не один? Если кто-то уже копирует его стиль?

Эми замерла.

— Ты хочешь сказать, я стала трендом?

— Нет. Я хочу сказать, что в тебе есть нечто такое, на что хочется охотиться. И он — не единственный, кто это чувствует.

Секунда тишины. Потом — разъединение. В чате — уведомление:

«Сессия завершена. 8 минут. Оплата принята».

А в отражении экрана — Эми. Голая по плечи. С напряжённой челюстью и взглядом, который не умел бояться.

* * * * *

Это было ночью. Телефон мигнул на прикроватной тумбе — короткий звук, как щелчок замка. Эми проснулась не сразу. Только когда экран снова вспыхнул и подсветил подушку. Уведомление. Сообщение без имени. Без аватарки. Только значок вложения: .mp3. Ни темы. Ни текста. Ни одной буквы.

Она не открыла сразу. Села в постели, прижав колени к груди. Город за окном был глухим, стекло холодным. В квартире — абсолютная тишина. Даже холодильник не гудел. Эми нажала.

Файл открылся. Звук пошёл сразу. Без вступления. Без слов.

Женский стон.

Низкий. Глубокий. Без фальши. Не ахи из порно. А то, что вырывается, когда ты не думаешь о том, кто рядом. Когда не контролируешь горло. Когда тело дрожит не от движения, а от того, что тебя держат — правильно. Или слишком долго.

Она застыла. Первые три секунды — просто слушала. Потом — вжалась в подушку. Потому что этот стон… был знакомым. Не голос. Даже не дыхание. А ритм. Та пауза между вдохами. Та неровная вибрация, когда воздух цепляется за связки. Эми вспомнила: в одном из видео она звучала почти так же.

Но это — не она.

Файл продолжался: тридцать секунд. Потом — резкий щелчок. И тишина. Конец. Ни фона. Ни музыки. Ни слов. Только голос. Женский. Не похожий на актёрский.

Она перемотала. Слушала ещё раз. Потом — третий.

Где-то на седьмой секунде в фоне проскользнул звук. Похожий на шаг по кафелю. Или движение кожи о ткань. Восьмая — тяжёлый выдох. Как у того, кто смотрит. Или стоит очень близко.

Эми выключила. Сердце билось быстро. Но не от страха. От напряжения. И возбуждения.

Потому что тело реагировало. Оно знало этот звук. Оно хотело его повторить.

Она открыла сообщение. Попыталась найти отправителя. Ничего. Только цифровой ID — случайная комбинация, не прикреплённая к нику.

Flira — не реагировала. Ни предупреждений. Ни пометок о спаме. Как будто всё было в порядке. Как будто это — обычный файл.

Но Эми знала. Это был знак.

Она подошла к окну. Внизу — пусто. Машины припаркованы. Людей нет. Но кто-то же записал это. Кто-то — отправил. Значит, кто-то знает, как она реагирует.

— Он слушает меня. Или другую. Или нас обеих, — прошептала она вслух.

Телефон мигнул снова. Нового сообщения не было. Просто уведомление:

«Файл прослушан 3 раза. Вы хотите сохранить его?»

Эми нажала «Да». И назвала его:

«Без имени. Только стон»

Потом легла обратно. Не уснула. Тело горело. Мозг — искал совпадения. А в животе — странное чувство. Не страх. И не возбуждение.

Ожидание.

* * * * *

Эми не ждала утра. Как только прослушала файл в третий раз, нажала на зашифрованный контакт в приложении, которое Ильин установил сам. Связь — защищённая, как он сказал. Без логов. Без записей. Без права на ошибку.

Окно чата мигнуло:

«Связь возможна. Подтвердите личность».

Она приложила палец к сканеру. Через минуту — гудок. Потом — экран потемнел.

Он включился резко. Как выстрел.

— Что? — голос сухой, будто она его разбудила, но на лице — ни одной эмоции.

— Мне прислали файл. Без текста. Только звук. Женский… стон.

Он молчал. Только смотрел. Эми впервые ощутила, как тяжело говорить это вслух.

— Не порно. Не акт. Это… настоящее. Плотное. Живое. И я не уверена, что это не…

— Ты думаешь, это он?

— Не знаю. Но звук слишком точный. Там… паузы. Ткань. И шаг. Один. Рядом.

Ильин откинулся назад. Освещение — половина лица в тени.

— Отправь файл. Сейчас.

— Уже в облаке. Доступ — по старой ссылке.

Он кивнул. Глаза заскользили — проверял, видимо, на втором экране. Эми смотрела, как он замирает. Лишь пальцы двигаются. Ни одной эмоции. Только в какой-то момент — тонкий сдвиг бровей. Почти незаметный.

— Не он.

— Почему ты так уверен?

— Это не его техника. Он не работает в лоб. Он бы подождал.

— Тогда кто?

— Кто-то, кто хочет, чтобы ты подумала на него.

Пауза.

— Подражатель?

— Или тот, кто давно тебя наблюдает. Но не решался.

Эми сжала пальцы на простыне. Голова кружилась. От возбуждения? От страха? Невозможно различить.

— В файле нет слов. Только тело. Как будто кто-то... хочет, чтобы я почувствовала. Не поняла — а именно почувствовала.

Ильин медленно выдохнул.

— Ты продолжаешь быть публичной. И ты говорила в последнем видео про «страх, который дрочит на тебя из тени». Это была цитата?

— Моя.

— Значит, он слышал. Кто бы ни прислал — он отреагировал. На тебя. На слова. На образ.

Эми посмотрела в экран.

— Ты всё ещё уверен, что я приманка?

— Уже нет. Ты стала целью.

Холод. Но не на улице. Внутри. В животе. В горле.

— Я не остановлюсь.

— Я этого и не прошу.

— Тогда что ты хочешь?

— Чтобы ты понимала: он может быть не один. Кто-то копирует. А кто-то хочет быть ближе.

— Насколько ближе?

— Настолько, чтобы ты услышала его дыхание, но не почувствовала рук.

Ильин выключился без прощания. Связь обрубилась, как лезвие. Эми осталась в темноте, со звуком в голове, который уже въелся под кожу.

Она включила аудиофайл ещё раз. На десятый секунде — стон стал глубже. Громче. А потом — дыхание. Тяжёлое. Мужское. Очень близко к микрофону.

Он был рядом. Или хотел, чтобы она в это поверила.

Глава 4: Ткань возбуждения

— Нужна новая тема, — сказала Эми, щёлкнув по блоку с названиями черновиков. — Не просто возбуждающая. Она должна липнуть к телу.

На столе — чашки с остывшим кофе, кольца от стаканов, плед, которым Камилла укрылась, сидя на полу. Алиса поправила очки, не поднимая головы от ноута:

— У нас в очереди «Секс и тишина», «Почему женщины любят сверху», и «Фетиш как способ контролировать страх».

— Все они… слишком в голове, — медленно сказала Эми, вглядываясь в карту сюжетов. — Мне нужно не про теорию. А про то, что на теле. Про ткань.

Олег молчал. Он сидел в углу, в серой футболке, с камерой на коленях, будто и не участвовал. Но глаза скользили по её запястьям, по волосам, по губам, когда она прикусывала их от раздумий.

— Кожа? — спросила Камилла. — Как барьер?

— Нет, — покачала головой Эми. — Как граница. Между возбуждением и дозволенным. Между тем, что ты чувствуешь — и тем, что другие видят.

Она встала, пошла к зеркалу у стены, повернулась боком.

— Я надену латекс. Плотный, чёрный. Под ним — чулки. Либо белые, либо прозрачные с узором. Каблуки. Без кожи — только взгляд.

Алиса оторвалась от экрана.

— Мы уйдём в визуал?

— Мы сделаем вид, что уходим. На самом деле — это будет про прикосновение, которого нет. Про секс через ткань. Через взгляд. Через звук.

Олег наконец заговорил:

— Это будет провокация.

— Именно, — кивнула Эми. — Но эстетичная. Ни одного кадра, который можно удалить. Ни одного слова, которое можно вырезать. Только образ, только глянец. И фраза.

— Какая фраза? — тихо спросила Камилла.

— «Ты не касаешься — но я уже чувствую».

В комнате повисла пауза.

Алиса первой разомкнула молчание:

— Тогда это не просто фетиш. Это о согласии. О власти. О том, как женщина решает — кто и через что её может возбудить.

— Да, — сказала Эми. — Но это будет без теории. Без длинных вступлений. Только я. Камера. Ткань. И напряжение.

Камилла улыбнулась.

— Я сделаю тебе pin-up макияж. Чтобы был контраст — лицо нежное, тело закрыто, а слова…

— Голодные, — закончила за неё Эми.

Олег встал, подошёл ближе.

— Ты уверена, что хочешь быть так открыта? После письма? После чулок?

Эми посмотрела прямо в его глаза.

— Я не хочу. Я нужна.

Он ничего не ответил. Только кивнул. И включил камеру — без съёмки, просто чтобы проверить свет.

— Назовём это как? — спросила Алиса, пальцы уже печатали в заметках.

— «Ткань возбуждения», — сказала Эми. — Или… «Идея под кожей».

И все поняли — следующая съёмка уже началась. Даже если камера пока молчит.

* * * * *

Камилла расставила кисти аккуратно, как хирург перед операцией. Рядом — палетка теней в розово-сливовых оттенках, хайлайтер с лёгким сиянием, тон в фарфоровом подтоне и красная помада, как вызов. Pin-up образ — значит, идеальные стрелки, гладкая кожа, акцент на губах и невинность, которая обманчива.

— Готова? — спросила Камилла, подходя к Эми со спонжем.

— Уже нет пути назад, — усмехнулась та, закрывая глаза.

Освещение в гримёрке было мягким, но чётким. Белый неон подсвечивал кожу, как витринный свет на дорогой товар. Камилла работала осторожно, почти трепетно, будто боялась повредить. Но рука дрожала. Почти незаметно. Только в момент, когда подводила кисть к уголку рта.

— Ты дрожишь, — сказала Эми, не открывая глаз.

— Мне просто… холодно, — пробормотала Камилла. — И кофе переборщила.

Эми не поверила, но не стала давить.

— Латекс уже вешалке? —

— Да. Подготовила всё: костюм, чулки, каблуки. Даже масло, чтобы блестел.

Эми открыла глаза, посмотрела на себя в зеркало. Уже сейчас лицо выглядело, как чужое — кукольное, беззащитное, но с глазами, в которых пульсировала сила.

— Этот образ… он как ловушка, — произнесла она, слегка улыбаясь. — Они думают, что могут меня захотеть. Но не дотянутся.

Камилла отвела взгляд, пряча слабую улыбку.

— А ты когда-нибудь хотела… чтобы тебя не просто смотрели, а оборачивали тканью? Чтобы ты была не собой, а образом?

— Иногда, — призналась Камилла. — Но ты… ты это делаешь по-настоящему. Не знаю, как ты не сгораешь от этого.

Эми не ответила. Встала. Подошла к вешалке. Латексный костюм — чёрный, цельный, с замком от горла до живота. Ткань скользила в пальцах, будто живая. Она начала медленно натягивать его на ноги — чулки уже были надеты: плотные, с рисунком у бедра, и почти невидимой прозрачной лентой, будто кружево держит её желания.

Камилла отвернулась. Не из стыда — скорее, от напряжения. Внутри было странное чувство: будто комната подглядывает.

— Он натянется сильно, — сказала Эми, затягивая застёжку. — Я хочу, чтобы он душил. Чтобы даже дыхание пришлось контролировать.

— А если ты задохнёшься?

— Тогда они хотя бы посмотрят дважды.

Туфли — остроносые, блестящие, на тонкой шпильке. Когда Эми сделала первый шаг, каблук ударил по полу, как сигнал. Камилла вздрогнула.

— Почему ты не отказалась после того письма? После чулок? — тихо спросила она, опускаясь на пуфик.

— Потому что страх — это тоже возбуждение. Просто его надо грамотно монетизировать.

Камилла смотрела на неё снизу вверх. Эми казалась не женщиной, а фигурой из комикса: острая, гладкая, слишком идеальная, чтобы быть реальной.

— Ты не боишься, что кто-то начнёт хотеть слишком сильно?

— Уже начал, — спокойно ответила Эми. — Но пока он только смотрит. И платит. А я — решаю, что показать.

С этими словами она подошла ближе, поправила прядь волос у виска.

— И ты тоже решаешь. Где граница. Где кожа — а где образ.

Камилла молчала. Но внутри что-то подсказывало: сегодня камера запишет больше, чем планировалось.

* * * * *

Студия заглохла в полумраке, блики отсвечивали на свежем латексе. Олег вывел кадр: Эми стоит боком, застёгивая последний замок. Глянец тянется по телу, словно живая чёрная ртуть.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ты уверена, что сможешь говорить? — шепчет Камилла за кадром, пока подтягивает на Эми прозрачные чулки с бархатной лентой.

— Чулки дышат, а латекс нет, — отвечает Эми и бросает в объектив полуулыбку. — Я хочу, чтобы они слышали моё дыхание сквозь удушье.

Она садится на высокий табурет, закидывает ногу на ногу. Каблук звякает о металл, и камера ловит блеск, будто вспышку. Лента записи пошла.

— Знаете, что выяснил недавний опрос среди фетиш-сообществ? — голос Эми мягкий, но низкий. — Каждый пятый респондент признался, что мечтает видеть партнёра в латексе, а среди мужчин «да» сказали почти одна треть, у женщин — чуть меньше, но «может быть» добавило им ещё десяток процентов. То есть латекс уже не маргинальная странность — это вожделение на расстоянии вытянутой руки.

Она тянет молнию на бедре; резина скрипит как тихий вздох.

— Почему он так цепляет? Во-первых, это вторая кожа. Мозг видит блеск и думает, что я голая, просто обмазана мокрой плёнкой. Во-вторых, плотность. Внутри жарче на градус-два, пульс подлетает, и каждая капля пота напоминает, что мне нельзя никуда сбежать.

Эми наклоняется вперёд, пальцы скользят по идеально гладкому животу.

— Согласно опросу любителей резины, 80 % носят её именно ради «ощущения объятия» и «уникального блеска», а секс называют приятным побочным эффектом. Когда материал обнимает тебя до миллиметра, любая ласка усиливается. Проверьте: проведите кончиком ногтя по латексу и услышите, как мой вдох сорвётся.

Она проводит ногтем — тонкий стрекот усиливает микрофон.

— Запах. В резине оставляют лёгкий аромат натурального каучука — многие возбуждаются уже на этом уровне: чувство, будто нюхаешь чужую кожу после бури.

Олег переключает фокус на её губы: красная помада засияла.

— Почему латекс любят и те, кто доминирует, и те, кто подчиняется? — Эми обводит языком контур губ. — Психологи пишут: когда ты закрыт в «оболочке», ты либо становишься неуязвимым супергероем, либо беззащитной игрушкой — костюм сам решает, кем ты будешь сегодня.

Она встаёт, медленно обходит табурет, словно хищная статуя.

