Обреченные любить. Жена любит групповой секс

Глава 1

Конец сентября, 2 года назад

Часы жизни отсчитывали дни, которые я не хотела считать. Часы, в которых каждая секунда давила на грудь тяжелее предыдущей. Я смотрела в окно своей больничной палаты на серое небо и не понимала, как солнце всё ещё находит в себе силы подниматься над горизонтом каждое утро. Как мир продолжает вращаться? Как люди на улице могут улыбаться, смеяться, спешить куда-то, когда Роуз… когда моей Роуз больше нет?

Я не понимала, в какой момент моя жизнь превратилась в черно-белое кино с трагическим сюжетом. Все восемнадцать лет я жила обычной жизнью девочки из не совсем полной семьи, но несмотря на отсутствие отца, которого я даже не помнила, я выросла нормальным человеком с обычными мечтами и планами.

Училась, работала, грезила о будущем, где карьера переплетается с любовью. Я хотела жизнь, где всё было бы размеренно и спокойно — никаких тревог, интриг, предательств, тайн, печали и невыносимых потерь.

А теперь? Теперь меня окружала только пустота.

С того момента, как я узнала о смерти Роуз, прошло несколько дней, но каждое утро я просыпалась с надеждой, что вот сейчас открою глаза и окажусь в своей комнате или хотя бы в комнате в общежитии. Что последняя неделя просто не случилась. Я так безумно хотела, чтобы всё это оказалось лишь кошмарным сном, но каждое пробуждение жестоко напоминало: это реальность.

Сначала я отказывалась верить. Почему именно я? Почему именно со мной всё это происходит? Почему Роуз? Не укладывалось в голове, что я могла быть как-то причастна к её смерти. Потом пришло всепоглощающее чувство вины. Тысячи “что если” терзали моё сознание.

Что если бы я тогда села за руль своей машины? Что если бы я дождалась, когда тот внедорожник отъедет, мы бы спокойно доехали и, возможно, этой аварии не было бы вовсе? Если бы я настояла на своём, мы не сели бы в ту машину, и Роуз была бы жива. Если бы тогда я не ушла из их дома, осталась с ней, настояла, билась бы в дверь, не оставила её одну — она бы не пошла в тот клуб, не напилась…

Эти мысли преследовали меня беспрестанно. Различные варианты того, что могло бы быть, крутились в моей голове, как заезженная пластинка. Я ничего не ела, ничего не пила. Несколько раз в палату заходили врачи: они щупали, осматривали, но я ничего не слышала и даже лица не могла толком различить. Я просто лежала на кровати, смотрела в окно. Дни сменялись один за другим, но боль моя не утихала.

Мама старалась не отходить от меня, ночевала в кресле рядом с моей кроватью. Мы почти не разговаривали, хотя она пыталась вывести меня на диалог или как-то утешить. Но я не хотела ничего слышать и никого видеть.

Мысли об Алане причиняли особую боль. Я думала о нём постоянно, о том, каково ему сейчас, где он находится, что чувствует. Моё сердце обливалось кровью при мыслях о нём. Я уже не питала никаких надежд, даже мысли не допускала о том, что мы могли бы быть вместе после всего случившегося. Скорее всего, он уже вычеркнул меня из своей жизни.

На третий день моего пребывания в больнице с утра в палату зашла медсестра и взяла анализы. Даже когда мою кожу протыкала игла, забирая кровь из вены, я ничего не чувствовала, будто меня здесь совсем не было. После того, как медсестра с подносом моих анализов ушла, через некоторое время в палату вернулась мама.

Я даже не замечала, когда она уходила и приходила, совершенно не следила за этим. Она поставила на тумбочку поднос с завтраком с чаем, кашей и омлетом. Затем помыла руки в раковине, подошла и села около моей кровати. Я, как обычно, отвернулась, не желая разговаривать, не желая, чтобы меня вообще трогали.

Мама не сдвинулась с места, нежно гладила меня по волосам и произнесла.

- Доченька, я знаю, как тебе тяжело, но, пожалуйста, тебе надо поесть. Тебе нужно набираться сил. Разве ты не хочешь выздороветь и поехать домой?

В её голосе звучала мольба, но я ничего не ответила. Хотела ли я домой? Не знаю. Я никуда не хотела. Ни домой, ни быть здесь, ни быть где-либо ещё. Я вообще существовать не хотела. Я бы поехала домой, если бы мне гарантировали, что там я перестану чувствовать эту разъедающую боль внутри себя, что там станет легче. Но я в это не верила, поэтому никуда не стремилась.

Я услышала, как открылась дверь палаты. Одним глазом я взглянула на вход и увидела своего лечащего врача. Этого мужчину я уже видела, когда очнулась. Он снова был в белом халате, с короткой стрижкой, лет сорока пяти. Мужчина среднего сложения, с заметной щетиной на лице — он явно не высыпался, у него был помятый, усталый вид. Тёмные круги под глазами, плечи немного сутулились, словно несли на себе тяжесть всех пациентов этой больницы.

- И так, Элизабет, как у нас дела? - спросил он, заходя в палату. В руках он держал папку с какими-то бумагами, которые просматривал на ходу.

Я ничего не ответила и даже не шевельнулась, словно была отлита из свинца.

- Элизабет. - позвала меня мама, тронув за предплечье, пытаясь расшевелить, но я никак не реагировала.

Врач сделал несколько шагов к моей кровати и, бросив взгляд на нетронутый завтрак, сказал:

- Снова ничего не ешь?

Он стоял в ожидании ответа, которого я не собиралась ему давать. Я лежала с закрытыми глазами, представляя себя в другом месте, в другом времени.

- Ты же понимаешь, что этим ты повредишь не только себе, но и ребенку?

Я снова хотела проигнорировать его слова, но в этот раз у меня не получилось. Я открыла глаза, в надежде, что мне послышалось, что это очередная галлюцинация, вызванная истощением и горем.

- Ребенок? Какой ребенок? - спросила шокированно мама.

Я не шевелилась, надеясь, что у меня просто начались галлюцинации или что я всё еще сплю и это лишь дурной сон.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- По результатам повторных анализов, у Элизабет, пятая неделя беременности. - сказал доктор, изучая бумаги в своей папке.

Мама ахнула, прикрывая рот рукой. Она переспросила у доктора, точно ли нет ошибки, на что тот твёрдо ответил, что ошибки быть не может.

- Это ошибка, я выпила таблетку. - сказала я холодным голосом, будто слова принадлежали не мне, а какому-то постороннему человеку.

Доктор хмуро посмотрел на меня и спросил:

- Какую таблетку ты выпила?

- Я выпила таблетку экстренной контрацепции. - ответила я, чувствуя, как внутри растет паника.

Он уточнил, выпила ли я только одну таблетку или две, и в течение какого времени это было. Я начала лихорадочно копаться в своей памяти, вспоминая те ночи с Аланом. Я не могла вспомнить момент, когда выпивала вторую таблетку, которую дала мне гинеколог из клиники, куда меня возил Алан. Я точно помнила, как в кабинете приняла первую, и как после я пила таблетки контрацепции, но никак не могла вспомнить, когда выпила вторую.

- Элизабет! - ахнула мама шокированно, прикрывая рот ладонью, словно желая удержать внутри все вопросы, которые, я знала, будут меня ждать позже.

Врач смотрел на меня так, будто мог читать мои мысли, и сказал:

- Ты знаешь, бывают исключения. Даже если бы ты выпила обе таблетки, а не одну, вероятность наступления беременности всё равно есть. Ни одна контрацепция не дает стопроцентной гарантии.

Я пребывала в оцепенении, не веря тому, что он говорит. Никак не могла принять тот факт, что я беременна. Мне казалось, это полный бред. Какой ребёнок? Мне же только восемнадцать!

Я начала нервно мотать головой, приподнимаясь на кровати. Затем опустила взгляд на свой живот, вспоминая ощущения последних недель: как у меня немного округлилась фигура — еще тогда, на вечеринке в честь девичника Роуз, я обратила внимание, что моя грудь увеличилась. Вспомнила и тошноту, что преследовала меня на протяжении последних дней. Я начала сопоставлять эти признаки, но всё равно в душе старалась отрицать очевидное.

Врач посмотрел на свои часы и сказал:

- Через пятнадцать минут за тобой заедет медсестра и отвезёт тебя на УЗИ. Там мы проверим, подтвердится ли беременность, хотя по анализам крови, которые мы несколько раз уже перепроверили, я уверен, что беременность есть.

Я видела, как мама снова заплакала, шокированная услышанным. Я посмотрела на неё в испуге — мне стало по-настоящему страшно. Я вспомнила, как Алан не хотел ребёнка от меня, как он сразу же после нашей первой ночи, после моей потери девственности, повёз меня к гинекологу, который буквально заставил меня пить эти таблетки.

По коже пробежал табун мурашек от мысли о том, что, если я действительно беременна, Алан этому будет совсем не рад. А что, если он ещё сильнее меня возненавидит? Эти мысли душили меня, сжимая горло невидимой рукой.

Вся моя жизнь последние три месяца была каким-то бесконечным кошмаром. И этот кошмар, похоже, не собирался заканчиваться — только набирал обороты, затягивал меня глубже в пучину боли и неопределённости.

Доктор подошел к аппарату и проверил капельницу, которая была подсоединена к моей руке.

- Я увеличу дозу питательных веществ. - сказал он, что-то настраивая. - Теперь ты должна заботиться не только о себе.

Его слова звучали словно издалека. В голове крутилась только одна мысль: ребенок. Ребенок Алана. Внутри меня растет часть человека, который, возможно, сейчас ненавидит меня всей душой. Ребенок, о котором я не просила и к которому не была готова. Ребенок, появившийся в момент, когда моя собственная жизнь рушилась на глазах.

- Я не могу… - прошептала я, сама не зная, что хотела этим сказать. Не могу быть матерью? Не могу принять эту новость? Не могу продолжать жить в этом хаосе?

Мама взяла меня за руку, её пальцы были ледяными от волнения.

- Почему ты мне ничего не сказала?

Я видела в её глазах и страх. Страх перед будущим, которое теперь становилось ещё более неопределенным.

Мои дорогие читатели, я буду очень рада если вы поддержите эту историю❤️

Если она нашла отклик в ваших сердцах, пожалуйста, поддержите меня "мне нравится" и добавлением в библиотеку. И, конечно же, делитесь своими мыслями о героях в комментариях – ваше мнение бесценно! Спасибо!

Глава 2

Я не знала, с чего начать, как облечь в слова все то, что скопилось в моей душе. Тяжелые, острые секреты, которые я так долго прятала от неё. Стыд жег мое лицо, опускался к шее волной жара. Стыд за то, что не поделилась с ней историей своих первых настоящих отношений, не рассказала о связи с Аланом.

Но что я могла ей сказать, когда сама не понимала, что у нас было? Какими словами описать то, что, между нами, не существовало даже четкого определения? Что я влюбилась, потеряла голову, отдала сердце человеку, который уже три года состоял в отношениях с другой? Что он кормил меня пустыми обещаниями о будущем, которые таяли, как утренний туман, а я верила, потому что хотела верить? Хотя Алан даже ни разу не заикнулся о том, что расстанется с Лорой. Он только просил доверять ему, верить ему, и я это делала. Потому что любила его. Потому что до сих пор люблю, несмотря ни на что.

Но этот ребенок — он не был плодом нашей осознанной любви. Он был случайностью, непредвиденным поворотом судьбы. Не запланированным, не желанным, появившимся в самый неподходящий момент. И теперь мне предстояло решить, что делать дальше, когда каждая дорога казалась тупиком.

Мама видела мою внутреннюю борьбу, видела, как я погружаюсь в темные глубины своих мыслей, и потому спросила прямо.

- Кто отец?

Я бессознательно теребила безымянный палец, на котором раньше красовалось кольцо Алана, золотое, усыпанное брильянтами. Теперь там было пусто, и я даже не знала, где оно находится — вероятно, там же, где и все мои вещи, собранные после аварии.

Я посмотрела на неё, единственного человека, который всегда был рядом. И произнесла, чувствуя, как каждая буква обжигает мне язык.

- Алан. Алан Бейтман.

Я видела, как кровь отхлынула от её лица. Она резко поднялась со стула, будто внезапно ощутила необходимость двигаться, и начала ходить из стороны в сторону по маленькой больничной палате. Пять шагов в одну сторону, пять — в другую. Словно пытаясь физически перемолоть услышанную новость.

- Как давно вы встречаетесь? - спросила она, и я уловила в её голосе нотку отчаянной надежды.

Я издала тихий, горький смешок, почувствовав, как к глазам подступают слезы. Конечно, она хотела услышать, что у нас с Аланом серьезные отношения, что мы планировали будущее вместе, что все не так ужасно, как кажется.

Я закрыла глаза, не в силах смотреть на неё, и выдохнула с такой болью, словно выталкивала из себя что-то тяжелое.

- Мы не встречаемся, мам.

- Что это значит? Как это — не встречаетесь? - её голос дрожал от недоумения и страха.

- У Алана есть девушка, с которой он вместе уже долгое время. - призналась я, чувствуя, как каждое слово словно оставляет на моей душе глубокий шрам. - Лора Блэквуд. Они вместе уже три года.

Мама замерла, словно пораженная электрическим током. Её глаза широко раскрылись, в них читался целый спектр эмоций: неверие, разочарование, боль, гнев. А мне было так стыдно, что я готова была провалиться сквозь землю. Стыдно, что я, дочь, которую она воспитывала с такой заботой, которой с самого детства прививала принципы и моральные ценности, стала любовницей.

Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но в этот момент дверь в палату распахнулась с мягким шорохом, и внутрь вкатилась медсестра с инвалидной коляской. Её появление прервало тяжелый момент, и я почувствовала мимолетное облегчение от того, что могу на секунду отвлечься от признания.

“Вот и мой транспорт для путешествия в неведомое” — подумала я с горькой иронией. Хотя кости мои не были сломаны, многочисленные синяки, ссадины и глубокие ушибы, покрывавшие всё тело, делали каждое движение настоящей пыткой. Всё моё тело превратилось в одну сплошную болевую точку.

Я не понимала, почему судьба решила сохранить именно мою жизнь. Почему я отделалась лишь поверхностными травмами, а Роуз — умная, красивая, полная жизни Роуз — погибла мгновенно?

Мама с медсестрой помогли мне осторожно пересесть в коляску. Каждое прикосновение отзывалось вспышкой боли, и я прикусила губу, чтобы не застонать. Меня повезли по длинному, стерильно-белому коридору, и с каждым метром напряжение внутри меня нарастало, превращаясь в настоящую панику. Ладони покрылись холодным потом, я крепко вцепилась в подлокотники кресла, как будто это могло хоть как-то защитить меня от надвигающейся реальности.

Кабинет УЗИ встретил меня типичной больничной атмосферой: ослепительно-белые стены, белый потолок с яркими люминесцентными светильниками, воздух, пропитанный запахом антисептика. В центре комнаты стоял аппарат УЗИ. Сложное устройство с экраном и множеством кнопок, а рядом с ним кушетка, обтянутая голубой клеенкой.

Я с болезненным усилием перебралась на неё и легла, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле. Это место вызвало у меня острое дежавю — я уже была на подобном обследовании, когда Алан отвез меня к частному гинекологу после нашей первой ночи.

В этот момент я поймала себя на том, что я хочу чтобы это оказалось ошибкой, чтобы все страшные предположения не подтвердились, чтобы я смогла начать жизнь заново, без этой новой, непосильной ответственности.

Но все мои надежды разбились вдребезги, когда врач, невысокая женщина с короткими седеющими волосами и внимательными глазами, провела датчиком по моему животу и произнесла:

- Я вижу один эмбрион в плодном яйце. Смотрите. - она показала на экран, где была видна маленькая черная полость с крошечной белой точкой внутри.

Услышав эти слова, я почувствовала, как что-то внутри меня оборвалось. Сердце забилось с такой силой, что, казалось, готово было вырваться из груди. К горлу подкатил тугой ком, а легкие словно забыли, как дышать. Паника накрыла меня волной, затопила сознание, оставив только острое, пронзительное осознание: это правда. Это происходит со мной.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Страх – первое, что я почувствовала, леденящий, пронизывающий до костей. Но это был не просто страх перед неизвестностью, перед будущим, которое теперь разворачивалось передо мной, словно бескрайняя темная дорога. Нет, этот страх имел имя и лицо. Алан. Сквозь туман паники проступила кристально ясная мысль: Алан не будет рад этому ребенку. Никогда.

Я видела его перед собой так отчетливо: брови, сведенные к переносице в мучительном раздражении, зеленые глаза, потемневшие от гнева. Слышала его голос, такой холодный и отстраненный: “Ты должна избавиться от него, Элизабет. После всего, что случилось – это последнее, что нам нужно”. После всего, что случилось, думаю он легко скажет эти слова.

И что-то новое начало подниматься во мне, прорастая сквозь страх, как упрямый цветок сквозь асфальт – гнев. Не на ребенка, нет, на его отца.

Это Алан допустил, чтобы я забеременела. Это была его ответственность не меньше, чем моя. Вспомнилась та утонченная небрежность, с которой он относился к предохранению – как будто это незначительная деталь, не стоящая внимания. Он шел на эти риски, совершенно уверенный, что сможет решить “проблему”, просто отвезя меня к врачу, как после нашей первой ночи.

А дальше? У нас были и другие разы. Страстные, лихорадочные встречи, где не находилось места для осторожности. И откуда, черт возьми, он знал, что я пью таблетки? Какое у него было право так безапелляционно полагаться на это? Да, я виновата в том, что забыла выпить вторую таблетку. Забыла, потому что голова была занята мыслями о хаосе, что постоянно кружил вокруг нас.

Но он – он старше меня, и уж гораздо опытнее. Он знал, на что идет. Почему он не думал обо всем этом? Почему перекладывал ответственность на мои плечи, на мои восемнадцать лет, на мое неопытное сердце, которое доверяло ему безоговорочно?

А теперь… что мне делать со всем этим? Я чувствовала, как внутри меня бушует ураган эмоций, каждая из которых требовала внимания, каждая кричала о своей важности.

Я смотрела на экран монитора, на эту крошечную белую точку, и не могла разобраться, что чувствую. Это ребенок человека, которого я любила так отчаянно, так безнадежно, что порой забывала дышать. Человека, чье имя заставляло мое сердце сжиматься от нежности и боли одновременно.

Мне восемнадцать. Восемнадцать лет – это возраст надежд и мечтаний, беззаботного смеха и бесконечных возможностей. Это не возраст для того, чтобы стать матерью-одиночкой. Особенно когда отец ребенка, скорее всего, захочет забыть о его существовании так же быстро, как захотел забыть и обо мне.

Мысли вихрем проносились в моей голове, сменяя друг друга с головокружительной скоростью. Что скажут в университете? Как я буду учиться с ребенком на руках? Где найду деньги, чтобы обеспечить нас обоих?

Я почувствовала, как горячие слезы, наконец, прорвались сквозь плотину моего самоконтроля и потекли по щекам. Слезы отчаяния, неуверенности, страха перед будущим, которое теперь казалось таким непредсказуемым.

Смотря на эту маленькую точку на мониторе, я ощущала себя одновременно и маленькой девочкой, потерявшейся в огромном страшном мире, и женщиной, на плечи которой внезапно опустилась ответственность, тяжелее которой не бывает.

Мое будущее, когда-то такое ясное и определенное, теперь расплывалось перед глазами, как акварель под дождем.

Что мне делать дальше? Этот вопрос пульсировал в моей голове, заглушая все остальные мысли. Что мне делать дальше? Что мне делать дальше?

И я не знала ответа. Совершенно не знала.

Дорогой читатель!‍❤️‍

Благодарю тебя за время, проведённое с этой главой.

Буду искренне рада, если поделишься своими впечатлениями в комментариях. ????

Твой отклик вдохновляет меня и помогает становиться лучше!‍❤️‍

Глава 3

Вернувшись в палату, я почувствовала, как волна изнеможения накрывает меня с головой. Больничная комната, прежде казавшаяся безликой и стерильной, теперь виделась мне клеткой, в которой я оказалась запертой не только физически, но и эмоционально.

Мне нужна была соломинка, за которую можно ухватиться в этом море отчаяния и неопределенности. И эта соломинка имела имя – Алан.

- Мам, а где мой телефон? - спросила я, отчаянно стараясь, чтобы голос звучал обыденно, будто этот вопрос не значил для меня больше, чем жизнь.

Мама, стоявшая у окна, обернулась. Ее усталое лицо, осунувшееся за эти дни, выдавало все те бессонные ночи, что она провела у моей постели. В уголках ее глаз залегли новые морщинки – следы беспокойства, которое я ей причинила.

- Его мне не отдавали, солнышко. - ответила она, аккуратно складывая мою больничную карту в потертую кожаную сумку. - Только личные вещи, которые были на тебе. Телефон, скорее всего, разбился при аварии.

Внутри меня что-то оборвалось. Без телефона я была отрезана от мира, от Алана. Я не знала, думал ли он обо мне, волновался ли, пытался ли связаться.

Я почувствовала, как сердце сжимается в болезненном спазме.

- Алан… - его имя сорвалось с моих губ прежде, чем я успела себя остановить. - Он не появлялся? Не спрашивал обо мне?

В своем голосе я услышала то, чего боялась больше всего – мольбу. Словно нищенка, просящая подаяния, я выпрашивала хоть какое-то подтверждение того, что значила для него что-то большее, чем мимолетное развлечение. Унижение жгло меня изнутри, но я не могла остановиться – мне нужно было знать.

Я видела, как изменилось лицо мамы – тревога смешалась с сочувствием, и от этого взгляда мне захотелось спрятаться под одеялом, как в детстве, когда мир становился слишком страшным.

Она подошла ко мне, тихо опустилась на край кровати – матрас слегка прогнулся под ее весом – и обняла меня за плечи.

- Нет, дорогая. - мягко произнесла она, и каждое слово падало, как камень, в глубину моей души. - Здесь никого, кроме меня, не было.

Я закусила губу, чувствуя, как внутри разрастается холодная пустота. Он не пришел. Не поинтересовался моей судьбой. Словно меня никогда и не существовало в его жизни.

- Только Рейчел названивает целыми днями. - продолжила мама, поглаживая меня по волосам, как делала в детстве, когда я болела. - Но я объяснила ей, что тебя нельзя беспокоить, и она, кажется, поняла.

Рейчел – моя верная, преданная подруга, которая ничего не знала о моей тайной связи с Аланом, но которая не забыла обо мне в трудную минуту. А он – человек, чье кольцо я носила как символ обещания – не нашел времени даже позвонить.

Голос разума тут же пришел ему на защиту: «У него сестра умерла. Он потерял Роуз – свою единственную сестру, свою кровь. Как ты можешь требовать его внимания сейчас, когда он сам разрывается от горя?»

Мама, словно читая мои мысли, вздохнула и сжала мою руку.

- Я хочу съездить домой искупаться и заодно купить тебе телефон с симкартой. сказала она, внимательно вглядываясь в мое лицо, словно пыталась разглядеть там намек на то, что творилось в моей душе. - Ты сможешь здесь побыть одна? Не станешь творить глупостей?

Последний вопрос повис в воздухе, наполненный невысказанными страхами. Я знала, о чем она волнуется – не столько о моем физическом здоровье, сколько о том решении, которое предстояло принять. О ребенке, о нашем с ней будущем, которое теперь стало таким зыбким, подернутым туманом неопределенности.

- Можешь быть спокойной. - заверила я, призвав на лицо подобие улыбки, хотя каждый мускул лица сопротивлялся этому. - Я в порядке. Правда.

Она долго смотрела на меня, словно пыталась убедиться, что я говорю искренне, затем наклонилась и поцеловала меня в лоб, задержав губы чуть дольше обычного.

- Все у нас будет хорошо. - прошептала она с той же интонацией, с какой говорила это, когда я, шестилетняя, плакала над сломанной куклой. - Главное, мы есть друг у друга.

Когда за ней закрылась дверь, тишина палаты обрушилась на меня со всех сторон. Я осталась одна со своими мыслями, страхами и невысказанными словами, застрявшими в горле.

За окном раскинулось серое, осеннее небо, тяжелое от набухших дождевых туч. Оно казалось отражением моей души – такой же свинцовой и готовой разразиться бурей.

Я сидела на кровати напротив окна, наблюдая, как первые капли дождя разбиваются о стекло, оставляя на нем извилистые дорожки – словно слезы, которые я не позволяла себе проливать.

Медленно, как во сне, я опустила взгляд на свой все еще плоский живот. С трепетом, смешанным со страхом, я коснулась его, ощутив тепло собственной кожи через тонкую ткань больничной рубашки.

Где-то там, под моей ладонью, зарождалась новая жизнь. Крошечное существо, связывающее меня с Аланом невидимой, но прочной нитью. Мысль об этом вызвала внутри меня странное смешение чувств – от первобытного ужаса до неожиданной, пронзительной нежности.

Восемнадцать лет. Мне всего восемнадцать лет, и я только-только начала собственную жизнь. Первый курс университета, новые друзья, мечты о карьере…

А теперь эта неожиданная ответственность, навалившаяся тяжелым грузом на мои плечи. Ребенок. Мой ребенок. И Алана… который, возможно, никогда не узнает о его существовании.

Или узнает, но отвернется от нас обоих. Эта мысль была слишком болезненной, чтобы задерживаться на ней.

Мой взгляд упал на поднос с едой, все еще стоявший на прикроватной тумбочке. Все давно остыло, но впервые за долгое время я почувствовала голод, настоящий, пронзительный голод, напоминавший о том, что, несмотря ни на что, жизнь продолжалась.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я должна взять себя в руки, поняла я внезапно. Какими бы ни были мои чувства к Алану, как бы ни разрывалось мое сердце от потери Роуз, я должна найти в себе силы двигаться дальше. Ребенок во мне заслуживал матери, которая была бы достаточно сильной, чтобы защитить его от всех бурь этого мира.

Я протянула руку к кнопке вызова персонала, нажала ее и откинулась на подушки, чувствуя странное спокойствие, медленно разливающееся внутри меня.

Через две минуты дверь открылась, и вошла медсестра. Молодая женщина с усталыми глазами и аккуратно собранными в пучок темными волосами. На бейдже было имя – Сара. Она посмотрела на меня с профессиональной доброжелательностью, за которой скрывалось подлинное сочувствие.

- Что-то случилось? - спросила она, приблизившись к постели.

- Могли бы вы разогреть мою еду? - я кивнула на поднос, чувствуя, как в животе урчит от голода.

Сара улыбнулась, и ее лицо преобразилось, став моложе и светлее.

- Я принесу вам свежую порцию. - сказала она и, взяв поднос, вышла из палаты.

Оставшись одна, я опустила взгляд на свои руки – тонкие, бледные, с синеватыми венами, просвечивающими под кожей. Руки девочки, а не матери. Смогу ли я стать опорой для нового человека, когда сама еще нуждаюсь в поддержке? Этот вопрос кружился в моей голове, не находя ответа.

Когда через пять минут Сара вернулась с подносом и поставила его на столик на колесиках, придвинув ко мне, я поблагодарила ее с искренностью, которая, казалось, удивила нас обеих.

Я взяла вилку дрожащими пальцами, отломила кусок омлета и медленно положила его в рот. Первый глоток дался с трудом – горло словно забыло, как глотать твердую пищу, но теплый, солоноватый вкус яичницы пробудил во мне настоящий голод.

С каждым новым кусочком аппетит разыгрывался все сильнее. Я внезапно осознала, насколько изголодалась, и стала есть почти жадно, набрасываясь на еду с энергией, которую не чувствовала уже давно.

В считанные минуты я опустошила весь поднос и с удовольствием запила еду чаем, который, несмотря на больничную посуду, неожиданно показался мне восхитительным.

Отодвинув от себя столик, я вытянулась на кровати, наслаждаясь новым ощущением – приятной тяжестью в полном желудке. Я не могла вспомнить, когда в последний раз ела с таким аппетитом, когда пища приносила мне такое удовлетворение.

- Вот мы и покушали, малыш. - произнесла я вслух, инстинктивно положив руку на живот.

И тут же замерла, пораженная собственным жестом и словами. Я нахмуренно посмотрела вниз, на свою руку, покоящуюся на животе, удивленная тем, как естественно, как машинально это вышло. Словно мое тело уже приняло решение, с которым разум все еще боролся.

Этот простой жест – рука, защищающая еще невидимую жизнь внутри меня – вдруг показался мне глубоко символичным. Может быть, на каком-то подсознательном уровне я уже сделала свой выбор? Может быть, все эти размышления, страхи и сомнения были лишь попыткой убедить себя в том, что другого пути нет?

“Ладно, что ни будь придумаем” — подумала я, укладывая голову на подушку. Веки вдруг стали невероятно тяжелыми – сказывались все переживания дня, физическое и эмоциональное истощение.

Мои руки остались покоиться на животе, пальцы бессознательно поглаживали кожу через тонкую ткань больничной рубашки. В этом неосознанном, нежном движении было обещание – туманное, неопределенное, но все же обещание.

Так я и заснула – в окружении больничной тишины, прерываемой лишь редкими шагами в коридоре и тихим шорохом дождя за окном. Впервые за долгое время мой сон был глубоким и спокойным – без кошмаров, без воспоминаний об аварии, без темноты, заполняющей легкие.

Глава 4

Время в больнице текло мучительно медленно.

Я считала минуты, часы, дни, отмечая каждый из них как маленькую победу над обстоятельствами. С каждым вдохом жизнь возвращалась в мое тело, но сердце оставалось израненным, с трещиной, которая, казалось, никогда не затянется полностью.

В тот вечер, когда мама привезла мне новый телефон, что-то внутри меня трепетало в ожидании. Руки слегка дрожали, когда я распаковывала простую коробку. Телефон был скромнее того, что подарил мне Алан — этот был строгий, функциональный, без излишеств. Хотя какая разница? Главное, что он мог выполнять свое предназначение — соединять меня с внешним миром.

Я вставила сим-карту и включила его, чувствуя, как с каждой секундой загрузки система в моей груди начинает стучать все быстрее. Пока загружались приложения и восстанавливались мессенджеры, я не могла оторвать взгляд от экрана, словно простое созерцание могло ускорить процесс.

Наконец телефон ожил, и в ту же секунду начали приходить уведомления — десятки сообщений, накопившиеся за дни моего отсутствия в сети. Большинство были от Рейчел — взволнованные, полные беспокойства, со временем переходящие в почти панические.

Были сообщения от девочек с факультета, от соседей по общежитию, даже от преподавателей, которые заметили мое отсутствие и интересовались, все ли со мной в порядке. Тепло разливалось по моей груди — я не была одна, меня помнили, обо мне беспокоились.

Но среди всего этого потока заботы и внимания не было ни одного слова от единственного человека, чей голос я действительно хотела услышать.

Алан.

Ни звонка, ни сообщения, ни даже незначительного “проверяю, жива ли ты”. Ничего.

Что-то маленькое и хрупкое внутри меня, что все еще надеялось вопреки всему, разбилось в тот момент.

“Он потерял сестру”, — напомнила я себе, словно оправдывая его. “Он в трауре, ему сейчас не до меня”.

Но глубоко внутри горькая правда прошептала: “Если бы он действительно любил тебя, он нашел бы способ дать тебе знать, что помнит о тебе. Хоть что-нибудь”.

Прокручивая список контактов, я наткнулась на имя Роуз. Ее аватарка — солнечная улыбка на фоне морского заката, все еще сияла на экране.

Комок встал в горле, и я почти физически ощутила, как слезы подступают к глазам, готовые пролиться в любую секунду. Нельзя. Я не могу сейчас плакать. Не могу позволить себе эту слабость, не когда внутри меня растет новая жизнь, которая зависит от моей силы.

- Элизабет. - мамин голос, мягкий и заботливый, выдернул меня из омута мыслей. - Ты в порядке?

Я моргнула несколько раз, отгоняя слезы, и заставила себя улыбнуться.

- Да, просто немного устала.

Мама смотрела на меня с тем особенным выражением, которое у нее бывает, когда она знает, что я лгу, но решает не давить. Вместо этого она села на край кровати и взяла меня за руку.

Она не спрашивала о моем решении насчет ребенка, и я была благодарна ей за это. Возможно, она даже чувствовала облегчение — ведь где-то глубоко внутри, за всеми страхами и волнениями, была радость от мысли, что она станет бабушкой.

Мысль о Роуз, которая никогда не увидит своего племянника или племянницу, снова пронзила меня острой болью.

- Мам. - голос мой звучал тихо, почти неуверенно. - Ты не знаешь, когда… когда будут похороны Роуз?

Произносить это вслух было физически больно, словно каждое слово взрезало мою плоть изнутри.

Мама сжала мою руку чуть крепче, ее глаза наполнились сочувствием.

- Я слышала, что на днях. - ответила она осторожно. - Возможно, уже завтра или послезавтра.

- Я хотела бы пойти. - сказала я тихо, но решительно. - Попрощаться с ней.

Мамино лицо мгновенно изменилось, строгость профессионального врача смешалась с тревогой матери.

- Ни за что. - произнесла она тоном, не допускающим возражений. - Ни в таком состоянии, Элизабет.

Ее взгляд снова упал на мой живот, и я поняла ее невысказанное беспокойство. Она боялась не только за меня, но и за крошечное сердце, которое билось внутри меня.

- Тебе нужен покой и отдых. - продолжила она уже мягче. - Ты должна думать сейчас не только о себе.

Я знала, что она права. Как бы мне ни хотелось быть там, сказать последнее “прощай” Роуз, я не могла рисковать жизнью ее племянника или племянницы. Я должна была выжить ради этого ребенка, ради маленькой частички Алана, которая росла во мне. Обещание, которое я могла сдержать, даже если Алан нарушил свое.

Следующие два дня слились для меня в размытое пятно из медицинских процедур, короткого сна и попыток привыкнуть к новой реальности. Я постепенно начинала вставать с кровати, делать несколько шагов по палате, позволяя мышцам вспоминать, как двигаться. Мама приходила все реже, видя, что я прихожу в норму — и физически, и морально.

Но ночи… ночи были самой трудной частью. Когда гасли огни в коридорах и мир за окном погружался в тишину, мысли о Роуз и Алане возвращались, не давая мне покоя. Я лежала, глядя в потолок, и почти физически ощущала их отсутствие в своей жизни — как фантомную боль в ампутированной конечности.

В одну из таких ночей мне приснился сон — настолько реальный, что даже после пробуждения я не была уверена, был ли это действительно сон или что-то еще.

Я лежала на своей больничной кровати, погруженная в полумрак. Единственными источниками света были уличный фонарь, тускло освещавший окно, и слабое сияние из коридора, просачивающееся сквозь щель под дверью. Воздух был наполнен стерильным запахом антисептика и чем-то еще тонким, едва уловимым ароматом, который я бы узнала из тысячи.

Древесные нотки, смешанные с чем-то терпким и землистым — парфюм Алана. Тот самый, что оставался на моей коже после наших встреч, тот самый, что я вдыхала, уткнувшись носом в его рубашку.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Словно пробуждаясь от глубокого сна, я с трудом приоткрыла глаза, борясь с тяжестью век после вечернего укола. В дальнем углу комнаты, скрытый тенями, сидел кто-то. Силуэт был неподвижен, словно вырезанный из плотной черной бумаги. Мужчина в темной одежде — высокий, широкоплечий, с характерной посадкой головы, которую я узнала бы даже в полной темноте.

Алан.

Сердце мое пропустило удар, а затем забилось с такой силой, что, казалось, могло выскочить из груди. Я хотела позвать его, сказать ему тысячу вещей, что переполняли мою душу, но язык не слушался, а веки были слишком тяжелыми, чтобы держать их открытыми.

- Алан… - единственное, что я смогла произнести, и даже это прозвучало больше, как шепот, чем как настоящее слово.

Я пыталась бороться со сном, отчаянно цепляясь за сознание, но лекарства в моей крови были сильнее моей воли. Последнее, что я помню — как тень шевельнулась, словно собираясь подняться, и как запах его парфюма стал чуть сильнее, будто он приблизился ко мне.

А затем меня поглотила темнота, и я провалилась в глубокий, лишенный сновидений сон.

Проснувшись следующим утром, я почувствовала странное беспокойство — словно что-то важное произошло, пока я спала. Ночное видение, Алан в темной палате, его запах… всё это казалось одновременно и сном, и чем-то более реальным.

Когда в палату вошла дежурная медсестра, я не удержалась от вопроса.

- Скажите, вы не видели никого у моей палаты ночью?

Медсестра удивленно приподняла брови и покачала головой.

- Нет, дорогая. Ночью никого постороннего здесь не было. - она проверила мою капельницу и добавила с легкой улыбкой. - Да и не мог бы никто зайти. Охрана на входе после десяти вечера не пропускает никого, кроме персонала и экстренных случаев.

- Понятно. - кивнула я, пытаясь скрыть разочарование.

Значит, Алан мне просто приснился. Мое истосковавшееся сердце создало иллюзию, в которую так отчаянно хотелось верить. Конечно, это был всего лишь сон — сладкий обман, придуманный моим подсознанием, чтобы немного облегчить боль разлуки и предательства.

Осознание этого принесло новую волну горечи, но я заставила себя проглотить ее. Хватит жить иллюзиями, Элизабет. Пора смотреть правде в глаза: Алан сделал свой выбор, и этот выбор — не ты.

Десять дней в больнице — целая вечность, когда каждый час отмечен тикающими часами на стене и монотонным гулом больничного оборудования. В день перед выпиской врач назначил мне контрольное УЗИ.

- Срок достаточный, чтобы послушать сердцебиение. - сказал он с профессиональной улыбкой. - Хотите?

От этих слов по телу пробежала странная дрожь, смесь страха и предвкушения. Конечно, я хотела убедиться, что с ребенком всё в порядке, особенно после аварии. Но было что-то еще — какое-то глубинное волнение, которое я не могла полностью осознать.

К этому времени я уже самостоятельно передвигалась по коридорам больницы, хотя и медленнее обычного.

Кабинет УЗИ встретил меня прохладным полумраком и тихим гудением аппаратуры. Я снова легла на кушетку, задрав вверх пижамы и оголив живот, где уже начала проявляться едва заметная выпуклость — такая незначительная, что никто посторонний не обратил бы внимания, но я-то знала. Я чувствовала эти изменения каждый день.

Холодная жидкость на коже вызвала непроизвольную дрожь. Врач начала водить датчиком по моему животу, что-то негромко бормоча себе под нос, иногда нажимая кнопки на клавиатуре, делая замеры и отметки.

Я не отрываясь смотрела на монитор, где снова появился мой ребенок. Уже не просто размытое светлое пятнышко, а более определенная форма, вдвое больше, чем в прошлый раз. Крошечное существо, мой ребенок, плод нашей с Аланом любви — как бы коротка и обманчива она ни была.

- Хотите послушать? - спросила врач, показывая на динамики рядом с монитором.

Я безмолвно кивнула, не доверяя собственному голосу, и затаила дыхание.

И вот тогда я услышала это — быстрый, ритмичный стук, подобный крыльям маленькой колибри. Тук-тук-тук… тук-тук-тук… Частый, настойчивый, живой. Сердце моего ребенка. Моего и Алана.

И что-то внутри меня надломилось, словно плотина, не выдержавшая напора воды. Слезы хлынули из глаз неудержимым потоком, стекая по вискам и увлажняя волосы. Я лежала, не в силах пошевелиться, и просто плакала — не от горя, не от счастья, а от какого-то другого, не поддающегося определению чувства.

- Всё хорошо. - мягко произнесла врач, деликатно протягивая мне бумажную салфетку. - Многие мамы плачут, когда впервые слышат сердцебиение. Это нормально.

Но мои слезы были не совсем обычными слезами будущей матери. В них была тоска по Алану, который должен был быть здесь, рядом со мной, слушать этот маленький гром внутри моего тела. В них была ярость на несправедливость мира, который отнимает любимых и заставляет нас продолжать жить, собирая себя по кусочкам.

Но в них было и едва осознаваемое, но безмерно сильное чувство защиты и любви к этому крошечному существу, чье сердце так отважно билось внутри меня. Обещание, что я сделаю всё, чтобы он или она никогда не узнали той боли, что испытала я.

- Спасибо. - произнесла я, наконец обретя голос. - Можно… можно мне запись этого сердцебиения? На телефон?

Врач улыбнулась с пониманием.

- Конечно. - она нажала несколько кнопок на аппарате.

Я достала свой новый телефон, и через несколько минут у меня была запись — самая драгоценная аудиозапись, которую я когда-либо делала. Тук-тук-тук… тук-тук-тук… Доказательство того, что жизнь продолжается, что не всё потеряно.

Когда я вернулась в палату, то чувствовала странное спокойствие, почти умиротворение. Завтра меня выпишут, и начнется новая глава моей жизни — не та, о которой я мечтала, не та, которую планировала, но та, которая была мне дана. И я была полна решимости прожить ее наилучшим образом, ради тех, кого потеряла, и ради того, кого еще предстояло обрести.

Глава 5

После почти двух недель, проведенных в больничных стенах, я наконец-то покидала это место. При выписке мой доктор вручил мне увесистую стопку рекомендаций.

Бумаги, расписывающие, как жить дальше, когда я сама не до конца понимала, как существовать в этой новой реальности.

Мама ждала меня у выхода, нервно теребя ремешок своей сумочки. Она выглядела уставшей — круги под глазами и новые морщинки в уголках глаз выдавали все эти бессонные ночи, проведенные в тревоге за меня. Но её улыбка была теплой и настоящей.

- Готова вернуться домой, солнышко?

Я поправила лямку сумки на плече и глубоко вздохнула.

- Более чем.

Шаг за порог больницы был похож на погружение в другой мир. Золотистый свет омыл мое лицо, и я невольно закрыла глаза, подставляя кожу ласковым лучам. Странно, как две недели взаперти могут заставить тебя заново влюбиться в такую простую вещь, как солнечный свет.

Я сделала глубокий вдох, наполняя легкие свежим, не стерилизованным воздухом. Пахло опавшими листьями, далеким дождем и чем-то сладковатым — может, последними цветами или кондитерской за углом. Запахи жизни, которая продолжала идти своим чередом, несмотря ни на что.

Когда мы тронулись с места, я смотрела в окно на проплывающий мимо город, такой знакомый и в то же время странно чужой, будто я вернулась после долгого путешествия. Два квартала спустя, на светофоре, я повернулась к маме.

- Мам, могу я попросить тебя об одолжении?

Она бросила на меня быстрый взгляд.

- Конечно, дорогая. Что ты хочешь?

Я сглотнула, борясь с внезапно пересохшим горлом.

- Я хочу съездить к Роуз. На кладбище.

Её руки на руле заметно напряглись.

- Элизабет, ты только что выписалась. Может, стоит отдохнуть, набраться сил…

- Мне нужно это, мам. - прервала я её, стараясь, чтобы голос звучал твердо. - Я не была на похоронах. Я даже не попрощалась с ней.

Я видела, как её руки напряглись на руле, как сжались губы в тонкую линию. Она боялась, что это посещение вызовет новый шквал эмоций, новую бурю, которая подорвет моё зыбкое восстановление. Она была права, но я не могла этого не сделать.

По пути мы остановились у цветочного магазина — небольшого, но уютного, с ярко-желтой вывеской и россыпью букетов у входа. Цветочное разнообразие ошеломило меня — белоснежные лилии, строгие герберы, игривые ромашки, благородные орхидеи. Я бродила между рядами, ощущая странную тяжесть в груди. Какие цветы любила Роуз? За все наше короткое, но такое интенсивное знакомство, мы ни разу не обсуждали таких простых, земных вещей. И эта мысль вызвала первую острую волну боли, пронзившую грудь.

Мой выбор пал на темно-красные розы. Их бархатные лепестки были густыми, почти черными у основания, словно напитанные самой жизнью. Они не кричали о себе яркостью, как их желтые или розовые собратья. Они были царственными и глубокими — как сама Роуз с ее сложным внутренним миром, с секретами и тайной любовью, с сильным характером, скрытым за маской светской девушки.

Городское кладбище встретило нас гулкой тишиной и ароматом хвойных деревьев. Уже на входе, у поста охраны, моё тело налилось свинцовой тяжестью. Каждый шаг давался с трудом, будто я шла против сильного течения.

Пожилой охранник, узнав, куда мы направляемся, вызвался проводить нас. Его спина, слегка сгорбленная годами, маячила впереди, а голос, рассказывающий о недавних похоронах, казался далеким эхом сквозь шум в моих ушах. Я механически переставляла ноги, считая шаги, чтобы отвлечься от нарастающей тревоги.

Один, два, три, четыре…

- Да, очень жаль девушку. - заговорил охранник, не оборачиваясь. - Такая красивая, молодая.

Я продолжала считать. Пятнадцать, шестнадцать, семнадцать…

- Тяжелая судьба у неё. - продолжал он. - Сначала родителей потеряла, теперь сама погибла при таких же обстоятельствах.

Тридцать один, тридцать два, тридцать три…

- Одни два брата остались из целой семьи. Видел я их — статные, высокие мужчины, горем убитые. Очень жаль.

Картинка возникла перед глазами сама собой. Алан, сломленный горем, в черном костюме, с потухшим взглядом, который больше не загорится тем опасным огнем, что так манил меня. Я прикусила губу до боли, чтобы не закричать, не расплакаться прямо здесь.

Сорок пять, сорок шесть…

Мы прошли еще немного, и охранник остановился, указывая рукой.

- Вон там, метров тридцать дальше. Видите, где все цветы?

И действительно, даже с расстояния было видно, что одна из могил буквально утопает в цветах — будто каждый день сюда приезжал грузовик и высыпал все эти букеты прямо на свежий холм.

— Я подожду здесь, милая, — тихо сказала мама, сжимая мою руку. — Иди, но не торопись.

Я шла, и с каждым шагом ноги становились тяжелее, словно на них навешивали по лишнему килограмму. Боясь, что просто не дойду, я заставила себя двигаться быстрее, почти бегом, пока не оказалась прямо перед ней.

Могила Роуз Бейтман.

Памятник был выполнен в виде ангела с опущенными крыльями. Не плачущего, но задумчивого, с лицом, обращенным к небу. У его подножия на гранитной плите была выгравирована надпись: “Любимой дочери и сестре. Там, где бы ты ни была, мы всегда с тобой”.

Я опустилась на колени, не обращая внимания на влажную от утренней росы землю, пропитывающую мои джинсы. Слезы, сдерживаемые все это время, хлынули неудержимым потоком, затуманивая зрение и оставляя соленые дорожки на щеках.

- Привет, Роуз. - прошептала я, кладя розы поверх горы других цветов. - Прости, что не пришла раньше.

Я провела пальцами по холодному граниту, по выгравированным буквам её имени, по датам, обрамляющим её слишком короткую жизнь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Я не могу поверить, что тебя больше нет. - продолжила я, задыхаясь от слез. - Что ты здесь, под этой землей… Это неправильно, Роуз. Так не должно было быть.

Ветер шевелил лепестки цветов и играл моими волосами, разнося мои слова по кладбищенской тишине.

- Роуз, я беременна. Представляешь? Ты… станешь тетей.

На этих словах меня накрыло новой волной горя — такой сильной, что я согнулась пополам, обхватывая себя руками, будто пытаясь удержать душу, которая рвалась из тела от боли.

Я не заметила, как мама оказалась рядом, обнимая меня за плечи, шепча что-то успокаивающее в волосы. Она прижала меня к себе с такой силой, словно боялась, что если отпустит, то потеряет и меня тоже.

- Тише, солнышко, тише. - повторяла она, гладя меня по спине. - Нельзя так нервничать, подумай о ребенке.

Ребенок. Крошечное сердце, бьющееся внутри меня с такой отвагой, выносливее своей матери.

Я сделала глубокий, рваный вдох и медленно выпрямилась, вытирая мокрое от слез лицо. Мама протянула мне бутылку воды, и я сделала несколько глотков, чувствуя, как холодная жидкость смывает горечь с горла.

- Нам пора, дорогая. - мягко сказала она. - Ты должна отдохнуть.

Я кивнула, бросая последний взгляд на могилу Роуз, на ангела, хранящего её вечный покой, на мои темно-красные розы среди моря других цветов.

- Прощай, Роуз. - прошептала я. - Я буду приходить. Обещаю.

Уходя с кладбища, я чувствовала себя полностью опустошенной, будто все жизненные соки вытекли из меня вместе со слезами. Мир вокруг словно потускнел. Теперь улицы казались серыми, солнце больше не грело, а в груди разлилась тяжелая, вязкая тоска.

Мы молча ехали домой, каждая в своих мыслях. Я смотрела в окно на проплывающий мимо город, на людей, спешащих по своим делам, и думала о том, как странно устроена жизнь — для кого-то она останавливается навсегда, а для остальных продолжает идти, будто ничего не случилось.

- Мама. - наконец прервала я молчание. -Как мне жить дальше?

Она бросила на меня быстрый взгляд, полный той материнской мудрости, которая всегда знает ответы на самые сложные вопросы.

- День за днем, солнышко. - тихо ответила она. - Просто день за днем.

Домашние стены встретили меня знакомым ароматом маминых духов и лавандового саше, которое она всегда раскладывала в шкафах. Я провела рукой по деревянным перилам, поднимаясь по лестнице в свою старую комнату – маленькое святилище моей жизни, где каждый сантиметр пространства дышал воспоминаниями о беззаботных днях.

Ноутбук, одежда и часть моих вещей остались в общежитии, но я не спешила за ними возвращаться. Мысль о суетливых коридорах студенческого корпуса, о любопытных взглядах и неизбежных расспросах вызывала почти физическую тошноту.

За ужином мама хлопотала вокруг меня, словно я была хрустальной вазой, готовой разбиться от малейшего прикосновения. Она запретила мне помогать с приготовлением, настояв на том, чтобы я просто отдыхала.

На кухне мы сидели друг напротив друга, разделенные не только дубовым столом, но и тяжелым молчанием. Фарфоровые тарелки с цветочным орнаментом, которые мама доставала только по особым случаям, сейчас казались неуместно праздничными. Звон вилок о посуду разрезал тишину, становясь почти невыносимым. Я механически отправляла в рот кусок за куском запеканки, не ощущая вкуса, а лишь выполняя необходимую функцию для поддержания жизни.

Наконец, я решилась нарушить это гнетущее молчание.

- Мам. - мой голос прозвучал неожиданно хрипло. - ты что-нибудь знаешь об аварии? О том, что случилось?

Вилка в маминой руке на мгновение замерла над тарелкой. Я заметила, как на секунду сжались ее губы, а в глазах мелькнуло что-то похожее на страх.

- Расследование всё еще ведется, милая. - ответила она, тщательно подбирая слова. - Полиция работает, но пока никаких окончательных выводов нет.

- А что с тем парнем, который был за рулем? - продолжила я, ощущая странное желание докопаться до истины.

- Насколько я знаю, он всё еще в больнице. - ее взгляд скользнул в свою тарелку. - Лиззи, поверь, мне правда больше ничего не известно.

Я думала о том, что не могу поверить в простое стечение обстоятельств. В моей голове не укладывалось, что авария была лишь жестокой шуткой судьбы, случайным совпадением обстоятельств.

Мне нужен был виноватый. Кто-то, на кого можно направить весь тот ураган боли, злости и отчаяния, что бушевал внутри. Возможно, это было малодушно, но обвинить кого-то казалось проще, чем принять бессмысленность произошедшего.

Я знала, что могла бы позвонить Алану или Брендану. Они наверняка были в курсе подробностей расследования – у семьи Бейтман хватало связей и влияния. Но каждый раз, когда я думала о том, чтобы набрать номер Алана, горло перехватывало, а пальцы начинали дрожать.

Я боялась быть отвергнутой еще раз – особенно теперь, когда внутри меня росла часть его самого.

Утро встретило меня волной тошноты, подкатившей к горлу с предательской внезапностью. Я едва успела добежать до ванной, прежде чем желудок вывернуло наизнанку. Стоя на коленях перед унитазом, я тяжело дышала, ощущая противный привкус желчи во рту.

Ирония судьбы – такая сильная тошнота сопровождалась таким же сильным голодом. После душа я спустилась на кухню, где нашла остатки вчерашней запеканки. Разогрев щедрую порцию, я с удивлением обнаружила, что мой аппетит вернулся с удвоенной силой, словно утренняя тошнота была лишь прелюдией к настоящему голоду.

Мама уже ушла на работу. Ее отпуск по уходу за мной закончился, и теперь больница снова забрала ее в свой стерильный мир.

После завтрака стены дома стали казаться слишком тесными. Я чувствовала, как воздух становится густым и тяжелым, как комната словно сужается вокруг меня. Импульсивное решение выйти на прогулку показалось единственно правильным – врач ведь говорил, что движение полезно. Оно помогает не только телу, но и душе.

Я накинула свое любимое пальто, купленное еще той осенью, и нащупав в шкафу старый зонт с деревянной ручкой, я вышла навстречу моросящему октябрьскому дождю.

Свежий воздух ударил в лицо, заставив на мгновение закрыть глаза от удовольствия. Я решила дойти до небольшого сквера в паре кварталов от дома. Маленький оазис зелени среди городской застройки мог принести хотя бы временное успокоение.

Свернув за угол на перекрестке, я услышала визг тормозов позади себя. Прежде чем я успела обернуться, чьи-то сильные руки схватили меня, зажимая рот ладонью. Сердце подскочило к горлу, адреналин хлынул в кровь, а мир вокруг словно замедлился. В панике я пыталась вырваться, но мое тело, еще ослабленное больничным пребыванием, не могло сопротивляться напору нападавшего.

Меня буквально швырнули на заднее сиденье черного минивэна с тонированными стеклами. Дверь захлопнулась с тяжелым лязгом, отрезая меня от внешнего мира и шансов на спасение. В салоне пахло кожей, дорогим одеколоном и страхом – моим собственным страхом, который, казалось, материализовался в воздухе.

В полумраке машины я пыталась разглядеть своих похитителей, судорожно соображая, кричать ли, драться ли, или просто замереть в надежде, что это какая-то ужасная ошибка.

Подняв глаза, я встретилась взглядом с Ричардом Блэквудом, сидящим в дальнем углу автомобиля.

- Здравствуй, Элизабет. Поговорим?

Глава 6

Этот голос прозвучал как из кошмара – низкий, с хрипотцой, размеренный, как у человека, привыкшего к тому, что каждое его слово имеет вес. Я медленно повернула голову, моргая, чтобы глаза привыкли к полумраку салона.

В дальнем углу сидения, на расстоянии вытянутой руки от меня, сидел Ричард Блэквуд. Это был первый раз, когда я видела его так близко. На дне рождения Роуз, где он объявил о помолвке своего сына с ней, он казался далекой, почти мифической фигурой. Сейчас же передо мной сидел элегантный мужчина с военной выправкой, которого окружала аура власти и опасности.

Теперь же я могла разглядеть мельчайшие детали: тщательно ухоженную седеющую щетину, глубокие морщины вокруг глаз, которые не смягчали взгляд, а делали его еще острее, идеально выглаженный итальянский костюм, массивный перстень с темным камнем на среднем пальце.

У меня перехватило дыхание. Рядом со мной сидел человек, о котором Алан говорил с смесью отвращения и страха. Человек, который пытался превратить Роуз в разменную монету в своих деловых играх. Человек, чьи руки, по слухам, были запятнаны кровью тех, кто осмелился ему перечить.

- Если вы хотели поговорить, мистер Блэквуд. - произнесла я с удивившим меня самоё спокойствием. - Существуют более цивилизованные способы, чем похищение человека среди бела дня.

Ричард наклонил голову, изучая меня взглядом, который казалось, проникал под кожу. Слабая улыбка тронула его губы.

- А ты смелая девочка, Элизабет. Теперь я понимаю, что так привлекло в тебе моего сына. И не только его.

При упоминании Роя я невольно вздрогнула, вспомнив его окровавленное лицо после избиения Аланом. Я тряхнула головой, отгоняя это воспоминание.

- Что вам нужно от меня? - повторила я, выпрямляясь и стараясь, чтобы мой голос звучал уверенно. Мама всегда говорила, что самое важное – не показывать страх перед хищниками.

Ричард медленно провел рукой по своей щетине, глядя в окно, словно размышляя, с чего начать. С каждой минутой воздух в машине становился всё тяжелее, словно насыщался ядом. Мне отчаянно хотелось выскочить из этой ловушки на колесах, вдохнуть свежий осенний воздух, смыть с себя ощущение взгляда этого человека.

Но следующие его слова буквально пригвоздили меня к месту.

- Как проходит твоя беременность, Элизабет?

Моё сердце пропустило удар, а потом забилось так сильно, что я боялась, он услышит этот грохот. Кровь отхлынула от лица, оставив кожу холодной и влажной. Откуда…? Как…? Этого не может быть. О моей беременности знали только я и мама. Ну и врачи, конечно, но…

В моей голове мелькнула страшная мысль: для такого человека, как Ричард Блэквуд, не существовало закрытых дверей или конфиденциальной информации. Он мог получить доступ к чему угодно, подкупить кого угодно. Моя тайна никогда не была по-настоящему защищена.

- Это же ребенок Алана, верно? - продолжил он, внимательно следя за каждым изменением моего лица.

Я чувствовала себя обнаженной перед ним. Не физически, но эмоционально. Он читал меня, как открытую книгу, и наслаждался каждой страницей моего страха и беспомощности. Его глаза, темные, почти черные, блестели от удовольствия, которое он получал, управляя этим жестоким спектаклем.

Ричард снова отвернулся к окну, и на мгновение его профиль напомнил мне древнеримские монеты, которые я видела в музее – такой же резкий, с тяжелым подбородком и орлиным носом.

- Знаешь, что самое интересное в твоей истории с моей бывшей невесткой? - спросил он, и хотя вопрос казался риторическим, я знала, что он ждет реакции. - То, что ты – единственная уцелевшая в этой аварии. А еще то, что ты – последняя, кто видел её живой.

Я сглотнула, пытаясь протолкнуть ком в горле. От его слов по коже пробежал озноб, словно внезапный ледяной ветер проник в салон автомобиля.

- На что вы намекаете? - прошептала я.

Вместо ответа Ричард достал серебряный портсигар из внутреннего кармана пиджака, извлек сигарету и закурил, не спрашивая моего разрешения. Дым поплыл по салону, заставляя меня морщиться – запах табака сейчас, в моем положении, вызывал тошноту. Но ему, очевидно, было наплевать на мой дискомфорт.

- Ты знаешь, кто был тот парень за рулем, с которым вы ехали в машине? - выдохнул он дым в мою сторону.

Я молчала, зная, что он продолжит в любом случае.

- Его зовут Марк Фостер. - сказал Ричард, словно раскрывая козырную карту в игре. - И у меня есть его показания, что это ты настояла на определенном маршруте той ночью.

Шок обрушился на меня, как ведро ледяной воды. Это была откровенная ложь! Я даже не знала дороги в том районе, как я могла настоять на маршруте?

- Это ложь! - воскликнула я, не в силах сдержать эмоции. Моя рука непроизвольно сжалась в кулак, ногти больно впились в ладонь. - Я никогда…

- Не кипятись так. Это еще не всё. - прервал он меня, и в его голосе промелькнуло что-то похожее на удовлетворение. Он явно получал удовольствие от моей реакции.

Ричард неторопливо достал из кармана пиджака конверт. Он не был запечатан, видно, его уже вскрывали и читали содержимое.

- Что это? - спросила я, глядя на конверт как на ядовитую змею.

Ричард покрутил конверт в руках, как фокусник, готовый показать трюк.

- Экспертиза. - произнес он с театральной паузой. - Которая показала, что авария произошла из-за резкого поворота руля. А на руле. - он сделал драматическую паузу. - Обнаружены твои отпечатки пальцев. И Марка, конечно.

Я ошеломленно смотрела на него, не веря своим ушам. Это какой-то сюрреалистический кошмар! Я не трогала этот чертов руль, ни разу за всю поездку!

- Я не прикасалась к рулю. - твердо сказала я, хотя в голове уже роились мысли о том, что отпечатки могли подделать или… лгать! Он просто лжет!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Но это не так. - Ричард покачал головой с фальшивым сожалением. - У меня есть видеозапись с камеры наблюдения, как вы останавливаетесь на заправке и выходите из машины, где Роуз была в приподнятом настроении. Но когда вы возвращаетесь, Роуз выглядит растрепанной, заплаканной и хромает.

Воспоминания о той ночи нахлынули с пугающей ясностью. Я молчала, понимая, к чему он клонит, но отказываясь это принять. Это не может быть правдой! Он манипулирует фактами, искажая реальность, чтобы создать картину, которой не было.

Ричард медлил, как будто смакуя момент, а затем продолжил:

- Полиция интересуется, что именно произошло между вами в туалете той заправки. Видеокамеры не охватывают эту зону, а свидетели говорят, что слышали ссору. - Он наблюдал за моей реакцией с клинической отстраненностью. - Они также интересуются, почему после этого инцидента ты настояла на том, чтобы сесть на переднее сиденье, рядом с водителем.

Мое сердце сжалось. Это была еще одна ложь. Я не пересаживалась! Я всю дорогу сидела позади Роуз!

- А потом. - продолжил Ричард, словно читая увлекательную историю. - На крутом повороте ты схватилась за руль… Нервы? Желание закончить то, что начала на заправке? Или это была просто трагическая случайность – ты испугалась и инстинктивно дернула руль?

- Нет! - закричала я, уже не сдерживая слез. - Это всё ложь! Я не трогала руль! Роуз была моей лучшей подругой, я бы никогда…!

Он поднял руку, останавливая мой поток слов:

- Но факты упрямая вещь, Элизабет. Отпечатки на руле, показания свидетелей, заявление Марка… Ты знаешь, как это выглядит? - он наклонился ко мне, и я почувствовала запах дорогого алкоголя в его дыхании. - Это выглядит как преднамеренное убийство.

Мир вокруг меня словно остановился. Убийство? Меня обвиняют в убийстве Роуз?

- Вы… вы хотите меня подставить? - прошептала я, чувствуя, как к горлу подступает новая волна тошноты, на этот раз вызванная не беременностью, а чистым ужасом.

Ричард откинулся на спинку сиденья, и на его лице появилась улыбка, которая не затронула глаз.

- Подставить? О чем ты, дорогая? Я просто излагаю факты, которые уже изучает полиция. - он постучал пальцем по конверту. - Факты, которые указывают на тебя.

Я сидела, словно громом пораженная, пытаясь осмыслить услышанное. Он фабрикует доказательства? Пытается свалить на меня смерть Роуз? Но зачем? Какую игру он ведет?

Стук моего сердца отдавался в ушах, заглушая любые другие звуки. Каждый удар – резкий, словно выстрел из пистолета, каждый вдох – короткий и поверхностный. Время в салоне минивэна, казалось, застыло, а воздух стал настолько тяжёлым, что его можно было резать ножом.

- Хочешь я расскажу тебе, как это все выглядит со стороны? - продолжил он, и каждое его слово падало на меня, как капля кислоты. - Ты тайно от своей близкой подруги, крутила роман с её женихом, но на девичнике Роуз вас раскрыли, ты была опозорена…

Я смотрела на него с нарастающим ужасом, не в силах вымолвить ни слова. Его пальцы, украшенные массивным перстнем с камнем цвета крови, барабанили по подлокотнику в такт его словам – методично, неумолимо.

- Рой не стал отменять свадьбу, и ты решила заставить Роуз саму отменить свадьбу, но она тебе отказала, и ты сорвалась…

История, которую он плёл, была насквозь фальшивой, искажённой до неузнаваемости версией правды. Каждое его слово – ложь, отравленная стрела, направленная прямо в сердце моей жизни.

Воспоминания о настоящей Роуз, о наших разговорах, о её доверии ко мне, о том, как она приняла новость о моих отношениях с Аланом. Не с возмущением, а с лёгким разочарованием, что я не рассказала ей раньше, всё это пронеслось в моей голове, контрастируя с той извращённой картиной, которую рисовал Ричард.

- Вам никто не поверит. - произнесла я, пытаясь вложить в свой голос всю уверенность, на которую была способна. Но даже для меня самой эти слова прозвучали пусто и наивно.

Моя рука непроизвольно скользнула на живот, защитным жестом прикрывая то маленькое существо, которое росло внутри меня – частичку Алана и меня, наше обещание будущего, нашу надежду, которой теперь угрожал этот человек.

Ричард заметил мой жест, и его взгляд задержался на моей руке. Мелкая, едва заметная складка образовалась между его бровями. Признак раздражения, мимолётный разрыв в его идеально контролируемом фасаде.

- Как думаешь, что сделает Алан с тобой, узнав, что ты из-за ревности, убила его сестру? - его вопрос был подобен удару ножа.

Образ Алана – его светлые взъерошенные волосы, глаза цвета лета, его сильные руки, его страстный, упрямый характер – возник перед моим мысленным взором, и сердце сжалось от боли и страха. От мысли, что он мог поверить в такую ложь.

- Чего вы хотите от меня? - мой голос звучал чужим, надломленным, принадлежащим кому-то другому – кому-то, кто не был сильной, независимой Элизабет Рэмси, а был напуганной девочкой, загнанной в угол безжалостным хищником.

Его ответ был физически болезненный.

-Ты выйдешь за Роя.

Глава 7

Ричард произнёс это с непринуждённостью человека, предлагающего выпить чай, а не разрушающего чужую жизнь одним предложением.

И мой мир закружился. Замуж за Роя?

- Зачем вам это? - вопрос вырвался сам собой, рождённый отчаянным желанием понять логику этого человека.

Его взгляд изменился, став острее, жёстче, в нём проглянула сталь, скрытая под слоем фальшивой вежливости.

- Я в курсе, что мой сын безответно влюблён в тебя. - начал он, и температура в машине, казалось, упала на несколько градусов от холода его слов. - А ты, шлюха, спишь практически с моим зятем, ещё и беременна его выродком.

Каждое слово было ударом хлыста, рассекающим мою душу. Я почувствовала, как в груди разгорается пламя – не благородное пламя праведного гнева, а дикий, неконтролируемый пожар ярости, грозящий поглотить всё сознательное во мне.

Мой ребёнок – моя плоть и кровь, часть меня и Алана, символ нашей любви – назван выродком этим холодным, бесчеловечным существом. Пальцы непроизвольно сжались в кулаки, ногти впились в ладони до боли, и эта физическая боль стала якорем, удерживающим меня от того, чтобы броситься на него с яростью, которая могла только навредить мне и моему ребёнку.

- А я хочу, чтобы все вокруг были счастливы. - сказал он с фальшивой искренностью, от которой внутри всё переворачивалось. - И благодаря тебе и ребёнку всё сложится удачно – все будут думать, что ты “залетела” от Роя, и ему некуда деваться, кроме как жениться на тебе.

Перед моими глазами промелькнула альтернативная реальность: я – жена Роя, запертая в золотой клетке, носящая маску счастья, пока внутри умираю каждый день. Мой ребёнок, растущий с верой, что его отец – этот слабохарактерный, эгоистичный мужчина, а не тот, кого я любила всем сердцем. Алан верящий, что я предала его, использовала, а потом ушла к другому…

Эта картина была настолько ужасной, настолько противоестественной, что мой разум отказывался принять её как возможное будущее. Должен быть выход, должен быть способ избежать этого кошмара.

- Всё только ради Роя? - спросила я, пытаясь поймать его взгляд, проникнуть за маску, увидеть истинные мотивы. - Или дело в чем-то еще?

Его глаза на секунду расширились, и в них промелькнуло что-то – удивление? уважение? – что-то, чего я не ожидала увидеть, но что исчезло так быстро, что я могла только сомневаться, было ли оно вообще.

- Я надеюсь ты меня поняла. – со сталью в голосе, произнес он.

Я смотрела на него и видела не человека, а воплощение зла – эгоистичного, безжалостного, готового разрушить любые жизни на пути к своей цели. И самое страшное, я понимала, что в данный момент моя жизнь была лишь инструментом в его руках, инструментом, который он мог сломать в любой момент без малейшего сожаления.

- А если я откажусь? - слова сорвались с моих губ прежде, чем я успела их обдумать.

Его губы изогнулись в улыбке, лишённой всякого тепла.

- Ты сядешь в тюрьму. - произнёс он, взвешивая каждое слово, смакуя мой страх. – Ты хочешь родить ребёнка Алана, в тюрьме?

Этот вопрос ударил меня сильнее, чем любая физическая боль. Картина тюремной камеры, холодных стен, решёток, озлобленных надзирателей и заключённых – и я там, беременная, уязвимая, лишённая всякой защиты. И мой ребёнок, рождающийся в этой среде, отбираемый у меня сразу после рождения…

От одной мысли об этом к горлу подступила тошнота, и я прикрыла рот рукой, борясь с желанием выбраться из машины прямо сейчас, чтобы глотнуть свежего воздуха.

Но вместе с ужасом пробудилась и моя аналитическая сторона – та часть меня, которая решала поступать на юридический, которая всегда искала логику и причинно-следственные связи в любой ситуации.

- Вы же этой тюрьмой и Брендана шантажируете. - произнесла я, не успев подумать о последствиях. Это был шаг наугад, попытка показать, что я не так беспомощна и неинформирована, как он мог думать.

И моя стрела попала в цель. На секунду его маска контроля дрогнула, в глазах промелькнуло неподдельное удивление, и я увидела его настоящим – шокированным тем, что какая-то девчонка знает о его делах больше, чем он ожидал.

