Живы во грехе

I

На землю опустилась тень вечера, окутывая окрестности сумрачной вуалью. Луна, взошедшая высоко на небосвод, серебрила вершины хвойных деревьев и отражалась в тихих морских водах, омывающих берег неприметного городка. Вряд ли вы когда-либо слышали о Порт-Рее, но те, кто знают его, и по сей день чувствуют в каждом камне дыхание древних духов и таинственных сил.

Дело шло к осени, когда ночи становились длиннее, а природа предвкушала долгий покой под покровом зимних холодов. И в час, когда округа, затаив дыхание, готовилась ко сну, фары такси прорезали мрак и наполнили вечернюю тишину шумом гудящего мотора. Яркие лучи света призраками скользнули по стенам древнего особняка — обители всего злого, согласно предрассудкам тех, кто помнил покрытые вековой пылью легенды.

Из машины вышла девушка. Молодая, всего двадцать два года, но мягкие черты лица придавали ей вид более юный и невинный. На первый взгляд можно было даже решить, что она дитя беззаботных лет. Похоже, природа не желала признавать зрелость Нины Серрано.

Водитель такси не слишком любезно выгрузил чемодан и поспешил покинуть злополучное место, которое народ в округе называл проклятым и оскверненным бедой.

Нина толкнула кованые ворота с волнительным трепетом. Перед ее глазами раскинулся величественный особняк, хранивший тайны не одного десятка лет. Мох и виноградная лоза покрыли фасад; высокие окна, изогнутые в готические арки, некогда служили маяком для гостей, а в настоящем взирали на Нину бездонными глазницами.

Этот дом, высившийся на холме за городом, принадлежал тетушкам Нины и когда-то был уютным пристанищем — отелем «Весперия», где много лет назад каждый гость находил убежище от житейских забот и утешительные объятия добрых хозяев. Теперь же особняк одиноко стоял среди заросших садов, как забытая обитель. Над входом нависла крыша из черепицы, местами потрескавшаяся и изъедена ржавчиной; ворота скрежетали жалостливой забытой скрипкой, а на просторной веранде, где давным-давно гости собирались под теплым светом лампад, царило ощущение забвения.

Но Нина не знала, каким был отель в минувшие дни, и не могла застать его прежний облик в силу своей молодости. Она прибыла в Порт-Рей впервые и, если бы не нужда, вряд ли стала искать это богом забытое место.

Нина постучала в тяжелый дверной молоток, и вскоре на пороге появилась тетушка Эстель — женщина хоть и зрелого возраста, но сохранившая в лице ту мягкую красоту, которая не исчезает под напором времени. Эстель поспешила навстречу племяннице, расправив руки в приветствии.

— Ох, Нина, милая! — произнесла она нежным и трогательным голосом. — Как я рада тебя видеть!

Девушка сдержанно кивнула в ответ, смущенная теплотой встречи. Все-таки счастье семейной идиллии было незнакомо и чуждо ее сердцу, и даже в обществе родственницы Нина ощущала холод одиночества, что неотступно преследовало ее по жизни.

Войдя за тетушкой в дом, Нина оказалась в зале, где время будто остановилось еще сорок лет назад. Стены, изрезанные трещинами, хранили следы былых дней — старинные обои с узорами давно потеряли цвета, причудливая лепнина облупилась, а рамы окон потемнели от времени. В воздухе витали запахи затхлости и старых книг, смешанные с пылью. И только скрип половиц под ногами обрывал тишину, невольно навевающую ощущение, что в доме не присутствовало ни души.

Что оказалось совершенно неправдой.

— Люк! — позвала Эстель. — У нас гости.

Со ступеней парадной лестницы спустился молодой человек. Он был так грациозен, словно сходил с небесных высот. Внешне он казался не старше Нины, его облик мгновенно пленил ее взгляд: Люк был прекрасен, как скульптурное изображение греческого бога. Тонкая ткань белой рубашки открывала вид на стройную, мускулистую фигуру; аристократическую бледность выразительного лица подчеркивали темные непослушные локоны, падавшие на лоб и щеки. Зеленые глаза — глубокие и загадочные — манили разглядывать их с почти неприличной пристальностью. И хотя Нина далеко не всегда придерживалась правил приличия, она смущенно отвела взгляд.

— Я помогу с вещами, — молодой человек любезно подхватил чемодан и отправился наверх.

Нина последовала за Люком и тянувшимся от него шлейфом парфюма с нотами смородины. Она перешагнула порог «Весперии» всего пять минут назад, и до сего времени не понимала, кто этот незнакомец и по какому делу он пребывает в доме ее тети. Впрочем, ничто не гнало узнать загадки особняка. Сейчас перед Ниной расстелились коридоры длинные и темные, а пол скрипел, будто жалуясь на необходимость терпеть тяжесть людских ног, не щадящих его долгие годы. На стенах висели полотна с изображениями давно умерших лиц и пейзажей, которые потускнели и поросли плесенью.

— Как тебе город? — спросил вдруг Люк, прервав длительное молчание. От звука его голоса — такого глубокого и чувственного — по спине Нины пробежали мурашки. Если бы она желала отыскать воплощение «бархатного баритона», то, несомненно, объявила бы его найденным в устах Люка.

— Я… пока не поняла, — скромно проронила Нина. Она ощущала смущение и трепет в присутствии того, кого считала образцом совершенства. Люк словно сошел со страниц дамского романа, где мужчины — творения рук женщин и их потаенных мечтаний.

— У тебя будет масса времени узнать его лучше, — улыбнулся Люк с тенью хищности, которую трудно не принять за признак личной симпатии, однако Нина решила не обнадеживать себя напрасно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Молодой человек остановился у одного из номеров бывшего отеля и повернул в замке ключ. Весь интерьер комнаты напоминал заброшенное убежище. Место, где когда-то шумели гости, было полно тишины и запустения. У дальней стены спальни стоял массивный камин, забитый паутиной. На полках, покрытых слоем пыли и ржавчиной, разбросаны книги и старинные предметы: канделябры с потрескавшимися свечами, потертые статуэтки и потерявшие блеск зеркала. Мебель — массивная и грубая — выглядела так, будто давно была обделена заботой: кресла с порванной обивкой, на столе трещины и сколы.

— Еще увидимся, Нина, — Люк взял ее руку и, мягко коснувшись губами, оставил поцелуй, в котором таилась удивительная для первой встречи нежность. — Рад знакомству.

Девушка замерла перед ним в ступоре. Никогда еще мужчины не были с ней так любезны. Это лишь укрепило ее симпатию к Люку и пробудило в душе необъяснимое чувство, будто она знакома с молодым человеком долгие годы.

И все же стоило очнуться от сладких грез, чтобы наконец-то переговорить с тетушкой.

Нина нашла Эстель в обеденном зале на первом этаже. За длинным столом, что в прошлом наверняка был свидетелем собрания важных персон, расположилась тетушка и ее младшая сестрица Агнес. Сестры Серрано различались как огонь и вода или же любые другие противоположности, которые только придут на ум, когда видишь высокую, элегантную Эстель и низкую, сутуло курящую Агнес в запачканном джинсовом комбинезоне.

— Добро пожаловать, дорогая, — грубым голосом, характерным женщине, склонной к неумеренному потреблению табака, проговорила Агнес. — Дай угадаю: твой дебильный папаша жидко обосра…

— Не выражайся! — тут же отрезала Эстель. — Присаживайся, Нина, и расскажи, что привело тебя сюда.

Плавным движением Эстель наполнила бокал племянницы вином, но Нина не притронулась ни к вину, ни к ароматным блюдам. Дорога и предстоящее объяснение сворачивали желудок узлом.

— Вы знаете, что мой отец был предан азарту и покеру, — голос девушка дрогнул против воли, — он много задолжал, и наш дом изъяли. Вскоре после этого тело отца обнаружили мертвым в переулке. У меня ничего не осталось.

— Мне жаль, — сердобольная Эстель ободряюще взяла племянницу за руку. Агнес лишь недовольно фыркнула, выражая презрение к судьбе младшего брата.

И Нина совсем не жалела. В детстве отец был авторитетной и уважаемой фигурой в семье. Он казался маленькой Нине защитником и опорой. Однако со временем девочка обнаружила, что отец скрывал темные пристрастия к азарту и всячески оправдывал их. Связи с преступным миром становились все более очевидными: ради игры отец продавал драгоценности и закладывал все имущество без остатка, не думая о последствиях. Разочарование стало для Нины словно удар холодным ножом: тот, кому она доверяла без сомнения, предал ее и семью.

Мать, устав мириться с дурными наклонностями мужа, сбежала, когда единственной дочери исполнилось шестнадцать.

В результате двойного предательства Нина ощутила себя полностью одинокой и брошенной. Ее вера в семью и доверие к близким были разрушены. Она боялась открываться кому-либо и рано начала искать утешение в беспорядочных связях, чтобы чувствовать себя желанной, сильной и компенсировать внутреннюю пустоту и боль.

— К черту его! — ударила по столу Агнес и закурила новую сигарету. — Ты правильно сделала, что разыскала нас. Уж я-то всяко тебя в обиду не дам, будь уверена!.. А ты какого дьявола подслушиваешь? — воскликнула тетушка, заметив кого-то со стороны входа.

Нина мгновенно проследила за ее взглядом. В арочном проеме молчаливой тенью стоял мужчина с раскинутыми по плечам темными волосами, ниспадающими в беспорядке, и холодно взирал на собравшихся. Казалось, он разменял четвертый десяток, и хотя внешне незнакомец не мог похвастаться красотой — вытянутое лицо в бороде и тонкие губы создавали не самое приятное впечатление — в его облике таилась некая волчья хищность и загадочная притягательность. Пронизывающий взгляд смотрел сквозь душу, и эта сила одновременно пленяла и настораживала. Закатанные до локтей рукава клетчатой рубашки обнажали пересечение застарелых шрамов на руках с выступающими венами. При этом фигура мужчины не отличалась ярко выраженными мускулами. Вся его натура излучала опасность, что делало образ незнакомца запоминающимся для тех, кто осмеливался взглянуть ему в лицо.

— Вижу, у нас гости.

— Джеймс, это моя племянница Нина…

— Да мне плевать, — грубо прервал он Эстель, проходя в зал. Джеймс бесцеремонно вытащил из упаковки Агнес сигарету и прикурил. — Есть что выпить?

— Джеймс, дорогой, алкоголь не способствует здоровому сну, — заботливо произнесла Эстель.

Джеймс закатил глаза и выругался.

— Давай без нотаций. Все, что мне нужно сейчас, хорошенько надраться до беспамятства, — Джеймс заметил, как Нина пристально разглядывала его, и скорчил гримасу отвращения, — чего вылупилась? Я тебе забавная зверушка в зоопарке?

— Ну, человеческого в тебе явно немного, — тут же нашлась Нина.

Мужчина продолжал осматривать ее с недоверием, прикладывая к губам сигарету. Он словно пытался вспомнить какое-то покрытое пылью знакомство, но тщетно. Несмотря на его грубость и пристрастие к спиртному, Нина находила в дерзком нраве и развязных манерах Джеймса какую-то своеобразную прелесть, ведь она была уверена, что за возведенными стенами из хамства и брани скрывалось сердце, полное желаний и слов, которое жаждало быть кем-то услышанным.

Агнес издала раздраженный звук. Она достала из-под стола припрятанную бутылку с темной неопознанной жидкостью — опустошенную ровно наполовину — и протянула Джеймсу:

— Забирай и проваливай, гаденыш.

— И я тебя люблю, Несс. Ты прямо-таки персональный Дионис своего времени, — отсалютовав дымящейся сигаретой, Джеймс взял бутылку и покинул зал.

— Кто эти мужчины в вашем доме? — продолжая глядеть ему вслед, спросила Нина. — Я думала, отель «Весперия» давно заброшен и не принимает гостей.

— Верно, заброшен, — кивнула Эстель, — здесь живем только мы с Агнес и… некоторые друзья семьи.

— Друзья семьи? — Нина годами не поддерживала связь с тетушками и справедливо оставалась в неведении того, какие люди являлись друзьями семьи Серрано, и были ли они достойны доверия.

— В конце концов, нам с Агнес нужны помощники, чтобы содержать такой большой дом.

— Что? — состроив недоуменную гримасу, возмутилась Несс. — Не нужны мне никакие помощники, я сама…

Строгий взгляд Эстель заставил ее замолкнуть, Агнес вмиг потеряла дар речи под каким-то немым обвинением.

— Ты, должно быть, утомилась с дороги? — Эстель одарила племянницу милейшей из улыбок.

— Да, пожалуй пойду, — Нина вышла из-за стола.

Вернувшись к своей комнате, она обнаружила, что из-под двери напротив струился бледный свет: кто-то жил по соседству, и меньше всего хотелось, чтобы этим человеком оказался Джеймс.

Нина еще долго не могла уснуть под грузом новых впечатлений, а когда сон все-таки настиг ее, девушке привиделось что-то совершенно невообразимое — как руки со шрамами ласково касались ее лица.

II

Утро внезапно повалило снегом, с небес на землю сошла белая пелена. В комнату Нины лился мягкий пасмурный свет, пробивавшийся сквозь хмурые облака. Из окна открывался вид на двор, где стояли припаркованные автомобили и мотоцикл «Хонда» шестьдесят пятого года. Увлеченная байком, Нина не сводила с него глаз, оставаясь неподвижной и сосредоточенной, пока вдруг не ощутила за спиной чей-то взгляд или присутствие. Она обернулась — и никого не увидела. Возможно, просто сон еще не покинул ее.

Чтобы окончательно пробудиться, Нина умылась в ванной комнате: холодная вода мгновенно освежила лицо и взор. Затем девушка направилась в столовый зал на завтрак, с тихим шорохом ступая по лестнице. Но уже на полпути до ушей донеслись звуки ругани из общей гостиной. Голоса, полные гнева, нарушали тишину утра.

Что же случилось в этом доме в столь ранний час?

— Девчонка останется здесь, хочешь ты того или нет! — в яростном возгласе Нина узнала Люка. — Проклятье, мы каждый раз говорим об одном и том же!

— Каждый раз? — возмутился Джеймс. — Мы говорим об этом впервые! Не пора бы тебе голову проверить?

— Джеймс, — подозвал мужской голос, который Нине был еще незнаком, но тот уже вылетел из гостиной, как сорвавшийся с цепей злобы, и встретился с девушкой на лестнице.

— Подслушивала? — презрительно спросил Джеймс, приподнявшись на ступень выше.

— Ничуть.

Очевидно, он не поверил ей. Джеймс наклонился близко к лицу девушки, чтобы, глядя ей прямо в глаза, донести следующую угрозу:

— Будешь здесь что-то разнюхивать о нас — пеняй на себя, — в его горячем дыхании ощущалась обжигающая ненависть.

— Мне твои алкогольные заначки неинтересны, — враждебно процедила Нина в ответ. Работая в барах, она приобрела умение противостоять хамам и сохранять спокойствие перед лицом грубости.

Джеймс ничего не ответил и молча двинулся с места, ускоряя шаги.

— Нина? Уже проснулась? — из гостиной вышла огорченная и растерянная Эстель. — Не хочешь прокатиться по городу?

— Почему нет? — проезжая сквозь Порт-Рей в вечерней мгле, Нина почти не видела его среди теней и мрака.

— Я подожду у машины.

Позавтракав, Нина вышла из дома, предвкушая свежий утренний воздух и предстоящий день. В стороне от крыльца стояла Эстель в длинном пальто и с задумчивым выражением на лице. Тем временем Агнес ковырялась под капотом черного «Форда» — машины со строгим силуэтом и кожаными сиденьями, выполненными без излишеств, но для удобства в долгих поездках. Рядом с тетушкой находился мужчина, которого Нина впервые видела. Жестами и выражением лица он казался человеком умным и рассудительным, погруженным в обсуждение технических деталей практически самозабвенно.

— Может, свечи пора менять или провода. Вижу, один потрескался.

— Или проблема в топливной системе.

Оторвавшись от поиска поломки, мужчина дружелюбно обратился Нине.

— Слышал, у нас гостья, и, как оказалось, весьма очаровательная, — он зажал в зубах тлеющую сигарету и протянул руку девушке. — Грей.

— Нина, — улыбнулась она. Рядом с таким, как Грей, не улыбаться невозможно. Несмотря на суровые черты лица, он излучал добродушие и тепло, словно выглянувшее солнце в пасмурный день. Волосы его коротко острижены, аккуратно и практично, а на лице небрежная щетина, придававшая ему вид человека простого и искреннего. Нос пересекал шрам, что лишь добавляло образу мужественности и силы.

Расстегнутая куртка позволяла судить о других достоинствах Грея — под майкой определенно скрывалось сильное и выносливое тело. Нина сама не заметила, как закусила губу, погруженная в мысли о механике. Он был силен и симпатичен, а его приветливость подкупала сердце. Искренний и открытый взгляд Грея заставлял Нину чувствовать, что перед ней стоит человек, способный оставить в душе след.

— Грей, я нашла, это отсоединился один из разъемов на свечах.

— Да ну? Тогда за десять минут все исправим. Надо просто закрепить обратно.

— Сейчас сделаю, и машина будет как новая.

— Может, и мотоциклом моим заодно займешься?

— За пачку сигарет я тебе только воздушный фильтр заменю, говнюк.

— Да иди ты, — хохотнул Грей. — Ну, приятно было познакомиться, — вернулся он к Нине. — Еще увидимся. Если помощь нужна какая, найди меня в тридцать второй.

Нина не могла избавиться от навязчивых мыслей о Грее, даже когда Эстель везла ее в город. Сердце девушки одолевала потребность в крепких руках, что возьмут контроль над ней; в светлой улыбке, что подарят утешение и покой. Нина ненавидела свое бессилие и пустоту в груди, и лишь рядом с теми, кто страстно смотрел на нее, она чувствовала себя живой. В этом ощущении скрывалась ее единственная надежда быть любимой и нужной.

— Итак, где ты до этого работала? — спросила Эстель, не отрываясь от дороги.

— Где придется, — ответила Нина, наблюдая за тем, как меняется загородный пейзаж за окном. — В баре разносила выпивку.

Она была вынуждена рано взять на себя труд, не имея образования, ведь отец, отвергнув долг перед семьей, оставлял дочь в голоде и нужде без всякой поддержки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— В Порт-Рее мне трудно предложить тебе что-то лучше, — печально вздохнула Эстель.

Ее слова, в общем-то, не расстроили Нину.

Маленький городок Порт-Рей лежал на берегу моря у подножия густого хвойного леса. Узкие улочки извивались между простыми, но крепкими домами из дерева, в воздухе витали запахи соли, бензина и рыбы — город жил рыбным промыслом. У причала покачивались лодки с парусами под звуки магнитофонов, а рыбаки — на вид люди суровые и трудолюбивые — всюду торговали уловом. Порт-Рей походил на прибежище для тех, кто ищет покоя среди волн и зелени леса.

Эстель остановилась у бара «Бешеный Лось». Уже в полдень зал наполнился густым табачным дымом, хотя посетителей было немного — всего несколько человек, скрывающихся за кружками. В воздухе звучала песня популярной группы «U2», похоже, свежая музыка все-таки добиралась до этого далекого, отрезанного от мира края.

Хозяин заведения Эстебан — человек неприятного вида и сурового нрава, с морщинистым лицом и глазами, полными хитрости и недоверия, окинул Нину похотливым взглядом и сразу же принял на работу, заявив, что милые официантки в вечерние смены всегда в ходу и пользуются спросом. Он говорил с Эстель о Нине, как о товаре, словно девушка была вещью для продажи или обмена. Впрочем, Нина привыкла к тому, что ее за человека не считали: даже родной отец при жизни, а остальные — тем более. В конце концов, она не надеялась на перемены. Нина прибыла в Порт-Рей не за новой жизнью, а чтобы сохранить осколки настоящей.

***

Джеймс с любовью предавался часам в тихой библиотеке. Книги молчаливы и неподвижны, но одновременно с тем говорили о многом: о страданиях и искуплении, о борьбе с несправедливостью и о силе человеческого духа. Среди страниц Джеймс искал ключ к тому, как самому снова стать человеком, но оскверненное тьмой сердце не могло постичь этого света. Когда душу отягощало клеймо злых поступков, добродетель казалась недосягаемой, что омрачало всякое стремление к праведности.

Библиотека «Весперии» хоть и не отличалась роскошью — полки просты, а книги поношены временем — все же хранила в себе богатство классики. Среди множества томов Джеймс взял «Отверженных» Гюго и сам не заметил, как погрузился в чтение.

Дверь с глухим хлопком распахнулась, и в помещение вошла Нина, с любопытством осматриваясь вокруг. Ее глаза, исполненные живого интереса, заскользили по полкам. Джеймс, заметив ее появление, раздраженно убрал книгу под мышку. Внутри бушевало нервное беспокойство, вызванное девчонкой Серрано, что вторгалась в его тихий мир.

Она чужая, ей не место среди таких, как он и его приятели; их тайны — это их личный круг. Джеймс не собирался посвящать Нину в секреты, не хотел открывать то, что делало его таким, каким он был, а ведь рано или поздно девчонка начнет задаваться вопросами. Внутри сгустилась тень опасения: возможность разоблачения истинной сущности угнетала сильнее ночных кошмаров.

Те кошмары о человеческой жизни, полные выстрелов оружия, грохота взрывов и предсмертных криков, звучали в голове Джеймса как неотступный гул. Они мешали ему спать и держали в плену страха. И вот теперь, среди тишины библиотеки, Джеймс ощущал их вновь невидимым грузом на сердце.

— Ты здесь какого хрена забыла?

— Я осматриваю дом, — ответила Нина, казалось, совсем не задетая его грубостью.

— Посмотрела? Ну так катись.

— Вообще-то, у меня больше прав находиться здесь, — Нина с вызовом взглянула на Джеймса, и в тот миг он не мог не признать, что пред ним стояла девушка, чья красота не оставалась незамеченной. Ее темные волосы с серым оттенком волнами ниспадали на плечи, подчеркивая бледность кожи; стальные глаза — пытливые и острые, как пасмурное небо перед грозой, — будили гнев и трепет.

— С чего бы это? — Джеймс удивленно приподнял бровь.

— Я племянница хозяйки, следовательно, первая наследница за неимением других родственников, а ты кто? Друг семьи? Или мальчик-содержанец на побегушках у двух пожилых дам?

— Херню не неси, — удивительно спокойно отозвался Джеймс. Обычно он быстрее входил в ярость.

— Нет, серьезно, — когда Нина приблизилась к нему, явилась забавная разница в росте: рядом с почти двухметровым Джеймсом она была как миниатюрная кукла. — Кто вы? Что за причина стольким мужчинам собираться под одной крышей?

— Лучше бы тебе не знать правду.

— Она подорвет мои нравственные ориентиры? — недобро улыбнулась Нина. — Предупреди сразу, если у вас здесь какие-то похабные тусовки…

В следующую секунду Джеймс воспламенился гневом и яростным рывком прижал девушку к книжным полкам. Острый язык Нины был подобен клинку, что режет тишину. Она выводила из равновесия и раздражала.

И в то же время пленяла своей искренней дерзостью и особым очарованием.

В каждом движении девушки чувствовались непокорность и сила характера, что делало ее образ особенно притягательным для Джеймса, словно Нина Серрано — загадка, которую хочется разгадать, несмотря на опасность.

— Мне человечность еще чужда, так что советую не бесить, — грозно прорычал он.

— А не то что? — томно заглядывая ему в глаза, Нина прикусила губу и учащенно задышала. Она явно осознавала свою привлекательность и прекрасно понимала, что делала.

От ее жаждущего взгляда у Джеймса перехватило дыхание. Это было так пошло, на грани от потери рассудка. Нина нарочно выводила его из себя, проверяла границы терпения.

Джеймс отстранился и быстрым шагом покинул зал, не позволяя этой встрече продлиться ни на секунду дольше. Он боялся совершить то, что в будущем могло стать источником сожалений.

III

Джеймс не прекращал прожигать Нину враждебными взглядами, будто она была источником всех его несчастий и бед. Его недоверчивые глаза пытались прогнать девушку прочь из своей жизни. Но Нина же в спокойной безмятежности не особо переживала по этому поводу. Какой смысл обижаться и стараться доказать, что она лучше, чем он полагал? Если сама принимала себя за ничтожество и относилась к этому с равнодушием, как к обыденной правде жизни. Внутри нее не было ни горечи, ни сокрушения — лишь тихое спокойствие и привычка повиноваться своей судьбе.

Куда занимательнее думать о Люке: где он пропадал и что делал. Он поговорил с Ниной всего один раз, а она уже скучала по его красоте. По взгляду, что словно светился изнутри, по голосу, звучавшему мягко и тепло. После первой встречи у девушки возникло ощущение, будто они с Люком знакомы целую вечность. Это чувство казалось странным и непривычным для нее. Оно заставляло скучать и признавать свою тоску по незнакомцу нелепой и даже глупой.

К полудню следующего дня, когда солнце уже достигло зенита, возле особняка внезапно остановился незнакомый «Кадиллак». Машина, похоже, была произведена еще в пятидесятых и уже разменивала четвертый десяток. Вскоре в дом вошла девушка с копной рыжих волос и лицом, испещренным веснушками — в целом миловидная и симпатичная. Однако в сердце Нины сразу же пробудилась необъяснимая враждебность. Будто незнакомка в прошлом причинила ей страшную боль и предала забвению, пряча следы коварства за прелестной внешностью.

— Это Рита, наша горничная, — представила гостью Эстель, — она иногда приезжает помочь с уборкой.

Рита улыбнулась, но Нина не почувствовала в этом искренней теплоты или дружелюбия. В горничной определенное таилось что-то скрытое и опасное, но в чем винить ее, Нина не знала. Она сдержанно взглянула на Риту и решила, что оставаться в доме с этой незнакомкой ей не по душе.

Нина поспешила выйти на улицу. Первый снег уже растаял, возвращая округу к тоскливой красоте осени. Во дворе Грей занимался мотоциклом, поправляя что-то в механизме. Мужчина казался Нине самым дружелюбным и сговорчивым среди обитателей особняка.

— Привет.

Грей, оторвавшись от работы, поднял на нее темные глаза. Он трудился в простой футболке, что обнажала линии мускулистых рук и подчеркивала его поджарое тело.

— Привет, не передашь вон тот ключ?

Нина протянула Грею инструмент, случайно коснувшись грубой кожи его руки. Сердце пропустило удар, в груди зазвучала дрожь. Рука Грея была такая теплая и твердая, как у человека, привыкшего к труду. Грей на мгновение замер, смущенный этим коротким касанием, и в его взгляде мелькнуло что-то неуловимое. Может быть, удивление или неловкость.

— Рита часто здесь появляется? — Нина заполнила томительную тишину вопросом.

— Не особо, — ответил Грей, вернувшись к мотоциклу. — Приходит в гостиной пыль вытереть, да, может, у кого в комнате еще. Ну, по желанию.

— Я почему-то испытываю к ней неприязнь, — вдруг призналась Нина. Грей располагал говорить откровенно с уверенностью, что тебя не осудят.

— Она безобидна. У девчонки проблемы с матерью, живется ей несладко.

— А где Люк? — Нина больше не хотела обсуждать Риту, особенно в тоне жалости и сострадания. — Его совсем не видно.

— Он тот еще затворник. Неразгаданная творческая личность.

— А ты, значит, спец по механизмам?

— Мне нравится работа, которая требует концентрации. Она позволяет уйти в себя и исчезнуть из памяти прошлое, где я… — Грей оборвал речь на полуслове. — В общем, порой, сердце жаждет убежать от чувств, чтобы обрести покой. Тебе как человеку это должно быть понятно.

— Человеку? А ты тогда кто? — улыбнулась Нина.

— Я… — растерялся Грей, — просто неверно выразился.

— Ты кажешься мне славным парнем, Грей, может, расскажешь, что здесь происходит?

Он перевел взгляд на Нину и успешно попал в ловушку ее наивных, любопытных глаз. Вид девушки таил тонкую игру, сокрытую за невинной маской. Она манипулировала, как искусная актриса.

— Только не делай щенячьи глазки, я перед ними бессилен.

Нина скромно улыбнулась, будто стесняясь, хотя знала, что именно такое поведение способно растопить сердце Грея. Вся она стала загадкой, в которой скрывалась холодная расчетливость и тонкое понимание человеческих слабостей. В совершенстве овладев искусством женских чар, Нина знала, когда и как их применить, и в этот миг ее улыбка была не более чем орудием, открывающим двери к желаемому.

— Хорошо, — Грей ожидаемо сдался, — отвечу на один любой вопрос, но только «да» или «нет».

Боже, как Нине хотелось воспользоваться шансом сполна и спросить что-то, что поставило бы этого большого милого парня в неловкое положение. Но возможность лишком роскошна, чтобы тратить ее на провокационные вопросы.

— Ты перебрался в «Весперию», чтобы помогать по хозяйству одиноким женщинам?

Грей ответил не сразу. Можно было решить, что он выбирал в голове наилучший вариант, если бы выбор не стоял между элементарными «да» и «нет».

— Нет.

Кто бы сомневался, что Эстель лгала и хранила тайну, которую считала недопустимой для ума молодой наследницы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— И насколько мое утверждение далеко от истины?

— Это уже второй вопрос.

— Что я должна сделать, чтобы ты ответил? — улыбка Нины выражала игривый намек, что в распоряжении Грея были все скверные мысли и дерзкие фантазии, какие только могли прийти ему в голову.

Он опешил от такого кокетства.

— Э-э… Нина, давай позже поболтаем, — неловко проговорил Грей, будто стесняясь признаться себе в том, что все-таки допустил непристойную мысль, — а то я эту рухлядь до зимы не соберу.

— Покатаешь потом?

— Обязательно.

Вернувшись в особняк, Нина бродила по западному крылу, строя догадки, почему Эстель намеренно вводила ее в заблуждение, как вдруг слух уловил странные звуки с близкого расстояния — тихие, но настойчивые. Нина толкнула первую от себя дверь и, войдя в помещение прачечной, застала двоих без одежды. Незнакомец ритмичными толчками безжалостно вбивался в Риту как одержимый. Помещение заполнили тяжелое дыхание, стоны и влажные звуки соприкосновения тел.