— Кстати, хлорирование делает резину шелковистой: кожу не нужно пудрить, она скользит по ней так же легко, как мысли о грехе по вашей голове. Это превращает процесс надевания в ласку длиной десять минут — и многие кончают ещё до того, как застёгнут замок.

Эми приседает; камера скользит к линии чулка. Тонкая лента чуть врезается в бедро.

— Секс через ткань — это когда партнёр гладит не меня, а глянец. Слышите? — она кладёт ладонь на пах, и микрофон ловит влажный

шлип

. — Я чувствую каждое прикосновение, хотя между нами два слоя: воздух и латекс.

— Как ты дышишь? — тихий голос Олега.

— Жадно. И именно поэтому мужчины смотрят. А женщины… женщины носят. Потому что власть приятно пахнет, прилипает и блестит.

Камера замирает на её лице. Чёткие стрелки, красный рот, зрачки расширены.

— Запомните: я могу не снять этот костюм весь день. Он станет влажным изнутри, липким. И когда я разденусь, с меня потечёт не пот — возбуждение, которому больше негде жить. А вы будете смотреть и знать: это началось с одного взгляда на блеск.

Она подносит палец к губам — знак «тишина» — и выключает запись. Латекс шуршит, как шёлк, а в воздухе пахнет чем-то сладким и необратимым.

— Картинка есть, — бурчит Олег, опуская камеру.

— А голос? — улыбается Эми, проводя ладонью по груди. — Он уже под кожей у тех, кто слушал.

* * * * *

— Вы готовы учиться дрожать, не раздеваясь? — Эми садится на самый край стола, латекс хрустит, чулка-лента врезается в кожу. — Сегодня не про голое тело. Сегодня про секс, который происходит

между слоями

.

— Ты опять сводишь людей с ума, — бурчит Олег за камерой.

— Пусть. Слушайте факты. — Она проводит ладонью по бедру, и микрофон ловит влажный

шшшл

латекса. — Первый: «секс сквозь одежду» давно имеет научное имя —

outercourse (Интим без проникновения)

. В опросах почти 60 % респондентов признались, что хотя бы раз «кончили» от сухого трения джинс о джинсы. А 14 % делают это регулярно, потому что нравится чувство ткани на клиторе или венах члена, и никакой беременности — эффективность 100 %

Она смыкает колени, будто защёлкивает сейф.

— Второй факт: больше всего о тканевом сексе мечтают подростки

и

пары, живущие в странах с жёсткой культурой телесных табу. В Японии услуга

sumata

— когда девушка трётся в колготках о бедра клиента, а проникновения нет — приносит борделям до 40 % дохода. Потому что это «не считается»

— Культурная лазейка, — кивает Олег.

— Да. И ещё лазейка для тех, кто хочет дразнить, не отдаваясь. — Эми берёт тонкую шёлковую ленту, тянет её между колен. — Третий факт: ткань усиливает трение. В исследовании фетиш-групп 80 % любителей латекса и кожи признались, что им важен

скрип

и

сухой жар

под материей — мозг путает звук с влажным шлепком кожи о кожу, а жар ощущается как чужое тело.

Она поднимает ногу, каблук царапает пол.

— А теперь статистика похабнее: на специализированных форумах каждый пятый пост в разделе «Латекс/Нейлон» — рассказы женщин о «первом оргазме сквозь колготки». Большинство — на заднем сиденье машины, когда партнёр трётся через джинсы; самый короткий путь к кульминации — 43 секунды. Мужчины жалуются, что джинсовая молния может оставлять синяки на головке, но всё равно делают это снова.

— То есть боль, трение и влажная ткань, — шепчет Камилла за кадром.

— И ожидание, — Эми улыбается. — Секрет в том, что ткань задерживает влагу, запах и тепло. В латексе я нагрелась уже на полтора градуса — мой пульс подскакивает даже без ваших рук.

Она откидывается, пальцы сжимают грудь поверх гладкого блеска.

— Кто выигрывает? Оба. Ты трёшься, пока ткань не пропитается соком. Я чувствую каждое движение, потому что латекс давит на нервные окончания, как невидимая верёвка. И всё это можно делать в публичном месте — никто не поймёт, почему я кусаю губу.

— Пошло, — хрипит Олег.

— Пошлость — это когда слишком близко к правде. — Эми медленно стягивает перчатку: глянец липнет к запястью со звуком влажного поцелуя. — Последний факт: в опросе британского журнала 31 % посетителей признались, что никогда больше не могут кончить «голышом» — им нужна либо резина, либо хотя бы плотные колготки на партнёре, иначе мозг считает секс «недостаточно настоящим».

Она наклоняется к камере, так что объектив запотевает.

— Попробуй сам: оденься, оставь фантазию голой и трусь, пока ткань не станет влажной как язык. Ты поймёшь, почему я всегда кончаю первой.

Кликает стоп-кадр. В тишине слышно, как латекс отлипает от груди:

чих-шшл

. И больше ничего.

* * * * *

Они сидели в студии, разгорячённые не только светом софитов, но и тем, что только что сняли. Эми уже смыла макияж, волосы были собраны в небрежный пучок, а латексный костюм висел на плечиках — чёрная, влажная, почти живая оболочка. На ней — простая белая футболка и старые джинсы. Контраст между образами будто остужал воздух.

— Мы это выложим в три части, — решал Рамиль, быстро набирая текст на ноутбуке. — Первую — с историей фетиша, потом про ткань, потом вырезки реакций. Так будет вируснее.

— Эми, ты в кадре выглядела так, будто тебе реально нравится, — добавила Алиса, сверяясь с планом. — Без перегиба, но с возбуждением. Зритель поверит.

— Потому что мне правда понравилось, — Эми пожала плечами. — Всё, что давит, трёт, блестит — оно как будто возвращает тело. Делает тебя осязаемой.

Олег молчал, сидя у монитора и нарезая самые плотные фрагменты. Камилла хлопала кисточкой по ладони — осталась на месте, будто в паузе. Потом вдруг встала.

— Ща, проверю у ресепшена, мне кажется, меня звали.

Она вернулась через две минуты. В руках — белый конверт. Без подписи.

— Это кто-то мне. Просто: «Камилле».

Эми напряглась. Остальные на секунду замерли, но ничего не сказали. Камилла аккуратно разорвала край и достала фотографию. На снимке — ноги. Её. Без лица, без тела. Только ступни в полупрозрачных чулках, чуть согнутые пальцы и фон пола их гримёрки.

— Это из гримёрки, — шепнула она. — Я делала фото для сторис. Но это... это мой кадр. Только кто-то вырезал всё лишнее.

Рамиль встал и подошёл ближе. Взял фото, глядя на него под углом.

— Ни надписи, ни логотипа. Просто плёнка. И… глянь, на обороте.

Камилла перевернула. Там, почти не видимой гелевой ручкой, было написано:

Ты наступаешь не туда.

— Это какая-то шутка? — тихо спросила Алиса.

— Нет, — сказал Олег. — Это наблюдение.

Тишина навалилась, как будто свет погас. Эми опустила глаза.

— Мы проверим камеры в здании. Рамиль, сделай копию.

— Ты думаешь… — начала Камилла.

— Я думаю, нам не о чём шутить, — отрезала Эми. — Особенно когда в письме твои ноги и угроза.

Кто-то выключил софтбокс. Комната погрузилась в полутень, в которой всё казалось ближе, чем должно быть.

* * * * *

К утру стало ясно: камер — ноль. Ни в коридоре, ни на ресепшене, ни возле гримёрки — ни одного кадра с моментом передачи письма. Конверт будто появился из воздуха. Логи доступа проверены, движения в зоне не зафиксировано. Даже доставщики — ни один не подходил к стойке.

— Он не оставляет следов, — сказал Рамиль, закрывая ноутбук. — Как будто знает, когда и где его не увидят. Но не обязательно, что это кто-то наш. Умный — да. Но не близкий.

Камилла всё утро молчала. С фото в сумке, с затравленным взглядом. Она всё повторяла губами надпись на обороте —

Ты наступаешь не туда

, будто пыталась изменить её силой воли. Эми чувствовала эту тишину, будто кто-то дышал ей в затылок даже в комнате, полной людей. Всё снова стало стеклянным. Видно — но не тронь.

Алиса первой увидела новость. Просто скроллила ленту, отвлекаясь от мрака. Заголовок мелькнул между рекламой тоналки и новым интервью с актрисой.

«Блогерша Рина Хант найдена без сознания в лесополосе. Признаки насилия. Пострадавшая жива».

Тишина в комнате стала липкой.

Эми медленно подошла, выхватила планшет и перечитала вслух. Имя, которое она не произносила вслух последние дни. С Риной они готовили совместную тему о грязных мыслях и подавленных желаниях. Девушка исчезла восемь дней назад — просто перестала выходить в эфир. Эми тогда написала сухо:

перерыв по личным причинам

. Теперь знала, по каким.

— Метка есть, — подтвердил Ильин. Голос сухой, будто всё ещё был в переулке. Он прислал зашифрованный файл — фото шеи, на которой сожжённое слово казалось вырезанным болью.

— Она в сознании?

— Да. Но не говорит. Психогенная немота, тремор, реакции на голос — почти нулевые.

— Тот же почерк?

— Похожий. Но грязнее. Нервный. Жестче. Словно копирует самого себя — или делает вид.

— Подражатель?

— Возможно. Или он сам. Мы не знаем.

Эми сжала кулаки. Рина была яркой, провокационной. Смела, но не подготовлена. Её эфиры были шумными — шутки, челленджи, почти подростковый вайб. Она играла в дерзость. Не чувствовала, что на экране остаться голой — не всегда метафора.

— Какие пересечения? — спросила Эми.

— Платформа Flira. Подписчики — схожие. Тема последнего месяца: унижение и повиновение. И… ты в списке её контактов.

Эми посмотрела в окно. За стеклом — обычный день. Люди шли, говорили, смеялись. Никто не знал, что где-то среди них — тот, кто смотрит. Тот, кто выбирает.

— До вечеринки осталось две недели, — прошептала она. — И он ждёт.

— И он знает, — ответил Ильин. — Знает, что ты рядом. Не останавливайся.

Эми кивнула. Смотрела на своё отражение в стекле. Оно не дрожало. Но тень за плечом — будто да.

Глава 5: Без лица и звука

— Он должен тебя не просто слышать, — сказал Олег, настраивая микрофон. — Он должен захотеть встать на колени, только услышав, как ты дышишь.

Эми сидела перед стойкой, в одних чулках и мягком кружевном бра. Камера была выключена — впервые за долгое время. Она не видела себя в мониторе, не позировала, не тянула спину. Только голос. Только она и тишина, которую можно трахнуть словами.

— Блог в новом формате, — произнесла Алиса, щёлкая трекпадом. — Название?

— «Голос твоей похоти», — ответила Эми, не глядя.

Пауза. И никто не стал спорить. Это было слишком точно. Слишком близко.

Она поправила волосы, провела пальцем по изгибу ключиц — не для публики, а для себя. Чтобы настроиться. Чтобы войти в то состояние, где возбуждение начинается не в трусиках, а в горле — и спускается вниз, между строк.

— Проверка звука, — раздался голос Олега.

— Я хочу, чтобы ты закрыл глаза, — сказала Эми прямо в микрофон. Медленно. Вкрадчиво. Так, будто говорила в ухо мужчине, который уже на грани. — Представь, как я стону тебе в шею. Как шепчу тебе на ухо, пока ты держишь свой член. Да, именно так. Возьми его в руку. Молча.

Тишина в комнате стала плотной. Даже Алиса замерла. Ни один из мужчин в команде не поднял глаза. Только микрофон продолжал жадно ловить дыхание Эми, её влажные слова, скользящие между губами, как капли на внутренней стороне бёдер.

— Я не вижу тебя. Но чувствую. Знаю, как ты сидишь. Как у тебя уже встал. Как ты хочешь, чтобы я приказала. И я приказываю. Не трогай яйца, пока не разрешу. Не смей.

Она сделала паузу. Долгую. Такая тишина обычно бывает только в спальне, когда партнёр ждёт, не зная — будет поцелуй или плётка.

— Представь, что я голая. Или нет, в чулках. В чёрных. И в туфлях на каблуке. Я наступаю тебе на грудь. А потом сажусь на лицо. Медленно. Без слов. Только звук — как мои губы раскрываются над твоим ртом.

Тебе уже тесно в штанах, да? Дрочи. Только медленно. Слюнявый, послушный, мой.

Олег не делал ни единого движения. Только держал руку на пульте. Алиса прикусила палец, будто пытаясь вернуть себе контроль.

— Ты ведь уже представляешь, как я выгляжу, да? Как мои пальцы между ног скользят. Как я шепчу «трахай меня» — но не тебя. Себя. Я трахаю тебя голосом.

А ты — просто дырка для звука.

Моя игрушка. Мой грязный маленький зритель.

Она чуть-чуть застонала. Настояще. Без игры. Просто потому что самой стало влажно от слов.

— Стой. Не кончай. Подожди. Я не разрешала.

Ты ведь хочешь, чтобы я села сверху и начала трахаться, пока ты давишься от возбуждения? Хочешь, чтобы я плюнула тебе в рот? Скажи. Проглоти. Подчинись.

Тишина. Потом долгий вдох. Потом стоп.

Олег выключил микрофон. Алиса молчала. Рамиль будто исчез. Эми подняла глаза — и впервые за долгое время почувствовала, что действительно овладела каждым из них.

— Выпускаем? — спросила она.

— Выпускаем, — сказал Олег. Глухо. Будто сам только что дрочил мысленно.

И никто не заметил, как в папку с записью упал новый подписчик с ником

БезЛица77

. Он уже слушал. Уже подчинялся.

* * * * *

— Ты видела это? — Алиса подбежала с планшетом, на экране мигал приватный комментарий. — Под последним аудио.

Эми взяла его в руки. Читала вслух, медленно, почти шепча:

—

«Я слушал тебя ночью. Два часа. Не трогал себя. Просто слушал. И когда ты в самом конце выдохнула “мой”, я... я не сдержался. Я не могу больше. Пожалуйста, скажи ещё что-то. Любое слово. Я могу кончить только под твой голос».

Тишина в комнате была плотнее воздуха. Рамиль застыл, Олег оторвался от компьютера, даже Камилла перестала прокручивать ленту косметики. Это был не просто комментарий. Это была исповедь.

— Он подписчик с самого начала, — сказала Алиса, сверяясь с базой. — Ник: "ТвойСлух". Он покупает всё, даже аудиоподборки. И — слушает в повторе. По двадцать, тридцать раз.

— Он дрочит на мой голос, — тихо сказала Эми. — Без касаний. Без видео. Просто звук.

Олег откинулся на спинку кресла, но ничего не сказал. Как всегда.

— Может… дать ему это? — Камилла говорила тише, чем обычно. — Один выпуск. Для него. Если он уже наш.