- Видимо, ты и вправду много значишь для него... - произнёс он, сканируя мое лицо.

Автомобиль замедлил ход, и я с удивлением обнаружила, что мы вернулись в мой район. Будто всё это время, мы просто кружили по городу, создавая иллюзию движения, пока на самом деле оставались на одном месте.

Ричард посмотрел на меня, и во взгляде его не было ни намёка на сострадание – только холодный расчёт и молчаливая угроза.

- Об этом разговоре никто не должен знать. - продолжил он тем же тоном, которым оглашают смертный приговор. - И Алан в том числе.

Его пальцы, украшенные тяжёлым перстнем, коснулись моего колена. Лёгкое, мимолётное прикосновение, от которого я внутренне содрогнулась сильнее, чем от любого удара.

- С тобой ведь тоже может случиться… трагедия. - промурлыкал он, и его глаза опустились на мой живот. - Или с твоим ребёнком, если ты будешь своевольничать.

Волна первобытного ярости и страха поднялась во мне – тот инстинкт, который заставляет обычную женщину поднимать автомобили, чтобы спасти своего ребёнка, тот внутренний зверь, который пробуждается в каждой матери при угрозе её детёнышу. Я никогда не думала, что способна на настоящую ненависть – но в этот момент, глядя в ледяные глаза Ричарда Блэквуда, я узнала её вкус: металлический, острый, сжигающий изнутри.

Он протянул мне толстый, плотный конверт, с отчётливым весом страшных “доказательств” внутри.

- Почитай на досуге. - сказал он с непринуждённостью человека, предлагающего интересный журнал. - И можешь не сомневаться в его подлинности.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мои пальцы дрожали, когда я брала конверт – проклятый предмет, который мог разрушить мою жизнь и жизнь моего ребёнка. Бумага казалась тяжёлой, почти обжигающей, словно внутри находилось что-то живое и злое, что-то, готовое вырваться и поглотить меня.

Дверь машины открылась, и я даже не заметила, как водитель вышел и обошёл автомобиль, чтобы открыть её для меня. Это было словно приглашение в иной мир. Мир, где всё знакомое стало чужим и угрожающим, где каждая тень могла скрывать опасность.

Я вышла из автомобиля на дрожащих ногах, чувствуя себя так, будто из меня выкачали все силы, всю волю, всю способность сопротивляться. Конверт в моих руках казался непропорционально тяжёлым, словно вмещал всю тяжесть мира.

- До скорой встречи, Элизабет. - донёсся до меня мягкий, почти ласковый голос Ричарда, и эта фальшивая нежность была страшнее любой открытой угрозы.

Когда автомобиль скрылся из виду, горячие слёзы хлынули из глаз, размывая мир вокруг, превращая его в размытое пятно цветов и форм. Рыдания вырывались из груди, сотрясая всё тело, и я не могла, не хотела сдерживать их.

Это была истерика, чистейшая и неконтролируемая. Слёзы отчаяния, страха, злости и боли смешивались на моих щеках, а в голове билась лишь одна мысль, снова и снова, как заевшая пластинка: “За что? Почему я? За что мне всё это?”

Восемнадцать лет. Мне всего восемнадцать. Я должна была беспокоиться об экзаменах, о первых лекциях, о том, найду ли я свое место в университетской жизни. Вместо этого меня обвиняют в убийстве подруги, шантажируют замужеством с человеком, которого я не люблю, и угрожают моему нерождённому ребёнку.

Я обхватила живот руками, словно пытаясь защитить крохотное существо внутри. Моего и Алана ребёнка. О Боже, Алан… Что он подумает? Поверит ли в мою невиновность? Или решит, что я действительно могла… из ревности… Нет, это невозможно. Он знает меня. Настоящую меня. Знает же?

Слёзы продолжали течь, но к ним присоединился раскалённый гнев, кипящий внутри, словно лава, ищущая выхода.

Как он смеет? Как смеет Ричард Блэквуд использовать меня в своей грязной игре против Бейтманов? Как он смеет угрожать моему ребёнку, моей свободе, моей любви?

Мне нужно было вернуться домой. Нужно было успокоиться, собраться с мыслями, что-то придумать.

Когда я открывала дверь в свою комнату, мои руки всё ещё дрожали, но теперь это была не дрожь страха, а дрожь лихорадочного возбуждения. Мысли неслись со скоростью света, перескакивая с одного на другое, ища выход, любую лазейку в этой ловушке.

Первым делом, не снимая даже пальто, я открыла конверт. Внутри оказалась целая кипа документов, сложенных аккуратными стопками. Кто бы ни готовил эту подставу, он подошёл к делу с дьявольской методичностью.

Резким движением я развернула первый лист. На нём был полицейский отчёт – сухой, безэмоциональный, с точными указаниями времени и места аварии. Следующий лист – фотографии с места происшествия: разбитая машина, пустынная дорога, мигалки полицейских автомобилей, бросающие кроваво-красные отблески на мокрый от дождя асфальт.

Потом – показания свидетелей. “Машина двигалась с превышением скорости”, “Двое женщин спорили”, “Громкие крики”, “Резкий поворот”. Всё было ложью – искусной, тщательно продуманной ложью.

Среди всей этой мешанины лжи и подделок, из папки выпала одна фотография. Я наклонилась, чтобы поднять её, и замерла.

Это была Роуз. Но не та сияющая, смеющаяся Роуз, которую я знала и любила. Это был её труп – искорёженный, изломанный, окровавленный. Её прекрасные золотистые волосы слиплись от крови, глаза – эти чудесные глаза цвета неба – застыли, уставившись в никуда. Её руки и ноги были вывернуты под неестественными углами, словно у брошенной кем-то марионетки.

Желудок судорожно сжался, горло перехватило, и я рванулась в ванную. Меня вывернуло наизнанку, и я осталась сидеть, тяжело дыша, опираясь о холодный унитаз, стараясь не упасть.

Умывшись холодной водой, я вернулась в комнату, стараясь не смотреть на разбросанные документы. Особенно на ту фотографию.

Что-то мелькнуло в глубине сознания – странная, беспокойная мысль. А что если… что если это не подделка? Что если авария действительно была не случайной? Но не по моей вине, а…

“О Боже, что если её действительно убили? Намеренно устроили аварию?”

Холодный пот выступил на лбу. Ричард Блэквуд. Он ненавидит Бейтманов – это очевидно из каждого его слова, каждого взгляда. Он хотел заполучить их компанию, но они сопротивлялись. Роуз должна была стать его невесткой, но и тут планы шли не так, как хотелось.

А что, если авария была его способом отомстить? Ударить по Алану и Брендану, забрав их сестру? А может, Роуз узнала что-то опасное? Что-то, что могло навредить его планам?

Эти мысли казались дикими, параноидальными, но при воспоминании о холодных глазах Ричарда, о его спокойной, почти ласковой улыбке, когда он угрожал моему ребёнку… Я готова была поверить, что он способен на всё.

“Но почему я? Зачем втягивать меня?”

И тут меня словно ударило током. Алан. Роя избил Алан – за то, что тот посмел поцеловать меня. Если Ричард знал об этом (а он явно знал!), то мог решить, что я – идеальное оружие для мести. Заставить Алана смотреть, как я выхожу замуж за его ненавистного соперника… Это было бы изощрённой пыткой, достойной такого человека, как Ричард Блэквуд.

Я стояла у окна, глядя на проливной дождь, барабанящий по стеклу. Каждая капля отдавалась болезненным эхом в моей душе, словно природа сама оплакивала всё, что я потеряла.

Последний разговор с Аланом крутился в моей голове, как заевшая пластинка. Его глаза, потемневшие от боли и разочарования, его сжатые в линию губы, его последний вопрос: “Ты знала?”.

Что я могла ответить? Что Роуз умоляла меня хранить её секрет? Что я была верна своему слову не из-за предательства, а из-за преданности?

Тяжело вздохнув, я положила руку на свой пока ещё живот. Теперь его ребёнок был внутри меня, а Алан даже не знал об этом. И его не было рядом, чтобы разделить мой страх перед угрозами Ричарда, мою боль от потери Роуз, мою панику от обвинений.

“Хватит” - сказала я себе, вытирая непрошеную слезу. - “Я не могу больше ждать. Слишком много поставлено на карту”.

Я взяла телефон и набрала знакомый номер, затаив дыхание. Один гудок, второй, третий… “Абонент временно недоступен”. Снова. Чёрт возьми, Алан! Где ты, когда ты так нужен?

Решение пришло внезапно, как вспышка молнии: я поеду к нему сама. Найду его в особняке Бейтманов или на его квартире – неважно. Я должна с ним поговорить. Должна рассказать о ребёнке, о Ричарде, обо всём. Должна попытаться найти выход из этого кошмара.

Да, Ричард предупреждал меня молчать, но что, если мне что сдаваться без боя? Позволить этому монстру диктовать условия моей жизни, жизни моего ребенка, нашего будущего? Нет. Не так просто.

Схватив пальто и сумку, я заказала такси до Довер-роуд, где находился особняк Бейтманов.

В такси я нервно теребила ремень сумки, пытаясь собраться с мыслями. Что я скажу Алану? Как объясню, что знала о романе Роуз и молчала? И главное — как рассказать ему об угрозах его врага, не подвергая опасности нас обоих?

Когда машина затормозила перед внушительными воротами особняка Бейтманов, моё сердце билось так быстро, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Я расплатилась с таксистом и подошла к домофону, установленному на кованых воротах.

Нажав на кнопку, я затаила дыхание. Каждая секунда ожидания растягивалась в вечность. Наконец, раздался электронный щелчок, и ворота медленно открылись.

Шаг за шагом я шла по мощёной дорожке к дому, и перед глазами вспыхнула картина того последнего вечера, когда я была здесь. Жена Андре, с перекошенным от ярости лицом, бросающая обвинения Роуз. Её слова, пропитанные ядом: “Чтоб ты сдохла!” Роуз, бледная и дрожащая, с расширенными от ужаса глазами. Брендан, жёстко выпроваживающий меня из дома. И Алан… Алан, смотрящий на меня с таким разочарованием, что воздух застрял в лёгких.

Я тяжело сглотнула и продолжила путь. Массивная входная дверь особняка была приоткрыта, словно приглашая войти. Или словно кто-то знал о моем визите и ожидал его.

В холле царил полумрак, лишь пара ламп бросали приглушённый свет на мраморный пол и дорогую мебель. Я инстинктивно посмотрела наверх, на лестницу, ведущую на второй этаж, где располагалась комната Роуз. Комната, которую она больше никогда не займёт. От этой мысли сердце сжалось в болезненном спазме, а к горлу подступил горький ком.

“Нет, не сейчас, — приказала я себе. — Нужно найти Алана”.

Я прошла через холл в гостиную, откуда доносился слабый свет и звук клавиатуры. Там я нашла не Алана, а его старшего брата.

Брендан сидел за огромным стеклянным столом с ноутбуком, окружённый бумагами и папками. Перед ним стоял полупустой стакан с янтарной жидкостью — виски или бурбон, и почти пустая бутылка того же напитка. Его обычно безупречный внешний вид был нарушен: помятая рубашка с закатанными рукавами, растрепанные волосы, щетина на подбородке. Но больше всего меня поразили тени под его глазами — глубокие, как синяки, свидетельствующие о бессонных ночах и невыносимой боли.

Когда я вошла, он медленно поднял голову, и его тяжёлый взгляд, пронизывающий до костей — встретился с моим. В этот момент я поняла, что мое появление здесь было не просто нежеланным, оно было мучительным напоминанием о его потере.

Мы смотрели друг на друга в гнетущей тишине, которая, казалось, длилась вечность. Потом его сухие губы разомкнулись.

- Здесь нет того, что ты ищешь. - произнес он без тени приветствия, голосом, скрежещущим, как несмазанная дверь.

Его слова ударили меня, как пощёчина. Не “здравствуй”, не “что ты здесь делаешь”, сразу к сути, безжалостно и холодно. Я сглотнула, пытаясь найти слова.

- А где он? - спросила я, и мой голос дрогнул, выдавая мою неуверенность и страх.

Брендан поднял стакан и сделал глоток, его глаза ни на секунду не отрывались от моего лица, словно он искал в нём что-то — может быть, следы вины или раскаяния.

- Без понятия. - ответил он, и от его равнодушного тона мне стало еще холоднее. - Но точно где-то, где есть много алкоголя и женщин.

Эти слова прошили меня насквозь, как ледяной кинжал. Алан в окружении других женщин, пьющий, чтобы забыть. Ревность и боль переплелись в груди, образуя тугой узел, который трудно было вынести.

Брендан продолжал изучать меня своими голубыми глазами. Точно такими же, как у Роуз.

- Хочешь дам тебе совет? - произнес он, отставляя стакан. – Забудь о нем.

Если бы это было так легко.

С этими словами он отвернулся к ноутбуку, давая понять, что разговор окончен. Но я не могла просто так уйти, не сказав того, что должна была сказать.

- Брендан. - мой голос звучал тихо. - Прими мои соболезнования.

Его пальцы застыли над клавиатурой. Я увидела, как напряглись жилы на его шее, как сжалась челюсть до побелевших костяшек. Секунда, две и он, не поворачиваясь, вернулся к работе, словно меня уже не было в комнате.

Я поняла, что мне здесь не место. Не сейчас, когда рана слишком свежа, когда горе слишком глубоко. Разворачиваясь, я почувствовала, как к глазам подступают слёзы, но сдержала их. Нет, я не буду плакать здесь, не сейчас.

Алана не было дома, но это не значило, что я должна сдаться. Я найду его. Я должна найти его, прежде чем Ричард Блэквуд разрушит наши жизни окончательно.

Глава 8

Я вышла из особняка Бейтманов с тяжёлым сердцем и ещё более тяжёлыми мыслями. Ночь обнимала город прохладными объятиями, обещая успокоение, которого я никак не могла достичь. Где искать Алана? Как найти человека, который, казалось, исчез из моей жизни, оставив после себя лишь холод и пустоту?

Дойдя до ворот, я остановилась, прижав ладони к вискам, пытаясь собраться с мыслями. Телефон не отвечает, дома его нет. Я не знала его друзей достаточно хорошо, чтобы знать их номера телефонов. И вдруг меня осенило.

Рой. Друзья Алана должны быть в социальной сети Роя — ведь они дружили одной компанией, несмотря на их странные отношения.

Дрожащими от волнения пальцами я достала смартфон и открыла приложение. Профиль Роя был открытым — видимо, он не особо заботился о приватности, как и о многом другом в своей жизни. Я прокручивала список его друзей, когда взгляд зацепился за знакомое имя: Доминик. Лучший друг Алана.

Сердце забилось чаще. Я зашла на его страницу, и, о чудо, — там были свежие публикации, не более часа назад. Короткие видео и фотографии, на которых мелькало лицо Алана среди мерцающих огней и дымовой завесы какого-то клуба.

Я увеличила изображение, щуря глаза, стараясь разглядеть название места на светящейся неоновой вывеске за их спинами. “Инферно”. Кровь застыла в жилах.

“Инферно” — тот самый клуб, где мы с Роуз были в последний раз, откуда всё началось. Странное, болезненное совпадение, словно судьба водила нас по кругу, возвращая к точке начала. Почему именно там? Искал ли Алан ответы? Или просто растворялся в хаосе безумств, что творились там?

Прежде чем выйти за ворота, я инстинктивно бросила взгляд на особняк. В окне второго этажа, будто призрак в ночи, стоял Брендан со стаканом в руке. Его силуэт, темный и неподвижный, наблюдал за мной, и в этом было что-то тревожное, почти зловещее. Мне стало не по себе, словно я уходила с чьего-то молчаливого благословения, которое было одновременно и предостережением.

Я не стала долго думать — заказала такси и через пять минут уже сидела на заднем сиденье автомобиля, гипнотизируя карту на телефоне, отсчитывая минуты до встречи с Аланом.

Дождь, едва утихший, снова набирал силу, барабаня по крыше такси. Мир за окном размывался в акварельную картину, нечеткую и зыбкую, как моё будущее. Каждый светофор казался бесконечным, каждый поворот — неправильным. Внутри меня нарастало напряжение, смешанное с надеждой и страхом.

Что я скажу Алану? Как объясню свой внезапный приход? И главное — захочет ли он меня видеть после всего, что произошло?

Но не было времени на сомнения. Слишком многое стояло на кону — моя жизнь, жизнь нашего ребёнка, наше будущее. Я должна была попытаться.

Такси остановилось напротив ярко освещённого здания. Даже снаружи можно было почувствовать вибрацию от музыки, проникающей сквозь стены клуба. Расплатившись с водителем, я вышла под дождь и на мгновение замерла, глядя на неоновую вывеску “Инферно”, светящуюся кроваво-красным огнём. Плохое предчувствие охватило меня полностью, окутав, как ледяной покров.

У входа стоял массивный охранник, своим видом напоминающий скалу — такой же неприступный и суровый.

- Одна? - спросил он, окинув меня оценивающим взглядом.

Я кивнула, стараясь казаться увереннее, чем чувствовала себя на самом деле.

- Документы. - потребовал он, и его тон не предполагал возражений.

Я достала студенческий билет, молясь, чтобы этого было достаточно. Охранник изучал его дольше, чем требовалось, потом перевел взгляд на меня, сопоставляя фотографию с оригиналом.

- Проходи. - наконец сказал он, возвращая документ. - Но смотри, не нарвись на неприятности. Ночь сегодня… странная.

От его слов по спине пробежал холодок, но я лишь кивнула и прошла внутрь клуба.

“Инферно” был именно таким, каким я его помнила — оглушительным, перенасыщенным, ядовитым. Стробоскопы резали темноту на неравные части, музыка била по ушам, тяжёлые басы отдавались в грудной клетке, как второе сердце. Тела на танцполе двигались в едином ритуальном танце, пот смешивался с дымом и алкоголем, создавая особый, тяжёлый запах греха и забвения.

Я знала, где искать Алана.

VIP зона на втором этаже. Я прошла мимо барной стойки, где бармены жонглировали бутылками в коктейльном шоу, мимо танцпола, где люди забывали себя в движении, и направилась к лестнице, ведущей на второй этаж.

Поднимаясь по ступеням, я чувствовала, как волнение внутри меня нарастает до почти невыносимого уровня. Руки тряслись, и я спрятала их в карманы пальто, чтобы скрыть это предательское проявление страха.

VIP зона встретила меня приглушённым светом и более мягкой, но всё равно громкой музыкой. Здесь воздух был чуть свежее, пространства больше, а люди — богаче. Я прошла мимо нескольких кабинок, где компании молодых людей развлекались игрой в карты, распивали дорогой алкоголь или просто наблюдали за происходящим внизу, как боги с Олимпа.

Алана нигде не было видно. Я начала паниковать, оглядываясь по сторонам в поисках знакомого лица. Неужели так близко, и всё равно — никаких следов?

Заметив проходящего мимо официанта с подносом шампанского, я решительно схватила его за рукав.

- Извините. - мой голос прозвучал слишком высоко от волнения. - Вы не видели здесь Алана Бейтмана?

Официант окинул меня взглядом, который ясно говорил, что он привык к таким вопросам — девушки часто искали здесь богатых и знаменитых.

- Мистер Бейтман в VIP-резиденции. - ответил он наконец. - В конце коридора, последняя дверь справа.

Я поблагодарила его кивком и направилась в указанном направлении, чувствуя, как сердце колотится о рёбра. VIP-резиденция? Я даже не знала, что в клубе есть настолько привилегированное место.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Коридор был тёмным, лишь слабое синее освещение указывало путь. В конце виднелась дверь, из-под которой пробивался яркий свет и доносились приглушенные звуки музыки, отличной от той, что играла в основном зале. Смех — и мужской, и женский — заставил меня замедлить шаг.

Набрав полную грудь воздуха, я решительно толкнула дверь и замерла на пороге, ослеплённая ярким светом и шокированная открывшейся передо мной сценой.

Комната была наполнена густым, пряным дымом от кальянов, стоявших по углам. В центре помещения возвышался шест, на котором исполняла свой номер почти обнажённая девушка. Её тело, гибкое и соблазнительное, изгибалось в такт музыке, создавая иллюзию полета и невесомости. Вокруг шеста, на расстоянии нескольких метров, располагались три больших красных дивана, образующие полукруг.

А на центральном из них я увидела Алана.

Первое мгновение было наполнено чистой, незамутнённой радостью — вот он, такой родной и такой желанный. Моё сердце, истосковавшееся по нему, готово было выпрыгнуть из груди. Но следом пришло осознание, и радость сменилась болью и ужасом.

Алан выглядел… другим. Его обычно аккуратные волосы были растрёпаны, рубашка наполовину расстёгнута, открывая вид на грудь. Но больше всего меня поразили его глаза — пустые, безжизненные, с красными прожилками от недосыпа или алкоголя. Это был не тот Алан, которого я знала и любила. Это был человек, сломленный горем и болью, искавший забвения в самых низменных удовольствиях.

По обе стороны от него сидели девушки в откровенных нарядах. Одна из них шептала что-то ему на ухо, прижимаясь грудью к его плечу, другая водила длинным красным ногтем по его обнажённой груди, улыбаясь соблазнительной улыбкой.

И тогда произошло то, что разбило моё сердце на миллион осколков.

Танцовщица, закончив своё представление на шесте, спустилась вниз. Её движения были хищными и грациозными — она плавно покачивала бёдрами, приближаясь к Алану. Без единого слова она забралась к нему на колени, обвив шею руками. Он положил ладони на её бёдра, сжимая их с такой силой, что на коже наверняка остались бы синяки. А затем он накинулся на её губы с голодным, отчаянным желанием, словно искал в этом поцелуе спасения или забвения.

Это было уже слишком. Я почувствовала, как к горлу подступает тошнота, а глаза щиплет от непролитых слёз. Как можно было быть такой наивной? Как я могла думать, что он всё ещё тот же Алан, которого я полюбила? Что он будет ждать меня, скучать по мне, думать обо мне, когда вокруг столько доступных женщин, готовых развлечь его и помочь забыть о потере сестры?

Развернувшись на негнущихся ногах, я направилась к выходу, решив, что справлюсь сама. Найду выход из ситуации с Ричардом, рожу ребёнка, воспитаю его одна — всё, что угодно, только бы не унижаться, выпрашивая внимание у человека, который так легко находит мне замену.

Я почти добралась до двери, когда почувствовала, как чья-то рука крепко схватила меня за локоть. Резко обернувшись, я увидела перед собой Доминика — его глаза были мутными от алкоголя, а на губах играла кривая, нетрезвая улыбка.

- Кто это у нас здесь. - протянул он, и его дыхание, тяжёлое от виски, обожгло мне лицо. - Алана ищешь, красотка?

Я попыталась вырваться из его хватки, но он только крепче сжал мой локоть, заставив поморщиться от боли.

- Отпусти меня, Доминик. - процедила я сквозь зубы, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо, несмотря на страх, расползающийся внутри. - Я уже ухожу.

- Уходишь? - он насмешливо приподнял бровь. - А как же Алан? Он будет так расстроен, что пропустил твой визит.

В его голосе звучала издёвка, и я поняла, что он прекрасно осознавал, какую картину я только что увидела.

Меня встревожила его внезапная агрессивность. Раньше Доминик относился ко мне либо нейтрально, либо вполне нормально. Что изменилось?

Не отпуская мою руку, он вдруг потащил меня в сторону Алана. Его хватка была каменной — я пыталась вырваться, но лишь причиняла себе боль.

- Дружище, смотри, кого я нашел! - воскликнул Доминик, подтаскивая меня ближе к дивану.

Алан продолжал целовать танцовщицу, но приоткрыл глаза, услышав голос друга. Его взгляд сначала блуждал, не фокусируясь, но затем остановился на мне. Его глаза — боже, его глаза были почти черными, зловещими. Таким я его не видела никогда. Он медленно оторвался от губ девушки, что-то прошептал ей, и она соскользнула с его колен, усаживаясь рядом на диван.

Алан небрежно провел пальцами по губам, стирая следы её помады — этот жест показался мне до омерзения распутным. Он откинулся на спинку дивана, закинув ногу на ногу и расположив руки по сторонам на спинке, так, словно восседал на троне. Его поза излучала такую небрежную самоуверенность, будто весь мир был создан только для него.

Алан посмотрел на меня взглядом, которым смотрят на надоедливую муху — с брезгливым раздражением.

- Что она тут делает? - спросил он у Доминика, полностью игнорируя тот факт, что я стою прямо перед ним.

От этого пренебрежения внутри всё сжалось.

- Искала тебя, судя по всему. - ответил Доминик с ухмылкой на лице.

Алан сверлил меня взглядом, осматривая с головы до ног, словно оценивая товар, который не стоил его внимания.

- Зачем? - слово прозвучало как выстрел.

Все в комнате уставились на меня, и хотя еще пять минут назад я хотела только одного — исчезнуть отсюда, то теперь поняла, что отступать некуда. Раз уж всё так сложилось…

- Нам нужно поговорить, Алан. - сказала я, стараясь, чтобы голос не дрожал.

Он смотрел на меня долгую, мучительную секунду.

- Говори. - наконец произнес он с холодным безразличием. - Я слушаю.

Мое сердце стучало так громко, что я удивлялась, как его не слышат все присутствующие.

- Наедине. - выдавила я.

Доминик рядом издал насмешливый смешок, словно услышал что-то невероятно забавное.

- Ты либо говоришь здесь. - отрезал Алан ледяным тоном. - Либо идёшь на хрен.

Его слова резанули по сердцу острым лезвием. Мы снова вернулись в начало — к его высокомерию, к снисходительному тону, к бездушной маске, за которой он прятался при первых наших встречах. Но тогда я хотя бы видела трещины в этой маске. Сейчас же передо мной был человек, целиком состоящий из холода и презрения.

- Я не могу. - процедила я сквозь стиснутые зубы.

Как я могла рассказать ему о Ричарде, о его шантаже, обо всём, что нависло надо мной тяжелой тучей, среди столько лишних глаз и ушей? Это было невозможно. Но я чувствовала, как тают последние остатки моего самообладания.

- Пожалуйста. - слово далось мне с трудом, словно я проглотила стекло.

Я смотрела прямо в глаза Алану, надеясь увидеть там хоть проблеск того человека, которого знала, которого любила. Но взгляд, встретивший мой, принадлежал чужаку.

Алан моргнул — единственный признак того, что он вообще заметил мою мольбу. Затем, не отрывая от меня взгляда, произнес, обращаясь к Доминику.

- Уведи её отсюда. И больше не впускай.

Доминик резко дернул меня к выходу, силком вытаскивая из комнаты. Я даже не сопротивлялась — оцепенение охватило все мое тело.

Это не могло быть реальностью. Этот холодный, жестокий человек не мог быть моим Аланом. Не мог быть тем, кто целовал меня так, будто я была всем его миром. Не мог быть тем, кто шептал мне, что я самое невероятное в его жизни.

Обернувшись в последний раз, я увидела, как стриптизерша снова устраивается у него на коленях, как его руки скользят по её телу, как он целует ее, словно меня здесь никогда и не было. Словно я не стояла перед ним секунды назад, с душой нараспашку и сердцем, готовым разорваться от боли.

Унижение обрушилось на меня тяжелой волной, затапливая, лишая воздуха. Дверь захлопнулась передо мной с глухим стуком.

Я должна была уйти. Сбежать из этого места, от этой музыки, от этих людей, от запахов алкоголя, сигарет и духов. Всё внутри меня восставало против этой обстановки. Меня снова затошнило, и я поспешила к выходу, нуждаясь в свежем воздухе больше, чем в следующем вдохе.

Выйдя наружу, я жадно глотала прохладный ночной воздух, чувствуя, как глаза наполняются слезами. Но я решила, что не буду плакать. Ни сейчас, ни потом. Хватит. Мне нужно заботиться о себе. И о ребенке.

Господи, на что я вообще рассчитывала? Алан ясно дал понять, что не хочет иметь со мной ничего общего. А что, если бы я рассказала ему о ребенке? Что, если бы он потащил меня на аборт? Или если бы узнав, что я решила оставить ребенка, он возненавидел бы меня еще сильнее? Я не могла пережить даже мысль об этом.

Сейчас Алан будто был не в себе — опустошенный, разбитый, переполненный гневом и горем. Вернется ли когда-нибудь тот Алан, которого я знала? Сможет ли он снова смотреть на меня с теплотой, а не с презрением?

Я достала телефон, чтобы вызвать такси, когда экран осветился новым сообщением. Мое сердце пропустило удар, когда я прочитала текст: «Разве тебя мама не учила, что за непослушание следует наказание?»

Сообщение пришло с неизвестного номера, но по спине пробежал холодок — я точно знала, кто его отправил. Ричард. Он узнал, что я была у Алана. Черт! Он следил за мной всё это время? Или просто предвидел, что я кинусь к Алану за помощью?

Какое наказание он приготовил? Что он собирается сделать?

Паника снова накрыла меня с головой. Руки дрожали так сильно, что я едва смогла вызвать такси. Мне нужно было домой, нужно было подумать, спланировать свои следующие шаги.

Я знала одно — Алан больше не был для меня убежищем. Мне придется справляться самой.

Глава 9

Домой я возвращалась с тяжелым сердцем. Сообщение от Ричарда пульсировало в моем сознании, словно открытая рана. Что он имел в виду под “наказанием”? Что собирался сделать? Колени предательски дрожали, и я ругала себя за эту слабость. Слишком много нервов, слишком много стресса — ведь теперь я отвечала не только за себя.

После аварии, после потери Роуз, после больницы и всех откровений — мои нервы были натянуты как струны, готовые в любой момент лопнуть с оглушительным звоном. Иногда мне казалось, что я балансирую на краю пропасти, и достаточно одного неверного шага, чтобы сорваться вниз.

Подъехав к дому, я заметила свет в окнах кухни. Странно, обычно мама в это время уже спит, особенно после смены в больнице. Я быстро поднялась по ступенькам, открыла дверь и застыла на пороге.

На кухне, за столом с чашками чая, сидели мама и… Рейчел. Моя подруга, мой сосед по общежитию, единственный человек, с которым я могла бы поговорить обо всем начистоту — если бы не скрывала так много.

- Элизабет! - воскликнула Рейчел, вскакивая со стула и бросаясь мне на шею. - Как же я скучала! Как я рада, что с тобой всё в порядке!

Ее теплые руки обвились вокруг моей шеи, и я почувствовала укол совести. Рейчел искренне беспокоилась обо мне, а я… я даже не могла найти в себе силы, чтобы улыбнуться. Мои губы словно одеревенели, отказываясь складываться в подобие улыбки.

- Элизабет, где ты гуляешь в такое время? - тут же начала мама, и ее голос звучал смесью беспокойства и упрека. - Тебя только что выписали из больницы!

Я прикрыла глаза, чувствуя, как головная боль начинает пульсировать в висках. Только нотации от мамы мне сейчас не хватало. Но я понимала ее тревогу — она ведь знала о моей беременности. Знала ли об этом Рейчел? Надеюсь, нет. Эту новость я пока не готова была разделить с кем-либо еще.

- Всё нормально, мам. - сказала я устало, снимая пальто и опускаясь за кухонный стол, где уже была разогрета еда. - Я просто решила подышать свежим воздухом.

Мама подала мне тарелку, и я наложила себе ужин, внезапно осознав, насколько голодна. Рейчел села рядом, решив поужинать вместе с нами, но я чувствовала себя опустошенной. Каждое слово, каждая улыбка требовали усилий, которых у меня просто не было. Хотелось забраться под одеяло, закрыть глаза и проснуться в другой реальности.

- Простите. - сказала я после нескольких минут вынужденного общения. - Но я очень устала и хочу лечь. Рейчел, я все тебе расскажу, но в другой раз, ладно?

Я видела, как моя подруга смутилась, как в ее глазах промелькнула обида. Но я надеялась, что она поймет. Что все поймут — мне сейчас нужно пространство и тишина.

Поднявшись в комнату, я закрыла дверь и рухнула на кровать лицом в подушку.

Вот что мне делать? Куда идти? Кому доверять? Осознание пришло холодной волной: у меня остался только один вариант. Рой.

Если он действительно влюблен в меня, как утверждает его отец (хотя я всё еще подозревала, что он просто использовал меня для своих целей), возможно, он сможет помочь. Возможно, он сможет повлиять на Ричарда, если я расскажу ему правду. Если он меня выслушает.

С тяжелым вздохом я взяла телефон и набрала сообщение, предлагая встретиться. Я даже не знала, ответит ли он. После того как Алан избил его, я ведь не поддерживала с Роем связь. Не знала, где он лежал, в какой больнице, как его здоровье. От него тоже не было вестей. Может, он уже забыл обо мне? Может, решил, что я не стою всех этих проблем?

Но не прошло и пяти минут, как пришел ответ: “Завтра в 9 утра заеду за тобой”.

Всё-таки стоит попытаться, подумала я, и в этот момент перед глазами снова возникло лицо Алана — его полные ненависти черные от расширенных зрачков глаза, презрительный изгиб губ, целующих другую прямо у меня на глазах… Сцена, разбившая мое сердце.

Я резко поднялась с кровати, стараясь стряхнуть с себя эти мысли. Горячий душ смыл слезы, но не смог успокоить бурю внутри. Устроившись в постели, я смотрела в темноту, размышляя о завтрашней встрече с Роем. Может быть, в этом была надежда? Может быть, он поможет мне найти выход?

Проснувшись, я не почувствовала ни капли отдыха, лишь тяжесть во всём теле и ту же изматывающую усталость, что преследовала меня последние недели.

Часы показывали семь утра. Медленно, словно борясь с гравитацией, я села на кровати. Руки машинально опустились на живот, скрывающий внутри себя крошечную тайну, крошечную жизнь, перевернувшую весь мой мир. Глубоко вздохнув, я заставила себя подняться. Каждое движение требовало усилий, будто я двигалась сквозь толщу воды.

Предстоящая встреча с Роем вызывала во мне смешанные чувства — тревогу, страх, проблеск надежды где-то в самой глубине сознания. Может быть, я все же ошибалась в нем? Может, он не такой, как его отец?

В ванной я долго смотрела на своё отражение. Лицо, глядящее на меня из зеркала, казалось чужим — осунувшиеся щеки, бледные губы, и эти глаза… Боже, мои глаза выглядели такими старыми, усталыми, с темными кругами, что впитали в себя все мои ночные слезы. Токсикоз оставил на мне свой беспощадный след.

Я впервые за долгое время решила накраситься. Косметика была как броня и последняя отчаянная попытка скрыть то, как сильно я разбита внутри. Слой за слоем — тональный крем, пудра, тушь. Я пыталась собрать осколки прежней Элизабет, той уверенной девушки, которой было море по колено. Которая еще не знала, что такое настоящая боль потери, предательства, отчаяния.

Выбор одежды был простым и практичным. Джинсы и свитер — достаточно тепло для прохладной осенней погоды, достаточно обыденно, чтобы не привлекать внимания. На что-то более нарядное или продуманное у меня просто не было душевных сил. Какая разница, как я выгляжу, если моя жизнь трещит по швам?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Телефон завибрировал в руке ровно в девять. Сообщение от Роя: “Буду через 5 минут. Выходи.” Никаких эмоций, никакого намека на то, что ждет меня в этой встрече.

Перед выходом я еще раз взглянула в зеркало в прихожей, глубоко вдохнула и прошептала себе: “Я смогу. Все будет хорошо.” Слова прозвучали фальшиво даже для меня самой, эхом отразившись от стен пустого дома. Я в них не верила, но отчаянно хотела верить.

Чёрный Range Rover остановился у тротуара точно в обещанное время. Рой сидел за рулем, скрываясь за тёмными солнцезащитными очками, несмотря на пасмурное небо. Его присутствие, всегда такое яркое и заметное, сейчас казалось каким-то приглушенным, натянутым, как струна.

Я глубоко вдохнула холодный воздух, пытаясь успокоить нервное сердцебиение, и направилась к машине. С каждым шагом я чувствовала, как нарастает тревога — не только от предстоящего разговора, но и от самой мысли о поездке. С того дня, когда мы с Роуз попали в аварию, каждое путешествие на автомобиле превращалось для меня в маленькую личную пытку.

Я села на переднее сидение, и ремень безопасности показался тяжелыми кандалами. Мелкая дрожь пробежала по пальцам, когда я пристегивалась — всегда теперь пристегивалась, хотя раньше могла и пренебречь этим правилом.

Рой повернулся ко мне, его взгляд, скрытый за тёмными стёклами, невозможно было прочесть. Он ничего не сказал, просто изучал меня несколько долгих секунд, а затем молча тронулся с места. Тишина между нами была наполнена невысказанными вопросами, обвинениями, историей, которая объединила нас против нашей воли.

Напряжение в салоне автомобиля нарастало с каждой минутой. Оно было почти осязаемым и густым, как утренний туман, оседающий на коже. Я чувствовала, как воздух становится тяжелее, и наконец не выдержала:

- Куда мы едем? - мой голос прозвучал слишком громко в тишине салона, почти испуганно.

Рой не отвел взгляда от дороги, его руки крепко сжимали руль — я заметила побелевшие костяшки пальцев.

- Я не завтракал. - ответил он коротко, с той особой интонацией, которая давала понять, что разговор не приветствуется.

Но мне нужно было хоть что-то, хоть какая-то определённость.

- Ты голодна? - спросил он после паузы, слегка повернув голову в мою сторону.

Я покачала головой:

- Нет.

- Посидишь за компанию. - это прозвучало не как предложение, а как утверждение, не требующее возражений.

Машина остановилась у ресторана в центре города — одного из тех мест, куда мне никогда не пришло бы в голову зайти самой. Вывеска была сдержанной, но само здание с высокими арочными окнами и изящной лепниной говорило о роскоши, которую я не могла себе позволить.

Рой вышел первым. Я последовала за ним, и впервые смогла по-настоящему рассмотреть его. То, что я увидела, заставило меня замереть на месте. В чёрном элегантном костюме и длинном пальто он выглядел старше своих лет, серьезнее, внушительнее. Это был уже не тот беззаботный парень, которого я видела в университете. Передо мной стоял мужчина — с той особой властностью в осанке, с тем холодным расчётом во взгляде, что заставляли вспомнить о его отце. Это сходство пронзило меня страхом, как игла.

Он поравнялся со мной, и я почувствовала слабый запах его одеколона — дорогого, терпкого, с нотами сандала. Рой придержал для меня дверь, обыденный жест вежливости, который почему-то показался неуместным в нашей ситуации.

Внутри нас встретила администратор. Стройная женщина в безупречном темно-синем платье. Её улыбка была профессионально приветливой, без намёка на личное отношение.

- Мистер Блэквуд, добро пожаловать. - произнесла она с лёгким кивком. - Ваш столик готов.

Она провела нас через зал, и я почувствовала на себе взгляды других посетителей. Мы не подходили друг другу — я в своих джинсах и простом свитере, он в дорогом костюме. Мы выглядели как персонажи из разных историй, случайно встретившиеся на странице чужой книги.

Ресторан был воплощением изысканной роскоши, но не кричащей, а сдержанной, той, что говорит о хорошем вкусе и больших деньгах. Тёмные деревянные панели на стенах блестели от полировки, тяжелые бархатные шторы оттенка бургундского вина обрамляли высокие окна. Хрустальные люстры создавали мягкое, приглушённое освещение, превращающее каждый столик в маленький островок интимности.

Нас усадили у окна — лучший столик, с видом на центральную площадь. Рой помог мне снять пальто, не произнеся ни слова, и я почувствовала, как его пальцы на мгновение задержались на моих плечах. Случайность или намеренный жест, я не могла сказать. Затем он аккуратно повесил своё пальто на спинку стула и сел напротив меня.

Официант принес огромные меню в кожаных обложках, но я даже не протянула руку, чтобы взять своё. Мысль о еде вызывала тошноту, которая преследовала меня последние недели. Утренний тост, который я заставила себя съесть, казалось, до сих пор тяжелым камнем лежал в желудке.

- Только ромашковый чай, пожалуйста. - сказала я, когда официант вопросительно посмотрел на меня.

Рой, почти не взглянув в меню, заказал какое-то сложное блюдо и бутылку минеральной воды. Его голос звучал уверенно — голос человека, привыкшего к таким местам, знающего, что он хочет.

Когда официант удалился, между нами, снова воцарилась тишина. Я нервно теребила салфетку, сминая тонкую ткань между пальцами. Моя нижняя губа, искусанная изнутри, начинала болеть, но я не могла остановиться, это стало привычкой. Так я пыталась сдержать эмоции, когда они грозили выплеснуться наружу.

Наконец, Рой снял солнцезащитные очки, и я едва сдержала вздох. Его лицо… Боже, его лицо! Свежий шрам под глазом, багрово-синие следы от ударов на скулах, рассечённая бровь, которая, казалось, только начала заживать. Его губа была слегка опухшей с одной стороны, придавая его обычно идеальному профилю асимметрию. Эти раны, так явно нанесённые руками Алана, заставили меня почувствовать глубокое, пронизывающее чувство вины.

“Это из-за меня. - подумала я с горечью. - Я причина их вражды. Я причина всего этого кошмара.”

- Как ты? - спросила я тихо, не в силах больше выносить молчание. Мой голос звучал как-то странно, словно принадлежал кому-то другому.

Рой нервно улыбнулся. Улыбка, в которой не было ни капли веселья. Лишь горькая ирония. И отвернулся к окну, где осенний ветер гонял жёлтые листья по площади.

- Могло быть и лучше. - ответил он безжизненным тоном.

Чувство вины обрушилось на меня с новой силой, сжимая грудь в тисках.

- Прости, что не навестила тебя. - слова казались такими незначительными, такими бессмысленными перед лицом всего случившегося.

- Я в курсе ситуации с Роуз, так что тебе не за что извиняться.

Он помолчал, словно собираясь с мыслями, а затем добавил:

- Я и сам повёл себя как придурок. Не должен был сливать те фотографии, но это был единственный вариант отменить свадьбу. Иногда приходится чем-то жертвовать.

“Мной. - горько подумала я. - Он решил пожертвовать мной, моей репутацией, моими чувствами.” Обида, до сих пор жившая где-то глубоко внутри, поднялась к горлу, но я подавила её. Сейчас было не время.

Я решила не ходить вокруг да около и спросила прямо.

- Рой, ты в курсе планов своего отца?

Он слегка вздрогнул, словно не ожидал такого прямого вопроса. На мгновение его взгляд стал острым, оценивающим, а затем снова погас.

- Да, я в курсе. - произнёс он после паузы, и эти слова были как приговор.

- И тебя устраивает вариант жениться на мне? - мой голос дрогнул на последних словах, предательски выдавая мои эмоции.

Рой глубоко вздохнул, и я заметила, как устало опустились его плечи. В его глазах было что-то похожее на смирение — тягостное, безрадостное.

- Я устал от всего этого. - произнёс он тихо, но твёрдо. - Больше не буду бороться. Я понял, что всё заканчивается плохо, и не хочу повторения.

Эти слова были ударом. Но не временем для колебаний. На одном дыхании, прежде чем успела передумать, я выпалила:

- Я беременна.

Слова повисли между нами, как оглушительный взрыв в тишине. Рой замер, его взгляд прикован к моему лицу, словно он искал подтверждение того, что не ослышался.

- От Алана. - добавила я, чувствуя, как сжимается сердце при упоминании этого имени.

В этот самый момент, как по иронии судьбы, официант принёс наш заказ — изящно оформленное блюдо перед Роем и чашку ароматного ромашкового чая для меня. Но ни один из нас не шевельнулся, застыв в этой бесконечной секунде, когда между нами, будто натянулась невидимая нить напряжения.

Рой смотрел на меня, пытаясь прочесть правду в моих глазах, понять, не ложь ли это, не манипуляция ли. А я не отводила взгляда, позволяя ему увидеть всю искренность, всё отчаяние моего положения.

Официант удалился, не дождавшись от нас реакции, а Рой вдруг засмеялся. Громко, неожиданно, почти истерично. Этот смех заставил меня вздрогнуть, он был таким неуместным, таким пугающим своей внезапностью.

- Так вот почему! - воскликнул он, привлекая внимание посетителей за соседними столиками. - Я всё понял! Дело было не в чести его сестры, дело было в тебе, верно? Он избил меня до полусмерти потому, что увидел, как мы с тобой целуемся и подумал, что ты ему изменила?

Я виновато опустила глаза, и это было красноречивее любых слов.

Рой потёр переносицу, словно пытаясь справиться с внезапной головной болью. Его пальцы слегка дрожали — единственный признак того, что за его сдержанностью скрываются сильные эмоции.

- Мой отец в курсе? - спросил он тихо, наклонившись ко мне через стол.

- Да. - прошептала я, чувствуя, как сжимается горло от страха. - Он всё знает. Он шантажирует меня аварией Роуз. Говорит, что расскажет всем, предоставив доказательства, что это я виновата в ее смерти, и меня посадят в тюрьму.

Признаться в этом вслух было почти невыносимо — словно произнесённые слова сделали угрозу более реальной, более осязаемой.

Рой задумчиво постучал пальцами по столу. Его лицо стало непроницаемым, как маска.

- Алан знает о беременности? - в его голосе было что-то странное, что-то, чего я не могла расшифровать.

- Нет. - ответила я, ощущая, как сжимается сердце при упоминании его имени. - Мы… не общаемся.

Рой смотрел на меня долгим, оценивающим взглядом, словно решая что-то для себя. А затем, взяв вилку и нож, начал спокойно разрезать мясо на своей тарелке.

- Знаешь, может, это будет к лучшему. - сказал он с таким спокойствием, что я решила, что ослышалась.

- Что ты имеешь в виду? - переспросила я, чувствуя, как по спине пробегает холодок предчувствия.

- Я больше не буду пытаться что-то делать. - пояснил он, не поднимая глаз от тарелки. - Если ты ждёшь, что я пойду против отца, то этого не будет.

Его слова ударили больнее, чем пощёчина. Я чувствовала, как рушится последняя надежда, последний шанс на спасение. Глубокое, пронзительное разочарование затопило меня, смешиваясь с отчаянием.

- Ты готов принять чужого ребёнка? - спросила я недоверчиво, надеясь, что хоть это заставит его задуматься. - Воспитывать его как своего?

Рой пожал плечами с таким безразличием, что мне стало физически плохо.

- Это будет практически фиктивный брак. - сказал он, всё так же избегая моего взгляда. - Мы ничем не обязаны друг другу. Ничего страшного в этом не вижу. Хотя бы моя и твоя репутация очистятся. Все будут довольны.

Эта бесхребетность, это безразличие, это готовность просто плыть по течению без борьбы, без сопротивления — всё это настолько не вязалось с тем Роем, которого я думала, что знаю, что я не могла поверить своим ушам.

- Ты знаешь, что твой отец шантажирует Бейтманов? - спросила я, чувствуя, как внутри поднимается волна гнева. - И не первый год?

- Мне плевать. - ответил он, наконец взглянув мне в глаза. В его взгляде не было даже тени сочувствия. - Это не моё дело.

Я смотрела на него и не узнавала. Где тот парень, который когда-то казался мне таким смелым, таким независимым? Или это всегда был лишь фасад, маскировка, за которой скрывался этот — равнодушный, слабый, готовый подчиниться воле отца?

Ещё раз, в последней отчаянной попытке, я посмотрела на него с мольбой, но он был непреклонен:

- Я не поменяю своё решение. Успокойся уже и прими ситуацию как есть.

В этот момент в моей душе что-то надломилось. Может, это была последняя надежда, последняя вера в то, что выход найдётся. А может, это была та часть меня, что ещё готова была бороться.

“Может, он прав? - пронеслась предательская мысль. - Может, я должна просто принять всё как есть? Я так устала… так бесконечно устала от этой постоянной борьбы, от того, что каждый мой шаг приводит к ещё большей катастрофе. Сколько можно пытаться плыть против течения?”

Я не стала дожидаться, пока Рой доест. Просто молча встала, ощущая, как к горлу подкатывает тошнота — не от беременности, а от осознания того, в какой безвыходной ситуации я оказалась.

- Не делай глупостей. - бросил он мне вслед, и в его голосе впервые я услышала нотку тревоги. - Мой отец не прощает ошибок.

Эти слова проникли под кожу, как ледяная игла, вызвав волну мурашек. В них был не просто совет, это было предупреждение. И от того, насколько спокойно он это сказал, мне стало по-настоящему страшно.

Я не ответила, просто ускорила шаг, стремясь как можно скорее оказаться вне стен этого ресторана, подальше от Роя, от его отца, от всего этого мира, в который меня пытались втянуть против воли.

Выйдя на улицу, я вдохнула полной грудью холодный осенний воздух. Порывистый ветер растрепал мои волосы, но я этого почти не заметила. В голове стучала единственная мысль: “Бежать. Мне нужно бежать отсюда.”

Дрожащими пальцами я достала телефон и вызвала такси. Пока ждала машину, прислонилась к стене здания, чувствуя, как подгибаются колени. Внутри разрасталась странная пустота — словно все эмоции выгорели, оставив после себя лишь тлеющие угли.

Один за другим я теряла людей, на которых думала, что могу рассчитывать. Сначала Алан с его предательством, теперь Рой с его равнодушием. Кто остался? Мама, конечно, но рассказать ей правду, значит подвергнуть её такой опасности, такому стрессу… Нет, я не могла этого сделать.

“Что мне делать? Боже, что мне делать?” - этот вопрос бился в висках, как загнанная птица о прутья клетки.

Глава 10

Машина остановилась у моего дома. Обычный, скромный двухэтажный домик, в котором прошло все мое детство. Раньше он казался мне уютным и защищенным, теперь же выглядел хрупким, словно карточный домик, который может рухнуть от малейшего дуновения.

Уже на пороге я заметила, что входная дверь приоткрыта. Тревога мгновенно захлестнула меня — мама всегда была очень внимательна к таким вещам, никогда не оставляла дверь незапертой, особенно когда была дома одна. Если только…

“Мама!” - пронеслось в голове, и сердце сжалось от дурного предчувствия.

Я толкнула дверь и вошла в прихожую. В доме стояла странная тишина. Не та умиротворяющая тишина пустого дома, а тягостная, наполненная чем-то тревожным.

- Мама? - позвала я, и мой голос прозвучал слишком громко в этой неестественной тишине.

Из гостиной донеслось приглушенное всхлипывание. Я рванулась туда, мгновенно забыв о своих проблемах. В просторной комнате, которую мама всегда содержала в идеальном порядке, сейчас царил хаос — разбросанные бумаги, опрокинутая ваза с увядшими цветами, осколки стекла на полу. А посреди всего этого беспорядка, в старом кресле, которое досталось нам еще от бабушки, сидела моя мама.

Моя сильная, всегда собранная мама, педиатр с двадцатилетним стажем, которая никогда не показывала слабости, сейчас выглядела сломленной. Ее волосы, обычно аккуратно уложенные, сейчас были растрепаны, на щеках — дорожки от слез, глаза покраснели от плача. Она держала в руках какое-то письмо, сжимая его так, словно это был смертный приговор.

Меня словно ударило током. Я бросилась к ней, упала на колени перед креслом, схватила ее холодные руки в свои.

- Мамочка, что случилось? Почему ты плачешь? Почему ты дома, не на работе? - вопросы вылетали из меня торопливо, сбивчиво, голос дрожал от страха.

Ее взгляд, затуманенный слезами, медленно сфокусировался на моем лице. В нем было столько боли, столько недоумения, что у меня перехватило дыхание.

- Это так несправедливо, Лиззи. - прошептала она дрожащим голосом. - Я не понимаю… Я ничего не сделала… За что так?

Я пыталась успокоить ее, гладила по рукам, по щекам, вытирая слезы, как когда-то в детстве она вытирала мои.

- Мамочка, пожалуйста, расскажи мне, что произошло? Что случилось?

Она глубоко вздохнула, пытаясь справиться с рыданиями, и наконец произнесла слова, которые перевернули весь мой мир:

- Меня уволили. С работы. Со скандалом. - Каждое слово, казалось, причиняло ей физическую боль. - Лишили медицинской лицензии. Я больше… я больше не смогу работать. Нигде. Никогда.

Мой разум отказывался верить услышанному. Моя мать, с безупречной репутацией, которая посвятила свою жизнь спасению детей — уволена? Лишена права заниматься любимым делом?

- Но… как? Почему? - я чувствовала, как немеет мое тело, как холодеет кровь в жилах.

Мама покачала головой, новые слезы покатились по ее щекам:

- Они говорят, что я подделала результаты анализов… для маленькой девочки с диабетом… что я поставила неправильный диагноз… что чуть не убила ребенка своей халатностью… но я не делала этого, Элизабет, клянусь тебе, я бы никогда…

Ее голос сорвался, она закрыла лицо руками и зарыдала — глубоко, отчаянно, словно что-то сломалось внутри нее.

И в этот момент в моем сознании, как мозаика, начали складываться кусочки пазла. Ричард Блэквуд. Его угрозы. Его слова о том, что я пожалею, если расскажу все Алану. “ Разве тебя мама не учила, что за непослушание следует наказание” – то сообщение, вот что оно значило.

Это он. Он сделал это с моей мамой. Отнял у нее работу, репутацию, смысл жизни — все, чем она дорожила. Ради чего? Чтобы сломить меня?

Я почувствовала, как в груди поднимается волна ярости — горячей, слепящей, но тут же ее сменил ледяной страх. Если он мог сделать такое с моей мамой, что еще он способен сделать? До каких пределов он готов дойти?

Я вспомнила аварию, в которой погибла Роуз. Тогда в больнице, я думала, что это просто трагическая случайность. Но сейчас, глядя на сломленную мать, я почти уверена, что это не было не случайностью!

От этой мысли меня бросило в холодный пот. Нет, я не могла позволить себе думать об этом. Не сейчас. Сейчас моя мама нуждалась во мне.

- Мамочка, послушай. - я взяла ее за плечи, заставляя посмотреть мне в глаза. - Мы справимся. Ты слышишь меня? Мы справимся. Ты ни в чем не виновата. Мы докажем это. Мы найдем адвокатов, мы будем бороться…

Но даже произнося эти слова, я понимала их пустоту. Ричард Блэквуд был слишком могущественен. Он мог купить любой суд, любого свидетеля. Он мог уничтожить любого адвоката, который осмелился бы выступить против него.

Мама смотрела на меня с такой болью, с такой беспомощностью, что мое сердце разрывалось. Она всегда была моим якорем, моим компасом в жизни. Видеть ее такой сломленной, растерянной — было мучительно.

- Я так устала. - прошептала она. - Я просто не понимаю, почему это происходит…

- Пойдем, тебе нужно отдохнуть. - сказала я, помогая ей подняться из кресла. - Ты ляжешь, поспишь, а потом мы все обсудим.

Я проводила ее в спальню, помогла переодеться, уложила в постель, как маленького ребенка. Она смотрела на меня с такой благодарностью, что мне хотелось плакать. Я сидела рядом, гладила ее по волосам, пока она не заснула.

Когда ее дыхание стало ровным, я тихо вышла из комнаты и закрыла за собой дверь. В полной тишине дома я достала телефон. Мои пальцы дрожали, когда я набирала сообщение Ричарду:

“Я все поняла. Не надо больше никого наказывать.”

Ответ пришел почти мгновенно, словно он ждал этого сообщения:

“Умная девочка. За тобой скоро приедут. Собирай вещи.”

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я тихо прошла в свою комнату и начала собирать вещи. Слезы текли по моему лицу, капая на сложенную одежду, пока я механически складывала в сумку свою жизнь.

В моей голове кружились вопросы без ответов. Что будет с моим обучением в университете? Смогу ли я продолжить учебу? Как скоро Ричард захочет провести свадьбу? Будет ли она тихой или громкой, как он говорил, чтобы “все узнали”? Как я буду жить в одном доме с Роем, зная он, что его жена не любит его? Как я буду скрывать от всех, что ребенок на самом деле от другого мужчины?

Я чувствовала, как вес этих вопросов давит на меня, угрожая раздавить. Но я продолжала собирать вещи, двигаясь словно робот, выполняющий заданную программу.

К середине дня я была готова. Две большие сумки стояли у двери — все, что я могла взять с собой. Все, что осталось от моей прежней жизни. Я оставила записку для мамы. Простую, лаконичную: “Мама, мне нужно уехать на несколько дней. Не волнуйся, со мной все будет в порядке. Я люблю тебя.” Я не могла сказать ей правду, это разбило бы ее сердце. Она не должна была знать, что ее дочь стала пешкой в грязной игре Ричарда Блэквуда.

Ровно в три часа дня мой телефон завибрировал. Сообщение от неизвестного номера: “Тебя ждут у дома.”

Глубоко вздохнув, я бросила последний взгляд на свою комнату — уютную, знакомую, безопасную. Смахнула слезу, решительно взяла свои сумки и вышла из дома, закрыв за собой дверь.

На подъездной дорожке стоял черный минивэн с затемненными стеклами. Водитель, крупный мужчина в темном костюме, с бесстрастным лицом, вышел чтобы забрать мои сумки. Я не сопротивлялась. Не было смысла.

Я села в машину, и мы тронулись с места. Впереди меня ждала новая жизнь — жизнь, которую я не выбирала, жизнь, которую я боялась, но которую я приняла, чтобы защитить тех, кого любила.

Дорога заняла около сорока минут. Мы выехали из знакомых мне районов в часть города, где я бывала редко — элитный пригород, где располагались особняки богатейших людей. Улица, на которую мы свернули, напоминала ту, где жили Бейтманы, но была еще роскошнее. Огромные дома прятались за высокими заборами, защищенные системами безопасности и частной охраной.

Минивэн остановился у массивных кованых ворот. После короткого разговора по интеркому ворота медленно открылись, и мы въехали на территорию поместья Блэквудов.

У меня перехватило дыхание. Дом — нет, не дом, а настоящий дворец — возвышался впереди. Темно-коричневый особняк в викторианском стиле, с множеством башенок, эркеров и балконов, окруженный безупречно ухоженным садом. По периметру территории были расставлены камеры наблюдения, а у ступеней главного входа стояли двое охранников.

“Это не дом. - подумала я с внезапной ясностью. - Это тюрьма. Моя позолоченная тюрьма.”

Машина остановилась, и один из охранников открыл дверь для меня. Я вышла, чувствуя, как дрожат колени.

Холодный осенний ветер трепал мои волосы, но я едва ли замечала это. Мой взгляд был прикован к этому монументальному зданию, которое должно было стать моим новым домом. Моей клеткой.

Я медленно поднималась по широким мраморным ступеням, ощущая на себе тяжелые взгляды охранников. Их лица были бесстрастны, но в глазах читалось любопытство. Кто я такая? Почему меня привезли сюда?

Массивные двери распахнулись еще до того, как я ступила на крыльцо. На пороге стояла полная женщина средних лет в строгой униформе домработницы. Её лицо было таким же бесстрастным, как у охранников, но в глазах мелькнуло что-то похожее на сочувствие.

- Мисс Рэмси? - спросила она тихим голосом. - Прошу, входите. Вас ожидают.

Я перешагнула порог, и мир за моей спиной словно отсекло. Двери закрылись с тяжелым стуком, и я оказалась в просторном холле с мраморными полами и высоким потолком. Хрустальная люстра, висевшая над головой, казалось, насмехалась над моим отчаянием своим ярким и радостным сиянием.

- Ваши вещи отнесут в вашу комнату. - сообщила домработница, принимая мою сумку. - Прошу, следуйте за мной. Мистер Блэквуд ждет вас в гостиной.

Она повела меня через холл к широкой арке, за которой начиналась гостиная. Мои шаги эхом разносились по пустому пространству, отражаясь от стен, украшенных дорогими картинами и антикварными зеркалами.

Гостиная была огромной — с высокими потолками, мраморным камином и окнами от пола до потолка, через которые открывался вид на безупречно ухоженный сад. Мебель была изысканной и явно дорогой, каждая деталь интерьера кричала о богатстве и власти.

И посреди всего этого великолепия, на одном из диванов, сидел Рой. Рядом с ним стоял его отец. Они о чем-то оживленно беседовали, но при моем появлении оба замолчали и повернулись ко мне. Контраст между их расслабленными позами и моим напряжением был разительным.

- Добро пожаловать в семью. - произнес Ричард, прищурив глаза. Его взгляд скользнул по мне сверху вниз, словно он оценивал новую покупку. От этого взгляда по моей коже пробежал холодок.

Я стояла как вкопанная, не зная, что делать и что сказать. Внутри меня бушевал ураган эмоций — гнев, страх, отчаяние. Мне хотелось броситься на Ричарда, вцепиться ему в горло, заставить его заплатить за все, что он сделал с моей жизнью, с жизнью моей матери. Но я знала, что это только ухудшит положение. Я должна была держать себя в руках ради тех, кого люблю.

На ватных ногах я прошла к дивану напротив Роя и тяжело опустилась на него. Мое тело словно не принадлежало мне — каждое движение требовало неимоверных усилий.

- И что дальше? - спросила я, глядя прямо на Роя, но адресуя свой вопрос его отцу.

Ричард тоже сел, расположившись рядом с сыном. Теперь они оба смотрели на меня. Рой с нечитаемым выражением лица, Ричард с холодной расчетливостью хищника, загнавшего свою жертву в угол.

- А дальше свадьба и счастливая семейная жизнь. - ответил Ричард с фальшивым энтузиазмом, от которого меня передернуло.

Я не смогла сдержать горькую ухмылку. Счастливая семейная жизнь? В этом кошмаре? Рой продолжал молчать, его лицо было непроницаемой маской. Интересно, о чем он думал? Радовался ли он тому, что получил меня таким образом?

- Думаю, свадьбу мы можем провести дня через два. - продолжил Ричард, внимательно следя за каждой моей реакцией.

Я почувствовала, как кровь отлила от лица. Два дня? Всего два дня, чтобы попрощаться с моей прежней жизнью, с моими мечтами, с моей свободой? Мой шок, должно быть, отразился на моем лице, потому что Ричард усмехнулся, явно довольный произведенным эффектом.

- Почему так быстро? - выдавила я из себя, чувствуя, как сжимается горло.

Ричард наклонился вперед, его глаза сверкнули недобрым блеском.

- А куда тянуть? - ответил он с насмешкой. - Или ты в своей маленькой головке продумываешь еще какие-нибудь планы? Например, побег?

Рой, который все это время хранил молчание, вдруг дернул отца за рукав.

- Отец. - произнес он тихо, но твердо, и в его голосе проскользнули нотки… неодобрения? Беспокойства?

Ричард сверлил сына взглядом несколько томительных секунд, потом повернулся ко мне. Его лицо снова стало непроницаемым.

- Свадьба через два дня. - повторил он тоном, не терпящим возражений. — Завтра у вас будет примерка. А на свадьбу позовем журналистов, вас немного поснимают, пофотографируют. Я хочу, чтобы ваши фотографии были везде.

Каждое его слово ложилось на мои плечи тяжелым грузом. Но худшее было впереди.

- Можешь позвать свою маму. - добавил он с улыбкой, которая не коснулась его глаз.

При упоминании мамы во мне всколыхнулась такая волна ярости, что я чуть не задохнулась от нее. Я сжала кулаки так крепко, что ногти впились в ладони до боли. Я представила, как бросаюсь на него, как мои пальцы смыкаются на его шее, как из его глаз исчезает это самодовольное выражение… Но я заставила себя оставаться спокойной. Внешне, по крайней мере.

Все это было каким-то ночным кошмаром, из которого я не могла проснуться. Каждый вдох давался с трудом, словно воздух в этой комнате был слишком тяжелым, отравленным ядом лжи и манипуляций.

- А пока. - продолжил Ричард, не замечая или делая вид, что не замечает моего состояния. - Можешь занять одну из свободных комнат на втором этаже.

Он указал на величественную лестницу, ведущую на верхний этаж, и позвал горничную, которая должна была меня проводить.

Я встала, собирая все силы, чтобы не показать, как дрожат мои ноги. Каждый шаг в сторону лестницы был как шаг в неизвестность, в бездну, из которой не было выхода.

Горничная ждала меня у подножия лестницы — молодая девушка с бледным лицом и тусклыми глазами. Она кивнула мне и начала подниматься, не проронив ни слова. Я последовала за ней, ощущая на себе взгляды Ричарда и Роя. Один — холодный и расчетливый, второй — нечитаемый, но в нем мне почудилось что-то вроде сожаления.

Мы шли по бесконечным коридорам второго этажа, мимо множества закрытых дверей. Дом был огромен, и я понимала, что легко могу заблудиться здесь. Еще одна форма контроля, сделать пространство настолько запутанным, чтобы пленник не мог найти выход.

Наконец, горничная остановилась у одной из дверей и открыла ее.

- Ваша комната, мисс. - произнесла она тихо. - Ваши вещи уже здесь. Если вам что-нибудь понадобится, просто позвоните.

Она указала на кнопку звонка рядом с дверью и, после короткого кивка, исчезла в коридоре, оставив меня одну.

Я вошла в комнату и закрыла за собой дверь. Только тогда я позволила себе рухнуть на колени и дать волю слезам, которые сдерживала все это время.

Глава 11

Следующее утро настало слишком быстро. Я провела большую часть ночи без сна, глядя в потолок и пытаясь осмыслить реальность, в которой я оказалась. Моя комната была роскошной — с огромной кроватью под балдахином, антикварной мебелью и собственной ванной, отделанной мрамором. Но вся эта роскошь только подчеркивала мое положение пленницы в золотой клетке.

Первым делом я написала маме, чтобы она не волновалась. Она пыталась дозвониться до меня несколько раз, но я не могла говорить с ней. Боялась, что мой голос выдаст всю правду, и она сделает что-нибудь опрометчивое. Я отправила ей голосовое сообщение, уверяя, что все хорошо, и я объясню ей все позже.

Ровно в девять утра в дверь моей комнаты постучали. Это была стилист, элегантная женщина лет сорока с проницательными глазами за стильными очками и папкой в руках.

- Доброе утро, мисс Рэмси. - поздоровалась она деловым тоном. - Меня зовут Маргарет Коул, я ваш стилист. У нас с вами очень насыщенный день, так что предлагаю начать немедленно.

И начался кошмар примерки свадебного платья. Горничные внесли в комнату несколько десятков чехлов с платьями, и мисс Коул начала методично распаковывать их и развешивать на специально принесенных вешалках.

Платья были потрясающими — каждое стоило, наверное, как годовая зарплата моей мамы. Шелк, атлас, тюль, кружево, ручная вышивка, драгоценные камни… Любая девушка была бы счастлива примерить хотя бы одно из них. Любая, но не я.

Каждое новое платье, которое я надевала, только усиливало мое отчаяние. Я стояла перед зеркалом и не узнавала себя. Девушка в отражении была красивой, но ее глаза были мертвыми, в них не было того счастливого блеска, который должен быть у невесты.

Мисс Коул ходила вокруг меня, поправляя складки, прикалывая что-то булавками, делая заметки в блокноте. Она не задавала вопросов, не пыталась разговорить меня — просто выполняла свою работу с профессиональной отстраненностью. Но иногда я ловила ее взгляд в зеркале. Взгляд, полный понимания и скрытого сочувствия.

После нескольких часов примерок мы остановили выбор на платье с силуэтом “русалка”, с длинным шлейфом, украшенным пайетками в виде цветов над декольте, с длинными рукавами и открытыми плечами. Оно было идеальным — если бы только повод для его ношения был другим.

После платья настала очередь обуви, аксессуаров, выбора прически и макияжа. Мисс Коул показывала мне фотографии на планшете, делала заметки в блокноте, снимала мерки для последних корректировок платья. Весь этот процесс длился до позднего вечера.

- Завтра в семь утра я и моя команда будем здесь, чтобы подготовить вас. - сказала она, собирая свои вещи. - Церемония назначена на одиннадцать, так что времени у нас будет достаточно.

Когда она ушла, я рухнула на кровать, эмоционально выжатая до предела. Воспоминания о Роуз нахлынули на меня с новой силой. Я вспомнила, как она примеряла свадебное платье для своей свадьбы с Роем, как не хотела этого брака, как мечтала о свободе. И вот теперь наши роли поменялись, теперь я была на ее месте, теперь я была той, кого принуждали к браку.

Вечером я наконец набралась сил позвонить маме. Наш разговор был тяжелым и болезненным. Я лгала ей — говорила, что сбежала с Роем, что люблю его, что завтра у нас свадьба. Я слышала, как дрожит ее голос, как она сдерживает слезы.

- Элизабет, дорогая, ты уверена? - спрашивала она снова и снова. - Это так внезапно… А как же ребенок? Ведь он не от Роя…

- Мама, я все решила. - отвечала я, чувствуя, как ком в горле растет с каждым словом лжи. - Я просто хочу, чтобы ты приняла мой выбор и поддержала меня. Все будет хорошо, и для тебя, и для малыша, и для меня.

Мы обе плакали — она от непонимания и страха за меня, я от осознания того, что не могу сказать ей правду. Если бы она только знала, что я делаю это ради нее, ради ее безопасности… Но эта правда разбила бы ей сердце, а я не могла допустить, чтобы она страдала еще больше.

После разговора с мамой я долго сидела у окна, глядя на темный сад внизу. Где-то там, за высоким забором, была свобода. Где-то там была моя прежняя жизнь, мои мечты, моя любовь. Алан…

Завтра я стану женой другого мужчины. Завтра закроется дверь в мое прошлое, и начнется новая жизнь — жизнь, которую я не выбирала, но которую должна была принять.

