Непристойная сделка

Глава 1. Щекотливая ситуация

Мужской пах стремительно приближается к моему лицу, а мне даже деться некуда.

Под столом особо не разбежишься.

Я уже копчиком ощущаю преграду.

Н-да.

Не так я себе представляла серьёзный разговор с боссом.

Сомневаюсь, что на всём белом свете найдётся большая неудачница, чем я.

Длинные мужские пальцы в опасной близости от моего носа поправляют крупную пряжку ремня, заставляя меня нервно сглотнуть.

Ну зачем я на это пошла? А?

Мужской запах обволакивает меня.

Практически зажатая между бёдрами генерального, я на панике и ужасно боюсь, что меня в таком положении застукают.

Как на грех, раздаётся стук в дверь директорского кабинета, и прежде чем Зарецкий отвечает, она открывается. Цокот каблучков секретаря запускает во мне нервную дрожь.

– Андрей Владимирович, ваш аспирин, – с придыханием произносит главная офисная сплетница.

Да чтоб у тебя набойки отвалились!

Мне видны мыски её туфель, и я на грани обморока.

Чтобы не выдать себя, двумя руками зажимаю рот и даже зажмуриваюсь, в красках представляя, что сейчас произойдёт.

– Спасибо, – усталый глубокий голос с бархатными нотками, кажется, доводит секретаршу до предоргазменного состояния, она с порнографическими интонациями продолжает предлагать:

– Может, вы хотите что-нибудь ещё? Сделать вам массаж воротниковой зоны?

Это теперь так называется?

Только глухой не услышит в этом, что низы хотят, только вот верхи, похоже, не могут.

– Если Градов мне ничего не передавал, я бы хотел посидеть в тишине. Это реально организовать? – довольно жёстко Зарецкий ставит на место подчинённую. – Сделайте так, чтобы меня не беспокоили.

– Принести документы на подпись? – не унимается эта нимфа.

– Вечером. Мне есть чем заняться. А вам?

Я бы сквозь землю провалилась, если бы меня так отбривали. Ну так то – я.

Я вот дрожу между ног генерального, трепеща, когда щёки слегка касается тонкая льняная ткань его брюк. А повелительницу приёмной не пронимает.

– Ради вас я готова отложить всё. Это входит в мои должностные обязанности…

– Идите, Екатерина, – уже едва сдерживая раздражение, отпускает секретаршу Зарецкий.

Стоит двери за ней закрыться, как я осознаю, что вот теперь мне точно деваться некуда. И с минуты на минуту произойдёт самое страшное.

Впору начинать молиться, но я не умею.

Я всё ещё не открываю глаза и слышу, как кресло отъезжает от стола, как Андрей, мать его, Владимирович встаёт.

Надежда на то, что он захочет сначала пройти в уборную, брезжит так ярко и заманчиво...

Я всё-таки распахиваю ресницы и… встречаю промораживающий взгляд босса, заглянувшего-таки под стол.

Вижу, как расширяются его зрачки, заволакивая льдисто-серую радужку.

Голос, полный металла и злости, ударяет по нервам:

– И что это значит?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

За день до этого

– В общем, я в крайне щекотливой ситуации… – несчастно признаю́сь я, шевеля соломинкой лёд в опустевшем бокале.

– Лен, – хмыкает Таня, – как филолог я недовольна тем, что ты неправильно описываешь ситуацию. Это не щекотливая ситуация, это полная жопа.

Зимина умеет поддержать, ага.

Корниенко же, наоборот, на бесячем позитиве.

– Да ладно тебе… Просто забей. Не ходи на эту сходку, чтоб не пришлось оправдываться. А квартира… Ну можешь пока пожить в моей.

Я прям чувствую себя жалкой неудачницей.

После завершения универа началась чёрная полоса в моей жизни, и есть чёткое ощущение, что я двигаюсь вдоль неё, а не поперёк.

Танька нашла мне работу в одной из фирм своего уже мужа, Машка предоставит жилплощадь. Осталось поклянчить у кого-нибудь парня, чтобы совсем уж расписаться в собственной несостоятельности.

– Да не хочу я! – вырывается у меня. Голос дрожит, слёзы подступают, и тоска берёт нешуточная. – У меня уже есть своя квартира! Пока ещё есть.

– Ну да, я это понимаю, – Танька гладит меня по плечу. – Не понимаю только, почему твои родители вдруг решили, что квартира нужнее Кристине. Может, ты удочерённая?

Закатываю глаза.

Сама всё время ломаю голову, но у меня мамин нос и папины брови. Гены, так сказать, налицо. Кристинка даже меньше на них похожа, чем я. Единственная причина, которая хоть как-то оправдывает родительские приоритеты, видимо, в том, что Кристина – моя младшая сестра – родилась слабенькой и в детстве очень болела. Вот и привыкли все её баловать, выполнять любой каприз и всячески обеспечивать ей комфорт.

Её и не ругали почти никогда и ни за что.

И позволялось ей всегда больше, чем мне, хотя разница у нас в возрасте совсем небольшая. Три года.

Ну и она, конечно, хорошенькая, как куколка.

И всё равно. Обидно.

– И что? Ничего нельзя сделать? Ну совсем-совсем? Ну не верю! – Машка такая Машка. Оптимистка, блин. За это и люблю её, заразу. Может, из-за подобного подхода к житейским трудностям, она и выходит всё время сухой из воды, как бы ни вляпалась. [О том, как Маша Корниенко талантливо вляпывается, можно прочитать в истории «Порочные сверхурочные» –

]

– Квартиру всё-таки придётся уступить сестре, – шмыгаю я носом. – Я почти смирилась.

– Я всё равно не понимаю, – начинает кипятиться Танька. – Ты ухаживала за бабушкой, а не Кристина. Бабушка тебе квартиру и оставляла, и вроде бы раньше совесть твою родню не подводила.

Я тоже считаю, что это несправедливо. Особенно аргументы, которые приводит мама. «Кристиночке нужнее. Ты всё равно одна, а у неё мальчик. Они хотят съехаться. Им семью строить».

Блин.

Машка снова влезает со своим радужным настроем:

– Погоди расстраиваться. Может, парень Кристину бросит ещё. И проблема сама рассосётся…

У меня вырывается ещё один душераздирающий вздох.

– Парень Кристины – это сейчас проблема последняя. Вопрос: что мне делать с главной? Торжество, чтоб его, уже в пятницу…

– Мне вот другое интересно, – Танька чешет бровь. – Чем ты думала, когда говорила, что у тебя роман с боссом? Почему не с голливудской звездой какой-нибудь? Неужели нельзя было соврать что-то более правдоподобное?

– Я не зна-а-аю-уууу, – вою я. – Они загнали меня в угол. А врать я вообще не умею. Вот и описала Зарецкого…

Боже, какой позор меня ждёт.

Кристинка точно не упустит шанса позубоскалить.

Машка сочувственно вздыхает.

А что тут скажешь?

Мне было жизненно важно дать понять родителям и сестре, что я вовсе не такая безнадёжная, как они обо мне думают. Мама и так проела мне весь мозг, что я зря в универ пошла, хватило бы и колледжа. «Лена, – сокрушалась она, – вуз – это выйти удачно замуж, а не получить красный диплом. Синие чулки на брачном рынке не котируются. Жениха не нашла, даже парня завалящего нет. И хоть бы на работу достойную устроилась! Так нет же. Вот посмотри на Кристину…».

А что на неё смотреть?

Кристина учится на третьем курсе и, скорее всего, уйдёт оттуда в декрет, если с этим мальчиком – сыном судьи – всё сложится.

– Лен, ну хочешь, я поклянчу Градова, чтобы он попросил Зарецкого с тобой сходить на этот ваш праздник? – предлагает Таня.

Меня аж передёргивает.

Если ещё и её муж будет знать, как я облажалась…

Я к ним домой тогда точно приходить не смогу. Я и так вот-вот сгорю от стыда за своё враньё.

Господи, это я сейчас такая умная. А врала-то как вдохновенно! Как никогда в жизни.

Как вспомню, что я там плела про свой мифический роман…

Позор неизбежен.

Меня спасёт только убийство Зарецкого. Единственное внятное оправдание, почему сходящий от меня с ума мужчина откажется явиться со мной на день рождения папы – некролог, посвящённый этому самому мужчине.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Не уж, – я отбираю у Таньки её фужер и опрокидываю его в себя кверху донышком. Просекко беспощадно бьёт в нос, потом сразу в голову. – Давай как-нибудь без Градова. Спасибо ему за то, что пристроил меня на эту работу. Думаешь, он придёт в восторг, если узнает, какие я слухи про его друга распускаю?

– Да ладно тебе… Он вовсе не такой зануда, – вступается Зимина за свою вторую половину.

Надо думать, что Градов не пропащий, раз связался с Таней.

Но всё равно нет.

А если Зарецкий не согласится? В конце концов, даже если бы он был душкой, а не пугающим монстробоссом, у него могут быть свои планы на пятницу.

В любом случае, чем меньше народа знает, тем лучше.

– А что за слухи-то? – улавливает Танька.

– Ой, не сыпь мне сахер на хер, – молю я. При мысли о том, как я расписывала наши с Зарецким несуществующие отношения, голова начинает раскалываться. Особенно доставляют те выдуманные «безумства», которые он творил ради того, чтобы добиться моей благосклонности.

Даже если представить, что сошлись звёзды, и мне удалось затащить своего кошмарного босса на торжество, его ведь непременно спросят про «подвиги», и тогда Леночке кранты.

Как пить дать.

Я от одного движения брови Зарецкого готова наложить в штанишки.

Стальной мэн.

Да меня предстоящий позор меньше пугает.

Надо просто смириться. Сама виновата. Никто меня за язык не тянул.

Звонок моего мобильника врывается в мысленное посыпание головы пеплом.

Кристина.

– Лен, привет! Тут такое дело… – начинает сестра преувеличенно бодро, а значит, она сейчас что-то будет просить.

– Давай к сути, – кисло подталкиваю её я.

Моё личное проклятье начинает тараторить, и у меня всё холодеет в груди. Даже не понимаю толком, что ей отвечаю.

– Что там? – спрашивает Маня, превентивно берясь за бутылку, когда я откладываю телефон. – Ты позеленела.

– Пристрелите меня, – загробным голосом умоляю я.

Если я ничего не предприму, ровно через два дня не только вся родня узнает мой постыдный секрет, но и весь офис.

Глава 2. Новые вводные

Девчонки уходят, а я остаюсь рвать на себе волосы.

Я не знаю, как выгребать из того, что я наворотила.

И Кристинка только что забила последний гвоздь в крышку моего гроба.

Сестрица заканчивает третий курс, и у неё этим летом должна начаться производственная практика. Она несколько раз заговаривала со мной на тему того, чтобы пройти её в нашей организации, но я Кристину отговаривала, хотя ей явно было очень любопытно. В основном посмотреть на моего «парня», которого я не спешила знакомить с семьёй.

И я думала, мне удалось отвратить Кристину от этой идеи, а сейчас она звонит и сообщает, что, видите ли, в обговоренное место эта раздолбайка опоздала, и там взяли кого-то другого, и поэтому моя деятельная, чтоб её, сестра втайне от меня отправила документы в наш HR-отдел для прохождения практики.

И ей согласовали эту долбанную практику!

Она, собственно, и звонила попросить меня взять её в среду с собой.

Земля горит у меня под ногами.

Я вот уверена, что Кристинка специально не рассказала мне раньше, чтобы отрезать все пути к отступлению.

И чего ей неймётся-то, а?

Иногда мне кажется, что я её ненавижу.

Завтра понедельник, и у меня всего два дня, чтобы найти выход.

Блин, даже увольнение не поможет!

От безысходности и тоски листаю фотки с последнего корпоратива.

Вот он.

Андрей Владимирович Зарецкий.

Настоящий монстр. Сухарь бесчувственный. Внешность жгучая, а сам, как лёд.

Высоченный, поджарый, темноволосый. Глаза тёмно-серые, и взгляд как автоген. Губы у него, конечно, грешные. Только ведь так всегда сурово сжаты, что нет разницы: целовать их или манекен. Один лишь раз мы и видели улыбку Зарецкого. И это было как удар под дых. Хорошо, что он редко улыбается.

В основном отчитывает.

Но выглядит сногсшибательно, не придерёшься.

И главное, словно знает моё слабое место – красивые мускулистые предплечья с проступающими венами. Всё время то в чёрных футболках, то в рубашке с закатанными до локтя рукавами.

Ну какого чёрта я именно его персону выбрала на роль своего несуществующего жениха? Ну почему я этот спектакль не прекратила ещё месяц назад?

Сама виновата, но разве от этого легче?

И Зарецкий явно не тот человек, который войдёт в моё положение по доброте душевной. Да от него за километр вайб «Держите дистанцию».

Танькин Градов хоть выглядит как живой человек, а друг его – ну чисто статуя.

Всю ночь я верчусь на нагретых простынях, понимая, что вариантов-то нет. Надо сознаваться своим. Но я как представлю, каким взглядом мама на меня посмотрит… И ей ведь не объяснишь, почему я врать начала…

Утром я выгляжу так, что краше в гроб кладут.

Толком и не поспала, и на работу притащилась раньше обычного.

Да ещё, как на грех, практически сталкиваюсь с тем, кто и понятия не имеет о моём существовании. За всё время я ему на глаза раза три-четыре попалась, а он меня либо не замечал, либо смотрел как на пустое место.

Я уже поворачиваю к лестнице, когда слышу его голос, и коленки сразу дрожать начинают, будто Зарецкий знает о моей лаже, и сейчас меня прилюдно выпорет. У этого рука не дрогнет. Да и словесно он раскатать умеет так, что потом не отмоешься.

В общем, я отступаю за угол, чтобы дождаться, когда босс поднимется на свой этаж. Я вообще считаю, что чем от руководства дальше, тем лучше. В коридорах пока пусто, только в серверной дверь открыта, но айтишники у нас не любят покидать своё гнездо. Так что выдать мою засаду некому.

– И что ты собираешься делать? – незнакомый мужской голос, явно веселясь, спрашивает, надо полагать, моего супербосса.

– Без понятия, – фыркает Зарецкий, уж этот баритон я ни с чьим не перепутаю. От него мурашки по коже. Не то от бархатистости, не то от предчувствия нагоняя. – Есть предложения?

Да что ж вы встали-то на лестнице?

У генерального целый кабинет есть с приёмной и личной уборной.

– Откуда? – изумляется второй. – Где я и где стилисты? Если тебе надо партию автомобильной краски, то обращайся, а вот с этими товарищами я не пересекаюсь.

– Я тоже, но Настюха вынесла мозг абсолютно всем. Вынь да положь ей этого Климова. А он не хочет. Капризная сволочуга. Отказался от тройного гонорара. Мне, что, его похищать?

– Избаловали вы Настьку.

– Она девочка, – вздыхает с отвращением Зарецкий. – Осталось всего ничего пережить. Сейчас наша зараза замуж выйдет, и это станет головной болью её мужа.

– Ну может, это хмырь чего другого хочет? А тройной гонорар – это сколько вообще?

Зарецкий озвучивает сумму, и у меня волосы встают на затылке дыбом.

Фигасе, Лёша Климов устроился.

Стилистом он стал, чтобы быть поближе к своей основной страсти – красивым женщинам. Бабник он и есть бабник. А оказывается, за это ещё и платят весьма и весьма.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Ничего он не хочет. Говорит, я работаю, чтобы жить, а не живу, чтобы работать. И вообще, в такую жару работают только идиоты. Прикинь? Мы с тобой идиоты. Даже эта Алсу, суетолог, не смогла его переубедить. И зачем тогда такой организатор свадеб?

– Да ладно, не парься. Не перестанет Настя с тобой разговаривать. Перебесится.

– Я старший брат. Она хочет этого Климова и должна его получить. Я готов почти на всё. Наша принцесса достойна самого лучшего.

И тут я делаю стойку.

Готов на всё?

Лёха, прости, но если я смогу договориться с боссом, я принесу в жертву и тебя, и твою лень. Климов мне должен. Крупно должен и отказать не сможет. А если он совратит невесту, ну… это будут проблемы Зарецкого.

Визуал. Андрей Зарецкий

Ну что, мои хорошие!

Принесла вам визул Андрея

засранца

Зарецкого!

Знакомьтесь, ледышка и сухарь (по первому печатлению), друг и партнер Андрея Градова.

В истории "Очень (с)нежный помощник" судьба его миловала и уберегла от Тани Зиминой, но ее подруга все расставит на свои места.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 3. Мечты сбываются

План выглядел блестяще.

Ну а что?

Зарецкий же сам сказал, что готов почти на всё, чтобы угодить сестре в такой важный день. Даже зависть берёт. Я вот не уверена, что Кристинка мне на свадьбу даже свой лак для волос одолжит.

От босса и требуется всего ничего. Три дня от меня не шарахаться и посетить со мной день рождения папы. А дальше я разыграю трагический разрыв.

Ему это ничего не будет стоить.

Единственное, меня смущает, что мне придётся с ним объясниться.

У него явно возникнут вопросы, а то и сомнения в моей вменяемости.

Я и сама-то себе не могу внятно объяснить, как я ввязалась в такую авантюру. И мои резоны уж вряд ли покажутся серьёзными такому, как Зарецкий.

Божечки, ну ведь хотела я ещё неделю назад сказать, что рассталась со своим парнем. А тут мама со своими аферами и надеждами на сынка судьи. Не понимаю я её чаяний. Видела я его. Может, и неплохой парнишка. Из семьи приличной, да.

Но… есть вопросики.

Пока я усиленно думаю в сторону склонения генерального на скользкую дорожку, он вместе со своим приятелем поднимается на второй этаж.

Значит, беседа их не окончена.

Придётся мне со своим предложением подождать. Как бы смелость всю не растерять. Я даже в одном помещении с Зарецким тушуюсь, теряю дар речи и мечтаю залезть под стол. А уж наедине…

Ещё и на беседу как-то надо напроситься, а поводов служебных у меня никаких нет. У нас всё через начальников отделов. А в приёмной сидит Катя-гарпия. Просто так она меня точно не пропустит.

Значит, что?

Я лихорадочно соображаю.

Значит, надо попытаться встретиться с Зарецким, когда Кати на месте не будет.

Господи, это я сейчас такая дерзкая.

Мата Хари, блин. Проникнуть, уболтать… Ага-ага…

Моё косноязычие среди подруг – притча во языцех.

Чего стоит только, как я ходила к рабочим во время ремонта в соседней квартире. У меня дрели нет, а мне надо было просверлить несколько дырок под новое зеркало. Ну я и пришла с фразой: «Очень надо и поглубже».

Помочь мне вызывались ровно трое. Пока не выяснили, что речь о других отверстиях. Мне так укоризненно высказали: «Не сто́ит вводить честных людей в заблуждение», что я потом ещё месяц, пока соседи ремонт не закончили, краснела, встречая этих парней на лестничной клетке.

У меня ж на лбу не написано, что я девственница.

И слава богу!

Это тоже мой секрет.

Его никто — никто не знает.

Ну кроме Зиминой, Корниенко и моего гинеколога.

Вот почему меня красноречие не подвело, когда я вдохновенно вещала про «своего» парня? Нет же. Как шлюзы открылись.

Никогда не врала, вот и начинать не надо было.

А теперь идти к монстру надо.

Страшно и стыдно.

Но лучше опозориться перед одним незнакомым, по сути, человеком, чем перед толпой родни, и стать посмешищем всего офиса на долгое время.

Торжественно клянусь, если у меня всё выгорит, я больше не произнесу ни слова неправды!

Ладно, ну кроме, как отвечать на вопрос Корниенко: «Я поправилась?». Истина бессмысленна для мёртвых потому что.

Я так увлекаюсь поиском возможности встретиться с Зарецким без свидетелей, что упускаю главное. Наиважнейшее в моём случае.

Надо не только прорваться в кабинет генерального, но и чтобы он, собственно, там был!

А я, подкараулив, когда гарпия уйдёт за почтой, вломилась в святая святых и обнаружила, что там пусто!

И в голове у меня сделалось точно так же.

Все заготовленные слова от растерянности вылетели из памяти.

Степень моей неадекватности в этот миг можно оценить без проблем, потому что я ничтоже сумняшеся сначала распахнула дверь в уборную, чтобы убедиться, что и там Зарецкого нет, и уже потом задумалась, что бы я делала, если бы он был там.

Кажется, вселенная даёт мне знак, что сейчас не самый подходящий момент для её милостей, потому что сквозь неплотно прикрытую дверь я услышала, как в приёмную кто-то входит.

Первая мысль – Катя вернулась в рабочее стойло, сейчас она зайдёт положить почту на стол Зарецкого и спалит меня. И, естественно, выставит.

И что делает Лена?

Лена лезет под директорский стол.

Только вот в кабинет заходит совсем не Катя.

Под звук брошенных на стол ключей, кресло отъезжает от стола и принимает в себя крепкий начальственный зад. На несколько секунд босс замирает, а потом придвигается к столу, плотно блокируя мне возможность выхода из самой стрёмной в моей жизни ситуации.

Я забиваюсь так далеко, как это возможно, но всё равно. Одно движение коленом, и Зарецкий меня обнаружит. Я стараюсь дрожать помельче, но колбасить меня начинает сурово. Что, Лена? Не «Газпром», но мечты сбываются. Мечтала залезть под стол при генеральном? Исполнено.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Интересно, если я осторожно дёрну за штанину, я не доведу Зарецкого до инфаркта?

Блин, о чём я думаю?

А босс, как назло, сидит плотно и, кажется, не собирается вставать.

У меня уже поясница затекла.

Дело принимает совсем скверный оборот, когда кресло въезжает поглубже под столешницу.

Мужской пах стремительно приближается к моему лицу, а мне даже деться некуда.

Под столом особо не разбежишься.

Я уже копчиком ощущаю преграду.

Н-да.

Не так я себе представляла серьёзный разговор с боссом.

Сомневаюсь, что на всём белом свете найдётся большая неудачница, чем я.

Длинные мужские пальцы в опасной близости от моего носа поправляют крупную пряжку ремня, заставляя меня нервно сглотнуть.

Ну зачем я на это пошла? А?

Мужской запах обволакивает меня.

Практически зажатая между бёдрами генерального, я на панике и ужасно боюсь, что меня в таком положении застукают.

Как на грех, раздаётся стук в дверь директорского кабинета, и прежде чем Зарецкий отвечает, она открывается. Цокот каблучков секретаря запускает во мне нервную дрожь.

– Андрей Владимирович, ваш аспирин, – с придыханием произносит главная офисная сплетница.

Да чтоб у тебя набойки отвалились!

Мне видны мыски её туфель, и я на грани обморока.

Чтобы не выдать себя, двумя руками зажимаю рот и даже зажмуриваюсь, в красках представляя, что сейчас произойдёт.

– Спасибо, – усталый глубокий голос с бархатными нотками, кажется, доводит секретаршу до предоргазменного состояния, она с порнографическими интонациями продолжает предлагать:

– Может, вы хотите что-нибудь ещё? Сделать вам массаж воротниковой зоны?

Это теперь так называется?

Только глухой не услышит в этом, что низы хотят, только вот верхи, похоже, не могут.

– Если Градов мне ничего не передавал, я бы хотел посидеть в тишине. Это реально организовать? – довольно жёстко Зарецкий ставит на место подчинённую. – Сделайте так, чтобы меня не беспокоили.

– Принести документы на подпись? – не унимается эта нимфа.

– Вечером. Мне есть чем заняться. А вам?

Я бы сквозь землю провалилась, если бы меня так отбривали. Ну так то – я.

Я вот дрожу между ног генерального, трепеща, когда щёки слегка касается тонкая льняная ткань его брюк. А повелительницу приёмной не пронимает.

– Ради вас я готова отложить всё. Это входит в мои должностные обязанности…

– Идите, Екатерина, – уже едва сдерживая раздражение, отпускает секретаршу Зарецкий.

Стоит двери за ней закрыться, как я осознаю, что вот теперь мне точно деваться некуда. И с минуты на минуту произойдёт самое страшное.

Впору начинать молиться, но я не умею.

Я всё ещё не открываю глаза и слышу, как кресло отъезжает от стола, как Андрей, мать его, Владимирович встаёт.

Надежда на то, что он захочет сначала пройти в уборную, брезжит так ярко и заманчиво...

Я всё-таки распахиваю ресницы и… встречаю промораживающий взгляд босса, заглянувшего-таки под стол.

Вижу, как расширяются его зрачки, заволакивая льдисто-серую радужку.

Голос, полный металла и злости, ударяет по нервам:

– И что это значит?

Речь, как обычно, в присутствии Зарецкого мне отказывает. Я только таращусь на него снизу вверх.

– Я могу вам помочь, – сипло выдавливаю я.

Ой, бля…

– Серьёзно? – поднимает чёткую бровь разъярённый босс.

– Андрей Воландемортович… – блею я.

– Что? – тон из ледяного превращается в криогенный.

– Простите, Владимирович…Я помочь могу вам, правда-правда, – преданно смотрю ему в серые глаза, в которых видно, что мысленно меня уже растянули на дыбе.

– И вы тоже массаж воротниковой зоны предлагаете?

– Ну почему воротниковой… Ой…

– Действительно. Судя по стартовой позиции – скорее, паховой.

– Да как вы можете такое обо мне думать? – наконец у меня прорезался нормальный голос.

– А что я должен был думать, когда вы десять минут ласково сопели мне в ширинку?

Ах ты негодяй!

Ты знал, что я там сижу!

Глава 4. На чистую воду

– Молчите? – Зарецкий не очень бережно выволакивает меня на свет божий. – Что вы там делали?

– Думала…

– О как!

– А вы почему промолчали? – неожиданно мой вопрос звучит, как наезд.

Непроницаемое выражение лица Андрея Воланд… тьфу, Владимировича на секунду сменяется другим.

– Мне стало интересно, как вы будете выкручиваться. Так, что вы взяли?

Я недоумённо хлопаю на него ресницами.

В смысле? Что здесь можно взять?

А Зарецкий, не дождавшись ответа, начинает меня подробно ощупывать.

– Что вы делаете? – растерянно спрашиваю я, когда от прохлопывающих движений по моей спине босс переходит к поглаживающим по заднице.

– Выворачивайте карманы, – строго требует он, и я бы с удовольствием...

– Но у меня нет карманов! – несчастно признаю́сь я.

Широкие ладони начинают обследовать меня спереди.

– Что вы мнёте? – горячие руки неумолимо исследуют каждый миллиметр. – Перестаньте!

– Если не зашуршит – перестану, – нагло отвечают мне.

Мои девственные груди шокированы и оскорблены.

Первый же серьёзный контакт и такой… э… незаинтересованный.

Нет, меня и раньше пытались тискать, но именно грудь я всегда защищала. Было неприятно, честно говоря, а сейчас я в ступоре позволила недопустимое!

