Жена привела любовника, а муж смотрел из шкафа. Глава Смотреть онлайн эротика

Меня зовут Артём, и мне тридцать четыре года. Мою жену зовут Катя, ей тридцать. Мы живём в этой стандартной трёшке на окраине города уже лет пять. Я – старший менеджер в логистической компании, она – администратор в фитнес-клубе. У нас так называемый «средний класс»: ипотека, кредит на её хёндай, два отпуска в год в Турции или Таиланде. Со стороны – идеальная картинка.

Катя… Она всегда была красивой. Высокая, с длинными ногами, которые сводили меня с ума с самого начала, и пышной грудью, которую она, к моему тихому сожалению, после свадьбы решила уменьшить. Но всё равно – она была моим идеалом. Светлые волосы, собранные в небрежный пучок, когда она дома, и холодные, почти прозрачные голубые глаза. В последнее время эти глаза смотрели на меня как-то пусто, будто я был предметом мебели, который давно приелся.

Я любил её. Или мне так казалось. Я зарабатывал, пытался угодить, мыл посуду после её ужинов, которые она всё чаще готовила только для себя. Атмосфера в квартире стала напряженной. Мы разговаривали только о быте: «передай соль», «оплатил квитанцию», «твоя мама звонила». Секс стал редким, механическим действом по субботам, после душа. Она просто ложилась на спину и ждала, когда я всё закончу. А я… я всё чаще не мог. От этого напряжения, от этого молчаливого упрёка в её глазах.

В тот вечер всё началось как обычно. Я пришёл с работы уставший, вымотанный бессмысленными совещаниями. Катя стояла на кухне у плиты, но на плите не было еды. Она была при полном макияже и в том чёрном платье, которое я всегда любил – оно облегало её фигуру так, что перехватывало дыхание.

«Ты куда-то собралась? » – спросил я, скидывая пиджак.

Она обернулась, и её взгляд скользнул по мне быстрее, чем по грязному пятну на полу.

«Ко мне друг зайдёт. По делам».

«Друг? Какой ещё друг? »

«Ты его не знаешь. Мы с ним на курсах йоги познакомились. Он хочет абонемент в клуб взять, я договоры принесла домой».

В её голосе не было ни капли волнения. Только лёгкая, едва уловимая нотка раздражения, что мне приходится это объяснять. Но у меня внутри всё съёжилось. Йога? Она ненавидела йогу. Говорила, что это скучно.

Прозвенел домофон. Катя бросилась открывать так стремительно, что будто ждала этого звонка как спасения. Я остался стоять посреди гостиной, чувствуя себя гостем в собственном доме.

Он вошел. И сразу заполнил собой всё пространство. Высокий, на полголовы выше меня, плечистый. Он был в простой чёрной футболке, которая обтягивала рельефный пресс, и в потрёпанных джинсах. От него исходила какая-то животная, расслабленная сила. Он улыбнулся Кате – широко, белоснежно, уверенно.

«Кать, привет! Прости, что позвонил так поздно».

«Да брось, Витя, мы как раз свободны. Проходи».

Витя. Его имя прозвучало так, будто она произносила его всю жизнь. Он пожал мне руку. Его ладонь была сухой и твёрдой, моя – влажной. Мне вдруг до жути стало стыдно за свой застиранный домашний свитер и выцветшие штаны.

Мы сели в гостиной. Катя принесла бутылку красного вина, которую я припас на день рождения. Они болтали о чём-то своём – о тренерах, о каких-то общих знакомых, чьих-то поездках. Я сидел и молчал, как мебель. Витя вёл себя непринуждённо, но его взгляд постоянно задерживался на Кате. На изгибе её шеи, на колечке, которое она крутила на пальце, на каблуках. А она… она цвела. Смеялась громче обычного, касалась его руки, когда что-то объясняла. Она так на меня не смотрела уже года три.

Потом Катя встала, чтобы взять документы из спальни. Витя проводил её взглядом, и в его глазах читалось такое откровенное, неприкрытое желание, что у меня похолодело внутри. В этот момент она обернулась на пороге и бросила взгляд сначала на него, потом на меня. И в этом взгляде не было ни капли той холодности, что была раньше. Было что-то другое. Вызов? Нет. Что-то более страшное и окончательное. Предвкушение.