Я положила руку на живот, где рос мой ребенок. Я поклялась себе, что что бы ни случилось, я буду защищать его. Даже если весь мир рухнет, даже если мне придется жить в этой золотой клетке до конца своих дней, я сделаю все, чтобы мой ребенок был счастлив.

Вечер наступил незаметно, погружая комнату в полумрак. Я не включала свет, позволяя темноте обволакивать меня, словно защитная пелена. Стук в дверь вывел меня из оцепенения, заставив вздрогнуть всем телом.

- Мисс Рэмси, ужин подан. - сообщила домработница. Ее голос звучал приглушенно через дверь. - Мистер Блэквуд просил передать, что ждет вас в столовой.

Я глубоко вздохнула, готовясь к новому испытанию. Воздух здесь всегда казался тяжелым, пропитанным какой-то гнетущей атмосферой, словно сам дом был пропитан ядом своих обитателей. Мне хотелось забиться в угол и не выходить, свернуться калачиком и притвориться, что ничего этого не происходит. Но я знала, что это невозможно. Каждый акт неповиновения мог стоить дорого — не мне, так тем, кого я любила.

Столовая поражала своими размерами и холодной роскошью. Огромное помещение с мраморным полом и тяжелыми бархатными шторами, с панорамными окнами от пола до потолка, через которые открывался вид на сад, освещенный мягкими садовыми фонарями. В центре стоял длинный стол из темного дерева, способный вместить не менее двадцати человек, окруженный стульями с высокими резными спинками.

Рой уже сидел там, на своем обычном месте по правую руку от отцовского кресла. Он смотрел прямо перед собой отсутствующим взглядом, словно его мысли были за тысячу миль отсюда. По правде говоря, я прекрасно его понимала — мои собственные мысли тоже улетали далеко-далеко, туда, где мы с Аланом могли быть вместе, где не было угроз и шантажа, где мы могли бы растить нашего ребенка в любви и свободе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я молча заняла свое место напротив Роя. Мы сидели, погруженные в тягостное молчание, нарушаемое лишь тиканьем массивных напольных часов да изредка звуком шагов прислуги, снующей между кухней и столовой. Я искоса посмотрела на своего будущего мужа, оценивая его состояние.

Он выглядел напряженным, почти больным. Под глазами залегли глубокие тени, делая его на несколько лет старше. Он был красив, этого нельзя было отрицать, но сейчас он выглядел как сломанная кукла, лишенная той жизненной силы, которая когда-то привлекла меня к нему.

“Что ж, по крайней мере, ты тоже несчастен”. - подумала я с мрачным удовлетворением, и тут же устыдилась этой мысли. Рой не выбирал такой судьбы для себя, как и я для себя. Мы оба были пешками в чужой игре. Вот только он, в отличие от меня, не нашел в себе силы противостоять своему отцу. Его бесхребетность и слабость заставляли меня презирать его почти так же сильно, как я презирала Ричарда.

Прислуга начала приносить блюда, расставляя их на столе с безупречной точностью. Аромат еды заставил мой желудок сжаться в спазме — я почти не ела весь день, но сейчас мысль о пище вызывала только тошноту. И именно в этот момент в столовую вошел Ричард Блэквуд.

- Добрый вечер, дети мои. - поприветствовал он нас с неприкрытым удовольствием, занимая свое место во главе стола. Его голос, глубокий и бархатный, звучал почти ласково, но от этого притворства у меня пробегал холодок по спине. - Как прошел день? Все готовятся к нашему большому событию?

Рой лишь кивнул, не поднимая взгляда, а я сжала под столом кулаки так, что ногти впились в ладони. Ричард повернулся ко мне, его глаза оценивающе скользили по моему лицу.

- Как твои дела, Элизабет? Все готово к завтрашнему дню? - спросил он, словно интересуясь погодой.

Я закатила глаза, не в силах сдержаться. Каждая клеточка моего тела сопротивлялась этому фальшивому дружелюбию.

- Все чудесно. - ответила я, не скрывая сарказма.

Ричард ухмыльнулся, явно забавляясь моей дерзостью. Его глаза блеснули, как у кота, играющего с полуживой мышкой.

- Замечательно. Замечательно. - он разложил салфетку на коленях и взял бокал вина, делая глоток с видимым удовольствием. - Выбрала платье? Довольна своим выбором?

- Безумно счастлива. - процедила я сквозь зубы. Каждое его слово наполняло меня горечью, которую я уже не могла скрывать. - Мечта каждой девушки — примерять свадебное платье под дулом пистолета, зная, что идет не замуж, а в тюрьму.

Рой напрягся еще больше, если это вообще было возможно. Его плечи окаменели, а пальцы, сжимавшие вилку, побелели. Но он не вступился за меня, не сказал ни слова. Ричард лишь рассмеялся, как будто я рассказала забавный анекдот.

- Такой юмор! Такой характер! - он покачал головой, обращаясь к сыну. - Тебе повезло, Рой. Такая жена никогда не даст тебе заскучать.

Я почувствовала, как горячая волна гнева поднимается из самых глубин моего существа. Каждое его слово, каждый жест, сама его самоуверенность вызывали во мне такую ярость, что я боялась потерять контроль.

- А как поживает твоя мама? - спросил Ричард будто между прочим, но в его глазах вспыхнул опасный огонек, напоминающий мне, кто здесь хозяин положения.

От этого вопроса моя рука дрогнула, и вилка с громким звоном упала на тарелку. Я чувствовала, как кровь отливает от лица, как холодеет кончик носа и немеют губы. Вопрос не был случайным — это было напоминание о его власти над нами.

- Благодаря вашим усилиям и заботе, у моей мамы дела не очень. - выплюнула я, не скрывая ненависти. - Но вы ведь это и так знаете, не так ли? Вы же следите за каждым ее шагом.

Рой резко повернулся к отцу, его глаза расширились от удивления и, может быть, страха. В этот момент он выглядел почти по-человечески, почти как тот Рой, которого я когда-то знала.

- О чем она говорит? - спросил он, и в его голосе впервые за весь вечер появились эмоции. - Что ты сделал?

Ричард отмахнулся от вопроса сына, как от назойливой мухи, не сводя взгляда с меня. Его глаза словно просвечивали меня насквозь, видя мой страх и ненависть, и наслаждаясь ими.

- Я просто преподал маленькой Элизабет урок. - сказал он с улыбкой, от которой холодок пробежал по моей спине. - Не так ли, Элизабет? Иногда нужно показать человеку его место, чтобы он начал ценить то, что имеет.

Я прикусила губу до крови, чтобы не сорваться, чтобы не выкрикнуть все, что накипело. Металлический привкус наполнил рот, но эта физическая боль была ничто по сравнению с ураганом эмоций, бушевавшим внутри. Мои пальцы сжали вилку так, что костяшки побелели. Как легко было бы воткнуть ее в его самодовольную физиономию, в эти холодные глаза, наслаждающиеся моим бессилием…

- Кажется, Элизабет усвоила урок. - продолжил Ричард, обращаясь к Рою, но не спуская глаз с меня, словно гипнотизируя. - И вопрос с ее мамой уже решен. Не стоит волноваться.

Я напряглась, ужас сковал меня изнутри. Что значит “решен”? Что они сделали с мамой? Почему она ничего не сказала во время нашего разговора?

- Что вы имеете в виду? - выдавила я, чувствуя, как горло сжимается от панического страха. - Что вы с ней сделали?

Почему мама ничего не сказала? Что еще он мог с ней сотворить? Она выглядела расстроенной, но не испуганной, не травмированной… Или она просто хорошо это скрывала?

- Твою маму пригласили работать главным врачом отделения в лучшей клинике города, - сообщил Ричард, отпивая вино и смакуя каждый глоток, как и каждый момент моего унижения. - Весьма престижная должность, скажу я тебе. Большая зарплата, отличные перспективы. Она заслуживает только лучшего, не так ли?

Я была ошеломлена. Часть меня, конечно, радовалась за маму — она всегда мечтала о такой должности. С детства я слышала, как она говорила о том, что хотела бы иметь больше возможностей для помощи детям, для внедрения новых методик лечения. Но другая часть кипела от ярости. Это был не акт доброты — это было демонстрацией власти. Ричард Блэквуд давал понять, что он может как разрушить нашу жизнь, так и осыпать благами. Все зависело только от его настроения и нашего послушания.

- Вы чудовище. - прошептала я, глядя ему прямо в глаза. В этот момент я не боялась его. Я видела его насквозь, видела пустоту там, где у нормальных людей душа. - Вы думаете, что можете купить все и всех, включая собственного сына.

- Я бизнесмен, Элизабет. - поправил он меня с улыбкой, такой снисходительной, что мне захотелось закричать. - И я всегда получаю то, что хочу. Завтра мой сын получит прекрасную молодую жену, а я… я получу гарантию, что некоторые люди останутся на своих местах. Все в выигрыше, не так ли?

Его слова звучали как приговор, окончательный и бесповоротный. Я взглянула на Роя, ища хоть какой-то признак сопротивления, хоть искру протеста. Но он сидел, опустив глаза в тарелку, безвольный и сломленный. Я почувствовала, как последние капли надежды испаряются, оставляя лишь пустоту и смирение.

Остаток ужина прошел в тягостном молчании. Я механически подносила вилку ко рту, не чувствуя вкуса еды. Рой не поднимал глаз от своей тарелки, едва притрагиваясь к изысканным блюдам, а я боролась с желанием расплакаться прямо за столом. Только Ричард, казалось, наслаждался ситуацией, время от времени нарушая тишину какими-то замечаниями о погоде, о предстоящей свадьбе, о гостях, которые приедут завтра.

Как только появилась возможность, я извинилась и поспешила в свою комнату, чувствуя, как тошнота подступает к горлу. Мне нужно было остаться одной, подальше от этих людей, от этого дома, пропитанного фальшью и страхом.

Запершись в своей золотой клетке, я наконец дала волю слезам. Они лились и лились, словно прорвалась плотина. Я рыдала в подушку, чтобы никто не услышал моих всхлипов, пока не охрипла от плача. Моя грудная клетка болела от рыданий, глаза горели, горло саднило. Но даже когда слезы иссякли, боль осталась — тупая, глубокая боль где-то в самом центре существа.

- Прости меня, малыш. - шептала я, поглаживая свой еще плоский живот. Я представляла, как там, внутри, растет новая жизнь, маленькое чудо, созданное любовью, которая теперь кажется таким далеким воспоминанием. - Прости, что втянула тебя в этот кошмар. Я обещаю, я буду сильной ради тебя. Я буду бороться ради тебя. Я найду способ защитить тебя от этого мира, от этих людей.

Мысли кружились в голове, как стая встревоженных птиц. Я думала о том, что будет после свадьбы, как мы будем жить с Роем, будет ли Ричард продолжать контролировать каждый наш шаг. Что, если Ричард когда-нибудь использует моего ребенка против меня? Что, если…

- Нет. - сказала я себе твердо, вытирая последние слезы. В моем голосе, хриплом от рыданий, появилась новая нотка — нотка решимости. – Я не позволю этому случиться. Никогда.

Я не могла сейчас сбежать, не могла открыто противостоять Ричарду. Но я могла быть умной. Могла ждать и наблюдать. Могла найти слабое место в его броне. И когда-нибудь, когда представится возможность, я вырвусь из этой клетки вместе со своим ребенком.

С этой клятвой я провалилась в беспокойный сон, где меня преследовали кошмары о свадьбе, на которой я стояла у алтаря с Роем, а в первом ряду сидел Алан, держа на руках нашего ребенка и глядя на меня с непониманием и болью. Сон, из которого я не хотела просыпаться только потому, что пробуждение означало, начало самого черного дня в моей жизни.

Глава 12

Что должна чувствовать девушка, впервые выходящая замуж? Наверное, счастье. Такое переполняющее, что кажется, будто можешь взлететь. Трепет предвкушения новой жизни с любимым человеком. Влюбленность, которая делает каждую минуту волшебной, каждый вздох — драгоценным.

Я же чувствовала только горе. Тяжелое, как свинец, оседающее в груди, мешающее дышать. Боль — физическую, от бессонной ночи и постоянного напряжения, и моральную, от осознания того, что моя жизнь разрушена, что я вынуждена выйти замуж за человека, которого не люблю, отказавшись от того, с кем хотела бы провести вечность. Душевную обреченность — ощущение, что все мои мечты, все надежды разбились, как хрупкое стекло, и что впереди только тьма, только холод, и никакого выхода.

Я стояла перед зеркалом в этом прекрасном свадебном платье, которое было как моя вторая кожа. Оно идеально подчеркивало мою фигуру, облегая грудь и талию, спускаясь вниз каскадом белоснежного шелка. Платье, которое должно было быть воплощением моих девичьих грез, стало символом моего заточения. Идеальный макияж скрыл следы бессонницы и слез, идеальная прическа, уложенные голливудскими волнами, придавала мне вид кинозвезды. А фата, струилась и спускалась вниз до самого пола, окружая меня облаком невесомого кружева.

- Ты выглядишь потрясающе! Это моя точно, лучшая работа! - восторженно говорила Маргарет. Она ходила вокруг меня, восхищаясь своим творением, не замечая или предпочитая не замечать моего настроения.

Яркий свет от профессиональных ламп и вспышек камер заливал комнату, делая ее нереальной, похожей на съемочную площадку. Фотограф, который был здесь с семи утра, запечатлевал каждый момент моих сборов. Он просил меня улыбаться, поворачиваться, изображать радостное волнение. И я подчинялась, надевая маску, за которой скрывала свое разбитое сердце.

В дверь постучали, и на мгновение мое сердце замерло. Кто-то пришел. Может быть, чтобы спасти меня? Когда дверь открылась, я увидела входящую маму, и волна облегчения, смешанного с новой болью, захлестнула меня. Она была одета в элегантное платье цвета лаванды, и выглядела такой красивой, такой хрупкой — и такой же потерянной, как я.

Я так обрадовалась ее приходу, что, наплевав на все предупреждения о прическе и макияже, кинулась в ее объятия, как маленькая девочка, ищущая защиты и утешения.

- Мама. - прошептала я, вдыхая ее знакомый запах. Мягкий аромат духов и что-то неуловимо родное, что всегда успокаивало меня в детстве. Ее тепло и запах вызвали у меня новую волну эмоций, и я почувствовала, как горячие слезы подступают к глазам.

Я видела ее мокрые глаза, покрасневшие от слез. Она смотрела на меня своим нежным, полным материнской любви взглядом, и говорила, какая же я красивая в этом платье, какая сияющая. Но я видела боль за ее словами, слышала невысказанный вопрос в ее голосе. Она знала, что что-то не так, что я несчастна, но не смела спросить прямо, не здесь, не при всех этих людях.

- Ты такая красивая, моя девочка. - шептала она, гладя меня по щеке, и в ее глазах я видела слезы.

Я еле сдерживалась, чтобы не разрыдаться прямо там, на глазах у всех, чтобы не рассказать ей правду о том, что происходит, о том, что меня заставляют выйти замуж против моей воли. Но я не могла — не только из-за угроз Ричарда, но и потому что знала: правда только причинит моей маме еще больше боли, разрушит ту жизнь, которую она выстроила после всех трудностей.

Тут подлетела Маргарет, стилист, всплескивая руками и цокая языком:

- Так, никаких слез! - строго сказала она, как будто имела право распоряжаться моими эмоциями в самый важный день моей жизни. - Элизабет должна выглядеть безупречно, поэтому давайте не будем в этот день плакать.

Пробыв еще пару минут в моей комнате, Маргарет сказала, что нам пора выходить, гости уже ждут. Как и жених. Эти слова отозвались в моей душе новой волной отчаяния, но я заставила себя выпрямиться, поднять подбородок. Я должна была пройти через это, должна была сыграть свою роль в этом спектакле.

Свадьба проходила на заднем дворе особняка Блэквудов, который был превращен в сказочный сад для этого события. У них была огромная территория с прекрасным ухоженным садом, где каждый куст, каждый цветок, казалось, был помещен с математической точностью, чтобы создать идеальную картину.

Собравшись с духом и глубоко вздохнув, я начала спускаться вниз. Каждая ступенька давалась с трудом, ноги казались тяжелыми, а сердце стучало так громко, что, казалось, его слышат все вокруг.

Когда мы оказались у дверей гостиной, из которой начинался мой путь к алтарю, я увидела Роя. Он стоял уже под аркой, ожидая меня, и даже издалека я видела, насколько безупречен его вид. Черный классический смокинг сидел на нем идеально, подчеркивая широкие плечи и узкую талию. Белоснежная рубашка контрастировала с его золотистой кожей. Волосы были уложены так, чтобы ни один волосок не выбивался. Он выглядел бодрым, элегантным, собранным — настоящий принц из сказки. Если бы не если бы не знание о том, что за этой красивой оболочкой скрывается человек, который вместе с отцом разрушил мою жизнь.

Музыканты, расположившиеся на специально построенном подиуме недалеко от арки, заиграли свадебный марш. Скрипки и виолончели плели сложный узор звуков, создавая атмосферу торжественности и значимости момента.

Двери гостиной открылись, и все взгляды устремились на меня. Я стояла на пороге, чувствуя, как немеют пальцы, сжимающие букет, как дрожат колени под тяжелым платьем. Впереди был длинный проход между рядами кресел, заполненных людьми — богатыми, влиятельными, одетыми в дорогие наряды, с бриллиантами и золотом, мерцающими на солнце. И все они смотрели на меня, оценивая, изучая, как экспонат в музее.

Каждый шаг давался мне с физической болью. Я шла, будто на казнь, чувствуя, как подгибаются колени, как сжимается грудь от нехватки воздуха. Сердце билось с такой силой, что казалось, оно вырвется из груди.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я всматривалась в ряды гостей, ища знакомое лицо, среди фальшивых улыбок и холодных взглядов. Алан. Его имя билось в моих висках в такт ударам сердца. Мне казалось, вот-вот — он поднимется, выйдет в проход, схватит меня за руку, и мы убежим, и плевав на последствия, на угрозы, на всё.

Но с каждым шагом надежда умирала. Проход сужался, конец дорожки приближался, а Алана не было. Никто не встал, чтобы остановить эту фарсовую церемонию. Никто не пришёл спасти меня. Я шла на эшафот, и толпа жаждала зрелища.

У алтаря стоял Рой — высокий, статный, безупречный как манекен. Карие глаза смотрели безотрывно на меня, а губы растянулись в утешительной улыбке. Когда я поравнялась с ним, он наклонился и прошептал:

- Ты сегодня безумно красива, Элизабет.

Слова, которые должны были бы согреть, заставили меня содрогнуться.

Святость и радость момента, которым восторгались присутствующие, для меня были пыткой. Я не слышала слов ведущего, не понимала вопросов. Перед глазами плыла мутная пелена, через которую проступали лишь размытые контуры лица Роя и поблескивающие камеры.

Когда пришло время обменяться кольцами, мои руки дрожали так сильно, что я едва не выронила символ своего порабощения. Предательская слеза скатилась по щеке, и Рой, заметив это, бросил на меня взгляд, полный показного сочувствия.

- Не волнуйся, милая. - прошептал он так, что слышала только я. - Скоро ты привыкнешь.

- Я никогда не привыкну. - одними губами ответила я, но он лишь усмехнулся и сжал мою руку сильнее, словно напоминая, кому я теперь принадлежу.

Момент поцелуя стал окончательной точкой в моём уничтожении. Губы Роя накрыли мои — холодные, требовательные, чужие. Не было трепета, не было тепла, не было ничего, кроме механического соприкосновения двух тел. Слёзы текли по щекам, но окружающие, должно быть, принимали их за проявление переполняющего счастья.

Аплодисменты взорвались со всех сторон, когда мы повернулись к гостям уже как муж и жена.

Ричард Блэквуд, архитектор моего несчастья, приблизился первым. Его широкая улыбка не касалась холодных глаз. Он обнял нас обоих, и я почувствовала запах дорогого одеколона, смешанный с чем-то гнилостным, что, казалось, исходило из самой сути этого человека.

- Поздравляю, дети мои! - провозгласил он, сияя фальшивым довольством. - Я всегда знал, что вы созданы друг для друга.

- Спасибо, отец. - ответил Рой с таким же фальшивым энтузиазмом. - Мы не разочаруем тебя.

Фотографы защёлкали камерами с удвоенной силой, запечатлевая этот момент “семейного единения” для глянцевых журналов и светской хроники.

- Элизабет! О боже мой! - знакомый голос заставил меня обернуться, и я увидела Рейчел, пробирающуюся сквозь толпу гостей.

Её появление было как глоток свежего воздуха в душной комнате. Я не ожидала увидеть здесь свою подругу — единственного человека, с которым я могла бы быть собой. Она смотрела на меня широко раскрытыми глазами, в которых читалось неподдельное удивление.

Рейчел бросилась ко мне, обнимая так крепко, что на мгновение я забыла, где нахожусь. Её объятия были настоящими, без претензии, без фальши.

- Почему ты ничего не сказала? - прошептала она на ухо, отстраняясь, чтобы рассмотреть меня.

В её голосе звучала обида, смешанная с растерянностью. Я поймала взгляд Ричарда, наблюдавшего за нами с едва заметной ухмылкой. Конечно, это он пригласил её, ещё один способ продемонстрировать свою власть и контроль над моей жизнью.

- Прости, Рейчел. - ответила я, пытаясь совладать с голосом. - Всё произошло так быстро… Я обещаю, мы поговорим позже, хорошо?

- Ты такая красивая. - продолжала она, изучая моё лицо. - Но выглядишь немного усталой. Всё в порядке?

На долю секунды мне захотелось закричать: “Нет! Ничего не в порядке! Меня заставляют! Помоги мне!” Но я лишь выдавила улыбку и кивнула:

- Просто волнуюсь. Ты же знаешь, как я ненавижу быть в центре внимания.

Она рассмеялась, но в её глазах читался вопрос. Рейчел всегда чувствовала меня лучше других. Возможно, она что-то подозревала, но не могла поверить, что это происходит на самом деле.

- Надеюсь, ты позаботишься о ней. - обратилась она к Рою, и в её голосе я услышала нотку вызова.

- Можешь не сомневаться. -ответил он, приобнимая меня за талию собственническим жестом. - Элизабет теперь самый дорогой человек в моей жизни.

Слова звучали медово, но рука на моей талии сжалась предупреждающе. Я почувствовала себя птицей в золотой клетке, демонстрируемой гостям.

Свадебный банкет разворачивался как финальный акт изощрённой трагедии. Безупречно накрытые белоснежные столики мерцали серебром и хрусталём в мягком вечернем свете. Музыканты, чьи смычки скользили по струнам с холодной отрешённостью, наполняли воздух мелодиями Моцарта и Вивальди, создавая атмосферу изысканности и благополучия.

Я сидела за главным столом, едва касаясь еды. Каждый кусок казался безвкусным, как бумага, и застревал в горле, вызывая приступы тошноты.

- Тебе нехорошо? - голос Роя, внезапно возникший рядом, заставил меня вздрогнуть. Его внимательные глаза изучали моё лицо с неожиданной проницательностью.

- Просто не голодна. - солгала я, отводя взгляд.

- Элизабет. - он произнёс моё имя с неожиданной мягкостью. - Ты должна что-то съесть. День был долгим.

В его словах проскользнула забота, которой я не ожидала. Это сбивало с толку — было бы проще ненавидеть бездушного тирана, а не человека, проявляющего участие.

Музыка изменилась, и ведущий объявил наш первый танец как мужа и жены. Ноги с трудом слушались меня, когда Рой вёл меня к центру импровизированной танцплощадки. Гости расступились, образуя круг, их глаза впились в нас. Я чувствовала себя как под микроскопом, каждый мой жест, каждый взгляд подвергался скрупулёзному анализу.

- Улыбнись, Элизабет. - прошептал Рой, привлекая меня к себе, когда зазвучали первые ноты вальса. - Твоё лицо мрачнее грозовой тучи.

Я подняла на него глаза, впервые за вечер по-настоящему всматриваясь в его лицо. Идеальные черты, которые любая девушка сочла бы привлекательными. Ровный загар, тёмные волосы, аккуратно уложенные лучшим стилистом города. Глаза, смотревшие на меня с выражением… что это было? Не безжалостный триумф, как я ожидала. Скорее что-то похожее на смесь восхищения и затаённой печали.

- Хотя бы на миг ты могла бы притвориться, что счастлива. - сказал он, умело ведя меня в танце. - Ради своей матери, если не ради меня.

Я бросила взгляд в сторону стола, где сидела мама. Бледная, с натянутой улыбкой, под пристальным наблюдением Ричарда Блэквуда. Этот человек держал её на невидимом поводке, как и меня.

- Ты слишком много просишь. - ответила я, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо.

Рой притянул меня чуть ближе, его рука на моей талии была тёплой и крепкой.

- Не переживай так сильно. - произнёс он, наклоняясь к моему уху, так что его дыхание заставило меня вздрогнуть. - Я сделаю всё, чтобы этот брак не стал для тебя пыткой.

Я посмотрела на него с недоверием, в груди разгоралась ярость, смешанная с горечью.

- Он уже стал пыткой для меня, разве ты не видишь? - прошептала я, чувствуя, как дрожат губы. - Как ты можешь быть таким слепым?

Глаза Роя потемнели, он резко притянул меня к себе. Сейчас его тело было так близко, что я могла чувствовать стук его сердца.

- Если ты будешь хорошей девочкой… - прошептал он, его губы почти касались моей кожи. - Если будешь хорошо играть свою роль, твоя жизнь может стать прекрасной. У тебя будет всё, понимаешь? Всё, о чём ты когда-либо мечтала.

Я хотела ответить, что мечтала совсем о другом — о свободе, о настоящей любви, об Алане, но не успела произнести ни слова. Рой внезапно наклонился и впился в мои губы жёстким, собственническим поцелуем. Его руки держали меня крепко, не давая возможности отстраниться или вырваться. Это не было проявлением страсти или нежности — это был акт обладания, демонстрация власти.

Я застыла в его руках, неспособная пошевелиться. Вспышки камер, аплодисменты и восторженные возгласы гостей доносились будто сквозь толщу воды.

Когда Рой, наконец, отпустил меня, в его глазах пылал огонь, не холодная расчётливость, а настоящее чувство. Я внезапно поняла, что он не лгал: он действительно хотел меня. В глубине души Рой Блэквуд радовался тому, что я стала его женой и теперь принадлежу ему полностью.

Вечерняя тишина особняка наполнилась тяжелым духом завершенности. Словно финальный аккорд зловещей симфонии. Гости разъехались, оставив после себя лишь эхо фальшивых поздравлений и следы дорогого парфюма.

Гостиная встретила меня полумраком, лишь настольная лампа отбрасывала причудливые тени на богато декорированные стены. Я уже развернулась, чтобы подняться по широкой мраморной лестнице в свою комнату, когда низкий, властный голос пригвоздил меня к месту.

- Элизабет.

Ричард Блэквуд. Даже не оборачиваясь, я чувствовала его тяжелый взгляд, скользящий по моей спине. Я медленно повернулась, встречаясь с его холодными, расчетливыми глазами.

- Подойди ко мне. - это был не просто приказ. В его голосе звучала абсолютная уверенность человека, который привык, что перед ним расступаются моря и склоняются головы.

Я стиснула зубы, чувствуя, как внутри разгорается пламя сопротивления. Не показывать страх. Никогда не показывать страх хищнику, первое правило выживания.

Мои шаги по паркету казались оглушительно громкими в напряженной тишине. Ричард стоял у панорамного окна, силуэт его мощной фигуры вырисовывался на фоне звездного неба. В его руке поблескивал стакан с янтарной жидкостью.

- Ты прекрасно справилась сегодня. - произнес он, разглядывая меня оценивающим взглядом. - Особенно впечатлил ваш поцелуй с Роем. Даже я на мгновение поверил в искренность ваших чувств. А уж если обманули меня, то что говорить о прочих… простодушных зрителях.

Его слова сочились ядовитой насмешкой. Я задрала подбородок, отказываясь сутулиться под тяжестью его взгляда.

- Напрасно тратили время на спектакль. - выдавила я, удивляясь собственной смелости. - Ни один поцелуй не превратит тюрьму в дом.

Уголок его рта дрогнул в холодной улыбке, не затронувшей глаз.

- Ах, юность… такой драматизм. - он сделал глоток из стакана. - Впрочем, не могу оставить новобрачную без свадебного подарка. Это было бы… невежливо с моей стороны.

По моей коже пробежала волна мурашек — предчувствие беды, острое и безошибочное, как инстинкт загнанного в угол животного. Ричард, не торопясь, поставил стакан на столик и извлек из ящика планшет. Включив его, экран осветил лицо Ричарда снизу, придавая ему демонические черты.

- Держи. Уверен, тебе понравится.

Мои руки приняли устройство почти против воли. На экране была прямая трансляция из какого-то ресторана — элегантного, с приглушенным светом и белоснежными скатертями. Камера фиксировала угловой столик, за которым…

Алан.

Мое сердце сжалось так сильно, что на мгновение перестало биться. Он сидел один, с растрепанными волосами и запавшими глазами. Его красота, такая резкая и мужественная, сейчас была размыта печатью усталости и какого-то глубинного отчаяния. На нем был костюм, но рубашка была смята, галстук отсутствовал, а верхние пуговицы расстегнуты, обнажая ключицы.

Пока я, затаив дыхание, смотрела на него, к столику подошел официант, неся на подносе конверт. Алан поднял голову, нахмурился, явно не ожидая никакой почты. После минутного колебания он все же взял конверт.

Я почувствовала, как кровь отхлынула от моего лица. Коверт… Такой же что вручил мне Ричард пару дней назад.

Алан вскрыл конверт и начал просматривать содержимое. Я видела, как менялось его лицо с каждой перевернутой страницей. Сначала растерянность, затем недоверие, потом… ярость. Чистая, неприкрытая ярость, которая преобразила его черты, сделав их почти неузнаваемыми. Его руки начали трястись, глаза расширились, а потом сузились. Он дошел до фотографий, тех самых фотографий с места аварии, где безжизненное тело Роуз было искалечено до неузнаваемости…

И что-то в нем сломалось.

Алан взревел — звук, больше похожий на рычание раненого зверя, чем на человеческий голос. Стакан с виски полетел в стену, разлетелся вдребезги. Стол перевернулся одним яростным движением его рук. Посетители повскакивали с мест, кто-то закричал. Охрана ресторана бросилась к нему, пытаясь схватить, обуздать эту неистовую силу, но Алан отшвыривал их, как тряпичных кукол, продолжая крушить все вокруг себя.

“ГДЕ ОНА?!” — его крик прорвался сквозь динамики планшета, пронзая мое сердце. “ЧЕРТОВА ЛЖИВАЯ ТВАРЬ! ГДЕ?!”

Я закрыла рот рукой, чтобы сдержать рыдание. Алан, мой Алан, кричал обо мне. Называл меня… Боже, он думает, что я…

- Зачем? - мой голос дрожал, но взгляд, который я бросила на Ричарда, был полон ненависти. - Зачем вы это сделали? Вы уже получили то, что хотели. Я вышла за вашего сына.

- Это не искоренило бы проблему с корнем. - Ричард забрал у меня планшет, его пальцы были холодными, как лед. - Я не мог оставить Алана Бейтмана в качестве… отвлекающего фактора. Ты нужна мне сосредоточенной, на своей новой семье. Без путей отступления. Без надежды на спасение.

Последние слова он произнес почти нежно, словно утешал ребенка. Это было так жутко, что меня затошнило.

- Вы чудовище. - прошептала я, дрожа всем телом.

-Нет. - он покачал головой с почти отеческой снисходительностью. - Я просто знаю, чего хочу, и беру это. Как и мой сын. Вы с Роем на самом деле отлично подходите друг другу — оба такие… страстные. Ты скоро поймешь это.

Я попятилась от него, с трудом удерживаясь на подгибающихся ногах. Внезапно все стало предельно ясно — я в западне. Капкан захлопнулся окончательно. Алан, моя последняя надежда, теперь ненавидит меня так сильно, что, вероятно, сам захочет увидеть меня мертвой.

Я отвернулась, сжав кулаки так сильно, что ногти впились в ладони. Задача усложнилась, но это не значит, что я сдамся. Я найду способ связаться с Аланом и рассказать ему правду.

А пока… пока я стану идеальной женой Роя Блэквуда на публике. И буду думать, планировать, ждать своего часа. Ради себя. Ради ребенка. Ради свободы, которую у нас пытаются отнять.

Ричард Блэквуд еще пожалеет о дне, когда решил сделать меня своей пленницей.

Дорогие мои читатели!

♥️

От всего сердца благодарю вас за каждый комментарий, каждую награду и любое проявление внимания к моему творчеству. Ваша поддержка дарит мне вдохновение и придаёт сил продолжать. Спасибо, что вы со мной!

Глава 13

Дни сливались в недели, недели в месяцы, месяцы в годы. Два года моей жизни, две бесконечные зимы, два обманчиво-яркие лета, каждый час которых я мечтала вырваться, сбежать, исчезнуть.

Каждое утро я просыпалась с тяжелым ощущением в груди, словно там поселился камень, который с каждым днем становился все тяжелее. Ночи без сна, когда я смотрела в потолок и представляла себе другую жизнь — свободную, настоящую, вдали от этого кошмара.

И вот сейчас, по иронии судьбы, я оказалась в доме того, от кого так отчаянно пыталась скрыться последние два года. Человека, чье имя заставляло мое сердце сжиматься от страха и того странного, извращенного чувства, которое когда-то было любовью.

Алан.

После того, как Ричард показал ему сфабрикованные доказательства моей вины в смерти Роуз, Алан изменился. Нет, не так — он словно умер и воскрес совершенно другим человеком. Сейчас Алан олицетворял темное, жаждущее мести, одержимое ненавистью существо, которое использовало его лицо, его голос, его тело.

Ричард с каким-то извращенным удовольствием показывал мне записи с камер наблюдения: Алан, обезумевший от ярости, пытающийся проникнуть в особняк. Алан, отдающий приказы своим людям. Алан, чьи глаза горели таким неистовым огнем, что я инстинктивно отшатывалась от экрана.

- Видишь, Элизабет? - говорил Ричард, когда его холодные пальцы сжимали мое плечо с притворной заботой. - Твой прекрасный принц превратился в чудовище. Он не спасет тебя. Он хочет твоей крови.

Я пыталась убедить себя, что это все еще мой Алан, что где-то глубоко внутри он остался прежним, что если бы только я могла поговорить с ним, объяснить… Но с каждым новым видео, с каждым новым актом насилия, эта надежда умирала, как цветок без воды.

А потом случилось немыслимое. Алан переступил черту, до которой, я полагала, он никогда не дойдет. Он похитил мою маму.

Я никогда не забуду тот вечер, когда Рой ворвался в мою комнату с телефоном в руке, его лицо было белее мела.

- Бейтман схватил твою мать. - выпалил он, и в тот момент я впервые увидела в его глазах не привычную холодность, а настоящий, человеческий страх.

Шестой месяц беременности делал меня неповоротливой, но я вскочила с кресла так стремительно, что перед глазами все поплыло.

- Что?! Где она? Что он с ней сделал?

Рой протянул мне телефон. На экране был фрагмент видео: моя мама, со связанными руками, сидящая на стуле в каком-то пустом складском помещении. Ее обычно аккуратно уложенные волосы были растрепаны, помада размазана, но глаза… ее глаза были полны такой отчаянной решимости, что мое сердце разрывалось.

- Элизабет. - ее голос дрожал, но оставался твердым. - Не слушай его. Что бы он ни сказал, не соглашайся. Я…

Видео оборвалось, и на экране появилось лицо Алана. Его глаза, когда-то такие теплые и манящие, сейчас напоминали черные дыры — бездонные, всепоглощающие.

- Привет, Лизи. - его голос звучал почти обыденно, что делало ситуацию еще ужаснее. - Давно не виделись. У меня твоя мать. Она в порядке… пока что. Расклад простой: твоя жизнь в обмен на ее. Ты и твой мерзкий муж — за твою мать. У Ричарда есть двенадцать часов, чтобы согласиться на обмен. После этого… - он улыбнулся, и эта улыбка заставила меня похолодеть. - …после этого с меня снимается вся ответственность за ее благополучие.

Я смотрела на экран, не веря своим глазам. Этот человек, с лицом Алана и голосом Алана, был совершенно мне незнаком.

- Рой. - прошептала я, мои руки инстинктивно обвились вокруг живота, защищая ребенка. - Мы должны что-то сделать.

К моему удивлению, Рой не стал насмехаться или отмахиваться. Впервые за все время нашего принудительного брака, он выглядел искренне обеспокоенным.

- Я уже связался с отцом. - сказал он, присаживаясь рядом со мной, не касаясь, но странно близко. - Он решит эту проблему.

- Как? - мой голос дрогнул. - Алан сошел с ума. Он не остановится.

Рой посмотрел на меня с выражением, которое я не могла расшифровать — что-то между жалостью и неловкостью.

- Мой отец… у него свои методы. - сказал он наконец. - Поверь, он вернет твою мать целой и невредимой.

И Ричард сдержал слово. Каким-то невероятным образом, используя свои связи, деньги и влияние, он организовал спасательную операцию. Моя мама вернулась к нам через десять часов — потрясенная, с синяками на запястьях от веревок, но живая. Она бросилась в мои объятия, рыдая, и я плакала вместе с ней, благодарная за ее спасение и пораженная до глубины души тем, как далеко зашел Алан.

В ту ночь, лежа в своей постели, вслушиваясь в тихое дыхание матери в соседней комнате, я поняла, что больше не могу так жить. Страх за маму, за моего нерожденного ребенка — он был сильнее всего. Я боялась Алана. Боялась человека, которого когда-то любила больше жизни. Боялась, что он никогда не остановится, что однажды его ненависть все-таки доберется до нас, и тогда…

Когда на следующее утро Ричард предложил нам переехать в Эдмонтон — за тысячи километров от Ричмонда и Алана я согласилась без колебаний. Мне хотелось оказаться, как можно дальше от этого кошмара.

- Тебе понравится Эдмонтон. - уверял Ричард, подписывая какие-то бумаги в своем кабинете. - Большой город, легко затеряться в толпе. У меня там пентхаус, который простаивает годами.

Сам Ричард с нами ехать не собирался.

- У меня здесь бизнес. - сказал он с тем же холодным спокойствием, с которым говорил обо всем на свете. - Рой позаботится о вас. Я буду нав едываться.

Мысль о том, что между мной и этим чудовищем будут сотни километров, наполняла меня таким неистовым облегчением, что я чуть не расплакалась прямо там, в его кабинете.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Эдмонтон встретил нас снегом и пронизывающим ветром. Пентхаус Ричарда оказался именно таким, как он описывал. Роскошным, с панорамными окнами и видом на город, который захватывал дух. Просторные комнаты, минималистичный дизайн, самая современная техника — все кричало о богатстве, но казалось странно безликим, необжитым.

Мы расставили немногие личные вещи, которые успели забрать из Ричмонда, и пентхаус стал чуть более похож на дом. Мама бродила по комнатам с потерянным выражением лица, периодически поглядывая на меня с тревогой, которую она пыталась скрыть за бодрой улыбкой. Рой… Рой был Роем. Отстраненным, занятым своими делами, но в последнее время странно внимательным к моим нуждам.

Привыкать к новому городу было тяжело. Все казалось чужим. Улицы, лица, даже воздух. Но я говорила себе, что это временно, что главное — безопасность. Моя и ребенка, которого я носила.

Мое тело менялось с каждым днем. Девятый месяц беременности – я чувствовала себя огромной, неуклюжей, но внутри меня жила такая нежность к этому маленькому созданию под сердцем, что порой я задыхалась от переполняющих эмоций. Моя маленькая принцесса, которая должна была появиться со дня на день. Я безумно ждала её появления, мечтала о ней, представляла, как она будет выглядеть. Будет ли она похожа на меня, или на Алана? Какими будут её глаза? Унаследует ли она его улыбку, ту самую, от которой когда-то таяло мое сердце? Вопросы времени.

Я была благодарна своей маме, которая сопровождала меня везде: на приемах у врачей, на УЗИ, при сдаче анализов. Она всегда была рядом, поддерживала меня, обещая, что будет со мной и в родильной палате.

К моему удивлению, Рой тоже рвался присутствовать при родах. Между нами сложились странные, почти дружеские отношения после всего, что произошло с Аланом. Было время, когда Рой пытался впечатлить меня как мужчина, приглашал на свидания, дарил цветы и говорил о семейной жизни, словно хотел, чтобы я влюбилась него снова. Но это было бесполезно – я не чувствовала к нему ничего, абсолютно ничего. В какой-то момент он, казалось, понял это и отступил, но я не особо верила в его смирение.

Стоило разговору коснуться Алана, и Рой менялся в лице – его глаза темнели от ревности, а губы сжимались в тонкую линию. При этом ребенка, которого я носила, он словно уже считал своим. Меня поражало, с какой заботой он относился ко мне во время беременности – помогал обустроить детскую в нашей новой квартире, носил тяжелые пакеты с детскими вещами после наших совместных покупок. Не проявлял ни агрессии, ни безразличия ко мне, что удивляло еще больше. Я была благодарна ему за это, несмотря на то, что оставалась его женой поневоле.

День родов врезался в мою память навсегда. Все произошло очень быстро: утром у меня отошли воды, и уже через два часа в больнице мне положили на руки маленькое чудо – мою прекрасную голубоглазую принцессу. Она была безупречной, невероятно красивой, настоящим ангелом воплоти. Её запах, её крошечные пальчики, её морщинистое личико – я не могла насмотреться на неё, не могла надышаться ею.

Я плакала, не переставая, держа на руках нашу с Аланом дочь. Как я хотела, чтобы он был рядом в этот момент! Чтобы он увидел, какую прекрасную дочь мы создали, чтобы заметил, как она похожа на него – те же черты лица, тот же разрез глаз. Мои слезы падали на её пеленку, но глядя на это маленькое чудо, я каждый раз давала себе обещание: не раскисать, быть сильной, дать ей всё, что она захочет в этой жизни, даже если её отца не будет рядом.

Я назвала её Хоуп - надежда. В этом имени было всё, что я чувствовала. Надежда, что когда-нибудь всё изменится, что у нас с дочерью есть шанс справиться со всеми трудностями, что окружают нас.

Мы прожили в этой “семейной идиллии” почти два года. Рой был внимателен к Хоуп, покупал ей игрушки, играл с ней, когда приезжал с работы. Мама помогала мне с ребенком, и постепенно я даже начала привыкать к этой странной жизни. К новому городу, новому дому, новому положению. Всё изменилось в один день, когда раздался звонок, разрушивший всё.

Мой родной дом в Ричмонде – место, где прошло моё детство, где я росла с мамой и бабушкой, дом, в котором осталась прежняя Элизабет, та невинная девочка, что влюбилась в Алана – этот дом сгорел дотла. Соседка позвонила маме и сообщила ужасную новость: от здания ничего не осталось, оно внезапно вспыхнуло, и пожарные не успели ничего сделать. И что хуже всего, на месте пожара нашли тело мужчины.

Новость шокировала нас. Мы не жили в этом доме два года. Возможно, туда забрался какой-нибудь бездомный? Мысли и догадки роились в голове, но единственный способ узнать правду – вернуться домой. Маме нужно было явиться в полицию для дачи показаний, осмотреть то, что осталось от нашего дома. Полиция должна была установить личность погибшего и причину смерти.

Ночь перед вылетом я провела без сна, глядя в потолок спальни, слушая тихое дыхание дочери в кроватке рядом. Мысли кружились в голове, словно стая встревоженных птиц. Что, если это не случайный пожар? Что, если это как-то связано с Аланом или Ричардом?

Утром мы сели в самолет, и когда он оторвался от земли, я почувствовала, как сжимается сердце. Два года я бежала от прошлого, а теперь сама летела к нему навстречу.

В аэропорту Ричмонда нас встречал сам Ричард Блэквуд в окружении своих молчаливых телохранителей. Увидев его ледяные глаза, я инстинктивно прижала Хоуп к себе.

Его взгляд сразу же остановился на ней, и он протянул руки, чтобы взять ребёнка.

- Нет. - тихо, но твёрдо произнесла я.

Ричард замер, изучая меня своими пронзительными глазами, а затем медленно опустил руки. Он знал, что моя дочь не от его сына. Знал, и всё равно пытался разыграть спектакль любящего дедушки перед своими людьми.

- Как хочешь. - сказал он безразлично и повернулся к выходу. - Машины ждут.

Нас привезли в особняк Блэквудов. Комната, которую нам отвели с Хоуп, была той же самой, в которой я жила до свадьбы. Всё было как прежде, те же шёлковые портьеры, тот же идеально расправленный балдахин над кроватью, та же хрустальная люстра. Но теперь в углу стояла детская кроватка с розовым балдахином, заваленная новыми мягкими игрушками. На комоде аккуратно было разложено детское бельё, пижамки и платьица, всё с бирками элитных брендов.

- Нас явно ждали. - заметила мама, проводя пальцем по краю детской кроватки.

- Я не хочу об этом говорить. - отрезала я, доставая из сумки вещи Хоуп.

Наша с дочерью одежда выглядела просто и грубо по сравнению с теми изысканными нарядами, что заготовили для нас здесь. Как будто мы были бедными родственницами, которых решили осчастливить.

На следующее утро мама отправилась в полицию вместе с «сопровождающими» от Ричарда. Он сам заверил меня, что обо всём позаботится, что никто не станет обвинять нас в произошедшем, и что скоро мы сможем вернуться домой. Его слова звучали так убедительно, что на мгновение мне даже захотелось в них поверить.

Но я слишком хорошо знала Ричарда Блэквуда. За каждым его действием стоял расчёт. За каждым проявлением участия — цель. И я не могла отделаться от мысли, что этот пожар был слишком кстати. Слишком удобен для того, чтобы вытащить нас из Эдмонтона, из того убежища, где мы начали потихоньку приходить в себя.

Мама вернулась через несколько часов. Хоуп к тому времени уже заснула после обеда, и мы сидели в моей комнате, говоря шёпотом.

- В полиции подтвердили, что это был несчастный случай. - сказала она, потирая виски. - В доме обнаружили бездомного. По всей видимости, он пробрался внутрь и жил там какое-то время. Развёл костёр прямо посреди гостиной, чтобы согреться. Отопление ведь было отключено.

Она замолчала, глядя в окно на бескрайний сад Блэквудов.

- Огонь был такой сильный, Лиззи. От нашего дома ничего не осталось. Все твои детские вещи, фотоальбомы, бабушкина посуда… Всё исчезло.

Я молча обняла её. Внутри меня ворочалась тяжёлая, тупая боль. Дом, в котором я выросла, дом, где мама растила меня одна после смерти отца, больше не существовал. Ещё одна нить, связывающая меня с прошлым, оборвалась.

- Когда мы сможем вернуться в Эдмонтон? - спросила я, думая о нашей квартире там, о той жизни, которую мы начали выстраивать.

Мама отвела взгляд.

- Ричард сказал, что нужно ещё несколько дней, чтобы уладить формальности. Возможно, неделя.

Неделя в этом доме. В этом городе. Среди этих людей. Я почувствовала, как стены начинают смыкаться вокруг меня.

В этот момент мой телефон подал сигнал. Сообщение от Рейчел: «ОМГ, ЛИЗЗИ! Я так рада, что ты в городе! Ты ОБЯЗАНА со мной увидеться! Я скучала как сумасшедшая! Приезжай ко мне? Часов в 5? Ждуууу!»

Я почувствовала, как губы растягиваются в непривычной улыбке. Рейчел. Моя бесшабашная подруга. Человек из той, прежней жизни, когда всё было просто и понятно.

- Мам. - сказала я, поднимая голову. - Ты сможешь посидеть с Хоуп пару часов? Рейчел хочет встретиться.

Мама улыбнулась.

- Конечно, иди. Тебе нужно развеяться. Только… - она замялась. - Будь осторожна, ладно?

Я кивнула, уже представляя, как расскажу Рейчел обо всём, что произошло за эти два года. Ну, не обо всём, конечно. О некоторых вещах я не могла говорить даже с ней.

Я быстро собралась, оставила поцелуй на лбу спящей Хоуп и вышла из комнаты. У входа меня уже ждал водитель с ключами от машины.

- Мистер Блэквуд настоял, чтобы вы взяли охрану. - сказал он, указывая на чёрный минивен, стоящий за моей машиной. - Для вашей же безопасности.

Я сжала зубы, но не стала спорить. Если это цена за несколько часов свободы, пусть так.

Дорога в центр города была знакомой до каждого поворота. Я не была здесь два года, но тело помнило, куда поворачивать, где сбавлять скорость, где набирать. В зеркале заднего вида маячил чёрный минивен с охраной — молчаливое напоминание о том, что я всё ещё не свободна.

Я не доехала до места встречи. На пустынном перекрёстке, где дорога уходила в сторону реки, перед моей машиной внезапно выскочил чёрный внедорожник без номеров. Я ударила по тормозам, но было слишком поздно — удар сбоку бросил машину в занос.

Всё произошло как в замедленной съёмке: я видела, как минивен с охраной пытается преградить путь нападавшим. Видела вспышки выстрелов. Слышала крики. Моя дверца распахнулась, и сильные руки вытащили меня из машины.

Я пыталась сопротивляться, ударила кого-то по лицу, почувствовала, как ногти впиваются в чью-то кожу. А потом на моё лицо опустилась ткань с удушливым сладким запахом, и мир завертелся, растворяясь в темноте.

Дорогой читатель

‍❤️‍

Дальше будет идти повествование по времени, которое относится к началу первой части книги. Приятного прочтения!

Глава 14

Настоящее.

Я с трудом открыла глаза. Мир вокруг оставался таким же темным, как и за сомкнутыми веками. Холод пола пробирал до костей, каждый дюйм тела отзывался тупой болью при малейшем движении. Медленно, цепляясь руками за стену, я попыталась приподняться. Горло жгло от недавнего удушья, глотать было мучительно больно.

Во рту пересохло так сильно, что язык, казалось, прилип к нёбу. Пальцы невольно потянулись к шее, где, я была уверена, уже проступали синяки от его пальцев. Мой мозг отчаянно пытался собрать воедино осколки произошедшего. Похищение, лес, сделка, и наконец — Алан, сжимающий мое горло с такой силой, словно хотел сломать его, как тонкую веточку.

Лунный свет струился сквозь высокие панорамные окна, выхватывая из темноты очертания минималистичной мебели. Я все еще находилась в той же комнате, в логове зверя. В логове Алана, который больше не был моим Аланом.

Невольно я повернула голову к источнику тихого шороха и замерла. В глубоком кресле напротив окна сидел Алан. Огонек его сигареты вспыхнул в темноте, когда он сделал затяжку. Дым серебристой струйкой поднимался к потолку, размываясь в лунных лучах. Он смотрел на меня, не отрываясь, и даже сквозь полумрак я видела блеск его глаз — холодный, звериный блеск, в котором не осталось ничего человеческого.

Я продолжила сидеть на полу, инстинктивно вжимаясь в стену. Каждая клеточка моего тела кричала об опасности. Это не был тот Алан, которого я знала. Это был кто-то другой. Незнакомец с его лицом, с его голосом, но с душой, наполненной тьмой.

- Ты должен отпустить меня. - голос мой звучал надломленно, слова царапали истерзанное горло. - Это ошибка, Алан.

На мгновение тишина в комнате стала абсолютной. Даже дыхание, казалось, замерло.

- Ошибка? - его голос был холоден, как льдинка, скользнувшая за воротник. - Нет, ошибкой было то, что ты оставалась безнаказанной так долго.

Алан сбросил пепел прямо на пол. Крошечные искры мгновенно погасли, словно умерли, коснувшись холодной поверхности.

- Ты думала, что я никогда не узнаю? - каждое слово падало, как капля яда. – Что твой блядский муж защитит тебя?

Отчаяние и непонимание переплетались внутри меня в тугой узел.

- Алан, это неправда. - прошептала я. - Я не убивала Роуз.

Его реакция была мгновенной и ужасающей. Одним движением он оказался рядом, рывком поднял меня с пола и швырнул на кровать. Воздух выбило из легких от удара, а в следующую секунду его вес уже придавил меня к матрасу.

- Не смей произносить её имя! - его лицо исказилось от ярости.

Ужас расползался по моим венам, заменяя кровь. Это не был человек, которого я знала. Моего Алана больше не существовало. В его глазах плескалась тьма — густая, вязкая, заполнившая его целиком.

Сердце колотилось в груди. Закрытые двери, чужие стены, и он — неузнаваемый, чужой, наполненный ненавистью. Я чувствовала, как воздух сгустился между нами, превращаясь в осязаемую тяжесть.

Его взгляд скользил по мне, словно острое лезвие, оставляя невидимые, но болезненные порезы. Губы искривились в усмешке. Не той, знакомой и тёплой, которую я помнила, а в чём-то хищном и опасном.

В следующий момент я почувствовала его руку на своем бедре. Страх обрушился на меня ледяной волной. Мысль проскользнула быстрее, чем я успела себя одернуть.

- Ты что, правда думаешь, что у меня все ещё на тебя стоит? - его голос прозвучал хлёстко, как удар плети. - После того, как ты стала шлюхой Блэквудов?

Слова обожгли сильнее пощёчины. Я задохнулась от обиды и унижения, но не нашла в себе сил ответить. Каждое его слово вонзалось в меня, как отравленная стрела, разнося яд по всему телу.

Алан брезгливо отстранился, демонстративно отряхивая рукава рубашки, словно прикосновение ко мне могло оставить на нём грязь. Это жест, такой простой и небрежный, ударил больнее всех брошенных обвинений.

- Ты получишь своё наказание. - произнёс он с ледяным спокойствием, от которого внутри всё сжалось в тугой комок. - Я знаю, как именно. Осталось дождаться твоего дорогого муженька, которого ты так любишь. Ублюдка, ради которого ты пошла на убийство.

Рой. Ричард.

Страх за себя внезапно сменился паникой иного рода. Хоуп! Моя маленькая Хоуп! Мысль о том, что моя дочь осталась одна в доме Блэквудов, пронзила меня острым лезвием тревоги.

Я вскочила с кровати, отчаяние придавало мне силы. Бросилась к нему, прежде чем он успел выйти, схватила за руку с силой, которая удивила нас обоих.

- Нет! - закричала я, вцепившись в его руку. - Ты не можешь оставить меня здесь! Мне нужно домой! Пожалуйста, отпусти меня! Умоляю тебя, я ни в чём не виновата!

Я цеплялась за него, как утопающий за соломинку. Мои пальцы впивались в ткань его рубашки, я чувствовала, как пальцы немеют от напряжения. Слова лились потоком, бессвязные, отчаянные.

- Прошу тебя, Алан! Мне нужно домой, я должна… - я захлебывалась слезами, не в силах объяснить ему о дочери.

Его лицо исказилось от злости. С такой силой, что я почувствовала, как болезненно вывернулась рука, он отшвырнул меня прочь. Я не удержалась на ногах и рухнула на пол, ударившись плечом о край прикроватной тумбочки. Острая боль пронзила меня, но физическая боль была ничем по сравнению с ужасом, сковавшим все мое существо.

- Если ты сейчас встанешь. - его голос звучал жёстко, без намёка на сочувствие. - То очень пожалеешь.

Я съежилась на полу, чувствуя, как каждая мышца в теле напряглась от страха. Я поверила каждому его слову — в тот момент я не сомневалась, что он способен на все. В горле пересохло, сердце колотилось так сильно, что казалось, вот-вот выскочит из груди.

- Алан. - последняя, отчаянная попытка, мой голос был едва слышен, тих, как шорох опавших листьев. - Молю тебя, просто дай мне всё тебе рассказать…

Его взгляд — холодный, безжалостный, принадлежащий человеку, которого я больше не знала, прошелся по мне, как лезвие ножа. В его глазах не было ни капли сострадания, только презрение и гнев.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- У меня нет желания вести с тобой беседы. - отрезал он, и каждое слово звучало как приговор.

Дверь захлопнулась за его спиной с оглушительным стуком, эхом разнесшимся по комнате, словно последний удар колокола. Я осталась одна — с болью, со страхом, с отчаянием, разрывавшим меня на части.

Я свернулась на полу, обхватив колени руками, пытаясь успокоить неконтролируемую дрожь. Слезы текли по щекам, капали на пол, и я не могла их остановить. Мысли о дочери, оставшейся в доме Блэквудов, терзали меня, как острые когти. Что, если с ней что-то случится? Что, если она напугана? Что, если она зовет меня прямо сейчас?

Материнская любовь и беспомощность сплелись в моей душе в мучительный узел. Я закусила губу до крови, чтобы не закричать. Я должна выбраться отсюда. Должна вернуться к дочери. Любой ценой.

В темноте комнаты, среди чужих стен, я поклялась себе, что не сдамся. Даже если придется пройти через ад.

Я вскочила на ноги, и то, что последовало, не поддавалось никакому контролю.

- Ты, чёртов ублюдок! - закричала я в пустоту, словно Алан всё ещё мог меня услышать. - Ты даже не хочешь знать правду!

Схватив вазу с тумбочки, я с силой швырнула её в стену. Звук бьющегося стекла принёс странное, извращённое удовлетворение. Осколки разлетелись по полу, отражая тусклый свет лампы.

Я металась по комнате, как раненый зверь. Сдёргивала шторы, опрокидывала мебель, царапала дверь до тех пор, пока ногти не начали ломаться, а кожа на пальцах кровоточить. Каждый удар, каждый рывок был попыткой выпустить наружу боль и ужас, поселившиеся внутри.

В какой-то момент силы просто иссякли. Я сползла по стене, оставляя кровавые следы на деревянной поверхности двери. Красные полосы, как царапины души, выдирающейся наружу.

Не знаю, сколько я так просидела. Минуты или часы сливались в один бесконечный кошмар. Мой разум затуманивался, веки тяжелели, и я провалилась в беспокойный сон — прямо там, на полу, среди осколков собственной ярости.

Проснулась я от солнечного луча, пробившегося сквозь полуоборванные шторы. Тело ломило, а пальцы пульсировали тупой болью. Я медленно села, оглядываясь вокруг с недоумением и ужасом. Комната напоминала поле битвы — моей личной войны с безнадёжностью.

Постель перевёрнута, шторы наполовину сорваны с карнизов, повсюду осколки и щепки. Дверь исполосована царапинами, как после нападения дикого животного. Этим животным была я.

С трудом поднявшись на ноги, я заметила то, чего не видела в ночной темноте — вторую дверь. Пошатываясь, добрела до неё и обнаружила ванную комнату. Маленькое пространство с душевой кабиной, раковиной и зеркалом.

Когда я встретилась взглядом со своим отражением, внутри что-то оборвалось. Это была не я. С зеркала на меня смотрела призрачная версия меня — опухшие от слёз глаза, впалые щёки, следы пальцев Алана на шее, похожие на фиолетово-жёлтые браслеты. Синяки на руках там, где он сжимал их с такой силой, что, казалось, хотел сломать кости.

Я включила душ, не заботясь о температуре воды. Холодные струи ударили по телу, заставив меня вздрогнуть, но это было именно то, что требовалось — встряска. Нужно было очистить разум, вернуть способность мыслить.

«Ты не можешь сломаться, Элизабет», — говорила я себе, позволяя воде смывать грязь и остатки макияжа. — «Хоуп нуждается в тебе. Мама нуждается в тебе. Ты должна выжить и выбраться отсюда».

Я нашла в шкафчике полотенце и, наспех обтершись, натянула свою измятую одежду на влажное тело. Волосы беспорядочно спадали на плечи. Не было ни расчёски, ни даже резинки, чтобы их собрать.

Звук поворачивающегося ключа заставил меня замереть. Дверь распахнулась, и на пороге появился Алан. Безупречный серый костюм делал его похожим на бизнесмена, прибывшего на важную встречу, а не на похитителя, удерживающего бывшую возлюбленную в заточении.

Он шагнул внутрь и запер за собой дверь. Его взгляд скользнул по моему лицу, шее, рукам, задерживаясь на синяках, которые сам же и оставил. На долю секунды в его глазах промелькнуло что-то — может быть, сожаление, может быть, стыд. Но так быстро, что я не была уверена, не привиделось ли мне это.

Алан обвел взглядом разгромленную комнату, но никак это не прокомментировал. Он просто прошёл к окну, одной рукой опёрся о подоконник, другую оставив в кармане брюк, и устремил взгляд куда-то за стекло.

- Что-то твой муженёк не слишком торопится тебя найти. - произнёс он с деланным безразличием. - Не подскажешь, почему?

- Я не знаю. - выдавила я сквозь плотно сжатые зубы.

И это была правда. Я действительно не знала, что происходит за пределами этих стен. Какой сегодня день? Вторник? Пятница? Может, уже прошла неделя? Ищут ли меня вообще?

Внутри меня бушевал ураган противоречивых эмоций. Алан и я — будто вернулись в начало нашей истории, когда он был высокомерным придурком, пытавшимся отпугнуть меня от Роуз всеми возможными способами, а я упрямо сопротивлялась. Только теперь ставки были смертельными, а игра — безжалостной.

По губам Алана скользнула улыбка. Кривая, неестественная, больше похожая на оскал хищника, почуявшего кровь.

- Давай поможем твоему муженьку в поисках. - внезапно произнёс он.

И что-то в его голосе — низком, вкрадчивом и опасном, заставило мой желудок сжаться в ледяной комок ужаса.

Я не успела даже сглотнуть, когда он молниеносным движением выхватил из кармана телефон. В два стремительных шага он оказался рядом, и его рука — сильная, безжалостная обхватила моё горло, вжимая в стену с такой силой, что перед глазами вспыхнули разноцветные пятна. Воздух застрял где-то между сдавленной трахеей и лёгкими. Я инстинктивно вцепилась в его запястье, царапая кожу, пытаясь ослабить хватку. Паника накрыла меня тяжёлой, удушающей волной.

- Привет, Рой. - произнёс Алан в трубку с непринуждённостью человека, звонящего старому приятелю, одновременно душа меня одной рукой.

Слова Роя я не могла разобрать — только напряжённый, искажённый динамиком голос, который, казалось, вибрировал от ярости и страха.

- Да, она у меня. - ответил Алан с оттенком самодовольства, которое заставило мою кровь вскипеть от гнева, перекрывающего даже страх удушения. - Кстати, она хочет передать тебе привет.

Он резко развернул телефон, направляя камеру на меня — прижатую к стене, с искажённым от боли лицом, отчаянно цепляющуюся за его руку, пытающуюся вдохнуть хоть глоток воздуха. Я представила, как выгляжу сейчас в глазах Роя. Сломленная, избитая, унижаемая человеком, которого когда-то предпочла ему.

- Элизабет, дорогая, передай привет своему мужу. - с издевательской нежностью произнёс Алан. Глаза его сверкали безумной яростью, губы искривились в жестокой усмешке. - Что такое? Язык проглотила?

Затем вновь повернул камеру на себя.

- Кажется, она встала не с той ноги сегодня. Неразговорчивая девочка.

Из динамика телефона донёсся поток яростных ругательств. Даже сквозь пелену начинающегося кислородного голодания я разобрала обещание Роя убить Алана, если тот посмеет хоть волос с моей головы тронуть.

- Я уже её трогаю. - ледяным тоном ответил Алан, усиливая хватку на моём горле настолько, что перед глазами всё поплыло, а в ушах зазвенели тревожные колокольчики приближающейся потери сознания. - А если тебе что-то не нравится, приезжай. Мы с тобой поговорим. Я скину тебе адрес. Уверен, тебе не терпится увидеть свою жену.

Последние слова он почти выплюнул, словно они обжигали ему язык.

Звук сброшенного вызова совпал с ослаблением хватки. Я рухнула на пол, как марионетка с обрезанными нитями, жадно глотая воздух, кашляя до слёз, до рвотных спазмов. Горло горело огнём, словно я проглотила раскалённые угли. Я обхватила его руками, чувствуя, как под пальцами пульсирует багровеющая кожа. Каждый вдох был победой и пыткой одновременно.

Алан повернулся ко мне спиной и начал методично набирать что-то в телефоне, вероятно, отправляя. Рою обещанный адрес. Его силуэт, чёткий и тёмный на фоне окна, был чужим, незнакомым. Это был не тот Алан, которого я когда-то полюбила, не тот.

- Что ты за чудовище… - прохрипела я, когда дыхание немного восстановилось, а голос вернулся — хриплый, надломленный, как и я сама.

Я увидела, как его спина напряглась, словно от удара хлыстом. Плечи окаменели под дорогой тканью пиджака. Он медленно обернулся, и я невольно отшатнулась от выражения его лица.

Гнев исказил его черты до неузнаваемости — скулы заострились, губы превратились в тонкую белую линию, а глаза… его глаза пылали яростью настолько дикой, первобытной, что она затмевала даже видимые признаки одержимости.

- Это твоя заслуга. - процедил он сквозь зубы. Каждое слово капало ядом, словно с клыков смертельно опасной змеи. - Наслаждайся своим творением, Элизабет.

Он смотрел на меня ещё несколько долгих, невыносимых мгновений, и в этом взгляде я видела всё. Его ярость, боль, ненависть, и где-то в самой глубине, под всем этим хаосом эмоций — едва заметный проблеск чего-то мне знакомого и едва уловимого.

А затем он просто вышел, с грохотом захлопнув за собой дверь.

Я осталась одна, потирая пульсирующее горло. Проглоченные слёзы жгли глаза, но я не позволяла им пролиться — не здесь, не сейчас. Только не перед ним, даже если он больше не видит. Это была бы слишком большая победа для него.

Отголосок надежды пульсировал в моих висках вместе с кровью. Рой знает, что я у Алана. Значит, у меня есть шанс. Крошечный, хрупкий, но всё же шанс.

Мысль о неминуемом противостоянии между Аланом и Роем наполняла меня первобытным ужасом. Два опасных мужчины, один из которых был одержим местью, а другой — мной. Один считал меня убийцей своей сестры, другой — своей собственностью. Я не знала, чем закончится их встреча, но была совершенно уверена — это не сулит ничего, кроме крови и новых страданий.

А где-то далеко, в безопасности и неведении, была моя маленькая Хоуп. Моя дочь — с глазами такими же зелёными, как у своего отца. Дочь, которая даже не подозревала, что этот отец превратился в монстра, а её мать стала заложницей его безумия, разжигаемого ложью Ричарда Блэквуда.

Я с трудом подтянула себя вверх по стене и закрыла глаза, пытаясь найти силы и собраться с мыслями. Мне нужен был план. Отчаянно. Безотлагательно. Мне нужно было выбраться отсюда, пока Алан и Рой не уничтожили друг друга и всё, что мне дорого, вместе с собой.

Потому что в этой битве титанов — я могла стать либо призом, либо жертвой. И ни один из этих вариантов меня не устраивал.

Глава 15

Волна решимости прокатилась по телу, вытесняя страх и боль. Я не могла позволить себе быть слабой, не сейчас. Я подошла к двери и дернула ручку — заперто, конечно же. С яростным криком я ударила кулаком по двери, ощущая, как боль пронзает костяшки пальцев, но эта физическая боль была почти приятной, осязаемой, реальной по сравнению с тем эмоциональным адом, что творился внутри.

Запустив пальцы в волосы, я вцепилась в них с такой силой, словно могла вытянуть из головы все мучительные мысли. Мои сапоги хрустели по разбитому стеклу, оставшемуся после моих отчаянных попыток найти что-нибудь, что могло бы стать оружием или инструментом побега. Осколки, книги, сломанный стул — весь этот хаос был свидетельством моей борьбы, но также и моего поражения.

Я метнулась к окну, прижавшись лбом к холодному стеклу. Сентябрьский воздух уже остывал за окном, а вместе с ним угасала и надежда. Глаза жадно впитывали картину за окном: бескрайний лес, словно зелёное море, раскинувшийся до самого горизонта. Массивные кованые ворота, похожие на врата средневекового замка, охранялись двумя громадными немецкими овчарками, которые лениво прохаживались по своей кованной будке, изредка принюхиваясь к воздуху.

Несколько человек в чёрных костюмах (телохранители или наемники Алана?) патрулировали периметр с оружием наготове. Кто-то из них держал руки на виду, у других оружие было спрятано, но характерные очертания под пиджаками не оставляли сомнений.

Моё сердце сжалось от осознания того, насколько хорошо была охраняема территория. И всё же… я взглянула вниз, оценивая расстояние до земли. Второй этаж, не так уж и высоко. Риск, разумеется, был, но разве я не рисковала, бездействуя?

“А что, если меня никто не ищет?” — эта мысль была острой, как лезвие ножа. “Что, если Рой не сможет помочь? Что, если Ричард не захочет жертвовать своим сыном?”

Ричард Блэквуд был не из тех, кто ставит чужие жизни выше жизни своих детей. Эта правда была горькой, но очевидной. Возможно, капля жалости и промелькнет в его глазах, когда он узнает о моей судьбе, но не более того.

Внезапно моё внимание привлекло движение во дворе. Алан вышел из дома, он говорил по телефону, жестикулируя с той резкой, нервной энергией, которая всегда выдавала его раздражение. Он сел в припаркованную у входа чёрную машину премиум-класса. Не за руль, а на заднее сиденье. Две сопровождающие машины выстроились следом, и весь кортеж выехал за ворота, которые тут же закрылись за ними с металлическим лязгом.