Но на этом шок-контент не заканчивается.

Пока я туплю, Зарецкий опускается передо мной на корточки и инспектирует мои ноги! Ладони скользят от щиколотки вверх до колена и выше, заныривая под узкую офисную юбку. Сначала правая нога подвергается осквернению, затем левая. Шероховатые подушечки мужских пальцев добираются в своей проверке до самого-самого… И меня неожиданно бросает в жар.

От стыда, конечно.

Разумеется.

Ибо юбка-карандаш от манипуляций Андрея Владимировича непотребно задирается, демонстрируя генеральному самый нижний треугольничек моих трусишек.

Зарецкий какое-то время неодобрительно на него смотрит, а потом поднимает взгляд на меня.

Совсем злится. Глаза почти чёрные от расширенного зрачка.

Мне кажется, даже его щетина сейчас начнёт биться электрическими разрядами.

Нервно сглатываю.

Андрей Владимирович медленно поднимается, вырастая надо мной и давя авторитетом. Он стоит так близко, что я чувствую холод пряжки его ремня у себя на животе сквозь тонкую ткань блузки.

– Ничего нет. Или не успела взять, или…

– Я ничего не собиралась брать, – лепечу я. – Наоборот! Я хотела дать… Ну то есть сделать…

Брови Зарецкого с каждым моим словом поднимаются все выше.

А ещё…

Мне кажется, что поднимается что-то ещё.

Спохватываюсь и начинаю опускать юбку на законное место.

– Передумали? – ехидно спрашивает босс.

– Нет… Что? – до меня доходит, что именно подумал Зарецкий, и я тут же заливаюсь своим знаменитым румянцем. – Я пришла по поводу свадьбы!

Андрей Владимирович присвистывает.

– Свадьбы? Так сразу? Вы кто такая?

– Лена.

– Лена, хватит вешать мне лапшу на уши. А ну, быстро выкладывайте, что вам здесь понадобилось.

Он так рявкает, что я действительно выкладываю быстро. Слова вылетают из меня, как из пулемёта. Зарецкий слушает меня с каменным лицом.

– Так. То есть вы, Лена, подслушали чужой разговор, проникли ко мне в кабинет и спрятались под столом, чтобы обрадовать меня?

– Не то чтобы... Со столом – это я, конечно, погорячилась, – вытираю я влажные ладошки о юбку. Взгляд Андрея Владимировича возвращается к моим бёдрам. – У меня сугубо деловое предложение, просто я вас боюсь…

– Последнее я понял по вашему «Воландемортович», – сухо отзывается Зарецкий. – У вас есть выход на Климова, я правильно понимаю?

Я остервенело киваю.

– И что вы хотите взамен? Вы же чего-то хотите, раз это деловое предложение, а не помощь ближнему.

– Я… – очень неудобно разговаривать с генеральным, когда он так близко, что сто́ит вдохнуть поглубже, и моя грудь коснётся его. И мне всё ещё кажется, что ну там внизу… – Можно я… – протискиваюсь мимо Зарецкого, и мои уши начинают соперничать в насыщенности цвета со щеками.

Мамочки!

Не кажется! Точно не кажется!

Отойдя на пару шагов, я не выдерживаю и пялюсь на вызвавшее подозрения место. Может, у него просто большой?

Перехватив мой взгляд, Андрей Владимирович засовывает руки в карманы.

И всё равно там что-то выпирает. Какой кошмар!

Ну какие предплечья!

– Лена, – возвращает меня в действительность Зарецкий, – или вы нормально объясняетесь, или я всё-таки вызываю начальника внутренней безопасности.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– З-зачем нам ещё кто-то? М-мне и в-вас хватит… – начинаю я заикаться.

– Тогда я вас внимательно слушаю.

Я делаю несколько глубоких вдохов, наплевав, что выгляжу перед генеральным, как идиотка. После ситуёвины со столом вряд ли что-то изменит его мнение обо мне.

– Вы сказали, что готовы почти на всё для того, чтобы Климов согласился поработать с вашей сестрой на её свадьбе. И так получилось, что я тоже готова почти на всё, чтобы выкрутиться из ситуации, в которую попала по собственной дурости…

– Вы накосячили на работе и хотите поблажку? – прищуривается Андрей Владимирович.

– Нет-нет, я бы никогда… Это личное…

– Какое отношение я имею к вашему личному?

– Самое прямое, – почти шепчу я, опуская глаза. Вот и настал момент главное позора, а я всё никак не могу подобрать слова.

– Да что вы тянете кота за хвост! Лена, или как вас там?

– Я смогу уговорить Климова согласиться на ваше предложение, если вы мне поможете и притворитесь, что вы от меня без ума! – договариваю я, уже зажмурившись.

Пауза.

Прямо-таки гробовая тишина.

Глава 5. Переговоры на грани срыва

Открываю один глаз, потому что напряжение уже зашкаливает, и, может, Зарецкого уже удар хватил, а я бездействую.

Андрей Владимирович крепче, чем я думала.

Он стоит сложа руки на мощной груди и дразня меня своими предплечьями.

– А я думал, у нас не берут на работу людей с психическими отклонениями, – тянет он таким тоном, будто и впрямь прикидывает, не вызвать ли мне бригаду.

Я бы непременно обиделась, но и сама понимаю, что моё предложение попахивает нездорово.

– У вас берут по блату, – сиплю я.

– Ну-ка, ну-ка… Лена…?

– Лена Леонидова, отдел продаж… – я снова вытираю вспотевшие ладошки о юбку, и Зарецкий снова следит за этим жестом, на бёдра мои смотрит неодобрительно.

Да я вроде по дресс-коду одета…

Не зная, куда деть руки, сцепляю пальцы за спиной.

Босс переключается на то, что выпячивается.

– Лена Леонидова… – задумчиво произносит он, но, видимо, так и не вспоминает, откуда я прибыла в его компанию. – Что я могу сказать, продажник ты так себе. Меня твоё предложение не интересует.

И смотрит так не то выжидающе, не то поощрительно.

А я оскорблена.

Я хороший продажник! Да я план перевыполняю каждый квартал! Чтобы Зиминой не пришлось краснеть за нерадивую подругу! А что в этом месяце тяжело продажи идут, так меня на аптечное направление только поставили!

Это я в жизни могу стушеваться, а рабочие скрипты у меня от зубов отлетают!

– Хотите, я вам продам средство для потенции? – требую я проверки на профпригодность.

– У меня с эрекцией всё в порядке! – делая шаг ко мне, рычит Зарецкий.

Вид у него страшный, и я пугаюсь окончательно:

– Тогда возьмите смазку…

Боже, если бы взглядом можно было испепелять, я бы уже превратилась в угольки.

– Лена, прекратите вешать лапшу мне на уши, – цедит Андрей Владимирович. – Предложение становится не просто непривлекательным, а отпугивающим. Да и что-то я сомневаюсь, что сделка будет честной…

– Ну я правда могу уговорить Климова, – голос начинает дрожать. Неужели я опозорилась впустую?

– Допустим, – красивые губы Зарецкой сжимаются в непримиримую линию. – Готов выписать вам премию, в случае успеха переговоров. А собой я не торгую.

В носу свербит.

– Да не нужна мне премия! – выпаливаю я, вижу, как брови Андрея Владимировича снова поднимаются, и исправляюсь. – Нет, нужна, конечно, но не за это… Ну что вам стоит? – в носу уже свербит, сейчас я зареву. – Вам всего-то и надо сходить со мной на день рождения папы, сделать вид, что вы света белого без меня не видите, и перед моей сестрой притвориться…

– Лена Леонидова, – демонстрирует хорошую кратковременную память генеральный, – если весь цирк устроен ради того, чтобы перевести наши отношения в другую плоскость, то заверяю, это никак бы не помогло вашему карьерному продвижению.

– Да не надо мне плоскостей, – слёзы стекают по щекам и крупными каплями падают мне на блузку. – Я же говорю, исключительно деловое предложение. И вы не в моём вкусе. У вас только руки и подходят… – хлюпаю я носом.

Выражение лица Зарецкого становится… э… интересным.

Он растерянно рассматривает свои руки, потом переводит взгляд на меня.

– Так. Лена «Отдел продаж», – теряя терпение, рыкает генеральный. – Слёзы на меня не действуют. А то, что действует, вы применять, я так понимаю, не собираетесь, – я не очень вкуриваю, что Зарецкий имеет в виду, но это уже всё равно… Зарецкий бесчувственный. И мне не поможет, и даже сестре любимой. – А ну, выкладывайте, кому вы успели наврать, что я от вас без ума. Сколько людей введено в заблуждение? Да что вы ревёте?

Вот последний вопрос он задаёт зря.

Плотину моего нервяка прорывает, и я реально реву под скептическим взглядом Андрея Владимировича. Этого бездушного, чёрствого гада с красивыми руками.

Я выкатываю ему всю историю.

Ну почти всю.

Раз он не соглашается, то некоторые детали ему знать совершенно ни к чему.

В конце исповеди я уже только икаю:

– Я з-знай-у, что с-сама в-виновата. И ч-что? Уб-бить м-меня т-теперь?

– Господи, – Зарецкий устало трёт переносицу, – какое Шапито. Идите, Лена «Отдел продаж». Из сочувствия к вашему интеллектуальному уровню вся эта история останется между нами. Идите, идите. Пока я не удушил вам вот этими «подходящими» руками.

Вытирая слёзы, я понуро бреду к двери, до последнего надеясь, что вот сейчас меня босс остановит и скажет, что он согласен. У порога затравленно на него оглядываюсь, но он смотрит на меня нечитаемым взглядом и не спешит облегчить мою участь, лишь добавляет:

– Вам сто́ит поучиться делать коммерческие предложения. Переаттестацию вам назначу, за нечуткое отношение к потребностям потенциального клиента.

Переаттестация? О нет… Кажется, смазка потребуется мне…

Изгнанницей я прошмыгиваю сквозь приёмную. Радуясь, что гарпия куда-то вышла. Увы, на сегодня это единственная радость. Мой чудесный план провалился, надежды растоптаны. А Зарецкий, видимо, не так уж и любит свою сестру.

Понедельник – день тяжёлый.

И весь он идёт наперекосяк.

Всё валится из рук.

Даже по возвращении домой никак не могу собраться.

Ведро клубничной мороженки немного скрашивает расстройство, но по закону подлости и оно подкладывает мне свинью.

Неожиданно громкий сигнал о поступившем сообщении заставляет мою руку дрогнуть, и шматок жирного пломбира срывается с ложки и приземляется прямо на блузку.

Чёрт.

Тянусь к телефону, не ожидая ничего хорошего.

В лучшем случае это МЧС оповещает о погодных неурядицах.

Незнакомый номер.

Засунув в рот ложку с новой порцией мороженого, таким образом освободив руки, проверяю сообщение и замираю, выпучив глаза.

«Чтоб вас всех. Завтра у меня в кабинете в восемь тридцать. Опоздаете, и смазка не поможет».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 6. Вхождение в роль

Ну кто так делает? А?

Сообщение Зарецкого пугает и обнадёживает одновременно.

Обнадёживает немного больше, но всё же паника накатывает волнами.

Я как вспомню непроницаемый взгляд генерального – брр.

Надо с кем-то обсудить, но с кем?

Сейчас мне не помешал бы оптимизм Корниенко, но она не берёт трубку.

Я всю ночь ворочаюсь, как грешник в аду на сковородке, мозгуя, что меня ждёт в восемь тридцать.

Ясен красен, я буду в назначенное время в кабинете Зарецкого, но, боже мой, как мне стыдно снова показываться ему на глаза.

Обычно я не опаздываю, но на всякий случай завожу себе аж пять будильников, ну и разумеется, по закону подлости именно сегодня я все их просыпаю.

В восемь тридцать я скаковой кобылой только врываюсь в здание фирмы. Мне каюк! Лечу к начальственному кабинету на восьмой космической, проношусь мимо гарпии, застывшей у открытых дверей приёмной с мобильником у уха.

Господи, пусть мне повезёт, и сегодня пунктуальный Зарецкий тоже опоздает!

– Куда? – заполошно спохватывается мне вслед секретарша, но меня уже не остановить. В прямом смысле слова я вваливаюсь с заносом в приёмную и со всего маху впечатываюсь в твёрдое тело, покачнувшееся, но устоявшее.

– Лена, – рычит Андрей Владимирович, – если ты моя девушка, это не значит, что тебе позволено опаздывать!

Громко так.

Катя точно слышит.

– А… – надо как-то спросить, правильно ли я понимаю, что Зарецкий готов сотрудничать.

– В кабинет, – командует он.

В кабинет так в кабинет.

Мамочки!

Стоит двери закрыться, а нам остаться наедине, мне становится ещё страшнее.

– Доброе утро, – лепечу я.

– Ничего подобного, сядьте, – приказывает босс. – Отвратительное утро.

Тигрище злится и мерит шагами комнату.

– Я должен быть уверен, что страдаю не зря.

Это напоминает сцены из фильмов, когда шантажист требует выкуп, а жертва требует доказательств, что тот, кого спасают, ещё жив.

Я лезу в сумочку и выуживаю телефон. Нахожу в списке контактов Климова и демонстрирую Зарецкому номер.

– Его номер может быть у половины нашего города, и ещё, бог знает, у скольких людей за его пределами, – Андрей Владимирович всё ещё не хочет верить, что загнан в угол.

Почесав кончик носа, я вспоминаю, что у меня на телефоне есть совместная фотка с Лёхой. Порывшись в галерее, предъявляю оное боссу.

Зарецкий с минуту разглядывает, как я сижу у Климова на коленях в кафе на набережной.

– Ладно, – с тяжёлым вздохом смиряется генеральный. – Но хочу, чтоб вы, Лена «Отдел продаж» знали, что мне это очень и очень не нравится. И я не гарантирую, что прощу вам этот шантаж.

Я нервно облизываю губы.

И без его слов я догадываюсь, что такие, как Зарецкий, не любят оказываться в подобном положении. И проблемы у меня непременно образуются.

Но это ещё когда будет!

Будем решать их по мере поступления.

– Вы сами передумали, – всё равно обидевшись, отвечаю я.

– Вам когда-нибудь высасывали мозг через соломинку? – рявкает Андрей Владимирович. Его породистое лицо омрачено, и мне внезапно хочется его поддержать.

– Ну, у меня тоже есть избалованная сестра. Это считается?

– Вряд ли она такая же непрошибаемая, как моя, – кривится Зарецкий.

Меня словно чёрт за язык дёргает:

– Наверное, она как вы. Наследственность… – и тут же затыкаюсь, осознав, что нарываюсь.

– Лена, у вас тормоза полностью отсутствуют?

Я, наоборот, тормозок, походу.

– Простите, – тушуюсь я. – Я сегодня же договорюсь с Климовым, но нам надо обсудить, – нервно облизываю губы, – стратегию…

– У меня сегодня два совещания, и одна встреча на выезде, – обрубает Зарецкий. – Неудобного вы себе парня придумали, Лена.

– Да я уж поняла, – бормочу я, – вам не девушку надо, а резиновую куклу, чтоб слушалась и не мешала.

– Что? – кажется, я окончательно разозлила босса.

– Ничего.

– Нет уж. Выкладывайте. В отношениях не должно быть секретов, – ядовито подначивает Андрей Владимирович. – Хотя откуда вам знать? У вас же отношения выдуманные.

Я могу понять, отчего босс бесится, но своими словами он явно хочет меня уязвить, и у него получается.

Я тут же вскипаю:

– Да уж какие секреты? – шиплю я и передразниваю: – «Если ты моя девушка, это не значит, что ты можешь опаздывать». Капец, и кто-то соглашается с вами встречаться? А чтобы заняться с вами сексом, наверное, нужно сделать удачное коммерческое предложение?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Зарецкий в один шаг оказывается позади кресла, в котором я сижу, и склонившись цедит мне на ухо:

– А вы так расстраиваетесь, потому что не в состоянии его сделать удачно? Вчера у вас был шанс, Лена, – горячая ладонь поглаживает моё плечо.

Я мгновенно вспоминаю, как Андрей Владимирович вчера обыскивал меня. Ещё немного и он проверил бы, нет ли у меня в трусиках винтовки. Становится жарко.

Чтобы скрыть свою реакцию, я, как это со мной иногда бывает, реагирую довольно грубо:

– Я так расстраиваюсь, потому что уже не верю в успех нашего безнадёжного предприятия. Вы точно провалитесь в роли влюблённого.

– Да что вы говорите? – язвит генеральный. – Куда уж мне до вас.

Его пальцы подныривают под ворот моей рубашки и поглаживают ключицы, только мне кажется, что это не ласка, а едва сдерживаемое желание меня придушить.

Хотя в проблемах Зарецкого я не виновата.

Я как раз предлагаю ему выход.

– Да! – с вызовом отвечаю я. – Вам просто никто не поверит! Да и мне тоже, что я выбрала такую ледышку!

Босс резко толкает спинку моего кресла, и оно, крутанувшись, разворачивает меня к нему.

– Так давайте порепетируем, – это предложение полно угрозы, и я не успеваю ничего возразить, как сухие твёрдые губы накрывают мой рот.

Глава 7. Достоверность наше все

То, что Андрей Владимирович называет репетицией, заставляет меня пугаться премьеры.

Поцелуй начинается, как явная попытка наказать, но что-то идёт не так.

В первый миг я просто не знаю, как реагировать.

Нет, я уже целовалась прежде. Я девственница, а не монашка.

Я даже не так давно встречалась с парнем.

Просто раньше это всё как-то не так было.

Ну не знаю. Сначала нежное прикосновение губ, как просьба о разрешении зайти дальше, и уже потом…

А Зарецкий всё делает не так.

Мамочки! Почему не было штормового предупреждения? Меня уносит ураганом.

Коварное нападение на беззащитную Лену буквально оглушает.

Какое там разрешение?

Безапелляционное требование!

От натиска губ со вкусом свежего кофе я теряюсь, а Зарецкого не устраивает отсутствие ответных шагов. Андрей Владимирович, не отрываясь от своего возмутительного занятия, просовывает руки у меня подмышками и поднимает с кресла. В одну секунду я оказываюсь прижата к мужскому телу, умопомрачительно пахнущему горьким парфюмом.

Поцелуй углубляется, настойчиво взывая к женскому естеству, и оно, зараза такая, отзывается! Свински откликается на подавляющую силу, которая как бы говорит, что проще расслабиться и получить удовольствие.

Голова кругом идёт, и я не сразу соображаю, что уже вовсю включилась в процесс репетиции.

Зарецкий будто чувствует слабину. Он словно хочет окончательно сломить сопротивление, которого и так нет. Широкие ладони проходят вдоль спины вниз, надавливают на талию, вжимая меня ещё сильнее, и когда они опускаются на попку и стискивают её, я отчётливо чувствую, как меняет в отдельных зонах рельеф генерального.

Тут-то мне и приходит в голову, что постановку пора прекращать.

Прекращаю этот беспредел, и моя инициатива снова не находит понимания у руководства.

Андрей Владимирович выглядит всё таким же сердитым, только теперь в его потемневших глазах появляется опасный блеск.

– Ну что? Не замёрзла рядом с ледышкой? – раскатистое низкое «р» угрожает остатка моего самообладания.

Какой там замёрзла?

Ещё немного, и я бы сама разделась, настолько мне стало жарко.

Но не признаваться же боссу, что он одним поцелуем достиг того, чего другие и более смелыми ласками не смогли.

– Хорошо, что поцелуи в нашем спектакле не предусмотрены… – бормочу я.

В самом деле, я и не собиралась целоваться при родителях.

Однако Зарецкий воспринимает мою фразу в ином ключе.

– Считаешь, недостаточно достоверно? Как по мне, вы были на удивление убедительны.

Я краснею как рак.

– Я считаю, что не нужно отклоняться от сценария.

Чёрт, босс по-прежнему держит меня за задницу, а я так и стою.

Идиотка, блин.

Плюхаюсь обратно в кресло, чтобы увеличить расстояние между моим, как оказалось, податливым телом и раскалившимся директорским.

– Так что за план? И когда Климов со мной свяжется? – генеральный мной очень недоволен. Это прям видно. И флюиды от Зарецкого идут такие агрессивные, что я снова начинаю побаиваться, что меня придушат. Слишком уж плотоядно Андрей Владимирович смотрит на мою шею.

– Сегодня вечером Алексей вас наберёт, а что касается наших действий…

Стук в дверь перебивает меня.

– Андрей Владимирович, – зовёт мерзким голоском Катя, которая наверняка умирает от любопытства, – у вас через десять минут совещание…

Она всё-таки приоткрывает дверь и заглядывает, чтобы увидеть всё своими глазами.

– Екатерина, а вы уже собрали презентацию и комментарии к ней? Мне будет о чём совещаться? – рявкает Зарецкий.

Секретаря как ветром сдувает.

– Подведём итоги нашей неудовлетворительно встречи, – босс покачивается передо мной на пятках, заложив большие пальцы за ремень чёрных джинсов. Я не хочу смотреть ТУДА, но пах генерального прямо перед моим носом, и, по-моему, не всё спокойно в датском королевстве… – Климов со мной связывается, и после этого я готов обсудить с тобой и сценарий, и репетиции, и дебют.

Зарецкий сверлит меня взглядом, а я преданно смотрю ему в глаза, чтобы не косить на смущающую меня ширинку.

– Я сейчас же свяжусь с Климовым, – клятвенно обещаю я. – Андрей Владимирович, а…

– Лена, ты первая всё и завалишь, – щурится босс.

Я недоумённо смотрю на него.

– Андрей, – с нажимом намекает он. – Временно я для тебя Андрей.

Я вспоминаю, что в приёмной босс отчитывал меня за опоздание уже на «ты», и судорожно киваю.

– Да-да, Андрей… – поднимаюсь и протискиваюсь мимо Зарецкого, который и не думает посторониться. Отступаю к двери. – Сегодня обязательно нужно всё обговорить.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– После работы. Мы всё-всё обговорим. Ответишь на все вопросы, – шаг в мою сторону, – расскажешь свои грязные фантазии…

Божечки, это генеральный ещё не знает, насколько мои фантазии грязные.

Ну в смысле, «розово-сопливые».

Предчувствуя, что как только босс узнает детали, он меня таки задушит, я тороплюсь смыться. Надо поскорее договориться с Лёхой, чтобы Зарецкий не мог соскочить, когда всё всплывёт.

Вот задницей чую, что я всё глубже увязаю в проблемах, но отступать некуда.

Я открываю дверь, но Андрей меня останавливает:

– Лена.

Вздрагиваю и застываю на пороге, ощущая на себе злобный взгляд Кати.

– У тебя помада размазалась, – Зарецкий подходит ко мне вплотную и, склонившись ко мне, подушечкой большого пальца стирает что-то возле уголка моих губ. Запах Андрея снова окутывает меня, и коленки начинают дрожать.

Нельзя думать о том, как он целуется!

Это лишняя для меня информация!

А думать и не приходится.

Босс отыгрывает свою роль, запечатывая мне рот поцелуем на глазах у гарпии.

Не таким порабощающим, как в кабинете, но не менее крепким.

Уже сидя на своём рабочем месте и бесцельно скролля список контактов, я пытаюсь собрать мозги в кучу.

Что это вообще такое сейчас было?

Начальник отдела уже ушёл на совещание, и я могу безнаказанно тупить.

На меня с запозданием накатывает нечто похожее на возбуждение.

То в жар, то в холод бросает при воспоминании о поцелуе.

Взрослый красивый успешный мужчина целовал меня впервые.

Телефон, переведённый на работе в режим вибрации, оживает в руках. На экране определяется абонент, записанный мной вчера в контакты как «Воландемортович». От неожиданности чуть не роняю аппарат, но всё-таки справляюсь с собой.

У него же совещание…

Неужели передумал всё-таки?

«Я вспомнил. Лена Леонидова – протеже жены Градова. Тебе сто́ит поучиться у Татьяны делать коммерческие предложения. Пока я не удовлетворён твоей квалификацией».

Глава 8. Первый акт

– Подожди, я записываю… – ржёт в трубку Корниенко.

– Не смешно! – шиплю я, хотя мне хочется на неё накричать.

– Не скажи. Как ты там его? Воландемортович? – гнусно хихикает зараза.

– Я тебе позвонила не для того, чтобы ты надо мной глумилась! – возмущаюсь я.

– А для чего ещё нужны подруги? Не благодари!

– Ты мне лучше скажи, что мне делать, – стону я.

– Ты уже всё сделала. Даже хорошо, что ты отказалась от помощи Таньки. У тебя вышло фееричнее, хотя её догнать в плане попадоса непросто. Но ты смогла. Ты мощь!

– Маня!

– Что Маня-то? Как он хоть целуется-то? Понравилось, когда он тебя обыскивал?

– Ничего мне не понравилось! И не было никаких поцелуев! С чего ты взяла? – отпираюсь я. Зная гадкую натуру подруги, я описала ей только то, что произошло вчера, а про сегодняшнее – очень скупо.

– Первое – врёшь. Второе – врёшь. Третье – я просто умница и догадалась. Даже не знаю с чего. Наверное, с того, что Зарецкий уже полюбовался на твои трусики, пожамкал тебя за грудь и сообщил тебе, что с эрекцией у него всё отлично. И только ты думала про сделку.

С такого ракурса я на это не смотрела.

– Вопрос тот же: что делать? – соплю я, догадываясь, что в словах Мани есть некая сермяжная правда.

– Звонить Климову, – отвечает Корниенко, и я даже представляю, как она в этот момент легкомысленно пожимает плечами.

Вот зависть же. Маня такой человек, что если накосячит, то постарается сделать вид, что ничего не было. А если её ткнуть носом, то она будет ждать, пока всё само разрешится. Мне бы так.

– Спасибо, Кэп! – я закатываю глаза, будто Корниенко может это видеть. – Про Климова мне всё понятно. Я жду, когда наше солнце откроет свои глазоньки. Нужно, чтобы хотя бы десять часов стукнуло, иначе меня прикопают раньше, чем я потребую свой долг. У него же всё по расписанию: сон, утренний секс, утреннее выставление бабы, спортзал, поздний завтрак в два часа дня…

– Ты ему просто завидуешь, – догадывается Маня.

– Ещё бы, – даже не пытаюсь скрывать. – Как мне себя вести с Зарецким? Он злится. Будто я виновата в том, что он не может отказать сестре.

– Я, конечно, Зарецкого не знаю. С этим тебе лучше к Таньке. Но, сдаётся мне, товарищ бесится вовсе не из-за вашей сделки, она дебильная, но ему ущерба никакого не наносит. Вон даже тактильные бонусы привалили.

– А что тогда? – кусаю я губы.

– Он тебе чётко сказал. «Он не удовлетворён». Слово «квалификация» в его фразе можно опустить.