Эми провела пальцем по своей шее. Внутри нарастало странное ощущение — не страха, не возбуждения даже. Власти. Это было сильнее любой сцены в кадре. Голос как оружие. Голос как язык под кожей.

— Я запишу это. Только для него, — произнесла она. — И мы узнаем, что он делает в ответ. Пусть дрочит. Пусть стонет. Пусть пришлёт звук. Или видео. Что угодно.

Алиса напряглась:

— Это не слишком? Мы буквально провоцируем.

— Я — не просто блогер, — прошептала Эми. — Я приманка. Пусть тянется.

Она открыла чат. Написала ему:

«Ты хочешь услышать меня снова? Один на один? Тогда подожди ночь. И будь готов. Я хочу, чтобы ты дрожал. Без рук. Без лица. Только на слух».

Отправлено. Прочитано.

Через две минуты пришёл ответ:

«Я готов. Сделай со мной всё. Только голосом. Сделай меня своим».

И в этот момент Эми впервые поняла — в этом формате она не актриса. Она хищница. Без касаний, без кадра, без прикосновения. Только дыхание. Только слова, скользящие по коже чужого мужчины. Он будет под ней. И никто не увидит. Но все услышат.

* * * * *

— Всё готово, — сказал Олег, проверяя подключение. — Только голос, как просила.

— Без видео. Без света. Пусть дрочит на звук, — ответила Эми, поправляя наушники и приближаясь к микрофону. — Я хочу, чтобы он представил, как я в нём. Глубоко. До стона.

Алиса отключила чат, оставив один прямой аудиоканал. Никто не должен был это видеть — только слышать. Только чувствовать.

Эми прикрыла глаза. Сделала глубокий вдох, чтобы он услышал каждую вибрацию её груди. И начала:

— Ты уже разделся?

Лежишь в темноте. Горячий. Один. С рукой между ног.

Я знаю, ты уже твёрдый. Ты ждал этого весь день.

Хочешь, чтобы я шептала тебе, пока ты дрочишь, как голодный мальчик?

Представь, как я становлюсь на колени. Смотрю на тебя снизу вверх. И начинаю лизать твою головку. Медленно. С языком. По кругу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Она замолчала, позволяя тишине заполнить паузу. Потом снова, тише, влажнее:

— Я беру твой член глубоко. Горло — моё. Слюна течёт по подбородку. Ты стонешь. А я держу твои яйца в руке и улыбаюсь, будто могу сделать это весь вечер.

Тебе нравится?

Сожми себя сейчас. Сильно. Только не кончай. Пока не разрешу.

Она слышала, как меняется ритм его дыхания. Он записывал ответ. Тяжёлый, влажный вдох. Сдержанный выдох. Ему было мало.

— А теперь представь, что я села тебе на лицо.

Моя киска — мокрая. Горячая. Я трусь о твои губы и шепчу: «Лизни глубже. Там, внутри».

Ты дрожишь, чувствуешь вкус моего желания, а я прижимаю твою голову к себе, не давая оторваться.

Ты хочешь дышать, а я шепчу: «Пока не вылижешь — не отпущу».

Тебе трудно? Терпи. Я люблю, когда мужчина захлёбывается моим вкусом.

Она провела пальцами по себе, касаясь бёдер. От её же слов внутри начинало пульсировать.

— А теперь снова дрочи.

Ты уже весь в возбуждении. Кончик у тебя блестит.

Ты хочешь, чтобы я снова взяла тебя в рот?

Хочешь, чтобы я жадно отсосала, глубоко, до звука?

Закрой глаза. Представь, как я шепчу тебе: «Дай мне свою сперму. На язык. На губы. В рот».

Скоро. Но не сейчас. Подожди. Подожди ещё пару слов.

Она замолчала. В комнате было только её дыхание и едва уловимые стоны в динамике.

— Ты готов? Тогда — давай.

Но я хочу, чтобы ты кончил громко. Чтобы соседи подумали, что с тобой трахается ведьма.

Кончи так, как будто я качаюсь на тебе, шлёпаю тебя по щекам и приказываю: «Громче. Жёстче. Больше».

Прошло несколько секунд. Потом — выдох. Задержка дыхания. Протяжный, сбитый стон. Он записался. Он отдал ей всё. Под голос. Без тела. Без взгляда.

Эми закрыла микрофон и прошептала:

— Хороший мальчик. Отправь мне звук. Я хочу слушать, как ты терял контроль.

Файл пришёл через три минуты. Название:

«Я принадлежу тебе»

. Только аудио. Только стон. И тишина в конце. Без слов.

Олег не спросил ничего. Просто выключил аппаратуру и вышел.

А Эми переслушала это трижды. В тишине. С улыбкой. Потому что теперь знала: её голос — не просто возбуждение. Это кнут. Это поводок. И тот, кто слушал, стал ближе, чем кто бы то ни было.

* * * * *

Алиса наткнулась на это случайно. Она пролистывала комменты под новым роликом одной из блогерш из рекомендованного — ничего общего с их командой, казалось бы. Но среди потоковых фраз и однотипных сердечек взгляд зацепился за одно короткое сообщение.

«Голос развратницы — моя метка».

Она застыла. Слово «развратница» в последнее время будто стало живым — оно шевелилось под кожей, отзывалось при каждом упоминании в новостях, в чатах, в холодных фразах из прошлого. Оно прилипало. А здесь — ещё и в связке с

голосом

. И это уже было про Эми. Только про неё.

Алиса сделала скрин и подошла к Эми, которая сидела на диване в студии, сверяясь со сценарием. В комнате пахло лосьоном для кожи и кофе. Было почти уютно — до этого момента.

— Это не под твоим видео, — тихо начала Алиса. — Но посмотри.

Эми приняла планшет. Прочла раз. Потом снова. Челюсть сжалась. Она почувствовала, как напряжение пробежало по позвоночнику, как будто кто-то смотрел в спину. Через экран. Через стекло. Через голос.

— Коммент один, профиль пустой? — спросила она ровно.

— Ни подписок, ни авы. Зареган недавно. Больше не писал нигде. Я проверила.

Эми сжала пальцы. Покой, который они едва начали отстраивать, снова рухнул. Необратимо. Потому что это не было просто возбуждённым бредом. Это было — осознанно. Выверено. И больно узнаваемо.

— Это может быть тролль, — тихо сказала она, но не поверила себе. — Или просто кто-то из тех, кто услышал слово и повторяет. Вирусная фраза. Мало ли.

— Слишком точная фраза, — возразила Алиса. — Метка. Голос. Всё на месте.

Внутри Эми будто открылся второй слух — она вспомнила, как шептала в микрофон про «соси глубже», как играла голосом, проводя подписчика до оргазма. А теперь — этот комментарий. Без намёков. Без контекста. Просто утверждение.

Метка.

— Мы не комментируем это, — сказала она после паузы. — Не реагируем. Мы продолжаем. Как будто всё в порядке.

Алиса кивнула. Но что-то в её взгляде выдало: она не верила в «всё в порядке». Да и сама Эми — тоже.

Когда она позже осталась одна и надела наушники, чтобы прослушать черновик следующего аудио, голос показался ей чужим. Чуть грубее. Слишком влажным. И на секунду показалось, что где-то в паузах — слышен ответ. Едва различимый шепот.

Но это был только шум. Она сама себе это внушила.

Вроде бы.

* * * * *

Он не звонил. Не писал. Как всегда.

Просто оказался у двери, когда Эми вернулась домой после съёмок. В латексных чулках, в пальто нараспашку и с усталостью, растёкшейся по телу, как липкий мед. Она замерла, держа ключ в замке.

— Ты… — выдохнула она.

— Я.

Он вошёл сам. Ни разрешения, ни вопросов.

Как сквозняк, как тень, как предупреждение.

В его пальцах была папка. В глазах — ночь без окон. Он прошёл вглубь квартиры, будто знал её лучше, чем она сама. Остановился у стола, посмотрел на разложенные фото со съёмок — её, изнутри латекса, в микрофон. И сказал:

— Ты стала звучать громче. Это хорошо. Он слышит.

Эми закрыла дверь, но ощущение — будто всё ещё открыта.

— Ты про комментарий?

Он кивнул.

— Мы зафиксировали IP. Через прокси, но всё равно — платформа. Твоя. Он рядом. Но и другие… могут быть.

— Что значит другие? — её голос чуть дрогнул. — Ты думаешь, это не один человек?

Он положил папку на стол.

— У него — стиль. Но слишком много следов начали появляться. Метки — не всегда его. Кто-то копирует. Кто-то хочет быть таким же.

Он замолчал.

— Секс-вечеринка. Ты помнишь?

— Осталось меньше двух недель, — кивнула Эми. — Я готовлюсь. Контент, образы, темы…

— Этого мало, — прервал он. — Ты должна быть

внутри

. Стать одной из них.

Он подошёл ближе. Слишком близко. Смотрел в упор.

— В этой толпе будет тот, кто оставляет метки. Или тот, кто хочет ими быть. Ты должна быть доступной. Привлекательной. Но

разной

.

— И ты будешь там?

Он не ответил сразу. Только чуть качнул головой, словно оценивая её.

— Возможно. Если он появится — я рядом. Но он может быть раньше. Или позже. Не думай, что ты под защитой. Думаю, ты это уже поняла.

Она сжала руками подол пальто. Ей хотелось сказать, что она устала. Что ей страшно. Что она не уверена, где заканчивается игра и начинается настоящая охота. Но Ильин уже развернулся.

— Присылай мне всё. Даже намёки. Он уже у порога.

Он остановился на секунду.

— И не вздумай никому говорить, что мы говорили. Ты — одна. И он должен это знать.

Он ушёл так же, как появился — без шума.

Только запах его табака остался в воздухе. И это ощущение, будто её снова толкнули — вглубь. В самый центр плоти, где возбуждение переплетено со страхом. И нет выхода.

* * * * *

Новость пришла вечером. Сначала — сообщение в закрытом чате Flira:

«Рина давно не выходила в эфир. Кто-нибудь на связи с ней?»

Потом — звонок от Камиллы: голос дрожал, как при температуре.

— Эми, ты… ты знала её, да? Рина Хант? Она была в твоем списке, когда ты искала гостей для формата «Порог желания»… Помнишь?

Эми молчала. Помнила.

Рина — дерзкая, с тугим хвостом, блогерша, говорившая о женском гневе, о сексе как оружии. Эми тогда предложила ей коллаб, но та отказалась — «слишком театрально». Зато потом они всё же пересеклись в закрытом чате. Несколько голосов. Несколько лайков.

— Что с ней? — спросила Эми, чувствуя, как внутри всё сжалось.

— Она исчезла. Суббота, вечер. Вышла на такси, должна была быть в студии, но не приехала. Телефон — глухо. Съёмочная команда подала заявление.

Пауза.

— Сегодня её нашли. В тех же лесопарках. Жива. Но…

Эми сжала пальцы в кулак.

— Метка?

— Да. На шее. Как и у остальных. Только… у неё ещё и следы ожогов на внутренней стороне бёдер. И кто-то пытался отрезать волосы. До корней. Ножницами. Не до конца.

Эми не ответила. Потому что в голове уже всплывало другое:

развратница

— это не просто слово. Это искажённый идеал. Это образ, который он лепит из них. Один за другим. Жестоко. Дотошно. Лишая индивидуальности. Страха. Лица.

Когда она положила трубку, комната стала слишком тихой.

Даже вентилятор на потолке остановился. Или показалось.

Эми открыла свой ноутбук. Открыла фразу, с которой начинался новый сценарий:

«Ты хочешь быть грязной. А я — хочу слышать, как ты дышишь без фильтров».

И вдруг эта фраза показалась ей чужой.

Как будто её писал кто-то другой.

Кто уже вычеркнул третью. И готовится к четвёртой.

Глава 7: Маска страха

Она вспомнила: конверт пришёл в день, когда Камилла впервые упомянула про "мужчину в лифте". Тогда он казался просто красивой игрой — чёрный, плотный, пахнущий чем-то сладко-табачным. Без обратного адреса. Только логотип: узкая латексная маска и тонкая подпись —

NoFace

. Не было ни срока, ни организатора, ни места. Только QR-код и надпись, выдавленная словно в кожу:

«Вечеринка без масок. Только ты. Только тела»

.

Три месяца назад это её возбудило. Сейчас — уже не возбуждало. Не так. В этом был оттенок... фатальности. Будто приглашение не от клуба, а от чего-то, что давно следит. Что знало, кто она. Не Эми Лайт, не блогерка. А именно она — с её разорванной границей, с её странными желаниями, с её злым голосом в ночи:

«Я не развратница»

.

Она сидела в кресле и вертела карточку в пальцах. Гладкая. Холодная. Почти интимная.

— Если там будет он… — сказала она себе вслух, — …я должна быть первой, кто его увидит. Не последней, кто его почувствует.

Внутри — ничего не складывалось в схему. Только чувство, что точка невозврата уже пройдена. Не тогда, когда она согласилась работать с Ильиным. И не когда сказала «да» тем, кто облизывал её ступни. А вот сейчас — когда она тихо проговорила:

— Я иду.

Эми встала. Развязала халат. Ткань сползла с плеч. Коснулась бёдер, икр — и упала, будто сдалась. В комнате не было зеркал, кроме одного — в спальне. Она пошла туда медленно, будто шла на сцену.

Остановилась напротив. Свет был тёплым, боковым, с легкой дрожью в лампе.

Тело — не идеально глянцевое, как на превью в Flira. Кожа — живая, с микротрещинами и тенями. Колени — чуть ссадины от последней съёмки. Грудь — с лёгкой асимметрией.

Но именно сейчас она выглядела настоящей.

— Ты не боишься, — прошептала себе.

— Ты — уже там.

Она провела пальцами по животу. Ниже. Ниже. До того места, которое уже ощущало пульсацию, как будто вечер уже начался.

Никаких масок. Даже твоей.

* * * * *

— Только пообещай, что не будешь там Эми Лайт.

Алиса смотрела на неё с почти материнским упрямством. Они сидели на кухне офиса, заваривали кофе — но разговор был не про утро. Про вечер. Про ту ночь, которая уже наступала внутри.

— Я не понимаю. Кто я ещё, если не она? — Эми склонила голову. Голос был ровный, но в глазах дрожали искры.

Алиса не моргнула.

— Женщина. Просто женщина. Которая пойдёт туда не ради формата, не ради фолловеров, не ради контента. А ради себя. Ради правды. И ради… — она сделала паузу, словно сама боялась произнести, — …ради того, чтобы выжить.

Слова прозвучали слишком чётко. Будто не здесь. Будто кто-то в углу слушал и записывал.

Эми отвела взгляд. Она не привыкла, чтобы с ней говорили так. Не как с проектом. Не как с брендом. А как с живым телом.

— Ты думаешь, он будет там? — спросила она, тихо.

— Я думаю, он уже там. Просто ждёт, чтобы ты вошла.