Двор опустел. Я заметила, что охранники, стоявшие у ворот, отошли — возможно, сменить позицию или обойти периметр. Моё сердце забилось с такой силой, что казалось, вот-вот проломит ребра.

“Сейчас или никогда!” пронеслось в моей голове.

Алан уехал. Скорее всего, на встречу с Роем. Почему он не взял меня с собой? Что он задумал? Эти вопросы мелькнули в сознании и тут же растворились под напором адреналина, хлынувшего в кровь.

Действуя с решительностью, которая удивила меня саму, я сорвала с окна тяжелые бархатные шторы вместе с карнизом. Пальцы работали быстро, связывая их между собой, формируя импровизированную веревку. Я привязала один конец к массивной ножке кровати, стоявшей посреди комнаты, проверила узел — кажется, достаточно крепкий.

Распахнув окно, я еще раз взглянула вниз. Расстояние казалось больше, чем я оценивала изначально, но отступать было некуда. Страх звенел в каждой клеточке моего тела, но я упрямо отодвинула его в сторону. С трудом протиснувшись в оконный проем, я обхватила свою самодельную веревку руками, чувствуя, как жесткая ткань штор впивается в ладони.

“Не смотри вниз. Только не смотри вниз.” — твердила я себе, медленно спускаясь по ткани. Руки скользили, сжимаясь на импровизированной веревке с такой силой, что казалось, пальцы слились с тканью. Я старалась двигаться бесшумно, но сердце колотилось так громко, что, казалось, его стук мог разбудить мертвых.

Когда я преодолела половину пути, случилось неизбежное. Ткань с треском порвалась под моим весом. Вскрик застрял в горле, превратившись в беззвучный выдох, и я полетела вниз.

Падение длилось лишь мгновение, но в этот миг время словно растянулось. Я почувствовала, как воздух свистит в ушах, как сжимается желудок от ощущения полета, а затем — глухой удар и пронзительная боль во всем теле. Мне повезло что я приземлилась на густой куст, который смягчил падение, но все равно каждая клеточка тела кричала от боли.

Собаки у ворот начали рычать, их чуткие уши уловили необычный шум. Я замерла, боясь даже вдохнуть, чувствуя, как капли холодного пота стекают по спине. Секунда… две… три… Собаки не подняли тревогу — возможно, шум показался им обычным, или они были недостаточно близко.

Мгновенно я вскочила на ноги, игнорируя пульсирующую боль в лодыжке, и рванула к воротам. Я двигалась как в каком-то безумном сне. Быстро, но словно преодолевая густую патоку. Каждый шаг отдавался острой болью, каждый вдох обжигал легкие, но я не останавливалась.

Достигнув ворот, я без промедления начала карабкаться вверх по металлическим прутьям. Мои руки, уже израненные и ослабевшие, едва удерживали вес тела. Ногти ломались, кожа стиралась о металл, но я продолжала упрямо лезть вверх.

Когда я достигла вершины, острые наконечники прутьев впились в ткань моих брюк и в кожу под ними. Я почувствовала, как из раны на ноге потекла теплая струйка крови, но это не имело значения. Ничего не имело значения, кроме одного — свободы.

С последним отчаянным рывком я перевалилась через ворота и спрыгнула на другую сторону, уже не заботясь о тихом приземлении. Боль от удара о землю пронзила колени и позвоночник, но я едва заметила это.

Собаки залаяли — теперь они точно знали, что что-то не так. Не теряя ни секунды, я перебежала пустынную дорогу и нырнула в лес, позволяя деревьям скрыть меня от посторонних глаз.

Я бежала, не разбирая пути. Ветки хлестали по лицу, корни деревьев так и норовили подставить подножку, но я продолжала двигаться, гонимая первобытным страхом и жаждой выживания. Мне постоянно казалось, что за мной гонятся, что чьи-то глаза наблюдают из-за каждого дерева, хотя я не слышала ни шагов, ни голосов.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Время потеряло всякий смысл. Сколько я бежала? Час? Два? Я не знала. Легкие горели огнем, ноги подкашивались от изнеможения, но я продолжала двигаться, останавливаясь лишь на короткие передышки, чтобы прислушаться к лесу и перевести дыхание.

Голод скручивал желудок в тугой узел — я не могла вспомнить, когда в последний раз ела. День назад? Два? Даже это ускользало из памяти. В голове пульсировала лишь одна мысль: “Только не останавливайся!”

Я пряталась за массивными стволами сосен, пытаясь разобраться, в каком направлении двигаюсь, но лес казался бесконечным. Ни единого признака цивилизации, ни единой тропинки, ведущей к дороге. Только деревья, деревья и еще раз деревья.

Паника начала захлестывать меня с новой силой. Что, если я заблужусь в этом лесу? Что, если в своем отчаянном побеге я обрекла себя на более мучительную смерть от голода и холода? Дикая, иррациональная мысль кольнула мозг — может, в доме, где меня держал Алан, было безопаснее? По крайней мере, там была крыша над головой и, вероятно, еда.

“Нет!” — я мысленно закричала на саму себя. “Лучше умереть здесь, на свободе, чем жить там, в клетке!”

Небо начало темнеть. Сентябрьские сумерки наступали быстро, неумолимо сжимая вокруг меня кольцо ночной тьмы. Страх перед ночью в лесу, совершенно одна, заставил меня еще отчаяннее искать выход, тропинку, дорогу — хоть что-нибудь.

И тогда я увидела его. Маленький деревянный домик, почти сливающийся с окружающим лесом. Он выглядел заброшенным, но целым. Настоящая избушка лесничего или охотника, спрятанная среди деревьев, словно ждущая именно меня.

Надежда вспыхнула во мне с новой силой. Я подошла ближе, каждый шаг отдавался болью в израненных ногах. Домик был построен из темного, потемневшего от времени дерева, с небольшим крыльцом и единственной дверью. Свет изнутри не пробивался — значит, пуст?

“Пожалуйста, пусть будет открыто.” — взмолилась я, подходя к двери и берясь за ручку. Она оказалась простой, деревянной, потертой от множества прикосновений. Я дернула ее несколько раз, чувствуя, как дверь сопротивляется из-за перекосившихся от времени петель.

С последним, отчаянным рывком я почувствовала, как она поддается. Дверь открылась с протяжным скрипом, и я буквально ввалилась внутрь, чувствуя, как подкашиваются ноги от облегчения.

Внутри было темно и пахло сыростью, деревом и чем-то еще — травами, возможно, или старой кожей. Глаза постепенно привыкали к темноте, и я стала различать детали: маленькая прихожая с вешалкой, на которой висело несколько старых курток; тесная кухонька с одиноким столом, стулом и шкафчиком для посуды.

Я прошла дальше и обнаружила единственную комнату с кроватью у стены, накрытой темно-коричневым покрывалом. Окно было целым, что уже казалось чудом, и в комнате было не так холодно, как снаружи. В углу располагался небольшой каменный камин, который мог бы дать тепло, если бы у меня были спички или зажигалка.

Я лихорадочно обыскала шкафчики и ящики в надежде найти что-нибудь полезное, но домик, казалось, был давно покинут. Постельное белье на кровати выглядело старым, но чистым, как будто его приготовили для гостя, который так и не прибыл.

Усталость накатила внезапно, как приливная волна. Адреналин, поддерживавший меня во время побега, схлынул, оставив после себя лишь изнеможение такой силы, что я едва держалась на ногах. Руки тряслись, колени подгибались, желудок скручивало от голода, но сильнее всего была потребность в отдыхе.

Я подошла к кровати, не обращая внимания на то, что она, возможно, не самая чистая или удобная.

Опустившись на край, я почувствовала, как матрас проседает под моим весом. Со стоном облегчения я позволила себе лечь полностью, положив голову на пыльную подушку. Мысли о том, что нужно придумать план, найти еду, выбраться к людям, роились в голове, но становились все более размытыми, все менее связными.

“Завтра.” — пообещала я себе, чувствуя, как тяжелеют веки. “Завтра я найду выход.”

Последняя мысль перед тем, как сон полностью поглотил меня.

Сквозь пелену сна, я чувствовала, как моё тело предательски дрожит под тонким, почти бесполезным одеялом. Пусть сон был глубоким, но не приносящим отдыха. Каждые несколько секунд я вздрагивала, словно внутренний страх находил меня даже в забытьи, впивался острыми когтями в подсознание, не давая полностью расслабиться.

А потом я почувствовала это — непонятное, всепоглощающее тепло, окутавшее меня подобно огромному, живому кокону. Напряжение стало медленно таять. Впервые за долгие, наполненные ужасом часы, мне показалось, что я в безопасности. Обманчивое, коварное чувство.

Сквозь сонную пелену до меня доносился треск. Неровный, но странно успокаивающий. Отблески света танцевали перед закрытыми веками, но я так устала, что даже открыть глаза казалось непосильной задачей. Наконец, преодолевая свинцовую тяжесть, я заставила себя взглянуть на мир.

В камине плясало пламя. Его беспокойные языки выхватывали из темноты то один, то другой предмет. Мебель отбрасывала причудливые, почти живые тени на стены обветшалой хижины.

Я резко села, чувствуя, как сердце пропускает удар. Я же не разжигала камин.

И тут я увидела Алана.

Он сидел, полулежа, на краю кровати, опираясь спиной о стену. Его глаза были закрыты. Он занимал половину узкой постели своим мощным телом, длинные ноги в идеально отглаженных брюках небрежно вытянуты вперед. В оранжевом свете огня черты его лица казались высеченными из камня — непреклонные, жесткие, пугающе совершенные.

Проклятье! Как он меня нашел? Он следил за мной?

Пока эти мысли лихорадочно метались в моей голове, я не могла перестать смотреть на него. Господи, он стал еще красивее за эти годы. Да его черты заострились, но эти изменения лишь добавили ему той опасной, хищной привлекательности, которая всегда заставляла меня терять голову. Мои пальцы непроизвольно дрогнули от желания прикоснуться к его лицу, почувствовать тепло его кожи…

- Любуешься? - его голос, низкий и хриплый, прорезал тишину как нож.

Алан медленно открыл глаза, не меняя положения тела, только повернув голову в мою сторону. В зеленой глубине его взгляда отражалось пламя камина, делая их почти нечеловеческими – магнетическими и пугающими одновременно.

- Как ты меня нашел? - выплюнула я, игнорируя его вопрос. Мой голос звучал резче, чем я намеревалась, выдавая мой страх.

- Это было несложно. - ответил он, и уголок его рта чуть приподнялся в жестокой полуулыбке.

Я не шелохнулась, когда он медленно поднялся и приблизился ко мне. Грациозный, как пантера перед прыжком. Он остановился в нескольких сантиметрах, нависая надо мной, заполняя все мое пространство своим присутствием, своим запахом, своей аурой.

Его лицо оказалось напротив моего, его дыхание — теплое, с еле уловимым ароматом дорогого виски, ласкало мои губы. Я ненавидела себя за это, но невольно прикрыла глаза, когда он наклонился к моей шее. Знакомый запах — древесный, терпкий, с нотами мускуса, уничтожил все мои защитные барьеры, вызвав к жизни воспоминания, которые я так старательно замуровывала в самых темных уголках своей души.

Я почувствовала движение его руки, скользнувшей вглубь моей кожаной куртки. Этот жест, неожиданно интимный, заставил кровь прилить к лицу. Но когда он отстранился, холодная реальность ударила меня с новой силой: пальцами правой руки, он держал миниатюрный черный предмет.

Электронный маячок. Жучок. Господи боже.

Понимание прошило меня насквозь, заставив внутренности скрутиться в тугой узел. Все это время бегство было иллюзией. Он знал, где я нахожусь. Он просто позволял мне думать, что я свободна, наслаждаясь моими жалкими попытками ускользнуть. А я, глупая, даже не проверила свою одежду.

- Ты правда думала, что я дам тебе уйти? - прошептал он с такой интимной хрипотцой в голосе, что у меня перехватило дыхание. - Снова?

Черт, как же он был сексуально опасен в этот момент. Я яростно впилась ногтями в ладони, пытаясь причинить себе боль, чтобы прояснить мысли.

- Если ты отдохнула, мы возвращаемся. - резко бросил Алан, выпрямляясь и поправляя безупречные манжеты своей рубашки.

Внезапно меня осенило.

- Куда ты ездил? - вырвалось у меня. В голосе смешались злость и отчаяние. - Это был спектакль, или ты действительно куда-то уезжал?

Он пронзил меня холодным, проницательным взглядом.

- На встречу с твоим мужем. - наконец процедил он.

Его глаза, две ледяные воронки, не отрывались от моего лица. Фиксируя каждую микроэмоцию, которую я не смогла скрыть.

- Почему ты не взял меня с собой? - мой голос сорвался на высокой ноте. – И где Рой?

- Не приехал. - равнодушно бросил Алан, как будто говорил о погоде.

Я кивнула, ощущая странную пустоту внутри. Это не было сюрпризом. Ричард Блэквуд никогда не пожертвовал бы своим сыном и наследником, даже если бы на кону стояла жизнь вселенной. Но где-то в глубине души я наивно верила, что Рой —мужчина, клявшийся мне в любви, обещавший настоящую семью — найдет в себе смелость поступить правильно. И то, что этого не случилось, не разбило мне сердце, а лишь подтвердило горькую истину: я всегда была лишь фигурой на шахматной доске чужих амбиций.

Алан неторопливо подошел к камину и, опершись на каменную полку, впился взглядом в танцующее пламя.

- Видимо, тобой не так уж дорожат. - произнес он с едва скрытым злорадством.

- Ожидаемо. - мой ответ прозвучал спокойнее, чем я себя чувствовала.

Я выдержала его взгляд, не собираясь отступать.

- Твои манипуляции провалились, Алан. И что дальше? - в моем голосе звенел вызов.

Алан медленно повернул голову, и в его глазах вспыхнул такой опасный огонь, что мое сердце пропустило удар.

- Тогда я начну с тебя. - произнес он таким тоном, что ледяные иглы страха пронзили мое тело.

Я не успела осознать скрытую угрозу его слов. Алан одним стремительным движением преодолел расстояние между нами, схватил меня за запястья и потащил к выходу. Я отчаянно сопротивлялась, но его хватка была подобна стальным наручникам — безжалостная и нерушимая.

Холодный ночной воздух ударил в лицо, когда мы вышли наружу. Я увидела два идентичных черных внедорожника с наглухо тонированными стеклами. Алан безжалостно впихнул меня в один из них, захлопнул дверь и сам сел в другую машину.

В салоне сидел молчаливый водитель, который даже не обернулся, когда я приземлилась на заднее сиденье. Автомобиль тронулся, и лесная хижина — мое кратковременное, иллюзорное убежище, скрылась в темноте.

Я прижалась лбом к холодному стеклу, чувствуя, как в груди разгорается яростный огонь решимости, перемешанный со страхом. Что означали его слова “начну с тебя”? Что ждет меня в этом кошмаре?

Деревья за окном сливались в сплошной черный силуэт. Солнце давно скрылось, и ночь, казалось, пожирала последние крупицы надежды.

Глава 16

Внедорожник плавно остановился перед величественным особняком Алана. Мерцающий свет полицейских мигалок окрасил ночь в пульсирующие синие и красные оттенки, разбивающиеся о каменные стены дома. Я замерла, вглядываясь в происходящее через тонированное стекло. Несколько черных фигур с автоматами, лица скрыты под масками — только глаза, холодные и оценивающие.

Сердце заколотилось о ребра, как испуганная птица. Рой? Неужели это Рой прислал за мной? Отчаянная надежда смешалась с леденящим страхом. Если эти люди здесь ради меня, значит, Алан… Что с ним сделают? Несмотря на все его преступления, на весь ужас, который он мне причинил, меня внезапно захлестнула волна мучительного беспокойства за него. Я ненавидела себя за эту слабость.

Мои размышления прервала резко распахнувшаяся дверь. Передо мной, живой и невредимый стоял — Алан. Его зеленые глаза были холодны, как арктический лед, лицо застыло непроницаемой маской.

- Выходи. - его голос звучал как удар хлыста.

Я застыла, пытаясь осмыслить происходящее. Полиция явно не за ним пришла.

- Алан, что… что происходит? - мой голос дрожал, как осенний лист.

- Я сказал — выходи. Или мне вытащить тебя за шкирку? - в его глазах застыла холодная решимость.

Медленно, дрожащими ногами, я выбралась из автомобиля. Ночной воздух обжигал легкие, мир вокруг казался сюрреалистичным кошмаром. Если Алана не арестовывают, то…

Я увидела, как к нам направляются люди в полицейской форме. Алан спокойно шагнул навстречу одному из них — высокому мужчине с закрытым маской лицом — и протянул ему плотный конверт.

- Всё, что вам нужно, здесь. - произнес он обыденным тоном делового человека, заключающего сделку. - Как и она. - он бросил на меня взгляд, полный ледяного презрения.

Реальность ударила меня с силой товарного поезда. Внутри что-то оборвалось. Каждая клеточка тела наполнилась первобытным страхом.

- Нет. - прошептала я, не веря своим глазам. - Нет, Алан, ты не можешь…

Два офицера стремительно подошли ко мне, резко развернули лицом к машине, заломив руки за спину. Холодный металл наручников впился в кожу.

- Элизабет Рэмси, вы арестованы по подозрению в соучастии в убийстве Роуз Бейтман. - начал зачитывать один из них. - Вы имеете право хранить молчание…

Слова превращались в бессмысленный шум, пока я отчаянно пыталась вывернуться и встретиться взглядом с Аланом.

- Алан! - слезы душили меня, когда меня потащили к полицейской машине. - Послушай меня! Я не виновата! Я не делала этого! Алан, пожалуйста!

Алан смотрел на меня с каменным выражением лица, не дрогнув ни единым мускулом. Как статуя, высеченная из чистой ненависти.

Меня почти втолкнули в полицейскую машину, когда отчаяние подсказало мне единственный выход. Единственное, что могло до него достучаться.

- Алан! - закричала я, задыхаясь от слез. – У меня есть дочь! Наша дочь, Алан! Она у Ричарда! Я не смогу её защитить, если буду в тюрьме! Пожалуйста Алан…

Эффект был мгновенным и ошеломляющим. Лицо Алана изменилось — недоверие, гнев, шок, все эти эмоции пронеслись по нему как ураган. Он рванулся ко мне, резко приказав офицерам остановиться.

Алан схватил меня за щеки, впиваясь пальцами в кожу до боли, заставляя смотреть ему прямо в глаза.

- Что. Ты. Сказала? - в каждом слове звучала угроза.

- У тебя есть дочь. - прошептала я, чувствуя, как слезы обжигают щеки. – Клянусь тебе, я не лгу.

Его глаза — зеленые, яростные, как море во время шторма — буравили меня, словно пытаясь проникнуть в самую душу, чтобы выжечь правду.

Секунды растянулись в вечность. Затем, не говоря ни слова, он схватил меня за руку и потянул обратно к дому. К одному из офицеров он бросил через плечо:

- Дайте нам время.

Он втащил меня в дом, не снимая наручников. Его шаги были тяжелыми и решительными. Наконец, мы достигли массивной дубовой двери его кабинета. Он толкнул ее с такой силой, что она с грохотом ударилась о стену.

В кабинете пахло дорогой кожей, древесиной и едва уловимым ароматом его парфюма. Алан грубо подтолкнул меня к центру комнаты и закрыл дверь.

Окованная металлом и страхом, я стояла перед ним, ощущая, как по спине стекает холодный пот. За окном мерцали синие и красные огни полицейских машин, проникая в комнату сквозь полуопущенные жалюзи и создавая зловещую игру теней на его лице.

Алан медленно обошел стол и опустился в кожаное кресло. Его широкие плечи были напряжены, пальцы, лежащие на столешнице, подрагивали. Он пронзил меня взглядом своих зеленых глаз и произнес:

- Я слушаю. Рассказывай.

Мой голос, когда я заговорила, звучал чуждо для меня самой — надломленный, охрипший от крика. Я начала с воспоминаний о девичнике Роуз, о приходе жены профессора и том, как после всего этого она была разбита. Слезы текли по щекам, когда я рассказывала, как забрала её из клуба, как мы согласились на предложение подвезти нас, как старалась утешить ее, в туалете заправки.

Мое тело сотрясала мелкая дрожь. Наручники впивались в запястья, но я едва чувствовала эту боль, полностью поглощенная прошлым. Я видела, что каждое мое слово въедается в Алана, как кислота. Его кожа бледнела, желваки на скулах напрягались.

Когда я дошла до момента аварии, мой голос сорвался. Перед глазами снова стоял тот ужас: визг тормозов, крик Роуз, оглушительный удар, мир, летящий кувырком, а затем — темнота. И пробуждение в больнице, где мне сообщили о смерти Роуз и… о моей беременности.

- Когда я очнулась после аварии, врач сказал мне, что я беременна. - прошептала я, опустив взгляд на пол. Мое сердце билось где-то в горле. - Я была напугана, растеряна. Я вспомнила наши разговоры после нашей первой ночи. Как ты отвез меня в клинику, явно давая понять, что нежеланные дети тебе не нужны. – продолжила я тихо. - Я была напугана, одинока, все вокруг рушилось. Но я не смогла избавиться от ребенка Алан. Не могла…

Я подняла глаза, ища его взгляд. В зеленой глубине мерцало что-то новое — крошечная, едва заметная искра, похожая на далекий отблеск надежды. Или это был просто отсвет полицейских мигалок?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

С каждым моим словом его тело напрягалось сильнее, словно кто-то медленно затягивал невидимую пружину. Желваки ходили под кожей, а в глазах разгорался опасный блеск. Тот самый, который я столько раз видела, когда кто-то пересекал его границы.

- В тот момент меня нашел Ричард. - продолжила я, чувствуя, как голос дрожит, будто осенний лист на ветру. - Он начал шантажировать меня сфабрикованными доказательствами. Угрожал, что убьет нашего ребенка, что моя мама пострадает. Ты можешь проверить — ее даже уволили из клиники по его указке.

Алан не шевелился, его взгляд был прикован к моему лицу с такой интенсивностью, что казалось, он пытается проникнуть в самые сокровенные уголки моего сознания. Я не отводила глаз, позволяя ему увидеть всю правду, весь ужас, через который я прошла.

- Ричард угрожал жизни каждого, кто мне дорог. Его условием было, чтобы я вышла замуж за Роя. - Последние слова я произнесла почти шепотом, стыдясь их. - Ричард хотел отомстить тебе, Алан. Он знал о моей беременности, знал, что это твой ребенок. Знал, что ты… - я запнулась, не решаясь произнести слово “любил”. - …что я важна для тебя.

С каждым предложением глаза Алана темнели, превращаясь из ясной зелени в почти черную бездну. Его дыхание становилось тяжелее, руки, лежавшие на столе, сжались в кулаки так сильно, что костяшки побелели.

- Ты помнишь, как я приходила в клуб? - мой голос задрожал от нахлынувших воспоминаний. - Я пыталась тебе все рассказать, думала, что вместе мы сможем найти выход. Но ты… - горечь сдавила горло. - …не стал меня слушать.

Алан закрыл глаза и потер виски круговыми движениями, будто пытаясь заглушить мигрень. Черты его лица заострились, превратившись в болезненную маску.

- Свадьба была худшим днем моей жизни, Алан. - продолжила я, и вся боль того дня прорвалась в голосе. - Я не любила Роя. Не люблю. Никогда не любила. Все это было ради Хоуп. Ради её безопасности.

При этих словах меня снова начало трясти. Колени подкашивались, но я держалась, впившись ногтями в ладони, причиняя себе боль, чтобы оставаться в сознании.

- Поверь мне, Алан. - мой голос сломался, превратившись в отчаянную мольбу. - Умоляю тебя, поверь мне. Все, что я говорю — правда. Ты можешь взять мой телефон. Я покажу тебе фотографии Хоуп. Она вылитая ты.

Что-то в моих словах задело его глубже, чем все предыдущее. Алан вскочил со стула с такой стремительностью, что я невольно отшатнулась. Я видела, как ходят ходуном его желваки — верный признак едва сдерживаемой эмоции. Он рывком достал ключ из кармана куртки и подошел к серванту, стоявшему позади него.

Открыв дверцу, он обнажил встроенный сейф. Длинные пальцы быстро набрали комбинацию, и я услышала тихий щелчок. Алан извлек из сейфа нечто, от чего мое сердце подпрыгнуло — мой телефон.

Включив его, он направил экран в мою сторону.

- Разблокируй. - приказал он глухим голосом, в котором клокотали подавленные эмоции.

Все еще скованная наручниками, я неловко взяла телефон обеими руками и набрала код — день рождения Хоуп. Мои пальцы дрожали так сильно, что я дважды ошиблась, прежде чем телефон разблокировался. Я открыла галерею и протянула устройство обратно.

Алан выхватил телефон из моих рук и начал листать фотографии. Я затаила дыхание, наблюдая, как меняется его лицо — от скептического недоверия до потрясенного осознания. Он нахмурил брови, будто все еще сомневаясь…

Я знала, что он увидел. Нашу дочь. Нашу Хоуп. Вылитого отца с его зелеными глазами, белокурыми волосами, пухлыми губками и с его улыбкой.

- Я знаю Алан. - прошептала я, открывая глаза и встречая его взгляд. – Тебе сейчас тяжело все это принять, но наша дочь… Хоуп ни в чем не виновата. А сейчас она там, у Ричарда, и я с ума схожу от страха, что он с ней что-то сделает.

Он посмотрел на меня долгим, нечитаемым взглядом. Сколько эмоций промелькнуло в этих зеленых глазах — гнев, обида, смятение, неверие. Челюсть его напряглась, и он сделал глубокий вдох, словно пытаясь удержать внутри себя бурю.

- Мне нужны доказательства. - произнес он наконец, холодно и отрешенно, как будто мы обсуждали деловую сделку, а не судьбу нашей дочери.

- Какие доказательства? - в моем голосе прозвучало недоумение, смешанное с обидой.

Алан опустился обратно в кресло, не сводя с меня глаз. Я видела борьбу за его лицом — борьбу между желанием поверить и годами выстроенным недоверием, между новой правдой и старыми убеждениями.

- Доказательства того, что всё, что ты говоришь — правда. - медленно произнес он. - Ты вернешься в дом Ричарда и найдешь доказательства своей невиновности. Я не знаю где и как, но ты это сделаешь.

Он запнулся, словно следующие слова причиняли ему физическую боль.

- А насчет… ребенка. - выдавил он наконец. - Мы сделаем ДНК-тест.

Горячая волна возмущения поднялась во мне. После всего, что я пережила, после того, как я открыла перед ним душу, изливая самые сокровенные страхи и тайны, он все еще мне не верил? Ногти впились в ладони с такой силой, что наверняка оставили полумесяцы следов.

- Мне нужны гарантии. - добавил он, будто оправдываясь.

- Так ты меня отпускаешь? - спросила я, чувствуя, как внезапная боль стрельнула в виске.

Перед глазами на мгновение всё поплыло, но я продолжила стоять, ожидая его ответа. Комната вдруг стала казаться тесной, воздух — густым и тяжелым.

- Я даю тебе возможность сменить обстановку. - ответил он, внимательно наблюдая за мной. - И если будешь плохо себя вести, я верну тебя обратно. Поверь, мне не составит это труда. Больше нет.

В его голосе звучала угроза, но что-то еще — едва заметная нотка уязвимости, которую я помнила из наших прежних дней. Головокружение усилилось, но я упрямо игнорировала его.

- Когда меня отвезут? - спросила я, чувствуя, как пол под ногами начинает покачиваться.

Алан сузил глаза, замечая мое состояние. Он медленно произнес:

- Завтра.

Я мотнула головой, и перед глазами все окончательно поплыло, размываясь в цветные пятна. Ноги вдруг стали ватными, не в силах удержать мое тело. Я почувствовала, как падаю, беспомощная и обессиленная. В последний момент увидела смазанные движения Алана, который подбежал ко мне, подставляя руку, чтобы я не ударилась головой о пол. А затем темнота милосердно поглотила меня.

Глава 17

Возвращение сознания было подобно медленному подъему из глубины океана. Сначала тихие, приглушенные звуки, скользящие мимо сознания, потом — ощущение мягкости под спиной, будто я парила на мягком облаке. Я открывала глаза очень медленно, чувствуя тяжесть век. Каждый миллиметр давался с трудом, реальность проникала в мое сознание тонкими лучами света.

Мой взгляд постепенно сфокусировался на незнакомом мужчине средних лет, который стоял надо мной и что-то говорил. Тонкие морщины вокруг его глаз, серебристые нити в темных волосах, строгий галстук под белым халатом. Речь его звучала нечетко, словно сквозь толщу воды. Внезапно страх накрыл меня удушающей волной. Незнакомец. Я в плену. Я в опасности. Инстинкт самосохранения, пронзил меня электрическим разрядом, заставив резко подскочить с кровати, на которой я лежала.

- Успокойся, это врач. Он просто осматривал тебя. - услышала я знакомый голос Алана где-то сбоку.

- Где я? - спросила я, оглядываясь по сторонам, ощущая, как паника постепенно отступает, уступая место растерянности.

Это была не та спальня, в которой Алан держал меня в первые дни, где я в отчаянии устроила погром. Нет, эта комната была совершенно другой — просторнее, с более изысканной обстановкой и огромной кроватью, на которой я сейчас сидела, утопая в мягкости дорогого матраса. Изящный комод из темного дерева с искусно вырезанными деталями, массивные шторы цвета морской волны. Всё здесь дышало спокойствием и достатком, контрастируя с хаосом моих мыслей.

Голова снова закружилась, комната поплыла перед глазами, как если бы я смотрела сквозь подводную призму. Я услышала, как заговорил врач, его голос теперь звучал четче, профессионально-отстраненный, но с нотками искреннего беспокойства.

- Девушка, видимо, давно ничего не ела, у нее произошел голодный обморок. - он бросил быстрый, но внимательный взгляд на мою шею, где, должно быть, еще были заметны фиолетово-желтые следы от пальцев Алана. Под этим взглядом я почувствовала себя обнаженной, уязвимой, и инстинктивно потянулась прикрыть шею, но остановила движение на полпути. - К тому же она обессилена. Вам необходимо хорошо питаться, соблюдать питьевой режим…

Я поймала в его глазах мимолетное осуждение, когда он повернулся к Алану, который стоял, скрестив руки на груди, с нечитаемым выражением лица.

- И, пожалуйста, поменьше физических нагрузок. - добавил врач, и меня обдало горячей волной стыда при мысли о том, что он, возможно, подозревает, какие именно “нагрузки” со мной происходили.

Врач полез в свою потертую кожаную сумку, и достал оттуда небольшой пузырек с таблетками, поблескивающий в приглушенном свете.

- Это витамины, очень полезные. Вам желательно пропить курс. - он протянул мне лекарство, и я машинально взяла его в руки, чувствуя холод пластика под пальцами.

Мужчина встал, деловито застегивая сумку, и вместе с Аланом покинул комнату. Я услышала их приглушенные голоса за дверью, но не могла разобрать слов. Оставшись одна, я лежала на кровати, изучая этикетку пузырька с таблетками, механически скользя глазами по мелкому шрифту, не вникая в смысл.

Дверь снова открылась. В комнату вошел Алан с несколькими бумажными пакетами, от которых исходил восхитительный аромат горячей еды. Аромат был настолько соблазнительным, что желудок предательски сжался, напоминая о том, как давно я нормально не ела. Он поставил пакеты в ногах кровати и проговорил с некоторой неловкостью.

- Я не знаю, что ты любишь… поэтому взял на свой вкус.

Этот жест заботы от человека, который недавно угрожал мне, который до сих пор держал меня в плену, казался неуместным и в то же время — он был таким знакомым, таким… правильным.

Я молча наблюдала за ним, за тем, как он неосознанно проявлял заботу. “Алан будет кормить меня с ложечки?” — усмехнулась я про себя, но горечь этой мысли смешивалась с чем-то еще, с тянущей болью под сердцем, с тоской по тому, чего больше нет, с желанием, которое я не хотела признавать даже перед самой собой.

Он поставил передо мной небольшой деревянный поднос, изысканный и явно дорогой, с вырезанными по краям узорами, и начал раскладывать контейнеры. В первом контейнере оказался ароматный куриный суп с лапшой и свежей зеленью — простое, но питательное блюдо, от которого поднимался пар, принося с собой запах домашнего уюта. Во втором — стейк средней прожарки, сочащийся соком, с идеально розовой серединкой, с гарниром из запеченного картофеля, золотистого и хрустящего снаружи, и овощей на гриле, полосатых от решетки гриля. Третий контейнер содержал нежный чизкейк с клубничным соусом, такой воздушный, что казался невесомым, украшенный веточкой мяты и ягодой клубники.

Аккуратно, словно выполняя сложную хирургическую операцию, Алан расставил приборы — тяжелые, серебряные, с изящной гравировкой. Каждое его движение было отточенным, словно он много раз выполнял этот ритуал.

Обыденность этого действия в абсурдности нашей ситуации вызвала во мне странное чувство. Смесь благодарности за заботу, недоумения от противоречивости его поведения и той глубокой, невысказанной связи, которая все еще существовала, между нами, несмотря на все случившееся.

Я смотрела на еду, манящую и соблазнительную, но не смела к ней притронуться. Голод скручивал желудок, но подозрительность и гордость связывали руки невидимыми путами. Алан, заметив мою нерешительность, вздохнул — звук, в котором смешались нетерпение и что-то похожее на заботу.

- Она не отравлена, ешь. - произнес он с той особенной интонацией, которую я помнила еще с тех времен, когда мы были вместе — полуприказ-полупросьба, с легким оттенком раздражения, что приходится объяснять очевидное.

Я подняла глаза, встретившись с его взглядом. Темным, непроницаемым, как глубокий колодец, на дне которого могут таиться как сокровища, так и опасность.

- Ты останешься здесь? - спросила я, сама удивляясь, как много оттенков эмоций сплелось в этом простом вопросе: страх остаться с ним наедине, желание побыть одной, и где-то глубоко, в самых потаенных уголках души — потребность в его присутствии, хоть я никогда бы не призналась в этом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Его лицо нахмурилось, между бровей пролегла глубокая вертикальная морщинка.

- Не терпится от меня избавиться? - в его голосе прозвучала горечь, смешанная с иронией.

- А это возможно? - спросила я, не сдержав вызова в голосе. Маленькая искра надежды, которую я старательно прятала даже от себя самой.

- Нет. - ответил он с той спокойной уверенностью, которая всегда была присуща Алану, когда он действительно что-то решил. - Даже не надейся.

В этих трех словах звучало столько: угроза, обещание, необъяснимая решимость. Я почувствовала, как внутри поднимается волна противоречивых эмоций — от возмущения и негодования до странного, почти болезненного облегчения. Как будто часть меня, та самая предательская часть, боялась, что он может просто отпустить меня, исчезнуть снова, как уже сделал однажды.

Смирившись с тем, что Алан не оставит меня одну, я решила приняться за пищу. Первая ложка супа далась с трудом — горло сжималось, отказываясь принимать пищу. Но после нескольких глотков ароматного бульона по телу разлилось благодатное тепло. С каждой ложкой возвращались силы — физические, но не только. Возвращалась та часть меня, которая отказывалась сдаваться, которая твердо знала: чтобы выбраться отсюда, чтобы снова увидеть дочь, я должна быть сильной.

Все это время Алан сидел на другом краю кровати, облокотившись спиной о деревянную спинку. Одна нога согнута, в руках он небрежно крутил свой телефон. В этой расслабленной позе проявлялась та уверенная мужская грация, которая когда-то так привлекала меня в нем. Сейчас же его пристальный взгляд заставлял кожу покрываться мурашками, но не от страха — от чего-то гораздо более сложного и опасного.

Сначала мне было некомфортно есть под его наблюдением, словно я была диковинным зверьком в зоопарке. Но постепенно, когда на языке расцвели восхитительные вкусы, когда тепло пищи начало растекаться по истощенному телу, мне стало все равно, кто на меня смотрит и как я выгляжу. Голод оказался сильнее гордости и смущения.

На удивление быстро я справилась с едой, опустошив все контейнеры. Когда я наконец подняла глаза на Алана, то увидела его хищный взгляд и едва заметную ухмылку, притаившуюся в уголке губ. В его темном взгляде была жажда, и она не имела ничего общего с пищей.

Алан, будто сам себя одернув, внезапно поднялся и начал убирать поднос. Это простое, обыденное действие снова застало меня врасплох. Похититель, заботящийся о комфорте пленницы. Противоречия, которые сбивали с толку, мешали ненавидеть его так сильно, как должна бы.

Он вышел из комнаты, унося с собой пустые контейнеры, и я осталась одна со своими мыслями и чувствами, спутанными, как клубок шерсти после игры котенка.

Мне не хотелось сидеть на кровати, и я решила пройтись по комнате. Впервые я задумалась о том, что это за дом? Какая-то еще недвижимость Алана? И главное — где? Я все еще сомневалась, что мы находились в пределах Ричмонда. Слишком тихо было за окнами, слишком чистым казался воздух.

Я проходила мимо окна, когда мой взгляд поймал небо, усыпанное звездами, ясное и бесконечное. Эта ночь казалась длиться вечность — время здесь текло иначе, по своим законам, словно отделенное от привычного мира невидимой преградой.

Я решила выключить свет в комнате. Села на широкий подоконник, облокотилась о прохладное стекло окна и смотрела на звезды — яркие точки надежды в бесконечной темноте. Падающая звезда прочертила яркий след, и я, поддавшись детскому порыву, загадала желание: чтобы я скорее воссоединилась со своей дочерью и мамой, и весь этот кошмар закончился.

Я услышала позади шорох. Обернувшись, увидела Алана, стоящего у кровати. Лунный свет серебрил его фигуру, высвечивая резкие черты лица и оставляя глубокие тени там, где должны быть глаза. Он облокотился на спинку кровати, скрестив ноги, руки в карманах брюк, и молча наблюдал за мной.

- Любуешься? - спросила я его, припомнив его же вопрос в хижине.

Он усмехнулся. Посмотрел в пол, затем снова на меня. Лунный свет обрисовал четкий профиль, и на мгновение я увидела того Алана, которого когда-то любила — красивого, уверенного, с той особой внутренней силой, которая всегда притягивала меня.

- Пытаюсь рассмотреть. - сказал он после долгой паузы, и от низких вибраций его голоса что-то дрогнуло внутри меня.

- Что? - спросила я, сама не понимая, почему мой собственный голос внезапно стал тише, интимнее.

Он помедлил секунду, прежде чем ответить, и его слова удивили меня:

- Свою Элизабет.

“Свою” — это слово задало быстрый темп моему сердцу. Такое простое притяжательное местоимение, но в его устах оно звучало как клятва, как утверждение, как вызов всему миру. Что это значило? Что он все еще считает меня своей, несмотря на наше расставание? Или что он присвоил меня силой, как похититель?

- И какая же она? - спросила я с волнением, которое не смогла скрыть, как ни старалась придать голосу равнодушие.

Алан с каждым шагом приближался, его голос звучал глубже, интимнее, обволакивал меня, как теплый плед в холодную ночь.

- Она… страстная. - начал он, делая еще один шаг ко мне. - С характером, который может взорваться в любую минуту, как фейерверк. Упрямая до невозможности. - еще шаг. - И моя… - сказал он, оказавшись вплотную ко мне, так близко, что я чувствовала тепло его тела.

Я почувствовала запах крепкого алкоголя в его дыхании, но это лишь добавило моменту остроты, сделало его еще интимнее, будто мы оба находились в коконе, отделенном от реальности. Мое сердце колотилось так, что, казалось, от каждого удара содрогается все тело.

- Увидел? - спросила я шепотом, ловя его взгляд, застывший на моих губах.

Алан ничего не ответил словами. В следующий миг он набросился на мои губы жадным, звериным поцелуем, от которого я чуть не потеряла сознание. Он вклинился своим телом между моих ног, его рука обхватила мою талию, прижимая к себе так сильно, словно он боялся, что я исчезну. Другой рукой он вплел пальцы в мои волосы, слегка оттягивая их назад, открывая шею для новых поцелуев.

Мы целовались неистово, страстно, словно пытались утолить жажду, мучившую нас годами. Я не могла не ответить на его поцелуй, не могла притвориться равнодушной. Мое тело вспыхнуло, как спичка, при первом же прикосновении его губ. Когда я услышала его животный рык, когда почувствовала его горячие губы на своей шее, табун мурашек прошелся по моей коже от острого желания, накрывшего меня волной.

Я молилась, чтобы это было правдой, чтобы Алан не отрывался от меня, чтобы этот момент длился вечно. Он снова вернулся к моим губам, терзая их с такой страстью, что они пульсировали от каждого прикосновения.

Его рука потянулась к краю моей кофты, и он молниеносно снял ее через голову, на миг оторвавшись от моих губ. Его ладонь опустилась на мою чувствительную грудь, и я застонала прямо ему в рот. Этот звук, казалось, только разжег его желание — в следующий миг я почувствовала, как с меня спадает лифчик, который Алан уже расстегнул движением опытных пальцев.

Оторвавшись от моих губ, он прильнул к моей груди. То, что он вытворял своим языком и губами, было настоящим безумием — он то кружил языком вокруг чувствительного соска, то нежно обхватывал его губами, создавая невыносимо приятный контраст между легкой болью и наслаждением. Я уже не могла сдерживать стоны, которые рвались из груди с каждым его движением.

Я потянулась к его брюкам, ведомая отчаянным желанием почувствовать его, соединиться с ним прямо сейчас. Мне было плевать на то, что это, возможно, неправильно, что утром я могу пожалеть о своей слабости, о том, что он мой похититель. Сейчас не имело значения ничего, кроме нас двоих и этого всепоглощающего желания.

- Элизабет. - услышала я его хриплый шепот над самым ухом, и его голос, пропитанный возбуждением, сводил меня с ума окончательно, стирая последние границы разума.

Не успела я договорить, как сильные руки подхватили меня за бедра, подняв в воздух так легко, будто я весила не больше пушинки. В следующее мгновение я оказалась на кровати, а Алан навис надо мной — темный силуэт на фоне звездного неба за окном, хищник, наконец настигший свою добычу.

Его губы снова нашли мои в опьяняющем, требовательном поцелуе, а руки с невероятной силой стянули с меня брюки. Ткань затрещала под его напором — этот звук, такой обыденный, в тишине комнаты прозвучал как последний рубеж пристойности, который мы только что пересекли.

Когда его пальцы коснулись сквозь ткань трусиков моей чувствительной горошины, электрический разряд прошел по всему телу. Я выгнулась в спине, подавшись навстречу его прикосновению — инстинктивно, бессознательно, будто мое тело имело собственную память, которая помнила каждое его прикосновение даже спустя годы.

Алан запустил руку мне под трусики, и его пальцы начали вытворять невозможное. Кружить, гладить, дразнить в том самом ритме, который я так хорошо помнила. В то же время его губы снова приникли к моей груди, язык обводил ареолы сосков, зубы нежно прикусывали чувствительные бутоны.

Я стонала… нет, я кричала, когда Алан сначала погрузил в меня один палец, потом второй, растягивая, подготавливая, заставляя задыхаться от желания. Внутренняя буря нарастала с каждым его движением, с каждым прикосновением губ и языка к моей разгоряченной коже.

- Все такая же тугая… - хрипло произнес он, и его слова, интимные, почти непристойные, только усилили возбуждение, которое расходилось по моему телу горячими волнами.

Я не заметила, как Алан избавился от брюк — словно между двумя ударами сердца произошло волшебство, и вот уже мы оба почти обнажены. В следующий миг я почувствовала, как влажная головка его члена упирается в меня, и начинает входить не торопясь. Растягивая не только меня, но и сам момент, будто боясь, что счастье ускользнет, если поспешить.

Алан смотрел мне в глаза. Глубокий, пронзительный взгляд, в котором читалось нечто большее, чем простое физическое желание. Он словно пытался считать каждую мою реакцию, каждый вздох, каждое дрожание ресниц, каждое мельчайшее движение лицевых мышц. А я… я могла только стонать и умолять его о большем, о полном слиянии, о том, чтобы он заполнил ту пустоту, которая образовалась внутри меня после нашего расставания.

Он поцеловал меня снова — страстно, глубоко, сплетая наши языки в древнем танце желания, и в этот момент вошел в меня на всю длину. Я ахнула ему в рот, ощущая его каждой клеточкой тела, каждым нервным окончанием. Волна наслаждения, почти болезненная в своей интенсивности, прошла от места нашего соединения до самой макушки.

Он начал двигаться — сначала медленно, давая мне время привыкнуть, а затем все быстрее, сильнее, словно отпуская на волю зверя, которого так долго держал в клетке. Каждый его толчок отдавался моим громким стоном, которые я не могла, не хотела сдерживать. Два года я не знала мужчины, и до Алана никого не было — только он. Моё тело, истосковавшееся по его прикосновениям, отзывалось на каждое движение с пугающей интенсивностью.

В какой-то момент, Алан перевернул меня на колени. Я на мгновение растерялась, не зная, как мне лучше расположиться, но его руки — уверенные и сильные направили меня, помогая занять нужное положение. Моя обнаженная спина изогнулась, ягодицы приподнялись, встречая его.

Он положил свои руки мне на талию, нежно, почти благоговейно провел ладонями по изгибу позвоночника, огладил ягодицы — а затем резко, без предупреждения вошел в меня снова. Кровать скрипнула под нами, когда он начал вбиваться с неумолимой жаждой, жестко и глубоко, словно хотел оставить на мне свою невидимую метку, клеймо, которое никто и никогда не сможет стереть.

Он брал меня настолько сильно, настолько бескомпромиссно, что я балансировала на грани между удовольствием и болью, между сознанием и беспамятством. Очень скоро напряжение внутри меня достигло критической точки — и взорвалось ослепительным оргазмом. Мощная волна наслаждения прошлась по моему телу, заставляя меня дрожать и кричать его имя.

Но Алан не останавливался. Я слышала его тяжелые стоны, чувствовала его горячее, прерывистое дыхание на своей шее. Жесткие и громкие хлопки слияния наших потных тел эхом разносились по комнате, создавая первобытную симфонию страсти.

Я почувствовала, как он напрягся, как руки на моей талии сжались сильнее — почти до синяков. С очередными, особенно глубокими и мощными толчками он вдруг вышел из меня, и я ощутила теплые капли его спермы на своей спине.

Я упала на кровать, обессиленная, опустошенная и в то же время наполненная чем-то новым. Простыни под моим разгоряченным телом казались прохладным убежищем. Я почувствовала, как рядом матрас прогнулся под тяжестью тела Алана… а затем услышала звук застегивающейся молнии. Сердце, только начавшее успокаиваться, снова сжалось — на этот раз от тревоги.

Он что, уходит?

Я привстала на локте, внезапно ощутив горечь в груди. Посмотрев на Алана, я увидела тяжелый, почти чужой взгляд его глаз.

- Это всего лишь секс, Элизабет. - сказал он голосом, холодным, как лезвие ножа. - Ничего личного.

Я уставилась на него, не веря своим ушам. Пока он методично одевался, натягивая рубашку на все еще влажное от пота тело, я чувствовала, как каждое его движение отдаляет нас друг от друга, возвращая туда, где мы были до этой ночи — к пленнице и похитителю.

- Или ты думала, я останусь здесь в твоих объятиях? - спросил он с ухмылкой, от которой моё сердце сжалось болезненно. - Мы будем шептаться и делиться секретами, как подростки на первом свидании? - он надел пиджак, поправил манжеты рубашки с отточенной элегантностью. - Я просто, трахнул жену Роя Блэквуда.

Его слова ударили меня, словно пощёчина. Воздух внезапно покинул мои лёгкие, а сердце будто превратилось в кусок льда. Время остановилось. Каждая клеточка моего тела застыла в оцепенении, пока смысл его слов проникал в сознание, разъедая его, как кислота.

Я просто трахнул жену Роя Блэквуда.

Не Элизабет. Не женщину, которую когда-то любил. Не мать его ребенка. Не человека со своей историей, своими чувствами, своим миром. А жену Роя Блэквуда – словно я была не более чем трофеем, предметом в игре двух мужчин.

Кровь отхлынула от лица, и перед глазами на мгновение потемнело. Тошнота волной поднялась к горлу, и я сжала зубы, чтобы не дать ей вырваться. Простыня, которой я пыталась прикрыть наготу, теперь казалась жалким клочком ткани, бессильным защитить меня от его жестоких слов.

- Какой же ты ублюдок, Алан. - сказала я, не скрывая дрожи в голосе.

Он наклонился ближе, уже полностью одетый и собранный — словно между нами ничего не произошло. От него пахло дорогим одеколоном, алкоголем и сексом — опьяняющая смесь, от которой все еще кружилась голова.

Он будто хотел что то сказать, но не стал.

В его глазах на мгновение мелькнуло что-то – возможно, сомнение или… нет, я не позволю себе снова обманываться. Его жестокие слова всё еще звенели в воздухе, между нами. Он резко развернулся и вышел из комнаты, оставив меня здесь одну, униженную, с разметанными по подушке волосами, с его семенем, быстро остывающим на моей коже, и с моим заново разбитым сердцем, которое продолжало предательски биться ради него.

Щелчок замка прозвучал как точка в предложении — окончание главы, которой не следовало быть. Я медленно легла обратно на подушку, глядя в потолок глазами, в которых не осталось слез, только пустота.

Глава 18

Я сидела на краю кровати и смотрела на небо, которое словно отражало моё внутреннее состояние. Тяжёлые, свинцовые тучи медленно ползли над городом, собираясь излить свою ярость на землю. Я ждала этой грозы, жаждала её всем своим существом — хотелось, чтобы весь мир вокруг почернел, стал таким же беспросветным и яростным, как разрывавшая меня изнутри пустота.

Пальцы нервно теребили край простыни. На шее и ключицах ещё горели следы его поцелуев, а в ушах звенели те жестокие слова: «Я просто трахнул жену Роя Блэквуда». Эмоциональные качели, на которых Алан с садистским удовольствием раскачивал меня, медленно убивали.

Истощение. Вот что я чувствовала. Тотальное эмоциональное истощение. Обессиленная бабочка, которой оторвали крылья, а затем предложили взлететь. Ещё немного таких скачков — и я окончательно сломаюсь, рассыплюсь, как хрустальный бокал, брошенный о каменный пол.

Когда замок в двери щёлкнул, я не шелохнулась. Не нужно было оборачиваться, чтобы знать, кто это. Воздух вокруг сразу наполнился его присутствием — напряжённым и властным.

- Вставай. - голос Алана звучал сухо и деловито, будто между нами никогда не было ничего кроме холодной вражды. - Нам пора.

Я словно окаменела, продолжая сверлить взглядом тёмное небо за окном. В стекле отражалось моё бледное лицо с синяками под глазами и спутанными прядями волос на плечах. Почему я до сих пор любила его? Эта любовь была как яд, медленно разъедавший изнутри, отравлявший каждую клеточку тела, каждую мысль, каждый вздох.

Я вспомнила то усыпанное брильянтами кольцо, которое он надел мне на палец два года назад. «Моё тебе обещание». - шептал тогда Алан, целуя мои пальцы. Где теперь это обещание? Где то кольцо?

Моё молчание и неподвижность испытывали его терпение. Резким движением Алан пересёк комнату и схватил меня за локоть. Его прикосновение было похоже на удар электрического тока. Я дёрнулась, вырывая руку из его хватки с такой силой, что на коже наверняка останутся синяки.

- Не смей прикасаться ко мне. - процедила я сквозь стиснутые зубы, наконец-то поворачиваясь к нему лицом.

Наши взгляды столкнулись — мой обжигающий ненавистью и его — зеленый, холодный, нечитаемый.

Морщинка между его бровями стала глубже. Явное недовольство исказило его идеальные черты. Ему не нравилось моё сопротивление. Раньше это заставило бы меня сжаться, испугаться, но сейчас… сейчас мне было абсолютно всё равно. Невозможно бояться потерять то, что уже потеряно.

Я поднялась с кровати, придерживая простыню, и молча прошла в ванную, где лежала моя одежда. Одевалась я медленно, специально растягивая каждое движение, будто это могло отсрочить неизбежное. Натягивая джинсы, я почувствовала боль между ног — физическое напоминание о ночи, которую хотелось бы вычеркнуть из памяти. Но она останется там навсегда, как шрам, который никогда не побледнеет полностью.

Я вышла из комнаты первой, не проверяя, следует ли за мной Алан. Знала, что следует. Слышала его тихие шаги по ковру, чувствовала его взгляд, прожигающий между лопаток.

Когда тяжелая входная дверь открылась, на моё лицо упали первые холодные капли дождя. Небо наконец разразилось грозой — словно получило разрешение вместе со мной выплакать всю накопившуюся боль.

Алан обогнал меня и быстрым шагом направился к чёрному внедорожнику, припаркованному у входа. Открыв пассажирскую дверь, он выжидающе посмотрел на меня.

Я села в машину, чувствуя, как промокшая одежда неприятно липнет к телу. Резким движением я захлопнула дверь, втайне надеясь прищемить его пальцы, но Алан был быстрее — отдернул руку в последний момент, и я увидела, как на его идеальных губах промелькнула усмешка. Он всё ещё читал меня как открытую книгу, и это бесило до одурения.

Алан сел за руль, и салон машины моментально наполнился его запахом — смесью дорогого одеколона, кожи сидений и чего-то неуловимо его, древесного и тёплого. Запаха, от которого когда-то кружилась голова, а сейчас к горлу подступала тошнота. В памяти вспыхнули сцены прошлой ночи: его руки, скользящие по моему телу, его губы на моей шее, мои пальцы, впивающиеся в его плечи… Нет, нет, нет! Я резко опустила стекло, жадно глотая свежий, пропитанный дождём воздух.

- Там дождь. - заметил Алан хриплым голосом, бросив на меня короткий взгляд.

- И что? - отрезала я с вызовом, продолжая подставлять лицо под холодные капли.

Он ничего не ответил, но я видела, как нервно заиграли желваки на его идеально выбритых щеках. Раньше я бы провела по ним пальцами, чувствуя, как напрягаются мышцы под кожей. Теперь эта мысль вызвала лишь новый приступ отвращения, к нему и к самой себе.

Машина тронулась с места. За нами, как тени, двинулись ещё три внедорожника с охраной — зловещий кортеж, змеёй скользящий по мокрому асфальту.

Пока автомобиль разрезал пелену дождя, я думала только об одном — о Хоуп. Моей маленькой девочке с зелёными глазами. О моём сокровище, которое не видела уже несколько бесконечно долгих дней. Сердце сжималось от мысли, что скоро я снова прижму её к груди, вдохну этот неповторимый детский запах, почувствую, как крохотные пальчики хватают меня за волосы.

Горячая слеза скатилась по щеке, оставляя влажную дорожку. Я торопливо стёрла её тыльной стороной ладони, не желая, чтобы Алан видел мою слабость. Больше нет.

Дороги были незнакомыми, мы петляли по шоссе и второстепенным трассам несколько часов. Дождь то усиливался, превращаясь в настоящий ливень, то немного стихал, но не прекращался ни на минуту. Я смотрела на размытые очертания деревьев и домов за окном, чувствуя странное онемение внутри — словно что-то во мне окончательно сломалось, оставив лишь пустую оболочку.

И вдруг сквозь стену дождя я увидела её — знакомую вывеску с названием города. «Добро пожаловать в Ричмонд». Грудь сдавило спазмом. Я дома. После всех этих дней кошмара я снова в родном городе, где выросла, где меня ждёт мама и моя малышка.

Мы проехали по знакомым улицам и остановились возле круглосуточной заправки на окраине. Люминесцентные огни заливали всё вокруг холодным, неживым светом, делая лицо Алана похожим на мраморную маску.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он заглушил двигатель и повернулся ко мне. На секунду мне показалось, что в глубине его глаз мелькнуло что-то, напоминающее сожаление или тоску, но это быстро исчезло, сменившись привычной холодностью.

Алан открыл бардачок и достал мой телефон.

- Дальше ты сама. - сказал он, протягивая мне телефон. - Помни наш уговор. Ты приносишь мне доказательства, полиция не открывает дело. У тебя неделя. Задержишься — вини в этом только себя.

Угроза в его голосе была очевидной, но странным образом она больше не пугала меня. Что ещё он мог у меня отнять? Я уже потеряла всё, что мне было дорого — включая саму себя. Я смотрела на него долгим, испепеляющим взглядом, с трудом сдерживаясь, чтобы не выплеснуть всю ту ярость, которая кипела внутри.

Я выхватила телефон из его руки и уже собиралась выйти под проливной дождь, когда вдруг почувствовала его хватку на своём запястье. Прикосновение было неожиданно крепким и горячим, словно клеймо на коже.

Алан притянул меня ближе, заставляя встретиться с его пристальным взглядом. Расстояние между нами сократилось настолько, что я могла чувствовать его дыхание на своих губах. Моё сердце предательски заколотилось в груди, и я возненавидела себя за эту реакцию.

- Мне нужен ДНК Хоуп. - произнёс он тихо, почти шёпотом.

Моё сердце пропустило удар. Ледяная ненависть, волной пронзила позвоночник.

- А это что-то изменит? - спросила я, стараясь придать голосу равнодушие, хотя внутри всё сжималось от страха и ярости.

Он смотрел на меня долгим, пронзительным взглядом, от которого по коже побежали мурашки. Наконец, он произнёс одно-единственное слово:

- Всё.

Всё? Если он думал, что я после всего, что он сделал — после того, как отказался от меня, поверив в мою виновность в смерти Роуз без малейшего доказательства, после насильственного удержания, после всех унижений я прибегу к нему строить счастливую семью, то он глубоко ошибался.

Резким движением я вырвала руку из его хватки и вылетела из машины, с силой захлопнув дверь. Холодный дождь мгновенно пропитал мою одежду, но я не обратила на это внимания, решительно направившись к зданию заправки. Звук мотора за спиной подсказал, что Алан не собирался ждать. Его автомобиль плавно тронулся с места и исчез в пелене дождя, оставив меня наедине со свободой, которая казалась теперь чужой и незнакомой.

В ярком свете заправочного магазинчика было тепло и сухо. Несколько поздних посетителей потягивали кофе за столиками, сонный охранник листал журнал, а за кассой молодая девушка с яркими синими волосами увлечённо переписывалась в телефоне.

Я подошла к ней, стараясь улыбнуться, хотя чувствовала, как с волос и одежды стекает вода, образуя маленькие лужицы на полу.

- Извините, у вас не найдётся зарядки для телефона? - спросила я, стараясь, чтобы голос звучал нормально, а не надломлено. - Я… я оставила свои вещи в такси, а оно уехало.

Девушка окинула меня сочувственным взглядом. Наверное, я выглядела как утопленница, и с улыбкой протянула свой шнур.

- Конечно, держи. Плохой день, да?

Если бы она только знала, насколько «плохим» был мой «день».

- Бывало и лучше. - ответила я, благодарно принимая зарядку. - Спасибо.

Я выбрала столик в дальнем углу, возле окна, через которое были видны струи дождя, барабанящие по асфальту парковки. Подключив телефон, я с замиранием сердца ждала, когда включится дисплей. Казалось, прошла вечность, прежде чем экран засветился, и на него хлынул поток уведомлений — десятки пропущенных звонков, сотни сообщений от мамы, Роя, Рейчел и других людей, переживавших за меня.

Тогда, в доме Алана, я всего этого не видела. Телефон был в режиме полёта, а я даже не догадывалась проверить.

С дрожащими пальцами я набрала номер мамы. Каждый гудок отдавался в висках болезненной пульсацией. И наконец — её голос, родной, испуганный, не верящий.

- Алло? Дочка? Элизабет, это правда ты?

- Мама. - выдохнула я, и всё напряжение последних дней, вырвалось наружу неконтролируемыми рыданиями. - Да, это я. Это я…

Мама плакала вместе со мной, её голос прерывался от эмоций.

- Доченька родная, где ты? Господи, скажи, что с тобой всё хорошо! Я здесь с ума схожу, дочка!

Мне потребовалось несколько минут, чтобы успокоиться достаточно для связного разговора. Я сказала маме, что я в порядке, что Алан отпустил меня, что нахожусь на заправке и мне нужно, чтобы кто-нибудь приехал за мной.

Я отправила ей точный адрес, и замерла в ожидании. Внутри росло странное ощущение нереальности происходящего — словно всё это случалось с кем-то другим, а я была лишь наблюдателем, запертым в чужом теле.

Прошло не больше двадцати минут, когда на парковку заправки на высокой скорости влетело несколько внедорожников. Я с удивлением наблюдала, как из первой машины выпрыгнул Рой Блэквуд — в чёрном пальто, накинутом поверх свитшота, и тёмных джинсах. Его волосы намокли от дождя, а лицо было искажено тревогой.

Не обращая внимания на ливень, он бросился к заправке. В этот момент я как раз возвращала девушке-кассиру её зарядку, благодаря за помощь.

Рой ворвался внутрь, его взгляд лихорадочно сканировал помещение, пока не остановился на мне. На секунду в его глазах отразилось неверие, которое тут же сменилось таким облегчением.

- Элизабет! - воскликнул он и в два шага оказался рядом со мной, стискивая меня в объятиях с такой силой, что стало трудно дышать.

Я стояла неподвижно, не отвечая на его объятия.

Рой отстранился и с беспокойством начал осматривать моё лицо, словно искал следы побоев или насилия. Его пальцы гладили мои щёки, отводили мокрые пряди волос.

- Господи, Элизабет, ты в порядке? Что этот ублюдок с тобой сделал? Я убью его, клянусь, я…

- Почему ты не пришёл за мной? - перебила я его, не повышая голоса, но каждое слово было острее ножа. - Почему не вызволил меня из плена Алана? Почему не приехал на встречу с ним?

Рой застыл, его руки бессильно опустились. На лице отразилась целая гамма эмоций — от шока до стыда.

- Элизабет, там всё не так просто было. - начал он, нервно проведя рукой по влажным волосам.

- Да? Правда? - ядовитый сарказм в моём голосе заставил его поморщиться. Я обошла его и направилась к выходу. - Поехали домой. Я хочу к дочери.

К своей маленькой Хоуп — единственному лучику света в этой темноте, которую стали мои отношения с двумя мужчинами.

Каждый из которых, по-своему разбил моё сердце.

Дорогие читатели‍❤️‍

Безмерно благодарна каждому, кто переживает за наших героев и проходит с ними этот путь.

Ваше эмоциональное соучастие в их судьбах наполняет смыслом моё творчество????

Я рада каждому вашему отклику, в виде комментариев, лайков и наград‍❤️‍

Ваше мнение и поддержка невероятно ценны для меня! Спасибо!

Глава 19

Я сидела, прижавшись к дверце, стараясь занимать как можно меньше пространства, будто могла физически отдалиться от Роя, чье присутствие наполняло салон машины электрическим напряжением.

Несколько раз я замечала, как он открывает рот, будто собираясь что-то сказать, но я тут же пронзала его таким испепеляющим взглядом, что слова умирали, не родившись. Мне не нужны были его оправдания. Не нужны были объяснения. Всё, что мне было нужно — это вернуться к дочери.

Когда впереди показались знакомые очертания имения Блэквудов, где-то внутри меня что-то надломилось — то ли от облегчения, то ли от новой волны страха. Я неосознанно подалась вперед, вцепившись пальцами в край сиденья. Ещё несколько минут, и я буду рядом с моей Хоуп.

Тяжелые кованые ворота поместья медленно распахнулись, пропуская нашу машину. Мое сердце колотилось так сильно, что казалось, оно вот-вот вырвется из груди. И тут я увидела её — мою маму, которая выбегала из дома, не обращая внимания на хлещущий дождь, с лицом, искаженным беспокойством и надеждой одновременно.

Я не стала ждать, пока машина полностью остановится. Рывком открыв дверь, я буквально вывалилась наружу и бросилась к ней, забыв обо всем.

- Элизабет! - закричала мама, заключая меня в объятия так крепко, будто боялась, что я снова исчезну. Её слезы смешивались с дождём. - Господи, с тобой всё хорошо?

Я вдыхала родной запах её духов, чувствуя, как бешеное сердцебиение начинает замедляться.

- Всё хорошо, я здесь. - прошептала я, не веря сама себе. Голос мой дрожал, выдавая глубину эмоций, которые я пыталась сдержать. - Мам а где Хоуп? - спросила я, отстранившись.

Что-то в её взгляде дрогнуло, и по моей спине пробежал холодок, не имеющий ничего общего с проливным дождём.

- Она… она в твоей комнате с няней. - произнесла мама, избегая моего прямого взгляда.

- С няней? - переспросила я, и тревога начала перерастать в панику. В голове вспышками проносились воспоминания о Хоуп — её маленьких ручках, тянущихся ко мне, о первых неуверенных шагах, которые она делала, держась за мои пальцы, о звонком смехе, когда я подбрасывала её вверх. - У Хоуп нет няни.

Мама опустила глаза, и на её лице отразилась неловкость. Морщинки вокруг губ стали глубже, выдавая внутреннее напряжение.

- Ричард настоял. - пробормотала она, бросив быстрый взгляд за мою спину, где, я знала, стоял Рой. - Он сказал, что так будет безопаснее.

При упоминании имени Ричарда по моей коже словно пробежал рой ледяных муравьев. В ушах зашумело, а перед глазами на мгновение потемнело от нахлынувшего страха и гнева. Не говоря больше ни слова, я оторвалась от мамы и бросилась к дому, едва замечая, как мокрая одежда прилипает к телу, как волосы тяжелыми прядями хлещут по лицу, как подошвы скользят по мокрым каменным плитам дорожки.

В голове билась только одна мысль — увидеть дочь. Убедиться, что с ней всё хорошо. Что её не коснулась та тьма, которая окружала мужчин в моей жизни.

Я взлетела по широкой мраморной лестнице, перепрыгивая через ступеньки, и пронеслась по длинному коридору к своей бывшей комнате. Сердце стучало так громко, что, казалось, его удары отдавались эхом от стен. Резким движением я распахнула дверь и застыла на пороге, вцепившись пальцами в дверной косяк, чтобы не упасть.

Незнакомая женщина лет тридцати с безупречной внешностью, идеальной прической, элегантным костюмом и холодной улыбкой, держала на руках мою дочь. Мою маленькую Хоуп, которая выросла так сильно за время моего отсутствия, что у меня перехватило дыхание.

- Хоуп! - выдохнула я, бросаясь к ним. В моем возгласе была вся та боль, все то отчаяние, что я испытывала вдали от дочери.

Я буквально выхватила Хоуп из рук незнакомки, прижав её к своей груди с такой силой, что малышка удивлённо всхлипнула. Её теплое, маленькое тельце в моих руках было как якорь, удерживающий меня в реальности. Она пахла детским мылом, присыпкой и еще чем-то сладким — карамелью или печеньем. Её кудряшки щекотали мой подбородок, а маленькое сердце билось так близко к моему, что на мгновение они, казалось, вошли в единый ритм.

- Мама. - произнесла Хоуп неуверенно, и у меня внутри всё оборвалось.

- Да, солнышко, это мама. - прошептала я, не в силах сдержать слезы, которые наконец-то прорвались сквозь плотину самообладания. - Мама вернулась.

Я вдыхала её запах, чувствовала, как её маленькие пальчики неуверенно трогают мое лицо, изучая. В её глазах было столько чистого, незамутненного доверия, что моё сердце готово было разорваться от любви и боли одновременно.

- Вы можете идти. - отрывисто бросила я няне, не отрывая взгляда от личика дочери.

Незнакомка нахмурилась, слегка поджав тонкие, накрашенные розовой помадой губы. На её безупречном лице появилось выражение раздраженного недоумения, явно не привычного для неё обращения.

- Но мистер Блэквуд сказал… - начала она, и её высокий голос с легкой хрипотцой, вызвал во мне волну иррационального гнева.

- Я мать Хоуп. - отрезала я, вскинув голову. В моих глазах полыхала такая ярость, что женщина невольно отступила. Хоуп крепче обняла меня за шею, безошибочно чувствуя мое напряжение. - В ваших услугах мы больше не нуждаемся.

Няня бросила неуверенный взгляд за мою спину, и я поняла, что там стоят мама. Женщина поджала губы, но всё же кивнула, собрала свои вещи и вышла из комнаты, закрыв за собой дверь с еле слышным щелчком.

Только тогда я позволила себе полностью раствориться в ощущениях. В запахе детского шампуня и присыпки и в тепле, которое излучало маленькое тельце. Я покрывала поцелуями её лицо, руки, макушку, шепча бессвязные нежности, обещания никогда больше не оставлять.

Хоуп отстранилась, чтобы посмотреть на меня, и её маленькие пальчики нежно погладили мои мокрые от слез щеки.

- Моя малышка, мой лучик света, моя жизнь. - шептала я, прижимая Хоуп к себе. - Как же я скучала, ты даже не представляешь.

Девочка смотрела на меня и улыбалась улыбкой, в которой уже виднелись новые маленькие молочные зубки. Она выглядела здоровой, счастливой, ухоженной — и это было главным, что имело значение.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мама стояла рядом, нервно сжимая и разжимая пальцы. На её лице отражалась буря эмоций. Радость от нашего воссоединения с Хоуп, тревога за моё состояние, страх перед тем, что ещё может принести нам будущее.

- Элизабет, тебе нужно отдохнуть. - с тревогой произнесла она, делая шаг ближе. Её взгляд скользил по моему лицу, отмечая каждую черточку, каждый синяк, каждый признак усталости. - У тебя… у тебя не лучший вид. Позволь мне взять Хоуп, а ты прими ванну, переоденься, поешь.