«Знаешь, Артём, – вдруг сказал Витя, поворачиваясь ко мне, пока Кати не было в комнате. Его голос стал тише, доверительным. – У тебя просто потрясающая жена. Настоящая женщина. Редкость».

Он сказал это не как комплимент. Он сказал это как констатацию факта. Как хозяин, оценивающий чужую, но уже почти свою собственность. И в ту же секунду из спальни донёсся голос Кати: «Вить, поможешь? Папка с документами завалилась за шкаф, не могу достать».

Он поднялся с дивана с грацией крупного хищника и направился в спальню. Дверь за ними не закрылась до конца. Я сидел и смотрел на эту щель, в которую ушёл он и из которой доносился теперь их смех. Тихий, заговорщицкий.

И тут до меня дошло. Всё. Её платье. Его уверенность. Этот взгляд. Этот незакрытая дверь. Это был спектакль. И мне отводилась роль зрителя. Самого унизительного рода.

Сердце заколотилось где-то в горле. Ноги сами понесли меня в прихожую. Я не мог туда идти. Я не мог оставаться здесь. Я услышал из спальни её сдавленный смешок и его низкий голос, что-то прошептавший в ответ.

И тогда я сделал это. Я открыл дверь в спальню неслышно, на цыпочках прошёл к большому гардеробному шкафу, встроенному в стену, и залез внутрь, в темноту, между её платьями и моими костюмами. Дверца шкафа прикрылась, оставив лишь узкую щель обзора. Я сидел на корточках, прижав колени к груди, и чувствовал, как бешено стучит сердце. Мне было жарко и стыдно до тошноты. Но я не мог уйти.

Я видел их. Они стояли посередине комнаты, совсем близко друг к другу. Витя гладил её по плечу, а Катя смотрела ему в грудь, почти уткнувшись лицом.

«…просто друг, он же не поймёт ничего», – тихо, но чётко сказала она, и от этих слов у меня перехватило дыхание.

Она знала. Она знала, что я могу быть здесь. Она знала, что я могу слышать. Это было для меня.

Витя наклонился к её уху и прошептал что-то, от чего она закинула голову и засмеялась – томно, хрипло, так, как никогда не смеялась со мной. Его рука скользнула вниз по её спине, к изгибу поясницы, и притянула её к себе.

И тут мой взгляд упал на нашу кровать. Наше супружеское ложе. И я понял, что сейчас всё произойдёт именно там. А я буду сидеть в этой тёмной, душной каморке и смотреть. Рука сама потянулась к ширинке. Мне было мерзко, унизительно до слёз, но я уже не мог остановиться. Я затаил дыхание, ожидая...

Я сидел в шкафу, пригнув голову, чтобы не стукнуться о перекладину. Сквозь щель пахло нафталином и её духами — сладкими, тягучими. А с кровати уже несло другим — похотью, возбуждением, чужим телом.

Они стояли у кровати, и Витя уже снял с неё это чёрное платье. Оно упало на пол бесформенной тряпкой. Она осталась в одном только чёрном белье, и от этого её кожа казалась ещё белее, почти фарфоровой. Его руки, большие, с жилистыми пальцами, скользили по её бокам, сжимали её бёдра.

— Ты просто огонь, Кать, — его голос был низким, хриплым от желания. — Я с первого раза, как тебя увидел, представил себе вот так.

— Представлял? — она запрокинула голову, позволяя ему целовать её шею. — А я думала, ты такой... духовный, с йоги.

Он хрипло рассмеялся прямо в её шею:

— Йога — это чтобы растяжку лучше была. Для всего остального.

Одним движением он расстегнул её бюстгальтер. Он упал, и я задохнулся. Я видел её грудь тысячи раз, целовал её, но сейчас она принадлежала не мне. Его большая ладонь грубо сжала её, пальцы впились в белую плоть. Она ахнула, но не отстранилась, а наоборот, прижалась к нему сильнее.

— Да... вот так, — прошептала она, и в её голосе была та самая хрипота, которую я пытался годами у неё вызвать и не смог.