Тишина легла между ними, плотная, как латексный капюшон. Эми вдруг почувствовала себя обнажённой, хотя на ней был свитер, джинсы и толстые носки. Как будто Алиса — первая, кто увидел её без слоя "Эми Лайт".

— Я не уверена, что смогу выключить свой голос, — прошептала Эми. — Он… защищает. Он возбуждает. Он… закрывает страх.

— Тогда не выключай. Просто перестань играть. Пусть он будет настоящим. Пусть говорит не за кадром, а внутри.

Алиса допила кофе. Встала. Подошла ближе и вдруг положила руку Эми на плечо — крепко, по-настоящему.

— Ты идёшь туда как женщина. А не как развратница. И если он там… пусть испугается тебя.

Эми кивнула. Молча. Не потому что поверила — потому что уже было поздно отступать.

* * * * *

— Я всё приготовила. Осталось только выбрать…

тебя,

— Камилла поставила коробку на кушетку, словно это было не платье, а оружие.

Эми сжала бёдра. Пальцы дрожали — от нетерпения или страха. Она не говорила вслух, что нервничает, но Камилла видела по губам: слишком сухие, слишком плотно сжаты. Вечеринка была ближе, чем кожа к трусикам.

Она открыла коробку. Внутри — тонкая, почти невесомая чёрная мини-юбка, будто отрезок греха, и топ с безумным вырезом, оставлявшим грудь почти целиком на виду. Внизу — пара чулок с чёрной резинкой и кружевами. Ничего больше не требовалось. Ни платья. Ни маски. Только тело, ноги и грудь. Всё, что мужчины видят даже закрытыми глазами.

— Это не наряд, — прошептала Эми, вынимая юбку. — Это приглашение.

— Ты хочешь, чтобы он тебя узнал? — Камилла спросила почти шёпотом.

— Я хочу, чтобы он захотел. Сразу. Без шанса остановиться.

Эми встала, сняла халат, осталась в трусиках и лифчике, которые быстро исчезли. Камилла стояла сбоку, как гримёр или свидетель. Без комментариев. Только дыхание.

Чулки надевались медленно. Сначала правая нога — мягкая ткань скользила вверх по бедру, врезаясь в кожу резинкой. Потом левая. Эми провела пальцем по краю кружева — почти ласково. Ткань чуть звенела от натяжения.

Юбка — крошечная, блестящая, едва прикрывала ягодицы. Она двигалась в ней по комнате — и казалось, что любая поза вот-вот сорвёт с неё остатки одежды.

— Я не могу в ней сидеть, — заметила Эми.

— В ней не сидят, — прошептала Камилла. — В ней берут и раздвигают.

Эми натянула топ. Чёрный, на тонких лямках. Глубокое декольте открывало почти всё. Соски угадывались под тканью — предательски. Когда она наклонилась, чтобы поднять рассыпавшиеся духи, Камилла восхищенно ахнула.

Эми встала перед зеркалом. Каблуки — узкие, острые, убийственные. Колени дрожали от возбуждения, но взгляд — холодный, расчётливый.

— Вот так он меня и увидит. Девочка с открыткой между ног.

Она повернулась боком, провела рукой по внутренней стороне бедра, медленно, будто тренировалась — не трогать себя, а дразнить кого-то за спиной.

— Думаешь, он подойдёт?

— Если он мужчина — он не выстоит.

— А если он маньяк?

Эми посмотрела на своё отражение и усмехнулась.

— Тем более.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

* * * * *

— Там +1. Кто со мной? — голос Эми прозвучал резко, почти как вызов. Она сидела на столе, скрестив ноги, мини-юбка обнажала край прозрачных чулок с чёрной полоской. В комнате стоял аромат её парфюма — терпкий, с тёплым животным шлейфом. Никто не ответил сразу. Только слышно было, как Рамиль глотнул кофе, а Алиса щёлкнула ручкой.

Олег стоял у окна, спиной к команде. Его молчание казалось громче слов.

— Я не смогу, — произнёс он наконец. — Уезжаю на пару дней. Мини-отпуск.

— Сейчас? — Алиса подняла брови. — Ты серьёзно?

— Абсолютно. Я предупреждал, просто вы не слушали. И в любом случае… — он повернулся и взглянул прямо на Эми. — Это не моё место. У меня другая роль.

Эми кивнула. Без тени удивления. Без эмоций. Но внутри что-то кольнуло — будто его отсутствие уже было запланировано, будто это не совпадение.

— Я… поеду, — тихо сказала Камилла.

Все повернулись к ней. Она стояла у гримёрного стола, сжала в руках платье, как будто оно могло защитить. Губы дрожали, но глаза — нет. Уверенные. Тёплые. Почти влюблённые — в Эми, в идею, в игру.

— Кам, — начала Алиса, — ты же боялась.

— И боюсь. Но Эми не должна быть одна. Не на такой вечеринке.

Эми подошла ближе. Встала напротив, чуть склонив голову.

— Почему ты?

— Потому что я хочу быть рядом. Потому что я многому у тебя научилась. И… может, я тоже стану кем-то другим, если рискну.

И тогда Эми впервые заметила, как Камилла одета. Короткое платье из чёрного бархата, подчёркивающее её мягкие формы. Глубокое декольте, обрамлённое кружевом. Телесные чулки с изящной резинкой. Образ с Пинтереста, но с налётом дерзости. Она знала, что она пышная. Но сегодня это стало оружием, а не недостатком.

— Тебе идёт, — прошептала Эми. — Ты похожа на соблазнительницу из чужой фантазии.

— А ты — на её учительницу, — улыбнулась Камилла.

В воздухе повисло напряжение. Алиса закатила глаза, но ничего не сказала. Только Рамиль бросил взгляд на Камиллу чуть дольше, чем обычно.

— Завтра — репетиция, — сказала Эми. — От походки до взгляда.

— Ты хочешь туда ехать как героиня или как приманка? — тихо спросила Алиса.

— Как страх в чулках, — ответила Эми. — Но он должен думать, что я — просто игрушка.

Олег надел куртку. Подошёл к двери.

— Удачи, — бросил через плечо. — Вдруг пригодится.

Он ушёл. Камилла вздрогнула.

— Почему у меня ощущение, будто он всё знал заранее?

Эми промолчала. Она чувствовала то же самое.

* * * * *

Дверь закрылась за Камиллой, оставив за собой лёгкий аромат клубничного спрея. Эми осталась одна. В квартире было тихо, как будто даже город перестал шуметь. Она не переоделась — не хотела. Пусть вечер видит её такой, какой она будет завтра: соблазнительной, вызывающей, почти неприличной.

Мини-юбка держалась на честном слове, чулки с чёрным швом плотно обтягивали ноги. Под короткой кофтой — чёрное кружевное браллетте, которое не скрывало сосков, а только подчёркивало их. Она ходила по квартире медленно, как по подиуму. Репетировала. Каждое движение — как кадр без звука.

Хочешь соблазнить — соблазни себя первую.

Звонок в дверь. Ровный, уверенный. Она знала, кто это.

Открыла — и сразу почувствовала напряжение в воздухе, как будто он вошёл с оружием. На Ильине — чёрное пальто, расстёгнутое. Под ним — строгий костюм. Лицо, как всегда, без эмоций. Но взгляд... Глаза прошлись по её телу медленно, от шеи до бёдер. Он ничего не сказал. Но в комнате стало на один градус жарче.

— Ты в форме, — только и бросил.

— Ты тоже, — она склонила голову. — Редкий комплимент от майора.

Он прошёл внутрь, не спрашивая разрешения. Осмотрелся быстро, точно. И сел на подоконник, скрестив руки.

— Я пришёл, потому что времени почти не осталось.

— Ты же никогда не предупреждаешь.

— Сегодня — исключение.

Она подошла ближе. Стояла перед ним, будто на допросе, только без одежды, в которой допрашивают. Он смотрел на неё открыто, чуть медленно, как будто впитывал каждую линию.

— Завтра ты пойдёшь туда не как актриса, — произнёс он. — Не как блогер. И даже не как женщина.

— А как?

— Как запах желания. Как то, что он хочет выжечь.

Эми чуть поёжилась.

— Это уже не про игру, да?

— Никогда и не было. Просто ты долго делала вид.

Он встал. Подошёл ближе. Слишком близко. Она ощутила тепло его тела, разницу в дыхании, как будто он вдыхал её слишком глубоко.

— Там будут и другие. Возможно, я тоже. Но ты меня не узнаешь. Не смотри на лица.

— Почему ты мне это говоришь? — прошептала Эми.

— Потому что ты — не дура. Потому что он будет рядом. Потому что ты — цель. И потому что тебе нравится быть на грани.

Он провёл пальцем по её плечу — не как любовник, а как проверяющий текстуру кожи. Эми не пошевелилась. Только взгляд стал темнее.

— Ты возбуждён, — сказала она.

— Я — предупреждён, — ответил он.

Дверь захлопнулась так же тихо, как и открылась. Эми осталась одна. На теле — мурашки. А в голове — голос без интонаций:

Не смотри на лица.

* * * * *

Особняк возвышался над деревьями, будто сам наблюдал за каждым, кто приближался. Его окна светились приглушённым янтарным светом, как глаза хищника в темноте. Снаружи — ни охраны, ни вывесок, только асфальт и пауза перед чужим миром.

Эми вышла первой. Короткая юбка, глубокое декольте, белоснежные чулки с чёрной резинкой — всё в ней будто кричало: «Смотри». Но сама она — молчала. Под этой кожей была тревога, сжатая в кулак. Ветер гладил бёдра, как будто проверял, дрогнет ли она.

— Эми, — раздалось позади.

Она обернулась — и тогда впервые по-настоящему увидела Камиллу.

Короткое платье из чёрного бархата, обтянутое по талии и свободное по бёдрам, подчёркивало её мягкие, почти кукольные формы. Глубокое кружевное декольте придавало всему образу не глянец, а смелость. Телесные чулки с тонкой, изящной резинкой выглядели не просто сексуально — вызывающе. Камилла знала, что она пышная. Но сегодня это было не «несовершенство». Это было оружие. Осознанное. Уверенное. С налётом греха.

Эми вдруг поймала себя на мысли

: она учится у меня. Но уже делает по-своему.

— Ты точно готова? — спросила она.

Камилла сглотнула.

— Нет. Но я всё равно здесь. Потому что ты — здесь.

Из чёрной щели калитки выглянул мужчина. Без слов. Только кивок. Он провёл карточкой, и дверь раскрылась. Музыка встретила их не звуком — воздухом. Влажным, сладким, пахнущим страхом.

Эми поправила резинку на чулке. Дотронулась до кожи под грудью — она была горячей. Ещё один вдох — и шаг.

Рука Камиллы чуть дрожала, когда коснулась её плеча.

— Эм… если вдруг что-то пойдёт не так…

— Мы просто красивые женщины, — прошептала она. — А всё остальное — потом.

Когда они шагнули внутрь, телефон в руке Эми дрогнул.

Новое сообщение.

Без подписи. Без темы.

«Вечеринка — тоже платформа.»

Она не сказала Камилле. Только сжала экран так, будто могла раздавить страх. И пошла дальше. Сквозь свет, через музыку, туда, где желания больше не прятались за экраны.

Глава 8: Без масок, без защиты

Музыка не играла — она жила. Дышала в стенах, стонала в полу, трепетала в бокалах. Внутри особняка было влажно, темно и плотно, будто их проглотило живое существо с кожаным нутром. Свет — зелёный, жёлтый, фиолетовый — прорывался сквозь дым, освещая не пространство, а моменты. То губы. То грудь. То движение руки между чьими-то ног. Всё было отрывками. Флешами. Вырванными кадрами из фильмов, в которых никто не говорит «стоп».

Они с Камиллой стояли в прихожей, окружённой стеклянными колоннами. Сбоку — полукруглый бар, за которым сидели мужчина с ошейником и женщина в чёрных перчатках до локтя. Она кормила его с ложки, как ребёнка. Он облизывал её пальцы. Увидев Эми, он опустил глаза. А женщина — медленно улыбнулась. Без вульгарности. Только признание:

ты — из наших

.

Эми шагнула первой, словно ощутила невидимый ток — приглашение, толчок, зов. Её каблуки глухо постукивали по полу, но гул в голове заглушал всё. Она видела только вперёд: тени, изгибы тел, шёлк и латекс. Короткая юбка едва касалась бёдер, белые чулки с чёрной резинкой притягивали взгляды — но не жгли, а будто замедляли воздух вокруг. Внутри всё стягивалось в комок. Это не страх. Это предвкушение, облитое тревогой.

Камилла шла позади, её шаги были тише, но плечи напряжены. Она не цеплялась за Эми — просто держалась на расстоянии, как кошка, которой страшно, но уйти — значит предать. На ней всё было другое: не провокация, а вызов. Не соблазн — а тяжёлое, смелое тело. Чёрный бархат, глубокое декольте, телесные чулки — это не было ролевой игрой. Это была исповедь.

— Это как в кошмаре, — прошептала Камилла. — Только ты в нём — ведьма, а не жертва.

Эми не ответила. Но уголок губ чуть дрогнул. Они вошли в основной зал.

В центре — зеркало. Огромное. Потолок до пола. В нём отражались все: женщина с коротким хлыстом, мужчина на коленях, пара, сцепившаяся в кресле с подлокотниками-наручниками. Свет менялся: от красного к синему, от белого к зелёному. Музыка усиливалась и вдруг затихала, будто слушала дыхание тех, кто здесь.

Справа — стеклянные кабинки. Внутри — только тени. Иногда вспышка — и на секунду видно: мужчина лижет стопы, женщина стонет, держа его голову на месте. Другая сцена — девушка на четвереньках, её держат за волосы. Всё было как на Flira — но без камеры. Только тела. Только действия.

Эми остановилась у стола с напитками. На серебряном подносе — бокалы разных цветов: алый, синий, дымчатый чёрный. Бармен с пирсингом в носу и молчаливым взглядом протянул ей бокал. Она взяла — не глядя. Приставила к губам — но не пила. Вкус желания был и так повсюду.

— Ты хочешь стать заметной? — спросила Камилла тихо, почти в ухо.

— Я хочу быть собой, — ответила Эми. — Здесь и сейчас.

Она сделала шаг дальше. За ней — дым. За дымом — звук. И за звуком — кабинки. В одной из них на стекле была надпись губной помадой:

Command me

. В другой — табличка на цепочке:

No safe word tonight

.

Эми прошла мимо, будто искала что-то. Или кого-то. В голове всё ещё пульсировало последнее сообщение:

Вечеринка — тоже платформа.

Это был не просто текст. Это было напоминание: она здесь не просто для удовольствия. Она — наблюдаемая. Она — цель. Или приманка. Или и то, и другое.

Она остановилась у зеркала. Посмотрела на себя. Не на тело. Не на макияж. А на взгляд. Сильный. Слишком. Но внутри — будто провал. Пульс под кожей, как зов. И только одно решение: взять обратно контроль. Через тело. Через выбор. Через власть.

— Пора, — сказала она.

И пошла выбирать.