Я отрицательно покачала головой, не желая ни на секунду выпускать дочь из рук. Страх потерять её снова был слишком силен.

- Лиззи, пожалуйста. - мягко настояла мама, используя моё детское прозвище, которое всегда действовало на меня успокаивающе. - Посмотри на себя. Ты промокла до нитки, ты дрожишь. Так ты только заболеешь и не сможешь заботиться о Хоуп. Позволь мне помочь.

Что-то в её словах пробилось сквозь мой защитный панцирь. Я опустила глаза и увидела, что одежда действительно прилипла к телу, с волос капала вода, образуя лужицу на полу. И от меня… от меня определенно пахло так, как не должно пахнуть рядом с ребенком — смесью пота, страха и дорожной пыли.

С тяжелым вздохом я всё же передала Хоуп маме, но не раньше, чем поцеловала её ещё раз в лобик, вдыхая сладкий запах детского шампуня.

- Я быстро. - пообещала я, глядя в глаза дочери, которая уже тянулась маленькими ручками к бабушке.

- Мы поиграем с куклами, пока мама отдыхает. - сказала мама Хоуп, уводя её к небольшому игрушечному уголку в дальнем конце комнаты, где был расставлен кукольный домик и множество мягких игрушек.

Собрав чистые вещи — джинсы, свитер, белье, я отправилась в ванную комнату, примыкающую к спальне. Только оказавшись под горячими струями воды, я осознала, насколько была грязной и вымотанной. Я так привыкла к ощущению собственной нечистоты, как физической, так и моральной, что почти перестала её замечать.

Вода смывала с меня не только грязь, но и словно отпечатки рук Алана — его прикосновения, его поцелуи, его жестокость. Я тёрла кожу мочалкой почти до боли, желая стереть с себя все следы его присутствия. И только когда кожа стала розовой от трения, а вода начала остывать, я наконец позволила себе выдохнуть.

Я здесь. Я в безопасности. Я со своей дочерью и мамой. Это всё, что имеет значение.

Остаток дня я провела в своей комнате, не отходя от Хоуп ни на шаг. Мы играли в куклы, собирали простые пазлы, раскрашивали картинки в детской книжке, и я с восторгом замечала, как она старательно пытается удержать карандаш в маленьком кулачке, как высовывает кончик языка от усердия, как радуется каждой похвале.

В этом маленьком коконе нашей с ней близости мир за пределами комнаты переставал существовать. Не было ни Алана, ни Ричарда, ни их жестоких игр — только я и моя дочь, строящие башню из кубиков, читающие сказку о принцессе и драконе, делящие яблочное пюре за обедом.

Время от времени я ловила на себе обеспокоенный взгляд мамы, которая заглядывала в комнату, принося нам еду или свежие полотенца. В её глазах читалась мучительная смесь радости и тревоги, и я знала, что ей хотелось спросить о многом. О том, что со мной сделал Алан, каковы его планы, что будет дальше. Но она молчала, уважая мою потребность в тишине и уединении.

Вечером, когда солнце начало клониться к закату, окрашивая спальню в теплые оранжевые тона, Хоуп начала тереть кулачками глаза я уложила её в маленькую кроватку, стоявшую рядом с моей.

Когда Хоуп уже сладко посапывала, а вечерние сумерки окутывали комнату мягкой полутьмой, в дверь тихо постучали. Это была мама, с лицом, на котором читалось беспокойство и какая-то затаенная тревога.

- Ричард хочет тебя видеть. - сказала она тихо, бросив обеспокоенный взгляд на спящую внучку, свернувшуюся калачиком под одеялом с нарисованными звездочками. - Он ждёт в кабинете.

Я закрыла глаза, чувствуя, как возвращается напряжение. То самое, от которого сводит плечи и немеют пальцы. Разумеется, Ричард хотел поговорить. Он, должно быть, жаждал узнать все подробности моего пребывания у Алана, все детали его планов. И у меня тоже были вопросы — горькие, мучительные вопросы, требовавшие ответов.

- Скажи ему, я приду через пять минут. - ответила я, поправляя одеяльце Хоуп. - Я только проверю, что она крепко спит.

Когда мама вышла, я постояла ещё немного над кроваткой, словно набираясь сил от этого маленького существа, которое любило меня безусловно. Я поправила плюшевого медвежонка, которого Хоуп прижимала к груди, и наклонилась, чтобы поцеловать её лоб, на мгновение задержав губы, впитывая её тепло.

Затем глубоко вдохнула, расправила плечи и направилась в логово льва, унося с собой образ спящей дочери как щит против всего, что могло ждать меня внизу.

Ричард Блэквуд сидел за массивным дубовым столом, заваленным бумагами, с очками на кончике носа, делавшими его похожим на строгого профессора. Он даже не поднял головы, когда я вошла, продолжая что-то сосредоточенно изучать, словно моё присутствие было малозначительной деталью его дня.

Я закрыла за собой дверь с чуть большим шумом, чем требовалось, заставив его наконец оторваться от документов. Его холодные глаза, такие непохожие на теплые карие глаза его сына, медленно скользнули по мне с оценивающим выражением.

- А, Элизабет. - произнёс он, снимая очки и откидываясь в кресле. На его губах появилась улыбка, больше похожая на оскал хищника, оценивающего добычу. В его глазах не было ни радости от моего возвращения, ни беспокойства о моем состоянии — лишь холодный расчет. - Наконец-то дома. Как самочувствие?

- Вы спрашиваете из вежливости или это действительно вас интересует? - парировала я, не двигаясь с места. Мои руки инстинктивно скрестились на груди, создавая невидимый барьер между нами.

В глазах Ричарда на мгновение промелькнуло что-то, похожее на удивление — быстрый проблеск, который тут же сменился привычной маской благожелательного патриарха.

- Разумеется, меня искренне волнует твоё состояние. - ответил он, жестом приглашая меня сесть в кожаное кресло напротив. Его голос источал мед, но за этой сладостью я чувствовала горечь. - В конце концов, ты жена моего сына.

Я осталась стоять, скрестив руки на груди, чувствуя, как гнев поднимается внутри меня горячей волной. Всё это время я держала его в узде, концентрируясь на Хоуп, на радости воссоединения, но сейчас, глядя в самодовольное лицо этого человека, я почувствовала, как плотина начинает трещать.

- И поэтому вы даже не попытались меня вытащить из плена Алана? - слова прозвучали резче, чем я намеревалась, но они буквально рвались из меня, словно яд, которому необходим выход. Мои ногти впивались в ладони, оставляя полумесяцы на коже. - Вас не беспокоило, что жена вашего сына, могла быть мертва?

Ричард не выглядел ни смущённым, ни виноватым. Наоборот, его губы изогнулись в самодовольной улыбке, а в глазах мелькнуло что-то, похожее на злорадство.

- Я был абсолютно спокоен. - произнёс он с такой уверенностью, будто речь шла о погоде, - Потому что знал, что Алан с тобой ничего не сделает. - он сделал паузу, глядя мне прямо в глаза, словно желая увидеть мою реакцию на следующие слова. - И вот подтверждение — ты здесь, жива и здорова. Он вернул тебя, как я и предполагал.

Меня поразила его беспечность. Словно моя боль, моё состояние, были незначительными побочными эффектами какой-то большой игры, в которую играли эти двое.

- Завтра мы вылетаем обратно в Эдмонтон. - заявил Ричард, меняя тему так резко, будто мы обсуждали планы на выходные. Он перешел к делу, не тратя времени на сочувствие или утешение. - Самолет будет готов к полудню. Соберешь свои вещи и вещи Хоуп к одиннадцати.

Я почувствовала, как внутри всё холодеет. Я не могла покинуть Ричмонд, не предоставив доказательства моей невиновности, Алану.

- Нет. - твердо сказала я, удивляясь собственной смелости. - Я не поеду в Эдмонтон. По крайней мере, пока.

Ричард замер, его брови медленно поползли вверх в выражении искреннего удивления. Он явно не ожидал сопротивления — тем более такого прямого и решительного.

- Что значит “нет”? - произнес он, и в его голосе появились стальные нотки. - Ты, кажется, забываешь, кто здесь принимает решения.

- Я хочу остаться здесь еще на некоторое время. - ответила я, удивляясь тому, насколько спокойным звучал мой голос, несмотря на бурю эмоций внутри. - С мамой. Хоуп нужно спокойствие, стабильность.

Ричард смотрел на меня долгим, оценивающим взглядом, и я почти физически ощущала, как в его голове щелкают шестеренки, просчитывая варианты, взвешивая риски и выгоды. Наконец, он слегка кивнул, и это движение было полно неохотной уступки.

- Три дня. - произнес он тоном, не терпящим возражений. - Затем вы вернетесь в Эдмонтон.

Я кивнула, не желая продолжать диалог и направилась к выходу.

- И еще кое-что. - добавил Ричард, когда я уже повернулась, чтобы уйти. - Не думай, что сможешь убежать. Алан, может быть, и отпустил тебя, но он не откажется от своих намерений. Он будет наблюдать, выжидать. И единственное место, где ты и Хоуп действительно в безопасности — это под моей крышей.

Эти слова заставили мое сердце сжаться. Они прозвучали как предупреждение и как угроза одновременно. Я не была уверена, что пугало меня больше — перспектива снова оказаться в руках Алана или необходимость жить под властью Ричарда Блэквуда всю жизнь.

- Спасибо за заботу. - сказала я, не в силах скрыть иронию в голосе. - Но я сама решу, что лучше для моей дочери.

Я вышла из кабинета Ричарда, ощущая на своих плечах невидимую тяжесть. Каждый шаг по холодному мраморному полу особняка Блэквудов отдавался глухим эхом, усиливая гнетущее чувство безысходности, поселившееся в моей душе.

Проходя мимо библиотеки с её массивными дубовыми дверями, я ощутила резкий рывок — чьи-то сильные пальцы сомкнулись на моем предплечье, впиваясь в кожу до боли. Внезапно я оказалась затянута в полумрак комнаты. Запах старых книг и кожаных переплетов смешался с тяжелым ароматом мужского одеколона. В ноздри ударил резкий запах виски.

Рой.

Он отпустил меня так же резко, как и схватил, и прошел вглубь библиотеки, оставляя за собой шлейф дорогого парфюма. Его тяжелые шаги глухо отдавались в тишине. Остановившись у окна, он застыл неподвижной статуей.

Я скрестила руки на груди, ощущая, как ногти впиваются в ладони. Злость поднималась откуда-то изнутри, заполняя каждую клеточку тела.

- Чего ты хотел, Рой? - спросила я, не скрывая презрения в голосе.

- Спокойно поговорить. - ответил он, и каждое слово падало тяжело, словно камень в стоячую воду. Он провел рукой по идеально уложенным темным волосам.

- Пожалуйста, начинай. - процедила я, не сдвигаясь с места.

Рой глубоко вздохнул, обнажив на мгновение уязвимость, которую тут же спрятал за маской отточенного безразличия.

- Я понимаю, что ты на меня обижена. - начал он, и эта фальшивая мягкость в его голосе заставила меня внутренне содрогнуться. - Зла. Вероятно, ты ждала, что я приду, спасу тебя, как чёртов рыцарь на белом коне.

Его рот скривился в усмешке, обнажая идеально ровные белые зубы. В уголках глаз появились морщинки, но взгляд оставался холодным, как у змеи.

- Я не мог. - продолжил он, и его голос на секунду дрогнул, как натянутая струна. - Отец приказал ничего не делать. И судя по всему, он был прав. Алан… - он замолчал, словно само имя обжигало его губы. - Он с тобой ничего не сделал?

Я издала короткий, резкий смех, больше похожий на лающий звук. Горечь поднялась к горлу, оставляя на языке привкус желчи.

- Это подло. - сказала я, чеканя каждое слово. - Разве ты не знаешь, что он меня ненавидит?

Рой сделал три быстрых шага вперед, сокращая расстояние, между нами, до опасного минимума. Его близость заставила меня напрячься, как струну. От него пахло виски и дорогими сигарами.

- Знаю. - ответил он, глядя на меня сверху вниз. Его зрачки расширились, поглощая радужку. - Уверен, что, если бы Алан тронул тебя… я бы размазал его по стене.

Последние слова он почти прорычал, и я увидела, как его взгляд скользнул ниже, к моей шее. Выражение его лица изменилось мгновенно — от холодной сдержанности к животной ярости. Словно кто-то повернул невидимый выключатель, превращая человека в зверя.

- Это что, засос? - выплюнул он, и его голос упал до опасного шепота, который пугал больше, чем крик.

Я отступила назад, но уперлась спиной в книжные полки. Дерево больно впилось в лопатки. В памяти промелькнули руки Алана, его губы на моей шее, его шепот в темноте. Неужели он оставил след? Метку, которую я не заметила?

Рой поймал мою руку в капкан своих пальцев, дернул к себе с такой силой, что я чуть не потеряла равновесие. Его другая рука сомкнулась на моей шее, грубо запрокидывая голову. Боль вспыхнула острыми иголками, а страх морозной волной прокатился по венам, замораживая кровь.

- Отпусти меня. - процедила я сквозь стиснутые зубы, пытаясь сохранить хотя бы видимость контроля.

- Посмотри мне в глаза. - потребовал он, и ярость в его голосе была подобна раскаленной лаве. - Ты что, сука, трахалась с ним?

Каждое слово было пропитано ядом и звучало как удар хлыста. Я промолчала. Не было смысла отрицать — он бы не поверил. Любое оправдание только разожгло бы пламя его бешенства.

- Отпусти. Меня. Немедленно. - повторила я, отчеканивая каждое слово, как пулю.

Его хватка усилилась до боли. Взгляд стал безумным, как у одержимого. От прежнего Роя, который когда-то смотрел на меня с обожанием, осталась лишь оболочка, наполненная яростью и жаждой обладания.

Резкое движение — и он отпустил меня. Я успела лишь выдохнуть с облегчением, прежде чем его рука метнулась к моему лицу. Звонкая пощечина обожгла кожу, голова дернулась в сторону от силы удара. Ноги подкосились, и я рухнула на пол, ударившись коленями о твердый паркет. Щека горела огнем, а во рту разлился металлический привкус крови — я прикусила внутреннюю сторону щеки. Темные капли упали на светлый персидский ковер, впитываясь в его дорогой ворс.

Шок парализовал меня. За всю свою жизнь я никогда не испытывала такого глубокого, первобытного ужаса.

Ужаса, скрывавшегося за маской моего мужа.

Глава 20

- Ты забыла, чья ты жена? - прошипел Рой, схватив меня за волосы и дергая голову назад. Острая боль пронзила кожу головы, вызвав невольный крик. - Тебе напомнить? Кажется мне пора, перестать быть джентльменом, да?

В этот момент он дернул меня за волосы и потащил к дивану в углу библиотеки — старинному, обитому темно-зеленым бархатом, хранящему запахи многих поколений Блэквудов. Я кричала, умоляла остановиться, цеплялась за книжные полки, но он был сильнее. Его ярость придавала ему нечеловеческую силу.

Он швырнул меня на диван, словно тряпичную куклу. Мир на секунду потемнел от удара головой о подлокотник. Не успела я опомниться, как его рука сомкнулась на моей шее, вжимая меня в подушки с такой силой, что перед глазами заплясали черные точки.

- Заткнись. - прорычал он, и его лицо исказилось до неузнаваемости. В глазах полыхало адское пламя. - У тебя больше нет права голоса. Ты — моя собственность. И я возьму то, что принадлежит мне.

Его свободная рука грубо дернула мой свитер вверх. Паника затопила моё сознание горячей волной. Слезы хлынули из глаз, когда я осознала, что не смогу его остановить. Его тело, навалившееся сверху, казалось сделанным из камня. Он был сильнее, и я знала. Никто не услышит моих криков в этом крыле дома.

В момент абсолютного отчаяния дверь библиотеки распахнулась, и холодный женский голос прорезал напряженную тишину:

- Я не помешала?

Эти три слова прозвучали как выстрел. Рой замер, его пальцы на мгновение ослабили хватку. Я повернула голову и увидела в дверях Лору — высокую, стройную, с гордо поднятой головой. Её появление было подобно явлению ангела в аду.

- Выйди. И закрой за собой чертову дверь. - приказал Рой голосом, не терпящим возражений. Каждое слово было отчеканено с холодной яростью.

Он все еще держал меня, и я чувствовала, как его тело напряглось, готовое к новому всплеску насилия. Но Лора, к моему изумлению, не отступила. Она сделала несколько уверенных шагов внутрь библиотеки, и стук её каблуков по паркету звучал как приговор.

Её взгляд, острый как лезвие, скользнул по моему лицу — по разбитой губе, по покрасневшей от удара щеке, по растрепанным волосам, по задранному свитеру, обнажающей кружево бюстгальтера.

- Разве родители вот этому тебя учили? - спросила она, и каждое слово звенело в воздухе, как хрустальный колокольчик. - Обращаться так с женщинами? Брать их силой? Ты превращаешься в животное, Рой.

Её слова ударили точнее любого ножа. Я видела, как на висках и на шее Роя вздулись вены, пульсируя от еле сдерживаемой ярости. Его лицо приобрело пугающий багровый оттенок, а глаза сузились до щелочек. На мгновение мне показалось, что он бросится на сестру.

Но затем, словно очнувшись от кошмарного сна, он медленно разжал пальцы. Тяжело поднялся, механическими движениями поправил галстук, одернул пиджак, восстанавливая свой безупречный вид.

- Не лезь в мои дела, сестрёнка. - процедил он, и каждое слово сочилось ядом.

С этими словами он прошел мимо Лоры, задев её плечом с такой силой, что она пошатнулась. Дверь библиотеки хлопнула так, что задрожали книги на полках.

Я осталась сидеть на диване, всё ещё не в силах поверить в реальность происходящего. Тело била мелкая дрожь, дыхание вырывалось короткими, болезненными рывками. В горле стоял ком, мешающий говорить. Мысли крутились в голове бешеным водоворотом: Рой пытался взять меня силой. Он хотел меня изнасиловать. Мне нужно бежать. Нам с Хоуп нужно исчезнуть из этого проклятого дома смерти и боли.

- Как ты? - голос Лоры разорвал пелену моих мыслей.

Она стояла в нескольких шагах от дивана, не приближаясь, словно боялась спугнуть раненое животное. В её взгляде не было жалости — только холодное понимание. И это было странно утешительно.

Я провела дрожащей рукой по лицу, размазывая слезы и, возможно, кровь. Медленно, преодолевая слабость в ногах, поднялась с дивана.

- Прекрасно. - ответила я с кривой усмешкой, и мой голос звучал хрипло. - Просто чудесно. Спасибо, что вмешалась.

Лора не улыбнулась в ответ на мою горькую иронию. Её лицо оставалось серьезным, почти суровым.

- Давай-ка я провожу тебя до твоей комнаты. - сказала она тоном, не допускающим возражений. - Тебе нужно привести себя в порядок.

Я была удивлена её сопереживанию и по-настоящему благодарна. Несмотря на нашу историю, сейчас она повела себя как… союзник? Подруга? Это не укладывалось в моей голове.

Лора изменилась с нашей последней встречи. Её когда-то короткие волосы теперь спускались до талии тяжелой волной цвета темного золота. Фигура стала более женственной, округлившись в нужных местах, но сохранив аристократическую стать. Но наиболее заметно изменился её взгляд — в нём появилась глубина и какая-то мудрость, не свойственная прежней Лоре.

Я вспомнила, что Роуз тоже не присутствовала на нашей свадьбе с Роем. Она вообще никак не интересовалась нашей семейной жизнью и не вмешивалась. После всей той драмы на девичнике Роуз, она просто исчезла. Словно её стерли из жизни семьи Блэквудов невидимым ластиком. И я ведь даже не задавалась вопросом, почему?

Лора поддерживала меня под локоть, когда я споткнулась на лестнице. Мои ноги заплетались, колени подгибались, тело будто отказывалось подчиняться. Я чувствовала себя марионеткой с обрезанными нитями.

- Я думала, что знаю своего брата, но видимо, нет… - тихо произнесла Лора, когда мы миновали очередной поворот.

Её тяжелые слова повисли в воздухе. Я не знала, что ответить. Дар речи, казалось, покинул меня вместе с последними остатками достоинства.

Когда мы подошли к двери моей комнаты, Лора осторожно сжала мою руку и без лишних слов, покинула меня.

Оказавшись в своей комнате, я увидела, что мама спит на моей кровати. Её лицо, смягченное сном, выглядело моложе и беззащитнее. Нет, я не могла позволить ей увидеть меня в таком состоянии. Она и так натерпелась за свою жизнь, чтобы теперь беспокоиться еще и обо мне.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я прошла в ванну бесшумно, скользя как тень, пытаясь не разбудить ни маму, ни дочь, которая спала в детской кроватке в углу комнаты. Мое сердце сжалось при виде Хоуп — такой маленькой, такой невинной, спящей с таким доверием к миру, который был готов разорвать её на части только за то, чьей дочерью она являлась.

В ванной комнате я включила свет и, подойдя к зеркалу, увидела ужасающую картину. Половина моего лица была красная, опухшая. Разбитая губа, из которой все еще сочилась кровь, растрепанные волосы, в которых, казалось, запутался весь ужас последнего часа. Так ужасно я еще никогда не выглядела. Даже в плену Алана ко мне были милосерднее.

Я была еще в шоке и страхе. Перед глазами снова и снова всплывало искаженное от ярости лицо Роя, и я впервые видела его в таком состоянии, в таком обличье. Я не знала, что он когда-то поднимет на меня руку. Для меня это было потрясением — словно кто-то сорвал маску с лица человека, которого я считала знакомым, и под ней оказалось лицо чудовища.

Холодная вода обожгла разбитую губу, когда я попыталась смыть кровь. Боль отрезвила меня, вернула в реальность. И в этой реальности я окончательно и бесповоротно решила, что мне нужно срочно бежать. Бежать от всех, спрятаться, чтобы меня никто не нашел. Превратиться в призрака, в тень, в никого.

С завтрашнего дня у меня есть три дня на то, чтобы найти доказательства своей невиновности. Представить их Алану, доказать ему, что Хоуп от него, и попросить убежище. Но так, чтобы и он не имел возможности вмешиваться в мою жизнь. Не знаю, согласится ли он, но я всё-таки должна попробовать. У меня просто нет вариантов и некому больше обратиться. Если выбирать из двух зол, я лучше выберу наименьшее.

Я смотрела на свое отражение и видела в нем женщину, загнанную в угол. Женщину, которая должна была стать или жертвой, или хищником. И я уже сделала свой выбор.

Утром, дождавшись, пока Ричард уедет, я направилась в его кабинет. Ричард имел привычку уезжать на работу крайне рано, пока все еще спали. Я решила, что это мой шанс. Возможность найти что-то, что поможет мне вырваться из этого кошмара.

Я прошла на первый этаж. Сердце колотилось в груди, как пойманная птица, когда я приблизилась к двери кабинета Ричарда. Тронув дверь, я с удивлением обнаружила, что она открыта. Видимо, Ричард был настолько уверен в своей власти над обитателями дома, что не считал нужным запирать свою святая святых.

Войдя внутрь, я даже не знала, с чего начать. Стол был идеально чистым, словно хирургический инструмент. На нем лежало несколько кипок бумаг с непонятным мне содержанием. Я лихорадочно пролистывала их, но ничего не находила — в основном это были какие-то договоры и квитанции со строительными фирмами. Ничего, что могло бы мне помочь.

Ноутбук, когда я открыла его, был заблокирован, естественно, под паролем. Я попыталась несколько раз ввести что-то очевидное, например дату рождения Роя, дату рождения Лоры, но ничего не подходило. Даже просто вбивала имена или комбинации, которые знала, которые присутствовали в жизни Ричарда. Название улицы, номер дома, но ничего из этого не подходило. Я понимала, что это бессмысленно. Вариаций может быть огромное количество, а времени у меня не так много.

Отчаяние подступало к горлу тугим комом, когда я начала проверять ящики стола. Некоторые из них были закрыты на ключ, и с каждой неподатливой ручкой моя надежда таяла, как весенний снег. Те ящики, которые удалось открыть, не содержали ничего полезного — опять какие-то договора, счета, квитанции. Ничего, что могло бы стать оружием в моих руках.

Я поняла, что мне нужно найти ключ от запертых ящиков. Сзади стола стояли несколько книжных шкафов, застекленные дверцы которых я поспешно открыла. Я просто начала искать хоть что-нибудь, лихорадочно поднимая статуэтки, двигая книги, папки, но ничего найти не могла. Отчаяние и страх смешались в гремучий коктейль, который заставлял мои руки дрожать, а сердце — биться с такой силой, что, казалось, его стук был слышен по всему дому.

Я уже начала психовать, как вдруг услышала, как дверь позади меня открылась. Я просто замерла. Страх сковал меня, парализовал каждую мышцу. Я боялась пошевелиться или вздохнуть. Вот так вот меня поймали в первый же день моих попыток с поличным. Я уже представляла ужасные события, что произойдут дальше, что со мной сделает Ричард, что он сделает с Хоуп. Кошмарные мысли пронеслись в моей голове, как стая голодных воронов.

- И что ты здесь забыла? - спросил женский голос, и я почувствовала, как холодная волна облегчения смывает мой страх.

Я повернулась и увидела Лору, стоящую в дверном проеме. Она выглядела как видение в своем белом шелковом платье, которое текло по её фигуре, подчеркивая каждый изгиб. Её волосы, заплетенные в сложную косу, обрамляли лицо, на котором читалось не возмущение, а скорее… любопытство.

- Я все объясню. - выдохнула я, чувствуя, как мое сердце постепенно возвращается к нормальному ритму.

- Еще бы ты не объяснила. - отрезала она, закрывая за собой дверь с мягким щелчком. - Ты же понимаешь, как тебе повезло, что тебя застукала я, а не мой брат или наш отец?

В ее голосе не было угрозы, скорее странное сочувствие, смешанное с иронией. Я прекрасно понимала, о чем она говорит, и поспешила скорее выйти из положения.

- Я тебе всё расскажу, если ты пообещаешь ничего не рассказывать им. - сказала я, и мой голос дрогнул на последнем слове.

Лора изучала меня несколько долгих секунд, её взгляд скользил по моему лицу, словно она искала что-то, известное только ей. Наконец, она кивнула.

- Хорошо. Но не здесь. Пойдем в сад.

Дом еще спал, и мы могли поговорить наедине, без лишних глаз и ушей. Мы вышли в застеклённый сад, который купался в утреннем солнце. И сели на плетеные диванчики, уложенные мягкими подушками цвета слоновой кости. Лора сидела напротив меня в ожидающей позе. Прямая спина, скрещенные лодыжки, подбородок, слегка приподнятый в жесте, выдающем ее аристократическое происхождение. А я собиралась с мыслями, не зная, с чего начать историю, которая могла стоить мне всего.

- Я не выдам тебя. - неожиданно произнесла Лора, нарушая молчание. Её голос был тих, но в нем звучала сталь, решимость, которая заставила меня поверить ей. - Что бы ты ни искала в кабинете отца… это должно быть что-то важное, раз ты рискнула быть пойманной. И, судя по тому, что я видела вчера… - она замолчала, и ее взгляд скользнул по моей щеке, где всё еще виднелся след от удара Роя, хоть я и пыталась скрыть его под слоем тонального крема. - …я не осуждаю тебя.

Я была шокирована её пониманием, и меня кольнула совесть. Это же Лора, бывшая девушка Алана. Та самая девушка, которой Алан изменял со мной в тайне ото всех. Всё это нервировало меня очень сильно. Внутри разливалось острое чувство вины. Не просто абстрактное понимание неправоты, а физически ощутимая тяжесть, будто кто-то положил мне на грудь свинцовую плиту. Я чувствовала, как сердце колотится где-то у самого горла, а желудок сжимается в тугой узел.

Солнечный луч, пробившийся сквозь листву экзотической пальмы, упал на её волосы, превращая их в поток расплавленного золота с мерцающими красноватыми отблесками. Она была прекрасна — сейчас, спустя годы, я могла признать это без ревности или зависти. Её точеные черты лица словно вышли из-под кисти талантливого художника — идеальный овал лица, высокие скулы, тонкий нос и полные губы, изогнутые в легкой полуулыбке. И эта безупречная красота лишь усиливала мое чувство вины. Я влезла в её отношения, я украла у неё то, что могло принадлежать ей, и теперь я сидела перед ней, нуждаясь в её помощи.

Вдалеке прошелестел механизм автоматического полива, и мелкие капли воды начали оседать на листьях папоротников, создавая умиротворяющую музыку природы.

- Ты же понимаешь. - начала я, голос предательски дрогнул, как струна, натянутая до предела. - Что наш брак с Роем, не по любви?

Лора слегка наклонила голову, и на её губах появилась странная, почти снисходительная улыбка. Яркий солнечный блик отразился в серебряном кулоне на её шее, на мгновение ослепив меня.

- Я знаю. - ответила она с легким вздохом, который колыхнул тонкую ткань её платья. - И если сейчас ты хочешь рассказать мне о вашем любовном треугольнике, с тобой, Роем и Аланом, то не стоит утруждаться. Я в курсе происходящего.

Я почувствовала, как кровь отхлынула от моего лица, оставляя кожу холодной и мертвенно-бледной. Внутри словно разорвалась граната стыда, осколки которой впились в каждую клеточку моего тела.

- Как знаешь… - только и смогла выдавить я, чувствуя, как пересыхает во рту, словно я неделю провела в пустыне без воды.

Лора изящно пожала плечами. Её движения были грациозны, как у пантеры – хищной, но в данный момент не настроенной на атаку.

- Я привыкла, что многие считают меня глупой блондинкой. - в её голосе проскользнула горечь, смешанная с иронией. Она провела рукой по волосам, заправляя непослушную прядь за ухо, украшенное тонкой жемчужной сережкой. - Все всегда думают, что я ничего не знаю, что я ничего не замечаю.

Когда она это говорила, она слегка ухмылялась, но эта ухмылка не достигала глаз. В глубине её глаз я видела старую боль, которую она научилась скрывать за маской светской непринужденности. Тонкая морщинка между бровей выдавала годы притворства и подавленных эмоций.

- На деле я очень наблюдательна. - добавила она, постукивая ухоженным ногтем по подлокотнику. Звук был едва слышен, но в тишине оранжереи казался отчетливым, как удары метронома. - Так что, да, о твоей связи с Аланом я знаю.

Мне было в этот момент ужасно совестно, особенно учитывая то, что Лора вчера практически спасла меня от своего брата. Я просто закрыла лицо руками, ощущая шероховатость кожи на опухших от слез веках, потерла глаза, потому что не знала, что говорить. Моя душа сжималась от осознания, насколько я была эгоистична тогда, думая только о своих чувствах к Алану, не считаясь с чувствами других. Это был как удар под дых – резкий, неожиданный, выбивающий воздух из легких.

- Я виновата перед тобой. - прошептала я, с трудом выталкивая слова через сжатое горло. Каждое слово царапало его, как острые осколки стекла. - Я влезла в чужие отношения и разрушила их. И поверь, мне было… мне до сих пор стыдно за это.

Лора вдруг поднялась со своего места. Её шелковое платье зашелестело, как осенние листья под ногами. Она сделала несколько шагов по мягкому ковру цвета весенней травы, и опустилась рядом со мной. От неё исходил тонкий аромат дорогих духов и едва уловимый запах свежести, как после летнего дождя. Её близость была неожиданной и тревожащей, словно приближение грозы, которая может как разрушить, так и очистить.

- Успокойся и не загоняйся так сильно. - сказала она с неожиданной мягкостью, и её пальцы легко коснулись моего запястья. Её прикосновение было прохладным и успокаивающим, как ручей в жаркий день. - Наш союз с Аланом трещал по швам ещё до твоего появления в нашей жизни. Так что, если бы не ты, то другая этому бы поспособствовала.

Я подняла глаза, встречаясь с её ясным и глубоким взглядом. В нём не было ненависти, только какая-то глубокая, выстраданная мудрость, которая обычно приходит к людям лишь в конце долгого жизненного пути. И это меня поражало и удивляло. В ней мудрости было гораздо больше, чем во мне самой. Как будто, пока я переживала свои драмы, она прошла через свою собственную одиссею, которая закалила её душу и превратила наивную девушку в зрелую женщину.

- Знаешь ты или нет. - начала я, собирая остатки храбрости, как солдат перед последним, решающим боем. - Но Хоуп не от Роя.

Лора вскинула брови, и её глаза расширились от удивления. Она наклонилась ближе, так что я могла рассмотреть золотистые крапинки в её радужке, словно не доверяя своим ушам.

- Даже так? - она негромко присвистнула, и этот звук странно гармонировал с журчанием воды в миниатюрном фонтане в углу оранжереи. - Алан везде поспел. Быстро же у вас всё закрутилось.

- Хоуп, незапланированный ребенок. - ответила я, чувствуя, как защитная волна поднимается внутри меня, словно барьер против возможного осуждения. - И Алан до недавних времен даже не знал о ней, о том, что у него есть дочь.

Лора удивленно посмотрела на меня, и в её взгляде читалось настоящее изумление. Тонкая вертикальная морщинка появилась между её идеально очерченными бровями.

- Так, я понимаю, все мои родственники в курсе? - она понизила голос до шепота, хотя кроме нас в саду никого не было.

Я кивнула, чувствуя, как по спине пробегает холодок, словно кто-то провел по ней кубиком льда. Называть вещи своими именами было страшно, даже в этом безопасном, как мне казалось, разговоре.

- Да. - слово вырвалось тихо, почти беззвучно, как последний выдох умирающего.

И потом я просто поведала ей историю о том, как произошла авария с Роуз, как я попала в больницу, где узнала, что я беременна, как Ричард загнал меня в ловушку, угрожая мне всем, что у меня есть, принуждая к браку с Роем. Я рассказала, что не могла не согласиться, что выбора у меня не было – или брак, или потеря всего, включая возможность растить своего ребенка. Слова из меня лились фонтаном, будто прорвало плотину, которая сдерживала мои чувства все это время. Капли пота выступили на моем лбу, а руки дрожали, как осиновые листья на ветру.

Я рассказывала о ночах, проведенных в слезах, когда подушка намокала от соленой влаги, а горло саднило от сдерживаемых рыданий. О страхе за свою дочь, который преследовал меня даже во сне, превращая ночной отдых в пытку. О чувстве беспомощности перед властью и деньгами Ричарда, которое было подобно ощущению утопающего, видящего берег, но не способного до него доплыть. О том, как я пыталась защитить своего ребенка, играя по правилам семьи Блэквуд, надевая маску счастливой жены и молодой матери, когда внутри все кричало от боли и отчаяния.

Лора слушала меня с невероятным вниманием. Она не перебивала, лишь изредка вскидывала брови в удивлении или слегка прикусывала нижнюю губу, когда я рассказывала о самых болезненных моментах. Но даже в моменты самых шокирующих откровений она не выглядела по-настоящему потрясенной, словно имела дело с чем-то, что не было для неё совершенно неожиданным.

И когда я закончила свой рассказ, чувствуя себя опустошенной и одновременно освобожденной, как будто тяжелый груз был снят с моих плеч, она произнесла фразу, которая заставила меня замереть, словно птица, увидевшая змею.

- Кажется, история повторяется.

Я вопросительно посмотрела на неё.

- О чём ты?

Лора откинулась на спинку дивана и закусила нижнюю губу, словно размышляя, стоит ли продолжать. Её длинные пальцы начали нервно играть с кулоном на шее – серебряным медальоном с выгравированным узором, который я не могла разглядеть.

- Ах Элизабет.... - её губы изогнулись в загадочной улыбке, когда она наклонилась ко мне. - В душе Ричарда Блэквуда заперты призраки, способные перевернуть весь твой мир.

Я почувствовала, как участился пульс, отдаваясь в висках громкими ударами. Внутреннее чутье подсказывало, что я сорвала джекпот, доверившись Лоре, открывшись перед ней. Возможно, то, что я так отчаянно искала — доказательства, в которых я нуждалась, сидели сейчас прямо передо мной.

В образе этой загадочной женщины.

Глава 21

Слова Лоры повисли в напряженной тишине оранжереи. По моей спине пробежала волна мурашек, а во рту пересохло от предвкушения и страха. Неужели она знает что-то настолько важное, что может перевернуть мою разрушенную жизнь с ног на голову? Вернуть мне Алана? Очистить моё имя?

- Что именно тебе известно, Лора? - выдохнула я, подавшись вперед так резко, что плетеный диванчик скрипнул под моим весом. - Это касается Роуз, верно?

Лора, медленно повернула голову, окидывая оранжерею внимательным взглядом своих серо-голубых глаз. Её тонкие ноздри слегка раздулись, словно она почуяла опасность, а изящные пальцы, нервно постукивали по подлокотнику.

- Тише. - прошептала она, и в её голосе звучала такая настороженность, что холодок пробежал по моей спине. - В этом доме даже у цветов есть глаза и уши.

В этот момент где-то в глубине оранжереи скрипнула дверь, и в помещение вошла домработница. Лора резко поднялась со своего места.

- Пойдем отсюда. - сказала она, улыбаясь мне улыбкой, которая не затрагивала глаз. - Предлагаю встретиться в центральном парке через два часа. У фонтана Аполлона.

Её взгляд был настолько выразительным, что я поняла — это не просто предложение. Это наш единственный шанс поговорить без соглядатаев Ричарда.

- Конечно, с удовольствием. - ответила я с такой же фальшивой беззаботностью, вставая и разглаживая платье. - Погода сегодня чудесная для прогулки.

Когда мы проходили мимо домработницы, я почувствовала, как её взгляд буквально прожигает дыру в моей спине.

Поднявшись в свою комнату, я услышала тихое хныканье Хоуп ещё до того, как повернула дверную ручку. Моя малышка плакала. Распахнув дверь, я увидела маму, с растрепанными каштановыми волосами, в которых появилось больше седины за последний месяц, чем за все предыдущие годы. Она покачивала Хоуп на руках, напевая колыбельную, но на её измученном лице читалось бессилие.

- Ма-ма! - воскликнула Хоуп, увидев меня, и её заплаканное личико озарилось такой радостью, что моё сердце едва не остановилось от любви и боли одновременно. Её крошечные ручки потянулись ко мне, словно я была её спасением, её безопасной гаванью в этом шторме.

Я бросилась к дочери, забирая её из рук матери, прижимая к себе так крепко, что могла чувствовать, как бьётся её маленькое сердечко.

- Мамочка здесь, моя хорошая. - прошептала я, целуя её в макушку, в лобик, в мокрые от слез щёчки. - Мамочка больше никуда не уйдет.

Это была ложь, и осознание этого разъедало меня изнутри, как кислота. Я не могла обещать ей, что всегда буду рядом. Не сейчас, когда всё вокруг меня рушилось, когда я балансировала на краю пропасти.

Хоуп прижалась ко мне всем своим маленьким тельцем, её рыдания стихли, сменившись тихими всхлипываниями. Укачивая дочь, я почувствовала на себе тяжелый взгляд мамы. Она смотрела на меня так, словно пыталась проникнуть в самые темные уголки моей души. Её глаза, обычно излучающие тепло и понимание, сейчас метали молнии праведного гнева.

- Господи, Элизабет, что случилось с твоим лицом?! - воскликнула она, и её голос дрогнул от ужаса и ярости.

Я инстинктивно отвернулась, пытаясь скрыть синяк на скуле и разбитую губу. Хоуп, почувствовав моё напряжение, снова заплакала, и я, проклиная себя за слабость, попыталась её успокоить.

- Ничего страшного, мам. - солгала я, пытаясь придать голосу беззаботность, которая звучала фальшиво даже для моих собственных ушей.

Я положила затихающую Хоуп в её кроватку, украшенную кружевным балдахином, и повесила над ней музыкальную карусель с ангелочками. Мелодия колыбельной наполнила комнату, и Хоуп, зачарованно глядя на кружащихся ангелов, начала успокаиваться.

Но мама не позволила мне так легко уйти от ответа. Она подошла ко мне с решительностью бульдозера, взяла за подбородок и повернула моё лицо к свету, падающему из высокого окна. Её пальцы, привыкшие исследовать маленьких пациентов, осторожно коснулись моей разбитой губы, опухшей скулы, синяка под глазом, который я пыталась скрыть тональным кремом.

- Кто это сделал с тобой? - её голос был тихим, но в нём звенела такая сталь, что я невольно вздрогнула. - Отвечай мне, Элизабет. Сейчас же!

Я попыталась улыбнуться, но губа саднила, и улыбка превратилась в гримасу боли, которая только подтвердила её худшие опасения.

- Мам, всё в порядке, правда… - начала я, но она прервала меня с такой яростью, что я отшатнулась.

- Не смей мне лгать! - её голос сорвался на крик, и Хоуп снова захныкала в кроватке. - Я не слепая! Это Ричард, да? Этот подонок поднял на тебя руку?!

Её глаза наполнились слезами ярости, а лицо исказилось от гнева и боли. Она отпустила мой подбородок и решительно направилась к двери, бормоча проклятия, которых я никогда не слышала из её уст.

- Я сейчас же пойду к этому мерзавцу! Пусть только попробует тронуть мою дочь! Я ему глаза выцарапаю!

Паника накрыла меня ледяной волной. Последнее, что нам было нужно — это чтобы моя мама, столкнулась с Ричардом Блэквудом, человеком, который мог уничтожить нас всех одним щелчком пальцев.

- Нет, мама! Стой! - я бросилась за ней, хватая её за руку с такой силой, что наверняка оставлю синяки. - Это не Ричард. Это… это Рой.

Мама замерла, словно её ударили под дых. Её лицо, обычно такое живое и выразительное, застыло маской шока и неверия.

- Твой муж? - прошептала она, и в этом шёпоте было столько ужаса, что у меня перехватило дыхание. - Рой поднял на тебя руку?

Я не могла выдержать её взгляда и опустила глаза, кивая. Стыд, горечь и страх смешались внутри меня в токсичный коктейль, отравляющий каждую клеточку моего тела.

Мама опустилась на край кровати, как будто у неё подкосились ноги. Её плечи, всегда такие прямые и гордые, поникли, а руки безвольно упали на колени. Она выглядела сломленной, постаревшей на десять лет за секунду.

- Боже мой, Элизабет… - её голос был тихим, но в нём клокотала такая ярость, что мне стало страшно. - Во что превратилась твоя жизнь? Что мы сделали не так?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я опустилась рядом с ней, обнимая её вздрагивающие плечи. Она казалась такой хрупкой сейчас, моя сильная мама, которая всегда была моей скалой, моим якорем в самые трудные времена.

- Я не для того тебя растила, чтобы какой-то ублюдок превращал твою жизнь в этот кошмар! - её голос сорвался на рыдание, такое болезненное, что я почувствовала, как моё сердце разрывается на части. - Я устала видеть, как этот проклятый брак разрушает тебя кусочек за кусочком! Я хочу, чтобы вы развелись! Чтобы мы никогда больше не видели эту чёртову семью Блэквудов!

Каждое её слово было ножом, вонзающимся в моё сердце, потому что я думала то же самое каждый божий день с тех пор, как надела это проклятое обручальное кольцо. Но я не могла просто так уйти — не сейчас, когда на кону стояло так много. Моя репутация, моя свобода, моя жизнь. Безопасность моей дочери и мамы.

- Мам, послушай меня. - я взяла её лицо в свои ладони, заставляя посмотреть мне в глаза. - Всё будет хорошо, я обещаю. Доверься мне, пожалуйста. Я знаю, что делаю. Мы справимся, вместе, как всегда.

Её глаза, полные слез, смотрели на меня с таким отчаянием, что мне хотелось закричать от бессилия. Я не знала, верила ли я в свои слова, но мне нужно было, чтобы она поверила. Чтобы она не сделала что-то безрассудное, что могло бы подвергнуть нас ещё большей опасности.

Когда её рыдания немного стихли, я осторожно предложила:

- Давай поедем в парк? Прогуляемся с Хоуп, подышим свежим воздухом.

Я видела, как в её покрасневших от слёз глазах мелькнуло подозрение. Она всегда чувствовала, когда я что-то скрываю. Но необходимость покинуть гнетущую атмосферу особняка Блэквудов пересилила все сомнения.

- Да. - вздохнула она, вытирая слёзы тыльной стороной ладони. - Я не могу больше находиться в этих проклятых стенах.

Собираясь, я ощущала странное двойственное чувство. Тревогу перед встречей с Лорой и облегчение от возможности хоть ненадолго вырваться из этой клетки.

Что может знать Лора? Какие тайны она хранит за своей безупречной фарфоровой маской? И могу ли я ей доверять, этой женщине, которая так долго была с Аланом? Которая, возможно, всё ещё любит его?

Запихивая в сумку подгузники и игрушки Хоуп, я краем глаза заметила в зеркале своё отражение. Исхудавшее лицо с заострившимися скулами, тёмные круги под глазами, делающие их огромными на бледном лице, разбитая губа, которую я пыталась замаскировать помадой, синяк на скуле, проступающий сквозь слой тонального крема. В свои двадцать лет я выглядела так, словно прожила сто жизней, каждая из которых была тяжелее предыдущей.

Когда мы вышли из особняка, нас, как всегда, сопровождала охрана. Четверо молчаливых мужчин в идеально сидящих тёмных костюмах, с пустыми глазами и каменными лицами. Три чёрных внедорожника с тонированными стёклами выстроились у подъезда, готовые следовать за нами, куда бы мы ни направились. Наша личная тюремная охрана, замаскированная под заботу о безопасности.

Дорога в парк казалась бесконечной. За окном проплывал город — яркий, шумный, полный жизни и движения. Солнце отражалось в стёклах высотных зданий, превращая их в сверкающие колонны. Люди спешили по своим делам, смеялись, ссорились, жили своей обычной жизнью. Такой далёкой от моей реальности, от моей золотой клетки, от моих страхов и надежд.

Хоуп тихо сопела у меня на руках, утомлённая утренними переживаниями. Её длинные ресницы отбрасывали тени на пухлые щёчки, а розовые губки были слегка приоткрыты. Она была так похожа на Алана, что иногда это причиняло физическую боль — видеть его черты в лице нашей дочери, зная, что он считает меня убийцей своей сестры. Но это ненадолго.

Что же расскажет мне Лора? Какие тайны она хранит за своей безупречной улыбкой? Может ли она знать правду о смерти Роуз? У неё есть доказательства, которые я смогу показать Алану, чтобы убедить его в своей невиновности? Я задавалась этими вопросами всю дорогу.

Моё время истекало. Меньше трёх дней до того, как Ричард депортирует нас из этого города. Три дня, чтобы спасти себя, свою дочь, свою мать. Три дня, чтобы найти правду в паутине лжи, которая опутала нас всех.

Я крепче прижала к себе спящую Хоуп, глядя на проносящийся за окном город, и поклялась себе, что сделаю всё возможное, чтобы защитить её. Даже если для этого придётся столкнуться лицом к лицу со своими самыми страшными демонами. Даже если для этого придётся рискнуть всем, что у меня осталось.

Потому что иногда, чтобы выиграть войну, нужно быть готовой проиграть несколько сражений. А я была готова сражаться. За свою дочь. За свою свободу. За правду.

Глава 22

Центральный парк встретил нас великолепием осени. Величественные клёны и дубы, облачённые в золотые и багряные одежды, шелестели под лёгким ветерком, роняя листья, которые кружились в воздухе, словно экзотические бабочки, прежде чем опуститься на землю. Солнце, нежное и ласковое, касалось наших лиц, согревая кожу, но не обжигая.

Хоуп, восседавшая в своей коляске как маленькая принцесса на троне, с восторгом тянула ручки к падающим листьям, пытаясь поймать их своими крошечными пальчиками. Её смех, чистый и звонкий, как хрустальный колокольчик, заставлял сердце сжиматься от любви и страха одновременно.

На мгновение я позволила себе забыть обо всём – о синяках, которые скрывала под слоем тонального крема, о предстоящем разговоре с Лорой, о тёмной тени, которая нависла над моей жизнью. Я просто наслаждалась этим мгновением покоя, этим островком нормальности в бушующем море моей жизни.

Хоуп, утомлённая впечатлениями, начала клевать носом, её длинные ресницы трепетали, прежде чем опуститься на пухлые щёчки. Мама заботливо подоткнула вокруг неё одеяльце, нежно касаясь её лица тыльной стороной ладони.

Мой телефон завибрировал в кармане пальто. Сообщение от Лоры. “Я уже на месте.”

Моё сердце болезненно сжалось, словно чья-то безжалостная рука стиснула его в кулаке. Момент безмятежности растаял, как утренний туман под лучами солнца.

- Мам. - я коснулась её плеча. – Мне нужно отойти. Погуляй пока с Хоуп без меня.

Мама посмотрела на меня долгим, тяжёлым взглядом, в котором читалось столько беспокойства, что я физически ощутила его вес. Но она только кивнула, беря на себя управление коляской Хоуп.

-Дорогая, будь осторожна. - прошептала она, и эти слова прозвучали как заклинание, как молитва.

Я быстро поцеловала спящую Хоуп в лоб и собрав всю свою решимость, направилась к месту встречи.

Лора стояла у небольшого ларька, держа в руках картонный стаканчик с кофе. Солнечные очки скрывали её глаза, но не могли скрыть напряжения, которое читалось в каждой линии её стройного тела. Она что-то печатала на телефоне, её длинные пальцы с безупречным маникюром нервно порхали над экраном.

Как всегда, она выглядела безупречно – кремовое кашемировое пальто, подчёркивающее её фарфоровую кожу, шёлковый шарф цвета бордового цвета, небрежно обвитый вокруг шеи, кожаные перчатки, облегающие её руки как вторая кожа. Её длинные волосы, собранные в элегантный низкий пучок, блестели на солнце, словно только что отполированная медь.

Увидев её, я почувствовала, как учащается моё сердцебиение. Ноги сами понесли меня вперёд, словно к источнику воды в пустыне, к спасательному кругу в бушующем море. Возможно, это было иррационально, но где-то глубоко внутри меня теплилась надежда, что этот разговор с Лорой станет первым шагом к свободе, к возвращению моей прежней жизни.

- Лора. - окликнула я, подходя ближе.

Она резко подняла голову, её губы, накрашенные помадой цвета спелой вишни, сложились в улыбку, которая не затрагивала глаз, скрытых за тёмными стёклами очков.

- Элизабет. Прогуляемся?

- Да, не против. - кивнула я, машинально оглядываясь по сторонам.

Мы обе это сделали — инстинктивный жест загнанных животных, ищущих признаки опасности. И они были здесь — двое мужчин в тёмных костюмах, держащихся на расстоянии, но не спускающих с нас глаз. Телохранители Ричарда, его глаза и уши, его длинные руки, дотягивающиеся до нас даже здесь, в парке, полном людей.

- Как-то некомфортно. - пробормотала я, кивая в их сторону.

Лора скривила губы в гримасе отвращения.

- Я привыкла к постоянному наблюдению. - произнесла она тихо, но с таким ядом в голосе, что я физически ощутила её ненависть к этой ситуации. - Но сегодня это особенно… назойливо.

Мы двинулись по дорожке, усыпанной золотыми листьями. Шуршание под ногами создавало своеобразную мелодию, под которую мы шли плечом к плечу, сохраняя молчание, словно собираясь с мыслями перед важным разговором.

Лора держалась прямо, её шаги были уверенными и размеренными. Но я замечала мелкие детали – как она нервно постукивает пальцем по стаканчику с кофе, как напряжена линия её челюсти, как она время от времени бросает быстрые взгляды через плечо, проверяя, не слишком ли близко подошли наши надзиратели.

Телохранители держались в трёх-четырёх метрах от нас — достаточно близко, чтобы вмешаться, если что-то пойдёт не по плану, но достаточно далеко, чтобы создать иллюзию приватности.

Наконец, когда мы отошли достаточно далеко от фонтана, углубившись в более тихую часть парка, Лора остановилась, повернувшись ко мне.

- Ты не видела Брендана? - спросила она неожиданно, её голос был обманчиво небрежным, но под этой небрежностью я чувствовала напряжение, как подводное течение под спокойной гладью воды.

Я удивлённо моргнула, застигнутая врасплох этим вопросом. Имя Брэндона было последним, что я ожидала услышать сейчас.

- Брендана? - переспросила я, нахмурившись. - Нет, я не видела его столько же, сколько и тебя. После аварии с Роуз я не общалась ни с кем из Бейтманов, до буквально, прошлой недели. - я сделала паузу, пытаясь разгадать выражение лица Лоры. - Почему ты спрашиваешь о нём?

Лора сняла солнечные очки медленным, почти театральным жестом, открывая свои серо-голубые глаза. В них читалось что-то, похожее на внутреннюю борьбу, словно она вела молчаливый диалог сама с собой.

- Ты никогда не замечала, как он похож на Ричарда? - спросила она, пристально наблюдая за моей реакцией. Её взгляд был как рентген, проникающий сквозь кожу и кости, в самую суть.

Я открыла рот, чтобы возразить, но внезапно осеклась, слова застыли на губах, как ледяные кристаллы. В моем сознании, как на экране кинотеатра, начали мелькать образы: острый профиль Брэндона, его жесткая линия подбородка, его пронизывающие карие глаза… И тот же профиль, то же выражение, но на лице Ричарда. Сходство, которое я никогда раньше не замечала, но которое теперь казалось таким очевидным, таким кричащим.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Что ты пытаешься сказать? - мой голос упал до шепота, слова были едва слышны, как шелест опавших листьев.

Лора оглянулась, её движения были быстрыми, нервными. Она проверяла расстояние до телохранителей, как загнанное животное, ищущее путь к бегству. Убедившись, что они достаточно далеко, она заговорила почти беззвучно, её губы едва шевелились:

- Брендан — мой брат, Элизабет.

Я почувствовала, как земля уходит из-под ног, как если бы я внезапно оказалась на краю пропасти. Холодная волна шока прокатилась по телу, заставляя кожу покрыться мурашками. Я моргнула несколько раз, пытаясь осмыслить услышанное, как будто пыталась сфокусировать взгляд на чем-то размытом и далеком.

- Прости, что? - выдохнула я, думая, что мне послышалось. Мой голос звучал странно, словно принадлежал кому-то другому.

- У нас один отец. - ответила она, не отводя взгляда. Её голос был твёрдым, как сталь, но в глубине глаз плескалась боль. - Ричард — отец Брендона.

Я всматривалась в её лицо, как в карту неизведанной территории, ища признаки обмана, розыгрыша, но видела только мрачную решимость и что-то похожее на застарелую боль, как шрам, который никогда полностью не заживает.

- Как… это возможно? - пробормотала я. - Ты точно в этом уверена?

Мир вокруг начал вращаться, как карусель, только набирающая скорость.

Лора взяла меня под руку и мягко потянула вперед — не стоять на месте, продолжать движение, не привлекать внимания. Её пальцы были холодными даже через ткань моего пальто, как ледяные осколки.

- Я поняла это не сразу. - начала она, шагая рядом со мной. - Сначала были только подозрения. Неуловимые, как тени в сумерках. Я случайно услышала ссору между отцом и Кристиной — матерью Алана, Брэндона и Роуз. Это было давно, мне было около пятнадцати.

Осенний воздух стал вдруг слишком тяжелым для дыхания. Я ловила его губами, как рыба, выброшенная на берег.

- О чем они спорили? - спросила я, чувствуя, как внутри нарастает напряжение, как струна, натянутая до предела, готовая лопнуть в любой момент.

- О сыне. - ответила Лора. Её глаза стали тёмными, как грозовые тучи. - Она кричала, что Ричард никогда не узнает его, что у мальчика уже есть отец. А Ричард… - она замолчала на мгновение, словно собираясь с силами. - Он был в ярости. Я никогда не видела его таким. Словно демон вселился в него.

Мои пальцы судорожно сжались на сумочке. Кожа натянулась на костяшках, став белой, как бумага.

- Откуда ты знаешь, что речь шла именно о Брендане? - возразила я слабо. Моё сердце колотилось как сумасшедшее, отдаваясь в ушах громом барабанов.

Лора горько усмехнулась.

- Я долго сомневалась. Годами эта мысль преследовала меня. Но потом я начала замечать сходства. Жесты, выражения, даже интонации голоса… Однажды я нашла детскую фотографию отца. - Её голос стал хриплым, словно она долго кричала. - Элизабет, они как две капли воды. Как зеркальные отражения друг друга, разделенные десятилетиями. А потом…

Она сделала глубокий вдох, как будто собираясь нырнуть в холодную воду. Её грудь поднялась и опустилась, как волна.

- Я взяла образец ДНК Брендана. - Слова вырвались из неё, как признание в тяжком грехе. - Стакан, из которого он пил воду на одной из вечеринок. И сделала тест на отцовство, используя образец ДНК Ричарда.

- Ты что?! - я едва не споткнулась от шока, ноги стали ватными, непослушными. - И что показал тест?

- 99% совпадение. - ответила Лора, её голос был бесцветным, как вода. – Брендан — сын Ричарда. Сомнений нет. Я сделала этот тест, когда только начала встречаться с Аланом. И все мои догадки подтвердились.

Мы прошли ещё несколько шагов в молчании, тяжёлом, как свинец. Моё сердце колотилось так сильно, что, казалось, выпрыгнет из груди.

- Ты думаешь, что авария родителей Алана была не случайной? - мой голос едва слышен. Слова вылетают из моих уст и повисают в воздухе, тяжёлые, как свинец.

- У меня нет прямых доказательств. - ответила Лора, понизив голос до шёпота. - Но я уверена, что это дело рук моего отца. Уверена так же, как в том, что завтра взойдёт солнце. За день до аварии я слышала, как он кричал в своем кабинете. Его слова звучат в моей голове до сих пор, как заевшая пластинка: “Ты пожалеешь о своем решении. У меня больше нет времени ждать. Я заставлю вас заплатить”.

Я почувствовала, как холодная дрожь пробежала по моему позвоночнику. Внезапно вся моя жизнь, все события последних лет предстали в новом, зловещем свете.

- Если Ричард так жаждал признать Брендана своим. – сказала я почти шёпотом. – То почему сейчас, он хранит молчание?

Лора отвернулась, словно не выдержав тяжести моего взгляда. Её силуэт на фоне золотисто-багровой листвы казался вырезанным из бумаги — чётким, резким, неестественно застывшим.

- Импульсивность — вторая натура моего отца. - голос Лоры звучал теперь глухо, словно из-под толщи воды. - Он действует на инстинктах, как зверь. И только потом, когда кровь остывает, приходит осознание последствий. Без матери Брендана объяснения стали невозможны. Или, может быть. - она подняла на меня глаза, в которых плескалась тёмная, мучительная догадка. - Он просто ждёт подходящего момента.

Скамейка под нами казалась островком в море опавшей листвы. Я опустилась на неё, чувствуя слабость в коленях, будто все силы разом покинули меня.

- А Роуз? - выдохнула я, боясь услышать ответ. Имя подруги обожгло губы, как глоток слишком горячего чая. - Та авария… со мной и Роуз…

Слова застряли в горле, как осколки стекла. Мысль была слишком страшной, слишком чудовищной, чтобы облечь её в слова.

Лора встретилась со мной взглядом, и в её глазах я увидела то же понимание, тот же ужас, который начал заполнять моё сердце, как чёрная жидкость, затопляющая все уголки, все тайники души.

- Ты ведь тоже это видишь, верно? - произнесла она тихо. Её голос дрожал, как струна под неумелыми пальцами. - Закономерность. Схему. Те, кто знает слишком много, те, кто идут наперекор ему…

Она не закончила фразу, но и не нужно было. Я уже сама складывала последние кусочки головоломки, и картина, которая вырисовывалась, заставляла кровь застывать в жилах. Роуз… должно быть, она что-то знала. Что-то, что угрожало Ричарду, его положению, его власти. И эта авария… авария, в которой я чудом выжила, а Роуз погибла… Это не было случайностью. Это было наказанием. Предупреждением. Устранением свидетеля.

Я посмотрела на Лору, на её лице промелькнуло что-то похожее на тень понимания.

- Истина иногда убивает, Элизабет. Роуз могла знать то, чего не следовало знать. Могла видеть то, чего не должна была видеть. А Ричард не терпит свидетелей своих грехов.

Холодок пробежал по моей коже, несмотря на тёплое пальто.

- Ты думаешь, она узнала что-то об аварии родителей? - я едва могла произнести эти слова, они застревали в горле, как осколки стекла.

Лора кивнула, её движение было почти незаметным, словно она боялась, что даже природа вокруг осудит её за эту догадку.

- Контроль — вот чего он жаждет больше всего. - её пальцы нервно теребили ремешок сумки, словно в поисках якоря в бушующем море откровений. - Не деньги, не власть в чистом виде, а именно контроль над людьми, над их жизнями, над их выборами. Роуз в его доме, Роуз рядом с ним, Роуз, которая знает слишком много, но вынуждена молчать… Идеальная клетка для опасной птицы.

Ветер усилился, срывая с деревьев последние листья. Они кружились вокруг нас в безумном танце, словно духи осени справляли свой причудливый праздник.

- Как и ты. - добавила Лора, её взгляд пронзил меня насквозь. - Ты ведь тоже пришла в наш дом не по своей воле, не так ли?

Наши взгляды встретились, я знала, что она видит в моих глазах — молчаливое подтверждение.

Глава 23

- Это месть, Элизабет. Холодная, расчётливая месть, вынашиваемая десятилетиями.

- Месть? - переспросила я, чувствуя, как по спине пробегает холодок. - За что?

Лора наклонилась ещё ближе.

- За отвергнутую любовь. Мой отец был влюблён в Кристину. Влюблён до одержимости, до безумия. Но она выбрала другого. И Алан… - она сделала паузу, её глаза встретились с моими. - Алан — живое напоминание о том выборе. Копия своего отца, которого Ричард ненавидел всеми фибрами души.

Картина наконец сложилась в моей голове, как последний кусочек мозаики, завершающий узор. Неутолённая страсть, перешедшая в ненависть. Одержимость, не угасшая с годами. Жажда контроля, ставшая второй натурой. И я — пешка в этой игре, призванная причинить боль сыну человека, отнявшего у Ричарда женщину, которую он считал своей.

- Видимо, когда Ричард узнал о вашем романе… - продолжала Лора, её слова падали в пространство, между нами, как камни в тёмный колодец. - Когда выяснил, что ты беременна от Алана… Всё сложилось идеально. Возможность отомстить сыну за грехи отца. Причинить ему ту же боль, что когда-то испытал сам — видеть, как женщина, которую любишь, достаётся другому.

Гнев вспыхнул во мне — яркий, горячий, очищающий. Всё это время я была лишь инструментом в чужой древней вендетте. Моя жизнь, моя любовь, моя беременность — всего лишь фигуры на шахматной доске Ричарда.

- Для таких, как мой отец, нет прошлого или настоящего Элизабет. Есть только неутолённые желания, неудовлетворённые амбиции, незаживающие раны.

Я встала, не в силах больше сидеть на месте. Энергия, рождённая гневом и решимостью, требовала выхода. Я начала расхаживать перед скамейкой, чувствуя, как опавшие листья шуршат под моими ногами.

- Черт возьми! Всё это, весь этот кошмар, происходит из-за эго одного человека? - вопрос вырывались из меня, как птицы из раскрытой клетки.

Я повернувшись к Лоре. Ветер трепал мои волосы, бросая пряди в лицо, но я не обращала на это внимания. В моей душе, среди страха и боли, начала пробиваться решимость — тонкий росток, но крепкий, способный пробить асфальт отчаяния.

- Мне нужны доказательства. - сказала я, и мой голос звучал неожиданно твёрдо даже для меня самой. - Что-то конкретное, что я могу показать Алану. Он должен знать правду о своей семье, о своих родителях, о Брэндоне… о Роуз.

Лора посмотрела на меня долгим, изучающим взглядом. В её глазах мелькнуло что-то похожее на уважение — быстрое, почти неуловимое, как вспышка молнии.

- А что, если он не захочет верить? - её вопрос повис между нами, как дамоклов меч. - Что, если предпочтёт оставаться в блаженном неведении? Некоторые тайны лучше не раскрывать, Элизабет. Некоторые раны лучше не бередить.

Я подумала об Алане — его ярости, его боли, его гордости. О том, как он смотрел на меня пока я была в его плену. Словно я была чужой, словно между нами никогда не было тех моментов нежности и тех обещаний.

- Я не могу так жить. - прошептала я, и в моём голосе прозвучала решимость, удивившая меня саму. - В тени лжи, в паутине чужих интриг. С обвинениями в преступлении, которого я не совершала.

Лора задумалась, её пальцы машинально теребили жемчужную пуговицу, на рукаве её пальто. Затем её лицо озарилось внезапным пониманием.

- Ноутбук. - сказала она, и в её голосе прозвучала уверенность. - Всё хранится на ноутбуке моего отца. Я более чем уверена. Единственный способ — выкрасть его и взломать.

Я вспомнила кабинет Ричарда — темное дерево панелей, тяжелые портьеры, книжные шкафы, заполненные томами, которые никто никогда не читал. И на массивном столе — серебристый ноутбук, тонкий, элегантный, вечно запертый на пароль.

- Я пыталась. - призналась я с горечью. - Там установлена защита. Пароли…

- Какие пароли ты пробовала? - быстро спросила Лора, её глаза сузились в сосредоточенности.

Я перечислила все варианты, которые приходили мне в голову — даты, имена, комбинации цифр.

- А дату рождения Кристины? - её вопрос прозвучал как выстрел в тишине. - Или просто её имя?

Я покачала головой, чувствуя, как в груди разгорается пламя надежды — маленькое, трепещущее, но настоящее.

- Я уверена, что пароль связан либо с Бренданом, либо с Кристиной. - Лора говорила теперь быстро, её глаза блестели, как у хищника, почуявшего добычу. - Одержимость моего отца не знает границ.

Я представила себе Ричарда — его холёное лицо, его идеальные костюмы, его властный голос. И где-то глубоко под этой безупречной оболочкой — обнажённую, кровоточащую рану неразделённой любви, которая за десятилетия превратилась в чёрную дыру, поглотившую всё человеческое в его душе.

- Естественно, я об этом не знала. - сказала я, чувствуя, как решимость наполняет меня, словно приливная волна. - Как я могла знать? Я узнала обо всем только сейчас.

Слова Лоры открыли для меня дверь — узкую, тёмную, опасную, но всё же дверь. Путь к истине, которую я могла показать Алану. Доказательства моей невиновности, доказательства преступлений Ричарда, доказательства того, что наша любовь была настоящей, не запятнанной ложью.

Я смотрела на опадающие листья, на серое небо, на бледное лицо Лоры, и в моей голове формировался план. Дерзкий, рискованный, возможно, безумный — но это был шанс.

- Я достану эти доказательства. - мой голос звучал тихо, но в нём была сталь. - Я расскажу Алану правду. И пусть Ричард наконец ответит за всё, что сделал.

В моей душе, среди страха и сомнений, расцветала решимость — яркая, непоколебимая, как последний осенний цветок, бросающий вызов наступающей зиме. Я думала о маме, которая научила меня стоять за правду. Об отце, которого никогда не знала, но в чьей крови, возможно, текла та же непокорность. Об Алане и нашей дочери, которая заслуживала нормальную жизнь.

И я знала: что бы ни ждало меня впереди, я буду бороться. За правду. За любовь. За будущее, которое пыталась украсть у нас чужая застарелая ненависть.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я смотрела на Лору изучающим взглядом. Дневной свет, пробивавшийся сквозь золотой покров листвы, касался её профиля, превращая чёткие линии в нечто эфемерное, почти призрачное. В этот момент что-то тонкое, почти неуловимое в её позе – какая-то хрупкая решимость – заставило меня задать вопрос, который давно таился в глубине сознания.

- А почему ты… - слова дрожали на моих губах, словно осенние листья на ветру. - Почему ты не боишься за своего отца? Ты рассказываешь всё это мне, зная, что я собираюсь сделать и при это не отстаиваешь его имя, не защищаешь его. Почему?

Мой вопрос повис в воздухе, между нами, как тончайшая паутина, сотканная из недоверия и любопытства. Лора медленно подняла взгляд, и в её глазах я увидела океан - тёмный, бездонный, с затонувшими в нём кораблями надежд.

- Ричард никогда не был мне хорошим отцом. - её голос звучал ровно, но под этой гладкой поверхностью ощущалось течение застарелой боли. - Ни мне, ни Рою. Никакой отцовской любви я от него никогда не получала.

Она отвернулась, и её профиль на фоне багряной листвы казался высеченным из мрамора — идеальный, холодный, недосягаемый.

- Да и материнской тоже. - добавила она тише, почти шёпотом. - Каждый был занят своим делом. Отец — бизнесом, мать — своими любовниками и благотворительностью. А мы с Роем… Мы были декорацией в спектакле под названием “Идеальная семья Ричарда Блэквуда”.

В её словах не было горечи — только усталая констатация факта, от чего они звучали ещё печальнее. Я представила маленькую девочку с кудрявыми волосами, ждущую, когда отец похвалит её рисунок, когда мать поцелует на ночь, когда кто-нибудь заметит её существование. Я представила подростка, чьи успехи никогда не были достаточно значительными, чьи мечты никогда не имели значения, чьи слёзы никогда не вытирали любящие руки.