Стоило мужчине перехватить взгляд Нины, и та мигом юркнула наружу испуганной пташкой, закрыв за собой дверь. Сердце грохотало в груди как безумное. Нина вся была преисполнена возбуждением, смешанным с собственной слабостью: ведь она смотрела дольше, чем позволил бы себе приличный человек, случайно заставший чужой секс.

Однако было в этом что-то запретное и сладкое. Вкус тайны, которую она не должна была знать.

Нина стояла, дыша тяжело и быстро. Она ощущала себя предательницей собственной совести и одновременно пленницей соблазна. Все это казалось ей ужасным и притягательным.

Еще долгое время она не могла выбросить из памяти образ незнакомца. Нина не знала его имени, но воспоминание о нем было ярким, как вспышка молнии в темноте. Его дерзкая красота захлестнула воображение: темные волосы аккуратно, скорее, даже излишне педантично причесаны назад; чувственные линии губ и смазливое лицо будто были созданы для соблазна. Свежая ссадина на скуле добавляла ему хмурой привлекательности. На предплечье виднелась татуировка с черепами. Но куда больше завораживал взгляд: уверенный, дикий, беспощадный.

И вечером Нина не избавилась от мыслей о нем. Она сидела на диване в гостиной, подперев голову рукой, и слушала игру Эстель на фортепиано, чтобы хоть как-то отвлечься. Неспешная мелодия, струящаяся из пальцев тетушки, убаюкивала тревоги и волнения, как будто укрывая душу пледом. В углу комнаты сидел Джеймс, потерянный на страницах книги. Порой Нина перехватывала его взгляды, однако не находила в них ни ненависти, ни симпатии. И все же внутри девушки кипело желание понять Джеймса.

А наряду с тем и страх перед теми тайнами, что он носил в себе.

Вдруг кто-то подкрался к Нине со спины и зашептал на ухо:

— Ну что, извращенка, как тебе представление? — кожу обдало горячим дыханием, по телу пробежали мурашки в ответ на сокровенную близость с незнакомцем. — В следующий раз можешь присоединиться.

— Еще чего, — Нина не повернула на него головы вопреки желанию посмотреть в глаза мужчины и убедиться, что они редкого золотого цвета, насколько она успела запомнить.

— Я Ричард, — раздалась новая волна шепота. — Но ты можешь называть меня «хозяин».

— Нина, — также тихо представилась девушка. — Но для тебя «пошел на хрен и отвали».

— Не люблю строптивых, — раздалось с долей неприязни. — Так мы не подружимся.

Ее заводила наглость Ричарда. Но Нина не могла признаться себе, что находила в этом слабость, и продолжала держать сопротивление.

— Друзей здесь и без тебя достаточно, — девушка надеялась, что новые знакомства на этом закончены.

— Или врагов?

Она почувствовала, как мужчина отошел. Ричард, одетый в строгий костюм-тройку, словно вечер этого требовал, приблизился к Джеймсу и сел в соседнее кресло.

Мелодия Эстель закончилась, и в зале воцарилась краткая пауза. Пока тетушка перебирала ноты, Нина услышала негромкий разговор мужчин:

— Ты описал мне ее весьма посредственно.

— Я не мастер художественных описаний, — не отрываясь от книги, ответил Джеймс.

— Странно, а так много читаешь.

Джеймс молча взял со столика сигареты и, щелкнув зажигалкой, закурил. Вместе с Ричардом он неотрывно следил за Ниной, и тишина так плотно наполнилась невысказанным напряжением, что Нина ощутила, как тяжесть взглядов буквально давит на нее.

Не выдержав, она резко вышла из гостиной. Что-то странное творилось в этом отеле: тени, шепоты, недосказанности. Но стоило ли Нине пытаться разобраться в этом? Возможно, безопаснее оставить все как есть, в неведении, ведь вряд ли она сможет что-то изменить?

Она не могла разобраться даже в собственной жизни.

IV

В тот же вечер, когда тьма уже опустилась на особняк, Нина застала Люка в обеденном зале. Он сидел за столом, держа в руках чашку кофе, а взгляд был сосредоточен на страницах вчерашней газеты. Девушка не могла пройти мимо него без внимания, когда внутри бушевала странная, непреодолимая тяга — ощущение, будто бы их с Люком пути пересекались в каком-то другом времени, но память об этом исчезла, стерлась подобно следам на песке. Осталась лишь эта невнятная, мучительная тоска, что охватывала сердце и не отпускала.

— Не помешаю?

С тихим стуком Люк поставил кружку на стол и, сдержанно улыбнувшись, кивнул Нине в знак приглашения, мол, присаживайся. Его взгляд казался спокойным, будто Люк предчувствовал появление девушки.

— Грей сказал, ты творческий человек, — Нина не знала, с чего начать разговор. Ее охватила острая нужда удержать внимание Люка, пока он вновь не исчез, как ночной сон поутру.

— Да, я пишу пьесу, — Люк отодвинул газету и чуть повернулся в сторону Нины, казалось, только из приличия. В его глазах не проглядывало особого энтузиазма к разговору, а в немногословности таилась какая-то отстраненность.

Он был так совершенен в своей красоте, что сердце Нины трепетало против воли, а мысли растаяли.

— Похоже, эта работа требует много времени.

— Время для меня не проблема, поверь, — махнул головой Люк, отбросив со лба темные локоны.

Нина решила вновь обратиться к своему девичьему обаянию, пока Люк не счел ее компанию скучной и не сбежал в тень.

— Знаешь, я так далека от искусства, — медленно и грациозно девушка придвинулась к нему ближе, так, чтобы их колени под столом едва соприкоснулись. Взгляд ее стал невинным и заинтересованным, а рука легкой опорой. Нина подперла голову кулаком, улыбаясь мило и одновременно с шальным огоньком в глазах.

Люк оставался непоколебимым. Он не засмущался, не улыбнулся в ответ и даже не выразил гнева или недовольства. В нем читалась внутренняя стойкость, не позволяющая поддаться искушению.

Все это походило на игру двух визави, где каждая сторона держала свои карты при себе, ожидая момента решающего хода.

— Я на эту уловку больше не попадусь, — похоже, он случайно упомянул что-то личное, — слушай, давай начистоту, спать я с тобой не собираюсь при любом раскладе, даже не пытайся строить глазки.

И хотя Нина не предлагала ему секс, не искала в его сердце тайн, она все же почувствовала себя отвергнутой, точно на нее обрушилась хлесткая пощечина. Ее отвергали всю жизнь, и даже такое простое предупреждение стало для девушки тяжким ударом.

— Я просто пытаюсь подружиться.

— Я тебе не друг.

Люк совсем не поддавался ее чарам. Его холодное равнодушие встало между ними стеной.

Нина резко поднялась со стула и вышла из зала, сбегая от боли и унижения. Сейчас она больше всего нуждалась в подтверждении своей значимости, в том, чтобы кто-то сказал ей вслух или дал знать иначе, что она нужна.

Нина постучала в тридцать вторую комнату. На пороге возник Грей, но, прежде чем, он успел что-либо спросить, девушка неудержимо впилась в его губы поцелуем — без слов, без предостережений, без страха. Вся ее душа рвалась наружу в этом мгновении.

На секунду Грей опешил. Его дыхание остановилось, а тело окаменело в неподвижности. Наконец, он отстранился чуть назад и заглянул девушке прямо в глаза, пытаясь понять, что движет ею.

— Проклятье, — прошептал Грей сам себе, сдаваясь. Сопротивляться уже было поздно, он не мог держать себя в руках. Ответив на поцелуй с такой же страстью и напором, он утянул Нину за собой в спальню, чтобы погибнуть вместе с ней в пламени страсти.

Они обезумели. Грей неистово целовал шею и плечи девушки, прижимая к себе так крепко, будто, если ослабит хватку хоть на мгновение, Нина исчезнет навсегда. В порыве дикого желания ее руки безумно блуждали по его широкой спине, по коротким волосам на затылке, по груди. Грей совсем не щадил ее губ, жадно и неумолимо насыщая их своим огненным поцелуем.

Нина не могла определить, сколько длился этот пылкий момент, все вокруг казалось погруженным в пламя, но она готова была продолжать бесконечно, утопая в этом безумии чувств.

Внезапно Грей рывком прижал ее к стене, задев плечом полку. Вниз с грохотом упало что-то наподобие железной коробки — отдавшись безумию, Нина и в мыслях не держала разглядывать. Но от удара ящик раскрылся, и на пол вывалился пистолет. В ту же секунду Грей оторвался от измученных губ девушки, прервав поцелуй.

— Какого хрена? — задыхаясь от бьющих через край эмоций, с трудом проговорила Нина. У нее все еще кружилась голова, пришлось крепко схватиться за футболку Грея, чтобы устоять на ногах.

— Не обращай внимания, — тяжело дыша, произнес Грей, — пацанские игрушки.

Он подхватил Нину и перенес на кровать. Тело горело в сильных руках, гладивших тяжелыми ладонями по талии, бедрам, груди. Грей стянул с себя футболку, обнажив рельефный пресс. Непослушными пальцами Нина просунула руку под его джинсы и, сжав пальцы на гладком стволе, начала водить вверх и вниз. Из горла Грея вырвался глухой стон, и он начал качать бедрами навстречу ее движениям. Задрав майку девушки, он припал губами к ее красивой упругой груди. Руками начал стягивать с Нины джинсы. Отодвинув в сторону мокрую ткань ее белья, он погрузил в девушку два пальца и начал толкать их так сильно, что комната наполнилась жалобным хныканьем.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Нина готова была умолять, находясь в шаге от чего-то большего. Низ живота заныл в предвкушении. Она оглохла, ослепла, потеряла себя, исчезла из жизни… ей нравилось эта свобода от земных оков.

— Грей… пожалуйста, — голос Нины звучал, будто она вот-вот заплачет.

Избавившись от одежды, он подхватил девушку под колени, раздвинул ее бедра и одним движением полностью погрузился в нее. Нина готова была задохнуться от ощущения наполненности, руки отчаянно стиснули покрывало. Член вбивался в нее быстрыми толчками с такой силой и безжалостностью, что заставлял вздрагивать, а когда Грей снова вошел во всю длину, тело затрясло неконтролируемой дрожью.

Похоже, Нина вскрикнула, но едва ли она могла осознать это, когда ее всю заполонили волны жара, подобно пламени, охватившему каждую жилу, каждую клетку.

Наконец-то, она была живой. По-настоящему живой, с каждым вздохом и каждым ударом сердца.

Она чувствовала, как член пульсирует внутри нее, а когда Грей вышел, Нина безвольно обмякла. Мужчина откинулся на подушки рядом с ней, пытаясь прийти в себя. Их тела охватила слабость.

— Надеюсь, ты не рассчитываешь, что мы… — запыхавшись, едва проговорил Грей. Его голос дрожал от усталости.

— Нет, ничего такого, — тут же отрезала Нина, уловив в его словах намек на тему отношений.

— Хорошо.

Некоторое время они лежали в тишине, восстанавливая дыхание. Грудь Грея приподнималась и опадала, будто он без подготовки пробежал марафон.

— Не пойми меня неправильно, ты очаровательна, но есть причины, по которым я не могу позволить себе желать большего…

Нина доверительно взяла мужчину за руку.

— Я ничего не требую.

— Спасибо.

Взгляд Грея излучал нежность и искренность, наталкивающие Нину на мысль, что это парень ей нравился. Грей был приветлив, добр и откровенен настолько, насколько считал допустимым. Впрочем, Нина довольствовалась этим и не требовала вывернуть ей душу наизнанку.

Ее пальцы мягко погладили его лицо, слегка коснувшись рубца на переносице.

— Откуда шрам? — тихо спросила она.

Грей несколько замялся, колеблясь перед откровением. Не слишком желая говорить об этом, он ответил:

— Сувенир от одного ублюдка из прошлого.

— Он ответил за это?

— Да, — коротко молвил Грей, после чего добавил: — и я тоже.

— Что это за история? — спросила с настороженностью Нина.

Грей глубоко вздохнул и вперил глаза в потолок, подбирая слова для объяснения своей боли:

— В прошлом я совершил преступление ради мести и заплатил за это очень дорого.

— Что ты имеешь в виду?

Грей помолчал немного и тихо произнес:

— Моя душа осталась во временах, когда я еще ходил по земле как живой человек и не был вверен дьяволу… Прости… — спохватился он, возвращаясь в реальность. — Я несу ерунду. Твое общество делает меня болтливым, ведь я так долго был одинок.

— Я тоже, — понимающе вздохнула Нина. — Всю жизнь.

***

Ричарда раздражала привычка Джеймса курить. Сам он по натуре не склонен был к употреблению табака. Из прошлых лет Ричард помнил отцовское наставление не губить себя всякой дрянью, и эта заповедь звучала в сердце как священный закон. Ричард всегда относился к семье с любовью и уважением, юнцом он не ослушивался старших, даже если душу тянуло совсем к иному.

Давно уже Ричард потерял родную кровь. Единственным утешением для него стал Джеймс — верный друг, боевой товарищ и напарник по непростой судьбе. Вместе они прошли через многие невзгоды, и в их дружбе Ричард видел опору.

Сейчас он считал Джеймса семьей, а семью Ричард страшно ревновал.

— Не нравится мне, как ты смотришь на девчонку.

Они стояли на веранде, глядя на неспешно опускающийся снег с ночного неба.

— Все, что тебе нравится, можно по пальцам одной руки пересчитать, — пожал плечами Джеймс. — Не бойся, сладость моя, никто не вытеснит тебя из моего сердца. Серрано просто кажется мне… забавной.

Ричард фыркнул. Опять эти шутки. Если найти в словаре слово «сарказм» напротив должна быть размещена фотография Джеймса Митчелла.

— В каком смысле?

— Остра на язык, смело предъявляет права, задает вопросы вопреки запретам…

Словом, неутомимая в своем дерзком нраве.

— Даже не смей с ней сближаться, в городе шлюх мало, что ли?

Ричард испытывал к Нине неприязнь. Он не терпел ее строптивости и в глубине души ревновал Джеймса. Он боялся, что Нина раскроет их тайны, проникнет в самые сокровенные уголки души и впустит туда яд.

— Поверь, мне тоже не улыбается перспектива носиться со случайной девицей и объяснять ей, что к чему. Просто, когда я смотрю на Нину…

— Что? — резко потребовал ответ Ричард.

— Я ощущаю нечто давно забытое. Из прошлой жизни. Уязвимость и вместе с тем силу. Как будто помимо жестокости и желания убивать во мне есть еще множество граней, оттенков чувств и страстей, таких же сложных и противоречивых, как… как у людей.

Ричард отказывался понимать, что Джеймс старался ему объяснить. В сердце Ричарда царила холодная неприязнь к чувствам — уязвимости, которую он всегда старался держать под замком. Он предпочел бы не испытывать ничего, кроме той немеркнущей мощи, что дала ему судьба демона, и сделала Ричарда безжалостным, непоколебимым, свободным от скорбей. Ведь демон не должен зависеть от радости или боли, он лишен человеческих слабостей.

Однако, покинув оковы своего господина и поселившись среди людей, Ричард заметил, что чувства начали возвращаться к нему. Вместе с воспоминаниями о человеческой жизни в его душе проснулись скорбь, тревога и тоска. Он думал о потерянных близких, о тех, кто ушел навсегда, и эти воспоминания лишь убеждали его в правде: быть человеком — страшная участь.

Судьбой смертных правят боль и страх.

Ричард хотел лишь одного: чтобы его сердце навсегда осталось сердцем демона или вовсе прекратило биться.

V

Зима все отчетливее вступала в свои права, покрывая землю сверкающим саваном холода. Но день, утонувший под белым покровом снега, омрачили зловещие вести о крови.

Джеймс сидел в обеденном зале, держа газету, любезно доставленную Агнес из города. Взгляд мужчины становился все более хмурым, темным и задумчивым по мере чтения о находке местных жителей — теле человека, или скорее, того, что от человека осталось. Бледная, лишенная жизни оболочка с пустыми бездушными глазами. Определенно нестандартное убийство — нечто такое мог совершить либо Ричард, которому все еще трудно было подавить желание убивать и сдерживать мощь демона внутри себя, либо… кто-то иной.

На шее Джеймса проступил холодный пот: что, если убийство — не просто акт насилия, а послание для них — демонов «Весперии»? Послание от хозяина, которого они покинули, а после были вынуждены искать убежище в городке, не нанесенном ни на одну карту. Обычно в разговорах не звучало имени темного повелителя — только загадочное «Л», чтобы не возродить тени его господства, но в ту секунду оно невольно прозвучало эхом в сердце.

Внутри Джеймса зашевелилась тревога, он почти поверил, что убийство в Порт-Рее — это вызов. Знак того, что тьма вновь настигла демонов «Весперии».

Нет, господин «Л» не должен был их найти. Не в то время, когда Джеймс, словно пробуждаясь от долгого сна, вкусил суть жизни — ту, что далека от холодных убийств и бездушной пустоты. Что давно овладела его сердцем.

Не в то время, когда Джеймс оживал в объятиях человеческих чувств.

Он невольно обратил взор на Нину. Девушка рисовала за столом и, к слову сказать, весьма недурно. Ее рука двигалась свободно и небрежно, выражая натуру, не обремененную строгими правилами, но портреты выходили довольно правдоподобными.

В папке для рисунков Джеймс заметил лицо, знакомое ему до боли. Он прищурился, настороженно всматриваясь в изображение.

Почему оно там, черт возьми?

— Можно?

Нина недоуменно уставилась на Джеймса. С ее согласного кивка он подвинул папку к себе и начал разбирать сложенные листы. Перед ним лежали портреты мужских лиц, датированные летом. Черты неидеальны и по-своему различны, но, несмотря на это, напоминали Люка: в каждом рисунке угадывался его выразительный взгляд.

Эти портреты походили на отражение одного и того же образа, но запечатленного разными техниками и в разном настроении.

Джеймс внимательно рассматривал их и вдруг понял: все эти портреты сделаны задолго до того, как Нина приехала в «Весперию». Но как тогда образ Люка мог жить в ее памяти, прежде чем они впервые взглянули друг на друга? В каком сне или видении она представила его?

— Вау, — хмуро произнес Джеймс, — да я смотрю ты его поклонница.

— Чья? — непонимающе отозвалась Нина.

— Нашего затворника-поэта, — Джеймс развернул к ней лист.

— Вообще-то я не умею рисовать с натуры и избегаю портретов знакомых. Это совершенно вымышленный образ.

— Хочешь сказать, совпадение?

— Именно это я и хочу сказать.

— Один раз, может, и совпадение, — задумчиво протянул Джеймс, — но пять?

Нина подвинула папку к себе и начала удивленно рассматривать работы как впервые.

— Это невозможно, — лишь теперь она с изумлением улавливала общее сходство лиц, — мы тогда еще не были знакомы.

— Так, кажется, мне пора выпить, — хлопнул по столу Джеймс. — Чем дольше я нахожусь в этом доме, тем больше убеждаюсь, что без выпивки здесь не протянуть ни дня. Дурка сраная.

Он оставил Нину наедине с загадкой, которой сам не мог дать объяснения. Казалось, у Джеймса к девушке было даже больше вопросов, чем у нее к нему.

***

К ночи стены бара «Бешеный Лось» наполнились посетителями, ищущими забвения в пьянящих напитках. Сквозь пелену сигаретного дыма едва ли можно было что-то разглядеть, но запах крепкого алкоголя был ясен и отчетлив, а музыкальный автомат заходился роком с дикой страстью и безумием.

Марго — совсем молодая девушка за стойкой оценивающе окинула Нину с начальственной строгостью, но не нашла в ее внешности изъянов. Глаза барменши оставались невыразительны, словно она давно работала здесь и научилась знать цену каждому человеку.

— Так ты из «Весперии»? — Марго надула пузырь жвачки. — Злачное местечко.

— Почему? — Нина не имела понятия здешних о легендах, что укоренились в памяти старых и молодых.

— Вроде бы давным-давно, еще до возведения отеля, на холме стояло убежище сатанистов. Кровавые ритуалы, жертвоприношения… — лицо Марго исказилось от отвращения, — в общем, они были любителями донимать дьявола, а потому над этим местом висит скверная аура. Если в Порт-Рее у кого-то голубь насрал на машину, то виноват дух «Весперии», без вариантов.

— Но ведь это был популярный отель.

— Или, как говорят здесь, — обитель пьянства и разврата. Местные все еще относятся к «Весперии» с предубеждением. Отдыхающих приезжало много, не спорю. Вид с холма потрясающий, да и лес там рядом неплохой, хвойный воздух вроде как хорошо влияет на легкие…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Известно, почему отель закрылся?

— Это же дом твоей тетки, может, у нее и спросишь? А теперь вперед за работу!

Марго подвинула поднос с пивными бокалами. В ее уверенном движении угадывалась привычка к работе за барной стойкой.

Нина послушно взяла поднос и направилась в зал, где за столиком ее ожидала компания молодых людей. Выставляя бокалы, она делала вид, что не замечает похотливых взглядов, скользящих по ее фигуре — невидимых, но ощутимых. Форма с короткой юбкой — стандартная уловка, чтобы расположить гостей и добыть щедрых чаевых. Нина хорошо умела играть в ней свою роль.

Вдруг широкая, сильная ладонь бесцеремонно шлепнула девушку по заднице.

— Руки! — холодно предупредила Нина. Обычно все начиналось именно так: жесткое предупреждение, короткая словесная перепалка — без оскорблений, но с ясным намеком, что не стоит переходить границы, — и искушение связываться с хамоватой официанткой тут же улетучивается.

— А я так и понял, что ты новенькая, — рассмеялся парень. — Вообще-то Эстебан разрешает трогать своих девочек.

— А девочки в курсе? В договоре твоих сальных лап не предусмотрено.

Нина направилась к бару с достоинством, превосходящим всякое сравнение, когда в ее спину раздался пронзительный свист и голос:

— Эй, я хочу сделать еще заказ! — парень не собирался уступать.

Из компании его друзей донеслось ленивое:

— Да отстань ты, Перси, — ироничное, словно им было все равно.

— Это ее работа — обслуживать.

Нина привыкла к грубости посетителей, их ощущение безнаказанности становились обычным делом. Особенно когда алкоголь размывает границы дозволенности и открывает врата беззакония перед слабым сердцем. Но этот нахальный парень взбесил ее до предела. Внутри заклокотала ярость. Не выдержав, Нина остановила проходящую мимо официантку и решительно обратилась к ней:

— Софи, верно? Возьми четвертый столик.

— Твой десятый, — без колебаний согласилась та.

Перси раздражал самой глубины души, он был словно ядом, проникающим в каждый нерв, разрушая всякое спокойствие. Парень продолжал метать на Нину дерзкие взгляды, пока она лавировала между столиками, как танцовщица на сцене театра.

— Серрано! Четвертый столик требует, чтобы обсуживала ты!

Нина задрала голову и глубоко вздохнула:

— Гадство.

***

Джеймс сидел в гостиной, медленно затягиваясь сигаретой. Густой аромат табака вливался в поток ночных размышлений. Внезапно дверь приоткрылась, в комнату вошел Люк и остановился у окна. Несмотря на общее положение беглецов, Джеймса не особо радовали встречи с Люком, потому что этот парень — самое острое напоминание о прошлом раба. Люк был фаворитом господина «Л», а фавориту позволено все — ни за что не отвечать, ни за что не страдать. Все только потому что природа одарила Люка редкой красотой: гладкой кожей, изящными чертами и взглядом, который мог пленить любого.

Джеймс же с его «ублюдским», как он считал, лицом в мире красоты и власти оставался чужим.

Между Люком и Джеймсом лежала пропасть — любимчик судьбы против того, кто вынужден сам бороться за возможности.

— У Нины сегодня смена в баре, — глядя на часы, уведомил Люк, — нужно заехать за ней.

— А я-то здесь при чем?

— У Грея и Агнес была долгая смена в автомастерской, их уже не добудишься. Ричи невозможно отыскать, да и к тому же он вряд ли согласится.

— А ты?

— У меня вдохновение, — сложил руки на груди Люк.

— А у меня банка пива в холодильнике, — произнес Джеймс так, чтобы его довод казался ничуть не менее значимым.

— Тогда предлагаю решить вопрос жребием.

— Орел, — выпалил Джеймс, не дав Люку выбирать.

Люк вытащил из кармана монетку и подбросил в воздух. Взгляды устремились вверх, следя за вращением серебряного диска, пока тот не упал на ладонь.

— Решка, — объявил Люк.

— Так и знал, что с тобой в это дерьмо играть нельзя. Ты тот еще плут.

— Ну надо же, — вскинул бровь Люк, — слышать от тебя слово «плут» вместо «пожри дерьма, придурок» все равно что столкнуться с человеком высокого эстетического вкуса.

— Ну я же люблю тебя, — улыбнулся Джеймс, — поэтому беру твою тачку.

У Люка даже имелась собственная машина «Сааб 900» — комплимент от благосклонного господина «Л», что щедро одаривал фаворита.

— Хрен тебе, Несс свою починила, уважь труд старушки.

Джеймс закатил глаза: в глубине души ему было безразлично как выполнять волю немилосердного жребия — все одинаково безрадостно.

Уже через час он переступил порог «Бешеного Лося». Джеймс посещал этот бар не единожды, но не мог назвать его излюбленным заведением. Скорее, одним из немногих мест, располагающим бильярдным столом.

Джеймс сел за барную стойку и услышал ожидаемый вопрос:

— Что налить?

— Я за рулем. Где здесь обитает Серрано?

— Она сегодня прямо-таки нарасхват, — фыркнула барменша, словно это досаждало ей. — Сейчас подойдет.

Джеймс посмотрел в зал, ищущим взглядом скользя по лицам и фигурам, надеясь найти ту, ради которой оказался здесь. В этом месте все официантки носили форму с вызывающе короткими юбками, что подчеркивали стройные ноги и обнажали соблазны, но именно Нина привлекала его внимание сильнее всех, и не только потому, что Джеймс впервые видел ее в таком вызывающем наряде; он находил форму сидящей по-особенному именно на ней — девчонке, что постоянно язвила ему и строила из себя хрен пойми что.

Смелая, не пугающаяся взглядов посетителей. Ее поведение было так свободно и расковано, будто она не ходила с голым задом. Нина казалась связанной с ночной жизнью бара до последней капли алкоголя и последнего вздоха музыки.

Она определенно владела ситуацией.

Закончив со столиком, Нина подошла к Джеймсу. Ее лицо выражало легкую насмешку и загадочную уверенность. Джеймс почувствовал, что вновь оказался перед той девушкой, которая могла разрушить или вознести его в мире человеческих страстей.

— Ты вовремя, до конца моей смены осталось… — Нина взглянула на часы, — ровно одна минута. Схожу переодеться.

— Жду.

Девушка миновала узкий проход с туалетами и направилась к служебной комнате. Джеймс только собирался закурить, как заметил вдруг, что из зала поднялся парень и решительно последовал за Ниной. Молодой человек свернул к двери, ведущей в комнату, где посторонним не место.

— Ну и срань, — вздохнув с легким разочарованием, Джеймс покачал головой и аккуратно убрал сигарету обратно в упаковку. Разумеется, все это не могло закончиться ничем хорошим, и вмешательство необходимо.

Не медля больше ни мгновения, Джеймс последовал за ними. Он замер в дверном проеме, скованный тревогой, когда увидел, как парень прижал Нину к шкафчикам и пытался закрыть ей рот ладонью, чтобы не дать возможности закричать.

Такой сильный и наглый — трудно представить, что у миниатюрной девушки хватит сил долго отбиваться от него. Второй рукой парень уверенно задрал ее юбку, жестко перехватывая между ногами. Нина попыталась свести бедра вместе, отчаянно сопротивляясь насилию, но парень был непреклонен и настойчив.

Джеймс схватил парня за куртку и с силой отбросил в сторону, как тряпичную игрушку. Прижав его к холодной стене комнаты, Джеймс нанес размашистый удар в лицо. А следующий удар уже по инерции — не смог отказать себе в удовольствии видеть кровь этого самоуверенного отморозка.

Парень, охваченный бешенством, рванулся из рук Джеймса и бросился на него с яростным рыком. Он толкнул Джеймса к противоположной стене, а затем нанес апперкот в живот — так сильно, что воздух вырвался из легких. Джеймс отвел кулак для ответного удара, намереваясь садануть в голову, но в руке парня вдруг возник пистолет, и на миг комнату заполнил оглушительный грохот выстрела.

Нина в ужасе закрыла рот ладонями, чтобы не закричать. Джеймс видел перед собой парня, чьи глаза заполонил страх, а тело сковало оцепенение. Очевидно, бедняга впервые выстрелил в человека и теперь не мог оправиться от ужаса. В боку Джеймса ощутимо застряла пуля, а футболка уже набрякла кровью. Если бы он чувствовал боль, то наверняка бы… удивился? Расстроился? Впал в ярость?

— Дай сюда, — Джеймс требовательно протянул руку.

В шоке и растерянности парень без колебаний передал пистолет. Дурачок. Пушку держать научился, а убивать нет. Джеймс поднес ствол ближе к глазам, оценивая с опытом человека, который управлялся с разным оружием в бою и знал тонкости убийства. Он изучал пистолет с пониманием каждой детали и достоинств.

— Ни хрена себе, «дезерт», первая модель, — Джеймс с силой ударил парня тяжелой рукоятью в висок, и тот рухнул без сознания, — у меня такого еще нет.

Он убрал оружие во внутренний карман куртки и кивнул Нине в сторону выхода.

— Шмотки забирай.

Но девушка не откликалась. Она стояла неподвижно, переводя взор с бесчувственного тела на окровавленную одежду Джеймса, словно пыталась осмыслить случившееся.

— Прием, Земля вызывает Марс, — Джеймс щелкнул пальцами перед ее лицом, — мы сваливаем.

Схватив сумку, Нина поспешила за ним к выходу. После пережитых событий ноги предательски подкашивались и едва держали ее, однако девушка нашла в себе силы дойти до машины и укрыться от холода и опасности.

— Выдыхай, Серрано, — произнес Джеймс, заводя мотор. — Все позади.

— Какого хрена у него была пушка? — она стряхнула с себя оковы оцепенения и смогла дать волю эмоциям. — Он же мог убить тебя! Он же… не убил тебя?

— Да вроде нет, — пожал плечами Джеймс. Он не привык, что у людей не принято принимать в себя пули. — Я сообщу, если что-то изменится.