* * * * *

Он стоял у стены, чуть в стороне от остальных, как будто ждал — но не знал, кого. На нём не было ничего, кроме простых чёрных брюк и плотной повязки на глазах, затянутой, как капкан. Его руки лежали вдоль тела, лицо — спокойно, даже почти пустое. Ни вызова, ни страха. Только покой. В нём не было позы. Он не играл — он отдавался. Полностью. Без вопросов. Без намёков. Эми остановилась перед ним и ничего не сказала. Только смотрела.

Она провела пальцем по его щеке. Кожа — тёплая, натянутая, как струна. Он не вздрогнул. Только вдохнул. В глубине его горла что-то дрогнуло, как будто весь он — не человек, а инструмент, ждущий касания. Повязка сидела идеально — ни щели, ни угла. Он был слеп, но не сломан. Он не искал глазами — он слушал телом.

— Ты ждёшь? — прошептала Эми.

Он кивнул.

— Кого?

Пауза.

—Ту, кто прикажет.

Это был не диалог. Это было начало. Эми наклонилась ближе, вдохнула его запах — кожа, лёгкий парфюм, влага. Он пах как мужчина, который мылся, но не освободился. Сдержанный, чистый, готовый. Она тронула его шею. Пальцами. Без нажима. И он снова кивнул.

— Следуй за звуком, — сказала она и развернулась.

Он пошёл за ней. Неуверенно, но без колебаний. Как будто уже давно выбрал, кому принадлежать. Эми не оборачивалась. Сзади — её тень, его дыхание и скрип пола. Кабинка нашлась сама. Полупрозрачное стекло, лёгкая подсветка снизу, бархатный диван и зеркало над ним. И тишина. Музыка была снаружи, но здесь — только их тела.

Эми вошла первой. Дала ему секунду. Потом щёлкнула пальцами.

Он зашёл.

— Закрой.

Он нащупал дверь, потянул. Звук — как захлопывающееся нутро. Всё. Внутри.

Она обошла его. Стояла близко, почти вплотную. Он чуть выше. Но не главный. Он не пытался доминировать — наоборот. Его дыхание участилось. Он чувствовал, как её юбка касается бедра. Как чулки скользят рядом. Он чувствовал, но не видел.

— Встань на колени.

Он встал. Медленно. Без лишнего. Его пальцы сомкнулись на коленях. Спина — прямая. Губы приоткрыты.

Эми посмотрела сверху вниз. Вот оно. Не съёмка. Не пост. Не игра. Настоящая власть — когда не нужно ничего делать, кроме как быть.

Она провела рукой по его волосам. Затем — по губам. Он ждал. Ждал её голоса. Её движения. Её решения.

И она собиралась дать ему всё — но по своим правилам.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

* * * * *

Он стоял на коленях, как будто так родился. Без слов, без ожиданий — только с телом, готовым к приёму. Эми медленно села на бархатный край дивана и раздвинула ноги, не торопясь, как будто раскрывала не себя — а границы дозволенного. Её чулки блестели в мягком свете кабинки. Белоснежная ткань с чёрной резинкой натягивалась на бёдрах, чуть скользила — и это скольжение стало командой.

— Прикоснись, — сказала она.

Он не поднял голову. Только подался вперёд и осторожно коснулся губами края чулка. Поцеловал, будто исповедовался. Затем — чуть выше. К губам её кожи. Пауза. Он замер.

— Дальше, — прошептала она. — Я разрешаю.

Он медленно, почти с благоговением, начал подниматься губами выше, к внутренней стороне бедра. Его дыхание стало горячим. Язык мягко коснулся её кожи, как будто проверяя, не слишком ли смело. Но Эми не отстранялась. Напротив — развела ноги шире, положила одну ногу ему на плечо и наклонилась вперёд, смотря на него сверху вниз. Она чувствовала — он дрожит. Не от страха. От возбуждения. Он был в трансе.

— Лизни, как будто от этого зависит твоя жизнь, — сказала она хрипло.

И он подчинился.

Язык скользнул по складке, мягко, как будто он пил из неё. Она положила ладонь ему на голову, запустила пальцы в волосы и направляла. Иногда сжимая, иногда отталкивая. Он не сопротивлялся. Он сливался с ней. Губы, язык, дыхание — всё было направлено на неё, на её удовольствие, её власть. Она не стонала. Она дышала тяжело, хрипло, как будто через её горло вырывался ветер. Когда он слишком резко надавил языком, она сжала его волосы и прошептала:

— Не спеши. Это не фастфуд. Это я.

Он понял. И стал медленнее. Точнее. Дольше задерживался на клиторе, обводя его по кругу, будто рисовал знак преданности. Его подбородок уже был мокрым. А её пальцы — стиснуты, как когти. И тогда она приказала:

— Ляг.

Он подчинился — лёг на спину прямо у её ног. И застыл. А она встала, встала на него сверху, нога за ногу, как богиня, берущая жертву.

— Руки назад. Не трогай меня. Только я тебя.

Он убрал руки. Положил их за голову. И замер. А она опустилась. Села на него. Медленно. Без лишнего звука. Только всплеск тела, втягивание, натяжение. Его член вошёл в неё, горячий, пульсирующий, готовый сорваться — но она держала ритм. Сидела на нём, чуть приподнимаясь, потом снова опускаясь. Глаза её были прикрыты, губы приоткрыты. Она двигалась не ради него. Ради себя. Ради контроля.

— Не кончай, — прошептала она. — Пока я не разрешу.

Он застонал, но кивнул. Он уже дрожал под ней, но терпел. А она продолжала — плавно, медленно, с полной властью. То чуть ускорялась, то замедлялась, мучая. Выжимая.

— Хочешь? — спросила она. — Скажи.

— Да, — выдохнул он.

— Скажи громко.

— Хочу.

— Что именно?

— Чтобы ты разрешила мне кончить.

— А ты заслужил?

Молчание. Он открыл рот, но не знал, что сказать. И тогда она ускорилась. Двигалась резко, глубоко, вжимая его в пол, как будто карала за сомнение. Его тело выгибалось. Он был на грани.

— Говори, — шипела она. — Почему я должна?

— Потому что ты — моя богиня, — вырвалось у него. — Потому что ты ведёшь меня. Потому что без тебя — ничего.

Эми замерла. А потом наклонилась к его уху и прошептала:

— Кончай.

И он выдохнул, как будто разорвался. Вздрогнул всем телом. Судорога прошла по нему, как ток. Он был весь — в ней. А она — всё ещё сверху, тяжело дыша, с закрытыми глазами. Потом приоткрыла их, посмотрела на его лицо — мокрое, опустошённое, счастливое — и медленно поднялась.

Никакой благодарности. Только тишина. Только её шаги по бархатному полу. Только она — победившая. Удовлетворённая.

И всё ещё голодная.

* * * * *

Камилла не знала, как долго стояла у края зала. Всё внутри шумело. Свет пульсировал, музыка накатывала волнами, откуда-то пахло жасмином, кожей и потом, но она не могла сфокусироваться ни на одном запахе. Всё в ней вибрировало, как разбитый компас. В какой-то момент она просто пошла. Не туда, где было светло, а наоборот — в один из боковых коридоров, выложенных мягким ковром и обтянутых чёрным бархатом. Здесь почти не было света, только красные лампы на уровне пола. Тени казались длиннее, чем сами люди.

Её туфли скользили, дыхание перехватывало. Она не хотела прятаться — просто нужно было уйти. Хотя бы на пару минут. Просто… отдышаться.

Справа прошёл мужчина. Его лицо было скрыто капюшоном. Он не посмотрел на неё. Но в этом и было самое страшное. Он будто знал, что она смотрит. Что она его уже боится. Камилла затаила дыхание. Сделала шаг назад. Сердце билось быстро, но не из-за возбуждения.

— Всё так же любишь прятаться, да? — прозвучало у неё за спиной.

Голос. Спокойный. Мягкий. Без акцента. Мужской. Но не нейтральный. Узнаваемый. Только она не могла вспомнить — где. Где она его слышала. Не вживую. Не на съёмках. А... раньше. Где-то, где было темно. Где не было камеры. И не было выбора.

Она обернулась резко. Коридор был пуст. Только занавеска чуть колыхалась от проходящего воздуха. Камилла сделала шаг вперёд. Потом ещё один. И остановилась. Не было ни звука. Ни дыхания. Ни шагов.

Но кожа по спине горела. Как будто кто-то стоял рядом. Совсем близко. И касался — не телом, а вниманием.

Не оглядывайся

, — прошептала она себе. —

Не дай ему этого.

Она развернулась и пошла назад. Быстро. Пятками почти глуша музыку под ногами. Её руки тряслись, но она держала осанку. Как учили. Как Эми умела — идти, будто всё под контролем, даже если контроль давно вывернут наизнанку.

Когда она вернулась в основной зал, свет показался слишком ярким. Как допрос. Как разрез. И только увидев Эми, стоящую у стеклянной стены, Камилла снова смогла вдохнуть. Та обернулась, как будто почувствовала.

И в этот момент Камилла впервые подумала — не о съёмке, не о платформе, не о фетише. А о том, что они в ловушке. Но ещё не поняли — где именно.

* * * * *

Эми вышла из кабинки медленно. Ноги всё ещё дрожали, но не от усталости — от разрядки. Она не смотрела по сторонам, не оглядывалась на мужчину, который всё ещё лежал на полу, с мокрым подбородком и закрытыми глазами. Он кончил, когда она разрешила. Она — когда почувствовала, что может снова дышать собой. Это была не близость, не игра — это была власть. И теперь она вернулась туда, где свет пульсировал, где чужие тела создавали шум, похожий на стон толпы. В зал, где никто не спрашивал имени, но каждый считывал желание с кожи.

Она чувствовала на себе взгляды. Некоторые — восхищённые, другие — голодные. Она шла вдоль стеклянных кабинок, медленно поправляя юбку. Ткань прилипала к влажной коже. Пот, лубрикант, сперма, жар — всё смешалось в запах, который тянулся за ней, как след. Она знала: мужчины оборачиваются. Женщины — вдыхают. И всё равно чувствовала, как что-то сдвинулось.

Камиллы не было. И это почему-то напрягло. Она обвела зал взглядом — нет. Только чужие лица. Стекло. Кожа. Голоса. Где она?

— Слишком сильная, чтобы быть игрушкой, — сказал кто-то совсем близко. — Но слишком возбуждённая, чтобы быть охотницей.

Голос прозвучал у самого уха. Эми вздрогнула. Обернулась — никого. Только парень в латексной маске стоял в метре и смотрел в другую сторону. Или делал вид. Или играл. Здесь все играли — даже когда дело было настоящим.

Она сглотнула. Сделала шаг в сторону — и тогда снова.

— Твоя кожа пахнет страхом.

Он не кричал. Он даже не говорил. Он шептал. Но этот шёпот был неотвратим. Как укол иглы под ноготь. Слишком близко. Слишком точно. Эми обернулась снова — и увидела плечи в чёрной куртке, скрывающиеся за одной из ширм. Она сделала два быстрых шага — и там уже никого.

Вдох.

Выдох.

В этот момент телефон завибрировал в сумке. Она достала его с дрожью в пальцах, ещё не осознав, что сама слегка трясётся. Сообщение. От Ильина. Без подписи. Без эмодзи. Без эмоций. Только слова:

«Я не здесь, но в любой момент мы поддержим.»

Эми сжала экран. Не ответила. Не улыбнулась. Не ощутила облегчения. Поддержка — это хорошо. Но этот голос… Он знал. Он не смотрел — он чувствовал. Как будто уже касался её изнутри.

Она поправила волосы. Подняла подбородок. Вышла к центру зала. Там было светлее. Там — был выбор.

Но ощущение, что за ней наблюдают, больше не отпускало.

* * * * *

Зал распахивался перед ней, как раскрытое тело: влажное, горячее, пульсирующее. Эми шла между кабинками, где стекло было не границей, а витриной. Здесь никто не стеснялся. Здесь никто не играл в приличия. Пары занимались сексом так, как будто за каждым движением стоял голод, который невозможно утолить.

В первой кабинке мужчина лежал на спине, а над ним, расставив колени, сидела женщина в полупрозрачной юбке. Её грудь ритмично поднималась, соски торчали, а движения бёдер были точными — будто она трахалась с его душой, а не телом. Он смотрел на неё снизу вверх, вцепившись пальцами в её бёдра, как будто боялся выпасть из этой реальности. Эми задержалась у стекла: женщина тихо стонала, наклонившись, почти касаясь губами его лица, но не целуя. Их тела слиплись в медленном огне.

Чуть дальше — другая сцена. Женщина стояла, наклонившись о стол, руки зафиксированы кожаными ремнями. Мужчина сзади держал её за талию и двигался резко, уверенно, будто вбивал в неё власть. Она не просила пощады. Напротив — поднимала ягодицы навстречу каждому толчку, будто хотела больше. Её рот открыт. Глаза закрыты. Бёдра дрожат. От удара к удару, она была между болью и оргазмом. И оба знали — выхода нет, пока всё не вытечет наружу.

В третьей кабинке — мужчина на коленях, лижет женщине между ног, пока она сидит в кресле и держит его за волосы. Её чулки спущены до лодыжек, грудь обнажена, губы прикушены. Он работает языком усердно, как будто от этого зависит его право остаться. Она стонет тихо, шепчет что-то, и вдруг резко тянет его назад за волосы, заставляя оторваться. Смотрит в лицо — и снова опускает его между ног. Контроль. Чистый. Вкусный.

Следующая сцена — мужчина лежит лицом вниз, а женщина сидит на нём спиной, его руки заведены под её бёдра, и она двигается на нём медленно, словно оседлав зверя. Её глаза закрыты, но рот полуоткрыт. Каждое движение даёт ей право дышать, и каждое — будто на грани. Он дышит тяжело, весь напряжённый под ней, как будто её тело — пламя, а он давно перестал бояться обжечься.

В одном из зеркал Эми увидела себя. Чулки всё ещё были на ней, юбка сбилась, волосы — чуть растрёпаны. Губы припухли. Глаза — блестели. Она выглядела как участница, хотя сейчас только смотрела. И всё же… между ног всё стягивалось. Медленно. Навязчиво. Мокро.

Зал продолжал жить. В одной из кабин вскрикнула женщина — и тут же застонала громче, срываясь на рыдания. В другой — мужчина шептал что-то на ухо партнёрше, держа её за горло, а она только кивала, прикусывая губу. Всё было на пике. И всё — без масок.

Эми остановилась. Она больше не могла идти. Возбуждение подкатывало. Её кожа чесалась, как будто к ней прикасались все сразу. Она сжала пальцы в кулак, посмотрела вверх — и замерла.

Сверху, с балкона, кто-то смотрел на неё. Не участник. Не партнёр. Не игрок. Кто-то. Один. Стоял, не двигаясь.