Сердце сжалось от внезапной волны сострадания. Мои собственные проблемы на мгновение отступили перед лицом этой тихой, застарелой трагедии девушки напротив меня.

- Мне очень жаль. - слова вырвались прежде, чем я успела их обдумать.

К моему удивлению, Лора рассмеялась — звук был чистым, почти мелодичным, неожиданным в этой атмосфере тяжёлых признаний. Её смех, как хрустальные колокольчики, разбил напряжение между нами.

- Не надо этого, Элизабет. - сказала она, и в её глазах заплясали искорки жизни. - Никогда больше не говори так. Я не нуждаюсь в жалости — ни в твоей, ни в чьей-либо ещё.

Она откинула голову назад, и осеннее солнце заиграло в её волосах, превращая каждую прядь в тонкую нить расплавленного золота.

- И если ты думаешь, что я до сих пор страдаю по Алану, то ты ошибаешься. - продолжила она с лёгкой улыбкой, в которой сквозила тайна. - У меня сейчас на личном фронте всё замечательно.

Она наклонилась ко мне, словно собираясь поделиться секретом.

- И всё замечательно благодаря тому, что я всё скрываю от отца. - в её голосе звучало что-то похожее на озорство — неожиданное, почти детское. - Хотя я знаю, что, скорее всего, он даже в курсе.

Она отбросила непослушную прядь волос с лица жестом, полным элегантной небрежности.

- Но пока что он не вмешивается. - закончила она с лёгким вздохом. - И я этому рада.

Поднявшийся ветер взъерошил опавшие листья у наших ног, закружил их в причудливом вальсе вокруг скамейки. Я взглянула на часы и с удивлением обнаружила, что мы разговаривали уже больше часа. Целый час откровений, тайн и неожиданных открытий.

- Мне нужно возвращаться к Хоуп. - сказала я, поднимаясь со скамейки. Моя нога, которая затекла от долгого сидения, отозвалась лёгким покалыванием.

Лора кивнула и тоже встала, элегантным движением расправляя складки своего безупречного пальто.

- Конечно. - она протянула мне руку для прощания, и я ощутила её прохладные пальцы в своей ладони. - Будь осторожна, Элизабет. Что бы ты ни решила делать — будь в десять раз осторожнее, чем думаешь.

В её глазах промелькнуло что-то похожее на беспокойство — быстрое, едва уловимое.

Мы расстались — она направилась к своей машине, припаркованной у входа в парк, а я поспешила обратно к маме, чувствуя, как с каждым шагом реальность обрушивается на меня всё тяжелее.

В голове проносились обрывки нашего разговора, сплетаясь в головокружительный узор откровений и тайн. Ричард и его одержимость Кристиной… Авария, унесшая жизни родителей Алана и Брендана… Брендан — сын Ричарда… Роуз, знавшая слишком много… И я — пешка в его игре, призванная стать орудием мести сыну человека, отнявшего у него любимую женщину.

От этого калейдоскопа мыслей голова шла кругом. Казалось, что сам воздух вокруг меня наполнен тайнами, что каждый шорох листьев — это шёпот прошлого, каждый порыв ветра — дыхание призраков тех, кто стал жертвой чужих страстей и амбиций.

Я ускорила шаг, чувствуя, как внутри растёт жгучее, почти невыносимое желание. Желание покончить с этим раз и навсегда. Прервать порочный круг лжи и манипуляций. Выбраться из паутины, в которой я оказалась по воле чужого расчёта и собственной наивности.

Ветер усилился, бросая мне в лицо пригоршни опавших листьев. Я отбросила их рукой и продолжила путь, чувствуя, как каждый шаг приближает меня к моменту истины. К моменту, когда паутина лжи наконец порвётся, выпуская меня на свободу.

Мои дорогие читатели, я буду очень рада если вы поддержите эту историю❤️

Если она нашла отклик в ваших сердцах, пожалуйста, поддержите меня "мне нравится" и добавлением в библиотеку. И, конечно же, делитесь своими мыслями о героях в комментариях – ваше мнение бесценно! Спасибо!

Глава 24

Выбраться из паутины лжи, разорвать цепи чужих манипуляций, наконец вдохнуть полной грудью… Эти мысли кружились в моей голове, когда я вернулась в свою комнату. Полдня я провела в раздумьях, сидя у окна и наблюдая, как косые лучи осеннего солнца скользят по полу, медленно преодолевая путь от подоконника к дальней стене.

Хоуп играла на ковре с плюшевым единорогом — подарком Роя. Её маленькие пальчики сжимали мягкую игрушку, а губы шевелились в беззвучном разговоре с воображаемым другом. Глядя на дочь — такую беззащитную, такую невинную — я чувствовала, как сердце сжимается от страха и решимости одновременно. Всё, что я делаю, все риски, на которые иду — всё ради неё. Ради нашего будущего.

Информация, полученная от Лоры, обрушилась на меня, как лавина, не оставляющая возможности уклониться. Ричард, одержимый Кристиной… Родители Алана и Брендана, погибшие не в случайной аварии… Брендан — сын Ричарда… Роуз, знавшая слишком много… Эти факты складывались в мозаику чужих страстей и амбиций, но без доказательств я не могла быть уверена, что это правда, а не очередная манипуляция.

Мне нужен был ноутбук Ричарда. Но сегодня проникнуть в его кабинет уже не удастся. Придётся ждать до завтра, вновь просыпаться до рассвета, вновь рисковать.

- Ма-ма. - прозвенел голосок Хоуп, вырвав меня из тревожных мыслей. Она протягивала мне единорога, улыбаясь так, как умеют улыбаться только дети — открыто, без тени сомнений и страха.

Я взяла игрушку, чувствуя, как к глазам подступают слёзы. Двадцать лет. Мне всего двадцать, а я уже погрязла в таких интригах, о которых не рассказывают даже в самых мрачных романах. Вместо студенческих вечеринок и зачётов я планирую тайные проникновения в кабинет мафиози, вместо свиданий с парнями — встречи с отцом моего ребёнка, который считает меня убийцей своей сестры.

Телефон завибрировал в кармане джинсов, вырвав меня из мрачных размышлений. Сообщение от Алана.

“Время идёт. Я жду.”

Четыре слова, лаконичные и холодные, как лезвие ножа. Он ждал доказательств. Доказательств, что Хоуп действительно его дочь. Доказательств, что я не лгала ему об отношениях с Роем.

Мои пальцы сжали телефон так сильно, что костяшки побелели. С того самого момента, как Алан вошёл в мою жизнь — сначала как надменный брат моей лучшей подруги, потом как страстный любовник, а теперь как недоверчивый отец моего ребёнка — я была во власти его настроений, его решений, его вечных сомнений. И сейчас, когда мне отчаянно нужна была его помощь, я вновь должна была доказывать свою верность.

Решение пришло внезапно, чётким и ясным, как вспышка молнии в грозовом небе. Я должна дать Алану то, что он просит. Отрезок ДНК Хоуп — маленькая плата за возможность восстановить хотя бы крупицу доверия, между нами.

С внезапной решимостью я встала и подошла к комоду, где хранила свои немногочисленные личные вещи. Среди косметики и заколок нашлись маленькие ножницы для маникюра. Я взяла их, чувствуя странную смесь страха и надежды.

- Хоуп, малышка. - позвала я дочь, и она подняла на меня свои изумрудные глаза. - Иди к маме.

Она подошла, доверчиво улыбаясь, и я усадила её к себе на колени. Её волосы — нежные, шелковистые, светлые, как у отца — рассыпались по моим рукам. Я осторожно отделила тонкую прядку на затылке, там, где её не будет видно, и, затаив дыхание, сделала маленький срез.

Несколько золотистых волосков упали на мою ладонь — такие невесомые, такие крохотные, но в них была заключена вся правда о её происхождении.

Я бережно поместила волосы в маленький прозрачный пакетик, который нашла в ящике стола, и спрятала его в карман джинсов, чувствуя, как он жжёт кожу сквозь ткань — напоминание о том, что нужно сделать следующий шаг.

Осталось самое сложное — выбраться из этого дома. Дома, где каждый шаг контролировался, каждое слово прослушивалось, каждый взгляд фиксировался.

Но теперь у меня был союзник. Союзник, от которого я никогда не ожидала помощи.

Я взяла телефон и, пряча экран от любопытных глаз Хоуп, написала короткое сообщение Лоре: “Мне нужна твоя помощь.”

Ответ пришёл почти мгновенно: “В чём дело?”

“Ты дома?”

“Нет. Буду через час.”

Я выдохнула, чувствуя, как внутри разливается странное спокойствие. Час. Всего час, и я сделаю первый шаг к освобождению.

Время тянулось невыносимо медленно. Я играла с Хоуп, читала ей книжку, но мысли мои были далеко. Я представляла встречу с Аланом — его холодный взгляд, его напряжённую позу, его недоверие, смешанное с желанием поверить. Я репетировала слова, которые скажу ему, доказательства, которые приведу. Я готовилась к битве — битве за доверие человека, которого любила больше жизни, несмотря на всю боль, которую он мне причинил.

Наконец, когда часы в холле пробили шесть, я поцеловала Хоуп в макушку и передала её маме.

- Мне нужно отлучиться. - сказала я, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

Мама подняла на меня усталый взгляд, полный невысказанных вопросов.

- Что происходит, Элизабет? - спросила она тихо.

Я подошла к ней и взяла её руки в свои — такие тёплые, такие родные, единственные руки, которые никогда не предавали меня.

- Всё в порядке, мам. - произнесла я, глядя ей в глаза. - Правда. Просто… доверься мне. Обещаю, что всё будет хорошо.

Она смотрела на меня долгим, изучающим взглядом, и я видела в её глазах борьбу — между материнским инстинктом защитить меня и пониманием, что я уже не ребёнок, что у меня своя жизнь, свои решения, свои ошибки.

- Мне не нравится всё это. - сказала она наконец, качая головой. - Не нравятся твои секреты, твои внезапные исчезновения. Я чувствую, что ты в опасности, Элизабет, и это сводит меня с ума.

Я обняла её, вдыхая знакомый запах её духов, чувствуя, как бьётся её сердце.

- Я буду осторожна, мам. - прошептала я. - Обещаю.

Она кивнула, неохотно отпуская меня, и я почувствовала укол вины за все тайны, которые держала от неё, за все страхи, которые ей пришлось пережить из-за меня.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Но сейчас я не могла позволить себе сомнения. Я должна была действовать.

Я направилась к комнате Лоры, чувствуя, как с каждым шагом растёт моя решимость. Ричарда и Роя не было дома, что было мне на руку. Встретить Роя после того, что произошло, между нами, было последним, чего я хотела.

Дверь в комнату Лоры была приоткрыта, и я тихо постучала, прежде чем войти. Она сидела у туалетного столика, расчёсывая свои длинные светлые волосы.

- Ты пришла. - сказала она, откладывая расчёску. – Что случилось?

Я закрыла за собой дверь и прислонилась к ней, чувствуя, как бешено колотится сердце.

- Мне нужно встретиться с Аланом. - сказала я тихо. - И мне нужно незаметно выйти из дома.

Она повернулась ко мне, и в полумраке комнаты её лицо казалось особенно красивым — утончённым, с идеальными чертами. Я вдруг остро осознала, что эта женщина, которую я считала соперницей, врагом, теперь стала моим единственным союзником в этом доме.

- Я понимаю, что прошу слишком многого. - продолжила я, видя её задумчивый взгляд. - Но ты единственная, кто может мне помочь, Лора.

Она молчала несколько мгновений, и я почти физически ощущала, как в её голове проносятся мысли, как она взвешивает риски, последствия, выгоды.

- Хорошо. - сказала она наконец, поднимаясь со стула. - Есть один вариант.

Она подошла к огромному шкафу из тёмного дерева, занимавшему почти всю стену, и открыла дверцу. Внутри, в идеальном порядке, висели ряды дизайнерской одежды — платья, костюмы, блузы, каждая вещь на своём месте, каждый цвет гармонирует с соседним. Лора отодвинула ряд вешалок и потянулась к верхней полке, где, скрытая под стопкой аккуратно сложенного белья, лежала маленькая шкатулка.

Она достала её и открыла, извлекая связку ключей — один обычный и один электронный.

- В доме есть запасной выход, о котором знают не все. - сказала она, поворачиваясь ко мне. - Естественно, только члены семьи. Эта зона не попадает под камеры видеонаблюдения.

Она понизила голос, хотя мы были одни.

- Папа сделал это не просто так. Он всегда готовится к худшему — к тому, что его однажды могут “прихлопнуть” за его махинации. Это его… точка отхода.

Я слушала, затаив дыхание. Ричард Блэквуд — человек, державший в страхе половину города, имел запасной план. Конечно, имел. Человек, который годами плёл паутину интриг и манипуляций, не мог не оставить себе лазейку для побега.

- За кухней есть кладовая. - продолжала Лора, протягивая мне ключи. - В ней дверь, которая ведёт в небольшой коридор, а оттуда — выход наружу. Этот ключ. - она указала на обычный металлический ключ. - от двери в доме. А этот. - она коснулась электронного устройства. - от калитки в заборе. Она высокая, незаметная среди деревьев. Через неё ты сможешь выйти незамеченной.

Я взяла ключи, чувствуя их тяжесть в ладони — не только физическую, но и символическую. Эти маленькие кусочки металла были моим билетом к свободе, к правде, к Алану.

- Отец дал мне этот ключ ещё в детстве. - сказала Лора с грустной улыбкой. - “На всякий случай”. - сказал он. Тогда я не понимала, что это значит. Теперь понимаю.

Я посмотрела на неё — на эту сильную, гордую женщину, которая, несмотря на все обиды и ревность, протянула мне руку помощи.

- Спасибо. - сказала я, вкладывая в это слово всю искренность, на которую была способна. - Я не знаю, как тебя отблагодарить, Лора.

Она покачала головой, и в полумраке комнаты её глаза блеснули грустью.

- Просто будь осторожна. - сказала она тихо.

Мы смотрели друг на друга ещё мгновение. Две женщины, соединённые странной, неожиданной связью. Не дружба, не вражда — что-то более глубокое, более сложное. Понимание, может быть. Сестринство в мире, где женщинам часто приходится бороться за своё счастье против всех правил.

Я направилась к двери, но прежде, чем выйти, обернулась ещё раз.

- Ты заслуживаешь счастья, Лора. - сказала я тихо. - Настоящего счастья.

Она улыбнулась — грустно, немного иронично, но искренне.

- Иди. - сказала она. - Время дорого.

Я кивнула и вышла, чувствуя странную лёгкость на сердце, словно невидимый груз упал с моих плеч. Возвращаясь в свою комнату, я быстро набрала сообщение Алану:

“Через полчаса смогу выйти. Жди меня недалеко от дома Ричарда, там, где начинается лесополоса.”

Ответа не последовало, но я знала, что он там будет. Алан не упустит возможности, узнать правду.

В комнате мама уже уложила Хоуп спать. Малышка лежала в своей кроватке, свернувшись калачиком, как маленький котёнок, и сосала большой палец — привычка, от которой я никак не могла её отучить.

- Она устала. - сказала мама, поднимая на меня глаза. - День был долгим.

Я кивнула, подходя к кроватке и нежно проводя пальцем по щеке дочери. Такая нежная, такая тёплая — мой маленький ангел.

- Я скоро вернусь. - сказала я, наклоняясь и целуя Хоуп в лоб. - Обещаю.

Взяв небольшую сумку, я положила туда пакетик с волосами Хоуп и направилась к двери.

Спускаясь по лестнице, я чувствовала, как внутри растёт напряжение. Но отступать было поздно. Я должна была идти до конца.

Кухня была пуста. Повара уже ушли, а домработница заканчивала свой день в другом крыле дома. Я быстро прошла к кладовой — маленькой комнатке, заставленной полками с консервами и крупами.

В дальнем углу, за стеллажом с банками, скрывалась незаметная дверь. Я вставила ключ в замок, затаив дыхание, и повернула его. Замок щёлкнул, и дверь открылась, впуская меня в узкий, тускло освещённый коридор.

Сердце колотилось так сильно, что, казалось, его стук отдавался эхом от стен. Я быстро прошла по коридору, чувствуя, как с каждым шагом растёт волнение. В конце коридора была ещё одна дверь — массивная, металлическая. Я открыла её тем же ключом и оказалась снаружи, в маленьком дворике, окружённом высоким забором.

Воздух был прохладным, с лёгким привкусом осени. Я глубоко вдохнула, ощущая, как бешено колотится сердце. Я была почти свободна. Почти.

Калитка, о которой говорила Лора, находилась в дальнем углу дворика, почти незаметная среди густых кустов. Я подошла к ней, достала электронный ключ и приложила его к считывающему устройству. Секунда ожидания, показавшаяся вечностью, и зелёный огонёк мигнул, сопровождаемый тихим щелчком.

Я потянула на себя тяжёлую дверь и шагнула наружу, в темноту осеннего вечера. Впервые за долгие недели я была за пределами поместья Блэквудов без сопровождения, без наблюдения, без контроля.

Я быстро пошла вперёд, ориентируясь по тускло освещённой дороге, ведущей от дома. Через тридцать метров начиналась небольшая лесополоса — идеальное место для тайной встречи.

И тут я увидела вспышку фар в темноте, секундную, почти незаметную, но для меня она была ярче любого маяка. Он приехал. Алан приехал.

Машина была незнакомой — тёмной, с тонированными стёклами. Но стоило мне открыть дверь, как я почувствовала знакомый запах. Древесные нотки его одеколона, смешанные с лёгким ароматом кожаных сидений.

Алан сидел за рулём. Прямой, напряжённый, с лицом, похожим на застывшую маску. Его зелёные глаза, смотрели прямо перед собой, не поворачиваясь ко мне.

Я села на пассажирское сидение и пристегнула ремень безопасности, чувствуя странную неловкость. Алан дал по газам, не говоря ни слова, и машина тронулась, унося нас прочь от дома Блэквудов.

Мы проехали несколько кварталов в полном молчании. Я украдкой бросала взгляды на его профиль — резкий, красивый, с плотно сжатыми губами и желваками, ходящими на скулах. Он был зол. Но была ли эта злость направлена всё еще на меня, или на ситуацию в целом — оставалось загадкой.

Наконец, Алан свернул в тёмный проулок без освещения и заглушил двигатель. Мы оказались отрезаны от мира — только мы двое в замкнутом пространстве машины, окружённые темнотой и тишиной.

Алан повернулся ко мне. В полумраке его глаза казались почти чёрными, но я чувствовала их прожигающий взгляд, который, словно раскалённое железо, оставлял следы на моей коже. Он медленно изучал моё лицо, и я видела, как меняется выражение его глаз, когда он заметил мою разбитую губу. Сначала недоумение, затем вспыхнувшая ярость.

- Кто это сделал? - его голос был тихим, но в этой тишине слышалась буря, готовая разразиться в любую секунду.

Я молчала, не зная, что ответить.

- Рой? - Алан наклонился ближе, его дыхание обжигало мою щёку. – Элизабет, скажи мне.

Я отвернулась, не выдержав его взгляда.

- Какое это сейчас имеет значение? - прошептала я, чувствуя, как горечь поднимается из глубины души, затапливая грудь и подкатывая к горлу горьким комком. - Что изменится от этого знания?

Кулак Алана с такой силой ударил по рулю, что я вздрогнула, как от удара хлыстом. Звук был оглушительным в тесном пространстве машины.

- Какого хрена, Элизабет?! - прорычал он, и в его голосе клокотала такая ярость, что я инстинктивно вжалась в сиденье. - Ты издеваешься надо мной сейчас? Этот ублюдок поднял на тебя руку, а ты спрашиваешь, какое это имеет значение?!

Его ярость была осязаемой — она заполняла тесное пространство машины, словно ядовитый газ, обволакивала меня, проникала под кожу, заставляя сердце биться ещё сильнее. Я опустила взгляд на свои руки.

- Да, это Рой. - выдохнула я, и каждое слово давалось с трудом, словно я выплёвывала осколки стекла. - Он увидел… засос на моей шее. Тот, что ты оставил, когда мы…

Алан тяжело выдохнул, резко проводя рукой по волосам, взъерошивая их ещё больше. Его пальцы дрожали от сдерживаемой ярости, а глаза потемнели до цвета штормового моря.

- Я принесла то, что ты просил. - поспешно сказала я, пытаясь сменить тему.

Дрожащими пальцами я расстегнула сумочку и достала прозрачный пакетик с локонами Хоуп. Положила его на центральную консоль между нашими сидениями, где он лёг как хрупкое доказательство существования нашей дочери — маленького чуда, созданного нами в другой жизни.

Алан взял пакетик, медленно повертел в руках, словно не веря в его реальность. Его пальцы — длинные, сильные, с выступающими венами, бережно поглаживали пластик, словно он мог почувствовать через него мягкость детских волос, прикоснуться к части своей плоти и крови, которую ещё не видел.

- Как ты смогла выйти из дома незамеченной? - спросил он тихо, не отрывая взгляда от пакетика, в котором будто была заключена вся его надежда на будущее.

- Лора помогла. - ответила я, наблюдая за выражением его лица.

Его брови взлетели вверх в искреннем удивлении.

- Лора? - переспросил он, словно не доверяя своим ушам.

- Да. - я не смогла сдержать горькой усмешки, искривившей мои губы. - Удивлён?

- Есть такое. - он покачал головой, и на мгновение в его глазах мелькнуло что-то похожее на ностальгию. - Давно о ней ничего не слышал.

Наступила тишина, нарушаемая только нашим дыханием и далёким шумом города. Я вспомнила утренний разговор с Лорой, страшные тайны, которые она мне доверила — тайны, способные разрушить жизни и изменить судьбы. Слова рвались с языка, но я не знала, как их произнести, чтобы Алан не счёл меня в конец сумасшедшей. У меня не было доказательств, только слова против слов, а в этой игре я всегда проигрывала.

- Алан. - наконец решилась я, собрав всю свою храбрость в кулак. - Есть то, что я должна тебе рассказать. Но я не знаю, как ты отреагируешь…

Его взгляд стал настороженным, как у дикого зверя, почуявшего опасность.

- Что ты ещё хочешь мне сказать, Элизабет? - его голос был тихим, но в нём звучала сталь.

Я повернулась к нему, наши взгляды встретились.

- Есть огромная вероятность, что Брендан не твой брат. - произнесла я на одном дыхании, словно прыгнула в ледяную воду, зная, что обратного пути нет.

На мгновение Алан нахмурился, его брови сошлись на переносице, образовав глубокую вертикальную складку, а затем… он расхохотался. Громко, звонко, запрокинув голову назад, ударившись затылком о подголовник. Этот смех застал меня врасплох — я никогда не слышала, чтобы он так смеялся, словно я рассказала самую смешную шутку в мире.

- Элизабет, что за чёртову чушь ты несёшь? Ты совсем из ума выжила? - отсмеявшись, спросил он.

- Я не вру. - мой голос дрожал от обиды, острой, как лезвие ножа. - Я говорю то, что мне рассказала Лора.

- Лора? - его улыбка мгновенно исчезла, словно стёртая невидимой рукой, а в глазах появился холод.

- Да. Она рассказала мне, что Ричард и твоя мама…

- Заткнись! - он оборвал меня так резко, что я испугалась. Его голос, полный ярости и боли, ударил меня словно пощёчина. - Не смей! Слышишь меня? Не смей ничего говорить о моей матери!

Я вздрогнула от его тона, но продолжила, понимая, что должна донести до него правду, какой бы болезненной она ни была.

- Но, Алан, она знает вещи, которые…

Он зажал мне рот рукой, с такой силой, что я почувствовала вкус крови на языке. Его глаза, обычно такие красивые, сейчас горели безумным огнём.

- Я не стану слушать бред, что нафантазировала моя бывшая. - процедил он сквозь зубы, каждое слово было пропитано ядом. - Ты поняла меня?

Я кивнула, чувствуя, как слёзы жгут глаза, и он убрал руку. В его глазах плескалась такая боль, такое сырое, незащищённое страдание, что мне стало не по себе. Я поняла — Алан не готов слушать. Он блокирует любую информацию, которая может запятнать память о его матери, особенно связанную с Ричардом Блэквудом, человеком, которого он ненавидит всеми фибрами души.

Но дело было не только в его нежелании слушать. Без доказательств мои слова были лишь слухами, грязными сплетнями, которые могли ранить, но не убедить. Мне нужны были факты, чтобы достучаться до него, чтобы пробить эту стену отрицания, которую он выстроил вокруг себя.

Усталость накатила волной, затапливая меня с головой. Я устала бороться с ветряными мельницами, устала доказывать свою правоту, устала от того, что между нами стоит столько недосказанности.

- Завтра утром я достану доказательства, Алан. - сказала я, чувствуя, как слёзы подступают к глазам, застилая всё вокруг мутной пеленой. - Ты всё увидишь собственными глазами. Я уверена, что они есть. И ты должен будешь их принять, как бы тяжело тебе это ни было.

Алан сидел неподвижно, напряжённый, как струна, его взгляд был устремлён куда-то в темноту за лобовым стеклом. Казалось, он видит там что-то, недоступное моему взору — может быть, призраков прошлого, а может, угрозы будущего.

- А сейчас отвези меня обратно. - попросила я, чувствуя, как усталость наваливается на плечи неподъёмной тяжестью.

Но он не двигался с места. Его руки крепко сжимали руль, костяшки пальцев побелели, как будто он пытался удержать себя от чего-то. Я видела, как ходят желваки на его скулах, как дёргается нерв под глазом, выдавая бурю эмоций, бушующую внутри.

Глава 25

- Почему ты так жестока со мной, Элизабет? - его голос, низкий и хриплый, разорвал тишину, заставив меня вздрогнуть. В нем слышалась такая боль, что мое сердце сжалось, будто невидимая рука стиснула его в кулаке.

Этот вопрос застал меня врасплох, словно ледяная волна в жаркий день. Я повернулась к нему, не в силах поверить своим ушам, чувствуя, как удивление сменяется недоумением, а затем – горечью.

- Почему ты так отчаянно хочешь, чтобы я разочаровался во всем, во что верю? - в его словах клокотала ярость, зеленые глаза потемнели до цвета грозового неба, словно в них отражалась буря его души. Его пальцы с такой силой сжимали руль, что побелевшие костяшки, казалось, вот-вот прорвут кожу.

Сердце в моей груди забилось где-то в горле, стук его отдавался в висках, заглушая все остальные звуки. Как он мог переворачивать все с ног на голову? Разве не он отказывался видеть правду, которая была прямо перед ним? Которая кровоточила, кричала, умоляла быть услышанной?

- Я не пытаюсь, Алан. - мой голос звучал почти умоляюще, дрожа от сдерживаемых слез. Я чувствовала, как горечь поднимается из глубины души, заполняя каждую клеточку моего тела. - Я не хочу, чтобы ты разочаровывался в своих близких. Я просто хочу раскрыть тебе правду.

Что-то внутри меня сломалось, треснуло, как тонкий лед под слишком тяжелой ношей. Все эти месяцы подавляемой боли, страха, неуверенности, отчаяния — все это хлынуло наружу, как вода из прорванной плотины, сметая на своем пути все барьеры и преграды, которые я так старательно возводила.

- Если тебе так хочется жить в своем маленьком мирке, полном иллюзий. - голос мой сорвался на крик, наполняясь слезами и отчаянием. - Пожалуйста, живи дальше!

- Дело не в этом. - отрезал он, его скулы заострились от напряжения, а на виске пульсировала вена, выдавая его внутреннюю борьбу.

- А в чем тогда? - я почти кричала, подавшись в его сторону, чувствуя, как мои ногти впиваются в ладони. - Меня не устраивает статус убийцы, Алан! Поэтому хочешь ты или нет, но тебе придется принять эту правду! Я просто хочу, чтобы ты узнал, что произошло на самом деле. Чтобы Ричард заплатил за то, что он сделал. А потом… - голос мой сорвался, и последние слова дались мне с невероятным трудом. - А потом я исчезну из твоей жизни навсегда.

Что-то изменилось в его взгляде — словно защитная стена, которую он так старательно возводил, рухнула в одно мгновение. Его лицо исказилось, будто от физической боли.

Как пружина, Алан подался вперед, его руки обхватили мое лицо с неожиданной нежностью и силой одновременно. Он притянул меня к себе так, что наши лбы соприкоснулись, и я ощутила жар его кожи, его дыхание на своих губах.

- Ты думаешь, я позволю тебе снова исчезнуть? - прошептал он с такой яростью и болью, что мое сердце пропустило удар.

Воздух между нами накалился до предела. Я чувствовала, как электрические разряды пробегают по коже, как каждый нерв натягивается в ожидании. И в следующий миг его губы обрушились на мои.

Это был не просто поцелуй — это было стихийное бедствие. Его губы требовали, умоляли, наказывали, лаская мои с такой неистовой страстью, что перехватывало дыхание.

На мгновение я поддалась этому урагану чувств, растворяясь в нем без остатка, позволяя жару его тела прогнать холод, который поселился в моей душе. Но затем, как вспышка молнии, в памяти всплыли его слова, сказанные после нашей последней ночи: “Я просто трахнул жену Роя Блэквуда”.

Словно ледяной водой окатило меня это воспоминание. Я уперлась руками в его грудь, отталкивая с такой силой, что между нами образовалась пропасть.

- Не смей меня целовать! - выдохнула я, вытирая губы тыльной стороной ладони, словно пытаясь стереть его прикосновение. - Я же просто жена Роя Блэквуда, разве нет? Просто еще одна женщина в твоей постели!

Алан снова схватил меня, но я брыкалась, пытаясь вырваться из его хватки, как раненое животное. Его глаза пылали каким-то безумным огнем.

- Посмотри на меня! - потребовал он, его голос был хриплым от напряжения. - Посмотри на меня Элизабет!

Он встряхнул меня, будто пытаясь привести в чувство, а затем, словно сдаваясь, его голос снизился до шепота:

- Я был не прав, слышишь? Я был не прав.

Горький смех вырвался из моей груди.

- Как легко, да? - я смотрела на него с болью и гневом. - Думаешь, достаточно просто сказать эти слова, и ты будешь прощен? Нет, Алан. Больше нет.

Не в силах больше выносить это, я распахнула дверцу машины и выскочила наружу. Холодный ночной воздух обжег легкие, но это было ничто по сравнению с огнем, который сжигал меня изнутри. Я побежала, не разбирая дороги, лишь бы подальше от него, от машины, от этих невыносимых чувств.

Как же я устала. Устала от Алана, который вечно берет то, что хочет, не спрашивая о чувствах, не думая о том, что чувствуют другие. От Роя, который ведет себя так, будто я его собственность. От Ричарда, который обращается со мной, как с вещью, которую можно купить, продать, разменять. Устала от этих мужчин, от их эго, от их игр, от их войн, в которых я всегда оказывалась пешкой.

Я слышала за спиной тяжелые шаги Алана, его голос, зовущий меня, но не останавливалась. Дождь усилился, превращаясь в ливень, мгновенно промочив мою одежду, но я не чувствовала холода — только обжигающую боль внутри.

Его рука поймала мою, разворачивая меня лицом к нему. Алан был на взводе, его лицо исказилось от эмоций, волосы прилипли ко лбу от дождя, а глаза… в них было столько всего, что невозможно было разобрать.

- Вернись в машину, Элизабет. - потребовал он, пытаясь перекричать шум дождя.

- Нет! - мой крик был полон отчаяния. - Отпусти меня!

Что-то во мне сломалось окончательно. Я начала колотить его по груди кулаками, вкладывая в каждый удар всю боль, все отчаяние последних месяцев.

- Неужели ты не понимаешь, что ты со мной делаешь?! - кричала я, не заботясь о том, что могу разбудить весь район. - Неужели не понимаешь, что я человек, что у меня есть чувства, эмоции? Я устала, Алан! Я так устала переживать то, что переживаю день за днем! Каково мне, Алан? Пожалуйста, просто подумай, каково мне!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он стоял неподвижно, принимая мои удары, не пытаясь защититься или остановить меня. Дождь струился по его лицу, смешиваясь с чем-то, что могло быть слезами.

- Я устала быть вещью, игрушкой, которой вечно манипулируют! - мой голос срывался от рыданий. - Я просто хочу спокойствия, хочу, чтобы от меня все отстали, чтобы я жила той жизнью, когда я не встречала тебя!

Я не ожидала, что скажу это, но слова вырвались прежде, чем я успела их осознать. И я увидела, как его лицо меняется: от шока до ледяного, каменного выражения.

- Я хочу забыть эти два чертовых года, Алан. - продолжала я, не в силах остановиться. - Я не хочу помнить, не хочу жить той жизнью, в которой живу сейчас. Я ненавижу себя! Ненавижу за то, что влюбилась в тебя, ненавижу за то, что повелась на все это! Ненавижу, потому что понимаю, что все, что случилось с нами, с тобой, со мной, с Роуз… все это случилось, потому что я полюбила не того человека! Понимаешь, Алан? Я люблю тебя! Я люблю тебя и ненавижу эту любовь! Она убивает меня, она отравляет мою жизнь! Что мне с этим делать, скажи?! Что мне с этим делать?!

Истерика накрыла меня с головой, я сорвалась в бездну. Все, что накапливалось внутри — боль, страх, отчаяние, неуверенность — все вырвалось наружу, словно прорвав невидимую плотину.

Алан схватил меня в свои объятия, крепко, почти до боли. Я пыталась вырваться, отталкивала его, но он только крепче прижимал меня к себе, не позволяя отстраниться. Наконец, силы оставили меня. Ноги подкосились, и я обмякла в его руках, чувствуя, как он поддерживает меня, не давая упасть.

Боль внутри была настолько сильной, что казалось, будто все внутренности разрываются на части. Я не могла сдерживаться. Мы с Аланом опустились на землю — он сел прямо на мокрый асфальт, притягивая меня к себе. Я рыдала в его объятиях, выплакивая всю горечь, все разочарование, всю любовь и ненависть, которые переполняли мое сердце. А он просто держал меня, не говоря ни слова, позволяя буре утихнуть самой.

Дождь продолжал литься, смывая слезы с моего лица, промочив нас обоих до нитки, но ни один из нас не заботился об этом. Под тусклым светом уличного фонаря, на мокром асфальте, в объятиях человека, которого я любила и ненавидела с одинаковой силой, я наконец-то отпустила все, что держала внутри.

Когда рыдания утихли, и я смогла дышать более-менее ровно, я медленно поднялась, чувствуя себя опустошенной и выжатой до последней капли. Не глядя на Алана, я молча направилась к машине, села на пассажирское сиденье и уставилась в пространство перед собой, не видя ничего вокруг.

Он сел следом за мной, завел мотор, и машина тронулась с места. Мы ехали в полном молчании, каждый погруженный в свои мысли. Когда он остановился у того самого места, откуда забрал меня, я уже почти успокоилась, только изредка всхлипывая.

Алан заглушил мотор и повернулся ко мне, его лицо было непроницаемым, но глаза — глаза выдавали бурю эмоций, которая бушевала внутри.

- У тебя есть время до утра. - произнес он тихо, но твердо. - Я заберу тебя отсюда. Из этого дома.

Я удивленно посмотрела на него, не веря своим ушам. После всего, что было сказано, после всех обвинений и признаний, он все еще…

- Я без правды, этот дом не покину. - мой голос звучал хрипло после рыданий, но в нем слышалась решимость.

Я резко вышла из машины и, не оборачиваясь, ушла, чувствуя, как его взгляд прожигает мне спину. Ночной воздух был холодным, он обжигал лёгкие при каждом вдохе, но я приветствовала эту боль. Она отвлекала от другой, более глубокой, более разрушительной — боли разбитого сердца, которое, казалось, никогда не заживёт.

Глава 26

Всю ночь я не смогла сомкнуть глаз. Каждая минута растягивалась в бесконечность, пока стрелки часов лениво ползли по циферблату, отмеряя время до рассвета. Мне удалось вернуться домой до прихода Ричарда и Роя — маленькая победа в моей личной войне. Весь вечер я просидела, запершись в своей комнате, словно в крепости, избегая любой возможности встречи с ними. В глубине души теплилась надежда, что я больше никогда их не увижу, что это мои последние часы в этом холодном, враждебном доме.

Вернувшись, я первым делом направилась в ванную. Горячие струи воды стекали по коже, смывая не только холод дождя, под которым мы с Аланом провели то мучительное время, но, казалось, пытались смыть и все воспоминания об этом дне. Но как бы ни была горяча вода, она не могла согреть ледяной комок страха в моей груди.

Уложив Хоуп спать, я просто лежала, глядя в потолок, слушая, как часы методично отсчитывают секунды моего бдения. Тик-так, тик-так — звук эхом отдавался в моей голове, сливаясь с биением сердца. Мысли о кабинете Ричарда жгли изнутри, искушая немедленно отправиться на поиски доказательств. Но разум, холодный и расчетливый, говорил мне ждать.

Проникнуть в кабинет ночью, когда все находились дома, было равносильно самоубийству. Даже если Ричард и Рой спали, малейший шум мог их разбудить. А что, если они еще не спят? Что, если Ричард решил поработать допоздна именно в этот вечер? Нет, я не могла рисковать, не сейчас, когда на кону стояла не только моя жизнь, но и жизнь моей дочери, моей матери.

Утро обещало безопасность, которой не могла дать ночь. Утром Ричард и Рой уедут по своим делам, как обычно. У меня будет время не только найти то, что я искала, но и собрать вещи, подготовить Хоуп и маму к отъезду. К тому же, я надеялась, что Алан придет на помощь — после всего что произошло, между нами, я все еще верила, что он не оставит меня одну в этой битве.

Когда первые лучи солнца прорезали занавески, я услышала движение на первом этаже. Осторожно приоткрыв дверь своей комнаты, я уловила голоса Роя и Ричарда, доносившиеся снизу. Они собирались уезжать, и мое сердце забилось быстрее от предвкушения долгожданной свободы.

Хоуп все еще мирно спала в своей кроватке, ее маленькие ручки разметались по подушке, а губы слегка приоткрылись во сне. Глядя на нее, такую безмятежную и невинную, я чувствовала, как решимость наполняет каждую клеточку моего тела. Ради нее я готова была сделать все.

Дождавшись, пока голоса стихнут, я на цыпочках подошла к окну в коридоре. Сквозь стекло я наблюдала, как Ричард и Рой садятся в черный автомобиль, окруженные своими телохранителями, и медленно выезжают за ворота. Когда машина скрылась из виду, я выдохнула, даже не заметив, что все это время задерживала дыхание.

Теперь или никогда.

Спустившись на первый этаж, я бесшумно скользнула к кабинету Ричарда. Дверь была не заперта — небольшая удача в череде моих несчастий. Все оставалось так же, как и вчера: ноутбук на столе, папки, аккуратно разложенные стопками, тяжелые шторы, приглушающие солнечный свет.

Я направилась прямо к ноутбуку, чувствуя, как пульс стучит в висках, а руки предательски дрожат. Включив его, я увидела запрос пароля. Глубоко вдохнув, я попыталась успокоиться и собраться с мыслями. Мне нужно было это сделать — сейчас или никогда.

Первыми на ум пришли комбинации, связанные с Бренданом. Я вводила его имя, дату рождения, которую нашла ночью в интернете, но система упрямо отказывалась меня пускать. Разочарование горьким комком подступило к горлу.

Затем я вспомнила о Кристине. Пальцы замерли над клавиатурой. А что, если…? Медленно, боясь сделать ошибку, я набрала имя Кристина и ее дату рождения.

Экран мигнул, и перед моими глазами начал загружаться рабочий стол.

Получилось! У меня перехватило дыхание, а кровь прилила к лицу от внезапного прилива адреналина. Я сделала это! Теперь передо мной лежали все секреты Ричарда Блэквуда, ожидая, когда я их раскрою.

Лихорадочно я начала просматривать папки, открывая одну за другой. Документы компании, финансовые отчеты, какие-то контракты — ничего, что могло бы помочь мне. Разочарование снова начало подкрадываться, сжимая сердце холодными пальцами.

И тут мой взгляд зацепился за папку с названием “Семейные дела”. Открыв папку, я увидела еще несколько подпапок и среди них — одну с названием “Реванш”. Мое сердце пропустило удар.

Дрожащими пальцами я кликнула на папку. Внутри был аудиофайл, датированный днем, когда погибли родители Алана. Я нажала на “воспроизвести”.

Сквозь шумы и треск я услышала холодный, отчетливый голос Ричарда Блэквуда.

“Ты не можешь больше скрывать это, Кристина. Брендан должен узнать, кто его настоящий отец.”

Женский голос отвечает ему.

“Меня это не интересует, до свидания.”

“Тогда ты сама виновата в том, что произойдет.” — голос Ричарда звучал как приговор, лишенный всякой эмоции.

“Оставь нас в покое.” — прошептала женщина, и что-то в ее голосе заставило мои волосы встать дыбом. “Оставь в покое нашу семью.”

А затем — ужасающий звук скрежета металла, визг тормозов, крики, оборвавшиеся так внезапно, что мое сердце замерло от ужаса.

Я закрыла папку, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. Вот оно, доказательство что Ричард отец Брендана. Что смерть родителей Алана — это не случайность. Что Лора — не солгала.

Я продолжила поиски и вскоре нашла другую папку, без названия. Внутри было несколько видеофайлов и документов. Я открыла один из видеофайлов.

На экране появилась запись с дорожной камеры. Я узнала тот самый перекресток, где произошла авария, унесшая жизнь Роуз. Вот черный внедорожник, в котором мы ехали, вот я сижу на заднем сидении рядом с Роуз, а не впереди, как утверждал Ричард. Вот водитель Марк, который внезапно ускоряется и выезжает на красный свет. А затем — удар другого автомобиля, точно в то место, где сидела Роуз. Всё было подстроено.

Рядом с видеофайлом лежал документ. Открыв его, я увидела сфабрикованные “доказательства” моей вины: поддельные показания свидетелей, утверждающих, что я сидела впереди и схватилась за руль, вызвав аварию, заключение экспертов, измененное в нужных местах. Всё это Ричард представил Алану, заставив его поверить, что я убила его сестру.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И теперь вся эта ложь, была у меня в руках.

Я схватила ноутбук, выдернула зарядку из розетки и захлопнула крышку. Мне нужно было бежать, немедленно.

Сердце колотилось в груди, когда я бежала по лестнице наверх, прижимая к себе ноутбук, как самое драгоценное сокровище. Ворвавшись в свою комнату, я увидела маму, кормящую Хоуп завтраком.

- Мама, собирайся! Быстро! - выпалила я, хватая телефон и печатая сообщение Алану: “Нашла доказательства. Отвези маму и Хоуп в безопасное место.”

- Что случилось, Элизабет? - мама встревоженно поднялась с места, все еще держа Хоуп на руках.

- Мы свободны, мама! - мой голос дрожал от волнения. - Бери только самое необходимое — документы, лекарства. Мы уходим. Сейчас же!

Я достала сумку и начала лихорадочно бросать в нее вещи — одежду для Хоуп, несколько своих вещей, документы. Руки тряслись так сильно, что я едва могла застегнуть молнию.

И тут дверь спальни открылась.

На пороге стоял Рой, его фигура заполнила дверной проем, отрезая путь к бегству. Мое сердце пропустило удар, а затем забилось с такой силой, что, казалось, готово было выпрыгнуть из груди.

- Куда-то собираешься? - его взгляд медленно скользнул по комнате, задержавшись на наполовину собранной сумке, а затем переместился на ноутбук в моих руках. – Это что, ноутбук моего отца?

В ту же секунду лицо Роя изменилось, словно маска благопристойности соскользнула, обнажая его истинную сущность. Черты заострились, скулы напряглись, а глаза — эти холодные, безжалостные глаза — потемнели, наполнившись такой яростью, что меня пробрала дрожь. Он сделал шаг ко мне, медленный, рассчитанный, как хищник, выслеживающий жертву. Я инстинктивно отступила, крепче прижимая к груди ноутбук — мое единственное спасение, мой билет к свободе.

- Рой, пожалуйста. - мой голос дрожал, но я отчаянно старалась говорить твердо, убедительно. - Выслушай меня. Ты не знаешь всей правды. Твой отец… он не тот, кем ты его считаешь.

Рой остановился, склонив голову набок, будто пытаясь понять существо на другом языке. Затем его губы искривились в горькой, презрительной усмешке.

- Правды? - он растянул слово, словно оно было горьким на вкус. - О какой правде ты говоришь, Элизабет? Я знаю достаточно, чтобы понять, что ты как была, так и осталась грязной подстилкой Бейтманов.

Слова его падали, как удары хлыста.

Лицо Роя искажалось, наливаясь кровью, вены на висках вздулись, а руки сжимались и разжимались, будто он уже представлял, как сомкнет их на моем горле.

- Отойди от нее, сейчас же! - голос мамы прозвучал неожиданно твердо, словно сталь разрезала воздух комнаты.

Она быстро отступила к детской кроватке, бережно укладывая туда Хоуп, которая начала хныкать, словно чувствуя электрические разряды напряжения, пронизывающие комнату. Мама встала между мной и Роем, выпрямив спину, превратившись в непреодолимый щит.

- Не смей к ней приближаться! Слышишь меня, мальчишка? Убирайся!

Рой даже не взглянул в ее сторону. Его глаза, налитые кровью, были прикованы к ноутбуку в моих руках, словно это была священная реликвия, которую я осквернила своим прикосновением.

- Отдай его мне. - процедил он сквозь зубы, делая еще шаг. - Отдай эту чертову вещь, сука, или клянусь, я размажу тебя по стенке!

- Нет! - я отшатнулась, упираясь спиной в стену. - Рой, здесь доказательства! Твой отец — убийца! Он убил родителей Алана, он подстроил аварию с Роуз! Ты должен это увидеть, должен понять!

Рой замер на мгновение, его глаза расширились от удивления, но затем его лицо исказилось такой дикой, первобытной яростью, что у меня перехватило дыхание.

- Какая же ты неблагодарная тварь! - проревел он, и в его голосе слышалось что-то не человеческое, что-то безумное. - Мой отец дал тебе крышу над головой, заботился об отродье Бейтманов, и чем же ты решила отплатить ему, а? Предательством?!

И он бросился на меня, словно раненый зверь. Его руки превратились в когти, глаза пылали безумием. В этот момент я поняла — он такой же, как его отец. Та же тьма текла в его венах, то же безумие овладело его разумом.

Мама попыталась остановить его, бросившись наперерез, но он отшвырнул ее, как тряпичную куклу. Она с глухим стуком ударилась о стену и сползла на пол, хватая ртом воздух. Хоуп разразилась пронзительным плачем, ее крошечное личико покраснело от страха.

- Ты безумен, Рой! - закричала я, пытаясь достучаться до последних остатков человечности в нем. - Посмотри на себя! Ты нападаешь на беззащитных женщин! Твой отец превратил тебя в чудовище!

- Заткнись! - прорычал он, его лицо исказилось до неузнаваемости. - Просто заткни свой поганый рот и отдай мне ноутбук!

Мама поднялась с пола, шатаясь и держась за стену. Ее лицо было бледным, но в глазах горел такой огонь, что даже я на мгновение испугалась.

- Не трогай мою дочь, выродок! - выкрикнула она и, собрав последние силы, бросилась к Рою, вцепившись в его руку.

Он оттолкнул ее с такой силой, что она отлетела через всю комнату, ударившись о тумбочку. Я услышала ужасный хруст и ее приглушенный стон боли.

Ярость вспыхнула во мне огненной волной, затмевая страх, затмевая разум. Все, что я видела перед собой — это человека, который угрожал моей семье, который обидел мою мать, напугал мою дочь. Я бросила ноутбук на кровать и кинулась на Роя, словно фурия, не заботясь о последствиях.

Он перехватил мои руки одной рукой, а второй замахнулся. Его кулак с чудовищной силой врезался мне в висок, и мир взорвался болью и яркими вспышками перед глазами. Я отлетела к комоду, ударившись головой о его острый край.

Тьма надвигалась на меня, как приливная волна, затягивая в свои глубины. Я пыталась бороться, пыталась подняться, но тело не слушалось меня. Последнее, что я услышала перед тем, как погрузиться в темноту, был пронзительный, плач моей дочери и тяжелое, хриплое дыхание Роя, нависшего надо мной, словно демон из ночного кошмара.

И мир исчез.

Глава 27

Сознание возвращалось ко мне медленно, словно я поднималась из глубокой водной толщи на поверхность. Сначала пришла боль — пульсирующая, острая боль в виске, которая разливалась по всей голове и затуманивала мысли. Затем — странное ощущение тяжести в теле, будто каждая конечность налилась свинцом.

Я попыталась открыть глаза, но даже это простое действие требовало невероятных усилий. Когда мне наконец удалось это сделать, перед глазами всё плыло, очертания комнаты размывались, расплывались в нечёткие пятна.

Моргнув несколько раз, я сфокусировала взгляд. Я лежала на полу своей комнаты — холодный паркет прижимался к моей щеке, а рядом… Рядом лежал ноутбук Ричарда. Его чёрная поверхность тускло отражала рассеянный свет, падающий из окна.

Медленно, с усилием, я приподнялась на локте. Комната закружилась вокруг меня, стены начали смещаться, и тошнота подкатила к горлу горькой волной. Я закрыла глаза, пытаясь справиться с головокружением, дыша глубоко и прерывисто. Каждый вдох отдавался болью в груди, словно кто-то наступил мне на рёбра.

Когда я снова открыла глаза, паника накрыла меня с головой. Комната была пуста. Абсолютно пуста. Никаких признаков моей мамы, ни плача Хоуп, ни даже разъярённого Роя.

- Мама? - мой голос был хриплым, едва слышным даже для меня самой. - Хоуп?

Тишина была единственным ответом. Холодная, безжалостная тишина, которая, казалось, высасывала из комнаты весь воздух, оставляя меня задыхаться от нарастающего страха.

Я заставила себя подняться на ноги, несмотря на пульсирующую боль и головокружение. Ноги были ватными, непослушными, и я чуть не упала, но смогла удержаться, схватившись за край кровати. Мой взгляд метался по комнате, ища любые подсказки о том, что произошло, пока я была без сознания.

Детская кроватка была пуста. Одеяльце Хоуп было смято, её плюшевый единорог лежал на полу, словно брошенный в спешке. Это зрелище вызвало во мне такую волну отчаяния, что я едва не упала на колени, прижимая руку ко рту, чтобы сдержать крик.

Страх вцепился в моё горло когтями, перекрывая дыхание. Мне казалось, будто тяжёлый камень лежит на груди, не давая сделать полноценный вдох. К горлу подступила тошнота, смешанная с паникой, и мне пришлось опереться о стену, чтобы не упасть.

Именно тогда мой взгляд упал на комод возле двери. На его гладкой поверхности белел листок бумаги, выделяясь на тёмной древесине, как кляксы крови на снегу. Я подошла к нему, чувствуя, как каждый шаг отдаётся болью во всем теле.

Записка была написана кривым, размашистым почерком, словно рука, водившая ручкой, дрожала от ярости или спешки:

«ТЫ ВЫБРАЛА ЕГО, ТЕПЕРЬ ВЫБИРАТЬ ЕМУ»

Записка не была подписана, но я знала, что это почерк Роя. В нём чувствовалась та же необузданность, тот же необработанный гнев, который я видела в его глазах перед тем, как потерять сознание.

Моё сердце забилось так быстро, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. Паника подкатила к горлу удушающей волной, перехватывая дыхание, заставляя хватать воздух мелкими, судорожными глотками.

- Боже, нет. - прошептала я, и голос мой был полон такого отчаяния, которого я никогда раньше не испытывала. - Нет, нет, нет…

«Ты выбрала его». Выбрала Алана? Выбрала правду о Ричарде? «Теперь выбирать ему». Ему — это Алану? Что это значит? Что он должен выбрать?

Мысли вихрем носились в моей голове, выстраиваясь в ужасающие сценарии один хуже другого. Где моя дочь? Где моя мама?

Я должна была позвонить Алану. Он должен был знать, что происходит, он должен был помочь.

Трясущимися руками я начала искать свой телефон, но его не было ни на тумбочке, ни на кровати, ни на комоде. Паника нарастала с каждой секундой, с каждым безуспешным поиском. Наконец, в отчаянии, я опустилась на четвереньки и заглянула под кровать.

Там, в пыли и тени, лежал мой телефон. Я схватила его, чувствуя, как слёзы облегчения текут по щекам. Дрожащими пальцами я разблокировала экран и нажала на контакт Алана.

Гудки. Бесконечные, мучительные гудки, каждый из которых отдавался в моей душе, как удар молота. Один, два, три… В ушах стучала кровь, а в голове билась единственная мысль: «Ответь, пожалуйста, ответь…»

- Элизабет? - наконец раздался его голос, напряжённый, настороженный.

И тут что-то сломалось внутри меня. Все эмоции, которые я пыталась сдержать, вырвались наружу в потоке слёз и сбивчивых слов.

- Алан. - задыхаясь от рыданий, проговорила я. - Он забрал её. Рой забрал Хоуп. Я не знаю, где она, не знаю, что с ней. И мама… Моя мама тоже исчезла. Пожалуйста, помоги мне. Пожалуйста, спаси нашу дочь…

В этот момент дверь в комнату распахнулась с такой силой, что ударилась о стену. На пороге стоял Ричард. Его лицо было искажено гневом, глаза сузились до щёлочек. В один миг он пересёк комнату и оказался рядом со мной.

- Дай сюда! - прорычал он, вырывая телефон из моих рук.

- Нет! - закричала я, пытаясь удержать свою последнюю связь с внешним миром, свою последнюю надежду. - Алан!

Я слышала, как Алан что-то кричал из динамика, но Ричард уже отбросил телефон в сторону. Он схватил меня за руки, с силой прижимая к кровати. Я отчаянно пыталась вырваться, царапалась, билась, как дикая кошка, но он был слишком силён.

- Где моя дочь?! - кричала я, чувствуя, как слёзы текут по лицу. - Что вы сделали с ней?! Где она?!

- Заткнись! - рявкнул Ричард, его лицо было всего в нескольких дюймах от моего. Я видела каждую морщинку вокруг его глаз, каждую каплю пота на его лбу, каждую жилку, пульсирующую на его шее от ярости.

Я почувствовала резкую боль в шее — укол иглы, входящей в плоть. Тепло распространилось по моим венам, а вместе с ним — тяжесть, которая начала сковывать конечности.

- Нет… - мой голос становился всё слабее, слова размывались. - Моя… дочь…

Последнее, что я увидела перед тем, как пелена забвения накрыла моё сознание, было лицо Ричарда — холодное, расчётливое, с тенью удовлетворения в глазах. И в этот момент я поняла, что вижу его истинную сущность, без маски, без притворства. Это был монстр, и я была в его власти.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Открыть глаза было невероятно трудно, словно мои веки были склеены суперклеем. Я чувствовала себя так, будто плыву в густом тумане, где реальность смешивается с кошмарами, и невозможно понять, где заканчивается одно и начинается другое.

Воспоминания возвращались фрагментарно, словно осколки разбитого зеркала: лицо Роя, искажённое яростью, записка на комоде, Ричард, вырывающий у меня телефон, укол в шею. И пронизывающий всё это страх за Хоуп, за маму, за себя.

Во рту пересохло так сильно, что язык казался наждачной бумагой. Каждый глоток воздуха царапал горло, а шея болела так, будто её сжимали стальные тиски. Руки затекли до онемения, и я смутно осознала, что они связаны за спиной.

Наконец, с огромным усилием, я смогла поднять веки. Свет ударил по глазам, вызывая новую волну боли в голове. Несколько раз моргнув, я начала различать окружающую обстановку.

Я находилась в огромном, полуразрушенном помещении с высоченными потолками. Это был какой-то заброшенный ангар или промышленный склад. Стены из потрескавшегося бетона были покрыты граффити и пятнами влаги. С потолка свисали на проводах тусклые лампочки, создавая островки жёлтого света в море тьмы.

Воздух был пропитан запахами ржавчины, сырости и чего-то ещё — чего-то химического, резкого, неприятного. В углах громоздились какие-то металлические конструкции, покрытые толстым слоем пыли и паутины. Через разбитые окна под потолком пробивались тонкие лучи дневного света, танцуя в облаках пыли, висящих в воздухе.

Я сидела на жёстком металлическом стуле, мои руки были крепко связаны за спиной, а ноги привязаны к ножкам стула. Передо мной, словно насмешка над современностью в этом заброшенном месте, стоял большой телевизор на колёсиках — такой, какие используют в школах или офисах для презентаций.

“Что он здесь делает?” — пронеслось в моей затуманенной голове. “Зачем в заброшенном ангаре телевизор?”

Ответ не заставил себя ждать. Я услышала шаги позади себя — тяжёлые, уверенные, эхом отдающиеся от высоких стен. А затем перед моим взором возникла знакомая фигура.

Ричард. Но не тот Ричард, которого я знала раньше — элегантный, сдержанный бизнесмен с холодной улыбкой. Этот человек выглядел иначе. Его обычно безупречно уложенные волосы были растрёпаны, галстук ослаблен, а глаза… В его глазах горел такой огонь, такое безумие, что у меня перехватило дыхание от страха.

Он улыбался, но эта улыбка не имела ничего общего с радостью или весельем. Это была улыбка хищника, загнавшего добычу в угол, улыбка того, кто знает, что контролирует ситуацию, и наслаждается каждой секундой своей власти.

- Наконец-то проснулась, спящая красавица. - произнёс он, и его голос эхом разнёсся по пустому ангару. - Я уж думал, мне придётся ждать вечность.

- Где моя дочь? - эти слова вырвались у меня прежде, чем я успела подумать, мой голос был хриплым от страха и жажды. - Что ты сделал с моей мамой?

Ричард покачал головой, словно разочарованный учитель, смотрящий на нерадивого ученика.

- Всё сразу к делу, да? Никакой прелюдии, никаких светских бесед? - он цокнул языком. - Знаешь, Элизабет, это всегда было твоей проблемой. Ты слишком торопишься. Слишком много вопросов задаёшь. Слишком сильно лезешь, куда не следует.

Он сделал шаг ближе, и я инстинктивно отпрянула, насколько позволяли верёвки. Ричард заметил это и ухмыльнулся.

- Боишься меня? Правильно делаешь. Потому что ты понятия не имеешь, на что я способен.

- Я знаю достаточно. - выдавила я, пытаясь сохранить хоть каплю достоинства перед лицом этого человека. - Я знаю, что ты убил родителей Алана. Знаю, что ты виновен в смерти Роуз. Я видела доказательства.

Ричард замер, его улыбка стала ещё шире, ещё безумнее.

- Браво, детектив. Только вот что тебе это даёт? - он развёл руками, обводя пустой ангар. - Кому ты расскажешь? Кто тебе поверит? Да и где эти доказательства сейчас?

Он наклонился ко мне, так близко, что я чувствовала его дыхание на своей коже. От него пахло дорогим одеколоном и чем-то ещё — чем-то резким, металлическим, что я не могла идентифицировать.

- Ты глупая, тупая девка, которая не видит дальше собственного носа. - прошипел он. - Ты могла бы купаться в деньгах, ни в чём не нуждаться. Твоя дочь могла бы иметь всё, о чём ты только мечтала. Но нет, ты прицепилась к этому Бейтману, как пиявка. Что в нём такого особенного, а? Что заставляет вас, баб, терять голову?

Он отступил, проводя рукой по волосам, его лицо исказилось гримасой отвращения.

- Все вы шлюхи. Все до единой. Точно такая же, как она.

Эти слова ударили меня, словно хлыст. Я знала, о ком он говорит, ещё до того, как он произнёс следующую фразу.

- Кристина. - выдохнула я, и по его лицу пробежала тень, подтверждая мою догадку.

- Да, Кристина. Такая же продажная, такая же неблагодарная. – скривился он. - Она выбрала его — богатенького Бейтмана с его золотыми запонками и идеальной улыбкой. Выбрала его, хотя знала, что я люблю её больше жизни!

Последние слова он прокричал, и звук его голоса эхом отразился от стен, усиливаясь, превращаясь в какофонию ярости и боли.

- Знаешь, что самое забавное? - он наклонился ко мне, понизив голос до шёпота, словно делясь секретом. - Бейтман даже не знал, что Брендан не его сын. Кристина так и не рассказала ему о нашей маленькой… интрижке. Может, ей было стыдно. Может, она боялась потерять своего драгоценного мужа. Но я знал. Я всегда знал, что Брендан мой.

От этого откровения у меня перехватило дыхание.

- И ты… ты убил их?

На лице Ричарда промелькнуло что-то похожее на сожаление, но оно быстро исчезло, сменившись холодной решимостью.

- Я не планировал, чтобы они погибли. - проговорил он, и его голос впервые за весь разговор дрогнул. - Это должна была быть просто авария. Небольшая. Чтобы напугать их, чтобы показать Кристине, что она сделала неправильный выбор. Но… - он пожал плечами. - Всё вышло из-под контроля.

- А Роуз? - спросила я, чувствуя, как внутри растёт ярость, смешанная с отвращением. - Она тоже была случайностью?

Ричард рассмеялся, и этот смех был страшнее любого крика.

- Роуз была необходимостью. Она стала задавать слишком много вопросов. Да и Алана мне тоже хотелось проучить. Самовлюбленный выродок, стал слишком много на себя брать!

Его слова ударили меня, словно кулаком в солнечное сплетение. Воздух застрял в лёгких, не в силах вырваться наружу. Роуз. Она умерла не случайно. Её убили. Хладнокровно. Расчётливо.

- Ты чудовище. - прошептала я, чувствуя, как слёзы текут по щекам.

Ричард, казалось, не заметил моих слов. Он прошёлся по ангару, его дорогие кожаные туфли оставляли следы в пыли на бетонном полу.

- Кстати, ты знаешь, где сейчас Алан? - спросил он небрежно, словно интересовался погодой.

Я покачала головой, страх снова сжал мое сердце ледяной рукой.

- Откуда мне знать?

- Я просто дал ему возможность выбора. - продолжил Ричард, словно не слыша моего ответа. - Знаешь, такой интересный моральный эксперимент. Кто ему дороже: любимая женщина или родная дочь? - он подмигнул мне, словно мы делились шуткой. - Два адреса. В одном месте находишься ты, в другом — маленькая Хоуп. И он может спасти только одного человека. Как думаешь, кого он выберет?

От этих слов меня затрясло. Не от страха за себя, нет. От ужаса за мою малышку, за мою невинную дочь, которая оказалась пешкой в этой безумной игре.

- Ты не посмеешь причинить вред моему ребёнку! - я рванулась в верёвках с такой силой, что стул пошатнулся, не чувствуя боли от впивающихся в запястья волокон. - Я убью тебя собственными руками. Даже если это будет последнее, что я сделаю в жизни!

Мой голос срывался на крик, отражаясь от стен ангара, создавая какофонию ярости и отчаяния. Лампочка над головой мигнула, на секунду погрузив помещение во тьму, а затем снова осветив жёлтым, болезненным светом.

Ричард резко повернулся и подошёл ко мне, его лицо было в нескольких сантиметрах от моего. Я видела каждую морщинку, каждую пору на его коже, чувствовала запах дорогого одеколона, смешанный с запахом виски.

- Я хуже, чем ты думаешь, девочка. - прошипел он, и я почувствовала его горячее дыхание на своей коже. В его глазах плясали безумные огоньки. - Намного хуже.

В этот момент я поняла, что надеюсь — искренне, всем сердцем, что Алан выберет спасение Хоуп. Мне было плевать, что произойдёт со мной. Наш ребёнок должен был жить. Она была слишком маленькой, слишком невинной, чтобы оказаться в лапах этого чудовища. Я готова была принять любую участь, лишь бы оградить её от той бездны страданий, через которую прошла сама.

Глава 28

Ричард отошёл к телевизору, стоявшему в нескольких метрах от меня.

- Не хочешь посмотреть фильм? - спросил он, беря пульт в руки. - Какой жанр ты любишь? Триллеры? Драмы? Или, может быть, семейное кино? - последние слова он произнёс с особым удовольствием, смакуя каждый слог.

- Что за бред ты несёшь? - выплюнула я, пытаясь понять, что происходит. Боль в запястьях смешивалась с болью в сердце, создавая невыносимый коктейль.

Ричард включил телевизор, поворачивая его экраном ко мне и экран ожил с тихим потрескиванием, выплёвывая зернистое изображение какой-то квартиры. Моё сердце замерло, а потом забилось с удвоенной силой, когда я увидела Роя, сидящего на бежевом диване. На его руках, словно самое драгоценное сокровище мира, лежала Хоуп.

Облегчение накрыло меня волной такой силы, что из глаз брызнули слёзы. Она была жива! Моя малышка была жива и, судя по всему, цела. Её крошечные ручки шевелились, и я могла видеть, как поднимается и опускается её грудная клетка под розовым одеялом. Но тут же за облегчением последовал леденящий душу страх. Она была в руках Роя. Человека, которого я когда-то знала, но который сейчас казался абсолютно чужим, с холодным, расчётливым взглядом, который он бросал на моего ребёнка.

Что-то мелькнуло в углу экрана, какое-то движение. Я напряглась, всматриваясь в зернистое изображение, и моё сердце оборвалось. Там, в углу комнаты, привязанная к стулу верёвками, с залепленным скотчем ртом, сидела моя мать. Её обычно безупречно уложенные волосы были растрёпаны, макияж размазан, а в широко распахнутых глазах застыл такой ужас, какого я никогда прежде не видела. Она дёргалась в своих путах, пытаясь освободиться, но верёвки только глубже врезались в её запястья.

- Боже, нет… - прошептала я, не в силах отвести взгляд от этой кошмарной картины. - Мама…

Рой на экране выглядел до жути спокойным, почти умиротворённым. Он нежно покачивал Хоуп, напевая какую-то колыбельную, которую я не могла расслышать. Это контрастное сочетание — нежность, с которой он держал ребёнка, и безжалостность, с которой он обращался с моей матерью — заставило меня содрогнуться от отвращения и страха.

- А Рой довольно неплохо справляется с ролью папочки, не находишь? - съехидничал Ричард, поворачивая ко мне лицо с гротескной улыбкой.

Я проигнорировала его слова, не отрывая взгляда от экрана. Каждая клетка моего тела кричала, требуя, чтобы я была там, защищала свою семью. Вместо этого я была привязана к стулу, беспомощная, вынужденная наблюдать за разворачивающимся кошмаром.

В следующую минуту входная дверь квартиры на экране открылась, и внутрь вошёл мужчина в белой рубашке и чёрных брюках. Я сразу узнала эти светлые волосы, эту горделивую осанку. Алан. Он пришёл. Он действительно пришёл за нашей дочерью.

Моё сердце наполнилось такой любовью и благодарностью, что на мгновение я забыла обо всём — о боли, о страхе, о ненависти. Он был здесь, и теперь всё будет хорошо. Должно быть хорошо.

Алан прошёл в центр комнаты, его руки были небрежно засунуты в карманы брюк, но я знала эту позу — она означала, что он готов действовать в любой момент. Он остановился у стеклянного журнального столика, который разделял его и Роя с Хоуп.

- Отдай мне мою дочь, Рой. - голос Алана был холоден, как лезвие стали. В нём не было ни мольбы, ни просьбы — только требование.

Рой поднял взгляд, его губы изогнулись в улыбке, которая не коснулась глаз.

- Почему бы тебе не присесть, Бейтман? - произнёс он с фальшивой сердечностью. - Давай поговорим как приличные люди. У нас так много общих тем для обсуждения.

Я видела, как Алан напрягся, как его пальцы сжались в кулаки в карманах брюк. Я знала, что внутри него бушует ураган, что он готов разорвать Роя на части голыми руками. Но он сдержался. Ради Хоуп он сдержался.

С видимым усилием Алан опустился в кресло напротив Роя, его поза была напряжённой, готовой к прыжку. Его глаза ни на секунду не отрывались от нашей дочери.

- Так ты всё знаешь? - спросил Рой, нежно поглаживая щёчку Хоуп. - Что Хоуп — твоя дочь?

- Знаю. - коротко ответил Алан, его взгляд был прикован к малышке, и я видела в его глазах такую нежность, какой никогда прежде не замечала.

Это простое подтверждение, казалось, опустошило Роя. Его лицо на мгновение исказилось от боли, а тело начало нервно подёргиваться, как будто он потерял над ним контроль. Он словно боролся с демонами внутри себя, и я видела, что эта борьба давалась ему с трудом.

- И ты хочешь воссоединения со своей любимой и ребёнком, верно? - спросил Рой, его голос был наполнен горечью, которая жгла, как кислота.

Алан подался вперёд, его глаза сузились.

- Я сюда не разговаривать пришёл, Блэквуд. - отрезал он. - Лучше поступи по-мужски и не используй ребёнка как щит.

Рой рассмеялся, но его смех был похож на треск ломающегося стекла — острый и опасный.

- Да? Но я ведь только начал… - и в этот момент из заднего кармана брюк он извлёк пистолет.

Моё сердце остановилось, когда я увидела, как он начал легонько поглаживать Хоуп, едва касаясь её тела дулом пистолета. Кошмар, разворачивающийся на моих глазах, был слишком страшным, чтобы быть реальностью. Но это была реальность — жестокая, безжалостная реальность.

- Рой, остановись! Не смей! - крик вырвался из моей груди прежде, чем я осознала, что кричу.

Ричард резко развернулся и ударил меня по лицу с такой силой, что в глазах потемнело.

- Заткнись, сука! - прорычал он, схватив меня за волосы и повернув лицом к экрану. - Не мешай мне смотреть!