– Глупости, – отмахиваюсь я. – У такого мужика, сто пудов, полно возможностей удовлетвориться. Даже у нас в офисе. И напрягаться не придётся. Ты бы слышала, как гарпия предлагала ему массаж воротниковой зоны…

– Ну тогда я не знаю. Я бы на твоём месте просто не дёргалась…

Ну кто бы сомневался!

В общем, Корниенко мне не помогла, и, распрощавшись с ней под её требовательное: «Держи меня в курсе!», я набираю Климова.

– Охренеть, Леонидова, – заспанным голосом поражается он. – Устала плевать в мою сторону с другой стороны улицы? Или ты передумала и…

– Климов, ты помнишь, что ты мне должен?

Тяжёлый вздох.

– Помню. И что надо?

Вот ну почему я придумала, что именно Лёха – мой парень, а? Сейчас бы он точно не отвертелся и изображал всё, что мне надо.

С другой стороны, я даже не представляю, что могло бы заставить Климова, даже ради выполнения долга, не затаскивать к себе в постель баб хотя бы какое-то время. А живёт Лёшка в одном доме с моими родителями, так что через два дня все меня жалели бы и за глаза называли рогоносицей.

– Надо, чтобы ты поработал с невестой по своему профилю.

– Да неужто ты собралась замуж? Лена, надеюсь, это не только для того, чтобы, наконец, лишиться невинности?

– Климов, ты жить хочешь? – зверею я. – Я ведь могу собрать телефоны твоих баб, пригласить их в один общий чат, и тебе хана! После пяти минут срачей они объединятся с одной-единственной целью – месть…

– Леонидова, а ты прям на новый уровень выходишь, – бормочет Лёха. Чувствуется, что он впечатлился моей угрозой. – Так кого украшать надо, чтобы жених не сбежал от алтаря?

– Сестру моего парня.

– Лена, я, конечно, помню, что ты и прекрасное – это две разные вселенные, но мне нужны нормальные данные. Рост, цветотип, особенности, размеры, имя, возраст, место проведения. Начинать нужно вообще с фото.

– Анастасия Зарецкая, за деталями к её брату. Сейчас скину тебе его телефон…

– Не надо, – мрачно отзывается Климов, – у меня есть. Я месяц отказывался, Леонидова. Месяц! Стоп… Ты хочешь сказать, что Андрей Зарецкий – твой парень? А не свистишь ли ты, подруга?

– Моя личная жизнь – не твоя забота, Климов. Со своей разбирайся.

– Да откуда у тебя личная жизнь? – язвит он. – Видел я из окна в прошлую субботу, как ты выходила от родителей. Причёска старая, всё такая же унылая. Юбка – прощай эрекция, рубашка – как у ученицы церковно-приходской школы…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Слава богу, эрекция Зарецкого не такая слабая, как у тебя! А если не веришь, можешь в пятницу ещё раз у окна подежурить. Увидишь нас вдвоём, – боже, а ведь я почти забыла, как меня бесит этот человек.

– Если это правда, Лена, и ты с Зарецким, тебе надо не его сестру украшать. А у меня уроки брать. Можно даже в сексе тебя поднатаскать…

– Климов, заткнись. Я ведь серьёзно сделаю то, что пообещала. Если ты не внемлешь, доброму совету, то я соберу в один чат не твоих баб, а их мужей. И мне не будет стыдно, и я даже цветочки на твою могилу не принесу. Ты ещё за прошлый раз не отмылся. Не усугубляй.

– Да понял я, что даже в отношениях у тебя характер лучше не стал.

– Раз понял, то сейчас ты напишешь Андрею, что ты согласен. И мне сбросишь скрин переписки. Твой должок аннулируется, когда свадьбу отыграют. Усёк?

– Усёк.

Отключаюсь на взводе.

Фыр-фыр-фыр.

Козлина какой.

Через полчаса Климов, как хороший мальчик, пересылает мне скрины. Что ж, теперь с моей стороны условия сделки выполнены. Дело остаётся за Зарецким.

После обеда босс отписывается мне, что на выезде задержится до самого конца рабочего дня, но он заберёт меня в начале седьмого.

В смысле заберёт? Куда заберёт? Мы же должны все обсудить? Чем его кабинет не устраивает?

Глава 9. Режиссерские поправки

Рабочий день наконец-то подходит к концу.

Я уже вся на нервах, мне всё кажется, что Зарецкий в последний момент пойдёт пятками назад. А завтра у Кристинки первый день практики.

Вот неспокойно мне чего-то.

Врать плохо, сердце всё время не на месте. А вдруг всё вскроется? А вдруг сорвётся? Не знаю, куда себя деть.

В своих размышлениях я мешкаю у женского туалета, и до меня из-за двери доносится разговор коллег, заставляющий меня не торопиться и подслушать.

– Его на преснятинку потянуло? Что он в ней нашёл? – это моя начальница.

– Захотелось, видать, чего-то эдакого. Зарецкий и Леонидова – это же курам на смех. Ты её видела? Ну что я спрашиваю, она у тебя в отделе. На неё только из жалости позариться можно, когда вокруг ничего нет.

– Ты думаешь, Зарецкому знакома жалость? По-моему, сочувствие – это не про него. Ну мало ли как его бабы выглядят? Он их скрывает, или я не искала, мне самой-то без надобности. Брак счастливый, спасибо тебе господи. Но я не понимаю, почему она выглядит так блёкло? Серость. Ну зацепила ты мужика, ну, займись собой, выкопай у себя виноградинку и сделай из неё изюм…

Тут я не выдерживаю.

Я захожу в туалет.

Разумеется, разговор тут же прекращается.

Две язвы делают вид, что никаких гадостей про меня не говорили, но глазами в меня стреляют, не слышала ли я чего.

Ну конечно.

Какая бы я серая ни была, а ночная кукушка дневную перекукует. А ну как я напою чего Зарецкому?

Пока я агрессивно мою руки, стервы смываются.

Вторую я вообще не знаю. Ничего себе гарпия разносчик сплетен. Если Зарецкий специально так всё рассчитал и нарочно при Кате «проговорился» про наши отношения, то он гений.

Вытираю руки, комкая бумажное полотенце так, словно у меня в руках шея моей начальницы.

Тоже мне. Модный приговор, блин.

Осматриваю себя в зеркало критическим взглядом.

Неужели всё так плохо?

Ладно ещё Климов прошёлся по моей внешности, эстет чёртов.

Но змеиные коллеги… А ведь на прошлом корпоративе как раз начальница и говорила, что я свеженькая и хорошо выгляжу.

Из отражения на меня смотрит обычная девушка двадцати трёх лет. Мне скоро двадцать четыре, то есть крема от морщин мне покупать рано. В самом деле, ничего особенного, но и не серость.

Тёмные гладкие волосы, чёлка, зелёные глаза.

Всё у меня на месте.

Что не так-то?

Носить я предпочитаю офисный стиль, потому что он меня мобилизует, а мне это требуется. Глубоко в душе я такая же раздолбайка как Маня. Строгая одежда не делает из меня трудоголика типа Тани, но хотя бы позволяет собраться и настроиться на рабочий лад.

Да и на работе надо не как павлин выглядеть, разве нет?

Размышления о том, есть ли у меня вообще в шкафу что-то поярче, прерывает звонок мобильного.

– Лена, где тебя носит? – Зарецкий явно не привык ждать. – На рабочем месте тебя нет.

– Потому что рабочий день уже закончен, а я не прикована к столу, – огрызаюсь я.

Я тоже злая. Ещё бы меня заочно облили ядом две гадюки.

– Мы же договаривались, или ты передумала? – тон у Андрея грозный, можно подумать, он расстроится, если ему не нужно будет притворяться.

– Если ты уже у нас в кабинете, то можешь заметить, что моя сумка стоит на месте. Я сейчас подойду, – ворчу я, и тут мне в голову приходит мысль. – А там есть ещё кто-то? Ну из отдела?

– Да, – коротко отвечает Зарецкий.

Ну отлично. Ещё все и слышат, как он разговаривает со мной, будто с комнатной собачкой.

– Тогда, может, уже пора начинать отыгрывать свою роль? Или ты в норме так разговариваешь со своими девушками?

– А что не так? – искренне удивляется Андрей.

– Огонька не хватает, – злюсь я на это непрошибаемое нечто. – Тебе надо не женщину, а умную колонку.

Отключаюсь и дую в кабинет.

Ну точно.

Половина отдела во главе с начальницей не ушли, как обычно, минута в минуту, а стоят, ждут зрелища.

У моего стола возвышается Зарецкий с выражением лица «Всё подразделение будет работать на смазку, если я останусь неудовлетворён».

Подлетаю к столу, сцапываю сумку.

А Андрей сцапывает меня.

Притягивает меня к себе и, склонившись, шепчет на ухо.

– Так достаточно? Или сто́ит зажечь посильнее? – как бы указывая направление, где босс собирается поджигать, его ладонь чуть съезжает с моей талии ниже.

– Переигрываешь, – шиплю я.

– А ты путаешь поведение сопляков и взрослых мужчин, – от горячего шёпота в ухо, смущения и упоминания взрослых мужчин у меня выступают мурашки и краснеют щёки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Вот, теперь ты больше напоминаешь не синий чулок, – довольно констатирует Зарецкий.

И под ошеломлёнными взглядами коллег берёт меня за руку и выводит из кабинета.

Мне не остаётся ничего другого, как следовать за ним.

Ну не вырываться же на глазах у благодарного зрителя.

Уже на улице в липких объятьях жаркого июля я всё-таки подаю голос:

– Это было обязательно?

– Ты же сама хотела огонька? Что не устраивает? – поднимает бровь Андрей. Он всё ещё злится, но как-то уже поспокойнее. – До тебя никто не жаловался.

Закатываю глаза.

Пожалуешься тут, пожалуй.

Смазку ещё надо заслужить…

– Куда мы едем? – напрягаюсь я, когда Зарецкий открывает передо мной дверь машины.

– Есть. Есть и обсуждать твой великолепный план. Потом я буду его править и утверждать.

Мне явно предстоит непростой вечер, но придётся потерпеть.

Завтра Кристинка должна быть уверена, что наш спектакль – чистая правда.

Пока Зарецкий ведёт машину, я обдумываю, как бы так ему рассказать детали, о которых до сих пор умалчивала, и понимаю, что что-то не так, только когда авто останавливается.

Почему-то, когда Андрей сказал, что мы едем есть, я решила, что речь идёт о заведении, но мы паркуемся у «Пентагона», жилого дома, где спокон веков, так сказать, обитали представители городских элит.

– Приехали, – Зарецкий отстёгивает мой ремень безопасности, потому что я в ступоре.

– Э… А как же… А что мы… Куда?

– Есть.

– И что мы будем есть? – несчастно спрашиваю я.

– Лену Леонидову.

Визуал. Лена Леонидова

Ну, чтобы понять, что там в зеркале увидела Лена, несу ее фоточку.

Ну вот, стоит губы накрасить и никакая не серость.

Кажется, у Зарецкого наметанный глаз

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 10. Смена декораций

Квартира Зарецкого, на мой взгляд, не отражает его натуру. То есть здесь, конечно, всё по высшему разряду, но в интерьере чувствуется какая-то человечность, которую за боссом я пока не заметила.

– Что? – спрашивает он, уловив моё недоумение.

– Ну, честно говоря, я представляла себе царство камня и металла, типа лофт, и всё такое, – мямлю я.

– Это была квартира родителей, я не стал менять ничего кардинально, – отвечает Андрей, предлагая мне тапки.

О как.

Значит, он не первый успешный в своей семье. Так сказать, потомственная элита.

Мажор, значит.

Я никак не могу расслабиться.

Мало того что мне в принципе предстоит деликатный и малоприятный разговор, который Зарецкий точно облегчать не будет, так у меня ещё ощущение, что я школьница в гостях у взрослого дядьки. Будто, если кто-то узнает, то маме расскажут, и она меня заругает.

Единственная приятная вещь случается, когда я скидываю новые туфли на высоком каблуке и засовываю ноги в большие мягкие тапки. У меня даже вырывается лёгкий стон удовольствия, привлекающий внимание Андрея. Ещё бы лифчик снять… Но это так. Мечты. Без пыточных колодок уже хорошо.

Правда, лишившись дополнительных сантиметров под пяткой, я практически дышу генеральному в пупок, хотя рост у меня вполне приличный, и чтобы не чувствовать себя недомерком, стараюсь не подходить к Андрею близко.

И вообще, какая-то чуйка подсказывает мне сохранять дистанцию.

Зарецкий тоже собран. Даже дома в напряжении. В каждом его движении мне видится некий скрытый потенциал, как у сжатой пружины. Словно чего-то ждёт или готовится к чему-то. Он внимательно следит за тем, как я обхожу его по дуге и пристраиваюсь за кухонным островом. Так тигр в клетке внимательно следит за подселившимся к нему мышонком.

– Итак, – приступает к обсуждению Андрей, – начинаем по порядку. Сроки сделки, порядок выполнения, штрафные санкции…

Я, как дурочка, опять пялюсь на руки Зарецкого и реагирую, только когда упоминаются штрафы.

– Я со своей стороны условия уже выполнила, – возмущаюсь я. – Но да, окончательно контракт будет закрыт, когда свадьбу отыграют. Климов в любом случае доведёт работу до конца, это всё-таки касается его репутации. У него сейчас много контрактов в Москве, так что шлейф сорванных заказов ему ни к чему. Теперь дело за тобой.

– Конкретнее, – требует Зарецкий, доставая из холодильника сервировочные блюда, затянутые плёнкой.

– Если пошагово: завтра моя сестра приступает к практике у нас в фирме, и мы должны выглядеть парой, – провожу я инструктаж, пока Андрей снимает защиту с аппетитных закусок. – Резко менять поведение не стоит, я думаю. Достаточно пару раз попасться ей вместе на глаза, остальное сделают сплетницы в офисе. Ну разве что влюблённых взглядов добавить, – с сомнением предлагаю я. – Хотя вряд ли у тебя получится…

– И сколько длится практика? – уточняет Зарецкий, выставляя два фужера.

– Три недели, – вздыхаю я, – но нам не обязательно мотать весь срок. Можно на следующей неделе разыграть ссору или измену… По легенде мы уже достаточно давно вместе и могли устать друг от друга…

– А долго это сколько? – поднимает брови Андрей.

Упс.

Полушепотом признаю́сь:

– Пять месяцев.

– Какой я молодец, – бормочет себе под нос Зарецкий. – Пять месяцев, и ты всё ещё жива. За это надо выпить.

Белое холодное вино разливается по бокалам, я не чувствую, что мне стоит что-то отмечать, но раз босс хочет выпить, не буду его злить. Мне ж ему ещё как-то надо рассказать, что он уже заговаривал со мной о свадьбе.

– Дальше, – сделав глоток, подталкивает меня к продолжению Андрей.

– А ещё мы приглашены на день рождения моего папы в пятницу. Это всё.

– В пятницу? – задумывается Зарецкий. – У меня запланирована встреча, но я смогу её перенести. Что мне нужно знать?

Одного бокала Андрею, наверное, будет мало, чтобы принять все мои откровения. Подождём.

Пока можно устроить ликбез:

– Ну если только имена родителей и сестры… Ещё, что я люблю кошек, яблоки, зелёный цвет… – подцепляю с тарелки мясной кусочек, оказывающийся уткой. Вкусно. – Ну родителям я тебя представлю, сейчас ты всё равно не запомнишь, а Кристину увидишь уже завтра.

– А это не странно, что мы якобы встречаемся пять месяцев, а ты только сейчас знакомишь меня с родителями?

– Я со своими парнями их вообще не знакомлю, – отмахиваюсь я.

– Пф, а все эти парни, они сейчас с нами в одной комнате, да? – подкалывает меня Андрей.

Уел. Приходится молча стерпеть.

– Почему мне кажется, что меня ждут сюрпризы? – сразу видно, что босс. В корень зрит.

– Понятия не имею, – не очень искренне отвечаю я, нервно допивая вино в своём бокале. Судя по виду Зарецкого, он мне не верит. Правильно делает, конечно. Но я не могу так сразу взять и вывалить ему все грязные секретики.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Облизываю губы и ловлю на них взгляд Андрея. Сосредоточенный такой.

Так. Не вспоминаем поцелуй!

В прошлый раз я поддалась исключительно от неожиданности!

Зарецкий подливает мне вина в опустевший бокал и начинает выспрашивать про детали папиного праздника. Где, кто будет, форма одежды, надолго ли затянется, какие цветы нравятся моей маме, почему мы с сестрой как кошка с собакой…

И всё время подливает, а я за разговором забываю закусывать.

Спохватываюсь, когда Андрей убирает опустевшую бутылку и подходит ко мне.

– Что ты делаешь? – запоздало начинаю волноваться я, когда широкая горячая ладонь ложится мне на колено и медленно, но неуклонно скользит по бедру вверх. Вдоль позвоночника прокатывается горячая волна, и сердце пускается вскачь.

Как это произошло? Я собиралась подождать, пока босс немного опьянеет, а в итоге выпила почти всю бутылку сама. Фужер Андрея по-прежнему полный.

– Собираюсь ужинать, – на полном серьёзе говорит Зарецкий.

– А до этого мы что делали? – теряюсь пьяненькая я.

– Мариновали главное блюдо. Считаю, оно дошло до готовности.

– Ничего подобного!

Крепкое бедро вклинивается между моих коленей, не позволяя мне свести ноги, в то время как наглые пальцы подбираются к самому ценному.

– В процессе жарки дойдёт, – уверенно говорит Зарецкий и, заглушая мой протест, закрывает мне рот поцелуем, приступая к диверсии в оркестровой яме.

Глава 11. Характеристики персонажей

Я, конечно, разиня.

Пока я складываю кубик Рубика из своих пьяненьких мыслей, пытаясь понять, что это сейчас такое происходит, Зарецкий действует.

А я даже в поцелуе не участвую, потому что немного в шоке.

Ну ведь разговаривали же по делу. Андрей никак не проявлял нескромных намерений. Да мне и в голову бы не пришло, что он имеет на меня какие-то виды. С чего вдруг? Только шипел и злился.

В памяти всплывает Машино ехидное «Он не удовлетворён».

Но я-то тут при чём?

Рациональная часть сознания подсказывает, что ещё немного, и босс свою ситуацию исправит.

Его пальцы уже добрались до святая святых и, успокаивающим жестом погладив кружево трусиков, подныривают под них. От прикосновения к сомкнутым губкам меня прошивает горячая молния.

Я за такое всегда била по рукам, но сейчас мне неожиданно приятно, и вместо того, чтобы прекратить этот беспредел, я прислушиваюсь к своим ощущениям.

Подушечка пальца уверенно раздвигает складочки и проходится вдоль них с нажимом в поисках чувствительного места, и когда она его находит, вот тогда-то на меня и накатывает паника.

Разорвав поцелуй, я пытаюсь пресечь недопустимое:

– Это не входит в нашу договорённость… – фраза обрывается, потому что палец снова возвращается к сладкой точке, и лёгкая дрожь прокатывается по моему телу, давая понять Зарецкому, что он на правильном пути.

– Самое время скрепить сделку, – невозмутимо отвечает Андрей.

Надо это прекратить!

Я хватаюсь за плечи Зарецкого, чтобы оттолкнуть его, но что-то идёт не так, и я лишь впиваюсь в них пальцами.

Ласка становится настойчивее и приносит незнакомые острые ощущения.

– Я не…

– Лен, не усложняй, – сиплый голос Андрей доносится как сквозь вату.

Не усложняй?

В смысле не усложняй?

Это мужикам всё просто: сунул, вынул и пошёл по своим делам!

Я отпихиваю Зарецкого, сползаю с барного стула и на подрагивающих ногах семеню в прихожую.

– Спасибо, я сыта, – бормочу я, пытаясь вставить ноги в туфли.

– Я не понял, – настигает меня Зарецкий.

– Что уж там непонятного, – вздыхаю я. – Я же сказала, моё предложение исключительно деловое…

– У тебя трусы мокрые, Лен, – напоминает Андрей.

Киска согласно сжимается, но, слава богу, в процессе эволюции инстинкты сдали свои позиции, и у человека верховодит высшая нервная деятельность. Я, конечно, сейчас тоже очень нервная, но пока ещё соображаю.

– Не по-джентльменски говорить мне об этом! – огрызаюсь я. – Не простыну в мокром.

Что я собственно злюсь-то?

Можно же воспринять приставания Зарецкого как комплимент. Такой самец, по которому сохнут все бабы в офисе, да и за пределами, уверена, немало, решил, что я вполне ебабельна.

Но не получается не злиться.

Проблема в том, что у генерального нет ни одного признака влюблённости с первого взгляда. И он вроде как не собирается меня добиваться.

Зарецкий просто решил, что со мной переспит, и сразу к делу.

Типа он такой подарок для любой, что я просто обязана раздвинуть ноги!

Наверное, я немного себя переоцениваю, когда думаю, что неплохо соображаю, потому что дальнейшая моя речь не блещет логикой, зато красноречия хоть отбавляй.

– Ты слишком много о себе думаешь, вот! – я слегка покачиваюсь, зачем-то подобрав непокорную туфлю, не желающую беспроблемно надеваться на ступню. – Отрастил шикарные руки и думаешь, что тебе всё можно, да?

На лице Андрея проявляется заинтересованное выражение.

Он складывает эти самые руки на груди и слушает меня с преувеличенным вниманием.

– Между прочим, красивое лицо, идеальное тело, умопомрачительный запах и секси-голос не дают тебе никаких дополнительных очков.

– У меня секси-голос? – приподнимает бровь Зарецкий.

– Ты бесчувственный… – я гневно потрясаю туфлей.

– Чувственный, – не соглашается Андрей. – Предлагаю убедиться.

– Аморальный!

– Есть немного.

– Немного? – я возмущена до глубины души. – Ты заманил меня домой, споил и собирался надругаться!

– Ой, собирался… – вздыхает Зарецкий.

Я вглядываюсь в его лицо в поисках раскаяния, но, к собственному удивлению, обнаруживаю, что Андрею весело. Он, очевидно, развлекается за мой счёт.

У него даже эта чёртова ямочка на щеке проклёвывается. Подлец еле сдерживает улыбку. На человека становится похож. Морда начальственная, блин!

– Давай я дам тебе потрогать мои шикарные руки, а ты дашь мне потрогать то, что я захочу, – предлагает компромисс Зарецкий.

С подозрением смотрю на босса и не спешу соглашаться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Лен, я тебя хочу. Существует всего два варианта развития событий.

– Это каких?

– Первый вариант: ты кладёшь туфлю обратно и добровольно скрепляешь нашу сделку сегодня. В этом случае я готов проявить снисхождение.

– Не подходит, – мотаю я головой.

– Вариант второй: сегодня ты гордо уходишь в мокрых трусишках, но в следующий раз никакого снисхождения. Ты сама будешь меня умолять, Лен.

Я? Умолять? Да пф…

– А что вариантов, в которых секс не участвует, нет? – изумляюсь я самонадеянности этого типа.

– Не-а. Максимум три дня. Пятница день возмездия, Лена, – уверенно говорит Зарецкий.

– Да за что? – протестую я против произвола.

– Я ещё не придумал.

Окидываю Андрея скептическим взглядом сверху вниз, спотыкаюсь на выпуклости в паху и вся такая независимая и гордая заявляю:

– Не бывать этому!

Я-то знаю, что говорю.

Зарецкий вздыхает с видом «ну-ну» и вдруг делает шаг ко мне. Чуя подвох, я начинаю пятиться, но позади меня дверь, и Андрей неизбежно настигает меня.

Секунда, и мой рот заткнут поцелуем опять, а обнаглевшая рука, задрав подол моей юбчонки, возвращается к запретному местечку. Там позорно влажно, и я начинаю лупить Зарецкого по плечам туфлей, но его это не останавливает. Погладив между складочек, он находит чувствительный бугорок и без всяких реверансов жёстко его стимулирует. Сладкое напряжение охватывает низ живота, тело бесстыже выделяет ещё смазку, я уже предчувствую грядущее облегчение. Я обязательно потом выскажу Зарецкому всё, что я о нём думаю, но сейчас мне остаётся совсем чуть-чуть до того, как расправить крылья, и за мгновение до оргазма, этот мерзавец выпускает меня из рук, целует в лоб и говорит:

– А сейчас я как джентльмен вызову тебе такси.

Глава 12. Всплывающие подробности

Утро среды встречает меня злобным отражением в зеркале.

Мало того что я ни фига не выспалась, полночи прокручивая в голове произошедшее и придумывая остроумные ответы для Зарецкого, так ещё и Кристинка с утра позвонила раньше будильника.

Нет, подумать только!

То её не поднимешь, а тут она уже копытом стучит.

«Ты же не забудешь за мной заехать?»

Я, вообще-то, на работу на автобусе езжу. А сегодня придётся на такси круг давать. Ну хоть ждать не нужно будет эту копушу.

Придирчиво разглядываю себя в зеркале.

Достаточно строго, чтобы Зарецкий не возомнил себе невесть что.

Даже не знаю, что он вчера хотел сказать своей идиотской выходкой.

Наверное, предполагалось, что я ночь спать не смогу вся такая возбуждённая, а с утра побегу к нему с воплем: «Я согласная!».

Ну да, ну да.

И ничего такого.

И вовсе мне не было обидно обломаться после того, как ко мне в трусики уже залезли. И совсем неинтересно, как это, когда дело доводят до конца.

И нет, у меня не подгибаются коленки при мысли о том, где так нагло меня трогал Андрей, и о том, что он прекрасно знает, что я чувствовала при этом.

Не краснеть!

Я взрослая, самодостаточная девственница!

Ну подумаешь. Это с каждым могло случиться!

Так, если я застегну ещё одну пуговку, то рискую просто свариться в своей рубашке.

Зато, когда я подъезжаю к родительскому подъезду, Кристинка меня уже поджидает, притопывая ногой на таких высоченных каблуках, что её и без того недлинная юбка кажется совсем милипизерной, а под оверсайз-пиджаком у неё майка на бретельках, под которой явно нет лифчика.

– Ты на практику или на вечеринку? – сварливо спрашиваю я, чувствуя себя занудной старой девой.

– Ой, ну хватит, а, – отмахивается Кристина.

Рядом с ней я выгляжу старой кошёлкой в футляре для древностей, естественно, это не добавляет мне хорошего настроения.

Я киплю всю дорогу до работы.

– Лена, – окликает меня знакомый голос, когда мы с сестрой вытряхиваемся из такси, которое, несмотря на жару, экономило на кондиционере.