Глава 9: Глубже, чем ткань

Он не спрашивал — просто взял её за запястье. Не резко, но так, что она поняла: это не приглашение, а указание. Камилла даже не успела подумать, как оказалась в коридоре, чуть в стороне от зала. Позади оставались кабинетки с влажными стонами, отблесками неона, телами, слившимися в контуре. Перед ней — мужчина. Высокий. В чёрной рубашке с расстёгнутым воротом. Ни маски, ни улыбки. Только взгляд, от которого перехватывало внизу живота. Он не говорил имени. Только смотрел. Будто уже знал, как она дышит, как возбуждается, как легко её можно заставить…

Он распахнул дверь — прозрачную, скользкую, как гель. Внутри — кабинет. Стены из затемнённого стекла, но сквозь них всё равно были видны силуэты снаружи. Они двигались — плавно, ритмично. Кто-то трахал, кто-то смотрел, кто-то просто стоял, будто знал, что за ним наблюдают. Кабинет был обит бархатом и кожей. У стены — мягкий пуф, кресло с широкими подлокотниками, тумба с флаконами. Всё было слишком чисто, чтобы быть безопасным.

Мужчина прошёл внутрь первым. Камилла осталась у порога, с дыханием сбившимся, как у пойманного. Её платье уже прилипало к пояснице, колготки чуть сползли. Она не знала, почему пошла. Но не могла не пойти. Его рука снова оказалась на её запястье — и потянула.

Он не торопился. Закрыл за ней дверь. Щёлкнул замок. Внутри стало тише, но не безопаснее. Музыка звучала приглушённо, как пульс внутри уха.

— Ты знаешь, почему я тебя выбрал? — впервые заговорил он. Голос низкий, как шелест ткани.

Камилла молчала. Сердце грохотало.

— Потому что ты дрожишь даже тогда, когда делаешь вид, что сильная.

Он подошёл ближе. Его пальцы коснулись её плеча, сдвинули ткань. Потом — ниже, к линии груди. Он не торопился. Не срывал. Только обозначал путь.

— Здесь тебя увидят, — продолжил он, шепча в ухо. — Сквозь стекло. Сквозь ткань. Ты будешь вся — напоказ.

Она выдохнула. Глубоко. Почти со стоном. Внутри всё сжалось. А потом потекло. Он смотрел ей в лицо — и знал. Он чувствовал.

— Я не заставляю, — сказал он. — Я только приказываю.

Он провёл пальцем по её ключице. Камилла не пошевелилась. Только сглотнула. Её губы дрожали. Взгляд — блестел.

— Встань на колени, — произнёс он.

Она опустилась.

Не потому что нужно.

А потому что хотела, чтобы он посмотрел — как она смотрится в этом положении.

* * * * *

Камилла стояла на коленях, как будто оказалась в сцене, которую раньше могла только представить. Бархатный пол приятно давил на ноги, но весь фокус был не на ощущениях — а на нём. Мужчине, который стоял перед ней и смотрел сверху вниз. Не с насмешкой. С намерением.

Он открыл один из ящиков — медленно, с металлическим скрежетом — и достал ошейник. Чёрная кожа, гладкая, плотная, с хромированной пряжкой и кольцом спереди. Камилла вскинула взгляд, но не отшатнулась. Его рука провела по её волосам, убрала их с шеи, и он медленно застегнул ремешок на её горле. Он не был тугим, но чувствовался — как напоминание, как метка, как замок.

— Так лучше, — сказал он, чуть потянув за кольцо пальцем. — Тебе идёт принадлежать.

Камилла выдохнула. Громко. Почти хрипло. Её тело уже горело. Мокрое между ног, напряжённое в груди, колени дрожали — но она не двигалась.

Он достал поводок. Щёлк — металлический звук крепления к кольцу ошейника пронёсся, как команда. Потом — натяжение. Он потянул чуть-чуть, не сильно, но этого хватило, чтобы у неё пересохло во рту.

— Посмотри на себя, — сказал он, наклонившись. — Ты уже течёшь, а я даже не прикоснулся по-настоящему.

Камилла прикусила губу. Она чувствовала — капли смазывали внутреннюю часть бёдер. Он прав. Одного его голоса хватало. Потому что он говорил не просто грязно — он говорил так, будто знал, что она думала в самые стыдные свои ночи.

— Ты хочешь, чтобы я тебя использовал, — продолжал он. — Чтобы я дёргал за поводок, как за твоё горло, и ты текла от этого ещё больше.

Он вёл кругами по её лицу. То пальцем, то поводком. Лёгкие касания, словно проверял — где она слабее. Он не спешил. Он играл в её нервы, как на фортепиано. Иногда — резко. Иногда — почти ласково. И каждый раз она чувствовала:

вот сейчас он возьмёт меня полностью

. Но он не спешил.

— Знаешь, что ты? — спросил он, тихо, почти в шёпот. — Твоя плоть — это витрина. Ты — как кукла в магазине запретных желаний. Я могу посадить тебя на стекло, и никто не оторвёт глаз. Но ты уже будешь вся в следах от моих пальцев.

Он провёл рукой по её щеке, сжал её подбородок.

— Открой рот.

Она подчинилась.

Он провёл поводком по её языку, медленно, как будто мазал его на вкус. Потом дотронулся пальцем до нижней губы. Камилла облизывала металл, как будто это был член. Она не думала. Только чувствовала, как всё внутри вибрирует от унижения — и возбуждения.

— Ты сосёшь даже поводок, будто знаешь, что впереди будет больше.

Он отпустил натяжение и позволил ей вдохнуть глубже.

— Я буду с тобой груб. Ты не получишь ласки. Только то, чего ты заслужила своим видом. Своими бёдрами. Своими дрожащими коленями. Твоё тело просит — и я отвечаю.

Он потянул за ошейник, и она встала, не сопротивляясь. Глаза её были блестящими, грудь — натянута, дыхание — тяжёлое. Он не прикасался к её груди, но соски уже торчали сквозь ткань. Она была готова. Влажная. Слабая. Вся — между «сейчас» и «ещё нет».

— Скажи, что ты хочешь быть моей шлюхой, — сказал он.

Она сглотнула.

— Я хочу быть твоей.

— Громче.

— Я хочу быть твоей шлюхой, — прошептала она. — Здесь. Прямо сейчас.

Он кивнул.

— Тогда встань к стене. Я начну.

И она пошла.

* * * * *

Камилла встала у стеклянной стены, руки упёрты в гладкую поверхность, грудь прижата, как будто она сама хотела показать себя миру. Сквозь мутное стекло виднелись силуэты — другие тела, другие пары. Кто-то трахал, кто-то стонал, кто-то просто смотрел. А она — была на виду. И именно это разрывало остатки контроля внутри неё.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он подошёл сзади, поднял подол её бархатного платья. Легко, небрежно, как будто открывал подарок. Чулки обнажили её бёдра, трусики уже были влажными. Он провёл пальцами по ткани — и она застонала, не сдерживаясь. Липкий звук между ног стал ответом. Она была готова, насквозь. Вся.

— Ты текла уже на коленях, — сказал он. — А теперь ты будешь просить, чтобы я не останавливался.

Он стянул с неё трусики — резко, чуть царапнув кожу. Потом опустил свои штаны. Тело его было твёрдым, напряжённым. Член — горячим, пульсирующим, как желание. Он не медлил. Вошёл резко, глубоко. Камилла вскрикнула, ударилась лбом о стекло, но не отстранилась. Она только выгнула спину, давая ему лучшее проникновение.

Он трахал её вровень с её дыханием. Каждый толчок — точный. Каждый — глубже. Она таяла, теряла опору. Её грудь скользила по стеклу, дыхание оставляло отпечатки. Он держал её за бёдра, вжимал в себя, шептал грязные слова в ухо.

— Ты хочешь, чтобы все видели, как я тебя трахаю? — спросил он.

— Да, — простонала она. — Да… да, пожалуйста…

Он вытащил член. Развернул её. Посадил на колени и прижал к своему паху.

— Покажи, как ты сосёшь, если хочешь заслужить ещё.

Она взяла его в рот жадно. Не кокетливо. Не аккуратно. А как будто внутри неё сорвали пломбу. Она работала ртом и горлом, глубоко, влажно. Он держал её за волосы, направлял, трахал рот, не отпуская. Её губы были блестящими, подбородок — мокрым, горло — напряжённым. Он стонал, тяжело, будто тоже терял контроль.

Потом он отстранил её.

— Ложись.

Она легла на спину. Грудь — напротив его члена, влажная, мягкая, тяжёлая. Он сел сверху, сжал её груди руками, сдвинул ближе — и начал трахать между ними. Двигался быстро, с силой, оставляя следы — сперма уже натянулась внутри него, но он сдерживался.

Камилла тяжело дышала, её соски были влажны, кожа — горяча. Она смотрела на него снизу вверх, как на единственный источник того, что так долго не позволяла себе — быть использованной. Без нежности. Без «ты красивая». Только как тело. Как жажду.

Он снова встал, развернул её, поставил на четвереньки. Вошёл грубо, до конца. Трахал её быстро, ритмично, с глухими ударами. Камилла уже не сдерживалась — стонала громко, влажно, без фильтра. Он держал её за поводок, чуть натягивая — и это сводило её с ума.

— Ты шлюха, — говорил он. — Ты моя шлюха. И ты хочешь этого.

— Да, — выдохнула она. — Да… ещё…

И когда он кончил — с мощным, сдавленным рычанием, — сперма пролилась на её поясницу. Он выжал из себя всё. И из неё — тоже. Она опустилась на пол, вся в поту, в его следах, с распухшими губами, и впервые за долгое время — с ощущением, что ей дали ровно то, что нужно.

* * * * *

Она не сразу вышла. Несколько минут просто лежала, уткнувшись лбом в прохладный пол, с раздвинутыми коленями и тяжёлым дыханием. Слёзы не лились — но тело дрожало, как после удара током. Всё было липким: кожа, грудь, внутренности. Её волосы спутались, губы онемели, на шее — след от ошейника. Но в этом не было боли. Только насыщенность. И странная лёгкость. Как будто из неё вынули не только возбуждение, но и груз.

Когда она поднялась, ноги чуть подогнулись. Но она не упала. Вытерлась, насколько смогла, поправила платье. Трусики найти не смогла — и не стала искать. Пусть. Пусть это будет внутри, под кожей. След. Память. Подтверждение того, что сегодня она была собой. Без защиты. Без «но».

Дверь открылась с лёгким щелчком. Музыка снова ударила в грудь, свет полоснул по глазам. Камилла вышла и на секунду прикрылась рукой. Но тут же её взгляд наткнулся на Эми.

Та стояла у барной стойки, пила воду. Волосы распущены, на шее след от пальцев, на губах — блеск. Она сразу увидела Камиллу. И не спросила ни слова. Только кивнула — тихо, без лишнего. Как будто знала всё.

— Ты как? — Эми всё же нарушила молчание. Голос был хриплый. После дыхания. После стонов.

Камилла подошла ближе, тяжело опустилась на стул рядом. Провела рукой по волосам, медленно, будто возвращалась в себя.

— Я… не знаю. Мне было страшно. Сначала. А потом — как будто… я растворилась.

— И что там, где ты растворилась?

Камилла улыбнулась, без смеха. Только уголками губ.

— Там не я. А тело. Просто тело. Которому наконец дали делать то, чего оно хочет.

Эми кивнула. Они обе молчали какое-то время. В зале всё ещё кто-то стонал, кто-то шептал. Секс не останавливался.

— Он говорил тебе грязно? — спросила Эми.

— Да, — честно ответила Камилла. — Очень. И я… мне нравилось. Не от слов, а от того, что он видел, как я дрожу. Что он управлял этим.

— Это не про унижение, — сказала Эми. — Это про отдачу власти. На время. В нужные руки.

Камилла посмотрела на неё. И вдруг — серьёзно:

— А ты когда-нибудь боишься, что тебе понравится слишком сильно?

Эми отвела взгляд. Отхлебнула воды.

— Всегда.

И больше они не говорили. Только смотрели в зал, как зрители на спектакле, где каждая сцена — про кого-то внутри них.

* * * * *

Они пошли вдоль стен, ни одна не говорила, но обе знали: это не конец. Это только середина. После секса, после боли, после срыва — внутри осталась вибрация. Как после громкого баса, который долго не уходит из груди. Им нужно было идти. Смотреть. Понимать, что другие — тоже. Такие же. Грешные, влажные, идущие за своими тенями.

Первая кабинка — почти пустая. Женщина стоит в центре, завязанная широкой алой лентой: запястья над головой, ноги на широкой стойке. Она голая. Её тело сияет от масла. Мужчина обходит её медленно, держа в руках длинную перьевую кисточку. Он не трахает. Не касается. Только проводит по соскам, по животу, по внутренней стороне бедра. Женщина дёргается. Вся в муках ожидания. Грудь у неё пульсирует, глаза — закрыты, рот приоткрыт. Он мучает её — лаской.

— Это пытка, — прошептала Камилла.

— Это прелюдия, — ответила Эми.

Следующая сцена — другая. Жёстче. Женщина в корсете и чулках лежит на животе, а мужчина сидит у её ног, держит вибратор между её ягодицами. Он вставляет его внутрь — не в спешке, а с нажимом. Женщина стонет, вцепляется в простыню. Он настраивает ритм — вибрация становится громче, резче. Её ноги дрожат. Камилла отвела взгляд, но потом снова вернулась — как к запрещённому видео. Там было не просто возбуждение. Там была власть, но с любовью.

— Ей нравится, — сказала Эми. — Видишь по ступням. Если бы она не хотела, пальцы не были бы так напряжены.

Чуть дальше — пара у зеркала. Женщина прижата к стеклу, руки за спиной. Мужчина стоит сзади, но не входит. Он гладит её, целует затылок. А она смотрит в своё отражение. И в отражении — её глаза стеклянные. Она возбуждена так, будто сейчас потеряет сознание. Но не от действия. От отражения. От осознания, что она —

в этом

.

Они проходят дальше. Где-то — шлепки. Где-то — пощёчина. Где-то — шепот. Всё не выглядит как порнография. Это театр. Каждый играет в то, чего боится. И в то, чего жаждет.

Ещё одна сцена. Женщина стоит на коленях, с кляпом во рту, с выведенными на грудь словами: «Только по команде». Мужчина сидит рядом и гладит её по голове, как собаку. Он держит в руке пульт — от виброяйца, очевидно. Девушка дрожит. Он включает вибрацию — и она выгибается, но не двигается. Только слёзы по щекам. Не от боли. От невозможности получить больше.

— Это всё реальные желания? — спросила Камилла.

— Иногда. Иногда — сценарии, которые становятся настоящими, — ответила Эми. — Главное, что никто не убегает. Все здесь — по согласию.

И всё равно было что-то дикое в этом. Прирученное звериное. Животное, которое позволяет себя гладить — только потому, что знает: его тоже хотят.

Они шли дальше. С каждой сценой внутри снова накатывало. Там, в глубине — снова нарастал жар. Хотя тела уже были насыщены. Возбуждение не уходило. Оно росло — в виде вуайеризма. В виде желания:

а если снова? А если ещё?