Включив радио, Джеймс тронулся в путь, и машина понеслась сквозь ночь, прорезая тьму яркими фарами. В лучи света попадали снежинки, кружась в воздухе под натиском ветра. За окнами скоро раскинулся лес черной, безжизненной стеной. Машина медленно поднималась к холму с глухим шумом мотора. Вихрь снежных хлопьев закручивался вокруг, скрывая ее в объятиях зимней бури.

Нина молчала, но порой бросала озабоченные взгляды на пулевое ранение Джеймса, точно могла видеть сквозь плотную ткань его куртки, прикрывающую кровавое пятно. «Озабоченные». Как будто кто-то мог проявить к Джеймсу — существу, созданному злым замыслом дьявола, сочувствие и заботу.

Внезапный скрежет машины разорвал нить мысли и погрузил в хаос механического грохота. Раздался посторонний стук, будто кто-то бил по металлу, а дальше хлопок — и двигатель затих.

Машина заглохла посередине пути и застыла на дороге в ночной тишине, прервавшейся лишь глухим эхом ее остановки. С губ Джеймса вырвалось ругательство. Он вышел из салона, открыл капот, будто что-то понимал в механизмах этого железного зверя, и увидев набор деталей и проводов внутри, разочарованно захлопнул крышку.

— Приехали, — вернувшись в салон, процедил Джеймс. — Агнес должна мне будет.

— Не поняла, — тихо проронила Нина.

— Что тут понимать? Тетка твоя только настойки гонять хорошо умеет, хреново она машину починила.

— И что теперь делать?

— Можно пройти в холод пешком километров тридцать. Или подождать помощи.

Конечно же, ждать помощи предстояло долго, никто не спешил въехать на уединенный, заброшенный холм. Но Джеймс оставался спокоен, ведь другого выхода не было. Может быть, кто-нибудь в «Весперии» заметит их отсутствие и поспешит на поиски.

Он откинул спинку кресла и почти лег, расслабившись в ожидании. Нина поступила так же, опустившись рядом. Джеймс уставился в потолок и достал из внутреннего кармана куртки сигарету. Он закурил, находя в дыме какое-никакое утешение.

Джеймс чувствовал неотрывный взгляд Нины, будто она пыталась прочесть мысли или окутать себя его внутренним покоем.

— Чего пялишься? — не поворачиваясь, бросил он.

— А ты симпатичный.

— Значит, у тебя хреновый вкус, — Джеймс никогда не думал о себе так. Его лицо создано не для ласковых комплиментов, а чтобы держать в страхе всякого, кто осмелится взглянуть на него.

— Или защитив меня, ты резко стал красивее.

— Да брось, на моем месте так поступил бы каждый.

— Поверь, не каждый. Особенно ты… — Нина осеклась, видимо, решив, что ее слова прозвучали не так, как она хотела. — В смысле, мне казалось, что ты ненавидишь меня.

— Это неправда. Просто… ты появилась так внезапно…

— Сейчас мы не в доме, отбрось ревность к своим тайнам, — мягкое звучание ее голоса, подобно трепетному прикосновению, окутал сердце блаженной безмятежностью, — если бы мы встретились при других обстоятельствах, какое у тебя сложилось бы впечатление обо мне?

Джеймс повернул лицо к Нине и был тронут ее сочувствующими нежными глазами. Здесь, под покровом ночи и вдали от привычных стен «Весперии» он мог хотя бы на миг обрести свободу, зная, что искренность не станет причиной осуждения.

— Что ты красивая. Сильная. Вроде бы умная даже. Но какая-то боль тянется за тобой из прошлого. Она заставляет тебя добиваться своего дешевыми манипуляциями.

— В каждом сердце сокрыт затаенный рубец. Даже у тебя.

— Я совсем не тот, кого ты видишь перед собой.

— В смысле не бестактный мудак?

Джеймс усмехнулся.

Нина Серрано была для него загадкой. Он видел, что за ее бесстрашием скрывалось нечто хрупкое и ранимое, трепещущее перед угрозой разбиться при первом же неосторожном касании. И в этом противоречии Джеймс узнавал себя, ведь и сам был подобен тому же — его грубость служила доспехом, что не даст никому приблизиться к уязвимым местам, особенно когда внутри переплетались жестокость и нежность, страх и смелость — все то, что делает человека человеком.

Джеймс столько читал о душевных терзаниях и радостях, и по страницам книг он учился понимать эти чувства. И больше всего он мечтал узнать ту силу, что способна стирать города, — любовь. Он хотел любить так же искренне и чисто, как в первый раз, заново пробудившимся сердцем.

Он хотел познать ту любовь, что сделает его по-настоящему живым.

Чем сильнее Джеймс осознавал ужас быть пустым внутри, когда сердце способно испытывать столько прекрасного, тем яснее понимал, что его душа вновь наполняется светом, который станет его спасением.

Или гибелью.

— Болит? — шепотом спросила Нина.

— Ты о чем?

— В тебя вообще-то всадили пулю.

— А, это, — вспомнил Джеймс. — Забей, Грей залатает.

— Грей?

— Он же врач, — по недоумению в лице Нины стало ясно, что Грей пока не затрагивал эту тему. — Сначала чинил людей, а потом перешел на машины, вот ирония.

— Ты совсем не чувствуешь боли? Как это возможно?

— Да все возможно, — Джеймс открыл окно и выбросил дотлевающий окурок. — Это… редкое генетическое заболевание.

Что, разумеется, неправда. Вряд ли Нина смогла бы принять, что его свобода от боли — дар дьявола.

Девушка продолжала поглядывать на окровавленную футболку, явно не доверяя услышанному.

— Все эти раны — мелочи, — отмахнулся Джеймс. — Я ищу лекарство от иной болезни.

— Какой же?

— Называется «Не очень-то мне и нравится быть бестактным мудаком». Но другого себя я не знаю, мне пока трудно… Я чувствую себя… потерянным… — он тонул в объяснении, желая быть понятым, хотя сомневался, что человек способен постичь то же смятение, — мне хочется испытать что-то новое, поистине трепещущее…

— Может… если бы ты позволил… — прикрыв глаза, Нина робко подалась к нему ближе.

В воздухе повисло томительное напряжение. Джеймс слышал лишь отдающийся в ушах пульс. Грудь вздымалась от неглубоких, неровных вздохов. То, что происходило, казалось неправильным и запретным, но как же сильно колотилось исполненное влечением сердце. Страх и желание переплелись в единое целое, наводнив душу трепетом и восторгом. Это так волнительно и ново — предвкушать давно забытое наслаждение.

Джеймс осторожно положил ладонь на щеку Нины, не зная, позволить ли себе то, чего он так боялся и страстно желал. Внутри боролись сомнения и страсть, сердце требовало решимости. И вдруг, словно рискнув броситься в бездну, он наклонился вперед, позволив завладеть его губами. Джеймс отдался порыву. Забыв обо всем, он ощущал тепло дыхания и трепет своих чувств.

Нина пробовала его на вкус медленно и глубоко. Язык Джеймса проскользнул между ее губ. От дразнящей неторопливости и нежности кружилась голова. Нина покрывала его небритое лицо мягкими, неспешными поцелуями, заставляя возбуждение искриться под кожей. Вместе со вздохом, Джеймс издал протяжный стон.

Девушка пересела к нему на колени, но в который раз смутилась крови на одежде.

— Я искренне постараюсь не сдохнуть под тобой.

Ей не понравилась эта шутка.

— Все в порядке. Правда. Это не самое скверное дерьмо в моей жизни, — заверил ее Джеймс, вновь привлекая девушку к себе в поцелуе.

Нина слегка отстранилась, прикусив его нижнюю губу. Ее рука забралась под футболку Джеймса и заскользила от груди по животу, заставив мышцы пресса сжаться. Джеймс отчетливо чувствовал, как Нина обратила особое внимание на многочисленные шрамы, изрезавшие его тело. Она осторожно вела пальцем вдоль самого длинного, убеждаясь, что какая-то пуля — не худшее из перенесенных испытаний. Но шрамы — это не то, о чем Джеймс хотел бы думать сейчас. Он перехватил руку Нины и положил ниже, заставляя девушку сжать через ткань джинсов эрегированный член.

Проклятье, что он делает? Нина сводила его с ума, погружала в состояние тупого беспамятства и сладостной слепоты. Он весь был наполнен опьянением, что сломало бы всякую волю. Джеймс провел языком по ее полуоткрытым губам, и в ответ услышал тихий вздох. Нина отстранилась.

Расстегнув его джинсы, она вытащила член и начала гладить по всей длине. Из груди Джеймса вырвался низкий стон на грани рыка. Безумие какое-то. Его руки поползли по ее бедрам под юбку. Нина сдвинула край белья и направила Джеймса в себя. Он толкнулся в нее. Девушка качнула бедрами и с тихим стоном запрокинула голову. Рехнуться можно.

Джеймс медленно выскальзывал и глубоко погружался в нее. Они смотрели друг другу в глаза, не прекращая зрительного контакта, который вносил в происходящее флер некой сокровенности. Нина прижалась к груди Джеймса своей и вновь припала к его губам. Он гладил ее талию, груди, поднялся ладонью по шее и остановился на щеке. Джеймс хотел сказать Нине что-нибудь достойное столь чувственного момента: что она прекрасна, как ему хорошо, и он хотел бы, чтобы эта радость не заканчивалась, но слова замирали на губах невысказанными. Как будто любое слово могло сделать обстановку излишне интимной или разрушить чары вовсе.

Но Нина смотрела на него так, будто ждала каких-то признаний.

Крепко сжав ее задницу, Джеймс опустил девушку ниже и начал набирать темп. Нина помогала ему, двигаясь навстречу. Она положила руку между своих ног и пальцами начала ласкать себя.

— О боже, — закричала девушка. Джеймс ощутил, как ее мышцы сжались вокруг его члена. Пара более резких толчков — и он излился в нее.

Неужели Джеймс в порыве страсти позволил этому случиться с девушкой, которую он старался обходить стороной? Нина бессильно упала на него. Может, сейчас он должен был что-то сказать? Что-то тонкое и аккуратное, что не испортило бы мгновения и не омрачило бы нежность их близости. Он смотрел на запотевшие окна и не находил в себе смелости — слова застревали в горле, словно скованные льдом.

Нина молчала, пытаясь отдышаться на его вздымавшейся груди. Наверное, так даже лучше.

Вдали замаячил яркий свет фар. Нина поспешила вернуться на пассажирское сидение и принялась разглаживать на себе одежду. Чем ближе становилась машина, тем яснее Джеймс узнавал в ней серебристый «сааб».

— Люк, — проворчал он, застегивая штаны, — как будто выжидал, сука.

VI

С той ночи они не обменялись ни словом. Между Ниной и Джеймсом возникла стена, воздвигнутая из недосказанности и смущения. Нина не знала, что именно заставляло мужчину избегать ее. Она и сама испытывала неловкость, как будто вторглась во что-то личное, что не должно было ее касаться.

Впервые ее охватил стыд за секс.

Мысли заполнились волнением: Нине было не все равно, что Джеймс думал о случившемся, и она искреннее желала услышать его голос. Наверняка он считал ту ночь ошибкой, проявлением своей слабости, но…

Но ей понравилось. Видеть, как тот, кто разбрасывался ненавистными взглядами, потерял из-за нее контроль и позволил оседлать себя. Как он смотрел, не отводя глаз, будто завороженный, как целовал осторожно, медленно, как двигался в ней, не спеша утолить голод. В минуту их близости Нине так хотелось услышать от Джеймса хоть слово, чтобы понять, разделяет ли он ее чувства. Нравится ли она ему…

Но, вероятно, он уже выбросил все из памяти, чтобы не мучить себя сожалениями и не возвращаться назад.

Нина ловила каждый молчаливый взгляд Джеймса, пытаясь угадать скрытые чувства, но тщетно. В глубине бездонной пропасти его глаз она не находила ответов. Может, ей тоже следовало забыть его, оставить в прошлом все эти мучительные метания? Но Джеймс был ее соседом напротив, и мысли о нем неотступно вторгались в уединение Нины. Интересно, что он делал в своей комнате? Может, он тоже путался в сомнениях?

Пытаясь сбежать от гложущих вопросов, Нина все чаще брала в руки карандаш и бумагу. Рисование стало для нее утешением. Не важен результат, лишь движение грифеля по чистой поверхности листа. Оно могло быть неспешным или необузданным — все одинаково приводило мысли в порядок, освобождая от тяжести тревог.

Пожалуй, когда-то погружение в мир линий и теней было единственным способом избавиться от насущных забот. Пока в рисунках Нины не начал узнаваться Люк — странный и загадочный парень, который проявил редкую галантность и чуть ли не заставил влюбиться с первой встречи, а после стал уничижительно холоден. Сердце Нины забилось сильнее при воспоминании о том, как доброта Люка сменилась равнодушием.

Когда девушка взялась за карандаш, она вдруг снова ощутила невидимое и зловещее присутствие за спиной. Нина резко обернулась, надеясь застать нечто врасплох, и в темном углу комнаты увидела глаза. Золотые, сияющие, словно две звезды на ночном небе. Они левитировали в пространстве, не имея никакого носителя — ни тела, ни иного вида существа.

Дрожь пробрала до костей. Нина определенно рехнулась. Вся обитель тетушек Серрано казалась абсурдной: стены зловеще шептали, а тени по углам скрывали нечто, готовое выпрыгнуть в любую секунду.

Огоньки глаз внезапно погасли без следа, утонув в темноте.

Чем дольше Нина жила здесь, тем все больше особняк превращался в лабиринт безумия. В отчаянии она спросила у тетушек-сестер, что делать, если мир вдруг стал ненормальным.

— Когда воюют ум и сердце — обратись к молитве, — сказала тетушка Эстель.

— А лучше прикончи бокальчик красного, — завершила Агнес.

Они вели себя так, будто ничего необычного в доме не происходило. И Нина решила довериться тетушкам больше, чем воспаленному уму.

Тем временем зимняя стужа окутала город, и с каждым днем все яснее ощущалось приближение святого Рождества. Но, похоже, больше всех этого торжества ожидала именно Агнес. Тетушка, неутомимая в своих заботах, начала украшать дом еще с первых морозных дней. Она часто прибегала к помощи Грея в подвешивании гирлянд, особенно там, где даже стремянка казалась ей маленькой. Агнес была невысокой и забавной женщиной: с крашенными рыжими волосами, сигаретой во рту и в одежде мужского кроя с пятнами машинного масла — живое воплощение упрямства и простоты. Нина не переняла ни ее непосредственности, ни той изящности, что всегда отличала Эстель, которая выглядела безупречно.

— Жду от тебя подарочек, Серрано, — Ричард подкрался к Нине удивительно бесшумно, как тень. Едва ли кто-то умел так двигаться, не создавая ни звука, ни малейшего дуновения. — Угодить мне будет непросто, — шептал он мягко и чуть насмешливо.

Его глаза сверкали загадочно и вызывающе. Он специально провоцировал Нину, как будто проверял ее терпение. Неужели Ричарда так задело то, что Нина застала его с горничной? Или же обида была куда глубже и более личной?

***

Агнес взялась за организацию рождественской вечеринки. И хотя изначально ее порыв не был встречен с энтузиазмом, праздник все же немного встряхнул дом. В гостиной стояла елка, украшенная яркими игрушками и сверкающей мишурой, а стены сияли гирляндами и лентами, создавая атмосферу волшебства. В бокалах с шампанским отражался золотой свет, придавая напитку вид богатства и торжественности.

Нина держалась в стороне — в такой вечер она ощущала себя одинокой среди веселья. Джеймс сидел в кресле возле камина и выпивал крепкий алкоголь с Ричардом, о чем-то беседуя. Даже по лицам не угадать, что стало предметом их разговора. Внезапно перехватив взгляд Нины, Джеймс немного сутулился и потерял ту уверенность, что держала его в прежней силе, будто им овладел страх. И даже так он оставался очаровательным: в белой рубашке, с волосами, убранными в узел на затылок. Джеймс не соответствовал стандартам мира красоты, но таящаяся внутри храбрость делала его привлекательнее всех, кого Нина знала.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Грей разговаривал с Агнес о каком-то недавно вышедшем боевике. Эстель играла на фортепиано праздничные мотивы. Ее пальцы легко скользили по клавишам, создавая волшебство звука. Люк сидел рядом, внимательно следя за движением ее рук, словно экзаменатор или тот, кто мечтал овладеть искусством игры сам.

В дверь неожиданно раздался резкий и настойчивый стук.

— Кто это? — нахмурился Ричард.

— Я пригласила Риту, — Эстель спешила к двери, приподняв край элегантного блестящего платья.

— Проклятье, — Ричард вскочил с кресла и, ругаясь себе под нос, заходил по гостиной. Казалось, Рита досаждала ему обыкновенным появлением. С одной стороны — Ричард старался сохранить спокойствие и достоинство, а с другой — не мог сдержать раздражения. В тот момент он казался более живым, словно вся его натура кипела от скрытых чувств.

Нина пересеклась взглядами с Джеймсом. Он враз поник, как побитый пес, а глаза его искали оправдания, будто мужчина хотел что-то сказать, но не мог найти слов. Он сожалеет? Об их близости? Может быть, Джеймс просто не мог набраться смелости, чтобы расставить все точки над «i» и признаться в своих истинных чувствах?

Люк, наблюдая за их переглядываниями и невысказанными фразами, помрачнел. Его лицо стало холодным и жестким, точно все это оскорбляло его. Казалось, эта молчаливая игра ранила парня больше любого возможного унижения.

Однако Нина к тому моменту и думать забыла о Люке. Она хотела одного — снова испытать сладкое удовольствие рядом с тем человеком, что однажды был бережен с ней. Прикоснуться к мгновению нежности и страсти. Ощутить ту искру, что однажды зажглась между ними…

В гостиную вошла Рита. Она хорошо подготовилась: волосы аккуратно уложены в изящную прическу, а платье цвета сочной зелени подчеркивало все достоинства ее фигуры. Взгляд вроде бы и спокойный, но в нем мелькала какая-то скрытая решимость.

Ричард, заметив Риту, помрачнел. В его глазах проскочило недовольство, он явно не хотел видеть горничную. Агнес пригласила гостью к столу с напитками и угощеньями. Рита взяла бокал и отошла чуть в сторону от Нины, однозначно желая сохранить дистанцию и выразить внутреннюю холодность.

Грей однажды говорил о неких проблемах в семье Риты. Легко предположить, что Эстель позвала девушку из сердоболия, а Рита не отказалась прийти на вечеринку, ведь могла получить здесь больше удовольствия: как минимум секс. И судя по всему, она искала именно это, поглядывая на мужчину, к которому дышала неровно. Рита не сводила с Ричарда глаз, как бы без слов приглашая его подойти и заговорить с ней.

Ричард же, устав от ее внимания и молчаливых намеков, подступил к Нине. Обняв молодую Серрано за талию, он заговорил с ней негромко, но так ясно, чтобы Рита могла слышать:

— Ты прекрасно выглядишь. Голубой тебе к лицу.

— Ричард, — тяжело вздохнула Нина, понимая, что его слова — орудие нехитрой провокации, замаскированной под невинность, — ты невыносим.

Рита искоса посматривала на них, навострив слух.

— Мечтаю о шансе, изменить твое мнение обо мне, — Ричард зарылся носом в локоны Нины, и, если бы Нина не знала Ричарда, она бы ощутила в этом прикосновении глубокую интимность.

— О чем болтаете?

К ним приблизился Джеймс. Его взор мгновенно упал на руку Ричарда, что лежала на талии Нины, и в этом жесте Джеймс явно видел нечто большее, чем дружеское объятие. Заметив в его лице тень недовольства, Нина подхватила флирт Ричарда, намереваясь в этой легкой игре заставить Джеймса ревновать. Глаза девушки загорелись хитростью: она хотела вновь ощутить себя особенной.

— Ричард пригласил меня на танец, — Нина повернулась к Ричарду и начала поправлять ворот его рубашки нежным, чуть вызывающим жестом.

— Ричард не танцует, — сдержанно отозвался Джеймс, будто внутри боролся с гневом. Он залпом опрокинул бокал с шампанским и тут же заполнил его заново. Каждое движение выдавало подавленную ярость.

— Какое уверенное заявление, — лукаво улыбнулся Ричард и приблизился к лицу Нины, — ты собрала вокруг себя столько поклонников, кажется, один уже ревнует.

— Думаю, это не так, — ответила улыбкой Нина, — иначе позволил бы он сделать это?

Не колеблясь, девушка поцеловала Ричарда. Решительно, страстно, как если бы хотела показать всему миру, что она принадлежит только этому мужчине. Ричард опешил от неожиданности, но быстро собрался, сохранив лицо.

Не в силах вынести нарастающего напряжения, Джеймс сжал в руке бокал до хруста — стекло лопнуло с громким треском и зазвенело по полу осколками. Эстель прекратила играть, и музыка исчезла в гробовой тишине. Все взоры были прикованы к Джеймсу. Он пару раз тряхнул ладонью, сбрасывая остатки стекла; на коже виднелись маленькие кровоточащие порезы.

Гостиная замерла, как в ожидании следующего поворота событий. И он ждать себя не заставил.

Рита вихрем метнулась к Ричарду и приказным тоном бросила ему:

— Нам надо поговорить.

— Не подождет?

— Сейчас, — с нажимом сказала Рита и вышла из гостиной, чтобы избавиться от свидетелей грядущих разбирательств.

— Отличная работа, Серрано, — прошептал Нине на ухо Ричард, — но больше не смей меня целовать, — отправившись за Ритой, он покинул гостиную.

Не сметь целовать? Он говорил так, точно хранил целомудрие и право на первый поцелуй для той особенной, что укротит его необузданный нрав. Даже смешно!

Вскоре в безжизненной тишине, что окутала все вокруг своей тяжестью, донесся яростный возглас Ричарда, как раскат грома посреди ясного дня:

— Какого черта ты смеешь что-то предъявлять мне? Мы друг другу никто, я просто тебя трахаю!

Следом за голосом — звонкий и жестокий удар пощечины. Входная дверь с грохотом захлопнулась: Рита торопливо покинула дом. Ричард был к ней так суров и беспощаден, что Нина почувствовала, будто вместо Риты отвергли ее саму. Какая-то темная тень охватила душу Нины и опустилась на мысли.

— Светлый же праздник! — возмутилась Агнес. — Вы и под врата Рая умудритесь обосраться, отморозки!

Вся обстановка наполнилась напряжением. Тетушка с трепетом ожидала Рождества, но праздничное настроение было неотвратимо испорчено. Чувствуя ее разочарование, Эстель не стала препятствовать эмоциям сестры и позволила ей выражаться так, как того требовала душа.

— Я осмотрю рану на мелкие осколки и помогу перевязать, — Грей со знанием дела взглянул на ладонь Джеймса.

— Было бы отлично.

Когда они вышли, Нина бесшумно присела рядом с Агнес. Тетушка, не обращая внимания на окружающих, достала из-за дивана бутылку с настойкой и плеснула содержимое в бокал.

— А почему отель закрылся? — Нина, чувствуя необходимость разорвать гнетущее молчание, начала разговор.

— Твой прадед вложил деньги в фиктивные инвестиции, обанкротился и попал под уголовное преследование за участие в мошенничестве, — ответила Агнес, щелкнув возле сигареты зажигалкой. — Нам вообще с мужчинами не везет ни в роду, ни на любовном поприще.

— А вы никогда не хотели покинуть «Весперию»?

— Здесь наш дом, — мягко улыбнулась Эстель. Ответ был так прост и ясен, что не побуждал к дальнейшим расспросам.

Люк сидел неподвижно. Его глаза загадочно блестели, глядя на Нину. Он задумчиво усмехнулся в ответ какой-то своей мысли так таинственно, как если бы предвкушал нечто важное.

«Наверное, придумал хороший поворот для своей пьесы», — решила Нина.

***

Взор Риты застилали слезы, дождем нависшие над ее сердцем. Она мчалась на машине сквозь снежную бурю, всеми мыслями погрузившись в недавнее унижение.

Когда Рита откликнулась на вакансию горничной, она и представить не могла, что столкнется со столькими мужчинами. Одинокими, изголодавшимися по женской ласке. Рита делала это с Греем, с Ричардом и даже мечтала попробовать втроем: чтобы один грубо толкался в рот, а другой вбивался в нее сзади. Однажды и Джеймс почти поддался обаянию девушки, Рита помнила этот полный искушения взгляд. Но Джеймс часто держался отстраненно, будто ничто не могло его тронуть или заинтересовать. Про Люка и говорить нечего. Он пропадал в своей комнате, заточенный в тайнах, и решительно не подпускал никого к себе.

И тем не менее что Люк, что Джеймс — оба смотрели на Нину, как голодные звери, жаждущие ее тепла и нежности. А Джеймс и вовсе откровенно ревновал ее, точно Серрано без борьбы завладела заветным трофеем — сердцем, что долгое время было никому не доступно.

И черт бы с ними, но как отпустить Ричарда? Он искренне нравился Рите, ее сердце било в такт его желаниям. Девушка делала все, чтобы расположить Ричарда к себе: безропотно исполняла все его прихоти, даже грязные и жестокие (а сам он хранил в себе немало жестокости, которую носил с гордостью, как корону на голове). И все-таки Рита была влюблена и очарована им до безумия. Она готова была пойти на любую жертву ради этого мужчины, лишь бы он остался с ней.

Рите казалось, что Ричард прогнал ее из-за появления Нины. Отныне мужчины смотрели только на Серрано. Это так несправедливо! Она появилась совсем недавно, а Рита уже успела стать частью их холостяцкого мира! Что такого особенного было в Нине, чего нет у нее самой? Чем Нина лучше? Почему именно она должна занять место в сердце Ричарда? Вопросы терзали Риту, словно острые ножи. Ее наводнили чувства ревности и безысходности, а глаза все более наполнялись слезами.

Все происходящее лишь убеждало Риту в никчемности, о которой ей твердили с детства. Мать, как строгий судья, винила дочь в промахах, желая, чтобы та стала лучше всех — сияла в обществе и была примером для других. Она строго запрещала Рите дружить с мальчишками, влюбляться и всячески наставляла ее на путь учебы и послушания. И сердце девочки с каждым годом все больше ощущало тяжесть этих запретов.

Но когда Рита достигла зрелости, она ощутила вкус свободы и решилась на все, что мать держала под запретом. Рита искала радость в новых встречах и смелых поступках. Вся ее душа наполнилась жаждой жить по собственным правилам.

Так она оказалась разочарованием для матери — тем самым непокорным ребенком, что не оправдал ожиданий. Мать не могла больше хвастаться перед подругами дочерью, которая стала бунтовщицей и искательницей удовольствий.

Охваченная яростью и отчаяньем, Рита затряслась всем телом. Из ее груди вырвался крик боли, гнева — всего, что навалилось на сердце грузом. В ту минуту руки девушки, будто подчиненные безумной воле, дернули руль, и машина дрогнула. На заснеженной дороге, покрытой коркой льда, автомобиль не смог устоять натиску зимней бури. Его повело в сторону, Рита потеряла управление. Белый вихрь закружил вокруг, когда машина с грохотом перевернулась с крутой обочины в бездну холода и смерти.

Рита лежала на снегу сломанная и немая, умирая в сжигающих изнутри муках. Тело залила кровь, глаза в агонии медленно затухали, а дыхание становилось все слабее. Хотелось закричать, но не было ни сил, ни голоса, ни самой Риты — она исчезла из собственного бытия.

Она уже чувствовала объятия смерти, когда во мрак вдруг вошел незнакомец — седовласый мужчина, одетый в длинное пальто. Его фигура казалась чуждой этому месту: среди снега и крови его проявление можно было расценить за прибытие призрака из другого мира. Серебристые глаза мужчины сверкали потусторонним блеском, в них мерцал недобрый огонь. Хитрый и проницательный взгляд словно видел насквозь всё и всех. И с чего бы этому человеку оказаться здесь? Его трудно было принять за реальность.

Рука в черной перчатке сжимала трость с изящно вырезанной буквой «Л».

— Человек — лишь пыль под натиском жизни. Отличный вечер, чтобы умереть, — произнес незнакомец с такой обыденностью, будто рассуждал о завтрашней погоде. — Слышал, что разбитое сердце — страшный недуг. Но я дам тебе шанс отомстить. Я предлагаю сделку.

VII

Нина столкнулась с Джеймсом в коридоре, когда тот возвращался от Грея с перевязанной рукой. Девушка продолжила идти к своей комнате, якобы не замечая, что Джеймс рядом и двигался в том же направлении; она лгала сама себе, уверяя, что не желает с ним говорить, хотя в глубине души ей было бы приятно услышать его голос.

— Постой, — негромко окликнул Джеймс, ответив на безмолвные надежды.

Нина развернулась к нему, вся преисполненная трепетом, будто стояла на грани бездны и боялась сделать шаг вперед. Между ней и Джеймсом простиралась невидимая нить напряжения.

— Тебе есть что сказать?

— Наверное, я должен извиниться.

— За что?

— За то, что между нами случилось.

«Только не это», — подумала Нина, ее сердце сжалось от предчувствия худшего. Увы, опасения подтверждались, и это вывело девушку на эмоции вопреки разуму:

— То есть ты сожалеешь? — выпалила она более пылко, чем должна была. — И поэтому предпочел молча избегать меня? Как это трусливо…

— Погоди, — Джеймс смотрел на нее искренне непонимающим взглядом, — чего ты так взъелась? Я тебе вроде бы обещаний не давал и никакими обязательствами себя не обременял.

— Тогда мог бы и посуду и не бить!

Стоило Нине намекнуть на миг его слабости, и в темных глазах Джеймса вспыхнул огонь негодования.

— Вы с Ричи стоите друг друга! Голливуд по вам плачет! Вот только минута вашего самоутверждения стоила кому-то разбитого сердца! И я рад бы признаться, что речь о моем, но оно еще по кускам не собралось, а его уже, сука, пытаются поиметь!

— Знаешь, что, — Нина задыхалась от возмущения, не находя слов, хотя ей тоже было что сказать по поводу своего сердца, если от него вообще что-то осталось под гнетом одиночества и сомнений в людях, — катись к черту!

— Да пошла ты!

Они разошлись по комнатам — каждый в свою сторону — громко хлопнув дверями напротив друг друга. Нина опустилась на кровать, тяжело вздохнув. Внутри клокотала горькая обида. Все то, что произошло той злополучной ночью, казалось теперь иллюзией.