Меня трясло. Я расстегнул свои штаны, и моя рука сама нашла свой член. Он был твёрдым, как камень, от этого позора, от этого ужаса. Я ненавидел себя в эту секунду больше, чем когда-либо, но не мог остановиться. Я смотрел, как другой мужчина трогает мою жену на моей же кровати.

Витя пригнул её, положил на край кровати. Его пальцы вцепились в резинку её трусиков и стянул их одним резким движением вниз. Она помогала ему, поднимая бёдра. И вот она уже лежала перед ним полностью голая, раскинувшись, а он стоял над ней, всё ещё в тех самых джинсах, и смотрел на неё таким голодным взглядом, что у меня свело живот.

— Господи, какая ты... — он провёл рукой по её внутренней поверхности бедра, и она вздрогнула. — Я такого ещё не видел.

— Лучше, чем твои йогини? — она улыбнулась кокетливо, играючи, приподнимаясь на локтях.

— Ты не иди ни в какое сравнение.

Он наклонился и прильнул к ней ртом. Она вскрикнула — тихо, пронзительно — и откинула голову на подушку, её глаза закрылись. Её пальцы вцепились в его волосы, не отталкивая, а притягивая его сильнее. По комнате разносились звуки — влажные, непристойные, животные. Её тихие стоны, его тяжёлое дыхание.

Я дрочил, глядя на это, и чувствовал, как по щекам текут горячие, солёные слёзы. Я плакал тихо, чтобы они не услышали. От стыда. От унижения. От возбуждения, которое было сильнее всего этого.

— Вить... остановись, а то я сейчас... — застонала она, пытаясь отодвинуть его голову.

Он поднялся, его губы блестели. Он был доволен собой, как кот.

— Нет уж, дорогая. Ты сначала, а я потом.

Он, наконец, расстегнул свои джинсы. Штаны упали на пол, и он выпрямился перед ней. Я увидел ЭТО. И у меня внутри всё оборвалось. Он был огромен. Длинный, толстый, с набухшими венами. Настоящий монстр. Рядом с ним моё собственное достоинство казалось жалким, ничтожным. Катя ахнула, широко раскрыв глаза.

— Боже... — вырвалось у неё, и в этом звуке был не страх, а чистейший, неподдельный восторг.

— Нравится? — он взял себя в руку и провёл головкой по её клитору, заставив её содрогнуться.

— Он... он такой большой, — прошептала она, зачарованно глядя на него. — У Артёма... у моего мужа... совсем не такой.

Эти слова ударили меня прямо в душу, как нож. Они были произнесены с лёгкой, презрительной усмешкой. Как о чём-то незначительном, смешном. Я сжался в комок в темноте шкафа, чувствуя, как горит лицо.

— Ну так покажи, что с таким делают, — он ухмыльнулся и легонько шлёпнул её по бедру своим членом.

Она не заставила себя ждать. Она перевелась на колени перед ним на кровати, взяла его в руку, не сводя с него восхищённого взгляда, и облизнула сбоку, как мороженое. Потом её губы сомкнулись на головке. Он застонал, запрокинув голову.

— Да, детка, вот так... Глубже.

Она старалась. Она давилась, слышались хлюпающие звуки, слёзы выступили у неё на глазах, но она не останавливалась. Её рука работала у основания, а губы скользили по стволу. Она никогда так не делала мне. Никогда. Со мной это было быстро, неохотно, будто из чувства долга. А с ним... она наслаждалась его вкусом, его размером, своей властью над ним.

Я видел, как её скулы напрягались, как её грудь колыхалась в такт движениям. Я дрочил, глядя на то, как моя жена отсасывает другому мужчине, и ненавидел себя ещё сильнее. Но я был на грани. От каждого её стона, от каждого его рыка по спине пробегали судороги наслаждения.

— Хватит, — вдруг рыкнул он, отводя её голову. — Я сейчас кончу, а я хочу быть внутри тебя.

Он грубо развернул её и толкнул на кровать спиной к себе. Она упала на живот с податливым стоном, а он встал на колени сзади, раздвинул её ноги своими коленями.

— Подставь попку повыше, — скомандовал он, и она послушно прогнула спину, подставившись ему.

Он направил свой член к её входу. Она была вся мокрая, он входил медленно, но уверенно, растягивая её. Лицо Кати исказилось гримасой то ли боли, то ли блаженства. Она вскрикнула — высоко, почти визгливо.