— Мне страшно, — прошептала Камилла.

— Мне — тоже, — ответила Эми. — Но я не могу остановиться.

И в этот момент, почти на выходе из ряда кабинок, где всё было уже почти привычным… раздалось.

Женский крик. Высокий. Резкий. С надрывом.

Из одной из кабин.

Обе замерли.

Это не был стон.

Это был страх.

Глава 10: Слишком поздно

Крик пронёсся, как порыв холодного воздуха. Резкий, рвущий, чужой. Он вырвался из одной из кабинок, там, где стекло запотело от чужих тел, где казалось — всё под контролем. Эми остановилась. Камилла рядом — замерла. Но никто, кроме них, не замедлился.

Из соседней кабинки донёсся смех. Кто-то хлопнул по стеклу, как на бис. Мужчина в костюме с блестящими лацканами сказал:

— Хорошо играет. Я бы её в кино взял.

Женщина рядом засмеялась, с бокалом в руке.

— Актриса! Господи, мне аж самой захотелось заорать.

Крик повторился. Но уже тише. Как будто он увяз в ткани, в музыке, в неверии. Тот самый звук, что отличает боль от театра, — он не всегда громкий. Он — узнаваемый.

Эми отступила на шаг. В горле пересохло. Камилла всё ещё смотрела в сторону кабинки, как будто надеялась увидеть сквозь стекло больше, чем позволено.

— Это… не игра, — прошептала Эми.

— Но они… — Камилла оглянулась. — Они же все…

— Они думают, что это шоу, — сказала Эми. — Здесь привыкли кричать от удовольствия. Но сейчас… другой крик.

На другом конце зала музыка срывалась, как сломанная плёнка. Свет не мигал — всё продолжало жить, дышать, трахаться. Но в центре этой плотной, влажной вечеринки появилась пустота. И она росла.

— Может, она просто… увлеклась, — пробормотала Камилла.

Эми не ответила. Только смотрела. На эту кабинку. На запотевшее стекло. На дверь, которую никто не открывал.

Если это игра — почему не видно лица?

Если это удовольствие — почему дрожит живот?

Если всё в порядке — почему так тихо после?

Эми сжала кулак. Она чувствовала: в этом месте, полном тел, удовольствия и театра, появился кто-то, кто не играет. Кто использует игру, чтобы спрятать правду.

И если никто не остановится — будет поздно.

* * * * *

Эми не сразу поняла, что делает. Просто ноги сами пошли вперёд. Сквозь музыку, смех, тело в латексе, прильнувшее к стене. Кабинки мелькали по сторонам, как фрагменты снов — но она не смотрела. Она чувствовала. Сердце билось быстро, как на съёмке, когда всё пошло не по сценарию. Только здесь — не было «стоп».

Администратор стоял у боковой стойки, будто отрешённый. Высокий, ухоженный, с гарнитурой в ухе. Он наблюдал за общим фоном, улыбался, когда кто-то поднимал бокал, и говорил что-то охраннику — тихо, по делу. Но не туда. Не туда, где заканчивалась игра.

— Простите, — сказала Эми. Голос звучал чужим, севшим. — В одной из кабин был крик.

Он повернулся, удивлённо, как будто это было странно само по себе.

— Здесь много криков, мадам. Особенно в эту ночь.

— Это был не стон, — сказала она. — Не возбуждение. Это был страх. Паника.

Он чуть опустил голову, разглядывая её.

— Где именно?

— В конце зала. Кабинка с белым светом. Там пар — и никто не выходит.

Он что-то пробормотал в гарнитуру. Взгляд всё ещё вежливый. Но теперь в нём было то, чего Эми не любила.

Уверенность мужчины, который считает, что знает лучше.

— Мы проверим, — произнёс он. — Наверное, кто-то слишком хорошо вошёл в образ.

— Проверьте

сейчас

, — сказала она. — Или я сделаю это сама.

Её голос дрогнул. Но не от слабости. От злости. От того, что внутри уже знала — она видела не игру. Не сценарий. Она видела черту, за которой заканчивается возбуждение и начинается насилие.

Мужчина вздохнул. Кивнул кому-то. Пошёл. Медленно.

Эми осталась стоять. Смотрела в сторону кабинки. И чувствовала, как внизу живота стягивается в узел. Это не ревность. Не адреналин. Это было как в тот день, когда она нашла в коробке духи и чулки. Тот же холод под кожей. Предчувствие.

Если сейчас всё в порядке — я буду только рада.

Если нет — я уже виновата в том, что не остановила раньше.

* * * * *

Камилла шла в сторону уборной почти машинально. Нужно было отстраниться. Дышать. Умыться. Тело всё ещё ныло после того, как её трахали, но теперь — это было не главное. Что-то дрожало внутри, будто струна сорвалась. Её пальцы были влажными, но не от возбуждения. От страха, который не назывался прямо. Только ощущался.

В туалете было пусто. Глухо. Пространство — стерильное, почти тихое. Свет холодный. Зеркала ровные. Вода в кране — ледяная. Она опустила ладони под струю, наклонилась. Вдох. Выдох. Струя ударяла в кожу, но не освежала. Мысли — не уходили.

На полу, у одной из кабин, лежал телефон. Камилла заметила его, когда вышла из кабинки. Чёрный, без чехла. Новый. Экран был слегка подсвечен. Кто-то его уронил недавно. Очень недавно.

Она наклонилась, взяла в руки. Пальцы дрожали.

Экран не был заблокирован.

Последнее действие — открытая галерея. Камилла не хотела смотреть. Но уже смотрела. Там было видео. Одно. Без названия. Без обложки. Только метка времени: «Тринадцать минут назад».

Она нажала.

Сначала — темнота. Потом — слабый свет. Женское дыхание. Заставленное. Прерывистое. Потом — голос. Мужской.

— Тихо. Или будет хуже.

Камилла замерла.

На экране — трясущееся изображение, будто телефон лежал боком. Видно только фрагменты: кабина. Каблуки. Чулки. Рывок. Ткань рвётся. Женский стон — не сексуальный. Глухой, с надрывом. Попытка крика.

— Пожалуйста…

И снова удар. Стук. Дыхание.

Камилла закрыла видео. Сердце било в горле. Внутри — холод. Не паника. Лёд. Настоящий. Глубокий.

Она вышла из уборной, зажав телефон в руке. Искала глазами Эми. Мир вокруг — всё ещё трахался, стонал, играл в страсть. Но теперь он был другим.

Она знала, что видела.

И этот телефон уже не был просто находкой.

Он был уликой.

* * * * *

— Эми, — голос Камиллы дрогнул. — Смотри.

Они стояли чуть в стороне от основного зала — там, где музыка глушилась стенами, а свет был мягче. Эми взяла у неё телефон. Экран не блокировался. Камилла сама нажала «воспроизвести».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

На записи — сперва темнота. Потом чьи-то туфли, пар, неровный свет. Резкое дыхание. И голос. Мужской.

— Молчать. Или я покажу тебе, как пахнет боль.

Следующий момент — сдавленный крик. Женский. Такой, от которого живот сжимается.

Эми остановила видео на полуслове. Лицо её не дрогнуло. Но плечи — напряглись. Она посмотрела на Камиллу.

— Ты нашла его просто так?

Камилла кивнула. Губы пересохли. Слова не шли. Вместо них — воспоминание. Не видео. Тело вспомнило первым.

— Эми… — выдохнула она. — Часа полтора назад, я отходила в туалет… одна. Проход узкий, возле зеркальной колонны. Тогда кто-то шёл навстречу. Вроде бы просто прошёл мимо…

— Что-то сделал?

Камилла сглотнула. Пальцы сжались. На секунду ей стало жарко, хотя вокруг было прохладно.

— Он провёл плечом по моему телу. Не просто прошёл — как будто специально вдавился в бок, чуть тронул грудь. Я подумала… показалось. Здесь все цепляют, смотрят, дышат. Я испугалась, но не подала виду.

Теперь дыхание сбилось. Эми слушала молча. Глаза её не бегали — смотрели прямо.

— Я помню запах, — добавила Камилла. — Горький. Не духи. Как металл и жвачка. И он ничего не сказал. Только... улыбнулся. Я не успела даже разглядеть лицо.

Они замолчали.

Где-то за дверью снова засмеялись. Кто-то звал по имени. Музыка продолжала играть — всё ещё сексуальная, всё ещё тяжёлая. Но теперь в ней слышался другой ритм. Не возбуждение. Давление.

— Он уже среди нас, — сказала Эми тихо. — И он знает, что мы рядом.

* * * * *

Дверь не открывалась. Стекло было запотевшим, внутри ничего не различалось — только слабые очертания. Мужчина в гарнитуре, уже без своей уверенной ухмылки, подошёл первым. Постучал по стеклу — не ответили. Щёлкнул кнопкой разблокировки у панели. Дверь сдалась с лёгким звуком — и в нос ударил запах: спермы, пота, пыли и чего-то кислого. Как в комнате, где кончали — но не с удовольствием.

Камилла сжала локоть Эми. Та шагнула вперёд первой.

Внутри — приглушённый свет, валяющийся ремень на полу. В углу, под стеной, почти сжавшись в комок — сидела девушка. Молодая. Блондинка, с размазанной тушью, платье наполовину задрано, колготки рваны, трусиков нет. На щеке — след от ладони. На бедре — тёмное пятно. Она не плакала. Просто сидела, глядя в одну точку. Плечи подрагивали.

— Эй, — Эми присела на корточки. Говорила так, как когда-то с Камиллой — в первую неделю съёмок. — Я рядом. Всё в порядке. Ты не одна.

Девушка моргнула. Глаза стеклянные, дыхание рваное.

— Он сказал... «не ори, все подумают, что ты просто хорошо кончаешь».

Эми на секунду прикрыла глаза. Потом снова открыла — твёрдо, будто собирала себя по кусочкам.

— Он ушёл? — спросила она.

— Да, — прошептала девушка. — Просто встал и вышел. Я… я не знаю, кто это. Он был в маске. Чёрной. Без слов. Только… руки.

Камилла стояла в дверях, держась за косяк. Колени подкашивались, сердце било в горло. У неё перед глазами вставала сцена, где она сама стояла на коленях, с поводком. Только с разрешением. Только по желанию. А эта девушка — была сломана.

Администратор молчал. Смотрел, как будто хотел исчезнуть.

— Принеси плед, — сказала Эми. — И воды. Срочно.

Он кивнул и вышел.

Эми осталась рядом. Просто держала её за запястье. Сильно. Чтобы та чувствовала: она здесь. И её никто больше не тронет.

* * * * *

Девушка дрожала даже под пледом. Плечи мелко тряслись, губы сжаты, глаза не фокусировались. Эми сидела рядом, молча. Просто держала за руку. Тело этой девочки уже пришло в себя. Но внутри — что-то сломалось. Без шума. Без крови. Только по взгляду было видно: её оставили не сразу. А медленно. Изнутри.

— На шее — следы, — сказал врач, не поднимая глаз. — Пять пальцев. Сильный нажим. Не играл. Держал.

Эми посмотрела на кожу. На красно-синюю полосу, чуть выше ключицы. Как клеймо — но не выжженное. Ни буквы. Ни метки.

— Точно не Собиратель, — тихо произнесла она. — Он бы оставил подпись.

Камилла стояла за её спиной. Ни слова. Только взгляд — и он всё говорил. Внутри каждой из них была тревога. Но теперь — другого рода. Тот, кого они искали, был умнее. Точнее. Театральнее. Это — не он. Это было грубо. Прямо. Без маски. Как будто кто-то просто воспользовался ночью, темнотой, телами. И захотел большего.

Эми достала телефон.

Номер Ильина не был сохранён под именем. Только как цифры. Но пальцы нашли его сразу. Слабая вибрация. Один гудок. Второй. Ответ — на третьем.

— Я слушаю, — тот же спокойный, сухой голос.

— Это не он, — сразу сказала Эми. — Не Собиратель. Но он сделал это. Прямо здесь. На вечеринке. С девушкой, которую мы нашли в кабинке. Она жива. В шоке. С рваными колготками. Следы от рук. Никаких меток.

Пауза. Тишина. Только его дыхание.

— Ты в порядке?

— Нет, — сказала она. — Я не в порядке. Здесь кто-то чужой. И он не играл.

— Ты с кем-то?

— С Камиллой. Она всё видела.

— Камеры?

— Внутри кабинки — нет. Только стекло. Только… звук.

Он снова молчал. Словно что-то взвешивал.

— Мы рядом, — наконец произнёс он. — Но если будет ещё один сигнал — вход перекроем.

— Мне нужна поддержка сейчас.

— Эми, — голос стал ниже. — Это первый звонок. Но не финал. Ты всё ещё — наживка. И теперь ты знаешь, что это значит.

Он отключился.

Эми осталась с телефоном в руке. На экране — чёрный свет.

Камилла смотрела на неё.

— Он придёт?

— Он уже рядом, — сказала Эми. — Но не для нас. Для него.

Глава 11: Ловушка

Крик давно стих. Девушку увели тихо, незаметно. Никто не понял, никто не заметил. Музыка продолжала играть, как будто сердце здания не знало, что случилось. Люди всё ещё трахались. Кто-то на коленях. Кто-то в подвешенной позе. Кто-то — прямо в кресле, держа партнёршу за горло. В зале пахло потом, кожей, лубрикантом и возбуждением. Как и в начале. Как будто ничего не было.

Именно это — пугало сильнее всего.

Администратор стоял у стенки. Молча. Он не задавал лишних вопросов. Только смотрел на Эми — как на женщину, которую теперь нельзя игнорировать.

— Камеры? — спросила она.

— Внутри кабин — нет. Только общий коридор. И то не везде.

— Значит, он знал, куда вести, — сухо произнесла Эми.

Камилла стояла рядом. Её пальцы сжимали ткань на бедре, будто это могло остановить дрожь. В голове всё ещё было видео. Крик. Беспомощный голос девушки. И понимание: никто этого не слышал по-настоящему. Все подумали — игра. Все продолжили.

— Мы будем его искать, — сказала Эми. Спокойно. Без истерики. — Вы никому не сообщаете. Ни охране. Ни партнёрам. Ни приглашённым. Всё — остаётся так, будто ничего не случилось.

— Вы… уверены? — Администратор сглотнул. Он выглядел испуганным, но не спорил.

— Уверена, — сказала Эми. — Потому что он всё ещё здесь. И если он почувствует, что его ищут — он исчезнет.

Камилла перевела взгляд на неё.

— Ты хочешь найти его

сейчас

?

— Да. Пока он не ушёл. Пока у него ещё дрожат руки.

Они пошли обратно в зал. Не спеша. С тем же видом, как и все: будто ищут новые ощущения, новые игрушки, новые руки. Но на самом деле — искали

того, кто уже взял

.