Его хватка была такой сильной, что из глаз брызнули слёзы, но я не могла отвести взгляд от экрана, не могла не видеть, как мой ребёнок находится в смертельной опасности.

На экране Алан смотрел на Роя с такой холодной, расчётливой яростью, что даже через зернистое изображение я почувствовала мороз, пробежавший по моей коже.

- Я даю тебе только один шанс, Блэквуд. - сказал он тихо, но с таким смертоносным спокойствием, что Рой на мгновение замер. - Второго не будет.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Рой оправился от секундного замешательства и усмехнулся.

- Это у вас не будет возможности воссоединиться, не в этой жизни. - сказал он, и в его голосе звучало столько ненависти, что у меня перехватило дыхание. - Алан пойдёт следом за своей шлюхой-мамашей и такой же шлюхой-сестрой. А Элизабет как была, так и останется моей женщиной. Здесь. В этой жизни.

Я видела, как эти слова ударили Алана — его лицо на мгновение исказилось от боли, но затем его губы изогнулись в насмешливой улыбке. Он решил сыграть в эту игру. Решил вывести Роя из себя.

- Ты правда думаешь, что она когда-нибудь будет с тобой, Блэквуд? - спросил он, и каждое его слово было пропитано ядом. - Элизабет всегда будет моей. Даже если меня не станет, у неё есть моё продолжение.

Лицо Роя начало наливаться кровью, его дыхание стало тяжёлым и прерывистым. Алан продолжал, беспощадно нанося словесные удары.

- А ты. Ты — просто тень, Рой. Блеклая тень своего отца, не более.

На экране Рой выглядел так, будто вот-вот взорвётся. Его глаза были широко раскрыты, вены на шее вздулись, а руки так сильно тряслись, что Хоуп начала хныкать, ощущая его напряжение. В какой-то момент она завозилась и соскользнула с его колен на диван.

Это был тот момент, которого ждал Алан. В одно молниеносное движение он перепрыгнул через стол и бросился на Роя, своим телом закрывая Хоуп. Его рука схватила запястье Роя, в котором тот держал пистолет, и вывернула его вверх, над их головами. Другой рукой Алан нанёс несколько сокрушительных ударов по лицу Роя.

Пистолет выпал из руки Роя и с глухим стуком упал на пол, отлетев в сторону. Оба мужчины сцепились в жестокой, беспощадной драке. Они катались по полу, нанося друг другу удары с такой яростью, что кровь брызгала на светлый ковёр, на стены, на мебель.

Хоуп плакала на диване, её крошечное личико сморщилось от страха и непонимания. Моя мать, воспользовавшись суматохой, каким-то образом умудрилась опрокинуть стул, к которому была привязана, и теперь отчаянно пыталась освободиться от своих пут, извиваясь на полу, как раненая змея.

Алан и Рой поднялись на ноги, не прекращая обмениваться ударами. Их лица были залиты кровью, одежда разорвана. Они выглядели как два диких зверя, сражающихся насмерть.

Внезапно Рой оттолкнул Алана и бросился к Хоуп, очевидно намереваясь взять её в заложники. Но Алан был быстрее. Он перехватил Роя в прыжке, повалив его на пол с такой силой, что я услышала глухой удар даже через динамики телевизора.

Они покатились по полу, приближаясь к открытой балконной двери. Рой каким-то образом дотянулся до пистолета, который лежал неподалёку, и в его руке блеснула сталь. Выстрел прогремел в тот самый момент, когда они вывалились на балкон.

- Нет! - крик вырвался из моей груди, разрывая горло. - Алан!

Я видела, как Алан схватился за бок, его белая рубашка начала пропитываться тёмно-красным. Рой поднялся на ноги, направляя пистолет на голову Алана, его лицо исказилось в гримасе триумфа и ненависти.

Но в этот момент произошло нечто неожиданное. Моя мать, которой каким-то чудом удалось освободиться, появилась за спиной Роя. В её руке блеснуло лезвие кухонного ножа, и с криком, полным ярости и отчаяния, она вонзила его в шею Роя.

Кровь хлынула из раны, заливая балкон, руки моей матери, одежду Алана. Рой выронил пистолет и схватился за горло, из которого торчала рукоятка ножа. Его глаза были широко раскрыты от шока и боли. Он сделал шаг назад, потом ещё один, покачнулся и рухнул на пол балкона. Мёртв.

Алан, держась за раненый бок, медленно сполз по стене, оставляя на белой краске кровавый след. Его лицо было смертельно бледным, глаза полузакрыты.

- Алан! - я кричала так громко, что у меня заболело горло. Слёзы струились по моему лицу, смешиваясь с кровью от удара Ричарда. - Алан, нет! Пожалуйста!

Ричард, стоявший недалеко от меня, внезапно пошатнулся. Его движения были неровными, будто земля уходила из-под ног. Он сделал несколько нетвёрдых шагов к экрану телевизора, слегка покачиваясь из стороны в сторону, словно пьяный. Человек, всегда державшийся с таким самообладанием, сейчас больше напоминал сломанную марионетку.

- Рой… сынок… - прошептал он слабым, надломленным голосом, в котором не осталось ничего от прежней властности.

Его пальцы, дрожащие и неуверенные, коснулись экрана, осторожно поглаживая изображение лежащего тела Роя. В этом жесте было столько отчаяния, столько непонимания случившегося, что на секунду — лишь на одну крошечную секунду — мне стало жаль его.

Но этот момент слабости испарился так же быстро, как появился. Сквозь собственный страх и отчаяние, я понимала одно — я должна выбраться отсюда. Должна добраться до Алана, до Хоуп, до моей матери.

Я отчаянно дёргалась в своих путах, не обращая внимания на боль от врезающихся в кожу верёвок. В голове стучала лишь одна мысль, затмевая всё остальное — Алан не должен умереть. Только не сейчас, когда он наконец вернулся за нашей малышкой. Только не в тот момент, когда я осознала, что вопреки всем ранам, которые он оставил в моём сердце, я продолжаю его любить.

Ничего на свете я не желала сильнее, чем его жизни.

Глава 29

Ричард резко обернулся, его глаза, налитые кровью, уставились на меня с такой ненавистью, что по спине пробежал холодок. Он подскочил с места с проворством, не свойственным человеку его возраста, и бросился ко мне.

- Сука! - прорычал он, его лицо исказилось от ярости. – Это ты виновата! Ты!

Прежде чем я успела хоть что-то понять, его руки сомкнулись на моей шее. Сильные пальцы впились в кожу, перекрывая доступ кислорода. Я задыхалась, отчаянно пытаясь вдохнуть. Мир вокруг начал расплываться, превращаясь в размытое марево. Я беспомощно дёргала связанными руками, пытаясь освободиться, но верёвки только глубже врезались в запястья.

Его пальцы давили всё сильнее, и я физически ощущала, как хрупкие косточки моей шеи готовы были сломаться под этим давлением. Паника захлестнула меня. В глазах потемнело, и чёрные пятна начали разрастаться, заслоняя поле зрения. Я больше не могла сопротивляться. Тело становилось тяжёлым, непослушным.

Над собой я видела лицо, искажённое гневом до полной неузнаваемости. Его глаза пылали безумием — тёмным, всепоглощающим, абсолютным. В них не было ничего человеческого — только необузданная ярость хищника. И это пугало больше всего — осознание того, что я смотрю в глаза не человеку, а чему-то совершенно иному, чему-то первобытному и жестокому, что живёт внутри каждого из нас, но обычно надёжно скрыто за маской цивилизованности.

Я почти смирилась. Почти приняла неизбежное. Мои мысли обратились к Хоуп, к Алану… Хотя бы они были в безопасности. Хотя бы они выжили.

И тогда сквозь туман, окутавший моё сознание, я услышала голос. Мужской голос, низкий, властный, такой знакомый, что моё сердце пропустило удар.

- Отпусти её, Блэквуд.

Этот голос… Я узнала его, хоть и не слышала два года. Брендан. Брендан Бейтман был здесь. Волна облегчения, такая мощная, что на мгновение она затмила даже боль от удушья, накрыла меня с головой.

Алан. Алан прислал его. Он не оставил меня без защиты. Даже раненый, даже находясь на грани жизни и смерти, он не оставил меня одну.

Хватка Ричарда ослабла, и я судорожно втянула воздух, чувствуя, как кислород, такой сладкий, такой необходимый, наполняет мои измученные лёгкие. Ричард сделал несколько неуверенных шагов от меня, его движения были неловкими, как у человека, потерявшего ориентацию.

Я не видела Брендана — он находился где-то за моей спиной. Но я чувствовала его присутствие, ощущала ту ауру уверенности и силы, которая всегда окружала братьев Бейтман.

Брендан сделал полукруг, постепенно входя в поле моего зрения. И вот, наконец, я увидела его — высокого, статного, так похожего на Ричарда и одновременно такого другого. В его руках был пистолет, направленный прямо на своего отца. Его лицо было непроницаемым, но в глазах пылала решимость, которая не оставляла сомнений — он выстрелит, если потребуется.

- Брендан, сынок. - голос Ричарда изменился, стал мягче, обволакивающе-нежным. - Не делай глупостей. Ты же не убьёшь собственного отца?

Эти слова эхом отразились от металлических стен ангара, заполнив пространство своей абсурдностью. Но я видела, как дрогнула рука Брендана, как на его лице промелькнуло замешательство.

- Я знал своего отца. - ответил Брендан, но в его голосе появилась едва заметная нотка неуверенности. - И он никогда не был таким подонком, как ты.

- Нет, сынок. - Ричард сделал шаг вперёд, его голос стал ещё мягче, ещё убедительнее. - Я — твой настоящий отец. Я! Мы с Кристиной очень любили друг друга, но Бейтман… Он забрал её у меня. Я безумно любил твою мать и тебя. Но судьба сыграла с нами злую шутку…

Я видела, как слова Ричарда, словно ядовитый туман, окутывают Брендана, проникая в сознание, заставляя сомневаться. Это была его сила — умение убеждать, манипулировать, искажать реальность так, что даже самые очевидные истины начинали казаться сомнительными.

Я не могла этого допустить. Не могла позволить ему снова всё разрушить.

- Брендан послушай! - закричала я, вложив в этот крик всю свою ярость, всю боль, всю ненависть. – Ричард правда твой отец, но это он убил Кристину! Он убил Роуз! У меня есть доказательства, я тебе всё покажу.

Брендан на секунду перевёл взгляд на меня, и этой секунды хватило Ричарду. Он бросился вперёд с неожиданной для его возраста скоростью, выбивая пистолет из рук Брендана. Оружие отлетело в сторону, и Ричард, подхватив его, попятился назад, направляя ствол то на Брендана, то на меня.

Не раздумывая ни секунды, Брендан сделал несколько быстрых шагов в мою сторону, заслоняя меня своим телом. Я чувствовала его тепло, его силу, исходящую от каждого напряжённого мускула.

- Отойди от неё. - процедил Ричард сквозь зубы, его рука с пистолетом была тверда и неподвижна.

- Нет. - ответил Брендан, и в этом коротком слове было столько решимости, что даже Ричард, казалось, был поражён.

Это был Брендан, которого я помнила — сильный, непоколебимый, верный своим принципам. Взрослый мужчина с острым умом и железной волей.

- Хорошо. - Ричард слегка опустил пистолет, но в его глазах не было поражения, только холодный расчёт. - Вот что мы сделаем. Я уйду. Но мы с тобой, Брендан, встретимся. Как отец с сыном. И я расскажу тебе всю правду.

Брендан медленно отстранил от меня, делая шаг вперёд. Его плечи были расправлены, взгляд твёрд.

- Ты никуда не уйдёшь, Ричард. - произнёс он спокойно. - Игра окончена.

Ричард рассмеялся — коротко и безрадостно.

- Игра только начинается, сын. - он поднял пистолет выше, целясь Брендану прямо в сердце.

И тогда Брендан сделал то, чего никто из нас не ожидал. Он улыбнулся — спокойно, уверенно, почти снисходительно — и расстегнул пуговицы на своей рубашке, обнажая грудь.

На его коже, прямо над сердцем, была небольшая вспышка красного света. Микрофон. Передатчик.

- Я так не думаю. - сказал он, и его голос звучал почти сочувственно.

В этот момент двери ангара с грохотом распахнулись, и помещение заполнили вооружённые офицеры полиции в бронежилетах. Их оружие было направлено на Ричарда, их команды звучали чётко и недвусмысленно:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Бросить оружие! На колени! Руки за голову!

Лицо Ричарда исказилось от шока. На мгновение — всего на одно короткое мгновение — он выглядел поражённым, даже уязвимым. Затем его глаза встретились с моими, и я увидела в них то, что никогда не забуду — абсолютное, всепоглощающее осознание поражения.

Пистолет выскользнул из его руки и с глухим стуком упал на бетонный пол. Медленно, словно во сне, он опустился на колени, его руки поднялись вверх.

Полицейские окружили его, быстро и профессионально надевая наручники. Один из офицеров начал зачитывать ему права, но Ричард, казалось, не слышал. Его взгляд был прикован к Брендану, и в этом взгляде читалось столько разных эмоций — гнев, замешательство, разочарование.

Мой разум отказывался воспринимать реальность. Неужели это правда? Неужели человек, который практически держал меня в заложниках несколько лет, этот монстр, разрушивший столько жизней, сейчас действительно в наручниках?

Я вспомнила вынужденный брак с Роем, постоянные угрозы Ричарда, вечный страх за маму, за Хоуп.

Человек, который разрушил наши с Аланом отношения. Человек, который убил Роуз.

И вот сейчас его ведут в наручниках, в окружении полицейских, к выходу. Его идеально выглаженный костюм помят, седые волосы растрепаны, а лицо — то самое лицо, которое всегда казалось высеченным из камня — сейчас выглядело постаревшим, опустошенным.

Неужели это конец? Неужели с ним покончено? После всего того, что мы пережили, неужели мы наконец свободны?

Я почувствовала, как кто-то осторожно касается моих запястий. Брендан. Он бережно развязывал веревки, стараясь не причинять мне боль. Но боль все равно была — от натертой кожи, от глубоких следов, которые оставили веревки. Но эта физическая боль была ничем по сравнению с тем облегчением, которое я испытывала.

- Брендан, где Алан? - мой голос звучал хрипло, надломленно. - Что с ним?

Брендан покачал головой.

- Ещё не знаю. Он позвонил мне сразу после того, как получил сообщение от Ричарда. Сказал, что ты в опасности, и продиктовал этот адрес. Больше мне ничего не известно.

Он снял свой пиджак и накинул мне на плечи. Ткань была теплой и пахла каким-то океаническим одеколоном — совсем не так, как пах Алан, но все равно этот запах показался мне удивительно успокаивающим.

Брендан осторожно помог мне подняться, придерживая за плечи, и повел к выходу. Я видела, как он одновременно набирает кому-то номер на мобильном, но его слова доносились до меня словно сквозь плотную вату.

Когда мы вышли наружу, уже стемнело. Прохладный вечерний воздух коснулся моего лица, и только тогда я поняла, насколько душно было внутри. Мои глаза, привыкшие к полумраку ангара, на мгновение ослепли от мигающих огней полицейских машин. Их было много — не меньше десятка, все с включенными сиренами и проблесковыми маячками, которые окрашивали окрестности в сюрреалистические красно-синие тона.

Я огляделась, пытаясь понять, где мы находились. Вокруг было множество старых промышленных зданий, похожих на заброшенные склады или цеха.

Брендан подвел меня к черному внедорожнику, припаркованному немного в стороне от полицейских машин. Когда он открыл для меня дверь, я обернулась и увидела, как Ричарда в наручниках ведут к полицейскому автомобилю. Он шел с прямой спиной, высоко поднятой головой, но даже на расстоянии я видела, что это лишь маска. Под ней скрывался сломленный человек.

Наконец-то это свершилось. Наконец-то он получил по заслугам. Но где-то глубоко внутри меня все еще жила крошечная искра страха — что если ему удастся выкрутиться? Что если его деньги, связи, влияние помогут ему избежать тюрьмы? Но потом я вспомнила все обвинения, которые ему предъявят: похищение, убийство, шантаж… Слишком много даже для такого человека, как Ричард Блэквуд.

Я села в машину, и Брендан захлопнул за мной дверь. Через несколько секунд он уже был за рулем.

- Алан в Центральной больнице. - сказал он, заводя двигатель. - Ему сейчас делают операцию.

Эти слова ударили меня словно электрический разряд. Операция. Это значит, что он жив, но… насколько серьезно его ранение? Что если…

Страх, абсолютный и всепоглощающий, накрыл меня с головой. Я не могла дышать, не могла думать. Мир сузился до одной-единственной мысли — только бы Алан выжил. Пожалуйста, пусть он выживет.

Брендан дал по газам, и машина рванула с места. Всю дорогу я молилась. Я, никогда не была особенно религиозной, но сейчас шептала все молитвы, которые только могла вспомнить, обращаясь ко всем богам, в которых никогда не верила. Лишь бы Алан был жив. Лишь бы с ним все было хорошо.

Центральная больница встретила нас своим строгим фасадом из стекла и бетона. Огромное здание в стиле модерн, освещенное прожекторами, возвышалось над парковкой, заполненной автомобилями. Несмотря на поздний час, у главного входа толпились люди — кто-то курил, кто-то разговаривал по телефону, кто-то просто стоял с отсутствующим взглядом.

Мы с Брендоном почти бегом пересекли парковку и ворвались в просторный вестибюль. Яркий свет флуоресцентных ламп после вечерней темноты резал глаза. Запах антисептиков и больничной чистоты заполнил мои легкие.

Мы подбежали к стойке регистрации, где молодая женщина в белом халате что-то сосредоточенно печатала на компьютере.

- Алан Бейтман. - выпалил Брендан. - Его недавно привезли с огнестрельным ранением.

Девушка подняла на нас глаза, в которых на мгновение мелькнуло сочувствие.

- Третий этаж, хирургическое отделение. - ответила она. – Он сейчас на операции.

Мы бросились к лифтам, но, не выдержав ожидания, побежали по лестнице. Я не чувствовала усталости, не замечала боли в натертых запястьях, не ощущала голода или жажды. Все мое существо сосредоточилось на одном — добраться до Алана.

На третьем этаже мы увидели указатель “Операционная” и побежали в ту сторону. Вскоре перед нами возникла двойная дверь с красной лампочкой над ней и табличкой “Вход запрещен”. За этими дверями сейчас боролись за жизнь Алана. А мы могли только ждать.

Я опустилась на серый диван в коридоре. Брендан сел рядом. Тишина, нарушаемая лишь далеким шумом больничной жизни и мерным гудением вентиляции, давила на уши.

Именно здесь, в этом стерильном, спокойном месте, меня наконец накрыло. Все пережитое за последние часы, дни, месяцы — все это обрушилось на меня разом, как лавина. Паника, чистая и беспримесная, поднялась откуда-то из глубины души.

Я начала плакать. Сначала тихо, почти беззвучно, потом все сильнее и сильнее, пока плач не перерос в рыдания. Я встала с дивана, прислонилась к стене и закрыла рот руками, пытаясь не закричать. Мое тело сотрясалось от рыданий, горло сжималось, не пропуская воздух, а перед глазами плыли черные точки.

Брендан мгновенно оказался рядом. Он опустился на колени передо мной, его руки легли мне на плечи.

- Элизабет, послушай меня. - его голос был тихим, но уверенным. - Алан выживет. С ним все будет в порядке. Мой брат не умрет, обещаю тебе.

Но даже эти слова не могли пробиться сквозь панику, которая полностью завладела мной. Что, если Алана не станет? Что будет со мной? Я не смогу пережить это, просто не смогу. Я помнила ту всепоглощающую боль после смерти Роуз, ту рану, которая до сих пор не зажила полностью. Но потеря Алана… Это было бы слишком. Я не выдержу этого. Не смогу.

Красная лампочка над дверью операционной погасла, сменившись зеленым светом. Дверь распахнулась, и оттуда выкатили каталку, окруженную медицинским персоналом.

Я вскочила на ноги, не веря своим глазам. На каталке лежал Алан — бледный, неподвижный, с трубкой во рту и множеством проводов, подключенных к его телу. Но это был он. Мой Алан.

Я бросилась вперед, схватила его безжизненную руку и сжала ее в своих ладонях. Она была теплой. Живой.

- Алан, я здесь. - шептала я сквозь слезы. - Он в порядке? - я подняла глаза на врача, толкавшего каталку. - Скажите, что с ним?

Брендан осторожно оттащил меня в сторону, освобождая путь медперсоналу.

- Операция прошла успешно. - сказал врач, не останавливаясь. - Важные органы не задеты. Сейчас пациент будет отходить от наркоза, это займет несколько часов. Но все будет в порядке, не переживайте.

Эти слова подействовали на меня как спасительный глоток воздуха для утопающего. Облегчение — такое мощное, такое всеобъемлющее, что оно затмило все остальные чувства — нахлынуло на меня волной. Колени подкосились, и я буквально рухнула в объятия Брендана.

Я плакала, уткнувшись в его плечо, но теперь эти слезы были совсем другими. Слезами облегчения, слезами счастья, слезами освобождения. Алан жив. С ним все будет хорошо. Кошмар закончился.

Дорогие мои читатели!‍❤️‍

История Алана и Элизабет подходит к своему логическому завершению. Эта дилогия стала моим первенцем в мире литературы, моим дебютом.

Путь от идеи до финальной точки оказался долгим и извилистым. Сколько раз я переписывала главы, меняла повороты сюжета, переосмысливала характеры персонажей! Бывало, что сюжет полностью трансформировался, а герои обретали новые черты.

И сейчас, завершая вторую книгу, я всё еще не могу поверить, что история Алана и Элизабет нашла путь к вашим сердцам.

Моя благодарность вам безгранична. Спасибо за то, что были рядом все эти месяцы, за каждый лайк, комментарий, за вашу поддержку и верность. Мне невероятно важно знать, какие эмоции вызвала у вас эта история, какие мысли породила. Поделитесь, пожалуйста?

Этот опыт окончательно влюбил меня в романтическую прозу. Теперь я точно знаю, что хочу создавать новые истории о любви. Надеюсь, вы останетесь со мной на этом творческом пути.

Обнимаю каждого из вас сердцем.

С глубокой благодарностью и надеждой на будущие встречи, ваша Натали Грант ‍❤️‍

Глава 30

Время тянулось невероятно долго. Каждая секунда превращалась в минуту, каждая минута — в час. Я наблюдала за стрелками настенных часов, которые, казалось, двигались через силу, словно кто-то намеренно замедлял их ход.

Прошло уже два часа с момента окончания операции. Алан спал, его грудь мерно поднималась и опускалась, лицо оставалось неподвижным, лишь иногда веки его слегка подрагивали, давая мне обманчивую надежду на скорое пробуждение. Врачи сказали, что такое состояние вполне нормально после пережитой травмы и операции, что сейчас его организму необходимо восстанавливаться и набираться сил. Они уверяли, что паниковать не стоит, но тревога всё равно сжимала моё сердце ледяными тисками.

Я не могла отвести взгляд от его лица — такого родного, такого красивого даже сейчас, бледного, с кругами под глазами. Когда он откроет глаза, я хотела чтобы он знал что я осталась с ним.

Воспоминания пронзили моё сознание острой болью. Я снова почувствовала себя той испуганной девушкой, которая лежала в больничной палате после страшной аварии, унесшей жизнь Роуз. Помню, как каждый раз, когда открывалась дверь палаты, моё сердце замирало в надежде увидеть Алана. Мама была рядом, держала мою руку, но я отчаянно хотела, чтобы пришёл он.

Я до сих пор помню то разрушительное чувство, когда понимание окончательно осело в моём сознании — он не придёт. Воспоминание об этой боли вызвало слезы, которые я быстро смахнула. Сейчас я не могла позволить себе слабость. Сейчас я должна была быть сильной — для нас обоих.

Брендан оплатил VIP-палату для Алана. Это была не обычная больничная комната, а скорее номер в дорогом отеле — просторный, с большим окном, занавешенным бархатными шторами. Здесь была отдельная ванная комната с душевой кабиной, которой я собиралась воспользоваться, чтобы смыть с себя не только грязь и пот, но и ужас прошедших дней.

Перед тем как отправиться в душ, я попросила Брендана оказать мне ещё одну услугу.

- Брендан. - начала я, моя рука нервно сжимала край своего порванного свитера. - Мне нужно, чтобы ты съездил в дом Ричарда.

Его брови взлетели вверх в немом вопросе, но он не перебивал.

- Там, в моей комнате, есть сумка с вещами, которую я собирала для побега. - я опустила глаза, вспоминая то злополучное утро. - И ещё… там есть ноутбук. Мне очень нужно, чтобы ты забрал его до того, как до него доберётся полиция.

Он напрягся, его глаза сузились.

- Элизабет, если там что-то незаконное…

- Нет. - я покачала головой. - Там доказательства. Доказательства всего, что делал Ричард. Там правда о гибели Роуз, о смерти родителей Алана. - я сглотнула, чувствуя, как дрожит мой голос. - И там… там доказательства того, кто ты на самом деле.

Я знала, что Ричард уже бросил бомбу, заявив Брендану, что он его отец. Но Брендан не верил — и как он мог поверить такому чудовищу? Он нуждался в доказательствах, и они были на ноутбуке.

Брендан долго смотрел на меня, его карие глаза — такие похожие на глаза его отца, но наполненные добротой вместо холодного расчёта — изучали моё лицо.

- Хорошо. - наконец сказал он. - Я как раз собирался туда. Полиция сейчас проводит обыски, но я смогу пройти.

Я благодарно кивнула, чувствуя, как тяжесть немного спадает с моих плеч.

После душа я переоделась в чистую одежду, которую мне принесла одна из медсестёр — обычную больничную пижаму, но она казалась роскошью после того, что было на мне раньше. Вытирая запотевшее зеркало в ванной, я на мгновение застыла, не узнавая отражение.

Передо мной стояла незнакомка с тёмными кругами под глазами, которые, казалось, впитали весь ужас последних дней. Её взгляд был потерянным, блуждающим, словно она не могла сфокусироваться на чём-то одном. Заплаканные глаза, опухшие от слёз, смотрели с немым вопросом. Бледное лицо, на котором ярко выделялись синяки и ссадины — некоторые уже начали желтеть, другие всё ещё были ярко-фиолетовыми.

Я медленно опустила взгляд, оценивая масштаб повреждений. Шея была покрыта фиолетовыми отметинами — следами пальцев Ричарда. Руки были в гематомах — от драки с Роем, от хватки Ричарда. Я осторожно провела пальцами по рёбрам, морщась от боли — там тоже расцветали синяки, напоминая о каждом ударе, каждом падении.

Я отвернулась от зеркала, не в силах больше смотреть на эту жалкую картину.

Вернувшись в палату, я снова взглянула на Алана. Он лежал так же неподвижно, его грудь размеренно поднималась и опускалась. Бинты на его торсе были чистыми — хороший знак, значит, кровотечение остановилось. Капельницы и трубки тянулись к его телу, поддерживая жизнь, пока он спал. Он выглядел таким уязвимым, таким… не похожим на себя.

Я осторожно коснулась его руки, боясь потревожить, хотя разумом понимала, что он слишком глубоко под действием лекарств, чтобы что-то почувствовать. Его кожа была тёплой, и это давало надежду.

Я вышла из палаты, чтобы позвонить маме. Коридор был пуст, только далёкие звуки больничной жизни доносились до меня — приглушённые голоса медсестёр, писк приборов. Я прислонилась к стене, чувствуя, как усталость наваливается на меня всей тяжестью.

Брендан сказал, что его люди увезли маму в безопасное место, но не уточнил, куда именно. Я понимала его осторожность — меньше знаешь, крепче спишь. Но мне нужно было убедиться, что с ней и с Хоуп всё в порядке. Моя маленькая девочка… при мысли о ней сердце сжималось от боли и нежности одновременно.

Я набрала знакомый номер, задержав дыхание. Один гудок, второй… На третьем я услышала её голос, и волна облегчения едва не сбила меня с ног. Я закрыла глаза, чувствуя, как слёзы облегчения текут по щекам.

- Элизабет? Элизабет, это ты? - голос мамы дрожал от волнения, я слышала в нём слёзы.

- Да, мама, это я. - ответила я, пытаясь звучать спокойно, хотя внутри меня бушевал ураган эмоций.

- О, боже мой, дорогая! Где ты? Ты в порядке? - вопросы сыпались один за другим, и я представляла, как мама нервно ходит из угла в угол, как она всегда делает, когда волнуется.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Со мной всё хорошо, мам. - заверила я её, хотя это было далеко от правды. - Я в больнице с Аланом.

- Как он? - в её голосе звучало искреннее беспокойство. Несмотря на все наши разногласия, мама никогда не желала зла Алану.

- Пока стабильно. - ответила я, повторяя слова врачей. - Он ещё не пришёл в сознание после операции, но доктора говорят, что всё идёт хорошо.

Наступила пауза, я слышала только дыхание мамы на другом конце линии.

- А как Хоуп? - спросила я, и мой голос дрогнул. Перед глазами невольно возникли кадры того ужаса, что творился в квартире — те самые, что Ричард показывал мне по телевизору с садистским удовольствием. Моя малышка была свидетелем жестокой драки двух мужчин, свидетелем убийства… При мысли о том, какие травмы это могло нанести её детской психике, мне становилось дурно.

- Она в порядке, милая. - успокоила меня мама.

Я закрыла глаза, представляя свою маленькую девочку, мирно спящую, не подозревающую о том шторме, который бушует вокруг.

- А ты, мама? - тихо спросила я, имея в виду совсем другое. Я помнила, как она стояла там, с ножом в руке, с кровью Роя на своих руках… Она сделала это, чтобы защитить Хоуп, чтобы защитить Алана. Она сделала выбор, который никто не должен делать.

Мама тихо всхлипнула, и этот звук разбил моё сердце.

- Мне… тяжело, Лиззи. - призналась она, используя моё детское прозвище. - Но я справлюсь. Ради тебя, ради Хоуп…

- Я знаю, мама. - прошептала я. - Я знаю.

Повисло молчание, тяжёлое от невысказанных слов и эмоций.

- А Рой… он… - я не смогла закончить вопрос, горло перехватило.

- Да. - тихо ответила мама, её голос звучал глухо, будто издалека. - Он… его больше нет с нами.

Горло сдавил тяжелый ком, и я прислонилась к холодной больничной стене, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Странное чувство — скорбеть по человеку, которого ты не любила, по крайней мере, не в конце.

- Мне жаль. - прошептала я, хотя не была уверена, кого именно мне жаль — Роя, маму или саму себя. Может быть, всех нас.

Мы поговорили ещё несколько минут, убеждая друг друга, что всё будет хорошо, что мы справимся, что теперь мы в безопасности. Слова казались пустыми, но они были необходимы.

Закончив разговор, я вернулась в палату. Алан всё ещё спал. Я тихонько опустилась в кресло возле его кровати, взяла его безвольную руку в свою. Его пальцы были тёплыми, и я нежно поглаживала их, вспоминая, как эти же руки ласкали моё тело, как они держали меня крепко, когда я плакала, как они сжимались в кулаки, когда он защищал меня.

Я положила голову рядом с его рукой, вдыхая его запах — запах Алана, который не смогли перебить даже антисептики и больничная стерильность.

Усталость последних дней — нет, последних месяцев — навалилась на меня с новой силой. Мои веки стали тяжёлыми, как свинцовые, тело ныло от усталости и напряжения. Я не собиралась спать, хотела просто закрыть глаза на минуту, дать им отдохнуть…

Я не знаю, сколько времени прошло. Может быть, минуты, может быть, часы. Меня вырвало из тяжёлого, беспокойного сна странное ощущение. Сначала я почувствовала движение под своей рукой — лёгкое, едва уловимое, как трепет крыльев бабочки. Потом я услышала звук — хриплый, слабый, но несомненно знакомый голос.

- Элизабет…

Я вскочила с такой силой, что кресло отъехало назад, ударившись о стену. Сердце билось где-то в горле, перед глазами на мгновение всё поплыло от резкого движения. Я зажмурилась, а когда открыла глаза, встретилась взглядом с его глазами — зелёными, как весенняя листва, уставшими, но полными жизни.

- Алан. - выдохнула я, не веря своему счастью. - Ты… ты очнулся.

Его губы слегка изогнулись в слабой улыбке, которая, тем не менее, осветила всё его лицо. Тревога, которая терзала меня все эти часы, отступила, сменившись усталым, но искренним удовлетворением от того, что Алан пришёл в сознание.

- Хоуп. - произнёс он, и его голос звучал хрипло и тихо, но в нём не было паники, только беспокойство. - Где Хоуп?

Я сглотнула. Мне было странно слышать, как он говорит о нашей дочери с таким беспокойством.

- С ней всё хорошо. - заверила я его, убирая руку от его лица. - Она с моей мамой. Брендан забрал их, они в безопасности.

На его лице отразилось облегчение. Он прикрыл глаза на мгновение, словно собираясь с силами, а потом снова посмотрел на меня.

- Рой? - спросил он тихо, и в его глазах промелькнуло что-то сложное, неоднозначное — не ненависть, не злорадство, а какая-то смесь понимания и смирения.

Я помедлила, не зная, как сообщить эту новость. Несмотря на всё, что Рой сделал, сказать вслух о его смерти было трудно. Это делало всё произошедшее более реальным, более окончательным.

- Он не выжил. - произнесла я наконец, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно. - Его больше нет.

Алан кивнул, и на его лице не отразилось ни радости, ни злорадства — только усталое принятие. Смерть Роя не была триумфом для него, а лишь печальным завершением долгой, тёмной истории.

- Я хочу увидеть Хоуп. - сказал он после паузы, и в его голосе появились знакомые настойчивые нотки. Он попытался приподняться, и я увидела, как он поморщился от боли.

- Ты увидишь её. - пообещала я, осторожно удерживая его. - Но сейчас тебе нужен покой, Алан.

Он не стал настаивать — видимо, боль и слабость всё же давали о себе знать. Вместо этого он откинулся на подушки и глубоко вздохнул, словно собираясь с мыслями.

Я нажала кнопку вызова медперсонала. В палату вошли медсёстры и врач — пожилой мужчина с добрыми глазами и седыми висками. Они выглядели уставшими, но их лица просветлели, когда они увидели, что Алан пришёл в сознание.

- Мистер Бейтман. - сказал врач, подходя к кровати. - Рад видеть вас в сознании. Как вы себя чувствуете?

- Как будто меня переехал грузовик. - хрипло ответил Алан, и я заметила слабую улыбку на его губах.

Врач кивнул, доставая стетоскоп и начиная осмотр.

—-У вас была серьёзная операция. - объяснял он, прослушивая сердце Алана. - Пуля прошла в опасной близости от сердца, но, к счастью, не задела жизненно важные органы. Вам потребуется длительное восстановление и реабилитация, но прогноз благоприятный.

Пока врач объяснял Алану подробности операции и дальнейшего лечения, я сидела рядом, держа его руку. Его пальцы спокойно лежали в моих, и в этом жесте не было отчаяния или страха — только тихая, уверенная благодарность за то, что я рядом.

- Я хочу увидеть свою дочь. - сказал Алан врачу, когда тот закончил объяснения. - Как скоро это будет возможно?

Врач задумался, поправляя очки.

- Учитывая ваше состояние, думаю, через пару дней, если не будет осложнений. - ответил он. - Но сейчас вам необходим покой. После наркоза может быть головокружение, тошнота. Вам нужно набраться сил.

Алан кивнул, не споря. Я была удивлена его спокойной реакцией — обычно он был более напористым, более требовательным. Может быть, произошедшее изменило его, заставило переоценить многое в жизни.

Врач и медсёстры проверили его показатели, сменили капельницу и, убедившись, что с ним всё в порядке, вышли из палаты, оставив нас наедине.

Тишина, окутавшая палату после их ухода, была наполнена невысказанными словами, невыраженными эмоциями. Я смотрела на Алана, а он смотрел на меня, и в этом молчании было больше чувств, чем в любых словах.

Больничная комната погрузилась в полумрак — горел только ночник у кровати, отбрасывая мягкий, тёплый свет на лицо Алана. За окном мерцали огни ночного города, а в палате было тихо, только мерное гудение приборов нарушало тишину.

- Ты делал тест ДНК? - наконец спросила я, не зная, с чего начать разговор.

Алан покачал головой, и на его лице появилось странное выражение — смесь вины, нежности и решимости.

- Нет. - ответил он тихо. - Мне он не нужен. Я знаю, что Хоуп — моя дочь.

Его слова прозвучали просто и искренне, без пафоса или драматизма. И именно эта простота, эта честность тронули меня глубже, чем могли бы тронуть любые торжественные признания или клятвы.

- Что случилось? - спросил он после паузы. - После того, как Рой выстрелил в меня?

Я глубоко вздохнула, собираясь с мыслями. Рассказать ему всё, что произошло после того, как он потерял сознание, было нелегко. Воспоминания были слишком свежими, слишком болезненными.

- Моя мама. - начала я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. - Она… она спасла тебя. И Хоуп. Рой собирался выстрелить ещё раз, и она… она ударила его ножом.

Алан смотрел на меня, не перебивая, и в его глазах я видела понимание. Он не осуждал, не задавал лишних вопросов — просто слушал, давая мне возможность выговориться.

- Брендан, твой брат… - продолжила я. - Спас меня от Ричарда.

Лицо Алана напряглось при упоминании Ричарда, и я увидела, как его пальцы сжались в кулак.

- Ричард схватил меня в своём доме и отвёз на какой-то склад. - пояснила я, и голос мой дрогнул, несмотря на все усилия. - Он… он был в ярости. Из-за Роя, из-за тебя, из-за всего, что произошло. Он винил меня. Но Брендан нашёл нас, и Ричарда арестовали.

Алан закрыл глаза на мгновение, и я видела, как он борется с эмоциями — гневом, облегчением, усталостью. Когда он снова посмотрел на меня, его взгляд был ясным и спокойным.

- Ты в порядке? - спросил он, и в его голосе было столько заботы, столько искреннего беспокойства, что я почувствовала, как что-то внутри меня смягчается.

- Да. - ответила я, и это было правдой, по крайней мере, отчасти. Физически я была в порядке — синяки и ссадины заживут. А эмоциональные раны… на их заживление потребуется время. - Я в порядке, Алан.

Он смотрел на меня долго, внимательно, словно пытаясь увидеть за моими словами истинное состояние моей души. Потом он слегка сжал мою руку.

- Спасибо, что ты здесь. - сказал он просто.

Я кивнула, не зная, что ответить. Несмотря на всё, что было между нами, несмотря на боль, которую мы причинили друг другу, я не могла представить, чтобы я поступила иначе.

Мы сидели в тишине, погружённые каждый в свои мысли. Алан, казалось, устал от разговора — его веки начали тяжелеть, и я видела, как он борется со сном.

- Тебе нужно отдохнуть. - сказала я мягко. - Поспи. Я буду здесь, когда ты проснёшься.

Он кивнул, но не отпустил мою руку. Так, держась за меня, он закрыл глаза и вскоре его дыхание стало глубоким и ровным — он заснул.

Я смотрела на его лицо, расслабившееся во сне, и думала о том, что будет дальше. Я была рада, что Алан жив, что с ним всё в порядке. Я всё ещё любила его — это чувство не исчезло, несмотря на всё, через что мы прошли. Но мысль о том, чтобы быть с ним, строить совместную жизнь, внезапно показалась мне непосильной задачей.

Слишком много раз Алан делал мне больно. Слишком много раз он сомневался во мне, отворачивался от меня, когда я нуждалась в нём больше всего. Мне нужно было время, чтобы прийти в себя после всего случившегося, чтобы понять, чего я действительно хочу от жизни, и способен ли Алан дать мне это.

Но сейчас, глядя на его спящее лицо, я просто радовалась тому, что он жив, что мы оба пережили этот кошмар. А что будет дальше… время покажет.

Я осторожно высвободила свою руку из его пальцев и откинулась на спинку кресла, чувствуя, как усталость снова наваливается на меня. За окном начинало светать — новый день вступал в свои права, обещая новые испытания и, возможно, новые надежды.

Глава 31

Я просидела рядом с ним, наверное, часа два. Иногда легко поглаживала его руку, иногда просто наблюдала за тем, как он спит. Мысли роились в голове, не давая покоя. Несмотря на облегчение, которое я испытывала от того, что он пришел в сознание, внутри меня продолжала жить тревога — не за его жизнь, теперь уже нет, а за наше будущее. Слишком много всего произошло между нами, слишком много ран было нанесено с обеих сторон. Можно ли их залечить? Стоит ли пытаться?

В какой-то момент я почувствовала, что больше не могу оставаться здесь. Мне нужно было увидеть Хоуп, мою маму, убедиться, что с ними всё в порядке. Нужно было хоть ненадолго вырваться из этой больничной комнаты, где воздух казался пропитанным не только запахом антисептиков, но и тяжестью наших с Аланом нерешенных проблем.

Я достала телефон и, выйдя в коридор, чтобы не разбудить Алана, набрала номер Брендана.

- Элизабет? - в его голосе слышалась настороженность. - Что-то случилось?

- Нет, всё в порядке. - поспешила я успокоить его. - Алан пришел в сознание. Сейчас он спит. Брендан, я хочу поехать к маме. Увидеть Хоуп.

На другом конце линии повисло краткое молчание, а затем Брендан сказал:

- Конечно. Я пришлю за тобой машину. Будет через двадцать минут.

- Спасибо. - ответила я, чувствуя прилив благодарности к этому человеку.

Вернувшись в палату, я оставила медсестре записку для Алана — что я поехала увидеться с Хоуп и скоро вернусь. Затем собрала свои вещи — их было немного, только сумка и легкая куртка, которую Брендан привез мне ранее.

Бросив последний взгляд на спящего Алана, я вышла из палаты, испытывая странное чувство — словно я оставляла позади не только его, но и часть самой себя.

Машина с водителем, как и обещал Брендан, прибыла ровно через двадцать минут. Это был черный, представительский автомобиль с тонированными стеклами. Водитель, молчаливый мужчина средних лет в строгом костюме, открыл для меня дверь и коротко кивнул в знак приветствия.

Сев на заднее сиденье, я откинулась на мягкую кожаную обивку и закрыла глаза. Тело ныло от усталости — последние дни были настоящим испытанием и физически, и эмоционально. Машина плавно тронулась с места, и мерное урчание двигателя, казалось, убаюкивало меня.

Когда мы выехали на главную дорогу, я открыла глаза и стала смотреть в окно на проплывающий мимо город. Утренний свет заливал улицы, люди спешили по своим делам — такие беззаботные, такие обычные. Мне казалось странным, что жизнь продолжается как ни в чем не бывало, когда моя собственная жизнь перевернулась с ног на голову.

Через некоторое время машина свернула на знакомую дорогу, и моё сердце начало биться быстрее. Довер-Роуд. Мы направлялись в родовое поместье семьи Бейтман.

Я не была здесь с того самого дня, когда пыталась отыскать Алана, после смерти Роуз. С того ужасного дня, когда мир, казалось, остановился, а солнце померкло для меня окончательно. И вот, спустя столько времени, я возвращалась — но не одна, а с дочерью, которая связывала меня с этим местом узами крови.

Машина остановилась у главного входа. Не дожидаясь водителя, я сама открыла дверь и вышла, чувствуя, как ноги подкашиваются от волнения. Воздух здесь был другим — свежим, наполненным ароматом сосен и влажной земли.

Дверь дома распахнулась, и на пороге появилась моя мать. Её лицо осунулось и побледнело, но глаза сияли тем же теплым светом, что и всегда. Увидев меня, она быстро спустилась по ступеням и бросилась ко мне.

- Элизабет! - её голос дрожал от сдерживаемых эмоций.

Я шагнула навстречу, и вот мы уже обнимались посреди гравийной дорожки — так крепко, словно боялись, что одна из нас может исчезнуть. Её руки — такие знакомые, такие надежные — обвились вокруг меня, даря чувство защищенности, которого мне так не хватало все эти дни.

- Мама. - прошептала я, зарываясь лицом в её плечо.

Она отстранилась, взяла моё лицо в свои ладони, внимательно вглядываясь в мои черты, словно хотела убедиться, что я настоящая. И тут её взгляд упал на мою шею, где виднелись синяки — следы пальцев Ричарда.

- О, боже мой. - выдохнула она, и её глаза наполнились слезами. - Что он с тобой сделал?

- Всё в порядке, мама. - сказала я, пытаясь улыбнуться. - Это пройдет. Самое страшное уже позади.

Но мои слова, казалось, только усилили её горе. Слезы покатились по её щекам, и она крепче прижала меня к себе, словно пытаясь защитить — слишком поздно, но всё равно.

- Прости меня. - шептала она сквозь рыдания. - Прости, что не смогла уберечь тебя от всего этого.

- Шш, мама, перестань. - я гладила её по спине, чувствуя, как к горлу подкатывает ком. - Ты не виновата. Никто не виноват, кроме Ричарда. А ты мам, ты самая храбрая женщина, которую я знаю. Ты спасла Алана. Ты защитила Хоуп!

Она прерывисто вздохнула, пытаясь успокоиться, и отстранилась, вытирая слезы.

- Хоуп. - произнесла она, и её голос смягчился при упоминании внучки. - Она наверху, в детской.

- Где… где детская? - спросила я, хотя уже догадывалась об ответе.

- На втором этаже. - ответила мама. - Комната Роуз. Брендан сказал, что это самая безопасная комната в доме. И самая светлая.

Я кивнула, чувствуя, как сердце пропускает удар при упоминании имени Роуз. Конечно, Хоуп поместили в комнату Роуз. Где же ещё должна была спать дочь Алана Бейтмана в этом доме?

Мы вошли в холл — просторный, с мраморным полом и широкой лестницей, ведущей на второй этаж. Всё здесь было таким же, как я помнила — элегантная мебель, антикварные вазы, семейные портреты на стенах. Когда мы подошли к знакомой двери, я на мгновение замерла, собираясь с духом. Мама ободряюще сжала мою руку.

Я глубоко вдохнула и открыла дверь.

Комната была залита солнечным светом, проникающим через большие окна, выходящие в сад. Светлые обои, белая мебель, книжные полки, заполненные книгами и фотографиями — всё было именно так, как я помнила. И в центре этого светлого пространства, на мягком ковре, сидели Брендан и Хоуп.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Эта картина — такая неожиданная и такая трогательная — заставила моё сердце сжаться. Брендан, всегда такой серьезный и собранный, сидел на полу, скрестив ноги, и с совершенно серьезным выражением лица слушал что-то, что ему говорила Хоуп. Моя маленькая дочь, с светлыми кудряшками и яркими глазами, оживленно жестикулировала, рассказывая ему что-то на своём, ещё не до конца понятном языке. Она выглядела такой счастливой, такой беззаботной, словно последние страшные дни никогда не случались.

Брендан кивал в ответ на её слова, время от времени что-то отвечая, и его лицо было озарено такой нежностью, какой я никогда раньше не видела.

Я стояла, не в силах пошевелиться, боясь нарушить это волшебное мгновение. Но Хоуп, всегда чувствовавшая моё присутствие, подняла голову и увидела меня.

- Мама! - её лицо озарилось такой радостью, такой чистой, непосредственной любовью, что слезы навернулись на глаза.

Она вскочила на ножки и бросилась ко мне через всю комнату, такая маленькая и в то же время такая сильная в своей любви.

Я опустилась на колени, раскрывая объятия, и она врезалась в меня со всей силой своего маленького тела. Её ручки обвились вокруг моей шеи, и я подняла её на руки, прижимая к себе, вдыхая её запах — самый родной, самый любимый запах в мире.

- Мамочка. - шептала она, зарываясь лицом в мои волосы.

- Моя малышка. - прошептала я, целуя её мягкие щечки, её лоб, её носик. - Мамочка с тобой. И больше никогда не оставит тебя.

Я держала её на руках, наслаждаясь её теплом, её весом, ощущением её сердцебиения рядом с моим. В этот момент весь мир, казалось, сузился до размеров этой комнаты, до этого крошечного человечка в моих руках.

Брендан тихо поднялся с ковра и подошел к нам. Его лицо было спокойным, но в глазах читалось облегчение и что-то ещё — что-то глубокое и сложное, что я не могла расшифровать.

- Элизабет. - произнес он тихо. - Рад, что ты здесь.

Я посмотрела на него поверх головы Хоуп, чувствуя, как благодарность переполняет меня.

- Спасибо, Брендан. - сказала я, и эти простые слова несли в себе больше, чем могли выразить. Спасибо за то, что спас меня. За то, что заботился о моей семье, в моё отсутствие.

Он понял. Кивнул, чуть улыбнувшись, и сделал шаг назад, давая нам с Хоуп пространство.

Мы провели утро вместе — я, Хоуп и мама. Мы завтракали в светлой столовой, и это был самый спокойный, самый нормальный момент за последние дни. Хоуп сидела рядом со мной, время от времени протягивая ручку, чтобы коснуться моего лица, словно проверяя, что я действительно здесь. Мама суетилась вокруг нас, подкладывая то блинчики, то фрукты.

Я рассказала ей о состоянии Алана — что он пришел в сознание, что прогноз врачей благоприятный, что ему предстоит долгое восстановление, но самое страшное позади. Мама выглядела облегченной, хотя я заметила, как она напряглась при упоминании его имени.

После завтрака Хоуп начала клевать носом — видимо, все эти события и эмоции утомили её. Я отвела её обратно в комнату Роуз, уложила в кроватку, которую, должно быть, специально привезли для неё, и тихо спела колыбельную. Она быстро заснула, держа меня за руку, и я ещё некоторое время сидела рядом, глядя на её мирное, спящее лицо, чувствуя, как любовь к этому маленькому человечку переполняет меня до краев.

Когда я была уверена, что она крепко спит, я осторожно высвободила свою руку и вышла из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.

Ноги сами понесли меня к кабинету Брендана. Мне нужно было поговорить с ним, узнать, что он успел выяснить, что будет дальше.

Я постучала в дверь и, услышав его “Войдите”, вошла в просторный кабинет, где книжные полки занимали три стены от пола до потолка, а четвертая была полностью стеклянной, с видом на сад.

Брендан сидел за массивным деревянным столом, перед ним был открыт ноутбук. Увидев меня, он закрыл крышку и встал.

- Элизабет. - произнес он, указывая на кресло напротив. - Присаживайся.

Я опустилась в мягкое кожаное кресло, чувствуя странную нервозность. Почему-то именно сейчас, когда непосредственная опасность миновала, я начала ощущать всю тяжесть произошедшего.

- Брендан. - начала я, собираясь с мыслями. - Ты смог достать ноутбук? Тот, о котором я говорила?

Он кивнул, и его лицо стало серьезным, почти мрачным.

- Да, Элизабет, я всё видел. - сказал он тихо, и в его голосе звучала боль, которую он пытался скрыть.

- Мне жаль, Брендан. - сказала я тихо. - Мне так жаль, что тебе пришлось узнать это таким образом.

Он покачал головой, и его взгляд стал отрешенным, словно он смотрел куда-то вдаль, за пределы этой комнаты, этого дома, этой реальности.

- Я пока не готов говорить об этом. - сказал он наконец, возвращаясь к своему обычному, собранному состоянию. - Но я благодарен тебе за то, что ты нашла эти доказательства. Теперь мы можем добиться справедливости.

Я кивнула, чувствуя, как тяжесть на сердце немного отступает. По крайней мере, теперь Ричарду не уйти от ответственности.

- Что известно о Ричарде? - спросила я, меняя тему. - Где он сейчас?

- Он под стражей. - ответил Брендан, и его голос стал более деловым, профессиональным. - Предварительное заключение до суда. Ему предъявлены обвинения в похищении, нападении, угрозах убийством. И это только начало. Когда мы предоставим все доказательства, которые ты нашла, список обвинений станет намного длиннее.

Я почувствовала странное облегчение от мысли, что Ричард за решеткой, что он больше не может причинить вред ни мне, ни моим близким. И в то же время, где-то глубоко внутри, тлела надежда, что он получит по заслугам, что все его преступления будут раскрыты, что он заплатит за все страдания, которые причинил.

- Я надеюсь, он никогда не выйдет на свободу. - сказала я тихо, удивляясь собственной жесткости. Никогда раньше я не желала никому зла, но Ричард… Ричард заслуживал самого сурового наказания.

Брендан смотрел на меня с пониманием, без осуждения.

- Я сделаю всё возможное, чтобы так и было. - пообещал он.

В его голосе звучала такая решимость, такая сила, что я поверила ему безоговорочно.

Мы сидели в тишине некоторое время, каждый погруженный в свои мысли. За окном солнце начинало клониться к закату, окрашивая сад в золотистые тона. Это был мирный, спокойный момент, и я вдруг поймала себя на мысли, что впервые за долгое время я чувствую себя в безопасности.

В последующие дни я жила в каком-то странном состоянии — между прошлым и будущим, между страхом и надеждой. Я проводила время с Хоуп, наслаждаясь каждым моментом с ней, словно боясь, что всё это может внезапно исчезнуть. Мама понемногу приходила в себя после всего, что произошло, хотя я замечала, как она иногда замирала с отсутствующим взглядом, словно переживая заново те страшные минуты в квартире Роя.

Каждый день я ездила в больницу к Алану. Он восстанавливался быстрее, чем предполагали врачи, и с каждым днём становился всё более нетерпеливым, всё больше рвался домой. Он постоянно спрашивал о Хоуп, и я обещала ему, что как только врачи разрешат, я привезу её к нему.

Наши разговоры с Аланом были странными — мы говорили о его лечении, о Хоуп, о том, что происходит в мире, но старательно избегали темы нас самих. Словно мы оба боялись этого разговора, боялись услышать то, что могло бы разрушить хрупкое перемирие, между нами.

На четвертый день после того, как Алан пришел в сознание, Брендан пришел ко мне с новостью.

- Суд над Ричардом назначен на понедельник. - сказал он, когда мы сидели в саду, наблюдая, как Хоуп играет с цветами. - Твое присутствие обязательно, Элизабет. Тебе придется дать показания.

Я почувствовала, как всё внутри сжимается от страха и тревоги. Мысль о том, что мне придется снова увидеть Ричарда, рассказать всё, что произошло, перед полным залом суда, вызывала почти физическую боль.

- Я знаю, что это трудно. - продолжил Брендан, заметив мою реакцию. - Но это необходимо. Ты — ключевой свидетель. Без твоих показаний будет трудно добиться максимального срока.

- Я понимаю. - сказала я, стараясь, чтобы мой голос звучал уверенно. - Я сделаю всё, что нужно.

Брендан кивнул, и в его глазах я увидела одобрение.

- У него есть адвокат. - сказал он. - Хороший адвокат. Они будут пытаться смягчить приговор, представить всё в более выгодном для Ричарда свете. Но я уже передал прокурору все доказательства, которые мы имеем. И я буду присутствовать на каждом заседании, следить за каждым шагом. Я сделаю всё, чтобы он получил максимально возможный срок.

В тот же день я поехала к Алану, как обычно. Я хотела поделиться с ним новостями о предстоящем суде.

Еще у двери палаты я услышала женский голос — мелодичный, с нотками волнения. Моя рука замерла на дверной ручке. Что-то внутри меня дрогнуло, предчувствуя неприятный сюрприз. Я открыла дверь и застыла на пороге, пораженная открывшейся передо мной картиной.

На стуле возле кровати Алана сидела Лора. Ее изящная фигура была слегка наклонена к нему, словно они делились сокровенным секретом. Она держала его за руку. Ее глаза, блестящие и выразительные, были устремлены на его лицо, а губы что-то эмоционально произносили. Солнечный свет, проникающий через окно, создавал вокруг них почти театральный ореол, подчеркивая интимность момента.

Острая, неожиданная боль пронзила мое сердце. Ревность — горячая, иррациональная, непрошеная — накрыла меня волной, от которой перехватило дыхание. Я стояла, не в силах пошевелиться, чувствуя, как краска заливает мои щеки, а ногти впиваются в ладони от непроизвольно сжавшихся кулаков.

Они заметили меня почти одновременно. На лице Алана промелькнуло что-то похожее на удовлетворение, словно моя реакция доставила ему странное удовольствие. Лора же выглядела совершенно невозмутимой, будто наша встреча в такой ситуации была самым естественным событием в мире.

- Я… пожалуй, зайду попозже. - проговорила я, стараясь, чтобы голос звучал ровно, хотя внутри все клокотало от смешанных эмоций.

- Нет-нет. - тут же отозвалась Лора, медленно отпуская руку Алана и поднимаясь со стула. - Я уже собиралась уходить.

Она выглядела безупречно, как всегда — элегантное осеннее пальто идеально подчеркивало ее стройную фигуру, волосы уложены волосок к волоску, макияж безукоризненный.

- Выздоравливай, Алан. - сказала она напоследок, и в ее голосе прозвучала такая нежность, что я почувствовала новый укол ревности.

Подходя к двери, где я все еще стояла, Лора неожиданно остановилась. В ее глазах я увидела странное выражение — смесь понимания, сочувствия и какой-то глубокой, невысказанной мудрости.

- Элизабет. - произнесла она мягко. - Может быть, прогуляемся немного? Погода чудесная, а мне нужно кое-что тебе сказать.

Я колебалась лишь мгновение. Несмотря на ревность, которая все еще жгла меня изнутри, я не могла забыть, что обязана Лоре.

- Конечно. - ответила я, бросив быстрый взгляд на Алана, который наблюдал за нами с нечитаемым выражением лица.

Мы вышли из палаты и молча прошли по коридору к лифту. Тишина между нами не была напряженной — скорее, это было затишье перед важным разговором, для которого нужно выбрать правильное место и время.

Выйдя из больницы, мы оказались в объятиях золотой осени. Вокруг было море желтых листьев — они устилали дорожки, цеплялись за ветви деревьев, кружились в воздухе, подхваченные легким ветерком. Октябрьское солнце, уже не по-летнему жаркое, но все еще ласковое, согревало наши лица. Воздух был пропитан особым осенним ароматом — горьковато-сладким, с нотками увядающей зелени и влажной земли.

Мы медленно шагали по аллее, усыпанной разноцветными листьями, которые тихо шуршали под нашими ногами. Этот звук — такой умиротворяющий, такой естественный — странным образом успокаивал меня, помогая собраться с мыслями.

- Я покидаю страну, Элизабет. - внезапно произнесла Лора, нарушая тишину.

Я остановилась и повернулась к ней, не скрывая удивления.

- Почему? Куда ты едешь?

Лора слегка пожала плечами.

- Просто хочу уехать. - ответила она, глядя куда-то вдаль, туда, где над кронами деревьев простиралось бесконечное голубое небо. - Забыть всё, что случилось. Возможно, Европа. Или Азия. Где-нибудь, где никто не знает моего имени и моей истории.

В ее голосе звучала такая искренняя тоска по неизведанному, по свободе от прошлого, что я невольно почувствовала укол зависти. Как бы я хотела тоже иметь возможность просто уехать, оставив позади все кошмары последних месяцев! Но у меня был Алан, было незавершенное дело с Ричардом, были обязательства, которые я не могла просто так бросить.

- Я соболезную по поводу Роя. - сказала я тихо, вспомнив о трагической смерти её брата.

По лицу Лоры пробежала тень боли, но она быстро взяла себя в руки.

- Спасибо Элизабет. - ответила она тихим голосом.

Она открыла свою элегантную сумку и достала оттуда толстую папку, перевязанную черной лентой, и протянула её мне.

- Что это? - спросила я, принимая ее из рук Лоры.

- Документы. - ответила она, присаживаясь на скамейку и приглашая меня сделать то же самое. - Бумаги, которые могут помочь увеличить срок твоему отцу. Это все его махинации за последние двадцать лет — уклонение от налогов, подкуп должностных лиц, нелегальные сделки с недвижимостью, отмывание денег… Всё тщательно задокументировано, с датами, суммами, именами.

Я смотрела на папку в своих руках, чувствуя ее тяжесть — не только физическую, но и метафорическую. В этих бумагах была сила, способная окончательно уничтожить Ричарда Блэквуда. Сила, которую Лора почему-то решила передать мне.

- Откуда у тебя это? - спросила я, всё еще не веря в реальность происходящего.

Лора улыбнулась — немного загадочно, немного грустно.

- Из его офиса. Из сейфа, спрятанного за картиной Моне в его личном кабинете. Рой однажды показал мне, где Ричард хранит свои самые важные бумаги. Думаю, он хотел произвести на меня впечатление, продемонстрировать свою близость к нашему отцу.

Я провела пальцами по шероховатой поверхности папки, ощущая, как внутри меня разгорается надежда. С этими документами у Брендана появится гораздо больше шансов добиться максимального наказания для Ричарда.

- Почему ты всё это делаешь? - спросила я, поднимая взгляд на Лору.

Она задумчиво посмотрела на опадающие листья, кружащиеся в воздухе, прежде чем ответить.

- Я хочу, чтобы эта глава скорее закончилась. - сказала она наконец. - Чтобы мы все смогли вздохнуть свободно и двигаться дальше. Ричард Блэквуд — это тёмное прошлое, которое нужно оставить позади. И для этого он должен ответить за все свои преступления.

В ее словах была правда, которую я чувствовала всем сердцем. Я тоже хотела закрыть эту главу своей жизни, хотела освободиться от тени Ричарда, слишком долго омрачавшей мое существование.

- А как же твоя мама? - спросила я, вспомнив о Маргарет, жене Ричарда. - Как она относится ко всему этому?

Лицо Лоры на мгновение стало непроницаемым, но затем на нем проступило выражение усталой горечи.

- Мама подала на развод. -ответила она, и в ее голосе звучало разочарование. - Ее уже несколько дней нет в городе. Она сказала, что не хочет участвовать в этой грязи, не хочет позора. И решила… просто уехать и всё забыть.

- Мне жаль. - сказала я искренне.

Лора попыталась улыбнуться, но улыбка вышла печальной.

- Все в порядке. - ответила она, хотя мы обе знали, что это не так. - Может, так даже лучше. Чистый разрыв. Новое начало. Для всех нас.

Лора встала со скамейки, и я последовала ее примеру. Мы стояли друг напротив друга — две женщины, которые при других обстоятельствах могли бы быть соперницами, но вместо этого стали чем-то похожим на союзниц, почти друзей.

- Прощай, Элизабет. - сказала она, и в ее голосе звучала странная нежность. - Надеюсь, ты найдешь то счастье, которого заслуживаешь.

Она легко коснулась моей руки — жест, полный понимания и поддержки — и пошла прочь по аллее, усыпанной золотыми листьями. Я смотрела ей вслед, чувствуя одновременно грусть от расставания и благодарность за всё, что она сделала для меня. Странно, но я действительно была ей благодарна — женщине, которую раньше считала соперницей, угрозой своему счастью.

Когда я вернулась в палату Алана, он полулежал на кровати, просматривая какой-то журнал. Услышав мои шаги, он поднял голову, и на его лице появилась та самоуверенная, чуть насмешливая улыбка, которую я так хорошо знала.

- Ревнуешь? - спросил он, откладывая журнал в сторону. В его глазах плясали озорные искорки, а на губах играла дразнящая улыбка.

Я закатила глаза, стараясь скрыть смущение.

- Нет, не ревную. - ответила я как можно более небрежно, хотя внутри всё еще ощущала отголоски того жгучего чувства, которое охватило меня при виде его руки в руке Лоры.

- Жаль. - протянул он с преувеличенным разочарованием. - А я-то надеялся, что ты устроишь сцену. Знаешь, с битьем посуды, слезами, криками “она никогда не полюбит тебя так, как я”…

Я не могла не улыбнуться, несмотря на всю абсурдность ситуации. Вот он — Алан Бейтман во всей красе: самоуверенный, самовлюбленный, невыносимо привлекательный даже на больничной койке.

Прежде чем я успела что-то ответить, он внезапно схватил меня за руку и с неожиданной силой притянул к себе. Я потеряла равновесие и упала на кровать рядом с ним, оказавшись в опасной близости от его лица.

- Что ты делаешь? - выдохнула я, чувствуя, как сердце начинает биться быстрее от его прикосновения.

- Хочу тебя полапать. - ответил он с той обезоруживающей прямотой, которая всегда выбивала меня из колеи.

Его рука скользнула по моей спине, лаская через ткань блузки, и я почувствовала, как внутри разгорается знакомое пламя желания. Но здравый смысл всё же взял верх.

- Алан, не сейчас. - сказала я, нахмурившись и стараясь отодвинуться. - Ты в больнице, за стеной медсестры, в любой момент может войти врач…

Он закатил глаза с преувеличенным разочарованием, но руку убрал.

- Ты лишаешь меня единственного удовольствия, доступного в этой тюрьме с белыми стенами. - проворчал он, но в его глазах всё еще светились озорные искры.

Глядя на него, я вдруг остро осознала, что нам предстоит серьезный разговор. Разговор, который я откладывала, не желая расстраивать его во время выздоровления, но который неизбежен, если мы хотим двигаться дальше.

Но не сейчас. Сейчас я просто хотела наслаждаться моментом — его улыбкой, теплом его руки, ощущением его присутствия рядом. Все сложные разговоры, все трудные решения могут подождать до завтра. Или до послезавтра. Или до того дня, когда он наконец выйдет из больницы, и мы сможем начать строить нашу жизнь заново.

Глава 32

Этот день настал.

Я стояла перед зеркалом, одетая в черное платье с рукавами, натянув черные колготки и застегнув сапожки до колен. Мои дрожащие пальцы укладывали волосы в строгий пучок, закалывая непослушные пряди заколками. Отражение показывало бледное лицо с напряженными глазами и сжатыми губами. Траурный вид, траурное настроение. В моей голове царил хаос из страха, гнева и нервозного ожидания. Казалось бы, я должна радоваться этому дню – дню, когда справедливость наконец восторжествует. Но страх, поселившийся в моей душе с того самого момента, когда Ричард Блэквуд вошел в мою жизнь, продолжал разъедать меня изнутри, как кислота.

Этот страх стал моей второй кожей. Он пробуждался со мной по утрам и ложился спать, когда я закрывала глаза. Он был в каждом шорохе, в каждой тени, в каждом незнакомом лице на улице. И сегодня, в день, когда я должна чувствовать облегчение, он вцепился в меня еще сильнее.

Я собиралась выйти из комнаты, глубоко вдохнув, повернулась к двери и замерла. Дверь открылась, и в проеме появился Алан. Его статная фигура в темно-синем костюме заполнила собой пространство. Верхние пуговицы рубашки были расстегнуты, волосы взлохмачены — будто он собирался в спешке. Но даже в таком виде, с бледным лицом и следами недавней боли в глазах, он излучал ту властную самоуверенность, которая всегда отличала его от других.

- Алан? - мой голос дрогнул от удивления. - Что ты здесь делаешь?

- Разве я мог пропустить такой день? - его голос звучал резче обычного.

- Но твоя рана, она… - я непроизвольно подошла ближе, беспокойство о нем на мгновение пересилило мое собственное напряжение.

Он подошел ко мне вплотную, и я почувствовала слабый запах его одеколона, смешанный с антисептиком. Его рука с привычной собственнической манерой коснулась моей щеки, пальцы скользнули по скуле, остановились на подбородке, заставляя меня смотреть ему в глаза.

- Она заживёт. - его зеленые глаза горели лихорадочным огнем. - Сегодня все закончится, Элизабет. Он больше не причинит тебе вреда. Обещаю.

Я кивнула, чувствуя, как от его прикосновения по телу разливается тепло — не нежное, а опаляющее, страстное, как сам Алан. Он взял меня за руку — не попросил, а взял, как нечто, принадлежащее ему по праву, и повел к выходу.

Мы ехали в его черном BMW. Он настоял на том, чтобы сесть за руль, хотя я видела, как он поморщился от боли, устраиваясь на водительском сиденье. Упрямый, невыносимый человек. За нами следовала машина Брендана с личным водителем. Старший Бейтман был не менее заинтересован в том, чтобы увидеть, как отправится за решетку человек, разрушивший их семью — человек, который оказался его биологическим отцом.

Я смотрела в окно на проносящиеся мимо здания и деревья. Внутри меня нарастал ураган эмоций: страх перед встречей с Ричардом, гнев за все, что он сделал, тревога за Алана, который был еще слишком слаб после ранения, нервозность перед процессом, который выставит мою жизнь на всеобщее обозрение… В висках стучало, к горлу подкатывала тошнота. Я сжала кулаки так сильно, что ногти впились в ладони.

- Дыши. - коротко бросил Алан, не отрывая взгляда от дороги. - Он уже проиграл. Осталось только оформить это юридически.

Когда мы подъехали к зданию суда, я увидела толпу репортеров и фотографов. Дело Ричарда Блэквуда стало сенсацией — убийства, похищения, махинации с компанией… История изобиловала скандальными подробностями. И я оказалась в самом центре этого урагана.

Алан припарковался, глубоко вздохнул, словно собираясь с силами, и повернулся ко мне.

- Готова?

Я не была готова. Ни капли. Но кивнула, потому что другого выхода не было.

Как только мы вышли из машины, нас окружили журналисты, выкрикивающие вопросы и слепящие вспышками камер.

- Мисс Блэквуд! Что вы чувствуете перед судом?

- Алан Бейтман, как ваше здоровье после покушения?

- Мисс Блэквуд, как вы прокомментируете своё отсутствие на похоронах вашего мужа?