— Осторожно... он слишком большой...

— Ничего, привыкнешь, — он хрипел, вгоняя в неё себя всё глубже, пока не вошёл полностью.

Она закричала в подушку, её пальцы вцепились в простыню. Он начал двигаться. Не спеша, сначала, каждый раз выходя почти полностью и с силой входя обратно. Кровать скрипела и билась о стену с отвратительным, громким стуком. Каждый толчок отдавался в моём собственном теле.

— Да... вот так... трахай меня... — выла она в подушку, её голос был сдавленным, хриплым, незнакомым. — Сильнее!

Он отвесил ей шлепок по ягодице, и на белой коже проступила красная пятерня.

— Сама захотела — сама получила.

И он начал долбить её по-настоящему. Жёстко, быстро, безжалостно. Скрип кровати превратился в сплошной гул. Её тело бросало вперед с каждым его движением. Он держал её за бёдра, его пальцы впивались в её плоть. В комнате стоял тяжёлый запах секса, пота, её духов.

— Моя шлюшка, — рычал он, вгоняя в неё свой член. — А? Чья?

— Твоя! — выкрикнула она, и это прозвучало как клятва. — Твоя, Витя! Только твоя!

Он наклонился к ней, прижал её к кровати всей своей тяжестью, не переставая двигаться. Его рука обвила её шею, не душа, а просто держа, владея.

— А муж? Твой муженёк? Он так может?

— Нет! — она просто завыла от нахлынувшего ощущения. — Нет, он слабак, он сопляк! Он и вполовину так не может! Только ты! Только ты можешь так!

Она повернула голову, и её стеклянный, безумный от страсти взгляд уставился прямо в щель шкафа. Прямо на меня. Она знала. Она видела мои глаза в темноте. И она улыбнулась. Победоносно, жестоко, по-королевски.

Это было последней каплей. Волна унижения, стыда и дикого, неконтролируемого возбуждения накрыла меня с головой. Я закусил губу до крови, чтобы не застонать, и кончил себе в ладонь, судорожно содрогаясь в тишине шкафа. Моё тело билось в немой истерике, пока на кровати они продолжали своё дикое танго.

Я сидел, весь в липкой жидкости, и смотрел, как любовник жены доводит её до оргазма. Её крик оглушил меня. Потом он с рыком вынул член из её киски и кончил ей на спину, белые капли пачкали её идеальную кожу.

Наступила тишина, нарушаемая только их тяжёлым, прерывистым дыханием. Они лежали на моей кровати, на моих простынях, мокрые, довольные, чужие.

Витя первый нарушил тишину.

— Ну что, друг мой? — он тяжело дышал, обращаясь к шкафу. — Понравилось шоу?

Я сидел в шкафу, весь в своей липкой, вонючей стыдливости, и пытался не дышать. Воздух был густой, спёртый, пахло пылью и моим позором. А с кровати доносился запах их секса — терпкий, животный, чужой.

Они лежали, дышали. Витя перевернулся на спину, его могучая грудь вздымалась. Катя лежала на животе, её спина и ягодицы были покрыты тонкой плёнкой пота и его пятнами. Она пошевелилась первой.

— Фух, — она выдохнула с какой-то разбитой, счастливой усталостью. — Ты просто сумасшедший.

— Нормальный, — он хрипло усмехнулся и шлёпнул её по бедру. — Это ты огонь. Муж-то твой, поди, на работе пашет, даже не знает, какое сокровище дома прохлаждается.

Моё сердце упало куда-то в ботинки. Она повернула голову, её взгляд снова скользнул по щели шкафа. Холодный, оценивающий.

— Артём? — она произнесла моё имя с лёгкой насмешкой. — Он… Он хороший человек. Зарабатывает. Заботится.

— Ну, «хороший человек» — это скучно, детка, — Витя потянулся за сигаретой на тумбочке, хотя курить в спальне было строжайшим табу. Он закурил, и дым повис в воздухе едким облаком. — Женщине нужен не «хороший человек». Ей нужен мужик. Который её знает, как следует.

Он выпустил струю дыма и повернулся к шкафу.

— Эй, Артём! Ты там не уснул, случаем? Вылезай, давай, познакомимся по-мужски.

