Горячие игры холодных сердец. Глава 25. Глава Ролевые игры лесбиянок

Глава двадцать пятая

Черты её лица были правильными; нежная кожа алела румянцем на скулах; глаза небесной чистоты смотрели ясно и доверчиво – они были чёрные, но это нисколько не портило её; на губах блестела едва заметная улыбка; длинная шея сверкала украшавшим её дорогим ожерельем, сливавшимся с длинными серьгами и пышными светлыми волосами. На ней было белое платье с глубоким вырезом, открывавшим загорелые плечи и грудь. И вся она была полна грустной нежности. Данилов не мог, не смел, оторвать глаз от фотографии – так она приковала его. Все мысли спутались и исчезли. И лишь одна не давала покоя: изображённая на  э т о м  снимке девушка была другой: формы, овал лица, губы, глаза, взгляд, улыбка – всё было иным. Чтобы убедить себя в этом, он взял рамку в руки и внимательнее всмотрелся в снимок, как дактилоскопист, изучающий отпечатки. Сомнений быть не могло – это была другая девушка.

Крик телефона вновь вывел его из состояния прострации; бросив рамку (сработал нервный рефлекс), он подбежал к столу и схватил трубку; делая это так, словно его направляла чья-то невидимая рука.

– Вера? – выкрикнул он имя, которое в этот момент засело в голове и не давало выхода иным мыслям… чувствам… эмоциям. – Привет! – добавил он с мягкостью – он был чертовски рад, вновь слышать её голос.

– Привет, Карлос. Как поживаешь? – он не ошибся – это была Вера. – Скучно... Скоро Рождество. Удачи тебе во всём, – говорила она с затаённой грустью и холодом – осевшим в душе.

«Рождество», – пронеслось у него в голове, и он глянул в окно, напротив которого стоял: на заснеженном городе, белым покрывалом лежал закат.

– Зима! – только и мог произнести он, единственное вырвавшееся из глубины сознания слово.

– Я люблю зиму! – произнесла Вера, мечтательно. – Морозную, вьюжную, когда всё вокруг окутано мягким снежным покрывалом. Увы, сейчас уже не те зимы, какие были раньше.

– Какое сегодня число? – спросил Данилов, оглядывая номер в поисках настенного календаря.

– Ты чего там, пьянствуешь, обормот? – рассмеялась Вера. – Восьмое декабря.

– Ну что ты, – обиженно произнёс Данилов. – Писал новеллу весь день, почитай, если захочешь. Не звонил тебе – не хотел надоедать. Хотя, что я говорю – ведь я даже не знаю твоего номера. Тебе тоже удачи! Звони, как-нибудь.

– Попозже прочитаю, – ответила Вера, снова вернув голосу грусть. – На работе завал – конец года. Быстрей бы новый год. Заходи, не стесняйся.

«Работа? – вновь пронеслось у него в голове. – Интересно, что у неё за работа? »

– А я скучал без тебя! – справившись с волнением, продолжал Данилов. – Ты пишешь сейчас что-нибудь? Тебя интересно читать! – говорил он, хотя ни одного её произведения ещё не прочитал.

– Спасибо, Карлос, имя у тебя как у Гранда испанского. Я писала во время болезни, когда было много свободного времени. Сейчас его практически нет. Раньше любила театр, и весь репертуар театральный перечитала. Теперь не до него, да и современные постановки вызывают отвращение. Я за классику жанра. Видел моё фото в красном?

Он резко обернулся в сторону камина, что находился у него за спиной, и опять посмотрел на фотографию, решив, что это было ведение; но он ошибся: со снимка по-прежнему смотрела девушка в белом.

– Я тоже за классику, – сказал он, снова поворачиваясь к столу. – Спасибо за поддержку, может, ещё чего напишу. Сейчас в голове вертится одна идея. Фото в красном, не видел. Вижу в белом, с длинными серьгами.

– Если хочешь посмотреть, найди автора – Наташа Салбина – это моя подружка. Посвятила мне стихотворение. Там и фото прилагается. Обязательно пиши. Мне нравится твой стиль! С подружкой сидим в ресторане – решили расслабиться.

«Салбина», – опять подумал он, и уже собрался поведать, что только что получил рецензию от неё, но, что-то удержало его, и он промолчал.

– У тебя волосы красивые, и фигурка! – мурлыкал Данилов, сжимая трубку во влажной от волнения ладони. – На француженку похожа. Тебе и подруги стихи посвящают! Здорово!