«Но Джеймс прав», — решила Нина, остудив пыл гнева. Они ничем друг перед другом не обязаны: ни чувствами, ни долгом. Не имели права требовать оправданий, а значит, и обижаться бессмысленно. Джеймс наконец-то нашел силы объясниться, а Нина все испортила своей горячностью. Теперь же ей оставалось только одно: извиниться самой.

Она решительно отворила дверь в тот же миг, когда Джеймс распахнул и свою, как по воле судьбы, что задумала свести их именно в эту минуту. Удивленно смотря друг на друга, они находили в совпадении знак того, что их сердца жаждали встретиться, вопреки ссоре.

Все невысказанные грехи тут же были отпущены.

Без слов Нина и Джеймс порывисто бросились навстречу. И когда их губы встретились в страстном поцелуе, изголодавшиеся по теплу и ласке, — все исчезло: вся грусть, вся обида. Они целовались с такой силой, что казалось, будто время вокруг остановилось. Джеймс подхватил Нину под бедра и занес в свою комнату, пахнувшую сигаретным дымом. Там они нашли приют и забвение от всего мира.

Джеймс приставил девушку к себе спиной, чтобы расстегнуть платье, а когда оно оказалось на полу, начал блуждать руками по ее телу. Нина перехватила ладонь Джеймса и скользящим касанием по животу опустила ниже. Его пальцы сползли под кружевное белье, Нина накрыла руку Джеймса своей, чтобы они вместе ласкали ее между ног. Второй ладонью он сжимал ее грудь; бинт приятно царапал соски, да и все тело Нины стало как сплошной оголенный нерв, остро отзывающийся на каждое прикосновение.

Одна мысль принадлежать мужчине, горевшему от желания овладеть ею, доводила до безумия.

Заведя руку назад, Нина начала поглаживать его твердый член через ткань брюк. Глубокое дыхание Джеймса переходило в стоны, он заставил девушку обернуться к нему и впился в ее губы настойчивым поцелуем, будто хотел принудить себя молчать. Но Нина была решительно настроена раздразнить его, узнать, как сильно он ее хочет, и что случится, когда Джеймс сорвется первым. Она льнула к нему спиной, углубляя поцелуй. Влажная, вгибалась под его руками и не прекращала тереться о его выступающий член.

Она подталкивала его к грани — к тому моменту, когда страсть выйдет из-под контроля.

И Джеймс сдался.

Он стянул с нее сеточку кружева, оставив тело полностью обнаженным, и перенес девушку на кровать. Сражаясь с пуговицами его рубашки, Нина открывала взгляду испещренный шрамами торс. Сколько боли и тайн скрывалось в пересечениях жутких линий, но сейчас они напоминали о той отваге, что пленяла сердце девушки. Джеймс собирался сбросить рубашку, но Нина остановила его:

— Не смей. Классика меня заводит.

Тяжело дыша, он смог только усмехнуться. Джеймс целовал ее шею, грудь, а после начал опускаться ниже. Нина раздвинула бедра шире. Джеймс взял ее под задницу, рывком дернул на себя и накрыл ртом клитор. Его язык ласкал ее, проникая внутрь. Язык, что прежде извергал угрозы и ругательства, теперь упивался ей и жаждал утолить страсть. Это показалось Нине таким возбуждающим, что она готова была задохнуться от подступившего оргазма.

И жаркая волна удовольствия не заставила ждать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Джеймс снял с себя всю одежду, кроме рубашки. Нина обвила его ногами, и он качнулся вперед, заполняя ее. Девушка застонала от проникновения. Джеймс взял ее за бедра и каждым толчком притягивал к себе, издавая хриплые стоны. Он опустил лицо в шею Нины, покрывая поцелуями. От новой волны возбуждения Нина безудержно комкала в пальцах ткань рубашки.

— Я уже говорил, что ты сводишь меня с ума? — от этих слов, произнесенных прерывистым шепотом, Нина готова была рассыпаться на части. Рука Джеймса скользнула вниз между ними и надавила на клитор.

— Впервые слышу, — отозвалась девушка, прерывисто дыша. Она снова находилась на грани.

Тело сотрясли волны оргазма. Нина чувствовала, как напряглись мышцы Джеймса, и он сильно вжался в нее, кончая.

Какому дьяволу нужно отдать свою душу, чтобы остаться в объятиях этого мужчины навсегда?

Комнату заполнили звуки учащенного дыхания двоих. Джеймс подтянул сигареты и щелкнул зажигалкой.

— Я пожалею об этом, — невнятно сказал он сам себе, выпуская с губ дым.

— Не то, что я ожидала услышать.

—Я много думал о той ночи. И именно потому что мне хорошо рядом с тобой, я не могу больше лгать.

— Не понимаю…

— Иди ко мне, — Джеймс пригласил ее прильнуть, а когда Нина положила голову ему на грудь, обнял, — такое нелегко понять. Помнишь, я говорил, что не тот, кем кажусь?

— Да.

— Я родился чуть больше семидесяти лет назад.

— Держишься молодцом, — Нина, толком не осознавая, что он сказал, продолжала смотреть на Джеймса с легкой усмешкой. Она не придала значения его словам.

Он, в свою очередь, непринужденно открыл ящик прикроватной тумбочки и достал две цепочки — одна с военным жетоном, на другой висел латунный медальон. Нина осторожно открыла вторую находку. Внутри оказалась старая фотография Джеймса, но на ней он выглядел иначе, моложе. Волосы коротко острижены, а гладкое лицо лишено тех морщин и саркастичной усмешки, что теперь украшали его черты. Вторая створка медальона открывала образ женщины — прекрасной и загадочной. Ее глаза смотрели на Нину с нежностью и тоской, а улыбка казалась полна тайных чувств.

— Моя жена.

— Ты не предупредил, что женат.

— Ей сейчас… шестьдесят? У нее уже другая семья, — Джеймс взглянул на медальон. — Не знаю, зачем сохранил его. Может, на удачу?

Военный жетон на второй цепочке был помят и изношен временем — металл покрыт ржавчиной, через которую едва угадывались выгравированные символы. Он принадлежал Джеймсу Митчеллу.

Но жетон один, другой — сорван и исчез, что означало…

— Я погиб в День «Д». В том году мне должно было исполниться тридцать два.

Нина чувствовала, как голову окутывает туман. Она не понимала, как такое возможно.

— Ты мертв.

— Как Грей, Ричард и Люк, — спокойно ответил Джеймс, сбрасывая пепел.

Боже. Как вообще можно принять за правду, что дом тетушек Серрано полон мертвецов? Теперь Нине стало ясно, зачем Эстель лгала ей. В таком и не признаешься. Некоторые тайны, лучше действительно оставить погребенными под тишиной.

— Я не хотел бы вспоминать подробности своей смерти, моя память, как темное зеркало, в котором отражается лишь мрак. Тогда я даже не понимал, что умираю; смотрел в безмолвную лазурь чистого неба, пока кровь медленно и неотвратимо покидала мое тело. Высь была так притягательна среди грязи, огня, крови и криков агонии. И вдруг среди этого хаоса и боли, я увидел мужчину. Он появился внезапно, как будто из ниоткуда, и вовсе не вписывался в это поле битвы. Я подумал, что схожу с ума, когда он предложил мне второй шанс взамен на мою службу. И я согласился, даже не осознавая до конца, на что подписываюсь. На продажу собственной души.

Так я стал рабом его воли и служил своему господину, не ведая ничего, кроме жестокости. Я утратил чувства, стал бездушным инструментом в руках темных сил. Выполнял все прихоти своего хозяина: убивать без жалости, компрометировать невинных, подставлять тех, кто мешал или мог помешать его зловещим планам. Все ради власти и могущества, потому что такие, как он, правят миром. Дьяволы — вот кто они есть по сути своей.

— И этот мужчина настоящий дьявол? — Нина не верила, что всерьез спрашивала о таких вещах. Уму непостижимо!

— Да. Мы стараемся не называть его по имени, но оно у него есть. Лоркан.

— Вы скрываетесь в Порт-Рее от него?

— Не то чтобы скрываемся… Долгая история, — отмахнулся Джеймс, туша сигарету.

— Я не тороплюсь.

Джеймс обхватил Нину второй рукой, прижав к себе крепче. Похоже, в этом тесном прикосновении, в этом объятии он искал покой, которого давно лишился.

— Примерно десять лет назад, — начал он тихо, — Лоркан повстречал кое-кого. Прекрасного незнакомца, приговоренного к смерти по ложному обвинению. Ты бы видела эти дьявольские глаза, Лоркан смотрел на приговоренного, как на самое драгоценное из сокровищ. Разумеется, он предложил бедолаге сделку, и эта милая мордашка мгновенно стала его фаворитом.

— Кто же это?

— Люк.

Можно было и догадаться: перед самым прекрасным не устоял даже дьявол.

— Лоркан был неравнодушен к нему. Не пойми неправильно — он вовсе не ждал взаимности в чувствах; едва ли демоны и подобные им способны испытывать их по-настоящему. Лоркан хотел сделать Люка своим беспрекословным рабом, обладать им целиком, включая его волю. Но Люк оказался неожиданно строптив, он не поддавался. Его холодность и непокорность вывели Лоркана на гнев. В ярости он изгнал всех нас, и нам пришлось скитаться по новому миру, которым движет любовь, а не жестокость. Мы нашли убежище здесь, в месте, где знают о демонах и не прогонят их прочь.

— Потому что в «Весперии» когда-то было прибежище сатанистов?

— Лучше тебе поговорить об этом с Эстель. Все-таки «Всперия» — ваше семейное дело.

— Теперь вы независимы от Лоркана?

— Обретенная свобода для нас и дар, и проклятие. Будучи демонами, мы не знали слабости. Без души человеческие воспоминания лишись яркого отпечатка; становясь все бледнее, они стирались из памяти. Но теперь, живя среди людей и возвращаясь к себе и чувствам, я вижу прошлое яснее, чем когда-либо прежде. И оно сводит меня с ума.

Я начал видеть сны о хаосе, мои ночи наполняют мольбы умирающих и грохот оружия. Война снова преследует меня, я боюсь засыпать, чтобы не возвращаться к этому страху.

Нина молчала, не находя слов, чтобы утешить или поддержать. История Джеймса тронула ее до глубины души. Она чувствовала, что слова бессильны перед муками, терзавшими его сердце.

— Ты помогаешь мне стать иным, вырваться из сущности демона. Даришь многое, но в ответ мне нечего тебе воздать. Я не в силах разобраться в себе и не знаю, что могу предложить взамен. Это нечестная сделка. Потому я молчал — старался взвесить риски. Вся суть в том, что я не тот, кто сможет сделать тебя счастливой, поскольку я не понимаю даже каково это — обрести счастье. И если мы продолжим идти по этому пути, тебя ждет лишь разочарование. Как бы ни хотелось мне иного, оставим все как есть, без громких обещаний и пустых слов. Без иллюзий и надежд.

И Нина готова была согласиться с ним. Она не имела права требовать от сломленного человека — кем бы он ни был в самом деле — утешения для сломленной себя.

— Тогда с утра же я постараюсь забыть обо всем, что нас связывало.

А эту ночь она провела в его объятиях.

Утром, когда солнце еще робко пробивалось сквозь занавеси, Нина вернулась к себе в комнату и увидела на кровати таинственный подарок. Открыв коробку, кокетливо завязанную бантом, девушка с удивлением и легким волнением в сердце обнаружила внутри револьвер. Открытка не подписана, да и никто не спешил признаться в своей щедрости, поэтому этот знак внимания мог быть истолкован как угодно. Ричард бы сказал: «Верно, это угроза. Свали или пусти пулю себе в висок». Грей улыбнулся бы: «Может, встретимся еще? Я покажу тебе другие пацанские игрушки». А Джеймс бы спокойно закурил: «Теперь ты можешь защитить себя сама».

Впрочем, вспоминая недавний инцидент в баре, револьвер казался особенно кстати.

VIII

Город вновь всколыхнула страшная новость: кто-то растерзал и обескровил троих людей. Листая газету в обеденном зале, Ричард перехватил косой взгляд Джеймса. Похоже, друг имел основания подозревать его в преступлениях, ведь Ричи так и не угомонил жажду крови. Но решиться на тройное убийство… Ричард не настолько безумен, да и вообще считал себя сдержанным по меркам демонов.

Тем не менее мысли о необычном преступлении не давали покоя. Ни человек, ни животное не могли оставить после себя такие следы: жертвы не просто убиты, у них высосали душу, а на это способен только демон или кто-то ему подобный. Здесь-то и заключалась загадка, которая тревожила Ричарда все сильнее.

Отрываясь от газеты, он украдкой наблюдал за Джеймсом, замечая перемены в его облике и поведении. Казалось, что взгляд друга стал более осмысленным, зажженным искрой жизни, а эмоции играли ярче, чем прежде. Неужели все это результат чтения книг? Нет, конечно же. Причина иная: Серрано. Ричард чувствовал, как его с Джеймсом дружба оказалась под угрозой с появлением Нины. Неужели теперь в трудную минуту Джимми прыгнет к девчонке в постель вместо того, чтобы обратиться за советом к товарищу?

Джеймс, погруженный в книгу, не замечал, как в золотистых глазах Ричарда разгоралось пламя недоверия и гнева.

— Что интересного писали в девятнадцатом веке?

— Что убивать людей — плохо, — не отрывая глаз от строк, промолвил Джеймс.

— Серьезно считаешь, что это я виноват?..

Не успел Ричард договорить, как в зал торопливо ворвался Грей и, не обращая ни на кого внимания, бросил перед Джеймсом именной конверт. Тонкий пергамент, запечатанный сургучом, — изысканность, свойственная не каждому.

— Я нашел это под входной дверью.

— Кто может слать тебе письма, Джим? — удивился Ричард.

— Поклонницы, например, — пожал плечами Джеймс.

Он взял письмо и осторожно развернул его. Пробежавшись глазами по строкам, Джеймс с раздражением отбросил лист в сторону:

— Срань.

Ричард придвинул письмо к себе и с усмешкой прочитал вслух:

— Здравствуй, милый Джеймс. Давно мы не встречались взглядами и не делились словами. В моем сердце пробудилась тоска по былым временам, и я, как ни странно, успел соскучиться по тебе. У меня есть нечто важное, что хотелось бы обсудить с тобой в уединении — без свидетелей и посторонних глаз. Посему в этот вечер, я буду ждать тебя в мотеле «Вояж Вилла», в шестом номере. Там я собираюсь предложить тебе то, что может перевернуть ход наших дел. Твой неизменный господин. Лоркан.

«Неизменный господин». Лоркан не упустил случая напомнить о ролях и власти, которую все еще держал в своих руках.

Но что же означало это письмо? Скрытую угрозу или приглашение к опасной игре?

— Неожиданно, — подытожил Ричард, — однако не вижу ничего плохого.

— Ничего плохого? — взъярился Джеймс. — Он открыл перед нами возможность жить по-настоящему, узнать вкус свободы и радости, а теперь вдруг появляется, чтобы заковать в оковы вечного мрака!

— Когда вернемся к нему, ты не сможешь об этом сожалеть, тебе станет все равно, — возразил Ричард. — Мы забудем истинную жизнь и прошлое. Не ты ли мучаешься кошмарами? Можно покончить с ними сегодня же…

— Какой же ты все-таки ублюдок, Ричи, — покачал головой Грей.

— Сочту за комплимент.

Ричард находил в возвращении к Лоркану выгоду — вновь погрузиться в забвение, забыть о прошлом, где он потерял тех, кого любил, и не знать больше ни страха утраты, ни боли разлуки. Особенно сильно он нуждался в этом сейчас, когда терял друга у себя на глазах, мучаясь от ревности и ненависти к девчонке, ставшей причиной разлада.

— Я не вернусь, — решительно заявил Джеймс. — Ты хочешь вернуться? А ты, Грей?

— Ни за что.

Грей отрицательно качал головой. Само собой. Он был слишком правильным, чтобы позволить себе думать иначе. Хотя трудно вообще предположить, что творилось в его мыслях, — внутри Грея сосуществовали человеческое сознание и звериная бессознательность. Хороший мальчик стремился к свету, пытаясь искупить свою вину за ошибки и за то, каким чудовищем являлся на самом деле. Это отчасти раздражало Ричарда, но не позволяло сомневаться, что Грей — полезный союзник: такой оторвет башку и качественно пришьет назад.

— Джеймс, если бы не наша дружба и мое доверие к тебе…

Полным преданности сердцем Ричард так привязался к их дружбе, что считал Джеймса не просто товарищем, а священной семьей, и, скорее, последовал бы за ним, чем за Лорканом, как бы не хотелось заново утонуть во тьме, чтобы ничего не испытывать.

Чем крепче Ричард держался за эту дружбу, тем сильнее ранил себя сам.

— Мы не будем делать радикальных заявлений и оставим эту дверь открытой, — подвел он итог. — Для начала узнаем, что Лоркану нужно от нас. Раз уж он снова вторгся в наше существование, то я буду называть его по имени.

— Приглашен только я, — заметил Джеймс.

— Мы в любом случае поедем с тобой, — сказал Грей. — Подождем в машине.

— Этого будем брать? — Ричард кивнул вверх, намекая, что где-то в своей комнате прятался Люк.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Джеймс и Грей переглянулись, моментально сойдясь на едином мнении:

— Нет.

— Простите, херню предложил, — закатил глаза Ричард.

Лучше держать Люка подальше от Лоркана и не провоцировать непредсказуемых порывов. Стоило избегать встречи обиженного дьявола и его непокорного фамильяра, чтобы не давать волю хаосу.

***

«Я заеду за тобой после смены. Жди на перекрестке возле букинистического, мне так удобнее. Прошу, не задерживайся. Люк».

Нина перечитала записку еще раз, ища в ней скрытый смысл. Неужели неуловимый и невидимый Люк собирался пожертвовать своим покоем и выбраться из «Весперии», чтобы просто заехать за ней? И зачем уходить так далеко от бара? Что за загадки? Хотя, быть может, Нина слишком много придавала значения мелочам. В новой действительности ее разум начал искать подвох там, где его, кажется, не было.

Нина положила в сумку подаренный револьвер и вышла из дома.

Джеймс уже завел машину во дворе. У ребят нарисовались какие-то дела в городе, и Нине предстояло разделить поездку с попутчиками. Сразу за ней из особняка вышли Ричард и Грей, споря по дороге о ерунде:

— Ну уж нет, я сажусь впереди, — заявил Ричард. — Джимми за рулем, а я его лучший друг.

— А я не раз штопал его и имею смелость заявить, что мы с ним всяко ближе.

— Ты и меня штопал, я теперь отсосать тебе должен?

— Придурок. Катись в тень, впереди едут взрослые дяди.

Между ними, по всей видимости, существовала взаимная неприязнь. Интересно, на почве чего?

Ричард вынужден был смириться и сесть рядом Ниной. Ее отношение к нему изменилось в худшую сторону после рождественской вечеринки. В пути Нина старалась не думать о Ричарде, избегая его взгляда и всякого контакта. Она уставилась в окно, наблюдая за пейзажами, что сменяли друг друга за стеклом: то густой темный лес с высокими деревьями, то покрытые снегом поля…

— Забилась к стенке, как будто я кусаюсь, — ухмыльнулся Ричард. — В смысле, конечно же, кусаюсь, но у меня в отличие от некоторых есть вкус, — он хитро посмотрел на Джеймса.

— И нет мозгов, — отозвался Грей.

— Заступаешься за девчонку? — на лице Ричарда отобразилось отвращение. — Ты у нас покровитель убогих? Думаешь, сможешь так искупить свою вину и спасти душу? Наивный…

— Ричи, — отрезал Джеймс. — Отвали от Серрано.

— Стоило в доме появиться милой девочке, как у вас вся кровь от мозга к хрену хлынула. Жалкое зрелище. Сначала секс, а дальше что? Откровения?..

В ответ раздалась глухая тишина. Джеймс, многозначительно хмурясь, включил радио, будто желая прервать неловкое молчание, но не допустить продолжения темы. Его взгляд стал загадочным, а лицо непроницаемым, как камень.

— Только не пытайся этим скрыть, что ты…

Джеймс следил за дорогой. Нина повернулась к Ричарду с лукавой ухмылкой, ясно говорящей: «Мне известно кое-что важное».

— Она все знает, — Ричард сжал челюсти. Похоже, он пришел в недоумение от этой загадочной сцены, разыгравшейся перед ним. — Она, чтоб вас в черти драли, все знает! Совсем рехнулся, Джимми?

— Чего орешь? — низким голосом ответил Джеймс, чудом сохраняя спокойствие. — Тоже хочешь пооткровенничать со мной после секса или что?

Заметив, как Нина сидела, не отводя глаз, Ричард порывисто обратился к ней:

— А ты чего вылупилась?

— Твой страх мне понятен, ведь я, действительно, знаю все, — сказала девушка сострадательным тоном, положив ладонь себе на грудь, — даже с какой регулярностью ты меняешь трусы…

— Ненормальная. Зачем Эстель вообще приютила ее? Это сердоболие меня доконает…

— Это сердоболие называется «семья», — резко ответил Грей, — знакомо такое слово?

Ричард смотрел на него с бессильным гневом, словно Грей надавил на рану, которая все не могла зарубцеваться, и неукротимая боль разгорелась заново.

Даже у Ричарда — наглого, самоуверенного парня было слабое место.

Оставшаяся дорога продолжилась под музыку в полном молчании. Когда они подъехали к бару, Джеймс остановился. К счастью, возмутительный случай с Перси не привел к серьезным последствиям для Нины: парень, осознавая свою вину, сам замял конфликт перед Эстебаном, чтобы не нарваться на проблемы с полицией. После этой истории изменился разве что график смен.

Нина дернула дверь машины, выходя на улицу.

— Я провожу, — Джеймс собирался последовать за ней.

Его забота ласковым шелком льстила ее слуху и сердцу. Мужчина хотел удостовериться, что в баре нет опасности, и никто не угрожает жизни Нины, но она решительно стремилась разорвать с Джеймсом все связи, чтобы поскорее избавиться от груза невозможности дать друг другу исцеление.

Сжигать мосты трудно, Джеймс нравился ей. В его взгляде теплились доброта и сила. Он нуждался поддержке, а Нина в том, чтобы дарить ему свою помощь и утешение.

Но разум твердо говорил: «Нет».

Когда Джеймс собирался нарушить установленную границу, Нина не должна была позволить этому случиться.

— Не нужно, — остановила она.

Тогда Джеймс пихнул в бок Грея.

— Убедись, что у нее все в порядке.

***

Грей следовал за Ниной, внимательно осматриваясь по сторонам. В «Бешеном Лосе» уже сидели мужчины с пылкими взглядами и грубыми улыбками в окружении официанток. Девчонки даже не подозревали, сколько опасных отморозков скрывалось среди гостей.

Нина направилась в служебную комнату.

— У тебя все хорошо? — спросил Грей, закрывая за собой дверь. — Здесь не лучшее место для девушек.

— Все отлично, — Нина достала из сумки револьвер, чем очень удивила Грея.

— Неожиданно. Знаешь, как пользоваться?

— Им можно бить по голове.

Грей ответил усмешкой, означавшей: «Похоже, ты не пропадешь». Он взял в руки револьвер и заговорил столь сдержанным голосом, будто обучал не обращению с оружием, а важному искусству выживания:

— Смотри, — начал Грей, показывая на механизм. — Вот здесь у нас предохранитель. Он защищает от случайных выстрелов. Перед тем как стрелять, убедись, что он снят.

Затем он показал, как взводить курок:

— Вот так — медленно и плавно.

Вложив рукоять в ладонь Нины, Грей встал к девушке со спины. Прикосновение неожиданно пронеслось по телу разрядом молнии.

— Держи крепко. Палец на курке. Не торопись нажимать, делай все спокойно и уверенно. Голову зафиксируй прямо или с небольшим наклоном вперед.

Этот момент становился все более интимным: одна рука Грея обнимала Нину за талию, прижимая к своему телу, а другая накрывала ее пальцы с револьвером. Дыхание сливалось в унисон с ее, каждое прикосновение отзывалось дрожью. Девушка трепетала в сильных, теплых руках Грея — нуждающаяся в нем, уязвимая и чертовски сексуальная. Ее взволнованно вздымающаяся грудь выглядела соблазнительно и подстегивала воображение. Сердце загрохотало в груди, будто желая вырваться наружу, когда в голове Грея зародилась страстная мысль подчинить тело Нины прямо сейчас, без промедления.

— А теперь — как стрелять, — вернулся он к уроку, стараясь расшевелить заторможенный мозг. — Глубокий вдох, задерживаешь дыхание и плавно жмешь на курок. Только не дергайся резко, иначе мишень уйдет в сторону. Постарайся держать оружие ровно.

Нина кивнула, ощущая уверенность под наставничеством Грея. Но от его внимания не ускользнуло то, что девушка была явно чем-то расстроена. Грей осторожно отложил в сторону револьвер, затем взял Нину за подбородок, мягко приподнял ее лицо к себе и заглянул в глаза.

— Порядок?

Девушка томно смотрела на него, ее дыхание стало прерывистым. Между ними чрезмерно натянутой нитью повисло напряженное возбуждение, останавливая на опасной грани между сдержанностью и бурей.

— Просто поцелуй меня.

— Если только для тебя это не значит ничего, кроме утешения.

— Зачем ты это делаешь? — девушка мотнула головой, и рука Грея соскользнула с лица. — Постоянно напоминаешь о границах? Что тебя беспокоит?

— То, что я не такой уж и хороший.

Если бы Нина знала истинную натуру Грея, то ее, несомненно, не тянуло бы к нему. То темное и непостижимое нечто, скрывающееся внутри него, оттолкнуло бы любого здравомыслящего человека. Грей обязан был предупреждать о черте, которую не следует переступать, чтобы не навредить Нине и самому себе.

— Я знаю, кто вы.

— Но меня ты не знаешь. Возможно, я самый опасный среди парней.

Должно быть, Нина полагала, что все они, как Джеймс, не чувствовали боли. Но это ложь. В действительности же Грею досталось другое проклятие — таинственная, непокорная сущность, над которой он был бессилен. Грей носил в себе мощь, способную разрушить все вокруг и даже его самого.

— Опаснее Ричарда? — улыбнулась Нина.

— Да.

Девушка смотрела на губы Грея, словно разговор об угрозах заводил ее. Она обхватила щетинистое лицо мужчины и поцеловала — смело и страстно. Грей не смог отказать. Внутри него зажглось пламя. Ему нравилось испытывать трепет от прикосновений, от бешеного биения сердца, от исступленной жажды близости. Это ощущение окутывало его уютным пледом и заставляло забыть о том, кем он был на самом деле, и освободиться от оков.

— Покажешь потом? — прошептала Нина в его губы.

— Лучше тебе не встречать мою вторую сторону, — Грей почти невесомо поцеловал девушку в нос. — Обещай, что, если однажды я причиню тебе вред, ты пристрелишь меня.

— Что?

— Во мне живет зло, которое непредвиденно может взять меня под контроль. Это буду уже не я.

— Как можно такое обещать?

— Тогда мне следует держаться от тебя подальше.

— Чтобы я снова осталась одна, — Нина разочарованно закачала головой. — Я всю жизнь держусь от всех на расстоянии, потому что доверие — это роза, скрывающая шипы.

Если бы Грей мог, он бы сделал все, чтобы заполнить ее одиночество, но сам подвергался тому же — сохранению дистанции, ради безопасности окружающих. Подумав об этом, он вздохнул, и в этот момент Нина толкнулась языком в его рот.

В объятиях и страстном поцелуе, они вместе предавались порыву чувств. Язык Грея становился все более голодным, жадным, отчаянным. Наверное, даже слишком, как будто это исступление грозило бедой для них. Кровь устремилась к паху, заставляя член пульсировать в штанах от возбуждения. Грей застонал от мучительной потребности отыметь девушку до потери сознания.

— Запри дверь, — велела она, желая того же.

— У меня мало времени, — хрипло прошептал Грей, овевая губы Нины горячим дыханием. — Меня ждут.

— А мне мало утешения.

Нина тоже жаждала забыться в нем, утонуть в этом мгновении, казавшимся отрадой среди тоски. Что-то гнело ее изнутри, заставляя убегать от реальности в объятия Грея. В этом порыве Нина искала то, что могло бы увести ее прочь от боли и одиночества.

— Если переживаешь из-за слов Ричарда, то он придурок…

— К черту его, — Нина начала нетерпеливо расстегивать ремень Грея. — Всех их.

Она опустилась перед ним на колени, а когда его член скользнул в ее жаркий влажный рот, Грей не сдержал стон.

— Блядь, — прошептал он одновременно от удовольствия и смирения перед настойчивостью девушки.

И пожалуй, все-таки стоило запереть дверь.

IX

— Тебя только за смертью посылать, — протянул Ричард, когда Грей вернулся в машину.

Джеймс в смятении успел выкурить две сигареты — то ли от томительного ожидания, то ли от досады, что Грей провел с Ниной больше времени, чем было надобно, и неважно, что они делали. Джеймса волновал лишь факт того, что сокровенная связь с девушкой отныне принадлежала не ему одному.

Эта мысль ранила и добавляла в копилку чувств новое — ревность. Ядовитый укол проник в его сердце, наполняя горечью. То, что Джеймс желал получить лишь для себя, было разделено с кем-то еще.

Ричард влез между передними сидениями.

— Эй, ты, кажется, забыл ширинку застегнуть.

Грей опустил глаза вниз, но с его штанами все оказалось в порядке.

— Попался, сукин сын! — победно улыбнулся Ричард. — Колись: она хороша?

— Иди ты, — Грей заметно засмущался. Он был скромнягой в теле сурового парня и о личных делах предпочитал молчать, как о сокровенных тайнах.

— Ей нравятся унижения?.. — продолжал допрашивать Ричард.

— Заткнитесь на хрен, — резко осадил их Джеймс, совсем не желая знать ответы.

Конечно, Нина не была его собственностью и могла делать, что угодно и с кем угодно. Но это злило до глубины души. Джеймс закипал бессильной завистью. Вся эта свобода отношений — лишь иллюзия, на деле он был отравлен тенью воспоминаний о часах, когда Нина принадлежала только ему.

Но не время думать об этом.