Внутри у меня всё оборвалось. Ледяной ужас сковал меня. Они знали. Они всё время знали. Моя рука, вся в засохшей сперме, судорожно сжалась.

Катя приподнялась на локте. На её лице не было ни удивления, ни смущения. Только лёгкое, презрительное любопытство.

— Артём? Ты и правда там?

Молчать было уже бессмысленно. Мои пальцы дрожали, когда я нажал на дверцу, и она с скрипом открылась. Я вылез из шкафа, как клоун из коробки, неуклюжий, помятый, с расстёгнутой ширинкой и пятном на штанах. Я не мог поднять на них глаз. Я смотрел на свои носки.

Витя лежал на кровати, голый, подбоченившись, и курил. Он смотрел на меня с ленивым, снисходительным интересом, как на диковинное насекомое. Катя прикрыла простыней грудь, но делала это без стеснения, скорее как ритуал.

— Ну вот, — сказала она. Её голос был ровным, без эмоций. — Знакомься. Это Витя. Витя, это мой муж, Артём.

— Привет, Артём, — Витя кивнул, выпуская дым. — Что скажешь о представлении? Порадовали мы тебя?

Я попытался что-то сказать, но из горла вырвался только какой-то хриплый, животный звук. Я чувствовал, как горит всё моё лицо.

— Ой, да ладно тебе, — Катя махнула рукой, как будто я был расстроенным щеночком. — Не делай такое лицо. Я же сказала — это просто друг. Мы просто… разрядили обстановку. Тебе же sexrasskaz. com тоже понравилось? Я видела, как ты смотрел.

Этой фразы было достаточно, чтобы добить меня окончательно. Она ВИДЕЛА. Видела, как я дрочил, как я кончил от этого зрелища.

— Я… я… — я сглотнул ком в горле. — Катя, как ты могла?

— А что? — она подняла брови. Её холодность была ужасающей. — Ты же сам всё видел. Ты же не вышел, не остановил. Тебе понравилось. Тебе нравится быть… таким.

Она не произнесла слово «рогоносец». Она не стала. Оно повисло в воздухе и без того, огромное и неотвратимое.

Витя затушил сигарету в пепельнице с нашего свадебного сервиза.

— Ну, я пожалуй пойду. Дела утром. — Он поднялся с кровати, его большое тело заслонило свет от лампы. Он натянул джинсы, не надевая трусов, взял футболку. Он вёл себя так, будто был здесь хозяином. — Кать, созвонимся. Было мощно.

Он подошёл ко мне, похлопал по плечу. Его рука была тяжёлой, властной.

— Не грусти, мужик. Такая женщина — на десятерых мужиков работы. Тебе одному с ней всё равно не справиться. Расслабься и получай удовольствие.

Он вышел из спальни, и вскоре я услышал, как хлопнула входная дверь.

Мы остались с Катей одни. В комнате пахло сексом, табаком и нашим молчанием. Она не смотрела на меня. Она поднялась, накинула свой халат и пошла в ванную. Я слышал, как включилась вода.

Я стоял посреди спальни, на краю нашего брачного ложа, которое теперь пахло чужим мужчиной, и смотрел на простыню. На пятна. На отпечаток его тела.

Она вернулась, вытертая, чистая, с холодным, умытым лицом.

— Ну что ты замерз? — сказала она, проходя мимо меня к кровати. — Ложись спать. Уже поздно.

Она легла на свой бок, отвернулась к стене и натянула на себя одеяло. Как будто ничего не произошло. Как будто я не стоял тут, весь в своем унижении.

Я не лёг. Я не мог лечь на это ложе. Я повернулся и вышел из комнаты. Я прошёл в гостиную, сел на диван в темноте и уставился в окно, на тусклые огни спального района.

Внутри было пусто. Не было ни злости, ни ненависти. Только тяжёлое, всепоглощающее чувство стыда. И самое ужасное — предательское, липкое воспоминание о том, как я кончил, глядя на то, как другой тип трахает мою жену. Моё тело предало меня. Мой собственный оргазм поставил жирную точку на всём, что я думал о себе, о нас, о нашей жизни.

Я сидел и смотрел в темноту. А из спальни доносился ровное, спокойное дыхание моей жены. Она уже спала.