Музыка ударяла басами. Женщина в корсете стонала на столе. Мужчина в маске тянул партнёршу за волосы. Люди смеялись, облизывали друг друга, трахались жадно, громко. И в этой плотной, влажной, развратной толпе скрывался он.

Подражатель.

Ни с меткой. Ни с театром. Ни с образом.

Просто мужчина, который захотел быть кем-то другим — и подумал, что кровь возбуждает не хуже ласки.

И теперь они были внутри ловушки. Но не как жертвы.

А как охотницы.

* * * * *

Она шла за Эми, пытаясь дышать ровно. Зал жил своей похотью — громкой, ритмичной, липкой. Кто-то трахал партнёршу на коленях прямо у барной стойки. Женщина в прозрачном белье стояла, опершись грудью на зеркало, а мужчина сзади держал её за горло, шепча что-то в ухо. Никто не замечал двух женщин, идущих против потока. Потому что все были заняты своими оргазмами.

Камилла старалась смотреть на всех, но ни за кого не цепляться. Пока один взгляд не остановил её.

Он стоял у колонки с напитками, с бокалом в руке. Высокий, в чёрной майке, без маски. Улыбка — вкрадчивая. Губы — влажные. Глаза — слишком знакомые. Она не сразу поняла, откуда знает его. Но когда он посмотрел на неё чуть дольше, чем нужно, — вспыхнуло.

Flira.

Он был у неё в подписках. Часто комментировал. Не грубо — но странно. Всегда говорил о «естественности тела», писал:

«Мне нравятся настоящие. Не идеальные, а мягкие. С живыми коленями»

. Она никогда не отвечала. Только один раз поставила лайк — и он начал писать чаще.

Теперь он стоял в двух метрах. И смотрел, будто ждал, когда она подойдёт.

Камилла остановилась. Эми почувствовала — и повернулась.

— Кто он?

— Я… — голос сорвался. — Он был у меня в подписчиках. Я помню точно. Он писал… много.

Эми пригляделась. Парень сделал вид, что не узнал их. Отвёл взгляд. Но потом — будто нехотя — подошёл ближе. Слишком уверенно.

— Эми? — сказал он, но смотрел на Камиллу. — Или я ошибаюсь?

— Мы знакомы? — холодно спросила Эми.

— Я… я был подписан на ваш блог. У обеих. Просто наблюдал. Простите, если неловко.

— Ты писал мне? — вмешалась Камилла. Тихо. Твёрдо.

Он усмехнулся.

— Возможно. Не помню точно. Там много всего.

Ложь. Грубая. Влажная. Она почувствовала, как сжимается живот.

Эми чуть склонила голову.

— Как тебя зовут?

— Алексей.

Он назвал не то имя, что было в профиле. Камилла знала. Она вспомнила аватар. И сжатую фразу:

«Твоя шея — место, где я бы начал».

Она глянула на Эми. И в этом взгляде было всё.

— Он врёт, — прошептала она. — Это

он

.

Эми не ответила. Только смотрела.

И вдруг — улыбнулась.

Началась охота.

* * * * *

Он не сразу понял, что случилось. Только что — Эми смотрела на него как на постороннего. А теперь — взгляд изменился. Стал теплее. Глубже. Опаснее. Она сделала шаг вперёд. Потом ещё один. Присела на краешек невысокого подиума у стены и скрестила ноги, чуть приподняв юбку.

— Алексей, да? — проговорила она. Голос — влажный, медленный, как налитый мёд. — Или у тебя другое имя, когда ты смотришь мои видео?

Он усмехнулся. Но это уже была не самодовольная улыбка. Скорее — попытка держаться. Пальцы чуть сжались на бокале.

— Я не тот, о ком вы думаете, — произнёс он. — Я просто… фанат. Немного стесняюсь.

Эми склонила голову.

— Стесняешься? Странно. А мне казалось, ты из тех, кто любит наблюдать. И копить. Может, даже записывать. Скринить. Запоминать движения. Голос. Запах.

Он сглотнул. Глаза его метнулись на Камиллу — та осталась в полумраке, чуть позади. Молча. Наблюдала.

— Послушай, я… — он понизил голос. — Я не знаю, о чём ты. Хочешь, я уйду?

— Я хочу, чтобы ты остался, — сказала Эми и провела ногтями по внутренней стороне бедра. — Прямо здесь.

Он замер.

— Почему?

— Потому что ты ведь мечтал, чтобы я сама подошла, да? Чтобы я выбрала тебя. В этом зале — сотни, но ты — смотришь на меня иначе. Потому что ты уже видел меня. Много раз. Но теперь — живьём.

Она приблизилась. Их лица разделяло не больше ладони. Его дыхание участилось.

— Я… смотрел. Да. Но я ничего…

— Тсс, — перебила Эми. — Не надо слов. Лучше покажи, как ты будешь себя вести, если я дам тебе доступ. Реальный. Не Flira. Не аватар. Я — настоящая. И я

вижу

, что ты хочешь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он медленно поставил бокал на пол. Руки слегка дрожали. Он не понимал — то ли это шанс, то ли ловушка. И именно поэтому — уже попался.

Эми наклонилась, чуть коснулась его губ — не поцелуем, а проверкой.

— Пойдём в кабинку, — прошептала. — Там — без свидетелей. Только ты. И я. Ты ведь этого хотел?

Он кивнул.

— Тогда иди первым.

Он послушался.

Камилла подошла к Эми, пока тот отошёл.

— Ты уверена?

— Он уже сдался. Осталось только нажать.

— А если он…

— Тогда мы узнаем раньше, чем будет поздно.

* * * * *

Они зашли в кабинку вдвоём. Эми шла медленно, будто играла в кошку — но на самом деле каждый её шаг был выверен. Она чувствовала, как мужчина за ней ловит ритм. Он был возбуждён, но неуверен. Всё это — не просто фантазия, а риск. Он вёл себя, как человек, привыкший наблюдать. Не действовать.

— Ты давно хотел этого? — прошептала она, склонившись ближе. — Тело. Грудь. Голос — вживую.

Он кивнул. Молча.

Эми провела ладонью по его груди, потом — чуть ниже. Он задержал дыхание. Пальцы дрогнули. Он попытался дотронуться до неё — и в этот момент дверь кабинки распахнулась.

Вошёл мужчина — плотный, в чёрной футболке, без маски. Он не кричал. Только произнёс спокойно, в упор:

— Алексей Воронцов? Пройдёмте.

Подозреваемый обернулся резким движением, дёрнулся, но не успел ничего сделать. Второй вошедший — худощавый, с нейтральным лицом — уже держал его за плечо, выворачивал руку. Всё — быстро. Отработанно.

— Что?! Кто вы вообще?! — голос парня стал выше. — Это шутка?! Кто вас сюда пустил?!

— Не сопротивляйтесь, — сказал первый. — По приказу отдела. Есть постановление.

Эми отошла в сторону. Всё происходило ровно так, как они планировали. Один из мужчин достал телефон задержанного, проверил экран. Листал быстро. Без слов. Потом — замер.

— Смотри, — передал коллеге.

На экране — десятки папок. Скриншоты с Flira. Аудиофайлы с монтажом. Отрывки видео, нарезки с голосами. Названия говорили сами за себя:

«Голос развратницы»

,

«Эми, real mix»

,

«Камилла—тело, май 2025»

.

— Здесь архив, — сказал полицейский. — Он не просто фанат. Он коллекционер. И, судя по следам,

подражатель

.

Подозреваемый молчал. Дышал тяжело. Глаза бегали. Он искал выход — но его не было.

— Забираем, — бросил сотрудник. — У нас подтверждение доступа к кабине. Остальное — оформим.

Эми смотрела на него. На этого мужчину, который копировал стиль Собирателя — но делал это не ради искусства. Ради власти. Ради повторения. Ради

контроля

.

Он обернулся к ней на секунду. В глазах — что-то среднее между ненавистью и восторгом.

— Я просто хотел быть рядом, — сказал он.

И его увели.

* * * * *

Они стояли в коридоре. Тот самый, где ещё недавно всё было влажным, плотным, возбуждённым. Теперь — холод. Люди проходили мимо, смеялись, кто-то поправлял чулки, кто-то целовался, кто-то держал за поводок. Всё шло, как и должно было. Как будто ничего не случилось.

А он — уже уведён.

Камилла молчала. Прижалась к стене, как будто искала опору в камне. Эми стояла рядом, глядя в пустоту, где только что исчез человек с папками, скриншотами, видео и... чужими голосами.

— Ну и что ты думаешь? — прошептала Камилла.

Эми ответила не сразу.

— Он не он, — сказала она. — Чувствуешь?

— Да, — кивнула Камилла. — Он нервный. Он копировал. Он не

создавал

.

— У него была жажда быть похожим. Но у Собирателя — другое. Он всегда... режиссирует. Он делает красиво. Жестоко, но с подписью. Этот — просто дрочил на копии.

— Ты разочарована?

Эми чуть усмехнулась.

— Нет. Я зла. Потому что настоящий видел это. Он наблюдает. Он... позволяет нам поймать тех, кто не дотягивает. А сам — становится ближе.

Камилла закрыла глаза на секунду. Всё было логично. И всё — не туда.

— Мы подали сигнал, — сказала Эми. — И кто-то услышал. Но не он.

Тишина. Шаги. Музыка снова набирала силу. Кто-то смеялся. Кто-то стонал. Пары сливались в кабинах. Всё продолжалось.

Но теперь в этом был кто-то, кто уже не играл. Кто ждал.

И, возможно, теперь он — ещё злее.

* * * * *

Он пришёл ближе к полуночи. Без звонка. Один стук — короткий, чёткий. Как всегда. Эми уже не удивлялась. Она сидела на полу, обняв колени, в длинной футболке и с мокрыми волосами, будто пыталась смыть всё — даже запах вечеринки. Он вошёл молча. Закрыл дверь за собой.

— Мы его допросили, — сказал Ильин, не садясь. Просто стоял у стены. — Он всё рассказал.

Эми подняла глаза.

— Он признался?

— Да. Девушка — единственная. Только она. Только на этой вечеринке.

— Раньше?

— Нет. Смотрел. Следил. Записывал. Но не решался. Ты сама его подтолкнула.

Эми закрыла лицо руками. Но не заплакала. Просто вдохнула.

— Я хотела поймать другого.

— Ты хотела поймать того, кто играет с нами уже год. Кто делает боль красивой. Этот... просто копировал. Он не знал, зачем. Только чувствовал, что хочет быть похожим.

Ильин подошёл ближе. Поставил на стол чёрный телефон — тот самый. Разблокированный. Открытая галерея. Там — она. Камилла. Куски. Скриншоты. Нарезки с Flira. Аудио, где её голос сводят с чужим стонами. Коллекция извращённого восхищения.

— Мы не поймали его, — сказала Эми. — Настоящего.

— Нет, — подтвердил Ильин. — Он даже не вышел из тени. Возможно, наблюдал. Возможно, даже трогал кого-то в толпе. Но не сделал хода. Он...

смотрел

, как ты справишься.

— Это игра?

— Это интерес, — жёстко. — Он даёт тебе пространство. Смотрит, как ты ведёшь себя в его мире.

— И что теперь?

— Теперь ты знаешь, как близко он подходит. И как легко прячется за чужими.

Он развернулся к выходу. Пауза.

— Этот — обычный. Конченый. Сломался с одного вопроса. Уже в изоляторе.

— А настоящий?

Ильин посмотрел на неё через плечо. Спокойно. Ровно.

— Он рядом.

Дверь закрылась за ним.

Эми осталась одна.

Но впервые — не чувствовала одиночества. Только взгляд. Где-то из темноты. Из-за экрана. Или из-за стены.

Он не ушёл. Он ждал.

Эпилог: За кадром

Прошла неделя.

В новостях не было ни строчки. Ни одной фотографии, ни утечки, ни скандала. Вечеринка осталась тайной, застывшей в памяти тех, кто называл это ночью свободы. Никто не узнал, что одну из девушек нашли на полу, дрожащей. Никто не слышал, как кричали за стеклом. Никто не увидел, как увели одного из гостей с телефоном, полным женских стонов, вырезанных из эфира.

Собиратель остался вне кадра. Вне камеры. Вне границ.

Но не вне интереса.

* * * * *

Эми снова стояла перед зеркалом. Без макияжа. В спортивных шортах и хлопковом лифчике. Рядом — стол с техникой, ноутбук, наушники, диктофон, духи. Открытое окно. В квартире пахло кофе и новой влажной тревогой.

На экране — новый сценарий.

Не ролик. Не нарезка. Целый цикл.

Про стыд, который дрожит в голосе. Про желание, которое не просит разрешения. Про то, что женщина не обязана быть идеальной, чтобы возбуждать. А обязана — быть собой. Без фильтра. Без страха. Даже если кто-то наблюдает.

Особенно если кто-то наблюдает.

* * * * *

Камилла снова приходила на студию. Молчала дольше, чем раньше. Но работала — точно, внимательно. И больше не пряталась под пиджаком. Алиса вернулась к написанию тем. Рамиль открыл таблицу с новыми трендами: «голосовое доминирование», «тактильный триггер», «медленный стриптиз». Все снова были на месте. Никто не говорил о вечеринке. Но все — знали.

* * * * *

Он появился, как всегда. Без стука. На лестничной площадке. Ильин.

— Я сказал тебе — ты наживка, — спокойно. — Ничего не изменилось.

Эми открыла дверь и отошла. Не приглашала. Просто — позволила войти.

— Он не пришёл, — сказала она.

— Нет.

— Но он видел.

— Он всегда видит.

Она подошла ближе. В глаза. Не в тон, не в жест. В суть.

— И сколько ещё?

— Пока не покажется. Или пока ты не сломаешься.

Пауза.

— У нас есть другие. Камилла. Тема «грязное прикосновение». Алиса предложила цикл «Голос как команда». Мы готовы.

— Ты не должна быть готова. Ты должна быть

живой

.

Он ушёл, как всегда. Без обнадёживания. Без поддержки. Только с правдой.

* * * * *

На следующий день Эми включила запись. Голос был ровным. Глубоким. Без фальши.

— Меня зовут Эми Лайт. Я — не развратница. Я — женщина, которая знает, чего хочет. Даже если вам страшно это слышать. Даже если вы закрываете глаза. Даже если за вами, как и за мной, кто-то

смотрит

.

Камера мигнула. Запись пошла.

Она улыбнулась. Невесело. Но по-настоящему.

И сказала:

— Начнём?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Охотник на откровенных 3: Финальный кадр

Здравствуйте, дорогие читатели и читательницы!

Финал трилогии «Охотник на откровенных» уже доступен на Литнете.

Все главы третьей части —

«Финальный кадр»

— выложены полностью, без ожиданий и пауз. Вы можете сразу погрузиться в развязку истории Эми: напряжённой, чувственной, полной откровений и опасностей.

Спасибо, что были со мной на всём пути — от первого эфира до последнего вздоха.

Ваша поддержка — это то, что превращает текст в переживание.

А теперь — переходите по ссылке и читайте финал:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Конец