Спустя двадцать минуть Джеймс вышел возле скромного мотеля, указанного в письме, и, не в силах удержаться, снова достал сигареты. Тлеющий огонек вспыхнул в его руке, озаряя лицо в тусклом вечернем свете. Ветер тихо шептал меж домов, а сердце билось с тревогой в предвкушении встречи.

Лоркан, безусловно, намеревался втянуть его в какую-то хитроумную интригу. Дьявол не мог поступать иначе — он был холоден, расчетлив и опасен до предела. Лоркан весь состоял из коварства, что могло привести к самым непредсказуемым последствиям.

Мечась от волнения до решимости, Джеймс затянулся последним глотком дыма и вошел в комнату.

Внутри царила безупречная чистота, разве бывает так аккуратно в номерах? Нет, так только в убежище дьявола. В кресле у окна сидел Лоркан — в сером костюме по моде, с седыми волосами и выражением лица, свойственным человеку с неограниченной властью. Дьявол мог выбрать любое обличие, но предпочитал то, что, по его мнению, внушало больше доверия смертным, — преклонный возраст. И все это в нем не удивляло Джеймса. Удивляло другое: рядом с Лорканом находилась Рита.

Она выглядела иначе — уверенная, с коварным взглядом, словно повидавшая много крови. Перед Джеймсом стояла хищница — женщина-ловушка, готовая ко всему ради цели.

И как она только смогла связаться с Лорканом? Хотя ясно же, что это Лоркан нашел способ подобраться к «Весперии» через обиженную, доверчивую горничную. Вся эта сеть интриг уже казалась Джеймсу запутанной.

Начиналась игра не на жизнь, а на смерть.

— Здравствуй, Джеймс, давно не виделись, — тон Лоркана балансировал между дружелюбием и снисходительностью.

— Зачем ты приехал в Порт-Рей?

— Я не могу проведать своих любимых фамильяров?

— Зубы мне не заговаривай, — Джеймс упрямо сложил руки на груди. Рита бросала на него хищные взгляды, пылая дикой страстью: то ли хотела укротить в постели, то ли сожрать без остатка.

— Я осознал свою ошибку и желаю вернуть все назад, — продолжил Лоркан.

— Задача невыполнимая, — пожал плечами Джеймс. — Мы уже не те, что прежде…

— И имеете волю сопротивляться, я понимаю. Однако кое-что все-таки могло бы заставить тебя передумать. Присаживайся, виски будешь?

Джеймс подвинул к себе стул и оседлал, положив руки на спинку.

— Слушаю.

Спокойствие Лоркана казалось слишком уж натянутым, как маска, скрывающая дурные намерения. Чем же он располагал, что был так уверен в своей победе? Какие козыри держал в рукаве, что мог без смятения смотреть в глаза Джеймсу?

— Одна маленькая птичка принесла мне, что ты влюблен…

— У маленьких птичек и мозг соответствующий, — Джеймс посмотрел на Риту. Информатор из нее, как из Ричарда кухарка.

С чего бы Рите вообще делать подобные предположения? Неужели симпатия Джеймса к Нине стала настолько явной, что всякий мог заметить в его сердце привязанность?

— И все же среди вас есть кто-то далеко тебе небезразличный, — нисколько не смутился Лоркан, — и я с радостью забуду об этом, но взамен прошу одного — выдать мне Люка.

— Я не ослышался?

— Мне нужен только один из вас. Остальные могут и дальше пробовать наслаждаться обычной жизнью, развлекаться с девкой и делать вид, что не мертвы.

Предложение выдать Люка казалось заманчивым. Он не был близок Джеймсу, и пожертвовать одним ради блага большинства — решение вполне резонное. Джеймс так и поступил бы, не раздумывая, если бы к нему не возвратилось представление о чести. Теперь, испытывая больше чувств и сомнений, он начал задумываться о моральной стороне дела.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Люк — такой же демон, как они, несмотря на то, что при Лоркане был совсем неравен по обязанностям и статусу фаворита. Предать его — значит предать своих, жертв проданной души. Когда-то простым человеческим солдатом Джеймс шел на смерть, сохраняя преданность; он не переметнулся ради личной выгоды или из страха. И сейчас придерживался той же позиции: стоять на своем, прекрасно зная цену предательства. В его сердце горел огонь непоколебимой верности товарищам, оказавшимся вместе с ним в беде.

— Не интересует.

Уверенность в глазах Лоркана вдруг сменилась негодованием, точно воспламенившаяся ярость, наконец, раскрыла свою адскую пасть. Прежде холодное лицо озарилось гневом.

— Я дам тебе время поразмыслить над моим предложением, — сухо произнес Лоркан. — Надеюсь, к следующей встрече твой ответ изменится.

— Похоже, больше ничего «завлекательного» я здесь не услышу.

Джеймс вышел из комнаты, чувствуя, как его спину пронзают два жестоких взгляда, не скрывающих своей ненависти. Он находился под впечатлением от встречи, сердце объяли тревога и желание поскорее поделиться услышанным с друзьями, чтобы не нести в одиночку груз ответственности за их судьбу.

Он спешил, словно бегущий от собственной совести. Джеймс принял решение, и теперь им вместе придется противостоять грядущей опасности.

***

Они заняли скромный столик в небольшом баре, название которого Джеймс даже не удосужился узнать — так мало ему было дела до мелочей. В этом тихом уголке почти не было посетителей, а музыка звучала негромко, позволяя спокойно вести разговор.

— Итак, что вы обсудили? — нетерпеливо перешел к сути Ричард.

— Лоркан соскучился по былым дням.

— Может, это не так уж и плохо? Признай, мы были хороши в убийствах. Почему нам нужно сопротивляться силе?

— Потому что она лишает нас большего…

— Я не верю, что слышу это от тебя — моего друга!..

— Но это еще не все, — отрезал Джеймс. — Лоркан предложил выдать ему Люка взамен на нашу свободу.

Грей хмуро склонил голову. Казалось, он позволил себе задуматься над этой сделкой, но Джеймс хорошо знал его: Грей мечтал избавиться от сущности внутри себя, а не подкармливать ее тьмой в подчинении Лоркану.

Ричард, в свою очередь, прыснул.

— Люка, конечно, сложно будет выманить из дома, но что-нибудь придумаем…

— Я отказал.

— Проклятье, Джимми! — воскликнул Ричард, всплеснув руками. — Я тогда вообще не понимаю, чего ты хочешь?

— Свободу. Но не такой ценой.

— Мы дадим Лоркану отпор, — низким, не терпящим возражений, голосом произнес Грей. Переглянувшись с Джеймсом, они пришли к немому пониманию, и Джеймс ответил благодарным кивком.

— С ума сошли? Посмотрите, кем вы стали! Вас от появления девчонки плавит, с чего бы вы были сильны противостоять дьяволу? — Ричард повернулся к Джеймсу, со всей серьезностью и долей… разочарования говоря следующее: — Я не верю, что когда-то подставлял себя под пули вместе с… я даже не знаю, кем назвать тебя, персонаж…

— Человеком.

— Если тебе не откликается моральная сторона вопроса, то вот, Ричи, другой аргумент: сдадим Люка, и Лоркан поймет, что нами можно легко манипулировать, — вступился Грей. — Снова станем его псами на коротком поводке, только теперь еще и страдая от этого.

— И вот надо оно вам — тягаться с дьяволом?..

Джеймс прекратил слушать Ричарда, когда в заведение вошел знакомый парень в компании друзей. Разглядывая его, вид Джеймса все более наполнялся скрытой угрозой. В памяти оживали воспоминания о дне, когда незнакомец выпустил пулю.

— Куда ты, мать твою, смотришь? — Ричард обернулся назад.

Незнакомец уставился прямо на Джеймса, медленно узнавая его лицо. В глазах неприятеля мелькнуло что-то зловещее.

— Чего застыл, Перси? — насмешливо окликнули его друзья.

Перси, значит. Его появление не сулило ничего хорошего. Вся обстановка наполнилась напряжением, сердце забилось быстрее, а мысли бешено метались в голове.

Враг был близко, и от его поступков зависел исход вечера.

***

Лоркан не привык уступать. Все его существование — это игра силы и власти, где он всегда брал то, что желал, пусть прежде ему в этом и помогали верные фамильяры.

Отныне обстоятельства изменились: его лучший убийца, а теперь и противник — Джеймс — не из тех, кто сдается легко. Все-таки Лоркан выбирал себе достойных.

— Рита, убей девчонку, — произнес он тихо, но с холодной решимостью в голосе. — Покажем им серьезность моих намерений.

Джеймс взял на себя бремя войны, которое ему не по силам. Зародившаяся любовь — его уязвимость, его рана и слабое место в броне. Каждое решение, каждое слово и поступок — все рисковало лишь сыграть Лоркану на руку.

Проклятье! Лоркан был одним из тех, кто тенью вершил людской мир, кто держал в своих руках нити судеб и всячески распоряжался их участью. Но с Люком — этим упрямым и дерзким мальчишкой — он не мог совладать. И эта неспособность одолеть его волю ставила гордость на колени. Лоркан ощущал, как его власть начинает трещать по швам, как его самоуверенность тает под натиском такой непокорности.

— Я прямо сейчас выдвигаюсь в «Весперию», — с готовностью отозвалась Рита.

Девушка, с которой Лоркан заключил сделку, оказалась кровожадной охотницей. Вот что творит разбитое сердце. Став демоном, Рита тут же отправилась убивать невинных людей, чтобы набраться сил. И это у нее получалось отлично: она обладала нюхом ищейки и жестокостью зверя.

Глаза девушки горели жаждой крови и мести. Лоркан обзавелся неожиданно хорошим оружием.

X

Перси, узнав Джеймса, гневно указал на него пальцем:

— Это же ты! Ты украл мой пистолет! — воскликнул он с яростью. Его голос прозвучал так громко и решительно, что все вокруг обратили на парня взор.

— Это правда? — Ричард скорчил гримасу недоумения.

Джеймс, сквозь зубы сдерживая злобу, процедил в ответ:

— Он стрелял в меня.

— Думал, что защищаешь свою шлюху из «Весперии»? Она сама меня хотела, весь вечер глазки строила…

— Еще раз заговоришь о «Весперии», пожалеешь! — угрожающе предупредил хозяин за барной стойкой.

— Лучше спроси, какое отношение к «Весперии» имеют эти парни.

Хозяин достал из-под столешницы старое, но крепкое ружье. Он не хотел разбираться в причинах и обстоятельствах, но его доверие определенно склонялось к парню из местного населения. Когда в Порт-Рее речь заходила о «Весперии», здравомыслие туманилось под пластом суеверий и предрассудков. Хозяин, воодушевившись готовностью защищать свою землю и честь заведения, смотрел на Джеймса, будто вот-вот приступит к жестокой расправе:

— На выход, — дернул он стволом в сторону дверей. — Мне неприятности не нужны.

Подозрения, гнев, страх — все смешалось в атмосфере и готово было взорваться.

— Нам пора, — негромко произнес Грей.

Он желал убежать от страха, но не перед ружьем. Джеймс с тревогой осознавал, что если Грей будет втянут в яростную драку, то ее исход мог оказаться роковым для всех: и друзей, и врагов. Джеймс первым поднялся со своего места, остальные последовали за ним, покидая заведение. Но компания Перси встретила демонов угрожающей стеной. За дверями эта стычка точно не закончится миром.

— Сделаешь хоть шаг, и я твою башку в задницу тебе засуну! — не сдержался Ричард.

И Перси шагнул вперед, принимая вызов. Ричард схватил его за куртку, с силой притянул к себе и точным хуком в голову лишил парня сознания.

В ту же секунду, ствол ружья метнулся в сторону Джеймса и остальных — оружие было готово к выстрелу, и опасность тенью повисла над их головами. Напряженные взгляды обозначали предчувствие неминуемой бури. Грохот сердца в груди напоминал, что цена грядущей схватки слишком высока для всех участников.

— Уходим, — прошептал Грей. Будить сущность внутри него — значит обречь себя на гибель. В тот миг казалось, будто любой шум мог всколыхнуть неконтролируемое зло.

Демоны ломанулись к выходу. Кто-то из друзей Перси бросился вслед, выкрикивая угрозы и проклятия. Лучше бежать, чем вступать в сопротивление. Риск слишком велик.

Впереди у тротуара остановилась знакомая машина, горя фарами. Джеймс даже сначала не поверил глазам, но за рулем в самом деле сидел Люк — неподвижный и спокойный, как статуя.

— Ты вовремя, стихоплет, — бросил Ричард, заваливаясь на заднее сидение.

— Двигайся! — крикнул Джеймс, влетая следом.

Как только все оказались в машине, Люк нажал на газ. Мотор мощно взревел, унося их прочь от преследования.

— Как ты узнал, что мы здесь? — с недоверием спросил Грей.

Люк, глядя прямо перед собой, ответил с не подобающим случаю спокойствием:

— Я не знал. Я просто ехал за Ниной, это случайность.

Однако в душе Джеймса закрались сомнения. Он не поверил ни внезапному появлению Люка, ни фразе о случайности. Что-то точно скрывалось за этой маской невинности.

Но доброе ли?

***

Нина ожидала Люка в назначенном месте. Снег сыпался с темного неба, вокруг царила совершенная тишина, даже ветер укрылся в своих тайных закоулках. Люди после недавних тревожных новостей старались не бродить по улицам в позднее время. Страх держал их по домам, и мало кто осмеливался выйти в морозную ночь.

Но это окрестное затишье становилось все более тревожным, навевая отчетливое предчувствие чего-то зловещего, будто рядом кто-то есть и наблюдает за Ниной, притаившись в темноте.

— Наконец-то я тебя нашла, — раздался женский голос, эхом пронесшийся по пустынной улице. Он прозвучал жутким призрачным холодом и исчез так же внезапно, как и появился.

Нина подняла глаза. На крыше невысокого букинистического домика сидел темный силуэт в неестественной позе хищника, готового прыгнуть на свою жертву. Он был неподвижен, как охотник в засаде, ожидающий момента нападения. И хотя его глаза были скрыты тенью, ощущение угрозы оставалось явственным.

— Что за хрень? — прошептала Нина, не сводя взгляда с этого жуткого образа. Сердце опутала смесь страха и недоумения.

Не успела Нина достать оружие, как появившиеся фары разогнали мрак, и ужас исчез, уступая место надежде. Спасение прибыло ни минутой раньше, ни минутой позже. Возле Нины остановилась машина, и Люк практически приказал:

— Быстрее!

С чего бы ему знать об опасности? Но вопросы казались не к месту: загадочный силуэт опустился перед Ниной, представ в ярком свете. Сердце девушки сжалось, когда она узнала перед собой Риту. Вернее, существо, весьма похожее на нее.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Его трудно было назвать женщиной или вообще человеком; это нечто иное. Глаза существа были дикие и безумные, как у зверя, а кровожадный оскал мало соотносился с чем-либо, присущим людям. Вся фигура излучала плотоядное желание — жажду крови.

Нина в ужасе рванула к открытой двери, толкая Джеймса. Люк вдавил педаль газа, и машина устремилась прочь от чудовища, что походило на воплощение ночных кошмаров.

— Какая славная выходит идиллия, — мрачно проговорил Ричард. — Можем поиграть в города…

— Какого черта?! — вскрикнула Нина, не в силах сдержать эмоций. — Это была Рита?

Ее голос дрожал, а глаза полыхали от пережитого ужаса.

— Не совсем, — ответил Джеймс. — Она заключила с Лорканом сделку, значит, стала демоном.

— Об этом ты не сказал! — возмутился Ричард.

— Миром правят дьяволы, нанимающие себе в помощь фамильяров, чтобы те делали за них грязную работу, которая поможет утвердиться во власти и избавиться от конкурентов. Нас было у Лоркана четверо, а теперь никого, и он воспользовался Ритой и ее ненавистью к нам. Спасибо, Ричард.

— Да пошел ты! Я лично придушу эту суку.

— Удачи, — усмехнулся Люк.

Нина замотала головой, будто это должно было помочь привести мысли в порядок.

— И у каждого из вас есть способности? Не чувствовать боли или хранить какую-то опасную сущность, что бы это ни значило?

— Невидимость, — ответил Ричард, оскорбившись, что его обошли стороной.

— Не такая уж и невидимость, — хмыкнул Грей.

— Так это твои глаза я видела в темноте! — осознание поразило мысли Нины ярким лучом. — Ты следил за мной, извращенец!

— Следить? За тобой? Тени — мой дом, а я просто хожу по своим владениям. При чем тут ты?

Лицо Грея озарилось ироничной усмешкой, что явно свидетельствовала о недоверии к словам Ричарда.

— А что насчет тебя, Люк? Какая способность у тебя?

Все вдруг замолчали, как по воле невидимой силы, и обратили взгляды на Люка. В тишине слышался только шум мотора.

— Да, ты, кстати, об этом не рассказывал, — подозрительно сощурил глаза Ричард.

— Не представлялось случая, мы не очень-то тесные собеседники, — сдержанно отозвался Люк, не сводя глаз с дороги.

— Вот тебе и случай. Признавайся, в чем твой дар?

— Член у меня большой.

— Тоже неплохо.

Нина, разочарованно качая головой, обернулась к ночи за окном. Мысли совершенно не складывались в единую картину происходящего. Девушка что-то определенно упускала из внимания во всей этой истории. С чего бы Рите охотиться за ней? И почему Люк так туманно отвечает на вопросы?

Джеймс, заметив подавленное состояние Нины, взял ее за руку, переплетая пальцы в знак поддержки. Вздрогнув от неожиданности, Нина повернулась к нему и мимолетно поймала взгляд Люка в зеркале заднего вида. В зеленых глазах угадывалась внутренняя борьба, словно Люк сдерживал кипящие эмоции. Нахмуренный, парень вернулся к дороге, сосредоточенно уставившись вперед в невидимом сражении с грузом своих чувств.

***

Свет автомобильных фар мягко скользнул по стенам особняка и исчез, оставляя за собой тьму. Из дома выбежала Агнес, подобно врывающемуся вихрю. Ее лицо исказил страх, а глаза сверкали от отчаяния. Нина никогда не видела тетушку такой взволнованной, и это заставило тревожную ноту зазвучать в сердце.

— Что случилось? — бросился навстречу Агнес Грей.

Нина переглянулась с Джеймсом — немудрено догадаться, что произошло нечто, проникающее в душу холодом.

— Я спускалась из своей комнаты и увидела на пороге…

Речь Агнес оборвалась, страх удерживал ее язык от произнесения жутких слов.

— Что? — нетерпеливо надавил Грей.

— Тело… Эстель… окровавленное и бездыханное…

Новость поразила тишину ночи молнией. В воздухе повисла тяжесть немого шока. Слова о смерти Эстель проникли в душу ледяным лезвием, охватывая сердце паникой. В этот час Нина почувствовала себя одинокой и беззащитной перед лицом судьбы, что так жестоко отняла родственную связь.

Когда все отправились за Агнес, Нина твердо решила, что не желает видеть и запомнить Эстель такой — бледной, безжизненной, истерзанной убийцей.

Разбитая и несчастная, Нина сидела на холодных ступенях перед входом в особняк, погруженная во мрак своей скорби. Глаза застелились слезами. Воспоминания об Эстель — доброй и сострадательной — мучили разум.

Внутри бушевали горе и недоумение: Нина не могла поверить в случившееся. Это сделала Рита? Точнее, то, что от нее осталось? Но зачем? Эстель не совершила никакого зла и всегда была приветлива с горничной…

Рядом с Ниной тихо опустился Люк. Его появление стало неожиданным. Лицо парня оставалось спокойным, а присущая ему красота мгновенно озарила мрак.

— Соболезную.

Если бы Люк позволил сблизиться, Нина не отказала бы себе в этом удовольствии. Но она молча смотрела на парня с сердцем, разорванным тоской. Люк собирался взять Нину за руку, возможно, оказать жест сочувствия, но остановился, будто боясь нарушить границу. Его взгляд замер на девушке. Между ними повисла тишина, наполненная невысказанными словами.

— Ты тоже держишься от меня подальше, потому что опасен или что-то вроде того?

— Нет, — мягко улыбнулся Люк. — Дело не в том. Просто у меня другая роль в этой истории, я не главный романтический герой.

— Это не значит, что ты должен избегать меня.

— Боюсь, именно это и значит.

— Ты говоришь загадками, я совсем не понимаю тебя, — вздохнула Нина, — но при этом ты близок мне, будто мы когда-то были знакомы.

— И насколько сильное это чувство? — оживился Люк.

— Когда ты рядом, оно становится сильнее.

— Это… плохо или хорошо? — парень неловко поджал губы.

— Это странно. Я не могу объяснить, что за связь между нами. Но она есть.

Нина не нашла в себе смелости открыть Люку то, что до их встречи она уже рисовала его образ, словно предугадывая будущее. Думая об этом, девушка осознала, насколько безумно звучало все то, что она говорила.

— Наверное, ты считаешь меня сумасшедшей.

— Нет, — прошептал Люк, — вовсе нет. Ты отлично справляешься. Не каждый бы смирился с правдой о демонах.

Их взоры переплелись, и мир в этот миг будто исчез, оставив лишь чувство взаимного притяжения. Люк подался вперед. Его губы едва коснулись губ Нины, как он тут же отстранился, точно испугавшись собственной слабости. Но даже это малое сближение повергло Нину в дрожь — сердце забилось быстрее, а внизу живота запорхали бабочки. Внутри безумствовала смесь чувств: трепет, тоска, желание, страх.

— Извини… — прошептал Люк с искренним сожалением. — Я не должен был…

Он поднялся и быстро удалился прочь, собираясь снова спрятаться на неопределенный срок. Нина осталась одна на ступенях лестницы со смятенным сердцем и холодом зимней ночи.

XI

Под серым, безжизненным небом раскинулось кладбище, покрытое тонким слоем свежего снега. Ветер мягко шевелил деревья, раскачивая ветви в мрачной тишине. Присутствующие на похоронах стояли молча, издавая глубокие вздохи. Серое небо нависло над ними тяжелым покрывалом траура, и казалось, что солнце забыло о своем праве светить.

В этот день Нина пришла проводить Эстель в последний путь. Тоска все еще сжимала сердце девушки, но голос рассудка призывал к смирению.

По возвращении домой Агнес перехватила Нину под руку.

— Есть к тебе разговор, — начала тетушка, прикладывая к губам сигарету. — Однажды ты задала вопрос, почему мы не уехали из «Весперии», и если быть откровенной, то дело не в глубоком уважении к корням. Дом проклят.

— Проклят? — Нина приготовилась к новой невероятной тайне, которую ей предстояло просто стерпеть.

— Возможно, ты слышала от местных, что «Весперия» — обитель дьявола. И… это, скорее, правда, чем нет. Еще задолго до построения особняка, здесь находилось убежище культа, поклоняющегося дьяволу. Члены культа так стремились встретиться со своим господином, что смогли вскрыть брешь между мирами, из которой появляются такие, как хозяин знакомых нам демонов. Бреши требовался смотритель, иначе говоря, проводник для гостей из преисподней, и эта честь выпала клану Серрано. Обязательство связало наш род с этим местом, и теперь старший ребенок каждого следующего поколения прикован к дому без возможности покинуть город.

— Ты понимаешь, как это звучит, Агнес? — возмутилась Нина, не дав себе ни секунды на осмысление услышанного; история тетушки была еще невероятнее, чем исповедь Джеймса. — Брешь между мирами? Извини,

мирами

? Сколько их?

— Я не знаю, — покачала головой Агнес. — Хорошая новость заключается в том, что конкретно эта брешь давно утратила силу, здесь больше нет прохода как такового. Но проклятие лежит нерушимой печатью на нашей семье.

Во всей этой неразберихе с демонами, убийствами, охотой на Нину не хватало только семейного проклятия. Превосходно!

— Допустим, все так, — тяжелым вздохом Нина выразила смирение, — но это означает, что ты не была подвержена проклятию. Старшая из вас Эстель.

Агнес поникла. То ли Нина вновь всколыхнула в ней скорбное чувство, то ли что-то другое, более глубокое и личное. В этот момент упрямая и решительная Агнес сбросила с себя необходимость оставаться сильной и показала уязвимую сторону.

— Я находилась с сестрой из чувства вины, — спустя минуту молчания призналась тетушка. — Не могла бросить ее в одиночестве.

Агнес, без сомнения, можно было лишь восхищаться. Она смогла бы найти себя далеко от этого проклятого места и построить другую, свободную жизнь. Но сердце ее было благороднее: она выбрала разделить незавидную участь сестры.

— И если Эстель мертва, то теперь…

— Проклятие перешло к тебе.

Нина опустила голову. Все более бредовые секреты накатывали на нее снежным комом. Она устала удивляться. Даже страшно подумать, что еще могло вскрыться в будущем — какие ужасы и откровения ждут ее за горизонтом неизвестности.

— Я не прошу тебя принять это сразу, но ты должна была знать.

***

— Зачем Рите нужно было убивать Эстель? — недоумевал Грей.

— Я постоянно задаюсь этим вопросом, — мрачно ответила Нина.

Джеймс, Грей, Нина и Ричард сидели в гостиной узниками горя. В помещении царила гнетущая атмосфера, и каждое произнесенное слово казалось тяжелым и непосильным. Изредка прерываемое молчание было более громким, чем крик — оно висело в воздухе невидимым грузом. Призрачный свет из окон проникал в комнату тонкими лучами, лишь усиливая ощущение безысходности.

— Это все замысел Лоркана, — негромко проговорил Джеймс. — Так он предупреждает нас о последствиях.

— Значит, он не остановится, пока не добьется своего, — подытожил Грей.

— В таком случае у него осталось всего две возможности, чтобы предупредить нас снова, — будничным тоном заметил Ричард, не находя в своих словах ничего скверного.

— Ни мозгов, ни сердца, — бросила ему исподлобья Нина.

— А на кой черт оно мне?

— Эстель и Агнес приняли тебя в свой дом, а ты говоришь о них, как о расходном материале!

— Люди и есть для меня расходный материал, Серрано. Поверь, я не заплачу, когда Лоркан доберется до тебя.

Ричард поднялся с кресла и направился прочь, не желая больше обсуждать свою персону. Но Нина бросилась следом, испытывая негодование к этому надменному парню, преисполненному иллюзией вседозволенности.

— А ну, стой! — Нина поднималась по лестнице за Ричардом.

— Чего тебе, Серрано, — отозвался тот, не сбавляя шага.

— Считаешь, что если ты демон, то имеешь какое-то превосходство? Но превосходство никогда не заключалось в отсутствии души! Все совсем наоборот! — кричала ему девушка вслед, догоняя по коридору. — Ты ничтожен, сам знаешь о своей ничтожности, и это жрет тебя изнутри!..

Ричард резко остановился, словно кто-то ударил его по голове.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я могу заставить тебя пожалеть о своих словах, — с ядом прошипел он.

— Пошел на хрен!

Дрогнув под влиянием гнева, Ричард вдруг закинул Нину себе на плечо, будто она ничего не весила, и понес ее, не обращая внимания на протесты.

— Отпусти! — сопротивляясь, девушка била его в спину, но Ричард продолжал идти, точно не чувствуя ударов.

Только после того, как парень вошел в свою комнату, он поставил Нину на ноги.

— Ну-ка повтори, что сказала, — с нажимом потребовал он.

Но Нине хотелось лишь одного — разбить его мнимую власть.

— Иди в задницу, придурок! — бросила она в лицо Ричарду, нисколько не поколебавшись.

Ричард в мгновение вытащил из-за пояса пистолет и наставил ствол на девушку, как на жестокую угрозу. От такого жеста Нина растеряла все слова.

— На колени, — приказал Ричард.

Нина судорожно переводила глаза с его лица на пистолет, надеясь, что все это какая-то шутка или дешевый блеф.

— На колени, сказал! — пистолет нетерпеливо дрогнул в руке демона.

Как бы унизительно это ни воспринималось, девушка послушно опустилась перед Ричардом. Вряд ли в ее положении было что-то выгоднее повиновения.

— Так-то лучше. А теперь слушай внимательно: не тебе судить о моей ничтожности. Ты ничего из себя не представляешь, Серрано. Напомнить тебе, что ты приперлась сюда не для того, чтобы проведать родню? Едва ли ты о ней вспоминала. Ты притащилась от безысходности, как побитая бездомная собака.

Его слова били точно в цель, заставляя увериться в собственном убожестве. Само наличие семьи не роднило Нину с тетушками, она обратилась за помощью, только когда не смогла и дальше вывозить непростую жизнь на своих плечах.

— Все так, — признавая это, Нина совсем забыла, что находилась под дулом пистолета. Он не пугал ее так, как услышанная правда.

Ричард усмехнулся в ответ, мол, иначе и быть не могло.

— Ты очаровательна, когда послушна.

Он поднес пистолет к лицу девушки и провел им по ее губам.

— Открой рот.

— Что?

— Что слышала.

Все еще находясь в уязвленной позиции, Нина подчинилась. Ричард просунул ствол между ее губ, заставив затаить дыхание в предчувствии худшего.

— Давно пора было тебя заткнуть.

И хотя в тот момент все в голове Нины помутилось от страха, она заметила, что брюки Ричарда совершенно не скрывали того, как доминирование возбуждало его. Кровь зашумела в ушах. Ричард хотел Нину, она нужна была ему прямо сейчас, и осознание этого сделало девушку удивительно податливой.

Ведь это так неправильно — хотеть быть угодной Ричарду, когда он угрожал пистолетом.

Ричард отвел оружие от лица Нины и провел большим пальцем по ее губе. Девушка не оказывала сопротивления под туманившим голову желанием. Ричард — жестокий, беспринципный говнюк думал сейчас только о ней и вот-вот сдастся перед ее покорностью. Он расстегнул молнию и, едва спустив штаны, обнажил член. Нина ощутила внизу живота предательскую тянущую сладость.

Губ девушки коснулась гладкая плоть.

— Смотри на меня.

Горячая головка скользнула в ее рот. Ричард начал беспощадно толкаться в горло, несмотря на протестующие стоны, умоляющие вдохнуть воздуха.

— Как приятно, когда та, кто вечно дерзит мне, стоит на коленях с моим членом во рту.

И Нина позволяла ему делать это с ней, понимая, что так нельзя. Что это нарушало всякие границы и не должно было ее возбуждать.

Но тем не менее ей нравилось видеть, как Ричард теряет из-за нее самообладание.