Ощущая себя взопревшей, красной тёткой на фоне молодой и свежей старлетки, я оборачиваюсь к Зарецкому. Он как раз ставит машину на сигнализацию. Пока Андрей идёт к нам, Кристина лихорадочно шепчет:

– То есть, это не враньё? Он знает, как тебя зовут, и он реально твой парень? Вот это фактура… Охренеть…

То, что Кристина узнает Зарецкого, меня не удивляет. Я показывала ей фотку, которую скачала с сайта компании.

Так-то, конечно, враньё, но меня задевает, что сестра думает, будто я не способна привлечь внимание годного мужчины.

Походкой хищника Андрей приближается, и у меня неожиданно случается приступ тахикардии, потому что подлец по ходу движения расстёгивает манжеты и начинает закатывать рукава, словно напоминая о моём позорном признании, что я тащусь от его рук.

Кажется, я снова переоцениваю свою выдержку и мгновенно перегреваюсь. Чувствую, как краснеют щёки и шея. Ещё немного, и запотеют очки, которые мне пришлось сегодня надеть, потому что после бессонной ночи я являюсь обладателем воспалённых глаз.

А Зарецкий явно красуется.

Кристинка вот-вот слюни начнёт пускать.

Ей же не объяснишь, что перед ней бесчувственный чурбан, прикидывающийся джентльменом.

– Лена, мы вчера вечером недоговорили, – хрипотца в секси — голосе усиливается будто нарочно. – Зайди ко мне, как сумку бросишь.

– Хорошо, – стараюсь не шептать от смущения, – познакомься. Это моя сестра – Кристина, я тебе о ней рассказывала…

– Надеюсь, Кристина проведёт время практики с пользой, – кивает он ей довольно равнодушно, хотя та инстинктивно выпячивает свою безлифчиковую грудь вперёд. – И Лен… – Андрей чуть склоняется ко мне. – Очки не снимай.

Он проходит внутрь, а я стою и понимаю, что меня потряхивает.

Вот ничего такого не сказал, а я разволновалась.

– Чего ждём? – шипит Кристинка. – Пошли догонять.

– Какой догонять, – ворчу я, постепенно приходя в себя. – У тебя пока пропуска нет, нам сначала в другую дверь, где безопасники сидят.

Пока мы оформляем карту-пропуск сестре, я немного прихожу в себя.

Ну и чего я, собственно?

Зарецкий выполняет свою миссию – играет роль моего парня. И даже не переигрывает. И про посещение его кабинета наверняка сказал только для того, чтобы Кристина услышала.

Кстати, без малейшей жалости я сдаю сестру кадровичке.

Учитывая, каким взглядом та на меня смотрит, она уже тоже в курсе последних новостей. Так что я злорадно умываю руки.

Пока то да сё, я немного задерживаюсь, а в отделе меня уже ждут.

– Лена, я просил зайти ко мне, – начальственным голосом напоминает Зарецкий.

Я бросаю сумку на стол и следую за ним, под понимающие перегляды коллег. Ох и наплюют они мне в кофе при первой же возможности.

За закрытыми дверями Андрей всё такой же суровый.

– Что? – не выдерживаю я.

– Твоя сестра ещё даже не приступила к практике, а подробности наших отношений уже вовсю обсасывают в офисе.

– При чём здесь Кристина? – я начинаю нервничать. – Это всё гарпи… твоя секретарша.

– Ума не приложу, откуда бы Кате пришло в голову, что я, чтобы завоевать твоё сердце, влезал к тебе на балкон в костюме Зорро, – с могильным спокойствием парирует Зарецкий, медленно поворачивая ключ в двери.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 13. Детали сценария и реквизит

– Что ты делаешь? – я не могу скрыть лёгкую панику в голосе.

– Я пока ещё не решил, – зловеще наступает на меня Зарецкий. – Чтобы определиться, мне нужно понимать весь масштаб трагедии.

– Никакой трагедии, – заверяю его я.

– То есть ты хочешь сказать, что сейчас весь офис не представляет, как я в чёрном трико лажу по балконам?

– И в маске, – поправляю я, под суровым взглядом Андрея. – Это часть легенды. Просто смирись. В этом нет ничего такого…

– Лена, – Зарецкий складывает руки на груди, останавливаясь в десяти сантиметрах от моей начинающей нервически вибрировать тушки, – ты можешь представить меня в подобном амплуа?

– Э… – кряхчу я. – Ну…

В самом деле, эту каменную бесчувственную глыбу, которая только и может, что насильно недопричинять оргазм подчинённой, я с трудом могу представить в романтическом порыве вообще. Машина же. Мачо. Самец. У тебя есть два варианта, блин.

– Вот видишь. Я совсем не похож на клоуна.

Не выдержав поругания детской ещё мечты, сформировавшейся, когда я тащилась от фильма с Бандеросом, пересматривая его раз за разом, огрызаюсь:

– Конечно, непохож. Ты же зануда.

– Я зануда? – брови Зарецкого сходятся над переносицей, и я тут же вспоминаю, что Андрей не только участник сделки, но и мой босс, и мне ещё придётся с ним работать как-то. Ну какое-то время точно.

– Оставим обсуждение твоих личных качеств, – соскакиваю со скользкой темы. – Дверь можно отпереть…

– Я пока не уверен, что не собираюсь сделать с тобой что-то такое, при чём свидетели мне будут не нужны, – не соглашается генеральный. – Рассказывай, чего ещё мне ждать.

Я прямо сразу начинаю тосковать. Если Андрей так реагирует на невинные вещи, что же с ним будет, когда он узнает всё?

– Может, отложим? Я перед праздником проведу инструктаж… – юлю я.

– Лена! – рык Зарецкого подсказывает мне, что я только что усугубила положение, и босс полон справедливых подозрений.

Ну что, Лена?

Имею я право помечтать? Я, может, в душе Ассоль! Только жду не алых парусов, а Зорро на балконе!

– Ну, давай хотя бы на вечер перенесём, – несчастно прошу я. – У меня, вообще-то, рабочий день, начальница меня сожрёт.

– Ты же девушка босса. Не сожрёт. А вечером я не могу. Чтобы освободить пятницу для вылазки к твоим родителям, я перенёс деловую встречу на сегодня.

– Как это не можешь? – волнуюсь я. – Это что же? Ты на глазах у моей сестры не повезёшь меня домой?

Зарецкий закатывает глаза.

– Лена, начинай говорить. Это в твоих интересах, – рубит он. – Или ты узнаешь, какой я аморальный в действительности.

С этими словами Зарецкий протягивает руку и расстёгивает верхнюю пуговку моей рубашки.

– Стоп! Я всё расскажу!

Ну что он мне сделает? Убьёт? Ничего страшного. Главное, пусть убивает после пятницы.

По мере моего рассказа глаза Андрея сначала округляются, потом сужаются.

Когда я заканчиваю, Андрей какое-то время молчит, сверля меня взглядом.

– Ты сам этого хотел! – защищаюсь я.

– Это всё?

Ну почти. Но окончательно во всём сознаваться я не собираюсь. Вдруг пронесёт.

Поэтому я бодро вру:

– Ага, – и пальцы за спиной скрещиваю.

Зарецкий отпирает замок, и на меня накатывает облегчение.

Преждевременное.

– Ты мне за это ответишь, – ровно отвечает он, и ни один мускул на щеке не дёргается.

Я вылетаю из кабинета и, прислонившись спиной к закрывшейся за мной двери, перевожу дух. Взрыв хохота, донёсшийся изнутри, никак не может принадлежать Зарецкому. У него же нет чувства юмора, и всё такое. Он суровый босс. И тем не менее кто-то в его кабинете ржёт, хотя кроме нас там никого не было.

Нервы у меня ни к чёрту после моей исповеди, и под злобным взглядом гарпии я смываюсь, чтобы плюхнуться на своё рабочее место под не менее злобным взглядом начальницы.

– Лена, тебя наверняка задержали очень важные дела, раз ты пропустила оперативку, – не удерживается она от подкола.

Что бы я сейчас ни ответила, это будет звучать стрёмно, поэтому я просто отгораживаюсь ото всех монитором, благо у меня дальний стол в кабинете, соседствующий с общим принтером.

Весь день Зарецкий обо мне больше не вспоминает. Может, и к лучшему, потому что отдел продаж становится местом паломничества всех сотрудниц офиса. Они приходят типа по делу или просто поболтать с кем-то, но все косятся на меня. У всех на лицах недоумение.

В обед, скрывшись ото всех в туалете, я опять подслушиваю, как обсуждают наши отношения с боссом.

– Он, конечно, не афиширует своих девушек, это мы поняли, проверив его соцсети. Но ведь ходил слух, что он встречался с Линдой Ренсбергой, ну, до её замужества. Ничего не понимаю. Где Линда и где наша Лена…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Злобно пыхтя, ищу в соцсетях Линду Ренсберга, чтобы посмотреть на эту богиню. Не нахожу. А вот интернет-браузер говорит мне, что она теперь Линда Крамер и даже сразу фотку выдаёт.

Я кисну. Ничего общего со мной.

Холодная нордическая красота и сумасшедшего фиалкового цвета глаза.

Да ну. Сто пудов, фильтры или фотошоп.

Так, стоп.

Мне всё равно, с кем встречался Зарецкий.

Хотя эта девица ему под стать. Наверняка такая же зануда.

Соль на раны моего самолюбия, нанесённые «милыми» коллегами, посыпает драгоценная сестра.

Под конец обеденного перерыва она возникает у моего стола и громким шёпотом, слышным даже в коридоре, начинает меня поучать:

– Тебе надо привести себя в порядок. Так ты Зарецкому быстро надоешь.

Смотрю на эту звезду поверх очков.

– Я впечатляю его каждый день, – говорю я и не вру, стоит только вспомнить глаза Андрея, когда я упомянула, что он сочинил для меня песню. Хоспадя, лишь бы родители не попросили его исполнить этот шедевр.

К концу дня я только что ядом не плююсь, настолько меня достало нездоровое отношение окружающих. Я на себе прочувствовала, почему служебные романы скрываются.

Без десяти минут шесть мне приходит сообщение на телефон.

«Уехал на встречу. В пятницу всё в силе».

И на том спасибо, Андрей Владимирович.

Кристина уже трётся рядом, демонстрируя все признаки желания побыстрее свалить.

– Мама просила тебя заехать, – сопит она.

– Это не может подождать до пятницы? – морщусь я.

– Мама и подождать? – удивляется сестра.

И то верно.

Я ожидаю, что мама будет выспрашивать меня про Зарецкого, когда я подтверждаю, что приеду на праздник не одна, но мамулю, к счастью, интересует, как прошёл первый день практики Кристины. Беспокойство мамы объяснимо. Сеструха чуть не вылетела из универа после первого курса за прогулы. Сейчас вроде взялась за ум, но нет-нет, да и выкидывает какой-то фортель.

Очень хочется сказать, что первый день Кристина целиком посвятила сплетням, но я ограничиваюсь нейтральными фразами, внутренне обижаясь на мать, что ни моим первым днём практики, ни моим первым рабочим днём она особо не интересовалась.

На прощанье только высказываюсь самой Кристине:

– Ты бы молола поменьше языком.

– Я вроде ничего секретного не рассказала, – с наигранным недоумением хлопает ресницами сестра.

– Если ты не заметила, на работе мы держим дистанцию. И ты светишь не только подробности жизни Андрея, но и моей личной жизни, а я этого не хочу.

Судя по лицу Кристины, я до неё не достучалась.

День, конечно, ужасный. Я вымоталась, будто работала не продажником, а донором энергии для всех окружающих вампиров.

Так ещё и на выходе из подъезда я натыкаюсь на Климова.

– Так-так-так… Заморыш-Леонидова…

Обычно я игнорирую его эти детские обзывалки, но сегодня не тот случай. Я и так наслушалась, какая я бледная моль.

– Пижон-Лёшенька…

Климов, разглядывая, обходит меня по кругу и осуждающе цокает языком.

– С этим надо что-то делать… Так, поехали к тебе.

– Это ещё зачем? – напрягаюсь я.

Как-то я уже была в гостях Климова, мне не понравилось.

– Будем делать из тебя женщину, – решительно отвечает он.

Глава 14. Неблагодарный труд костюмера

Учитывая, что я знаю, как именно Климов делает из девушки женщину, соглашаться не спешу.

– Климов, у тебя, что, на сегодня пробел в расписании? – фыркаю я, делая шаг в сторону.

– Леонидова, я тебя буду не раздевать, а одевать. Ну не верю я, что в твоём шкафу совсем нет годноты. Сестра твоя нормально одевается, значит, это не генетическое отклонение…

Меня раздирают смешанные чувства.

Во-первых, я уязвлена. Не так уж я уныло выгляжу. Узкая юбка и светлая блузка – это вечная классика. И крой моих шмоток актуальный, а не десятилетней давности.

Во-вторых, я зла. Даже если этот конкретный мужчина – мой полувраг, это не значит, что меня не задевают его комментарии. Да кто ему вообще давал право открывать рот по поводу моего внешнего вида?

А в-третьих, ну интересно же, что может предложить Климов. Его бренд «Клематис» уже набирает обороты вовсю. Лёха пользуется спросом не только у наших местных шишек, я точно знаю, что его постоянно ангажируют из Москвы. Вдруг он сможет сделать меня краше Кристинки?

Ну и маленькое в-четвёртых: хочу увидеть выражение лица Климова, когда я забракую и разнесу в пух и прах его усилия.

Чисто по-женски моя душа мечется между отбрить и послать или поддаться любопытству и посмотреть, что получится.

– А тебе это зачем? – с подозрением спрашиваю я.

Запросто могу представить вариант, когда предложение Климова продиктовано желанием надо мной поглумиться.

– Подозреваю, что, если мне придётся работать с сестрой твоего парня, я буду вынужден наблюдать это тоскливое убожество. Ну и спортивный интерес – как это будет выглядеть, если достать тебя из этого вечного чехла отличницы и хорошей девочки.

Что-то прям звучит не айс.

Лёха мечтает вырядить меня в какое-то непотребство?

Так у меня дома ничего такого нет.

Может, пыжиться, сколько ему угодно, а все мои наряды в одном стиле.

– Ну? Так и будешь упорствовать в своей серости? – Клипов раскачивает у меня перед носом брелоком от своей тачки.

А вот это уже аргумент. Тратиться на такси в это время, когда ценник конский, у меня желания нет, как и тащиться в автобусе среди потных людей. К тому же тачка у Климова крутая. Не просто так я обзываю его пижоном.

– Ладно, – вздыхаю я. – Но, если ты меня выбесишь, я ни за что не ручаюсь.

Моё предупреждение имеет смысл. Учитывая историю наших отношений, я реально могу идиоту членонавредить.

– Даже и не мечтай, Леонидова. На такое у меня не стоит, – скалится придурок. – Прошу.

Следую приглашающему жесту и усаживаюсь на пассажирское сидение двухместного авто. Климов, устроившись за рулём, бросает взгляд на мои коленки:

– Лена-Лена… – наигранно сокрушается он, – юбка должна подчёркивать ноги, а не прятать их.

– А ты точно стилист? – закатываю я глаза. Просматривая модные тенденции лета, я видела, что в тренде летние юбки макси. Бохо-стиль, все дела.

– В первую очередь я мужик и клюю, когда мне что-то показывают. Зачем раскапывать гипотетический клад, когда круго́м полно тех, кто выставляет ценности на витрину? – комментирует этот мужлан, заводя мотор.

У дверей квартиры я делаю Климову внушение:

– Только попробуй что-то вякнуть по поводу моей квартиры, и я точным пинком отправлю тебя с балкона.

Лёха поднимает руки в жесте смирения и поэтому получает доступ в мою двушечку. Пока ещё мою.

Разувшись, я иду в спальню, радуясь, что там прибрано, но Климов пропадает с радаров. Да где он? В стандартной хрущёвке невозможно заблудиться?

Обнаруживается тот, кто в первую очередь мужик, на кухне.

Лёха пристально разглядывает содержимое моего холодильника.

Я демонстративно закрываю дверцу.

– У тебя там борщ! – возмущается индивид.

– Он пересолен моими девичьими слезами по своей серости, – не поддаюсь я.

– Не дашь? – догадывается Климов.

– Не-а.

– Ты всегда была противной, – вздохнув, делится он со мной своими наблюдениями и топает в нужном направлении.

А дальше начинается мой личный ад.

Нет, я догадывалась, что не услышу ничего хорошего, но теперь Лёха ещё и мстит мне за борщ.

– Боже, Леонидова. Тебе сколько? Никак на пенсию собралась…

Стискиваю зубы.

Одна за другой извлекаются вешалки с блузками и рубашками.

– Тоска, – плечики брезгливым жестом отправляются на кровать. – Колхоз, – следующие летят. – Просто гадость, – ещё одна тряпка отбракована. – Ну вот это вот почти ничего. А вот это для кого? Чтобы мама думала, будто ты до сих пор в шестом классе? Так, ну в этом на похороны. Нужная вещь. Кошмар какой. Даже смотреть больше не могу. Что у нас ещё имеется?

Он принимается за брюки:

– Ну что… На удивление прилично, но вместе с рубашками или вот с этим свитером… Только сжечь. Так-с юбки у тебя «прощай молодость» всё. Лена, где платья? Сарафаны? Где намёк, что ты не только офисная крыса?

Я. ЕГО. УБЬЮ.

Мои ноздри так раздуваются от гнева, что вот-вот лопнут.

– А здесь у нас что? – Климов нагло отодвигает ящик комода с нижним бельём.

– Не лезь туда! – взываю я.

– О-ля-ля! А ты не такая уж пропащая! – одобряет Лёха.

Да, какие-то перспективы во мне увидел Зарецкий, насмотревшись именно на моё бельё, но какого хрена Климов лезет, куда не надо!

Я задвигаю ящик, чуть не прищемив чужие пальцы.

Жаль, что Лёха шустрый и культяпки свои оперативно убирает.

– Всё? Доволен? – рычу я.

– Не-е-ет, у тебя есть ещё одно отделение, Леонидова. Если и там нет ничего приличного, я пришлю тебе марки шмотья. Нет, даже не бренды. Прям конкретные тряпки, и если ты их не купишь, я вернусь и выброшу весь этот ужас.

– Там вещи, которые я не ношу, – бешусь я, кажется, Климов опасно близко подошёл к той черте, за которой я буду его медленно и мучительно убивать.

– Ну вот и посмотрим… Мать, а почему ты это задвинула в самый угол?

– Оно слишком короткое.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Угу. А это?

– Слишком яркое.

– Этот сарафан тебе чем не угодил?

– У него слишком низкий вырез и разрез высокий.

– То есть хорошие вещи у тебя есть, но ты их не носишь. Всё секси или женственное ты засунула в жопу. И за что ж ты так себя не любишь, Лена?

– Климов, если ты считаешь, что у тебя зубы лишние, ты так и скажи, – шиплю я, наступая на идиота, но он останавливает меня, тыча в грудь вешалкой с тем самым сарафаном.

– Надевай.

– Не буду!

– Леонидова, надевай, говорю. Ты в чём собралась на праздник к родителям? Опять в образе молодой версии Шапокляк? Вы где праздновать будете?

– На турбазе, – выплёвываю я.

– И что наденут все, кроме тебя? Что наденет Кристинка?

Но я же не Кристина!

Но воображение тут же подкидывает мне один из образов сестры, где каждый элемент выигрышно подчёркивает её достоинства.

– Надевай, – безапелляционно требует Климов и складывает руки на груди.

– Выметайся из комнаты, – поджимаю я губы.

– Ой, при мне можно не стесняться… – паясничает Лёха, отхватывает подзатыльник и всё-таки оставляет меня одну.

Переодевшись, я пристально разглядываю своё отражение в дверце шкафа.

– В нём и поедешь, – высовывается Климов из-за двери.

– Не уверена.

– Леонидова, ты же не совсем безнадёжна. Так, а в чём ты завтра на работу собираешься?

Я тычу пальцем в одну из вешалок, что горой лежат на кровати.

Тяжкий вздох.

Климов опять роется в том отделении шкафа, куда я убрала всё ненужное, и выуживает белое платье.

– Если наденешь его завтра на работе и пришлёшь мне селфи с подтверждением, я договорюсь за знакомой девочкой, она тебя перед праздником приведёт в порядок: волосы там, мордочку… Давай, не жмись. Примеряй.

– И после этого ты свалишь в закат? – с надеждой спрашиваю я.

– Свалю. Сил моих нет находиться в этом царстве саванов.

Лёха выходит, а я втискиваюсь в платье. Оно настолько узкое, что дышать в нём страшно. Зато спина сразу ровная, грудь колесом, и талия как будто на три сантиметра уже.

Вернувшийся Климов, встаёт за моей спиной и критично разглядывает воображение. Потом беспощадно щиплет мне щёки:

– Что ж ты какая зелёная? Ты хоть гулять ходишь?

Не спрашивая разрешения, распускает мой хвост и лохматит мне волосы.

В зеркале отражается эдакая нимфа, которая от Зевса убежать не успела.

– Ну и что ты изобразил? – ворчу я, хотя на самом деле отражение мне нравится, давно я себя такой не видела, но, разумеется, Климову я об этом не скажу. – Похоже, тебе переплачивают. Иди. Я раскусила твой манёвр: ты припёрся, чтобы пожрать, но тебе ничего не обломится.

Толкаю упирающегося Лёху в прихожую.

– Леонидова, надевай завтра это платье, и я обеспечу тебе салон и визажиста.

– Откуда такая щедрость.

– Интересно посмотреть, что получится…

– Я тебе не модель для экспериментов, – пыхчу я.

Звонок в домофон встречает нас в прихожей, я, не задумываясь, нажимаю «Открыть», мне то ли сегодня, то ли завтра должны посылку принести.

– Проваливай, Климов. Неискреннее тебе спасибо за участие, но я как-нибудь без твоей помощи…

Стук в дверь приходится очень кстати.

Я её распахиваю, чтобы выставить Климова, кося́щего лиловым взглядом на кухню, а на пороге Зарецкий.

Внезапный, как инфаркт.

У меня даже дар речи отнимается.

Он же куда-то там уехал!

Только не говорите мне, что Андрей явился, чтобы сказать, что наша договорённость потеряла силу!

А Зарецкий осматривает меня с головы до ног, сначала задерживаясь в стратегически выпуклых местах, потом на растрёпанных волосах и на горящем, взопревшем от натуги лице. В конце босс переводит взгляд на Климова, и брови генерального ползут вверх.

– Я не понял.

Глава 15. Дездемона не выучила свою роль

Климова жизнь ничему не учит, и он, наклонившись ко мне, шепчет, но так громко, что, наверное, соседка Валентина Степановна слышит это у себя на кухне:

– Опять нас застукали, Лен. Жаль, что мы не успели порезвиться на кухне…

Не жилец – парень, в общем.

Однажды его грохнут.

– Иди, Лёша. От греха, – шиплю на него я.

Зарецкий делает шаг в квартиру и оттирает от меня Климова. Битва взглядов, сопение, сжатые кулаки.

Че происходит?

Андрей расправляет плечи, и мизансцена завершается отступлением Климова.

– Всего доброго, – ледяным тоном прощается генеральный с моим нежеланным гостем, будто хозяин тут он.

И дверь за ним запирает, поворачивая замок аж на три оборота.

– А… – подыскиваю слова, чтобы уточнить. Даже не понимаю, что именно уточнять.

«Какого хрена?» – очень всеобъемлющий вопрос, но получу ли я такой же ответ?

– Так, – ещё больше суровеет босс, – отдел продаж, и как это всё понимать?

И руки свои, как спецом, на груди складывает и харизмой давит.

Пф… Харизма. Вот когда моя мама применяет давление, тогда, конечно…

В данном конкретном случае, самый деморализующий элемент – крепкие, загорелые предплечья, в меру волосатые, и вообще возмутительно привлекательные.

– Хочу вернуть вопрос тебе, – нахожусь я. – Ты же вроде уехал, и…

– И это повод пойти налево? Ещё скажи, это потому что ты левша! Это твоё оправдание?

Я офигеваю.

– Я левша, но я не понимаю, почему я должна оправдываться? – не понимаю, чего сдохло-то?

Какого дьявола он делает мне в нерабочее время выговор с занесением в нервную систему? Я и так очень нервная.

– Если бы ты удосужилась проверить телефон, то увидела бы там кучу пропущенных от СВОЕГО парня!

Чёрт, телефон в сумке!

Обычно я аппарат из рук практически не выпускаю, но в этот раз меня сбил с панталыка Климов.

– Лена, мне не изменяют! – не унимается босс.

А. Так это мачизм пробудился…

– Да ладно, никто ж не узнает, – успокаивающим жестом глажу Зарецкого по предплечью. Ну на самом деле глажу, потому что пощупать хочется.

Прикольно.

У Андрея дёргается глаз, он явно хочет мне что-то сказать, но в этот момент какой-то придурочный автомобилист начинает оглушительно сигналить с улицы.

– ЛЕНА! – и орёт.

Ясно. Климов у нас камикадзе.

Рысью скачу на балкон, чтобы увидеть, как Лёха, изображая звонок по телефону, прикладывает пальцы к уху, садится в свою пижонскую тачку и укатывает.

Ну идиот же.

Пока я таращусь вслед ошибке Дарвина, некоторые ведут себя как в другом разделе зоологии. Оказывается, Зарецкий тоже любопытный и пришёл на балкон за мной, а теперь он просто самым наглым образом обхватывает меня за талию, прижимает к своему боку и вносит обратно в комнату, как рулон обоев.

– Что значит, никто не не узнает? Лена, я уже знаю. Пока ты назначена моей девушкой, ты должна соблюдать этику.

Охренеть. У фиктивных отношений есть этика. А я лошара. Не знала. Какой скучной жизнью я живу. Первый раз ступила на скользкую дорожку, а Зарецкий уже подкован.

– В любом случае, это не то, что ты думаешь. Лёшка больше не придёт… Это же Климов, я же сказала, что смогу договориться с ним. Так вот, у нас сделка…

– Что и с ним сделка? – поднимает брови непонятно с чего разъярившийся Андрей. – Лена, ты усложнила себе задачу. Организационный менеджмент у тебя страдает. Зачем договариваться с Климовым через постель, чтобы я изображал твою пару, когда можно было через постель договариваться со мной.

Я как раз в этот момент пытаюсь отхлебнуть остывший кофе, позабытый мной утром на тумбочке, и зря. Он у меня чуть носом не идёт, когда до меня доходит смысл фразы Зарецкого.

Чуть белое платье не заляпала!

– А с чего ты взял, что я с Климовым именно таким образом договаривалась? – выпучиваю я глаза.

– А что ещё такому кобелю может быть надо? – фыркает Андрей.

– Это ты как-то умеешь определять особей сходного вида? – вырывается у меня, лицо босса становится интересным, и я даю задний ход. – Ладно, ладно. Ты чего приехал?

– Если бы ты поднимала трубки, я бы тебе по телефону сказал, – Зарецкий всё ещё порыкивает. Мне представляется такой себе тигр, который нервически дёргает хвостом.