– Жаль, я не умею писать стихи, – вздохнула Вера – а то бы, не удержалась… Прости, Карлос, накидали рецензий, надо отвечать. Завтра обязательно буду у тебя. Мне нравится тема прОклятых поэтов, я их постоянно читаю. Ты мятежен, и меня это радует и восхищает одновременно. Франция – колыбель Великих: Артюр Рембо, Франсуа Верлен, Жан Жене, маркиз де Сад, Франсуаза Саган, Кокто, Камю, Золя, прекрасная Жорж Санд… всех не перечесть.

– Насчёт мятежного – это меня так возбуждает! – рассмеялся Данилов. – Из перечисленных имён, стыдно признаться, но я «знаком» только с де Садом, Франсуазой и Золя. Недавно читал стихи Бодлера. Ужас. Жесть. Недаром, закончил жизнь в клинике для душевнобольных. Нет, я так не хочу!

– Я люблю французских писателей, – делилась Вера, и её голос в этот момент был чувственный и сосредоточенный, – столько блестящих имён. Всех не перечесть. И поэты великолепны.

– Я французских писателей почти не читаю, – признался Данилов. – Больше предпочитаю итальянцев. Из французов, нравится молодой Депардье. Страшно талантливый актёр, алкоголик и бунтарь. Похож на моего батю! Чё, не веришь?

– Почему же – верю, – улыбнулась Вера. – А мне нравился молодой Делон. Такой красавчик.

Она делает паузу, во время которой он слышит только её дыхание, сливающееся с тишиной.

Пока он разговаривал с ней – он наблюдал, как мягкие снежинки за окном, кружась, медленно ложатся на землю, что здорово бодрило; а её голос проникал в самое сердце. Мягкий, нежный – он журчал, как весенний ручеёк, затаившийся где-то в лесных недрах, куда ещё не ступала «нога» современной цивилизации, и Природа, источая свой естественный аромат – была девственно прекрасна.

Желая вновь слышать её голос, он прерывает паузу:

– Ты куда пропала? Читатели не отпускают? Или вино пьёшь в ресторане?

– Надоели они до чёртиков, – пожаловалась она, и словно опомнившись, произнесла: – Ладненько. Будем дружить. Не забывай меня. Юхууууу… – последние слова она выговорила с хлёстким ударом, как если бы была верхом и хлестнула коня.

– Подожди. Я вот что подумал: может, мне написать роман о любви, – предложил он, чтобы не прерывать разговор; он не хотел снова потерять её; когда бы она ещё позвонила. – Хотя, кто знает, что это такое, – добавил он со смешком.

– Ты разве никого не любил, Карлос? – сказала она с разочарованием. – Не верю.

– Любил, – ответил он с грустью. – А ты?

– Было дело, но закончилось печально.

– Да, она всегда так заканчивается, – согласился он, вспомнив «историю» своей любви.

– Ты женат?

– Ну что ты, конечно нет.

– Почему?

– Смотрела фильм «Пятьдесят оттенков серого»? Помнишь пристрастия главного героя? Так вот – я предпочитаю так.

– Любишь в жёсткой форме? – поморщилась Вера.

– Да, именно в жёсткой! – ответил он, сжав кулак. – Цепи, ремни, наручники, дикие игры. Это так захватывает!

– Понимаю. Каждому своё. Но я люблю нежность... Ложусь спать. Заходи ко мне! До завтра. Обнимаю.

– Я тоже люблю нежность, – добавил он, садясь в кресло. – Но иногда хочется разнообразия. Да вот не всякая девчонка принимает  э т о. Очень трудно найти партнёршу с теми же пристрастиями.

Теперь он сидел, медленно раскачиваясь в кресле и задумчиво глядя в окно; барабаня пальцами по деревянному покрытию стола; время от времени трогая лежавшие перед ним листы.

– Да, не каждая девушка согласится на такие отношения, – согласилась Вера. – Но, думаю, сейчас все раскрепощённые, так что желающие найдутся. Вдохновения тебе, мой сиятельный Гранд! – сейчас в её голосе чувствовались нотки безразличия, что ему не понравилось: казалось, она разговаривает с ним, чтобы скоротать время.

Но он не хотел отпускать её, поэтому продолжил расспросы:

– Хотел спросить: кто из авторов тебе нравится? Мне какое-то время нравились стихи Светланы Сигмадуллиной. Классно пишет о любви. Обещал ей написать новеллу по мотивам её рассказа – страшно понравился. Да вот недавно повздорил с ней… Ну и пусть дуется. А рассказ всё равно пишу. И действие будет происходить в Италии. Нравится ей это или нет.