Прекратив мучить ее рот, Ричард вынул член и кивнул на кровать. Когда Нина легла, он отодвинул пистолетом край ее белья и провел стволом по влажной промежности.

— Что тебя больше заводит: страх или подчинение?

Нина не могла ответить на этот вопрос. Она и сама не отдавала себе отчета в том, почему хотела, чтобы Ричард заставил ее кричать от удовольствия.

— Подчинение, — бросила она первое, что, как ей показалось, ближе к истине.

Ричард отложил пистолет в сторону. Он стянул с девушки джины и взялся за ее белье. Ткань, не выдержав напора нетерпеливости, с треском порвалась. Ричард безжалостно впился пальцами в бедра Нины и вошел грубыми толчками, набирая темп.

Он кусал шею Нины, оставляя темные пятна на коже, и каждая новая болезненная ссадина все более распаляла воображение. Нина и не заметила, как сама начала двигаться навстречу, подчиняясь жестокой ласке. Из ее груди вырвался стон, но не от страха, а от удовольствия.

— Еще… я хочу услышать еще, как тебе нравится находиться подо мной, — прохрипел Ричард, сбивчиво дыша.

Он задрал ее майку и обхватил губами сосок раскачивающей упругой груди. Нина больше не сдерживала умоляющих всхлипов заполнить ее. От этого Ричард завелся еще сильнее. Его всегда идеально причесанные волосы были растрепаны, добавляя виду дикости, и Нина ощутила острую необходимость поцеловать Ричарда. Их языки быстро нашли друг друга, но парень вдруг стремительно отстранился как ужаленный.

— Я не разрешал меня целовать, — он схватил Нину за горло, не прекращая совершать мощные толчки.

Затем перевернул девушку на живот и заставил ее встать на четвереньки с опорой в локтях.

— Смотри на нас, — Ричард приказал поднять глаза к настенному зеркалу. — Смотри, что я делаю с тобой, и запомни, где ты, а где я.

Отражение их соединенных тел доводило до исступления. Нина видела, как Ричард, даже не раздевшись, яростно вбивался в нее. Как с его губ срывались стоны. Как он пользовался ей, уверенно брал что хотел.

В отражении Нина смотрела, как Ричард запрокинул голову, кончая. И это была самая прекрасная картина: тот, кто всячески выказывал свое презрение, сдался ради минуты наслаждения и теперь упивался экстазом.

Нина обессиленно упала и свернулась клубком на постели, стыдясь того, что получила удовольствие от проявленной к ней жестокости.

— Ричи, — прошептала она, когда дыхание более-менее замедлилось до нормального, — а почему…

— Молчи, — пытаясь отдышаться, отрезал он. — Не порти все своим любопытством.

Она так и не поняла, что именно он просил не портить? Должно быть, эйфорию от своего превосходства и ощущения власти.

XII

Нина сидела на заднем дворе особняка, где некогда располагался прекрасный цветущий парк. Теперь же все было покрыто зимним белоснежным саваном. Голые деревья, словно уродливые кости, изгибались ветвями в мрачной искаженной грациозности, создавая зловещие силуэты.

Нина держала револьвер — символ, скорее, отчаянья, нежели борьбы. С оружием в руках девушка пыталась осмыслить все происходящее: Эстель мертва, где-то рядом бродит убийца, а сама Нина оказалась пленницей проклятого дома, связанной с ним невидимыми узами без возможности сбежать.

За спиной раздался тихий шаг, прервав круговерть мыслей.

— Привет, — произнес Джеймс как-то неловко и неуверенно. — Как ты?

Нина вздохнула и ответила с тихой грустью:

— Держусь.

Джеймс замолчал на несколько секунд, а затем продолжил:

— Я так и не выразил свои соболезнования. Знаешь, Эстель очень помогла мне. Это она подсказала искать ответы в книгах, когда я был подавлен и совершенно не знал, как жить в мире людей. Как возвратиться к себе настоящему.

Нина печально усмехнулась, взглянув на Джеймса сквозь накатившие слезы:

— Так похоже на Эстель… Она была мудра и заботлива. Жаль, что я не успела узнать ее лучше.

Девушка ощущала в сердце досаду и горечь от того, что не прониклась любовью к семье раньше. Она не знала, что все это время была не одна, что могла обратиться за помощью и найти в родных опору.

— Тебе нужно уехать из города. Здесь небезопасно, на тебя охотится Лоркан.

— Теперь я никуда отсюда не денусь. На доме проклятие.

— Не совсем понимаю о чем ты, но, звучит как внеплановые трудности.

И Нина изложила Джеймсу слова Агнес о том, что из проклятого города не уйти. Видя в лице Джеймса недоумение, девушка старалась добавить к рассказу убедительных деталей настолько, насколько сама была осведомлена. Похоже, демон очень удивился услышанному.

— В таком случае тебе придется пообещать мне быть осторожнее, — подытожил Джеймс.

Нина кивнула, глядя в его полные заботы глаза. Она не смогла сдержать себя и провела пальцами по распущенным волосам Джеймса, подчиняясь ощутимому притяжению. Он смотрел на девушку с затаенным дыханием, будто предвкушая каких-то слов или действий. В его взгляде читалась надежда. Он ждал чего-то особенного, и Нина с радостью бы сказала ему о желании обнять или сблизиться, если бы не границы, которые Джеймс сам расставил между ними.

— Тебе пора, — тихо произнесла Нина, отстраняясь. Однако в ее голосе ясно звучало нежелание отпускать.

Джеймс задержался на мгновение, сомневаясь. И все же ушел, оставив Нину одну на холодном дворе с тяжестью утраты и невысказанных слов.

Девушка вновь опустила глаза не револьвер. Зачем ей оружие, если оно не смогло спасти Эстель? Если не было способно остановить Риту тогда, на перекрестке, или вовсе изменить ход событий?

Внезапно послышался хруст снега под чьими-то ногами. Звук прервал тишину и заставил Нину вздрогнуть. Взгляд девушки мгновенно обратился вперед и столкнулся с Ритой — существом, обманчиво напоминающим женщину. Внутри этого чудовища скрывалась ужасающая природа, не знавшая пощады. На Нину уставились холодные и бездушные глаза.

Нина подскочила на ноги, крепче сжимая в руке револьвер. Еще несколько минут назад она чувствовала себя в безопасности рядом с Джеймсом, а теперь стояла одна лицом к лицу со смертью. И этот факт внушал ей еще больший ужас, ведь тот, кто готов был защищать Нину, даже не знал, что опасность застала девушку врасплох.

— Ты ждала меня? — недобро улыбнулась Рита. — Было бы наивно полагать, что я не вернусь.

И даже в момент ужаса Нина в первую очередь задала именно тот вопрос, что мучил ее долгое время:

— Зачем ты убила Эстель? Она всегда была к тебе добра!

— В тот вечер мне нужна была ты. Я отправилась в «Весперию», рассчитывая найти тебя там. Но встретила Эстель. Она воняла тобой. Неудивительно, конечно, но именно это сбило меня с толку. Пришлось избавиться от нее, чтобы не уйти со следа. Так я поймала именно твой запах. Вот только этот засранец Люк все испортил. Я не рискнула тягаться против парней.

Нина без раздумий вскинула перед собой револьвер и возвела курок, как учил Грей.

— И что теперь? Выстрелишь в меня? — захохотала демоница-ищейка. — О, сомневаюсь. Обещаю, что разделаюсь с тобой быстро. Никто даже не заметит, что ты исчезла, ведь твое существование такое бледное и бессмысленное. Ты не нужна даже самой себе.

Рита говорила правду. И все же, услышав эти слова из ее гадких уст, Нина поддалась гневу. Вся душа протестовала мерзкой истине.

— Кажется, я попала в яблочко, — усмехнулась Рита, и ее губы вновь искривились в зловещей улыбке. — Настолько пустая, что ищешь эмоции в других. Как хорошо, что я отныне лишена такой слабости. Оглядываясь назад, люди кажутся мне жалкими существами… — голос демоницы выражал презрение ко всему живому.

Рита упивалась своей силой, словно была богиней, владеющей судьбами смертных. Револьвер в руках Нины дрогнул. Ее воля колебалась на грани.

— Ты не сможешь… — напомнила Рита.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Но Нина устала чувствовать себя жалкой и бессильной. Гнев внутри боролся с горечью утраты. Девушка взглянула на оружие и нажала на курок, доказывая Рите обратное.

Грохот выстрела разнесся по округе эхом. Нина закрыла глаза, чтобы не видеть ужасной картины смерти. А когда вновь распахнула их, перед ней лежало тело Риты: демоница зажимала рану в груди, медленно умирая. Ее бледные пальцы дрожали, а по рукам струилась алыми лентами кровь. Звуки хлюпающих дыханий и судорожных попыток говорить смешались в ужасную симфонию смерти, и вскоре глаза Риты закрылись навсегда.

Руки Нины ослабли и выпустили револьвер из дрожащих пальцев. Девушка в ужасе смотрела на тело, осознавая, что кем бы ни было существо перед ней, она все же убила того, кто походил на человека. И эта мысль вызвала нервную дрожь, охватившую все существо.

На звук выстрела поспешили Грей и Джеймс. Их глаза удивленно расширились, глядя на развернувшуюся картину убийства.

— Какого черта? — выдохнул Грей, не скрывая своего шока. Он не жалел Риту, но видеть ее тело в крови было неожиданно.

Нина стояла неподвижно, как окаменевшая. Девушка не могла вымолвить ни слова. Ее трясло то ли от страха, то ли от того факта, что она подчинилась эмоциям. Нина чувствовала себя чудовищем, способным на убийство. До этого момента девушке казалось, что ее душа пуста, а сердце давно очерствело от одиночества и боли, однако теперь она поняла, что это не так.

Она была человеком. И совершенный ей поступок совсем нечеловеческий. Внутри оглушительно звучал голос отчаяния.

— Все хорошо, — Джеймс ободряюще взял Нину за плечи. — На ее месте могла лежать ты, слышишь?

Но слова мало успокаивали Нину. Слишком велико потрясение.

— Надо избавиться от тела, — Джеймс обернулся к Грею.

— Есть идея.

Подняв Риту на плечо, Грей отправился вглубь леса, что простирался за владениями особняка. Нина плелась тенью следом, стараясь убедить себя в необходимости совершенного. Она должна была защититься и отомстить за Эстель. «Рита получила свое», — то ли утешала, то ли искала себе оправдания Нина.

Тем временем темный лес начал редеть. Деревья расступались, и впереди показался свет. Издалека послышался непрерывный шум воды. Грей вышел к краю высокой скалы, нависающей над пропастью.

Перед ними раскинулось буйное море, неумолимо омывающее основание скалы. Вода пенилась с жаждой поглотить все живое. Взгляд Грея остановился на волнах, и в следующую секунду он сбросил тело Риты вниз. Море тут же приняло его в объятия. Жадное и неумолимое, оно поглотило свою жертву, оставляя после себя лишь шум волн и бескрайнюю тьму глубин.

***

Рита не вернулась. Находясь в тишине своей обители, Лоркан сжимал кулаки и глядел в пустоту. Он был уверен, что новоиспеченная демоница не справилась перед угрозой в лице его лучших и, к сожалению, бывших фамильяров. Сколько бы теперь Лоркан ни злился, ничто не могло изменить того факта, что Рита погибла.

Ненависть и дар ищейки не помогли ей — девушке не хватало ума. И что теперь? Что оставалось делать дьяволу, который потерял все?

Лоркан не должен был проиграть. Его гордость требовала другого исхода. Отныне борьба перешла на новый уровень и стала делом принципа. Лоркан не отступит, пока не достигнет желаемого.

Он не смог добиться ни расположения Люка в свое время, ни покорности фамильяров теперь, а значит, пора прибегнуть к решительным мерам, чтобы прекратить этот парад унижений и заставить себя уважать так, как этого достоин дьявол.

— Значит, война, — прошептал Лоркан.

XIII

В тот день, когда Грей мчался на машине по городским улицам, сердце его было в целом спокойным и даже немного радостным, хотя причин для веселья особо не находилось. Солнце ясно светило на небесах, и золотые лучи играли на снежных покровах алмазным мерцанием. Музыка из радиоприемника задавала настроение и позволяла забыть о тревогах.

Но стоило Грею свернуть на другую улицу — и перед его глазами разверзлась сцена, которая и в ночном кошмаре не привидится. На дороге лежали тела мертвых людей, а вокруг них собрались живые, охваченные смертельным ужасом. Глаза очевидцев были полны отчаяния, а губы что-то шептали в безнадежной панике.

Грей остановился. Он весь похолодел от страха и не мог поверить своим глазам. Кровь на снегу, страдания, смерть повсюду… Мир словно перевернулся.

Лоркан. Вот кто стал этому виной.

— Нет больше смысла прятаться за стенами, пора выйти и дать ему отпор, — заявил Джеймс, как только вместе с Ричардом узнал о случившемся; но ответом ему стала повисшая в комнате тишина. — Грей? — Джеймс обернулся к нему в поисках поддержки.

В глубине души Грей водрузил на себя бремя раскаяния. Он знал, что причастен ко множеству смертей, ведь это они — демоны «Весперии» спровоцировали Лоркана, и теперь вспышка дьявольского гнева обрушилась на невинных людей, кровь которых окрашивала снег в алый.

— Столько людей погибло из-за нас! — голос Грея дрожал от боли и ярости. Его слова прорезали тишину, словно взмах клинка. — Никогда не забуду эту картину… она всегда будет напоминать мне о том, какие мы чудовища.

Ненависть к себе переполняла сердце. Взгляд Грея отображал отчаяние и безысходность.

— Это не наша вина… — тихо и утомленно ответил Джеймс.

Грей повернулся к нему, прервав слова резким криком:

— Заткнись! — он прекрасно понимал, что это неправда. Гнев захлестнул разум, и под его влиянием Грей начал забывать, что близок к худшей из ипостасей. Он терял контроль над собой, позволяя темной сущности захлестнуть ум и сердце.

— Остынь, — попытался сгладить углы Джеймс. — Плеснуть тебе настойки? Я знаю все заначки Несс…

— Не смей говорить, что мне делать! — взревел Грей. — Люди мертвы, их уже не вернешь, а мы — гады — живы! И я не привык запивать чувства алкоголем, в отличие от некоторых! Ты получил вторую жизнь, чтобы сдохнуть от панкреатита!..

— Да сдайте вы уже Люка — и дело с концом! — вмешался Ричард, больше не в силах выносить перепалку.

— Я никогда не думал, что ты настолько скользкий мудак! — набросился на него Джеймс. — Ты и меня сдашь, если это будет выгодно?

Обстановка становилась все более напряженной, как натянутая до предела струна. Взор Грея затмила алая пелена, заслонив ясность рассудка. Пока Ричард и Джеймс яростно ругались, Грей, поглощенный темной силой, впитывал их гнев, наполняясь им до краев.

Мысли исчезли, уступив место первобытным чувствам, и Грей отдался им без остатка. Он не знал, куда шел и что делал. Его движения были чужими, управляемыми незримым существом.

Безумие и гнев слились в единое целое. Грей не мог отличить свое «я» от той силы, что руководила им.

***

Нина возвращалась из прачечной, неся в руках корзину с бельем. С первого этажа доносилась ругань гневных голосов, но девушка всего лишь вздохнула: парни были на взводе из-за появления Лоркана, их ссоры стали обыденностью.

Войдя в свою комнату, Нина отбросила корзину на пол и потянулась, чтобы закрыть дверь, но чья-то жуткая рука, испещренная фиолетовыми венами, внезапно помешала ей. Девушка застыла в ужасе, не в силах шевельнуться или закричать. Ее взгляд встретился с бездушными, черными глазами, наполненными злобой.

Повинуясь какому-то внутреннему голосу, Нина с трудом смогла сделать шаг назад. В комнату вошел Грей или кто-то, отдаленно напоминавший его. Но это был не он. Перед девушкой предстало чудовище: глаза — две бездонные пропасти, чернота затянула склеры; лицо, руки, шею — все покрыла сеть вздувавшихся вен. Под глазами проступала темная сеточка сосудов, придавая лицу ужасающий вид. Грей глядел на Нину без зачатка здравой мысли, как зверь, движимый первобытным инстинктом. В его пустом взгляде не было ни жалости, ни сострадания — только безумие.

Грей заставил девушку пятиться спиной, неумолимо заводя свою жертву в тупик.

— Грей? — прошептала Нина с надеждой призвать его человеческую часть. Но он не слышал.

Вот о какой сущности шла речь. Грей не контролировал себя. Нина наткнулась спиной на стол, и сердце забилось еще сильнее — отступать больше некуда.

— Грей! — девушка попыталась воззвать к его рассудку, но тщетно.

В следующую секунду Грей развернул Нину к столу и нагнул вперед, с силой вжимая лицом в столешницу. Порыв был столь резок, что девушка не успела испугаться и оценить ситуацию. Грей спустил с нее шорты и нетерпеливо порвал белье, а когда кончик его члена прижался к промежности, Нина ощутила только одно — желание. Необъяснимое, противоестественное желание. И изнывая от этого, Нина ждала, когда Грей погрузится в нее. Вскоре его эрегированный член нашел ее влагалище и вонзился, заполняя так ощутимо, как никогда прежде.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Боже…

Это жестоко, недопустимо жестоко. Но именно такая опасная страсть вызывала самые яркие эмоции и заставляла чувствовать присутствие жизни. Нина закусила губу, прерывисто дыша.

Крепко удерживая бедра, Грей начал беспощадно вдалбливаться в нее так сильно, что с каждым толчком девушка ударялась о стол. Хриплые стоны мужчины низким рычащим звуком выражали желание врываться в ее тело, не сдерживаясь. Девушка стонала и задыхалась в ответ.

На краю зрения Нина вдруг заметила присутствие еще одного лица. В углу, где сгустились плотные тени, проявлялись очертания Ричарда. Золотые глаза наблюдали с интересом, и в них однозначно мелькнула искра желания. Неспешными движениями Ричард начал тереть свой член через брюки. Пусть смотрит, извращенец. Пусть трогает себя, лишь мечтая оказаться на месте Грея, ведь до его дикой страсти Ричарду еще далеко.

Стоны Нины совмещали крики боли и всхлипы, требующие не останавливаться. Грей яростно растягивал ее до предела, и эта ярость, которая должна была пугать, лишь приближала девушку к финалу. Нина отключилась от мира, чувствуя только желание кончить под жестокостью этого монстра…

Монстр. Ее выворачивал наизнанку не владеющий собой монстр под влиянием неудержимой похоти. Просто взял то, что посчитал своим, будто Нина была безвольной игрушкой, с которой можно забавляться по первой прихоти. И ей нравилось быть игрушкой для мужчин, как бы жутко это ни звучало. Даже если ее используют и бросят.

И чем жестче игра, тем больше искр высекала в холодной душе.

Напористость Грея заставляла раскачиваться ему навстречу. Нина вцепилась в стол так сильно, как Грей держал ее саму. Комнату заполнили стоны и шлепки ударявшихся тел. Удовольствие от этого дикого совокупления росло вместе с болью, и ускоренный темп довел девушку до кульминации. В глазах помутилось.

Врезавшись последним толчком, Грей излился в нее. Нина изможденно опустилась на пол, не пытаясь осознать, что вообще произошло.

***

— Я хотел убедиться, что он не разнесет дом, а тут такое…

Как только таившийся зверь (или какая-то ожившая часть рассудка), заставил Грея бежать прочь, Ричард вышел из мрака и навис над изможденной девушкой.

— Знаешь, обычно он разрывает людей в клочья, не отличая друзей от врагов, но от тебя явно захотел другого. Это ли не удача?

Нина стояла на коленях, тяжело дыша. Из ее груди вырвался мучительный вздох. Ричард взял девушку за талию — мягко, но решительно — и поставил на ноги. Его лицо приблизилось к ее уху, и губы парня бесстрастно прошептали:

— Я тоже дико тебя хочу, Серрано. Но это чудовище отымело твою щель прямо у меня на глазах, и теперь я брезгую.

Он поднял девушку на руки, словно она была безвольной вещью, и понес в ванную комнату. Пока Ричард наполнял ванну, Нина сидела на туалетном столике, опустив голову. Внутри нее разверзся хаос: девушка пыталась осознать случившееся. В немом ужасе она понимала, что ей нравилось то обращение, которое проявил к ней Грей. Сердце Нины забилось быстро и тревожно.

Где ее чувство собственного достоинства? Где та личность, которую никто не посмел бы и пальцем тронуть без разрешения? Ответов не нашлось. Нина ощущала лишь пустоту человека, потерявшего себя в объятиях чужой власти. И все это казалось одновременно ужасным и притягательным, как сладкий яд, медленно проникающий в кровь.

На глаза выступили слезы.

— Ты чего? — Ричард заметно смутился и не знал, как вести себя рядом с огорченной девушкой. Очевидно, утешения ему чужды.

Нина всего лишь игрушка. И ей нравится быть игрушкой. Это ужасно, неправильно, но она пуста и бессильна против этой пустоты…

— Я ничтожество, — прошептала она сквозь душащие слезы.

— Я… — Ричард растерянно запнулся. — Я так не считаю.

Нина удивленно вскинула на него глаза. Это точно сказал Ричард, который обычно общался с ней на языке унижений?

— В тебе есть какие-то зачатки разума и стержень, иначе ты была бы уже мертва. Я уважаю то, что ты нашла в себе смелость убить. Вроде бы людям это дается нелегко.

— Ты просто рад, что я избавила тебя от навязчивой пассии, — усмехнулась Нина.

На лице Ричарда проскользнула улыбка. Искренняя, без притворства или оттенка яда.

Освободившись от одежды, они вместе перешагнули через край ванны. Теплая вода мягко окутала измученно тело Нины, даря расслабление. Девушка села к Ричарду спиной, оказавшись между его ног.

— Почему ты не разрешаешь себя целовать?

Ричард обнял Нину под грудью, прижимая к себе. Девушка ощутила сзади его твердеющий член.

— Это привязывает. А я не хочу переживать из-за тех, кто мне дорог. Хватает и одного дебила.

— Вы с Джеймсом давно дружите?

— По ощущениям — всю жизнь. Он стал моим первым товарищем после того, как я обратился в демона. Мы всегда прикрывали друг друга и работали в тандеме.

Рука Ричарда заскользила по груди Нины, а вторая опустилась на внутреннюю сторону ее бедра и начала подниматься выше, заставив предвкушено затаить дыхание. Нина податливо развела ноги шире.

— Похоже, вы очень близки.

— Он мне как семья. Которой я лишен.

— Прошу, расскажи, — Нина невинно обводила пальцем контур татуировки Ричарда на предплечье.

Ричард вздохнул. Похоже, тема семьи была слишком животрепещущей для него.

— Мы с отцом держали семейный бизнес. Торговля оружием. Дела шли неплохо, местная мафия взяла нас под свою опеку, охраняя от злопыхателей. Но однажды в клане перехватили руководство совсем другие люди, и эта перемена принесла нам смерть.

Во главе оказался человек, который очень давно причинил горе нашей семье и остался безнаказанным. Он надругался над моей матерью и в порыве безумия задушил собственными руками. Я был еще подростком, когда это произошло. Разумеется, мы не могли вести бизнес со своим врагом. А он не смог смириться с нашим упрямством и поджег лавку. Отец погиб в огне.

Мой старший брат Дэни собрал отряд верных людей, чтобы отомстить. Но, увы, не рассчитал сил. Мы проиграли: кровь лилась рекой, а наши ребята падали один за другим. И я видел это — как их глаза гасли навсегда. Мое сердце рвалось на части. В тот момент я мечтал лишь о том, чтобы исчезнуть: стать невидимым, не знать страданий и боли. Не знать ни перестрелки, ни смерти брата, ни утраты.

Когда я заключил с Лорканом сделку, во мне еще пылало пламя мести. Я должен был завершить дело Дэни и уничтожить вражеский клан. Джеймс помог мне, он стал для меня неожиданной опорой. Так и завязалась наша дружба.

— Теперь я понимаю, почему ты боишься потерять его.

— Я вообще не хочу бояться. Не хочу испытывать страх, боль, скорбь. Но чем дольше я нахожусь среди людей, отрезанный от силы Лоркана, тем ярче чувствую возвращение своих уязвимых сторон.

— Поэтому предпочитаешь жестокость?

Нина опустила голову Ричарду на плечо. Вместо ответа он начал под водой ласкать ее клитор, обводя кругами. Его движения будоражили каждую клеточку тела, пробуждая стоны. Ричард был так нетороплив и осторожен, будто хотел показать, что не весь состоит из безжалостности.

Нина поцеловала его в шею и, не заметив сопротивления, сделала это снова. В тот момент легко можно было решить, что парень перестал дышать. Он начал поглаживать сильнее, надавливая, а потом глубоко ввел в девушку палец и начал медленно толкаться им, имитируя движения члена.

— Только не останавливайся, — жалобно взмолилась Нина, на что Ричард довольно усмехнулся.

Он продолжал дразнить ее пальцами, а она двигалась навстречу его руке, сгорая от желания, чтобы Ричард оказался внутри на всю длину члена. Нина представила, как он будет двигаться в ней, стремясь кончить, и эта мысль приблизила волну оргазма, что пронзила тело, заставив все нервы напрячься до предела.

Закончив принимать ванну, Ричард донес Нину на руках до постели, и уже там он позволил себе обрушиться на девушку. Он кусал ее шею, жадно облизывал грудь, а затем остановился напротив лица, будто хотел поцеловать, но установленный запрет встал невидимой преградой.

— Ричи, — Нина погладила его по скуле.

— Что? — прошептал он, тяжело дыша от нетерпения.

— Ты считаешь меня своей игрушкой?

— Серрано, — Ричард заглянул ей в глаза со всей серьезностью. — От таких сравнений у меня встает.

Он погрузился в нее, отрезав разговоры. И Нина целиком отдалась наслаждению просто быть желанной.

***

Грей курил на крыльце. Когда Нина вышла из дома, он уже пришел в себе и принял человеческий облик — лицо стало обычным, спокойным, а глаза ясными, словно в них никогда не было и тени безумия.

В воздухе повисло тяжелое молчание. Нина не могла подобрать слов — все случившееся между ней и Греем казалось неловким и чуждым рассудку. Она испытывала и страх, и смущение, и недоумение.

Грей тоже молчал. Его взгляд был устремлен вдаль, в ночную тьму. Возникшая тишина ознаменовала всю сложность ситуации, где слова излишни.

И все-таки, Грей решился заговорить первым.

— Теперь ты понимаешь, почему я не могу быть связан отношениями. Я опасен. Я сделаю больно и даже толком не узнаю об этом.

— Тьма внутри тебя как-то связана с причиной твоей смерти?

Ответ на вопрос Нины мог пролить свет на возникновение этой неконтролируемой сущности. Девушка начала замечать взаимосвязь между обстоятельствами гибели и способностями демонов.

—Я был хирургом, — заговорил Грей, — мне довелось латать людей на войне, а в послевоенные годы я работал в больнице, где судьба свела меня с медсестрой — женщиной очень красивой, будто вышедшей из кино. Мы сразу нашли общий язык и сблизились. Я даже успел сделать ей предложение.

Как-то раз мы возвращались поздно вечером из театра, когда на нас напал грабитель. Можно было просто отдать ему кошельки и уйти живыми, но моя бойкая и смелая невеста не могла смириться с несправедливостью. Она начала сопротивляться, провоцируя грабителя на гнев. Он выстрелил. Пуля прошила воздух и смертельно ранила девушку. Ее смерть стала для меня бременем. Я долго не мог смириться с утратой. Скорбь душила меня, неотступно следуя за каждым шагом.

Однажды ко мне на операционный стол привезли раненого. Он получил пулю во время уличных разборок, и полиция доставила его прямо к нам. Я мгновенно узнал этого человека — на столе лежал подонок, который убил мою невесту. Я должен был спасти его вопреки желанию уничтожить, но гнев взял верх: я зарезал преступника собственными руками. Обезумев от боли и отчаяния, я оказал сопротивление полиции, и меня застрелили на месте.

Нина осмысливала услышанное. Когда-то демоны были самыми настоящими людьми со своими человеческими стремлениями и слабостями, а то, как они умерли, определяло их «силу» в настоящем.

Грей заметно смутился и понурил голову:

— Я… был очень груб с тобой?

— Мне даже понравилось, — не без стыда призналась девушка.

— Понравилось? — во взгляде Грея негодование схлестнулись с изумлением. — Ты понимаешь, что это насилие? Почему ты позволяешь так поступать с собой и ищешь этому оправдания?

— Потому что мне хочется быть кому-то нужной.

— Ты не должна связываться с нами, слышишь? Терпеть унижения, насилие. Тебе нужен тот, кто ничего не потребует. Кто будет с тобой искренен. Кто будет не просто удовлетворять свои потребности, а дарить любовь и всего себя. Ты достойна большего, но должна поверить в это сама.

Грей прав — пора было остановиться. Возможно, лишь прекратив считать себя ничтожеством, Нина сможет обрести того единственного, кто полюбит ее не за услужливость и безотказность, а за то, какая она на самом деле.

Но какая? Кто она? Разбитые мечты и разбросанные по ветру куски личности. Нине предстояло выстроить себя заново из тех осколков, что остались после ее долгой борьбы с несправедливостью судьбы.

XIV

Пока Агнес что-то судорожно искала по углам гостиной, Нина все отчетливее ощущала, как воздух наполнялся тревогой и неясным предчувствием. Тетушка металась между креслами и столами, а глаза ее отчаянно высматривали что-то совершенно неочевидное.

— Ты, похоже, совсем не переживаешь по поводу Лоркана, — лениво протянула Нина, наблюдая за тетушкой с дивана.

Агнес резко остановилась, будто услышав в своем взбудораженном сознании чужой голос.

— Я переживаю только из-за того, что мои тайники какого-то хрена опустели.

— Нам угрожает дьявол.

— Я простая ограбленная женщина — совершенно неинтересный для дьявола персонаж. Проклятье…

За пределами гостиной вдруг раздались шум суеты и гул голосов. По холлу разносились встревоженные интонации и вопросы. Едва Нина выпрямилась, чтобы прислушаться, как в двери заглянул Люк.

— Нина, — торопливо заговорил он, — будь добра, поищи для Агнес укрытие.

— Что происходит? — удивленно спросила девушка, даже не осознавая толком, что поразило ее больше: необычная просьба или отсутствие эмоций в лице Люка, когда он это озвучил.