– Так чего сказать-то хотел? – вздыхаю я.

Вообще-то, Андрей до сих пор не убрал руку с моей талии, и, впадая в неистовство с каждой моей фразой, он стискивает её всё сильнее. Я делаю вид, что хочу убрать его лапищу, а сама тихо млею, держась за его запястье. Ну, дал же господь такие руки непрошибаемому чурбану…

Выясняется, что Зарецкому нужно уехать до обеда пятницы, но всё остаётся в силе. Требовалось обсудить момент нашего совместного появления на празднике. Не дозвонившись до меня, босс вошёл в систему нашей компании и узнал мой адрес.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Э, ну спасибо. Для меня это важно, – с умным лицом киваю я. – Ну в крайнем случае я бы перезвонила.

Мне ещё предстоит пережить, что по моей квартире шастает генеральный.

– Именно, Лена. С моей стороны это очень мило. И что я вижу? Пока я забочусь о выполнении своей части сделки, ты развлекаешься на кухне?

О господи.

– Климов действительно требовал неприличного, – пожала я плечами, – но я не дала. Он хотел борщ.

Внезапно Зарецкий сглатывает.

– Борщ. С мясом?

– Ага.

– Докажи, – и двигается вместе со мной на кухню.

– В смысле? – недоумеваю я, вынужденно передвигая ногами.

– Предъяви борщ.

Глава 16. Надо вживаться в образ

– И что? – чавкает в трубку Корниенко. – Дала ты Зарецкому? Борщ?

– Дала, – кисло отвечаю я. – И пожалела об этом почти сразу.

– А что такое? Он руки не помыл? – ржёт Маня.

– Помыл, – вздыхаю я. – Но я такого наслушалась… И что не так всё приготовлено, и вообще гадость. Типа, слава богу, сытый пришёл, а то умер бы от голода, ибо жрать вторую тарелку борща уже невозможно…

– Да? А ты с ружьём над ним стояла, что ли?

– Нет. Но он меня так достал, что я предложила ещё и всыпать ему в тарелку зелёного горошка. Мне ответили, что готовы забрать мой борщ, чтобы я не причиняла ему боль. Нет, ты можешь мне объяснить, что это было?

– Не знаю, – задумывается Машка. – Я готовить не умею. Дима уже радуется, когда нет сильного задымления. Говорит, не твоё это, Маша, готовить. Давай лучше закажем. А бутербродами моими восхищается. Видимо, надеется, что я остановлюсь на них. Так что я последний, кто стал бы критиковать чужую готовку.

– Да я не про готовку, – психую я. – Зачем он пришёл с руками своими? Наорал за что? Ещё и придумал, что я сплю с Климовым.

– Ну, ясное дело, припёрся Зарецкий не потому, что не смог до тебя дозвониться. Из любопытства, скорее всего. Но не думаю, что он рассчитывал застать тебя в объятьях Климова, – Корниенко снова начинает хихикать. – Как представлю эту картину…

– Ну хоть ты не начинай, а? Какие у меня могут быть объятья с Климовым?

– Ну это знаешь ты, это знаю я, но не Андрей.

– Угу, он мне вчера весь мозг вынес. Сожрал весь борщ, прошёлся по квартире и ушёл.

– Территорию метит, – умничает Маня. – С чего бы это? Что у вас было?

Я начинаю ёрзать. Я так и не раскололась про поцелуй, чего уж там говорить про то, как Зарецкий распускал руки.

– Ничего не было.

– Ну да, ну да.

– Не начинай! Всё, обед заканчивается, мне пора, – быстро закругляюсь я.

Маша у нас, конечно, лопух, но не по части сплетен. Тут она мгновенно делает стойку. Как бульдог вцепится и вытащит из меня все позорные подробности. Таня рассказывала, что она зимой тоже не собиралась колоться, но Корниенко из неё всё вытащила про нелепую ситуацию с Градовым и ржала над ней очень долго. [Историю знакомства Андрея Градова и Тани Зиминой можно узнать в романе "Очень (С)нежный помощник" -

]

Одно радует – сегодня Зарецкого нет.

Этот тип меня нервирует.

Вот не зря говорят, что от начальства лучше держаться подальше. Раньше мне просто хотелось залезть под стол при его появлении, благо оно случалось редко. И я никак не могла понять, что в нём находят коллеги женского пола. Даже Надежда Антоновна, которой до пенсии доработать осталось четыре месяца, нет-нет, да и скажет мечтательно: «Какой жеребчик! Будь мне на тридцать лет поменьше…».

Бирюк, чурбан бесчувственный, злыдень.

Вчера, перед тем как покинуть мою квартирку, Зарецкий навис надо мной в прихожей и потребовал, чтобы я очки надела, которые я сняла, как домой зашла.

И аура у него была прям подавляющая.

Пришлось послушаться, только от нервов у меня руки дрожали, и очки я чуть не выронила. Андрей отобрал их у меня и надел мне собственноручно.

И я так разволновалась, будто он не очки мне надел, а платье с меня снял.

Генеральный ушёл, а я до самой ночи то краснела, то бледнела, вспоминая, что ещё босс делал со мной собственноручно. Ужас, короче.

Походу, фантазия девственниц работает как-то по-особенному.

Вот пока Андрей вытворяет что-то эдакое, я только напрягаюсь, а потом, задним числом, начинаю испытывать то, чего испытывать не надо.

И как-то сразу вспоминаются руки, губы, поцелуй, ну и всё прочее, отчего внизу живота становится тяжело и маятно. Стыдненькие желания поднимают голову, и представляются всякие непотребства.

На работу я, кстати, являюсь в белом платье, только жакет накинула.

Когда в кабинете становится невыносимо жарко, потому что кое-кому от кондиционера всё время дует, и его постоянно приходится выключать, я снимаю верхний слой и тут же слышу громкий шёпот из-за двух соседних сдвинутых столов:

– Видала? Вырядилась. Значит, он её скоро бросит, и Ленка идёт на такие жалкие меры, чтобы удержать. Сиськи выставила.

– Пф… Зря старается. Зарецкий уехал. Не удивлюсь, если это ради того, чтобы она скандал из-за расставания не закатила…

Очуметь!

Вот это у людей воображение!

Какие сиськи я выставила? Даже ложбинку не видно! Хотя Андрей вчера явно её искал.

Ладно, надо смириться. Я ещё наслушаюсь слухов и сплетен, пока мы с Зарецким разыгрываем этот спектакль. А уж что начнётся, когда мы отыграем разрыв… Я уже представляю, как буду купаться в злорадстве сослуживиц.

– Лен? – это мою сестру заносит в кабинет.

– Мугу? – делаю я вид, что очень занята.

– Дашь мне это платье поносить?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Как видишь, я сама его ношу, – фырчу я.

– И куда это ты сегодня намылилась, кстати? Пока Зарецкого нет, на свидание собралась? – реплика сестры словно нажимает паузу.

Уши всех в кабинете буквально разворачиваются в нашу сторону, пальцы над клавиатурой замирают, Надежда Антоновна даже громкость радио убавляет.

Злобно зыркаю на Кристину.

Ну ведь не дура она, чтобы такое ляпать.

Иногда я просто не понимаю, что у неё происходит в голове. Иной раз кажется, будто она делает мне всё назло.

– Климов обещал поработать над моим образом. Попросил быть в этом платье, – нахожусь я и почти не вру.

Ну и раз уж пошла такая пьянка, откинувшись в кресле, делаю селфи и отправляю его Лёхе. Ответ, что удивительно, приходит мгновенно.

«Подъезжай в «Клематис» после работы. Тебя будут ждать».

«И, Леонидова, только не нуди там».

Очешуеть. То есть, Лёха на полном серьёзе предлагал? Что-то мне ссыкотно сразу становится. А вдруг он из мести мне какую-нибудь гадость сделает?

С другой стороны, Лёшка репутацией дорожит.

Да и мы почти в расчёте по большому гамбургскому. Теперь на нашу долю остаются только словесные плевки.

– «Клематис»? – почти стонет Кристина. – Возьми меня с собой.

– Не получится, – отказываю я.

На самом деле, не думаю, что Климов бы запретил, но я рядом с сестрой всегда чувствую себя бледной тенью, так что как-нибудь без неё.

Кристина, разумеется, начинает дуться, но у меня и так проблем хватает, чтобы париться ещё и по этому поводу.

В этом я убеждаюсь, когда после долгих сомнений всё-таки приезжаю в салон.

Услышав мою фамилию, в меня тут же вцепляются две нимфы, на фоне которых даже моя Кристинка – замухрышка. Я хочу сбежать, но подаю в какой-то водоворот и спустя час осознаю себя в маске, с полотенцем на мокрых волосах и в процессе маникюра.

– Ну кожа хорошая, – будто пытаясь меня приободрить, говорит девица, прикладывая к моему лицу какие-то клочки ткани.

– Остальное исправим, – уверенным тоном пугает меня вторая.

И только мастер по маникюру, к моему счастью, молчит.

Климов появляется всего на десять минут и ровно тогда, когда я с зелёным лицом, благоухающим водорослями, иду к какой-то лампе.

– Леонидова, – хмыкает он. – Мы сделаем из лягушки царевны.

Лёха скидывает с плеча чехлы с одеждой, привезённой для меня.

– И сколько это будет мне стоить? – нервничаю я.

– Это тебе от меня.

– С чего бы такая щедрость? – подозрительность во мне пробуждается мгновенно. Не те у нас отношения.

– Это не щедрость, детка. Это месть. Но ты поймёшь это потом.

Козёл. Был козлом и козлом остался.

Я действительно не понимаю, что он имеет в виду, но сейчас мне главное — уйти из салона без ущерба.

Совсем без потерь не обходится. Мне подравнивают концы, оформляют чёлку, выдирают пару волосин из бровей. Но больше всего я трачу нервов, когда мне обстоятельно объясняют, как я теперь должна краситься.

Когда все работы по восстановлению лица по черепу закончены, отражение в зеркале, если честно, шокирует.

Я прекрасно понимаю, что ничего кардинального со мной не сделали. Масочки, оттеночный тоник, причёску изменили минимально, лёгкий макияж, но моя мордочка буквально сияет. Глаза кажутся больше, взгляд глубоким, губы пухлее, скулы чётче.

Может, и не зря Кристина тратит по утрам столько времени у зеркала…

Растерянной мне отдают чехлы с тряпками и выставляют за порог.

Время на часах – половина одиннадцатого.

Охренеть.

В полном шоке добираюсь до дома и, смыв свежий мейк, заваливаюсь спать, даже не проверив, что там мне такого подобрал Климов. Всё равно носить не буду же…

Но утро вносит свои свинские коррективы.

Лучше бы я всё-таки посмотрела тряпки, а не неприличные сны.

Глава 17. Акт второй

Утро началось умеренно гадко.

Ну, во-первых, потому, что на то оно и утро, а я ни разу не жаворонок.

А во-вторых, отключили горячую воду, а я прохлопала объявление.

Из плюсов в наличии только чудом сохранившаяся укладка. Какое счастье, что мне вчера шевелюру намыли, и сегодня я выгляжу как человек. В сумке болтаются пробники всего, что мне надавали в салоне. Этим я способна краситься долго, надо только кисточки взять. Лицо рисовать буду уже на работе. Попробуем изобразить, чему меня вчера учили.

Жить противно, но можно.

Прихлёбывая кипяточный кофе, который я по традиции допить не успею, чахну над тряпьём. Прям живо вспоминается Климов с его прогнозом, что я буду в своих нарядах, как библиотекарь на оргии.

Ладно. Надену тот голубой сарафан.

Лёха всё равно не узнает, что я поддалась. И это вовсе не означает, что я признаю́ его правоту. Просто жарко, ну и пятница…

Блин, разрезы на юбке высокие, но я так долго телюсь, что времени гладить что-то другое уже нет. Я и так опаздываю.

И только когда я влетаю в офис, понимаю, что забыла кое-что важное.

Кто разиня? Лена разиня.

Черт-черт-черт! Я недособранную сумку оставила дома!

Там подарок и ну и всякие мелочи для турбазы.

Оставаться с ночёвкой я, конечно, не собираюсь, но турбаза – это такое дело…

Мне хватило того раза, когда я испачкала шорты, пришлось их стирать, а Кристина их сожгла у костра, пытаясь высушить. Незабываемые воспоминания о том, как я возвращалась в город в папиных запасных трениках для рыбалки с дырками в стратегических местах.

Да и вечером, наверное, холодно будет.

Блин, ну как так-то?

Я кошусь на начальницу. Она с таким возмущением смотрит на мой сарафан, хотя у само́й наряд намного откровеннее, что становится ясно, вымолить у неё ещё час дополнительно будет невозможно.

И с Зарецким мы вчера договорились, что он заберёт меня с работы. После его вчерашних выкрутасов у меня нет никакого желания просить его изменить планы.

Кристинка! Бинго!

Сегодня её нет на работе, потому что ей надо что-то в универе сделать.

Строчу ей: «Выручай, я забыла папин подарок дома. Можешь забрать? Сумка открытая в прихожей стоит».

«Могу, я только вышла из универа».

«Будь другом, кинь мне в сумку что-нибудь на вечер».

«Оки, но вы с Андреем меня заберёте».

«Замётано».

Я немного выдыхаю.

Это хотя бы не крюк по пробкам, а вполне себе по пути.

В первую половину для меня так заваливают делами, которые никому в пятницу не нужны, что после обеда я сбега́ю краситься в туалет, чтобы ещё не подкинули. Итог моих усилий меня радует. Я всегда была отличницей, и сегодня я почти в точности повторила всё, чему меня вчера натаскивали.

Время уже поджимает, а Зарецкий даже не пишет, и я уже психую.

Облагородившись, я иду заглянуть к гарпии с вопросом, не появился ли босс, и обнаруживаю Зарецкого, стоя подписывающего какие-то документы на столе секретаря. Катя сидит, почти не дыша и пожирая взглядом сильные пальцы, держащие ручку.

И так мне это не нравится.

Ну просто мне вчера из-за пустяка головомойку устроили и обозвали распущенной, можно сказать, а тут такое. Руки он свои показывает змеище.

У нас сделка! И теперь у меня есть права на эти пальцы-запястья-предплечья!

– Мы опаздываем, – отчеканиваю я.

Андрей поворачивает голову в мою сторону, взгляд его меняется, и я начинаю нервничать. Ну что такое? Нормально я выгляжу.

Осмотр продолжается, и когда глаза Зарецкого останавливаются на разрезах сарафана, мне вдруг становится жарко.

Босс откладывает ручку, захлопывает папку и пододвигает её к Кате.

– Остальное в понедельник, – не отводя от меня взгляда, говорит он.

– Но…

– В понедельник, – пресекает Андрей возражения и двигается ко мне.

А я вся в растрёпанных чувствах. Мне снова хочется убежать и залезть под стол. И желание это становится сильнее с каждым шагом Зарецкого в мою сторону.

Когда он снова нависает надо мной, я теряюсь и мямлю:

– Привет…

– Ну привет, – меня немного пугает блеск азарта в его глазах. Я смутно помню, что Андрей мне чем-то угрожал, но сейчас мои мысли разбегаются в разные стороны, потому что товарищ директор демонстративно поправляет массивные часы на запястье, выключая меня из списка разумных существ.

Что-то мне пить хочется, и вообще душно как-то…

Зарецкий берёт меня за руку и ведёт меня к кабинету, как заглохшую машину на буксире.

В полном молчании я бросаю в сумочку косметичку.

– Очки не забудь, – напоминает босс, и я послушно складываю их в чехол.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

К моменту, когда мы подходим к машине, я, наконец, возвращаю себе самообладание.

– Нам нужно захватить Кристину, – даю я инструкцию, усаживаясь на кожаное сидение в прохладном салоне, пропитанном горьковатыми запахами цитрусов. – Родители уже на месте, а её надо забрать. Это на перекрёстке Ново-Садовой и…

– Ты мне лучше скажи, с чего такие превращения? – прищуривается Зарецкий. – Это влияние Климова? Он тоже приглашён?

– Что? – вытаращиваюсь я. – С какой стати? И хватит приплетать Лёху. Мы с ним заклятые враги.

– А так и не скажешь.

– Между нами ничего не может быть, – мотаю я головой.

– И как же так выходит, что заклятый враг выполняет твою просьбу взять мою сестру в клиентки? – поднимает бровь Андрей.

– Ну…

Наклонившись ко мне, Зарецкий поправляет подол моего сарафана и обжигающим ухо шёпотом требует:

– Рассказывай, Лена.

В этот момент у меня высыпают мурашки по всему телу и даже по ногам, босс обогревает их ладонью на моём колене, и от смущения я выплёскиваю всю историю.

Глава 18. Интерлюдия

У нас с Климовым была общая компания. Костяк стабильные пять человек, ну и в силу возраста добавлялись пары кого-то из них. Ну, кроме меня. Я несколько раз встречалась с парнями, но не настолько долго, чтобы приводить их к своим друзьям. Этот момент я в своей исповеди Зарецкому не освещаю, конечно, но обрисовываю ситуацию.

В силу возраста любовный интерес участников компании менялся довольно часто, но лидером вскорости смены девушек, естественно, был Лёха. Его девицы долго не задерживались. Не понимаю, на что они особенно рассчитывали, потому что репутация Климова была широко известна, но, видимо, такого женская натура: всем нам кажется, что уж ради меня и нашей настоящей любви генетический бабник непременно изменится. У нас же всё по-другому, всё серьёзно…

Короче, зная о ветреной натуре Лёхи, его девушки ревновали к каждой встречной поперечной. И почему-то в мою сторону всегда было больше всего негатива, хотя нас с Климовым связывали обычные приятельские отношения, слегка отягощённые относительным соседством и тем фактом, что выросли мы в одном дворе и друг и друга знали слишком много, чтобы это не убило любой намёк на возможную романтику.

Лёха отлично помнит, как я выглядела, когда у меня выпали молочные резцы, и как меня разнесло в подростковый период во время гормональной перестройки, а я не могу забыть, как у него ломался голос, и высыпали угри по всей физиономии.

К тому же для меня Климов не подходил в силу своего непостоянства, а я для него была бледновата.

И мне эта наша несовместимость с Лёхой казалась настолько очевидной, что я никак в толк взять не могла, почему любая из его девушек смотрит на меня волком, разговаривает сквозь зубы и вообще вот-вот вцепится мне в волосы.

И вот в один далеко не прекрасный момент всё вскрылось.

– Это было летом после третьего курса, – рассказываю я. – Возвращаюсь я вечером с пляжа домой, а меня у подъезда поджидает последняя на тот момент девушка Климова в компании с двумя амбалами. На тот момент я ещё не знала, что она накануне была брошена Климовым. Я никогда не задумывалась над тем, как, собственно, у Лёхи проходят расставания с его феминами. А стоило бы, потому что он всегда тяготел к холеричным эмоциональным барышням, с которыми было не скучно.

Зарецкий – зануда и требует конкретики:

– Это те, у которых всегда кипят страсти? С которыми скандал и ссоры, а потом страстное примирение?

– Тип того, – соглашаюсь я. – И скандалы Климова интересовали, только пока ему хотелось этого самого примирения, а вот после разрыва лишняя драма ему была ни к чему. И этот говнюк придумал, как сводить разборки к минимуму. Естественно, свалив с больной головы на здоровую.

– Это как? Он сообщал им, что влюбился без памяти и уходит от них к тебе? – хмыкает Андрей.

Тоже гадость, но так было бы менее оскорбительно для моего самолюбия.

– Если бы, – вздыхаю я. – Климов говорил им, что я его бывшая, которая не даёт ему покоя. Что у меня не всё в порядке с головой, и я могу что-то с собой сделать или с его девушкой, и он вынужден благородно, скунс такой, расстаться со своей пассией, чтобы не случилось чего.

– И у них не возникало никаких вопросов? Ну, они же тебя видели в компании, – не понимает Зарецкий всей красоты аферы Лёхи.

– В том-то и дело, – морщусь я. – Климов эту легенду начинал рассказывать почти сразу после знакомства с девушкой, а я своих парней не приводила. И вот эти девицы видели, что я постоянно одна, а Лёха показывал им переписку с одной из его бывших по имени Лена, которая была реально не в себе и какое-то время его доставала.

Андрей присвистывает:

– Чётенько, конечно. Он ещё и красавчик, что заботится о них и о сумасшедшей экс-бабе.

– Угу, и это прокатывало, пока одна из девушек не решила за своё счастье бороться и вправить болезной мне мозги. И в качестве стимулятора привела двоих своих братьев, которые пообещали устроить меня если не в психушку, то в травматологию, если я не оставлю в покое Климова и не дам воссоединиться двум любящими сердцам. Скажу честно, риск открыт глаза той деве, кажется, её звали Аней, был очень велик.

– И что же тебя остановило?

– Если бы братья этой Ани услышали правду, подозреваю, что травматолог потребовался бы Климову, вместе со стоматологом, а, возможно, и со специалистом интимного профиля.

– И что же ты сделала?

– Я? Пообещала пересмотреть свои взгляды и отправилась убивать Климова. Вот у него-то я и выяснила, как долго он это практикует. И знаешь что? Пару лет! Многие из его бывших остались на периферии моего окружения, потому что мы учились в одном универе, кто-то из них знал, кого-то из моих подруг, и обо мне ходили такие дикие слухи, что неудивительно, что я частенько ловила на себе косые взгляды. Так что Климов мне должен. В этом даже есть некая ирония. Я выступала в роли его липовой бывшей, и сейчас он расплачивается со мной, чтобы ты притворялся моим настоящим.

– А…

Андрей собирается у меня спросить что-то ещё, но я прекращаю этот разговор, потому что мы уже заворачиваем в родительский двор, и я вижу кукующую на лавочке Кристинку в окружении сумок.

– Это секрет, если что.

– Не дурак, понял, – кивает Зарецкий, делая серьёзное лицо, но я вижу, что ему смешно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

У него на щеке проступает ямочка, то есть ему весело, а я натерпелась тогда!

Сидит такой. Руками своими за руль держится. Пахнет чем-то вкусным.

И сто пудов, думает, что я жалкая неудачница.

Парня нет, приходится врать родителям, половина знакомых думает, что я психическая.

Собственно, я бы непременно попереживала, что руководство обо мне такого мнения, но я уже перед Зарецким так опозорилась, что волнуюсь я теперь только по другому поводу. Как бы наш спектакль не провалился.

Чем ближе становится момент знакомства с родителями, тем сильнее меня колбасит. Я как будто на канцелярской кнопке сижу. В животе холодно и слегка подташнивает.

Босс паркуется и, перед тем как выйти, чтобы помочь Кристинке с сумками, поворачивается ко мне:

– Ну и чего ты дёргаешься?

Если б он знал ВСЁ, не спрашивал бы.

– Сомневаюсь, что ты способен сыграть роль влюблённого, – ворчу я.

Раз Зарецкий, который знает меня плохо, видит, что я нервничаю, родаки точно это спалят.

Андрей хмыкает.

– Я в школе в драмкружок ходил, – покидает салон.

Ну пипец! Так мне ещё страшнее.

Глава 19. Массовка и главные герои

На подъезде к турбазе меня уже откровенно мутит.

Только сейчас я осознаю, как далеко зашла в своём глупом упрямстве и нежелании признаваться во вранье. Совсем увязла в собственной паутине, и плевать, что от моей лжи никому ничего плохого. Настроение ниже плинтуса.

Кристинка поначалу начинает что-то беззаботно щебетать, но я не в состоянии поддерживать непринуждённую беседу и пропускаю мимо ушей ее трёп, в итоге сестра, надувшись как мышь на крупу, затыкается и всю дорогу сидит в наушниках, ковыряясь в телефоне.

Когда мы въезжаем на парковку турбазы, она выстреливает из салона, всем своим видом демонстрируя, какая я противная.

Зарецкий смотрит на меня снисходительно.

Выгрузившись, я веду всех в соответствии с присланной мамой инструкцией.

Дело осложняется тем, что для ориентиров она использует растения, указывая их названия на латыни. Кажется, ещё немного, и мы вызовем дьявола.

Помогает Святой Поисковик, потому что я в ботанике ни бум-бум. Да и на этой локации я впервые. Раньше мы всегда снимали домик за Волгой на старой турбазе, пережившей развал Союза и выглядевшей соответствующе. А в этом году у папы юбилей, и один из его приятелей – директор этого глэмпинга – организовал нам размещение здесь. Папа хотел на своё любимое место, где можно надеть старые треники и утром поудить рыбу, но мама, прельстившись обещанным обслуживанием и кейтерингом, настояла на предложении дяди Васи.

В общем, сейчас я чувствовала себя Сусаниным, сильно подозревая, что если бы я не полагалась на мамины указания, а просто спросила дорогу на парковке, мы бы уже были на месте.

Единственное, что сейчас меня радовало – это то, что я по совету прокля́того Климова напялила сарафан. В офисном прикиде я бы уже взмокла и дёргалась бы ещё, волнуясь, не пахнет ли от меня. Правда, оголённые плечи уже припекает, но ведь должен же быть тенёк там, где будут праздновать?

Глазастая Кристинка первая замечает маму на веранде у одного из коттеджей. Судя по толпе, разбившейся на кучки, почти все уже приехали.

Колени начинают подгибаться, и Андрей, заметивший мою нетвёрдую поступь, перекладывает сумки в одну руку, а другой обнимает меня за талию. У меня возникает отчётливое ощущение, что это не в качестве поддержки, а чтобы я не удрала, оставив фальшивого парня на растерзание моим родственникам и их друзьям.

– Страшно? – ехидно спрашивает Зарецкий.

Поднимаю на него затравленный взгляд.

– Просто интересно, как ты будешь выкручиваться в будущем? У нас только разовая договорённость.

– Ну, – мямлю я, – мы в свободной стране. Имеем право сознать свою ошибку и расстаться…

– Имеем, но сначала требуется убедиться, что ошибка имеет место быть, – хмыкает Андрей.

– А что? Есть какие-то сомнения? – кисло спрашиваю я.

– Я бизнесмен. В бизнесе не принято руководствоваться сомнениями, нужны конкретные основания и твёрдая уверенность. Так что сначала всё нужно обстоятельно проверить…

Это он что имеет в виду?

Но спросить мне не удаётся, потому что мы появляемся в поле зрения собравшихся, и весёлый, местами уже пьяный нестройный хор голосов окликает нас.

От неожиданности я спотыкаюсь и загребаю босоножкой, от позорного падения меня спасает рука Андрея, обвившая меня за талию.

– Ой, – пищу я. Эту ногу я уже неудачно подворачивала прошлым летом, повторять опыт с растяжением связок не хочется.

– Ты в порядке? – хмурится Зарецкий.

А дальше происходит что-то непонятное.