Алан обвил рукой мою талию с той же собственнической манерой, защищая от напора репортеров. Его лицо застыло в холодной маске, глаза сузились.

- Без комментариев. - отрезал он, прокладывая нам путь сквозь толпу.

К счастью, полицейские оттеснили самых настойчивых журналистов, и мы смогли войти в здание суда. Там нас встретила оглушающая тишина, контрастирующая с хаосом снаружи. Высокие потолки, мраморный пол, деревянные панели на стенах — все выглядело торжественно и чопорно, словно сама атмосфера требовала почтения.

Зал суда был уже наполовину заполнен — свидетели по делу Ричарда, журналисты, которым посчастливилось получить аккредитацию, просто любопытные. Мы заняли места в первом ряду. Я смотрела на пустую скамью подсудимых и чувствовала, как мои руки начинают дрожать. Скоро там будет сидеть человек, который едва не уничтожил меня, который отнял у меня Роуз, который пытался забрать Хоуп, который едва не убил Алана…

Алан перехватил мой взгляд и накрыл мои ледяные пальцы своей теплой ладонью. Сжал их с силой, почти причиняя боль —но это была хорошая боль, возвращающая к реальности.

Брендан сел рядом с нами, его лицо было непроницаемой маской. Только желваки, играющие на скулах, выдавали внутреннее напряжение. Для него этот процесс был особенно мучительным — узнать, что человек, убивший твоих самых близких людей, является твоим биологическим отцом… Я не могла даже представить, что он чувствует.

Внезапно в зале воцарилась тишина. Двери открылись, и конвой ввел Ричарда Блэквуда.

Мое сердце пропустило удар. Даже в тюремной робе он умудрялся выглядеть величественно и самоуверенно. Седеющие волосы аккуратно уложены, спина прямая, взгляд — острый и холодный. Он шел, как человек, уверенный в своей безнаказанности, как хищник, временно загнанный в угол, но знающий, что найдет выход.

Когда его глаза встретились с моими, я почувствовала, как ледяная волна страха прокатывается по позвоночнику. В его взгляде читалось сожаление — не о совершенных преступлениях, а о том, что он не довел дело до конца, не избавился от меня, когда имел такую возможность.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Алан почувствовал, как я напряглась, и сжал мою руку еще сильнее.

Начался суд. Судья, пожилой мужчина с суровым лицом зачитал обвинения — убийство Роуз Бейтман, организация убийства Алекса и Кристины Бейтман, покушение на убийство Алана Бейтмана, похищение Элизабет Рэмси с намерением убить, шантаж, мошенничество… Список был длинным, и каждое преступление заслуживало пожизненного заключения.

Прокурор — подтянутая женщина средних лет с острым взглядом — методично представляла доказательства, вызывала свидетелей. Адвокат Ричарда – холеный мужчина в дорогом костюме — пытался опровергнуть каждое обвинение, переворачивая факты, находя лазейки в законе.

Когда вызвали меня, я чувствовала, как сердце колотится в груди так сильно, что, казалось, его слышат все в зале. Я поднялась на свидетельское место, принесла присягу. Мой голос дрожал, но я заставила себя смотреть прямо на Ричарда, не отводя взгляда.

Я рассказала все: как познакомилась с Роуз, как мы стали подругами, как она доверила мне свои секреты, как боялась свадьбы с Роем. Рассказала о той ночи, когда мы с Роуз поехали в клуб, как незнакомый парень предложил подвезти нас, как машина вдруг потеряла управление… Как я очнулась в больнице и узнала, что Роуз погибла.

Я рассказала о том, как Ричард похитил меня, как угрожал мне и моей дочери Хоуп, как пытался заставить меня молчать… Как обнаружилось, что авария, в которой погибла Роуз, была подстроена по его приказу.

Все это время я чувствовала на себе взгляд Ричарда — холодный, расчетливый, оценивающий. Он смотрел на меня, как хищник на добычу, которая временно ускользнула, но которую он обязательно настигнет.

Адвокат Ричарда пытался подловить меня, запутать, заставить усомниться в собственных словах. Но месяцы страха и гнева, накопившиеся во мне, придали мне силы. Я отвечала четко, не позволяя сбить себя с толку, не позволяя страху взять верх.

Когда я закончила давать показания и вернулась на свое место, Алан незаметно для других сжал мою руку и прошептал:

- Он уже труп.

Суд длился несколько часов. Свидетели сменяли друг друга, представлялись новые доказательства. Наконец судья объявил перерыв для совещания присяжных.

Мы вышли в коридор. Меня трясло, словно в лихорадке. Все напряжение, все эмоции, которые я сдерживала в зале суда, вырвались наружу. Алан увел меня в тихий угол, принес стакан воды.

- Пей. - приказал он тоном, не терпящим возражений. - Ты бледная как смерть.

Я послушно сделала глоток, чувствуя, как холодная вода немного успокаивает бешеный пульс.

- Как ты? - спросил Алан, внимательно вглядываясь в мое лицо.

- Нормально. - солгала я, но мой голос дрожал, выдавая меня.

- Лгунья. - констатировал он с легкой усмешкой.

Вскоре нас позвали обратно в зал. Присяжные вернулись, их лица были серьезны и напряжены. Судья спросил, пришли ли они к единогласному решению, и представитель присяжных ответил утвердительно.

Зал замер в ожидании. Я почувствовала, как Алан напрягся рядом со мной, как Брендан подался вперед, вцепившись пальцами в колени.

- По всем пунктам обвинения. - произнес представитель присяжных. – Мы признаем обвиняемого Ричарда Блэквуда виновным.

По залу пронесся вздох облегчения. Я почувствовала, как из моих глаз текут слезы — не горя, не страха, а какого-то странного облегчения, смешанного с неверием. Неужели это действительно конец?

Судья поднялся для вынесения приговора.

- Ричард Блэквуд. - его голос звучал торжественно и сурово. - Суд присяжных признал вас виновным по всем пунктам обвинения. Ваши преступления тяжелы и многочисленны. - Он сделал паузу, обводя взглядом зал. - Учитывая все обстоятельства дела и смягчающие факторы, я приговариваю вас к пятнадцати годам лишения свободы с возможностью условно-досрочного освобождения.

Мир вокруг меня остановился. Пятнадцать лет? За убийство Роуз? За смерть родителей Алана? За все его преступления? Пятнадцать лет, с возможностью выйти раньше?

Я почувствовала, как внутри меня поднимается волна ярости, такой сильной, что она затмила даже страх. Как это возможно? Как система правосудия может быть настолько слепой?

Зал взорвался возмущенными возгласами. Я увидела, как Алан стиснул зубы так сильно, что на его скулах заиграли желваки. Брендан выглядел так, словно готов был вскочить и разнести здесь все. А Ричард… Ричард позволил себе легкую, едва заметную улыбку, когда его уводили из зала. Улыбку победителя.

В машине я задыхалась от поглощающего меня гнева. Алан молчал, сосредоточенно глядя на дорогу. Его пальцы сжимали руль так сильно, что костяшки побелели. Я видела, как напряжены его плечи, как сведены брови — он был так же взбешен, как и я, но держал эмоции под контролем.

Но чем дольше я думала о приговоре, тем сильнее нарастала паника. Пятнадцать лет… А что если он выйдет раньше? Что если он захочет отомстить? Что если он подвергнет опасности Хоуп? Мою маму? Алана?

Мысли кружились в голове, как стая ворон, становясь все чернее и безумнее. Я почувствовала, как мне не хватает воздуха, как сжимается горло, как перед глазами плывут черные пятна.

- Алан, остановись. - выдавила я. - Пожалуйста, остановись.

Он бросил на меня короткий взгляд, увидел мое состояние и молча свернул к обочине. Я выскочила из машины, едва она остановилась, жадно хватая ртом прохладный воздух.

Алан вышел следом за мной, молча наблюдая, как я пытаюсь справиться с паническим приступом. Он не пытался успокоить меня словами, не говорил банальностей — и за это я была ему благодарна.

Когда дыхание немного выровнялось, я повернулась к нему, чувствуя, как слезы жгут глаза.

- Пятнадцать лет, Алан. Как? Почему?

Алан сжал губы в тонкую линию. Его глаза потемнели, в них читалась та же ярость, что клокотала внутри меня.

- Судья купился. - процедил он сквозь зубы. - Или Ричард что-то на него имеет.

- Но Брендан сказал, что он сделал все возможное…

- Я знаю. - перебил Алан, и его голос звучал хрипло от сдерживаемой ярости. - Никто из нас не ожидал такого исхода. Ричард и из-за решетки сумел дотянуться и оказать влияние.

Я обхватила себя руками, чувствуя, как меня начинает трясти, и не только от вечерней прохлады. Осенний ветер пробирал до костей, но холод внутри был сильнее.

- Что если он выйдет раньше? Что если он захочет отомстить? - мой голос срывался от паники. - Хоуп… он может подвергнуть опасности Хоуп. Он не оставит нас в покое, Алан.

- Элизабет. - Алан приблизился ко мне, его глаза горели каким-то странным, опасным огнем. - Успокойся.

- Как я могу успокоиться?! - почти выкрикнула я. - Ты не понимаешь? Он будет ждать. Он будет планировать. Он…

- Я сказал, успокойся. - в его голосе зазвучали стальные нотки, от которых я вздрогнула. - Ричард Блэквуд не выйдет из тюрьмы. Никогда.

Я замерла, вглядываясь в его лицо. Он что-то знал, что-то планировал.

- Откуда такая уверенность?

Алан приблизился еще на шаг, теперь его лицо было всего в нескольких сантиметрах от моего. В сгущающихся сумерках его глаза казались почти черными, глубокими, как колодцы, на дне которых что-то шевелилось — что-то опасное и древнее.

- Такие, как он, не выходят. Их выносят вперед ногами. - произнес он тихо, но с железной уверенностью.

От его слов по коже пробежал холодок.

- Ты предлагаешь мне поверить на слово? - мой голос дрожал от напряжения. - Просто забыть обо всем и спокойно жить дальше?

Руки Алана — горячие, уверенные — обхватили мое лицо, заставляя смотреть ему в глаза. Я почувствовала знакомое покалывание от его прикосновения, от того, как его большие пальцы скользнули по моим скулам, очерчивая их контур.

- Я предлагаю тебе довериться мне. - произнес он, и в его голосе звучала непоколебимая уверенность. - Я не позволю ему причинить тебе вред. Никогда. Слышишь меня? Никогда.

Его пальцы чуть сильнее сжали мое лицо, и я увидела в его взгляде ту решимость, которая меня одновременно пугала и привлекала.

Я смотрела в его глаза, пытаясь найти в них подтверждение тому, что он говорит правду, что я могу перестать бояться, что кошмар действительно закончился. Но вместо уверенности я чувствовала, как меня захлестывает новая волна страха и отчаяния.

В следующий миг его губы накрыли мои в поцелуе — не нежном, не осторожном, а страстном, требовательном, обжигающем. Он целовал меня так, словно пытался стереть все мои страхи, все сомнения, всю боль одним этим действием. Его руки скользнули с моего лица на плечи, на талию, притягивая меня ближе, прижимая к своему телу с той собственнической властностью, которая всегда была частью его натуры.

Я почувствовала, как его язык раздвигает мои губы, как его зубы слегка прикусывают мою нижнюю губу, вызывая вспышку удовольствия, смешанного с болью. Его руки скользнули ниже, на мои бедра, сжимая их с силой, которая наверняка оставит синяки. Но в этот момент мне было все равно. Я хотела почувствовать его, почувствовать жизнь, забыть о смерти и боли, которые преследовали нас.

Но несмотря на жар его поцелуя, несмотря на знакомое головокружение, которое он всегда вызывал во мне, мысли о Ричарде, о суде, о несправедливости не отступали. Они были как заноза, которую нельзя вытащить простым прикосновением.

Я оторвалась от его губ, сделала шаг назад, чувствуя, как колотится сердце и как дрожат колени.

- Алан я не могу. – сказала я с горечью, чувствуя, как к горлу подкатывает комок. – Я не могу быть с тобой.

Глава 33

Его глаза, секунду назад затуманенные страстью, мгновенно стали холодными, как изумруды во льду. Челюсть напряглась, на скулах заиграли желваки. Его сильные руки, только что нежно обнимавшие меня, сжались в кулаки. Он выпрямился во весь свой внушительный рост, нависая надо мной как грозовая туча.

- Жаль, что у тебя нет выбора. - отрезал он тоном, не терпящим возражений, словно вынося окончательный приговор.

Он развернулся и направился к машине, его широкие плечи напряглись под дорогим пиджаком. Я невольно залюбовалась его уверенной походкой, той грацией хищника, которая всегда была частью его неотразимого шарма.

Но сегодня что-то изменилось внутри меня. Может быть, это был исход суда, может быть, накопившаяся усталость от постоянного напряжения и страха, а может быть, я просто достигла той точки, за которой не могла больше молчать.

- Нет, Алан. - мой голос неожиданно для меня самой прозвучал твердо и уверенно, разрезая напряженную тишину между нами. - Выбор есть всегда.

Я пошла за ним, чувствуя, как внутри разгорается огонь решимости. Слишком долго я позволяла ему диктовать условия, слишком долго боялась противостоять его властной натуре, слишком долго принимала его правила игры.

- Алан, пожалуйста, будь серьезен. - я догнала его у машины, схватив за руку. Его кожа под моими пальцами была горячей и напряженной. - Прислушайся ко мне хоть раз в жизни!

Он хлопнул дверью машины с такой силой, что я невольно вздрогнула. Секунду он стоял неподвижно, а затем со вздохом повернулся ко мне. Его красивое лицо было бледным от едва сдерживаемого гнева, а в глазах плескалось что-то, похожее на недоумение.

- К чему этот разговор, Элизабет? - процедил он сквозь зубы, каждое слово словно вырывалось из него с усилием. - Что ты хочешь этим сказать?

Он вернулся ко мне и, засунув руки в карманы брюк, пристально смотрел на меня своими невыносимо зелеными глазами, которые меняли оттенок в зависимости от его настроения. Сейчас они были темными, почти изумрудными — признак бури, бушующей внутри него. В этом взгляде читался вызов, и я знала — сейчас решается что-то важное между нами. Что-то, что определит наше будущее.

Собрав всю свою волю в кулак, я глубоко вдохнула и выпрямив спину, расправила плечи и произнесла:

- Мы уезжаем.

Он приподнял бровь, его лицо на мгновение отразило удивление.

- Куда? На сколько? - вопросы прозвучали отрывисто, будто он выпускал каждое слово как пулю.

Солнце скрылось за облаком, и внезапно стало прохладнее. Я поежилась, обхватив себя руками. Тонкое платье, которое я надела сегодня утром на суд, казавшееся тогда вполне уместным, сейчас совершенно не защищало от вечерней прохлады.

- Я… я не знаю куда. - призналась я. - Но в этом городе мы не останемся.

Я смотрела на его лицо, пытаясь уловить реакцию.

- Хорошо. - он неожиданно легко согласился, что насторожило меня еще больше. Его голос стал мягче. - Давай поговорим об этом дома. Мне надо будет придумать что-то с работой, с бизнесом…

Он сделал шаг ко мне, его рука потянулась к моему лицу. На мгновение я почти поддалась искушению прильнуть к его ладони, найти в ней то тепло и защиту, которые он всегда мне давал, несмотря на все наши сложности.

- Нет, Алан, ты меня не понял. - перебила я его, чувствуя, как мое сердце колотится где-то в горле, а во рту пересохло. Слова давались с трудом, но я заставила себя произнести их. - Уезжаем я, Хоуп и моя мама.

Я увидела, как блеснули его глаза, как будто в их глубине зажглось и погасло пламя. Его губы скривились в усмешке, но я заметила, как побелели костяшки его пальцев, сжатых в кулаки. Ветер усилился, принося с собой запах приближающегося дождя, а может быть, просто запах перемен.

- Очень жаль срывать твои планы. - произнес он с обманчивым спокойствием, которое не могло обмануть меня. Я слишком хорошо знала этот тон – как затишье перед бурей. - Но боюсь, что тебе придется передумать. Потому что я не собираюсь снова терять ни тебя, ни Хоуп.

Его слова о дочери задели что-то внутри меня, всколыхнули воспоминания о тех сложных днях, когда я только узнала о своей беременности, о том страхе и одиночестве, которые преследовали меня долгие месяцы.

Я невольно усмехнулась, вспомнив, как он отреагировал, когда я впервые сказала ему о том, что Хоуп — его дочь. Как его лицо окаменело, как в глазах появился тот холодный расчетливый блеск. Как он настаивал на ДНК-тесте, как смотрел на меня с недоверием, будто я лгала ему, чтобы что-то получить.

- А давно ли ты в отцы записался? - съязвила я, скрещивая руки на груди. Ветер трепал мои волосы, бросая их мне в лицо, и я раздраженно откинула их назад.

Облака сгущались над нами, словно вторя нарастающему напряжению. Где-то вдалеке прогремел гром, предвещая скорую грозу. Подходящая погода для нашего разговора, подумала я с горькой иронией.

- Недавно. - неожиданно честно признал он, и его глаза на мгновение потеплели. - Но я постараюсь наверстать упущенное.

Искренность в его голосе на мгновение сбила меня с толку. Алан редко признавал свои ошибки, еще реже демонстрировал уязвимость.

- Как? - я не сдержала горькой усмешки. - Контролируя каждый мой шаг? Запирая меня в своей клетке? Алан, это не работает так.

Мимо нас проехала машина, обдав нас выхлопными газами и звуками громкой музыки. Я едва заметила ее, сосредоточенная на мужчине передо мной, на его реакции, на каждом изменении в его лице.

Первые капли дождя упали на асфальт, оставляя темные следы. Одна капля попала мне на щеку, скатилась вниз, словно слеза. Я потерла лицо, чувствуя накатывающую усталость, и глубоко вздохнула.

- Алан, давай сделаем, как я говорю. - тихо сказала я, глядя на него снизу вверх. - Я не могу жить так, будто ничего не случилось. Будто не было Ричарда. Будто не было тебя… такого тебя. Будто не было смерти Роя. Будто не было моего похищения. Будто ты не держал меня взаперти. Будто не говорил те грязные слова, что говорил…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

С каждым моим словом его лицо становилось все темнее, все жестче. Я видела, как в его глазах борются ярость и раскаяние, видела, как пульсирует вена на его виске. Дождь усиливался, капли падали на его плечи, оставляя темные пятна на ткани пиджака, скатывались по его лицу, по его скулам, по его поджатым губам.

- Мне нужно время. - продолжила я, чувствуя, как дрожит мой голос. - Мне нужно понять, что я вообще хочу делать дальше. Я не могу сейчас быть спокойной… Мне нужно время.

Странно, но я чувствовала облегчение от того, что наконец высказала все, что так долго копилось внутри.

- Сколько тебе нужно? - отрывисто спросил он, прожигая меня взглядом. - День? Два? Месяц? Год? Больше не проси, больше я не дам.

Я почувствовала, как внутри меня поднимается волна раздражения. Снова он ставит условия, снова пытается контролировать, снова не слышит меня по-настоящему.

- Алан, если ты действительно хочешь, чтобы у нас всё получилось. - я старалась говорить мягко, несмотря на клокочущую внутри бурю эмоций. - Чтобы у нас могло быть что-то настоящее, без принуждения… прислушайся ко мне и к моим желаниям, пожалуйста.

Мой голос дрожал, но не от холода или страха, а от силы чувств, которые я наконец позволила себе выразить.

Он долго смотрел на меня, в его глазах плескалась неуверенность — чувство, которое я никогда не ассоциировала с Аланом Бейтманом.

- Поехали домой. - наконец произнес он, разворачиваясь к машине. - Я хочу побыть с дочерью до тех пор, пока ты ее не забрала у меня.

Я вздохнула, чувствуя одновременно облегчение и разочарование. Он услышал мои слова, но понял ли? Действительно ли он готов меня отпустить или это просто тактический ход? С Аланом никогда нельзя было быть уверенной до конца.

Поняв, что у меня нет выбора, я прошла к машине и села на пассажирское сиденье. Я надеялась, что хотя бы что-то из сказанного мной дошло до него.

Алан сел за руль, его движения были резкими, неестественными для него. Обычно он двигался с кошачьей грацией, каждый жест был отточен до совершенства. Сейчас же он словно не контролировал свое тело.

Он включил двигатель, и салон наполнился мягким гулом. Дворники размеренно сметали капли с лобового стекла, создавая иллюзию порядка и контроля, которых так не хватало в нашей жизни.

Всю дорогу мы молчали. Алан вел резко, иногда слишком быстро, выплескивая свою ярость на дорогу. Его пальцы сжимали руль так сильно, что костяшки побелели.

Дождь усиливался, превращая улицы в мутные реки. Капли барабанили по крыше автомобиля, создавая ритмичный шум, который в другой ситуации мог бы показаться успокаивающим. Сейчас же он лишь подчеркивал напряженную тишину между нами.

Когда мы приехали домой, мама встретила нас в гостиной, ее лицо выражало тревогу и любопытство. Она стояла в дверях кухни, ее волосы были собраны в аккуратный пучок, а на лице застыло выражение материнской заботы.

- Как всё прошло? - спросила она. Ее взгляд метнулся от меня к Алану и обратно, пытаясь прочитать по нашим лицам то, что мы не говорили вслух. - Я слышала по новостям…

- Я не хочу сейчас говорить, мам, прости. - я мягко коснулась ее руки и прошла мимо, направляясь к лестнице.

Мне нужно было побыть одной, смыть с себя этот день, очистить разум от тяжелых мыслей. Я поднялась в ванную комнату, включила воду и встала под горячие струи, позволяя им стекать по моему телу, смывая напряжение, боль, страх. Вода барабанила по плечам, создавая успокаивающий ритм, и я закрыла глаза, пытаясь хотя бы на мгновение забыть о Ричарде, о суде, о несправедливом приговоре.

Пар окутывал меня, словно защитное облако, изолируя от внешнего мира и его проблем. Я позволила своим мыслям течь свободно, не пытаясь их контролировать или направлять.

Закрыв кран, я завернулась в пушистое полотенце и вышла из ванной, чувствуя себя немного лучше, но все еще разбитой. Капельки воды падали с моих волос на плечи, вызывая легкую дрожь. За окном все еще шел дождь, его монотонный стук по карнизу странным образом успокаивал.

Выйдя из ванной, я почувствовала себя физически чище, но тяжесть на сердце никуда не делась. Капельки воды стекали с моих влажных волос, оставляя дорожки на коже и впитываясь в мягкую ткань халата. Я плотнее запахнула его, ощущая внезапный озноб — не от холода, а от внутреннего напряжения, которое не могла смыть даже горячая вода.

Первым моим желанием было увидеть Хоуп. После всего пережитого сегодня мне нужен был якорь, что-то настоящее и чистое, напоминание о том, что в мире еще осталось добро.

Я направилась к детской, мои босые ноги бесшумно ступали по мягкому ковру. Сердце забилось быстрее в предвкушении встречи с дочерью. Проходя мимо приоткрытой двери, я услышала звуки, которые заставили меня замереть на месте — звонкий детский смех и низкий мужской голос, произносивший что-то неразборчивое, но явно веселое.

Я подошла ближе и осторожно заглянула в щель между дверью и косяком. То, что я увидела, перехватило мое дыхание.

Алан — все еще в своем идеально сидящем костюме, теперь уже без пиджака, с закатанными рукавами рубашки — сидел на полу детской комнаты. Его длинные ноги были вытянуты на мягком ковре с изображением мультяшных персонажей, а рядом с ним, заливаясь счастливым смехом, стояла Хоуп, наша маленькая принцесса в розовом комбинезоне. Алан держал в руках плюшевого медведя и, изменяя голос, разыгрывал целое представление, от которого Хоуп приходила в неописуемый восторг.

- А сейчас мистер Тедди хочет обнять самую красивую девочку в мире! - произнес он забавным голосом, двигая игрушкой в сторону Хоуп.

Она захихикала, прикрывая ротик ладошкой — жест, который она, несомненно, переняла у меня. Ее светлые кудряшки подпрыгивали в такт движениям, а глаза — точно такие же зеленые, как у Алана — сияли неподдельным счастьем.

И тут произошло нечто, что заставило меня прижать руку к губам, чтобы не выдать своего присутствия. Алан отложил медведя в сторону, протянул руки к Хоуп и, подхватив ее, поднял высоко над головой. Ее звонкий смех наполнил комнату, а его лицо… его лицо преобразилось. Я никогда не видела у него такого выражения — открытого, искреннего, полного любви и восхищения.

- Ты такая красивая, как твоя мама. - произнес он тихо, но достаточно громко, чтобы я могла услышать. - Такая же упрямая и сильная.

Он опустил ее, прижал к себе и поцеловал в макушку с такой нежностью, что у меня перехватило дыхание. Это был не тот Алан, которого я знала — холодный, расчетливый, контролирующий. Это был просто отец, который любил свою дочь.

Горечь и сладость этого момента смешались внутри меня в странный коктейль эмоций. Я отступила от двери, прислонившись к стене коридора, и закрыла глаза. Внутри меня бушевала буря противоречивых чувств.

Радость от того, что Хоуп наконец получила возможность узнать своего отца, смешивалась с горечью от мысли о том, сколько времени они потеряли. Полтора года жизни — первые шаги, первые слова, первая улыбка… Все эти моменты, которые никогда не повторятся, были потеряны безвозвратно.

Решив не прерывать их совместные минуты, я тихо отошла и направилась вниз по лестнице.

Спустившись на кухню, я обнаружила там маму и Брендана. Они сидели за столом, тихо разговаривая, но при моем появлении оба повернулись. По их лицам я поняла, что они обсуждали сегодняшние события.

- Я как раз собирался уходить. - произнес Брендан, поднимаясь. Его карие глаза смотрели на меня с сочувствием и какой-то скрытой тревогой. - Элизабет, если тебе что-то понадобится…

- Спасибо, Брендан. - мягко ответила я, благодарная за его поддержку, но слишком истощенная эмоционально, чтобы поддерживать разговор.

Он кивнул, и проходя мимо меня, слегка сжал мое плечо — простой жест поддержки, который значил больше, чем могли выразить слова.

Когда за ним закрылась дверь, я опустилась на стул напротив мамы. Она выглядела усталой, но ее глаза, так похожие на мои, смотрели внимательно и с любовью.

- Как ты, дорогая? - спросила она, протягивая руку через стол и накрывая мою ладонь своей. Ее кожа была теплой и такой знакомой — кожа, которая вытирала мои слезы в детстве, которая гладила меня по голове, когда я болела, которая всегда была рядом, несмотря ни на что.

- Мам. - мой голос прозвучал хрипло, и я откашлялась, прежде чем продолжить. - Мам, давай уедем.

Ее брови удивленно поднялись, и она внимательнее вгляделась в мое лицо, словно пытаясь прочитать мои мысли.

- Куда? - спросила она тихо, не отпуская моей руки.

- Не знаю. - честно призналась я, чувствуя странное облегчение от самой возможности побега. - Куда-нибудь далеко отсюда. В другой город, может быть, даже в другой штат. Просто… прочь отсюда.

Она молчала несколько секунд, обдумывая мои слова, и я воспользовалась этой паузой, чтобы продолжить.

- Наш дом, который сгорел, был застрахован. Что там насчет выплат? Мы могли бы использовать эти деньги для нового начала.

Мама вздохнула, ее взгляд на мгновение стал отсутствующим, словно она мысленно переносилась в прошлое, в наш старый дом с его скрипучими половицами и солнечной верандой.

- Я уже ездила в страховую компанию. - наконец произнесла она, возвращаясь к настоящему. - Выплаты будут, но нужно подождать еще несколько недель. Я действительно думала о том, чтобы купить новый дом, но где-то недалеко от вас… от тебя и Алана.

Я почувствовала, как напряглись мои плечи при упоминании его имени. Конечно, мама предполагала, что мы с Аланом будем вместе. С ее точки зрения, это было логично — он отец Хоуп, он богат, успешен, внешне привлекателен. Идеальный зять и партнер для ее дочери.

Если бы она только знала всю правду о нашей истории…

- Мама, пожалуйста. - я глубоко вдохнула, подбирая слова. - Что бы ты ни придумала себе насчет меня и Алана… убери это из головы, ладно? Пока что… пока что все остается как было. Ты, я и Хоуп. Я хочу переехать в другой город. Я не хочу здесь находиться. Я хочу начать жизнь заново.

Мои слова повисли в воздухе между нами, тяжелые от невысказанных эмоций и скрытых историй. Мама внимательно смотрела на меня, и я видела, как в ее глазах сменяются эмоции — удивление, беспокойство, понимание и, наконец, принятие.

- Хорошо, дорогая. - наконец произнесла она, крепче сжимая мою руку. - Я тебя поняла. Мы сделаем все, чтобы тебе и Хоуп было комфортнее. Вы — самое дорогое, что у меня есть. Ты же знаешь это, правда?

Ее слова, полные безусловной любви и поддержки, пробили плотину, которую я так старательно строила весь день. Слезы снова потекли по моим щекам, но теперь это были слезы облегчения и благодарности.

- Да, мама, спасибо. - прошептала я, сжимая ее руку в ответ. - Я тебя очень люблю.

- И я тебя очень люблю, моя девочка. - ответила она с той особенной улыбкой, которая всегда согревала мое сердце, даже в самые темные времена.

Мы сидели так какое-то время, держась за руки через стол, связанные не только кровью, но и общей историей, общими потерями и общей силой. В этот момент я почувствовала проблеск надежды — маленький, хрупкий, но настоящий.

За окном дождь начал стихать, и сквозь тучи пробились первые лучи солнца, создавая на кухонном полу причудливые узоры света и тени. Я смотрела на эту игру света и думала о будущем — неопределенном, но полном новых возможностей.

Новая жизнь. Новое начало.

И возможно, только возможно, эта новая жизнь принесет нам исцеление, которого мы все так отчаянно жаждем.

Глава 34

Полтора месяца пролетели как один долгий, растянутый день, наполненный хлопотами, решениями и тихими вечерами, когда я сидела на подоконнике в комнате Хоуп, наблюдая, как она спит. Её маленькая грудь поднималась и опускалась в ровном ритме, пухлые щёчки иногда подрагивали, когда ей снилось что-то приятное, а крошечные пальчики сжимали потрёпанного плюшевого зайца, которого подарил ей Алан.

Каждое утро я просыпалась с одной и той же мыслью, повторяя её как мантру: нужно двигаться дальше, строить новую жизнь, ради себя и ради Хоуп. Несмотря на все протесты Алана, на его уговоры, на его попытки заставить меня передумать, я настаивала на своём, как скала, о которую разбиваются волны.

Мы провели ещё несколько недель в доме Алана. Прежде чем маме выплатили страховку за сгоревший дом. Сумма была достаточной, чтобы купить небольшой уютный дом где-нибудь недалеко от Ричмонда.

Мы с мамой объездили множество вариантов с риэлторами — улыбчивыми женщинами в безупречных костюмах, которые показывали нам дома с таким энтузиазмом, словно это были дворцы, а не скромные постройки на окраинах города. Их комиссионные были слишком высокими для нашего бюджета, и с каждым новым просмотром мои надежды таяли, как утренний туман.

Казалось, мы уже почти опустили руки, смирившись с мыслью, что придётся либо существенно увеличить бюджет, либо существенно снизить требования. И тут произошло то, что иначе как чудом я назвать не могу.

Однажды вечером, когда я укладывала Хоуп спать, напевая ей колыбельную, которую когда-то пела мне мама, зазвонил телефон. Это была наша риэлтор, Джейн — женщина средних лет с пронзительными голубыми глазами и энергией, которой хватило бы на двоих.

- Миссис Рэмси. - её голос звучал возбуждённо. У меня есть для вас нечто особенное. Домик на берегу пляжа в Делте. Только что выставлен на продажу, ещё даже не в общей базе. Владелец уезжает за границу и хочет продать быстро.

Мое сердце пропустило удар. Делта. То самое место, где жила бабушка Рейчел, и куда мы ездили каждое лето на каникулы. Место, где воздух пах солью и свободой, где время текло иначе, где каждый закат был как маленькое чудо.

- Я хочу его посмотреть. - перебила я, чувствуя, как внутри разливается странное тепло — первый проблеск настоящего энтузиазма за долгое время. - Можно завтра утром?

Мы с мамой, не раздумывая, сели в машину на следующий день, оставив Хоуп с Аланом. Он, кстати, проводил с ней удивительно много времени за эти недели — работал, возвращался, играл с ней, читал ей книги, учил её новым словам и песенкам. Я наблюдала за их взаимодействием украдкой, через полуоткрытую дверь детской или из сада, и не могла не заметить, как сильно они сблизились.

Она ждала его возвращения с работы с нетерпением, которое было почти осязаемым. Стояла у окна, прижав маленькие ладошки к стеклу, вглядываясь в подъездную дорожку. И когда его машина наконец появлялась, её личико озарялось такой радостью, что у меня перехватывало дыхание. А потом она бежала к двери, топая своими маленькими ножками по паркету, и кричала “Папа итёт! Папа!”

Да, она начала говорить “папа”. Он сам её научил. Это случилось в один из тех тихих вечеров, когда всё кажется умиротворённым и правильным. Мы сидели у камина в большой гостиной дома Алана — мама на диване с вязанием, я в кресле с книгой, которую не могла прочесть уже несколько дней, застряв на одной и той же странице, и Хоуп, игравшая со своими игрушками на мягком ковре перед камином.

И вдруг мы услышали звук открывающейся входной двери, шаги в холле. Хоуп подняла голову, прислушиваясь, а затем её лицо осветилось такой радостью, что мое сердце сжалось. Она вскочила на ножки и побежала к двери гостиной, навстречу шагам.

А потом произошло то, что навсегда останется в моей памяти. Когда в дверях появился Алан, промокший от дождя. Хоуп подняла к нему свои ручки и звонко, отчётливо произнесла: “Папа!”

Время словно остановилось. Я видела, как расширились глаза Алана, как он замер на пороге, не веря своим ушам. А потом что-то изменилось в его лице, словно внутри него что-то треснуло, рухнула какая-то стена. Он сбросил своё промокшее пальто и опустился на колени, раскрывая объятия.

Хоуп влетела в них с доверчивостью, на которую способны только дети, а он крепко обнял её, зарывшись лицом в её мягкие волосы.

- Моя сладкая, моя красавица. - шептал он, и его голос был хриплым от сдерживаемых эмоций.

Я сидела, замерев, не в силах отвести взгляд от этой картины. Что-то щемящее и болезненное разливалось внутри, словно трещина в ледяной корке, под которой я так долго прятала свои чувства. Мама тихонько положила руку мне на плечо, и я почувствовала, как дрожат её пальцы.

С того вечера Хоуп стала называть его “папой” постоянно, и каждый раз, когда это слово слетало с её губ, Алан смотрел на неё с таким обожанием, с такой нежностью, что у меня перехватывало дыхание.

Мои эмоции в последнее время были как оголённые провода — малейшее прикосновение могло вызвать короткое замыкание. Постоянный ком в горле, непрекращающаяся тревога, словно что-то должно случиться, словно эта передышка, это спокойствие — всего лишь иллюзия, которая в любой момент может рассыпаться, как карточный домик.

Я постоянно просматривала новости, боясь увидеть фамилию Блэквуд, боясь, что он каким-то образом выйдет на свободу, найдёт нас, продолжит то, что начал. Логически я понимала, что этого не произойдёт, что система правосудия не настолько сломана, но страх не поддаётся логике. Он живёт по своим законам, питается нашими самыми тёмными мыслями, нашими самыми глубокими сомнениями.

К счастью, никто о Ричарде не упоминал. Ни в новостях, ни в разговорах. В нашем доме вообще было табу на разговоры о нём — негласное правило, которое все соблюдали с молчаливым согласием.

И вот мы с мамой приехали в Делту смотреть дом на берегу Мадбэй. День выдался ясным, с тем особым осенним светом, который делает всё вокруг немного волшебным — более ярким, более чётким, словно реальность приобретает дополнительное измерение.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Дом стоял на небольшом возвышении, в нескольких шагах от океана. Прекрасное строение из красного дерева, с просторной террасой, обвитой диким виноградом, и небольшим задним двориком, где уже росли несколько фруктовых деревьев. Двухэтажный, с тремя спальнями, он казался созданным специально для нас.

Сквозь высокие окна, занимавшие почти всю стену, выходящую на океан, лился свет, играя на деревянных полах цвета мёда. Кухня с островком посередине и современной техникой смотрела на океан, так что можно было готовить завтрак, наблюдая за восходом солнца. В гостиной располагался камин из речного камня, который, как заверил нас риэлтор, был полностью исправен и проверен.

Каждая деталь дома была продумана и наполнена уютом — от встроенных книжных шкафов до небольшой ниши под лестницей, которая, как я сразу представила, могла бы стать идеальным игровым уголком для Хоуп.

Мы с мамой ходили из комнаты в комнату, открывая окна, проверяя краны, касаясь стен, словно пытаясь почувствовать душу дома. И чем больше мы видели, тем сильнее становилась уверенность: это наш дом. Место, где мы сможем начать всё с начала, где Хоуп будет расти счастливой, где мы сможем построить новую жизнь.

Цена оказалась ровно такой, сколько у мамы было страховых денег — совпадение, которое казалось почти мистическим, словно сама судьба подталкивала нас к этому решению. Естественно, мы не собирались упускать этот шанс. Уже на следующий день мы заключили сделку о покупке этого дома, подписав все необходимые документы и внеся первоначальный взнос.

От дома Алана до Делты, до нашего нового адреса, путь занимал всего два часа езды. Это расстояние было идеальным — достаточно далеко, чтобы начать новую жизнь, но достаточно близко, чтобы Алан мог регулярно видеться с Хоуп. Он настаивал на том, чтобы оставаться отцом для неё, и я не имела ни права, ни желания лишать их этой связи.

Приехав в наш новый дом через неделю после заключения сделки, мы с мамой словно выдохнули — начиналась новая глава нашей жизни. Мы стояли на террасе, глядя на океан, который простирался до самого горизонта, и я чувствовала, как тяжесть последних месяцев постепенно отступает, сменяясь чем-то похожим на надежду.

К счастью, ремонт дому не требовался — предыдущие владельцы поддерживали его в отличном состоянии, и всё, от водопровода до электрики, работало безупречно. Алан помог с покупкой мебели — от кроватей и диванов до кухонного гарнитура и детской мебели для Хоуп. Когда я сказала, что обязательно ему всё верну, он хмуро посмотрел на меня, его зеленые глаза потемнели, став почти стальными.

- Не говори глупостей. - сказал он резко, жёстче, чем намеревался, судя по тому, как он тут же смягчил тон. - Я делаю это ради Хоуп. Она заслуживает комфорта.

Я была благодарна ему за это, принимая его помощь без ложной гордости. В конце концов, всё это действительно было для Хоуп — для её благополучия, для её будущего. И если Алан хотел быть частью этого будущего, кто я такая, чтобы отказывать ему?

Каждый день мы с дочкой проводили на пляже, несмотря на приближающуюся зиму. Хоть было ветрено и прохладно, снега ещё не было, и осень радовала нас последними тёплыми днями перед наступлением холодов. Хоуп обожала возиться в песке, строя замки и рвы, собирая ракушки и разноцветные камешки, которые потом складывала в маленькие баночки, расставленные на подоконнике её комнаты.

Иногда мы просто сидели на пледе, закутавшись в тёплые шарфы и куртки, и смотрели на бескрайний горизонт, где небо сливалось с водой в одну непрерывную линию синего и серого. Я рассказывала Хоуп истории о русалках и пиратах, о морских чудовищах и затонувших кораблях, а она слушала с открытым ртом, её глаза сияли от восторга и воображения, которое рисовало перед ней эти волшебные картины.

Алан приезжал каждые выходные, как и обещал, иногда оставаясь на ночь в гостевой комнате. Он привозил игрушки для Хоуп, книги, которые читал ей перед сном, маленькие подарки, которые заставляли её визжать от восторга. Он помогал с домашними делами — чинил протекающий кран, менял лампочки, прибивал полки, которые мы с мамой никак не могли установить самостоятельно.

И постепенно, день за днём, неделя за неделей, мы создавали новую рутину, новый образ жизни. Не идеальный, со своими сложностями и компромиссами, но наш собственный. Я начала работать удалённо, оформляя документы и отчёты для нескольких компаний — работа, которая не требовала моего физического присутствия в офисе, но обеспечивала стабильный доход. Мама занималась домом и Хоуп, когда я работала.

В один из обычных зимних дней, когда первый снег укрыл наш пляж белым покрывалом, я зашла на кухню за чашкой кофе, наблюдая через окно, как Хоуп и мама лепят снеговика во дворе. Их смех доносился до меня приглушённо, но он наполнял сердце теплом, которого так не хватало в холодный декабрьский день.

Зазвонил телефон. Это был Алан. Его номер высветился на экране, и я ответила, ожидая услышать обычное “Привет, как вы там? Как Хоуп?”. Но его голос звучал странно напряжённо, с оттенком чего-то, что я не сразу смогла распознать.

- Элизабет. - произнёс он, и что-то в его тоне заставило меня замереть на месте, пальцы крепко сжали телефон. - У меня новости.

- Что случилось? - спросила я, чувствуя, как сердце начинает колотиться где-то в горле, а ладони становятся влажными от внезапного страха.

Он сделал паузу, и я почти физически ощутила, как он подбирает слова.

- Ричард Блэквуд умер в своей камере от сердечного приступа вчера вечером.

Мир вокруг меня остановился. Звуки стали приглушёнными, словно кто-то повернул ручку громкости до минимума. Я видела, как за окном продолжают играть мама и Хоуп, как падает лёгкий снег, как пролетает мимо одинокая чайка, но всё это казалось нереальным, словно я смотрела фильм, а не жила в этой реальности.

Я опустилась на стул, не доверяя своим ногам, которые внезапно стали ватными. Тысячи мыслей пронеслись в моей голове, но ни одна из них не сформировалась до конца. Просто белый шум, заполнивший всё моё существо, как статика на экране телевизора, когда пропадает сигнал.

- Ты… ты уверен? - наконец выдавила я, чувствуя, как пересохло во рту, как трудно стало глотать.

- Да. - ответил Алан, и его голос звучал теперь чётче, увереннее. - Только что подтвердили. Это официально.

Я закрыла глаза, пытаясь осознать эту новость, пытаясь разобраться в том урагане эмоций, который бушевал внутри меня. Я не знала, что чувствовать. С одной стороны, меня захлестнуло странное облегчение — человек, причинивший мне столько боли, человек, из-за которого я потеряла так много, человек, который по-прежнему являлся мне в кошмарах, больше никогда не сможет причинить вред ни мне, ни кому-либо ещё.

С другой стороны, была какая-то горечь, почти разочарование. Ричард умер слишком легко, слишком быстро. Он не успел в полной мере испытать последствия своих действий, не успел прочувствовать ту боль и страх, через которые заставил пройти меня. Сердечный приступ — мгновенная смерть, без мучений, без долгих лет в тюремной камере, размышляя о своих поступках.

Я вдруг вспомнила слова Алана, сказанные им в день суда. “Ричард не выйдет из тюрьмы.” — уверенно заявил он тогда, словно знал что-то, чего не знала я. И теперь Ричард действительно не выйдет — но не потому, что система правосудия работает безупречно, а потому, что он мёртв.

По спине пробежал холодок. А что, если…? Нет, я не буду капаться в этом. Не буду искать тёмные пятна там, где наконец-то начал брезжить свет. Ричард мёртв, и с ним умерли все те страхи и кошмары, которые он принёс в мою жизнь.

Теперь мы действительно могли начать всё сначала, без тени его присутствия, без страха, что однажды он вернётся.

Глава 35

Прошёл месяц первой зимы в нашем новом доме — месяц снежных пейзажей, морозных узоров на окнах, горячего шоколада по вечерам и долгих разговоров у камина. А потом наступило Рождество — первое Рождество в нашей новой жизни, первое Рождество, которое мы встречали как почти семья.

Алан настоял на том, чтобы отпраздновать этот день в его доме. “У меня больше места.” — сказал он, но я знала, что дело не только в этом.

С утра за нами приехал водитель от Алана — молчаливый мужчина средних лет, который вежливо помог нам с багажом и терпеливо ждал, пока Хоуп соберёт все игрушки, которые она считала абсолютно необходимыми для поездки. Я взяла с собой вещи на несколько дней, зная, что после ужина, на который были приглашены друзья Алана, мы останемся в его доме ещё на некоторое время.

Я долго готовилась к этому вечеру, словно он был чем-то большим, чем просто рождественский ужин. Возможно, так оно и было. Возможно, это был своего рода тест — для меня, для Алана, для нас как потенциальной пары, как потенциальной семьи.

Я выбрала красное платье — цвет, который всегда ассоциировался у меня с праздником, с теплом, с жизнью. Короткое, но не вульгарное, с открытыми плечами и длинными рукавами, оно обнимало мою фигуру, подчёркивая все достоинства и скрывая недостатки. Бархатная ткань мягко ложилась на кожу, создавая ощущение особой роскоши, которой мне так не хватало в повседневной жизни.

Я собрала волосы в высокую причёску, позволив нескольким прядям выбиться и обрамлять лицо мягкими волнами. Макияж был лёгким, но тщательным — немного тёмных теней, подчёркивающих глаза, немного румян, добавляющих щекам цвета, и красная помада, идеально сочетающаяся с платьем.

Глядя на своё отражение в зеркале, я почувствовала странное волнение, почти предвкушение, словно этот вечер мог стать началом чего-то нового, чего-то важного.

Когда мы прибыли в дом Алана, он встретил нас у двери, и его взгляд, скользнувший по моему наряду, был более красноречивым, чем любые слова. В его глазах мелькнуло что-то тёмное и горячее, что-то, от чего по моей коже пробежали мурашки, а сердце забилось чуть быстрее.

Сам он был одет с той небрежной элегантностью, которая всегда отличала его стиль — чёрные брюки, идеально сидящие на его высокой фигуре, чёрная рубашка, расстёгнутая на одну пуговицу больше, чем требовали приличия, открывая шею и намекая на крепкую грудь под тканью. Никакого галстука, никаких излишеств.

Дом был украшен к празднику с тем же безупречным вкусом. В холле у лестницы стояла высоченная ель, украшенная серебряными и голубыми шарами, мерцающими гирляндами и тонкими стеклянными сосульками. Она наполняла пространство свежим хвойным ароматом, который смешивался с запахами корицы и апельсинов, доносящимися из кухни.

Повсюду были расставлены свечи, создающие тёплое, мягкое освещение, делающее всё вокруг немного волшебным, немного нереальным. Окна были украшены гирляндами, которые отражались в тёмном стекле, создавая эффект звёздного неба.

Среди гостей я узнала Доминика, лучшего друга Алана — высокого, атлетичного мужчину с заразительным смехом и острым умом. Он пришёл со своей девушкой Кейт — миниатюрной блондинкой с живыми зелёными глазами и улыбкой, которая, казалось, освещала всё вокруг.

Брендан тоже был здесь, с бокалом виски в руке, беседующий с группой людей, которых я не знала. Увидев меня, он поднял бокал в приветственном жесте, и его улыбка была тёплой и искренней.

Мама, уже прибывшая несколько часов назад, чтобы помочь с приготовлениями, выглядела счастливой и расслабленной, одетая в элегантное синее платье, которое мы купили специально для этого случая.

Хоуп, нарядная в своём красном бархатном платьице с белым кружевным воротничком, быстро нашла себе компанию среди других детей — племянников и племянниц друзей Брендана, которые играли в детской комнате под присмотром няни.

Вечер проходил в атмосфере тёплого, непринуждённого веселья. Мы ели изысканные блюда, приготовленные личным шеф-поваром Алана, пили шампанское из тонких хрустальных бокалов, смеялись над историями, которыми делились друг с другом.

Доминик, уже немного захмелевший от выпитого, вдруг предложил:

- Эй, Алан! Давай сделаем семейный снимок у ёлки! Ты, Элизабет и маленькая принцесса!

Я почувствовала, как краска приливает к щекам, но Алан, к моему удивлению, не стал поправлять друга, не стал объяснять, что мы не семья, по крайней мере, не в традиционном смысле. Вместо этого он посмотрел на меня с вопросом в глазах, словно спрашивая разрешения. И я, к своему собственному удивлению, кивнула.

Мы встали у ёлки — Алан с Хоуп на руках, его свободная рука легко, почти невесомо лежит на моей талии, создавая точку соприкосновения, которая, казалось, горела через ткань платья. Мы улыбались в камеру, и на этих фотографиях мы действительно выглядели как идеальная семья с картинки — красивые, счастливые, влюблённые.

В разгар вечера я отправила сообщение Рэйчел, поздравляя её с Рождеством. Она отмечала этот праздник со своим новым парнем — кажется, уже третьим за этот год, но это была Рейчел, яркая, живая, вечно влюблённая Рейчел, которой всё было простительно.

“Счастливого Рождества, подруга! Надеюсь, ты проводишь его так же волшебно, как и я! Целую, Р.” - ответила она почти сразу, добавив несколько эмодзи сердечек и бокалов шампанского.

Мы договорились встретиться после праздников, возможно, даже у меня в новом доме. Рейчел всегда была частью моей жизни, моей опорой в трудные времена, и я хотела, чтобы она оставалась в ней и дальше, видела мои новые начинания, мои новые шаги.

Весь вечер Алан не отходил от меня далеко, словно боялся, что я исчезну, если он потеряет меня из виду. Его взгляд постоянно возвращался ко мне, скользил по моим ногам, открытым плечам, губам, окрашенным в цвет спелой вишни. Я чувствовала, как он смотрит на меня, даже когда была занята разговором с кем-то другим, и это внимание, это молчаливое желание было одновременно и волнующим, и пугающим.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Особенно заводили его случайные прикосновения — рука, невзначай скользнувшая по моей обнажённой спине, когда он помогал мне с креслом. Пальцы, на мгновение задержавшиеся на моих ключицах, когда он поправлял выбившуюся прядь волос. Бедро, прижавшееся к моему, когда мы стояли рядом, рассматривая семейные фотографии на стене.

От каждого такого прикосновения по моему телу разливался жар, сердце начинало биться чаще, а дыхание становилось поверхностным и быстрым. Я знала, что он делает это намеренно, что он проверяет мои реакции, проверяет, готова ли я к чему-то большему, чем просто дружеское соприкосновение.

И я не могла отрицать, что меня это всё возбуждало. Не могла отрицать, что я тоже на него засматривалась — на его широкие плечи под чёрной рубашкой, на руки с выступающими венами, на лицо с его резкими, выразительными чертами. Он всё ещё был так же красив, всё так же безупречен, и он всё ещё вызывал во мне ту бурю эмоций, которую всегда вызывал, с самой первой нашей встречи.

Комната, еще мгновение назад просторная и комфортная, теперь будто сузилась до размеров тесной клетки. Мне стало душно, словно стены комнаты сжимались вокруг меня, медленно вытесняя кислород. Я решила подняться на второй этаж, выйти на балкон, где никто не увидит моего смятения, где я смогу привести мысли в порядок.

Оказавшись на втором этаже, я на мгновение остановилась, чтобы перевести дыхание. Мои пальцы, слегка подрагивающие от напряжения, коснулись холодной дверной ручки балкона. Я повернула её и шагнула в зимнюю ночь, позволив тяжелым дверям плавно закрыться за моей спиной.

Свежий зимний воздух, кристально чистый и острый, как лезвие ножа, обжег легкие при первом же вдохе, заставил кожу моментально покрыться мурашками, но я была искренне благодарна за это ощущение — оно отрезвляло, словно пощечина. Я глубоко вдохнула, пытаясь привести мысли в порядок, собрать себя по кусочкам.

Лунный свет падал на мои обнаженные плечи, и мне показалось, что сам воздух вокруг меня становится серебристым, делая этот момент нереальным, почти потусторонним. Я обхватила себя руками, не столько от холода, сколько от необъяснимого чувства уязвимости, которое накрыло меня.

Я услышала шаги позади — тихие, но уверенные, размеренные, словно человек, которому они принадлежали, точно знал, куда и зачем идет. Я не обернулась. Не было необходимости.

Алан.

Он молча подошел и положил мне на плечи свой пиджак — тяжелый, теплый, пропитанный его запахом. Затем он подошел сзади и просто обнял меня за талию, прижав к себе так естественно, словно делал это каждый день на протяжении всех лет нашей разлуки, словно между нами никогда не было расставания, боли, недосказанности. Я сквозь ткань своего платья и его пиджака чувствовала весь жар, исходящий от него — живой, пульсирующий, настоящий, напоминающий мне о том, что несмотря на все наши ошибки, все наши промахи, мы все еще здесь, все еще дышим, все еще чувствуем.

Несколько долгих мгновений мы стояли так, не говоря ни слова, позволяя тишине говорить за нас, позволяя нашим телам вспоминать друг друга, узнавать заново. Его дыхание слегка шевелило волосы у моего виска, теплое, ритмичное, как тиканье часов, отсчитывающих время нашей близости.

- Спасибо. - наконец произнёс он, нарушив тишину, и его голос был низким, хриплым, как будто он долго молчал или словно ему было трудно говорить от переполняющих его эмоций.

- За что? - я сглотнула, пытаясь контролировать дрожь в своём голосе, пытаясь не выдать того, как сильно меня волнует его близость, его запах, его тепло.

Его руки на моей талии чуть напряглись, притягивая меня ещё ближе, если это вообще было возможно, словно он боялся, что я ускользну, растворюсь в ночи, исчезну из его жизни снова.

- За то, что появилась однажды в моей жизни. - произнес он с такой искренностью, что у меня перехватило дыхание.

Я медленно повернулась к нему лицом, оказавшись в кольце его рук. Лицом к лицу с человеком, который причинил мне столько боли и подарил столько счастья. Я просто смотрела ему в глаза, ничего не говоря, потому что я не знала, что говорить. Все слова казались неуместными, недостаточными, слишком простыми для того, что происходило между нами.

А потом я услышала то, что я никогда от него не слышала.

- Я люблю тебя, Элизабет. - сказал он, смотря мне прямо в глаза, не отводя взгляда, не моргая, не отступая, вкладывая в эти слова всего себя, без остатка.

Я подумала, что мне послышалось, что у меня галлюцинация, что это игра воображения, потому что это первый раз в жизни, когда я слышу от него такие слова. Всегда были только действия, страстные, яростные прикосновения, долгие, многозначительные взгляды, но никогда — эти три простых слова, которые имеют такую огромную силу, такую власть над человеческим сердцем.

- Я до безумия тебя люблю. - повторил он, на этот раз более грубо, обнажив свои чувства в их первозданном виде.

И в его голосе была такая тоска, такое отчаяние, что у меня перехватило дыхание, словно кто-то сжал моё горло невидимой рукой.

- Я хочу попросить прощения у тебя за всё, что я тебе делал. - продолжил он, и его голос дрогнул, выдавая глубину его эмоций. - Мне правда жаль. За каждую слезу, за каждую бессонную ночь, за каждый момент, когда ты чувствовала себя недостаточно важной. За всё то время, что мы потеряли.

Он говорил это всё, неотрывно смотря мне в глаза, словно пытаясь передать мне всю глубину своего раскаяния, всю силу своих чувств через этот взгляд, через эту зрительную связь, которая всегда была между нами, даже когда мы были далеко друг от друга.

- Прости меня. - прошептал он, и это прозвучало как молитва, как мольба, как последнее желание умирающего.

И в следующее мгновение, не дожидаясь моего ответа, не давая мне времени осмыслить всё сказанное, он набросился на мои губы в мучительном поцелуе. Его пальцы запутались в моих волосах, мягко, но настойчиво притягивая меня ещё ближе, не позволяя отстраниться даже на миллиметр, не давая мне возможности усомниться, передумать. Другой рукой он обвил мою талию, прижимая к себе без права на возражение, без права на возможность вырваться.

Его губы, горячие и требовательные, двигались по моим с такой страстью, с таким неистовством, что у меня закружилась голова. Он целовал меня так, словно пытался выразить годы невысказанных чувств, годы сдерживаемой страсти в одном этом моменте, в одном этом соприкосновении.

Но я не пыталась вырваться, не хотела отстраняться. Я просто таяла в его руках, растворялась в его поцелуе, в его прикосновениях. Я хотела быть в его власти, я хотела ему подчиняться в этот момент, отдаться полностью, без остатка, без условий и оговорок. Каждая клеточка моего тела горела от его прикосновений, каждый нерв звенел от напряжения, от возбуждения, от желания.

В этот миг я послала всё к чёрту — все сомнения, все страхи, все предостережения — и поняла, что я не могу без него, никогда не могла и никогда не смогу. Так же, как и он не может без меня.

Не отрываясь от моих губ, словно боясь прервать этот контакт даже на секунду, Алан одним плавным движением, которое выдавало в нем силу и уверенность, подхватил меня на руки. Я инстинктивно обвила его шею руками, прижимаясь к нему всем телом, чувствуя его силу, его тепло, биение его сердца.

Через мгновение мы уже оказались в его комнате, дверь захлопнулась за нами с тихим, но решительным щелчком, отсекая весь остальной мир.

Он осторожно поставил меня на ноги, но только для того, чтобы тут же начать покрывать мою шею и ключицы горячими, влажными поцелуями, спускаясь всё ниже по открытой коже декольте. Его губы, мягкие и требовательные одновременно, скользили по моей коже, оставляя за собой дорожку огня. Каждое прикосновение было как электрический разряд, пробегающий по всему телу, заставляющий меня дрожать, стонать, хотеть большего.

Его пальцы скользнули по моей спине, находя застежку платья, но он не спешил её расстегивать, продолжая дразнить меня, мучить этим сладким ожиданием. Вместо этого он опустился на колени передо мной, в жесте, который был одновременно покорным и властным, его руки скользнули по моим бедрам, спускаясь к икрам, лодыжкам.

Он покрывал поцелуями внутреннюю часть бедра, и я чуть не упала от накатившего возбуждения. Но он держал меня крепко, не давая потерять равновесие, поддерживая одной рукой, пока другой нежно снимал с меня туфли.

Я не знала, как он делает всё это так ловко, с такой грацией и уверенностью, но каждое его движение заставляло кровь быстрее бежать по венам.

Сняв с меня туфли, позволив мне почувствовать мягкий ковер под босыми ногами, он снова поднялся. Его руки скользнули вверх по моим ногам, медленно, мучительно, задирая платье выше, обнажая колени, бедра, заставляя меня задерживать дыхание от каждого нового сантиметра обнаженной кожи.

Затем он мягко повернул меня к себе спиной, и я услышала тихий, почти интимный звук расстегиваемой молнии, звук, который в тишине комнаты казался оглушительным. Его пальцы, теплые и нежные, скользнули по обнажившейся коже спины, от шеи до поясницы, заставляя меня вздрогнуть от удовольствия, от предвкушения, от того неизбежного, что должно было последовать за этим. Платье соскользнуло с моих плеч, с моего тела, оставляя меня почти обнаженной перед ним.

Я стояла перед ним почти обнаженная, только в кружевных трусиках. В его глазах плескалось такое восхищение, такое желание, такой голод, что я почувствовала, как краснею — не от стыда, но от интенсивности его взгляда, от силы чувств, которые я в нем вызывала.

- Ты прекрасна. - выдохнул он, глядя на меня с таким неприкрытым восхищением, что моя кожа покрылась мурашками от силы его взгляда.

Не давая мне опомниться, он снова накинулся на мои губы, но теперь его поцелуй был более глубоким, более интимным. Его язык скользнул между моих губ, исследуя, пробуя, утверждая свое право на меня.

Внезапно я почувствовала, как мои ноги отрываются от пола — Алан поднял меня на руки одним плавным, уверенным движением, словно я ничего не весила. Инстинктивно я обвила ногами его бедра, прижимаясь к нему еще сильнее, чувствуя через ткань его брюк доказательство его желания. Мои руки обвились вокруг его шеи, пальцы зарылись в его волосы, слегка потянув их, вызвав у него тихий стон удовольствия.

Он понес меня к кровати, не прекращая целовать, не разрывая контакта наших тел. Мое сердце билось так сильно, что, казалось, вот-вот вырвется из груди, а внизу живота разливался жар, который становился все нестерпимее с каждой секундой.

Алан опустил меня на кровать с нежностью, которая контрастировала с голодом в его глазах. Не теряя ни секунды, я потянулась к его рубашке, дрожащими пальцами расстегивая пуговицы одну за другой, обнажая его грудь, его живот, его плечи. Когда последняя пуговица поддалась, я стянула рубашку с его плеч, отбрасывая её куда-то в сторону, и замерла на мгновение, любуясь им.

Его тело было именно таким, каким я его помнила — сильным, подтянутым, с четко очерченными мышцами. Мои пальцы скользнули по его груди, по его животу, чувствуя тепло его кожи, биение его сердца, напряжение его мышц под моими прикосновениями. Он был совершенен, как произведение искусства, созданное для моих глаз, моих рук, моих губ.

Алан наклонился ко мне, и его губы нашли мою шею, мое плечо, мою грудь. Когда его рот накрыл мой сосок, по моему телу прошла волна такого удовольствия, что я не смогла сдержать громкий стон, который, казалось, заполнил всю комнату.

- Алан. - его имя сорвалось с моих губ, как молитва, как заклинание, как самое священное слово на земле.

Его язык кружил вокруг моего соска, его зубы слегка прикусывали чувствительную плоть, его руки скользили по моему телу, изучая каждый изгиб, каждую линию, словно он хотел запомнить меня всю, каждый сантиметр моей кожи.

Охваченная желанием, я потянулась к его брюкам, к ремню, к молнии. Мне казалось, что если он не окажется внутри меня в ближайшие несколько секунд, я просто сгорю от этого внутреннего огня, который он разжег во мне. Я хотела его так, как никогда никого не хотела, с такой силой, с такой страстью, что это почти пугало.

Алан быстро избавился от оставшейся одежды, и я наконец увидела его полностью обнаженным, во всей его мужской красоте, во всей его возбужденной мощи. Он был великолепен.

Я потянулась к нему, обхватила его твердую плоть своей рукой, наслаждаясь ощущением его бархатистой кожи под моими пальцами, его пульсирующим желанием. Я начала двигать рукой вверх и вниз, чувствуя, как он твердеет еще больше, если это вообще было возможно, видя капли влаги, выступающие на кончике, слыша его сдавленные стоны удовольствия.

Эти звуки, эти доказательства его наслаждения от моих прикосновений, заводили меня еще сильнее. Я чувствовала, как внутри меня нарастает горячая волна желания, как мое тело жаждет его прикосновений, его тепла, его твердости.

Неожиданно Алан перехватил мою руку, отвел ее в сторону, а затем поднял обе мои руки над головой, удерживая их там одной рукой, властно, но нежно. Его глаза, потемневшие от страсти, встретились с моими, и в них был вопрос, на который я ответила, прикусив нижнюю губу и кивнув.

Одним мощным движением он вошел в меня, заполняя меня полностью, до предела, заставляя выгнуться навстречу ему, заставляя закрыть глаза от интенсивности ощущений. Его губы накрыли мои, поглощая мой громкий стон удовольствия, который иначе мог бы разнестись по всему дому.

Он начал двигаться — сначала медленно, ритмично, позволяя мне привыкнуть к нему, позволяя нам обоим насладиться каждым движением, каждым толчком. Его руки скользнули к моей талии, удерживая меня на месте, контролируя наш ритм, наше удовольствие. Его губы не покидали моих, его язык танцевал с моим в том же ритме, что и его движения внутри меня.

С каждым толчком, с каждым движением его бедер, с каждым сантиметром его члена, скользящей внутри меня, я чувствовала, как нарастает напряжение, как приближается волна, которая грозит поглотить меня целиком. Мои стоны становились громче, отчаяннее, несмотря на его поцелуи, несмотря на его шепот, который только распалял меня еще больше.

Темп его движений ускорился, его толчки стали глубже, сильнее, словно он хотел достичь самой сути меня, самого центра моего существа. Я чувствовала, как напрягаются его мышцы, как его дыхание становится прерывистым, как его контроль начинает ускользать.

- Я хочу видеть твое лицо. - прошептал он, отрываясь от моих губ, глядя мне в глаза с такой интенсивностью, что это почти причиняло боль. - Я хочу видеть, как ты кончаешь для меня.

Его слова, его взгляд, его движения — все это вместе подтолкнуло меня к краю. Я почувствовала, как напряжение внутри меня достигает пика, и затем взрывается волной такого интенсивного удовольствия, что я не могла больше сдерживаться. Мои ногти впились в его спину, оставляя следы, метки моей страсти, моего обладания. Мое тело выгнулось навстречу ему, мои мышцы сжались вокруг него, мои стоны превратились в крики удовольствия.

Он продолжал двигаться, продлевая мой оргазм, наблюдая за моим лицом с выражением почти благоговейного восхищения, словно он никогда не видел ничего более прекрасного. Затем, с низким, гортанным рыком, он вошел в меня особенно глубоко, особенно сильно, и я почувствовала, как он пульсирует внутри меня, изливаясь, отдавая мне все, что у него есть.

Этот момент, это ощущение его освобождения внутри меня, вызвало вторую волну удовольствия, которая прокатилась по моему телу, заставляя меня дрожать, заставляя меня цепляться за него, как за якорь в бушующем море ощущений.

- Как же сильно я люблю тебя, Элизабет. - прошептал он, когда последние волны нашего удовольствия улеглись, когда наше дыхание начало выравниваться. - Ты себе даже не представляешь.

- И я люблю тебя. - ответила я, чувствуя, как эти слова, так долго сдерживаемые, так долго отрицаемые, наконец находят свой путь из глубины моего сердца. - Всегда любила и всегда буду любить.

В этот момент я поняла, что этот человек навсегда изменил меня, что с первого дня, с первого взгляда, с первого прикосновения, с первого поцелуя он оставил на мне свою метку, свой след. Он забрал часть моей души, моего сердца, и я отдала ему их добровольно, безвозвратно, без сожалений.

Мы заснули в объятиях друг друга, переплетенные, как ветви деревьев, растущих рядом, сросшихся корнями, неразделимых. Я спала так глубоко, так спокойно, как не спала много лет, чувствуя себя наконец на своем месте, наконец дома.

Утром меня разбудили лучи солнца, проникающие сквозь неплотно закрытые шторы. Я потянулась, ощущая приятную боль в мышцах, сладкое напоминание о прошедшей ночи. Но когда я повернулась, ожидая найти Алана рядом, я обнаружила только пустоту.

Тревога на мгновение охватила меня. Я села на кровати, оглядываясь вокруг, ища следы его присутствия. Его одежды не было, но на кресле в углу комнаты лежала его рубашка. Я встала, подошла к креслу, взяла рубашку в руки. Она все еще хранила его запах, его тепло. Я накинула ее на себя, ощущая странное комфортное чувство, словно он обнимал меня своими руками.

Открыв дверь спальни, я замерла от удивления. Пол коридора был усыпан лепестками роз — красными, бархатистыми, свежими. Они лежали плотным ковром, создавая дорожку, которая вела куда-то вдаль. Я сделала шаг, затем еще один, чувствуя под босыми ногами мягкость лепестков, их прохладу, их нежность.

Дорожка вела через весь коридор, к ограждению, отделяющему холл второго этажа от открытого пространства гостиной внизу. Я дошла до ограждения и посмотрела вниз.

То, что я увидела, заставило меня затаить дыхание. Вся гостиная была заполнена розами — сотнями, тысячами роз, красных, как кровь, как страсть, как любовь. Они были повсюду — в вазах, в корзинах, просто лежали на полу, создавая огромное сердце, в центре которого стоял Алан. В руках он держал букет белых роз, чистых, как его намерения, как его чувства ко мне.

Увидев меня, он поднял взгляд, и его глаза, встретившись с моими, засияли таким светом, таким теплом, что мое сердце пропустило удар. Я никогда не видела его таким — открытым, уязвимым, таким безоговорочно, безраздельно моим.

- Элизабет. - его голос, глубокий, уверенный, разнесся по всему дому, достигая меня, обволакивая меня, заставляя меня дрожать от интенсивности момента. - Ты выйдешь за меня?

Мое сердце остановилось на мгновение, а затем забилось с такой силой, что казалось, оно пытается вырваться из моей груди и упасть к его ногам. Слезы наполнили мои глаза, но это были слезы счастья, слезы освобождения, слезы любви, которая наконец нашла свой дом.

В этот момент я осознала, что никогда, ни при каких обстоятельствах, не смогу сказать этому человеку “нет”. Что каждый вдох, каждое биение сердца, каждая мысль в моей голове была для него, о нем, из-за него. Что он был и всегда будет единственным для меня, моей судьбой, моим выбором, моим всем.

И когда я сбежала вниз по лестнице, когда я бросилась в его объятия, когда мои губы нашли его, я поняла самую простую и самую сложную истину в мире.

Любовь — это не просто чувство, это выбор, который мы делаем каждый день, каждую минуту, каждую секунду. И я выбирала его. Сегодня. Завтра. Всегда.

Друзья! ‍❤️‍

Вот и закончилась наша история — такая волнующая, такая эмоциональная. Благодарю каждого, кто был со мной на этом пути!

Приглашаю вас продолжить наше литературное путешествие вместе, в моем новом романе "Роковое искушение"!

Подписывайтесь, оставляйте ваши отзывы и до встречи на страницах моей новой книги! С любовью к вам ❤️

" />

Конец