— Лоркан скоро будет здесь.

Брошенные без тени волнения слова легко можно было принять за шутку. Вот только кто стал бы шутить о таком в здравом рассудке? Нина поспешила за Люком. Тем временем из столовой подтягивались остальные домочадцы. Все собравшиеся замерли у подножья лестницы, подняв головы, и Джеймс крикнул уходящему Люку в спину:

— Какого черта? Откуда ты знаешь, что Лоркан уже близко?

— Знаю — и все тут! Можешь считать это моей тайной способностью.

Все переглянулись, безмолвно сходясь во мнении, что лучше поверить на слово и начать готовиться к грядущему испытанию.

— И да, — развернувшись, добавил Люк, — он будет не один.

***

Сердце Нины билось, словно крылья пташки, готовой взмыть в небо. Девушка стояла в спальне, держа в руках револьвер с осознанием, что ей вновь предстояло стать защитницей своей жизни.

В дверь раздался тихий и несколько робкий стук. Нина отложила оружие на старый комод и вышла в коридор, где ее ждал Джеймс, явно омраченный тревогой.

— Хотел убедиться, что у тебя все в порядке.

— Вряд ли здесь кто-то в порядке. Кажется, грядет серьезная битва?

— Да пустяки, — отмахнулся с улыбкой Джеймс, — всего-то добавится парочка шрамов.

— Я не хочу, чтобы ты пострадал, — произнесла Нина тихо, почти шепотом, не в силах скрыть нервную дрожь в голосе.

Джеймс взглянул на девушку с недоверием и усмехнулся:

— Боишься? За меня? — переспросил он. — За демона?

Да. Она боялась за его жизнь. Сердце Нины давно уже бесповоротно тянуло только к одному демону, и, если бы Джеймс сам не решил отдалиться, она бы бросилась к нему в объятия и призналась в своем страхе. Но сейчас не могла даже дотронуться — это стало бы болью для нее самой.

И все же единственное, что оставалось Нине в этом гнетущем положении, — сказать Джеймсу о переполнявших ее чувствах, минуя все условия, ведь, возможно, им не суждено было выбраться из противостояния с Лорканом живыми.

— Да, ты дорог мне, хотя твои границы и ранят. Мне больно находиться рядом с тобой и не иметь возможности прикоснуться, ощутить тепло твоих рук на своих. Ты был со мной аккуратен и честен, и пусть считаешь себя некрасивым и недостойным, для меня ты прекрасен именно таким. Ты храбрый, добрый, порой, раздражающий своей резкостью, но именно с тобой я почувствовала себя живой и настоящей. В тебе я обрела то, что мне было чуждо. И я с радостью бы нашла твое отражение в ком-то другом: в Ричарде или Грее — в тех, кто мог бы стать твоим подобием. Но в них нет даже твоей тени. Поэтому я боюсь за тебя так же сильно, как и…

«Люблю?» — Нина остановилась, не решаясь произнести такое веское слово вслух.

Джеймс выслушал ее с непроницаемым лицом. В его глазах распознавался лишь пугающий холод размышлений. И вдруг без всякого предупреждения или намека он наклонился к Нине и поцеловал ее.

Вопреки предостережению Грея о том, что с ними — жестокими демонами — лучше не связываться, Нина ощущала рядом с Джеймсом безопасность. Рядом с ним она не искала спасения от эмоционального голода. Она становилась собой.

Девушка запустила руки в темные волосы Джеймса и ответила на его жаркий поцелуй. Языки сплелись в бешеном танце, как два пламени, борющиеся за право гореть ярче. Джеймс задрал футболку Нины и начал массировать обнаженную упругую грудь. Внизу живота закрутился безудержный, неукротимый вихрь возбуждения. В тот миг Нина желала не столько поддаться пороку, сколько самого Джеймса — всего без остатка. Его тело, душу и тот огонь, что он разжигал в сердце. Пульс бешено стучал в висках барабаном в такт страсти. Нина вся трепетала под натиском чувств.

— Я хочу тебя прямо здесь, — прошептала она в губы Джеймса. Ей было все равно, что кто-то мог застать момент их близости в коридоре. Куда важнее не упустить столь желанного, столь хрупкого мгновения, когда Джеймс разрушил стену между ними. Пусть хоть весь город смотрит на то, как сильно они соскучились друг по другу. Отныне для Нины не существовало мира вокруг.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Не сейчас, — услышала она в ответ.

Нина разочарованно вздохнула. Джеймс подхватил ее под бедра и прислонил спиной к стене. Девушка обвила ногами его талию, пока он целовал ее грудь, жадно беря в рот соски. Тело пылало под напористой лаской огнем.

— Но когда все закончится, я планирую заняться с тобой любовью до потери сознания.

Любовью? Впервые кто-то назвал это именно так. И именно так оно и ощущалось — любовью без построенного умысла, без страха. Каждое касание становилось искрой, разжигающей внутри неугасимый жар. Но вдруг среди этого вихря безумия Нина заметила стоявшего в коридоре Люка.

Вид молодого человека был полон невысказанной, нависшей над душой печали. Его взгляд показался Нине необычайно знакомым, трогающими сердце, а все происходящее — повторяющимся моментом из давно забытой истории. Что-то подсказывало Нине, что она должна находиться в гуще событий, когда Лоркан появится на горизонте. Девушка была уверена в этом настолько железно, словно проживала этот эпизод не раз и могла предугадать необходимость своего участия.

Джеймс, заметив Люка и его грустный взор, быстро поставил Нину на ноги и аккуратно опустил ее футболку, закрывая тело от постороннего внимания.

— Оставайся дома и не выходи, — наказал девушке Джеймс, не сводя глаз с удаляющегося Люка.

— Но я не могу, — возразила Нина. — Я знаю, что должна быть с вами.

— Избавь меня от этого геройства.

— А если оно спасет тебе жизнь?

— Моя жизнь твоей не стоит.

— Я бы поспорила.

— И зря, — усмехнулся Джеймс, — я ведь уже мертв, забыла?

— А я словно никогда и не жила.

— Когда мы выберемся, будем учиться жить вместе.

— И ты готов? Взять на себя такую ношу?

— Ты самая прекрасная ноша из всех, с которыми мне довелось столкнуться.

Его рот вновь отыскал ее и накрыл в нежном поцелуе.

— Какой же ты глупый.

— Знаю.

Нина все думала о том, что любить ее по-настоящему невозможно. Но сама она готова была дарить любовь лишь одному. Несмотря на всю неясность своих чувств, только Джеймсу Нина решилась бы полностью открыть свою душу и сердце.

XV

Заходящее солнце окрасило небо в нежные розовые тона, что мягко расплывались на горизонте, словно краски на полотне художника. Лучи, медленно убывая, заливали землю теплым светом, придавая мерцающей округе вид тихой торжественности. Вечер был морозным, но без снега, а воздух пронизывающим.

Джеймс с волнением предвкушал появление Лоркана, стараясь представить, какой будет их встреча: решит ли дьявол напасть сразу или попытается еще раз прибегнуть к диалогу и запугиванию?

Пока лица молодых людей омрачила тревожная задумчивость, Люк оставался удивительно спокоен. Он определенно знал о намерениях Лоркана — в доме давно уже гуляли разговоры о возвращении хозяина — но, кажется, не подозревал всей глубины причин столкновения.

Хотя, учитывая, именно Люк предугадал появление Лоркана, он мог быть в курсе куда больше, чем казалось. Люк хранил тайну своих знаний, скрываясь за маской невозмутимости.

Томительное ожидание затянулось. Сердце Джеймса билось с усиленным волнением, которое не могло утихнуть. Он стоял неподвижно, устремив взор за прутья ворот, где густой лес обволакивала подступающая тьма сумерек.

И внезапно во мраке возник силуэт. Из теней медленно выступила фигура мужчины.

На свет вышел Лоркан. За ним тянулась стая адских псов с глазами, горящими огнем ада, и клыками, жаждущими рвать все живое. Чудовища рычали, готовые атаковать по первому взмаху хозяина. Дьявол остановился перед воротами, осматривая собравшихся. Или, вернее сказать, тех, кто осмелился бросить ему вызов.

— Это последний шанс, Джеймс! Ты еще можешь предотвратить бойню и обрести свободу.

Но несмотря на угрозы, Джеймс непреклонно стоял на своем, давно уже утвердившись в решении:

— Ты знаешь мой ответ.

— Да будет так.

В следующую секунду лицо Лоркана исказилось в жуткой маске зла, подчинившись объятиям тьмы. В мгновение ока его облик преобразился: из лба выросли острые, изломанные рога; глаза засияли кровавым светом, как два пылающих угля; а из уст исходило глухое, зловещее рычание — голос, пробужденный из глубин ада. Силой ярости дьявол разломал ворота, и те податливо отворились под натиском гнева. Стая адских псов бросилась во двор неудержимым потоком, наполняя воздух голодным ревом.

И ответом им стал грохот выстрелов.

Окруженные волной чудовищ, Люк и Джеймс отбивались от нападения, прикрывая друг друга. В силу опыта Джеймс точно прицеливался в псов, и его выстрелы, разрывая воздух, сбивали очередное существо с ног. На периферии зрения он заметил, как Грей сражался с чудовищами голыми руками, обратившись к своей темной, безудержной ипостаси. А Ричард, движимый яростью и отчаянием, бросился на Лоркана. Но дьявол оказался сильнее. Он отразил ближнюю атаку и нанес по Ричарду размашистый удар. Ричард обездвижено упал с кровавой раной и горьким ощущением поражения.

Грей хоть и стал дьяволу более равным по силе противником, но все же не мог сравниться с демонической мощью Лоркана. Достойно выдержав натиск атак Грея, Лоркан отбросил бывшего фамильяра одним ударом, словно безвольную куклу, и, сломив сопротивление, вновь занял позицию господина поля битвы.

В царившем хаосе Джеймс решился на попытку одолеть дьявола. Он предпринял стремительный рывок к Лоркану, надеясь, что враг уже измотан и не сможет противостоять новой атаке. Однако дьявол вполне еще был способен дать отпор тому, кто давно уже являлся больше человеком, нежели демоном. Успешно повалив Джеймса на землю, Лоркан поднял огромную, смертоносную лапу, собираясь обрушить ее на врага с разрушительной силой.

Все предвещало неминуемую гибель…

Но вдруг в воздухе раздался резкий, оглушительный выстрел. Удар пули сбил Лоркана с толку, заставив его замереть в растерянности. Джеймс обернулся и увидел Нину. Глаза девушки были полны отчаянной храбрости, а в руке она держала револьвер, готовая к бою за своих друзей.

***

Заверив Агнес, что будет безопаснее укрыться по своим комнатам, Нина спустилась в холл, где с замирающим сердцем осторожно следила за битвой из-за простенка между окнами. Ее взгляд ловко скользил по сцене кровопролития, а когда она увидела, как Лоркан безжалостно угрожал жизни Джеймса, вся сжалась от безысходности.

Видя, что никто не мог помочь, Нина преисполнилась диким порывом. Она не должна была оставлять Джеймса умирать. Не раздумывая ни секунды, девушка бросилась вперед, пренебрегая опасностью и страхом. Сердце билось в груди, готовое вырваться наружу, а глаза горели пламенем решимости преградить путь злу и спасти того, кто был дорог.

Ощутив на себе внезапный выстрел, дьявол взревел гневным воплем, разнесшимся эхом по окрестностям. В ярости Лоркан ринулся навстречу Нине, увидев в ней врага, осмелившегося прервать кару. Ощутив от него смертельную опасность, девушка немедленно бросилась в бегство. Обогнув дом, она устремилась в густой лес, где тени деревьев укрывали ее бег и давали надежду на спасение. Обходя стволы сосен, Нина слышала за спиной топот тяжелых лап и дыхание преследующего дьявола. Вся сущность девушки сжалась в одном желании убежать от Лоркана любой ценой.

Вскоре лес начал редеть, и деревья уступали место открытой местности. Перед глазами Нины возник обрыв — крутая скала, нависающая над бездной. Внизу бушевало свирепое море, разбивающееся о скалы с грохотом и пеной. Дальше бежать некуда: впереди лишь пропасть и бездна морской стихии. Сердце Нины охватило отчаяние. Судьба поставила ее перед лицом неминуемой гибели.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Сражаясь с паникой, девушка обернулась. Перед ней предстал дьявол. Его глаза горели огнем безумия, а ноздри раздувались от гнева и усталости, словно он был на грани изнеможения, но все еще оставался опасным и неукротимым. Не раздумывая, Нина вытянула револьвер и выпустила в чудовище все пули с надеждой на поражение. Но дьявол оказался неуязвим. Пули отскочили от его плоти, не нанеся ни малейшего вреда.

Тогда Нина начала медленно и осторожно идти по кругу, чтобы удалиться от опасного обрыва и найти более удачное место для дальнейших действий. Она искала шанс если не спастись, то хотя бы выиграть время.

Дьявол, заметно вымотавшись битвой и погоней, уже не обладал прежними силой и резвостью. Его движения стали медленнее, дыхание тяжелым и прерывистым, а в глазах отображалось лишь слабое мерцание былой ярости. Лоркану требовалось время на передышку перед новым нападением, однако раздавшийся выстрел стал знаком того, что перерыва не будет. Начинается новый бой.

За спиной Лоркана стоял Джеймс с вытянутым в руке пистолетом, готовый к последней схватке. Увидев в нем более достойного и весомого противника, дьявол бросился на Джеймса разъяренным зверем и повалил его на снег. Выпавший из руки пистолет остался где-то в стороне, потерянный в суматохе боя.

Дьявол вцепился в своего фамильяра насмерть. Они бились, неумолимо осыпая друг друга ударами. Кровь, грязь смешивались на их лицах. И все же дьявол начал уступать: его движения становились менее резкими, а силы заметно истощались. Вскоре от слабости он принял человеческий облик. Тело стало похоже на обычного, уставшего и побежденного мужчину.

Джеймс, не теряя времени, опрокинул Лоркана с себя на землю и насел сверху, безжалостно избивая по лицу и телу. Найдя в себе остатки мощи, Лоркан сбросил Джеймса и, поскальзываясь на снегу, метнулся к пистолету. Быстро схватив оружие, дьявол наставил ствол прямо на бывшего фамильяра, пока тот не успел подняться с колен и обрести равновесие.

В этот момент вся душа Нина наполнилась страхом за судьбу Джеймса. Казалось, исход этой схватки предрешен.

— Ты должен был понимать, что все закончится именно так, — тяжело дыша, произнес Лоркан.

Он стоял неподвижно, рука его заметно дрожала, а палец лежал на спусковом крючке, готовый в любой миг пустить пулю в голову Джеймса. Вся воля и решимость дьявола колебались, и эта заминка стала единственным шансом для Нины сделать хоть что-нибудь, чтобы помочь Джеймсу избежать смерти.

У девушки не было времени, чтобы набраться храбрости. Подчиняясь только инстинкту и надежде, Нина кинулась на Лоркана. Не щадя себя и не думая о последствиях, она столкнулась с дьяволом, сбивая его с ног, и утянула за собой с края скалистого уступа.

Внизу бесилось яростное ледяное море. Волны разбивались об острые камни, поглощая тела в своей бездне. Вода беспощадно терзала Нину, прибивая к острым скалам.

Последней мыслью девушки стало то, что все эти нелегкие годы ее сердце билось не зря. Она сделала все возможное ради спасения того, кто искренне желал вкусить жизнь до последней капли, в отличие от нее самой. Того, кто ценил каждое мгновение жизни и готов был бороться за нее до последнего вздоха.

***

Находясь на краю уступа, Джеймс пытался осознать случившееся. Он видел, как Нина в отчаянной жертве столкнула дьявола со скалы, отдавая себя морской бездне ради недостойного жизни демона. В голове помутилось, словно на рассудок опустился густой туман. Мысли путались и разбегались, не находя объяснения такому безумству.

Из-за деревьев показался Люк. Он вышел с холодным и проницательным взглядом, нисколько не запыхавшись.

— Все кончилось, — произнес он ровным голосом, констатируя факт. — Все завершилось так, как должно было.

Слова Люка звучали без сожаления, скорее, как предсказание неизбежного.

Джеймс молчал, неподвижно глядя со скалы вниз. Он весь был исполнен болью и недоумением, пытаясь понять смысл жертвы. И чем ближе подступал к ответу, тем сильнее сжималось сердце.

Он потерял единственного человека, который испытывал к нему если не любовь, то другое сильное чувство, несмотря на то что Джеймс — демон — совсем этого не заслуживал.

Люк снова заговорил:

— Ее смерть — часть большого плана.

Джеймс повернулся к нему с едва сдерживаемым гневом.

— Что ты, черт подери, несешь? — процедил он сквозь зубы, сжимая кулаки и борясь с наворачивающимися слезами. — Как ты можешь так говорить о ее гибели?

Сердце разрывалось от утраты и осознания, что ничего уже не вернуть назад.

— Я сплетал события, чтобы все свелось к моменту, когда Нина пожертвует собой и спасет всех нас. Я переживал эту историю раз за разом, ища ту тропу, что приведет нас к победе над Лорканом. Усилия казались тщетными, все время что-то шло не так, разрушая мой план, но, наконец, я собрал воедино этот сложный пазл. Нина должна была умереть, чтобы покончить с Лорканом навсегда, и дать нам шанс на будущее. Я свел вас, Джеймс, чтобы она боролась за твою жизнь, хотя сам… любил ее. Правда, в этой реальности она не могла знать об этом.

Глаза Джеймса расшились от недоверия и шока. Он не мог поверить услышанному: все звучало, как бред выжившего из ума человека.

— Время — вот моя настоящая способность, — пояснил Люк с оттенком гордости. — Время дает мне силу менять ход событий.

— Сколько раз, говоришь, ты проживал все это?

— Раз двадцать, может, больше.

Джеймс резко выхватил из-за пояса Люка пистолет и с решимостью смертника приставил ствол к своему виску.

— Тогда постарайся еще.

Глаза Люка вспыхнули презрением к тому безумию, что охватило Джеймса.

— Не смей, — прошипел он змеем, — ты не представляешь, чего мне стоило спасти всех нас.

— Хреново справился. Ты не предусмотрел, что я тоже захочу кое-кого спасти.

Не успел Люк произнести слово в ответ, как Джеймс нажал на курок. Гром выстрела прорезал тишину, пуля рванула воздух и достигла цели. Безжизненное тело демона сорвалось с обрыва скалы и полетело вниз, в бездонные морские глубины.

Люк упал на колени и отчаянно закричал — боль и гнев сплелись в один вопль страдания. Ему предстояло пережить все заново, найти иные дороги, чтобы прийти к загаданному финалу, никого не потеряв.

XVI. Что же писал Люк

Ночь заволокла город мрачным бархатом. Небо нависло над землей глухой стеной, извергая ливень, с грохотом барабаня по крышам. Ветер свистел в ветвях деревьев, пока капли воды серебряными стрелами били по окнам.

Выйдя из машины, Люк шагнул к массивным дверям особняка. Рука молодого человека поднялась и с решимостью постучала. Немного погодя, на пороге возникла женщина. Ее серые локоны спадали мягкими волнами по плечам, а проницательные глаза смотрели на незнакомца с легкой настороженностью. В свете редких вспышек молний лицо женщины казалось призрачным. Она стояла неподвижно со смесью любопытства и тревоги во взгляде.

— Я ищу хозяев, — Люку пришлось говорить громче, чтобы перекричать шум непогоды.

— Я перед вами. Что вам нужно?

— Меня зовут Люк Страйдер, хочу поговорить. Желательно не здесь, — он красноречиво метнул взгляд на стену дождя позади себя.

— Эстель, — представилась женщина и прошла внутрь дома, приглашая Люка следовать за ней.

Движения женщины были плавны и уверены, что подобало владелице особняка, знавшей каждую его тайну. Люк, не мешкая, последовал за Эстель по мрачному коридору, на стенах которого зловеще играли тени, будто желая отпугнуть незваного гостя. Достигнув двери кабинета, Эстель плавным жестом повернула ручку. Внутри помещения царила удивительная чистота. Все аккуратно расставлено по местам, без единой пылинки. Стол, полки, кресла сияли свежестью и порядком, что говорило о хозяйке как о женщине требовательной к себе и обстановке вокруг. Душа Эстель отражалась в чистоте ее обители.

— Я пришел просить убежища для себя и своих друзей у той, кто знает о существовании демонов, — плюхнулся в кресло Люк.

— Не могу отказать, если вы тот, кем представляетесь, — сев за стол, Эстель опустила подбородок на сцепленные в замок руки, — это место всегда было прибежищем для демонов.

— Доказать свою причастность к дьяволу я пока не могу. Моя способность не очень полезна. Выйдя из-под влияния моего господина, я обнаружил, что могу манипулировать временем, правда, вряд ли вы сможете заметить это.

— Ну что вы, о какой бесполезности речь, — улыбнулась Эстель, — время — это огромная сила.

— Надеюсь, однажды я найду ей достойное применение.

Перебравшись в тихий и уединенный уголок, известный под названием «Весперия», Люк мечтал, прежде всего, забыть о тяжести жизни во власти Лоркана. В прошлом дьявол неустанно докучал своим вниманием и навязчивым желанием заполучить расположение. В ответ на его попытки подавить силу, волю и индивидуальность Люк только раздражался, сохраняя сердце непокорным.

Все демоны Лоркана представляли собой исключительные сущности: Джеймс был неуязвим к боли, Ричард отличался способностью призраком исчезать в тенях, Грей превращался в машину для убийств под влиянием ярости. А Люк… оставался лишь красивой картинкой, услаждавшей глаза дьявола. Пустышкой, в которой нет никакой ценности. Но теперь у него появилась возможность развить собственный дар. И долгими часами в запертой комнате Люк учился возвращать время вспять. В способности повернуть стрелки часов и изменить ход событий он искал ключ к своей свободе. И пусть это оказалось непросто, но Люк точно знал, что однажды его сила станет оружием против того, кто держал его на цепи.

***

— Ты не сказала, что у тебя есть еще родственники.

Проводив Нину до ее комнаты, Люк возвратился к Эстель. Его сердце все еще было охвачено образом прибывшей гостьи — весьма симпатичной, с нежными чертами лица и серыми, как утренний туман, глазами, способными вскружить голову любому, кто взглянет в них. Такие девушки — с таящейся искрой непредсказуемости — легко западают в душу.

— Я надеялась, что если отрекусь от нее и прекращу поддерживать связь, то смогу уберечь от… — Эстель замолкла, не торопясь признаваться.

— От чего?

— От проклятия.

Люк ожидал услышать что угодно, но не историю, в которую замешаны какие-то чудесные чары.

— Какого еще проклятия?

— Этот холм постоянно нуждается в хранителе, он привязывает старшего ребенка каждого следующего поколения Серрано. После моей смерти Нине предстоит связать себя с «Весперией» без возможности покинуть Порт-Рей. У нее не будет нормальной жизни, ей суждено провести остаток дней здесь. Дай бог, чтобы в этом злополучном городе нашелся кто-то, кто готов будет скрасить ее одиночество.

— И это не изменить? — Люк старался всей душой проникнуться невероятной историей, напоминая себе, что сам в общем-то являлся ходячим трупом.

— Похоже, холм неизбежно заманит ее сюда и не отпустит.

Следующие дни Люк смотрел на Нину, невольно погружаясь в размышления о ее судьбе. Девушка не знала о том, какая неотвратимая и печальная участь ей была уготована. Это заставляло сердце наполняться каким-то тяжелым, непреодолимым чувством, похожим на тень, закрывающую солнечный свет. Возможно, название ему грусть? В лице Нины Люк наблюдал невинности, еще не омраченную знанием о будущем. И эта невинность казалась ему хрупкой, как стеклянный сосуд.

Люк желал как-нибудь утешить Нину, облечь словами или простым прикосновением. Но его ум и сердце еще не научились находить правильных слов. Как бы он ни старался — все бессильно перед судьбой, что предначертана для этой девичьей души. И все же Люк продолжал смотреть на Нину с тихой тоской, надеясь, что однажды сможет найти способ облегчить ее бремя и подарить хоть каплю тепла.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

***

Спеша в шумный бар, чтобы забрать Нину со смены, Люк резко остановился напротив переулка, где на ступеньке у черного входа заметил знакомую фигуру. Будто забытая и всеми покинутая, Нина сидела, опустив голову так низко, что волосы скрывали лицо. Плечи девушки дрожали в беззвучном страдании, и в целом она производила впечатление сломленной и разбитой.

При виде Нины сердце Люка сжалось от сострадания. Он вспыхнул сочувствием к этой одинокой и страдающей душе, и все, чего демон хотел, — протянуть руку помощи.

— Что случилось? — спросил он тихо, приближаясь.

Не поднимая глаз, девушка молча помотала головой либо не желая говорить, либо не находя слов. Произошло что-то серьезное. Люк смотрел на Нину с заботой и подозрением.

— Тебя кто-то обидел? — продолжил он мягко, стараясь понять.

И тут девушка не смогла больше сдерживать слезы. Люк сел рядом, осторожно накрыл плечи Нины своей курткой и приобнял, оберегая. Он желал успокоить ее, проявить себя по-мужски и защитить любой ценой.

— Скажи мне кто, — прошептал он, — я разберусь.

Нина повторила отрицательный жест головой, что-то не позволяло ей признаться. Похоже, она молчала не потому, что не доверяла Люку, а потому что боялась или стыдилась. Кто-то в баре надругался над ней?

Если бы она сказала правду, Люк убил бы этого подонка без колебаний. Но сейчас он не хотел причинять боль расспросами и лишь крепко держал Нину за руку, надеясь, найти способ залечить ее невидимые раны.

— Чувствую себя призраком, — призналась девушка уже в машине. — Я просто тело, а внутри — пустота.

— Ну, за моей внешностью меня тоже совсем не видно, — отозвался Люк, не сводя глаз с дороги.

— И как ты справляешься?

— Ищу уверенность в амбициях.

— Не думаю, что у меня есть силы на подобное, — грустно усмехнулась Нина.

— Обращайся. Возможно, нам суждено стать друг для друга опорой.

Нина вызывала у Люка искреннюю симпатию. Ее мягкий голос и скромная улыбка пробуждали стать для девушки щитом от невзгод. Люк с радостью хотел бы узнать Нину получше. Он мечтал о тихих вечерах, когда можно было бы сесть рядом и делиться мыслями, надеждами…

Пока в один вечер Люк не застал бездыханное тело Нины на пороге особняка.

Только позже он узнал всю подноготную этого несчастья. Все произошло, когда Нина открыла дверь демонице Рите, и эта безжалостная тварь разорвала девушку, не позволив произнести ни слова оправдания. Смерть Нины опечалила и разозлила Люка. Он загорелся гневом против той, что посмела посягнуть на невинность. Однако скорбь была лишь тенью перед лицом более серьезной угрозы — Лоркан шел к ним с войной.

Потерпев поражение, Люк стоял на пропитанной кровью земле среди трупов, одержимый одной целью — изменить судьбу, чтобы исправить ошибки и предотвратить трагедию. Вернувшись к порогу Эстель, он неустанно думал о том, что если сможет сложить все временные нити в единую картину победы над Лорканом, то перевернет исход битвы и спасет товарищей от гибели.

Вдохновленный этим откровением, Люк решил запечатлеть идею в пьесе о триумфе над дьяволом. Он сел за произведение с трепетом в сердце и начал писать свою самую грандиозную работу — историю борьбы с дьяволом.

***

— Не помешаю?

Люк поставил кружку с кофе на стол и, подняв глаза на Нину, пригласил сесть рядом. Он был весь преисполнен нежным расположением, желая разделись с ней этот вечер в доверительной атмосфере.

— Грей сказал, ты творческий человек.

— Да, я пишу пьесу.

— Знаешь, я так далека от искусства… — Нина придвинулась ближе, буквально на границу интимности. В выражении ее лица обозначилась обманчивая детская наивность, словно в мыслях девушки не было никакого замысла, выходящего за рамки пристойности.

— Значит, ты по адресу, — кокетливо улыбнулся Люк, чувствуя, как сердце учащенно забилось под напором девичьего очарования. В ту минуту трудно было не поддаться магии томного взгляда и мягкого голоса.

Нина многозначительно положила ладонь на колено Люка, еще пуще разжигая пламя страсти. Дыхание парня участилось, и он невольно подался навстречу. Когда два полных желания взгляда пересеклись, Люк под влиянием взаимного притяжения наклонился к Нине и поцеловал.

Прошло не более десяти минут, как они оба придавались безудержному порыву в спальне. Губы сливались в поцелуях, разум туманился под напором похоти. Мысли рассеялись, уступая место лишь страсти.

Люк был полностью поглощен ощущениями и инстинктами. Он не заметил, как руки сами собой избавили от одежды, а тело Нина оказалось под ним — обнаженное, уязвимое. Они оказались в его постели, ведомые необузданной волей чувств. Рука Люка скользнула между бедер девушки и, введя два пальца во влагалище, он начал ритмично толкать. Обхватив шею парня, Нина притянула его к себе и накрыла рот глубоким поцелуем. Двигаясь навстречу руке, она определенно жаждала более глубокого и сильного проникновения. Комнату наполнили стоны со словами мольбы и звук движения влажных пальцев.

— Твою мать, — Люку уже не терпелось оказаться внутри. Девушка была такой мокрой и готовой кончить…

Направив член ко входу, он толкнулся в нее. Ощущение, как тугая плоть облегает его, заставило застонать от желания начать вколачиваться быстрее и жестче, но вместо этого Люк начал двигаться неспешно, дразняще, беря девушку нежно. Она извивалась под ним, всем телом требуя ускорить темп.

— Ты меня с ума сведешь, — с трудом произнесла Нина, опьяненная жаждой получить еще больше.

Люк коварно усмехнулся. Недолго помучив девушку неторопливыми толчками, он начал входить глубже и резче, заставляя Нину кричать. Она впилась ногтями в его плечи, приближая своим возбужденным исступлением оргазм. Люк брал ее грубо, заполняя полностью. Смотрел на обнаженное тело, что принимало его, и испытывал наслаждение, называя Нину своей.

— О, да, — застонала девушка, хватаясь за Люка изо всех сил, — я уже близко…

— Умница, — задыхаясь, ответил он, — давай, кончи для меня.