Он бросает сумки под ноги и, развернув меня к себе, ласково убирает волосы от моего лица. Я с недоумением смотрю на Андрея, а он берёт и целует меня на глазах у всех!

И поцелуй этот ни фига не утешительный!

Такой себе полноценный и наглый в стиле Зарецкого, и ведь не станешь вырываться, когда вся родня с умилением смотрит, подбираясь ближе для лучшего обзора. Я готова провалиться сквозь землю, а генеральный, похоже, отрабатывает сделку со всей самоотдачей.

– Этому тебя в драмкружке учили? – шиплю я, когда наконец это безобразие заканчивается. Щёки у меня горят, сердце колотится, а мозг напоминает, что товарищ ещё и рукоделием владеет.

– Нет, я самородок, – ухмыляется Зарецкий. – А вот ты как-то без огонька… Надо потренироваться. Ну ничего, вечер длинный…

– Я не собираюсь ничего такого делать на глазах у родителей!

– И как же они поверят, что я от тебя без ума?

Почему у меня такое ощущение, что Андрей наслаждается этой дебильной ситуацией и собирается и дальше пользоваться случаем?

Разум ехидно предполагает, что, возможно, это чувство вызвано тем, что одна из рук Зарецкого сползла с талии значительно ниже.

Возмутиться мне даёт приближение мамы.

– А вот и вы! Пойдёмте скорее за стол, там и познакомимся!

Мне остаётся только прожигать взглядом Андрея, в глазах которого я не вижу ни капли злости или сожаления по поводу того, что ему приходится участвовать в этом балагане. Он же так отказывался, что изменилось?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Всё последующее превращается в череду неловкостей.

Нас усаживают почему-то во главе красиво-сервированного стола, как будто это не папин юбилей, а наша свадьба. Судя по тому, как в нас впиваются глаза всей присутствующей родни, это как в сказке: «Чтобы лучше тебя видеть, чтобы тебя съесть».

Со стороны мангала уже доносятся аппетитные ароматы, но мне под таким присмотром кусок в горло точно не полезет. Я пытаюсь затопить тошноту минералкой, когда тётя Катя, мамина сестра, вдруг обращается к Зарецкому:

– Андрей, мы уж думали, вы и в этот раз не сможете приехать. Я уже боялась, что вы женаты и делаете мозги нашей Леночке…

Тётя Катя ничего плохого не имеет в виду, но звучит это так, будто на меня позарится только женатик, а я такая клуша, что это схаваю.

– Лена не хотела меня с вами знакомить, – не моргнув глазом, подставляет меня Андрей.

Я аж давлюсь минералкой и закашливаюсь, когда горячая ладонь под столом гладит моё обнажившееся в разрезе сарафана колена. Причём все видят, что Зарецкий это делает.

Драмкружочник, блин!

Красная как рак, я ищу оправдания, потому что все взгляды устремились на меня, требуя объяснений.

Мне на помощь приходит мама, но лучше бы она этого не делала.

– Наверняка Лена просто заботилась о вас. Если уж вы только через три месяца тайных провожаний решились с ней заговорить, то родители предмета страсти вас, наверное, совсем смущали…

Рука на моём колене замирает.

– Как вам вообще пришло в голову сталкерить Лену? – подливает масла в огонь Кристина.

Мне страшно посмотреть в лицо Зарецкому, и я гипнотизирую столовые приборы.

– Она с первой встречи вскружила мне голову, – ровно отвечает Андрей. – Но теперь Лена от меня никуда не денется, правда же?

И я понимаю, что мне полная и безоговорочная звезда.

– Ну ничего, – подаёт голос папа, – сегодня вольётесь в семью. На рыбалку утром позвать не могу, но предлагаю завтра…

– Пап, – хриплю я, – мы не можем остаться с ночёвкой…

– Это ещё почему? – хмурится мама. – Дело, конечно, молодое, но у отца юбилей…

– У Андрея дела…

– Никаких дел, – руинит мои аргументы Зарецкий.

– Ты же не взял с собой ничего… – я делаю ему глаза, но Андрей, паскудненько мне ухмыльнувшись, добивает:

– С чего ты взяла? Всё в багажнике.

– Ну вот и отлично, – довольно подытоживает папа. – Вам оставили комнату на втором этаже.

Что? Комнату? Одну?

Глава 20. Ружья начинают стрелять

Нет, я, конечно, подозревала, что мероприятие выйдет для меня непростым.

Да что уж там, я гнала от себя все мысли о том, что я только закапываюсь глубже, убеждая себя, что это последнее враньё, а потом будет картинный разрыв, и всё закончится. Я постараюсь просто забыть об этом позоре.

Ну да. Ага.

Мастерство прятать голову в песок не пропьёшь.

Я же, так или иначе, буду сталкиваться с Зарецким на работе. Даже если личных контактов у нас не будет, он неизбежно превратится в мой личный триггер, но я, как обычно, подумаю об этом завтра.

Скарлетт О’Хара, блин.

И теперь я пожинаю плоды своей трусости.

Юбилей превращается в мой личный ад. Если мне и полагается наказание за обман, то я уже расплачиваюсь.

Уже два часа я слушаю от всех родственников и даже тех, у кого нет никакого права обсуждать мою личную жизнь, наставления, как не упустить такого шикарного мужчину.

При этом Андрей ничего не делает особенного, чтобы всем понравиться, и на образ, обрисованный мной, он похож весьма отдалённо. Разве что босс всё время старается находиться рядом со мной, в то время как я мечтаю заползти под ближайший куст и переждать там время до ночи.

До ночи. Мля…

Мне и в голову не приходило, что Зарецкий может мне подложить такую свинью. Сама я намыливалась часов в девять откланяться, приползти домой и ныть подругам по телефону, какая я дура. Ради этого можно даже групповой созвон организовать.

Какая муха его укусила, а?

Забившись в угол веранды, сижу в плетёном кресле и злобно зыркаю поверх даже не ополовиненного бокала с вином на Андрея, которого папа оттащил от меня, чтобы обсудить «какие-то мужские темы».

Босс нет-нет, да и поглядывает на меня со смешком поверх папиного плеча.

Упырь. Бессердечный, бесчувственный гад.

Я подозревала, что шантаж мне аукнется. Не тот человек Зарецкий, который спустит подобное, но он поумнее ничего придумать не мог? Ему самому нечем, что ли, заняться в пятницу вечером? Какая ему радость торчать здесь, да ещё и с ночёвкой оставаться?

За всеми этими удручающими размышлениями я упускаю момент, когда возникает рядом со мной:

– Доча, вы же предохраняетесь?

Я как раз делаю глоток уже тёплого и оттого противного красного полусладкого и от неожиданности вопроса чудом не выплёвываю вино себе на сарафан.

– Мама!

– Пока только мама, – хмыкает она. – Бабушкой стать хочу, но лучше будет, если брак всё-таки не по залёту…

Интересный расклад.

Вот Кристинке в отношении её мальчика дают совсем другие наставления.

– Мам, я уже взрослая, – возмущённо смотрю на неё.

Ну блин, кто вообще с такими вопросами пристаёт?

– А что? Возникли какие-то сомнения? – раздаётся глубокий голос справа.

Дёрнувшись, поворачиваю голову и встречаю насмешливый взгляд Зарецкого, подошедшего к перилам со стороны патио.

Окружили!

– Лена у нас всегда в облаках витала, – садится мама на любимого конька, значит, сейчас посыплются позорные подробности, о которых я уже и забыла, но мама их бережно хранит, видимо, чтобы старшей дочери жизнь малиной не казалась.

– Мам! – одёргиваю я её. – И ты ещё удивляешься, что я никого с семьёй знакомить не хочу!

Ну серьёзно. А если бы это был мой трушный парень? Что за тяга макать в стыд с головой? В любом случае, Зарецкий ещё и мой босс.

– А что я такого сказала? – поднимает мама брови.

Раздражение захлёстывает. Ну да. Ничего не сказала, потому что я ей не дала.

– Можно сменить пластинку? – исподлобья смотрю на маму, давая понять, что тема закрыта.

– Есть что-то, чего я не знаю? – как назло, спрашивает Андрей.

Господи, и даже не пнуть его, перила мешают. Прожигаю его взглядом, но впустую. Огнеупорный. И явно развлекается. Лицо у него серьёзное, но в глазах веселье.

– Да уж вряд ли, – смеётся мама, которой после шампанского всё кажется смешным. – Если вы её три месяца преследовали, то тайн, наверное, уже не осталось. Раз ты на этом этапе не исчез с горизонта, то тебя уже ничто не испугает. Хотя предложение, конечно, шикарное было. Только знакомиться с нами надо было пораньше… А то не по-человечески как-то. Или вы и на свадьбу не хотели нас звать?

Это пиздец.

Я съёживаюсь в кресле.

Походу, я не переживу эту ночёвку. Лихорадочно ищу возможность свалить сегодня же в город. Лучше я сегодня вытерплю моральную порку от Зарецкого, авось он за выходные перебесится и не устроит мне ад на работе. Больше Андрей моих родителей не увидит. Главное, дать по тапкам, пока не всплыло что-нибудь ещё…

– Лен! – голосит Кристинка с качелей. – Я тебе в сумку солнцезащитный крем засунула, принеси?

– Сейчас! – тут же отзываюсь я и щемлюсь искать свой баул.

В любом другом случае я бы отправила сестру саму, но сейчас это как никогда кстати.

– Я отнесла твои вещи к вам в комнату, – вдогонку мне кричит мама.

В комнату. Это где-то на втором этаже. Отлично. Чем дальше, тем лучше.

Взлетаю по ступенькам и начинаю толкать одну дверь за другой, чтобы определить, какая мне нужна.

В дальней из четырёх вижу свою дорожную сумку.

Дёргаю собачку молнии и застываю.

В первую секунду думаю, что перепутала что-то и залезла в чужие вещи, потому что тряпьё, которое попадается мне на глаза, не моё.

Эм… оглядываю баул. Точно мой, вот тут я чиркнула о какой-то острый край в прошлом году.

Хотя раз Кристинка сунула мне свой крем, может, она и часть вещей своих напихала? У неё вечно на любой выезд целый гардероб с собой.

Чуть увереннее копаюсь в недрах и осознаю, что из моего барахла только аптечка, мокасины и джинсы.

А хдеее?

Выудив флакон с солнцезащитным средством, я начинаю подробнее разглядывать шмотки.

Даже футболки запасной нет, хотя она лежала на комоде, приготовленная вместе с толстовкой, которой я тоже не наблюдаю.

Подцепив указательным пальцем какую-то несуразицу, вытягиваю её из сумки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Это точно не годится для выезда на природу.

– Тебя только за смертью посылать! – ругается из-за спины запыхавшаяся Кристина.

Я оборачиваюсь к ней, держа безобразие на весу.

– Что это? Я же просила тебя собрать мои вещи…

– Я и собрала, – отмахивается сестра, которую бог послал мне в наказание за все грехи, которые я совершу в жизни. – Просто ты насовала какой-то ужас. Я же знала, что Зарецкий приедет. Так что ты только спасибо мне должна сказать за такую рокировку.

У меня дар речи пропадает от такой беспардонности.

Я не то что «спасибо» сказать не могу, даже «му» выдавить не способна.

Не дождавшись от меня благодарностей, Кристина кривится и, подхватив свой крем, сваливает.

А я, отмерев, проверяю, что мне дьявол послал.

Вытряхнув всё содержимое сумки на кровать, пытаюсь понять, что это всё такое и где Кристина это взяла.

Итак, мы имеем ещё один сарафан, который от комбинации отличается… да ничем не отличается. Под него даже бельё не наденешь. Микротоп а-ля бандаж, видимо, в пару к джинсам. Прикладываю к своей двоечке, мля… это только соски прикрыть. И этот клочок, сто пудов будет всё время задираться. И…та-да-дам!

Ночной комплект.

Короткий чёрный шелковый пеньюар и к нему сорочка. Пофиг, что она до середины лобка. Это меньший из её недостатков. Ткань – вот где самый цимес! Чёрная крупная сетка из шелковых тесёмок. У меня в эти ячейки пролазит сразу три пальца.

Это точно не моё!

Ошалелый взгляд замечает ещё один крошечный предмет. Я даже не сразу понимаю, что это такое. Ибо в нём слишком много прорезей. Вот к нему, кстати, пристёгнута крошечной булавочкой бирка, размером превышающая изделие. С одной стороны картонки красуется, распустив лепестки символ «Клематиса», а на оборотной белой части написано мелко и криво: «Вот такое носят женщины, Леонидова!».

Глава 21. Конфликт

Очень хочется позвонить Климову и спустить на него всех собак. А ещё лучше собственноручно засунуть ему его подарок в недра личности.

Только ведь, как это ни прискорбно, не Лёха виноват в том, что я оказалась за городом с этим барахлом без нормальной одежды.

Снова рассматриваю плетёное безобразие. Это даже на москитную сетку не тянет.

Решительно, я не могу в этом ночевать.

И в сарафане спать тоже как-то не очень. Бретели тонкие и будут впиваться, а благодаря разрезам на подоле всё это задерётся. А лифчика под сарафаном нет. И в сумке нет. Кристине, походу, и в голову не пришло положить что-то такое. У неё стоячая единичка, и в гробу она видала все бюстгальтеры мира.

Плюхаюсь на постель и растягиваю в руках то самое непонятное с биркой. Если применить фантазию, то можно играть в ниточки, как в детстве. Ладно, трусы с меня никто не снимет. А раз сестра накосячила, значит, я её ограблю на футболку. В конце концов, не только ей таскать у меня шмотки.

Однако в комнате, отведённой Кристине, меня ждёт облом.

Её шмотьё на футболки не богато. Тоже топики, на меня неналезающие, и пижама с шортиками, которые вопьются мне в самое дорогое. И где, спрашивается, её объёмные балахоны?

У мамы не попросишь. Не тот случай.

Я понимаю, что сделать ничего не могу.

У меня есть только призрачный шанс уговорить Зарецкого всё-таки свалить под каким-то благовидным предлогом.

Вопрос: захочет ли босс пойти мне навстречу после того, что он услышал от мамы о моём вранье?

Собственно, я не очень жажду попадаться ему на глаза, но прятки идут вразрез с легендой о двух пылающих любовью сердцах. Ё-па мать.

Понуро спускаюсь на веранду. Уже и музыку прибавили, солнце немного опустилось, и все выползли из-под навеса в патио. Зарецкий обнаруживается в том самом кресле, из которого я сбежала.

Приставным шагом иду к Андрею и замечаю в его руке ополовиненный стакан с пивом. О нет!

– Стой! – подлетаю к нему. – Не вздумай пить!

– Это ещё почему? – прямо у меня на глазах Зарецкий внаглую делает глоток из запотевшего стакана.

– Нам надо домой!

– К тебе? – заинтересовывается Андрей.

– Каждому к себе!

– А… – разочарованно тянет босс и делает ещё глоток. – Это не совпадает с моими планами.

– Какими планами?

– Лена, надеюсь, на работе память тебе не отказывает. В быту ты очень и очень забывчивая. И про моё обещание забыла, и рассказать мне пикантные детали… Когда я должен был узнать, что преследовал тебя три месяца? Я ещё от трико Зорро не отошёл и серенады в твою честь. А про предложение? Меня до сих пор интригует, отчего твоя мама так им восхищена. Поделиться не желаешь?

– Нет!

Вот совсем не хочу.

– Послушай, ну зачем тебе это надо, а? Неужели мстишь? Не будь таким мелочным, я и так сама себя наказала, ты же видишь… Климов уже взялся за твою сестру. Разве тебе не хочется поскорее с этим развязаться? Это ведь твоё последнее публичное выступление в роли фальшивого жениха, в офисе я сама разрулю.

– Лена, если доверить тебе разрулить ситуацию, то в понедельник весь офис будет думать, что я скоро стану папой, а может, и сразу дедом. Чего уж там мелочиться, правда?

– То есть месть, – скисаю я.

– Ты втянешься, – посмеивается Зарецкий.

– Вряд ли, – кривлюсь я, прикидывая, есть ли здесь поблизости пруд, чтобы утопиться.

Неожиданно Андрей левой рукой хватает меня за запястье и дёргает к себе. Не устояв, я плюхаюсь к нему на колени.

– Ты что де… – начинаю я, но рот мне затыкают тем самым дебильным мужским способом. И почему мужики считают, что это романтично?

– Плов будете? – слышу я. – Говорят, его здесь готовят божественно.

Так это спектакль для мамы?

– Да отлепитесь вы друг от друга, у вас вся ночь впереди, – пьяненькую маму несёт в демократию и широкие взгляды. – Ну хоть в бадминтон поиграйте.

– Мы попозже, – Зарецкий предусмотрительно обнимает меня, чтобы я не убежала за ракетками.

Чует, что я готова и за метательным ядром сгонять.

– Слышала? – хмыкает Андрей, когда мама отчаливает. – У нас вся ночь впереди…

Моё сердечко пропускает удар. Нам ведь придётся делить кровать!

А она не сказать чтоб широкая!

Я приглядываюсь к широким плечам, хм…

– Кстати, ты говорил, что у тебя одежда в багажнике. Как насчёт поделиться футболкой?

Уж его-то майка точно крупнее Кристининой.

– А зачем тебе футболка. Поверь мне, ты не замёрзнешь, — наглая рука поглаживает мне талию, повергая в ужас.

Я начинаю ёрзать на коленях Андрея:

– Ты же не думаешь повторить свои домогательства…

– Во-первых, думаю, а во-вторых, ты первая начала.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Офигеть. Детский сад. Можно я его машинкой стукну?

– Послушай, это по твоей вине мы тут застряли, – я решаю прибегнуть к классическому женскому способу – завиноватить объект мужского пола. – У меня нет ничего для сна. Будь джентльменом, пожертвуй майку…

– Джентльменом? – Зарецкий поднимает бровь, и я тут же вспоминаю, при каких обстоятельствах он в последний раз вёл себя по-джентльменски.

Меня бросает в жар.

Чёрт! А об этом я и не подумала!

Как-то больше волновалась о приличиях, чем о возможных последствиях неприличия. А судя по взгляду Андрея, он уверен, что последствия не возможные, а неизбежные.

И только сейчас я осознаю, что означала его угроза про второй вариант.

Да ну не…

Он же не собирается?

Блин, рука Зарецкого уже сползла ниже талии.

Ещё сильнее ёрзаю, под насмешливым взглядом босса.

Я в себе уверена на сто процентов. Он меня ни к чему не склонит! Не тот случай.

Бодрюсь, но лучше б у меня была не только футболка, но и пояс верности.

– Короче, гони майку!

– Прямо сейчас снять? Тогда ты тоже давай, – развлекается Андрей.

Мужлан!

Так, а что это я сижу, как будто мне нравится на ручках у Зарецкого!

Я пытаюсь встать, но босс сидит в глубоком кресле, и мои телодвижения не только далеки от грациозности, но и обладают весьма низким КПД.

Ещё и Андрей мне не помогает.

Когда мне, наконец, удаётся соскочить с коленей, я вся красная, сконфуженная и злая.

Невыносимый тип!

А главное, какой самоуверенный!

Да я вообще ничего такого к нему не чувствую!

Вот вообще! И нечего часы на запястье поправлять! Развёл порнографию. Надо запретить всяким противным боссам смотреть так, что ноги становятся ватными.

И парфюм у них отобрать.

И заставить молчать.

Спохватываюсь, что рассматриваю Андрея, когда он под моим взглядом поправляет джинсы в паху.

Повторная волна краски теплом заливает мне шею.

Ой всё!

Ну неужели я не придумаю, как выкрутиться?

Фантазия, спасай!

Дезертирую играть в бадминтон, потому что сил моих нет находиться рядом с Зарецким. А в голове уже зреют варианты спасения.

Первый вариант – устроить ссору с Андреем уже прямо сегодня и под этим предлогом вызывать такси и свалить – приходится отбросить. Во-первых, папа ни в чём не виноват, и портить ему праздник безобразной сценой, да ещё и в присутствии его родни и друзей, мне совсем не хочется. А во-вторых, я уверена, что нас с Зарецким начнут мирить. Этого я не вынесу.

А вот второй вариант – сослаться на то, что босс храпит и уйти спать к Кристинке – вполне рабочий.

Ай да Лена! Ай да мозг!

На радостях я выдаю такие удары, что сестра начинает хныкать, что я хочу её убить. Стоп, нам ещё ночевать вместе. Я прекращаю избиение младенца.

Чёрт! Натёрла ногу босоножками. Самое время напялить мокасины.

Поднимаюсь в отведённую нам с Андреем комнату и обнаруживаю его там.

О нет…

Я не убрала с кровати гадские вещи, и теперь Зарецкий крайне внимательно изучает ассортимент. В одной руке у него там самая недоночнушка, в другой фигня, в которой я подозреваю трусики.

– Футболку, говоришь, надо? – переводит на меня потемневший взгляд генеральный. – Хрен тебе, Отдел продаж.

Глава 22. Обстановка накаляется

Я сижу и старательно делаю вид, что не пялюсь на Зарецкого, остро переживая окончание разговора с боссом, которое открыло мне глаза на его реальные намерения.

Только сейчас я начинаю понимать, что дело серьёзнее, чем я ожидала, и сентенция о том, что трусы с меня никто не снимет, очень спорная.

Выяснение отношений в спальне прошло стремительно и с разгромным поражением команды в голубых сарафанах.

Услышав от Андрея стол категоричный отказ поделиться футболкой, я, естественно, попыталась его вразумить, но явно выбрала неверный тон:

– Послушай, мы ведь не обязаны спать в одной комнате. Ты вполне можешь переночевать в гостиной на первом этаже. Родители встают поздно, никто не узнает, что эту ночь мы провели порознь…

– А ты тем временем будешь спать в этом здесь одна? – Зарецкий потряс тем, в чём я подозревала трусишки.

– Нет, конечно! Это вообще чистой воды недоразумение, – всплеснула я руками. – В этом и спать-то неудобно!

– То есть, на тебе даже этого не будет? Лена, чистой воды недоразумение – это ты, а вот это, – на этот раз Андрей встряхнул сорочку, – отягчающее обстоятельство. Когда тебе предлагали условия для смягчающих, ты сама отказалась. Так что приговор будет приведён в исполнение. Может даже, несколько раз.

Зарецкий отбросил тряпки на кровать и медленно двинулся на меня.

Сердце подскочило к горлу и ухнуло вниз.

– Э… – я так же медленно отступала с ощущением, что меня загоняет в ловушку хищник. – Ты же понимаешь, что ничего такого не будет, да?

– Уверена? – поднимает бровь Зарецкий, становясь на шаг ещё ближе ко мне.

Конечно, уверена!

– Это неэтично, – напоминаю я ему: – Ты – мой босс, я – твоя подчинённая…

– Подчинённая – это ты хорошо напомнила, – одобряет Андрей. – И что должна делать подчинённая?

Как-то сразу вспомнились любовные романы, которые клепает Машка, когда дикий и необузданный членобосс домогается сотрудницы, а она идёт на близость, потому что ей срочно нужна космическая сумма денег, допустим, на лечение племянницы. Иначе бы ни за что!

Вот и я. Ни за что!

Продолжая пятиться, взывала к разуму Андрея:

– У нас же чисто деловая сделка… а не какая-то там… э… непристойная!

– То есть ты решила, – Зарецкий сделал последний шаг, окончательно зажимая меня у стены, – что я согласился на весь этот спектакль только ради Климова?

– А разве нет? – просипела я.

Со смешком Андрей упёрся ладонями в стену с двух сторон от меня, заключая в ловушку.

– Лена, Лена… Я уже понял, что намёков ты не понимаешь… А ведь я говорил, о правильном коммерческом предложении.

Я хлопала на Зарецкого ресницами, пытаясь понять, что он имеет в виду под намёками. Какое коммерческое предложение?

Ну не может же быть такого, что Андрей захотел меня так, что спасу нет, просто потому что я посидела у него под столом?

– … так что я просто тебе напомню, на чём мы остановились, – договорил босс и наклонился ко мне.

А?

Прежде чем я успела вспомнить, о какой остановке ведёт речь Зарецкий, произошла подлая диверсия. Андрей притянул меня к себе и накрыл мои губы своими.

Да что он о себе возомнил!

Я на такое не поддамся!

А Зарецкий, кажется, твёрдо решил сломить сопротивление и использовал запрещённый приём. Сквозь тонкую ткань сарафана я ощутила горячие ладони, лёгшие мне на рёбра. Чтобы остановить скользящее движение, направленное в сторону груди, я ухватилась за предплечья, и меня тряхнуло. Я почувствовала под пальцами жёсткие волоски, мускулы под кожей, и… сама не заметила, как стала поглаживать руки Андрей, поднимаясь к плечам и испытывая восторг от того, что мне можно это трогать.

Я не забила панику, даже когда каким-то непостижимым образом оказалось, что я обхватила Зарецкого за шею и прижимаюсь к нему всем телом. Не чухнулась, что уже сама вовсю целую его.

Зато, когда поняла, что подол сарафана задран, а мужские пальцы сдвигают резинку трусиков, вот тогда я ужаснулась.

Как это произошло? Я же «ни за что»!

Разом разорвав поцелуй, я упёрлась ладонями в широкую грудь.

Нужно было что-то сказать.

Что-то такое, что ясно даст понять Андрею, что ему нечего ловить. Я непреклонна.

Но трудно врать, когда тело тебя выдаёт.

Я тяжело дышала, сердце моё грохотало так сильно, что, наверное, его стук был слышен Зарецкому.

Поэтому я просто позорно дезертировала.

Вывернувшись из объятий, я рванула из комнаты, будто за мной черти гнались.

И походу, именно то, как я улепётывала, подсказало Андрею, что я вовсе не так уж равнодушна к его поцелуям. И не только поцелуям.

Все эти дни я упорно гнала от себя воспоминания о казусе в прихожей Зарецкого. Упорно делала вид, что в тот вечер ничего не случилось. Я всё «забыла».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

А сейчас игнорировать эти воспоминания не получалось.

Ведь Андрей именно про эту остановку вёл речь.

И вот теперь я на панике.

Я бы с удовольствием держалась от Зарецкого подальше, но на виду у умиляющейся мамы вынуждена подыгрывать Андрею, который то приобнимет меня, то поцелует в висок. На публике он не позволяет себе ничего такого, но атмосфера между нами электризуется всё сильнее. Я постоянно сталкиваюсь взглядами с Зарецким, и каждый раз у меня бегут мурашки, приподнимая волоски на руках. Сердце как сумасшедшее качает кровь, насыщая её адреналином, потому что в глазах Андрея я вижу свой приговор.

Я не могу понять, с чего вдруг, но внутреннее чутьё подсказывает, что Зарецкий больше не играет. Он хочет получить меня и собирается действовать. Босс смотрит на меня, и я читаю в его взгляде: «Остался один вариант развития событий».