– Кто нравится, тот ко мне не заходит, – ответила Вера позёвывая. – Мария Майнер нравится, у неё очень зрелые вещи.

Это имя ему тоже ни о чём не говорило.

– Почитаю. Интересно узнать твой вкус. Меня не упомянула – понятно, что пишу гадости. Но есть и серьёзные вещи. Я вообще разноликий автор. Во, словечко какое придумал.

– Я же тебе говорила, что у тебя яркий стиль, как у Саган, и финалы непредсказуемые. Конечно, и ты молодец! Думала, ты знаешь об этом. Видно, подзабыл.

Ему здорово понравились эти слова – произнесённые с не нарочитой нежностью и, как ему показалось – с материнской заботой – всё это снова обожгло его тоскующее по заботе и нежности нутро – оголив чувственные струны души.

– Сегодня я приду к тебе, – сказал он. – Вечером, когда у тебя читателей поубавиться. А ты, как время будет, читай мой «Мраморный Замок» Я там классно пофантазировал. От «Попутчицы» с ума сойдёшь. Это была моя самая ранняя работа, когда я дико горел от любви к одной жестокой красавице.

– Да, уж, Карлос, да, ты – мачо! Суперский! Наверное, девчонки табуном за тобой? – казалось, Вера оживилась – судя по её приподнятому голосу, в который Данилов вслушивался с затаённым простодушием.

– Почему ты так решила? – спросил он, млея от её слов.

– Из твоих слов, дорогой. Разве не так? – этими словами, она словно пустила в него разящий клинок усмешки, на что он не обратил внимания: сейчас он с упоением подростка вбирал в себя её голос и, наслаждался ровным дыханием, которым дышала трубка, на том конце, где находилась  о н а.

– Может, я чего лишнего наговорил – предостерёг он. – Но уж такая у меня манера, подружка.

– К тебе зайду позже, – сказала она, после короткой паузы. – Любимых авторов читаю в ночные часы. В тишине. Без суеты. Ночью произведения воспринимаются иначе. Не скучай. Я надёжный партнёр, читаю душой и сердцем, и всё прочитанное пропускаю через себя. Я преданный друг и никогда не подведу. Но многие этим пользуются. Тогда я вычёркиваю их из своей жизни. Речь не о тебе. Так, вспомнилось нехорошее. Здесь таланты прозябают, а посредственности правят бал. Я беру под своё крыло начинающих авторов и поддерживаю их. И тебя поддержу. Только не предавай меня.

Чувствуя, как в носу защипало, а глаза предательски налились влагой, он продекламировал:

– На повороте чьих-то судеб, прошёл, канул, мир другой… Её один мальчишка любит! Мечтает лишь о ней одной! Она тоска вечернего заката, она улыбка – завтрашнего дня! она мечта забытого поэта, и любит всех, но только не меня… Buoni sogni, mia cara!

– Но, почему печаль, дон Карлос? – спросила она с усталой грустью, и продолжила, но уже бодрее: – Я мечтаю о тебе, но я замужем. А эти узы неразрывны, к сожалению. Слишком много грусти в моей жизни… – прервав себя, она помолчала, а после пропела – тихо, с надрывом: – Останусь пламенем в глазах… В твоих руках дыханьем ветра… Останусь… Светом вдалеке… Я для тебя останусь… светом.

– Красивые стихи! – улыбнулся Данилов, чувствуя, как слёзы продолжают слепить глаза. – Спасибо! Будь счастлива! До завтра!

– До завтра, моя Мечта! – снова вернув нежность, откликнулась Вера. – Постой. А как ты собираешься меня читать, если не знаешь моего имени?

– Да, действительно – как? – пролепетал Данилов, выпятив губы.

– Найди на портале имя: Вера Саврасава. Это я.

– Савр… Савра… Саврасова? Твоя фамилия Саврасова? – дёрнувшись в кресле и чуть не выронив трубку, прокричал Данилов. Этот крик, должно быть, слышали и на улице – настолько громогласно пронёсся он в пространстве.

– Ты чего слабонервный?

– Не понял.

– Чего разорался-то? Опять припадок? Кстати, моя фамилия со всеми «а». Не ошибись! Ладно, до завтра. Жду в гости.

Он снова услышал длинные гудки. Но сейчас его не волновало, что она опять, не докончив фразы, прервала разговор.

– Саврасава… – произнёс он как заклинание. – Её фамилия Саврасава! – вот что его сейчас волновало.

Потом он услышал, как дверь номера со скрипом открылась и чей-то голос сказал:

– Итак! что вы теперь намерены предпринять?