Он входил в нее и выскальзывал обратно, пока не довел до пика. То, как Нина сжимала его внутри, подстегнуло немедленно излиться в нее.

Тяжело дыша, Люк обессиленно откинулся на подушки. Слишком хорошо, чтобы двигаться.

— Не представляешь, как сильно я в этом нуждалась, — прошептала Нина.

— Я думал, у тебя поклонников в изобилии.

— Это неважно. Я все равно буду испытывать одиночество.

Люк весь сжался от знакомой боли. Ему было известно это ощущение отчужденности. Он всегда находился в стороне от товарищей, охраняемый Лорканом, словно сокровище, что должно было оставаться недоступным для посторонних глаз.

— Ты… — слова замерли на губах Люка, но он воспользовался подсказкой сердца и продолжил: — останешься со мной сегодня?

И ту ночь Нина провела в его объятиях. Люк прижимал ее к себе, наслаждаясь теплом и мягкостью кожи. В этом объятии заключались утешение, защита и какая-то романтическая сентиментальность. Казалось, что отныне не существовало ничего, кроме тепла тел и гармонии душ.

Зная наперед о злополучной смене в «Бешеном Лосе», Люк не мог оставить Нину в опасности. Как только к ней приблизился парень — Перси — с намерением взять силой, Люк тенью возник за его спиной, чтобы выбить все грязные мысли. Благодарность Нины лишь усилила ее расположение к Люку, и все следующие ночи она провела в его постели.

Так и продолжалось: Нина искала рядом с Люком убежище и защиту, которых ей так недоставало в жизни. А Люк, ощущая ее доверие, сам наполнялся нежностью и спокойствием. Они больше не были одиноки, их сердца нашли друг друга среди тревог этого мира.

И все Люк поддавался волнению, ведь знал, что судьба девушки висела на волоске, и смерть грозила ей со дня на день. Стоило разобраться с Ритой, прежде чем она приблизится к Нине. Или вовсе предотвратить ее договор с Лорканом. Но здесь-то и таился непредсказуемый поворот событий, который не играл на руку.

Ричард — сомневающийся и не способный выбрать сторону — свободно примкнул к Лоркану. Он обрел убежище в силе темного властителя. Из чего следовало, что именно Рита стала сдерживающим фактором: ее присутствие в качестве фамильяра отталкивало Ричарда. Испытывая к девушке отвращение и недоверие, Ричард не мог допустить даже мысли о том, чтобы работать с ней рука об руку. Это дало ему время серьезно пересмотреть взгляды и остаться в проверенной компании надежного Джеймса, что куда более безопасное и разумное решение, чем продолжать иметь дело с обиженной бывшей любовницей.

Люк принял решение оставить Риту во власти Лоркана, как инструмент в его руках.

Так и вершились судьбы. Закрывшись в комнате, Люк писал исход своего спектакля, сам не зная, к чему приведет эта игра.

В разгаре кровопролитной битвы он отбивался от гончих, пока Лоркан твердой и непоколебимой скалой возвышался над морем трупов. Люка осенила мысль, что именно в этом моменте не хватало какого-то кусочка пазла. Кого-то, кто смог бы отвлечь дьявола.

Кто мог взять на себя эту роль?

Может быть, Нина? Но откуда в ней храбрость ворваться в самое сердце битвы? Она даже оружия никогда в руках не держала…

***

— У меня для тебя подарок.

Закрывшись в ночь Рождества у Люка, он передал Нине коробку с револьвером.

— Подарить конфеты было бы недостаточно романтично? — усмехнулась девушка с недоверчивым прищуром.

— Я не всегда смогу быть рядом. Ты должна научиться давать жесткий отпор.

— Для тебя правда так важна моя безопасность?

Вместо ответа их губы встретились в поцелуе.

— Время первого урока? — Люк смаковал поцелуй, как дорогое вино, пока Нина расстегивала ремень на его брюках. Как только рука девушка коснулась обнаженной плоти, Люк закрыл глаза, чувствуя, как его покидают остатки самоконтроля.

— Моя безопасность подождет до утра.

Нина обхватила ладонью член и начала гладить вверх и вниз, размазывая большим пальцем проступивший предэякулят. Люк застонал — эта девушка уничтожала его, как здесь сохранить благоразумие?

Он резко развернул ее лицом к столу, вынудив опереться руками. Нина выгнулась кошкой, призывно выпятив задницу, и тогда Люк задрал ее платье.

— Ты без белья, — гортанно прошептал он. Все его мышцы напряглись до предела от открывшегося вида на поблескивающие признаки возбуждения. Люк солгал бы, если бы сказал, что ему неприятно наблюдать то, как быстро он заставлял Нину намокнуть.

— Как неожиданно, — не слишком убедительно изобразила она удивление.

Люк опустился перед ней на колени и впился губами в нежные складки, ощущая на себе соки возбуждения. Водя языком от клитора к влагалищу, он трахал девушку ртом с неистовым голодом и намерением заставить ее кончить ему на лицо.

— Люк… — он чуть напрочь не лишился рассудка, когда в стонах Нины услышал свое имя.

Держа ее за бедра, Люк обводил языком клитор, пока девушка прижималась промежностью к его рту, не в силах скрыть дрожь в ногах. От ее вкуса голова шла кругом. Не прекращая ласк, Люк взялся за член, поглаживая себя.

— О, черт! — закричала Нина, сотрясаясь в спазмах оргазма.

Люк нетерпеливо прижался членом к ее входу.

— За

этим

столом ты сочиняешь? — улыбнулась Нина и легла грудью на деревянную поверхность, как бы приглашая продолжить.

— Да, — Люк внезапно схватил девушку за талию, развернул к себе и усадил на столешницу, заставив откинуться назад, — но когда на нем оказывается писатель и его муза, получается лучшее творение.

Его руки жадно заскользили по ее телу. Впившись пальцами в бедра Нины, Люк заполнил ее полностью. Он начал раскачиваться быстро, жестко, насаживая на себя ту, что выкрикивала его имя. Каждый толчок сопровождался глухим стоном. Держась за стол, Нина двигалась навстречу, вбирая Люка в себя, пока тот не излился в нее.

Утомленные, они лежали в тишине, окутанные призрачным светом луны, проникающим через тонкие занавески. Нина не могла отвести глаз от Люка. Ее взгляд медленно скользил по его лицу, будто ища ответы на все вопросы.

— Что? — Люк прижал девушку так крепко, точно боялся потерять навеки.

— Ты красивый, — прошептала она.

— И в этом вся проблема.

— Я не только о внешности. Обо мне никогда не заботились и, признаться, мне сложно полностью ввериться такой доброте.

Сердце Люка забилось быстрее, когда внутри стал разгораться огонь сильного чувства.

— Я получаю от тебя то, что никогда прежде не испытывал, — прошептал Люк, нависнув над девушкой обнаженным телом. Его взгляд выражал искреннюю благодарность за этот миг и все тепло, что окутало их. — Моя забота — это лишь малая часть того, что я хотел бы дать взамен.

— Еще слово — и я бесповоротно влюблюсь.

Нина аккуратно убрала с его лба непослушную прядь волос, которая снова сама собой оказалась на лице. Пальцы девушки касались Люка с таким трепетом, что им обоим становилось ясно: никто не сможет разрушить зародившуюся между ними связь.

— Для меня это точно не угроза.

Руки Люка вновь заскользили по бедрам Нины, и она податливо изогнулась, отвечая на его желание.

***

Люк столкнулся с переплетением любви и смятения. Его одолевали сомнения: сможет ли он быть вместе с Ниной, несмотря на все испытания, которые ему предстояло пройти, чтобы выжить и спасти всех от дьявола?

Его гнела ответственность за будущее. И не только свое.

Под тяжестью этих тревожных раздумий, Люк бросил затравленный взгляд на Нину, когда она тихо рисовала его портрет.

— И чем я удостоился запечатления? — голос Люка прозвучал чуть хрипло.

— Целуешься хорошо.

— «Хорошо» звучит не слишком гордо.

— Хочешь доказать обратное?

Улыбнувшись с озорным огоньком в глазах, Люк протянул к Нине руки:

— Иди ко мне.

Но она, играючи, ответила:

— Сначала догони, — и тут же вскочила с места.

Люк мгновенно схватил Нину за талию и нежно притянул к груди. Развернув девушку лицом к себе, он завладел ее ртом в жарком поцелуе. Сердце билось как ненормальное, а губы были решительны и настойчивы. Люк ощущал всю силу своих чувств — любовь, горящую ярким пламенем, и вместе с тем страх потерять Нину навсегда.

— Вы еще поебитесь здесь, — бесцветно произнес Джеймс, замерев в тени арочного прохода столовой. Мужчина наблюдал за Люком с недобрым вниманием, а его губы сжались в тонкую линию. Если бы Люк не знал Джеймса, то решил бы, что тот вскипел смесью раздражения и зависти, ведь отношения между Джеймсом и Ниной складывались далеко не благополучно.

Джеймс относился к гостье с прохладой и недоверием, как к человеку, чуждому его взглядам. Он не скрывал неприязни к тому, что Нина оставалась в особняке, будто ее присутствие мешало каким-то планам или нарушало спокойствие. Каждое их переглядывание было напряженным, а каждое слово превращалось в спор.

И Люк так яро пытался отстоять право Нины находиться в доме своих же тетушек, что однажды чуть было не выдал себя:

— Девчонка останется здесь, хочешь ты того или нет! Проклятье, мы каждый раз говорим об одном и том же!

— Каждый раз? Мы говорим об этом впервые! Не пора бы тебе голову проверить?

***

Близость с Ниной сковала сердце и лишила разум ясности.

Близость отвлекала Люка от мысли, что спасти всех он не мог.

Впервые он ощутил немощь перед лицом судьбы, когда попытался уберечь Эстель. В тот вечер одновременно происходило два значимых события: охота Риты и конфликт демонов с местными жителями.

Рита придет за Эстель по запаху, Люк должен оставаться в особняке, чтобы защитить женщину от нападения. И в это же время предстояло найти способ предупредить парней о подстерегающей их опасности. Правда, у Люка совсем не хватало авторитета, чтобы убедительно наказать им ни в коем случае не произносить слово «Весперия» и не противостоять жесткому хозяину бара, вооружившемуся ружьем при первых звуках разговора о проклятом отеле.

— И вот надо оно вам — тягаться с дьяволом?..

— Можешь отсидеться в «Весперии»… — неаккуратно бросает Джеймс каждый долбаный раз.

«Весперия» — место, пронизывающее сердца местных жителей страхом. Оно вызывало суеверный ужас и гнев, будучи символом тьмы, где зло таилось в каждом камне, готовое пробудиться и поглотить все на своем пути.

Навлекшие на себя гнев Джеймс, Ричард и Грей старались не поддаваться ответной ярости и просто уйти. Но их преследовала толпа, и сущность Грея, подобно безжалостному зверю, проснулась дабы защититься и стать орудием разрушения. Грей не щадил никого: кто не спрятался, погибал без шанса на спасение. Его ярость была слепой и всепоглощающей, Грей убивал всех подряд без разбора и жалости.

Это стало непростым испытанием — вовремя предотвратить взрыв темной сущности. Если парни не найдут укрытия или Люк не уведет их всех от преследования, Ричарда и Джеймса ждет смерть. Жестокие улицы Порт-Рея станут для них могилой.

Внутри Люка боролись желание спасти Эстель любой ценой и осознание безысходности от того, что не он не мог оказаться в двух событиях сразу. Впервые в жизни он столкнулся с той тяжестью, что нависает над душой человека, осознавшего бессилие перед неизбежностью.

Время оказалось не на его стороне. Все требовали присутствия Люка, и он отчаянно решил взять Эстель за руку, чтобы вывести из дома в роковой вечер.

— Что происходит? — спросила она с дрожью в голосе. — Почему я должна уйти?

Люк остановился и резко развернулся к ней:

— Я не могу объяснить все сейчас, просто поверь мне, что ты в опасности. Тебе нужно попытаться сбежать от ищейки, пока есть шанс. Куда-нибудь подальше от дома…

Эстель начала сопротивляться. В ее взгляде смешались страх и недоумение. Она не понимала, что происходит и к чему эта суета. Выдохнув, Люк попытался собраться с мыслями, чтобы его объяснение звучало менее сумбурно, но в итоге так и не смог собрать в емкий рассказ все хитросплетения судьбы:

— Тебе нельзя оставаться здесь сегодня вечером. Рита будет искать Нину и явится сюда. Она прикончит тебя, чтобы не сбиться со следа. У парней в городе большие неприятности, охота за Ниной продолжится… Мне не хватает времени, чтобы спасти всех.

Эстель безмолвно задумалась, ее лицо выражало осмысление услышанного и какую-то внутреннюю борьбу. В конце концов, она тихо ответила:

— Я дам тебе время.

— Что?

— Я проклята, моя жизнь лишена смысла и тягостна мне. Я вижу, как из-за меня страдает сестра, которая предпочла бы себе другую судьбу, за пределами города, но вынуждена находиться со мной из чувства долга. Я буду счастлива отдать тебе весь остаток своего времени, чтобы ты помог Нине.

— Эстель… — Люк был шокирован и раздавлен жертвой, которая еще больше возвысила Эстель в его глазах.

— Избавь меня от мучений и спаси ее. Всех.

В словах Эстель звучала решимость, что приходит после долгих лет страданий. Она понимала, что этот выбор — шанс и для нее самой. Наконец-то ее долгая боль от проклятия могла обрести смысл.

Разум Люка бился в отчаянии. Судьба жестока, а он не всесилен. Все шло к неминуемому финалу. Смерть Эстель стала неизбежной частью этой истории.

Зато Нина, преодолев страхи, смогла отомстить за тетушку и одолеть Риту, обретя в себе ту уверенность, что требовал финал. В критический миг, когда смерть нависла над демонами в схватке с Лорканом, девушка вышла навстречу дьяволу с оружием.

Но Лоркан заставил ее пуститься в бегство.

Джеймс, видя ослабленность врага, бросился следом. Он надеялся разделаться с дьяволом, пока тот уязвим. Однако на обрыве, судьба повернулась иначе.

Лоркан без промаха выстрелил в своего фамильяра. Тело рухнуло на землю, окрашивая снег в алый. А далее — Лоркан повернулся к Нине и с холодной жестокостью разделался с ней, как с очередной мишенью в его кровавой игре.

Люк снова остался один. Он видел, как дьявол пристрелил Джеймса и расправился с Ниной. Но если бы у Нины была сильная мотивация, если бы она могла столкнуть Лоркана со скалы…

Это означалось бы пожертвовать ей.

Жажда спасения и надежда на будущее сражались с любовью. Цена высока, но, похоже, иногда победа означает утрату всего человеческого в себе. Фактически Люк человеком не был, и в том мог отыскать себе оправдание.

Больно, но нужно выбирать.

***

Джеймс мог выдать Люка Лоркану в первую же встречу, но не сделал этого ни разу за все временные петли. Ни разу он не позволил себе предать. И Люк хотел отплатить ему тем же — не оставить в беде.

Конечно, если бы Нина обрела с Джеймсом более тесные узы, то, быть может, у нее хватило бы смелости столкнуть Лоркана со скалы, отдав свою жизнь. Но это означало бы, что Люк должен исчезнуть из этой истории. Стереться, стать замененным другим мужчиной.

Подставить Нину. Обмануть Эстель.

Идея, что девушка должна умереть, была для Люка особенно тяжела. Его душа протестовала против жестокой необходимости выбора. Он стоял в душе, погруженный в раздумья, когда рядом встала Нина. На некоторое время они замерли, окутанные шорохом воды, стекающей по обнаженным телам. Осталась лишь тишина их единения под мягкими струями.

— На тебе лица нет.

— Потому что я разбит своей беспомощностью.

С последней искрой надежды Люк обнял девушку, словно пытаясь найти убежище от коварства судьбы.

— Ты можешь рассказать мне все, — прошептала Нина, — все, что у тебя на сердце.

Она взглянула на Люка с тихой грустью и пониманием.

— В моих руках огромная сила — время. Но единственный способ спастись от Лоркана… — он замолчал на мгновение, тяжело вздохнув, — это пожертвовать тобой. Я столько всего перепробовал, столько путей искал, но все они обрываются чьей-то смертью.

— Пожертвовать… — повторила Нина, будто пробуя слово на вкус. Вряд ли он мог оказаться приятным. У этого слова высокая цена.

— Нам не быть вместе, тебя ожидают радостные минуты с другим. Я столько раз проживал эти события, я знаю тебя вдоль и поперек. Я люблю тебя. И не знаю, что делать. Я один на один со своим выбором…

Нина положила ладонь на его скулу. Ее пальцы нежно коснулись лица Люка, пытаясь утешить.

— Не один.

Люк накрыл ее ладонь своей и обреченно опустил голову.

— Ты не понимаешь… — с трудом прошептал он, когда все слова застревали горьким комом в горле.

— Я все понимаю. И я согласна, — ответила Нина со спокойствием, присущем тому, кто принял свою судьбу. — Переиграй этого ублюдка Лоркана. Сделай все необходимое. Моя жертва будет не напрасна, ваше будущее имеет больше смысла, чем мое. Даже если нам не суждено быть вместе, помни, что я буду любить тебя во всех реальностях, несмотря ни на что. Во всех мирах и во всех воплощениях, кем бы мы ни были, и кому бы ни пришлось заново дарить свои сердца. Это говорю настоящая я. Сейчас. И свой выбор я делаю ради любви. Ради того единственного чувства, что связывает нас сквозь время и пространство.

***

Люк старался сохранить спокойствие, когда его глаза светились от того, что план сработал. Внутри искрилось торжество от долгожданной победы над врагом. Но одновременно с радостью в сердце зародилась горечь утраты и разочарования. Люк пытался убедить себя, что победа — результат выбора Нины. Она сама решила идти по этому пути.

Но всякие убеждения звучали фальшиво.

Люк запустил новый цикл, вновь и вновь прокручивая идеи о том, как спасти Джеймса от самоубийства. В голове не возникало ни одного верного шага, ни одного спасительного слова. Люк лишь бессильно наблюдал за тем, как Джеймс сближался с Ниной.

С той самой Ниной, что обещала любить Люка во всех реальностях.

Но эти слова были ложью. Люк знал интуитивно, что она полюбила другого. И это прознало его сердце острым ножом. Любовь была лишь иллюзией, а истина оставалась неизменной: Нина нуждалась в Джеймсе.

И кое-что все же смогло разубедить Люка. Он обратил внимание на папку Нины, наполненную портретами. Взгляд парня медленно скользил по карандашным линиям своего лица, оживая от мысли, что вопреки всем временным петлям и бесконечным циклам страдания Нина вспоминала его. Ее любовь оставалась сильнее преград.

А он… он позволил себе так обойтись с девушкой. Позволил броситься на дьявола, а себе уйти от ответственности, укрывшись за стенами своих ошибок и сомнений.

Проклятье! В этот раз Люк сам решится на последний, роковой шаг. Сам возьмет на себя бремя расплаты. И когда Лоркан наставит на Джеймса пистолет, Люк бросится вперед без колебаний.

Он рванул к дьяволу, лишенный разума и страха. Люк стал живым щитом между врагом и другом.

Он падал без страха и сожаления, зная, что так завершит свой долг.

XVII

— Он живой? — Агнес приблизилась к постели, где лежал Грей. Женщина окинула его бледное лицо, покрытое каплями пота и следами минувшей схватки.

— Дышит — значит живой, — ответил Джеймс со спокойной уверенностью. Регенерация сделает свое дело, раны заживут быстро под воздействием сил, что демоны носили внутри себя. К своим ранам Джеймс тоже относился без особых эмоций. Кровоточащие ссадины и синяки покрывали его лицо и руки; наверняка, это больно, если бы Джеймс мог испытывать боль.

Ричард, спрятавшись во тьме, отказался от помощи, не позволив никому осмотреть свои повреждения. В теневой среде он находил силу и исцеление сильнее любого лекарства. Там Ричард мог укрыться от посторонних глаз и восстановиться без вмешательства чужих рук. Его уход стал молчаливым заявлением о том, что он предпочитал свою тьму свету человеческой заботы.

— Как Нина? — тихо поинтересовалась Агнес.

— Эм… полагаю, в ужасе.

У Джеймса и самого трепетало сердце от пережитого шока: он помнил, как застыл окаменелым изваянием, прикованный взглядом к тому месту, где исчез Люк. Поступок броситься со скалы, чтобы утащить Лоркана за собой, был столь отчаянным и смелым, что Джеймс преисполнился уважением к тому, кто нашел в себе храбрость разрушить цепи порабощения.

— Любопытно, этот сукин сын — Лоркан — сдох? — задалась вопросом Агнес, будто читая мысли Джеймса.

— Он живучий, но будем надеяться, что когда-нибудь море добьет его о скалы.

— Ты ведь почувствуешь, что хозяина больше нет?

— Без понятия… — пробормотал Джеймс, и вдруг его лицо исказилось в странной гримасе, играя оттенками боли. Он поморщился, будто кто-то вонзил острый нож прямо в самую глубь его существа. — Что за нахрен? — прошипел Джеймс сквозь сжатые зубы.

Жжение и рези, начали пробиваться изнутри, становясь все более ощутимыми, словно под кожей разжигался огонь. Каждая ссадина, каждый синяк отзывались болезненными вспышками, о которых Джеймс уже давно забыл, и потому они казались ему особенно острыми. Его охватила паника: боль пронзала так сильно, что Джеймс едва мог держаться на ногах. Он чувствовал себя раненым зверем, которого выследили и начали терзать.

— Какого черта?! — до ушей донесся гневный крик Ричарда, несущегося быстрым шагом. Не выпрыгнул из ниоткуда — надо же. Видимо, повод для ярости серьезный. Хотя Джеймс был слишком погружен в мучительную боль, чтобы оценить обстановку. Его мозг не мог дать объяснения этому странному ощущению того, что внутри что-то меняется.

— Вообще не до тебя сейчас, — простонал Джеймс, превозмогая бьющий по нему огонь. В тот момент он хотел снять с себя кожу, надеясь, что это избавит его от страдания. Все горело и пекло, а каждое движение становилось пыткой.

И все же Джеймса не покидала надежда, что когда-нибудь эта мука прекратится…

— Я бьюсь об стенку как идиот! Тьма не принимает меня…

— Ричард… — смятенно обратилась к нему Агнес, — твои глаза…

— Что с ними? — рявкнул он.

Джеймс усилием воли заставил себя взглянуть на Ричарда и увидел, что кошачьи глаза, прежде сиявшие золотыми огоньками, вдруг потускнели и превратились в ясные, голубые. Человеческие.

Ричард медленно приблизился к зеркалу, не узнавая в нем себя. Его лицо исказила смесь удивления и тревоги: глаза — теперь голубые, без всякого намека на дикий блеск — взирали на отражение с недоумением.

— Что все это значит? — глухо прорычал он. Что изменилось в его природе, и почему та сила, что дарила ему власть видеть в темноте, исчезла?

Джеймс мог дать этому лишь одно объяснение:

— Лоркан подох. Окончательно. Наши узы разбиты, — и следом добавил то, что произнести вслух никогда не мечтал: — мы больше не демоны.

Не успели они осмыслить эти слова, как вдруг за их спинами раздался странный шорох. В дверном проеме возник образ, заставивший сердце Джеймса подскочить в груди. Перед ними стоял Люк — весь мокрый, точно только что вышел из морской пучины. С его прилипшей к телу одежды падали капли воды, раздаваясь ритмичным стуком.

— Ты сказал, что он умер, — Ричард глядел на Люка с враждебным недоверием, будто за обликом парня мог скрываться дьявол.

— Люк… — вздохнул Джеймс сквозь приступы боли, — как ты выбрался, черт возьми?

***

Полет захватил дух. Сердце замерло от внезапного шока. Вода и острые камни были уже так близко, что от смерти Люка отделяло мгновение. И именно в это мгновение время сделало одолжение в последний раз, застыв то ли само собой, то ли от страха, полностью овладевшим Люком.

Тело парня зависло в воздухе над бездной, и замершее для него одного время заставило наблюдать за тем, как Лоркан с разбитой о камни головой сражался с бушующими волнами. Это сопротивление будет длиться дольше, чем если бы на месте дьявола оказался человек, — воля к жизни в целом творит чудеса, а когда за жизнь борется потусторонняя сущность… Впрочем, море не сдавалось и, яростно швыряя Лоркана о скалу, старалось окончательно прикончить его. Люк слышал сдавленный стон, пробивавшийся сквозь грохот волн.

Если же Люк все еще мог творить чудеса со временем, значит у него осталась возможность подчинить его и сделать то, на что прежде он не смел и надеяться — задать скорость потока самому. Пока ледяная вода терзала дьявола, Люк не замечал ее яростных порывов, ставших медленными, вязкими. Преодолевая холод и страх, он стал быстрее волн — так и смог добраться до берега.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И он теперь стоял в доме весь насквозь промокший, измотанный холодом и усталостью пешей дороги. Тело Люка дрожало, но его согревало чувство свободы от цепей.

Такова была его история со всей правдой о его способности. Люк не рассказал лишь о временных петлях, поскольку не возлагал надежды на понимание. Да и что толку говорить об этом, когда власть над временем ускользнула из его рук навсегда?

— Дерьмо, — скривился Джеймс, когда боль снова пронзила его. Он схватился за голову, будто ее сжимал невидимый обруч.

— Что происходит?

Обернувшись, Люк пересекся взглядом с Ниной. И хотя время больше не ушло на уступки, казалось, будто оно замерло в ожидании. В глазах девушки Люк узрел нечто большее, нежели беспокойство. Он хотел верить, что видел отражение разрушенных чар, что Нина вспомнила все и вновь готова была произнесли клятву любви. Сердце Люка забилось сильнее от волнения. В нем зажглась надежда и предвкушение той минуты, когда Нина сделает шаг навстречу его объятиям, которые утихомирят тревоги, рассеют пережитые ужасы и подарят заслуженный покой. Люк ждал, когда она протянет к нему руки и исцелит его душу.

Но Нина прошла мимо. Не остановилась. В ее движениях не закралось ни толики сомнений, лишь желание найти утешение в объятиях другого. Джеймс с нежностью прижал девушку к груди, находя в присутствии Нины главное исцеление от хлынувшей боли.

Удар разочарования стал столь силен, что Люк едва не решил, что лучше бы море разорвало его на куски, дабы не видеть, как та, что должна быть с ним, находилась в руках другого мужчины. Всю его душу сковала горечь.

Люк вычеркнул себя из этой истории во имя всеобщего спасения. И поэтому остался одиноким, безмолвным свидетелем своей утраты и счастья других сердец.

Месяц спустя

Когда дом «проклят» в прямом смысле, то все, что остается, — попытаться выбросить из уравнения слово «проклятый». Нина вовсе не возражала остаться в «Весперии», ведь именно здесь она обрела все, что ей нужно было. Особняк казался не таким уж и ужасным, когда душа нашла в нем свое пристанище. Стены, покрытые налетом забвения, постепенно наполнялись теплом и надеждой. Не помешало внести уюта, что добавляло жизни еще одну красочную цель — превратить заброшенный дом в то место, которое зовется «домом» не только словом.

И Джеймс был рад помочь сделать все возможное, чтобы из этого мрака возродить свет домашнего очага.

В «Весперии» он нашел и убежище, и покой для своей измученной души. Рядом с Ниной Джеймс не только оживал сам, но и становился опорой для нее, помогая ей обрести себя и найти силы для больших свершений. В конце концов у девушки имелся талант к рисованию, и Джеймс с преданностью и любовью готов был всячески содействовать ее уверенности и вдохновению. Он гордился быть свидетелем того, как Нина расцветала, и в ее жизни нашлось место творчеству и счастью.

Агнес и Грей покинули Порт-Рей. Тетушка, предаваясь мечтам о других странах и неизведанных горизонтах, жаждала увидеть мир за пределами узких улиц города; Грей решил сопровождать ее в этом путешествии. Он искал выход из места, которое стало одновременно освобождением от дьявольских пут и напоминанием о том, как жестоко Грей однажды обошелся с Ниной, ослепленный темной сущностью, что овладела им в порыве безумия.

Перед отъездом Агнес обещала вернуться в гости, и, когда тетушка вышла за ворота, в сердце Нины тут же хлынуло ожидание новой встречи.

Ричарда нашла страшная апатия. Новая жизнь, полная лишь горьких знаний о скорби и утрате, не могла вдохновить его на светлые мысли. Он изменился: стал лохматым, с неопрятной бородой и растрепанными волосами — ничто больше не напоминало о прежнем перфекционисте, приглаживающем прическу прядь к пряди. Все испарилось — и тщательная аккуратность, и стремление к порядку.

Нина и Джеймс старались изо всех сил поддержать в Ричарде искру жизни и всячески отвлечь его от безнадежности. Они не докучали ему, а только окружали заботой. Ричарду требовалось время, чтобы смириться с переменами и принять новую судьбу.

К слову, о времени…

Люк долго томился в раздумьях, как ему теперь жить. Миссия его завершена, и что же дальше? Жить в одном доме с Ниной — живым напоминание о совместных днях, исчезнувших навсегда, — добровольный мазохизм. Все, что у Люка осталось, — строки на бумаге, его пьеса. Быть может, именно в ней заключен смысл его дальнейшего существования?

Собрав чемоданы, Люк направился к ожидавшему его такси. Он отказался от своей машины, решив не тащить подарок дьявола в новую жизнь.

— Уверен, что не хочешь остаться? — спросила Нина. Она оставалась к нему добра, и, если бы между ними не было связи, возможно, Люк задумался бы о том, чтобы прожить остаток дней в кругу друзей.

— Я должен уехать, — слегка улыбнулся он, пряча печальный отблеск во взгляде. — Прощай. Жаль, что мы так и не успели познакомиться поближе.

Такси тронулось с места и понесло по дороге, окруженной высокими соснами в огромных снежных шапках. Люк достал из внутреннего кармана куртки записную книжку с заметками и прочитал:

«На землю опустилась тень вечера, окутывая окрестности сумрачной вуалью. Луна, взошедшая высоко на небосвод, серебрила вершины хвойных деревьев и отражалась в тихих морских водах, омывающих берег неприметного городка. Вряд ли вы когда-либо слышали о Порт-Рее, но те, кто знают его, и по сей день чувствуют в каждом камне дыхание древних духов и таинственных сил».

Конец