Но этого не должно произойти!

По всем параметрам не подходит: он – мне, место – первому разу.

Не походит, а внизу живота тяжело и горячо. И от каждого случайного касания меня словно кипятком обливает.

До самого темна я делаю всё, чтобы не оставаться с Андреем наедине.

Гости начинают разъезжаться, и я, чтобы оттянуть время, тащусь провожать всех до такси, а, вернувшись, ещё почти час сижу на качелях и гипнотизируя тлеющие угли на месте костра. Семья уже разошлась по комнатам.

Уже осталось гореть только окно в комнате Кристины, когда я решаюсь подняться, истово рассчитывая, что Зарецкий не дождался и уснул. Я даже поднимаюсь на цыпочках, чтобы ни одна половица не скрипнула.

Дверь приоткрываю осторожно.

Видимо, босс задвинул шторы, потому что не видно ни черта.

В спальне тихо, и я пробираюсь осторожно.

После того, что сегодня опять выкинул Андрей, я не то, что эту развратную ночнушку надевать не стану, я даже останусь в сарафане.

Главное, не разбудить Зарецкого.

Саспенс, саспенс…

Почти не дышу, и…

Вдруг чья-то рука закрывает мне рот.

Эффект неожиданности в беззвучной темноте так силён, что от того, чтобы перебудить всех оглушительным криком, спасает только ладонь, печатью лежащая на моих губах. Я пугаюсь настолько, что сердце буквально обрывается. А когда до меня доходит, что это Андрей, от злости и облегчения я начинаю его лупить.

И когда я в очередной раз замахиваюсь, то открываюсь, и Зарецкий, подхватив меня, валится на постель. Секунда, и я оказываюсь придавлена возбуждённым мужским телом. Только если я опасалась, что Андрей попытается взять меня прямо сейчас, то зря.

Он поступает намного изощреннее.

Глава 23. Акт третий

Я лежу под Зарецким, и сердце испуганно колотится в груди.

Его ладонь всё ещё прижата к моим губам, но теперь я чувствую не страх, а что-то ещё, отчего становится жарко.

Я брыкаюсь, пытаясь спихнуть Андрея, но, когда тебя плющит на кровати глыба, состоящая сплошь из мускулов, речь об активном сопротивлении не идёт. Это больше похоже на заигрывания, и возня на кровати в темноте неожиданно меня заводит. Может, потому, что не видно ни зги, и мне не нужно париться, красиво ли я лежу, не видно ли складку на талии, с которой я борюсь уже целый год. Может, она и почти незаметная, как говорит Корниенко, но я всегда про неё помню.

Но в этом насыщенном нашем шумном дыханием мраке зрение выходит из чата, и на меня обрушиваются все остальные чувства.

Мягкий матрас под нашими телами превращается в зыбучие пески, в которых мы тонем. Скрип пружин, шуршание ткани, вес матёрого тела, пробуждающего в моём естестве древние инстинкты, запах Зарецкого, его горячие губы, сменившие ладонь и запечатывающие мой рот – всё это заставляет меня превращаться в оголённый нерв.

Я продолжаю сопротивляться, но силы мои тают с каждым мгновением, и вот я уже противоречу сама себе. Пытаюсь оттолкнуть Андрея руками, а сама целуюсь, как в первый раз.

Сильные пальцы, проскользнув мне за спину, нащупывают собачку молнии.

Я почти уверена, что ничего у Зарецкого не выйдет. Этот замок всё время заедает, я сама с ним еле справилась, но под гнусное хихиканье вселенной молния расстёгивается без всякого сопротивления. Позвоночник обвивает огненная спираль, когда я чувствую, как раскрывается каждая металлическая зазубрина.

Незнакомое до этого мига волнение затапливает каждую клеточку тела.

Лёгкий отклик, пробужденный наглыми захватническими прикосновениями, перерастает в жажду.

Блин, блин, блин!

Ну почему Андрей – мой босс? Ну почему мы на этой турбазе, где по коридору напротив спят мои родители?

Всё неправильно.

Я обещаю себе: ну вот ещё один поцелуй, и я прекращу этот возмутительный беспредел.

Поцелуи я могу допустить, потому что запросто совру себе, что всё это – ничего не значащая глупость. Придурь босса, которому важно показать, кто здесь главный, и ничего более.

А вот заходить дальше я не намерена.

Но в глубине души мне хочется, чтобы Зарецкий настоял, чтобы властно снял с меня ответственность за происходящее. В конце концов, я уже давно совершеннолетняя, и мне всё можно.

Только вместо того, чтобы грязно меня домогаться, Андрей, перестав зажимать мне рот, принимается возиться с моими бретельками.

Я от удивления даже замираю.

Что происходит? Он зацепился, что ли? Но чем? Часами?

Осознание приходит слишком поздно.

Бретели на сарафане пришиты только со спины, а спереди крепятся на маленьких пуговках. Пока я тупила, Зарецкий просто расстегнул их.

Перехватив одной рукой оба моих запястья, он заводит их мне за голову, заставляя выгнуться.

Марево тягучего желания отступает, возвращая разум.

– Ты что делаешь? – шиплю я разъярённой кошкой.

Говорить в полный голос я не рискую, чтобы не пришла любопытная мама, услышав перебранку.

– Собираюсь сдержать своё слово, – с негромким смешком отвечает мерзавец, подло целуя меня в шею, отчего мурашки вспоминают, что им положено бегать.

Понимая, что контроль над ситуацией утекает сквозь пальцы, я извиваюсь змеёй, но выходит, что лишь активнее трусь об Зарецкого, а бретели больше не удерживают лиф сарафана, и он неизбежно ползёт вниз.

– Какая нетерпеливая, – хмыкает Андрей. – Ты мне мешаешь. Сделаем так.

Перехватив мои запястья одной рукой, он тянется куда-то в сторону.

– Это нам точно сегодня не понадобится, – не сомневается Зарецкий, нащупывая бесполезные тесёмочки, и связывает мои руки тем, что трусиками назвать язык не поворачивается.

Глаза немного привыкли к темноте, но я скорее слышу, чем вижу, как с шелестом ремень покидает джинсы Зарецкого.

– Пусти! – громко шепчу я, уже нарисовав в своём воображении ужасов.

А Зарецкий просовывает ремень между связанными запястьями и делает из него петлю.

Панихидой по моей невинности звучит щелчок пряжки, которая застёгивается на перекладине на изголовье кровати.

– Ты что? – начинаю я волноваться всерьёз. – Даже не думай! Мы так не договаривались!

До этой секунды я пребывала в заблуждении, что могу в любой момент прекратить, что-то сейчас мне кажется, что с меня снимут не только ответственность, но и трусишки, за которые я планировала держаться, как за знамя.

– Это бонус, – нагло отвечает Андрей и подло включает тусклое бра над моей головой.

Тусклое-то оно тусклое, но пятна света хватает, чтобы я почувствовала себя словно в свете софитов.

Что он творит?

Ну, в конце концов, не станет же он меня насиловать?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я же могу наплевать на конспирацию и позвать на помощь!

Кошмар в том, что мне не страшно. Разве что немного стыдно, неловко, ну и вообще… Если бы я страдала от своей затянувшейся невинности, случайный секс с тем, кто реально возбуждает, был бы выходом, но это же мой БОСС!

Может, если признаться Зарецкому, что я девственница, он оставит свою дурацкую идею? Но я не могу себя заставить это сказать. Это вроде как признать, что я никому до сих пор не понадобилась. Мне должно быть наплевать, что там думает Андрей, но почему-то не наплевать.

И этот диссонанс меня злит.

– Да слезь же с меня! – отталкиваю я Зарецкого, и он неожиданно слушается, только поднявшись с кровати, он тащит мой сарафан за подол. Расстёгнутая одежда послушно сползает с моего тела.

Увы, со связанными руками не особо-то и подёргаешься.

Теперь я могу только лягаться, но это в теории.

И я почти смиряюсь с тем, что сейчас произойдёт, но у Андрея другие планы.

Глава 24. ... и акт половой

С запоздалой стыдливостью я мучительно переживаю то, как призывно выставлена моя грудь, увенчанная бесстыже торчащими сосками, на которые, словно издеваясь, падает свет от бра, подчёркивая матовый блеск бледной кожи.

Я пытаюсь отползти от освещённого участки постели, но, подозреваю, что таким образом добавляю лишь пикантности зрелищу.

Но Зарецкому мало этого.

Босс хочет шоу.

Когда я вижу, как он из-под подушки достаёт заранее приготовленную ночнушку, я по глупости не возражаю. Мысль моя проста: дырявенькая одежонка лучше, чем никакой. Правда, не очень понятно, как Андрей будет её на меня напяливать, руки-то у меня привязаны к кровати.

И тут я осознаю, почему Зарецкий, собственно, босс.

Походу, пока я провожала гостей, искала пути отступления и прятала голову в песок, надеясь и рыбку съесть, и на член не сесть, генеральный всё продумал.

Всё предусмотрел.

Стратег, чёртов!

Оказывается, ткань сорочки ничем не отличается от старой бабушкиной авоськи, в которой она до последнего хранила лук, и растягивается эта крупная сетка достаточно для того, чтобы надеть её на меня снизу.

И Андрей, пользуясь тем, что я по жизни тормоз, так и поступает.

Пока я хлопаю глазами, не чуя подставы, продевает мои ноги в подол, а потом медленно, очень медленно начинает раскатывать по мне дьявольскую сетку.

И кажется, его интересует не конечный результат, а процесс.

Так меня ещё никогда не одевали.

– Пошутили и хватит. Давай я извинюсь, если сделала что-то не так… – торгуюсь я, осознав, что дело пахнет керосином. От того, что творит Андрей, мне становится очень жарко, очень влажно и почти невозможно дышать.

Но мои слова полностью игнорируются.

Зарецкий даже не смотрит мне в лицо, он медленно растягивает по мне сетчатое безобразие, любуясь в неярком свете тем, как эластичные шнуры, повинуясь его рукам, слегка впиваются в моё тело.

Когда ему кажется, что ткань застряла на моих бёдрах, он, недолго думая, склоняется надо мной и, обдавая горячим дыханием, впитывающимся прямо в нутро, подцепляет сетку зубами и подтягивает её, не отказывая себе в удовольствии провести языком по коже.

Колени начинают дрожать, но самый ужас начинается, когда таким же способом тряпку надевают мне на живот.

А потом на грудь.

Я бы и подумать не могла, что это на меня так повлияет.

Зарецкий ещё не прикоснулся ко мне там внизу, а я чувствую, что мои родные трусики уже мокрые.

Андрей ладонями расправляет этот невод на груди, не забывая сминать отяжелевшие полушария.

Закончив самое развратное в моей жизни одевание, Зарецкий берёт с прикроватной тумбочки мои очки, которые он, видимо, вытащил из моей сумки, и аккуратно на меня надевает.

Поднявшись с постели и неспешно раздеваясь, Андрей пожирает меня глазами, упивается этой картиной. Кажется, будто он не понимает, до какого состояния меня довёл, потому что всё, что он делал – он делал для себя, для своего удовольствия.

Избавившись от одежды полностью, Зарецкий вгоняет меня в трепет.

Однажды я рискнула посмотреть порно, но довольно быстро разочаровалась. Было скучно и занудно, зато сейчас я не могу отвести взгляда от крупного члена, угрожающего моей невинности.

– Андрей, – еле слышно шепчу я, – не надо…

Меня никто не слушает.

Зарецкий, наклонившись, вбирает в рот, напряжённый сосок, выглядывающий между шнурочков, и, играя языком с отвердевшими вершинками, продолжает исследовать меня руками.

Тискает попку, натягивая на неё Климовский шедевр, наглаживает бёдра, уверенно переходя на внутреннюю сторону.

Моё сердце ускоряет бег, когда пальцы Андрея забираются под ткань трусиков и, ни капли не сомневаясь, раздвигают до стыдного влажные складочки.

Нежные поглаживания в запретной зоне, запускают новую волну мурашек. Давление на губки увеличивается постепенно, но ощутимо. Я кусаю щеку изнутри, чтобы не выдать то, что я испытываю на самом деле, только для Андрея моё состояние не тайна. Смазка покрывает его пальцы. Зарецкий кружит ими вокруг клитора, вызывая у меня вспышки перед глазами.

Прерывистые вздохи переходят в тихий стон, и, сжалившись надо мной, Андрей закрывает мои губы отбирающим кислород поцелуем.

И как только наглый язык вторгается в рот, натиск снизу усиливается.

Жёстко потирая с двух сторон от клитора, Зарецкий доводит меня до того, что я начинаю дрожать абсолютно вся. А когда он слегка сдавливает мою пульсирующую горошинку, мир взрывается для меня, бросая в омут незнакомых ощущений. И пока я переживаю первый свой полёт, осквернённые трусики меня окончательно покидают. Я удостаиваюсь влажного поцелуя в набухшие складочки.

А потом я чувствую, как меня придавливает тело Андрей, расположившегося между моих бёдер.

Резкий глубокий толчок, и я будто натянута на раскалённую дубину.

Мой болезненный жалобный стон и сковавшее меня напряжение, заставляют Зарецкого замереть.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Лена, – хриплый вкрадчивый шёпот обжигает мне ухо, – я, конечно, давно не верю в сказки, но скажи мне: я у тебя первый?

– Ну… – прислушиваясь к утихающей боли внизу, не спешу я признаться.

Однако мои ухищрения не работают.

– Хана тебе, партизанка, – злится Зарецкий.

Глава 25. Антракт не предусмотрен

Мне вообще не кажется, что время, когда во мне подрагивает напряженный орган Андрея, подходящее для разговоров. И уж тем более угрожать мне, когда все самое страшное уже произошло.

– Не понимаю, чем ты недоволен, – огрызаюсь я. – Это твоя инициатива, никто тебе не предлагал заниматься сексом.

– Мы с тобой потом обсудим твою безголовость, – сквозь зубы обещает Андрей. – Больно?

Меня смущает этот вопрос.

Хотя чего уж там, после того, как меня нанизали на эту дубину.

И все равно стремно. В кино никогда не бывает таких обсуждений во время сексуальных сцен.

– Нет, – выдавливаю я.

– Врешь, – тут же высекает Зарецкий. – Удушу.

– Может, просто достанешь из меня? – с надеждой спрашиваю я.

По факту, мне не так уж плохо, только член Андрея ощущается толстенным раскаленным стержнем внутри. И до проникновения мне прям хорошо было, а сейчас как-то странно. И немного маятно из-за того, как головка давит на что-то глубоко внутри меня.

– Да щаз, – взрыкивает Зарецкий.

Тиран и деспот целует меня зло и сильно, углубляя поцелуй, но не двигаясь во мне. И чем глубже он меня целует, тем сильнее вжимается в меня там внизу. Распухшими губками я остро чувствую тугую мошонку и жесткие паховые волоски, и прямо от точки нашего соединения начинает разливаться жидкое пламя. Оно заполняет набрякшие складочки, растянутую дырочку, проникает томительным зудом под клитор, вынуждая меня раскрывать бедра шире, а Зарецкий все еще не двигается, хотя вот уже сейчас можно. Правда, можно.

Мне кажется, что если я толкнусь навстречу Андрею, то напряжение немного ослабнет.

– Лена, не доводи до греха, – бормочет ненадолго оторвавшийся от моего рта Зарецкий.

В смысле не доводи? А сейчас тогда что?

Андрей переключается на мою шею, обдавая дыханием ухо и спускаясь к ключицам.

– Развяжи меня, – хрипло прошу я, смирившись с тем, что обратного хода нет.

– И не подумаю, – сердито отвечают мне.

– Мне руки больно.

– Врешь, – снова припечатывает он.

Ну допустим, вру. Но ему-то откуда знать?

А Андрей подключает свои наглые руки и буквально за пару минут превращает мое тело в желе. Тиская меня на грани боли, но в тоже время аккуратно, он словно оставляет на мне пекущие клейма, и только когда я снова дышу поверхностно, этот гад начинает во мне раскачиваться.

Вся расслабленность улетучивается из тела, каждая клеточка получает заряд. Я едва могу себя контролировать, чтобы не стонать в голос. Я мычу и кусаю губы. Напряжение нарастает, конденсируясь в одной точке между натертых складочек и отзываясь где-то там, куда достает член, скользящий внутри.

Но вся моя выдержка испаряется, когда толки становятся частыми и глубоким. Каждый удар заставляет меня распадаться на атомы, и стоны льются из меня, становясь все громче.

Запечатав мне рот поцелуем, Андрей ускоряет темп. Он придерживает меня за бедра, а сам буквально вколачивается в меня, но мне уже плевать на дискомфорт. Все, чего я хочу, – это скорее добраться туда, куда мы так стремимся.

И когда это происходит, мне кажется, что я превратилась во вспышку. Невероятное ощущение, никак не сопоставимое с тем удовольствием, что Зарецкий доставил мне руками.

Мозг берет таймаут, тело обмякает, а веки закрываются, потому что цветные круги перед глазами слишком яркие. Да и очки все равно запотели.

Я лишь отдаленно понимаю, что происходит.

Чувствую, как Зарецкий отвязывает мои запястья от спинки кровати. Вяло жду, что и руки он мне развяжет, но ничего подобного.

Прямо так, связанными, он закидывает их себе на шею.

– Держись, – командует он.

Я слушаюсь на автомате, потому что сейчас не могу самостоятельно принимать никаких решений. И только когда Андрей приподнимается вместе со мной, не выходя из моей дырочки, я решаю спросить:

– Что ты делаешь?

Зарецкий меняет позу, и я остро ощущаю, что он все еще безумно твердый в моей влажной мягкости.

– По идее, тебя надо оставить сейчас в покое, – ворчит он. – Мне тебя жалко, правда. Наверное. Но я не оставлю. Он усаживается так, что я оказываюсь верхом на нем.

И прежде чем я успеваю возмутиться приступает ко второй части марлезонского балета.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 26. Разбор полетов

Приподняв мою попку, Зарецкий резко опускает меня на себя.

И меня будто бьет разрядом.

И еще раз.

И еще.

Твердые соски трутся о волосы на его груди, добавляя острых ощущений.

Все ощущения обострены, мне даже кажется, что член Андрея стал больше. Это толстое чудовище бьет точно в самую нежную сладость, заставляя меня дрожать. Спазмы охватывают киску один за другим, и чем плотнее я стискиваю мышцами ствол, тем резче и сильнее становятся движения Зарецкого. Сама я контролировать ничего могу – колени ватные, я только содрогаюсь от нестерпимых и затапливающих ощущений, уткнувшись в лоб Андрея своим и дыша открытым ртом. Мне уже кажется, что я сойду с ума, когда Зарецкий падает на спину, увлекая меня за собой, и долбит мою дырочку на дикой скорости снизу, натирая нежные стеночки так, что я взрываюсь.

Орган покидает мою пульсирующую киску, и я чувствую теплые брызги на внутренней стороне бедра.

Все.

Не кантовать.

Что это за выходной, когда меня так уработали?

Андрей распутывает моя запястья и перекладывает безвольное тело рядом на постель.

Мне хочется, чтобы меня действительно оставили в покое. Я все еще переживаю оргазм, но Зарецкий наглаживает мое тело, мнет грудь в какой-то грубоватой ласке.

Но это ладно.

Самое ужасное, босс в нем невытравим.

– Лена, нам надо серьезно поговорить.

Господи, что, неужели прямо сейчас?

– Ты понимаешь, что ты неправа? – заводится он.

Я пропускаю все мимо ушей. В мозг проникают лишь отдельные фразы: «мог травмировать», «все не так делается», «ответственность на мужчине» и бла-бла-бла.

Одно предложение правда отзывается во мне тревожкой:

– Я же мог тебя порвать! – кипятится в одного ответственный Андрей, держа меня за грудь.

Порвать. Поранить. Кровь.

Точно!

Дефлорация – это когда пятно крови потом на простынях! Я со стыда сгорю, сдавая постельное!

Я подрываюсь, как будто у меня есть силы, запала хватает на то, чтобы вскочить под удивленным взглядом Зарецкого с постели и подобрать с пола его майку. А вот дальше уже все дается сложнее. Прямо поверх гадской ночнушки, сбивая с носа очки, я натягиваю футболку:

– Теперь это мое. За моральный ущерб, – покачиваюсь я на нетвердо стоящих ногах.

Взгляд на разворошенную кровать меня подкашивает.

Пятна никакого я не вижу, зато прямо в глаза мне смотрит удав, все еще до конца не уменьшившийся в размерах.

Это точно не могло во мне поместиться.

Истерзанная киска вякнула, что не могло, но поместилось.

Новая волна испарины проступает на коже, да еще и член под моим взглядом слегка приподнимается.

И я даю деру в чертову ванную, которая на первом этаже.

Остаться там наедине с собой удается мне ненадолго. Я только и успеваю смыть с себя густую сперму и розовые разводы, когда внутрь заходит злой Зарецкий.

И дубина его выглядит еще более опасно, чем пять минут назад. Головка снова показалась из крайне плоти. Он, что, так и спускался, в чем мать родила? А если бы его увидела Кристина?

– Это что такое, Лена?

– Что? – сглотнув, спрашиваю я, не в силах отвести затравленного взгляда от набирающего мощь ствола.

– Мы не договорили.

– Ну потом договорим, – облизываю я губы. – Однажды.

Андрей шагает ко мне под душ и без тени сомнений просовывает руку мне между ног. Даже от самого легкого поглаживания я начинаю шипеть.

Зарецкий вздыхает и добавляет холодной воды в упругие струи.

Член не особенно спешит опадать.

– Если ты не перестанешь туда смотреть, я научу тебя оральному сексу прямо сейчас, – угрожает Андрей, и я тут же вскидываю глаза на его лицо.

Ну чего он злой-то?

Зарецкий сделал, что хотел. Хотел трахнуть и трахнул, хотел показать, кто тут босс, и показал. Чего ему не так-то?

– Какие-то претензии? – не выдержав, спрашиваю я.

– Да, – кивает Андрей, разглядывая мои торчащие от холодной воды соски. – Мне недостаточно. И я не люблю ждать.

– Это был разовый аттракцион, – сразу предупреждаю я.

– Вот значит как? – прищуривается Зарецкий.

– Не усложняй, – возвращаю я ему его фразу, и, кажется, Андрею это не нравится.

– Уверена?

Теперь уже мне не нравится его вопрос. Где-то я его уже слышала, и кончилось все тем, что я смываю сперму с задницы. И так меня бесит самоуверенность Зарецкого, что я выходу из-под душа и на мокрое тело напяливаю его футболку.

– Еще как уверена! Как ты думаешь, почему я сохранила невинность до сих пор? Я ждала своего единственного. Смешно, да?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Нет, – стискивает зубы Андрей. – Надо было сказать.

– С какой стати? Я к тебе не клеилась! Я хотела, чтобы было красиво, ясно? Я, может, жду своего Зорро!

Выпалив это, я несусь обратно в комнату, несмотря на жару заворачиваюсь в одеяло до самого носа и лежу, переживаю.

Правда, не очень долго. Я даже не успеваю дождаться возвращения Зарецкого. Нервный день и изматывающий секс делают свое дело, и я отрубаюсь в своем гнезде.

Глава 27. Расхождение во взглядах на постановку

Утром я просыпаюсь в постели одна.

Зарецкий точно ночевал вместе со мной. Я смутно помню, как уже под утро все-таки развернула свой кокон и выпростала руку и ногу из чересчур теплого плена. Мгновенно опустившаяся на левую грудь ладонь была тоже горячей, но занимала меньше площади, поэтому я поленилась сопротивляться.

Постепенно осознавая, что я вчера позволила, сначала чуть не сгорела от стыда. Блин, знакомы без году неделю, а я пустила наглеца в святая святых!

Оскверненная святыня неожиданно отозвалось одобрительно, сладко сжавшись.

Отставить.

Утреннюю физиологию никто не спрашивал!

А потом я взбодрилась, вспомнив, что вчера так и не смыла макияж, а что с ним произошло после секс-марафона и недодуша, даже представить страшно.

Как бы мне ни хотелось подольше не отсвечивать, придется выползать из своего убежища. Встречать грудью этот суровый мир, полный наглых рук и гадских членов.

Надеясь, что еще не все проснулись, захватив косметичку, я на цыпочках пробираюсь в ванную на первом этаже, но день не задается. Там уже Кристина чистит зубы.

– Ты чего стонала ночью? Кошмар приснился? – спрашивает она.

– Угу, два раза, – бурчу я.

Сестра оглядывается на меня и присвистывает.

– А вы, значит, не только за ручки держитесь… Я уж думала ты его маринуешь до свадьбы…

– Иди в жопу, – посылаю я ее. Еще не хватало с ней обсуждать свою половую жизнь. Хуже только с мамой. Слава богу, папу она не волнует. Его волнует рыбалка.

– Я-то пойду, а вот тебе надо искать тональник. Синяки под глазами и на шее – это перебор.

Разглядываю себя в зеркале над раковиной.

Ну не на шее, а на ключицах.

Зарецкий гад, что наставил мне засосов, но молодец, что на месте, которое можно прикрыть.

Генеральный козлина. Писькосовалец наглый.

Мы босс! Нам не изменяют!

А у меня после таких заявлений промежность ноет.

Вытурив, бесячую сестру из помещения, я ликвидирую ужас на лице.

Есть вообще хоть что-то, в чем я не опозорилась перед Андреем?

Ну и зачем, я ему вчера рассказала про единственного?

Благо, когда я возвращаюсь в спальню, Зарецкого там еще нет, так что я напяливаю джинсы и оставляю себе реквизированную у Андрея майку.

Настроение ниже плинтуса, хотя столько энергии я в себе давно не замечала, только вот пустить ее хочется на что-нибудь разрушительное, так что на веранду я выползаю с самым пасмурным выражением лица.

А там все с благостными лицами утренний чай пьют, и непохоже, что собираются возвращаться в город.

Мама стреляет на меня странными взглядами, папа читает что-то в телефоне, Кристина смотрит на варенье и прикидывает, сколько ей потом в спортзале приседать, а вот Зарецкий смотрит на меня в упор. Мне сразу хочется спрятать глаза, и вообще самой спрятаться.

Да все я понимаю, что секс – дело естественное, и все равно мне неловко.

И за свою нестойкость, и за то, что это был мой первый раз.

Андрей придвигает мне из угла плетеное кресло, на котором заботливо лежит подушечка. Мне кажется, краска заливает меня всю равномерно до самых корней волос.

Однако, подушка приходится кстати. Не то чтобы без нее сидеть не получилось, но так значительно лучше.

Только почему-то предусмотрительность Зарецкого бесит еще сильнее. Она как напоминание о том, что я лопухнулась, и пустила козла в огород.

Андрей подкладывает мне яичницу и бутерброды, подливает чай и смотрит так, будто ждет, что вот-вот бомба рванет. Кстати, недалеко от правды.

Злиться толком не на кого, и ничего страшного не произошло. Да и судя по всему, дебют у меня был удачным. Точно не знаю, иногда между ног еще немного жжется, но есть подозрения, что дело не в самой дефлорации, а в том, что некоторые отрастили себе слишком большое хозяйство. Надо девчонок потом аккуратно выспросить.

Короче, никто не умер, и, слава богу, никто не родится, но я словно на медленном кипении, и когда папа начинает предлагать, прямо отсюда стартануть за Волгу и порыбачить, я с звяком ставлю чашку на блюдце.

– Вы как хотите, а я в город.

– В смысле ты? А как же Андрей? – удивляется мама.

– Я думаю, если он хочет порыбачить, сейчас самое время…

– Да что случилось? Хорошо отдыхаем. – всплескивает руками мама. – Ты не с ноги встала?

Не с того члена, блин.

– Мне нехорошо, может, объелась вчера, может, перегрелась. Хочу в ванной полежать, а здесь только душ.

– Плохо себя чувствуешь? – мгновенно реагирует Зарецкий. – Я отвезу.

Я бы предпочла оставить его здесь, а не нервничать рядом с ним два часа до города, но и плюс был. Комфортная машина с кондиционером и, на первый взгляд, вменяемый водитель. Ответственный, черт бы его побрал.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

В общем, мама немного обижается, но ей приходится уступить.

Я считаю, главное, что папа не расстроился.

Правда, плохо, что Андрей обещал ему показать свое любимое место для рыбалки. Господи, и этот рыбак! Знала бы, ни за что не назначила его своим фальшивым женихом.

Собирая свое барахло, я нарочно оставляю здесь провокационные тряпки от Климова. Еще не хватало, чтобы они напоминали мне о моей капитуляции.

Только непонятно, что делать с очками.

Они тоже напоминают, но с ним так легко не расстаться. Оптика нынче не самая дешевая.

Распрощавшись с семьей и пообещав им заехать к ним в начале недели, мы отбываем из места, которое для меня теперь всегда будет знать чуть больше, чем для кого-то другого.

Всю дорогу я молчу.

Специально.

Можно было бы сделать вид, что ничего не произошло, но я специально действую на нервы Зарецкому.

Надо сказать, у меня получается. Я вижу, как ходят желваки на скулах, как сжимают пальцы руль.

Уже у самого дома, Андрей все-таки заговаривает:

– Нам все еще нужно серьезно поговорить.

– Нам нужно продумать, как мы «расстанемся», – отвечаю я.

Глава 28. Смена амплуа

Остаток дня я провожу дома. Меня бросает из крайности в крайность. Еще и мама отжигает. Ее звонок застает меня за выбором пены для ванны.

– Что делаешь?

– Собираюсь залечь в ванную, – вздыхаю я.

– Андрей рядом?

– Мам, я в ванную собираюсь, я же сказала.

– И что?

Скрип моих зубов слышно, наверное, на соседней улице:

– Ты чего хотела?

– Сказать, что нормальный мужик твой Зарецкий. Не упусти. Я по твоим рассказам представила себе какого-то малахольного, а он прям представительный. Ты зря с утра норов показывала, мужик этого не любят, – начала поучать меня родительница, от которой папа периодически сматывается, потому что у нее настроение боевое, и торпеды летят во все движущиеся по квартире цели. В эти моменты никто не хочет попасть под дружеский огонь.

– Мам, мы сами с Андреем разберемся, – пытаюсь я остановить поток, но мама, она и есть мама. Пока не выскажется до конца, не остановится.

Надеюсь, она не одну меня достает, и Кристинка тоже получает советы по отношениям с ее мальчиком.

Ванная немного меня оживляет физически, а вот морально я впадаю в крайности.

С одной-то стороны, ничего страшного не произошло. Ну подумаешь, невинности лишилась? С кем не бывает? Да это с каждой случается! Я по крайней мере отхватила себе для этой цели вариант, от которого мало кто бы отказался. Ну и даже уже не болит нигде. Враки все это, что потом несколько дней в раскоряку ходишь. Я только чуть-чуть морщусь. Так что все выглядит оптимистично.

А потом я начинаю думать о том, что мне теперь с боссом еще как-то работать. Раньше мы особо не пересекались, а если и встречались, то он меня не замечал.

И сейчас я не знаю, что для меня болезненнее будет: если мы станем типа знакомы, или если я снова превращусь для Зарецкого в пустое место.

На коллег можно наплевать, они уже показали свое лицо, и сто пудов будут зубоскалить по поводу нашего «разрыва». Рано или поздно успокоятся. Никакая сплетня не вечна.

Ну и на десерт я жру себя за то, что вообще уступила.

Был момент, и когда признаться Андрею можно было, что я девственница. А, честно говоря, возможность избежать секса тоже была, будь я тверже в своей позиции. Но нет же! Понравилось, как целуется. Нахрап во мне откликнулся. Растаяла.

Ладно, чего уж там. Не я первая, не я последняя позволила мужику зайти далеко.

Вот так и кидает мой настрой: от «прорвемся» до «зачем я это сделала».

Видимо, даже мои ответы в переписке с девчонками какие-то упаднические, потому что в воскресенье, звякая спас-набором из бутылок, ко мне заваливается Корниенко.

– Где тут у нас лживые девственницы? – пыхтит она, нога за ногу стаскивая кроссы.

– Уже не девственницы, – вздыхаю я.

– Оба-на, – застывает Манька в нелепой позе. – Зимина, тьфу Градова знает уже?

Закатываю глаза. Как всегда, в присутствии Корниенко сильно унывать не получается. Маша распространяет вокруг себя веселый хаос, и он чрезвычайно заразителен.

– Нет, я еще не давала объявление по радио и телевиденью, – огрызаюсь я.

– Это хорошо. Люблю все первой узнавать, – радуется коза и чешет на кухню. – Рассказывай.

Ну я и изложила.

– И чего гундим? – не поняла Маша.

– Ты себя вспомни, – фыркаю в ответ.

– Нет, я не подкалываю, я реальный повод для расстройства хочу узнать.

– А что? Считаешь повода нет? Понимаю, что сама создала стремную ситуацию, что дала сама, тоже понимаю, ну дальше-то что?

– Не, – Корниенко бултыхает проволокой от игристого в бокале, выпуская газики. – Тут все понятно, но ты вроде как сама определилась, что «расставаться» вы будете в кратчайшие сроки. И?

Посопев, я признаюсь:

– Когда я ему сказала, что в понедельник мы завершим наш спектакль, Зарецкий ничего не возразил… И он мне не звонил и не писал.

– А… вон оно что… Ну тогда понятно. Козел он однозначно, – тут же переходит на мою сторону Маня.

Она трындит, шутит, доводит ситуацию до абсурда, и мне становится немного легче успокоиться.

А вот утро понедельника начинается не в кассу.

Бередя мне душу, на рабочем столе меня дожидаются подарочная коробка от элитного бутика шоколада и букет. То есть вот так мы откупаемся от моей невинности?

Может, я и не права, но шлея мне уже попала под хвост.

Перешептывания коллег достают меня до самого обеда. Делать им, что ли, в рабочее время больше нечего?

Задрав нос, я делаю вид, что ничего не замечаю.

Однако не заметить самого виновника нового витка слухов невозможно.

Зарецкий засекает меня в коридоре, когда я разговариваю с Кристиной.

– Лен, свободна?

– Не очень, – киваю я на сестру, но она сразу дает заднюю:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Потом договорим, – и сматывается, оставляя меня с боссом.

Глава 29. Рукоплещущий зал

– Ты успокоилась? Можешь теперь рассуждать разумно? – спрашивает Андрей, мгновенно меня выбешивая.

– Я и была спокойна, – складываю руки на груди.

– Значит, ты готова все обсудить?

– Я уже сказала, что обсуждать тут нечего.

– Да что ты говоришь! – хмыкает Зарецкий. – Такое рядовое событие не стоит и словечка! Ты же каждый день лишаешься невинности…

– Ну не мозгов же! – шиплю я, косясь по сторонам, но в коридоре пусто.

– Да. Трудно лишиться того, чего нет. Но не в этом твоя сила, – соглашается Андрей.

– Что? – закипаю я и тут же сдуваюсь: – А в чем?

– Во внезапности, Лена. Как инфаркт.

– Вот и береги сердце, держись подальше. Вечером устроим гала-шоу с разрывом, и ты в безопасности.

– Ну чего ты начинаешь…

– Ничего, просто у нас была сделка. Я свои условия выполнила, ты тоже. А то что случилось не имеет никакого значения.

– Ага, и ты поэтому мне отдалась, что для тебя это раз плюнуть. Ждала-ждала единственного и вдруг устала. Так, что ли? – теперь начинает заводиться уже Зарецкий.

– Мы с тобой взрослые люди. Вряд ли ты планировал что-то серьезное, заманивая меня к себе в квартиру и забираясь в трусы. Сейчас-то что началось? – булькаю я эмоционально. – Тебе жалко стало старую деву?

– Ты очень неплохо сохранилась для старой девы, – отвешивает Андрей сомнительный комплимент. – И я не понимаю, с чего у тебя вопросы возникают. Я свою позицию обозначил еще в субботу.

– Это какую? – напрягаюсь я, но не могу сходу вспомнить никаких заявлений.

– Мне мало.

Нет, ну ты посмотри на него!

– Там и было мало, и уже все кончилось! Мы остаемся каждый при своих. Я заставляю Климова заняться твоей сестрой, а ты притворяешься моим парнем. Все.

Я разворачиваюсь и гордо цокаю в кабинет.

– Уверена? – летит мне вслед, но я даже не оборачиваюсь.

К концу дня выясняется, что Зарецкий уехал на какую-то встречу, и публичное расставание откладывается. Вот, сто пудов, он это специально, потому что последнее слово не за ним осталось.

Настроения это мне не прибавляет.

Да еще и начальница подбросила мне дополнительной работенки, видимо, чтобы жизнь малиной не казалась. Разбирая контакты уволившейся коллеги, я сильно задерживаюсь в офисе и, только когда выхожу из офиса, вспоминаю, что обещала маме заехать к ним.

Мне даже Кристинка напоминала перед тем, как свалить.

Она заглядывала к нам в кабинет, тон у нее был странный, но я не придала этому значения.

А зря.

Я взвинченная, ухайдокавшаяся сижу на родительской кухне над тарелкой с рассольником, который ненавижу, но который обожает Кристина.

Вот интересно, Машка рассказывает, что когда она заглядывает домой, мама ей всегда что-нибудь из любимого готовит. А я вот по приглашению пришла, а ощущение, что меня и не ждали.

Опять допрос, как там дела у сестры, хотя сама она дома, отсиживается в комнате, которая когда-то была нашей общей.

– Мам, давай ты будешь спрашивать про Кристину у нее самой? – не выдерживаю я.

– Опять гонор полез, – всплескивает она руками. – Неужели тебе не интересно, что происходит у сестры?

– Что может интересного произойти у нее в нашем офисе? И я не думаю, что она будет благодарна за надзор.

Раздражение во мне растет, а мама, как чувствует, переходит на совсем больные темы.

– Лена, нельзя быть такой категоричной. Тем более, ты теперь в отношениях. Ты, что же, и с Андреем по поводу и без встаешь в позу? Нужно быть мягче, женственнее…

Ну началось.

Кошусь на отца, который с наушниками в ушах смотрит по смартфону футбольный матч. Как мамины советы согласуются с ее же жизненным опытом?

Устав от нравоучений, я решаю скрыться у Кристинки в комнате. Через полчаса можно будет свалить.

Сестра встречает меня, сидя по-турецки на кровати, с телефоном в руках.

– Значит, тебе не интересна я, да? – щурится она. – А мне вот интересно, как ты докатилась до такого…

И включает запись на мобильном.

Голоса звучат приглушенно, но разобрать все можно без проблем.

«Я заставляю Климова заняться твоей сестрой, а ты притворяешься моим парнем».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 30. Все по Чернышевскому и Герцену

У меня все обрывается.

– А ты, значит, шпионить не брезгуешь? – цежу я.

– За каким лешим тебе этот спектакль? Поприкалываться над нами? Себе цену набить? В чем дело, Лена?

– Тебя не касается.

– Нет, ты скажи, – прицепляется Кристина.

Я хочу выйти, чтобы закрыть тему, но сестра идет за мной и, дернув за руку, разворачивает к себе.

И у меня сдают нервы.

Я устала от своего вранья, от ситуации, в которую себя загнала, от страха, что меня раскроют. Рассольник меня вообще добил.

Я срываюсь:

– Да отстань ты от меня! Из-за тебя все, избалованная мамина дочка!

– При чем тут я? – тут же включается на высоких оборотах сестра.

Мама появляется в узком коридоре:

– Девочки, вы чего? Лена не кричи на Кристи…

– Вот! – выплескивается из меня в ответ на мамину реплику, но я смотрю только на Кристину. – Кристина у нас – свет небесный! Все вертится вокруг нее! Все лучшее Кристине! Даже моя квартира! Красивое платье? Отдай сестре, плевать, что она его приведет в негодность. Ой, Кристиночке много задали, ты ей помоги! На бальные танцы хочешь? Ну Кристина тоже хочет, а потянем мы только одного… Кристину надо замуж пристроить, ей хата сестры нужнее…

– Лена! – краем глаза вижу, как мама хватается за сердце.

– Да? – щурится Кристина. – Если бы ты знала, как меня достала твоя правильность и занудство…

И я впервые в жизни вцепляюсь сестре в шевелюру:

– Чтобы ты могла косячить, мне приходилось быть правильной! Кто-то должен был за тобой потом разгребать!

Я пытаюсь выдрать ненавистные шелковистые патлы, Кристинка не отстает в своем желании поставить меня на место.

– Коля, что ты стоишь? – кричит мама на подтянувшегося на движуху папу.

– Ты им все детство не давала подраться. Две стервы в одной комнате. Пусть спустят пар!

– Что ты несешь? – у мамы подступает истерика.

– Я тебе говорил, нечего над младшей так трястись… – флегматично отзывается отец.

Кристина выворачивается у меня из-под руки:

– А ты у нас герой? Демократ? Да ты меня сожрал за то, что я не такая идеальная как Лена! Лена ответственная! Лена медалистка! У Лены красный диплом! Лена всегда все знает! Лена не шляется по ночам! Надо быть как Лена! И только мама не прессовала меня!

Скандал набирает обороты.

– Тебе хоть кто-то говорил, что ты умница и красавица, что тебе все можно, – шиплю я. – А мне всегда в приказном тоне. Да мне рассольник приготовили!

– Как ты меня бесишь! Я тебе всегда завидовала, хотела с тобой играть, болтать, но к тебе на кривой козе не подъедешь! – верещит сестра.

Воцаряется тишина, нарушаемая только хриплым дыханием присутствующих.

Стоим. Обтекаем.

Первым отмирает папа.

– Иди, достань плов. Ты же готовила. Ленка его любит, – командует он маме, и мы с Кристиной впечатляемся. Нечасто такое случается, что мама слушается.

Она уходит на кухню ворча:

– Просто надо сначала первое есть, а Ленка никогда не остается на второе…

– Ну теперь ты знаешь, почему, – спокойно отвечает отец.

Все подтягиваются на кухню.

– С вопросом «Кто виноват?» покончено? – нервно спрашивает мама, пододвигая мне тарелку с ароматным пловом, в котором, как я люблю, барбарис. Кристина морщится, она его терпеть не может. Я, не удержавшись, показываю ей язык.

– Остался только вопрос «Что делать?», – отвечаю я.

– Из-за чего вы поругались?

Поругались? Да мы чуть глаза друг другу не выцарапали! Я не уверена, что мое желание треснуть Кристину и посильнее испарилось.

– Из-за квартиры, – неожиданно, но сестра не ябедничает.

– Почему? – не отстает мама. – Вы же сестры!

И у меня опять винтики отлетают:

– Ты серьезно не понимаешь? Раз мы сестры, значит, не только младшенькой должно перепадать, но и про старшую стоит помнить! А у нас все в одну сторону! Где была Кристина, когда нужно было ухаживать за бабушкой?

– Но она была подростком…

– Ну разумеется, у нас с ней всего три года разницы. Она подросток, а я лошадь, что ли? А теперь ей негде обжиматься со своим парнем, и я должна утереться? Да пусть подавится! Уйду жить к Машке!

– Да почему к чужим людям! Домой, к нам!

– Нет, спасибо!

– Лен, но ведь у тебя есть парень, у него жилье, вы собираетесь пожениться. Вы же не станете жить раздельно! Мы же не прям сейчас тебя выставляем…

– Знаете, что! – я вываливаю им всю правду.

Задолбало!

Мама теряет дар речи.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Я одного не пойму, – заканчиваю я свою исповедь. – Кристинкин мурзик, хоть и сопляк, у которого пока ничего нет, но у него мама судья. Неужели она своему ребенку квартиру не организует?

– Думаю, к свадьбе организует, – заторможенно отвечает мама, все еще переваривая масштаб моего вранья.

Внезапно папа вставляет свои пять копеек:

– Да только парнишка не торопится, и наша мама решила, что если предоставить жилье, он попробует совместную жизнь и втянется. Если что, я был против.

Теперь взрывается мать:

– Как это против? Ты слова поперек не сказал!

– Тебе, пожалуй, скажешь! Вам с Ленкой хоть кол на голове теши.

Так и продолжается этот уютный семейный вечер, переходя от драк и выяснений к упрекам и претензиям. Заканчивается все, когда у меня начинают слипаться глаза.

Полностью опустошенная я отчаливаю домой.

Эпилог. На бис

Общения с семьей я получаю с таким избытком, что даже с Кристиной на работе стараюсь не пересекаться. Да и из дома звонит мне пока папа, явно смущенный этой возложенной на него повинностью. Он впервые ответственный за коммуникацию, и кажется, ему неуютно в этой роли. Зато папа не читает нотаций и сворачивает разговор за пять минут.

А вот другой ответственный подкладывает мне свинью.

Он подло и тихо, без всякого предупреждения отбывает в командировку.

Из принципа ему не пишу, и не звоню.

Хотя на столе у меня с завидной регулярностью появляются то цветы, то игрушки, то конфеты.

За неделю, что Зарецкого нет, даже ядовитые сплетницы подуспокоились, потому что появилась новая тема для обсоса. Кто-то из отдела маркетинга застукал своего мужа с лучшей подругой и теперь смачно то уходит, то возвращается, грозя разводом.

Я тоже понемногу прихожу в себя, радуясь, что Кристина держит язык за зубами, и в офисе не знают о моей афере. Только я никак не пойму, к чему Зарецкий продолжает подбрасывать мне эти знаки внимания.

Словно не дает забыть о том, как я облажалась.

И у него получается.

К выходным я так себя выматываю, что, вернувшись в пятницу домой, я принимаю душ и заваливаюсь спать прям сразу. Девчонки все, как одна, отговорились от встречи личной жизнью, к родителям я ехать пока не готова, значит, будем отсыпаться.

Открываю я глаза посреди ночи, не сразу понимая, что меня разбудило. Уже выспалась, что ли?

А потом ухо улавливает знакомые звуки.

Саундтрек фильма, который в детстве я смотрела буквально на повторе.

«Маска Зорро».

И мелодия льется прямо с улицы через балкон. Сейчас кто-нибудь вызовет полицию, чтобы заткнуть весельчака, но это буду точно не я.

Раскинувшись звездой, я вслушиваюсь в гитарные переборы и вдруг понимаю, что к ним примешивается еще какой-то тревожный звук. Скрежет.

Потом тихий мат. Прочувствованный такой.

А потом в проеме распахнутой балконной двери появляется силуэт.

В шляпе.

В плаще.

Походу, я все. Сошла с ума.

Но когда фигура шагает ко мне в комнату, я понимаю, что это не бред, потому что зацепившись плащом мой призрачный Зорро ругается голосом Зарецкого:

– Да чтоб весь отдел продаж сидел без премий.

Я нащупываю выключатель бра над головой и озаряю светом комнату, свои выпученные глаза и Андрея в маске.

Ох…хренеть!

Он реально добыл где-то костюм Зорро.

– Леонидова, без комментариев. Ясно?

– А…

– Петь не буду, – сразу предупреждает он.

– Слава богу, – бормочу я. – И к чему весь этот маскарад?

– Чтобы ты не была такой уж врушкой. Добавим немного правдивости в твою ложь, – наконец, отцепившись, Андрей делает шаг ко мне.

Я начинаю подозревать недоброе.

– И зачем тебе это понадобилось? Все уже кончилось, и я призналась родителям и сестре… Покаялась, так сказать… Ты зачем раздеваешься?

– Это синтетика. Чешется, – признается неженка Зарецкий.

– А ремень тоже чешется? – пялюсь я на то, как неторопливо мужские пальцы щелкают пряжкой.

– Невыносимо, – вместе с ремнем на пол падает бутафорская шпага, которую я не сразу заметила, сраженная появлением босса.

– Ты же не собираешься… – я сглатываю.

– Очень даже собираюсь, – не успокаивает меня Андрей.

Я нервно облизываю губы, чувствуя, как предательское тело дает знать, что мы вообще-то рады и уже забыли, какие последствия возникают, когда Зарецкий со мной ночует.

И опять вместо того, чтобы однозначно заявить, что против, я пялюсь на то, как у меня отбирают простынь, которой я накрываюсь в такую жару.

– Это не по-джентельменски, – сипло указываю я Андрею.

– А я не джентльмен. Я благородный дон и местами преступник.

Штаны покидают благородного дона, демонстрируя, что он вооружен, даже, когда голый.

– Наша сделка истекла, – напоминаю я, начиная ерзать под пристальным взглядом из-под маски.

Неожиданно на щеках Зарецкого появляются те самые убийственные ямочками, которыми он так редко радует своих офисных поклонниц.

– Я готов заключить новую.

– И что будет, когда и она закончится? – прикрыв глаза, я прислушиваюсь к своим ощущениям, от поглаживающих движений по бедру.

– Возможно, пролонгация… – матрас прогибается под тяжестью мужского тела.

– А…

– Отдел продаж, помолчи, а, – просит Зарецкий. – На этот раз я хочу все сделать правильно.

И прижимается губами к моему животу.

А через пару минут мне становится не до разговоров, когда настойчивый язык принимается изводить меня, то кружа вокруг клитора, то выливая мою щелку.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Когда смелая ласка превращается в глубокий затяжной поцелуй, я буквально умираю. Пальцы, присоединившиеся к этому бесстыдству и растягивающие мою дырочку, сводят меня с ума. Андрей терзаем нежную влажную плоть, и я вся словно электризуюсь, любое прикосновение там, отзывается разрядом во всем теле. Напряженный живот подрагивает, киска сжимается, и мне хочется снова того самого, что может дать Андрей.

На этот раз он действительно не торопится, и медленно входит в меня только после того, как я, покрытая испариной, обмякаю на простынях.

Под саундтрек из Зорро мы начинаем тот самый, древний и упоительный танец мужчины и женщины. Простой, как сама жизнь, и яркий, как солнце.

Сплетаясь телами, мы соединяемся.

Андрей присваивает меня с каждым толчком, с каждой оставленной на теле отметиной от поцелуев, подталкивает меня к краю пропасти, и в конце концов я послушно падаю, чувствуя, как Зарецкий, догнав меня, заливает семенем мне живот.

В эту ночь благородный дон Зарецкий поступает не очень благородно, взяв донью Леонидову три раза к ряду.

P.S.

Свадьба Анастасии Зарецкой

– Ну все, – Зарецкий довольно потирает руки, когда тетенька на выездной церемонии объявляет молодых мужем и женой, – сплавили.

– Так они уже со штампами в паспортах, на выездной же по факту только для красоты… – не понимаю я счастья Андрея.

– Раньше это было не официально, а теперь у меня есть свидетели, что теперь Настюха не моя головная боль!

Настя вообще-то довольно милая, но по избалованности переплюнет мою сестру.

За те три месяца, что мы знакомы, я успела Настей и восхититься, и пожелать ее прибить. Поначалу, когда Зарецкий нас познакомил, я подумала, что она нежный цветочек. Прозрение наступило позже. Когда меня набрал доведенный до белого каления Климов, я уже понимала, что он не преувеличивает.

Но сейчас Настя выглядела, как ангел.

Потому что пока молчала и улыбалась.

Зато потом из нее вылезет дьяволенок. А кем еще могла вырасти девочка с таким братом, как Зарецкий?

– Так, – вдруг говорит Андрей. – Стой тут и не отвлекайся!

– А?

И в этот момент невеста, то есть уже молодая жена, повернувшись спиной, бросает букет, который я и не думаю ловить. Никогда не понимала желания девушек на свадьбах поставить своего парня в неловкое положение, поймав букет, хотя ей предложение еще не делали.

Так что букет вот-вот упадет к моим ногам, и Зарецкому приходится ловить его самому.

– Ты что делаешь? – шиплю я. – Это для девочек!

– Лена, мы с Настей репетировали тут вчера весь день. Я привел тебя точно на место броска…

Я смотрю под ноги и реально вижу на газонной траве белый крестик, нарисованный из балончика с краской.

– … все девочки стоят далеко…

Я оглядываюсь. И впрямь все подружки невесты, глядя на нас, хихикают в кулак в сторонке.

– … и только ты могла все запороть!

– И что все это значит? – отхожу я от шока.

– Нет, я знал, что ты у меня с поздним зажиганием, но ЛЕНА! Это значит, что я невеста, и ты обязана взять меня в мужья! У меня есть свидетели! – он сует мне в руки букет.

Я отпихиваю его от себя.

– Ничего я не обязана, – тут же даю я задний ход, испугавшись непонятно чего.

– Ладно, – тяжело вздыхает Зарецкий. – Думал, не придется к этому прибегать. Но раз ты настаиваешь… Лен, ты меня сразила с самого первого момента, не скажу, что я не хочу тебя задушить. Каждый день хочу. И вообще хочу. И без тебя мне будет скучно…

– Я клоун? – поднимаю я брови, соображая, что это так криво Андрей мне признается в любви.

– Ты лучше, – уверенно отвечает он. – Не трепи мне нервы и выходи за меня замуж. Срочно. До нового года.

– И как тут устоять, господи… – бормочу я.

– Не устоишь. Я подготовился на случай твоих сомнений, – настораживает меня Зарецкий. – У меня вот чего есть…

Он достает из кармана краешек черных тесемок, в которых я сразу опознаю те самые трусишки. Мне разом становится жарко.

Это Андрей мне угрожает повторением первого раза?

Со связыванием? С глубокими толчками? С полным изнеможением и феерическим оргазмом?

Какой кошмар! Как он мог только до такого опуститься!

И я решительно заверяю:

– Ни за что замуж не пойду!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Конец